Пролог

Уил соскользнул с седла. От долгой езды подкашивались ноги. Он слишком устал и потому не счал привязывать лошадь. Да и зачем, если верный конь все равно будет ждать тебя на месте. Сам он, пошатываясь, добрел до лесных зарослей, где его вырвало. Надо было срочно избавиться от проклятия, сбросить чары, впившиеся в него мертвой хваткой. Казалось, этот кошмар длится уже целую вечность. И хотя сознание, казалось, было охвачено пламенем, Уил машинально отметил, что прохладная лунная ночь слишком хороша, чтобы расстаться с жизнью именно сейчас… в очередной раз.

Он как будто ощущал прикосновение магии, овладевшей его телом несколько часов назад. Думать об этом не хотелось, но воспоминания были столь свежи, столь ужасны, что Уил не мог отогнать их от себя. На лице бриавельского генерала Лайрика мелькнула улыбка, когда недавно изгнанный из королевства воин по имени Ромен Корелди предложил — прежде чем сгинуть неизвестно где — в качестве места для ночлега заведение «Запретный плод». Лайрик моментально все понял: наемнику срочно требовалось забыть о своих злоключениях в нежных объятиях жрицы любви, и не какой-то там простой шлюхи, а красотки из самого знаменитого борделя во всей округе. Лайрик улыбнулся даже тогда, когда Ромен захотел провести ночь с женщиной по имени Хилдит. Сам он вкусил ее ласк в прошлый раз и потому не сомневался: в объятиях искусницы Хилдит его взгрустнувший попутчик забудет о своих невзгодах, пусть даже лишь на несколько часов.

Уил Тирск, словно в западне, пойманный в теле Корелди, был того же самого мнения… вплоть до момента, когда шлюха, пытаясь лишить его жизни, вогнала ему в сердце стилет. Вот только сделать это ей не удалось. Душа Уила покинула временное пристанище и переселилась в убийцу, лишив жизни ее саму.

Что ж, такое в его жизни случалось. Уилу уже довелось пережить щемящее чувство отчаяния, и все равно разум отказывался верить, что прошлое повторяется. Его вырвало, но хотя желудок был пуст, позывы не стихали. Он должен пересилить себя. Уил посмотрел на свои руки — нежные женские руки, прижатые к дереву, у которого он искал опоры, и сердито потер их о шершавую кору, словно тем самым пытался убедить себя в том, что происходящее с ним — наваждение, а не явь.

Только не думай о том, кем ты стал. Думай о том, кто ты есть, мысленно твердил он себе. Помни, кто ты такой.

— Я Уил Тирск, сын Фергюса Тирска Аргорнского, — прохрипел он чужим, непривычным голосом. Боже, как он ненавидел этот высокий женский голосок! — Я Уил Тирск, генерал моргравийской армии.

— Я жив, — произнес он, и голос на этот раз прозвучал сильнее и увереннее, как будто дух его исполнился решимости.

Он повторил эту мантру до тех пор, пока тошнота не отступила, а сведенные судорогой мышцы не оставили наконец попытки сбросить с себя колдовство. В любом случае, это невозможно. Дар, полученный от Миррен, останется при нем до тех пор, пока он не найдет способ от него избавиться.

Уил запрокинул голову к звездному небу и закричал. То был крик отчаяния, крик, лишенный всякой надежды. И это он тоже знал: сколько ни кричи на небеса, сколько ни потрясай кулаками — этим не снять колдовства, из-за которого он обречен вечно обманывать смерть. Кто бы ни покушался на его жизнь, проклятие — оно же дар Миррен — лишало жизни того, кто поднял на него руку. Уил не знал, придет ли этому когда-нибудь конец. Зато он точно знал другое — что не успокоится, пока не отыщет ключ к этой загадке.

Вспомнился Ромен Корелди, его первая жертва, и ему тотчас сделалось грустно. Теперь мертво и тело Корелди. Расставаться с телом, которое приютило его, укутало собой, стало вместилищем его жизни, было грустно. Поначалу ощущение было довольно странным, но постепенно Уил привык — дух Ромена неплохо ужился с его духом, в то время как его собственное тело, тело Уила Тирска, гнило в могиле. Они — Ромен и он сам — вскоре слились в одно целое, и вот теперь их, по всей видимости, уже трое, если считать ту женщину, чье тело стало их новым вместилищем. Теперь она служила им щитом, а они были ее страшной тайной.

Уил доковылял до ближайшего ручья. В лунном свете вода поблескивала серебром. Он приник к воде и прополоскал рог. Затем, оставаясь на прежнем месте, на берегу, дал волю слезам. Его новое тело, тело женщины, сотрясали рыдания, но горе принадлежало не ей. То было его горе, горе Уила Тирска.

— Я жив, — повторил он и, порывшись в карманах, извлек лоскут полотна, в котором лежал ключ к его жизни. Это был не простой ключ, но окровавленный безымянный палец Ромена Корелди, гренадинца, рыцаря, наемника, любовника королевы Валентины Бриавельской. Уил тайком унес его с собой из спальни в борделе и вот теперь собирался воспользоваться. Усилием воли он попытался сдержать порыв — нельзя поддаваться настроению. Действовать должно трезво, с холодным расчетом стратега. Он пошлет палец Корелди Селимусу, этому вероломному королю Моргравии, дабы убедить его, что Ромен Корелди мертв, а заодно подтвердить, что загадочный убийца выполнил порученное ему дело — в отличие от других. Этот жест позволит правителю Моргравии, гнусному тирану и предателю, пожить немного в благостном самоуспокоении. — Уил знал, что соседнее королевство Бриавель давно не дает покоя Селимусу, мечтающему повести под венец королеву Валентину. В обличье Корелди Уил помогал Валентине как можно дольше тянуть с осуществлением этих намерений главным образом путем дипломатических переговоров. Увы, тянуть дальше стало почти невозможно. Он прекрасно понимал, что коварный канат политических интриг, на котором она пыталась сохранить равновесие, когда-нибудь лопнет. Ее собственное окружение — знать и советники — неустанно подталкивали королеву к этому браку, рассчитывая на то, что такой союз наконец принесет их стране долгожданный мир и процветание. Более того, призывы к брачному единству двух монархов раздавались в обоих королевствах. В народе царило настроение радостного ожидания. Люди наивно верили, что брак двух коронованных особ породит гармонию, а их наследник объединит под своей властью обе страны.

Что ж, с точки зрения политика — логика безупречная. Когда Селимус впервые завел с ним разговор на эту тему, Уил поразился тому, какие далеко идущие замыслы лелеет юный правитель, и, главное, как он одним махом задумал положить конец взаимной ненависти и извечной вражде двух королевств. Уил тогда с готовностью согласился оказать содействие этим замыслам. Но вскоре внутренний голос предостерег его, подсказав, что намерения Селимуса далеко не столь благородны, как то могло показаться на первый взгляд. Тогда его отказ подержать замыслы короля стоил жизни его лучшему другу, Элиду Доналу, а его собственная сестра, Илена, поруганная и обесчещенная, оказалась за тюремной решеткой. Отлично понимая, что жизнь Илены теперь целиком и полностью в его руках, он согласился на поездку — в сопровождении отряда наемников — в Бриавель, где ему было поручено склонить к брачному союзу королеву Валентину.

И как только он догадался тогда, что Селимус задумал нечистое? Используя в своих целях славное имя Тирсков — разве король Валор откажет его владельцу в аудиенции? — король Моргравии мечтал не только о том, чтобы заполучить руку королевы Валентины. Увы, его коварные намерения шли дальше — Селимус задумал расправиться и с Уилом, и с Валором, для чего подослал наемного убийцу. Тот должен был сделать свое гнусное дело после подписания брачного договора. Но и это еще не все — обвинение в убийстве короля Валора должно было лечь на Уила. Вот для чего Селимусу понадобился такой искусный мастер грязных дел, как Ромен Корелди, который, в свою очередь, должен был пасть от руки другого наемника. Гренадинец прекрасно знал, что ему тоже не будет пощады.

Селимус просчитался. Ромен Корелди оказался не лишен благородства. Договор, заключенный между ним и Уилом, предусматривал, что тот из них, кому повезет остаться в живых, непременно оповестит мир о вероломстве короля. Увы, ни тот, ни другой не догадывались, какая угроза, причем исходившая не от короля, а от самого Уила, поджидала их. То была темная сила, хранившая верность лишь самой себе. Дар колдуньи Миррен, плата за доброту и сочувствие во время пыток, которым ее подвергли. До поры до времени дар таился в нем, ожидая возможности проявить себя в полной силе. Когда же это произошло, результат потряс Уила. Душа его вырвалась из умирающего тела — Ромен Корелди нанес ему смертельное ранение мечом — и проникла в тело убийцы, предварительно уничтожив его самого. И вот теперь дар Миррен вновь дал о себе знать. Уил лишился ставшей уже почти привычной оболочки, тела Корелди, и был вынужден переселиться в телесную оболочку иного рода, тело шлюхи по имени Хилдит.

Уил, поймав себя на том, что в очередной раз сокрушается по прошлому, постарался избавиться от печальных мыслей. Что сделано, то сделано. Остается одно — идти вперед и постараться спасти сестру, последнюю, кто остался в живых из славного рода Тирсков. А еще он должен расстроить коварный замысел Селимуса завладеть Бриавелем, женившись на королеве Валентине. Но прежде надо постараться освободиться от черного проклятия.

Ясновидица, первым обнаружившая затаившееся в нем колдовство, посоветовала искать ответ у колдуна, отца Миррен. Именно к нему должно в первую очередь направить стопы. Найти колдуна и заставить его снять эту жуткую ношу.

Приняв решение сбросить тяжелое бремя прошлого, Уил с грустью подумал о том, что Валентина, которую он всем сердцем полюбил с первой минуты, когда еще был Уилом Тирском, генералом моргравийской армии, полюбила отнюдь не его, а Ромена Корелди, в чьем теле он тогда обитал. В те дни его чувства к ней накалились еще сильней. Уил не мог простить себе, что поставил под удар эту любовь, что заставил Валентину усомниться в его преданности. А ведь она безгранично доверяла ему!

Уил поморщился — подступала головная боль. Ему срочно нужно узнать как можно больше о той, в чьем теле он теперь обитал, потому что когда им овладеют физические страдания и боль по утраченной любви, то будет поздно, Валентина больше его не любит. Он понес самое суровое наказание — любить ее на расстоянии, обитая в чужом, более того, женском теле. Он никак не мог заставить себя взглянуть на свою новую плоть, не говоря уже о том, чтобы потрогать ее. Что касается воспоминаний бывшей владелицы тела, то здесь он не испытывал ложной скромности. Все, что осталось от ее сознания, теперь по нраву принадлежало ему. И он знал, что при необходимости без липшей щепетильности воспользуется имеющимся.

Уил обессилено прислонился к дереву и попытался проникнуть в глубины своего нового разума. К своему удивлению он обнаружил, что тот принадлежал не шлюхе по имени Хилдит — ремесло жрицы было всего лишь хитроумным прикрытием, — а профессиональной убийце Фарил, родом из Кумба, успевшей повидать на своем веку дальние уголки, лежащие за многие согни миль от Моргравии и Бриавеля… Фарил, у которой имелись свои секреты.

 

Глава 1

Королева всю ночь не сомкнула глаз, думая над тем, как ей избавиться от Ромена Корелди. Она мысленно отмеряла ночные часы, прислушиваясь к приглушенным голосам стражи, когда сменялся караул, после чего вновь наступала тишина… и так до следующего раза. А еще время от времени ее внимание отвлекал собачий вой — а может, это выл волк? Может, зверь угодил в капкан, из тех, что расставляют в лесах браконьеры? А может — подумала Валентина и улыбнулась — он потерял свою пару и теперь дает выход тоске? Кому, как не ей, понять его — исполненный одиночества плач эхом отдавался в ее собственной душе.

Валентина вновь задала себя вопрос, какой уже задавала не раз — могла ли она удержать любимого человека и одновременно унять ярость короля? Короля, добавила она про себя, у которого хватит солдат, чтобы захватить Бриавель. Ответ — с какой стороны ни посмотри — всегда был один: нет.

— Проклятие тому, кто придумал слово долг! — прошептала королева и в сердцах ударила кулаком пуховую подушку, на которой ей сегодня так плохо спалось.

И словно этих страданий было мало, ее постоянно преследовал образ Финча. Ей никогда не забыть, как он смотрел на нее. Он тоже проникся любовью к Ромену, хотя поначалу имел недобрые предчувствия в отношении этого человека. В этом она и ее юный наперсник были схожи. Как много было между ними общего в тот короткий период, когда она были вместе! Но и от этой дружбы остались только воспоминания. Финч избегал ее, потому что она нарочно отдалила от себя Ромена; более того, приказала выдворить его из Бриавеля. Любимому человеку она предпочла Селимуса — того самого, что был ненавистен всем. Даже ребенок, и тот понял бессмысленность ее поступков. Правда, Финч — не обыкновенный ребенок, он не по годам серьезен и задумчив, что с первого же взгляда отличает его от других детей. Было грустно терять такого друга, как он, но, похоже, прошедший день только для того и наступил, чтобы принести ей новые печали.

Король Селимус, думала Валентина, раздраженно пиная ногами пуховое одеяло, к этому моменту уже наверняка добрался до границы, а может, даже пересек ее и теперь находится в Моргравии. В любом случае шпионы держат его в курсе здешних событий — в этом королева не сомневалась. Ему наверняка уже доложили про изгнание Корелди. Ей вдруг подумалось, что, услышав эту весть, король распорядился выследить Ромена. Остается только молить бога, что тот проявит осторожность. Его предупредили, чтобы он держался как можно дальше от границ Моргравии, где ему грозит неминуемая смерть. А если Ромену не хватит собственного благоразумия, то генерал Лайрик наверняка даст ему дельный совет. К тому же они путешествуют под покровом ночи и держат путь на север — откуда Корелди когда-то и пришел.

— И где его поджидает Кайлех, король горцев, — печально прошептала она.

Последний раз Валентина безутешно рыдала, когда умер ее отец, а до этого — более десятка лет назад, когда упала с лошади. Ей казалось, что она умеет держать себя в руках, но слезы все-таки взяли верх над самообладанием. Боже, что она натворила! Ромену некуда податься. В какую сторону он ни поедет — на запад ли, на север, — везде найдутся те, кто попытаются его убить. На юге лежал океан, на востоке простиралась безлюдная и потому внушающая страх Глухомань. Это знал даже Финч. В его взгляде она прочла упрек, да что там упрек — обвинение. Так смотрят на тех, кто предает лучших друзей.

Мальчик прав. Интересно, о чем думал Ромен, когда они с Селимусом сражались на мечах? Ему наверняка хотелось убить противника, но что стало бы с Бриавелем? Какую опасность он навлек бы в таком случае на ее страну?

Он не мог не отдавать себе отчет в том, сколь шатко его положение. Но каковы были его намерения? По правде сказать, раньше она об этом как-то не задумывалась. Да и было ли у нее на это время? Принимать решение пришлось в спешке, интуитивно, как и подобает монарху в такой ситуации. Ее поступок диктовался исключительно политическими соображениями, но разве ей от этого легче?

Сердце болело. Она любила Ромена и все же изгнала его из страны. Отныне в Бриавель путь ему заказан. Он не сможет вступить в пределы ее владений. А если его узнают, то тотчас схватят и бросят в темницу. В некотором смысле Ромен попал почти в такую же западню, как и тот волк, что воет всю ночь напролет. Куда он ни направит свои стопы, границу какой страны ни пересечет, он обречен, как обречена их любовь.

Сбросив с себя одеяло, Валентина ворочалась под шелковой простыней, пытаясь отогнать мысли о нем, его ласках и объятиях, и от этого становилось еще горше. Она с готовностью подарила бы ему свое тело в ту ночь, накануне турнира, но из них двоих, несмотря на всю страсть, именно в нем сохранился голос рассудка. Не она охладила его пыл, а он — ее. Он убедил ее, королеву, что ей не следует жертвовать ради него своим главным богатством. Потому что девственность — ее самое дорогое сокровище. Королева-девственница как магнит притягивает к себе женихов со всех концов света. Увы, ей не нужны мужья, она мечтала лишь об одном человеке — о Корелди.

Валентина потерла глаза, упрямо отказывавшиеся поддаваться сну, и села в постели. Нет, так дело не пойдет. Набросив на себя мягкий халат, она подошла к окну и бросила взгляд в сторону леса, который так любила.

— Должно сработать, — прошептала она. В голове у нее появилась и тотчас стала набирать силу новая идея. Почему бы им не встретиться где-нибудь за пределами Бриавеля — это будет их тайное свидание. Хотя бы раз вновь ощутить прикосновение его губ — одно это уже стало бы для нее подарком судьбы, подумала она и тотчас засомневалась: разве все ограничилось бы одним поцелуем? На всякий случай она захватит с собою Финча. Втроем они возродят их старую дружбу, вновь зажгут огонек взаимного доверия, что когда-то так ярко сиял между ними. Она извинится за свое решение, давшееся ей с таким трудом. Более того, Валентина не сомневалась, что Ромен уже все давно понял сам — она прочла это в его глазах. Несмотря на ее жестокие слова, его взгляд продолжал светиться любовью. Она не осмелилась спросить, что заставило его пойти на риск. А ведь наверно они смогли бы многое объяснить друг другу. Она явно поторопилась с выдворением его из страны, надо было лишь немного подождать, пока все успокоится. Кто знает, может, у них еще не все потеряно.

— Где ты сейчас, Ромен? — прошептала королева Бриавеля, глядя на темнеющие вдали деревья, мечтая о том, чтобы увидеть возлюбленного еще один, пусть даже последний раз. Откуда ей было знать, что пока она сокрушенно вздыхала, возлюбленный находился всего в нескольких милях от стен ее замка.

Откуда ей было знать, что гораздо раньше, чем допускало ее воображение, она вновь увидит Корелди, а их уста вновь сольются в поцелуе.

* * *

Вид у Лайрика был хмурый. Внутри все кипело от злости — надо же, допустить такую оплошность. Королева намеренно предоставила Корелди возможность начать новую жизнь где-нибудь в далеких краях, а ведь ей ничего не стоило приговорить его к смерти. Между ними наверняка существовало нечто вроде дружбы, если не больше — по крайней мере так подсказывал ему внутренний голос. Что ж, это не вина ее величества. Да и какая женщина устоит перед таким обаятельным кавалером?

Из леса, защищавшего королевский замок с севера, показался отряд бриавельской гвардии. Лайрик перевел взгляд налево — в телеге, завернутое в мешковину, лежало бездыханное тело человека, с которым он был едва знаком, но которого называл своим другом. Он тотчас почувствовал, как накатывает на него волна вины и скорби, и, мучимый дурными предчувствиями, повернул в сторону замка.

Они прибыли к знаменитому Веррилскому мосту, на котором запечатленные в мраморе правители прошедших эпох выстроились гордой шеренгой, указывая гостям путь в замок. Лайрик взмахнул рукой, давая знак страже, несшей дозор у ворот, — несмотря на утренний туман, та наверняка заметила подошедших к замку товарищей. Лайрик надеялся, что ворота подняты. Он поморщился: надо будет заняться обеспечением мер безопасности, чтобы в замок не могла проникнуть ни одна живая душа, за исключением тех, кому такое право пожаловано официально. После внезапной гибели короля Валора были приняты самые строгие меры предосторожности, но с тех, увы, народ в очередной раз потерял бдительность. А зря. Тем более что где-то неподалеку бродит на свободе наемный убийца. Кто знает, чего еще можно ждать? Ее величество нуждается в надежной защите.

Оказавшись во дворе замка, он передал поводья конюху и приказал перенести тело Корелди в часовню и подготовить к погребению. Как и его солдаты, Лайрик валился с ног от усталости. Он провел в седле всю ночь — хотелось доставить тело назад в замок до наступления дня, чтобы тому было поменьше свидетелей, а следовательно, меньше досужих разговоров. Ведь если тела нет, кто докажет, что имело место заказное убийство? День-два поговорят, а потом, глядишь, и забудут. После того как смоют кровь и уберут все следы случившегося, женщины из «Запретного плода» будут и дальше принимать в той же комнате желающих вкусить продажной любви. При мысли об этом Лайрик брезгливо поморщился. Бедный Корелди. Не повезло парню, крупно не повезло.

Он вздохнул — впереди несколько трудных часов. Упрямая королева, конечно, потребует, чтобы ей дали взглянуть на тело своими глазами. Лайрик печально покачал головой — что тут поделаешь? Тем более что Валентина любит вставать рано. Так что лучше не тянуть, а пойти прямо к ней с докладом, и чем раньше будет покончено с этим кошмаром, тем лучше.

Генерал приказал доложить о себе Креллю, королевскому канцлеру, бывшему в услужении еще у покойного короля. Крелль выделялся среди королевских советников невозмутимым спокойствием и благоразумием, чем и расположил к себе Лайрика. Интересно, а спит ли он когда-нибудь? Со стороны могло показаться, что канцлер бодрствует в любое время дня и ночи.

— Могу ли я спросить, насколько срочным является ваше донесение? — поинтересовался Крелль, передвигая бумаги на другой конец стола. — Вы не находите, что час для аудиенции несколько странный?

Лайрик согласно кивнул.

— Случилось непредвиденное. Надо поставить в известность ее величество.

— Должен ли я понимать, что вы принесли дурные вести? — уточнил Крелль. По лицу генерала он уже успел догадаться, что разговор предстоит не из легких.

— Боюсь, что да. Корелди мертв.

Канцлер оторвал взгляд от сложенных аккуратными стопками документов, над которыми трудился ежедневно, сортируя их по мере важности и срочности, чтобы королева была в курсе всех событий в подвластных ей владениях. Вместе с тем он понимал, что Валентина — молодая женщина со всеми присущими ее возрасту желаниями и потребностями, а потому снимал с нее большую часть тяжкого бремени государственных дел, чтобы облегчить ей вхождение в роль владычицы королевства. Канцлер мягко, но вместе с тем умело направлял ее, доходчиво разъяснял наиболее запутанные дела — словом, поступал так, как наверняка поступал бы, будь он жив, ее отец. Как управляющему делами королевства ему не было цены — на такого всегда можно положиться, такой в любой ситуации не теряет благоразумия. Увы, сейчас от знаменитого спокойствия не осталось и следа, на лице его читался неподдельный ужас… Лайрик не сомневался, что на языке у канцлера уже вертится вопрос, а не ошибся ли он, однако в последний момент Крелль сдержался.

В любом случае Лайрик на него ответил.

— Я распорядился положить тело в часовне. Думаю, ее величество захочет проститься с ним.

— Согласен, вряд ли кто смог бы отговорить ее не делать этого.

С этими словами Крелль вышел из-за стола.

— Плохие новости, генерал, и мне печально их слышать. И пусть Корелди был выдворен из королевства, он принес Бриавелю немалую пользу, и, кроме того…

Лайрик предположил, что канцлер хотел бы добавить, что Корелди сделал немало доброго и для Валентины, однако Крелль придержал язык и вместо комментария попросил подождать, пока он уладит с ее величеством вопрос об аудиенции. Канцлер вышел, оставив генерала наедине с тягостными думами.

* * *

Когда ему наконец велели пройти в кабинет ее величества, он тотчас понял, что Валентина всю ночь не сомкнула глаз. Ее взгляд был потухшим, под глазами залегли темные круги, сами глаза запали. Лицо — осунувшееся и бледное, как полотно. Он снопа с досадой подумал о том, что именно ему выпало принести скорбную весть, хотя канцлер наверняка уже подготовил ее к худшему.

На Валентине был атласный халат — судя по всему, она пришла к нему прямо из опочивальни, не позаботившись о том, чтобы переодеться в подобающий королеве наряд. Впрочем, Валентина никогда не отличалась приверженностью ритуалу. Лайрик знал ее с самого рождения, и она привыкла относиться к нему как к доброму дядюшке. Это ее отношение не изменилось даже тогда, когда она стала королевой. От Лайрика не скрылось, что она старается встретить его, раннего гостя, улыбкой — вероятно, в надежде на добрую весть.

— Рада вашему возвращению, генерал, — произнесла Валентина с королевским достоинством. Она величаво пересекла комнату и взяла его руки, тотчас превратившись из ее величества в молодую женщину, которую он знал еще ребенком. — Прошу вас, развейте мои тревоги, — умоляющим тоном произнесла Валентина. — Скажите, что все прошло гладко.

Лайрик вопросительно посмотрел на Крелля — тот зашел в кабинет вслед за Валентиной со стопкой бумаг в руках. Канцлер едва заметно покачал головой, и Лайрик моментально ощутил тяжесть свалившейся на него ноши. К горлу подступил комок. Впрочем, канцлера можно понять — тот свято следовал придворному протоколу. Долг Лайрика как командующего королевской гвардией сообщить ее величеству трагическое известие.

Валентина вглядывалась в его лицо; на губах ее продолжала играть растерянная улыбка.

— В чем дело? — не выдержала она. — Канцлер сообщил, что у вас для меня имеется неотложное известие. Как я предполагаю, вы прибыли доложить, что Ромен Корелди без всяких происшествий пересек государственную границу. Я бы хотела знать, какую именно, — добавила она поспешно.

Лайрик печально посмотрел ей в глаза.

— Давайте присядем, ваше величество.

— Разумеется, как я сама не додумалась вам предложить! Вы наверняка провели всю ночь в седле, чтобы как можно раньше обо всем мне рассказать. — С этими словами она указала ему на одно из мягких кресел. — Прошу вас.

— Благодарю.

Он медленно опустился в кресло, словно оттягивая тот жуткий момент, когда придется сообщить ей горькую правду. Боже, догадывается ли она, какой жестокий удар ее ждет? И зачем только Крелль оставил их наедине! Хотя нет, канцлер прав — такое известие лучше сообщить с глазу на глаз.

Валентина опустилась в кресло напротив.

— Вы так бледны, ваше количество, — вырвалось у него.

Королева кивнула.

— Вы видите меня насквозь. Верно, я почти не спала этой ночью, Переживала по поводу принятого решения. Но я поступила не как женщина, а как королева. Мое решение продиктовано чувством долга перед королем Моргравии, и оно на пользу моей стране. Хотя лично мне оно далось с великим трудом. Я тоскую по Корелди, как любая женщина тоскует по любимому человеку.

Лайрик не ожидал от нее столь откровенного признания. Он предполагал, что королеву и Корелди связывает нежная дружба, но чтобы дело зашло так далеко! Генерал откинулся на спинку кресла и на минуту закрыл глаза, чтобы собраться с мыслями.

— Приношу вам мои извинения, генерал. Мне не следовало обременять вас сердечными делами, — произнесла Валентина, чтобы как-то заполнить возникшую паузу. Она уже пожалела о своей откровенности.

Лайрик открыл глаза, выпрямился в кресле, и Валентина тотчас заметила печать в его взгляде. Он положил свою заскорузлую ладонь на ее нежную руку и вздохнул.

— Ваше величество, — медленно произнес генерал, как будто на плечи ему давил тяжкий груз. Внутренний голос подсказал королеве, что будет лучше, если она не услышит того, что за этим последует. Валентина даже прикусила губу, чтобы не приказать ему молчать.

Лайрик заговорил. Было видно, что слова он подбирает с великим трудом. Валентина перевела взгляд на сжимавшие ее руку пальцы и постаралась мысленно отключить его голос, сосредоточившись лишь на рыжеватых волосах, которые почему-то тотчас навеяли воспоминания об Уиле. Бедный Уил Тирск с его копной рыжих волос и веснушками! Как он краснел всякий раз, стоило ей посмотреть в его сторону. А та его улыбка! Когда Уил улыбался, все лицо его лучилось радостью и дружелюбием. Как жаль, что его больше нет в живых. Он с завидной храбростью сражался за страну, которая даже не принадлежала ему, сражался, спасая жизнь своему врагу. Валентина с первого взгляда прониклась к нему симпатией. Что-то связывало их, вот только что? Однако она постоянно ощущала эту связь. Вот и сегодня он вспомнился ей в столь странный момент. Финч как-то раз предположил, что Уил Тирск по-прежнему жив, и временами ей казалось — нет, она никому не признается в этом, — что так оно и есть.

Что тоже довольно странно, потому что не в ее характере привязываться к людям. Она всегда относилась к посторонним настороженно, не говоря уже об уроженцах Моргравии. Но Уил был исключением из правил. Он был скромен и честен. Он благоговел перед ее отцом, чем тотчас расположил ее к себе. Он был из тех, кто умеет оказывать уважение людям, даже если это враги. Ее отцу он тоже нравился и — что еще важнее — вызывал у него доверие. Это было заметно даже со стороны. Ромен как-то раз сказал ей, будто Уил был безнадежно влюблен в нее, влюблен с первого взгляда. Тогда это известие повергло ее в ужас, хотя — если быть до конца честной — и польстило. Было нечто особенное в Уиле Тирске. И хотя ему не доставало представительности — над чем она постоянно подшучивала, — держаться с достоинством генерал умел. А еще… еще было между ними нечто такое, чему она не могла подобрать названия. Валентине вспомнилось, что он не стеснялся плакать в присутствии ее и отца, вспомнилось, как она утешала его, когда он рассказал, что потерял друга и опасается за жизнь сестры. Ее подкупало столь искреннее выражение чувств.

Наконец Лайрик заговорил. Словно откуда-то издалека она услышала рассказ о заведении под названием «Запретный плод». Похоже, заведение не принадлежало к разряду тех, где принято появляться уважающим себя женщинам, и все-таки она не отказалась бы побывать там лично, увидеть его собственными глазами. Потому что как можно судить о том, чего сам не видел? Судя по всему, Ромен был там с женщиной. Валентина понимала, что это значит, однако восприняла известие спокойно. Вернее, попыталась убедить себя в том, что купание и массаж — невинные вещи, необходимые для того, чтобы снять усталость после трудного дня. Увы, купанием и массажем дело не ограничилось — она видела это по глазам Лайрика.

Ей уже доводилось слышать имя Хилдит. Ненавистное имя. Боже, как она презирала эту совершенно незнакомую ей женщину. Они никогда не встречались и наверняка никогда не встретятся. Шлюха, с которой развлекался Ромен.

Она представила себе, как эта женщина смеется его шуткам, как она обнаженная лежит рядом с ним, ничуть не стыдясь своей наготы. Как его пальцы прикасаются к ее телу, а его язык, его губы… Воображение рисовало перед ней самые откровенные сцены, а она все пыталась убедить себя, что Ромен лишь потому решил провести ночь со шлюхой, что не мог быть с ней, с королевой. С королевой, которая выдворила его за пределы Бриавеля как своего личного врага и недруга всего королевства. Не удивительно, что, пытаясь заглушить сердечную боль, он стал искать утешение в таком месте, как «Запретный плод», в объятиях искушенной в любовных утехах женщины по имени Хилдит. Вот что хочет сказать ей Лайрик, вот почему он так тщательно подбирает слова, стараясь пощадить ее чувства: Ромен провел ночь в объятиях продажной женщины.

Но нет, кажется, дело не только в этом. Прежде чем продолжить рассказ, Лайрик прочистил горло, после чего заговорил так, будто каждое слово давалось ему с неимоверным трудом. Он что-то сказал про нож, про руку без пальцев…

Валентина резко подняла глаза, как будто картина, которую он перед ней рисовал, только сейчас приобрела четкие очертания. Заметив перемену в ее настроении, он умолк.

— Я… послушайте, Лайрик, я плохо вас понимаю.

Голос ее предательски дрожал. Боже, как она ненавидела в эту минуту этот свой дрожащий голос, ненавидела даже больше, чем продажную шлюху Хилдит, чье тело ласкал Ромен, вместо того, чтобы ласкать ее, королеву Бриавеля.

Протокол аудиенции был безнадежно нарушен, но Лайрик решил, что нет смысла обращать на это внимание. Королева Бриавеля, предмет всеобщего обожания еще с той поры, когда она была маленькой девочкой, нуждалась в утешении. Лайрик пересел ближе к ней и, положив ей на плечо руку, притянул женщину к себе, как сделал бы родной дядюшка. Она не стала возражать, потому что ей было страшно. Она слышала слова, но не воспринимала их. Пусть он повторит их снова.

На этот раз Лайрик заговорил почти шепотом. Его губы касались ее волос, пахнущих свежей лавандой.

— Ваше величество, — негромко произнес он. — Ромен Корелди убит прошлой ночью. У нас нет ничего, кроме описания внешности убийцы. Шлюха якобы видела, как он бежал по коридору. Вполне понятно, что она была напугана, поэтому подробности происшествия не совсем ясны…

Лайрик умолк, не зная, что добавить к сказанному.

Он выпустил Валентину из объятий, а когда осмелился посмотреть ей в глаза, то увидел, что взгляд ее устремлен не на него, а куда-то вдаль.

— Убит! — произнесла она, словно пробуя слово на вкус.

Лайрик молча кивнул.

Валентина вскочила на ноги и вцепилась ему в рубашку.

— Ромен мертв?

— Да, моя королева, его убили, — произнес он как можно мягче.

Какое счастье, что в этот момент щелкнул замок, и в комнату вошел Крелль, неся кружку горячего напитка. Лайрик уловил аромат драмоны. Что ж, мудрое решение. Снадобье сильное и поможет королеве пережить потрясение.

Валентина тоже обратила внимание на Крелля. Присутствие канцлера помогло ей совладать с чувствами. Она выпустила из рук рубашку Лайрика и, нащупав позади себя кресло, опустилась в него. Королева поймала себя на том, что от горя ломает руки, и, дабы не выдавать душевного смятения, постаралась крепко их сжать. А еще сделала глубокий вздох. Какое-то время Валентина хранила молчание, потом гордо вскинула подбородок и устремила пристальный взгляд на того, кто принес горестную весть, ранившую ее в самое сердце. В самое сердце… Вот и Ромен Корелди умер от удара кинжалом в самое сердце. В этом было что-то символическое.

— Генерал Лайрик, прошу вас, расскажите мне еще раз, что и как произошло, чтобы я уловила всю цепочку событий, случившихся этой ночью.

Ее слова прозвучали холодно и резко — под стать ледяной маске, застывшей на ее прекрасном лице. Это был приказ, а не просьба, и Лайрик повиновался.

В третий раз за утро он поведал печальный рассказ, причем теперь уже не стал смягчать краски. Он излагал события в бесстрастной манере военного донесения, коей владел в совершенстве — скупо и вместе с тем с детальной точностью.

— Лишь позднее мы обнаружили, что кто-то отрезал безымянный палец, — завершил он свой рассказ.

— Зачем?

— Наверно, как трофей, хотя, ваше величество, я склонен думать, что это было убийство по заказу. Люди, которые убивают ради денег, должны чем-то доказать, что их жертва мертва, иначе им не заплатят. Я почти убежден, что Корелди убит по чьему-то приказу.

— Чьему приказу?

Между ними неслышно возникло одно и тоже имя. Но ни он, ни она не осмелились произнести его вслух. Потому что тогда это стало бы не домыслом, а правдой, и страшно подумать, какие последствия могла повлечь за собой столь ужасная правда.

Не удивительно, что Лайрик предпочел безопасный путь.

— К сожалению, у нас нет неопровержимых доказательств. Убийца не оставил никаких улик.

— Кроме кинжала, — уточнила королева.

— Да, ваше величество, никаких улик, кроме ножа.

Крелль воспользовался моментом, чтобы предложить королеве успокоительное.

— Выпейте все, до дна, ваше величество, — прошептал он, прежде чем выйти из кабинета, где проходила аудиенция.

Валентина уловила запах драмоны и, поняв намерения канцлера, отставила кружку в сторону. Она не позволит привести себя в полусонное состояние.

— Скажите, произнес Корелди какие-то слова перед тем, как умер?

Генерал кивнул.

— Он сказал мне, что не убивал вашего отца. Сожалел о том, что вы не высказались более твердо в пользу его непричастности к смерти короля Валора.

Валентина — а она уже успела взять себя в руки — при этих словах вновь нахмурилась. Вряд ли Лайрика можно заподозрить в желании бередить в ее душе еще незажившие раны. Он лишь говорит правду, вот и все. Чего она не могла знать, так это того, что даже откровенность имеет границы. В свое время Лайрик сказал Корелди, что не станет отговаривать королеву от брака с Селимусом. Вот и сегодня в разговоре с королевой старый вояка счел нужным умолчать о предупреждении Корелди. Ради блага Бриавеля, брак должен состояться во что бы то ни стало.

Валентина старалась сохранять внешнее спокойствие, хотя это стоило ей немалых усилий. Наплакаться она успеет. Сейчас же ей нужно узнать все до самых мельчайших подробностей — при каких обстоятельствах лишился жизни Ромен Корелди.

— Та женщина…

— Хилдит?

— Да. — Ей было ненавистно само это имя. — Где она сейчас?

— Она попросила разрешения уйти после того, как дала показания. По ее словам, она рассказала все, что могла. Как вы понимаете, она была ужасно расстроена.

— А вам не приходило в голову, генерал, что она тоже может быть причастна к убийству? Скажите, каким образом в комнате оказался убийца? Как он попал туда? Может, убийство Корелди — дело ее собственных рук? Вы думали об этом?

— Да, ваше величество.

— И?

От Валентины не укрылось, что лицо начальника ее личной стражи залилось краской стыда.

— Она не могла его убить. С Корелди ей не справиться. Вам ли не знать, насколько он искусен в единоборствах. А что касается ее причастности… что ж, мне тоже приходила в голову такая мысль, но я решил, что эта женщина все же невиновна.

— Но почему?

И вновь колебания, и вновь лицо и шея генерала сделались пунцовыми.

— Мне уже доводилось встречаться с ней раньше, и она не произвела на меня впечатления вспыльчивой особы. Обычная молодая женщина, которая попала в крайне щекотливые обстоятельства.

— Можете не продолжать, — вздохнула Валентина. Она все поняла. Корелди не первый из ее окружения, кто искал любовных утех в объятиях Хилдит. Вот и генерал Лайрик тоже только что признался в своей слабости. — Отдайте распоряжение, чтобы солдаты немедленно схватили эту женщину и привели в замок для допроса. Я могу надеяться, что мое распоряжение будет исполнено?

Лайрик кивнул, все еще смущенный.

— Разумеется.

— А где сейчас Ромен? — спросила Валентина, стараясь сохранить бесстрастный тон.

— В часовне, ваше величество.

— Благодарю вас, генерал Лайрик. Полагаю, вы очень устали. Можете идти отдыхать. Мы поговорим с вами еще раз после того, как вы вновь наберетесь сил. Приношу извинения за то, что задержала вас так долго, — произнесла она, а потом добавила уже чуть более мягко: — И за то, что позволила чувствам взять верх. Как вы понимаете, это было сильнейшее нервное потрясение.

Лайрик облегченно вздохнул. Наверно, ее холодный тон расстроил его, но с другой стороны, как еще должна держать себя королева, тем более в такой момент? Монархам ведь не полагается давать волю чувствам. Разве слабая женщина способна взять на себя ответственность за целое королевство?

— Прекрасно понимаю вас, ваше величество. По правде сказать, я еще сам до конца не пришел в себя.

— Как я понимаю, Корелди умер от удара ножом в сердце?

Лайрик кивнул.

— Я бы даже сказал, что удар был нанесен с профессиональной точностью.

— То есть, смерть была быстрой?

— Думаю, он умер, даже не успев понять, что случилось, — ответил ей Лайрик, хотя сам с трудом в это верил.

Валентина кивнула, давая понять, что он свободен. Генерал поднялся с кресла, отвесил поклон и мысленно поздравил себя с окончанием неприятной миссии.

 

Глава 2

Нейв все знал. Он разбудил его ночью воем столь горестным, что Финч даже заткнул уши. Последние дни они спали в лесу. После всего, что произошло, Финч не мог оставаться в замке. И что хуже всего, он отказывался видеть королеву. Та совершила нечто такое, чему Финч не мог найти оправдание. Нет, конечно, у него нет права судить тех, кто занимает куда более высокое, нежели он сам, положение, а уж тем более королеву. Впрочем, с Валентиной его связывали дружеские отношения, а друзья, как известно, не бросают друг друга. Ромен был нужен ей — почему королева этого не понимала?

Нет, конечно, поначалу он тоже отнесся к Ромену не без подозрения. Да и как иначе? Финч случайно подслушал разговор Селимуса с Корелди, когда те обсуждали, как им избавиться от Уила Тирска. Но с другой стороны, именно Финч заметил странную привязанность к Корелди пса Уила Тирска, Нейва, когда они выследили его в Перлисе. Финч изумился, увидев наемника в обществе Илены. Каково же было его удивление, когда он узнал, что Корелди привез тело Уила Тирска в Стоунхарт, где его со всеми почестями предали земле. Финч первым догадался, что происходит нечто странное, что здесь не обошлось без магических чар.

Финч верил в магию. В отличие от большинства моргравийцев он относился к ней спокойно, без настороженности и подозрительности, и в отличие от бриавельцев не отмахивался от нее как от суеверия. Его не оставляло чувство, что Уил Тирск по-прежнему где-то незримо присутствует среди них, и это подозрение крепло в нем час от часа. Во-первых, Нейв выказывал нежную привязанность к совершенно чужому человеку. Во-вторых, Корелди проявлял чрезмерную заботу в отношении Илены и вообще пытался обелить древнее имя Тирсков. Внутреннее чутье не обмануло. Корелди признался, что он на самом деле Уил Тирск и рассказал ему про Оживление, жуткое явление, дарившее жизнь одним и отнимавшее ее у других.

Уил строго-настрого запретил ему рассказывать об этом кому-то еще, особенно, Валентине. Именно по этой причине мальчик так болезненно воспринял ее решение изгнать Корелди за пределы страны. Он любил королеву и неоднократно порывался рассказать ей правду. Но разве могла она, воспитанная в презрении к колдовству, поверить в такое?

Финч надеялся увидеть Ромена до того, как стража уведет его из Веррила, — тогда бы он мог узнать, каковы его намерения. Увы, ему не позволили приблизиться к изгнаннику. Нейв хотел было отправиться по следу Уила, но Финч решил, что в данном случае нужно применить власть и велел ему ждать. Прежде всего им следовало хорошо продумать свои будущие действия. Мальчик не сомневался, что верный пес легко найдет хозяина, так что догнать Уила они всегда успеют. Спешить некуда. А пока ему нужно время, чтобы, как он любил говорить, «привести в порядок» ум и хорошенько взвесить каждый возможный шаг. А самое лучшее место для этого, разумеется, лес.

Сначала Финч рассчитывал провести здесь всего несколько дней, но последние события не оставили камня на камне от его первоначальных задумок.

Как он ни уговаривал Нейва, как ни пытался успокоить пса, чтобы тот не выл, из этого ничего не вышло. Это был жуткий вой, полный боли и отчаяния. Проникнуть в сознание собаки, чтобы узнать, что не дает ей покоя, Финчу не удавалось. Нейв не подпускал его к себе, не позволял гладить, не желал, чтобы с ним разговаривали. Финчу ничего не оставалось, как ворочаться с боку на бок ночь напролет и стараться не слышать леденящий душу вой. Под утро он кое-как уснул, но как только начало светать, пес вновь разбудил его. Мальчик нехотя открыл глаза, поднялся с земли и, еще полусонный, направился вслед за Нейвом. Тот явно куда-то его вел.

Они дошли до замка, Финч помахал стражникам, те, как в старое доброе время, помахали в ответ. Нейв обошел центральный двор. Зачем ему это понадобилось, стало ясно, когда туда прибыл генерал Лайрик и его гвардейцы.

Мальчик и пес наблюдали, как солдаты проходят в главные ворота. Вид у Лайрика был подавленный и усталый. Передав поводья конюху, он отдал распоряжение своим солдатам. Правда, Финч, поскольку стоял в отдалении, не услышал какое именно.

С площади Лайрик направился в замок. И тут Финч заметил, что Нейва рядом с ним нет — пес сидел, скуля, рядом с телегой, которая въехала во двор вслед за Лайриком. Солдаты принялись снимать с нее что-то, и в этот момент страх сжал горло мальчика железной хваткой. Даже не заглядывая под накидку, он знал — там мертвое тело Корелди. Сердце как будто разорвалось пополам.

Подавленный, мальчик направился за солдатами в часовню, простое на вид здание, выстроенное из белого камня. Правда, простота эта была обманчивой — каменная конструкция держалась на шести изящных колоннах. Потолок украшали фрески с изображением сцен славного прошлого Бриавеля. Увы, в то утро никто из шести человек, вошедших под эти своды, не остановился, чтобы полюбоваться ими.

Финч был рад уже тому, что ему разрешили остаться. Окаменев от скорби, он стоял рядом с бездыханным телом и пытался понять, откуда эта мертвенная бледность — при жизни кожа Ромена была смуглой от загара и никак не могла побледнеть за считанные часы. Стражник, знавший, что мальчик и Корелди дружили, объяснил, что покойник потерял много крови, вот почему он такой бледный. Финч предпочел бы не слышать объяснения, но все же поблагодарил солдата упавшим голосом, а когда тот шагнул прочь от тела, занял его место.

Солдаты — Финч их всех прекрасно знал — приносили свои соболезнования, а один даже извинился, что не смог оградить Ромена от гибели. Финчу хотелось крикнуть, что Корелди умел сам постоять за себя, что убить его могли только обманным путем. Но он не стал ничего говорить и лишь молча выслушивал сочувственные слова, а когда солдаты наконец ушли из часовни, облегченно вздохнул.

Наконец они с Нейвом остались наедине с мертвым другом. Теперь можно было и всплакнуть, все равно никто не узнает. Финч потянулся и убрал с лица Корелди прядь волос. В свое время Уил перенял некоторые его привычки и любил, чтобы прическа была, что называется, волосок к волоску. Те, кто занимались покойником в Кроувилле, постарались, как могли, — смыли следы крови и обрядили тело в чистую рубашку. И все равно до настоящей аккуратности было далеко — Ромен наверняка разгневался бы, увидев себя взъерошенным. Финч наклонился и поцеловал мертвого друга в лоб, а потом склонил голову на холодную грудь. Казалось, горе его эхом отдается под сводами часовни.

Пес принялся обнюхивать тело, потом, убедившись, что хозяин не подает признаков жизни, улегся у ног Финча. Нейв был терпеливым псом и словно понимал, что сейчас не его время скорби, а мальчика.

* * *

Чувствуя, как к горлу подкатывается комок, Валентина вступила под своды часовни. Рядом с ней шли Крелль и Лайрик — они настояли на том, что будут ее сопровождать. Увидев рядом с мертвым телом Финча, она едва не закричала от горя. Нет, это не дурной сон, это явь, кошмарная явь — смерть была рядом. Спасла рука Крелля — канцлер предусмотрительно взял ее под локоть и повел вперед. Валентина загнала боль внутрь и подняла голову, зная, что должна вынести и эту сцену.

Финч казался таким маленьким, таким несчастным. Ей тотчас захотелось обнять его, привлечь к себе, почувствовать рядом с собой человеческое тепло. Вместо этого, подойдя ближе, она осмелились лишь взять его за руку. Королева не сомневалась, что услышит укоризненные слова, но у кого повернется язык обвинить мальчика в том, что он не сдерживает своих чувств? К ее облегчению, он не отстранился — наоборот, выпрямился, отошел от мертвеца и встал с ней рядом. Валентина посмотрела на его заплаканное лицо и была вознаграждена страдальческой улыбкой. Что ж, тоже утешение.

— Мы потеряли его, — прошептал Финч упавшим голосом.

— Верно, потеряли, — подтвердила она. Наконец у нее хватило духу перевести взгляд на мертвое тело любимого.

Крелль и Лайрик, Финч и даже Нейв застыли на месте. Пока Валентина смотрела на Ромена, они стояли не шелохнувшись, словно статуи. Ей же подумалось, что холодный и недвижимый, он прекрасен даже в смерти.

— Можно мне? — спросила она, дрожащей рукой указав на рубашку.

Лайрик печально кивнул, зная, что она хочет увидеть.

— Он так бледен, — прошептала Валентина.

— Он потерял много крови, — пояснил Финч, и голос его прозвучал словно издалека.

Валентина представила распростертое тело возлюбленного в луже крови и внутренне содрогнулась. Однако нашла в себе силы расстегнуть рубашку на холодной груди, груди, в которой еще вчера билось любящее ее сердце. Ей хотелось воочию увидеть жуткую рану — то место, куда убийца недрогнувшей рукой вогнал нож. Она представила, как это было, как брызнула фонтаном кровь, как с этой кровью на пол вытекла наполнявшее сердце любовь, и как кричала в ужасе продажная женщина по имени Хилдит, глядя на умирающего Ромена. А может, это она убила его? Эта мысль, поначалу робкая, не оставляла Валентину.

Королева склонилась над покойником. Крелль и Лайрик обменялись многозначительными взглядами.

— Ваше величество, — произнес канцлер, прочистив горло. — Я бы не советовал вам терзать себя.

— Но я должна. Ведь это я послала его на верную гибель.

— Нет, ваше величество, — негромко, но твердо возразил Лайрик. — Вы подарили ему шанс начать новую жизнь. Король Селимус велел бы его убить.

— Что он и сделал, — прошептал Финч себе под нос, но другие его услышали.

Валентина оторвала взгляд от мертвого тела и посмотрела на мальчика.

— Скажи нам, что ты об этом думаешь.

И она, и Лайрик стояли, как громом пораженные. Оказывается, даже мальчишка думает то же самое, с той лишь разницей, что они оба не смеют высказать свои подозрения вслух. Что ж, значит, они правы в своих опасениях.

— Король Селимус задумал избавиться от Ромена, — ровным тоном произнес Финч. — Вот и избавился.

— Но мы никогда не сможем этого доказать, — возразил Лайрик, и в его голосе слышался упрек.

— Не сможем, и это самое главное, — согласился Финч, глядя на мертвого друга. Он помолчал, а когда снова заговорил, голос его звучал по-взрослому серьезно и устало: — Не надо быть лекарем, чтобы понять, что рана нанесена опытной рукой. Убийца знал свое дело. Королю Селимусу не нужны перепачканные в крови руки.

И Валентина, и Крелль с Лайриком отметили про себя, что он произнес имя моргравийского монарха без всякого почтения.

— Можно подумать, что ты с королем на короткой ноге.

— Я с ним знаком, и это знакомство дает мне все основания предположить, что убийство Ромена — его затея. Нам уже известно, что Селимусу ничего не стоит подослать убийц к правителю соседнего государства.

От этих его слов у обоих мужчин перехватило дыхание, а вот Валентина никак на них не отреагировала. Финч же продолжил свои рассуждения, как будто вел разговор о погоде.

— Почему вы думаете, что он не мог отдать приказ об убийстве мешавшего ему наемника? Того, кто был в курсе всех закулисных интриг в Моргравии?

Неожиданно Финч умолк и посмотрел на них с вызовом, словно ожидая возражений.

— Король Селимус силен, сынок, и способен отдавать самые разные распоряжения, — произнес Лайрик, пораженный способностью мальчишки смотреть в корень. — Только вот нам никогда не доказать, что король Моргравии причастен к смерти Ромена Корелди.

— Именно поэтому мы должны быть предельно осмотрительны и взвешивать каждое слово, прежде чем произнести его вслух, — добавила Валентина. — Прошу вас всех — все, что было сказано под этими сводами, должно остаться между нами. Нас здесь только пятеро.

Финч мысленно улыбнулся. Забавно, что королева включила в число участников разговора пса. Впрочем, он и сам часто думал, что Нейв все слышит и все понимает. Пес подошел к нему и снова уселся рядом. Финч положил руку ему на голову и погладил, благодаря за понимание.

Неожиданно у него закружилась голова. Валентина заговорила, но ее голос, казалось, доносился откуда-то издалека.

— Крелль, я понимаю, что это несколько необычно, но мы вместе, вы и я, обмоем тело Корелди.

— Моя королева, я не позволю, чтобы…

— Вашего позволения в данном случае не требуется, — мягко возразила Валентина. — Потому что такова моя воля, хотя лично я предпочла бы, чтобы по отношению к вам это была всего лишь просьба.

Канцлер кивнул, хотя по лицу его было видно, что он отнюдь не в восторге от услышанного.

— Чем меньше свидетелей смерти Ромена Корелди, тем лучше, надеюсь, вам это понятно?

Но Уил не умер! Он жив! Голос прозвучал у Финча в голове на фоне пульсирующей боли. Глаза застилал туман, но слова звучали отчетливо. Затем туман рассеялся, и мальчик увидел небольшой городок, окруженный со всех сторон полями хмеля. Что это за городок, где он находится, ничего этого Финч не знал.

Найди его. Сейчас он обитает в новом теле, — призывал неведомый голос.

Приступ головокружения прошел так же быстро, как и начался. Голоса тех, кто находился в часовне, звучали яснее, отчетливее. Финч попытался осмыслить случившееся, но его тотчас пронзила жуткая боль. Внезапно он понял: голос проникает в его сознание через Нейва. Правда, он не мог сказать, откуда ему это известно.

Финч еле держался на ногах. Его слегка подташнивало. Мысли смешались. Если переданное псом верно, то нет причин скорбеть над тем, кто не умер. Сейчас он обитает в новом теле. Он ходит по земле в новом обличье. Неужели это произошло снова? Неужели Уил Тирск стал тем, кто убил Ромена Корелди?

Валентине, разумеется, полагалось это знать, но что он ей скажет? Она ведь даже не станет его слушать. И хотя Валентина человек добрый и открытый, а порой даже попустительствует свободомыслию — тем не менее в магию она не верит. Кто знает, вдруг она и его — стоит завести разговор о переселении душ — выдворит из королевства? Нет. Такое лучше держать при себе, по крайней мере до поры до времени.

Королева все еще разговаривала с Лайриком, и Финч попытался сосредоточить внимание на тех, кто его окружал.

— Лайрик, я требую, чтобы в замок — самое позднее завтра к вечеру — доставили эту девицу Хилдит. Приведите ее прямо ко мне, и чтобы не было никаких свидетелей. Кстати, здесь многие знают об убийстве?

Лайрик мысленно похвалил королеву за благоразумие.

— Немногие, выше величество. Но никто из них не знает самого Корелди. Он был тут чужаком. Народу тут вообще живет немного, а те, кто что-то слышал, вряд ли знают, о ком идет речь. Убили кого-то — вот и все, что им известно.

— Прекрасно. Пусть ваши люди распространят слух, что убит бывший заключенный королевской тюрьмы, которому мы даровали свободу, при условии, что он покинет пределы страны. По существу, так оно и было. Слух, который вы пустите в народ, однако состоит и другом. Сделайте так, чтобы люди думали, будто это дело рук какою-нибудь местного роялиста, оскорбленного поведением Корелди на турнире и посчитавшего своим долгом избавить Бриавель от подстрекателя. Проследите, чтобы везде говорили о том, что наша помолвка с королем Моргравии — дело решенное и приготовления к свадьбе идут полным ходом. Главное, чтобы это не звучало как официальная версия, — добавила она. — Пустите слух в паре трактиров, где обычно собираются любители потрепать языком. Расходы беру на себя. Кстати, не переживайте, если ваша история обрастет немыслимыми подробностями. Главное, чтобы люди поверили, что это целиком и полностью наше внутренне дело.

— Но почему? — удивился Крелль, не успевая следить за рассуждениями Валентины.

Лайрик улыбнулся, хотя и довольно мрачно.

— Прекрасно, ваше величество, — ответил он с поклоном и повернулся к канцлеру. — Потому, канцлер Крелль, что коль эти слухи будем распускать мы сами, то мы же и проследим за тем, чтобы они как можно быстрее прекратились. И если народу скажут, что погиб какой-то каторжник, то нас ждут куда меньшие неприятности, чем если станет известно, что речь идет об убийстве знатного чужестранца, тем более близкого ко двору. И что немаловажно для нас, своим решением ее величество предотвратит возможный ущерб репутации нашего государства. И независимо оттого, причастен или нет к убийству человек, которого мы с вами подозреваем, в душе он наверняка будет благодарен королеве за то, что она по простоте душевной взяла на себя вину ради спасения доброго имени Бриавеля.

— Понятно, — вздохнул Крелль. — Ее величество унаследовала от своего отца быстрый ум и стратегический дар.

Услышав похвалу в свой адрес, Валентина усмехнулась.

— Хотелось бы надеяться. Мы с вами, господа, вступаем на зыбкую почву, и нам понадобится немалая смекалка, чтобы с честью выбраться на твердую землю.

Оба ее спутника кивнули в знак согласия.

— А как же тело? — осмелился напомнить канцлер.

Королева вздохнула, довольная уже тем, что сумела сдержать чувства в присутствии приближенных. Они подчинялись ей теперь точно также, как совсем недавно ее отцу. Она воистину стала их верховной правительницей.

— Лайрик, если вдруг здесь объявятся любители совать нос не в свои дела, скажите им, что тело захоронено в безымянной могиле. Притворитесь, что ничего не знаете сами, поскольку лишь отдавали распоряжения. Вы — начальнику стражи, тот — своим подчиненным, те — могильщикам и так далее, чтобы было непонятно, кто за все это отвечал. Постарайтесь создать впечатление, что лично вас это не касается.

— Слушаюсь, ваше величество.

— Крелль, а вы тем временем займитесь телом. Кому можно доверить погребение?

— Отец Парин, моя королева, человек уважаемый и лучше всего подходящий для этого дела. Он поможет нам предать тело Ромена Корелди земле с надлежащим достоинством.

— Разумеется, с достоинством, — согласилась Валентина, но перед ее мысленным взором в очередной раз предстала Хилдит, услаждающая продажными ласками ее возлюбленного. — Тело будет предано земле без свидетелей. Никто никому ничего не говорит, за исключением отца Парина. Крелль, прошу вас, распорядитесь выделить место рядом с моим отцом.

— Ваше величество, в королевском склепе?

В его тоне слышалось недоумение, и Валентина поняла, что канцлер не одобряет ее решение.

— Именно, — твердо произнесла она. — Корелди заслужил эту честь. Он сражался, защищая жизнь моего отца, и, безусловно, спас мою собственную. А еще он… — Валентина не договорила, вернее, заставила себя замолчать, не дав вырваться предательским чувствам. Ее подданным лучше не знать о них. И она со вздохом добавила: — Такова моя воля.

— Как прикажете, — ответил Крелль и отвесил поклон.

— Лайрик, а как те солдаты, что сопровождали вас?

— Все как один проверены на надежность, ваше величество. Если позволите, я сейчас соберу всех и доведу до их сведения ваше распоряжение.

— Пусть каждому из них за этот месяц выплатят двойное жалованье. Люди должны понять, что мы высоко ценим их преданность.

Лайрик кивнул и, отвесив поклон, удалился.

— Платье, — произнес Крелль, — нам нужно обрядить покойного в подобающее платье.

Валентина вновь перевела взгляд на бездыханное тело Корелди в пропыленном дорожном одеянии.

— Ему к лицу темно-серый цвет, — заметила она сдавленным голосом. — Он подчеркивает синеву его глаз.

Канцлер поднял на нее недоуменный взгляд, но тотчас поспешил отвернуться. На лице Валентины читалось неподдельное горе, и он понял, что ее лучше оставить одну.

— Ваше величество, я пойду, разыщу отца Парина, — пробормотал Крелль.

Дверь часовни едва слышно закрылась.

— Запри ее на замок, Финч. Я хочу побыть одна, — добавила королева, и в этот момент чувства взяли над волей, и она разрыдалась. Склонившись над окоченевшим телом любимого, Валентина лила безутешные слезы. В эти мгновения в часовне была не королева, обязанная, что бы ни творилось в душе, блюсти жесткие правила придворного этикета, а молодая женщина, горько оплакивающая смерть возлюбленного.

— Убийца снял с него браслет, — заметила она сквозь слезы. Она не стыдилась, что плачет в присутствии Финча.

— Да, ваше величество, я уже это заметил. Но, с другой стороны, цена ему невелика. Корелди рассказывал, что браслет сплела сестра из старого бисера, который был у нее еще с детства.

— Да-да, дешевая безделушка, но для Ромена она значила многое. Кто знает, может, и для убийцы тоже.

— Что вы хотите этим сказать, моя королева?

Валентина пожала плечами.

— Думаю, как еще одно доказательство того, что он мертв. Любой, кто знал Ромена, заметил бы, что он никогда не снимал с руки браслет.

Финч кивнул, но промолчал.

— Какой у него умиротворенный вид, — заметила Валентина. Взгляд ее был прикован к руке, от которой неизвестный убийца отрезал палец.

Финч заметил, что королева успела вновь застегнуть пуговицы на рубашке, чтобы скрыть кровавую рану.

— Можно подумать, он просто спит, — добавил он.

— Верно, с той лишь разницей, что Ромен не любил бездельничать. Энергия била в нем ключом. Боже, нам никогда больше не услышать его смех, его шутки. Ты помнишь, он любил пошутить, но то были добрые шутки.

Финч собрался с мужеством и произнес:

— Скажи я, что это просто мертвое тело, а вовсе не тот Ромен Корелди, которого вы так любили, что бы вы на это ответили?

Валентина недоуменно посмотрела на него и вытерла слезы.

— Я бы сказала, что ты жесток. Как ты смеешь говорить подобное, если тебе известны мои чувства… чувства но отношению к Ромену.

Продолжать разговор на эту тему было бесполезно, но Финч решил рискнуть еще раз. По крайней мере не придется потом корить себя за то, что промолчал.

— Согласен, сейчас перед нами лежит мертвое тело Корелди, — продолжил он. — Но я не верю, что человек, которого вы знали — человек, которого вы любили, ваше величество, — мертв.

Валентина в ужасе посмотрела на него.

— Финч, ты понимаешь, что говоришь? Прекрати! Ты делаешь мне больно!

Финч вздохнул и поник головой.

— Простите, ваше величество.

Ей так хотелось сохранить его дружбу, но сейчас она отталкивала его от себя. Валентина подошла к мальчику и, встав рядом, заглянула в большие серьезные глаза.

— Нет, это моя вина. Он мертв, потому что я прогнала его. Это мой крест, и мне его нести. Ты здесь ни при чем. Ты бы никогда не поступил так с другом, но я… о, мой дорогой Финч, я не свободна — я должна блюсти придворный этикет и исполнять королевские обязанности.

— Понимаю. Можете не объяснять. Я знаю, что заставило вас пойти на такой шаг.

— Прости меня. Я не хочу терять тебя, Финч. Ты и твой странный пес — единственные близкие мне существа в этом мире.

Ее слова растрогали мальчика.

— В таком случае вы должны мне доверять.

— А я доверяю.

— И понять то, что я должен сделать.

Он говорил необыкновенно серьезно.

— А что ты должен сделать? — спросила она с тревогой в голосе.

— Я покидаю вас, ваше величество.

От неожиданности у нее высохли слезы.

— Нет! Только не это! Почему?

— Я должен сделать одно дело.

— Финч, не уходи от ответа, говори начистоту, — приказала Валентина, пристально вглядываясь в бесхитростное лицо, словно искала в нем ответ на свой вопрос.

— Вам не понять.

— Сделай так, чтобы я поняла.

Он улыбнулся, что случалось с ним нечасто, участливо и по-доброму.

— Не могу, ваше величество. Я уже пытался это сделать, но не получилось.

Валентина глубоко вздохнула и положила руки ему на плечи.

— Как я понимаю, ты имеешь в виду Уила Тирска… Я верно говорю? То, что Ромен взял на себя его долг… его желания? Ты тогда сказал, что чувствуешь его присутствие?

Финч кивнул. Выражение его лица было предельно серьезным.

— Даже более того, только это я пока объяснить не могу.

— Колдовство. Чары, — произнесла Валентина так, будто ощутила во рту вкус яда.

— Прошу вас, поверьте мне, — повторил Финч.

— Но куда ты пойдешь? — со слезами в голосе спросила она.

— Я пойду искать убийцу Ромена Корелди.

Валентина провела ладонью по лицу. Финч не мог сказать, что стоит за этим жестом — ощущение собственного бессилия, раздражение, гнев, отчаяние или все вместе взятое.

— Ты еще малое дитя, — сказала она, ненавидя себя за собственные слова, но стараясь говорить ровным тоном.

— Тем более это поможет мне не привлекать к себе чужого внимания, ваше величество. Кому есть дело до бездомного ребенка?

— Да, но с какой целью? — вырвалось у нее, и вместе с вопросом все ее чувства — раздражение, неверие, даже сарказм.

Впрочем, если Финч и заметил что-то, то ничем не выдал себя.

— Я хочу собственными глазами взглянуть на убийцу, — произнес мальчик спокойно. Ему было неприятно увиливать от ответа, потому что он не умел лгать.

— И что дальше?

Финч не ответил. Валентина ждала, зная, что он тщательно размышляет над каждым словом. Мальчик никогда не говорил необдуманно.

— Там видно будет, — наконец произнес он.

Его уклончивый ответ еще больше раздосадовал королеву. Она выпрямилась и отвернулась.

— Что ж, это твое решение, поступай как знаешь, — сказала она, и в голосе ее прозвучали жесткие нотки. — Мне будет тебя не хватать. Скажи, ты останешься хотя бы на погребение?

— Какой смысл? — тихо произнес Финч. — Если позволите, я бы хотел отправиться в путь немедленно.

— Не позволю. Мы обязаны воздать Ромену последние почести.

— Но ведь это не он, ваше величество!

— Прекрати, слышишь! Немедленно прекрати! Умоляю тебя! — воскликнула она с болью, словно каждое его слово было ударом кинжала.

Финч продолжал смотреть на нее все тем же честным, открытым взглядом.

— Прошу вас поверить мне. Уверяю, ваше величество, я не подведу. Да и он тоже, — добавил мальчик и кивком указал на покойника.

Валентине хотелось закричать на него, схватить за худые плечи, встряхнуть так, чтобы он наконец образумился. Но она сдержалась.

— Оставь меня, я хочу какое-то время побыть с ним наедине. Ты будешь присутствовать при погребении. Такова моя воля.

Финч покорно кивнул, но королева уже отвернулась.

* * *

Погребение прошло быстро. Вокруг тела поставили свечи, которым дали догореть дотла. Несколько прощальных слов, заупокойная молитва, после чего отец Парин попросил присутствующих положить рядом с телом погребальные дары. Дух Корелди отлетел к небесам, но тело его останется в окружении вещей, поднесенных теми, кого он любил при жизни.

Лайрик положил нож. Он все еще корил себя за то, что не снабдил им Корелди при жизни — возможно, оружие помогло бы ему спастись. Крелль оставил рядом с телом гусиное перо как символ долга перед Бриавелем. Ничего лучше канцлер придумать не мог: хотя он и относился к покойному с уважением, но близок к нему никогда не был. Финч срезал прядь волос и клок шерсти Нейва и положил Корелди на грудь. Самый интимный подарок из тех, что будут сопровождать Ромена в загробную жизнь.

И, наконец, Валентина положила на сложенные на груди руки небольшой венок из мяты, базилика и лаванды, переплетенный ее лентой и кожаным шнурком, которым ее возлюбленный при жизни стягивал волосы. Венок был в форме сердца, что не укрылось от взглядов присутствующих.

«Пусть о любви прикосновенье первом напоминает он тебе», — произнесла она про себя, в надежде, что дух Ромена услышит ее.

Два солдата, проверенные и надежные, из числа тех, что сопровождали Лайрика и Корелди во время их последней совместной поездки, положили на могилу с телом Корелди тяжелую каменную плиту. Никакого имени на ней не значилось.

Валентина подняла голову.

— Обещайте хранить молчание о том, что сегодня произошло, — сказала она, посмотрев в упор на всех, кто стоял рядом. — Если же кто-то проговорится, то я лично отрежу болтуну язык. Будем считать, что это государственная тайна Бриавеля.

Мужчины дружно кивнули.

— Благодарю вас, господа, — произнесла Валентина, зная, что может доверять им, не прибегая к угрозам и увещеваниям.

Финч вышел из склепа последним. Ступив навстречу ярким солнечным лучам, он на мгновение зажмурился, а когда открыл глаза, то увидел спешащего в направлении часовни солдата.

— Какие вести ты несешь? — поинтересовался Лайрик, забыв о формальностях.

— Ваше величество, — произнес солдат, опускаясь на колено. — Сир, — добавил он, обращаясь к генералу. — Могу я говорить свободно?

— Конечно. Докладывай.

— Той женщины в Кроувилле больше нет. То ли в ночь убийства, то ли на следующий день она скрылась в неизвестном направлении. По крайней мере никто ее с тех пор не видел.

Лайрик сердито нахмурился.

— А вы хорошо проверили заведение, в котором она работала?

Солдат никак не мог отдышаться. Было видно, что он провел в седле несколько часов.

— Да, ваше превосходительство. И все те места в городке, где, как нам сказали, она бывала. Никаких следов.

— Вы не находите это подозрительным, Лайрик? — спросила Валентина и зашагала прочь. Ее собственные сомнения развеялись — шлюха наверняка причастна к убийству. — Финч, нам надо поговорить.

Мальчик поспешил за ней следом в сад, где их никто не мог подслушать.

— Значит, ты покидаешь меня?

— Да, ваше величество, таков мой долг.

— Я буду по тебе скучать и с нетерпением ждать той минуты, когда мы увидимся вновь.

— И я тоже, ваше величество.

Королева вытащила из кармана кошелек.

— Я не понимаю, Финч, почему ты уходишь, но вижу, что у меня нет иного выбора, кроме как отпустить тебя.

Финч печально покачал головой, словно не знал, что сказать в ответ на эти ее слова.

— Понимаю, — тихо продолжила Валентина. — И доверяю тебе.

Он поднял глаза и увидел, что она пытается улыбнуться. Финч понимал, что после всего пережитого это стоит ей немалых усилий. В душе она по-прежнему переживала гибель Корелди, а когда уйдет и он, ее ждет одиночество.

— Как только я найду то, что хочу отыскать, — поспешил заверить королеву мальчик, — я тотчас, не мешкая, вернусь, ваше величество.

— Как бы мне хотелось узнать, что такое ты надеешься найти.

Финч решил, что лучше промолчать.

— Послушай, дружок, возьми вот это, — она протянула ему кошелек.

Он взял его у нее из рук. Кошелек оказался тяжелым, полным золотых и серебряных монет. Финч заколебался, не решаясь принять столь щедрый дар, и вопросительно посмотрел на королеву.

— Только не вздумай со мной спорить! — Валентина словно прочитала его мысли. — Без денег тебе не обойтись. Человек, которого ты так рвешься найти, опасен. Жаль, что я не могу отговорить тебя от этой затеи.

Внутренний голос нашептывал, что она должна удержать мальчика рядом с собой во что бы то ни стало, но королева убрала руку, не став ни удерживать его, ни отговаривать. Все, кого она любила, все, к кому успела привязаться, оставляли ее.

— Верно, вам меня не удержать, моя королева. Но и вам должно набраться сил, — ответил Финч. — Корелди сказал бы вам то же самое.

Валентина одарила его печальной улыбкой.

— Все, кого я знаю, ожидают от меня того же, мой друг. Счастливого тебе пути. А теперь — прощай.

Позволив поцеловать ей руку, она поспешила прочь, так и не решившись обнять его на прощание. Вот и с Роменом она попрощалась точно так же, тотчас подумал Финч. Они оба причинили ей боль. Мальчик поднялся и отправился на поиски Лайрика. Нейв молча увязался за ним следом.

Он отказался от предложенного коня, зато настойчиво попросил командующего королевской гвардии, чтобы тот рассказал все, что знает.

Лайрик поначалу удивился такой настойчивости, но потом согласился и даже во всех подробностях описал женщину.

— И куда же ты держишь путь, сынок? — поинтересовался генерал. Расспросы мальчишки разожгли в нем любопытство.

— Хочу найти Хилдит, — услышал он в ответ.

 

Глава 3

Селимус жевал миндальное пирожное, испеченное к королевскому столу рано утром. Его совсем не волновало, что придворному кондитеру пришлось встать ни свет, ни заря, чтобы его королевское величество насладилось любимым лакомством. Ему не было дела до того, какой это утомительный труд: очистить и размельчить каждый орех; приготовить, тщательно размяв и раскатав, тесто, придать ему нужную форму. Обычно миндальные пирожные подавали по праздникам, но Селимус питал к ним немалую слабость, в угоду которой мог ни с того ни с сего посреди ночи потребовать, чтобы любимое кушанье было подано на завтрак. Разумеется, никто не смел перечить его величеству, ведь даже малейший каприз монарха — закон для подданных.

Селимус посмотрел на второе пирожное, предвкушая, как оно будет таять на языке, и лишь потом перевел взгляд на странный дар, прибывший утром с курьером. Король разглядывал его уже не в первый раз, снова и снова разворачивая полоску холстины. Он даже покрутил вещицу между пальцами, находя удовольствие в простом обладании ею. Хорошо бы сохранить, чтобы потом время от времени поглядывать на нее как на напоминание об одержанной победе.

Королю вспомнился Корелди. Наемник даже нравился ему — своей беспринципностью, цинизмом и легким отношением к жизни. А как ловко он разделался с Уилом Тирском! Увы, вскоре стало понятно, что полагаться на верность солдата удачи нельзя, и Селимус принял решение убрать Ромена.

Первые подозрения зародились после по меньшей мере странного поведения Корелди в соборе во время похорон Тирска. А потом наемник вообще сбежал с сестрой покойного. Для Селимуса это стало последней каплей, переполнившей чашу терпения. Нет, такой человек вряд ли способен хранить в тайне их общие темные дела. Слишком многое поставлено на карчу — не только присоединение Бриавеля к Моргравии, но и его собственная корона. Стоит только армии заподозрить, что он причастен к убийству Тирска, как под ним сразу же закачается трон. Даже сейчас, когда Тирск больше не стоит во главе легиона, легион сохраняет прежнюю силу, и ему ничего не стоит захватить власть в стране.

Нет, подумал Селимус, машинально стряхнув с подбородка крошки, все-таки он поступил правильно, убрав Корелди, особенно если учесть, что тот родом из Гренадина. Кто знает, какие связи были у него с Кайлехом, королем горцев? Кто поручится, что Корелди не выдал бы Кайлеху государственные секреты? Только безумец мог отважиться на такой риск.

— Без него спокойнее, — пробормотал Селимус, кладя отсеченный палец Корелди в ларец, в котором его принесли.

Селимусу не терпелось показать новый трофей Джессому, своему канцлеру. Обычно все поступающее во дворец подвергалось жесточайшему досмотру с его стороны, и то, что сегодня этого не произошло, несомненно, чистой воды случайность. Просто утром, в ту минуту, когда нарочный со срочным донесением на всем скаку влетел во двор замка, король разговаривал с начальником конюшни.

— Ступай выясни, что случилось! — велел он своему пажу, прерывая оживленный разговор с конюхом о новом жеребце, поступления которого ожидали со дня на день.

Юноша, не привыкший к общению с королем, посмотрел на него полными страха глазами, не зная, то ли сначала отвесить поклон, то ли сразу бежать выполнять поручение. В конце концов, он попробовал сделать и то и другое одновременно, но получилось неуклюже. Вернувшись, бедный паж, заикаясь, доложил, что нарочный доставил послание лично для его величества.

Селимус подошел к стражникам, которые несли караул у ворот.

— У вас для меня пакет?

— Да, ваше величество, — ответил старший из них, и несколько раз подобострастно кивнул, так как разговаривал с самим королем.

— Тогда дайте его мне! Я не могу стоять здесь целый день!

— Видите ли, сир, канцлер Джессом отдал распоряжение, чтобы все…

Селимус был по натуре вспыльчив, к тому же его одолевала скука — очень опасное сочетание. Ему не терпелось оседлать нового скакуна, не терпелось поскорее сбросить с себя руги ну государственных дел, свалившихся на него после возвращения из Бриавеля. Пакет, при всей его незначительности, позволял хоть немного отвлечься от рутины. Мгновение — и король взорвался как пороховая бочка.

— Мне наплевать, какие распоряжения дал вам мой канцлер! — рявкнул он. — Немедленно принеси пакет или, да поможет мне всемогущий Шарр, ты до конца своих дней будешь чистить в казарме нужники… после того, как я велю укоротить тебе ноги!

Солдат, никак не ожидавший, что его слова спровоцируют вспышку королевского гнева, испугался. Любые возможные неприятности со стороны канцлера выглядели сущими пустяками по сравнению с тем, чем пригрозил король. Он подозвал привратника и, склонившись в поклоне до самой земли, передал пакет Селимусу. Лицо его заливала краска — подумать только, какой позор он только что пережил в присутствии своих подчиненных!

— Приношу глубочайшие извинения, ваше величество. Ваше слово для меня закон, — произнес он, спасая остатки собственного достоинства.

— Вот именно, — сухо ответил Селимус. Гнев его пошел на убыль. — В любом случае, это какая-то пустяковина. Мне должны были доставить новые путы для моего сокола. Скорее всего это они и есть, — солгал он, пытаясь угадать, что внутри свертка. Неужели то, что он всей душой мечтал увидеть?

— Так точно, сир, — произнес начальник караула и вновь поклонился едва ли не до самой земли.

Король взял пакет и удалился, чтобы продолжить разговор с начальником королевской конюшни, как будто ничего не произошло. Глядя ему вслед, солдат облегченно вздохнул.

Селимус положил в рот очередной кусочек пирожного и улыбнулся. Впрочем, выражение его лица оставалось холодным и злобным.

— Прощай, Корелди, — прошептал он. Интересно, когда именно был отрезан палец, до или после смерти? Лучше бы до. В таком случае наемник понял бы, что это заказное убийство, и приказ исходит от него, Селимуса.

В дверь покоев постучали. Наверно, Джессом с докладом. Селимус прикрыл палец куском холста и закрыл на ларце крышку.

— Войдите! — крикнул он.

На пороге возник канцлер, как всегда, с кипой свитков в руках.

— Доброе утро, сир. Я бы просил вас, если не трудно, подписать кое-какие бумаги.

Джессом заметил, что король еле скрывает радость. Ему доложили, что в замок доставлен некий пакет, но он еще не уловил связи между тем и другим.

— Я избавился от него, Джессом.

— От кого, ваше величество? — рассеянно спросил канцлер и, положив бумаги на стол, принялся аккуратно раскладывать их перед королем.

— От Корелди, разумеется, от кого же еще. Не хотите взглянуть? — С этими словами он подтолкнул к канцлеру небольшую шкатулку.

Джессом тотчас ощутил прилив радости. Молодец, сделала свое дело! Тем не менее он постарался придать лицу невозмутимое выражение, чтобы ублажить короля, а затем изобразил удивление.

— Что здесь, ваше величество? — спросил советник, глядя на шкатулку, но не осмеливаясь взять ее в руки.

— Открой и посмотри сам.

Джессом повиновался. Он аккуратно приподнял кусок холста и на мгновение театрально замер — всего на мгновение, потому что иначе его величество соизволил бы разгневаться.

— И? — спросил король. В его голосе уже чувствовалось легкое раздражение. — Твой человек сделал свое дело.

Джессом осторожно вернул крышку на место.

— Похоже, что да.

— Ты что, не хочешь разделить со мною радость? — Селимус по-настоящему рассердился.

— Ну что вы, ваше величество, собираюсь, как же иначе. Я в восторге оттого, что вы достигли желаемого. Я для того и состою при вас, чтобы исполнять все ваши повеления.

Селимус пропустил льстивые речи мимо ушей.

— А твой человек?

— Гм, — Джессом сделал вид, будто занят бумагами. Ему не хотелось отвечать на вопрос короля. Канцлер знал эту женщину под именем Лейен и знал, что она вряд ли обрадуется, проведав, что он рассказывает о ней посторонним людям, пусть даже королю. — Вот эти бумаги — самые безотлагательные, ваше величество.

Селимус раздраженно смахнул бумаги на пол.

— Джессом, я вижу, ты не хочешь сказать мне, кто этот человек.

— Неужели, ваше величество? Ничего подобного!

— Тогда назови мне его имя.

— Сир, мы уже обсуждали раньше этот вопрос. Мне бы не хотелось втягивать вас в дела, которые могут повредить вашему доброму имени. Скажи я вам имя убийцы, и вы тут же станете частью заговора.

— Но я ведь и без того часть заговора! — Король злобно сощурил зеленоватые глаза.

Джессом знал, что с Селимусом шутки плохи, особенно, в такие минуты, как сейчас. Король капризен, властолюбив и жесток, в его характере немало таких черт, которые менее тонкий человек счел бы проявлением недалекого ума. Последнее, однако, не соответствовало истине. Джессому было прекрасно известно, что король наделен острым умом, злым языком и совершенно лишен сострадания. Редко что ускользало от его внимания, а потому как в словах, так и в поступках следовало соблюдать особенную осторожность.

— Немедленно доставить его в Стоунхарт! — распорядился Селимус, протягивая руку за третьим пирожным.

У канцлера перехватило дыхание, ибо это было как раз то, чего он меньше всего желал.

— Сир, я не уверен, что ваше требование выполнимо.

— Это почему же? — Селимус отряхнул с рубашки крошки пирожного, а сам развалился в кресле, положив одну ногу на табурет. — Будь добр, объясни мне, отчего же оно невыполнимо?

Джессом знал, что клюнуть на доверительный тон — значит, совершить непростительную ошибку.

— Дело в том, ваше величество, что с этим человеком нелегко связаться.

— В таком случае разыщи его сам. Я бы хотел встретиться с ним лично.

— Могу я знать, с какой целью, ваше величество?

— Потому, Джессом, что тот, кто выполнил мое пожелание, когда другие не смогли или не захотели, заслуживает всяческого уважения. И он может быть мне полезен. Мне бы хотелось с ним поговорить, возможно, обсудить дальнейшее… скажем так, сотрудничество.

Король был крайне осмотрителен в словах.

— Ты заплатил ему сполна?

— Последняя часть причитается по получении доказательств смерти, ваше величество, — пролепетал Джессом.

— И вот теперь оно у нас есть. Значит, этот человек должен получить причитающийся ему остаток, и когда он за ним явится, ты приведешь его ко мне. Ты меня понял?

— Я постараюсь, ваше величество.

— Нет, Джессом. Ты не постараешься. Ты это сделаешь!

В голосе его звучал металл. И хотя последние три слова были произнесены негромко и даже вкрадчиво, в них слышалась плохо скрываемая угроза.

Канцлер кивнул, а чтобы как-то развеять гнетущую атмосферу, добавил:

— Теперь, мой король, Тирск вам не страшен, вы избавились от него навсегда и можете вздохнуть спокойно.

— Об этом говорить еще рано…

— Это почему же? — Джессом наклонился, чтобы подобрать с пола бумаги.

— Потому что еще остается его сестра. Когда с ней будет покончено, тогда и можно будет сказать, что мы полностью разделались с этой семейкой. И я предлагаю сделать вот что. Вы разузнаете для меня все, что только сможете об исчезновении прекрасной Илены. Интересно, куда Корелди ее спрятал? Тогда ему удалось меня перехитрить. Я наивно поверил, что он просто захотел развлечься с ней, а потом выбросить за ненадобностью. Что ж, наверно, меня это устраивало, иначе, как так получилось, что он смог меня провести. Ничего, я ее непременно разыщу.

Джессома не удивила столь быстрая смена настроения короля. Будто зарядившись энергией из неведомого источника, он уже позабыл свои недавние угрозы. Канцлер с трудом удержался, чтобы не покачать головой, сетуя на непредсказуемость монарха. Именно этим, непредсказуемостью и непостоянством, и был опасен Селимус.

— Что нам известно о передвижениях Корелди, сир? — поинтересовался канцлер.

— По правде сказать, ничего. Они с Иленой выскользнули из Стоунхарта в тот вечер, когда состоялись поминки по Тирску. Никто не видел, как они это сделали, хотя мне донесли, что один из стражников имел с ним накануне разговор в одном уединенном дворе.

— Насколько я понимаю, во дворе имелись ворота.

Король кивнул.

— Те самые ворота, где в ту ночь поднял лай пес Уила Тирска.

— Да, припоминаю. По-видимому, пес отвлек на себя внимание. Хотя до сих пор не могу взять в толк, как можно договориться с собакой, — произнес канцлер, развивая дальше мысль короля, и с удовольствием отметил, что тот кивнул. — Скажите, сир, куда ведет из города самая короткая дорога?

Селимус нахмурился.

— Если не ошибаюсь, в Фарнсуит.

— Что ж, оттуда и начнем. Я проведу небольшое расследование. Кстати, ваше величество, когда Корелди состоял у вас на службе, ему полагалась прислуга?

— К нему был приставлен паж, правда, не помню, кто именно. Вы это к чему?

— Благодарю вас, сир. Вы даже не представляете, какие ценные вещи порой может подслушать слуга. Я этим займусь.

— Прекрасно. Теперь перейдем к сгинувшим неизвестно куда налогам и доходам. Сумели хотя бы что-то отыскать?

— Мои люди, ваше величество, проверяют всю гвардию.

— Вы до сих пор убеждены, что этим занимается кто-то из своих?

— Да, ваше величество.

Селимус молчал, отчего Джессом сделал вывод, что следует ждать очередных неприятностей. Сборщики налогов по всему королевству с неприятным постоянством становились жертвами грабежей, что наводило на печальную мысль: здесь явно действуют не простые разбойники, а кто-то, кому заранее известно, какой дорогой будет возвращаться тот или иной мытарь.

— В таком случае, — произнес наконец король, — начиная с сегодняшнего дня и далее, пока виновные не будут установлены, мы будем ежедневно сажать на кол по два солдата из легиона. Выберите двоих покрепче и поздоровей — мне все равно кого. Страх распространяется подобно чуме. Увидите, виновные тотчас же окажутся у нас в руках.

С этими словами Селимус потянулся за очередным пирожным. Канцлер поклонился и направился было к двери, но король остановил его.

— Да, кое-что еще. Джессом.

— Слушаю, ваше величество.

— Когда ты наконец найдешь Илену Тирск…

— Да, ваше величество?

— Мне она нужна мертвой.

— Считайте, это уже сделано, мой король.

Канцлер покинул королевские покои с тяжелой душой. Ему так и не удалось отговорить своего господина от встречи с наемным убийцей. А убедить Лейен в необходимости прибыть в Стоунхарт будет не так-то просто. Увы, выбора нет; хочешь, не хочешь, а придется постараться и для начала выйти на ее след. Что касается сестры Тирска, то это сделать куда проще.

Джессом не одобрял убийство ради убийства, и его глубоко беспокоило, что король небрежно, походя, раздает смертные приговоры. Например, эскапада в Риттилуорте нанесла всему королевству жуткий урон, а если вдруг всплывет вся правда, то страшно представить себе, чем это может закончиться для самого короля. Увы, вздохнул про себя канцлер, Селимус так и не избавился от юношеской убежденности в собственном всемогуществе и по-прежнему полагается на силу там, где нужно действовать тонко и осмотрительно. Однако в том, что касалось Илены Тирск, Джессом полностью разделял мнение короля. Девушку нужно убрать. Неизвестно, какие непоправимые беды она способна принести Моргравии, разгуливая на свободе, ведь одно ее имя пользуется уважением по всему королевству, особенно, у солдат легиона. Конечно, задание не самое приятное, но Джессом не сомневался: убрать Илену — значит, спасти Селимуса. Ее убийство пойдет во благо стране и трону.

— Ты скоро будешь у меня в руках, Илена, — пробормотал он, направляясь по коридорам замка в свои апартаменты.

 

Глава 4

Король Кайлех мрачно взирал на тело, распростертое перед ним на грязной соломе на полу тюремного каземата. Сюда никогда не проникали лучи солнца. Высеченное в чреве скалы, на которой стояла крепость, узилище было подобно могиле. Заключенный по имени Герин не мог дождаться часа, когда оно действительно станет его могилой.

— Он умирает? — спросил король, стараясь сдержать гнев. Кайлех не привык разбрасываться словами, и тот, к кому была обращен вопрос, прекрасно это знал и потому поспешил кивнуть.

— Да, мой король, — ответил тюремщик, — он сам навлекает на себя смерть и уже долгое время отказывается от пищи.

— А от воды?

Тюремщик покачал головой.

— Молчит и почти не шевелится.

— Почему меня не поставили в известность? — недовольно спросил Кайлех. — Немедленно позвать сюда Рашлина!

Понимая, что разгневал короля, тюремщик вышел из каземата и позвал посыльного, чтобы тот передал послание странному смуглому человеку, который состоял при монархе в качестве барши, или придворного колдуна.

Тем временем король, погруженный в свои думы, мерил шагами тюремную камеру. О пленном он знал только то, что это солдат моргравийского легиона. Первоначально король обрадовался самой возможности отомстить — пусть даже путем пыток и унижений моргравийца — за гибель людей, погибших в кровавой бойне, которую устроил властитель соседней страны. Жестокое избиение безусых юношей, еще не державших в руках оружия, потрясло и оскорбило Кайлеха до глубины души. Нет, решил он, этот новоявленный монарх заплатит за все сполна. Но потом в Скалистые горы, несмотря на предостережение, вернулся Ромен Корелди. Корелди — которому Кайлех несмотря ни на что в душе симпатизировал, более того, кем он восхищался — наговорил целый короб оправданий, ни одно из которых даже отдаленно не походило на правду. Но, с другой стороны, кто докажет, что это не так? Похоже, что Корелди узнал моргравийского пленника, хотя тот отрицал, что знает наемника. Но тогда с какой стати Корелди призывал пощадить его? И почему, со своей стороны, этот человек отказался спастись бегством, словно нарочно пытаясь отвлечь отряд Кайлеха, увести его как можно дальше от той горной тропы, которой воспользовались его спутники, Корелди и та женщина, Элспит из Йентро?

И король Кайлех, пытавшийся разгадать секрет с той же настойчивостью, с какой собака пытается разгрызть кость, пощадил моргравийца и не стал отнимать у него жизнь, пойдя наперекор собственным желаниям. Вместо этого, руководствуясь неясным чутьем, он заточил его в узилище. Более того, распорядился, чтобы лекари выходили получившего едва ли не смертельные раны пленника, дабы с его помощью снова заманить Корелди в Скалистые горы и покончить с ним раз и навсегда.

Кайлех тогда страшно разгневался, ведь пленникам удалось бежать из его замка. И не будь Герин Ле Гант пойман снова, он бы, не дрогнув, отправил на казнь своих собственных солдат, упустивших трех моргравийцев. Разумеется, тем удалось бежать не без посторонней помощи, в частности, его ближайшего помощника. Король до сих пор не мог пережить предательство Лотрина, человека, которого привык считать не простым подданным, а товарищем по оружию, если не сказать братом. У него не укладывалось в голове, как Лотрин мог решиться на предательство, и главное, из-за чего. Была ли виной тому красота юной моргравийки? Или скорбь из-за смерти собственной жены, умершей после родов и давшей жизнь сыну короля? Или же — что более правдоподобно — сострадание к Ле Ганту и другим заключенным? Все это, впрочем, было уже неважно. Когда от него ожидали верности, Лотрин предпочел предательство — что ж, он заплатит за него полную цену.

Мысли короля вновь вернулись к пленнику, распростертому на грязной соломе. Почему-то в душу закралось подозрение, что Корелди еще вспомнит о нем. Гренадинец вернется и попытается вызволить моргравийца из темницы, и тогда он, король горцев, одним махом избавится от обоих. Кайлех мрачно улыбнулся — хороший план.

Ле Гант пошевелился, веки его дрогнули, что тотчас подсказало королю, что пленник знает о его присутствии в камере. Зажженная тюремщиком свеча отбрасывала на лицо узника тусклый желтоватый свет, отчего оно не казалось мертвенно-бледным, каким было на самом деле. От стен каземата веяло ледяным холодом, в углу постоянно капала вода, и от звука капели можно было сойти с ума. Одна стена была склизкой от сырости, но даже исходивший от нее запах плесени не мог перебить вонь давно немытого человеческого тела — Ле Гант давно уже перестал заботиться о собственной чистоте. Казалось, наоборот, он старательно копит на себе грязь, в надежде на то, что в один прекрасный день старая рана загноится, и он умрет. Пленник определенно возмечтал о смерти.

Все это не могло не раздражать короля, однако, обращаясь к моргравийцу, он постарался держать свой гнев в узде.

— Послушай, Ле Гант, я не позволю тебе умереть и сделаю все, чтобы ты выжил. Ибо ты приведешь мне Корелди. Я не только выведаю его секрет, но и лишу его жизни. Не притворяйся, я знаю, что ты слышишь меня.

Пленник пошевелился, и король сделал вывод, что прав в своем предположении: Ле Гант его слышит.

— Почему ты молчишь, моргравиец? Мне казалось, ты будешь рад гостям.

— Но только не тебе, — прохрипел пленник еле слышно, но с нескрываемой злостью.

Кайлех кивнул, довольный, что Ле Гант заговорил. Да и рассудок, судя по ответу, все еще оставался при нем.

— Мы поможем тебе встать на ноги, после чего ты вернешься сюда снова.

— И все начнется с самого начала, — с вызовом бросил Герин, по-прежнему не открывая глаз.

— Именно. Как я понимаю, солдат, ты ищешь смерти, но я не позволю тебе обрести ее. Свыкнись с этой мыслью и не усложняй себе жизнь. Просто живи. Кто знает, вдруг в один прекрасный день ты вновь увидишь Корелди, и лишь потом вы с ним умрете вместе, причем, когда и как — решать мне.

— Как ты наивен, Кайлех, — негромко, но с укором произнес пленник. — Не удивительно, что Селимус спокоен за безопасность своих северных границ. Ему известно, как легко ты поддаешься слепому гневу, а гневливый правитель — угроза для страны не менее опасная, чем враг. Так что когда и как положить конец твоему правлению, решать будет он.

Герин прекрасно понимал, что Кайлех рассвирепеет от его слов, и не удивился бы, если бы за ними последовал пинок под ребра. Вместо этого он услышал негромкий смех. Судя по всему, горный король, если и был разгневан, решил не подавать вида.

— Я бы на твоем месте попридержал язык, солдат. Твой король — чума для Моргравии, я же стану тем, кто нанесет ей окончательный удар.

Герин не успел ответить, потому что услышал чьи-то шаги. Похоже, к нему шел знахарь, тот самый странный человек, который один раз уже вытащил его из могилы.

— Сир! — донесся до него новый голос.

— Поставь его на ноги, каких бы усилий это тебе не стоило! — распорядился король.

Рашлин кивнул.

— Я сделаю все, что смогу.

— Кормите его насильно, постоянно давайте пить.

— Все будет сделано так, как вы прикажете, ваше величество.

Герина перевели из каземата в комнату, которую он не раз видел в кошмарных снах. Именно в ней Кайлех лишил жизни добрую и смелую женщину по имени Элспит. Как и Герин, она была родом из Моргравии; ее поймали вместе с Корелди. Помнится, он про себя воздал ей должное, когда она не побоялась бросить вызов самому королю. Это она собственноручно разрезала нитки, которыми были зашиты его веки, чтобы он увидел своих спасителей. Тот, кого Герин принял за Уила, кто разговаривал таким странным голосом и манерами отдаленно напоминал Уила, оказался красавцем-наемником, уроженцем Гренадина. Этот человек был явно знаком с Уилом, и тем не менее Герин тогда сильно расстроился, что это не Уил.

Элспит, как он и предполагал, оказалась не только хорошенькой, но и очень даже красивой, а его бывший мучитель Лотрин превратился в их друга. Герину было страшно даже подумать, какая судьба постигла горца, предавшего своего короля, тем более что Лотрин был вторым после Кайлеха лицом в королевстве, и его измена стала для владыки Скалистых гор жесточайшим ударом. Герин был рад этому, а угнетало его лишь то, что он сам не может нанести достойный удар. Увы, он был слаб и способен только на одно: уморить себя голодом. И вот теперь Кайлех отнимал у него и этот шанс. Жестокий врачеватель вознамерился вернуть пленнику силы, чтобы мучители могли и дальше смеяться ему в лицо.

Никогда еще ему не хотелось так расплакаться, как сейчас. Он, воспитанник сурового Фергюса Тирска, не привык давать волю чувствам, наоборот, научился держать и мысли, и эмоции в кулаке, хотя причин лить слезы в его жизни хватало. Возмужав, он еще ни разу не поддался минутной слабости. Он чувствовал себя никому не нужным и совершенно беспомощным — старший солдат моргравийского легиона и личный адъютант семейства Тирсков не мог оказать врагу даже малейшее сопротивление.

От обиды Ле Гант даже плюнул на пол.

— А вот это вы зря, — попенял ему через плечо Рашлин. — Я бы не советовал понапрасну тратить драгоценную влагу. В противном случае придется поступить так, как велел король, то есть подвергнуть дополнительным унижениям. Одни мои люди будут держать вас, а другие силой запихивать в рот пищу и заливать воду.

Герин вздохнул. Ему вспомнился печальный конец Элспит, вспомнилось, как кровь била фонтаном из раны, нанесенной ей самим Кайлехом. Тогда эта кровь свертывалась прямо у его ног, помечая его клеймом убийцы. Ведь это он молчал, отказываясь сказать своим и ее мучителям то, что они хотели услышать. Шантаж был лишь одним из орудий Кайлеха. Герин помнил улыбку Рашлина, когда Элспит умерла, помнил вспыхнувшую в его глазах радость. Если бы не приказ короля, он с удовольствием истязал бы и Герина. Но сейчас его работа состояла в другом — врачевать раны, а не наносить их. Герин с ужасом осознал, что Кайлех прав. Сопротивление бессмысленно и бесполезно, потому что все повторится с самого начала, они не дадут ему умереть — пока не услышат то, что им нужно. И лишь потом за ненадобностью убьют. Но кто знает, если он вновь наберется сил, может, и сумеет нанести ответный удар. Но для этого нужны силы и ясная голова, а пока мысли путались от голода и жажды. И все же он поклялся, что найдет способ отомстить Кайлеху.

— Меня незачем принуждать силой, — прошептал он охрипшим от долгого молчания голосом.

— Неужели? — съязвил Рашлин.

— Я согласен принимать пищу.

— Верно, ибо в противном случае это стало бы малоприятным занятием, — злобно усмехнулся его собеседник.

— Тем не менее, идя на уступки, я тоже хочу кое-что потребовать взамен.

— Кто ты такой, чтобы что-то требовать от нас, — возразил Рашлин.

— Вы с королем задумали вновь поставить меня на ноги. Что ж, вам будет легче это сделать, если вы позволите мне время от времени выходить во двор подышать свежим воздухом и немного размяться. Если мне откажут в просьбе, буду сопротивляться. Более того, клянусь, что найду способ уйти из жизни, чем доставлю неприятности вам обоим. Подумай о том, чья отрубленная голова будет красоваться на шесте на главной площади замка, а, Рашлин?

Колдун ничего не ответил, но задумался, словно представляя себе эту картину.

— Хорошо, я поговорю с королем. Но сейчас ты должен принять пищу.

С этими словами Рашлин хлопнул в ладоши, давая знак слуге.

— Ты останешься здесь, пока я тебя не выпущу. Считай, что тебе повезло, моргравиец. По крайней мере можешь смотреть на мир в окно и спать на удобном топчане.

— Я требую, чтобы мне время от времени было позволено выходить на воздух, в противном случае предпочитаю вернуться в каземат.

Рашлин сделал вид, что не расслышал его слов.

— Все то время, пока ты будешь у меня, я буду держать тебя в оковах. Не советую тешить себя тщетной надеждой, солдат. Отсюда не убежать, даже если тебе и будет позволено сделать глоток свежего воздуха.

— Однажды мне это уже удалось, — возразил Герин, не столько ради угрозы, сколько из желания бросить вызов.

— Тебе помогли. Второго такого раза не будет.

— А где Лотрин? — спросил он.

В ответ раздался омерзительный хохот.

— Там, где ему уже ничто не поможет, — ответил Рашлин, довольный тем, что сумел словами причинить пленнику боль.

— Он жив?

— Едва ли, — последовал ответ. — Хотя должен заметить, что работать с ним было одно удовольствие.

И хотя силы были на исходе, Герин бросился на колдуна, движимый не столько физической силой, сколько усилием воли.

Однако в тот самый момент, когда пленник сдвинулся с места, Рашлин поднял руку, и Герин впервые в жизни испытал леденящий душу ужас. По спине его пробежал холодок, и все волоски на теле — от головы и до пят — встали дыбом. Неожиданно он повис в воздухе. Со стороны это наверно выглядело глупо, однако Горину было не до смеха. Рашлин владел тайнами колдовства и применил по отношению к нему магические чары.

— В следующий раз будет больно, — вкрадчиво произнес барши. — Никогда больше не делай подобных глупостей. Даже если раньше ты и не верил в подобные вещи, надеюсь, я убедил тебя, что магия существует. Доказательством тому та странная поза, которую ты принял в воздухе. Прочувствуй это всем телом, Ле Гант, потому что, если я сочту нужным, то навсегда оставлю тебя в таком положении.

С этими словами Рашлин снял чары, и Герин упал, больно ударившись о каменный пол. Из горла вырвался стон, а вместе с болью пришло страшное осознание того, что ему противостоит темная, неведомая сила.

 

Глава 5

Финч сидел возле черного входа в заведение под названием «Запретный плод». Нейв послушался совета друга и до поры до времени согласился не привлекать к себе внимания. Однако из того места, где он затаился подальше от посторонних глаз, было видно, как мальчик мается от скуки, постукивая мыском ботинка по камню и ожидая, что кто-то заметит его и заговорит.

Мимо него в ворота торопливо прошли несколько женщин, однако все они как одна были какие-то хмурые и неразговорчивые. С такими не завяжешь непринужденный разговор. Финч полагался на внутренний голос, а тот подсказывал, что нужная ему собеседница непременно появится. Главное — дождаться. Ждал он уже добрую пару часов. Зима в этом году выдалась мягкая, но все равно воздух был прохладен, и Финч, в легком не по-зимнему одеянии, порядком озяб. Он уже посинел от холода, сидя на деревянной колоде, когда у ворот появилась молодая женщина. В отличие от остальных, она не торопилась, а теплый плащ до пят скрывал от посторонних глаз ее платье. Финч не знал, какие в борделе правила, и потому даже такая, казалось бы, несущественная деталь привлекла его внимание.

— Так и до смерти недолго окоченеть, — произнесла женщина, сочувственно глядя на него.

Финч тотчас узнал бриавельский акцент. Значит, перед ним местная.

— Вы правы, день сегодня выдался холодный, — ответил он с сильным северным акцентом, которому научился, прислушиваясь, как разговаривают между собой другие парни, которых семьи отправляли в Стоунхарт прислуживать на кухне. Сымитировал он его безукоризненно — никто не заподозрил бы, что под северным говорком хорошо спрятан южный.

— Вижу ты, парнишка, издалека. Уж не из Моргравии ли?

Надо же, подумал он про себя, а вслух произнес:

— Вы угадали, сударыня. Как вам только это удалось?

— Ты кого-то ждешь? — участливо поинтересовалась женщина.

Финч кивнул.

— Сестру.

— Вот как! И кто же она такая?

— Ее имя Хилдит. Я проделал долгий путь, чтобы ее увидеть. Наша мать умерла, вот я и отправился на ее поиски.

На лице женщины появилось выражение неподдельного сочувствия — как он и предполагал.

— Бедный ты мой мальчик, тебе не повезло. Ее здесь нет. Заходи внутрь, погрейся немного.

Финча не надо было уговаривать. Он тотчас последовал за собеседницей внутрь. А когда они проходили мимо других женщин, то услышал и имя своей благодетельницы.

— Спасибо, Рена, — поблагодарил ее Финч, когда она пододвинула к очагу стул.

— Не за что. Лучше сиди и грей здесь свои косточки. Кстати, может, хочешь поесть? Вид у тебя голодный — впрочем, мальчишки всегда голодны.

Нет, голоден Финч не был. Мысли о пище посещали его редко.

— Просто страх как хочется, — солгал он, отнюдь не радуясь тому, что вынужден идти на обман.

— Я так и знала! У меня есть два юных племянника, так у них, похоже, животы всегда пустые.

Женщина потрепала его по волосам.

Пока Финч сидел в гостиной, туда заглянули несколько женщин, но никто не стал докучать ему своим вниманием, как, впрочем, и он им. Мальчик сидел, глядя на пляшущие языки пламени в очаге, всем своим видом показывая, что он замерз, напуган и ему не до разговоров. Постепенно, он погрузился в собственные мысли и неожиданно поймал себя на том, что все чаще, думая про убийцу Ромена, вспоминает Уила. Интересно, в чьем обличье ходит сейчас по земле Уил Тирск? Финч не сомневался, что продажная женщина по имени Хилдит каким-то образом причастна к убийству, даже если Лайрика и покоробило это предположение, высказанное королевой. Финч был почти уверен в том, что Хилдит выведет его на Уила. Остается только ее найти.

— А вот и еда, мой сладкий, — произнесла Рена, выйдя из кухни, чем вернула его к действительности. — Сыр и домашнее повидло. Ничего другого предложить не могу. Да, и еще ломоть хлеба и кружка молока, на столе, за твоей спиной. Кстати, как тебя зовут?

Финч ненавидел молоко.

— Меня зовут Финч, Рена. Спасибо за заботу.

— Жаль, что ты понапрасну проделал долгий путь, — произнесла она сочувственно. — У меня самой несколько лет назад умер младший брат. Сейчас ему уже исполнилось бы десять, он был постарше тебя.

Финч вздохнул. Ему уже исполнилось десять, но он выглядел гораздо младше своих лет.

— Ты, должно быть, грустишь по нему, — произнес он, нехотя принимаясь за предложенное угощение.

— Еще как! Такой был милый паренек! Какая жалость, что утонул! Понимаю, это может случиться с каждым, и все же…

Финч почувствовал, что разбередил старые раны.

— Не хотел огорчить тебя, Рена.

Женщина заставила себя улыбнуться.

— Сама вижу. Между прочим, ты чем-то похож на него. Только вряд ли бы ему пришло в голову пуститься в такое долгое путешествие, чтобы меня разыскать. Ты, наверно, был очень привязан к сестре, коль решился отправиться в такую даль.

— А что мне еще оставалось? Нам без Хилдит никак нельзя. Отец постоянно хворает, а кроме меня в семье еще целых пять ртов. — Финч нарочно произнес эти слова с сильным северным акцентом, чтобы показать, как он переживает. Впрочем, так и было, ведь лгать он не привык.

— Ну-ну, не надо расстраиваться. А Хилдит больше здесь не работает. Скажу больше, она покинула Кроувилл. Подожди немного, попробую узнать для тебя подробности.

Финч кивнул и засунул в рот кусок хлеба — не потому, что был голоден, а чтобы больше не лгать такой милой женщине.

Рена на несколько минут оставила его и вскоре вернулась, но уже не одна. С ней пришла другая женщина, чуть постарше.

— Ты брат нашей Хилдит? — спросила у Финча эта другая женщина, глядя на него недобрым взглядом.

Финч кивнул — мол, так оно и есть.

— Что-то я ни разу не слышала, чтобы Хилдит упоминала брата, — довольно бесцеремонно произнесла женщина.

— Тише, — вмешалась Рена. — Он только что потерял мать. Кроме него остался еще целый выводок. Будь с ним поласковее.

Но вторая женщина лишь покачала головой.

— Хилдит тут больше нет. Она ушла в ту же ночь, когда здесь пырнули ножом одного парня. Прямо в сердце.

Финч нахмурил брови, изображая растерянность. Рена закатила к потолку глаза — мол, зачем пугать мальчишку.

— Некоторое время назад у нас тут случилось несчастье. Погиб один постоялец. Нам о нем ничего не известно. Но, судя по всему, бедняга перешел кому-то дорогу. Вот его и убили. Хилдит… в общем, в ту ночь она была с ним. Я потом отвела ее домой.

— А знаешь ли ты, малыш, чем зарабатывает на жизнь твоя сестра? — поинтересовалась вторая женщина, наклонившись к нему почти вплотную.

Финч кивнул.

— Она дарит мужчинам радость, — серьезно произнес он, и от этих его слов Рена словно расцвела.

— Верно, мой сладкий, именно так, — произнесла она. — Ну, давай продолжай, рассказывай ему, что ты хотела сказать, — обратилась она к своей товарке.

На этот раз вторая женщина грустно вздохнула.

— В ту ночь она вернулась гораздо позже, чем обычно, почти под утро, когда шум уже улегся. Все спали или разошлись по домам. Я совершенно случайно задержалась, потому ее и увидела.

— И что она сказала? — спросил Финч, ловя каждое слово.

— Ничего, да вот вид у нее был напуганный. Не удивительно… после того, что с ней случилось. Я спросила, что не так, — женщина пожала плечами, — и она коротко рассказала, что убит человек, и потому она уходит отсюда.

— Интересно, а что заставило ее вернуться? — задалась вопросом Рена.

— Сказала, будто бы забыла что-то в комнате. Ей не хотелось вновь встречаться с солдатами, вот и ждала, пока те уйдут.

— И что такое она забыла? — спросил Финч.

Но женщина лишь раздраженно пожала плечами.

— Откуда мне знать? Она просто заглянула на минуту в комнату и почти тотчас же вышла.

— Она сказала вам, куда уходит? — не унимался Финч.

— Откуда мне было знать, что она уйдет. Я и не спрашивала. Правда, мне показалось, что она была не просто напугана. Ее как будто что-то мучило. Была как пьяная, хотя выпивкой от нее не пахло.

— Ты на что намекаешь? — удивилась Рена, и Финч в душе обрадовался, что она предвосхитила его вопрос.

— Трудно сказать. Сами знаете — пошатывалась, с трудом подбирала слова, блуждающий взгляд. Я тогда подумала, что это все с испугу, но ей словно было неловко в моем присутствии, вот она и поспешила уйти.

Финч задал тот же вопрос несколько иначе:

— Может, Хилдит говорила что-то такое, что поможет мне ее найти?

Желая выведать как можно больше, он даже забыл про акцент, но обе женщины не обратили на это внимания.

— Ничего. Наверно, решила вернуться домой, только где он, этот ее дом, хотела бы я знать. Упомянула чье-то имя — женское имя, но я его не запомнила. Мириам или что-то в этом роде. Больше я ничего не знаю.

— Ну как, Финч, узнал, что тебе нужно? — спросила Рена с надеждой в голосе.

Финч печально покачал головой, показывая, что расстроен.

— Нет, но я буду ее искать, — решительно произнес он.

На самом же деле, стоило услышать имя Миррен, а именно его произнесла Хилдит, как у него тотчас екнуло сердце.

— Спасибо вам за хлеб и сыр, — поблагодарил он Рену. — И вам тоже спасибо, — добавил он, обращаясь ко второй женщине, и учтиво кивнул.

Но та лишь в очередной раз пожала плечами и вышла из комнаты, словно его здесь и не было.

— Может, тебе собрать в дорогу узелок? — предложила Рена.

— Не надо. Как-нибудь обойдусь.

— Что ж, тогда удачи тебе.

Финч на прощание обнял ее — сказать по правде, к полной для себя неожиданности. После всех неудач и разочарований он был рад, что получил в свои руки такую ценную нить.

— Как-нибудь приду нас проведать.

Рена улыбнулась, зная в душе, что он не придет.

Выйдя на улицу, Финч подозвал к себе Нейва, и они быстро зашатали прочь от места под названием «Запретный плод». В голове у Финча все перемешалось.

— Сейчас объясню, — сказал он, обращаясь к псу. — Давай только отойдем подальше в лес.

Напившись воды из того же ручья, из которого пил Уил, уже в своем новом теле, Финч собрался с мыслями. Ему было легче размышлять вслух. Четвероногий друг молча слушал его, а мальчик одну за другой перебирал мысли, вертел и так и сяк и отбрасывал в сторону ненужные.

— Уил жив — в этом я убежден. Мне было видение. Значит, это произошло еще раз, и теперь он ходит по земле в облике своего убийцы. И если я прав, то Уила убила Хилдит. Теперь понятно, почему он солгал, когда его допрашивали. Он был вынужден придумать историю про то, как в комнату ворвался какой-то незнакомец и заколол Ромена.

Финч прислонился поудобней к мохнатой собачьей спине. Нейв в ответ лизнул его в нос.

— Когда он обнаружил, что превратился в женщину, то первым делом поспешил как можно скорее убраться отсюда.

Финч представил себе состояние Уила в те первые минуты и сочувственно покачал головой.

— Женщина в борделе запомнила, что Хилдит пробормотала какое-то имя. Она сказала «Мириам», а по-моему, это Миррен. Лишь горстка людей знают о ее существовании, тем более в Бриавеле. Кроме королевы и меня о ней никто не слышал. Теперь я уверен — Уил превратился в Хилдит. Нам остается только ее разыскать.

Нейв поднялся с места и побрел прочь. Финч подумал, что пес голоден, и решил поймать какого-нибудь зазевавшегося кролика. Он сел, прислонившись спиной к дереву, закрыл глаза и расслабился. Он не пытался ухватиться за один конец нити, в надежде распутать весь клубок, а отправил ум в свободное плавание, чтобы тот по крупицам, словно камешки мозаики, восстановил всю картину событий. Постепенно в голову приходили все новые и новые мысли. Интересно, куда мог пойти Уил? Словно в ответ на этот вопрос перед его внутренним взором встала картина, явленная ему впервые видением. Финч мысленно прокрутил слова, которые тогда услышал, воссоздал облик городка и полей, засеянных хмелем. Интересно, зачем ему явилось это видение? И откуда она, эта Миррен?

Финч принялся перебирать в голове обрывки разговоров взволнованных горожан во время суда над ведьмой. Расслабившись, он подставил лицо солнечным лучам, проникавшим сквозь полог леса. Разгадка пришла ему в следующее мгновение, Белуп! Уж не туда ли направил свои стопы Уил? В Белупе варили самое лучшее пиво — Финч знал об этом от солдат; те не раз обсуждали свои вылазки в этот маленький городок. Хмель! Хмель нужен при варке пива! Это уже зацепка. Может, Уил пытался отыскать родственников Миррен?

Вскоре вернулся пес. Во рту он что-то нес, но только не кролика. Подойдя ближе, Нейв бросил свою добычу Финчу на колени. Добычей оказался кожаный шнурок, а точнее, браслет с руки Ромена.

— Это знак, Нейв! Уил прятался в этих зарослях в ту ночь, когда превратился в Хилдит! Готов поспорить, что и браслет он бросил здесь нарочно. Наверно, надеялся, что ты его найдешь. Ты ведь у нас умный песик!

С этими словами он почесал у Нейва за ухом и крепко прижал к себе.

— Мы с тобой идем в Белуп, дружище, — прошептал он на ухо четвероногому другу. — Мне понадобится лошадь. Вот и пригодится подаренный Валентиной кошелек.

* * *

Уил прихватил в Кроувилле горстку монет — о тайнике, где они были припрятаны, он узнал, порывшись в остатках памяти Фарил. Такие тайники, как он понял, имелись у нее в обоих королевствах, чтобы при необходимости без труда разжиться звонкой монетой. Но этих самых звонких монет оказалось мало — ему же требовалось гораздо больше. Уил не поленился записать, где находятся оба тайника — на тот случай, если память Фарил постепенно угаснет. Он успел понять, что все, хранившееся в его новой голове, тщательно разложено по полочкам. На него это произвело впечатление.

Уж если быть женщиной, то только такой, постоянно напоминал он себе.

Фарил оказалась не просто мастером своего дела, а настоящим виртуозом с большой буквы. Уил был потрясен тем, с какой поразительной точностью выходила она на цель. С ее помощью распрощались с жизнью влиятельные особы из самых разных городов, и даже далеких стран поту сторону океана. К своим жертвам она не испытывала никаких чувств. Фарил была холодна как лед. Впрочем, нет, она была на что-то озлоблена. Только на что? Увы, причину Уил так и не смог узнать — та покоилась в самых глубинах ее памяти. Каким-то образом это было связано с ее семьей. Большего раскопать не удалось, и он решил временно прекратить поиски. Кто знает, может, позже всплывет само собой, как не раз случалось с воспоминаниями Ромена.

Уил держал путь в Моргравию, в городок под названием Белуп. Что ж, это уже начало. Он знал, что мать Миррен уехала из города сразу после трагических событий в их семье. Лимберт нехотя поделился с ним подробностями, где и как они обнаружили Миррен, и Уил отправился в Белуп, чтобы забрать пса по кличке Нейв и исполнить данное девушке обещание. С ее матерью он увиделся на бегу, они даже не представились друг другу. Он попытался объяснить, что приехал из Перлиса, но она не обратила на него никакого внимания. Мать Миррен была едва ли не на грани помешательства и спешно собирала, готовясь к бегству, вещи.

А еще он сказал ей, что пообещал Миррен забрать ее любимца, на что мать, не говоря ни слова, отдала щенка. Куда она потом подалась — этого он не знал и не мог знать, но, с другой стороны, иных зацепок не было.

Учитывая благоразумие Фарил, Уил решил, ему лучше замаскировать свою внешность. Куда удобнее путешествовать в обличье мужчины. К тому же это несколько скрасит печальные впечатления от двух предыдущих ночей. До этого момента Уил с трудом сдерживался, чтобы не схватиться за нож и не вскрыть себе вены.

Накануне вечером он тщательно взвесил все за и против шага, для которого он, можно сказать, уже созрел. Пожалуй, это был единственный выход из положения, ведь пока он спал, какие только демоны не являлись ему в кромешной тьме ночи! Как он ненавидел свое новое женское тело, один только вид его вызывал отвращение — а ведь именно оно, тело шлюхи по имени Хилдит, еще совсем недавно возбудило в нем похоть. И вот теперь он заперт в нем как в темнице — одно это отбивает желание жить.

И все же, в последний момент Уил передумал. Отговорил себя, не поддался порыву схватить нож и пустить себе кровь в надежде, что через несколько минут все будет кончено. Ему вспомнились Валентина, Илена, Финч, даже Элспит — он должен жить, пусть даже ради них.

Вспомнив Элспит, Уил тотчас подумал о Лотрине. В свое время он пообещал девушке — а такие обещания не нарушают, — что вернется, чтобы узнать, какая участь постигла Лотрина. А еще в глубине сознания подспудно жила мысль о том, что он должен выкрасть тело Герина и привезти на его родину, в Аргорн.

Аргорн! При мысли об отце к глазам подступили слезы. Нет, он не имеет права отнимать у себя жизнь! Тирски — гордые люди, и он последний, кто остался от этого благородного семейства, даже если весь остальной мир не признает за ним это право. Он должен продолжать борьбу — до тех пор, пока не уничтожит корень всех зол по имени Селимус.

И вот теперь Уил шагал по унылой пустынной дороге, мужчина в теле женщины, в мужском платье и вооруженный, как и подобает мужчине. Уил нарочно выставил оружие напоказ, дабы те, кто встретится на пути, не увидели в нем одинокого беззащитного путника. При виде меча любой разбойник хорошенько подумает, прежде чем покуситься на его кошелек или жизнь. Под плащом, прижатые к груди, которую он туго перетянул, дабы скрыть женские округлости, были спрятаны кинжалы. Уил не решился взглянуть на себя в зеркало, которое нашел среди вещей Фарил. Не до этого, да и не стоит себя лишний раз расстраивать. Уж лучше потерпеть неудобство туго перетянутых грудей, чем их вес, когда они свободно колышутся при каждом шаге.

Правда, он едва не поддался искушению обрезать волосы, однако в последний момент передумал. Кто знает, вдруг ему еще пригодится женское обличье. Вместо этого он затолкал волосы под парик — явно изготовленный мастером своего дела — и поверх него натянул капюшон. Кроме того, у него была фальшивая борода, практически неотличимая от настоящей. Такую можно купить только за хорошие деньги — мастера обычно не задавали лишних вопросов, однако брали за свой труд лишь золотые монеты. Борода была его самым главным утешением, как и волоски, искусно наклеенные на тыльную сторону рук. В таком наряде Уил мог убедить даже себя, что он снова мужчина.

По его прикидкам до моргравийской границы оставался день пути, после чего понадобится еще пара дней, чтобы верхом добраться до Белупа. Тропа, которой он намеревался воспользоваться, вот уже как десяток лет лежала нехоженой. Тем не менее ничего не оставалось, кроме как попытать счастья, хотя он и сомневался, что ему удастся обнаружить след матери Миррен. При мысли о ней тотчас вспомнился Нейв. Скорее всего пес почуял его смерть, потому что всегда чуял недоброе. И если так, то он наверняка уже привел Финча в Кроувилл и отыскал для него браслет Корелди. Находка заставит Финча задуматься — а паренек он смышленый. Уил почти не сомневался, что его юный друг сообразит, что к чему, и отправится на поиски. Как было бы здорово, если бы эти двое — мальчик и пес — оказались рядом, когда он наконец обнаружит колдуна!

Уил гнал от себя мысли о Валентине. Единственный вопрос, который он позволил себе задать, — знает ли она о том, что произошло? Наверное, знает. А если да, то оплакивает ли его? Уил надеялся, что оплакивает, но с другой стороны, кто знает, может, королева сочла, что такой конец даже к лучшему, потому как позволяет ей поставить точку в их непростых отношениях. Он помнил печаль в ее глазах. В ее взгляде застыл немой укор — как ты только мог пойти на предательство? А потом она обвинила его публично. И все-таки он выдержал, вынес обвинения и предательство, ибо любил ее так, как не любил никого другого на свете, включая себя. Ради нее он с готовностью принял бы смерть. Прямо сейчас — оставить это проклятое существование, и пусть Селимус торжествует победу. Но нет, даже если ему не спасти ни себя, ни ее, он все равно должен стиснуть зубы и идти вперед, пока в сердце остался хотя бы лучик надежды.

Уил пустил коня в галоп. Непозволительно терять драгоценное время, предаваясь печальным мыслям.

 

Глава 6

Добравшись до городка под названием Гримбл, Уил понял, что терпеть неудобство, которое доставляла туго перевязанная грудь, он больше не в силах, и потому не устоял перед искушением провести ночь на постоялом дворе. Конюшню для кобылицы он нашел без особых хлопот. Конюх удостоил его лишь беглого взгляда, пообещав, что даст лошади вволю воды и сена. Уил внутренне одернул себя, мол, сколько можно переживать по поводу своей внешности.

— Какую гостиницу вы бы посоветовали мне, мастер Поль? — поинтересовался он у владельца конюшни, добавив еще одну монету сверх запрошенной суммы. Эту привычку когда-то вбил в него Герин.

«Не скупись, щедро плати тому, кто будет присматривать за твоей лошадью. Кто знает, вдруг его забота в один прекрасный день спасет тебе жизнь», — говаривал наставник.

Уил распространил этот принцип на все стороны жизни. Пара лишних монет в чьей-то ладони, особенно серебра, — и человек, сам того не подозревая, связан с тобой крепкими узами благодарности. Вспомнив Герина, Уил тотчас ощутил грусть, хотя и постарался не поддаться ей.

— Лучше «Четырех перышек» вам не найти. Эль там почти не разбавляют, а жена Кидгера приготовит вам отличный бифштекс.

— Спасибо, — поблагодарил он конюха. — Увидимся завтра утром.

— Как пожелаете, сударь, — ответил тот и сразу же кинулся принести ведро, чтобы помыть замылившееся животное. Уил улыбнулся. Герин был прав. К завтрашнему утру лошадь не только отдохнет от долгой езды, но будет досыта накормлена и чисто вымыта.

С этими мыслями он отправился в город. День клонился к вечеру, и город казался каким-то полусонным, как то часто бывает ближе к закату. В это время года, стоит солнцу опуститься ниже, как тотчас становится зябко, а в воздухе чувствуется мороз. Уил стоял на главной площади Гримбла, чувствуя, как холод начинает пробирать до костей. Городок был чистый и сонный, известный лишь своими садами, в которых выращивались знаменитый на всю Моргравию миндаль и сладкая вишня. В начале лета в город стекались поденщики, чтобы помочь снимать урожай. Уил также отметил его удачное расположение — неподалеку от главного тракта, ведущего в Перлис, — летом здесь постоянно шумели ярмарки, где торговали заезжие купцы.

Но в это время года город словно вымирал, что было только на руку приезжему. Уил направился к питейному заведению под названием «Четыре перышка». На его счастье Кидгер не обратил особого внимания на бородатого чужака, который осведомился о наличии свободных комнат. Фарил при необходимости умела говорить басистым голосом, который звучал вполне по-мужски и потому не вызывал подозрений. Из ее воспоминаний Уил знал, что на отработку этого трюка у нее ушли годы. Он мысленно поблагодарил свою убийцу за приложенные старания.

Уил заплатил вперед за постой и еду. Из кухни доносились аппетитные запахи, и он тотчас понял, что проголодался.

— Это у вас так вкусно пахнет? Чем же таким вы сегодня нас угостите? — спросил он.

— Хозяйка готовит рагу из барашка. А еще у нас есть цыплята на вертеле.

Оба предложения выглядели соблазнительно.

— Мне, пожалуй, рагу, — произнес он.

— Хорошо, сударь, — ответил Кидгер. — Вам его подадут ближе к вечеру.

Уил кивнул и направился в отведенную комнату, где рухнул в постель с таким удовольствием, словно та была покрыта пуховой периной и тонким полотном, а не изношенными едва ли не до дыр простынями поверх набитого конским волосом тюфяка. Тем не менее и постель, и комната были чистыми, а из открытого окна приятно тянуло свежим ветерком. Прежде чем лечь в постель, Уил намеревался раздеться и снять повязку с груди. Вместо этого его мгновенно сморил сон. Проспал он недолго. Примерно через полчаса его разбудило звяканье кастрюль под окном, а боль в груди напомнила о том, что прежде чем уснуть, он так и не освободился от повязок. Уил попросил прислугу приготовить ванну.

— Наши городские бани тоже неплохи, сударь, — сказала неприветливого вида девица, которой он велел принести горячую воду.

Уил понял, что девушка отнюдь не в восторге оттого, что ей придется тащить наверх корыто или ведро воды, и улыбнулся, как он надеялся, вполне дружелюбно:

— Знаю, но мне не хочется никуда идти.

С этими словами он протянул девушке две кроны. По местным меркам сумма была огромная.

— Ой, сударь, вы слишком…

— Бери, они твои, но не забудь про воду.

Девица расплылась в улыбке и быстро спрятала монетки под блузку.

— Сию минуту, сударь.

Что ж, кажется, сработало, подумал Уил. Если когда-нибудь придется разгуливать в обличье Фарил, можно воспользоваться этим же трюком.

Девушка не обманула. Вскоре посреди комнаты уже стояла внушительных размеров лохань с кипятком. Кроме того, служанка прислала наверх мыло и душистое масло. Уил поблагодарил двух малых, что притащили ведра с водой и лохань. Судя по всему, двух монет, что он дал девушке, хватило на то, чтобы та наняла себе лакеев.

Когда дверь закрылась, Уил сбросил с себя одежду. Он попытался развязать полоски полотна, которыми спеленал грудь, и когда те все-таки поддались его усилиям, вздохнул с неподдельным облегчением. Посмотреть на свое новое тело он так и не решился. Вместо этого Уил капнул в воду несколько капель душистого масла, после чего, на всякий случай проверив запор на двери, залез в лохань и, согнув ноги В коленях, сел в воду, стараясь не замечать изящные очертания женских ножек.

До того как заказать себе ванну, он позаботился о том, чтобы ему также прислали фляжку вина, и теперь, нежась в теплой воде, решил попробовать его. Нет, пара лишних монет не пропала зря, потому что вино оказалось приятным на вкус. Уил закрыл глаза и отрешился от всяких мыслей. В эти минуты для него существовала только теплая ванна, в которую было так приятно погрузить чужое усталое тело. Намочив брови и бороду — оставшаяся от Фарил память подсказала ему, что клей моментально растворится — он осторожно оторвал их от кожи и положил на стоящий рядом стул вместе с париком. Сейчас для него не было на свете ничего ценнее.

Вытащив из прически шпильки, Уил распустил волосы и слегка удивился их весу. Потом смахнул с лица тяжелые волнистые пряди. Куда только подевалась его собственная непокорная рыжая шевелюра! Как, впрочем, и аккуратный хвостик Ромена! Теперь его голову, ниспадая почти до пояса, украшали темно-золотистые локоны. Он не устоял перед искушением и еще раз потрогал их — на ощупь они были как шелк. Он помнил ощущение волос Фарил — они приятно щекотали кожу, когда она склонилась над ним, якобы для того, чтобы погладить, а на самом деле, чтобы нанести смертельный удар стилетом в самое сердце. Вспомнив тот удар, он вздрогнул от ужаса: первоначальное потрясение тотчас сменилось новым кошмаром — его душа настойчиво рвалась наружу из мертвого тела Ромена, чтобы переселиться в тело убийцы.

Уил устремил взгляд на противоположную стену, возле которой стоял небольшой комод. Там также находился столик с зеркалом, которое он старался не замечать. Меньше всего ему хотелось увидеть себя в женском обличье. Довольно и того, что он решился потрогать волосы — вот и все знакомство с новым телом.

Он вновь закрыл глаза, и мысли тотчас устремились к матери Миррен — та призналась, что обманула своего мужа. Если бы только отец Миррен знал, что растит ребенка, рожденного от другого мужчины! Вспомнилось, с какой печалью в глазах Лотрин отдавал своего новорожденного сына Кайлеху, хотя тот был не его собственным ребенком, а бастардом короля. Кайлех потребовал, чтобы малютку отдали ему — король намеревался воспитать из мальчика наследника трона. Уил покачал головой и задался новым вопросом — как же все-таки Кайлех обошелся с Лотрином? Владыка гор — мстителен; не похоже, чтобы он ограничился простой казнью главнокомандующего и своего бывшего друга.

Мысли о том, какие страдания выпали на долю Лотрина, заставили Уила вспомнить Элспит и данное ей обещание вернуться в Скалистые горы и разыскать ее любимого. Интересно, где она сейчас? Удалось ли ей подружиться с Иленой? Уил пал духом, представив, как две женщины путешествуют порознь, напуганные, переживающие гибель близких людей, несчастные и неприкаянные — и все по его вине. Он не сумел защитить их. Заставил терпеть лишения и муки, самим бороться за себя — до тех пор, пока он вновь не встанет на их защиту. Уил помолился всемогущему Шарру, чтобы тот как мог оберегал их.

Молитва настроила его на серьезный лад. Изо всех сил стараясь не смотреться в зеркало, Уил быстро завершил омовение. Пока ему недоставало смелости потрогать новообретенное тело. Он встал и потянулся за полотенцем. Лохань накренилась, не устояв на своем шатком основании, и в тот момент, когда Уил взмахнул руками, чтобы сохранить равновесие он, заметил в зеркале свое отражение. Вид обнаженного женского тела заставил его содрогнуться от ужаса.

Его едва не стошнило. Он поспешил закрыть глаза, и лишь когда тошнота прошла, рискнул открыть их снова. И вновь перед ним возникло отражение обнаженной красавицы. Ей, конечно, недоставало утонченности Илены или классической красоты Валентины, зато Фарил была наделена чем-то таким, чему было трудно подобрать название. Она буквально светилась уверенностью в неотразимости своих прелестей. Уил отметил про себя высокомерную улыбку, что играла на четко очерченных губах. Взгляд зеленых словно у кошки глаз был полон чувственности. Овальное лицо — немного смуглое, загоревшее на солнце. Но главный предмет ее гордости, подумал Уил, это, конечно, волосы. Будь это не так, она давно бы рассталась с ними, потому что в ее профессии они служили только помехой. Порывшись в остатках памяти Фарил, Уил обнаружил, что волосы были нужны ей для того, чтобы по-прежнему ощущать себя женщиной. Дело в том, что большую часть жизни она провела, выдавая себя то за одного мужчину, то за другого, и золотистые локоны напоминали ей о том, что несмотря на свое неженское ремесло, она все-таки принадлежит к прекрасному полу. Впрочем, тело ее тоже было прекрасно — женственное, но сильное. Судя по всему, она занималась бегом, чтобы поддерживать себя в нужной форме, предпочитая при этом горные тропы. Они не только закаляли мышцы, но и позволяли делать это вдали от посторонних глаз. Уил кивнул. Из Фарил вышел бы прекрасный солдат легиона. Те тоже постоянно занимались физическими упражнениями, отрабатывали боевые приемы. Его убийца предпочитала стилет, но, судя по всему, искусно владела мечом и луком.

Уил улыбнулся отражению — хотя и чувствовал себя при этом довольно глупо, — и тотчас был вознагражден ответной улыбкой. Обычное напряженное выражение лица Фарил смягчилось, чего он раньше еще не видел. Она редко позволяла себе улыбку — точно так же, как Финч, на чьей физиономии словно навсегда застыла серьезность. Правда, причины у них были разные. Финч серьезен по натуре, в то время как Фарил — Уил уже успел в этом убедиться — просто не имела особых поводов для улыбки. Уил пытался отыскать какие-то конкретные воспоминания, однако причина ее вечной мрачности так и осталась для него тайной за семью печатями. Ничего, главное, набраться терпения, рано или поздно он ее разгадает. Уил рассматривал лицо, что улыбалось ему из зеркала. Улыбка придала зеленым кошачьим глазам игривое выражение. И хотя Уил всей душой ненавидел Фарил за то, что она с ним сделала, он пожалел, что не видел у нее этой улыбки при жизни. А ведь такая улыбка способна вскружить голову любому мужчине.

Уил продолжал размышлять, пока не обнаружил, что почти высох. Правда, пока он стоял и разглядывал женское тело, ему удалось обнаружить кое-какие новые вспоминания, причем, довольно печальные. Откуда-то из далекой юности Фарил вылезли старые обиды. Оказывается, старшие братья-близнецы постоянно ее насиловали, как, впрочем, и родной отец. Младшие братья — а всего их у нее было пятеро — знали об этом, но до смерти боялись старших с их увесистыми кулаками. Единственное, чем они могли ей помочь после кровосмесительных совокуплений, так это отвести к ручью, чтобы она могла помыться. Ее самый младший брат, которому было тогда десять, плакал, смазывая мазью синяки, и она плакала тоже, вынужденная делить с ним свой стыд.

Но больше всего Уила потрясло то, что мать девочки знала о творящемся в доме насилии, но не могла защитить дочь. Постоянные побои и тумаки со стороны тирана-мужа давно превратили ее в забитое, безгласное существо.

Насилие со стороны папаши и братьев продолжалось до тех пор, пока Фарил не взяла жизнь в собственные руки и не убила отца. Вогнала нож прямо в горло, в ту минуту, когда он лежал на ней, удовлетворяя свою животную похоть с родной дочерью. Боже, с каким упоением она смотрела, как его кровь омывает ее! Было в этом нечто очищающее. Затем она столкнула с себя бездыханное тело и направилась к ручью, как случалось уже неоднократно. Только на этот раз Фарил не заливалась слезами. Куда только подевался живший до этого в ее душе страх. Обнаженная, она неторопливо и тщательно смывала с себя накопившуюся скверну.

Трясясь от гнева и ужаса, за ней пришли близнецы, но она с вызовом в зеленых глазах посмотрела на двух юных насильников.

— Ходите с оглядкой, ребятки, — произнесла она. — В один прекрасный день я доберусь и до вас.

Ее поразительное спокойствие и демонический блеск в кошачьих глазах заставили их прикусить язык и задуматься. Оба стояли не шелохнувшись, у обоих перед глазами застыла леденящая душу картина — окровавленный труп на соломе в конюшне.

— Я ухожу, — сказала им Фарил, выходя из воды. Она даже не сочла нужным утереться и натянула одежду на еще мокрое тело. — Вы оба мне ненавистны. Надеюсь, вскоре вас настигнет кара. Да ниспошлет ее всемогущий Шарр.

Она плюнула на землю у их ног, подобрала нож, и, хотя ей было всего четырнадцать, зашагала прочь, оставив за спиной все свое беспросветное прошлое. Девушка поклялась, что никогда в жизнь не возжелает мужчины. Она испытала ни с чем не сравнимое удовольствие, убивая отца, и в своем ожесточении мечтала о том, чтобы как можно скорей от ее руки пали другие мужчины. Единственным, за кого она искренне переживала, был младший брат.

— Только попробуйте тронуть Тая хотя бы пальцем, и я убью вас обоих, причем умрете вы мучительной смертью, это я вам обещаю, — бросила она через плечо, перед тем как уйти.

Ей не пришлось выполнять свою угрозу. Кажется, всемогущий Шарр позаботился о том, чтобы оба брата погибли, став жертвой несчастного случая. Как-то раз их запряженная в телегу лошадь испугалась и понесла. Телега перевернулась, и оба брата нашли свой конец на дне глубокой пропасти.

Прислушиваясь к воспоминаниям Фарил, Уил понял, что она действительно взяла на себя заботу о Тае. Девушка тайком посылала домой деньги, А однажды, спустя несколько лет после бегства из дому, встретилась с ним и забрала его с собой. Она продолжала посылать деньги оставшимся родственникам, но с Таем они вскоре расстались. Впрочем, она не слишком переживала за брата, потому что он стал купцом и разбогател.

Уил вновь посмотрел в зеркало и, видя перед собой образ Фарил, ощутил пустоту. Впрочем, нет, скорее жалость, хотя Фарил вряд ли в ней нуждалась — эта женщина уже давно отбросила за ненадобностью всякие сантименты и предпочитала помыкать мужчинами, презирая их. Чтобы ожесточенное сердце когда-нибудь оттаяло? Вряд ли. Она была наемной убийцей и любила свое дело.

Из воспоминаний Фарил он узнал, с каким предвкушением она взялась за убийство Корелди. Увы, то, что наполняло ее холодной радостью, обернулось против нее самой.

Уил попытался избавиться от принадлежащих ей воспоминаний. Кстати, Фарил, отметил он про себя, имела высокий для женщины рост, что было ему только на руку. Бродя по земле в обличье Ромена, он привык к тому, что на голову возвышается над остальными. Увы, живот Фарил, пусть даже плоский и мускулистый, громким урчанием напомнил, что он пуст. Уил настолько проголодался, что был готов съесть и баранье рагу, и жареного цыпленка. Вытирая с тела остатки воды, он чувствовал себя слегка опьяневшим и, как ни странно, даже обрадовался этому, поскольку устал предаваться размышлениям по поводу перевоплощения. Как хорошо, что здоровое любопытство одержало верх. Раскопав прошлое Фарил, он стал его полновластным хозяином. Теперь он — Фарил. И ему не остается ничего другого, как использовать новое тело с выгодой для себя, не забывая, правда, о данной себе клятве во что бы то ни стало отыскать отца Миррен и выведать у него тайну ее дара. И все-таки, грустно, что приходится тратить драгоценное время и силы, гоняясь за призраком, тогда как Валентина брошена на произвол судьбы и остается во власти жестокого Селимуса. Но, как и в случае с Элспит и Иленой, он бессилен помочь королеве Бриавеля, пока над ним довлеет проклятье. Ему не хотелось быть убитым в очередной раз. С другой стороны… Уил содрогался при мысли, что теперь ему до конца дней надлежит томиться в обличье Фарил. Иногда в голову закрадывалась мысль подыскать жертву самостоятельно, однако прорицательница предупреждала, что сам он не в состоянии распоряжаться доставшимся от Миррен даром. Не в его власти выбирать, кем быть. В любом случае, это означало бы убийство, напомнил он себе. Нет, ключ к проклятью находится в руках у колдуна, и его задача — найти отца Миррен во что бы то ни стало. Уилу оставалось только уповать на Всемогущего Шарра, чтобы тот оберегал женщин от черных замыслов того, кого он ненавидел всей душой.

Уил со вздохом заставил себя взять в руки полоски холста, дабы скрыть пышный бюст. Ничего не поделаешь, к тому же это всего на пару часов. Отогнав от себя печальные мысли, он перебинтовал грудь и переоделся в чистое платье. Грязную одежду Уил бросил в лохань — вода еще не успела остыть. Он быстро постирал свои вещи, поздравив себя с тем, что такое нехитрое занятие позволило ему задействовать лучшее, что было у трех его ипостасей: упорство Фарил, любовь к аккуратности и чистоте Ромена и его собственное умение извлекать для себя пользу из любой подвернувшейся возможности. Постирав, он выжал одежду и развесил ее по спинкам стульев поближе к сквозняку.

Между тем уже стемнело. Если он не хочет остаться без ужина, следует поторопиться. Уил обвел взглядом комнату, проверяя, не выдал ли он присутствие здесь женщины. Кажется, нет, все, что имеет к ней отношение, надежно скрыто от посторонних глаз. Он заново наклеил бороду и надел парик, проследив за тем, чтобы предательские золотистые локоны не были видны. К сожалению, на этот раз придется обойтись без шляпы, которая служила ему в этом деле хорошим подспорьем. Что ж, надо будет удвоить бдительность. Хотя, с другой стороны, в его планы не входило долго засиживаться в трапезной. Он лишь спустится вниз, быстро поужинает и вернется к себе в комнату, Уил аккуратно вытер излишки клея и еще раз посмотрел в зеркало, чтобы окончательно убедиться, что перед ним вновь Том Бентвуд — под таким именем он пустился в это путешествие.

Спустившись вниз, он направился в трапезную, поразившись тому, как непринужденно, большими шагами, ступает Фарил в мужском платье, но в следующее мгновение мысли уже переключились на баранье рагу. Тем не менее он по привычке окинул взглядом помещение. В трапезной в этот час собралось много народа; Уил отметил для себя компанию, в которую затесалось несколько легионеров.

Сердце предательски екнуло в груди, но он мысленно одернул себя. Вряд ли кто из этих солдат знает его лично. Впрочем, сам он одного из них узнал — того, кто был старше его годами. В бытность свою генералом Уил не слишком часто имел с ним дело. Помнится, солдат этот был ленив, будучи из породы тех людей, которые все время норовят схитрить и постоянно ищут личной выгоды за счет других. Однако ж горланил этот тип громко, и желторотые новобранцы слушали истории о его подвигах раскрыв рот.

Уил сделал глоток эля, нарочно стараясь не смотреть в их сторону, а сам пытался припомнить имя солдата. Ага, кажется, вспомнил — Ростир! Парень еще и дамский угодник, подумал он, заметив, как при виде молоденькой служанки воин расплылся в плотоядной улыбке. В ожидании, когда подадут еду, Уил сидел, задумчиво поглаживая бороду и стараясь не обращать внимания на неудобство, даже боль, которую доставляла перебинтованная грудь. Так недолго и аппетит потерять.

— Баранье рагу, если не ошибаюсь, мастер Бентвуд? — спросила пухленькая особа, ставя перед ним большую тарелку. От неожиданности Уил вздрогнул и рассеянно кивнул. Девушка же улыбнулась.

— Сейчас принесу хлеба, сударь, а если хотите, то еще одну кружку эля.

— Буду признателен, — ответил Уил, радуясь тому, что голод никуда не делся. Перед ним стояла тарелка с мясом, которое стараниями повара превратилось в аппетитное густое рагу. В темном соусе плавали овощи и нежные клецки.

— Великолепно, — негромко произнес он и набросился на еду так жадно, что вскоре от рагу осталась лишь пустая тарелка. Да, похоже, аппетит разыгрался волчий, если он в два счета разделался с такой огромной порцией. Уил отодвинул от себя пустую тарелку, которую тотчас унесли на кухню, зато поставили еще одну кружку эля. Сытный ужин принес приятную сонливость и умиротворение. Наконец-то Уил откинулся к стене, заняв позицию, которая позволяла исподтишка рассматривать зал, чтобы никто не подумал, будто он таращится на присутствующих в упор. Между тем внимание его было приковано к солдатам. Их было трое, в одной компании с пятью гражданскими, явно давними знакомыми. Эти пятеро выглядели усталыми, одежда у них запылилась, и вообще все указывало на то, что они проделали немалый путь. Интересно, что может их связывать, задался вопросом Уил. С каждой минутой компания вела себя все более и более шумно, Пили они не эль, а вино, и деньги, похоже, не считали. Пожалуй, решил Уил, если полуночные посиделки затянутся, они наверняка останутся здесь ночевать. Легионеры обычно не останавливались в этом городке, но если такое случалось, то, как правило, с небольшим отрядом, а не сомнительного вида троицей.

Вопрос этот не давал покоя, однако найти ответ не получалось. Его мучило смутное подозрения, что солдаты находятся здесь без ведома начальства. Офицеров с ними явно не было, и это наводило на нехорошие мысли. Каким ветром занесло трех вояк в этот городишко? Что они здесь забыли? Ладно, бог с ними. Он не их генерал, а торговец по имени Том Бентвуд, и его ждут свои дела. Что бы ни делали здесь эти люди, ему не до них.

Уил допил эль. Ставя пустую кружку на стол, он заметил, что один из гражданских внимательно наблюдает за ним. Этот человек внешне напоминал медведя. Правда, уже в следующий момент он поспешил отвести взгляд, сделав вид, что веселится вместе со всеми. Тем не менее в шумной компании он явно держался особняком. Впрочем, какая разница. Ему самому пора спать. Чувствуя легкое головокружение, Уил поднялся на ноги. Его слегка покачивало. Две больших кружки зля, да еще на выпитое вино — это слишком. И как только вся эта жидкость в него поместилась?

Мне срочно нужно на свежий воздух, подумал Уил и вопреки первоначальному желанию решил пойти прогуляться — недолго, всего пару минут, а уж потом вернуться к себе в комнату. Он помахал девушкам, оставил на столе монету — стоит повернуться к ним спиной, денежки тотчас перекочуют в карманы фартуков, — и направился к выходу, даже не взглянув в сторону шумной компании — пусть себе веселятся, если им нравится.

Свежий ночной воздух тотчас его протрезвил. Уил немного прошелся по главной улице городка, намереваясь вернуться к себе, как только немного уляжется съеденный ужин. Он уже повернул назад, причем до «Четырех перышек» оставалось чуть более пятидесяти шагов, когда заметил в тени соседнего с гостиницей дома мужскую фигуру. Этот кто-то был из числа шумной компании, Уил моментально узнал его по шляпе. Он надеялся, что незнакомец, так же, как и он сам, вышел подышать на сон грядущий свежим ночным воздухом, однако внутренний голос подсказывал, что здесь что-то неладно.

Уил ускорил шаг. Один-единственный человек его не страшил. Тем более что по улице, каждый по своим делам, спешили местные жители — кто по домам после напряженного дня, а кто-то, возможно, тоже в «Четыре перышка»… Хотя, наверно, нет. Темнота сгущалась с каждой минутой, и люди торопились поскорее попасть домой.

Уил уже почти поравнялся с незнакомцем, не сомневаясь, что все обойдется, и он без приключений пройдет мимо, как вдруг тот принялся насвистывать. Явно не к добру. Уил напрягся. Его самые худшие опасения подтвердились уже в следующее мгновение: откуда-то из темного переулка появились другие фигуры и, схватив его под руки, поволокли за угол, к хозяйственным постройкам постоялого двора.

Здесь ему уже никто не поможет. Сопротивление бесполезно, и Уил, вместо того, что постоять за себя, расслабился. Обидчиков он насчитал пятерых, один из них тот самый солдат, Ростир.

— Ты чего это шпионил за нами? — обратился к нему Ростир, мерзко ухмыльнувшись.

Кто-то поднес к лицу Уила свечу. Он затряс головой, притворяясь, что не понял вопрос.

— Не знаю, о чем вы. Уберите от меня ваших людей! — произнес он, надеясь, что его примут за проезжего купца.

— Еще как знаешь! Ты весь вечер только и делал, что подсматривал за нами за ужином.

— Мил человек, — пробормотал Уил и мысленно попенял себе, что не послушался голоса Фарил, а ведь тот подсказывал, что надо держаться как можно проще и незаметнее, — мил человек, мое имя Том Бентвуд. Я купец и впервые вижу всю вашу честную компанию. Насколько я понимаю, вы солдат. Скажите, ради всемогущего Шарра, какой может быть у меня к вам интерес?

— Вот и я о том же, — произнес Ростир с ледяным спокойствием. — Ребята, может, нам его встряхнуть хорошенько, глядишь, и вернется память, — добавил он, обращаясь к своим подручным.

В следующее мгновение кто-то больно ударил Уила под дых. Он тут же закашлялся. Второй удар, нанесенный с поразительной точностью, заставил согнуться пополам. Третий — свалил на колени.

— Поднимите его! — рявкнул Ростир.

Уила поставили на ноги — вернее, он повис, поддерживаемый с двух сторон под руки. Лицо и тело горели от ударов. Но, что куда хуже, он с ужасом понял, что борода его съехала набок. Это не ускользнуло и от его мучителя. Сначала он с минуту растерянно смотрел на него, а затем расхохотался.

— Так это же настоящий молокосос! — воскликнул он. — Ну-ка, парнишка, выкладывай нам все как на духу! — добавил он и схватил Уила между ног.

Лишь немалое время спустя Уил смог наконец с улыбкой вспоминать то удивление, которое прочел тогда на солдатской роже. Того, за что Ростир рассчитывал ухватиться, там не оказалось.

— Что за дья… — он даже отпрыгнул назад. — Живо стяните с него штаны!

— Ты случаем не рехнулся? — спросил чей-то голос. Послышался смех. — Если тебе надо, стягивай сам!

Ростир, растерянный и разозленный одновременно, так и поступил.

— Подайте мне свечку!

Уил закрыл глаза. Он в самом жутком сне не мог представить, что вместо благодарности будет проклинать Миррен за ее дар. Такого унижения ему в жизни еще ни разу не выпадало. Бриджи его болтались где-то у колен, и любой мог видеть, кто он на самом деле.

— Так это же баба! — произнес чей-то голос с явным разочарованием.

На физиономии Ростира возникло новое выражение, причем, Уилу оно понравилось еще меньше, чем предшествовавшая ему злоба.

— Ну, теперь я заставлю эту сучку сказать мне всю правду. Уложите ее на землю.

Неужели это происходит со мной? Уил отказывался верить. Он с ужасом наблюдал, как Ростир с плотоядной ухмылкой принялся расстегивать на себе одежду. Внутренний голос подсказал, что лучше закрыть глаза и не видеть этого ужаса. Он почувствовал, как его трогают чьи-то пальцы, за чем последовали толчки. Неожиданно для него самого из самых глубин его вырвался крик. На сей раз это был голос Фарил, полный бессилия и ненависти. Чья-то потная ладонь закрыла ему рот. Уил исхитрился укусить мерзкую лапищу и приготовился издать очередной крик, но кто-то ударил его по голове, причем с такой силой, что прежде чем у него потемнело в глазах, из них сначала посыпались искры.

Когда сознание вновь вернулось, его взору предстала совершенно иная сцена. Тело Ростира выгнулось дугой, но не в любовном экстазе, а потому, что кто-то вогнал ему между лопаток нож. Сначала он словно захлебнулся, а потом закашлялся, брызжа кровью Уилу прямо в лицо. Затем чьи-то руки подняли обмякшее тело и отшвырнули в сторону слово тряпичную куклу.

Уил огляделся по сторонам. Кто-то был мертв, кто-то — близок к тому. Свечка погасла, и он разглядел рядом с собой лишь чью-то огромную тень. Уил приготовился к тому, что лезвие ножа сейчас пронзит и его. Что ж, не в первый раз, подумал он и едва не расхохотался, вообразив, как через пару мгновений превратится в этого верзилу.

Незнакомец шагнул ближе, но вместо Уила прикончил того из нападавших, кто все еще издавал стоны. Уил стиснул зубы, однако все равно явственно слышал, как кто-то надрывно дышит с ним рядом. До него сразу дошло, что это он сам. Рядом возникло чье-то лицо.

— Тише! — произнес голос. Чьи-то руки легко подхватили его словно перышко.

— Ты кто? — прошептал Уил.

— Аремис.

Головокружение вернулось. Уил лишился чувств, причем на этот раз надолго.

* * *

Когда он пришел в себя, то обнаружил, что лежит в постели. Он медленно открыл глаза. Из угла за ним наблюдал крупный мужчина. Уил тотчас узнал его: тот самый верзила, которого он заметил за ужином.

И тут Уил понял, что одежды на нем нет и лежит он в постели совершенно голый. А если учесть, что в одной комнате с ним находится подозрительный незнакомец, мужчина, то это открытие вселило в него немалое беспокойство.

— Аремис! — позвал он, стараясь говорить голосом Фарил. К чему притворяться, ведь для незнакомца он — женщина.

— Я здесь.

— Почему?

— Не люблю, когда обижают женщин.

Уил в душе согласился с ним.

— Мне показалось, что ты был вместе с ними. Этакий медведь.

Незнакомец усмехнулся — он явно не впервые слышал подобные слова в свой адрес.

— Нет, я не из их компании.

Уил вспомнил, что верзила действительно держался особняком. Что ж, поверим на слово.

— Все мертвы? До одного?

— Да.

— А тела?

— Можешь не беспокоиться. О них позаботились, — заверил его великан.

— Позаботились? Это как же? — Уил не смог скрыть недоверия. — Как можно спрятать пять трупов?

— Семь, если быть точным.

Уил даже ахнул. Выходит, этот громила был в одной компании с семерыми и всех их отправил к праотцам.

— Но почему?

— Как, однако, ты любишь этот вопрос! — воскликнул в ответ Аремис, и в его голосе прозвучало нечто, предполагавшее улыбку.

— Потому что в данных обстоятельствах это самый лучший вопрос, — произнес Уил, однако в его голосе прозвучало нечто, предполагавшее злость. Он попробовал подняться.

— Можно попросить воды?

Для столь крупного человека движения Аремиса были на редкость легкие и даже изящные. Он не стал торопиться. Сначала зажег вторую лампу и лишь затем налил Уилу воды. Тот с благодарностью выпил ее одним глотком и вновь откинулся на подушки. Тело нещадно болело.

— Скажи мне, что произошло? Прошу тебя!

Аремис нехотя кивнул.

— Это длинная история.

— А я никуда не спешу, — парировал Уил.

Рот его собеседника скривился словно в улыбке, но вместо этого Аремис вздохнул.

— Позволь для начала налить вина.

— Где мы? — Уил успел понять, что это не его комната.

— У меня. В другой гостинице.

— Понятно. И на чьей же ты стороне? — Вопрос был явно провокационный.

— Похоже, что на твоей, — ответил Аремис и потянулся к графину, чтобы плеснуть себе вина.

— А кто меня раздел?

— Я старался смотреть в сторону, — ответил Аремис, и по его лицу действительно скользнула улыбка.

Впервые в жизни Уил был готов провалиться сквозь землю от стыда и смущения.

— То есть ты собственноручно снял с меня одежду? — вопрос вырвался у него помимо воли писклявым женским голосом, который был ему так ненавистен.

— У тебя симпатичные грудки, — добавил Аремис, и Уил почувствовал, что заливается краской.

Его собеседник расхохотался.

— Извини, не мог удержаться.

Уил улыбнулся, и, хотя и был сконфужен, ответил на шутку шуткой.

— Приятно слышать, что они тебе понравились.

Аремис тотчас посерьезнел и принялся извиняться.

— Не сердись, что я опоздал и не остановил их вовремя. Ну, ты сама понимаешь, о чем я…

Уил горестно закрыл глаза, вспомнив, какому унижению он подвергся; всплыли также и воспоминания детских лет Фарил.

— Понимаю, — произнес он как можно мягче, стараясь отогнать печальные мысли. Хотя, наверно, любая женщина, которой выпало пройти через такое, носит в себе этот ужас до конца дней. По крайней мере Фарил. С тех самых пор она ненавидит мужчин.

— Именно поэтому ты их убил?

Аремис отпил вина и посмотрел поверх стакана на Уила.

— Нет, но то, что они сделали с тобой, облегчило мне работу. Теперь все понятно.

— Так, значит, ты наемник?

— А что, по мне видно? — вопросом на вопрос ответил Аремис, однако кивнул.

— Скажем так, я повидала их на своем веку.

От Аремиса не скрылись язвительные нотки, но он сделал вид, что ничего не заметил.

— И на чьей же ты службе? — поинтересовался Уил.

— На королевской.

— У Селимуса? — вырвалось у Уила.

— Полагаю. Меня нанял этот его прихвостень, Джессом. Насколько мне известно, королевские налоги последнее время пропадают с подозрительным постоянством. Джессом подозревает, что это дело рук кого-то из легионеров.

— Ростир, — прошептал Уил. — На него это похоже.

— Какая разница, — пожал плечами Аремис. — Я не моргравиец. И любой, кто сумел своровать налоги, молодец, мое ему уважение. Вот только у вашего короля начисто отсутствует чувство юмора, — сухо добавил он. — Джессом заплатил мне кругленькую сумму, чтобы я вышел на след воришек. Их оказалось трое, и мне удалось затесаться в их компанию. Пара месяцев ушла на то, чтобы вычислить их, а потом я почти всю зиму только и делал, что пытался втереться к ним в доверие. Главным у них был Ростир. Хитрый тип, скажу я тебе. Грязную работу он поручал бандитам с большой дороги, но что касается разработки замыслов — тут ему не было равных.

— Понятно, — произнес Уил, вновь пытаясь присесть. — И много же денег пропало?

— Достаточно, чтобы король изволил разгневаться.

— От их рук кто-то пострадал?

— Да, пару раз, но это вышло по чистой случайности.

— Солдаты?

— Да. А почему тебя это так интересует?

— Не забывай, что они меня изнасиловали, — ощетинился Уил. — Знал бы ты, как это унизительно. Сомневаюсь, что вы, мужчины, способны это понять.

— Извини, не хотел тебя обидеть.

Уил принял извинения, хотя та его часть, что по-прежнему принадлежала Фарил, рассердилась не на шутку.

— И что заставило тебя прикончить их сегодня?

— Они замышляли дерзкое нападение, а это значит, что, возможно, погибли бы ни в чем не повинные люди и кое-кто из именитых господ. Этого я никак не мог позволить. Момент был удобный, вот и решил им воспользоваться. Мне было сказано, как действовать в таком случае.

— Яд? — Внутреннее чутье Фарил подсказывало, что это самый действенный способ.

Аремис кивнул.

— А ты, я смотрю, догадливая. Таково было мое первоначальное намерение — до того момента, пока ты не вошла в зал и все не испортила. Пришлось прибегнуть к более грязному способу.

— Прости, если помешала. Но что ты сделал с телами?

— Завтра утром их доставят в Перлис, как вещественное доказательство. Я уже отправил посыльного, чтобы он поставил Джессома в известность.

— И, наверно, напомнил об окончательном расчете?

Аремис никак не отреагировал на язвительный тон, а лишь пожал мощными плечами.

— Ну, теперь твоя очередь, — сказал он, ставя на стол кружку. — Рассказывай, я слушаю.

— Что рассказывать?

— Историю Тома Бентвуда, женщины, переодетой купцом, который идет в город, в котором ярмарочный сезон давно закончился.

Уил был готов прихлопнуть себя на месте. Нечто подобное говорил ему внутренний голос — не его, а Фарил! — но он тогда отмахнулся от его советов. Аремис же, можно сказать, попал в самое больное место.

— Женщине нелегко путешествовать одной, — предпочел он очевидный ответ. — Вот и приходится переодеваться в мужское платье.

— Что ж, согласен. Но дело не в этом. Почему ты путешествуешь одна?

— А что, должна быть какая-то особая причина?

Аремис пристально посмотрел на свою собеседницу. Ага, а у нее имеются секреты. Впрочем, что в этом такого. У него хватает своих тайн.

— Не обязательно. Но ты все равно мне о ней расскажешь.

А вот это уже что-то новое. Уил даже растерялся, что, впрочем, не укрылось от Аремиса.

— Может, даже завтра. Потому что сейчас тебе нужно спать, — сказал он, а про себя отметил, что по лицу женщины скользнуло плохо скрытое облегчение. — Не будешь возражать, если я обработаю твои синяки?

Уил кивнул.

— Что, очень страшные?

— Скажем так, сегодня я не рискну дать тебе зеркало.

— Не пугай меня, — произнес Уил, притворившись, что расстроен. Порывшись в старой кожаной торбе, Аремис извлек из нее плоский стеклянный флакон.

— Не переживай. У меня с собой имеется чудо-средство. Завтра распоряжусь, чтобы в комнату доставили ванну, — он опустил палец в баночку с мазью и, шагнув к кровати, густым слоем нанес снадобье Уилу на лицо. Уил тотчас почувствовал легкое жжение. Это Аремис начал втирать мазь в наиболее пострадавшие места.

— Не переживай, так синяки быстрее проявятся и пройдут, — заверил он. — А теперь отдыхай.

— А как же ты сам?

— Ничего страшного. Лягу на полу, рядом с тобой. На всякий случай оставлю на столе зажженную свечу.

Уил был растроган. В иных обстоятельствах он бы сам прекрасно позаботился о себе, однако как, черт возьми, приятно, когда о тебе заботится кто-то другой. Вспомнились юные годы, когда все решения за него принимал Герин. Когда он заботился о нем. И как же ему его не хватает! С этими мыслями Уил закрыл глаза и перевернулся на бок. Сон не заставит себя ждать.

Какое-то время он лежал, прислушиваясь, как Аремис пытается устроиться поудобнее на жестких половицах, и думал, как хорошо, что его спаситель не потребовал объяснений, кто такой Том Бентвуд.

— Мое имя Фарил, — произнес он негромко в темноту, и даже удивился подобной откровенности. Что ж, значит, теперь оно его собственное.

 

Глава 7

Дни в Риттилуорте тянулись медленно, следуя строгому, хотя и неторопливому ритму: жрецы Шарра молились и работали, как то было заведено исстари. Некоторые — в библиотеке, за изучением старинных книг или написанием новых. Те, что имели талант художника, старательно, час за часом трудились над созданием иллюстраций. Большинству же день приносил с собой работу в огороде или в садах. Кое-кто пас в полях овец и коз, чье мясо потом шло на стол монастырской братии. Другие — присматривали за коровами, снабжавшими обитель свежим молоком, из которого сбивали сливки и масло, а также делали знаменитый на всю округу сыр. «Риттилуортский синий». В народе его называли просто «синяк».

Свое название сыр получил от темного воска, в который его обмакивали монастырские сыроделы, для лучшего вызревания и хранения. Круглые блестящие головы твердого сыра хранились в отдельном подвале под часовней — там круглый год было прохладно. Но даже этот подвал был не так глубоко упрятан под землю, как тайный грот — место, о существовании которого мало кто знал, кроме самих монахов.

Для Илены это был ее самый любимый утолок. Брат Якуб, видя, что гостья пребывает в глубокой печали, в самый первый же день предложил, чтобы она сделала грот своим. И хотя Илене нравилась отведенная ей спальня, окна которой выходили на монастырские сады, грот стал для нее настоящим убежищем, местом уединения. Там, под нежное журчание струй, ее душевные раны начали постепенно затягиваться.

В начале процесс исцеления был чисто физическим: к ней вернулись аппетит и голос, на теле исчезли следы побоев. Постепенно, по мере того, как ее хрупкое тело вновь обрело силу, Илена смогла наконец предаться размышлениям о том, какой ужас ей выпало пережить. Вскоре она прониклась скорбью.

В казематах Стоунхарта, где ее заставляли лицезреть отрубленную голову собственного мужа, молодой женщине казалось, что рассудок навсегда покинет ее. Тьма охватила Илену, и она добровольно отдалась в ее объятия; как ни странно, но внутренняя опустошенность притупляла боль.

В Риттилуорте, среди всеобщего умиротворения и спокойствия, Илена ощутила перемены в душе. С ней стали реже случаться приступы рыданий. Постепенно она поняла, что как ни плачь, слезы бессильны вернуть близких. И как только она смирилась с этим, ощущение собственной слабости, убежденность в том, что без них ей больше не жить, начали постепенно улетучиваться.

Разумеется, далось это нелегко, и временами горе брало верх, но в такие мгновения Илена напоминала себе, что носит гордое имя Тирск и не должна позорить его. Нет, не рыдать она должна, не предаваться отчаянию, а искать в глубинах души силы для того, чтобы жить дальше.

Уил рассказал однажды, как когда-то заставил себя примириться со смертью матери, а потом — и со смертью отца. И вот теперь Илена решила воспользоваться его советом. Уил учил, что надо направить страдания внутрь и замуровать их там, где они не смогут мешать ей.

Илена была вынуждена честно признаться себе, что до сих пор вела жизнь, исполненную лишь приятных вещей. Но в ее жилах бежит кровь Тирсков, и Уил — да благословит его всемогущий Шарр! — никогда не позволял ей забывать о том, что она выросла от сильного корня. Осознание этого придало сил, помогло побороть горе, вернуться на свет. Она наконец смогла думать про Элида и его казнь, не впадая при этом в ужас. Постепенно смирилась она и с тем, что потеряла последнего близкого человека, любящего брата Уила. И хотя временами на нее находила скорбь, Илена научилась ее превозмогать, или, как говаривал отец Якуб, «выходить на солнышко».

Гибель и страдания близких — дело рук Селимуса. На этом ненавистном имени взрастит она свою собственную ненависть. Селимус убил ее мужа, мстя за то, что они лишили его возможности воспользоваться правом первой ночи. Узнав о намерениях короля, Уил тогда подсказал им, что нужно пожениться как можно скорее. И как грустно, что она потеряла их обоих — и мужа, и брата. Оплакивала она и смерть Герина, который — Илена была в этом уверена — также стал жертвой мстительной натуры Селимуса. Ведь тот не скрывал, что поставил себе цель извести славный род Тирсков и всех их сторонников.

А еще у нее был брат Якуб — полный спокойствия и терпения, чьи глаза, казалось, видели ее насквозь, заглядывали в самые глубины сердца, туда, где она прятала свою боль. Якуб ни разу прямо не спросил о ее переживаниях, но Илена не сомневалась, что он догадывается о том, что творится у нее на душе, и кто виновник ее страданий. И то, что она постепенно начала возвращаться к жизни, случилось не в последнюю очередь благодаря его молчаливому участию. Его доброту и поддержку она никогда не забудет.

Набираясь в уединении грота душевных и физических сил, Илена перестала считать дни, зная, что однажды наступит утро, когда она ощутит полное исцеление. Сегодня в ней словно проснулось нечто такое, чего не было ранее — смелость, уверенность в себе, желание что-то сделать. И хотя это немного пугало, она дала себе слово, что исполнит долг — сделает то, чего от нее ждал бы отец, то, за что ею восхитился бы Уил. Несмотря на страх, она нанесет ответный удар. И пусть в данный момент это кажется невозможным, Селимуса настигнет расплата за все его черные дела.

Шагая этим солнечным утром через монастырский двор, Илена улыбнулась двум монахам. Те кивнули ей в ответ, однако ничего не сказали, не смея нарушать молчание, которое полагалось хранить до третьих колоколов. Впрочем, их звон вот-вот раздастся. Интересно, а где Пил? Обычно в это время он уже скакал вокруг нее, пытаясь развеселить своими смешными историями. Юный послушник, которому было поручено заботиться о ней, очень серьезно относится к своим обязанностям. Ей же то и дело приходилось напоминать ему, что она находится в полном здравии и в состоянии позаботиться о себе сама. В ответ Пил лишь застенчиво улыбался и просил его извинить, но тотчас брался за старое — начинал суетиться вокруг нее. Впрочем, следует признать, что она начала оживать не в последнюю очередь благодаря ему. Его едва ли не детское стремление во что бы то ни стало развеять ее грусть, постепенно передалось и ей самой.

Пил был родом с севера, из бедной многодетной семьи. Отец его был рыбак, как, впрочем, и все его братья. Мать и сестра занимались тем, что солили, коптили и продавали рыбу. В их деревне жизнь каждого человека была связана с морем. Пил единственный, кто не ощутил в себе призвания к семейному ремеслу. Более того, он признался, что стоит ему выйти в море, как на него накатывает морская болезнь. В общем, он возненавидел все, что связано с морем и рыбной ловлей. Сказать нечто подобное в его деревне значило оскорбить родных, близких и соседей в лучших чувствах. Ему ничего другого не оставалось, как молча страдать. Он взял на себя такую тяжелую работу, как починка сетей и вообще, помогал, чем мог. Дело кончилось тем, что отец махнул на него рукой, и однажды вечером, будучи за что-то зол на сына, спросил странствующего монаха, не согласится ли тот взять нерадивое чадо с собой. Коль из него не вышел рыбак, может, он принесет пользу, вознося молитвы всемогущему Шарру?

«Пусть замолвит и за нас словечко, чтобы все у нас шло хорошо, глядишь, ниспошлет Шарр попутный ветер и хороший улов, будет и нам от его молитв какая-то польза».

Эти слова отца Пил как-то раз пересказал Илене. Монах согласился взять его с собой. Какое-то время они странствовали вместе, и вскоре выяснилось, что юноша из рыбацкой семьи не только всем сердцем рвется служить всемогущему Шарру, но и неплохо владеет грамотой. А Пил и впрямь ощутил в себе призвание к духовному промыслу. Его наставник и покровитель обратился с просьбой к своему старому другу, монаху Якубу из монастыря Риттилуорт. К концу года юноша обрел новый дом и новую семью, которая была рады принять его в свои ряды. Пил быстро освоился в монастыре, а так как среди монастырской братии он был самый младший, то пользовался всеобщей любовью. Илена заметила это, как только попала сюда: стоило юноше ощутить, что его любят, как у него словно выросли крылья. За что бы Пил ни брался, он делал свое дело с рвением, свойственным молодости. Какое счастье, что из мальчишки вышел никуда не годный рыболов. Илена даже поблагодарила за это Всевышнего. Когда же она сказала об этом самому Пилу, тот от смущения залился краской и принялся, заикаясь, отнекиваться.

Илене казалось, что она провела среди монахов целую вечность, хотя на самом деле прошло лишь несколько недель.

Несмотря на то что день был солнечный, воздух оставался морозным. А вот почки на деревьях уже явно свидетельствовали о близости весны. Илена поплотнее завернулась в шаль. Несмотря на миску горячей овсяной каши с медом, которую она с благодарностью съела рано утром на завтрак, ей все равно было холодно. Она зябко поежилась, но тотчас вспомнила, что впереди день, который она проведет, нежась в теплых струях грота. И она поспешила туда.

Ее шаги громким эхом отдавались от брусчатки клуатров, излюбленного места ее прогулок. Она повернула голову, зная, что наверняка увидит брата Томаса в небольшом внутреннем дворике, где он с любовью ухаживает за цитрусовыми деревьями. Как объяснил монах, шкурки их плодов обладают целебными свойствами, причем наиболее сильно эти свойства проявляются именно утром. Вот почему он каждое утро в одно и то же время обходил сад, проверяя, насколько созрели плоды. Илена помахала ему рукой, и монах кивнул в ответ, держа в руки круглый синевато-зеленый плод. Судя по всему, он уже созрел. Томас как-то раз сказал, что ранней весной ему удается получать с каждого дерева по плоду в неделю. Надо сказать, деревья эти были на редкость прихотливы, поэтому для того, чтобы получить урожай, следовало набраться терпения. Что ж, за монастырскими стенами быть терпеливым не так уж сложно, подумала Илена, наслаждаясь тихой умиротворенностью утра.

Пройдя несколько шагов, она поймала себя на том, что сегодня у нее какое-то особенное, приподнятое настроение. Нет, радостным его назвать было нельзя, но Илена ощутила в себе перемену. Впервые за несколько недель ей захотелось шагнуть за монастырские стены. Первое, что она должна сделать, это связаться с родственниками Элида. Зная о том, какая судьба постигла сына, герцог Фелроти не окажет ей в поддержке, поможет свергнуть коварного Селимуса — Илена в этом не сомневалась. Более того, она также была убеждена, что легион не поднимет против них оружие. Солдатам известно, кто стоит за гибелью их генерала и казнью любимца капитана.

Наконец пробили третьи колокола. Илена улыбнулась — теперь можно сбросить с себя молчание. Она тотчас вспомнила, что надо зайти к брату Фарли и попросить приготовить полоскание для горла — сегодня ночью оно почему-то начало саднить. Разрываясь между желанием поскорее погрузиться в горячие воды источника и нежеланием разболеться по-настоящему, тем более сейчас, когда она явно пошла на поправку, Илена предпочла сначала навестить врачевателя — и по пути к нему едва не столкнулась с братом Якубом.

— А, моя девочка. Как приятно, однако, посмотреть на тебя такому старику, как я.

Илена нежно обняла монаха.

— Доброе утро, брат Якуб. Вы часом не прихворнули?

Лицо монаха растянулось в некрасивой, но доброй улыбке.

— Нет, дитя мое. Но в соседней деревне есть несколько больных ребятишек, мне бы хотелось поговорить с братом Фарли, прежде чем на него навалятся ежедневные заботы. Я бы хотел, чтобы он осмотрел этих детей. А с тобой-то что?

— Болит горло, — ответила Илена и показала, где именно.

— Моя матушка, бывало, говаривала, что если расхаживать с мокрыми волосами по морозу, то простуда не заставит себя ждать, — произнес брат Якуб и в подражание своей матушке погрозил ей пальцем. Илена рассмеялась, а он взял ее за руку и крепко пожал. — Как приятно вновь слышать твой смех.

Илена тотчас вновь сделала серьезное лицо.

— Сегодня впервые с того дня, как я вышла замуж, — произнесла она, — мне приятно ощутить, что я живу на белом свете. Я то и дело ловлю себя на том, что улыбаюсь, и мне даже стыдно за себя.

— А вот это не к чему, — с укоризной произнес брат Якуб. — Это в порядке вещей. Это значит, дитя мое, что твой дух вновь окреп. Именно так мы залечиваем наши раны. Какой бы ужасной ни была временами жизнь, надо жить. Так что пусть твой дух устремляется ввысь, он ведет тебя за собой. Доверься ему, ибо это означит, что ты вновь обрела надежду. А надежда — самое сильное оружие.

Илена кивнула, чувствуя, как ей на глаза наворачиваются слезы благодарности к брату Якубу. Как он, однако, добр к ней! Словно почувствовав, что творится у нее на душе, и не желая ее расстраивать, он поспешил сменить тему.

— Скажи Илена, Пил хорошо выполняет свои обязанности?

— Еще как хорошо, брат Якуб! — ответила она, изобразив отчаяние.

— О, он добрый юноша, и со всей серьезностью относится к порученному делу.

— Знаю, у кого еще такое доброе сердце, как не… как не у всех вас. Впрочем, как мне кажется, вскоре я вас покину.

— Только не надо торопиться, — мягко возразил монах. — Не спеши. Наберись сил.

— Вас наверно ждут дела, брат Якуб…

Илена решила, что не стоит больше задерживать старика, но он покачал головой, мол, ничего страшного.

— Но мне хотелось бы спросить вас кое о чем. Скажите, вы не получали известий от Ромена?

— Никаких, — ответил монах, пропуская ее под теплые своды кельи врачевателя. Брат Фарли был занят тем, что взвешивал какие-то порошки и мелко крошил сухие травы. Он был так увлечен своим делом, что сразу даже не заметил посетителей.

— В таком случае, могу я задать вам еще один вопрос — он не оставлял вам ничего, перед тем как уехать отсюда? Что-то такое, что вы должны хранить, пока он отсутствует?

Лицо монаха приняло серьезное выражение, из чего Илена тотчас сделала вывод, что Ромен оставил ему мешок с останками ее мужа.

— Не надо от меня ничего скрывать, — произнесла она, сглотнув застрявший в горле комок. — Не бойтесь говорить со мной о таких вещах. Я теперь сильная.

— Ничуть не сомневаюсь в этом, дитя мое. Ты у нас просто чудо. Глядя на тебя, нетрудно понять, что ты из породы людей сильных и несгибаемых.

— Вы знали моего отца? — удивилась Илена.

— Увы, с ним, равно как и с твоим братом, мне так и не довелось встретиться лично. Но я слышал о них много хорошего.

— Спасибо вам, — прошептала она. — Значит, он у вас?

— Спрятан в надежном месте, — старик обнял ее за плечи. — В гроте.

Илена вздрогнула — оказывается, все это время она делила свое потайное убежище с Элидом!

— Где именно? — спросила она.

— В шкафу, где мы храним запас свечей, имеется фальшивая задняя стенка. Я спрятал их там. Их набальзамировали по просьбе Ромена.

— По его просьбе?

На это она никак не рассчитывала! Будь у нее такая возможность, она бы расцеловала Ромена в обе щеки! Ей не давала покоя мысль о том, что останки мужа сгниют настолько, что их будет невозможно опознать, и она никогда не докажет его отцу, как умер его сын.

Илена собралась было что-то сказать, когда утреннюю тишину нарушили чьи-то крики. Брат Якуб нахмурился и велел оставаться на месте, а сам бросился узнать, что происходит. Спустя полминуты он вернулся. Лица его было серым.

— Илена! — Он схватил ее за руку. — Немедленно пригнись!

— Что происходит?

— Всадники! Солдаты короля! — в помещение сбежал Пил. На лице его застыл ужас. — Они обижают братьев!

Илена не поверила собственным ушам.

— Что?.. — в панике воскликнула она, позабыв про больное горло.

— Делай, что велено! — приказал брат Якуб. В его голосе зазвучали новые нотки. — Пригнись, чтобы тебя не заметили, а потом, при первой же возможности вылезай в окно и беги к гроту. Ты знаешь, дитя мое, что тебе надо там сделать. — Отдав распоряжение Илене, он повернулся к Пилу. — Кажется, пришло время доказать, чего ты стоишь, мой мальчик. Поручаю ее тебе. Уводи Илену отсюда, и как можно скорее.

— Якуб! — воскликнула Илена дрожащим от страха голосом. — Скажи, это за мной?

— Им тебя ни за что не найти, моя девочка. По крайней мере покуда я жив. А мы с тобой выйдем им навстречу, — обратился он к брату Фарли. — Не к лицу нам, старикам, дрожать от страха.

Якуб пристально посмотрел на Илену и поцеловал ее в щеку, шепнув, чтобы она не теряла мужества. Затем взял за руку брата Фарли и шагнул за дверь навстречу яркому солнечному дню.

Илена стояла, не в силах сдвинуться с места. До нее донеслись мужские голоса — это солдаты о чем-то расспрашивали монахов.

— Пойдем же! — окликнул ее Пил и потащил вслед за собой.

Они спрятались с ним за рабочим столом брата Фарли, забившись под самые полки. В следующее мгновение послышались тяжелые шаги. Илена затаила дыхание. Пил прижал палец к губам — ни звука. Скорее всего этот жест понадобился для успокоения ему самому, потому что глаза его от страха были плотно закрыты.

Затем до Илены донесся голос Якуба. Монах говорил тихо, всем своим видом давая понять, что такой старик как он, ничего не знает и не может знать.

— Нет в нашем монастыре никакой женщины, сынок, — произнес он негромко, судя по всему, обращаясь к солдату. — Но если вы настаиваете, можете обыскать…

Голос его смолк вдали — наверно, он с солдатами вышел из комнаты. К счастью, это пока не был настоящий обыск — солдаты проводили предварительный осмотр помещений монастыря.

— Они еще вернутся, — прошептал Пил.

— Мне интересно посмотреть, что они будут делать, — возразила Илена.

— Я обещал Якубу! — решительно затряс головой Пил.

Илена понимала: юноша прав. Солдаты явились сюда по ее душу. И если найдут, вряд ли ей дожить до того дня, когда она сможет отомстить Селимусу. Ею овладел ужас. И если ей суждено убежать отсюда живой, хотелось бы все-таки знать, что здесь происходит.

— Пил! — взмолилась она. — Вряд ли мы навлечем на себя большую опасность, чем та, что угрожает нам сейчас.

Юный монах покорно склонил голову, уступая ее воле.

— Мы можем подняться на малую башню, — предложил он.

Малая башня когда-то использовалась как особое место молитвы для тех братьев, которые временно выбрали для себя уединение. Ветхий пол там частично провалился еще несколько лет назад. Брат Якуб заявил, что находиться в ней опасно, и на башню повесили замок. А поскольку просьб разрешить уединение от братьев не поступало, то ремонт башни отложили до лучших времен.

— Мы проберемся туда довольно легко, — произнес Пил, хотя в голосе его и слышалось сомнение. — А оттуда нетрудно попасть в трот. Можно пройти черед сыроварню.

Он вылез из-под стола и помахал ей рукой, давая знак, что опасность миновала. Открыв крошечное оконце, они с трудом протиснулись в него — на их счастье, оба были худощавы, — после чего на цыпочках, стараясь ступать как можно тише, направились через небольшую площадку к башне. Но тут до них донеслись голоса.

— Живо! Сюда кто-то идет!

Они едва-едва успели юркнуть за дверь и, оказавшись в безопасности, прислонились к стене и какое-то время стояли так, пытаясь отдышаться, и прислушивались к топоту солдатских сапог по брусчатке двора.

Шаги приблизились к двери.

— Ты здесь проверял? — послышался чей-то голос.

Илена стояла ни жива, ни мертва от страха, вознося молитвы всемогущему Шарру, чтобы только их не нашли.

— Да, здесь никого нет. Одни развалины.

— Похоже на то. Припри-ка на всякий случай дверь бревном, чтобы никто не вздумал тут спрятаться. Да и наши парни будут знать, что тут уже проверено.

— Сию минуту.

Вскоре шаги сделались глуше. Илена посмотрела на побледневшего Пила. Только сейчас до нее дошло, какой он еще юный, совсем мальчишка. Лет пятнадцать, не больше, решила она, а уже готов рисковать своей жизнью ради нее. Значит, не к лицу ей самой дрожать от страха. Нужно быть сильной, хотя бы ради него.

Она взяла его руку и крепко пожала.

— Не волнуйся, мы как-нибудь выберемся отсюда, Пил. Поверь мне, — произнесла она и удивилась собственному голосу — столько в нем было спокойной уверенности. И задалась про себя вопросом, откуда вдруг в ней это мужество. Тотчас вспомнились слова брата Якуба о том, какие чудеса способен творить человеческий дух и что надежда — самое сильное оружие. Нет, никакая это не надежда, сказала она себе, откуда ей взяться, когда Элид и Уил мертвы. Скорее, это жажда мщения, вот что движет ей, вот что не дает пасть духом.

— Ну давай, веди меня, — шепнула она послушнику.

Тот нервно улыбнулся и, не отпуская ее руки, принялся подниматься по узкой винтовой лестнице. Воздух поступал в башню сквозь узкие бойницы в стенах, и Илена почувствовала, как ей в сердце закрадывается новый страх.

— Пил, тебе не кажется, что тянет дымом?

Юноша промолчал, продолжая подниматься по ступенькам. Дойдя до самого верха, он показал ей несколько полусгнивших балок.

— Будь осторожна, — предупредил он.

— А ты? — спросила она.

— Они избили нескольких братьев, — произнес он, и глаза его наполнились слезами. — Не думаю, что мне хочется вернуться назад.

Илена глубоко вздохнула. Ну как она могла быть такой наивной? Нет, это не легионеры. Настоящий легионер никогда не запятнает себя зверствами.

— Ты уверен, что это солдаты короля?

— У них с собой королевский штандарт.

— Не иначе как Селимус держит целую армию наемников, переодетых легионерами, — высказала она предположение. — Погоди, дай мне взглянуть.

Пил не стал спорить. Он показал ей, где лучше пройти. Илена без приключений преодолела небольшое пространство и, подойдя к бойнице, посмотрела вниз.

Услышав, как из ее горла вырвался сдавленный стон, Пил тотчас бросился к ней. Ему не надо было даже выглядывать в окно — его мир, мир, который он так любил, рушился на глазах. От ужаса Илена потеряла дар речи, но Пил по ее глазам понял, что это за дым, проникавший в узкие щели окон. Монастырь был охвачен пламенем.

Илена узнала некоторых братьев — они лежали в скорченных позах на земле в саду, а рядом с ними валялись их мотыги и лопаты. Смерть настигла их там же, где они трудились — никакого предупреждения, лишь удар мечом в живот. Другие, те, что лежали в лужах крови, судя по всему, пытались спастись, но были порублены на куски при попытке к бегству. У третьих в спине застряла стрела.

Узнав в одной из фигур брата Фарли, Илена в ужасе прикрыла руками рот. Монах был жив, но у него не было кистей рук, и он смотрел на истекающие кровью культи, не веря своим глазам. Как же теперь он будет отмерять свои чудодейственные снадобья, подумала Илена и тут же мысленно отругала себя за дурацкий вопрос. Еще несколько минут, и бедный брат Фарли умрет от кровопотери. Других братьев все еще пытали. В их толпе Илена разглядела крошечную фигурку брата Якуба. Он призывал братьев сохранять твердость духа, опасаясь, как бы кто-то из них не бросил в лицо налетчикам грубое слово. Одновременно он взывал к совести мучителей, умолял их во имя Всемогущего Шарра пощадить братьев.

Ему быстро заткнули рот — избили и пригвоздили к кресту. Глядя на его мучения, Илена поняла: даже если она сделает только одно, отомстит Селимусу, ее жизнь будет прожита не зря. Она подавила рвавшийся из горла крик. Как будто им было мало уже сотворенных зверств, мучители Якуба плеснули ему на тело какую-то темную жидкость и поднесли пылающий факел. В следующее мгновение крест был объят пламенем.

— Якуб! — прошептала Илена, не в силах более сдерживать себя.

Зажав уши ладонями, Пил плакал. И даже если он не видел тех ужасов, что творились сейчас в монастырском дворе, по ее лицу он все и так понял. Да и ей самой не было смысла следить за тем, что произойдет дальше, чтобы убедиться в простой истине: эти люди пришли сюда не за тем, чтобы найти ее, а чтобы убить. Им стало известно, что она пряталась за стенами монастыря, и теперь они мстили братьям за то, что те предоставили ей убежище, в надежде, что кто-то проявит малодушие и выдаст ее.

Но им ее не найти. Гибель ни в чем не повинных людей не только потрясла ее до глубины души, но и закалила дух. Илена поклялась, что сделает все для того, чтобы разоблачить коварство Селимуса.

Она подошла к своему юному другу. Тот сидел скорчившись у стены и лил слезы. Ради него она подавила собственный страх. Он не должен знать, что творится в ее душе, иначе откуда взяться мужеству, без которого ему просто не выжить.

— Пойдем, Пил, — произнесла она, пытаясь скрыть предательскую дрожь в голосе. — Надо поскорее уйти отсюда.

— Куда? — спросил он, содрогаясь от рыданий.

— Сначала в грот. Мне надо оттуда кое-что забрать. К тому же там мы будем в безопасности и сможем обсудить, что делать дальше.

— В живых… никого? — прошептал он.

— Не знаю, — ответила Илена, понимая, что это не ответ, но по крайней мере она не солгала. Вряд ли их делу пошло на пользу, расскажи она ему все, чему стала свидетельницей. — Пойдем, нам нужно спешить.

— Нам не выбраться отсюда, — напомнил ей юноша, шмыгая носом.

— Это почему же? Мы вылезем наружу через одно из окон у тебя за спиной. Не волнуйся, солдаты нас не увидят.

Он посмотрел на нее так, будто она потеряла рассудок.

— Нам нельзя здесь оставаться, — повторила Илена очевидную истину. — Они забаррикадировали дверь, но это еще не значит, что они не нагрянут сюда. Думаю, им захочется удостовериться, что никого не упустили.

— По крыше опасно ходить.

— Знаешь, Пил, — обратилась она к нему как можно мягче, отоптан от себя все свои опасения, — когда я только приехала сюда и боялась оставаться одна, ты рассказал мне одну очень важную вещь. Как брат Якуб учил тебя, что нужно пристально посмотреть на то, что внушает страх, и подойти поближе. Помнишь, что ты мне тогда рассказал?

Юноша печально кивнул.

— Пойми, это ты помог мне тогда вновь стать собой. Это ты помог превозмочь страх, избавиться от кошмаров. А ведь они неотступно преследовали меня после всего того, что я пережила в Стоунхарте.

Илена знала, что ему известна лишь малая толика того, что ей довелось пережить, но даже по ее голосу было понятно, через что ей пришлось пройти.

— Я? Неужели?

— Ты. И тебе ничего не остается, как снова воспользоваться советом брата Якуба, и, не дрогнув, посмотреть зверю в глаза. Пусть знает, мы не боимся его. Обещаю, я поступлю точно также.

— Но как?

— Мы с тобой сейчас перебежим по крыше, и ты поможешь мне попасть в грот. Оттуда нам будет открыт путь к спасению.

По глазам Пила она поняла: он считает ее безумной.

— Доверься мне, — прошептала Илена.

— Но куда нам бежать потом? — спросил он, охваченный чем-то вроде священного трепета перед ней.

— В Фелроти. Нужно убедить герцога, чтобы он как можно скорее собирал свое войско.

 

Глава 8

Аремис сдержал слово. Наутро в комнату принесли лохань с горячей водой, в которую добавили душистых масел. Уил в очередной раз поразился тому, какой заботой окружил его этот в общем-то посторонний человек.

— Пройдусь, — сказал Аремис, стоя у двери. — Можешь не торопиться.

— Что ты им сказал обо мне?

— Ничего. Это их не касается. А что они подумают — это их личное дело, — ответил он и подмигнул.

Заметив промелькнувшую по лицу женщины тень страха, Аремис улыбнулся. Она явно поняла его намек. А еще он отметил про себя, что за ночь благодаря целебной мази синяки стали светлее. Впрочем, даже следы кулаков не смогли испортить ее редкую красоту.

— Запри за мной дверь! — велел он и вышел.

Уил последовал его совету, а затем, второй раз за несколько дней, погрузился в горячую воду. Какое блаженство! Он легонько потрогал больные места, потом, стараясь не задевать их, мылом и лоскутком мягкой ткани принялся оттирать от себя скверну. Это ощущение было для него в новинку. Женское естество теперь воспринималось им совсем иначе, как бы изнутри. Ему не хватило духу исследовать все его глубины, тем более что самые сокровенные его части болели больше всего. Как-нибудь в другой раз, подумал Уил и покраснел.

Он понимал, что никогда не решится проникнуть в самые глубины унижения, которое могла испытывать настоящая женщина в такой ситуации. Он же оставался мужчиной, пусть даже в женском обличье. Мыслил и чувствовал он по-мужски, но знал, что уже никогда не забудет ощущение бессилия, пережитое в теле Фарил, столкнувшись с компанией похотливых типов, начисто лишенных совести и сострадания. Как хорошо, что Ростира больше нет. Справедливость восторжествовала, спасибо тебе, Аремис, вернее даже, Джессом. Та его часть, что оставалось Фарил, была этому только рада.

Интересно, задумался Уил, какое наказание придумал Селимус еще до того, как воры были пойманы. Зная короля, как свои пять пальцев, он не сомневался, что правду о краже налогов он бы вытянул из них куда менее тонкими методами, нежели канцлер.

Впрочем, ответ на этот вопрос он вскоре узнает.

* * *

Особое внимание Уил уделил волосам. Он сначала долго расчесывал их, а затем собрал в узел, как обычно делала Фарил, и ужаснулся, увидев в зеркале свое — ее! — лицо. Оно было все в синяках, а это могло привлечь излишнее внимание посторонних. С другой стороны, хотя ушибы все еще давали о себе знать, Уил не сомневался, что кости целы. Слава всемогущему Шарру, обошлось без переломов.

Вернувшись, Аремис нашел Фарил посвежевшей. Она сидела, завернувшись в одну из огромных рубашек, которую откопала в его седельной сумке. Стоило ему увидеть ее, как у него перехватило дыхание — перед ним потрясающая женщина! Он был не любитель хорошеньких недотрог, которых страшно обнять — того гляди, переломятся. С другой стороны, его не тянуло на откровенных кокеток. Эти были уверены в своей неотразимости и нередко использовали ее как оружие. Если уж на то пошло, он вообще ни разу не влюблялся, не считая соседки Элли. Но тогда Аремис был еще совсем мальчишка. Опять-таки, замашки у Элли тоже были мальчишеские, чем, наверно, она и покорила его. Девушка быстро бегала, отлично стреляла из лука и даже кролика могла освежевать ловчее и быстрее, чем он. Кстати, она тоже дразнила его Медведем, и, как и Фарил, ее нельзя было назвать красавицей в привычном смысле этого слова. А какой у нее был смех! Он проникал в самое сердце. А ум! Элли умела отбрить кого угодно.

Поймав на себе пристальный взгляд Аремиса, Уил внутренне съежился.

— Я подумала, что сегодня могу отправиться в путь в своем обличье, — произнес он с вызовом в голосе.

Аремис лишь кивнул в знак согласия, но так и остался стоять в дверном проходе. Воцарилась неловкая тишина. Никто из двоих не знал, что говорить дальше.

Наконец Уил пожал плечами и потрогал синяк на лице.

— Ты слишком добр ко мне для постороннего человека, — произнес наконец он. — Даже не знаю, как тебя отблагодарить, но считай, что я уже это сделала.

К Аремису вернулся дар речи.

— Я ходил в «Четыре перышка» и кое-что забрал оттуда для тебя. Сомневаюсь, что в данный момент тебе захотелось бы идти туда самой.

— О! Вижу, что обязана тебе даже больше, чем думала. Спасибо огромное!

Аремис сделал шаг в комнату, махнув при этом рукой — мол, не стоит благодарности. Он пытался найти нужные слова, одновременно размышляя, каков будет следующий шаг. Видя его растерянность, Уил вежливо поинтересовался, не должен ли он за гостиницу, в которой остановился накануне.

— Нет, ты все оплатила заранее. В этом ты вся в меня, — признался Аремис. — Я тоже всегда плачу заранее, на тот случай, если… если надо побыстрее уносить ноги.

На этот раз кивнул Уил.

— Что ж, — произнес он с наигранной бодростью, — кажется, мне пора. Не хочу тебя обременять. Ты и так сделал для меня больше, чем достаточно.

Аремис понимающе кивнул.

— И куда держишь путь?

Уил недовольно поморщился.

— О, в один городишко. Он в нескольких днях пути отсюда.

— К родным?

— Нет, то есть, в некотором роде, да. Я пытаюсь найти подругу моей матери.

Чем ближе к правде, чем легче лгать, подумал Уил, а вслух поинтересовался:

— А ты? Куда ты собрался?

Он задал вопрос из вежливости, и это ему не понравилось. Они оба перешли на нарочито учтивый тон.

— Собственно говоря, пока не знаю. Порученную работу я сделал. Можно сказать, я временно болтаюсь без дела.

Аремис сплел свои огромные пальцы, снова расплел, заложил руки за голову, затем опустил — он явно не знал, куда их деть. Все это произошло быстро, можно сказать, в мгновение ока, тем не менее Уил заметил. Что ж, пора.

— Думаю, наши пути еще пересекутся, — произнес он и, шагнув вперед, взял огромную ладонь в свою руку. — Я благодарна тебе, Аремис, — добавил он, глядя в глаза своему спасителю. — Да хранит тебя всемогущий Шарр!

Ему показалось, будто в темных глазах Аремиса сгустилась печаль.

— Я привел твоего коня.

Уил улыбнулся.

— И что подвигло тебя на такой подвиг? — искренне удивился он.

Аремис отметил про себя, какие чудеса сотворила с лицом Фарил улыбка. Тотчас засияли глаза, а серьезное, почти всегда печальное лицо сделалось хорошеньким и веселым. Он покачал головой, давая понять, мол, сам толком не знает.

— Просто подумал, что ты захочешь уехать из города как Фарил. Только как в таком случае объяснить конюху в «Четырех перышках», зачем тебе понадобилась лошадь Тома Бентвуда. Думаю, лишние неприятности тебе ни к чему.

Аремис на мгновение умолк, а потом решился сказать правду:

— Да и вообще мы могли бы уехать из города вместе. Дорога отсюда только одна, и, я подозреваю, ты держишь пусть в Перлис, а не куда-то еще. Ну как, угадал?

— В общем-то да, — ответил Уил. Предложение Аремиса застало его врасплох, и он не знал, что на него ответить.

— В таком случае можно выехать вместе. Как ты на это смотришь?

На этот раз Уил решил ответить начистоту.

— Аремис, тебе не стоит обо мне беспокоиться. Пусть я всего лишь женщина, но постоять за себя умею.

— А я за тебя не беспокоюсь. Уже понял, с тобой шутки плохи — достаточно посмотреть на твое тело и на то оружие, что ты при себе носишь.

— Ты рылся в моих вещах? — В голосе Уила послышались резкие нотки.

— Нет, но я их видел, Фарил. Или ты забыла, что это я принес их из «Четырех перышек».

— В таком случае, мне нечего от тебя скрывать. Что еще ты среди них нашел?

— Повторяю, я не шпионил за тобой, честное слово.

— Ты наемник, Аремис, и твое слово почти ничего не стоит, — произнес Уил и тотчас пожалел об этом. Его спаситель не заслужил упреков. И вообще, почему он сам воспринимает все так болезненно. Ведь этот человек, можно сказать, спас ему жизнь. — Прости, я сегодня немного не в духе. Наверно, еще не до конца пришла в себя. Впереди меня ждет долгий путь, так что мне пора. Что касается тебя, то ты заслужил благодарность, а не упреки.

— Я уже забыл про них.

Уил решил, что нужно как-то загладить вину, и в конце концов сдался.

— Хорошо, я не стану возражать, если мы выедем из города вместе. Пойми только одну вещь — тебе не надо за меня беспокоиться.

— Хорошо, — произнес Аремис и кивнул.

Нельзя сказать, чтобы Уила это устраивало, но, с другой стороны, вместе им ехать только до Перлиса, а там, глядишь, он свернет куда ему нужно.

— Мне нужно одеться, — сказал он. — Надеюсь, ты не против, что я взяла одну из твоих рубашек?

— Разумеется, нет. При желании можешь даже порыться в моих вещах, — ответил Аремис с ехидной ухмылкой.

Отъезд из гостиницы прошел без приключений. Уил отметил, что, если не морально, то физически чувствует себя гораздо лучше, путешествуя как Фарил. Отпала необходимость туго перебинтовывать грудь, наклеивать усы и бороду. Сейчас на нем были свободные коричневого цвета штаны, сапоги из мягкой кожи и теплая куртка поверх рубашки.

— Посмотреть на тебя, подумаешь, что мужчина, — произнес Аремис, но не в укор, а беззлобно. От него не укрылось, с какой легкостью его спутница вскочила в седло. Судя по всему, перед ним опытная наездница. Кстати, и оружием она, судя по всему, владела профессионально. Он видел, как ловко Фарил пристегнула к поясу кинжалы. А до того даже дала ему их подержать. Аремис подивился тонкой работе — такое прекрасное оружие он видел впервые.

— Скажи, а рука у тебя такая же твердая, как и твои ножи? — спросил он у нее еще в гостинице.

В ответ мимо щеки просвистело лезвие и, срезав на лету — нет, хорошо, что не ухо, — прядь волос, впилось в деревянную балку. Аремис был потрясен. Если признаться честно, он не ожидал от нее такой ловкости.

— Извини, с моей стороны это несколько театрально, — был вынужден признать Уил, еле сдерживая довольную ухмылку. На его счастье, искусство Ромена осталось при нем.

Если Аремиса и мучили сомнения в том, способна ли его спутница постоять за себя, то теперь от них не осталось и следа.

Путь их лежал через живописную часть Моргравии, и Уил впервые за несколько дней позволил себе расслабиться. Ехали они с Аремисом молча, что также способствовало умиротворению.

— Можно задать вопрос? — наконец нарушил тишину наемник. — Скажи, где ты научилась метать ножи? Причем так, чтобы они всегда попадали в цель?

Уил давно ожидал, что Аремис спросит его об этом, и заранее приготовил ответ.

— Когда растешь в семье, где тебя окружают с полдюжины братьев, научишься чему угодно.

— У меня у самого их шестеро. Но ни один из них не умеет метать нож так, как ты.

— Шестеро, — Уил уцепился за это слово, лишь бы направить разговор в другое русло. — А вот у меня лишь пятеро. Скажи, откуда ты родом?

— Я вырос в деревне Минлетон.

— Впервые слышу о такой, — честно признался Уил.

— Неудивительно. Это на острове возле северного побережья.

Уил моментально напрягся.

— На каком?

Он надеялся, что его вопрос прозвучит как обыкновенное любопытство, и Аремис не произнесет самое страшное для него слово.

— На Гренадине. А что?

Уил поморщился, словно от боли, а поскольку Аремис устремил на него вопросительный взгляд, поспешил скрыть свое замешательство тем, что взялся поправлять выбившиеся из прически локоны.

— Тебе что-то о нем известно.

— Э-э-э, как сказать. Кое-что я о нем слышала.

— Но никогда там не была?

— Нет, — ответил он, радуясь тому, что нет необходимости лгать. — А ты почему спрашиваешь?

— Да так… Просто родом с Гренадина один человек, который умеет метать нож не хуже тебя. Нет, это я слишком мягко выразился. В этом деле ему нет равных. Он с такой поразительной точностью попадает в цель, что пока мне не встретилась ты, я ни за что бы не поверил, что есть второй человек, кто так же ловок, как он.

Уил на мгновение онемел.

— Вот как? — выдавил он из себя. — И кто же это?

— Ромен Корелди. Выходец из богатой благородной семьи.

Услышав такой ответ, Уил запаниковал.

— И вы с ним были знакомы? — Дурацкий вопрос сорвался с губ, прежде чем Уил успел сообразить, что говорит. — Я хочу сказать, тебе доводилось видеть его?

Его ум напряженно работал, пытаясь обнаружить в крупицах памяти, что все еще оставались от Корелди, воспоминания об этом человеке.

— Нет, он был старше меня. Правда, он иногда проводил время в компании моих старших братьев, но сам я тогда был еще ребенком. Но однажды мне довелось видеть, как он похвалялся своими умениями перед ребятней. Мне тогда было лет пять. Он так мастерски владел ножом, что с расстояния в двадцать пять шагов мог разрезать нитку, а ведь и сам тогда был почти мальчишка.

Уилу не давала покоя какая-то мысль, но он отмахнулся от нее. К сожалению, память Корелди этих событий не сохранила, а потому и имя спутника ничего ему не говорило.

— И что дальше?

Аремис пожал плечами.

— Ничего особенного. Какое-то время спустя наша семья покинула Гренадин и переехала на большую землю. Правда, здесь мы долго не задержались, всего несколько лет. Нас постоянно тянуло назад. Примерно в то же время уехал и Ромен. Ходили слухи, что в их семействе случился какой-то скандал, но я так никогда и не узнал, в чем там было дело. С тех пор я его не видел и не слышал о нем.

Пока закруглять тему, подумал Уил, а вслух сказал:

— И сам ты больше в родные места не возвращался?

— В Минлетон?

Уил кивнул.

— Нет, но коль ты спросила, что ж, может, в один прекрасный день я накоплю деньжат и съезжу туда.

Аремис выпрямился в седле и потянулся.

— Тебе не кажется, что пора подкрепиться?

Упоминание о еде положило конец их утренней беседе. Уил с облегчением вздохнул. Как хорошо, что ему не пришлось пускаться в объяснения, где и как он научился так ловко метать нож. Что ж, это ему урок, незачем без причин выставлять на показ свои умения. Они с Аремисом разделили сытный завтрак — повара постоялого двора, зная, что путников ждет неблизкий путь в Перлис, вволю снабдили их провизией, положив в корзину жареного цыпленка, сыр, хлеб, фрукты. После столь обильной трапезы оба признались, что не прочь поваляться на травке и вздремнуть, однако отдыхать не стали, а, снова сев в седла, продолжили свое путешествие. Первые часа два прошли в ставшем уже привычным молчании, но как только они приблизились к Перлису, Уил получил ответ на свой вопрос.

Селимус всеми способами пытается добиться от легиона правды о том, куда пропадают деньги.

— Да смилуется над ним Шарр! — воскликнул он, как только им повстречалась первая жертва королевского гнева.

Насаженное на пику тело несчастного довольно хорошо сохранилось благодаря холодной погоде. Рот открыт, застыв в крике, конечности неестественно вывернуты.

— Этот человек умер медленной смертью, — прокомментировал Аремис. — Сначала ему переломали все кости — кстати, здесь явно поработала умелая рука.

— Первый раз вижу в Моргравии такую жестокость! Одно дело пыточная, и совсем другое — вот так, всем на показ, — прошептал Уил, содрогнувшись от ужаса. — И это все из-за пропавших налогов?

— Трудно сказать, Фарил. Нечего мешкать, давай-ка лучше поторапливайся.

Они насчитали по дороге девять трупов, все до единого солдаты легиона и все как один посажены на кол, обреченные на медленную, мучительную смерть. Тела одних почти сгнили, другие сохранились лучше, что наводило на мысль о том, что пытки и допросы тянулись несколько дней.

— И это только на коротком участке пути! Лишь всемогущему Шарру известно, сколько еще человеческих тел гниют, посаженные на кол, на других дорогах, ведущих в Перлис! — заметил Аремис.

Зловоние вдоль дороги стояло ужасное, и желудки путников едва не расстались с недавно съеденным завтраком. Уил был в ужасе от того, что солдаты — его солдаты! — приняли мученическую смерть по вине таких негодяев, как Ростир.

— Как я его ненавижу! — прошептал он.

— Кого?

— Короля, — ответил он, глядя на очередное изувеченное тело. Его спутник настороженно посмотрел на него, но ничего не сказал. Уил решил, что нет смысла брать свои слова назад.

— Если передашь мои слова кому-нибудь, не сомневайся, на этот раз мой нож настигнет тебя, — сказал он и вздохнул. — Ну ладно, Аремис, здесь мы расстанемся. Мой путь лежит на запад, мне остается еще четыре мили. На прощание позволь еще раз поблагодарить тебя за заботу.

Машинально он едва не отдал прощальный легионерский салют, но вовремя остановился и, потянувшись, похлопал Аремиса по плечу. Жест, надо сказать, был не совсем женский, но с другой стороны, чего ждать от женщины, которая владеет оружием не хуже мужчины.

— Фарил, прошу тебя, не торопись уезжать.

— Но я должна. Мне давно пора.

— Что за спешка такая? Что-то важное?

— Ничего особенного. Просто дальше мне бы хотелось продолжить путь одной. С меня довольно того, что я видела, чтобы у меня отшибло желание заезжать в город.

— У меня такое чувство, будто ты что-то скрываешь.

Уил ощетинился.

Эх, знал бы ты, подумал он, а вслух произнес, довольный тем, что голос прозвучал на удивление спокойно, следующее:

— Лишь ненависть к подобного рода вещам. Не надо меня уговаривать, Аремис.

— Что ж, понимаю, — ответил тот и улыбнулся. — Послушай, давай ты доедешь со мной до Смолхэмптона, а? Отсюда до него всего пара миль, а оттуда ты короткой дорогой поедешь к себе на запад. Крюк получится совсем небольшой.

— Но зачем?

— Там у меня тайник. Хотелось бы забрать немножко деньжат.

— Но ведь тебе в Перлис, а там заплатят!

— Нет, я передумал. Те деньги я могу получить и позднее. Коль у нас с тобой зашел разговор про Гренадин, я решил, а не съездить ли мне домой… повидаться с родными, пока они живы… или пока жив я сам.

Уил был озадачен — такого поворота событий он не предполагал. Чтобы скрыть замешательство, он сделал вид, что убирает с лица волосы, тем более что от езды непослушные локоны выбились из прически и теперь вольно развевались на ветру. Его это ужасно раздражало, и он даже позабыл о том, как когда-то любовался развевающимися локонами Валентины.

— Что ж, хорошая мысль. Но причем здесь я?

И вновь Аремис замялся.

— По правде сказать, ни причем. Просто мне бы хотелось проехать с тобой чуть дальше. Мы могли бы… — Он недоговорил, смутившись собственной неловкости. — Фарил, ты мне нравишься. Я всего лишь…

И вновь не нашел нужных слов.

— Мне всего лишь… приятно находиться с тобой рядом.

Уил не знал, то ли ему чувствовать себя польщенным, то ли разозлиться. С одной стороны, Аремис прав, если ехать через Смолхэмптон, это не слишком удлинит его путь, а кроме того, прежде чем сворачивать на запад, он мог рассчитывать на кружку доброго эля и сытный обед, что очень даже кстати, ведь потом ему предстоит провести в седле целую ночь.

С другой стороны, в голосе Аремиса слышалась мольба, что явно не соответствовало первому впечатлению об этом человеке. Уилу верзила-наемник показался человеком независимым. Такие, как он, предпочитают одиночество. Нет, что-то здесь не так. Наверняка тут кроется какая-то тайна, решил Уил, пытаясь свести воедино все те мысли, что не давали ему покоя. От него не укрылось, что Аремис избегает смотреть ему в глаза. А румянец на его щеках сказал Уилу даже больше, чем он надеялся узнать.

Да хранит нас всемогущий Шарр! Парень влюбился в меня!

— Прошу тебя, — тихо произнес Аремис, сделав драматическую паузу.

Уил понимал, что ни к чему хорошему это не приведет, однако, дабы не обострять отношений, в данной ситуации счел нужным согласиться.

— Хорошо, — сказал он. — Мы вместе доедем до Смолхэмптона, а оттуда я сверну на запад.

Аремис широко улыбнулся, довольный тем, что одержал победу.

— Прежде чем тебе ехать, мы могли бы пропустить на постоялом дворе по кружке эля.

Уил бросил взгляд на очередной полуразложившийся труп у них на пути.

— Давай отъедем куда-нибудь подальше.

Они свернули с главной дороги на небольшую тропу, что пролегла меж заброшенных полей, и вскоре подъехали к чахлой рощице.

— Ты слышал что-нибудь о тайниках? — спросил Аремис.

— Нет, — солгал Уил. Он знал, что у Фарил их было несколько десятков в разных королевствах.

— На самом деле ими чаще пользуются наемные убийцы, чем мы, наемники-солдаты. Но меры предосторожности не помешают. В том числе и тебе — убережет от многих неприятностей.

— Моя жизнь не настолько полна опасностями, как твоя. Но за совет спасибо, непременно ему последую.

На краю рощи стояла старая заброшенная хижина.

— Это там? — поинтересовался Уил.

— Нет, слишком уж это место на виду. Любой бродяга, забредший сюда, легко обнаружил бы мой тайник. Эта хижина служит мне чем-то вроде ориентира. Сейчас покажу.

Аремис спешился и вытащил из седельной сумы кусок веревки. Уил тоже слез с коня.

— А зачем веревка?

— Погоди, увидишь.

Они подошли к хижине почти до самых дверей, после чего Аремис повернулся к ней спиной.

— А теперь пройди вместе со мной тридцать шагов. Так они и сделали.

— А теперь десять шагов влево.

Уил и его спутник дошли до старого дуплистого дерева, но стоило Аремису заглянуть в дупло, как он тотчас отпрянул.

— Что за наваждение! — воскликнул он.

— Что, ничего нет? — спросил Уил, заглядывая другу через плечо.

Они стояли совсем рядом. Аремис обернулся и посмотрел на женщину, которая ему так нравилась — более того, в мечтах он уже видел ее вместе с собой в постели. Нельзя сказать, что он был нехорош собой, просто рослый и крупный. Большинству женщин, стоило им узнать Аремиса поближе, нравились его ласки. Он с удовольствием подарил бы их и этой. Но нет, нельзя.

— Прости меня, Фарил, — прошептал он, уткнувшись ей в волосы. И повторил во весь голос: — Прости меня.

— Простить? Но за что? — удивился Уил.

В мгновение ока Аремис развернул его и, заведя руки за спину, стукнул по ногам, отчего Уил с размаху полетел на землю. Старые раны заныли, на лице проступили новые синяки. Достав веревку, Аремис связал ему руки. Все было бы проще, если бы ему приказали убить ее, потому что жертва отбивалась, а в какой-то момент едва не сбила с ног его самого. Она оказалась гораздо сильнее, чем он предполагал. К счастью, за ним было преимущество в весе и силе, и в конце концов ему удалось усесться ей на ноги. Фарил прекратила сопротивление, чем спасла себя, потому что он уже был готов прикончить ее.

— Аремис! — крикнул Уил голосом, полным отчаяния. — Что ты делаешь?

— Извини, Лейен, — послышался чей-то голос, и Уил резко обернулся в сторону хижины. — Я знал, что ты откажешься прийти по моему зову, вот и пришлось нанять помощника.

— Джессом! — Уил от злости сплюнул. Он хорошо помнил канцлера, тот сопровождал Селимуса в Бриавель.

Аремис поставил его на ноги и отряхнул пыль с одежды. Уил в отместку лягнул предателя.

— Пропади ты пропадом, Аремис!

Джессом неодобрительно поморщился.

— Лейен, прошу тебя, попридержи язык. Ты ведь как-никак дама.

Уил перестал отбиваться и лишь бросал колючие взгляды то на одного, то на другого. Вскоре подоспели солдаты, что сделало дальнейшее сопротивление бессмысленным. Все, в западне.

— Что вам надо? — бросил он с вызовом в голосе.

— Дорогая моя, — промурлыкал Джессом, — в прошлый раз ты так красиво сделала свою… работу. Это произвело впечатление на одного человека, и он хотел бы встретиться с тобой лично.

— Мне это не интересно, — ответил Уил, чувствуя, что нервы на пределе. Ситуация с каждой минутой менялась к худшему.

— Как я и предполагал. Ты у нас скромница. Кстати, синяки тоже маскировка?

Уил не удостоил его ответом. Джессом покосился на Аремиса.

— Нет-нет, насколько могу судить, они настоящие, — заикаясь, пробормотал тот.

— Нет, я не против, с ними она гораздо красивее, чем я предполагал. Однако откуда у тебя такая уверенность? — спросил у него Джессом. Канцлер явно не спешил.

— Надеюсь, вам достаточно того, что я видел ее голой, — огрызнулся Аремис.

Наемнику было наплевать, что подумает канцлер, но вот терять денежки, причем немалые, не хотелось. Джессом заплатил ему в пять раз больше обычной цены за то, чтобы он выследил эту женщину и доставил в назначенное место. На его счастье, она сама каким-то чудом оказалась у него на пути, и он одним махом разделался и с солдатами, и с ней. Мужское платье, найденное в ее вещах, то, как ловко она сидела в седле, ее сильное, мускулистое тело, стремление избегать общества посторонних людей — все это говорило о том, что перед ним именно та женщина, которую ищет Джессом. Когда же она метнула в него нож, это мигом развеяло последние сомнения.

Он ненавидел себя за то, что должен передать ее в лапы Джессома. Фарил определенно не горела желанием встречаться с королем. Не иначе как тут еще одна тайна, решил Аремис. Бери деньги и уходи. Не ввязывайся в это дело, сказал он себе, опасаясь смотреть в глаза своей недавней спутнице.

Джессом издал неприятный смешок.

— О, звучит убедительно. Я рад, что у тебя было время насладиться обществом столь загадочной особы… да еще получить за это деньги. Надеюсь, синяки — не твоих рук дело? — съехидничал канцлер.

Уил пожалел, что безоружен. Будь у него нож, сейчас в этой рощице валялся бы не один труп. Он промолчал и лишь смерил Аремиса уничижительным взглядом.

Джессом же от шуточек перешел к делу.

— Мне она известна как Лейен. Эта особа — великая мастерица менять внешность. Что она рассказала о себе?

Аремис задумался. Будь глаза Фарил кинжалами, он бы давно уже был мертв. Настраивать против себя такую женщину опасно, она — коварный враг. Тем более что, судя по всему, жизнь ей сохранят. Похоже, дело, за которое он взялся, не стоило тех денег. Аремис не сомневался: в один прекрасный день эта женщина выследит его и отомстит — чего бы ей это не стоило. И дернуло же его за язык сказать, откуда он родом. Странно… тем более, что до какой-то степени она была с ним честна, возможно, даже, поведала ему нечто такое, чего не сказала бы никому. Ее откровенность развязала язык и ему самому — опять-таки, до известной степени. И тем не менее лучше бы он этого не делал.

— Итак? — подал голос Джессом, раздраженный затянувшимся молчанием. И тут Аремис прочел во взгляде Фарил нечто большее, нежели откровенную ненависть.

— Извините, просто задумался. Нет, мне она известна только как Лейен. — По лицу Фарил, прежде чем она отвернулась, промелькнула тень облегчения.

— Что ж, будем считать, что это ее настоящее имя. Конечно, полной уверенности в этом нет и быть не может, но ничего. Пойдемте, моя дорогая, Позвольте сопроводить вас в Перлис.

— Зачем?

— Чтобы встретиться с его величеством королем Селимусом, большим почитателем ваших талантов.

 

Глава 9

Элспит сдержала данное Уилу обещание. После того как они распрощались, она поборола в себе искушение уехать домой и вместо этого отправилась на юг, присоединившись к пестрой компании купцов и странствующих музыкантов. Все, с кем ей довелось делить тяготы пути, были добры к девушке и даже отказались взять с нее деньги за свое гостеприимство. Никто из них никуда не спешил, как, впрочем, и Элспит. Путешествие получилось приятное, неторопливое, с остановками то в одном, то в другом городке: купцы торговали, а бродячие музыканты устраивали представления. Кстати, благодаря музыкантам она вновь научилась смеяться. А еще они просили ее петь вместе с ними, когда все собирались по вечерам вокруг костра. Музыканты держали путь в Перлис в надежде хорошо подзаработать в весенние месяцы и были только рады попутчице. Элспит сама не ожидала, что ей так понравится их общество, и, когда наступило время расставания, испытала неподдельную грусть. Музыканты пожелали ей счастливого пути, и, как обычно бывает в таких случаях, выразили надежду, чтобы судьбы их когда-нибудь снова пересеклись.

Вместе со своими новыми друзьями Элспит добралась до окрестностей Риттилуорта. С момента расставания с Уилом прошло одиннадцать дней. Она с радостью проделала оставшийся путь пешком. Интересно, как отнесется к ней его сестра? А что сама она скажет несчастной женщине? Уил взял с нее обещание: если ей встретится кто-то из тех, кто знает его лично, она не должна говорить правду. Они с Уилом — в обличье Ромена Корелди — столько всего пережили вместе, что вполне могли простить друг другу небольшую ложь. Тем более что Уил тоже дал ей клятву — так что каждый вправе рассчитывать на ответную любезность. Придет время, и Уил вернется в Скалистые горы.

Элспит не знала, почему он так упорно не желал называть собственное имя, но понимала, что он не любит распространяться о случившемся с ним отчасти из опасения настроить против себя людей. К колдовству и магии в здешних местах все еще относились с подозрением, а те чары, что лежали на нем, не балаганный фокус. Для большинства это нечто совершенно немыслимое. Так что Уилу крупно повезло, что и она, и Лотрин приняли его таким, как есть. Но лишь потому, что они оба из тех мест, где люди признают существование такой вещи, как магия.

Ей вспомнился сбивчивый рассказ Уила о павшем на него проклятии. «Дар Миррен» назвал он его и горько усмехнулся. И хотя на первый взгляд это казалось немыслимым, все рассказанное служило подтверждением тому, что на нем лежит печать магических чар. Для Элспит многое стало ясным: почему тетушка так странно встретила Уила, ее загадочное пророчество после турнира в Перлисе, что мол «это еще не конец».

Лотрин тоже, судя по всему, поверил Уилу. Помнится, он воспринял его рассказ совершенно спокойно, словно магия есть нечто само собой разумеющееся. Впрочем, у нее самой было точно такое же чувство. Еще одна причина любить его. Элспит задумалась о том, как быстро она прониклась этим чувством и к кому? Тому, кто вырвал ее из родного дома и силой привез в Скалистые горы, где буквально через несколько дней едва не лишился из-за нее жизни. Она живо помнила, как горец оплакивал смерть жены, держа в руках новорожденного младенца. В те мгновения сердце ее оттаяло; более того, и он испытал те же чувства, потому что с того момента их отношения резко изменились. Неожиданно между ними возникла странная близость, а ведь он ни разу даже не поцеловал ее. Какая, однако, печальная у нее любовь.

Снова и снова вспоминала Элспит, как горец повернулся, чтобы дать отпор их преследователям, как умолял ее бежать. Она подчинилась лишь потому, что дала слово во всем его слушаться, а потом Лотрин уговорил бежать и Уила. Страшно представить, что ждало его после того, как они бежали. Элспит не сомневалась, что Лотрина постарались взять живым, чтобы он смог предстать перед грозным взором Кайлеха, который прикажет подвергнуть его пыткам — страшно думать, каким именно. Какую смерть изобрел для него мстительный король горцев? В любом случае, медленную и мучительную.

Нет, лучше об этом не думать. Ей хотелось верить, что Лотрин жив, и, чтобы зря не расстраиваться, она переключила мысли на Уила. Заключенный в тело Корелди, он пытался спасти королеву. А ведь именно Бриавель лишил жизни его отца, не говоря уже о том, что на протяжении столетий это королевство было злейшим врагом Моргравии. Вспомнив об этом, Элспит задумалась о несчастной судьбе его сестры. Какая горькая участь постигла всю их семью! Какие страдания выпали на их долю! И все-таки она согласилась выполнить просьбу Уила. Он со своей стороны обещал ей вернуться в Скалистые горы, чтобы выяснить, какая судьба постигла Лотрина.

Она верила Уилу Тирску. Он хороший человек, и ей бы хотелось поговорить с ним, когда наступят лучшие времена, о том, каково это — оказаться в шкуре другого человека. Уилу крупно повезло, подумала она, что этим человеком оказался красавец Ромен Корелди. Страшно представить, если бы его лишил жизни какой-нибудь калека или недоумок, или кто-то гораздо ниже его по рождению. Или же — Элспит даже хихикнула — женщина!

Дорога шла в гору. Когда она поднимется на нее, оттуда как на ладони будет видна долина, монастырь и близлежащие деревушки. Элспит было приятно думать, что она уже почти у цели, и дорога вверх по горному склону казалась легкой и приятной.

Продолжая улыбаться мысли, что после красавца Ромена Уил вполне мог превратиться в женщину, она задумалась над тем, что скажет брату Якубу. Увы, стоило ей взобраться на гребень холма, как улыбка ее моментально исчезла, а с ней и хорошее настроение.

От монастыря остались одни почерневшие, закопченные стены, кое-где от них все еще поднимался дым. Людей она тоже не заметила — обитель казалась заброшенной и холодной, как будто братья покинули ее. Что же такое здесь стряслось?

Элспит не спешила приближаться к монастырю — прежде надо собраться с мыслями и попытаться понять, что произошло. Некоторое время она пристально всматривалась в представшую взгляду картину. Внимание ее привлекло нечто странное; девушка прищурилась и… Из груди ее тотчас вырвался стон отчаяния — боже, да это же люди. Люди, распятые на крестах. Правда, издали не видно, живые или уже мертвые.

Элспит не стала терять времени на дальнейшие размышления и, приподняв юбку, побежала.

Почти добежав до цели, она остановилась, чтобы перевести дыхание. Ее худшие опасения подтвердились. Деревня была сожжена. В ней не осталось ни души. К своему счастью, она не нашла мертвых тел, из чего сделала вывод, что жителей но всей видимости решили проучить в отместку за что-то такое. Может, они бежали и позже, когда опасность минует, еще вернутся, чтобы отстроить с вон жилища заново.

Отдышавшись, она обнаружила, что монахам повезло куда меньше. Им был преподан куда более суровый урок. Внутри монастырских стен стоял кошмарный запах обугленной человеческой плоти, ветер разносил его дальше, прочь от почерневших тел, что болтались на наскоро сооруженных распятиях.

Элспит даже не поняла, что плачет, пока порыв ветра не смахнул ей на щеку слезы. Судя по всему, людей поджигали и, объятых пламенем, словно живые факелы, оставляли умирать мучительной смертью. Стараясь не смотреть, Элспит осторожно переступила через обугленные останки — тут были и взрослые мужчины, и безбородые юноши. Похоже, что, когда в монастырь нагрянули каратели, монахи работали в саду, или же их собрали здесь, потому что именно в этом месте тел было больше всего. Элспит не сомневалась, что внутри их окажется не меньше, однако проверить свою догадку не осмелилась.

Мучительная смерть на кресте — несчастных сначала приколачивали гвоздями, после чего поджигали — похоже, была уготована избранным, настоятелю и его ближайшему окружению. Все как один мертвы, хотя тела их еще не тронуты тлением. Элспит поежилась. Это могло значить одно — кто бы ни были те, что сожгли монастырь, они покинули его недавно.

Нужно было сделать хоть что-нибудь, чтобы избавиться от отчаяния, но она не нашла в себе сил заглянуть в часовню. Вместо этого Элспит опустилась на колени и тут же, в монастырском дворе, у ног распятых, вознесла молитву всемогущему Шарру. Внезапно ей показалось, будто один из мертвецов что-то еле слышно прохрипел. От испуга Элспит упала навзничь, глядя на изуродованную безволосую голову, с которой свисали лоскуты кожи. Превозмогая ужас, она медленно поднялась и, вытянув вперед шею, на цыпочках приблизилась к несчастному.

— Найди Илену, — еле слышно прошептал полумертвый человек. — Она жива. Ее увел Пил.

— Вы брат Якуб? — спросила она, не найдя других слов.

Едва заметный кивок подтвердил ее догадку — перед ней действительно был брат Якуб.

— Давайте я помогу вам, — произнесла она со слезами в голосе и огляделась по сторонам в надежде найти какой-нибудь подходящий инструмент, чтобы вытащить гвозди.

— Поздно, — прохрипел он. Элспит обернулась — с обугленной плоти на нее смотрели невидящие глаза. — Скажи Ромену, — монах закашлялся, и из его горла вырвался булькающий хрип, — что это дело рук короля.

— Но зачем ему это понадобилось? — спросила она, понимая, что брату Якубу остается жить считанные мгновения.

— Тирск… он… — вот и все, что выдавил из себя умирающий, прежде чем из его груди вырвался последний мучительный вздох.

Элспит зарыдала. Она оплакивала его страдания, страдания других братьев, всех этих мирных божьих людей. Одновременно она чувствовала, как закипает в ней гнев, гнев против короля Моргравии. Теперь понятно, почему Уил не хотел, чтобы люди знали, кто он такой. Дрожащей рукой она прикрыла брату Якубу веки. Больше здесь нечего делать, а что касается следов зверств — на них она уже вдоволь насмотрелась. Память об увиденном останется с ней на всю жизнь. На прощание Элспит погладила почерневшую щеку храброго монаха, словно благодаря за то, что продержавшись дольше остальных, он сумел поведать ей страшную тайну. Теперь снова в путь. Она еще не решила, куда направит стопы, но знала, что сначала ей нужно найти молодую женщину, за которой охотится кровожадный король.

* * *

Оглушенная увиденным, ничего не замечая и не ведая времени, Элспит брела по дороге и, лишь услышав уханье совы, поняла, что день клонится к вечеру. Она выбилась из сил. После Риттилуорта ей не встретился ни один путник. Казалось, узкие дороги северо-западной Моргравии вымерли. Мысли ее словно закоченели. Она переставляла ноги, не задумываясь даже, куда идет, движимая вперед неосознанным желанием как можно скорее оставить позади жуткое зрелище смерти, ее одинокий путь измерялся часами.

Вечерний холодок заставил ее поежиться и вернул к действительности. Она забилась в небольшое углубление под кустом, и силы тотчас оставили ее. Но не усталость была тому причиной, а пережитое рано утром потрясение. Элспит казалось, что одежда ее пропитана тошнотворным запахом обугленной плоти, в голове непрестанно звучал голос брата Якуба. Какой силой духа обладал этот замечательный человек, чтобы в самые последние мгновения, когда жизнь уже на исходе, найти в себе силы и передать последнее послание. Вспоминая о нем, Элспит лила неслышные слезы.

Скорбные мысли с неизбежностью увели к Лотрину. Увидит ли она его когда-нибудь? В глубине души теплилась надежда, что любимый жив. Несмотря на все опасения за его жизнь, некий внутренний голос нашептывал ей, что он не погиб, что она должна набраться мужества и идти к своей цели. Постепенно Элспит прониклась этой уверенностью. Инстинкт также подсказывал ей, что Уил Тирск, живущий в обличье Ромена Корелди, единственный, кто способен вернуть ей Лотрина. Она не могла сказать, откуда взялась уверенность, но помнила, что тетя учила доверять инстинктам. Все изменилось с того дня, когда в Перлисе Уил Тирск зашел в палатку к ее тете, Вдове Илик, и жутко перепугал старушку! Элспит грустно улыбнулась. Интересно, что сталось с престарелой тетушкой? Жива ли она, в добром ли здравии?

После того как они с Уилом расстались, она вполне могла бы повернуть домой, но вместо этого брела неведомо куда в поисках женщины, с которой даже не была знакома.

Риттилуорт предан огню из-за Тирсков. Святые люди, не ведающие ни алчности, ни злобы, расстались с жизнью из-за Тирсков. Даже Лотрин, и тот пострадал из-за…

Нет, такие рассуждения не приведут ни к чему хорошему. Она не должна винить этих людей во всех грехах, иначе ей самой придется туго.

Элспит принюхалась. Порывшись в карманах плаща, она извлекла горстку орехов и сушеных фруктов, которыми ее снабдили в дорогу бывшие попутчики. Нашлось также немного печенья, но она решила оставить его до утра, когда голод дает о себе знать сильнее всего. Девушка вяло пожевала сушеных фруктов, после чего задумалась над тем, что делать дальше. Надо принять важные решения — и чем скорее, тем лучше.

Брат Якуб сказал, что Илене удалось спастись бегством. Значит, она тоже в пути и вряд ли успела далеко уйти от Риттилуорта. Интересно, кто этот Пил, которого упомянул монах? Скорее всего тоже кто-то из монастырской братии. В любом случае Илена сейчас напугана и не знает, что делать. Элспит вновь грустно улыбнулась. Совсем как я, подумала она. Следующая ее мысль была о том, что она осталась без гроша в кармане — все свои сбережения потратила в Декине на то, чтобы купить лошадь для Уила Тирска. Они тогда решили, что коль Элспит в скором времени встретится с Иленой, то у них вновь появятся средства. И вот теперь за душой ни гроша, и надеяться не на что и не на кого.

Элспит тряхнула головой, разгоняя сомнения, дожевала оставшиеся сушеные фрукты и устроилась на ночлег. Но мысли вновь вернули ее все к тому же вопросу — куда идти. Не зная, в каком направлении бежала Илена, она будет вынуждена выбирать дорогу, полагаясь на чутье. Только так она сможет сдержать обещание. У нее было при себе письмо Уила к герцогу Фелроти — значит, туда и следует отправиться. Но пока она одна, без попутчиков, а значит, беззащитна, надо найти новый способ передвижения. Возможно, ей повезет присоединиться к очередной группе путников, которые направляются на восток, подыскать там себе временную работу, чтобы заработать немного денег на дальнейший путь.

Что ж, это уже что-то. Нечто такое, ради чего стоит проснуться завтра утром. Вновь заухала сова, напомнив Элспит о том, что ночью, пока бодрствуют ночные твари, людям полагается спать. Устроившись поудобней на жесткой земле, она, перед тем как ее сморил сон, снова подумала о Лотрине. Интересно, где он?

* * *

Ей было видение.

Лотрин звал ее. Нет, взывал к ней. Он страдал. Страдал от нечеловеческой, оглушающей, сводящей с ума боли. Ей казалось, что он чувствует ее присутствие столь же сильно, как и она — его. Но почему он страдает и кто навлек на него страдания, этого Элспит сказать не могла. А еще была тьма. И ярость. Лотрин был охвачен ею, как пламенем. Но ярость принадлежала не ему, а Элспит не видела ни Лотрина, ни того, кто исходил яростью. И еще что-то… что-то сильное и всеобъемлющее. Магия словно смерч вихрилась вокруг нее, зная, что она здесь, и касаясь ее.

Чей-то крик. Лотрина или ее самой?

Лотрин! — позвала она.

Его голос, едва слышный, полный страдания.

Скажи Уилу, я подожду, — прошептал он. — Я сейчас другой, не тот, что раньше.

Теперь уже кричала она сама. Она выкрикивала имя Лотрина, взывала к нему в кромешной тьме, пропитанной коварной магией, но ее возлюбленный исчез. Связь между ними прервалась, словно в том месте, где ее и его души соприкоснулись, кто-то перерезал незримую нить.

Она проснулась вся в слезах. Светало, но густой туман, что укутал ее ночью, не спешил рассеиваться. Не видя ничего перед собой, Элспит замахала руками, стараясь разогнать застилавшую глаза белую пелену. Наконец туман поредел, и девушка смогла вздохнуть с облегчением. Она была там же, где и накануне, и одна. Она попыталась успокоить дыхание. Кое-как поднявшись со своего жесткого ложа, Элспит встала и сделала несколько глубоких вдохов — медленно, словно боялась, что не выдержат легкие.

Слезы текли по щекам. Это в сердце ей закрался новый страх — страх за Лотрина. Уж не из царства ли мертвых взывал он к ней? Да и говорил ли он с ней вообще, может, ей просто приснился кошмар? Элспит заставила себя взглянуть на вещи разумно, хотя, если признаться честно, утром она чувствовала себя совершенно разбитой, даже хуже, чем накануне вечером. Она вытерла глаза и села, чтобы доесть остатки провизии, а заодно поразмыслить о том, что произошло. Есть не хотелось, но если она станет пережевывать и глотать пищу, это поможет ей успокоиться — по крайней мере Элспит на это надеялась. И она взялась жевать сухое печенье. Помнится, Лотрин также заставлял ее есть, когда они прятались в Скалистых горах. Никто тогда не испытывал голода, но он настаивал на том, чтобы она ела, и был прав. Вот и сейчас, следуя его совету, она заставила себя подкрепиться.

Ни разу в жизни она не чувствовала себя столь одинокой, как в эти минуты. И только слова Лотрина — прозвучали ли они по-настоящему или только причудились ей — поддерживали в ней дух. Нет, она должна выполнить свое обязательство, тогда и Уил Тирск выполнит свое.

Элспит выпрямилась, стряхнула крошки и попыталась уложить непослушные волосы. Она знала, что своим видом испугает кого угодно, но ей было все равно. Главное, что Лотрин страдает. В одном она была уверена — он говорил с ней из мира живых, а не мертвых. Ее предки по материнской линии были наделены даром чувствовать магию и владеть ею, а вот Элспит он почти не передался. По какой-то причине ей достались лишь жалкие крохи, но и их было достаточно, чтобы понять: Лотрин достучался до ее сознания. Как это удалось — неважно. Главное, она слышала его голос. Он просил о помощи.

Сделав решительное лицо — тетушка Илик наверняка усмотрела бы в этом наследственное упрямство, — Элспит тронулась в путь, взяв направление на восток, в Фелроти.

 

Глава 10

В те мгновения, пока Элспит бежала вниз по одинокому холму навстречу разоренному монастырю, Финч входил в город Белуп. Он довольно быстро проделал путь из Бриавеля в Моргравию — спасибо сердобольному человеку, который торопился доставить свои товары в Перлис. Финч оказал ему добрую услугу, и купец согласился подвезти его до моргравийской столицы.

Собственно говоря, добрую услугу купцу оказал, не он сам, а Нейв. Пес дважды отпугнул от подводы с товарами воришек, когда хозяин ненадолго оставил ее без присмотра. Заметив их интерес — а они явно замышляли что-то недоброе, — Финч подозвал Нейва. Стоило псу басистым лаем заявить о своем присутствии, как воришек словно ветром сдуло.

Со стороны все это выглядело довольно комично, и Финч улыбнулся, что случалось с ним нечасто. В знак благодарности он потрепал своего четвероного друга за ухом. В этот момент подоспел владелец подводы и с опаской посмотрел на пса. Финч объяснил, что произошло, и купец просиял улыбкой.

— Поедем вместе со мной, — сказал он. — Я тебе заплачу.

— Но за что? — удивился Финч.

— Со мной такое случается вот уже во второй раз. Пару месяцев назад я потерял почти весь свой товар. Думаю, это не последний раз. Если же я не доставлю свои товары в Перлис госпоже Бенч, не сносить мне головы. А жить пока хочется.

— Но какая вам от меня польза? — спросил Финч, пытаясь взглянуть на себя глазами торговца и видя нечто жалкое, и тут же понял, кого имел в виду его благодетель. — Вас интересует мой пес?

— Именно, — ответил купец и уточнил. — Он ведь тебя во всем слушается?

— Ну, только когда сам не против. Но вы не бойтесь, вас он кусать не станет.

— Спасибо всемогущему Шарру, — ответил купец. — Ну как, договорились?

— Мне нужно в Белуп.

— Отлично. Я довезу тебя туда, как только доставлю по назначению груз, — сказал купец. — Не стесняйся. У меня с собой хороший запас провизии на дорогу. Я хотел бы как можно скорее добраться до городка Гримбл, чтобы там сменить лошадей. Не успеешь моргнуть, как мы с тобой попадем в Белуп. Ну, что на это скажешь?

Купец Финчу понравился — было в его манерах что-то располагающее. А еще он знал, что оставленный Хилдит след остывает с каждым днем, так что предложение ему только на руку — можно наверстать упущенное время. В общем, он согласился.

В пути их еще несколько раз пытались ограбить. Финч выяснил для себя, что его благодетель, мастер Рилк, по профессии портной, причем, один из лучших в Бриавеле. Правда, скромность помешала ему признаться в том, что благородные дамы и господа предпочитают пользоваться исключительно его услугами. Слава о его портняжном мастерстве разнеслась далеко за границы Бриавеля, и теперь вельможные моргравийцы стремились заполучить к себе бриавельскую знаменитость. Госпожа Бенч была одной из самых именитых дам Перлиса, и заплатила немалые деньги, чтобы он сшил для ее дочери бальное платье, причем по самой последней моде. Мало того, она потребовала, чтобы мастер Рилк доставил заказ лично: вдруг понадобится немного подогнать платье по фигуре.

Финчу нравилось общество Рилка, но и тот, в свою очередь, прикипел сердцем к не по годам серьезному пареньку, который был наслышан о том, какие порядки царят при моргравийском дворе, а кое-кого из местной знати даже знал в лицо. Финч с готовностью делился всем, что ему было известно об их вкусах. Мастер Рилк подивился тому, как мальчишка умеет подметить, казалось бы, самые незначительные мелочи. Сам мастер лелеял намерение расширить дело и распространить его на Перлис, так что сведения, которыми его снабдил Финч, оказались для него бесценной находкой.

Они расстались в Белупе как лучшие друзья, дав друг другу обещание встретиться вновь. Финч отказался от предложенных денег. Спасибо за то, что мастер Рилк все это время кормил и поил его за свой счет. И не только его, но и пса. К тому же они быстро и без приключений приехали в Белуп, а это самое главное.

Распрощавшись с Рилком, Финч направился на главную городскую площадь, размышляя, откуда ему начать поиски. Пес же куда-то запропастился. Спустя несколько часов, мальчик, выдав себя за дальнего родственника, который приехал сообщить, что его матушка отошла в мир иной, выяснил, что Эмил, мать Миррен, уехала из города вскоре после того, как ей стало известно о казни дочери. Поскольку мужа она лишилась давно, а дочь ее, обвиненная в колдовстве, закончила жизнь на костре, людям были понятны ее опасения за собственную жизнь.

Самым разговорчивым оказался кузнец. Судя по всему, он хорошо знал их семью, однако утверждал, что понятия не умеет, куда пропала вдова.

— Больше я ничем тебе помочь не могу. Знаю только, что на следующий день после казни Миррен сюда приходил паренек, хотел якобы повидаться с ней. С ним был еще один, такой высокий. Но высокий, по-моему, к вдове не заходил.

— А как звали того, что помладше? Уж не Тирск ли? — спросил Финч.

— Не знаю, приятель. Я только видел, как они приехали и уехали вместе со щенком. Это, наверно, Миррен попросила их забрать ее пса. Так что они пробыли тут считанные минуты.

— А вы не запомнили что-нибудь интересное, что-то такое, что сразу бросается в глаза?

— Рыжий он был. Ну как, есть тебе от этого польза?

Финч расплылся в улыбке.

— Еще какая! А того второго, судя по всему, звали Герин. А где они вам повстречались?

— Мы с моей хозяйкой помогали Эмил собирать вещи, если мне память не изменяет, — произнес кузнец и почесал голову. — Ей не терпелось поскорее уехать отсюда. Как только ей рассказали о гибели дочери, она только и думала, куда бежать из этого дома, из этого города, от здешних людей. Такой позор. Причем, не в первый раз. У Миррен были странные глаза, вот Охотники за ведьмами и прицепились к ней. Бедная девочка, она не заслужила тех ужасов, что выпали на ее долю. Она была такая хорошенькая, да и матери во всем помогала. Когда ее отец увидел перед собой Охотников за ведьмами, он тотчас отдал Шарру душу. Не выдержало сердце. Бедняга давно уже жил в страхе, ожидая, когда придет этот черный день.

— Понятно. А что случилось потом? — спросил Финч.

— После того как из Перлиса пришла дурная весть, Эмил с радостью отдала щенка тому рыжему. А что ей было с ним делать? Должно быть во время пыток тот парень отнесся к ее дочери по-доброму, коль она решила отдать ему своего щенка.

«Эх, знал бы ты всю правду», — подумал Финч.

— А потом Эмил уехала, — завершил свой рассказ кузнец. — Она никому ничего не рассказывала ни про пса, ни про его нового хозяина. Мы не слышали, о чем они тогда с ней говорили. Как я уже сказал, те двое провели у нее лишь пару минут. Тем более что Эмил тогда была сама не своя, двух слов от горя не могла связать. Тут не до разговоров.

Финч сочувственно кивнул.

— То есть, она и словом не обмолвилась, куда держит путь?

Кузнец призадумался.

— Погоди… Помнится, она что-то говорила про сестру. Только вот где та живет?

— Прошу вас, вспомните, это очень важно!

— Дай подумать. Где-то на севере. Уж не в Ротвелле ли?

— А где это?

— В трех днях пути отсюда. Крошечная такая деревушка. Но точно утверждать не буду. Честное слово, я толком не запомнил, что она говорила.

Что ж, иного выбора у него не было, и Финч решил отправиться на север, в Ротвелл. Кто знает, вдруг сможет выйти на след матери Миррен или же, что более вероятно, на след Уила. Перед тем как пойти дальше, Финч решил подкрепиться в местной харчевне — отведать сладкого пирога и выпить кружку яблочного сока. Он пил освежающий напиток, размышляя о том, что надо бы запастись провизией на дорогу, когда произошло нечто странное.

Свидетели происшедшего заметили только, что кружка со звоном упала на пол, а вслед за ней на землю повалился и сам парнишка. Одно мгновение — и его обмякшее тело лежало в луже сока среди черепков. Однако уже в следующую секунду откуда не возьмись в лавку, рыча, влетел огромный черный пес, напугав всех, кто там был. Он сел рядом с телом мальчика словно страж и застыл на месте, склонив на бок голову, будто прислушивался…

Финч услышал знакомый голос — не то, чтобы недобрый, но очень настойчивый. Посмотри на меня, мальчик!

Финч повернул голову и увидел, что лежит на полу булочной посреди лужи сока, а вокруг него уже собрались любопытные. Для обступивших его людей он был мертв. Над ним высился Нейв, застывший словно статуя и наводящий своим видом ужас на присутствующих.

Я умер? — Голос был его собственный. Каким-то загадочным образом он мог говорить, не открывая рта.

Нет, — послышался ответ. — Напряги свои силы, дитя. Перенесись ко мне.

Финч подчинился. Оказалось, что за голос можно ухватиться, как за конец веревки, что он и сделал, передвигаясь по ней дальше, будто по канату. Ощущение было двойственное — с одной стороны он был бесплотен, с другой — жив и отдавал отчет в своих действиях.

Некоторое время спустя в легкой дымке появилась человеческая фигура. Финч потянулся, чтобы потрогать ее, но она оказалась призрачной, как и он сам в этом мире. Однако человек этот улыбнулся, и мальчик ощутил тепло этой улыбки даже через завесу тумана.

Финчу показалось, что человек этот довольно низкого роста, но стар он или молод — туман не давал возможности увидеть. Черты лица тоже было не разобрать, единственное, что он мог сказать точно, что у незнакомца темные волосы.

Кто ты? — спросил Финч.

Друг, — прозвучало в ответ, хотя и сдержанно.

Но кто ты?

Уил Тирск знает меня как колдуна.

Отец Миррен?

Человек кивнул.

Может, ты еще и Нейв?

И вновь улыбка, словно он поздравлял мальчишку за догадливость.

В некотором роде, — мягко произнес незнакомец. — Хотя он вполне настоящий.

Что тебе от меня нужно?

Помоги мне, Финч.

Но как?

Волшебник Элизиус, покачал головой.

Не сейчас. Пока это слишком опасно. Приди ко мне. Следуй за псом. Доверься ему.

Но…

Давай. Возвращайся в свое тело. Забудь про Эмил. Мы с тобой скоро встретимся.

Финч поступил так, как ему было сказано. Придя в себя, он обнаружил, что лежит на полу булочной, а его со всех сторон обступили люди. Нейв куда-то исчез. Финчу показалось, будто он стряхнул с себя сон.

— Что с тобой, паренек? — поинтересовался кто-то.

— Простите, — ответил он. — Я уже много дней как не ел.

Финч слышал, как люди стали переговариваться о том, какой он тщедушный и худой. Впрочем, ему было не привыкать. Чьи-то сильные руки подняли его с пола, другие — усадили и положили ему на колени пищу. Люди разговаривали с ним: всех интересовало, появится ли вновь злобный пес или нет.

— Нет, не появится, — прошептал Финч. Он знал, что Нейв его ждет, готовый сопровождать туда, куда он сочтет нужным.

Что ж, необходимость искать мать Миррен отпала. Теперь его путь лежал к Элизиусу. Там — Финч на это очень надеялся — он снова встретится с Уилом, кем бы ни был друг к тому моменту, когда он отыщет чародея.

 

Глава 11

И снова Стоунхарт. Последний раз он въезжал в эти великолепные ворота, когда был Роменом Корелди и вез тело Уила Тирска. Тогда его вела необходимость обелить свое имя, а заодно спасти родную сестру. Сейчас его мысли снова были об Илене. Хотелось надеяться, что рядом с Элспит ей ничто не угрожает.

Лошадь Аремиса поравнялась с его скакуном.

— Ну как, игра стоила свеч? — с упреком произнес Уил. — Что ж, радуйся заработанным денежкам, Аремис, только не тяни с этим делом, потому что я все равно найду тебя и убью.

— Я и сам уже жалею, — ответил его бывший друг.

— Поздно, — ответил Уил. — Ты еще даже не знаешь, что натворил.

— Я…

Уил не стал дожидаться, что скажет наемник. Он пришпорил лошадь и въехал во внутренний двор замка наравне с канцлером.

— Успокойся, Лейен, — произнес тот. — Король не желает твоей смерти. Поверь, у меня не было иного выбора, кроме как доставить тебя к нему.

— Но что ему от меня нужно?

Канцлер поморщился.

— Ты оказала ему некую весьма важную услугу, чего не мог сделать никто другой.

— С меня довольно того, что мне за нее заплатят, — огрызнулся Уил, вручая поводья коня мальчишкам, что выбежали им навстречу.

— А вот он считает иначе, — ответил Джессом, спешиваясь. — Кстати, он почему-то уверен, что ты мужчина.

Джессом попросил Аремиса, чтобы тот присутствовал при встрече Фарил с королем. Было видно, что Аремису просьба доставила мало радости, однако он молча кивнул. Они последовали за канцлером в оранжерею — сюда имел доступ только король.

Еще один укол прямо в сердце. Дело в том, что эту часть замка построил специально для Илены ее опекун, король Магнус. И вот теперь здесь обитает это чудовище, Селимус. Уил уловил аромат цветущих апельсиновых деревьев, а с ним нахлынули воспоминания о том счастливом времени, когда под этими сводами раздавались голоса Илены и Элида.

— Будем надеяться, что его величество сегодня в хорошем расположении духа, — пробормотал Джессом, ступая в уединенный дворик, окруженный деревьями, ветви которых уже ломились от сочных плодов. Уилу он был до боли знаком.

— Мой повелитель, мы пришли, — произнес Джессом и отвесил глубокий поклон.

Король стоял у балюстрады, устремив взгляд куда-то вдаль — по всей видимости, любовался красотой открывающегося отсюда вида. Наконец он обернулся к ним, и Уила захлестнула ярость. Тело его напряглось. Как жаль, что у него при себе нет ножа! Один молниеносный бросок, и это исчадие ада, что стоит сейчас перед ним, испустило бы последний вздох. И пусть его самого потом повесят, четвертуют, вздернут на дыбе — все эти мучения меркли бы по сравнению радостью, которую доставила бы ему смерть короля.

Уил изобразил низкий поклон и постарался придать лицу Фарил подобострастное выражение, пряча пылающую в сердце ненависть.

— А, Джессом, добро пожаловать.

Голос Селимуса чем-то отдаленно напоминал голос покойного короля Магнуса, но Уил почувствовал, как у него по коже забегали мурашки.

Селимус шагнул навстречу, высокий, исполненный королевского достоинства. Он одарил быстрым взглядом женщину, которую привели к нему, после чего сосредоточил внимание на Аремисе и протянул ему руку. Наемник, беспрекословно преклонив колено, поцеловал ее.

— Значит, ты и есть тот человек, о которой мне говорили. Давно хотел тебя увидеть, чтобы лично поблагодарить за то, что ты служишь мне верой и правдой. Надеюсь, тебе хорошо за это платят?

Аремис поднял глаза на короля. Он много слышал о нем, но видел впервые. Король Селимус производил сильное впечатление и достоинством, и осанкой, и ростом. Тем не менее наемник не знал, что ответить.

— Мой король, — начал он, заикаясь, — да, ваше вознаграждение более чем щедрое. — Он покосился на канцлера.

— Ваше величество, — вмешался в разговор Джессом. — Имя этого человека Аремис Фарроу, он родом из Гренадина. Это он помог нам избавиться от легионеров, которые воровали королевские налоги.

Селимус окинул канцлера недобрым взглядом.

— Прошу простить меня, господин канцлер, мне почему-то казалось, что вы приведете ко мне человека, который помог нам избавиться от наемника, угрожавшего нашей короне.

В голосе короля неожиданно прозвучали металлические нотки. Он терпеть не мог, когда его ставили в неловкое положение.

— Безусловно, ваше величество, я так и сделал, — ответил Джессом как ни в чем не бывало. — Я привел к вам Лейен.

Взгляд королевских глаз переместился с Аремиса на стоявшую позади него Фарил. Уил выдержал взгляд этих так хорошо знакомых ему глаз, хотя ощущение было такое, словно по нему ползает ядовитая змея. Селимус ничего не сказал, и на несколько мгновений воцарилось напряженное молчание.

— Значит, это женщина, — наконец произнес он.

Уил склонился в поклоне. Книксен он сделать никак не мог, поскольку был в мужское платье. К тому же он толком не знал, как это делается, а память Фарил молчала. Чувствуя на себе пристальный взгляд короля, Уил рылся в разрозненных фрагментах воспоминаний. Стоит близко, можно прикончить одним ударом, подумал он, уповая на то, что лицо его по-прежнему сохраняет бесстрастное выражение.

— У меня нет слов, — признался Селимус. — В который раз, Джессом, вы преподносите мне сюрприз.

— Ваше величество, я ваш верный и покорный слуга во всех отношениях, — льстиво произнес канцлер.

А затем случилось то, чего так опасался Уил. Он увидел, как поднялась королевская рука. Только не это! Ни за что в жизни он не поцелует эту руку. Скорее умрет, чем принесет клятву верности. Уил склонился, словно приготовился прикоснуться к ней губами, но в следующее мгновение его потряс приступ кашля. Король тотчас отдернул руку и злобно покосился на Джессома. Было видно, что канцлер тоже не на шутку переполошился. Но тут на выручку Уилу пришел Аремис.

— Ваше величество, — обратился он к королю. — Мы два дня провели в дороге без воды и нормальной пищи, — солгал он. — Лейен подверглась жестокому насилию со стороны тех самых солдат, чьи тела я вам прислал, ваше величество. Это и свело нас вместе. Ей требуется отдых и забота.

Надо сказать, для Аремиса это была на редкость длинная речь. И потому не слишком убедительная, подумал Уил. Однако, несмотря на все свои опасения, он был благодарен наемнику за неожиданное заступничество.

— Понятно, — произнес король, с неудовольствием взирая на женщину, все еще пытающуюся совладать с приступом кашля. — Я уже успел заметить следы побоев на твоем лице, Лейен. Мы обеспечим тебе необходимый отдых. Джессом, распорядитесь.

Канцлер кивнул — будет сделано, выше величество.

— В таком случае, встретимся чуть позже, — произнес король с видимым раздражением, — после того, как вы оба наберетесь сил после долгой дороги.

— Ваше благоволение к ним безгранично, — подобострастно произнес Джессом.

— Приведите их ко мне на ужин. Я бы хотел побеседовать с обоими. — Король говорил, обращаясь к канцлеру, словно ни Уила, ни Аремиса рядом не было. Радуясь тому, что на них не обращают внимания, те поклонились и направились вслед за канцлером во внутренний двор замка.

— Да, начало не обещает ничего хорошего, — заметил Джессом, когда их никто не мог подслушать, и даже сплюнул.

— Простите меня, — счел нужным извиниться Уил. — Но мне действительно худо.

— Чтобы сегодня к вечеру пришла в себя, Лейен, — предостерег канцлер. — Я бы на твоем месте не стал бы вторично навлекать на себя королевское неудовольствие. Его величество непредсказуем, — добавил он на тот случай, если его совет пропал втуне. — А теперь следуйте за мной.

* * *

Аремиса поселили отдельно, во флигеле, где жили солдаты легиона. Уила это вполне устраивало. У него не было ни малейшего желания общаться с этим человеком, за исключением тех случаев крайней необходимости, как, например, ужин в покоях короля. Комната, которую ему выделили, была обставлена более чем скромно, но большего и не требовалось. Он искренне обрадовался, увидев пробегающего мимо с выражением неподдельной озабоченности на лице знакомого пажа по имени Джорн.

— Привет! — окликнул его Уил.

— Слушаю, сударыня, — отозвался паж. Он явно куда-то торопился, однако побоялся оскорбить гостью самого короля.

Жаль, что нельзя сказать парню правду, подумал Уил.

— Как твое имя?

— Джорн, сударыня. Чем могу быть вам полезен?

— Ты, кажется, куда-то торопишься.

— Что вы, всегда буду рад услужить вам, — ответил паж. От Уила не скрылось, что за последнее время Джорн посерьезнел. Куда только подевался озорной огонек в глазах, искреннее желание прийти на помощь. Им на смену пришла вежливая учтивость, уклончивые ответы и сдержанное выражение лица, которое могло означать все что угодно, Но только не радость.

— Я бы хотела попросить у тебя совета. Но не мог бы ты зайти ко мне позднее, когда не будешь спешить?

Джорн искренне удивился просьбе гостьи.

— А разве, сударыня, к вам никого не приставили в услужение?

— Похоже, что нет, но с другой стороны, мне нужен совет, который может дать только такой молодой человек, как ты.

После этих слов Джорн не на шутку испугался.

— В таком случае, сударыня, я постараюсь вернуться поскорее, как только справлюсь со своими обязанностями и обслужу его величество.

— Ты работаешь у самого короля?

— Я один из его личных посыльных.

— Спасибо, Джорн. Буду с нетерпением ждать, когда ты заглянешь ко мне на минутку.

Юноша поклонился и поспешил прочь. Уил же вернулся в отведенную ему комнату, чтобы поразмышлять о том, что только что узнал. Джорн имеет доступ к самому королю. Что ж, его можно взять в союзники. Помнится, он предлагал свои услуги, когда Уил — тогда в обличье Ромена Корелди — бежал из Стоунхарта вместе с Иленой. Да, но что он ему скажет? Нужно все хорошенько обдумать. Впрочем, перед ним сейчас стояла проблема совершенно другого свойства — что надеть к королевскому ужину. То есть, чисто женская проблема. Уил нахмурился, злясь, что вынужден заниматься такими пустяками.

Тем не менее приличного платья у него не было. Надо бы замолвить словечко перед Джессомом. А пока самое главное — принять ванну, и Уил, скорчив недовольную гримасу, поспешил в направлении женского банного павильона.

Придя туда, он растерялся, не зная, что делать. Он вступал в загадочный мир, вход в который когда-то был ему строго запрещен. Дело в том, что павильон располагался в саду, и здесь было на удивление тихо. В мужском павильоне вечно стоял безудержный хохот. Молодые мужчины только и делали, что подшучивали друг над другом, отпуская не всегда приличные шутки. Здесь же было по-другому. Женщины приходили и уходили, негромко беседуя о чем-то. Уил заметил, что они идут парами, в то время как в мужскую баню было принято вваливаться шумной компанией. Для генерала и высших офицеров имелось отдельное помещение, где их никто не смел беспокоить. Но и они, оставшись в узком кругу, вели себя так же шумно, как и рядовые солдаты. Оставалось надеяться, что женская натура Фарил поможет ему с честью выйти из новой щекотливой ситуации. Наверняка в прошлом ей приходилось бывать в банных павильонах, хотя до сих пор он не откопал в ее памяти ни единого ценного совета. Пока Уил предавался размышлениям на эту малоприятную тему, он даже не заметил, что уже долго стоит перед входом в заведение.

— Что с тобой? — раздался рядом чей-то голос.

Как оказалось, он принадлежал женщине средних лет. Кстати, ее лицо показалось ему знакомым.

— Э-э-э, я в Стоунхарте впервые; и поэтому немного растеряна. Здесь так красиво.

Что ж, здесь действительно было красиво. Внутреннее убранство банного павильона радовало глаз изысканной мозаикой и превосходными витражами.

— Ну, это ты зря, моя милая, — ответила женщина. — Пойдем со мной. Я покажу тебе, что здесь и как, — и она взяла Уила под руку. — А как твое имя, если не секрет?

— Лейен.

— Какое красивое! Судя по всему, ты не здешняя, я угадала?

— Угадали, — ответил Уил, судорожно думая, что сказать дальше. Ему и в голову не приходило придумать себе биографию, и все потому, что он не желал иметь ничего общего с Фарил. — Вообще-то я родом из небольшой деревушки на севере.

— Вот как? Из какой же? — Похоже, опекавшая его дама была довольно настырной особой.

— Риттилуорт, — произнес Уил первое, что пришло ему в голову.

— Шарр милостивый! Это надо же! Какая жалость! — горестно воскликнула женщина.

— Это почему же?

Но в это мгновение внимание его спутницы отвлекла группа женщин. Вели они себя довольно шумно. Ни дать ни взять гусыни на прогулке, подумал Уил. Он никак не ожидал, что услышит здесь веселый смех и шутливые разговоры.

— Я останусь с тобой, — успокоила его словоохотливая спутница и подмигнула. — А пока возьми полотенце и халат. Раздеться можно вон там. Не волнуйся, вернусь через минуту, — добавила она.

Что оставалось делать? Придется последовать совету, иначе можно привлечь к себе ненужное внимание. Похоже, все женщины шли в одном направлении. Уил из скромности выбрал отдельную кабинку, но большинство женщин принялись раздеваться в общей зале. Это было ужасно. Уил не знал, куда ему девать глаза. К тому же ему предстояло голым пройти в купальню.

Он посмотрел на свой пышный бюст, и, как обычно в таких случаях, его едва не вырвало от отвращения. Но куда больше беспокоил страх разоблачения. Чтобы успокоиться, он сделал несколько глубоких вздохов. «Ты — Лейен, — напомнил он себе. — И никто, кроме Аремиса, не знает, кто ты такая. Да и он знает одно только имя. Перед ними лишь женское тело. Так что давай…»

— Лейен? — В кабинку постучала его новая знакомая.

Уил закрыл глаза.

— Да-да, я сейчас, — произнес он как можно бодрее и, собравшись с духом, распахнул дверь и вышел. Правда, взгляд его был все так же прикован к полу.

— Какая ты у нас скромница, я погляжу, — заметила женщина и усмехнулась. — Милая моя, да с такими прелестями тебе здесь нечего опасаться — разве что зависти со стороны других женщин. Не думаю, что кто-то из них может похвастаться таким плоским животом и такими стройными бедрами, как у тебя. А теперь пойдем, я покажу тебе наш павильон.

— Простите, но я не знаю вашего имени, — сказал Уил, по-прежнему не осмеливаясь взглянуть на обнаженную женщину, которая шагала рядом с ним, взяв его под руку. Ее пышное тело то и дело касалось его собственного.

— О, как же я могла забыть! — усмехнулась его спутница. — Госпожа Бенч. Но прошу тебя, после того, как мы с тобой прошлись под ручку в чем мать родила, ты можешь называть меня просто Хелин.

И она улыбнулась. Уил же почувствовал, что заливается краской.

— Спасибо вам, Хелин, — ответил он, пересилив смущение. Давно пора начать вести себя как женщина, если не хочешь навлечь на себя подозрения.

Наконец он решился поднять глаза. И был вознагражден зрелищем, являвшемся пределом мечтаний любого мужчины: пять или шесть десятков обнаженных женщин — одни плескались в бассейне, другие беседовали, нежась на теплом мраморе, третьим делали массаж с благовонными маслами. Атмосфера была расслабляющая и в то же время игривая. Спутница Уила словно прочла его мысли.

— Добро пожаловать в наш павильон, Лейен, — сказала она. — Мы здесь только и делаем, что обмениваемся новостями. Вернее, перемываем друг другу косточки… но осторожно, — добавила она и вновь подмигнула.

Госпожа Бенч умела расположить к себе. Ее игривое настроение передалось и Уилу.

Ванна оказалась горячее, чем он ожидал. Тем не менее он заставил себя ступить в нежно журчащую воду. На полу купальни Уил рассмотрел мозаику, похожую на ту, что украшала мужской павильон. Однако женская купальня оказалась более внушительных размеров. Здесь было больше окон, света, мрамор более светлых оттенков, по стенам развешаны картины, а массажные столы снабжены подушками. Все чуть-чуть роскошнее, чуть-чуть мягче и уютней, чем в мужском павильоне.

Голоса тоже звучали здесь тише — наверно, еще и потому, что все, что говорилось, было «только между нами», подумал он и улыбнулся своей догадке. Теперь понятно, почему Илене так нравилось проводить здесь время.

— Ну-ка, признавайся, почему улыбаешься. Здесь у нас не принято держать шутки при себе, — игриво произнесла Хелин. — Следуй за мной, я покажу тебе мое любимое место, — добавила она и подвела Уила к встроенному в стенную нишу сиденью. Это с одной стороны позволяло погрузить тело в воду, с другой — не мешало вести беседу.

С поверхности воды поднимался горячий пар. Когда они устроились, Уил обратил на это внимание своей собеседницы, причем по двум причинам. Во-первых, надо было что-то сказать, чтобы поддержать разговор, во-вторых, это дало ему возможность отвести глаза в сторону. Не дай бог, нескромные взгляды, которыми он одаривал купальщиц, вызовут недоумение у его спутницы.

— Говорят, в женской купальне вода горячее, чем в мужской. Мы, женщины, большие любительницы понежиться в клубах горячего пара. Это придает нам здоровый цвет лица, — заметила та и пристально посмотрела на Уила. — Итак, моя милая, Ты не хочешь рассказать мне о себе? Ты кто?

— Я гостья, — ответил тот. — Доставляю переписку короля в другие королевства.

Ложь сорвалась с его губ сама по себе.

— Насколько мне известно, еще никто из гонцов короля не удостаивался чести быть принятым во дворце в качестве гостя.

— Думаю, никто из известных вам гонцов не является личным курьером короля, осуществляющим связь между Моргравией и Бриавелем, — спокойно возразил Уил, и сам поразился смелости своей лжи. Спасибо Ромену, это он научил его этому.

— Вот как? — удивилась Хелин и даже удивленно выгнула бровь. — Между нами и Бриавелем? Значит, дело движется к свадьбе.

— Прошу вас, больше ни о чем меня не расспрашивайте, госпожа Хелин, Я обязана хранить королевские секреты, — произнес Уил несколько театрально, надеясь, однако, что его поймут с полуслова.

Увы, его слова возымели совершенно противоположное действие. Собеседница явно задалась целью выведать как можно больше.

— А ты не слишком похожа на обыкновенного курьера, — заметила она, прищурившись.

— Госпожа Хелин, я никогда не была и не буду обыкновенной, — ответил Уил и кокетливо рассмеялся. Ему помогли томные повадки Фарил — помнится, в свое время они произвели впечатление в заведении под названием «Запретный плод».

— Смотри, я еще доберусь до твоих секретов, Лейен из Риттилуорта, — произнесла Хелин игриво.

— Кстати, коль вы упомянули о моей родной деревне, кажется, вы что-то хотели рассказать о ней, когда мы шли сюда.

Лицо его собеседницы посерьезнело.

— У тебя там остались родные? — поинтересовалась она.

— Нет, а что? — Уил насторожился.

— Значит, тебе крупно повезло, дорогая. В таком случае не удивительно, что ты ничего не знаешь. Твою деревню сожгли.

Уил почувствовал, как внутри него все сжалось.

— Сожгли? — переспросил он упавшим голосом. Ему тотчас расхотелось рассматривать обнаженных красавиц. — Но кто?

— Говорят, будто это дело рук каких-то разбойников. Но скажу честно, мне ни разу не доводилось слышать про разбойников, которые жгут деревни. Ограбить — это я понимаю, но зачем им поджигать дома? Для чего? По-моему, деревню сжигают, чтобы отомстить ее жителям.

К ним подошла служанка с подносом — на нем разноцветными слоями что-то лежало, но вот что? Уил растерялся.

— Ах, дорогая моя, и откуда ты только такая взялась? Это же мыльные листья, дитя мое. Возьми себе несколько. У каждого из них свой аромат.

— Спасибо, — ответил Уил, чувствуя себя круглым идиотом. В мужском павильоне они пользовались мыльной пастой — никаких вам душистых листьев. Но, если честно, причиной растерянности была ошеломляющая новость.

— Мой дом — пыльная дорога, госпожа Хелин. Я привыкла мыться в жестяной лохани, которую приносят в гостиничный номер. Простите мне мое невежество. Кстати, а как монастырь, надеюсь, его-то не тронули?

Хелин вздохнула и принялась натирать себя мыльными листьями. Уил отвернулся, сконфуженный, но его взгляд тотчас наткнулся на парочку симпатичных девичьих грудей на другом конце бассейна.

— Детка, самое страшная участь постигла именно монастырь — так что только дурак поверит, что это дело рук разбойников. Все монахи убиты, причем самым зверским образом. В живых не осталось ни единой души.

По всей видимости, Уил побледнел — его собеседница тотчас потянулась к нему, чтобы приободрить.

— Ты уж меня прости, милая, если сообщила дурную весть. Наверно, у тебя там было немало знакомых.

— Да… да. Говорите, все убиты?

— Все, насколько мне известно. Мой муж общается с купцами. Один из них, часто проезжающий через Риттилуорт, говорит, будто узнал тело настоятеля, брата Якуба. Его пригвоздили к кресту и сожгли. Все, кто в тот роковой день находились в стенах монастыря, погибли. Страшно даже подумать.

Госпожа Бенч продолжала говорить, но Уил уже не слушал. Ужас придавил его к мраморному сидению. Неужели Илена тоже мертва? Уил представил себе ее милое лицо, но, как он ни старался, оно виделось ему печальным, неулыбчивым. Впрочем, неудивительно, ведь печальны и его воспоминания о ней. С тех пор как у Илены на глазах погиб муж, смех покинул ее, а на лицо легла печать душевных мук. Возможно, она была даже рада встретить смерть. Что ж, теперь из всей их семьи в живых не осталось никого, даже он сам — в некотором роде — тоже мертв.

В одном он был согласен с госпожой Бенч — разбойники здесь ни при чем. Это дело рук настоящего изувера. Причем, изувера, наделенного властью. Значит, Селимус — кто же еще. Но откуда королю стало известно, что Ромен спрятал Илену в Риттилуорте? Ведь как хорошо он, казалось бы, замел следы. Уил с трудом подавил желание ворваться в королевские покои и прикончить коронованного изверга, даже если ему самому это будет стоить жизни.

Но тут ему в голову пришла еще одна кошмарная мысль. А как же Элспит? Неужели она тоже погибла?

— Скажите, когда это произошло? — спросил он у своей собеседницы.

— О чем ты? — не поняла сразу госпожа Бенч, оборачиваясь к Уилу. Ее на минуту отвлек короткий разговор с одной из купальщиц. — О, извини! Два-три дня назад, насколько мне известно.

И, подмигнув Уилу, она отошла прочь со своей знакомой, не иначе как надеясь услышать очередную новость.

— Сейчас вернусь!

Уил был даже рад, что его на какое-то время оставили одного. Нужно было собраться с мыслями.

Если Элспит ничто не задержало в пути, рассуждал он, то девушка наверняка добралась до Риттилуорта к тому времени, когда туда нагрянули каратели. Тогда, по-видимому, не спаслись обе — ни Илена, ни Элспит. Оставалось лишь уповать на всемогущего Шарра, что Элспит добралась до монастыря раньше и успела увести Илену в надежное место. А если Элспит оставила без внимания его просьбу, нарушила данное ему обещания и прямиком отправилась домой? Нет, на нее не похоже. Она из тех, на кого можно положиться, кто умеет держать данное слово, даже если тем самым ставит под удар себя. Увы, он бросил на произвол судьбы двух женщин, которых поклялся защищать.

— Дорогая, на тебе лица нет! — воскликнула госпожа Бенч.

— Простите. Не могу прийти в себя после того, что вы мне сказали.

— Мне самой неприятно, что именно я сообщила тебе дурное известие. Пойдем со мной, окунись в воду, и потом мы вместе вернемся ко мне домой.

Уилу хотелось побыть одному, разобраться в своих печальных мыслях. С другой стороны, ему не хотелось оставаться в стенах дворца.

— Отсюда до моего дома буквально пара шагов, — сказала госпожа Бенч. — Сначала мы перекусим, а потом, если тебе хочется побыть одной, можешь побродить по моему саду. Вот увидишь, сразу станет лучше. Я не буду тебя беспокоить. Если хочешь, можешь остаться у меня на ночь.

— У меня сегодня ужин с королем, — грустно заметил Уил.

— Шарр милостивый, детка! Да ты важная персона!

— Нет, — поспешил возразить Уил, удивленный тем, как это он проболтался. — Мне даже нечего надеть.

— Зато у меня нарядов достаточно! — заявила Хелин. В глазах ее вспыхнул заговорщицкий огонек. — Даже не думай отказываться. Ты идешь со мной — и никаких возражений.

Не успел Уил и глазом моргнуть, как его насухо вытерли полотенцем, одели и усадили в карету, которая отвезла его домой к госпоже Бенч. В этот день она осталась дома одна — муж в отъезде, дочь гостит у друзей — и была рада обзавестись, пусть даже временно, компаньонкой.

Уил тоже был по-своему рад — это хотя бы на время отвлекло его от тревожных мыслей. Правда, он предпочел бы другое — вскочить верхом на коня и поскакать в Риттилуорт. Увы, здравый смысл подсказывал, что это был бы бессмысленный шаг. Что случилось, то случилось. Жертвы зверств мертвы, их уже не вернуть. К тому же он убедил себя, что Элспит успела вовремя добраться до монастыря, и что обе женщины сейчас направляются в Фелроти. Якуб ни за что не допустил бы, чтобы с Иленой что-то случилось. При первом же намеке на опасность он бы отвел ее в тайный грот, а оттуда она нашла бы путь на свободу.

* * *

Госпожа Бенч оказалась права. Оставшись один, Уил почувствовал себя гораздо лучше, тем более что новая знакомая сдержала слово и на время предоставила его самому себе. Ее дом представлял собой внушительных размеров особняк, чей внешний вид и внутреннее убранством свидетельствовали о богатстве и вкусе его владельцев. Сады тоже оказались прекрасны. Уил с удовольствием бродил по дорожкам, вдыхая аромат цветов и фруктовых деревьев, размышляя о том, в каком положении оказался и как обернуть его себе на пользу. Надо сказать, что он не обольщался повышенным вниманием к своей особе со стороны госпожи Бенч. Влиятельная фигура в кругах местной знати вцепилась в него мертвой хваткой, как только подвернулась возможность выведать кое-что о тайных делах королях. Да она и не скрывала этого и сама призналась, что Перлис живет слухами и сплетнями, и в этом отношении высокородные дамы ничем не отличались от простолюдинок. Скорее, наоборот. Что, скажите, способно развеять скуку пресыщенной бездельницы, как не хорошая интрига? Правда, госпоже Бенч следует отдать должное: помимо любви к слухам, она обладала тактом, если даже не мудростью, и никогда, даже сгорая от любопытства, не пыталась силой вытянуть из собеседницы новость. Когда наконец она присоединилась к Уилу, то они поговорили с ним буквально обо всем на свете — за исключением женитьбы короля.

Они пили мятный чай, сидя рядом с прудом, в котором среди прекрасных белых лилий, время от времени высовывая нос на поверхность, плавали откормленные золотые рыбки. Неподалеку в птичьем вольере весело заливались трелями канарейки. Сад со всех сторон был огорожен стеной, и женщины наслаждались теплом. Правда, госпожа Бенч предложила Уилу теплую накидку, и хотя особой необходимости в том не было, он вежливо принял ее предложение.

— А теперь, Лейен, — произнесла госпожа Бенч, — мы должны найти тебе приличествующее случаю платье и плащ. Как-никак, сегодня вечером у тебя встреча с самим королем.

— Госпожа Хелин, не сочтите за грубость, но я вынуждена заметить, что мы с вами носим разный размер платьев. Начнем с того, что я выше, — произнес Уил, понимая, что совершает бестактность. Действительно, покажите женщину, которой бы было приятно слышать, что другая выше ее ростом, стройнее, красивее. И возраст здесь ни при чем.

— И намного стройнее, — добавила госпожа Бенч и рассмеялась. — Я собиралась предложить тебе кое-кто из гардероба дочери, — сказала она, ставя стакан на резной столик. — Одному Шарру известно, какая часть состояния моего супруга перекочевала в гардероб этой барышни. Вряд ли она заметит отсутствие одного единственного платья. Кстати, на днях мне доставили новый наряд. Его сшил но моему заказу и лично привез сюда Амос Рилк, первый портной Бриавеля. Это бальное платье для моей дочери, и, скажу честно, оно обошлось мне в целое состояние.

— Вы пользуетесь услугами бриавельского портного?

— Только его и ничьими больше. Говорят, он шьет платья самой королеве.

— В таком случае, это не простой портной, — заметил Уил и в душе пожалел, что не он сам одевает Валентину. Эх, оказаться бы на месте этого самого Рилка! Он тотчас подавил грустную улыбку — если быть честным, он предпочел бы раздевать ее.

— Тебе доводилось видеть ее величество? — поинтересовалась Хелин.

— Да.

— И?

— Она такая… — Уил едва не сказал, что Валентина прекрасна, что ее так и хочется поцеловать, но он вовремя одумался, — статная, величественная. Думаю, Рилк был рад одеть ее, чтобы ткань складками ниспадала с ее плеч.

— Гм, я слышала, что королева редкостная красавица.

— Так оно и есть. Но Валентина… — Уил заметил, как при упоминании имени бриавельской королевы госпожа Хелин бросила на него изумленный взгляд. — Я хочу сказать, ее величество королева, насколько мне известно, не тщеславна. Более того, она куда уютнее чувствует себя в бриджах для верховой езды, нежели в платье. И любит, чтобы волосы свободно падали на плечи, а не были уложены в прическу.

— Насколько я понимаю, тебе приходилось общаться с королевой не только во время официальных церемоний, но и… скажем так, в более раскованной обстановке.

— Да, пару раз.

— Как я понимаю, в качестве ее гостьи, — заметила Хелин, не в силах скрыть сомнение в голосе.

— Простите меня, госпожа Хелин. Я уже говорила, что обеспечиваю тайные сношения между королевствами. И потому не имею права говорить на такие темы.

— Понимаю и приношу извинения. Мне, право, не хотелось бы досаждать тебе любопытством, но мы, моргравийцы, с восторгом узнали о намечающемся браке.

— Вот как?

— Разумеется! А ты разве не рада? Нам всем нужен мир. И Валентина, выйдя замуж за Селимуса, принесет его нам. Возможно, ей даже удастся отучить его от привычки заглядываться на хорошеньких женщин. Но если ты, Лейен, когда-нибудь произнесешь эти слова вслух, я публично отрекусь от тебя.

Хотя ему было не до смеха, Уил тем не менее расхохотался и жестом показал — мол, не беспокойтесь, буду держать рот на замке.

— Последнее время я выполняла другие поручения, и потому заметно отстала от жизни. Скажите, дело уже движется к свадьбе?

— Думаю, что да, — ответила Хелин. — Причем не только король, но и местная знать в меру своих возможностей стараются всячески ускорить события, в надежде на то, что бракосочетание состоятся уже к концу весны.

— К концу весны, — прошептал Уил. Значит, на то, чтобы спасти Валентину, у него остаются считанные недели.

— Как я понимаю, сегодня вечером ты получишь от короля очередное послание для прекрасной Валентины?

— Полагаю, что да, — кисло отозвался Уил.

— Как, однако, мудро с его стороны пользоваться услугами женщины. Ну кто бы мог подумать? А теперь давай займемся выбором платья. Надо найти что-то такое, что его величество оценил бы по достоинству.

Такая перспектива меньше всего радовала Уила. Его мысли были по-прежнему поглощены трагедией, разыгравшейся в Риттилуорте, но и натура Фарил все еще давала о себе знать.

Госпожа Бенч ответа Уила в гардеробную. Пока они шли туда, она без умолку трещала о том, каких женщин предпочитает Селимус. Уил не стал ее перебивать.

— Мне кажется, тебе к лицу оливковый цвет, моя дорогая. Он прекрасно смотрится с твоими волосами. Кстати, только что вспомнила, к тебе приставили горничную?

Уил покачал головой.

— Что ж, в таком случае, я отправлю к тебе кого-нибудь из моих девушек. Пусть принесут цветы, их следует заколоть в волосы. Лучше всего гардении, их можно взять прямо в моем саду. Надеюсь, тебе не претит их сильный запах?

— Нет. Вы так щедры, госпожа Хелин.

— Ничего. Просто мне хочется хотя бы чуть-чуть развеселить тебя после этой ужасной новости. Кто знает, может, с моей помощью ты окажешься в королевской постели. Потому что, как мне кажется, этого нельзя исключать — какой мужчина устоит перед такой красавицей, как ты?

И она заговорщицки улыбнулась Уилу, однако, заметив выражение неподдельного ужаса на лице своей гостьи, поспешила извиниться.

— Дорогая моя, это всего лишь шутка глупой немолодой женщины, которая не знает, чем ей заняться.

 

Глава 12

Девушка, которую прислала госпоже Бенч, наконец ушла, и Уил решился посмотреть на себя в зеркало. В отражении он едва узнал ту Фарил, к виду которой более менее привык после того, как забота о ее внешности легла на его плечи. Перед ним стояла высокая, потрясающей красоты женщина. Чисто вымытые волосы зачесаны назад и собраны в замысловатую прическу, переплетенные нежными гардениями. Сегодня ему не понадобятся духи — их заменит пьянящий аромат живых цветов.

В конечном итоге Хелин изменила мнение относительного оливкового платья и вместо него остановила свой выбор на платке кремовой расцветки. Простое, но вместе с тем элегантное, оно ниспадало с плеч, смягчая резковатые очертания фигуры Фарил. Присланная госпожой Бенч девушка втерла в загорелую кожу особую смягчающую мазь, отчего та буквально лучилась блеском. По-видимому, этого показалось недостаточно, потому что девушка — к великому восторгу Уила — слегка присыпала кожу золотистой пудрой. Замысел был такой, чтобы при каждом движении Фарил создавалось впечатление, будто кожа мерцает. Ну, какой мужчина устоит перед, такой обольстительной женщиной? Для Уила это явилось своего рода уроком обольщения.

Хелин также прислала одно их своих собственных украшений — небольшой рубин, который теперь мерцал на ее шее капелькой крови. Вот, пожалуй, и все — если не считать слегка подведенных глаз, отчего они засияли еще выразительнее, и немного губной помады. Уилу нашел ее вкус отвратительным, равно как и неприятное клейкое ощущение на губах, однако стереть не осмелился. Фарил выглядела потрясающе, а это самое главное. И еще один, завершающий штрих — девушка подстригла и отполировала ему ногти, так что они засияли как крошечные зеркальца. В общем, Уил был готов предстать перед взором короля.

Он смотрел на свое отражение в надежде, что Селимус окажется стойким и не поддастся его чарам. Насколько он помнил, король питал слабость, и немалую, к белокурым красоткам — их светлые волосы и белая кожа подчеркивали его смуглость. А еще король предпочитал женщин слабых, над которыми имел власть. И Уил решил: пусть Фарил сияет красотой, потому что ее красота — своего рода вызов. Кстати, королевское пристрастие к светловолосым женщинам заставляло задаться вопросом, что же он нашел в Валентине. Во-первых, она не блондинка, а во-вторых, как королева сама привыкла повелевать людьми и вряд ли откажется от этой своей привилегии.

Впрочем, король домогается благосклонности Валентины не потому, что влюблен в нее. Он очарован ее короной и королевской казной. Ну и помимо всего прочего, их союз принес бы наконец долгожданный мир. Объединившись, обе страны умножили бы свои богатства, и наследник трона — а он, несомненно, со временем появится — будет править богатейшим королевством на свете. При мысли о том, что Валентина родит Селимусу наследника, Уил поморщился. Более того, ему подумалось, что намерения злейшего врага простираются гораздо дальше. Поскольку в южных пределах наступит мир, у Селимуса появится возможность обратить взор на север. Имея за спиной мощь двух королевств, ему не составит труда покорить обитателей Скалистых гор и победить этого выскочку Кайлеха.

К концу весны, вновь подумал Уил. Эта мысль теперь преследовала его неотрывно.

Раздался негромкий стук в дверь — пришел Джорн.

— Ты опоздал, — попенял ему Уил. — Я уже сделала свой выбор. Ну как, нравится? — кокетливо спросил он.

— Госпожа, — Джорн от смущения залился краской, — разве может что-то в вас не нравиться?

— Хорошо сказано, Джорн. Заходи. Догадываюсь, что ты был занят.

— Да, госпожа, — ответил паж, боязливо переступая через порог. Дверь он оставил слегка приоткрытой.

— Будь добр, закрой дверь, — велел ему Уил.

Паж подчинился, хотя и неохотно.

— Джорн, спешу успокоить тебя: у нас с тобой имеется хороший общий знакомый.

Паж посмотрел на него вопросительным взглядом, мол, кто же это.

— Это Ромен Корелди.

В глазах пажа вспыхнул огонек.

— В таком случае для меня высокая честь познакомиться с вами. Это мой кумир.

Уил ощутил укол раскаяния. С другой стороны, чего он добьется, если скажет правду?

— Расскажи мне, как ты поживаешь?

— Это он просил вас узнать, как я поживаю? — в свою очередь поинтересовался Джорн.

— В некотором роде, да.

— А госпожа Илена? Скажите, как ее дела.

— С Иленой мы не виделись уже давно. Я…

Но Джорн не дал ему договорить.

— Я места себе не нахожу, переживая за нее, после того, как пришла эта жуткая весть из Риттилуорта. Говорят, будто бы монастырь и деревню ограбили и сожгли. Насколько я знаю, госпожа Илена удалилась именно туда.

Уил почувствовал, как у него все сжалось внутри. Недостающий фрагмент мозаики встал на место. Значит, это Джорн. Это он, не по злому умыслу, а по юношеской наивности подсказал Селимусу, где искать Илену. Можно сказать, привел ее к ней, как кота к сметане. Ему было мучительно больно думать, что мудрый и добрый брат Якуб, веселый послушник Пил, все остальные монахи приняли страшную смерть по вине, пусть даже косвенной, семьи Тирсков. Он представил себе мертвое тело Илены, растерзанное, изуродованное, и в голове словно пророкотал раскат грома.

Неправда, она жива.

Чтобы не выдать свой страх, он как можно глубже вздохнул. Нет, парнишка не виноват.

— Скажи, Джорн, — обратился он к пажу, — а куда направился Ромен Корелди после того, как покинул Стоунхарт?

— Точно не знаю, госпожа. Он говорил, что собирается на северо-запад, возможно даже, что в Риттилуорт, но насколько мне помнится, сам для себя окончательно не решил.

Ага, значит, паж вполне мог проговориться. С досады Уил едва не прикусил язык. Да, жаль, однако, что у парня такая хорошая память.

— А ты кому-нибудь говорил об этом? — поинтересовался он, как будто невзначай, притворившись, будто проверяет, хорошо ли уложены волосы. Не хотелось бы, чтобы паренек что-то заподозрил.

— Я… может, и говорил. Кажется, меня спросил об этом канцлер Джессом.

— О, я с ним знакома, — откликнулся Уил.

Вероятно, чересчур резко, потому что Джорн тотчас насторожился.

— Скажите, что-то не так?

— Нет-нет, все в порядке, — поспешил успокоить его Уил. — Просто я пообещала Ромену Корелди, что в следующий раз, когда буду проезжать в этих местах, непременно навещу госпожу Илену.

— Значит, в Аргорне ее нет? — печально спросил Джорн.

Уил вспомнил, Илена обещала пажу, что как только вернется в семейное гнездо, тотчас пошлет за ним. Он отрицательно покачал головой.

— Не знаю, Джорн. Не могу тебе точно сказать. Главное, чтобы правда не всплыла наружу.

— Понятно, — удрученно вздохнул паж, но в следующее мгновение в глазах его вновь вспыхнул огонек.

— В таком случае вы могли бы поискать ее в герцогстве Фелроти. Госпожа Илена вышла замуж за молодого мужчину из семейства Доналов. Вполне возможно, что она гостит у них, в северных краях.

Черт, а у парня и впрямь хорошая память, выругался про себя Уил. Тревога нарастала с каждой минутой. Как же ему успокоить себя, как не выдать своих подозрений?

— Спасибо. Я попробую расспросить людей.

Бедняга Джорн. Он так переживал, что Илена, возможно, забыла про данное обещание, что был готов взять себе в союзники любого, кто когда-нибудь с ней встретится.

— Она обещала, что пришлет за мной, госпожа Лейен.

Уил попытался изобразить улыбку, хотя его душил страх за сестру.

— То есть для тебя быть у нее в услужении гораздо важнее, нежели прислуживать самому королю, я правильно тебя поняла, Джорн?

Паж покраснел до ушей.

— Я готов умереть за нее, — прошептал он.

Чего-чего, а такого ответа Уил не ожидал и едва не ляпнул, что Джорн слишком плохо знает Илену и такого самопожертвования от него не требуется. Но, с другой стороны, разве он сам не влюбился в Валентину с первого взгляда, когда она посмотрела на него своими огромными голубыми глазами? С того самого момента Уил Тирск превратился в подданного Бриавеля, верного слугу королевы. Разумеется, сама она об этом не ведала. Она любила Корелди и, вероятно, никогда не полюбила бы Уила Тирска, а тем более Фарил, хотя все трое сейчас — один и тот же человек.

Уил вздохнул, отметив про себя, что Джорн от смущения покраснел как рак и явно чувствует себя не в своей тарелке. Уил заставил себя улыбнуться юноше.

— Будем надеяться, что до этого не дойдет, — произнес он, мысленно вознося молитву всемогущему Шару, чтобы тот хранил его сестру. — Но сейчас, когда ты, можно сказать, принес клятву верности, — добавил он, решив воспользоваться симпатией собеседника к Илене, — предлагаю тебе следить за всем, что происходит вокруг. Ты понял, о чем я? — спросил Уил и, не удержавшись, добавил для острастки: — Только никому ни слова.

Джорн, хотя на лице его читалось недоумение, кивнул. Уил не стал ничего добавлять к сказанному, пусть парень, если хочет, догадается обо все сам.

— Что ж, полагаю, его величество уже ждет меня. Спасибо, что заглянул, — поблагодарил он Джорна.

— Я к вашим услугам в любое время, госпожа Лейен. И прошу вас, передайте от меня привет Ромену Корелди, как только его увидите.

— А что я должна сказать Илене, если наши пути вдруг пересекутся? — спросил Уил.

К его великой радости паж расцвел в улыбке. Что ж, значит, мальчишка все-таки не лишен чувства юмора. Уил улыбнулся. Этот юнец еще может принести ему пользу.

* * *

Вечер был теплый, а поскольку по периметру внутреннего дворика пылали жаровни, то воздух казался еще теплее. Кстати, таких уединенных внутренних двориков в Стоунхарте было более десятка. В некоторых из них Уилу довелось побывать еще в те дни, когда он рос в стенах замка, но в этот, судя по всему, попал впервые. Двор был небольшой, окруженный клумбами и несколькими лавровыми деревьями. Правда, цветы были гораздо скромнее, чем те, что предпочитал король Магнус. Тем не менее даже при всей своей простоте, если не аскетизме, место это поражало своей красотой.

Суровость линий смягчали ароматы душистых трав, которые, смешиваясь с исходившим от жаровен теплом, создавали томную, расслабленную атмосферу. В центре двора был установлен стол, а вокруг него — четыре стула. Опять-таки все очень скромно, но вместе с тем изысканно. Надо сказать, эта видимая непритязательность поразила Уила. Если признаться честно, от короля он ожидал показной роскоши. У Селимуса был отменный вкус, но порой он бывал не прочь поразить гостей богатством. В этот вечер, однако, Уил заметил лишь тонкий намек на роскошь, что в большей степени отвечало его собственным вкусам. Как бы то ни было, но в этом уединенном дворике он тотчас почувствовал себя как дома.

Аремис уже ожидал его. Держа в руке бокал вина, он беседовал с канцлером. Уил предположил, что Джессом и есть тот четвертый, кто будет за столом. Он также заметил, что наемник резко обернулся и, оборвав речь на полуслове, в немом изумлении посмотрел в его сторону. До Уила не сразу дошло, что Аремис наповал сражен красотой особы, в чьем теле сейчас пребывал Уил. Стоит ли его в этом винить?

— Лейен, ты сегодня на редкость хороша! — А это уже Джессом. Канцлер даже отвесил гостье глубокий поклон, что случалось с ним крайне редко.

Наконец Аремис пришел в себя.

— Лейен! — воскликнул он и покачал головой.

— Благодарю вас, господа, — ответил Уил. — Одна из местных дам сжалилась надо мной. Более того, она настояла на том, чтобы ради сегодняшнего ужина пожаловать мне это платье, — поспешил объяснить он. Не дай бог, эти двое подумают, что так она наряжается каждый день.

— Что ж, оно тебе к лицу, — довольно натянуто ответил Аремис и, негромко кашлянув, осушил бокал.

— Могу я предложить тебе вина? — Джессом протянул ей кубок.

— Что ж, пожалуйста, — ответил Уил и взял бокал. — За что сегодня пьем? Видимо, за всеобщее прощение?

Язвительный тон Уила не остался незамеченным его сотрапезниками.

— За долг! — возразил Аремис.

Джессом изобразил ледяную улыбку и тоже поднял бокал. Уил потягивал сладковатый крепкий напиток, а сам тем временем оглядывал клумбы.

— Какое, однако, прелестное место.

— Рад, что оно тебе понравилось! — раздался голос короля. Его фигура выросла, несколько театрально, на верхней ступеньке лестницы.

Мужчины застыли в поклоне. Уилу тоже пришлось изобразить приличествующий его полу поклон, тем более что на нем сейчас было вечернее платье. Он не мог отделаться от ощущения, что со стороны смотрится неуклюже. Но нет, кажется, король ничего не заметил. Он стоял и оценивающе разглядывал стоящую перед ним женщину, словно не торопился спускаться вниз, и в эти мгновения Уил отметил про себя, что король умеет преподнести и свою неординарную внешность, и свое царственное достоинство. На нем были дорогие одежды, скроенные так, чтобы подчеркнуть достоинства высокой, стройной фигуры. По сравнению с ним Аремис, даже приняв ванну и переодевшись, оставался похожим на неуклюжего медведя.

Ненависть снова проснулась в душе Уила, грозя лишить самообладания. А вот это ни к чему, напомнил он себе, или забыл, что ты больше не рыжеволосый веснушчатый коротышка? Нет, теперь он высокий и стройный и, даже не обладая хорошеньким личиком в привычном смысле этого слова, красив редкой, необычной красотой — не он сам, конечно, а Фарил. Поэтому никаких сомнений быть не должно, тем более что сегодня он единственная женщина в их компании. И обязан мудро распорядиться своим женским очарованием, если хочет получить разрешение покинуть Стоунхарт. Поскорее бы уехать из проклятого места как можно дальше!

Наконец Селимус спустился к ним. Он не стал предлагать Уилу руку для поцелуя. Наоборот, взяв руку гостьи в свою, наклонился и поцеловал ее, чем поверг Уила в негодование. Ощутив прикосновение королевских уст — тех самых, что приказали казнить Элида, — он внутренне передернулся от омерзения и с трудом сдержался, чтобы не вырвать руку.

Король испытующе посмотрел ему в глаза.

— Я сам разбил эти сады, — произнес он, — в честь своей будущей избранницы, которая, я в этом ничуть не сомневаюсь, обожает простоту во всех ее проявлениях. Добрый вечер, Лейен!

Глаза его блеснули.

— Ваше величество, — произнес Уил с легким поклоном. Какой мерзавец, уже не сомневается, что Валентина принадлежит ему!

Остальные последовали его примеру и тоже отвесили поклоны.

— Что вы пьете, Джессом? — непринужденно поинтересовался король.

— Череннское, сир, ваше любимое.

— Ах вот оно как! Ну что ж, давайте присядем, — произнес Селимус и кивнул. Тотчас откуда-то появилась целая вереница слуг, которые принялись ставить на стол блюда с яствами.

Сидевшие за столом поддерживали ни к чему не обязывающую светскую беседу до того момента, когда подали рыбу, после чего король отослал слуг. Никому из гостей не было необходимости объяснять: то, что сейчас скажет король, предназначается только для их ушей.

— Итак, Лейен, как я понимаю, ты родом из Моргравии?

Уил кивнул. Нежный соус, которым была залита рыба, тотчас сделался кислым у него во рту.

— Откуда именно, хотел бы я знать?

Уил понимал, королю опасно говорить правду, но тут он вспомнил историю, которую выдумал для своей новой знакомой, госпожи Бенч. Что ж, придется повторить ее и для Селимуса.

— Из Риттилуорта, ваше величество, — произнес он и решил взять инициативу в свои руки. — Мне рассказали, что этой деревни больше нет.

Король на мгновение замер, поднеся к губам кубок.

— Прискорбно слышать, что ты выросла в этой деревне. Ее жители нуждались в хорошем уроке и получили его.

Уил по достоинству оценил искренность короля. Вообще-то он ожидал услышать ложь.

— И в чем же состоит этот урок, ваше величество? — невинно поинтересовался он, кладя в рот очередной кусочек рыбы и старательно избегая встречаться с королем взглядами.

— Предателей и тех, кто укрывает их у себя, ждет неизбежное возмездие.

Уил кивнул; лицо его оставалось бесстрастным, зато внутри все кипело. Он чувствовал на себе пристальный взгляд Аремиса. Наемнику было известно, что Фарил родом из Кумба, а не из Риттилуорта — Уил сам сказал ему это во время их совместного путешествия.

— Аремис, тебе известна эта деревня? — обратился король к своему гостю.

— Да, ваше величество, мне случалось как-то раз проезжать через нее, хотя обычно я объезжал ее стороной.

— Обычная сонная деревушка, — заметил Джессом, лишь бы только вставить слово.

— И главное, глупая, я имею в виду ее жителей, коль они согласились спрятать у себя особу, что вынашивала черные замыслы против своего суверена, — добавил Селимус.

— Могу я поинтересоваться у вас, что это за особа, из-за которой десятки людей лишились жизни? — спросил Уил с нарочито невинным видом.

— Илена Тирск.

— Женщина? — удивился Аремис.

Джессом тотчас осадил его сердитым взглядом.

Селимус не удостоил его вопрос вниманием.

— Да, — ответил он спокойным тоном. — И как мы сами видим сегодня на примере Лейен, в том, что касается интриг, женщины способны дать нам, мужчинам, хорошую фору.

Уил улыбнулся королю, пряча ненависть в душе.

— И чем же помешала вам эта самая Илена, выше величество?

Король вздохнул, словно ему больше не хотелось продолжать неприятную тему.

— Сказать по правде, все их семейство — предатели. Мой отец, да упокоится его душа с миром, слишком долго потакал им. Уверяю тебя, это довольно скучная история, но, наверно, ее стоит рассказать, — произнес он и, взяв в руки кубок, откинулся на спинку стула. — Старый Фергюс Тирск был лучшим другом моего отца — по всей видимости.

Последняя фраза содержала явный намек. Король усмехнулся, обнажив безупречно ровные зубы.

— На самом же деле это был отъявленный негодяй. При первой же возможности он, не дрогнув, вонзил бы ему в спину кинжал, хотя, как мне кажется, все-таки предпочел более тонкий метод. Вместо этого он, как я понимаю, отравил его… в переносном смысле, — добавил Селимус, негромко усмехнувшись собственному остроумию.

Джессом, как обычно, состроил кислую мину. Аремис остался сидеть, настороженно глядя на короля, словно сомневался, что ему место за этим столом. Уилу удалось сохранить самообладание лишь благодаря тому, что он сцепил руки, причем с такой силой, что побелели костяшки пальцев.

Король тем временем продолжал:

— Можете представить мой восторг, когда старого Тирска зарезали. Как я ждал этого! — Король сделал глоток вина. — Я понимаю, что вы сейчас думаете — откуда в ребенке такая ненависть? Но я ненавидел этого человека за то, что он отнял у меня любовь и дружбу отца, не говоря уже о его богатстве и землях, и это тогда, когда время работало против нашего королевства.

— Простите, сир, — подал голос Уил, не в силах больше молчать. — Я слышала, будто генерал Фергюс Тирск принял на себя удар мечом, который предназначался королю Магнусу. Об этом постоянно рассказывали в трактирах у нас на севере. Я как раз странствовала по тем местам, когда туда дошла весть о том, что генерал грудью прикрыл своего короля.

В ответ Селимус лишь пожал плечами, а на губах его на мгновение появилась нервная улыбка.

— Кто знает, что в действительности произошло тогда на поле битвы, Лейен? Возможно, моему отцу хотелось выгородить Тирска, и он был готов это делать до самого последнего своего вздоха. Нам известно одно — существовал заговор, и кто-то из наших убрал генерала, чтобы раз и навсегда положить конец его черным замыслам. Знай я, кто этот человек, я бы непременно его наградил.

Уил негромко хохотнул, однако тотчас притворился, что подавился вином. Рассказ Селимуса был смехотворен настолько, что вызывал скорее недоумение, нежели злость. Королю было нечем подкрепить свои голословные измышления, вот он и пытался как-то выгородить себя. И все равно Уил постоянно ловил себя на мысли о том, с какой радостью он взял бы в руки нож для резки фруктов и всадил его королю в горло, нет, даже не из мести, а из чистого удовольствия.

— Я вижу, Лейен, вам смешно, — сухо заметил Селимус. — С чего бы это?

— Прошу прощения, сир. Смех здесь ни при чем, просто в горле застрял кусочек сушеного инжира, — ответил Уил и для убедительности сделал несколько больших глотков вина. Затем перевел взгляд на Аремиса. Тот пристально наблюдал за ним, вопросительно выгнув бровь.

— Умоляю вас, ваше величество, — обратился Уил к королю, — простите, что из-за меня вам пришлось прервать ваш рассказ. Еще раз умоляю вас, продолжайте.

И Селимус начал рассказывать дальше. Он подробно остановился на том, как зародилась в нем ненависть, когда в Стоунхарт прибыл сын Фергюса, Уил. Как они вместе росли, и с ними росла и их вражда, и, наконец, как юный Тирск предал его, перейдя на сторону Бриавеля.

— О, как бы я хотел, чтобы наша армия строилась по принципу личных заслуг, — произнес король. — Возможно, традиция передавать командование армией по наследству членам военных кланов была хороша в прошлом, но в наши дни требуется совсем другое. Если когда-то среди Тирсков был герой, это еще не значит, что они рождаются в каждом новом поколении.

— Это вы удивительно мудро заметили, сир, — поддакнул Джессом и сделал знак рукой слуге, который терпеливо ждал вдалеке от стола, чтобы тот унес пустые тарелки.

Теперь перед сотрапезниками поставили блюда с дюжиной сортов сыра, засахаренных фруктов и всевозможных сластей. Прислуга была вышколенной — едва поставив на стол тарелку, он или она мгновенно спешили удалиться от стола.

Когда обедающие вновь остались вчетвером, Аремис негромко кашлянул и обратился к королю:

— Ваше величество! Я не совсем уверен, правильно ли понял историю, которую вы только что нам поведали, и меня мучит вопрос. Каким образом молодая женщина, дочь благородного человека, чья головка, сдается мне, забита мыслями о кружевах и атласе, нежели о политических интригах, может представлять опасность для короля?

Селимус понимающе кивнул.

— Ты задал хороший, правильный вопрос, Аремис. Это сложное и тонкое дело, и мне бы не хотелось докучать вам утомительными подробностями.

Еще бы, съязвил про себя Уил. Король, однако, продолжал:

— Достаточно сказать, что Илена Тирск продолжает семейную традицию коварства и предательства по отношению к короне. Внутренний голос подсказывает мне, что в данный момент она держит путь в герцогство Фелроти, чтобы вновь сеять смуту.

Уил от радости не мог поверить собственным ушам.

— То есть, в Риттилуорте ее не нашли? — уточнил он.

— Нет. Что и стало поводом для нашей сегодняшней встречи, — сухо произнес Селимус, давая понять, что больше не потерпит, когда его прерывают. Он встал и вышел из-за стола, чтобы не уронить королевского достоинства, когда дело дойдет до раздачи высочайших повелений.

— Я хочу, чтобы ты, Лейен, — произнес он, слегка склонив голову, — и ты, Аремис, отправились в Фелроти. Надеюсь, вы сумеете перехватить Илену Тирск по пути туда.

— И? — не удержался Уил.

— Вы убьете ее, — спокойно ответил Селимус. — Насколько мне известно, именно этим вы зарабатываете себе на хлеб.

Аремис и Уил кивнули. Ни тот ни другой не ожидали такого поручения, хотя и по разным причинам.

— Отлично, — произнес король и обратился к канцлеру. — А вы, Джессом, займитесь обычными в таких случаях распоряжениями. Пусть им обоим дадут по верховой лошади, денег и все, что понадобится в дороге. Но никто, я подчеркиваю — никто, не должен знать, куда и зачем эти двое направляются.

Селимус выразительно посмотрел на всех присутствующих. Во взгляде его читалась неприкрытая угроза.

И вновь Аремис негромко кашлянул. От него не скрылось, что по лицу Фарил промелькнула тень ужаса, хотя она и попыталась тотчас это скрыть. Интересно, что здесь происходит, недоумевал наемник.

— У вас есть ко мне вопросы? — спросил король.

Аремис выпрямился на стуле.

— Ваше величество, могу я поинтересоваться, с какой стати герцог должен предоставить ей убежище? Мне кажется, он должен занять сторону короны и не рисковать своей жизнью, пусть даже ради дочери своего старого друга.

— На то есть причины, — ответил Селимус. — Прошу вас, доверьтесь моему суждению. Мне требуются ваши услуги и не более того. Придворные дела вас не касаются.

Аремис вежливо кивнул, однако не отступился.

— В таком случае, позвольте спросить у вас, зачем поручать это дело сразу нам обоим?

— Герцог окружен верными ему людьми. Это один из старых приспешников покойного Фергюса Тирска, который набил себе карман за счет королевской казны. Если Илене Тирск удастся добраться до герцога, боюсь, последствия будут самые нежелательные. Тебя, Аремис, я посылаю в качестве помощника с особыми полномочиями, поскольку, как мне кажется, Лейен более чем способна выполнить поручение в одиночку. Если учесть, с каким блеском она справилась с моим последним заданием.

Селимус хитро улыбнулся и перевел взгляд на Уила. Тот сидел с каменным лицом.

— Мне нужны доказательства того, что она мертва, Лейен, — произнес король. — И на сей раз я требую не только палец, а само тело.

Уил поджал губы и поднялся.

— В таком случае мы отправляемся в путь уже завтра, — произнес он, не в силах больше выносить общество короля. — Я принимаю ваше поручение, ваше величество. А пока позвольте мне удалиться к себе в комнату, чтобы начать сборы в дорогу.

— Так рано, Лейен? Я ожидал, что мы еще проведем какое-то время вместе, — возразил король.

— Простите меня, ваше величество. — Уил обратил внимание, что на лице Джессома читался неприкрытый ужас. Это надо же, какая дерзость! Никого не спрашивая, покинуть общество самого короля! — Мне требуется хорошенько выспаться и все как следует обдумать. Беглянку необходимо перехватить до того, как она достигнет границ герцогства. — Уил говорил с таким видом, словно уже взялся за поручение короля. — Скажите, сколько дней вы нам даете?

— Три, насколько я понимаю, — ответил Селимус и вопросительно посмотрел на Джессома. Тот утвердительно кивнул. — Она ушла пешком. По крайней мере так сообщил селянин, который видел, как она спасалась бегством. Кстати, не одна. При ней был один из монахов. Наверно, послушник, потому что ему не успели выбрить тонзуру.

«Шарр всемогущий, да это же Пил!» — обрадовался про себя Уил, вспомнив о юном друге Ромена Корелди.

— В таком случае нам не следует терять времени, — произнес Аремис и тоже встал из-за стола. — Лейен права. Нужно отправляться в путь с зарей, если мы хотим перехватить их.

Селимус пожал плечами.

— Что ж, как скажете. Главное, не забывайте — на сей раз мне требуется ее тело. Вас ждет достойная награда. Ее размеры определит канцлер. Кстати, почему бы не сделать это прямо сейчас, Джессом? Ведь оба наших гостя решительно настроены покинуть Стоунхарт, едва прибыв за его стены. — Король театрально поднял руку. — Но мне понятно ваше желание, и за это я признателен вам обоим. Я облагодетельствую вас, если вы поможете мне избавить Моргравию от этой заразы — семейства Тирсков.

Аремис встал рядом с Уилом. Склонившись в поклоне, он прикоснулся к ее руке, призывая последовать его примеру. Уил предпочел не рисковать.

— Кстати, Лейен, — произнес король, будто ему в голову только что пришла новая мысль. — У меня для тебя есть еще одно поручение, после того, как ты выполнишь это.

— Я всегда к вашим услугам, сир, — учтиво произнес Уил, стараясь не выдать истинных чувств.

— Найдется ли у тебя минута для меня? Аремис, Джессом, вы можете идти.

Уил посмотрел на Аремиса. Было в его взгляде нечто такое, что призывало к осмотрительности.

Король обернулся и взглянул на Лейен.

— Я бы хотел, чтобы ты, как только уберешь эту девку Тирск, не мешкая, отправилась в Бриавель.

Уил кивнул. Интересно, какое еще гнусное поручение его ждет?

— Я бы хотел, чтобы ты доставила один документ королеве Валентине. Его принесут тебе уже сегодня. Это мое официальное предложение брака. Ты доставишь мне ее ответ, скрепленный подписью королевы и свидетельствующий о том, что наше бракосочетание состоится в конце весны.

— А если она откажется, сир? — спросил Уил как можно более равнодушным тоном.

Ответ был столь же сух и прямолинеен:

— В таком случае ты ее убьешь. Я же буду вынужден ввести в Бриавель войска, чтобы уничтожить бриавельский трон раз и навсегда. Постарайся добиться успеха с обеими женщинами. А пока ступай, ты свободна.

Уил в бешенстве покидал прекрасный внутренний дворик. Каких трудов ему стоило не дать своим чувствам выплеснуться наружу, Не удивительно, что Аремис и Джессом проводили промчавшуюся мимо них красавицу недоуменным взглядом.

 

Глава 13

В намерения Уила не входило дожидаться Аремиса, тем более, задерживаться до рассвета. Трем дорогим ему женщинам грозила опасность, причем исходила она от одного и того же человека. Кого из них спасать первой — это решение легло на его плечи тяжким грузом.

Наверно, все-таки Илену.

Если Аремис догонит сестру первым, живой он ее не выпустит. Оставалось лишь полагаться на Элспит. Он не сомневался, что она сделает все, чтобы разыскать Илену. Если же они еще не встретились, то Элспит должна направиться в Фелроти и вручить письмо. Уил понимал, что у девушки нет с собой ни гроша, но рассчитывал на ее изобретательность и храбрость. Так или иначе выход из положения она наверняка найдет. Что касается Валентины, то в данной ситуации королева наименее уязвима, по крайней мере пока.

Обуреваемый такими мыслями, Уил поспешно вернулся в комнату и быстро собрал пожитки. Разбудив сонного пажа, он велел ему разыскать Джорна. Затем набросал записку для госпожи Хелин, которую, вместе с ожерельем, положил в тайный кармашек накидки — кстати, она так и не понадобилась ему сегодня вечером. И наконец, сняв с себя роскошный наряд, облачился в удобное дорожное платье.

Вскоре с посланием короля прибыл Джорн. Он никак не ожидал увидеть Фарил в столь непритязательном одеянии и поэтому сильно удивился.

— Госпожа Лейен, — произнес он, вручая Уилу пухлый конверт, — неужели вы намерены покинуть нас прямо сейчас? Уже стемнело и…

— Тише, Джорн, — прошептал Уил и потянул парня за собой в комнату. — Никому не говори про этот разговор.

Глаза Джорна округлились.

— Клянусь, что не пророню ни слова, — произнес он со всей серьезностью.

Уил улыбнулся.

— Отлично. А теперь послушай меня. Госпожа Илена в опасности. Я должна уехать прямо сейчас, чтобы ее найти, но об этом никто не должен знать. Мне нужна твоя помощь.

Он пристально посмотрел на пажа. Тот молча кивнул.

— Ты должен достать для меня лошадь, — сказал Уил и вложил ему в руку кошелек. — Вот деньги, чтобы заплатить любому, к кому обратишься. Главное — мне нужно незаметно выскользнуть из замка.

Джорн — надо отдать ему должное — даже не взглянул на кошелек, а лишь спросил:

— Но что я должен сказать?

— То, что делает королевский посыльный. Скажи им, что я должна срочно уехать по поручению самого короля. Здесь все знают, что в замке я нахожусь по его личному приглашению. Главное — держись уверенно, и тебе поверят. Если надо — вовремя позолоти кому следует руку, и тогда тебе не будут докучать вопросами. Принеси им мои самые искренние извинения за то, что приходится беспокоить в столь поздний час.

— Хорошо, я это сделаю, и все равно, госпожа Лейен, дело это довольно опасное.

— Ничуть. Уверяю тебя, опасности нет. Будь сейчас день, никто бы даже не удивился.

— Скажите, а мастер Аремис тоже едет с вами? — поинтересовался Джорн.

— Ни в коем случае! Наоборот, он не должен знать о моем отъезде, — возразил Уил и крепко схватил пажа за руку. Он даже не подозревал, что тому известно и про второго гостя. — Обещай мне!

Джорн в очередной раз кивнул, плохо понимая, что от него требуется, однако готовый выполнить данное ему поручение. Уил указал на кровать.

— Это платье нужно вернуть госпоже Хелин Бенч.

Сказать по правде, Джорн ожидал, что ему будет поручено задание посложнее.

— Я сделаю все, как вы велите.

— Заранее благодарю тебя.

— Может, пошлете со мной записку?

Уил на мгновение задумался. Пожалуй, парнишке лучше не знать правды. Так будет спокойнее для них обоих.

— Нет, — солгал он. — Просто верни платье и передай от меня большое спасибо его владелице.

Он уже успел засунуть записку в потайной карман платья, который обнаружил к своему великому удивлению. Судя по всему, для женщин это обычное дело, пришивать к нарядам потайные карманы… правда, не совсем понятно зачем, но, с другой стороны, наличие кармана облегчило его задачу. Оставалось только надеяться, что госпожа Хелин обнаружит записку.

— Только прошу тебя, сделай все как можно быстрее, хорошо? — попросил Уил и для пущей убедительности присовокупил в своей просьбе еще одну ложь. — Как я полагаю, ее дочь хотела бы получить платье как можно раньше, так как оно понадобится ей уже завтра вечером.

Сказать по правде, ложь была не слишком убедительной, но Джорн не обращал внимания на мелочи. Его ждали важные поручения, и он был готов выполнить еще несколько незначительных просьб госпожи Лейен.

— Я сделаю все, как вы велите. Обещайте мне…

Уил неожиданно понял, какую тяжкую ношу ответственности он взваливает на молодого человека.

— Слушаю.

— Передайте от меня привет госпоже Илене. Скажите ей, что я все еще жду, когда она позовет меня к себе.

Уилу стало жалко славного юношу. Он и сам с удовольствием послал бы за ним — вот только бы добраться до Фелроти.

— Я выполню твою просьбу.

Джорн просиял от радости.

— Что ж, в таком случае бегу выполнять ваше поручение, сударыня! — Он склонился в поклоне и перед тем, как выйти за дверь, поцеловал ему руку, чего Уил никак не ожидал. — Выходите отсюда, как только услышите следующий удар колокола. К тому времени все будет готово. Лошадь будет ждать у южного края конюшни.

— Спасибо тебе, Джорн… за все.

Паж в очередной раз просиял и убежал выполнять поручение.

В оставшееся время Уил убрал волосы в тугой узел и надел дорожную куртку. Потом еще раз окинул взглядом комнату, проверяя, все ли на месте. Аремис наверняка зайдет за ним рано утром, так что лучше не оставлять ему никаких подсказок. Он еще раз убедился, что ожерелье и записка надежно спрятаны в потайном кармане. Посылать записку, конечно, рискованно — не исключено, что ее могут перехватить, — но, с другой стороны, ему не остается ничего иного, как положиться на благоразумие госпожи Бенч.

Вскоре раздался звон колокола. Уил выскользнул из комнаты и крадучись прошел по коридорам и до боли знакомым залам Стоунхарта. На пути ему никто не встретился, если не считать служанки, которая, впрочем, даже не взглянула на него, потому что торопилась куда-то с кувшином горячей воды и полотенцами. По всей видимости, в одной из многих комнат замка кто-то должен вот-вот появиться на свет. Он продолжал путь — мимо кухонь, которые он так любил, будучи ребенком, затем через небольшой огород, овощи с которого поставлялись исключительно к королевскому столу, и, наконец, вышел во внутренний двор. Здесь уже рукой подать до конюшен.

Как и обещал, Джорн ждал его, держа под уздцы уже оседланную лошадь.

— Ну как? Возникли трудности? — поинтересовался Уил, скрывая волнение.

— Никаких. Пойдемте, я провожу вас до ворот. Так будет надежней.

Уил кивнул. Поставив одну ногу в подставленные ладони пажа, он легко вскочил в седло. Джорн привязал его небольшую дорожную сумку.

— Спасибо тебе за все, — поблагодарил его Уил.

— Всегда готов вам помочь, госпожа Лейен. У нас с вами общее дело.

Уил едва сдержался, чтобы не покачать головой. Подумать только, какая преданность! На душе стало теплее. По крайней мере у семейства Тирсков есть хотя бы один верный друг.

Джорн не спеша подвел лошадь к воротам замка.

— Ты уже разговаривал со стражей? — шепотом поинтересовался Уил.

— Да, можете не волноваться.

Уил поразился хладнокровию пажа. Они подошли к стражнику.

— Неурочное время для отъезда из замка, сударыня, — произнес он, правда, без особого рвения, как отметил про себя Уил.

— Мои глубочайшие извинения. Но когда служишь королю, неурочного времени не бывает, — ответил Уил и, не удержавшись, подмигнул.

Стражник пожал плечами. Он отлично понял смысл слов этой красивой женщины.

— В этом вы правы, сударыня, — был вынужден признать он. — Проезжайте.

— Уверены, что вам ничего не грозит ночью? До Фелроти ведь несколько дней пути, — обеспокоено пробормотал Джорн.

Уил недовольно поморщился. Ну кто дернул его за язык? И когда только парень научится держать язык за зубами!

— Темнота — мой лучший друг, Джорн. Пожалуй, лишь она одна — залог моей безопасности.

— Не понимаю, — произнес паж, выводя лошадь под уздцы из ворот.

Уил обернулся и помахал стражнику на прощание рукой. Тот наверняка услышал, куда он держит путь, но вряд ли придал этому особое значения. В любом случае, волноваться уже поздно. Сейчас главное — внушить парню, чтобы тот не распространялся о том, что знает.

— Скоро поймешь. Это секрет, ты меня понял? Никому ничего не говори, особенно — куда я еду. Да хранит тебя, Джорн, всемогущий Шарр.

— И вас, госпожа Лейен.

Уил принял у него удила, ласково взъерошил парнишке волосы и пришпорил коня, переходя на быструю рысь. Оглянуться он не рискнул.

* * *

Аремис расхаживал по комнате — сон не шел. Наемника поселили в казарме, вместе с легионерами, и до него доносились их негромкие голоса, кто-то пел, кто-то разговаривал. Но сомкнуть глаз он не мог совсем по другой причине. Все из-за этой Лейен… или Фарил, как он привык ее называть. Что-то здесь не так, думал он. Почему она так стремительно ушла с ужина? Похоже, ее сильно что-то взволновало. Ее тайны — а их у Лейен не счесть, Аремис в этом не сомневался, — сегодня насторожили его еще больше. То, как она держала себя, как разговаривала с королем, и самое главное — как напряглась, когда речь зашла о семье Тирсков.

Было видно — по крайней мере ему самому, — что Фарил не в восторге от нового поручения. Интересно, зачем Селимусу захотелось поговорить с ней наедине? Фарил пробыла с королем всего несколько минут, так что разговор был короткий. Больше между ними ничего быть не могло. И тем не менее за эти несколько минут явно было сказано нечто такое, что вывело Фарил из себя.

Разумеется, это не его ума дело. Но с другой стороны, ему уже случалось лгать ради нее. Почему? Потому что, чего греха таить, эта женщина ему нравилась. Но было и что-то еще. Аремис сам не знал, как это назвать, но, с другой стороны, за долгие годы он научился прислушиваться к внутреннему голосу, а тот в данный момент вопил что есть мочи, что Фарил в опасности.

Возможно, ей понадобится его помощь.

Может, стоит пойти к ней? Откроет ли она ему дверь в столь поздний час? Пожалуй, нет, никогда. Аремис едва ли не кожей ощущал ее враждебное отношение. В ее глазах он был подлым предателем.

— Извини меня, Фарил, — прошептал наемник. — Если бы я только мог, я обратил бы время вспять.

В свое время мать учила его, что никогда нельзя ложиться спать, не помирившись с любимым человеком. Да, но любит ли его Фарил? Вряд ли. С другой стороны, было между ними нечто вроде дружбы — до того, как Фарил схватили. Кто знает, может, эту дружбу еще можно вернуть. Будь у него такая возможность, он бы ей все объяснил. Сказал бы, что раскаивается в содеянном, что поспешил, что то чудовищная ошибка с его стороны — выдать ее Джессому. Кто знает, может быть, они смогли бы начать все сначала? Тем более что им предстоит долгий путь. Нельзя же странствовать вместе, не перекидываясь друг с другом даже словом.

Неожиданно он все понял, и ему стало не по себе.

— Ты сбежала! — Аремис произнес эти слова вслух, словно Фарил его слышала.

Он мигом натянул сапоги и бросился вон из комнаты, промчался вниз по лестнице и дальше по коридорам замка. Несколько раз пришлось спрашивать дорогу. Горничные и пажи, торопившиеся по вечерним делам, в ужасе шарахались от него в сторону. Добежав до нужной у двери, он увидел выходящего с платьем в руках пажа. Аремис тотчас узнал платье — Фарил была в этом наряде за ужином. Злой и запыхавшийся, он тотчас налетел на пажа.

— Куда ты собрался с этим платьем? — потребовал он ответ. Юноша вскрикнул от неожиданности, однако тотчас пришел в себя.

— В чем дело, сударь?

— Живо отвечай!

— Я выполняю поручение госпожи Лейен. Прошу вас не мешать мне.

— Как тебя зовут?

Паж назвал свое имя и, гордо вскинув подбородок, добавил:

— Я королевский посыльный.

Кажется, на незнакомца это произвело слабое впечатление.

— В таком случае, Джорн, выполняй свое поручение.

Юноша посмотрел на него, как будто хотел спросить, а что сам он делает здесь, однако в последнюю минуту передумал и устремился по коридору, придерживая на бегу подол платья, чтобы тот не волочился по полу.

Чувствуя неладное, Аремис повернулся к двери и постучал. Не дождавшись ответа, он повернул тяжелое металлическое кольцо, в надежде, пусть даже тщетной, что дверь заперта изнутри, и он не сможет войти. Увы, дверь легко открылась. Аремис на секунду закрыл глаза, словно отказываясь верить в правоту чутья.

— Лейен!

Никакого ответа.

— Фарил! — позвал он чуть громче. И вновь молчание.

Аремис шагнул внутрь и затворил за собой дверь. Обе комнаты оказались пусты. Фарил и след простыл. Единственное свидетельство тому, что она была здесь когда-то — платье, которое паж торопился отнести его владелице. Да и еще легкий запах гардений. Аремису еще за ужином запомнился их соблазнительный аромат.

Ему казалось, будто окружающий мир перестал существовать. Ее здесь нет. Она сбежала из замка — сбежала от короля, в этом Аремис не сомневался. Или все-таки от него самого? Однажды он уже предал ее, и ей не хотелось, чтобы это случилось еще раз. Ей была известна какая-то тайна, и она уносила ее с собой. Кого она пытается защитить? Впрочем, бесполезно даже пытаться найти ответы на эти вопросы. Их знает только Фарил. Женщина-загадка.

Аремис быстро вышел из комнаты и бросился было вдогонку за пажом, но вскоре понял, что в лабиринте дворцовых коридоров ему ни за что не догнать юношу. Вместо этого он вернулся к себе и торопливо собрал свои вещи. Что ж, если она сбежала, то и ему здесь делать больше нечего. Он отправляется вслед за ней. Это, конечно, безумие, но иного выхода нет. От этой дамочки одни неприятности. Внутренний голос нашептывал, что лучше остыть, иначе можно наломать дров, однако Аремис только отмахнулся. Одновременно он слышал и другой голос, который его торопил.

В дверь легонько постучали. Он тотчас распахнул ее, полагая, что это посыльный. Увы, на пороге стоял Джессом.

— Уже покидаете нас? — спросил канцлер, глядя на дорожные сумки.

— Что-то не спится, — ответил Аремис. — Вот и подумал, что ни к чему терять время. Чем раньше возьмешься за дело, тем лучше…

— А Лейен?

Аремису не понравился и сам вопрос, и тон, каким его задали, однако он притворился, будто ничего не знает.

— А что Лейен?

— Ее нет. Ты разве не знаешь?

Аремис принялся быстро соображать. Какие бы чувства он ни питал к Фарил, ему меньше всего хотелось нажить себе врага в лице короля. То, что Джессом пришел к нему и задает вопросы, было даже на руку: этак можно сохранить верность и Селимусу, и Фарил. Аремис сделал хмурое лицо.

— Не понимаю, о чем вы.

— Я только что был у нее в комнате, — ответил канцлер. — Кстати, мне можно войти?

Аремис отступил в сторону, и Джессом шагнул через порог.

— Закрой дверь! — велел он, а когда Аремис выполнил распоряжение, продолжил: — Мне хотелось поговорить с ней, узнать, почему король попросил ее задержаться на пару слов после ужина. Скажу честно, я не люблю секретов, тем более что меня заинтриговала ее спешка. Она вылетела от него как пробка из бутылку. Ты разве не заметил?

Аремис промолчал и лишь вопросительно выгнул бровь, дабы показать, что внимательно слушает собеседника.

— И вот теперь я обнаружил, что ее нет. Никаких следов пребывания — ни в одной комнате, ни в другой, — продолжил тем временем Джессом.

— И когда это было?

— Пару минут назад.

— Понятно, — ответил Аремис, мысленно поблагодарив всемогущего Шарра, что не столкнулся с канцлером в коридоре.

— Ты не знаешь, почему она так спешно сорвалась с места?

Аремис показал головой.

— Увы, не имею ни малейшего понятия. Мы вроде бы должны отправиться на рассвете.

— Мне тоже так казалось. А что, если король поручил ей еще что-то?

Аремис лишь пожал плечами. Он был склонен согласиться с этим предположением, однако решил не подавать вида.

— Вряд ли его величество стал бы поручать нам важное, тем более безотлагательное задание, чтобы затем менять его на нечто противоположное, — рассудил он.

— Вот и я того же мнения, — согласился с ним Джессом. — Хотя, с другой стороны, кто поручится, что его величество не передумал в последнюю минуту. Как известно, король непредсказуем.

— Увы, я ничем не могу вам помочь.

— И что ты теперь намерен делать?

— Выполнять данное поручение. Думаю, мне следует отправиться в путь прямо сейчас.

— И то верно. Тебе нет смысла больше здесь оставаться. — С этими словами канцлер протянул наемнику кошель с деньгами. — Думаю, это покроет ваши дорожные расходы. Что касается Лейен, я уже отдал соответствующие распоряжения. Вот, это деньги за устранение легионеров и доставку их тел. Так что теперь мы полностью с тобой рассчитались, — добавил Джессом, передавая еще один мешочек, чуть большего размера. — Причем заметь, чистым золотом.

Наемник что-то буркнул в знак благодарности. Признаться, отнюдь не деньги занимали сейчас его мысли. Он проводил канцлера до дверей в надежде, что тот наконец оставит его одного.

— И все-таки я докопаюсь до истины. Я буду не я, если не узнаю, что заставило Лейен тайком скрыться из замка. Кстати, ведь должны же быть тому свидетели, — продолжил свои размышления вслух Джессом, Аремис придержал для него дверь.

— В таком случае вам лучше всего обратиться к пажу по имени Джорн. Если не ошибаюсь, Лейен обмолвилась, что он прислуживал ей, — произнес он и тотчас пожалел о своей оплошности. Думал сказать нечто малозначимое, лишь бы только канцлер поскорее оставил его в покое, и тогда он схватил бы седельные сумки и тоже уехал из замка. Однако по пристальному взгляду, которым одарил его канцлер, Аремис уже понял, что неосторожно разворошил осиное гнездо.

— Джорн? Королевский посыльный? — уточнил он в ужасе.

Аремис попытался исправить свою ошибку.

— Ну, этого я не знаю. Возможно, того пажа вообще не так звали. Мне просто подумалось, что она вроде бы упоминала это имя сегодня вечером. Впрочем, скорее всего я ошибся. Да-да, она говорила про какую-то даму, которая… присылала к ней свою горничную… — Аремис не договорил. По лицу Джессома было видно, что все его старания тщетны. Канцлер уже задумчиво нахмурил брови.

— Собирайся! — приказал он. — А я должен найти этого мальчишку.

Аремис пожал плечами. Скорее всего Джорну известно даже меньше, чем ему самому.

— Доложи мне тем же самым способом, как только узнаешь хотя бы что-нибудь про Илену Тирск, — произнес канцлер. — Напоминаю, мы ждем ее труп уже в ближайшие недели. Впрочем, лично мне будет достаточно головы, — добавил он со смешком.

Аремис вышел, слыша, как Джессом продолжает хихикать у него за спиной. В конюшне он разбудил главного конюха. Тот наверняка бы даже не стал его слушать, если бы не звон серебра. Таким образом ему стало известно, что Фарил уехала пару часов назад.

У ворот Аремиса остановила стража.

— Сегодня вечером народ только и делает, что куда-то торопится на ночь глядя, — недовольно произнес один из стражников.

— Ничего удивительного, — ответил Аремис, — если речь идет о поручении самого короля. Мне нужно догнать женщину, которая выехала их этих ворот часом раньше.

— А, понятно. Эта ваша красотка куда-то торопилась. Насколько я понимаю, она тоже выполняла поручение короля.

— Верно. Кстати, вы не знаете, куда она направилась?

— Не могу знать, сударь. Хотя постойте, тот мальчишка, Джорн, сказал что-то про Фелроти, но я могу и ошибаться. Я всего лишь открыл и закрыл ворота, как мне было велено.

Аремис сочувственно поморщился.

— В любом случае, спасибо, — произнес он и бросил стражнику монету.

* * *

На следующее утро слуга госпожи Бенч принес ей, как ему и было велено, бутылку сладкого вина.

— Вам посылка, госпожа, — произнес он, наполняя бокал.

— Вот как? И когда же ее принесли?

— Под утро, госпожа. Я не стал беспокоить вас в столь ранний час.

— Неужели? Как странно, однако. И что в ней?

— Одежда, госпожа. Ее доставил один из королевских пажей. Сказал, что возвращает вам с благодарностью.

Госпожа Бенч улыбнулась.

— Так и быть, раскрою мой маленький секрет, Арнилд. Просто я одолжила платье одной даме, которая гостит в замке по приглашению самого короля. Увы, у нее с собой не было ничего нарядного. Распорядитесь, чтобы платье почистили, после чего вернули в гардеробную моей дочери.

— Слушаюсь, госпожа, — учтиво кивнул слуга и отправился выполнять поручение.

Хелин Бенч была занята тем, что пересаживала в цветочные горшки редкие луковицы, которые прислал ей специальный поставщик из Бриавеля, когда в комнату с поклоном вошел слуга.

— В чем дело, Арнилд? — с легким раздражением в голосе спросила она.

— Приношу мои глубочайшие извинения за то, что вынужден помешать вам, госпожа. Но я проверил карманы накидки и обнаружил в них записку. Она адресована вам.

И он протянул свернутое трубочкой послание.

— Вот как? — Хелин Бенч изобразила удивления, хотя в душе была несказанно рада. Не иначе как Лейен решила поделиться с ней чем-то интересным. — Где мое зрительное стекло?

Арнилд взял со стола толстый стеклянный диск и передал его своей госпоже.

— Благодарю. Ты свободен.

Как только Арнилд удалился, Хелин Бенч без промедления развернула смятый клочок бумаг и положила на него диск, который увеличивал буквы.

Она перечитала записку несколько раз. Когда же, наконец, оторвала от нее взгляд, на лице ее читалась нескрываемая тревога. Она никак не ожидала прочесть то, что содержалось в записке.

Хелин вновь пробежала глазами по строчкам, после чего смяла бумагу в комочек и бросила в пруд. На ее глазах комочек намок и постепенно опустился на илистое дно, недоступный чужому глазу. Теперь его уже никто не прочтет.

 

Глава 14

Всемогущий Шарр услышал ее молитвы — тропинка, по которой Элспит шла последние два дня, вывела на настоящую дорогу, торную и широкую. Две кибитки — судя по всему, они путешествовали вместе — едва не наехали на нее, когда она, выскочив почти на середину дороги, отчаянно замахала руками в надежде, что те остановятся. Кибитки остановились, правда, при этом сама Элспит едва не попала под копыта испуганных лошадей.

— Эй, смотри куда идешь! — раздался чей-то возмущенный голос.

В это мгновение усталость и голод взяли свое — Элспит потеряла сознание. Когда же она снова пришла в себя, то обнаружила, что лежит под навесом кибитки, а на нее устремлены взгляды детских глаз.

— Проснулась! — радостно воскликнул один из детей.

Рядом с ними возникла женщина — судя по всему, мать этого выводка.

— Тебе лучше? — поинтересовалась она.

Элспит нашла в себе силы кивнуть.

— Простите меня.

— Ты нас всех так перепугала! — сказала женщина и сдержанно улыбнулась. — Меня зовут Руфь. А это моя семья.

С этими словами она обернулась к кучеру и крикнула:

— Хэм, она очнулась! Останови лошадей!

Дети тоже робко заулыбались, но вскоре потеряли к незнакомке всякий интерес.

Кибитка остановилась, и Элспит попробовала приподняться.

— Спасибо вам за вашу доброту.

На этот раз Руфь улыбнулась шире.

— Вставай, пора подкрепиться.

При упоминании о пище в животе Элспит раздалось урчание. Руфь пристально посмотрела на нее.

— Тебе это не помешает, — сказала она и нахмурилась.

Как приятно вновь оказаться в обществе спутников. Уже одни их веселые голоса развеяли страх, а тут еще и бурная деятельность — надо развести костер, нагреть воду, вынуть из сумок провиант. Угощение было скромным, хлеб и немного мяса, но даже оно показалось Элспит настоящим пиршеством.

— Ешь! — строго приказала Руфь. — И давно ты без еды?

— Несколько дней, — призналась Элспит. — А вам-то самим хватит?

— Нам всегда хватает, — ответила Руфь.

Начали подходить мужчины. Оказалось, что это две семьи. У второй женщины дети были постарше — два мальчика-подростка. Им уже доверяли сидеть впереди на козлах вместе с отцом.

Хэм, муж Руфь, назвал свое имя первым, а потом представил всех остальных. Элспит кивнула и улыбнулась каждому.

— Еще раз прошу извинить за то, что я вас напугала. Просто давно не видела людей, а так хочется хотя бы перекинуться с кем-то парой слов.

— Что ж, в таком случае пока будешь есть, мы расскажем о себе, — произнесла Руфь, заботливым взглядом предлагая девушке отрезать себе еще один ломтик окорока. — Мы всегда стараемся основательно подкрепиться в это время суток, — добавила она.

Элспит последовала ее совету. Пока она ела, Руфь рассказала, что обе семьи из Бриавеля — торговцы, держащие путь домой после удачной поездки в Моргравию.

— А чем вы торгуете? — поинтересовалась она с набитым ртом. На ее вопрос ответил один из мальчишек.

— Вообще-то мы пчеловоды. Торгуем медом.

Сбитая с толку, Элспит растерялась.

— А разве в Моргравии нет своего меда?

Все вокруг рассмеялись — по всей видимости, она не первая задала им такой вопрос.

— Почему же, есть. А вот таких пчел, как наши, нет, — пояснил парнишка. — Наши — особенные, потому что не скрещивались с другими видами. Это так называемая магурианская пчела, ее родина — крошечный островок возле юго-восточной оконечности Бриавеля.

— Да, но каким образом вы не даете своим пчелам скрещиваться с другими видами? — с неподдельным интересом спросила Элспит.

Надо сказать, что ее живой интерес произвел на пасечников впечатление. На сей раз ответил отец семейства.

— В нашей семье производством меда занимаются вот уже несколько поколений. Я третий сын. И денег, которые я зарабатывал в Магурии, едва хватило бы на самое необходимое. Вот я и решил, как только стал старше годами, перебраться в Бриавель. В общем, оставил родное гнездо и поселился на материке, — попыхивая трубкой, повел он рассказ о своих юных годах. — Там влюбился в хорошенькую бриавельскую девушку. Но я терпеть не мог местный мед. Куда больше мне по душе наш, магурианский, золотистый, настоянный ароматами клевера и лаванды.

При этих словах его жена улыбнулась. Он же продолжил свой рассказ:

— Я не стал просить отца одолжить мне пчел. Вместо этого я попросил у него кусочек сот.

— Готова поспорить, что и они пришли бриавельцам но вкусу! — воскликнула Элспит. Ее увлекла эта история с пчелами.

— Помогло то, что наш дорогой король Валор, упокой всемогущий Шарр его душу, как-то раз, проезжая через наши края, отведал их, — негромко добавила жена пчеловода.

— То есть вы поставляете мед самой королеве? — изумилась Элспит.

В ответ на ее вопрос сын пчеловода произнес:

— Ей самой! Она ест наш мед каждый день, потому что считает его полезным для здоровья.

— Да, я слышала, что королева у вас красавица, — согласилась Элспит.

Парнишка до ушей залился краской.

— Она красивее всех на свете! Таких красавиц, как она, больше нигде нет!

— В таком случае, — лукаво улыбнулась Элспит, — может, и мне стоит отведать вашего меда? Глядишь, и я узнаю секрет королевской красоты.

Ее новые знакомые весело расхохотались. По кругу снова пошла еда и чай.

— А вы? Расскажите мне о вашей семье, — обратились Элспит к Руфь.

— Пусть уж лучше Хэм, — сказала та и кивнула на мужа, а сама принялась убирать остатки трапезы.

Хэму ничего другого не оставалось, как начать рассказ.

— Наша семья — виноградари и виноделы. Но выращиваем мы не всякий сорт. Наши лозы дают знаменитый, прихваченный морозцем виноград, его снимают поздней осенью, когда уже чувствуется дыхание зимы. Ягоды хотя и мелкие, но очень сладкие. Из них получается превосходное вино.

— Которое, как я понимаю, ценят даже коронованные особы, — сделала вывод Элспит, чем вновь рассмешила оба семейства.

— В том числе, и твоего королевства, — лукаво заметил Хэм. Он успел проникнуться симпатией к новой попутчице. — Недавно мы поставили наше вино ко двору короля Селимуса, для чего нам и потребовалось совершить путешествие в северные края. Это первое вино моего сына, и скажу честно, вкус получился на редкость изысканный, — произнес он, с гордостью поглядывая на парня. Тот лишь смущенно пожал плечами. — Ну-ну, нечего краснеть, как красна девица. Ты у нас в роду самый тонкий ценитель.

— Значит, бриавельские вина и мед теперь можно купить и в Моргравии? — уточнила Элспит. Все дружно закивали головами.

— Как приятно, однако, это слышать! — со всей серьезностью произнесла она. — Торговля побеждает политику.

И вновь Хэм кивнул в знак согласия.

— Верно, но лишь потому, что и вино, и мед снискали любовь со стороны коронованных особ.

Руфь вздохнула.

— Нам будет гораздо легче, когда Селимус и Валентина поженятся — тогда мы сможем свободно пересекать границы. Глядишь, одной заботой меньше.

— Думаете, это произойдет? — спросила ее Элспит, а про себя вспомнила Уила.

— К тому идет дело, — ответил пчеловод и пыхнул трубкой. — Это единственный путь к процветанию обоих королевств. Ведь войны если к чему и привели, то лишь к тому, что каждое государство вынуждено идти на поклон к производителям товаров у соседа. Так что если наши властители поженятся, мы сможем забыть про войны, а у наших детей появится надежда на лучшее будущее.

Все вокруг дружно выразили свое согласие, и лишь Элспит стало грустно за своего друга. Уил любит Валентину, но, похоже, ее долг перед королевством перевешивал любые нежные чувства.

— Вы сказали, что живете в южном Бриавеле. А в столицу вы хотя бы изредка наезжаете? — поинтересовалась Элспит, угощаясь фруктами.

Хэм кивнул.

— Как без этого! Мы с моим старшим сыном частенько наведываемся туда. Кстати, мы с ним вдвоем были там совсем недавно.

— Тогда можно задать вам один вопрос? Вы случайно ничего не слышали об одном галантном кавалере по имени Ромен Корелди? Дело в том, что мы с ним знакомы, и когда я в последний раз видела его, он держал путь в Веррил. До меня дошли слухи, будто между ним и королем Селимусом произошло что-то вроде дуэли. Это верно? Мне все правильно рассказали?

— Мы там были, — ответил старший сын. — Это трудно назвать обыкновенной дуэлью.

— Скорее, похоже на смертельную схватку, — добавил Хэм. — Королева была вынуждена вмешаться, чтобы прекратить кровопролитие.

Элспит ахнула. Такое она услышала впервые. Впрочем, у Уила немало причин ненавидеть короля.

— А что, собственно, произошло?

— Да пожалуй, больше ничего, — ответил Хэм. — Ты уж меня прости, дорогая Элспит, что вынужден сообщить печальное известие, но Корелди больше среди нас нет, — добавил он с сочувствием.

Элспит покачала головой.

— Вы правы. После этого в Бриавеле ему оставаться никак нельзя. Интересно, куда он мог отправиться? Может…

Руфь взяла ее за руку.

— Ты неправильно поняла.

Все вокруг смущенно потупили глаза. Элспит повернулась к Хэму.

— Корелди мертв, — произнес тот.

Элспит показалось, что прежде чем она вновь обрела дар речи, прошла целая вечность. Впрочем, все остальные тоже умолкли.

— Не может быть, — еле слышно произнесла она, чувствуя, как сердце сжимает ужас, — это какая-то чудовищная ошибка.

— Увы, — покачал головой Хэм, — это случилось в Кроувилле, мы были там на следующий день. Город полон слухов, будто он погиб от руки какой-то шлюхи, хотя королевские гвардейцы рассказывают иное. Ты не помнишь, как ее имя, сынок? Нам его называли.

Мальчишка задрал подбородок и зажмурился.

— Кажется, Хильда.

— Нет, Хилдит. Да-да, Хилдит. Если верить тому, что говорят в народе, она женщина броской внешности — высокая, золотые волосы, кошачьи глаза. Такую ни с кем не спутаешь.

Элспит почувствовала, что ее начинает бить дрожь. Мир рушился у нее на глазах.

— Но почему?

— Понятия не имею, — признался Хэм. — Говорят, будто ее величество изгнала Корелди из Бриавеля. Его сопроводили до границы, которую он сам выбрал. Там он и приставленная к нему охрана решили немного передохнуть в городке под названием Кровуилл. В общем, немного развлечься на прощание. — Хэм многозначительно кашлянул. На его счастье, детишки уже отошли в сторону, чтобы поиграть.

— И что дальше? — спросила Элспит.

— Случилось то, что случилось, — пожал плечами Хэм.

— Но почему? Должна же быть причина! — едва ли не выкрикнула Элспит. — Зачем понадобилось его изгонять? И тем более, убивать?

Руфь сочувственно обняла ее.

— О, Элспит, мне, право, грустно, что именно мы сообщили тебе эту весть. Вижу, это был твой добрый друг, коль ты так убиваешься, — сказала она, прижимая ее к себе, а сама одарила сердитым взглядом мужа. — Хэм, расскажи лучше все, что тебе известно.

Ее супруг покраснел. Кому понравится, когда неожиданно оказываешься во всем виноват.

— Пока мы там были, город полнился слухами. Одни говорили, что эта продажная женщина работала на короля — она якобы убила Корелди по приказу Селимуса. Теперь уже правды не узнать. Наши солдаты рассказывали другое — будто Корелди убил кто-то из них. Мол, затесался в их ряды какой-то предатель. Хотя, скажу честно, в это с трудом верится.

— А тело? Его кто-нибудь видел? — настойчиво спросила Элспит.

— Что ж, коль ты спрашиваешь, скажу. Один из наших знакомых помогал обмыть его тело. Так вот, по его словам, сердце Корелди… было проткнуто насквозь, — Хэм скороговоркой выпалил последнюю фразу, не зная, какие подробности от него ожидала слышать жена. — В общем, этот мой знакомый работает в мертвецкой, и его позвали, чтобы он занялся телом, прежде чем покойника отвезут в Веррил. Он врать не будет, а мне рассказал только потому, что пришел в ужас от того, каким жестоким способом убили этого человека. По словам моего знакомого, все указывало на наемного убийцу. Как я понимаю, дело это решили замять, чтобы не множились слухи. Моему знакомому строго-настрого велели молчать. Думаю, он не собирался мне ничего рассказывать, просто так получилось. А теперь вот и тебе известно ровно столько, сколько и мне. До сегодняшнего дня я никому про это не рассказывал, ну разве только жене, — он выразительно посмотрел на остальных, чтобы те ненароком не сболтнули ничего лишнего. — Да, та шлюха отрезала покойнику палец — верный признак того, что это заказное убийство.

— Что вы хотите этим сказать? — спросила Элспит. Она действительно была сбита с толку.

— Отрезанный палец — доказательство того, что человек мертв. Насколько мне известно, Корелди носил кольцо с кроваво-красным камнем, на котором был вырезан фамильный герб.

При этих его словах Элспит разрыдалась. Значит, не слухи, а чистая правда. Она хорошо знала упомянутое кольцо. Так что речь может идти только об Уиле. Он мертв. А значит, Лотрину не будет спасения от черных колдовских чар и бесконечных мучений.

Все, кто сидел вокруг, за исключением Руфь, отошли в сторонку.

— Прости меня, моя девочка, — сказал Хэм и положил Элспит на плечо свою огромную ладонь.

Она не произнесла ни слова в ответ, лишь плакала, уткнувшись в плечо Руфи.

— Поедем с нами, Элспит. Я бы не советовала тебе идти дальше одной. Не в том ты состоянии, — прошептала добрая женщина.

Элспит не могла сказать, сколько они просидели так вместе и в какой момент ее рыдания наконец утихли, а слезы высохли на щеках. Она смутно осознавала, как Руфь помогла ей забраться в кибитку, как ее уложили там, потеплей укрыли одеялом и посоветовали заснуть. Упрашивать не пришлось. Усталость и горе сморили ее в считанные мгновения.

На этот раз ей приснилась высокая женщина с золотисто-каштановыми волосами и кошачьими зелеными глазами — та самая, что разбила ее мечту о спасении Лотрина. Что ж, если Уила больше нет в живых, ей самой придется прийти ему на выручку. Она доставит весть в Фелроти и таким образом сдержит слово, данное теперь уже мертвому другу, который когда-то ходил по этой земле в обличье Ромена Корелди. После чего отправится спасать любимого человека.

 

Глава 15

Они бежали, объятые ужасом, боясь обернуться, до тех пор, пока не ослабели ноги и они больше не могли сделать ни шага, а легкие запросили пощады и хотя бы один глоток воздуха.

— Прошу вас, остановитесь, госпожа, — взмолился Пил, согнувшись пополам. — Мне надо отдышаться.

— Нам нельзя останавливаться, Пил! — возразила Илена. Волосы ее растрепались и спутались, платье в отдельных местах висело клочьями, подол весь в грязи. — Я не стала рассказывать тебе то, что видела. О, великий Шар!.. — воскликнула она в отчаянии. Последние силы оставили ее. Илена рухнула на колени, и, уткнувшись лицом в грязные ладони, разрыдалась.

Пил, поскольку сам обессилел, не знал, как утешить молодую женщину. То, что произошло в Риттилуорте, не укладывалось в сознании. Пил догадывался, что Илена рассказала ему лишь малую часть того, что видела, и, если признаться, был этому рад. Солдаты короля предусмотрели все до мелочей. Они напали на монастырь утром, зная, что в эти ранние часы монахи, соблюдая обет молчания, работают в садах и монастырских помещениях. Пил мысленно поблагодарил своего ангела-хранителя, если таковой существует, за то, что тот помог ему избежать смерти. Более того, именно он, простой послушник по имени Пил, оказался рядом с госпожой Иленой, когда в монастырь нагрянула кровожадная солдатня.

Брат Якуб еще в самом начале получил ему заботу о гостье. Ему вспомнились кроткие слова настоятеля: «Ты молод, и рядом с тобой она будет чувствовать себя в безопасности. Она повидала немало горя, натерпелась немало страданий из-за людей, наделенных властью».

И хотя история ее злоключений не была известна ему полностью, Пил сделал вывод: в Стоунхарте над Иленой издевался король и его клевреты. Иначе как объяснить, что она избегает людей? Корелди говорил, что Илена слегка повредилась в рассудке, а все потому, что у нее на глазах совершилось зверское убийство. Все то время, что Пил провел в ее обществе, сопровождая на прогулках по монастырю, прислуживая за столом, будучи постоянно рядом на тот случай, если ей что-то понадобится, Илена была погружена в себя, однако неизменно учтива. Молчание и, пожалуй, приступы рыданий — вот и все признаки ее душевных мук.

И вот теперь, глядя на нее, юноша поражался крепости духа, жившего в хрупком женском теле. Нет, конечно, Илена, как и он, потрясена случившимся, однако в отличие от него она не только смогла зажать страхи в кулак, но и старается подбодрить его самого. Видно, мужество у Тирсков в крови. Взять хотя бы ее отца и брата — оба в разное время возглавляли легион, оба прославились своей храбростью.

В эти минуты Пилу хотелось одного — лечь на землю и забыться, однако он не осмелился, испугавшись, что его будут преследовать кошмары — объятый пламенем монастырь, обугленные тела на крестах и прочие ужасы. По его прикидкам они с Иленой бежали уже больше часа, если не все два. Он перевел взгляд на небо — солнце стояло довольно низко, полдень еще не скоро.

— Госпожа Илена! — робко обратился он к своей спутнице. — Непохоже, чтобы нас кто-то преследовал. Я уверен, наше бегство осталось незамеченным.

— Они убили всех, — прошептала Илена упавшим голосом. — Эти изверги не успокоятся, пока не увидят мертвой и меня.

— Не надо так говорить, госпожа, — ответил Пил, чувствуя, как к нему вновь подбирается страх.

Илена подняла голову и посмотрела на своего спутника. Глаза ее были красны от слез. Пил увидел в них безумный блеск, который напугал его еще больше.

— Кто, по-твоему, им был нужен? За кем они пришли?

— Мы не знаем даже, почему они пришли, — пожал плечами Пил.

В ответ Илена холодно усмехнулась.

— За мной, за кем же еще, Пил, — сказала она, покачав головой. — За мной и за Роменом Корелди. Но где же он? Он ведь обещал, что не бросит меня на произвол судьбы.

Пил хотел возразить, что ее никто не бросал, что монахи заботились о ней, как только могли, что они окружили ее любовью. Однако предпочел промолчать.

— Мои родители мертвы, мой брат убит, моего воспитателя отправили на верную гибель, мой возлюбленный супруг принял мученическую смерть. Тебе не кажется, что этот монарх задумал извести под корень нашу семью, чтобы от славного рода Тирсков осталось лишь только имя?

Так вот, значит, почему она так убивается! Пил слышал, что на глазах у Илены принял смерть кто-то из ее близких, однако брат Якуб наотрез отказался сказать, кто именно. Судя по всему, это был ее муж. Это его убили прямо у нее на глазах. Пил обратился к ней, осторожно подбирая слова, так как не желал усугублять ее горе.

— Мне хочется стать смиренным служителем культа великого Шарра, госпожа. Я плохо разбираюсь в придворных интригах.

Лицо Илены приняло печальное выражение.

— Какое это имеет значение! Меня преследуют как последнюю представительницу нашего рода. Думаю, будет лучше, если ты оставишь меня и позаботишься о собственной безопасности.

Таких слов Пил от нее не ожидал.

— Не могу, госпожа. Я пообещал брату Якубу, что не брошу вас в беде, я поклялся заботиться о вас!

— Скажи, а кто позаботился о брате Якубе и остальных братьях? Ты ведь тоже кое-что видел своими глазами — все до последнего убиты. Одному Шарру ведомо, какие муки пришлось вынести тем, кто умер на кресте. Так как же мальчишка вроде тебя сможет защитить меня, если это оказалось не под силу всей монастырской братии?

Неожиданно Пил почувствовал себя глубоким стариком. Ему вдруг стало понятно, что означает выражение «кровь отлила от лица». Именно это сейчас и произошло с ним. Тело его объяла неведомая ранее слабость, отчего он не мог пошевелить ни рукой, ни ногой. У него словно отнялся язык, и даже сердце, казалось, стало биться слабее от горя и отчаяния. Еще совсем недавно он был беззаботным юнцом, смешливым, но полным искреннего желания принять постриг, чтобы стать полноправным членом ордена. И вот теперь Илена говорит ему, какая страшная участь постигла всех этих кротких, богобоязненных братьев по вере. Всех, кроме него самого. Сознание рисовало картину их ужасающих мук. Он будто наяву видел, как солдаты вспарывают им мечами горло, протыкают живот, гвоздями прибивают к столбу.

Каждая клеточка его тела желала разразиться рыданиями. Ему хотелось сесть и умереть тут же на месте, лишь бы больше не видеть этой страшной картины. Но вместо этого в голове звучал кроткий голос Якуба, голос утешителя и целителя душевных ран. Пил решил последовать его примеру.

— Судьба пощадила нас, госпожа. Всемогущий Шарр принял под свое крыло. Иначе как бы мы с вами оказались в таком месте, где солдаты не нашли нас? И почти никто за стенами монастыря не ведает о существовании тайного грота, — произнес он как можно мягче. — Брат Якуб позаботился о том, чтобы у вас было место для печали и выздоровления.

По ее лицу скользнула невеселая улыбка.

— Ступай, Пил. Если ты останешься со мной, тебе грозит еще большая опасность. Я не уверена, что сумею позаботиться о нас обоих. Прошу тебя, оставь меня. Так будет лучше и для тебя, и для меня.

— Нет, — твердо ответил он. — Нам нельзя разлучаться. Мы ведь пообещали Якубу, что будем держаться вместе. Или вы забыли, что это моя работа — заботиться о вас. Брат Якуб, помнится, говорил, что настанет время, когда я должен буду доказать, на что я гожусь.

За его страстной тирадой последовало долгое молчание, и Пил подумал, что погруженная в собственные мысли Илена его не слушает. Он даже вздрогнул от неожиданности, когда она вдруг произнесла:

— Нас может защитить лишь герцог Донал.

— В таком случае, госпожа, наш путь лежит в Фелроти.

Пил попытался изобразить храбрость, хотя внутри него жил все тот же леденящий душу страх.

* * *

— Я не совсем понимаю вас, Джессом. Откровенно говоря, меня даже радует такая преданность делу, — промолвил Селимус и, ногой отбросив руку конюха, который поправлял на нем шпоры, рявкнул: — Довольно!

Конюх тотчас отшатнулся от прекрасной чалой кобылицы, на которой восседал король.

— Я буду гнать ее галопом, — предупредил Селимус. — Ты уверен, что она не собьет себе копыта?

— Не волнуйтесь, сир, нога давно зажила, — произнес конюх. — Желаю вам насладиться верховой ездой.

И он с поклоном удалился.

— Поживее, канцлер! — рявкнул Селимус, раздраженный тем, что утренняя прогулка задержана на пару минут. — Давайте выкладывайте, что, по-вашему, не так!

— Ваше величество, мне показалось странным, что Лейен отправилась в путь на ночь глядя, под покровом темноты.

— Мне всегда казалось, что люди ее профессии любят темноту. Она им друг и первый помощник, — съязвил король.

Однако Джессом проигнорировал язвительный тон и продолжал как ни в чем не бывало:

— Она уехала одна, сир, без Аремиса. Более того, даже не объяснив, зачем ей это понадобилось.

— А где сейчас он?

— Покинул Стоунхарт, — Джессом ограничился короткими фразами. — Выполняет ваше поручение, сир.

— И?

— Мне не дает покоя вопрос, что на уме у этой Лейен. Вы дали им поручение, чтобы они вдвоем выследили некую известную нам персону.

— Джессом, вы что, не доверяете собственным людям?

Канцлер в очередной раз удивился тому, как ловко Селимус умел отвести от себя обвинения и переложить их на чьи-то плечи. Прищурившись, он перевел взгляд на восседавшего на коне короля. На фоне восходящего солнце ему был виден лишь его силуэт.

— Я никому не доверяю, сир.

— Отлично сказано, — произнес король уже не так язвительно. — Я дал Лейен еще одно дополнительное поручение. Она должна передать мое личное послание Валентине.

Джессом оглянулся по сторонам, дабы убедиться, что поблизости никого нет.

— Понятно. И она должна выполнить это поручение раньше другого?

— Нет, насколько я понимаю, сначала она должна уладить дело, которое я поручил им с Аремисом, и лишь потом отправиться в Бриавель.

— Странно, почему она в такой спешке покинула замок. Лично мне показалось, будто она была чем-то сильно взволнована после ужина, ваше величество.

На лице короля вновь промелькнула тень раздражения.

— На что вы намекаете?

Канцлер пожал плечами.

— Начнем с того, она может быть далеко не в восторге от данного вами поручения доставить послание в Бриавель, — осторожно предположил он, в надежде на то, что король сам прояснит дальнейшие подробности второго поручения.

Но и Селимусу проницательности было не занимать.

— Что ж, об этом следует подумать. Нам что-нибудь известно про ее отъезд?

— Лишь то, что один из ваших личных пажей, Джорн, сопровождал ее до самых ворот. Вполне возможно, что парнишке что-то известно.

Кобылица нетерпеливо рыла землю копытом, да и терпение самого короля тоже было на пределе. Впрочем, на лице его проступило выражение озабоченности.

— Джорн? Как я понимаю, это он принес ей мое послание, которое она должна отвезти в Бриавель.

Джессом изобразил гримасу, которая должна была означать следующее: ему неприятно то, что придется сейчас сказать.

— Ваше величество, меня мучают опасения, что Джорн, который прислуживал и вам, и Лейен — без вашего на то позволения, осмелюсь заметить, — также прислуживал Ромену Корелди, когда тот находился в Стоунхарте.

Эти слова тотчас привлекли внимание короля, на что, впрочем, и рассчитывал Джессом. Главное, намекнуть, а Селимус, стоит ему проглотить наживку, дальше сам возьмется за дело.

По монаршему лицу темным облаком скользнул гнев.

— Немедленно разыщите сопляка и бросьте его в темницу. Пусть как следует испугается, чтобы к тому времени, когда я вернусь с прогулки, он уже заговорил. Я доверяю вашему чутью, Джессом. Здесь действительно что-то нечисто.

— Всегда рад услужить, сир. — Джессом склонился в глубоком поклоне.

Селимус верхом выехал за стены замка.

 

Глава 16

Джорн сидел, сжавшись в комок, в холодной, сырой темнице, испуганный и сбитый с толку. Он работал в теплице, срывая фрукты для королевского завтрака, когда неожиданно на него накинулись двое солдат и бесцеремонно потащили за собой. В это утро Джорн специально встал пораньше, чтобы король, когда, разгоряченный и весь в пыли, вернется после утренней верховой прогулки, мог утолить жажду свежевыжатым соком. И вот теперь паж с грустью вспоминал, как, увидев рядом с собой солдат, от испуга уронил сочный, мясистый плод, а потом и вовсе наступил на него. Солдаты же, ничего не говоря, поволокли его в темницу.

Джорн, дрожа, обвел взглядом каземат. От испуга зрение притупилось. Он продолжал ломать голову, пытаясь понять, что такого натворил и чем навлек на себя гнев начальства. Почему его бросили сюда, в этот страшный каменный мешок, куда обычно сажают преступников?

Между прочим, но чистой случайности, это был тот же самый каземат, из которого десятью годами раньше палачи вывели на казнь Миррен. Вряд ли это что-то значило для Джорна, но если бы он внимательно осмотрел стены, то рядом с тяжелой дверью нашел бы странную надпись, нацарапанную на камне, которая наверняка навела бы его на определенные мысли.

На склизкой тюремной стене темнели четыре слова:

Отомсти за меня, Уил.

Юноша, чувствительный к действию магии — как, например, Финч, — на его месте наверняка приложил бы к ним ладонь и ощутил присутствие колдовских чар, при помощи которых эти слова были нанесены на камень.

Увы, даже обладай Джорн таким талантом — а в мире, где на магию смотрели свысока, считая ее предрассудком, такой талант был вещью редкой, — он все равно не смог бы сосредоточиться ни на чем другом, кроме собственного страха. Что он такого наделал, что его бросили в темницу?! Он мысленно перебрал события последних двух дней, пытаясь разобраться, какие ошибки совершил. И не обнаружил ни одной — за исключением разве что своей неразделенной любви к Илене Тирск. Приход канцлера отнюдь не вселил в него надежду, скорее, наоборот. Джессом с многозначительным видом расхаживал по коридору перед дверью в камеру, ожидая появления самого короля, и при каждом шаге цепь с государственной печатью покачивалась на его толстой шее.

— Пожалуйста, умоляю вас, канцлер Джессом, скажите мне, что я такого натворил! — умолял через железные прутья решетки Джорн.

— Ничем не могу помочь, мой мальчик, — отвечал тот, делая вид, будто сочувствует его беде. — Все это довольно запутано. Как ты понимаешь, речь идет о чем-то таком, что затрагивает самые высокие государственные интересы. Не знаю чем, но ты привлек к себе внимание короля — увы, далеко не в лучшем смысле.

— Но, канцлер Джессом, я верой и правдой служу его величеству. У меня и в мыслях нет, сир, причинять нашему любимому королю вред.

— Неужели?

Юноша закивал головой. Хотя страх сковал его волю, внутренний голос подсказывал, что разгадке чего-то недостает, причем чего-то важного. Он мог прочесть это по глазам канцлера.

— Ага, а вот и его величество, Джорн. Надеюсь, мы сможем прояснить это недоразумение, и ты уже к полуденному колоколу вернешься к исполнению своих прежних обязанностей.

— О, с радостью, канцлер! — воскликнул Джорн, ощущая прилив надежды. — Я готов сделать что угодно, лишь бы исправить ошибку.

— Молодец! А теперь возьми себя в руки. Идет твой король.

Джорну было слышно, как королевские сапоги чеканят шаг по каменному полу темницы. А вот слов он не разобрал, хотя по взрыву хохота тотчас понял, что король отпустил какую-то шутку, чем рассмешил стражу. До него вновь донеслась царственная поступь, и вскоре рядом с Джессомом выросла величественная фигура короля. Лицо Селимуса блестело капельками пота, и Джорн подумал, что его величество пожаловал к нему прямо с верховой прогулки. Судя по всему, секрет, который ему хотелось узнать, в данный момент был важнее отдыха. Король обратил на Джорна хищный, неприязненный взгляд. От страха юноша тотчас сжался в комок.

— Ваше величество! — приветствовал короля глубоким поклоном Джессом.

Джорн, напуганный так, как не пугался еще ни разу в жизни, бросился на колени.

— Ваше величество! — прошептал он, готовый сознаться в чем угодно.

Селимус обернулся в Джессому. Тот едва заметно кивнул, и от этого кивка Джорну сделалось не по себе. Селимус холодно улыбнулся. Если бы Джорн в это мгновение поднял взгляд, то сразу понял бы, что судьба его уже решена. Увы, он стоял на коленях, понурив голову, нервно сжимая и разжимая кулаки, в ожидании, когда король заговорит.

— Встань, юноша! — поднял его с колен сухой голос канцлера.

Джорн повиновался, хотя по-прежнему не смел поднять головы. К своему стыду он обнаружил, что от страха испачкал штаны.

— Посмотри на меня, юноша! — приказал король. Голос его был холоден как лед.

Джорн кое-как поднялся на ноги и наконец обратил на Селимуса полные слез глаза.

— Я не стану задавать много вопросов, — продолжал король, — но требую от тебя полной честности. Тебе нечего бояться, — солгал он.

Джорн кивнул. Во взгляде его читалось безмерное желание угодить королю.

— Да, ваше величество. Я обещаю вам, что скажу все, что вы пожелаете услышать.

— Что ж, отлично. А теперь, скажи, ты помнишь, кто ужинал со мной вчера вечером? Их было двое — женщина, а с ней мужчина по имени Аремис…

— Как же, конечно помню, госпожа Лейен! — не дал договорить королю паж, стремясь понравиться ему.

Селимус кивнул. Джессом злорадно улыбнулся.

— Скажи, правда ли, что ты прислуживал ей… не получив на то разрешения ни от меня, ни от своего начальства?

Джорн нахмурился.

— Я не прислуживал ей, ваше величество.

— Вот как? А мне сказали иное.

Джорн вцепился в железные прутья двери.

— О нет, сир. Я…

Он нахмурился, судорожно вспоминая события вчерашнего дня.

— Я выполнял срочное поручение одного из ваших советников, сир. В то утро мне как раз по делам надо было попасть в то крыло замка, где поселили госпожу Лейен. Я не нашел того, кого искал, и очень торопился.

Король и канцлер понимающе кивнули.

— Так вот… госпожа Лейен остановила меня, когда я бежал по коридору.

— И что ей надо было от тебя? — поинтересовался король.

— Совет, сир.

Джессом едва сдержал ухмылку.

— И что за совет?

— Это выяснилось лишь позднее к вечеру, потому что, когда она позвала меня в первый раз, я очень спешил по делам, и она это видела. Мы с ней обменялись лишь парой слов, сир. Тем более что я видел ее впервые.

Селимуса не так-то просто было отвлечь второстепенными подробностями.

— А позднее?

— Да, сир, позднее я вернулся к ней в комнату, как она меня и просила. Мне казалось, что это мой долг, ваше величество, потому что она гостила в замке по вашему личному приглашению, но к ней не приставили никого из прислуги.

Король понемногу начинал терять терпение.

— И?

— Она спросила моего совета насчет платья.

Воцарилось неловкое молчание, прежде чем Селимус заговорил снова.

— Я должен понимать, что это шутка? — произнес он ледяным тоном.

— Что вы, сир! — запротестовал Джорн. — Госпоже Лейен хотелось произвести на вас впечатление, ведь она как-никак получила приглашение на королевский ужин. Но своих нарядов у нее не было, вот она и одолжила на вечер чужое платье. Она спрашивала моего одобрения — мол, хорошо ли она в нем смотрится.

— Одобрения какого-то мальчишки? — Джессома даже передернуло от омерзения.

Джорн пожал плечами, но затем вновь поспешил принять покорную позу.

— Именно так, сир. Возможно, она решила, что от меня будет какая-то польза, потому что я ненароком обмолвился, что служу вашим посыльным.

— Вот как! — воскликнул Селимус, не скрывая того, что не верит не единому слову пажа. — И ты рассчитываешь, что мы поверим тебе? Что она якобы спрашивала твоего одобрения насчет платья?

Джорн был полон отчаяния.

— Ваше величество! — взмолился он. — Это все, что она у меня спрашивала. — От него не скрылось, что королевская ладонь сжалась в кулак, не иначе, чтобы сдержать рвавшийся наружу гнев. — Но вечером я вернулся, — выпалил он.

— Ах вот оно что. Это по какой же причине?

— Чтобы принести свиток, который мне велел доставить ей один из ваших советников. Мне было сказано, что это нужно сделать срочно, поскольку речь идет о воле самого короля.

Король и канцлер обменялись многозначительными взглядами, и Джорн неожиданно понял, куда клонится разговор. Он всегда считал себя смекалистым парнем. И вот теперь он положился на эти способности и тотчас сообразил: нет, не по его душу здесь эти двое. Им нужна Лейен. Вернее, даже не она, а та, кому она верна. Вот кого они хотят поймать в свои сети. Илена Тирск. Красивая, печальная, измученная Илена. Нет, он скорее примет мучительную смерть, чем выдаст ее. Именно предательства добиваются от него король и канцлер. Это ясно как божий день. Им нужно, чтобы он сказал, куда отправилась госпожа Лейен, причем в такой спешке. Они хотят навлечь новые страдания на его любимую Илену Тирск.

Он всего лишь посыльный, и потому в глазах короля никто. Но он дал обещание прекрасной женщине, и она в ответ на его преданность пообещала, что в один прекрасный день пошлет за ним. Да, он в любую минуту готов покинуть стены Стоунхарта и отправиться в Аргорн, где Илена с радостью примет его и позволит служить ей верой и правдой, как он о том мечтает.

Нет, из его уст они не услышат ничего, поклялся про себя Джорн. По натуре он был спокойный и уравновешенный юноша и лишь в редких случаях позволял раздражению взять над собой верх. Благодаря жизнерадостному, солнечному взгляду на мир ему обычно удавалось обернуть в шутку те ситуации, в которых другой на его месте зашелся бы от злости. Но сейчас и в его душе вспыхнула искра гнева. Ее словно огнивом высекли обвинение, застывшее в глазах короля, и деланное сочувствие во взгляде канцлера.

Вспыхнув, эта искра разгоралась все сильнее, и с этой минуты уже ничто — даже страх навлечь на себя немилость короля — не могло заставить его произнести вслух имя Илены Тирск. От него они не узнают, где ее искать. Нет, не ради Лейен он будет держать язык за зубами. Но если он скажет им, куда она направилась, то предаст и свою госпожу. А этого он никогда не сделает.

— Итак? — произнес король.

— Я вручил госпоже Лейен свиток, — произнес Джорн как можно спокойнее, — после чего, ваше величество, как она и велела, вернул платье прежней владелице, госпоже Бенч.

— Лейен покинула замок той же ночью, ты, лжец! И тебе это прекрасно известно! — рявкнул Селимус сквозь решетку.

— У меня нет причин лгать вам, ваше величество. Я как раз собирался об этом сказать, — произнес Джорн, гордый тем, что не растерялся, хотя колени его дрожали и подгибались от страха. Тем не менее он постарался придать себе спокойный вид и продолжил рассказ, приукрашивая по мере надобности отдельные подробности. — Она сказала, что должна срочно уехать. Я не знаю, по какой причине, сир. Она попросила, чтобы я проводил ее до конюшни, потому что в Стоунхарте она впервые и боялась заблудиться. Я не имел права задавать ей вопросы, ваше величество, ведь я всего лишь королевский посыльный, чей первейший долг — верой и правдой служить вам, сир, и вашим почтенным гостям.

— Что ты и делал, — язвительно отозвался Селимус.

— Да, сир, — бесхитростно подтвердил паж.

— Она сказала, куда едет?

Джорн на секунду задумался, не зная, как лучше ответить.

— Нет, — произнес он.

— Странно, странно, потому что стоявший ночью в карауле стражник помнит, что ты упомянул герцогство Фелроти.

Еще ни разу за всю свою короткую жизнь Джорн не разыгрывал столь блестящий спектакль. На его лице не дрогнул ни один мускул, хотя в душе он и воспылал ненавистью к болтливому стражнику — он ведь расплатился с ним звонкой монетой, лишь бы только тот держал язык за зубами.

— Да, сир, я вполне мог что-то такое сказать.

— Это почему же? — Селимус шагнул ближе к решетке, словно охотник, готовый пристрелить свою жертву.

— Потому что госпожа Лейен, насколько я понимаю, сир, родом именно оттуда, — отважно солгал он.

Селимус перевел взгляд на канцлера, но тот лишь растерянно заморгал.

— Мне не известны подробности ее жизни, сир, — нехотя признался Джессом. — Нам она говорила, будто родом из Риттилуорта. Хотя такая женщина вряд ли скажет правду, потому что предпочитает держать свои тайны при себе. Она привыкла разъезжать под видом самых разных людей. Даже на наши встречи Лейен всегда приходила в разных обличьях.

— Вы хотите сказать, что и на мой званый ужин она явилась в чужом облике? — прорычал король, не догадываясь даже, насколько он близок к правде. — И когда же она поделилась с тобой этими сведениями? — спросил он, вновь повернувшись к Джорну.

Юноша наморщил лоб, притворившись, будто пытается вспомнить.

— Скорее всего она обмолвилась во время разговора, потому что другой возможности не было. Клянусь вам, сир, я точно не помню. Госпожа Лейен не говорила мне, куда направляется, я просто подумал, что она едет к себе домой, — выпалил Джорн даже не моргнув глазом, хотя в душе молил о прощении всемогущего Шарра за то, что вынужден лгать.

Глаза короля смотрели на него в упор. Это был холодный, оценивающий взгляд, и Джорн внутренне съежился, чувствуя, как решимость постепенно покидает его. Однако он собрал последние остатки мужества, лишь бы устоять перед соблазном рассказать все, что ему было известно о Лейен и ее намерениях. Кстати, известно ему было совсем не много. Джорн инстинктивно потупил глаза, чем подписал себе смертный приговор. Выдержи он в то мгновение монарший взгляд, известный своей непредсказуемостью король мог бы на первый раз ограничиться поркой.

Увы, потупленный взгляд пажа разбудил в нем зверя, а эта его ипостась была для него самой привычной. Нет, король прекрасно понимал, что мальчишка вряд ли что знает — разве станет женщина-убийца рассказывать постороннему о своих намерениях? И все-таки в том, что поведал ему паж, оставалась некая недосказанность. Мальчишка явно что-то скрывает, вот только что? В конце концов, король поступил так, как поступают люди, глухие к чужим страданиям.

— Он лжет, — произнес Селимус. — Колесовать его.

В ушах Джорна ударами молота отдавалось биение собственного сердца. Как только до него дошел весь ужас королевского приказа, колени обмякли, и он без чувств рухнул на пол. Однако в самое последнее мгновение, прежде чем сознание оставило его, он заметил нацарапанные на стене слова.

— Мой король, прошу вас, — подал голос Джессом. Даже его повергла в ужас бессмысленная жестокость наказания.

— Даже не думайте перечить мне, канцлер, — произнес король. Голос его был тверд как сталь, взгляд — холоден как лед. — Я требую, чтобы лжеца колесовали. Он не настолько стоек, чтобы противостоять пыткам. Вот увидите, мгновение — и мы развяжем ему язык. Вот тогда-то мы и узнаем, кому верна ваша Лейен — мне или кому-то еще.

Джессом знал, что слово верность не применимо к Лейен, однако сейчас не тот случай, чтобы говорить это вслух, если тебе дорога собственная шкура. Вместо этого канцлер подобострастно кивнул и не поднимал головы до тех пор, пока не услышал, как король зашагал прочь. Лишь только тогда он осмелился оторвать глаза от пола и подозвал к себе надзирателя. Передав ему волю короля, Джессом повернулся к Джорну.

— Прости меня, паренек, — произнес он, впервые в жизни не покривив душой.

Но Джорн не слышал его слов, как не почувствовал и того, как грубые руки подхватили его обмякшее тело и потащили в ту часть замка, где он до этого никогда не бывал. Да и не думал, наверно, что здесь когда-нибудь окажется.

Такой стойкости, тем более от зеленого мальчишки, заплечных дел мастера не ожидали, а ведь Селимус собрал у себя самых искусных палачей. Даже солдаты, повидавшие на своем веку не одно сражение, уже в первые минуты просили пощады, умоляя прикончить их мечом, или тут же умирали от боли.

Сначала юноше переломали все суставы — для этого имелся специальный мастер, который не задавал лишних вопросов, а лишь делал свое дело без липших слов, причем весьма основательно. Обычно он не спешил, скорее наоборот, тянул время — не торопясь подкладывал под исходящую криком жертву деревянные блоки и лишь затем опускал тяжелый молот. Но даже он внутренним чутьем чувствовал, что этот мальчишка не заслужил отпущенных ему мучений, и поэтому сделал свое дело как можно быстрей, к великой радости двух других костоломов.

Собственно колесование было второй стадией пытки. Кости Джорна предстояло перемолоть в порошок огромным железным колесом. Палачи медленно прокатили колесо по телу жертвы, но не потому, что им хотелось увеличить и без того невыносимые страдания юноши, а потому, что колесо было таким тяжелым, что даже двум здоровенным силачам катить его было почти не под силу. Надо сказать, что они диву давались, глядя, с какой стойкостью юный паж переносит пытку, которая в их профессии считалась самой страшной.

Джорн мужественно держался до самого конца, и даже сами палачи устыдились того, что подвергают нечеловеческим мукам столь юное создание. Всякий раз, когда раздавался хруст дробящихся костей, они морщились, что на них было совсем не похоже, и так до тех пор, пока грузное колесо не докатилось до грудной клетки, раздавив своим весом трепыхавшееся сердце.

Прежде чем окончательно испустить дух, Джорн испытал смутное удовлетворение оттого, что не выдал Илену, хотя его горло на протяжении всей пытки исторгало леденящие душу крики. Неожиданно вето помутненном сознании возникла надпись, которую он прочел на стенах камеры: «Отомсти за меня, Уил». И хотя он уже едва понимал, где находится, смысл этих слов на какой-то момент стал ему предельно ясен. Умирая, он вознес молитву всемогущему Шарру, чтобы тот взял под свое крыло род Тирсков и чтобы его собственная смерть не была напрасной.

Палачи намеревались прокатить колесо по костям жертвы от ног до головы, однако, заметив, что душа юноши отлетела из изуродованного пыткой тела, остановились.

— Довольно! — сказал один из них. Этот мастер своего дела не любил причинять мучения невинным людям, а последнее время, как он заметил, к ним попадали главным образом такие.

— Не буду дробить ему череп. Мальчишка и без того настрадался — какое мужество!

— Это ты верно говоришь. Иначе как бы король не подвесил нас на собственных кишках, — поддакнул его товарищ.

— Джессом тоже был не в восторге от этой затеи. Даже сказал, чтобы мы не слишком мучили парня.

— Тем более что все равно от него ничего не добились.

— Возможно, и добиваться было нечего. Ладно, давай откатывай эту махину назад. По крайней мере если кто из родственников придет забирать тело, лицо осталось целым.

— Чего не скажешь про остальное, — заметил второй палач и негромко присвистнул, глядя на жуткое кровавое месиво, лежавшее перед ним.

* * *

Чуть позднее в тот же день канцлер нанес визит в королевские покои, и первый вопрос, который задал ему Селимус, был о Джорне.

— Ну и как, сказал ли паж то, что нам хотелось услышать?

— Увы, ваше величество, — канцлеру не было необходимости делать опечаленное лицо. Он все еще не оправился от событий сегодняшнего утра и последовавшей за ними бессмысленной пытки и смерти королевского посыльного.

Селимус одарил канцлера колючим взглядом. Рука его застыла в воздухе, так и не выведя королевского имени под государственным документом.

— Вы шутите?

— Даже если у него и были тайны, он унес их с собой в могилу, сир.

Селимус встал из-за стола. Лицо его было искажено гневом — где это видано, чтобы какой-то мальчишка оказался тверже его духом.

— Его ведь колесовали, как я понимаю? — спросил он, хотя сам вопрос прозвучал скорее как обвинение.

— Разумеется, сир, — произнес Джессом как можно спокойнее. — Как вы и распорядились. Какое-то время мальчишка был жив, но как только колесо докатилось до сердца, тотчас испустил дух.

Надо сказать, что канцлера переполняла гордость за себя. Это была первая казнь, с которой он не мог согласиться.

— Так ничего и не сказал?

Джессом развел руками — мол, что поделать, наверно, парню было просто нечего сказать.

— То есть он не проронил ни слова? — допытывался Селимус. Не хватало, чтобы его собственный канцлер стал утаивать от него правду.

Джессом сделал невинное лицо.

— Лишь обычные в таких случаях стоны и крики, сир. Но никаких слов.

— Великолепно! — произнес король, подходя к окну. — Потому что этот наглец явно что-то скрывал. Где тело?

— Полагаю, готово к погребению, сир.

— Канцлер, мне нужно, чтобы вы немного пораскинули мозгами.

— Прошу прощения, сир?

— Думайте! Иначе почему, по-вашему, я назначил вас канцлером? Из-за вашего острого ума. Скажите, что мы упустили? Нечто такое, что избежало нашего внимания. Поразмыслите об этом на досуге — чтобы к завтрашнему дню нашли ответ на этот вопрос — и доложите мне. Мы с вами встретимся как обычно, после утренней верховой прогулки.

Джессом отвесил глубокий поклон. У него было такое чувство, будто ему вспороли живот. Еще бы, кто поручится, что завтра утром он проснется, имея готовый ответ на монарший вопрос. А если учесть капризную натуру короля, то ничего хорошего ждать не приходится.

— Кстати, никаких похорон. Пусть тело посадят на кол и выставят на главной дороге, ведущей в Фелроти… для острастки.

— Как прикажете, сир, — ответил Джессом, предчувствуя недоброе. К тому же от Джорна вряд ли осталось то, что можно посадить на кол. Беспредельная жестокость! — Я прослежу, чтобы ваше распоряжение было выполнено.

— В таком случае до завтра, канцлер! Жду вашего ответа на мой вопрос.

 

Глава 17

На то, чтобы сбросить с себя печаль, у Элспит ушел целый день и следующая за ним ночь. Когда же это ей наконец удалось, она поняла — пора распрощаться с добрыми людьми, которые в трудную минуту позаботились о ней. Девушка видела, что своим задумчивым видом отпугивает спутников, а женщины, которые до этого весело щебетали о том о сем, теперь стараются держаться в сторонке, чтобы не докучать ей разговорами.

Кибитки остановились у Пяти Дорог. В этом месте дорога и впрямь расходилась во все стороны, и Элспит распрощалась со своими попутчиками. Она даже заставила себя улыбнуться и тепло обняла обеих женщин, особенно Руфь.

— Я буду переживать за тебя, — сказала та.

— Не стоит, — заверила ее Элспит. — Я смогу позаботиться о себе.

— Но если хочешь, можешь остаться с нами, — предложила Мэг.

Элспит прониклась благодарностью к добрым женщинам — в конце концов, мир не такое уж сплошное зло.

— Спасибо. Я бы осталась, но мне нужно найти сестру Корелди — собственно, к ней я и держала путь, когда набрела на вас.

— Ты уж меня прости, — произнес Хэм — он все еще переживал, что сообщил попутчице дурную весть, — и вручил ей мешок с провизией.

Элспит взяла мешок и пожала Хэму руку, чтобы тот не терзался.

— Вы все были так добры ко мне. Уж лучше услышать такую весть от добрых людей, чем от тех, кто будет потом злорадствовать. А за меня можете не беспокоиться. Со мной все будет хорошо, обещаю вам. Конечно, известие меня потрясло, но я, как только передам новость семье Корелди, займусь своей собственной жизнью, — солгала она.

Девушка надеялась, что никто не спросит ни о вымышленной сестре, ни о том, где же тот самый дом, который она ищет. На счастье Элспит, ее никто об этом не спросил, и после очередных объятий и слов прощания кибитки с ее новыми знакомыми покатили дальше, держа путь на восток, к границе Бриавеля, и вскоре скрылись из виду. Оставшись одна, Элспит задумалась. Конечно, она могла бы проделать оставшийся путь вместе со своими благодетелями и таким образом достигла бы Фелроти гораздо быстрее. Но ей действительно хотелось оказаться одной. На душе полегчало. Она повернула на дорогу, которая вела на северо-восток. То был кратчайший путь до Фелроти. Казалось, что внутри у нее все застыло или умерло. Сознание притупилось. Сначала зов Лотрина и вот теперь известие о том, что Уила больше нет в живых, лишили ее душевных сил.

— Теперь все зависит только от меня, — сказала она и зашагала по пустынной дороге.

Как ни странно, звук собственного голоса вселил мужество. Сначала она сдержит обещание, данное Уилу, — отыщет его сестру и передаст под защиту герцога Фелроти. После чего вернется в Йентро и проведает тетушку, если, конечно, старушка все еще жива. От тетушки всегда можно получить дельный совет. Придя в Йентро, Элспит соберет все имеющиеся у нее средства, а потом отправится на север, в горы. Мысль о том, что ей придется оказаться среди голых скал в суровое время года, не слишком вдохновляла, но стоило ей вспомнить голос Лотрина, как она тотчас сказала себе, что не имеет права понапрасну терять время.

Покоя не давала одна единственная мысль — что сталось с Лотрином. И она непременно это выяснит, даже если такое знание будет стоить ей жизни. Ведь именно благодаря его любви она впервые забыла, что такое одиночество. Нет, она не отступится, она будет сражаться до конца.

Элспит расправила хрупкие плечи, гордо вскинула голову и зашагала по дороге, исполненная решимости выполнить обещание.

* * *

Илена и Пил присоединились к пестрой толпе людей и животных, что брели через главную площадь городка Дорчистер Грин. День был рыночный, и в воздухе носились ароматы свежеиспеченного хлеба и горячих мясных пирогов, отчего им еще сильнее захотелось есть.

— Когда мы с тобой ели в последний раз? — спросила Илена, глядя на огромные круглые головы сыра и горшки супа из потрохов.

В животе у Пила громко заурчало.

— Не помню, госпожа, — ответил он, отступая в сторону, чтобы мимо, вальяжно покачивая боками, прошествовала корова. — Но останавливаться нельзя, тем более что у нас нет денег.

Отчаяние уступило место раздражению.

— Но это же несправедливо! У меня есть деньги, другое дело, что у меня их нет при себе! Извини, Пил.

— Ну-ну, не надо, — попытался успокоить ее юноша и даже взял за руку. Ему не надо было ничего объяснять. Его спутница привыкла ни в чем себе не отказывать. Ей не надо было думать о том, где и что она съест в следующий раз. Впрочем, за стенами монастыря и он сам жил в относительном удобстве, по крайней мере еды там было всегда вдоволь.

— Пойдемте, мы не можем тут задерживаться.

Привлеченные пестротой красок, они остановились у прилавка с фруктами. Теперь в животе громко урчало у обоих, тем более что к ароматам фруктов присоединился еще один упоительный запах — жареного мяса.

— Мы не продержимся и дня, если не поедим, — жалобно произнесла Илена.

Она была права, но Пил лишь пожал плечами — впрочем, что еще ему оставалось.

— Единственный выход — украсть что-нибудь, госпожа. Однако, боюсь, что я не смогу этого сделать.

— В таком случае придется просить подаяния, — ответила Илена, причем с такой решительностью, что у Пила не нашлось слов, чтобы возразить ей. — Да-да, — продолжала она, — я буду петь, У меня неплохой голос, по крайней мере мне так говорили. Пением я заработаю нам на хлеб, а ты… ты спляшешь рядом со мной джигу, — закончила она уже не столь уверенно.

— Хорошо, — храбро согласился Пил, в надежде на то, что его собственный голос не выдаст сомнения относительно этой весьма унизительной затеи. — Можно попробовать. Я ведь тоже жутко проголодался, госпожа.

На лице Илены появилось нечто похожее на улыбку, правда, довольно грустную.

— Тогда давай поскорее встанем вон там, рядом с городским колодцем.

Пил поплелся за ней следом, размышляя, сумеет ли Илена своим голосом заглушить стоявший на площади гам: торговцы наперебой зазывали покупателей к своим товарам, громко мычали коровы, ревели быки, дети с визгом носились друг за дружкой, играя в догонялки.

— Вот здесь, — велела ему Илена. — Положи к ногам шапку.

Пил смущенно выполнил ее распоряжение.

— Вы и в самом деле хотите, чтобы я танцевал, госпожа? — спросил он упавшим голосом. — Я ведь и так едва держусь на ногах.

— Если не можешь, то не надо, — согласилась Илена. Она расправила порванную юбку и убрала с лица всклокоченные волосы. — Просто я подумала, почему бы нет? Самое главное — улыбайся прохожим, чтобы они пожалели нас. Вот если бы у тебя была выбрита тонзура… Люди обычно сочувственно относятся к монахам, — добавила она и прокашлялась, перед тем как запеть.

Пил принялся разглядывать свои ноги. Он ждал. Когда же Илена запела, паренек от неожиданности открыл глаза, удивленный тем, каким звонким и чистым оказался ее голос, и принялся искоса наблюдать за Иленой. Голос ее и впрямь звучал как серебряный колокольчик и рвался вверх, к небесам, как птица, выпущенная из клетки. Пил тотчас узнал песню — печальную балладу о девушке и юноше, которые росли вместе, стали возлюбленными, и их страсть благословили сами боги. Но юноша убит ревнивцем-соперником… и баллада продолжалась дальше, бередя душу.

Вскоре рядом с ними начала собираться толпа. Илена удачно выбрала песню — баллада была длинная, в добрую дюжину куплетов, и таким образом успела привлечь к себе внимание. Понимая, что его присутствие больше не обязательно, Пил отступил в сторонку. Слушатели стояли, устремив взгляды на прекрасную, хотя и непричесанную певунью, которая изливала в песне свою неуемную печаль. Илена же, погруженная в собственные мысли, не замечала их. Не заметила она и того, как в шапку упали первые монетки, как люди постепенно притихли, слушая ее, словно зачарованные.

А вот от внимания Пила ничего не ускользнуло. В частности, он заметил, что из соседней таверны вышел некий человек, судя по платью, богатый дворянин. Будучи в годах, он оставался красивым, статным мужчиной. Волосы, некогда светлые, но уже тронутые сединой, были гладко зачесаны назад, что еще больше подчеркивало правильные черты лица, на котором кое-где пролегли морщины. Короткая бородка являла собой мешанину цветов — желтоватого, серебристого и кое-где даже рыжего, что придавало лицу незнакомца особую привлекательность. Взгляд глубоко посаженных голубых глаз был устремлен на Илену. С ним рядом стоял еще один человек, вероятно, его спутник. Мужчина тотчас сделал ему знак, чтобы тот замолчал. Судя по всему, бородач привык раздавать повеления, и даже складки, залегшие в уголках рта, говорили о твердости характера и силе воли. Выйдя из дверей трактира, он пересек площадь. Люди покорно расступались, пропуская его вперед, отгоняя с пути коз и осликов.

Пил обратил внимание, что в тот момент, когда Илена дошла до самого печального куплета, незнакомец прищурился. Другие мужчины, которые, судя по всему, были здесь вместе с ним, тоже начали подходить ближе. Один даже рискнул что-то сказать своему повелителю, однако тот вновь сделал знак, чтобы ему не мешали слушать. Тот, кому приказано было молчать, обернулся, ища поддержки у других, однако так и не получив ее, недоуменно пожал плечами. Все понимали, что им придется на какое-то время набраться терпения.

Наконец Илена довела балладу до душераздирающего конца. Из толпы тотчас послышались крики одобрения, люди подались вперед и принялись кидать в шапку монетки. Загадочный незнакомец, оттеснив людей, подошел ближе. Пил отметил про себя, что люди тотчас уступают ему дорогу, некоторые даже отвешивают поклоны. Нет, это не местный дворянин, а кто-то из высшей знати.

Пил осторожно приблизился к шапке и нагнулся, чтобы подобрать ее с земли. Илена, закрыв глаза, тяжело прислонилась к колодцу — после исполнения баллады у нее не осталось сил. К тому же песня наверняка разбередила душу, ведь в ней рассказывалась история ее собственной трагической любви. Как и героиня песни, она потеряла любимого человека. Незнакомец взял ее за руку, и Пил понял: несмотря на грязное платье и всклокоченные волосы, человек этот узнал в ней женщину знатного происхождения, иначе почему бы он поднес ее руку к своим губам. Скорее всего ее выдала одежда, подумал Пил. Такие наряды полагались лишь благородным дамам.

— Госпожа, — вежливо произнес незнакомец, — у вас ангельский голос.

Его собственный был мягок и вкрадчив, и Пилу показалось, что он уже где-то слышал его.

Илена широко раскрыла глаза — но нет, человек этот, судя по всему, был ей незнаком. Она, насколько позволяли силы, отвесила поклон.

— Благодарю вас, сударь. Я уповала на то, что мой голос добудет пропитание мне и моему спутнику, — сказала она и повернулась к Пилу. Когда же Илена вновь посмотрела в глаза незнакомцу, те приобрели оттенок морской воды в бурю.

— Разрази меня всемогущий Шарр! — воскликнул он. — Но вам, госпожа, не пристало петь, чтобы зарабатывать себе на пропитание. Где ваша семья? Хотел бы я знать, кто довел вас до такого плачевного состояния.

— Моя семья? — еле слышно переспросила Илена, и вновь повторила. — Моя семья… ее больше нет, сударь. Я единственная, кто еще жив, и спасаюсь от тех, кто желает причинить мне зло.

Незнакомец нетерпеливо вздохнул и подозвал одного из своих людей.

— Она слаба, возьми ее на руки, — распорядился он и сбросил с себя плащ.

Человек послушно выполнил его приказание. Благородный незнакомец укутал Илену в свой плащ, и в этот момент Пил решил, что ему пора заявить о себе.

— Господин, — произнес он, выходя вперед. — Мое имя Пил.

— И?

— Я монах, — добавил Пил, — точнее, послушник… И мне было поручено оставаться рядом с госпожой Иленой. Она несколько недель набиралась сил в нашем монастыре, но наши скитания через всю страну вновь измотали ее.

Пилу показалось, что он неплохо справился со своей задачей — представился и кратко изложил то, что с ними случилась, В свое время брат Якуб учил его, что краткость — одно из самых лучших человеческих качеств.

Благородный незнакомец пристально посмотрел на него.

— Следуй за мной, — произнес он.

Пил трусцой пустился за ним вслед, едва поспевая за размашистыми шагами. Он по-прежнему держал в руке шапку с подаянием, и при каждом его шаге монетки подпрыгивали и позвякивали. Все вместе они вернулись в трактир, где незнакомец провел их прямиком в обеденный зал. Не терпящим возражений тоном он отдал распоряжения, и повара поспешно принялись выполнять его приказания. Свита засуетилась, забегала взад и вперед, чтобы как можно скорее выполнить все, что от них требовалось.

Вскоре они уловили запах жареного бекона, отчего у Пила голова пошла кругом.

— Сначала поешьте! — велел незнакомец. — А потом мы с вами поговорим.

Илене принесли кубок горячего молока со специями. Она молча выпила предложенный напиток, одарив служанку благодарным взглядом. Перед Пилом тоже поставили кубок. Юноша залпом выпил его содержимое и тотчас ощутил, как по телу разливается благотворное тепло.

— Спасибо, господин, — произнес он, с вожделением глядя на огромные ломти хлеба, густо намазанные маслом, и подрумяненные кусочки жареного бекона. Какие тут слова, если рот исходит слюной. Он набросился на еду молча, но с аппетитом, лишь изредка бросая взгляд на Илену. Та съела предложенный хлеб, но так и не притронулась к мясу. Их новый знакомый на какое-то время оставил их за столом одних, а сам, отойдя в сторону, негромко принялся о чем-то разговаривать с человеком, который, как понял Пил, был вторым после него по старшинству. Не успел Пил закончить трапезу, как его тотчас потянуло в сон. Однако поспать ему не дали.

— Ну а теперь поговорим, — произнес незнакомец и позвал Пила в угол комнаты, где на столе красовался поднос, уставленный бокалами эля.

— Сударь! — воскликнула Илена. — Я могу рассказать о себе сама!

— Что ж, тогда прошу! — коротко ответил тот. — Можете говорить не стесняясь.

Илена посмотрела на Пила и даже нашла в себе силы улыбнуться. Оба понимали, что им нужно с кем-то поделиться пережитым, а тут как раз нашелся человек, готовый их выслушать. Пил ободряюще кивнул — в глазах своей спутницы он заметил былой блеск, да и выражение лица Илены уже не было столь печальным. Воистину, сытная пища способна творить чудеса.

Когда Илена начала свой рассказ, голос ее даже не дрогнул.

— Мы пришли сюда из Риттилуортского монастыря, вернее, были вынуждены бежать оттуда.

Их собеседник нахмурился.

— Это почему же?

Илена горестно вздохнула.

— Неужели, весть о том, что случилось, еще не долетела до вашего северного края?

Человек вопросительно посмотрел из-под тронутых сединою бровей — он явно ждал продолжения рассказа.

— Монастырь был безжалостно предан огню, сударь. Большинство простых монахов убиты на месте, старшим же уготовили мучительную смерть на кресте.

Две пивные кружки с грохотом опустились на стол, эль выплеснулся на руки тех, кто их держал — это оба слушателя выразили таким образом свое возмущение.

— Что?! — Их новый знакомец явно отказывался верить в услышанное.

— Я говорю чистую правду, ибо все видела собственными глазами. Нам посчастливилось спрятаться, но мы стали свидетелями того, как королевские солдаты устроили резню, зверски убивая монахов одного за другим.

Перед глазами у Илены вновь возникла жуткая картина того страшного утра, и она почувствовала, что ей вот-вот станет дурно.

— Это был такой ужас, что его невозможно передать словами, господин. Солдаты нагрянули в час, когда монахи хранят обет молчания, и с той самой минуты мы, не зная отдыха, спасаемся бегством.

— Похоже, все было просчитано заранее — они застали всех на месте, — отозвался второй собеседник.

Илена впервые присмотрелась к нему внимательнее. Его улыбка и шевелюра золотистых локонов повергли ее в смятение. Незнакомец как две капли воды походил на ее покойного мужа. Даже бородка — и та точно такая же! Не укрылось от Илены и то, что между двумя мужчинами есть несомненное сходство. Уж не отец ли это с сыном, подумала она, не заметив даже, что рассуждает вслух.

— Верно, это мой сын Крис. Приношу глубочайшие извинения за то, что забыл представиться. Я — Йериб Донал, герцог Фелроти.

Илена тотчас лишилась дара речи и лишь молча переводила взгляд с отца на родного брата своего возлюбленного Элида. И внезапно копившиеся под гнетом молчания чувства — страх за собственную жизнь, горе из-за потери близких людей — накрыли ее словно гигантской волной. Илена разрыдалась. Оба мужчины в ужасе смотрели на сотрясаемую рыданиями молодую женщину, не зная, чем ей помочь.

Первым нарушил молчание Пил.

— Это надо же, господин! Ведь это именно к вам мы держали путь! — выпалил он и посмотрел на Илену. — Перед вами госпожа Илена Тирск.

— Дочь Фергюса Тирска? Невеста моего сына? — взревел старший.

— Да, господин! — подтвердила Илена, когда ей наконец удалось немного унять рыдания. — И я принесла вам дурные вести.

— Мне, право, жаль, что мы встретились при таких необычных обстоятельствах, — сердечно произнес Крис, подавая ей руку. Однако улыбка тотчас застыла на его лице, а лоб собрался складками.

— А где же Элид?

— Мой сын Элид, почему его с вами нет? — Герцог взял руку Илены в свою.

Илена не знала, что ответить. Она только что пережила радость от встречи с герцогом, и вот теперь ей предстояло сообщить ему скорбную весть.

— Нет, господин, его с нами нет, — произнесла она, с трудом подбирая слова. — Простите меня… — Она перевела глаза на Криса. Тот по-прежнему смотрел на нее непонимающим взглядом. — Именно поэтому я и пришла сюда — чтобы сказать, что Элида больше нет в живых.

Воцарилась гнетущая тишина — такая тяжелая, что Илене показалось, она вот-вот будет раздавлена ее весом. Ей было жаль обоих, и отца, и сына. Нет, конечно, она все еще скорбела по Элиду, однако смогла смириться с его смертью, поскольку то был единственный для нее путь к отмщению. Ей становилось страшно при этой мысли, но куда страшнее было то, что Селимус устроил на нее охоту, выслеживал, преследовал по пятам. И он не остановится, пока не настигнет ее, это Илена знала точно. Но разве можно провести всю свою жизнь в бегах, тем более что Селимус ни за что не отступится? В свое время то же самое сказал Уил, когда Элид завел с ним разговор о бегстве. Так что лучше остановиться и, встретив врага лицом к лицу, сразиться с ним. Тех, кого нет, больше не вернуть, однако душевные муки можно облегчить хотя бы попыткой свергнуть кровожадного тирана. Отцу Элида и его брату еще предстоит до конца понять смысл ее слов, не говоря уже о том, что им пока неизвестны подробности убийства. Йериб в упор смотрел на нее, нахмурив брови.

— Нет в живых, говорите? — наконец переспросил он.

Илена безучастно кивнула, слезы иссякли, а с ними все чувства.

— Простите меня, — покачала она головой и понурилась. — Я могла бы вам рассказать многое, ваше сиятельство, но даже не знаю, с чего начать. Скажу одно — вы единственный, кто стоит между мною и моей смертью.

— Здесь не подходящее место для разговора, — произнес герцог и на минуту от горя закрыл глаза. — Я выслушаю ваш рассказ до конца, но не здесь. Если мы будем всю дорогу гнать лошадей галопом, то к ночи успеем в Тентердин.

Крис потянулся через стол и пожал Илене руку, чтобы хоть как-то взбодрить ее. В этом он был вторым Элидом — тот никогда не стеснялся выражать свои чувства ни жестом, ни словом. Илена не осмелилась посмотреть ему в глаза, опасаясь, что вновь расплачется.

— Тентердин — наше родовое гнездо. Там вы будете в безопасности, — шепнул он ей. — Ты умеешь ездить верхом? — обернулся Крис к послушнику.

Пил кивнул. Ему показалось, что взять дело в руки решил сын герцога, ибо его отец сидел окаменев и не проронив ни слова. Крис, положив ему на плечо руку, сам тем временем принялся раздавать распоряжения.

— Отлично. Идите на улицу и велите Парксу найти еще одну лошадь. Скажите, что таков мой приказ. Госпожа Илена поедет вместе со мной. Надеюсь, вы ничего не имеете против, госпожа?

— Я?.. Да-да, конечно, — пролепетала Илена. В глубине души ей было страшно ехать вместе с тем, кто являл собой точный до жути портрет ее покойного мужа.

 

Глава 18

Уил знал, что еще немного и загонит лошадь. Наконец он перевел кобылу из галопа в карьер, а затем и вообще перешел на рысь, давая животному немного остыть. Он не решился спешиться и продолжал ехать верхом, ласково поглаживая лошадку по шее. Та в ответ потряхивала гривой.

Вскоре он, как и ожидал, приблизился к небольшому ручью, который еще издали возвестил о себе веселым журчанием. Уил тотчас увел лошадь с дороги под шатер низко нависших ветвей и через некоторое время выехал на залитую солнцем поляну, где можно было передохнуть. Он спешился и подвел лошадь к воде. Животное тотчас жадно принялось пить. Уил по-прежнему переживал за Илену и был готов сию же минуту продолжить путь. Однако даже если король и выслал кого-то ему вдогонку, преследователи оставались далеко позади. Он лелеял надежду, что король обнаружит его исчезновение лишь утром, но даже и в этом случае вряд ли заподозрит что-то и потому никак не отреагирует на подобную спешку. Возможно, король с канцлером решат, что Лейен без промедления бросилась выполнять поручение. Нет, конечно, они наверняка сочтут странным, что она не простилась с королем, но, с другой стороны, неучтивость искупается рвением.

Нет, не Селимус и не Джессом представляют сейчас для него главную опасность, а Аремис. И снова Уил утешил себя тем, что опередил наемника на целую ночь и, возможно, даже утро. К тому времени, когда Аремис обнаружит, что Фарил исчезла, Уил уже покроет половину пути до Фелроти.

Успокоив себя этой мыслью, он позволил кобыле передохнуть: расседлал ее, подвесил торбу с овсом и даже слегка почистил ей бока. И лишь после этого сам опустился на землю рядом с толстым стволом какого-то дерева, где его тотчас сморил подкравшийся незаметно сон — в противном случае он бы гораздо раньше услышал цокот лошадиных копыт по дороге. Сжав в каждой руке по кинжалу, Уил вскочил и принял боевую позу. Донесшийся треск ломающихся веток мог означать только одно — сюда приближается верховой ездок. Уил понятия не имел, кто это может быть, однако тотчас решил, что будет сражаться до победного конца, и, пригнувшись ниже, приготовился нанести удар.

На поляну с ревом вылетел Аремис. Увидев, кто перед ним, Уил замешкался. Наемник воспользовался его растерянностью и, соскочив с коня, набросился на свою жертву и повалил на землю. Сцепившись в схватке, противники покатились но траве. Вскоре Аремис издал сдавленный стон и всем своим весом навалился на Уила. Он лежал на нем ничком несколько секунд, отчего Уил не мог ни пошевелиться, ни вздохнуть.

— Не думал, что ты пустишь в ход нож, — произнес наконец Аремис, скатываясь на траву. По его рубашке растекалось пятно крови.

— Ты идиот! — крикнул в ответ Уил.

— Это точно, сам виноват, — ухмыльнулся наемник, но уже в следующее мгновение его лицо исказилось от боли, и он закрыл глаза. — Черт, больно, однако.

— Не двигайся, — приказал Уил и с помощью второго ножа разрезал рубашку. — Тебе еще крупно повезло, что это рука, а не твое сумасбродное сердце.

— А я-то думал, что ты всегда попадаешь в цель.

— Попадаю.

— Что помешало на этот раз?

— Прекрати пустые разговоры. Лучше расскажи мне, что ты здесь делаешь? — сердито произнес Уил, хотя уже и сам все понял. Он отрезал кусок ткани от собственной рубашки и, намочив его в ручье, промыл рану.

— Как что? Преследую тебя, — ответил Аремис с легким упреком в голосе. Несмотря на боль, прикосновения рук Фарил доставляли ему удовольствие. А как приятно было вновь заглянуть в загадочные кошачьи глаза! — Почему ты уехала без меня?

— Привыкла работать одна. Можно подумать, тебе это неизвестно.

— Даже если приказ короля требует, чтобы мы действовали вместе?

— Даже в таком случае. Он требует от нас чистой работы, так зачем мне нужен кто-то второй, кто может все испортить?

— С той единственной разницей, что ты не собираешься исполнять ничьи приказы. Угадал? — произнес Аремис, убирая от себя руку Фарил. — Расскажи-ка лучше мне всю правду.

— Правду о чем?! — вскричал Уил. Как он ненавидел в это мгновение свой визгливый женский голос и будто свалившегося с неба верзилу-наемника!

— О том, что в твои намерения не входит убивать Илену Тирск.

Уил выпрямился и отбросил в сторону окровавленный лоскут.

— Рана глубокая, надо будет наложить швы. Благодари судьбу, что не затронут крупный сосуд. Ты позволишь мне перевязать тебе рану?

— Будь так добра.

Уил наложил давящую повязку, чтобы остановить кровотечение, после чего перебинтовал рану оторванной от рубашки чистой полоской полотна.

— На какое-то время хватит, но ты все равно должен непременно показаться лекарю.

— Сколько можно говорить о моей руке, женщина! Я жду, когда ты расскажешь мне свою историю!

— Отстань от меня!

— Увы, никак не могу. Нам с тобой дано поручение — за которое, между прочим, причитаются очень хорошие деньги — и не кем-нибудь, а самим королем Моргравии. Я не вижу причин, почему мы не должны это поручение выполнить.

— В таком случае считай, что ты уже мертвец, — отозвался Уил уже без прежней ожесточенности.

Аремис не сомневался, что Фарил сдержит свое слово.

— И ты намерена отправить меня на тот свет?

— Ничего другого не остается, — ответил Уил, отодвигаясь подальше от своего спутника.

— Потому что ее жизнь что-то для тебя значит. Зачем тебе понадобилось защищать эту женщину, если Селимус убеждал нас, что она представляет опасность для всего королевства?

Уил расхохотался, правда, смех получился злой. Аремис даже поморщился. С другой стороны, он словно разрушил невидимую стену, и Уил заговорил. Рассказал все.

— Ей лишь недавно исполнилось семнадцать. Она потеряла мать при рождении, отца — еще будучи малюткой, а брата… — тут Уил осекся, однако тотчас прокашлялся и продолжил, — …ее брат, Уил Тирск, был убит по приказу нынешнего короля Моргравии. Селимус давно проникся к нему ревностью, а все потому, что король Магнус любил его больше, нежели своего родного сына.

Уил продолжил свой рассказ, и с каждой минутой голос его, исполненный гнева, звучал все резче.

— Илена Тирск овдовела в считанные часы после бракосочетания. У нее на глазах отрубили голову ее мужу, чье преступление состояло лишь в том, что он, любя свою невесту, отказал королю в праве первой ночи. Илену заставили стоять на коленях в луже крови казненного мужа, еще горячей и бившей фонтаном из обезглавленного тела. А в это время над ее собственной шеей, лежащей на плахе, палач уже занес топор.

Аремис слушал его рассказ, становясь бледнее с каждой минутой.

— А откуда это известно тебе?

— Потому что меня заставили смотреть! — с нескрываемой злостью воскликнул Уил.

Аремис попытался было что-то спросить, но Уил поспешил продолжить свою страстную речь.

— Ее жизнь была спасена лишь благодаря этому, что я поддался на угрозы и согласился выполнить королевское поручение. В противном случае Илену лишили бы жизни на моих глазах.

— И что это за поручение? — пробормотал Аремис. Рассказ Фарил окончательно сбил его с толку. Невозможно было понять, о ком она говорит, о себе или о ком-то другом.

— Устроить встречу с королем Валором Бриавельским. Имя Тирск было для Валора не пустым звуком. Он уважал моего отца несмотря даже на то, что они были заклятыми врагами. Лишь по этой причине он согласился допустить к себе во дворец моргравийца.

Аремис недоуменно покачал головой — с какой стати Фарил вдруг заговорила от лица Уила Тирска? Однако она продолжала говорить — все также безучастно и монотонно, и он не рискнул прервать ее.

— Селимус использовал Уила Тирска, чтобы тот добился аудиенции у бриавельского короля и склонил его к согласию на брак его дочери Валентины с моргравийским монархом. Тем самым Селимус надеялся внушить своему южному соседу ложное самоуспокоение. Одновременно он отдал тайный приказ убить Валора, а заодно и меня. Убийство должно было состояться в покоях самого короля во время аудиенции, то есть в те самые минуты, когда я обговаривал с Валором предстоящий брак его дочери.

Уил говорил еле слышно и лишь изредка печально покачивал головой, вспоминая пережитое. Аремис слушал, затаив дыхание. Ему не терпелось услышать, чем же закончилась эта кровавая драма.

— Ты, помнится, как-то раз упомянул имя Корелди? — неожиданно спросил Уил, поднимая глаза.

Аремис кивнул.

— Я солгал тебе. Мы с ним знакомы… вернее, были знакомы. Он был в посольстве, отправленном в Бриавель, и в некотором роде спас жизнь Уила Тирска. Вместе они спасли жизнь принцессы Валентины, нынешней королевы Бриавеля.

Аремис окончательно запутался. Он точно знал, что Тирск мертв, тогда каким образом Корелди мог спасти ему жизнь? Непонятно. Однако он не стал задавать лишних вопросов, решив, что лучше выслушать все конца.

— Корелди отвез тело Тирска назад, в Перлис. В первую очередь это было сделано для того, чтобы отвести от покойного возможные обвинения в предательстве со стороны Селимуса. В результате Селимус был вынужден похоронить генерала со всеми полагающимися тому почестями, и его имя, таким образом, осталось незапятнанным. К тому же Корелди пообещал умирающему Тирску, что спасет от короля его сестру, Илену.

Картина начала постепенно проясняться, и Аремис кивнул. Фарил, наконец, перестала говорить от лица Уила Тирска, и все стало гораздо понятнее.

— Когда Корелди обнаружил Илену, та сидела в подземном каземате замка. И это женщина знатного рода, чье детство прошло в коридорах Стоунхарта, которая находилась под личной защитой и покровительством короля Магнуса! Тот любил ее как родную дочь. — Произнеся эти слова, Уил даже вздохнул. — При дворе с ней обращались как с принцессой. То, каким мукам и унижениям подверг Селимус молодую женщину, пока она сидела за решеткой, не поддается описанию. Бедняжка едва не тронулась рассудком. Увы, это уже не та жизнерадостная девушка, которую я когда-то называл своей сестрой.

«Опять она за свое!» — раздраженно подумал Аремис. Интересно, что Фарил хочет этим сказать?

— Корелди спас Илену, притворившись, что хочет заполучить ее себе. Селимус доверял ему как своему человеку, полагая, что именно Корелди убил Тирска. Подозреваю, в душе он злорадствовал по поводу того, что сестра покойного достанется его убийце. Ну кто бы мог подумать, что судьба сыграет с этими Тирсками столь жестокую шутку! — с горечью в голосе добавил Уил.

— И поэтому ты пытаешься ее защитить? Но почему? — задал-таки вопрос Аремис.

— Потому что на ней нет никакой вины. Потому что я ненавижу Селимуса. Потому что она последняя в роду Тирсков, и я поклялся собственной жизнью защищать ее.

Теперь Аремис был сбит с толку окончательно, хотя и пытался разобраться в этой запутанной истории, пусть даже ради Фарил.

— А где же Корелди? Он все еще с ней?

— Он мертв, — произнес Уил, поднимаясь с земли.

— Это как понимать?

— Я его убил, — ответил Уил и направился к лошади, чтобы снова ее оседлать.

Аремис попытался подняться вслед за ним.

— Помоги же мне, черт возьми! — рявкнул он.

— Даже не подумаю. Отныне ты сам по себе. Вставай и приводи себя в порядок. Теперь ты знаешь все, что хотел. Я прошу оставить меня в покое. Кстати, мой тебе совет — отправляйся-ка лучше к себе в Гренадин, как и собирался. Даже не думай приближаться к Илене или же я закончу то, что начал.

Аремис с трудом поднялся с земли.

— В таком случае тебе придется меня убить, потому что, Фарил, пока я не узнаю всей правды, мне нет резона отказываться от порученного дела. Что мне до страданий этой самой твоей Илены Тирск, пусть даже она и натерпелась их немало?!

— Что ж, я тебя предупредил, и в следующий раз моя рука не дрогнет. — В глазах Уила сверкнула угроза.

— Тогда ответь мне на один вопрос: почему ты все время говоришь, что Фергюс Тирск — твой отец?

Уил тотчас напрягся, что не ускользнуло от Аремиса. Фарил стояла к нему спиной, но она словно забыла, куда и зачем шла. Руки ее безвольно упали вдоль тела.

— А еще ты говорила, будто король угрожал тебе, будто на твоих глазах был замучен муж Илены! Но ведь когда Селимус принимал нас у себя, он тебя видел впервые. Можно подумать, я этого не понял. Так кто из нас двоих тронулся умом?

Фарил резко обернулась к нему — глаза ее метали молнии. Но Аремиса это не остановило.

— Послушать тебя, Илена тебе вроде как сестра, но как такое может быть, объясни мне, Фарил? — Аремис едва ли не выкрикнул свой вопрос, так он был зол и так ему хотелось получить наконец правдивый ответ.

Наемник не заметил, как все произошло. Движения его спутницы были столь стремительны, что он не сумел бы противостоять ей, даже будь его раненая рука здорова, а он сам имел в запасе добрых полдня. В мгновение ока Фарил приставила ему к горлу нож и вывернула больную руку за спину. Аремис вскрикнул от нестерпимой боли и тотчас понял, что рана вновь начала кровоточить. Он пытался бороться, хотя и понимал, что это бесполезно, тем более что копчик лезвия уже надрезал кожу у него на горле. Заливая рубашку, брызнула кровь, и он прекратил все попытки к сопротивлению.

— Будь ты проклят, Аремис из Гренадина! Ты вечно путаешься у меня под ногами! Я — Уил Тирск! — прорычал Уил в ухо своей жертве, после чего оттолкнул наемника от себя. Прижав здоровой рукой раненую, Аремис шагнул вперед и встал перед ним, глядя в глаза. В эти минуты Фарил походила на дикого зверя. Аремис не сомневался, что она в любой миг может вновь броситься на него, и тогда срок его пребывания на этом свете пойдет на секунды, а сам он рухнет бездыханный, с перерезанным горлом.

Он слышал ее надрывное дыхание, видел застывшие в глазах слезы.

— Прошу тебя, Аремис, оставь меня!

Она просила его о том, чего он никак не мог. Ее гневные слова притупили в нем инстинкт самосохранения. Аремис решил, что не отступится.

— Фарил, умоляю тебя! — обратился он к ней голосом полным теплоты и тревоги.

— Мое имя Уил, — услышал он в ответ на свою мольбу. Фарил тут же отвернулась, чтобы он не видел, что ей тоже больно.

Аремис на несколько минут оставил ее в покое, давая возможность и ей, и себе самому перевести дух. Затем подошел к женщине, на всякий случай прикрывая рану рукой.

— Прошу тебя, объясни мне так, чтобы я все понял! Я хочу помочь тебе.

— Помочь? — печально переспросила Фарил. — Я ведь прошу тебя об одном — чтобы ты оставил в покое Илену.

— Обещаю тебе, — произнес Аремис недрогнувшим голосом, — что сделаю все для того, чтобы с ее головы не упал не единый волос. По крайней мере пока я жив.

Уил или Фарил — какая разница, кто перед ним, — медленно повернулась, и Аремис увидел в ее глазах новый блеск, в котором он прочел для себя надежду.

— Ты готов поклясться?

Аремис устало кивнул.

— Если настаиваешь, я готов поклясться собственной кровью.

— А что взамен?

— Твоя история — от начала и до конца, — произнес он и машинально вскинул руку, защищаясь от удара, который мог настичь его в любой миг. — И тогда я готов помочь тебе в любом деле, какое ты только задумала.

— Но почему?

Аремис растерянно пожал плечами.

— Потому что я перед тобой виноват. Ведь это я передал тебя Джессому.

— Но ты ничем мне не был обязан. К тому же тебе хорошо заплатили.

— Думаю, моя верность стоит дороже. И принадлежит тебе, хотя, если честно сказать, я сам толком не понимаю, кому я в ней клянусь, — добавил он, потирая лицо.

Уил потянулся за бурдюком с водой и передал его в руки Аремису.

— На, попей, тебе сразу станет легче. А теперь садись и слушай меня внимательно.

Если Аремис и считал, что немало повидал на своем веку, то он ошибался. Уил Тирск приступил к изложению своей истории, и у наемника постепенно возникло впечатление, будто он находится в обществе трех разных людей.

Когда же Уил закончил свой рассказ, они еще долго сидели молча. Вокруг с веселым жужжанием носились пчелы, время от времени то заползая в яркие желто-оранжевые цветы, что росли по берегам ручья, то, насытившись нектаром, выползали, чтобы вновь перелетать от цветка к цветку. А еще выше щебетали воробьи, и в поисках червячков и гусениц сновали туда-сюда дрозды — не иначе, как где-то среди ветвей их ждал выводок голодных ртов.

Уже почти весна, рассеянно подумал Аремис, а вслух коротко, опасаясь ляпнуть лишнее, произнес:

— Спасибо.

— Так что теперь, если ты меня предашь, я тебя точно убью, — пригрозил Уил. С одной стороны, излив душу, он испытал несказанное облегчение, с другой — чувствовал себя крайне неловко.

Аремис глубоко вздохнул.

— Я поклялся хранить тебе верность. А такие слова не бросают на ветер. По крайней мере я еще ни одному мужчине такой клятвы не давал.

— Спасибо, что ты считаешь меня мужчиной, — искренне поблагодарил его Уил.

Аремис фыркнул.

— А я еще надеялся переспать с тобой!

Уил был сражен наповал этим признанием, но в следующее мгновение они оба весело расхохотались, что помогло преодолеть неловкость.

— Знаешь, у тебя просто потрясающая грудь, — добавил Аремис. Его потянуло на шутки.

Уил выгнул бровь.

— Похоже, что да.

— Послушай, а как ты отнесешься к тому…

— Даже не думай! — раздался ответ, и оба вновь покатились со смеху. — Мне эти сокровища не принадлежат… Я им… вроде как сторож.

— А кто еще об этом знает?

— Мальчишка по имени Финч, который пользуется моим полным доверием. Одна старая женщина, ясновидящая, которая первой ощутила во мне действие чар. Ее племянница, Элспит, которая, как я надеюсь, уже нашла Илену, — задумчиво произнес Уил и спустя мгновение добавил: — И еще один храбрый воин из Скалистых гор.

— Горец?

— Его имя Лотрин, и у меня есть все основания предполагать, что он отдал собственную жизнь ради моего спасения.

— То есть, ты так предполагаешь? Тебе не известно точно, жив он или мертв?

— Хотелось бы надеяться на последнее, — пожал пленами Уил.

Аремис удивленно посмотрел на своего спутника.

— Думаю, в его случае лучше умереть, нежели угодить в лапы к Кайлеху — ответил Уил с горечью в голосе.

Аремис не стал донимать его расспросами.

— Так, значит, королева Валентина считает тебя мертвецом?

— Я и так в некотором роде мертвец, — кисло улыбнулся Уил. — Своей дружбой она одарила не меня, а Ромена Корелди. Это его убила Фарил из Кумба. Смею предполагать, об этом мало кто пока знает, хотя кое-какие подозрения уже наверняка возникли.

— То есть королеве ничего не известно про чары, что хранят тебе жизнь?

Уил отрицательно покачал головой.

— Думаю, Финч пытался с ней поговорить, но бриавельцы настроены к магии еще более враждебно, чем моргравийцы. А ведь мы еще совсем недавно охотились на женщин, заподозренных в колдовстве, подвергали их страшным пыткам и сжигали на костре. Мы до сих пор не избавились от страха перед магией. В Бриавеле таких зверств никогда не было, но лишь потому, что там просто не верят в колдовство. Думаю, Валентина никогда бы во все это не поверила.

— Да мне и самому верится с трудом, — признался Аремис. — Но тебе я верю. В тебе столько всего странного, что просто нельзя не поверить.

Он все еще пытался свыкнуться с мыслью, что сидящая передним женщина когда-то имела обличье пресловутого Ромена Корелди, такого же гренадинца, как и он.

— Ты их ощущаешь? — поинтересовался наемник.

— Ромена или Фарил? — уточнил Уил, поднимая глаза.

— Да нет, свои сиськи.

При этих словах Уил разразился хохотом. Аремис же стал свидетелем довольно редкого зрелища — смеющейся Фарил.

— Черт возьми, приятно узнать, что ты умеешь смеяться, — признался он.

— Просто ни у тебя, ни у меня в последние недели не было повода для веселья.

— Извини, я все-таки имел в виду тех двоих, — нехотя признался Аремис.

— Как сказать, они всегда при мне, но, скорее, как некое духовное напоминание об их существовании. Иногда мне удается вытащить из них кое-какие воспоминания, хотя те и исчезают довольно быстро. Странно, но мне передались все их умения и многое из того, что было известно им. Многое, но не все, большая часть для меня безвозвратно утеряна. Потому что в чужом теле теперь обитает Уил Тирск.

— И что нам с тобой теперь делать?

— Прежде всего, нужно наложить швы на твою рану.

— Минуточку. До того, как я передал тебя в лапы Джессому, ты направлялся в Белуп. Зачем тебе туда?

— Ах да, — вздохнул Уил. — Я пытался выйти на след матери Миррен. И я непременно это сделаю, но сначала мне нужно убедиться, что Илена в безопасности. Я не оставляю надежды, что мать Миррен укажет мне путь туда, где я узнаю о чарах еще больше.

— И все-таки ты от меня что-то скрываешь, — сказал Аремис. — Вспомни наш с тобой уговор. Ты мне рассказать чистую правду, от начала и до конца.

Уил нехотя кивнул.

— Мне удалось выяснить, что человек, за которым была замужем мать Миррен, не настоящий отец девушки. Вот я и хочу отыскать ее кровного отца. Старая ясновидящая из Йентро, о которой я тебе рассказывал, — она приходится Элспит теткой, — сказала мне, что от него я могу узнать больше про так называемый дар, который получил от Миррен.

— Скажи, а не опасно тебе ехать в Фелроти?

Уил пожал плечами.

— Не опаснее, чем в Белуп.

— Но ты, однако, предпочел бы отправиться на поиски отца Миррен, чем скитаться по всей Моргравии в поисках сестры, которая, по твоим же собственным словам, находится в надежных руках.

— В последнем я не могу быть уверен, пока за ней охотится Селимус.

— Не он, а я. Селимус же пребывает в убеждении, что он отправил по ее следам своих людей, так что смею предположить, в ближайшее время никаких новых шагов он не станет предпринимать.

— Ты на что намекаешь? — спросил его Уил, не понимая, к чему клонит его спутник.

— Я поеду дальше за Иленой, а ты отправляйся на поиски отца Миррен.

Воцарилась гнетущая тишина. Аремис догадывался: Уил размышляет над его предложением.

— Можешь довериться мне. Теперь я буду защищать ее жизнь, — пообещал он Уилу и неожиданно добавил: — У меня тоже когда-то была сестра. Ее больше нет, виноват несчастный случай. Ее оставили на мое попечение, я же предпочел отправиться на охоту. Я был ужасно зол и оставил Сару в лесу, в надежном месте, где, как мне казалось, ей ничего не грозит.

Рассказ Аремиса заинтересовал Уила — оказывается, не только у него одного есть секреты.

— Продолжай.

— Она погибла. Ее растерзал кабан. Уверен, будь мы с ней вместе, он никогда бы не осмелился напасть на нас. Я до сих нор не могу простить себе, что бросил тогда ее одну. Думаю, моя семья меня тоже не простила, — добавил он негромко.

— Извини меня, Аремис, твоя история, конечно же, трагична, но я до сих пор не пойму, почему ты перешел на мою сторону.

— Что ж, если я расскажу тебе всю правду, ты поймешь почему, — ответил Аремис. — Мой отец — знатный человек. Много лет назад мы гостили в Перлисе всей семьей. Мне тогда было лет десять, моей сестре — четыре года. Селимусу — примерно лет восемь.

— Селимусу?

— Именно. Думаю, у нас обоих есть причины ненавидеть короля Моргравии.

— И что было дальше? — Уилу не давала покоя рана Аремиса, но, судя по всему, кровотечение остановилось.

— Мой отец и его братья удостоились чести быть приглашенными на королевскую охоту. Мать, да будет благословенно ее имя, получила приглашение посетить вместе с придворными дамами королевскую купальню. Никто из нас ранее не видал такой роскоши, как в Стоунхарте. В общем, моя матушка поручила мне пару часов побыть с Сарой и присмотреть за ней. Поиграть. Мне было сказано: смотри, чтобы с ней ничего не случилось.

Аремис перевел взгляд на небеса и вздохнул.

— Не успела мать уйти, как я взял Сару с собой в лес. Я был жутко зол, что меня не взяли с собой на охоту, а оставили присматривать за сестрой. Разумеется, во всем я винил ее. Вместе с нами пошел Селимус и кое-кто из его друзей. Они сказали, что направляются в то место в лесу, где водятся кабаны. Они де будут там стучать палками, чтобы проверить, испугаются их звери или нет. В общем, что-то вроде их собственной охоты. — Аремис печально покачал головой. — Глупо конечно, но ведь и мы были мальчишками, которым не терпелось стать взрослыми, чтобы наши отцы уважали нас, как больших. Мне и в голову не могло прийти, что тем самым я рискую жизнью Сары. Я пошел вместе с принцем и его друзьями. Скажу одно — нам действительно удалось напугать одного кабана, и тот бросился в бегство как раз по той тропе, что вела в «безопасное место», где меня ждала Сара.

— Разрази меня всемогущий Шарр! Неужели Селимус не догадывается, кто ты такой?

Аремис отрицательно покачал головой.

— Кто я такой в его глазах, чтобы обо мне помнить? Кроме того, в то время мои родители ласково называли меня Реми. Так что для него я никто. Я долгие годы вынашивал план мести, представляя, как убью его. Пойми, в том, что произошло, я винил не себя, а его. Когда я подрос, мне стало ясно, что это юношеская блажь. Я решил, что не стану убивать наследника трона и тем более законного короля, а вместо этого буду вытягивать из него деньги, которые он любит больше всего на свете.

Теперь Уилу все стало ясно.

— Так это твоих рук дело?

Аремис слегка смутился.

— Боюсь, что да.

— Это ты сказал им, откуда должны поступить налоги, — заикаясь, произнес Уил. — Это ты направил Ростира и его солдат в нужное место.

— Верно. И я найду еще немало способов осложнить жизнь нашему королю. И пусть я буду делать для него грязную работу, одновременно мне удастся набивать собственную мошну.

— Но те семеро?

— Они заслужили смерть, продажные душонки.

— То есть, ты профессиональный убийца, только чуть более щепетильный, чем Фарил, — в голосе Уила звучал сарказм.

— Можно сказать и так.

Уил мрачно улыбнулся.

— В отличие от тебя, Аремис, я не склонен прощать. И я буду не я, если не увижу Селимуса мертвым.

— Что ж, готов тебе в этом помочь, — лукаво произнес наемник. — Ведь я ненавижу его не меньше, чем ты. Ну как, теперь ты мне веришь?

Уил кивнул.

— А сейчас давай зашьем твою рану и отправимся на поиски моей сестры. Вместе.

 

Глава 19

Поместье Доналов состояло из нескольких изящных зданий, расположенных по обе стороны от двухэтажного главного особняка. Оно раскинулось посреди горной долины, защищенное со всех сторон живописными холмами, а с северной стороны — небольшим лесом.

Семейство Фелроти давно служило короне, чем снискало себе звание бесстрашных защитников северных пределов страны. В давно минувшие времена властители Бриавеля пытались завоевать Моргравию с севера, однако всякий раз наталкивались на неприступную мощь Фелроти и бесстрашие его защитников. Как и Тирски на юге, это был род неустрашимых воинов.

Чем не мог похвастаться этот род, так это плодовитостью. Лишь когда герцогская мантия перешла к Йерибу, традиция оставлять после себя одного единственного наследника была, наконец, нарушена. Красавица жена подарила ему сына-первенца, но герцог не оставлял надежды на дальнейшее увеличение потомства.

— Главное — практика, моя дорогая, — говаривал герцог супруге с хитринкой в глазах. Это была коронная шутка первых лет их совместной жизни.

На что юная Аледа отвечала без тени смущения, что практиковаться следует каждую ночь, пока они не добьются в этом деле совершенства.

В результате этих регулярных упражнений на свет появились близнецы, Дарин и Йорге, а спустя еще пять лет, причем довольно неожиданно, Элид, после чего герцогиня предложила мужу несколько поумерить пыл.

— Думаю, учиться нам с тобой больше нечему, — заявила она.

Герцог только улыбнулся.

Йериб сражался бок о бок с таким славным воином, как Фергюс Тирск. Их жены любили проводить время вместе, как только подворачивалась такая возможность. Но самое главное, оба знали, что могут безоговорочно доверять друг другу, а, как известно, в бою верность тех, кто сражается бок о бок с тобой, ценится выше всего.

Фергюс полагался исключительно на Йериба в том, что касалось охраны северных границ от участившихся набегов горцев. Второго такого человека, чья верность короне не вызывала сомнений, Тирск просто не знал. И хотя герцог Фелроти редко выбирался в столицу — за исключением разве что официальных приглашений, — его отношения с королем Магнусом были теплыми и искренними. Однажды холодной ночью, сидя за кружкой эля, Фергюс и Йериб заговорили о том, что настанет день, и их сыновья будут вот так же зорко оберегать целостность страны.

И вот теперь дочь генерала Тирска ожидало то же самое сердечное гостеприимство, что когда-то и ее отца. Илена держалась за талию высокого красивого юноши, который напоминал ей того, кого она так любила. Она не стала садиться на лошадь по-женски, боком, а просто аккуратно приподняла юбку и уселась верхом по-мужски. Пил лишь помог ей заново расправить полы. Крис отдал своим людям распоряжение, чтобы те возвращались в герцогство, а они с Иленой тем временем поспешили вслед за герцогом в Тентердин. Герцог не стал ждать. Прихватив с собой лишь двоих солдат, он сломя голову поскакал в родовое гнездо, чтобы сообщить жене и всем, кто там был, скорбную весть о гибели сына и поведать о том, какая жуткая доля постигла его нареченную.

— Добро пожаловать к нам домой, госпожа! — произнес Крис, обернувшись через плечо. — Здесь вы будете в полной безопасности.

Его голос и участливый тон напомнили ей покойного мужа. Илена улыбнулась. Любой, кто увидел бы ее в эти мгновения, наверняка был бы очарован ее красотой, несмотря на растрепанные волосы и грязную одежду.

— С вами все в порядке? — поинтересовался Крис.

— А с вами? — вопросом на вопрос ответила Илена.

— Честно говоря, я до сих пор не могу прийти в себя после того, что вы нам рассказали, — честно признался Крис. Илена по достоинству оценила его искренность. — Правда, боюсь, что худшее еще впереди. Не знаю даже, как рассказать матери все это, хотя отец уже наверняка подготовил ее. Дело в том, что Элид был их любимцем.

Говоря эти слова, Крис обернулся. Ответом ему стала грустная улыбка.

— Нет, не потому, что требовал к себе внимания, просто он был самый младший из нас… Разумеется, все обожали его и баловали. Как вы понимаете, и то и другое не составляет особого труда.

Илена с трудом заставила себя не расплакаться.

— Я готова, Крис. Я приехала сюда не для того, чтобы прятаться от людей, но чтобы просить помощи у вашего отца. Пора дать отпор тому, на чьей совести эти зверства.

— Здесь вы найдете храбрых воинов, госпожа, готовых отомстить за Элида.

— Не говорите так, пока не узнаете, кто он, ваш враг, — довольно резко произнесла она.

Крис рысью пустил лошадь вниз по склону холма. На крыльце дома их уже ждал отец, и Крис помахал ему рукой.

Аледа встретила их, стоя рядом с мужем. Лицо ее было мертвенно-бледным, с проложенными горем глубокими морщинами, однако она нашла в себе силы улыбнуться нежданной гостье.

— Добро пожаловать, дитя мое, — довольно бодро произнесла герцогиня, обнимая Илену, которую до этого видела только малым ребенком.

Для обеих женщин то была трудная минута: чувства рвались наружу, сметая на своем пути все условности и церемонии. В конце концов, не в силах больше сдерживаться, обе обнялись и тут же разрыдались — две совершенно чужие друг другу женщины, объединенные любовью к тому, кого каждая из них потеряла. Мужчины, не в силах наблюдать эту душераздирающую сцену, поспешили в дом.

Первой пришла в себя Аледа.

— Я рада, что ты приехала к нам, Илена, — сказала она.

— Мне больше некуда было податься, сударыня. Простите, если моя история покажется вам кровавой и страшной. Я ее не выдумывала.

— Мы выслушаем тебя, дитя мое, какой бы горькой ни была правда. А сейчас пойдем со мной, тебе надо принять ванну и отдохнуть.

Илена недоуменно посмотрела на герцогиню.

— Тебе будет легче рассказывать свою историю после того, как ты отдохнешь и наберешься сил. Не переживай, я могу немного подождать.

Илена тотчас прониклась симпатией к матери покойного мужа. Ее восхитила сила духа Аледы, в которой она не сомневалась. Каким мужеством надо обладать, чтобы вот так сердечно принимать невестку, зная, что та принесла с собой черную весть.

Рука об руку они прошли дальше, утирая с глаз слезы, и вскоре вошли в широкие двери дома, известного под названием Тентердин.

Герцога внутри не оказалось, и Аледа обратила взгляд на старшего сына. Тот кисло улыбнулся, и в этой улыбке она узнала не только мужа, но и младшего сына, отчего у нее снова заныло сердце. Плотно сжав губы, она кивнула ему.

— Девушке нужно принять ванну и отдохнуть. А потом мы поговорим, — произнесла она не терпящим возражений тоном. — Будь добр, поставь в известность отца и позови остальных, — добавила она, имея в виду братьев Криса. — Мы соберемся через час.

Илену отвели в ее комнату и дали время отдохнуть и привести себя в порядок. Крис увязался за матерью в так называемую «комнату для чтения». По правде сказать, это была не столько комната для чтения, сколько комната для уединения, где Аледа могла побыть одна, отдохнуть от шумного мужского окружения. Здесь она действительно иногда читала, но чаще предавалась размышлениям. Это была тихая светлая комната в желто-зеленых тонах: на стенах изысканные гобелены, вытканные по ее собственным рисункам, мягкая, располагающая к отдыху мебель, и, наконец, потрясающий вид из окна. Крис любил проводить здесь время вместе с матерью. Правда, на этот раз его страшил предстоящий разговор. В комнату с подносом в руках вошла служанка и, налив каждому по бокалу сладкого вина, удалилась.

— У тебя усталый вид, сынок, — произнесла Аледа, прежде чем поднести к губам кубок.

— Она тебе что-нибудь уже рассказала?

Аледа отрицательно покачала головой.

— В любом случае, я не хочу это слышать.

От Криса не скрылось, что по лицу матери пробежала черная тень, хотя Аледа тотчас постаралась скрыть свои чувства. В этом вся она, подумал он, зная, что мать не любит, когда кто-то другой заглядывает к ней в душу.

* * *

— Ну как, отдохнула, дорогая? Заходи и присаживайся вместе с нами, — обратилась Аледа к Илене, когда та наконец спустилась к ним в главную залу особняка. И пускай платье болталось на девушке — хотя бы потому, что принадлежало герцогине, — по ее осанке, по манере держаться, в ней с первого взгляда можно было распознать даму благородного происхождения.

— Крис, распорядись, чтобы подали сладкий эль.

Сраженный наповал красотой избранницы своего брата, тот бросился выполнять поручение матери. Аледа указала гостье на мягкое кресло. Неожиданно в комнате собралось много народа.

— Спасибо, — поблагодарила Илена, собрав остатки самообладания. — Позвольте мне рассказать вам все, от начала и до конца.

— Давай сначала подождем Криса, — возразила герцогиня и участливо пожала ей руку. — Он тоже должен услышать твой рассказ.

По прекрасному лицу Илены пробежала грустная тень улыбки.

— Да-да, разумеется, — сказала она, — хотя бы потому, что мне вряд ли захочется рассказывать эти ужасы дважды.

Вскоре с мрачным лицом вернулся Крис и вопросительно посмотрел на сидящего в углу отца. Тот, поймав взгляд сына, стряхнул с себя оцепенение.

— Можешь начинать, моя милая, — произнес он низким красивым баритоном. — Расскажи нам все как было.

Илена рассказала им все без утайки, не опустив ни одной чудовищной подробности: и то, как умер их сын, и через какие страдания прошла она сама, и о том, как погиб ее брат, и о чудовищной резне, учиненной над монахами Риттилуорта. Ее никто не перебивал, а когда рассказ подошел к концу, в комнате воцарилась гробовая тишина.

— То есть вы утверждаете, что Элида казнили? — уточнил Крис упавшим голосом.

Неожиданно герцог показался ей глубоким стариком, словно на его плечи лег груз новых десятилетий. Аледа, бледная и неподвижная, сидела, прикусив губу, — ни слез, ни вопросов; можно было лишь догадываться, что творится в ее душе. Братья стояли тут же рядом, не проронив ни слова.

Илена постаралась сдержать подступивший к горлу комок, не столько ради себя, сколько ради них.

— Элид был убит на моих глазах. Ему отрубили топором голову, — добавила она с горечью. — Они зарезали его, как режут скот.

Аледа представила эту жуткую сцену, и ее передернуло от ужаса, однако она сделала все, чтобы не поддаться отчаянию. Нет, сначала она должна узнать все, от начала и до конца, и лишь затем можно будет поддаться горю.

— Насколько я понимаю, вы с ним были женаты? — уточнила она.

Их гостья кивнула.

— Как я уже сказала, это был единственный способ перехитрить короля. Селимус задумал сделать меня своей любовницей, воспользовавшись правом первой ночи. Он искал повода оскорбить Элида и заодно запятнать Уила. Ему не терпелось вырвать командование легионом из рук моего брата, чтобы тем самым лишить его влияния, каким тот пользовался в королевстве.

— Фелроти поднимется с оружием в руках! — воскликнул герцог и обернулся к старшему сыну. Тот как две капли воды был похож на своего младшего брата, чье тело теперь гнило в безвестной могиле в Перлисе. — Мы отомстим за смерть Элида Донала и Уила Тирска!

 

Глава 20

Примерно в то самое время, когда Илена и Пил входили в Дорчистер Грин, Джессом стоял во дворе замка, докладывая королю то немногое, что ему удалось выяснить относительно Лейен. В глубине души канцлер понимал: это все, больше ничего узнать не удастся. Однако поскольку Селимус недвусмысленно пригрозил ему, канцлер решил ублажить вздорного короля намеком на некую интригу, сделать многозначительный вид вместо того, чтобы честно признаться, что ничего нового он по сути не выяснил. В конце концов, на карту поставлена жизнь, так что если ее и отнимут, то пусть уж лучше не у него, а у какой-нибудь досужей сплетницы.

— То есть вы полагаете, что госпожа Хелин может оказаться предательницей? — резко обернулся к нему король, потрясенный сообщением канцлера.

— Отнюдь нет, ваше величество, — не моргнув глазом, ответил тот. — Если она и сообщница, то ни о чем не ведающая. И то, при условии, что за Лейен есть какая-то вина. У нас до сих пор нет доказательств ее участия в заговоре против короны. Что уж тут говорить про госпожу Хелин.

Король цокнул языком.

— И тем не менее меня не оставляют сомнения. Так что пока Аремис не убедит меня в обратном, я склонен усматривать в действиях Лейен нечто подозрительное.

Джессом ограничился кивком.

— Расскажи мне еще раз, с самого начала и во всех деталях.

И канцлер вновь начал свой рассказ. Впрочем, что ему еще оставалось?

— Итак, по вашему совету, ваше величество, — начал он издалека, как истинный дипломат, сделав вид, что не услышал угрозы в свой адрес, — я разузнал кое-что о Джорне, и мне удалось выяснить, чем занимался мальчишка в тот вечер. Проводив Лейен до ворот замка, он вернулся в ее комнату и забрал платье, которое она одолжила по случаю званого ужина.

— Откуда вам это известно? — бесцеремонно перебил его Селимус.

— Видели, как он вышел из замка и направился в Перлис, ваше величество.

Мысли короля тотчас заработали в этом направлении.

— И он, как я понимаю, шел крадучись, то и дело оглядывался?

— Отнюдь нет, сир. Причем, это известно от наших дворцовых стражников, которым в тот вечер случилось возвращаться из города. По их словам, они узнали мальчишку и принялись поддразнивать — вы знаете, за солдатами это водится.

— И?

— Они утверждают, что парень никуда не торопился. Более того, он сам сказал им, что ему поручено отнести платье в дом госпожи Бенч. Из того, что мне рассказали, видно, что он не делал секрета из своего поручения.

— Допустим. Продолжайте, — произнес король, даже не вспомнив, что по его приказу несчастного пажа замучили до смерти.

— Я поговорил с дворецким госпожи Хелин. Тот подтвердил, что паж действительно принес хозяйскую накидку и платье. Их вернули рано утром следующего дня. Арнилд — так зовут дворецкого — утверждает, что Джорн не стал задерживаться в их доме. Он лишь вручил платье, передал от имени Лейен спасибо и тотчас ушел.

— У него не было других поручений в то утро?

— По крайней мере мне о таковых неизвестно, сир.

— Понятно, — произнес Селимус и нагнулся к канцлеру, — а вот теперь вы скажете нечто важное.

— Да, сир. Похоже, что Лейен не ограничилась одной лишь устной благодарностью. Арнилд упомянул о записке, которую он почти случайно обнаружил в кармане накидки, причем позднее, когда посыльный уже ушел.

— Вот! — произнес король, который теперь нервно расхаживал взад-вперед по двору. — Вы только что сами это сказали: почти случайно. Вы не находите это любопытным? Как, по-вашему, не могла эта записка быть намеренно спрятана в кармане накидки?

В ответ Джессом лишь пожал плечами.

— Трудно сказать, выше величество. Возможно, Лейен сомневалась, что Джорн сумеет запомнить и передать устно длинное послание, разве что краткие слова благодарности.

— И что же было в этой записке? — уточнил король.

Канцлер покачал головой.

— По словам госпожи Хелин, ничего особенного. Обычные в таких случаях фразы. Она полагает, что скорее всего записка выброшена вместе с мусором.

— И вы склонны этому верить?

— Госпожа Хелин при мне потратила несколько минут на ее поиски, на тот случай, если память ее подводит. Она даже позвала Арнилда и поручила ему все как следует обыскать, что он и сделал. Но, увы, ничего не нашел.

— Что ж, вроде бы вполне убедительно.

— Я тоже так подумал, ваше величество, и потому не настаивал на дальнейших поисках.

— И как она показалась вам, когда вы разговаривали с ней?

— Само очарование. Как я уже сказал, тотчас бросилась искать записку и то и дело извинялась, что не позаботилась сохранить ее. Я не заметил в ее действиях никакого притворства.

— И тем не менее я хотел бы с ней поговорить.

— Я так и предполагал, мой король. Госпожа Хелин уже ждет вас.

Селимус криво улыбнулся, втайне довольный таким рвением.

— Пригласите ее. Пусть войдет.

* * *

При всех ее пышных округлостях, движениям госпожи Бенч нельзя было отказать в грациозности. Она отвесила королю безукоризненный поклон.

— Ваше величество, — проворковала женщина, — ваше приглашения для меня редкая честь и великое счастье.

— Входите, госпожа Хелин. Предлагаю вам небольшую прогулку в моем обществе. Мне хотелось бы показать вам мой новый сад флориан.

Тонкий ход, подумала про себя госпожа Бенч. Он знает, что я неравнодушна к дарам природы.

— О, с удовольствием, ваше величество, я польщена оказанной честью, — произнесла она вслух и мысленно поблагодарила всех богов за то, что голос прозвучал безмятежно, ничем не выдав одолевавшей ее тревоги.

Король предложил ей локоть, она тотчас взяла его под руку, и они вместе вышли из дворика и зашагали по направлению к садам, откуда доносились пьянящие ароматы цветов.

— О, сир! Это просто прелесть, — восторгалась, причем вполне искренне, увиденным госпожа Бенч. — Нет, это великолепно, я, право, не нахожу слов для такой красоты!

Селимус одарил придворную даму ослепительной улыбкой. Он понимал, что должен вести себя предельно осторожно. Супруг госпожи Бенч был весьма влиятельной фигурой при моргравийском дворе и вряд ли бы обрадовался, узнав, что с его дражайшей половиной грубо обошлись из-за какой-то там непонятной записки.

— К сожалению, работы еще не закончены, однако я рад показать вам мои сады даже в незавершенном виде, зная, что вы великая ценительница той красоты, что дарит нам всемогущий Шарр.

Король провел свою спутницу к ротонде, в которой оказался каменный стол и несколько скамеек.

— Я распорядился, чтобы нам принесли парильоновый сок. Надеюсь, вам нравится его вкус.

— О, это мой любимый напиток, благодарю вас, сир.

Госпожа Бенч полной грудью вдохнула напоенный ароматами воздух.

— Ваш сад, сир, это само волшебство. Какое обилие красок! Какая красота эти ваши флорианы! — проворковала она.

Селимус был сама галантность.

— Благодарю вас, госпожа Хелин. Мои садовники говорят, что это самые упрямые растения. Помнится, один из них сказал, что…

Король склонил голову, будто пытался вспомнить слова садовника, чем тотчас напомнил своей собеседнице покойную королеву. Те же безупречные черты лица, подумала госпожа Бенч, и ни капли тепла в холодном, как камень, сердце. Однако мать Селимуса была потрясающе, величественно красива. Ни одна женщина в Перлисе, да что там, во всем королевстве не могла сравниться с ней! И вот теперь эта порода передалась сыну. Жаль, однако, что тот не унаследовал ни черточки от своего отца.

— Вы что-то сказали? — произнес король. — Я задумался и прослушал.

Госпожа Хелин внутренне сжалась. Боже, неужели она произнесла это вслух?

— Прощу прощения, ваше величество, мне просто подумалось, что вы удивительно похожи на вашу покойную красавицу мать, — быстро нашлась она и для пущей убедительности дипломатично добавила: — Да хранит всеблагой Шарр ее светлую душу.

— О, это так великодушно с вашей стороны, сударыня, — улыбнулся король. — Мне часто рассказывали, какая это была удивительная женщина.

Его гостья кивнула в знак согласия, радуясь в душе, что выпуталась из щекотливой ситуации.

— Ах да! Ну наконец вспомнил, — продолжал тем временем король. — Мой старший садовник называет эти цветы Капризом Шарра.

— О, и мне понятно почему, сир, — проворковала госпожа Бенч. — Их трудно растить, однако взгляните только на ваши чудные клумбы. Я даже не подозревала, что вы неравнодушны к таким вещам.

Лицо короля тотчас смягчилось.

— Вы правы, сударыня, — вздохнул он, словно признаваясь в тайной слабости, — как вам известно, я также страстный поклонник охоты, лошадей, ну и, разумеется, для меня особенно важно мое королевство.

— И ваши подданные, сир, — добавила госпожа Хелин.

— О, это само собой разумеется, — сухо согласился король, — хотя недавно у меня появилось новое увлечение… Скажем так, некая женщина, мысли о которой наполняют мое сердце страстным желанием. Это она заставила меня обратить взор на менее суровые стороны нашей жизни. И этот прекрасный сад я разбил для нее. Кстати, он один из многих, которые будут заложены в ее честь.

Госпожа Бенч поняла, что этой темы не избежать.

— Насколько я понимаю, ваше величество, речь идет о королеве Валентине?

— Именно. Надеюсь, что бракосочетание состоится уже в конце весны. И я верю, что этот союз будет встречен всеобщим ликованием в обоих королевствах. Что, госпожа, и подводит нас к той причине, по которой я пригласил вас сюда.

Госпожа Хелин в душе поблагодарила судьбу, что в этот момент им принесли фруктовый сок — охлажденный и в прекрасных серебряных кубках. Капельки влаги выступили на них подобно росе.

— О, сколь приятен этот освежающий напиток! — воскликнула она, дабы оттянуть время и успеть в последние мгновения собраться с мыслями.

Полученная от Лейен записка стала для нее потрясением — и это еще мягко говоря. И если содержание записки было правдой, то в данный момент она сидела за одним столом с безумцем и самодуром, на которого нет управы. Его алчность, его стремление к власти, к богатству, к захвату чужих земель не знают никаких границ. По словам Лейен, он причастен к убийству короля Валора. Таким образом, Бриавель лишился опоры в лице мудрого монарха, и теперь Селимусу ничего не стоит прибрать к своим рукам соседнее королевство. Однако куда больше потрясло госпожу Хелин известие о том, что за убийством Уила Тирска тоже стоит Селимус. Если когда-нибудь и появлялся на свет сын, словно созданный пойти по стопам отца, то это был Уил, подумала госпожа Бенч. Увы, его жизнь оборвалась так рано и так жестоко, что многие в Моргравии искренне скорбели о нем. И вдруг оказывается, что к его гибели причастен король, то есть тот самый человек, которому Уил служил верой и правдой! Такое просто не укладывалось в голове.

Но и это еще не все. Выясняется, что Селимус задумал убить сестру Уила, прекрасную Илену. Госпожа Бенч отказывалась верить, читая написанное черным по белому, что бедняжку не только заставили присутствовать при казни собственного мужа, но и какое-то время продержали в подземном каземате Стоунхарта.

Лейен писала обо всех этих ужасах сжато и сухо, почти как в армейском донесении, однако во всех подробностях. Вывод же из сказанного был таков — король вознамерился склонить к браку королеву Валентину, чтобы затем уничтожить и ее, и Бриавель. По словам Лейен, она единственная, кому известна правда, и только она одна стоит на пути преступных замыслов короля.

Затем Лейен призывала ее быть осторожной, добавив при этом, что в один прекрасный день ее любимое королевство потребует от нее, чтобы она и ее семья сделали для себя нелегкий выбор.

С того момента, как госпожа Хелин прочитала записку, у нее не раз возникало ощущение, что это какой-то ужасный розыгрыш. И тем не менее внутренний голос — а ему она была склонна доверять — подсказывал, что у Лейен нет причины лгать. Или эта женщина непревзойденная лицедейка, или же то, что она пишет, — чистейшая правда.

Хелин сделала еще одни глоток освежающего напитка, даже не почувствовав его вкуса.

— Недостает сладости? — спросил Селимус, вернув ее своим вопросом в действительность.

— О нет, сок превосходен, ваше величество. О чем мы с вами говорили? — произнесла она, сделав вид, будто на минуту задумалась, любуясь садом.

— Ах да, — рассеянно отозвался король, как и она, притворившись, будто его мысли занимает что-то другое. — Если не ошибаюсь, о том, почему я пригласил вас сюда.

— Ах, ну конечно, ваше величество! Чем моя скромная особа может быть вам полезна?

— Видите ли, это вопрос государственной безопасности.

— О, ужас! Я даже представить себе не могу, чем моя женская болтовня и придворные слухи могут оказаться полезны в столь высоких делах, ваше величество! — произнесла она и рассмеялась.

Селимус остался серьезен. Ну все, начинается, теперь шутки в сторону, подумала госпожа Хелин. Король явно решил взять разговор в свои руки.

— Недавно вы одолжили платье одной особе, которая находилась в замке по моему приглашению, — произнес он.

— Да-да, — кивнула госпожа Хелин. — Очаровательная юная женщина по имени Лейен.

Король улыбнулся в знак согласия.

— Именно. Скажите, она провела в вашем обществе какое-то время?

— О да, несколько часов! Мы познакомились с ней в купальне, а я, как вы знаете, падка на новые знакомства, — произнесла она жеманным тоном записной сплетницы. — Стоит во дворце появиться новому лицу, как я стараюсь побыстрее завести знакомство с новоприбывшим. В этом мне нет равных, — игриво усмехнулась Хелин.

— И что нового вы для себя узнали? — спросил король, не обращая внимания на ее женские хитрости.

Госпожа Бенч тотчас сделала серьезное лицо.

— О ком? О Лейен? Немногое, ваше величество. Она произвела на меня впечатление в высшей степени сдержанной особы. Все, чего мне удалось от нее добиться, это признания, что она приглашена к вам на ужин, а ей нечего надеть.

— О да, платье, что вы одолжили, было ей к лицу.

— Это платье моей дочери. Я также послала служанку, чтобы та убрала ей волосы. Спустя несколько часов посыльный вернул платье и накидку вместе со словами благодарности.

Госпожа Бенч решила рискнуть и попытаться обернуть разговор себе на пользу.

— Мне известно, что канцлер Джессом проявил интерес к записке, которую мы обнаружили в кармане накидки уже на следующий день.

— Верно.

— Скажите, ваше величество, у вас есть основания в чем-то подозревать Лейен?

— Представьте, да, госпожа Хелин. У меня есть все основания полагать, что она замешана в заговоре против короны.

Госпожа Бенч понимала, что изобрази она сейчас на лице ужас — и король ей не поверит. Ситуация была деликатная и требовала более тонких действий. Хелин недоуменно посмотрела на Селимуса и, прежде чем что-то сказать, выдержала многозначительную паузу. Теперь все зависело от того, насколько удачно она разыграет свою партию. Либо он примет ее объяснения, либо ей придется надолго переселиться в подземелье замка.

— Что вы, сир! — проворковала она. — Эта женщина отзывалась о вас самым восторженным образом. По ее словам, она мечтает о том дне, когда вы сочетаетесь узами брака с королевой Валентиной. Она призналась мне, что доставляет придворную переписку между обоими королевствами, но это, пожалуй, и все. Более того, она пресекла все дальнейшие вопросы с моей стороны, сказав, что, будучи вашим доверенным лицом, обязана свято хранить ваши секреты и секреты Моргравии, ваше величество. Так что на этом наш разговор закончился.

— Она так и сказала?

— Клянусь вам, ваше величество! — с жаром воскликнула госпожа Бенч, а про себя подумала — да простит меня всемогущий Шарр.

Король одарил ее пристальным взглядом, однако чутье подсказывало Хелин, что он склонен ей верить.

— И вы ей поверили?

— У меня не было причин не верить ей, сир. Лично на меня она произвела впечатление человека, бесконечно преданного вам.

— Она попрощалась с вами?

— Лично — нет. Лишь прислала ту злополучную записку — и как только меня угораздило ее потерять! Впрочем, в ней не было ничего, кроме обычных в таких случаях слов благодарности. Так что если вам кажется, что эта юная женщина и затаила на вас обиду, скажу честно, я этого не заметила, а мое чутье, как правило, меня не обманывает. У меня на такие вещи особый нюх, если вы, ваше величество, позволите мне это сказать…

«Ну же, поверь мне!» — мысленно взмолилась она, не в силах выносить возникшее молчание.

Однако король не торопился с ответом. Он продолжал буравить свою собеседницу колючим взглядом, словно пытался заглянуть к ней в душу. Ей стоило немалых усилий, чтобы не сжаться в комок. Наконец Селимус моргнул, взял ее руку и поднес к губам.

— Благодарю вас, госпожа Хелин. Теперь я могу быть спокоен. Джессом проводит вас.

В тот же миг рядом с их столом, сияя подобострастной улыбкой, словно из-под земли вырос канцлер. Что касается госпожи Бенч, то колени у нее уже давно стали ватными. Она была рада, что продолжает сидеть.

— О, если бы вы только знали, как я рада, ваше величество! — проворковала она и, наконец решившись испытать свои ноги на прочность, встала из-за стола. — Мы все с нетерпением будем ждать вашей свадьбы! — добавила она, прежде чем покинуть Селимуса.

Тот на прощание улыбнулся ей волчьим оскалом. Госпожу Хелин так и подмывало опрометью броситься вон из замка, однако она нашла в себе силы и мужество с достоинством прошествовать по дворцовым коридорам, раздавая направо и налево улыбки, И даже, к великому неудовольствию Джессома, встретив старую знакомую, которую давно не видела, остановилась, чтобы обменяться с ней последними слухами.

И вот теперь, сидя в карете, Хелин наконец смогла расслабиться и отдышаться словно от быстрого бега. Она даже поздравила себя с тем, как виртуозно разыграла перед королем целое представление. Неожиданно ее посетила мысль, что теперь она предательница Моргравии, ведь она солгала собственному королю и тем самым совершила измену.

Нет, мысленно поправила она себя, пусть я предала монарха, но Моргравии я осталась верна.

Госпожа Хелин решила, что на досуге должна обсудить этот вопрос с мужем, как только тот вернется домой. Пока же самым разумным будет последовать совету Лейен и держать язык за зубами.

В отличие от своего супруга госпожа Хелин была домоседкой. Безусловно, многие причины, вынуждавшие Эрида покидать Перлис, были надуманными, однако она, даже зная, что это так, воспринимала его долгие отлучки из дома спокойно. Потому что еще во время их самой первой встречи поняла: перед ней одиночка, предпочитающий всему прочему независимость, дальнюю дорогу и общество самого себя. Широкий круг знакомых, слухи и пересуды он оставил жене.

Эрид был человек богатый и влиятельный. К его голосу при дворе прислушивались, как в бытность старого короля, так и при новом монархе. И если он поддерживал какое-то начинание, идти наперекор ему было по меньшей мере неразумно. Так что большинство придворных предпочитало лишний раз прислушаться к мнению столь влиятельной и вместе с тем неподкупной особы, какой был достопочтенный господин Бенч. Свое состояние он нажил благодаря торговле заморскими пряностями и дорогими самоцветами, которые закупал на северных островах. При необходимости он мог поставить любой товар из любой страны, начиная от душистого табака и кончая слоновой костью — был бы только покупатель.

Высокий и жилистый, Эрид был полной противоположностью своей пухлой домоседке-супруге. В отличие от него та предпочитала тратить заработанные им деньги, не скупясь ни на дорогостоящие приемы, ни на предмет своей особой гордости — пруд с редкими рыбками. В общем, это была довольно странная и тем не менее любящая пара, чьи нежные чувства друг к другу не остыли даже с годами. Любой другой мужчина уже давно бы сошел с ума, слыша рядом с собой вечное щебетание супруги, но только не Эрид. Бывая дома, он с удовольствием слушал звук ее голоса, когда она взахлеб пересказывала ему последние новости и суетилась вокруг него, стараясь угадать малейшие его прихоти. Хелин со своей стороны не имела ничего против того, что из супруга не вытянуть лишнего слова. При необходимости она и одна могла по всем правилам принять у себя дома гостей. Более того, когда муж бывал в отъезде, ей ничто не мешало заниматься своими делами.

Не удивительно, что их дом всегда был полон любви и смеха, здесь читали, музицировали, плели интриги и делились последними новостями. Это была влиятельная семья и вместе с тем щедрая по отношению к друзьям и знакомым, касалось ли дело денег или простого человеческого участия. Сами супруги ни в чем не испытывали недостатка.

Понятно, что многие им завидовали — причем не только внушительному состоянию, но и крепости семейных уз.

Тем не менее случись кому в тот вечер проходить под окнами их дома, на следующий день в купальне этот человек рассказал бы совершенно иную историю. Эрид был явно чем-то раздражен и говорил на повышенных тонах. Голос его гремел в тишине ночи — но, слава богу, слов нельзя было разобрать, так как перебранка между супругами имела место в гардеробной комнате, где многочисленные платья, плащи, накидки, юбки и кофты поглощали звук.

— Но это же безумие чистой воды! — негодовал Эрид. — Боже, я ни разу в жизни не слышал большей глупости!

— Неужели, дорогой? — нарочито нежно проворковала госпожа Хелин. Этот тон она всегда приберегала специально для своей сильной половины. Увы, сегодня ее уловка не сработала, и ей пришлось оставить поиски, которые она вела в платяном шкафу, и посмотреть супругу в глаза. — Прошу тебя, не размахивай у меня под носом своей трубкой, Эрид. Я не состою у тебя в услужении.

— Пожалуй, нет, — согласился он чуть менее громко. — Но ты моя жена и потому обязана прислушаться к моему мнению.

— А я что, по-твоему, делаю? Но это вовсе не значит, что я поступлю так, как хочется тебе, — с этими словами она гордо выплыла из гардеробной в свою спальню.

Эрид, потрясенный тем, что она ему сообщила, попробовал применить более тонкий подход.

— Хелин, дорогая моя… умоляю тебя, только не вмешивайся в политику.

— Это почему же? Ты ведь только этим и занимаешься.

Эрид в отчаянии посмотрел на супругу.

— Ты несправедлива ко мне, любовь моя.

В ответ на это Хелин презрительно фыркнула, в зародыше убив любое оправдание, коим супруг мог попытаться обелить себя в ее глазах.

— Это безумие, — повторил он, неожиданно ощутив свою беспомощность.

— Полностью с тобой согласна, — заявила Хелин. — Именно по этой причине я ограничусь тем, что буду держать ухо востро. Вот увидишь, вскоре мы с тобой наверняка узнаем что-нибудь полезное.

— Полезное, чтобы затем свергнуть законного короля? — в ужасе произнес ее супруг.

— Тише! — прикрикнула на мужа Хелин, после чего сама перешла на заговорщицкий полушепот. — Кто, как не ты, должен в первую очередь понять всю важность того, что мне стало известно.

— При том условии, что сказанное соответствует истине, — парировал супруг, отказываясь понять, как можно так легко принимать на веру слова постороннего человека.

— Соответствует, еще как соответствует! — стояла на своем госпожа Хелин. — И я буду не я, если все как следует не разузнаю, потому что… Эрид, подумай сам, что может статься с нашим королевством!

Господин Бенч вздохнул и сел рядом с ней на кровать.

— Гражданская война, — устало произнес он.

— Вот именно. И как я полагаю, именно ее Лейен и пытается предотвратить, даже если на первый взгляд это может показаться странным.

— А это подразумевает заговор против короны, — печально добавил супруг. — Это измена, Хелин.

— А разве убийство ни в чем не повинных людей — не измена? Не говоря уже об убийстве бриавельского короля! — возмущенно произнесла госпожа Бенч. — И я не могу бездействовать и ждать у моря погоды после того, как мне стали известны подобные вещи.

— А тебе не приходило в голову, что это может быть чудовищная ошибка? — поинтересовался супруг.

— Хотелось бы надеяться на это, — печально улыбнулась жена.

— И как только можно верить первому встречному?

— Жизненный опыт, дорогой, — пожала плечами госпожа Бенч. — Если хочешь, можешь назвать это природным чутьем. А оно мой самый главный, самый ценный талант. Лейен произвела на меня впечатление человека в высшей степени честного. Чего в ней не было, так это двуличия. Секреты — да, у кого их нет, но чтобы лгать — нет. А еще я заметила в ней некую ранимость. Ей многое известно, но она сама боится этого знания. Я знаю, она служит королю, и как выяснилось из одного разговора, который скорее походил на допрос, королю хотелось бы знать, что она мне говорила. Подумай сам, с какой стати ей мне что-то рассказывать — ведь я ей, как ты только что сам выразился, совершенно посторонний человек, — если все это ложь? Зачем ей рисковать, зачем ставить под удар и себя, и меня — ведь за такие слова недолго угодить на плаху. Ответ один — потому что все это правда. Действительно, с какой стати Селимусу приглашать меня — якобы для невинного разговора, когда на самом деле ему хотелось выудить из меня все, что касается Лейен? Уже само его поведение свидетельствует о том, что он виновен.

— Что ж, верно подмечено, — пробормотал Эрид, сраженный наповал железной логикой супруги. — И все равно это опасно, моя дорогая.

— Можно подумать, я этого не понимаю, — кивнула госпожа Бенч и, потянувшись к мужу, поцеловала его в щеку. — Как хорошо, что ты меня выслушал.

— Как по-твоему, король тебя в чем-то подозревает?

Хелин покачала головой.

— Нет. Я тогда была в ударе. Но ты прав, мы должны быть предельно осторожны.

— Предположим, что все это окажется правдой… — начал было Эрид, но не договорил. Он был не готов задать невольно напрашивающийся вопрос.

Хелин ничего не сказала. Она сидела рядом с ним, затаив дыхание, и гадала про себя, вынесет ли сердце мужа то, о чем она сейчас думает.

Эрид сам ответил на свой вопрос.

— Предать Моргравию?

Голос его был тяжел, как свинец, в нем звучал тот же самый страх, каким была охвачена и она сама. Увы, у Хелин не нашлось ни объяснения, ни теплых слов, чтобы помочь ему. Ведь за внешним спокойствием ее также раздирали самые противоречивые чувства. С каким удовольствием она сейчас перемывала бы косточки одной особе, которая соблазнила мужа собственной сестры, однако Лейен, доверие, которое ей оказала эта женщина, было куда важнее светских пересудов. От таких известий просто так не отмахнешься.

— Я бы никогда не смогла предать Моргравию, дорогой, — произнесла она, поглаживая его щетинистую щеку. — Но этот наш новый король… Я, право, не знаю, что и думать. Но даже если хотя бы малая толика того, что поведала мне Лейен, правда, то это не тот король, которому я обязана хранить верность.

Эрид взял в свои руки пухлые ладони жены и посмотрел ей в глаза.

— Он еще молод и неопытен, но с ним шутки плохи. Лично у меня такое впечатление, что под маской тщеславного и напыщенного франта скрывается острый ум, способный проникнуть в любые секреты. Так что ты молодец, что сбила его со следа. Однако я бы не советовал тебе обольщаться. С этим человеком надо быть начеку, причем постоянно.

 

Глава 21

Элспит добралась до границ герцогства к сумеркам. Немолодой странствующий монах по имени Льюк, за которым на веревке плелся усталый ослик, сжалился над одинокой путницей и предложил ей проделать оставшуюся часть пути до Бринта, самого крупного города Фелроти, верхом на упрямом животном. Не иначе как этого монаха послал мне сам всемогущий Шарр, подумала Элспит и с радостью приняла предложение. Ей нравилось общество святого брата, задумчиво шагавшего рядом с ней. И когда они наконец — он пешком, она верхом — добрели до вершины холма, откуда как на ладони был виден Бринт, ей стало грустно оттого, что их совместное путешествие закончилось. Вдали за городом простирались сочные пастбища, личные владения местного герцога.

— Ну вот мы и пришли, моя милая, — произнес монах. — Как я понимаю, тебе вон туда, но если пожелаешь идти со мной до Бринта, я буду только рад.

Элспит устало улыбнулась.

— Мне нельзя останавливаться, брат мой, однако я искренне благодарна вам и за то, что вы коротали со мной путь и за моего славного скакуна.

С этими словами она спешилась и похлопала животное по жесткой гриве. Глаза у ослика были темные, огромные и, как ей показалось, полные умиротворения.

Боже, я бы все на свете отдала, дружок мой, чтобы поменяться с тобой местами, подумала она.

Она обернулась и поймала на себе взгляд другой пары глаз, на этот раз человеческих. Брат Льюк задумчиво смотрел на нее.

— Знаешь, милая, пару дней я уж как-нибудь без него обойдусь, — произнес он сочувственно, — так что ты можешь ехать на нем и дальше. Думаю, герцогу не составит труда вернуть мне моего серого упрямца, тем более что я намерен задержаться в Бринте на несколько дней.

Сердце Элспит было готово петь от радости. Если в Моргравии еще оставались такие душевные люди, значит, не все потеряно. Отказаться от столь соблазнительного предложения она никак не могла, тем более что пешком остаток расстояния ей все равно не преодолеть.

— Не иначе как небеса одарили меня своим благословением, послав вас в помощь. Примите мою самую искреннюю благодарность. Я прослежу, чтобы ваше сокровище вдоволь напоили и накормили, и уже завтра он снова будет с вами.

— О, к чему такая спешка, дитя мое. Я что-то не заметил, чтобы твой конь сам куда-то торопился, — ответил монах, и лицо его покрылось веселыми морщинками. — Да хранит тебя в твоих странствиях всемогущий Шарр.

* * *

Каково же было удивление благородного семейства Доналов, когда у ворот Тентердина возникла еще одна молодая женщина, как и ее предшественница, уставшая после долгого пути. С той разницей, что новая путница прибыла верхом на ослике. В этот момент Крис находился в привратницкой, отдавая последние распоряжения стражнику. Дело в том, что на семейном совете было решено ужесточить меры безопасности вокруг Тентердина. Девушка соскользнула с седла, однако приземлилась самым что ни на есть неизящным образом на мягкое место, и Крис впервые с того момента, как к ним пришла черная весть, не смог сдержать улыбки.

После того как Илена поведала им свою историю, семейство Доналов погрузилось в мрачные раздумья. Сама она вновь удалилась в отведенную комнату. С разрешения лекаря ей дали снотворное зелье, и она тотчас погрузилась в целительный сон. Увы, остальным сейчас было не до сна и отдыха. Им еще предстояло осознать весь ужас того, что они услышали: то, как их сына и брата отправили на плаху без всякого суда и, более того, даже без предъявления обвинений.

Разве можно без содрогания слушать рассказ о том, как отрубленную голову поместили в тюремной камере, где сидела юная жена несчастного? Когда же Илена сообщила им, что привезла это жуткое свидетельство гибели Элида в Фелроти, все онемели от ужаса. Крис, видя всеобщее состояние, сам пошел за мешком и, стараясь не смотреть на останки брата, извлек оттуда отрубленную голову.

Зрелище окровавленной головы повергло семейство в еще большее оцепенение. Разговоры тотчас стихли. Йериб удалился к себе в кабинет, где тотчас принялся обдумывать способы отмщения. Его слова не оставили ни у кого из близких сомнений: в ближайшие дни герцогство начнет войну против короны. Такое представлялось невероятным. Помогая молодой женщине подняться с земли, Крис все еще обдумывал возможные варианты развития событий.

Несмотря на подавленное настроение, позорное падение незнакомки с ослика вызвало у него улыбку.

— Да, весьма впечатляющее прибытие, — прокомментировал он.

— Простите меня, сударь. Я долгое время была в пути, — пояснила девушка, высвобождаясь из его рук.

— Я так и понял, — последовал ответ. Крис уже успел обратить внимание и на ее запыленное платье, и на выбившиеся из прически волосы. На этот раз он воздержался от шуток, чтобы не задеть ее чувства. — Это я должен извиниться перед вами, сударыня, за мои грубые манеры. Разрешите представиться. Меня зовут Крис Донал, я старший сын герцога Фелроти.

Элспит смерила его пристальным взглядом. Судя по дорогой одежде и по тому, с каким достоинством держался молодой человек, перед ней действительно был представитель знатного рода. Из дверей дома вышли еще несколько людей такого же вида и направились через весь просторный двор в их сторону. Какая красивая семья, отметила про себя Элспит. А вот ее прибытию они, судя по всему, отнюдь не были рады — брови нахмурены, на лицах печать тревожных раздумий.

— Крис, — произнесла высокая, царственного вида женщина, — где твои манеры?

— Я только что извился за их отсутствие, мама. И тотчас бы представил вам гостью, если бы знал, кто нанес нам очередной визит.

Элспит покраснела и грязными руками расправила покрытые пылью юбки.

— Прошу извинить меня. Мое имя Элспит. Я хорошая знакомая… — она не договорила, не зная, что сказать. Уил был другом, но ходил по земле в облике Ромена Корелди. — Знакомая Уила Тирска, — решилась она наконец.

По лицам присутствующих пробежала тень беспокойства.

— Я сказала что-то не то? — прошептала она, обращаясь к Крису.

Тот печально покачал головой.

— Нет, просто после того, что мы уже услышали, для нас это очередной удар. Элспит, позволь представить тебе нашу семью. Моя мать Аледа, герцогиня Фелроти; мой отец, Йериб Фелроти…

Поймав на себе взгляд герцога, Элспит машинально поклонилась.

— А это один из моих трех братьев, Дарин.

Элспит робко улыбнулась молодому человеку.

— Другой брат, Йорге, смею полагать, сейчас в конюшне, при столь любимых им лошадях. Мой самый младший брат, — добавил Крис уже совершенно иным тоном, — мертв, как нам только что стало известно. Так что прости нас за столь нерадостный прием.

— Но если вы утверждаете, что Уил Тирск ваш хороший знакомый, — вмешался в разговор герцог, — то вы должны знать это и без нас.

Элспит посмотрела герцогу в лицо; от нее не скрылись его внутренние страдания.

— Я это знаю, — негромко ответила Элспит. — И я приношу всем вам мои глубочайшие соболезнования. Элид был в вашей семье самый младший.

Герцог кивнул.

— Вы с ним были знакомы? — поинтересовалась герцогиня. Элспит отметила про себя, что хотя глаза ее красны от слез, однако не воспалены, и отдала должное стальной выдержке этой-женщины.

— Нет, госпожа, но я о нем наслышана.

Герцогиня кивнула. Она стояла, крепко сжав в замок руки, так что косточки пальцев побелели от напряжения.

— Позвольте поинтересоваться у вас, — осмелилась спросить Элспит, — к вам сюда часом не заезжала Илена Тирск?

На ее вопрос ответил Крис.

— Мы случайно встретили ее в городке, что лежит в нескольких часах пути от наших владений.

— Так, значит, она… здесь? — Элспит не могла поверить своему счастью.

Аледа кивнула.

— Совершенно измученная, а потому сейчас спит в одной из верхних комнат. Прошу в дом, — добавила Аледа. — У вас, дорогая моя, тоже усталый вид. Я сейчас распоряжусь, чтобы о вас позаботились.

Слугам тотчас были отданы соответствующие распоряжения, и вскоре гостья уже нежилась в горячей ванне. Девушка ощущала себя на небесах, отдыхая душой и телом. Наконец-то она смоет многодневную грязь и заодно приведет в порядок мысли. Пока она была в пути, голод и усталость обострили в ней праведный гнев по поводу несчастий, что обрушились на нее и тех, кто был ей дорог. Сейчас же, погруженная в ароматную воду посреди уютной комнаты, Элспит чувствовала, как сердце ее постепенно смягчается.

Безусловно, герцог и его семья хотели бы с порога задать юной особе не один десяток вопросов, однако как люди благородные и воспитанные они сначала дали ей возможность передохнуть и набраться сил. Более того, герцогиня наотрез отказалась выслушать ее, прежде чем Элспит не примет ванну, чтобы из грязной замухрышки вновь стать молодой женщиной. Надо сказать, что гостья тотчас прониклась к герцогине расположением. Взять хотя бы то, как Аледа приструнила своих мужчин, когда те буквально с порога засыпали гостью вопросами, не давая ей утолить жажду освежающим напитком. Вспомнив грозный взгляд герцогини, Элспит улыбнулась.

Вскоре раздался стук в дверь, и на пороге появилась хозяйка дома.

— Все хорошо, моя милая? Если тебе что-то нужно, скажи.

— О, благодарю вас! Меня ни разу в жизни никто так не баловал.

Герцогиня печально улыбнулась.

— Лучше скажи, что ты ни разу в жизни не валилась с ног от усталости, — сказала она, ставя на стол лампу. В комнате уже начали сгущаться сумерки.

— Вы правы. Я сама удивляюсь, что не свалилась в дороге, — кивнула Элспит, чувствуя, как на глаза наворачиваются слезы.

— Легко могу себе это представить и потому хотела бы извиниться за манеры моего супруга. Как ты понимаешь, он страдает… мы все страдаем, — добавила она, однако тотчас заставила себя взбодриться. — Ты будешь готова поговорить с нами позже?

— Разумеется, госпожа. Именно за этим я и пришла сюда.

— Замечательно, моя девочка. Я распоряжусь, чтобы накрывали ужин. Думаю, у тебя будет время немного передохнуть. Как я уже сказала, Илене дали снотворное, однако она вот-вот должна проснуться. Вот увидишь, она тебе понравится. Она такая милая.

От Элспит не скрылась, как у герцогини дрогнули губы, но она поспешила крепко их сжать, чтобы не расплакаться.

— И как она держится?

— Если учесть, что ей выпало испытать, то просто молодцом, Подозреваю, что Селимус внушает ей ужас. Илена боится, что он уже выслал по ее следу наемных убийц. Но она урожденная Тирск, а Тирски, как известно, славятся редким мужеством.

Элспит улыбнулась.

— Я понимаю, что вы хотите сказать. Если она похожа на своего брата, то наверняка, как и он, вынашивает в душе планы отмщения.

Аледа нахмурилась.

— Ты говоришь об Уиле так, как будто он жив. Надеюсь, тебе известно, что с ним сталось? — поинтересовалась она у девушки.

Элспит поняла, что угодила в западню. А поскольку сразу не нашлась с ответом, то, чтобы не лгать герцогине, ограничилась кивком и постаралась сменить тему разговора.

— Мне, право, больно, что вы потеряли Элида, — произнесла она, понимая, что никакими словами не залечить душевные раны. Но, с другой стороны, что еще она могла сказать в утешение?

Герцогиня старательно вымучила улыбку.

— Я пока стараюсь об этом не думать, — ответила она и направилась к двери. — Отдыхай, моя дорогая. Встретимся чуть позже. Кстати, можешь обращаться ко мне по имени.

Это «позже», как ей показалось, наступило слишком рано, однако Элспит успела сбросить с себя груз усталости, полежав какое-то время в мягкой постели, откуда через окно открывался прекрасный вид на вересковые пустоши и склоны соседних холмов. Аледа распорядилась, чтобы ей принесли чистое платье и туалетные принадлежности, и Элспит, впервые за много дней, вновь ощутила себя той, кем когда-то была.

Трое старших членов семьи собрались в гостиной. В камине весело плясали языки огня, а рядом с камином сидел молодой послушник по имени Пил. Элспит узнала от Криса — а он, судя по всему, после того, как та помылась и отдохнула, проникся к гостье еще большей симпатией, — что сей юный послушник сопровождал Илену во время ее бегства на север.

— И что ты намерен делать теперь? — участливо поинтересовалась девушка. Она с первого взгляда узнала в послушнике собрата по несчастью, против собственной воли угодившего в паутину событий, сплетенную чарами Миррен. Вспомнив о том, что ей придется рассказывать о странной судьбе Уила Тирска, девушка внутренне содрогнулась.

В ответ на ее вопрос Пил пожал плечами.

— Не знаю. До сих пор я об этом не задумывался. Для меня самым главным было доставить госпожу Илену в Фелроти. Хотелось бы вернуться в свой орден, но от Риттилуорта ничего не осталось, — печально произнес он.

Элспит кивнула — она собственными глазами видела, какая участь постигла монастырь, — с благодарностью взяла из рук Криса кубок и, прежде чем вновь повернуться к Пилу, одарила герцогского сына улыбкой.

— Пил, думаю, с моей стороны не будет самонадеянным дать тебе совет. По дороге сюда мне встретился один замечательный человек. Монах, как и ты. Он путешествует из деревни в деревню, из города в город, неся людям слово божье и творя добрые дела во славу всемогущего Шарра. Это благодаря его доброте и участию я смогла так быстро добраться до Тентердина. Кстати, я пообещала вернуть ему ослика. Думаю, ты мог бы вместо меня отвести животное в Бринт, тем более что брат Льюк говорил, что задержится в городе на несколько дней. Думаю, у вас найдется немало общего.

У Пила тотчас загорелись глаза.

— Как ты думаешь, он мне позволит?

Элспит довольно улыбнулась.

— Ты хочешь сказать, позволит ли он тебе странствовать вместе с ним по городам и весям?

Пил кивнул.

— А почему он должен тебе отказать? Сам он уже далеко не молод, зато мудр и полон учености. Думаю, что верный спутник в долгих странствиях не повредит ни ему, ни тебе.

Молодой человек просиял улыбкой. Элспит тотчас вспомнила дымящиеся руины Риттилуорта и подумала, что это первое приятное известие для юноши за много дней.

— О, я непременно разыщу твоего монаха! — воскликнул он. — Огромное тебе спасибо!

При мысли о том, что она простыми словами смогла помочь бедному юноше, Элспит стало легче на душе. Она сделала глоток вина, и по телу тотчас разлилось приятное тепло. Элспит поднесла кубок к Крису и тотчас заметила огонь в его глазах, пристально смотревших на нее. Боже, неужели он заигрывает с ней? Она поспешила отвести взгляд. Если младший брат был таким же, не удивительно, что Илена так рано выскочила за него замуж. Ее размышления на эту тему вскоре были прерваны. Неожиданно она заметила, как все в комнате напряглись. Элспит посмотрела в ту сторону, куда были направлены взгляды присутствующих, и увидела в дверях потрясающей красоты женщину.

— А, Илена! Входи, дорогая моя, — произнесла герцогиня. Прошествовав через всю залу, она подошла к Илене и, обняв за плечи, помогла войти.

— Мы бы хотели, чтобы ты познакомилась с одним человеком… с другом. Это Элспит. Она была спутницей твоего брата и проделала долгий путь, чтобы встретиться с тобой.

Илена перевела взгляд на девушку, и та тотчас ощутила себя дурнушкой, потому что Илена была удивительно хороша собой. Элспит представляла ее себе несколько другой. Нет, конечно, Уил не раз говорил, какая красивая у него сестра, но Элспит даже не думала, что Илена окажется потрясающе красивой.

— О, как замечательно, что вы несмотря ни на что сюда пришли, — сказала Илена и поклонилась Элспит.

— Госпожа, — ответила поклоном на поклон девушка, хотя, может быть, и не столь элегантно. Ей было приятно думать, что она сдержала данное Уилу обещание и нашла его сестру. — Я так рада, что вы наконец в безопасности. Уил поручил мне убедиться, что вы благополучно добрались до Фелроти.

Услышав ее слова, Илена нахмурилась.

— И когда же он вам это поручил?

У Элспит перехватило дыхание. Вопрос Илены был задан, что называется, в лоб, без каких-либо намеков на хорошие манеры. Что ж, значит, наступил тот момент, когда она должна рассказать все. Правда, Уил просил ее держать его историю в секрете, особенно от Илены, но Элспит решила, что лучше будет — и для нее самой, и для его сестры, — если она скажет правду.

Она сделала серьезное лицо, чем сразу приковала к себе внимание.

— Прошу вас, выслушайте меня, — начала она. — Мой рассказ будет долгим и непростым. Возможно, он покажется вам возмутительным или повергнет в ужас, но вы все равно должны его выслушать до конца. Тогда вам станет понятно, что привело меня к вам и почему Илена должна оставаться под вашей зашитой.

Присутствующие тревожно переглянулись; герцог кивком дал свое согласие. Слуга долил в кубки вина, после чего его попросили уйти.

Пил прочистил горло.

— Я тоже должен это выслушать? — спросил он, не зная, то ли ему подняться и уйти, то ли оставаться на месте.

— Если тебя не пугает слово «чары», можешь остаться, — загадочно ответила Элспит и повела свой рассказ. Начала она с того момента, когда однажды вечером молодой солдат, правда, уже в генеральском чине, вместе со своим приятелем Элидом Доналом, младшим сыном герцога Фелроти, заглянул в палатку к ясновидящей.

* * *

— И вы думаете, что мы вам поверим?! — возмущенно прогремел герцог, вставая со своего места. — Это надо же! Уила Тирска убила магия!

— Прошу простить меня, сир, — спокойно возразила Элспит. — Наверно, я не совсем правильно выразилась. Уил Тирск пал от руки человека по имени Ромен Корелди, который…

— О да! Который теперь есть не кто иной, как Уил Тирск… Я вас прекрасно понял, барышня, — кипятился герцог. Услышанное лишило его последних остатков самообладания.

Элспит открыла было рот, чтобы что-то сказать в свою защиту, однако решила промолчать. Нет, резкое слово здесь не к месту, им никого не убедишь.

— Отец, прошу тебя! — взмолился Крис со своего места возле камина.

— Йериб! — укоризненно произнесла Аледа. — Неужели ты и впрямь считаешь, что эта юная особа проделала столь долгий путь в наши края от самого Декина, чтобы шутить над тобой?

Герцог что-то возмущенно пробормотал себе под нос. Пил заметно побледнел.

— Звучит как-то неправдоподобно, — признался он.

— Согласна, — отозвалась Элспит, глядя то на него, то на герцога. — Но, увы, это чистая правда, — добавила она и перевела взгляд на Илену.

Та пока что не проронила ни слова.

— То есть, ты хочешь сказать, что мой брат жив? — наконец спросила она.

По ее голосу было понятно, что она потрясена.

Сердце билось с такой силой, что Элспит задалась вопросом, а правильно ли она поступила, нарушив данное Уилу обещание сохранить все в тайне. Тем не менее она утвердительно кивнула.

— И ты говоришь, что твоя тетя распознала в нем эти… чары?

И вновь кивок.

— Моя тетушка ясновидящая. Она называет это Оживлением, — сказала Элспит, понимая, что вновь рискует навлечь на себя гнев герцога. Но тот не проронил ни слова.

Лицо Илена неожиданно приняло задумчивое выражение.

— Как ни странно, я помню тот вечер, о котором ты говоришь. Это было после турнира… на следующий день после нашего бракосочетания с Элидом.

Услышав имя покойного, все тотчас напряглись, однако Илена не дрогнувшим голосом продолжила свой рассказ. Что касается Аледы, та про себя отдала должное самообладанию и выдержке молодой женщины. Из всех присутствующих ей, пожалуй, было лучше всего известно, что значила Илена для Элида. Сколько раз она перечитывала письма сына, которые буквально дышали любовью. Он полюбил ее давно, с самой их первой встречи, когда был еще подростком, а она — маленькой девочкой. А еще в своих письмах он писал, какая она верная, Илена, как предана ему. Сын мечтал обустроить собственное поместье неподалеку от Тентердина. Он постоянно шутил, что намерен объединить две традиции — Тирсков с юга и Доналов с севера, для чего Илена подарит ему не одного сына. Увы, этим мечтам никогда не воплотиться в жизнь, по крайней мере для него и Илены, подумала про себя Аледа, чувствуя, как горе больно ранит ее в самое сердце. Отогнав от себя тягостные мысли, герцогиня вновь переключила внимание на рассказ.

— Они направились вдоль дорожки, где выстроились палатки фокусников и гадалок. Им надо было выпустить пар, по-мальчишески покуролесить. Элид был изрядно пьян, — добавила она и усмехнулась. — Дурачок, думаю, в голову ему ударил не столько эль, сколько радость жизни. Уил довел его до моих покоев. Мы с братом уложили моего новоиспеченного супруга спать, а сами проговорили с ним до поздней ночи. И если я все правильно припоминаю, — Илена остановилась и наморщила лоб, — имя той самой ясновидящей было… Вдова Илик.

Элспит кивнула, подтверждая, что их истории совпадают. Илена продолжила свой рассказ.

— Уил был взбудоражен тем, что услышал от гадалки. И он, и я хорошо помнили случай с Миррен. И хотя лично я тогда не присутствовала, мне о нем много рассказывал Герин — это наш опекун. Ты, кажется, уже упоминала его. Так вот, он сказал мне, что глаза Уила поменяли цвет. Это его испугало, потому что веяло от этого чем-то таким колдовским и зловещим. Однако потом все как-то забылось, и, честно говоря, я только сейчас снова про это вспомнила.

Илена закончила свой рассказ, и в каминной зале повисла гробовая тишина.

— А этот, как его там, Ромен Корелди, — наконец нарушил всеобщее молчание Крис, как-то совсем беспомощно глядя на Илену.

— Мертв! А с ним и наш дорогой Уил! — с чувством воскликнула Элспит. — Его убила женщина. Судя по всему, наемная убийца. Обычно она называется именем Хилдит, хотя я подозреваю, что на самом деле ее зовут иначе. Мне известно, как она выглядит.

— Тогда расскажи как можно подробней, а мы передадим это дальше, — произнес Крис. Он всем своим видом давал понять, что рвется помочь сестре такого героя, как Уил Тирск. — Мы оповестим всех союзников нашего герцогства. Нам не известно, кто ее нанял, и, что еще хуже, намерена ли она нанести новый удар.

— О, не надо быть ясновидящим, чтобы угадать, кто ее нанял, — язвительно заметила герцогиня. И тотчас встретилась взглядом с Иленой. Им обеим не надо было объяснять, кто стоит за убийством их любимого мужа и сына.

— Хорошо, — сказала Элспит. — Она не то чтобы красавица, а, скажем так, женщина поразительной внешности. Высокая, роскошные светлые волосы, кошачьи глаза.

— Такую узнаешь с первого взгляда, — отозвался Крис, обращаясь скорее к самому себе.

— Корелди мертв? — неожиданно переспросила Илена. — Но ведь он спас мне жизнь.

Элспит с печальным видом повернулась к ней и взяла ее за руку.

— Твою жизнь спас Уил. Это он был Роменом.

Глаза Илены наполнились слезами, и никому не надо было объяснять почему. Все присутствующие от души сочувствовали мужественной молодой женщине, которая, несмотря на юный возраст, успела пережить столько страданий, натерпеться стольких мук.

— Не верю, — прошептала она.

— Брат Якуб сказал, что в тот раз Ромен показался ему каким-то другим, — неожиданно встрял в разговор Пил. По его глазам было видно, что он еще не пришел в себя. — Мне тоже так показалось. Не упомяни ты про колдовство, Элспит, я бы поверил, что ты говоришь правду.

— Но я и так говорю правду! И прошу об одном — чтобы мне поверили. Уил, пребывая в теле Ромена, бежал вместе со мной из темницы Кайлеха. Он мне все сам рассказал, когда мы с ним ехали через Скалистые горы. Я не шучу. У меня и в мыслях нет разыгрывать вас. Он говорил мне это как человек, который не знает, что ему делать.

Герцог одарил Элспит недобрым взглядом.

— Погодите! О чем вы говорите? От какого Кайлеха вы бежали? Вы имеете в виду горного короля?

— Его, господин. Я же предупреждала, что мой рассказ будет не из тех, что приятно слушать. И мне понятно, что вам трудно в него поверить. Но я вам все объясню. Дело не в том, что Уил Тирск мертв, а в том, что мертв Ромен Корелди.

— В таком случае нам придется точить топор, чтобы идти сразу на двух убийц — сначала на Селимуса, а теперь и на эту твою Хилдит! — гневно произнесла Илена. Никто из присутствующих не осмелился возразить ей.

Аледа вздохнула.

— Если не ошибаюсь, нас ждет ужин. Вот когда поедим, тогда и послушаем дальше, что нам расскажет Элспит. Пойдем со мной, Илена, дитя мое, ты такая бледная.

И обе женщины вышли из комнаты. Крис покачал головой.

— Она вдова Элида, — произнес он, в надежде, что никто не заметит его интереса к ней. — Теперь наш долг, Элспит, всячески о ней заботиться. А вот что ты намерена делать дальше?

Девушка вздохнула.

— Что ж, раз я выполнила данное Уилу обещание — убедилась, что его сестре ничего не грозит, — то с чистой совестью могу вернуться домой.

— В Йентро? — уточнил Крис.

Элспит кивнула. Наверно, ей не стоит распространяться о своих дальнейших намерениях. Иначе ее того и гляди начнут отговаривать. К тому же большую часть из того, что ей было известно, она все-таки оставила при себе. Напрасно пытаться убедить слушателей новыми подробностями, когда герцог и без того настроен скептически. Может, Крис и поверил бы, но у него на уме одно — поскорее отомстить за брата. Не пройдет и нескольких дней, как он убедит отца повести своих людей на Перлис.

— Господин, — сказала она, обращаясь к герцогу.

Тот пристально посмотрел на нее.

— Слушаю вас.

— Это послание от Уила, — произнесла она и на секунду задумалась, прежде чем вручить Йерибу помятый пакет с посланием, который она до этого носила в кармане.

Герцог взял его у нее из рук и взломал печать. И Элспит, и Крис ждали, затаив дыхание, пока он, подвинув ближе свечу, бегал глазами по строчкам пергамента.

— Отец! — не выдержал Крис.

Вид у герцога был задумчивый.

— Он подтверждает гибель Элида, но про магию ни слова. Уил подписался именем Тирск и просит нас не торопиться с местью, а подождать, пока он сам приедет к нам. Но ведь он мертв, ну, если не он, то этот ваш Корелди. По крайней мере вы нам так сказали, — добавил он, обращаясь к Элспит.

— Я слышала эту весть от чужих людей. Поэтому вряд ли можно полагаться на нее до конца. Я бы просила вас не спешить.

— Чего ради? — спросил герцог, с трудом сдерживаясь, чтобы не сорваться. — Мой сын убит. А вы просите, чтобы я стоял в стороне и бездействовал?

Элспит всплеснула руками, словно пыталась отвести от себя его гнев. В этом ее жесте было не меньше горя, чем в душе самого герцога.

— Я лишь передаю слова Уила. Не в моей власти навязывать вам свою волю.

Герцог раздраженно фыркнул. Крис, заметив выражение его лица, сочувственно посмотрел на Элспит и пожал плечами. Впрочем, ни в том, ни в другом не было необходимости, потому что, будь у нее такая возможность, Элспит сама прямо сейчас, не раздумывая, ринулась бы на штурм Перлиса, ведя за собой Фелроти. У нее имелись свои причины ненавидеть Селимуса. С какой радостью она гарцевала бы в седле рядом с герцогом и его воинами. Их наверняка не пришлось бы долго уговаривать. Узнай они, что идут свергать тирана, мигом встали бы под знамена Доналов. Так что в душе она понимала герцога.

В отличие от Криса. Гневом горю не поможешь, тем более, если гнев этот направлен против отважной юной женщины, на долю которой выпало немало страданий. Увы, весть о смерти сына поразила отца в самое сердце.

— Мама ждет, — произнес он, чтобы разрядить обстановку.

Элспит с благодарностью поднялась с места, оставив герцога в одиночестве размышлять над письмом от мертвеца.

 

Глава 22

Семейство герцога Фелроти и их гости ужинали за одним столом. И пока все ели, Элспит поведала историю о том, как она попала в темницу к королю Кайлеху, и каким образом им с Уилом удалось оттуда бежать. Ее рассказ то и дело сопровождался невнятным бормотанием герцога. Лишь у Илены сияли глаза. Как догадалась Элспит, причиной тому была гордость за верного Герина, готового пожертвовать собой, но еще больше — за Уила. Элспит не стала рассказывать про свои нежные чувства к Лотрину. Это был ее личный секрет, и в него не стоило без нужды посвящать посторонних.

В этот вечер по настоянию герцогини еда была самой простой. Да и какой может быть аппетит, если сначала вам приносят черную весть о гибели сына и брата, а потом сообщают, что Уил Тирск сначала был жив, а потом умер, но только в теле Ромена Корелди. Герцог впал в раздумье, размышляя о планах отмщения, и ничто, даже уговоры супруги, не могло отвлечь его от этого занятия. Иными словами, всех до единого, в том числе и Элспит, охватило скорбное уныние. Разговор стал бессодержательным и постепенно сошел на нет.

Не удивительно, что мужчины, услышав в ночной тиши цокот копыт, тут же вскочили со своих мест. Йериб велел встревоженным женщинам успокоиться и замолчать, затем сделал Крису знак отправиться к караульным и узнать, что за незваные гости прибыли среди ночи в Тентердин. Сыновья герцога на всякий случай поспешили обнажить мечи. Аледа посоветовала мужу тоже на всякий случай разбудить побольше солдат, в дополнение к тем, которые были подняты по тревоге, когда в замок прибыла Илена.

Все напряженно ждали. Близнецы смотрели в окно, наблюдая в свете факелов, как их старший брат стремительно прошел через внутренний двор. Совсем недавно герцогиня посчитала бы позором, что впервые в истории семейства Доналов ворота Тентердина были закрыты, однако в эти минуты она мысленно поблагодарила великого Шарра за то, что тот подсказал Йерибу изменить традиции.

— Он возвращается! — воскликнул один из близнецов. Присутствующие как по команде затаили дыхание.

В комнате вновь появился Крис, а вслед за ним ворвался поток холодного воздуха. Вид у юноши был испуганный. Он тут же впился глазами в Элспит.

— Ты не поверишь, но мне кажется, что у ворот нашего дома — та самая Хилдит, о которой ты нам рассказывала. Она умоляет, чтобы ее впустили в замок.

Элспит сразу поняла, что Крис не шутит.

— Длинные до плеч золотистые волосы. Высокая. Одета в мужское платье. Глаза определенно кошачьи. Это точно она.

Элспит вздрогнула. Слова Криса поразили не только ее одну. Илена мгновенно вспыхнула от безмолвной ярости.

— Она одна? — потребовал ответа Йериб.

— Нет, отец, — ответил Крис. — С ней какой-то громила, который назвался Аремисом Фарроу.

— Зачем эти люди пришли к нам? — поинтересовалась Аледа.

— Женщина говорит, что хочет видеть Илену.

— Ну, разумеется, хочет! — вскричала Элспит, чувствуя, как бешено стучит ее сердце. — Она получила приказ убить Илену! Ну а мы, сумеем мы уберечься от нее? Стражи здесь хватит?

— Никто не посмеет войти в Тентердин, дитя мое, без моего разрешения. Мы здесь в полной безопасности, — заверил ее герцог. — Дорогая! — повернулся он к жене. — Я предпринял все меры безопасности, о которых ты мне говорила. К нам скоро прискачут на подмогу два десятка всадников.

Слова герцога не слишком успокоили Аледу.

— Но что нам делать сейчас? До их прихода?

— Я выйду поговорить с ней, — спокойно произнесла Илена.

Услышав ее слова, Пил побледнел от ужаса.

— Ваше сиятельство, умоляю вас! — с жаром прошептал он, повернувшись к герцогу.

Йериб спокойным, но решительным тоном обратился к Илене:

— Нет, Илена, вы этого не сделаете. Вы пришли в мой дом в поисках защиты и поэтому вам не о чем беспокоиться. С вами ничего не случится, и, пока я жив, ни один волос не упадет с вашей головы. И дело даже не в том, кто ваш муж. Главное для меня то, чья вы дочь. Вы поступите так, как я вам велю. Мы не имеем права терять голову. Нам всем нужно сохранять спокойствие. Я сам поговорю с этими людьми, — пообещал герцог.

— Пошли, ребята! — позвал он, и трое сыновей, неистово его боготворивших за мужество и хладнокровие, бросились за ним следом.

— Будь острожен, муж мой! — напутствовала его Аледа, но ответа не удостоилась.

Прильнув к окну, женщины с нетерпением ожидали дальнейшего развития событий. Пил стоял рядом с ними. На их глазах четверо мужчин из рода Фелроти прошли через двор и направились к невысокой башенке, расположенной возле ворот сторожки.

— Отлично! Он проявляет осторожность!

— Ваш муж не станет рисковать жизнью сыновей, — произнес Пил, зная, что этими словами утешает лишь самого себя. Он более других был взволнован необычным поворотом событий.

Ожидание затянулось на какое-то время, и наконец они увидели, как четверо Доналов вновь вышли из башни. Герцог, видимо, отдал какое-то распоряжение, потому что двое его сыновей поспешили поднять тяжелые поперечные брусья, запиравшие ворота с внутренней стороны.

— Что он делает? — крикнула Элспит.

— Дайте мне меч! — испуганно крикнула Илена. Оглядевшись по сторонам в поисках оружия, она схватила со стола кухонный нож и, шагнув к двери, спряталась за ней.

— Да хранит нас великий Шарр! — взмолился Пил. В следующее мгновение тяжелые двери, ведущие во двор, медленно отворились.

— Стойте! — предупредила присутствующих Аледа, борясь с собственным страхом. — Йериб, должно быть, что-то узнал. Иначе он никого не впустил бы.

Сумерки уже успели смениться непроглядной ночной тьмой, и при свете зажженных факелов все увидели огромного роста мужчину, вошедшего через открытые ворота. Следом за ним во дворе появилась еще одна фигура. Сразу не удалось понять кто это — мужчина или женщина, однако второй человек был ниже ростом и стройнее своего спутника. В любом случае, походка второго отличалась изяществом и решительностью. По всей видимости, это была та самая женщина с кошачьими глазами, о которой рассказывал Крис. Лошади вошли следом за седоками. К изумлению Аледы предполагаемая женщина держала герцога за руку.

Тем не менее она успокоила присутствующих взглядом, означавшим, что они должны доверять Йерибу. Затем обернулась и ободряюще кивнула стоявшей за ее спиной Элспит. Илена оставалась за дверью и не видела добросердечия, с которым герцог встретил незваных гостей. Услышав их шаги и голоса, герцогиня вновь посмотрела на дверь.

— Аледа! — обратился к ней Йериб, шагнув за порог. — Я узнал любопытную новость.

Рассказать о том, что он узнал, герцог не успел, потому что в комнату вошла высокая женщина. Она тут же сняла шляпу и темно-рыжие волосы рассыпались по ее плечам.

— Элспит! — крикнул Уил и бросился к своей изумленной приятельнице. — Это же я! — рассмеялся он.

В следующее мгновение из-за двери выскочила Илена, одержимая единственной мыслью: лишить жизни ту, что убила Ромена Корелди и тем самым ее брата Уила. В своей безумной ярости она разглядела в пришедшей женщине лишь большой рот и зеленые кошачьи глаза.

— Нет! Илена, не надо! Не делай этого! — крикнула Элспит. Аремис бросился к Уилу и даже герцог попытался вмешаться, но, увы, слишком поздно. Илена оказалась проворнее их. Кроме того, она выросла в семье воина. Хотя ее жизнь в Стоунхарте во времена правления короля Магнуса была полна развлечений и игр, она никогда не забывала те уроки, которые дал ей брат еще в детские годы, когда они жили в Аргорне. Заметив, что ей собираются помешать, она молнией бросилась к своей жертве и вскинула руку с ножом.

— Убийца! — вскричала она и вонзила лезвие прямо в горло улыбающейся женщине с зелеными глазами.

— Что же ты наделала, моя дорогая сестра?! — воскликнула та и схватилась за шею, из которой фонтаном брызнула кровь. Илена услышала крики окружающих ее людей, но самым главным в эти мгновения для нее было ощущение триумфа. Еще бы, ведь у нее на глазах умирала убийца Ромена Корелди.

Элспит подхватила падающее тело Фарил и тут же перепачкалась ее кровью. Да что там, кровью была забрызгана вся комната. Крис и Ларин схватили Илену за руки, однако та отбросила нож в сторону и рухнула на пол, содрогаясь от истерических рыданий. Больше всего ей сейчас хотелось увидеть, как угасает огонь жизни в глазах ненавистной Фарил.

Увы, этого ей было не суждено увидеть.

Элспит, державшая на коленях голову умирающей, с ужасом увидела, как глаза Фарил сделались один небесно-голубым, второй зеленовато-карим. Затем она почувствовала, как тело женщины-убийцы напряглось, а спина неестественно выгнулась дугой. Ей стало понятно, что происходит в эти роковые мгновения, и она физически ощутила присутствие магии, отчего ей захотелось истошно закричать.

Но вместо нее разразилась протяжным криком Илена. Тело жены Элида Донала исторгло жуткий вопль и распростерлось на полу. Ради спасения Илены, дух ее брата изо всех сил сопротивлялся переходу в новую плотскую оболочку. Но, увы, дар Миррен оказался непоборимым.

Неожиданно с губ Илены сорвался голос Уила. Осознав, что забрал жизнь собственной сестры, он взревел от ярости. К Илене бросились ничего не понимающие Крис и Дарин. В комнате тотчас возникла жуткая суматоха. Йериб попытался отдавать распоряжения. Аледа в ужасе наблюдала кровавую сцену. Аремис, не веря собственным глазам, опустился на колени рядом с мертвым телом своей спутницы.

— Отпустите ее! — крикнула Элспит, перекрыв стоявший вокруг шум. Крис непонимающе посмотрел на нее.

— Оставьте ее! Это уже больше не Илена! — снова крикнула девушка, чувствуя, как по ее щекам текут слезы. — Это Уил!

Сыновья герцога отпрянули назад, как громом пораженные ее словами. Уил корчился в агонии, но не от телесной боли. Таких душевных мук, как сейчас, он еще никогда не испытывал. Он убил собственную сестру, забрал жизнь у той, которую так горячо любил и так страстно желал оградить от любых опасностей. И вот теперь, оказавшись в теле сестры, он ощутил скрывавшийся под маской ярости страх, растерянность, ее скоротечный триумф.

Откинув голову назад, Уил вновь издал пронзительный вопль, чем до глубины души напугал присутствующих. Он оттолкнул протянутые к нему руки Элспит и бросился вон из дома.

* * *

Выскочив за ворота, Уил наугад зашагал вперед. В эти минуты он, должно быть, являл собой необычное зрелище — обезумевшая женщина в обагренном кровью шелковом платье и легких туфельках. Терзаемый ненавистью и горем, Уил бросился вверх по склону горы, ища забвения в чернильной тьме ночи. Его собственная ярость слилась с отчаянием Илены, все еще пронизывавшим ее тело. Он бормотал проклятия до тех пор, пока не ощутил, что горло его пересохло и горит огнем. Рыдания прекратились. Теперь до его слуха доносилось лишь отдаленное уханье совы и копошение роющего нору крота.

Новое тело Уила продолжало мелко подрагивать. Он не понимал, что тому причиной — то ли холодный ночной воздух, то ли недавнее потрясение. Впрочем, какая разница. Теперь ничто для него не имело значения. Последний из рода Тирсков потерпел поражение. Ему тоже хотелось умереть, но лишь от своей собственной руки. Он больше не посмеет рисковать жизнью других людей.

— Извини, что помешал тебе, — откуда-то из темноты раздался голос. Ночь была темная и безлунная. Плотные облака заволокли небо, дорыв даже самые яркие звезды. Голос показался Уилу знакомым. Это был голос друга.

— Я не успел опередить ее, — горестно добавил Аремис. — Я подвел тебя и не сдержал обещания.

Уилу не хотелось совершать даже самого слабого движения. Он был бы рад окаменеть и больше не двигаться.

— Она была такая светлая, так похожа на звезды всемогущего Шарра. Она не заслужила этой участи, — прохрипел Уил своим новым, но хорошо знакомым голосом.

— Такова участь всех невинных. Они не заслуживают ранней смерти, Уил, однако страдают больше других.

— Что это было?

— Кухонный нож.

— Счастливый удар.

— Такой же, как и удар стилетом, нанесенный рукой Фарил.

— Что за безумие овладело ею? — спросил Уил, впервые озвучив мысль, которая не давала ему покоя.

Ответа ему не требовалось, но Аремис все-таки высказал его вслух:

— Она боялась, что посланная Селимусом женщина-убийца отнимет у нее жизнь, как у Ромена Корелди.

— Не надо было мне приходить в дом герцога. Ты был прав. Я оставил бы Илену на тебя, а сам отправился бы на поиски матери Миррен. Но как же они узнали о Фарил?

— Твоей приятельнице Элспит стало известно о смерти Корелди, а также то, что убийцей считают женщину с внешностью Фарил. Она сопоставила эти сведения и рассказала Доналам и Илене. Сейчас она корит себя за то, что вовремя не догадалась, что дар Миррен не ограничивается лишь одним перевоплощением.

Значит, и здесь ему некого винить, кроме самого себя, подумал Уил, коль он не сумел внушить Элспит, как важно сохранять его тайну.

— В этом нет ничьей вины, — произнес он. — Ответственность за ошибки несу я один. Я проявил преступное недомыслие, надо было тебе прийти одному, рассказать о том, что случилось… подготовить герцога и его семью.

— И все равно, Уил, я уверен, никто не поверил бы моему рассказу.

— Элспит поверила бы. Илена могла бы… могла бы не совершать таких необдуманных поступков.

Уил услышал, как наемник шагнул к нему.

— Сделанного уже не поправишь, — сочувственно произнес Аремис.

Уила как будто прорвало.

— Моя сестра мертва, Аремис! — закричал он. — Но ее тело все еще живо. Вся моя семья мертва. Элид, Герин, Лотрин… даже Корелди — все те, кого я любил, — все мертвы! И все из-за меня!

Аремис подхватил Уила под мышки, чтобы поставить на ноги. Он не ожидал, что тело Илены окажется легким как перышко. Он осторожно опустил его вновь, благодарный судьбе за то, что сейчас темно, и не видно той ярости, что наверняка пылает в глазах его друга.

— Того, что случилось, уже не вернешь, — попытался он успокоить Уила. — Ничего не поделаешь. Но ты можешь отыскать колдуна и узнать от него о волшебном даре, который ты получил от его дочери. Глядишь, это поможет, и все наконец прекратится.

— Прекратится?

— Может быть, Уил. Обещаю тебе: я постараюсь сделать все, что только в моих силах. Но ты прежде всего должен помочь себе сам. Мы с тобой — ни ты, ни я — не понимаем природы этого дара. Поэтому нам ничего не остается, как попытаться открыть его тайну. А узнать это мы сможет только у колдуна, отца несчастной девушки. Нужно немедленно отправиться на его поиски.

— Но где же его искать?

— Сначала попробуем найти мать Миррен.

Неожиданно до их слуха донеслись чьи-то шаги. Вскоре они увидели силуэт герцога. Йериб тяжело дышал, устав от подъема по крутому склону. В руках у него был небольшой фонарь.

— С вами ничего не случилось? — спросил он, прекрасно понимая, что в подобных обстоятельствах такой вопрос совершенно неуместен, и, смутившись, провел рукой по своим серебристым волосам. — Извини, — добавил он. — Мы все переволновались из-за тебя. Мои домашние все до единого потрясены и до сих пор не могут прийти в себя. Правда, моя добрая жена взялась наводить порядок в доме, и поэтому я счел за благо отправиться на ваши поиски.

Уил шагнул к герцогу и сжал его руку особым легионерским рукопожатием.

— На этот раз мне пришлось тяжелее обычного, ваше сиятельство. Наверно, добрую сотню раз покинуть свое тело не так трудно, как единожды переселиться в тело сестры.

— Извини, сынок. Я просто не нахожу слов. Я должен принять на веру твой рассказ. Теперь мне понятно, что это ты, Уил, и никто другой. Но все-таки я по-прежнему ничего не понимаю.

— Думаю, мне потребуется время, чтобы окончательно привыкнуть к моему проклятию, — отозвался Уил.

Герцог тяжело опустился на небольшой бугорок.

— Да, нелегко мне дались эти два дня, — признался он.

— Это я должен просить у вас прощения, — возразил Уил, садясь рядом с Йерибом. — Можете мне не объяснять, как пострадала ваша семья. Элид был вашим любимцем. В моем сердце никогда не утихнет боль от его утраты.

— Мы будем предаваться скорби потом, Уил, вспоминая твою сестру и моего сына. Теперь королю несдобровать. Могу я откровенно говорить с тобой?

— Разумеется, — кивнул Уил. — Можете спокойно говорить в обществе Аремиса, он часть нашего общего дела.

Польщенный словами друга, наемник опустился на землю с ними рядом.

— Расскажите мне все, — потребовал герцог. — Начните с самого начала.

* * *

Позднее, когда все собрались за столом в трапезной, Уил разглядел членов семьи герцога и гостей. На лицах присутствующих застыло отрешенное выражение; никто еще не успел оправиться от пережитого кошмара. Элспит никак не удавалось унять дрожь. Всем своим видом она давала понять, что ни за что не позволит Уилу прикоснуться к ней. Каждый раз, бросая взгляд в его сторону, девушка инстинктивно прижимала руки ко рту. Лишь глаза ее выдавали те чувства, которые она испытала за последние дни. Уил не сомневался: Элспит поверила в то, что он жив и переселился в тело сестры. Неожиданно его знакомая зашмыгала носом и, не удержавшись, тихонько заплакала. Вскоре плач перерос в громкие рыдания, от которых сотрясалось все ее хрупкое тело.

В комнате воцарилось тягостное молчание, хотя в душе каждый сочувствовал ее горю. Крису отчаянно захотелось заключить девушку в объятия и успокоить, однако вместо него это сделал Уил. Он обнял ее и поцеловал в волосы.

— Все будет хорошо, Элспит, — ласково произнес он голосом Илены. — Я тебе все объясню.

Аремис вежливо и слегка неуклюже поклонился герцогине, и та ответила ему в равной степени неловкой улыбкой. Это было все, что они оба могли сделать в данную минуту, не будучи официально представлены друг другу. Наемник подошел к Пилу и встал рядом с ним.

— Меня зовут Аремис. — Ему не осталось ничего другого, как шепотом представиться юному послушнику.

— Я — Пил, — последовало в ответ. — Я путешествовал вместе с… — Юноша замялся, не зная, следует ли ему упоминать об Илене.

— С сестрой?

Потрясенный случившимся, Пил ограничился кивком.

— Пойду заварю чай, — предложила Аледа. — Крепкий чай нам всем сейчас не помешает, — добавила она и направилась к очагу.

Элспит выскользнула из объятий Уила и одарила его пристальным взглядом.

— Это в самом деле ты? С тобой опять случилось это? — спросила она, готовая вот-вот снова расплакаться.

Уил кивнул.

— Фарил, которую ты знаешь под именем Хилдит, убила Ромена, как ей было приказано. Но она не знала, что он заколдован.

— Я видела все своими собственными глазами, но до сих пор не могу поверить. Прости меня, но я умоляю: докажи что ты — это ты, — неожиданно проявила осторожность Элспит.

— Он уже доказал это, дитя мое, — вступил в разговор герцог. — Только Уил Тирск мог знать то, что было сказано мне возле сторожки у ворот дома, а затем там, на горе. — Йериб немного помолчал, а затем произнес, обратившись к герцогине: — Думаю, что всем нам нужен не чай, а шерлак. То, что сегодня случилось, слишком сложно для моего старческого разума.

Аледа нежно улыбнулась любимому супругу. Нет, конечно, она уже больше никогда не будет счастлива, но, посмотрев на Йериба, решила, что лишь любовь поможет ей справиться с обрушившимися на их семью несчастьями — смертью, обманом и колдовством.

Уил бросил взгляд на Элспит.

— Ты права. Что же мне такое сказать тебе, чтобы развеять твои сомнения?

Девушка на мгновение задумалась.

— Когда мы, спасаясь бегством, покинули горы… — Не успела она закончить фразу, как на лице Илены появилась улыбка.

— …у нас не было денег. По крайней мере так мне казалось, — подхватил Уил. — Но у тебя оставался кошелек, который ты прятала под юбками. Мы остановились в гостинице «Свисток» в Декине, и ты на остаток денег купила для меня лошадь. Я оставил тебя, чтобы ты отправилась в Риттилуорт. Твое сердце разрывалось от горя. Ведь ты была вынуждена расстаться с хорошим, храбрым человеком, с которым мы встретились раньше. Прости меня, мне очень жаль, что все так случилось.

Элспит улыбнулась и тут же расплакалась.

— Уил, это ты!

Наблюдавшая за этим разговором Аледа решила, что пора наконец разрядить обстановку и поговорить с женщиной, которая совсем недавно была вдовой ее покойного сына, а теперь превратилась в кого-то другого.

— Мы рады видеть тебя снова среди нас… э-э-э… Уил Тирск. Честно говоря, я ничего не понимаю. Все это с трудом укладывается в голове, но…

Уил учтиво поклонился герцогине — этой прекрасной женщиной он восхищался еще с детских лет.

— Отец не раз рассказывал мне о вашей душевной щедрости по отношению к моей матери. Он никогда не забывал, как вы помогли ей выбрать платье для летнего бала, когда она была совсем еще молодой и ей было трудно привыкнуть к тому, что она стала женой человека, которого сам король называл своим лучшим другом. Она знала, что королева посмеивалась над ней, и тогда вы напомнили моей матери, что именно из-за нее Фергюс Тирск не проиграл ни одного сражения. Вы сказали ей, госпожа, что моему отцу ненавистна мысль о том, что, если он погибнет, то больше никогда не сможет вернуться к самой прекрасной женщине в мире.

Уил смущенно откашлялся.

— Мне право жаль, что мы с вами встретились при таких странных и запутанных обстоятельствах, госпожа, но я все равно рад представившейся мне возможности поблагодарить вас за вашу великую доброту.

Настала очередь Аледы наконец дать волю слезам. Она изящно поклонилась Уилу.

— Мне бы очень хотелось встретиться с тобой прежним, Уил. А пока мне, наверно, стоит лучше все обдумать в тишине, чтобы во всем как следует разобраться. — Она подумала, что разрыдается, если произнесет то, что собиралась произнести, и все же не смогла промолчать: — Наш сын Элид боготворил тебя, Уил.

— Второго такого друга, как Элид, госпожа, мне уже не найти. Он был дорог мне, и я до сих пор не смирился с его потерей, — негромко ответил Уил. — Я отомщу за его смерть.

Последние слова он произнес очень мягко и тихо, однако решимость, прозвучавшая в его голосе, не оставила ни у кого сомнений в серьезности намерений.

 

Глава 23

Прежде чем отправиться спать, Аледа пожелала проверить, как устроились на ночь гости. Телесная оболочка Илены забралась в ту же самую постель, в какой отдыхала и раньше, но на этот раз Уил, а не его сестра согласился выпить на сон грядущий кружку теплого, подслащенного молока.

— Что вы добавили в него?

— Кое-что такое, что поможет тебе поскорее уснуть, — ласково ответила Аледа, заботливо поправляя одеяло гостьи.

Уилу вспомнилось, как мать когда-то именно таким жестом поправляла ему одеяло.

— Как хотелось бы проснуться утром и обнаружить, что все случившееся — лишь ночной кошмар и в мире ровным счетом ничего не изменилось, — признался он.

— Мне тоже, — произнесла Аледа.

Уил понял, что герцогиня имеет в виду любимого сына, и бережно взял ее за руку.

— Мне жаль, что я не смог спасти его.

Глаза Аледы увлажнились, но она сдержалась и не дала воли слезам.

— Он боготворил тебя и Илену. Я знаю, что годы, которые он провел в Стоунхарте, были самыми счастливыми в его жизни, потому что он любил вашу семью. Спасибо тебе за то душевное тепло, которое вы дарили ему. Послушай меня, Уил, — он с благодарностью отметил про себя, что Аледа без колебаний назвала его настоящим именем, — я понимаю, что слезами их не вернешь. Но мы можем отдать им последний долг — отомстить тем, кто отнял их невинные жизни. Ты в праве корить Миррен за то, что случилось с тобой, но дело не в ней, ведь есть другой, истинный виновник наших несчастий.

— Селимус! — прошептал Уил, чувствуя, что на него уже начинает действовать сонное снадобье, добавленное в молоко.

— Мы ему все припомним, — сказала Аледа.

— Я его убью! — Слова, произнесенные голосом Илены, прозвучали холодно, как снег, выпадающий зимой на здешние заболоченные пустоши.

— Когда ты будешь держать в руке меч, вместе с тобой его рукоятку будут сжимать и моя рука, и руки Элида, Илены и всех тех, о ком ты мне рассказывал… даже рука той женщины по имени Фарил.

Теперь слезами наполнились глаза Уила. Аледа тотчас поняла, что он оплакивает сестру.

— Она была мужественной женщиной, сыпок. Вряд ли она когда-нибудь вновь стала бы тем же милым невинным созданием, которое ты когда-то знал. Ей так много всего пришлось пережить, а выпавшие на ее долю испытания отняли у нее так много сил, что ты наверняка удивишься. Преодолев страх, она нашла в себе смелость бежать из Риттилуорта и смогла пешком добраться до нашего дома. Ты можешь гордиться ею, она не уронила чести Тирсков. Я буду оплакивать ее как собственную дочь. Даже за короткое время нашего знакомства мы крепко подружились с ней.

Уил изо всех сил пытался сдержать слезы и поспешил отвести взгляд в сторону.

— Вы верите в жизнь после смерти, сударыня?

— Верю, — улыбнувшись, ответила Аледа. — Сейчас они вместе пребывают в Небесном Царстве Шарра. Мы продолжим борьбу от их имени и в память о них.

— Спасибо вам за вашу доброту, — поблагодарил Уил, чувствуя, что у него начинают слипаться глаза. — Что с телом Фарил? — полюбопытствовал он.

— Мы позаботимся о нем, — заверила его Аледа. — Спи спокойно, Уил Тирск, — ласково добавила она и поцеловала щеку Илены.

* * *

Сои Уила был тревожным и неприятным.

Ему приснился какой-то сарай, двери которого были закрыты. Из-за них раздавались жуткие, леденящие кровь крики, крики предсмертной агонии.

Затем в его мозгу прозвучал чей-то зов: Помоги мне!

Уил не знал, как откликнуться на этот голос, однако попытался ответить, умоляя незримого собеседника назвать свое имя и сказать, где тот находится. Ответа не последовало. Жуткий вопль по-прежнему не умолкал, и чем сильнее Уил пытался не обращать на него внимания, тем громче он становился, и вскоре заполнил не только все его сознание, но и проник в каждую клеточку тела.

Он побежал — или ему лишь показалось, что побежал, — но вопль не оставлял его. Когда он остановился, то обнаружил, что стоит на прежнем месте, глядя на запертый сарай. Он понял: за его дверями таится нечто зловещее, колдовское.

И вновь его позвал мысленный голос, но на этот раз другой, добрый и нежный, доносящийся откуда-то издалека. Повернись ко мне, сынок!

Не могу, — мысленно ответил Уил, пытаясь сопротивляться крикам другого человека, продолжавшим звучать в его голове.

Мужайся. Отвернись от него и посмотри на меня.

Для этого потребовалось собрать всю волю и мужество, однако как только он оторвал взгляд от сарая, крики тут же прекратились.

Уил почувствовал, как его тело обмякло, и услышал свое частое дыхание.

Кто ты?

Я тот, кого ты ищешь, — ответил тот же мягкий голос.

Отец Миррен?

Да.

Где ты?

Иди ко мне.

Как? Я не знаю, где ты.

Ты найдешь меня.

Воцарилась тишина. Затем голос сначала пробормотал что-то неразборчивое, а потом произнес уже громко. Я там, куда никто не осмеливается ступить.

Почему ты не скажешь, где именно?

Доверься собаке, — ответил голос и исчез.

Вернись! — мысленно крикнул Уил. Ответа не последовало. Ему хотелось спросить, кто это кричал за закрытыми дверями, но он не успел. Он даже не спросил у отца Миррен, как его зовут.

Сон продолжился. Перед ним возник новый образ. На этот раз он увидел, что к нему приближается Валентина. Сердце екнуло. Облаченная в кроваво-красное платье, королева, как всегда, была удивительно хороша, но Уила встревожило выражение ее лица. Валентина была чем-то напугана. Он попытался улыбнуться, протянуть к ней руки, но не смог.

Прости меня, — прошептала Валентина, и Уил вскрикнул.

Он мгновенно проснулся, забыв о том, что же так напугало его. Ночная рубашка промокла от пота. Глаза удалось разлепить лишь с большим трудом. Уил свесил ноги с кровати и коснулся поверхности ковра — миниатюрными женскими ступнями. Тотчас вспомнились ночные события. Отныне он Илена. Его тотчас охватил приступ головокружения. Увы, правда — не ночной кошмар, о котором можно забыть. Выходит, он живет в вечном ночном кошмаре.

Поеживаясь, он встал и шагнул к комоду, на котором стоял кувшин с водой и тазик для умывания. Сполоснул лицо и осторожно протер глаза. Прикосновение к лицу Илены ощущалось совсем не так, как прикосновение к коже Фарил. У сестры были более округлые скулы, более узкий лоб, волосы длинные и золотистые. Уил взял со стола зажженную свечу, приблизился к зеркалу и вгляделся в собственное изображение. Ему тотчас бросилось в глаза, что рот сестры похож на его собственный. Странно, как раньше он этого не замечал.

— Я подвел тебя, — прошептал он. — Прости меня. — Эхо слов недавнего сна пробудило в нем воспоминания. Кто искал прощения в этом образе? Этого он вспомнить не мог. Пожалуй, это была какая-то женщина… возможно, Илена.

Лицо, смотревшее на него из зеркала, было красивым, но печальным. Оно казалось таким осунувшимся, таким бледным. А ведь когда-то оно, казалось, лучилось радостью бытия. И вот теперь эта бьющая ключом энергия бесследно исчезла. То, что осталось от прежней Илены, было лишь призрачной тенью той жизнерадостной молодой женщины, которую он когда-то знал.

Уил попробовал докопаться в себе до остатков той, прежней Илены. Для этого потребовалось время и терпение, однако, в конце концов, ему удалось высвободить ее прежний, не сломленный горем дух, и у него тотчас потеплело на душе.

— Я знал, что ты не сможешь полностью оставить меня, — обратился он к своему отражению, чувствуя, как на него нахлынули воспоминания. Воспоминания детства и радостные ощущения полноты жизни. Любившие его от всего сердца король Магнус и Герин, а позднее Элид. На какое-то мгновение Уил позволил себе ощутить любовь Илены к мужу, после чего отогнал образ Элида. Это были глубоко личные воспоминания, и они принадлежали одной только Илене.

Мрачные картины смерти и разрушения, запах крови и горелой человеческой плоти слились в его воображении воедино. Ему тотчас стало не по себе от этих образов. Он крепко схватился за край комода, в ужасе от того, какие страдания и муки довелось пережить его сестре. Риттилуорт был его последним наказанием, ведь это по его вине на тихую монастырскую обитель обрушилось столько бед.

— Я отомщу королю за твою смерть, дорогая сестра! Я убью его! — прошептал он крупицам души Илены. — Покойся с миром!

От этих произнесенных вслух угроз Уил испытал небывалый прилив сил. Набросив на себя поношенное платье сестры и чувствуя себя крайне неловко в ее теле, он выскользнул из спальни и спустился по каменной лестнице вниз. В буфетной он увидел знакомую фигуру, неуклюже склонившуюся над чашкой крепкого дымящегося чая.

— Никак не можешь уснуть? — спросил Уил, заставив Аремиса невольно вздрогнуть.

Наемник поднял на него глаза.

— Никак. Будешь чай? — предложил он, пристально глядя на нового Уила.

— Буду, но только с медом, — ответил Уил и, сев за стол, улыбнулся.

Аремис кивнул, довольный тем, что ему есть, чем занять себя. Зайдя за спину Уила, он наполнил чаем еще одну кружку.

— На меня неприятно смотреть, Аремис?

— Отнюдь, — отозвался наемник. — Просто мне очень нравилась Фарил. Теперь мне придется привыкнуть к тому, что я буду видеть тебя в облике твоей сестры.

Он через плечо обернулся к Уилу, и между ними проскочила искра взаимной приязни.

— А как это восприняли остальные?

Наемник пожал плечами.

— Герцогиня — удивительная женщина. Насколько я понимаю, они только сегодня узнали о гибели сына, но уже трогательно ухаживает за тобой. Герцог ужасно разгневан и не знает, что ему делать дальше. Об остальных ничего не могу сказать.

— Но они верят мне?

— Вне всякого сомнения, — заверил Аремис, ставя перед ним чашку. — К этому надо привыкнуть, Уил.

— Как будто я сам не знаю, — буркнул в ответ Уил.

— Я хотел сказать, что этих людей тоже нужно понять. Ты бы сам поверил, произойди это не с тобой, а с кем-то другим?

Уил помедлил с ответом. Затем подпер ладонью подбородок и медленно покачал головой.

— Нет, — признался он. — Почему же они должны сразу поверить мне?

— Твоя Элспит верит, да и горец по имени Лотрин, по твоим словам, тоже верил. Финч тебе верит. Ты сумел убедить даже меня, а я далеко не все принимаю на веру. Мы все теперь верим тебе.

— И что заставило тебя поверить мне?

— Из-за ножей. Никто не умел бросать ножи так же ловко, как Корелди. И еще твое необычное отношение к королю. Да и многое другое… — Аремис пожал плечами и улыбнулся. — Одно только то, что ты сумел с честью выйти из поединка со мной, доказало, что ты мужчина, — пошутил наемник. Уил рассмеялся. В этом весь Аремис, всегда точно знает, когда именно отпустить шутку. — Так что знай, тебе верят. Ты наговорил им такого, что мог знать один только Уил Тирск.

— Это точно, — согласился Уил и подул на чай, чтобы тот быстрее остыл.

— Мне жаль, Уил, что это была она, — нашел в себе мужество признаться Аремис.

— Мне тоже, — сказал Уил и взглядом дал собеседнику понять, что больше не желает говорить на эту тему.

Они замолчали и принялись пить чай, думая каждый о своем. Аремис подбросил в очаг дров, и их веселое потрескивание придавало чаепитию особую прелесть, даря ощущение спокойствия и уюта. Уил грел тонкие изящные пальчики Илены о горячую кружку, чувствуя, что понемногу привыкает к своей новой внешности.

— И что же будет теперь? — первым нарушил молчание Аремис.

— Как уже было сказано, я должен найти отца Миррен.

Наемник отпил из кружки и кивнул.

— Я думал, что…

— Это опасно, — продолжил Уил и улыбнулся.

— Тебе нельзя отправляться в путь одному.

— О, я вижу, ты уже успел положить глаз на Илену! Ты и с ней не прочь переспать, — изобразил ужас Уил.

Верзила негромко усмехнулся. Как приятно, однако, слышать человеческий смех!

— Я бы, конечно, не отказался. Если ты предлагаешь… — он не закончил фразу, заметив на лице Илены строгий взгляд Уила. — Тебе нужен спутник, вот что я хотел сказать.

— Думаешь, что я не смогу позаботиться о себе в новом обличье?

— Пожалуй, сможешь, но тут же станешь лакомой целью для разных лихих людей. Отправься я вместе с тобой, и мое присутствие было бы объяснимым — женщина знатного происхождения путешествует вместе с надежным провожатым.

Уил задумался: Аремис прав. Путешествовать одному в облике Илены — дело опасное. По правде говоря, этот силач-наемник — отнюдь не худший спутник.

— Согласен, — заявил он.

Аремис поднял на его удивленный взгляд.

— Неужели? Не будешь драться со мной? Метать в меня ножи или что-то в этом роде?

— Не буду. Ты прав. У меня нет времени на то, чтобы с риском для жизни пытаться в одиночку преодолеть все препятствия. Нет времени без конца давать отпор разным негодяям, которые могут покуситься на честь слабой, беззащитной женщины.

— Тогда решено. Куда мы отправимся?

— Мне этой ночью приснился сон, Аремис.

— Неужели? — Наемник удивленно поднял брови.

— Наверно, это было видение. — Уил вздохнул и потеребил себя за ухо. Аремис вспомнил, что точно такая привычка была у его друга, когда тот перевоплотился в Фарил, отчего он предположил, что Уил делал так же и в облике Корелди.

— Я знаю, что люди часто говорят о волшебстве, но это видение было похоже на явь… по крайней мере мне так казалось.

— Расскажи, что ты видел, — попросил Аремис.

— Голос колдуна велел мне отправляться туда, куда не осмеливаются ступить остальные люди.

— Какое на редкость точное описание! Главное, туда попасть, а потом мы без особого труда найдем отца Миррен, — пошутил Аремис.

Уил сердито посмотрел на собеседника.

— Именно так мне и было сказано.

— Отлично, но куда же мы отправимся?

— Может, за океан? — предположил Уил.

— Какой именно?

Уил пожал плечами.

— Ну, хорошо, давай отправимся в Скалистые горы. Вряд ли кому в голову придет, кто нам надо именно туда. И холодно, и вот-вот вспыхнет война.

— А это точно был человеческий голос?

— Точно. У него был какой-то акцент, но не надейся, только не северный. Мне даже показалось, что он моргравиец, как и я когда-то. То есть он, видимо, родом откуда-то с юга.

— Для моргравийца Бриавель — не самое безопасное место.

— Правильно, но не стоит забывать о том, что оба королевства уже давно успешно торгуют друг с другом. Нет, не думаю, что имелся в виду Бриавель.

Аремис встал и потянулся.

— Ну, тогда остается одно — Глухомань.

— Глухомань? Та, что находится восточнее Бриавеля, я правильно тебя понял? Но ведь там ничего нет!

— Откуда ты это знаешь? Никто из нас там ни разу не был.

— Но разве на этом месте не лежит какое-то проклятие? — спросил Уил. — Говорят, оттуда нет возврата. Люди бесследно пропадают в том краю.

Аремис ответил ему лукавым взглядом.

— Говорят, что это заколдованное место. Из чего следует, что именно оно нам и нужно.

— Сейчас не время для шуток, — нахмурился Уил.

— У меня и в мыслях нет шутить, — произнес спокойным тоном Аремис. — Я еще раз повторяю: Глухомань отлично соответствует тому, что сказал этот самый голос — заколдованный край, где может жить колдун.

— Пожалуй, ты прав. Ничего другого я пока придумать не могу, — признал правоту друга Уил.

— Тогда нам нужно именно туда.

— Как же мы доберемся до Глухомани?

— Вам никак не обойтись без меня! — раздался голос Элспит, неожиданно возникшей на пороге буфетной. — Мне не спалось, и я услышала ваши голоса. — Она неожиданно умолкла и удивленно посмотрела на Уила.

Уил встал, подошел к ней и заключил в объятия. Девушка тихонько заплакала. А вот Илена, судя по всему, уже выплакала все слезы — глаза Уила оставались сухими.

— Не плачь, Элспит. Слезами горю не поможешь.

— Знаю, — ответила девушка. — Это все из-за меня! Как я ненавижу себя! Мне нужно было молчать. Нужно было все держать в тайне…

Уил не дал ей договорить, положив ей на губы изящные пальчики Илены.

— Не надо.

— О, если бы ты только знал, как я корю себя! Мне нет прощения! — призналась Элспит.

Уил обнял ее еще крепче, чтобы девушка поняла, что он ее прощает.

— Кстати, тебя уже успели познакомить с моим другом Аремисом? Он обо всем осведомлен.

— Прости, Аремис, было не до церемоний, — сказала Элспит и протянула наемнику руку, которая еще несколько часов назад была испачкана кровью.

Аремис осторожно пожал ее тонкие пальцы.

— Уил говорил мне, что ему крупно повезло иметь такого друга, как ты, — произнес он, старясь польстить девушке. — Пусть даже такую жуткую болтушку.

Элспит обиженно поморщилась.

— Не обращай на него внимания, — поспешил успокоить ее Уил. — Аремис у нас большой шутник, обожает дразнить людей.

Элспит, прищурившись, посмотрела испытующим взглядом на великана-наемника и решила, что обижаться его шуткам и впрямь не стоит.

— Можно мне чаю? — попросила она, указав на чайник.

— Какие могут быть вопросы! — улыбнулся Аремис, обрадованный тем, что Элспит больше на него не обижается, и занялся приготовлением чая.

— Куда же вы собрались? — поинтересовалась Элспит, обращаясь к женщине с ангельским личиком, сидящей напротив нее.

— Мне нужно отыскать отца Миррен, Элспит. Только после этого я смогу приступить к своему главному делу. Мне нужно узнать как можно больше о том магическом даре, который я получил.

— Понимаю, — ответила Элспит.

— Это никоим образом не повлияет на клятву, которую я дал тебе. Я вернусь в Скалистые горы и обязательно найду его.

— Он разговаривал со мной, Уил, — дрожащим голосом произнесла девушка. — Его окружала тьма и боль. Он был сильно напуган. При этом присутствовал кто-то еще, но его или, может быть, ее — я не видела. Это было настоящее колдовство, я это точно знаю.

— Что же он сказал? — спросил Уил, чувствуя, как на него нахлынуло воспоминание о мрачном сне, который приснился ему минувшей ночью.

— Он просто позвал меня, — задумчиво ответила девушка.

— И только?

Элспит слегка нахмурилась.

— Нет, не только. Было и кое-что еще. Он сказал что-то вроде «скажи Ромену, что я буду ждать». А затем добавил нечто странное, загадочное. Я не поняла его.

— Продолжай! — попросил Уил.

— Он сказал, что я должна передать тебе следующее: он не такой, каким ты ожидаешь его увидеть. — Элспит увидела, как по лицу Илены пробежала хмурая тень, что, впрочем, ни на йоту не испортило ее красоты.

— И это все? — спросил Уил.

— М-м-м, — невнятно ответила Элспит и с улыбкой кивнула Аремису, благодаря за чашку чая, которую тот поставил перед ней. — Что бы это могло означать?

Уил изящно поднялся и принялся мерить шагами комнату. Если бы Аремис и Элспит лично знали Фергюса Тирска, то сейчас угадали бы в облике Илены привычку ее отца энергично расхаживать взад-вперед в минуты серьезных раздумий.

— Не имею ни малейшего представления, но, странно, этой ночью мне тоже приснился сон… ты как раз напомнила мне о нем. Я не знаю того, кто говорил со мной, но кто бы это ни был, мне кажется, он сильно страдает, ему очень больно. Он непрерывно кричит от невыразимой боли и желания вырваться на свободу. Это какой-то мужчина.

— Он отправил его под пытки, — печально предположила Элспит. И она, и Уил понимали, кого она имела в виду под мучителем.

— Если он пытается быть услышанным, то мы хотя бы знаем, что он жив, — проговорил Уил.

Аремис сел за стол.

— Вы, наверное, имели в виду Лотрина?

Элспит и Уил утвердительно кивнули.

— Никогда не перестану надеяться на то, что он жив; что Кайлех прячет его в своей темнице, — заявил Уил.

— Но ведь ты сам говорил, что пытками король горцев не ограничится. Это не в его духе, — возразила Элспит.

— Согласен. Крики боли могли быть вызваны чем-то другим, да и исходить они могли от кого-нибудь другого.

— Что же это могло быть? — удивился Аремис.

— Магия, — невнятно, еле слышно произнесла Элспит.

Уил бросил на нее быстрый взгляд. Ему не хотелось самому произносить это слово, хорошо, что она сделала это за него.

— Почему бы и нет? — резким тоном произнесла девушка, облекая запретную мысль в словесную оболочку. — Рядом с Кайлехом постоянно находится воплощение зла по имени Рашлин. Разве он не колдун? В этом у любого пропадут сомнения, стоит увидеть его безумные глаза и истинно колдовской облик. У меня при виде Рашлина всегда пробегали мурашки по спине.

— Пожалуй, ты права, — согласился Уил и допил содержимое кружки. — Я не хочу, чтобы ты бросалась безрассудно в Скалистые горы, да еще и в одиночку, Элспит. Подозреваю, что-то в этом роде ты и замышляла.

Девушка смутилась.

— Но я не могу сидеть просто так и ничего не делать. Бездействие хуже смерти.

— Кайлех убьет тебя, если ты попадешь ему в руки. Он не станет с тобой нежничать, уж поверь мне.

— Откуда ты знаешь?

Уил пожал плечами, задумавшись над тем, в чем причина возникшего между ними непонимания. Когда он был Роменом Корелди, все было по-другому, в его теле ему было более спокойно. Элспит чувствовала бы себя не так неловко, превратись он снова в мужчину, а не в хрупкое изящное создание, каким была его сестра.

— Знаю, — ответил он. — Кайлеху неведома жалость. Он заставит своих подручных убить меня сразу, как только я попаду ему на глаза. Да и тебя тоже он не пощадит.

— Но почему ты уверен, что тебе удастся пройти через заставы короля горцев, Уил Тирск?

— Потому что я уже не Ромен Корелди, вот почему, Скажи, разве я плохо смотрюсь в женском обличье, Элспит? В шелковом платье, с золотистыми локонами и нежными руками?

По лицу Элспит было видно, что она наконец поняла: пора перестать видеть в Уиле женщину. В стройном теле Илены теперь таится душа сурового мужчины-бойца.

— Конечно, нет. Он ни за что не узнает Уила в Илене Тирск.

— Это наше единственное оружие. Будь терпелива… и верь в то, что с Лотрином не случится ничего плохого.

В буфетную вошла Аледа.

— Я услышала голоса, — сообщила она. — Хотя еще рано, но все равно давайте приготовим что-нибудь поесть. Кстати, как ты себя чувствуешь? — поинтересовалась она, повернувшись к Уилу.

— Мне гораздо лучше, сил заметно прибавилось, — признался он и получил в ответ ласковую улыбку герцогини.

— Ты — настоящий Тирск, дитя мое. Я же говорила Йерибу, что к утру ты вновь обретешь стойкость духа.

* * *

Уил одиноко стоял рядом с герцогом. Женственные формы Илены были скрыты узкими штанами для верховой езды; золотистые волосы зачесаны назад и заплетены в косу. Как Уил ни пытался, он не смог придать ей вид более мужественный, чем у Фарил. Было совершенно невозможно скрыть ее неземную красоту, а движения сделать менее женственными. Это доставляло немалые мучения, но приходилось терпеть.

Аледа дала Уилу кошель с деньгами — сумма оказалась вполне приличной.

— Это тебе на дорогу. Купишь одежду и еду. Ты должен одеваться и питаться согласно твоему нынешнему положению. Ты ведь у нас теперь женщина знатного происхождения, — сказала герцогиня. — Прости нас за все случившееся, Уил. Я чувствую, что тут есть доля и моей вины.

— Не надо! — Уил было попытался отказаться от протянутых денег. При необходимости всегда можно заглянуть в любой из тайников, воспоминания о которых сохранились в памяти Фарил. Однако он понимал, что Аледа пытается помочь ему единственным доступным для нее способом, и решил с достоинством принять от нее подарок.

— Вы проявили поразительное мужество, герцогиня, — произнес он, обнимая Аледу на прощание. — Спасибо вам за то, что поверили мне, несмотря на самую невероятную магию.

— Ты — живое доказательство, сынок. Я еще долго буду думать об этих волшебных превращениях. И вот еще что — я верю, что ты сдержишь свое обещание и поможешь нам отомстить за Элида и Илену.

Это были последние слова Аледы, которые она произнесла прежде чем уйти. Герцогиня удержалась от слез — будучи опорой семьи, она не могла позволить себя дать волю чувствам, когда им предстояло сразиться с врагом.

— Крис проводит ее до границы, — произнес герцог и кивком указал на Элспит, которая в это время разговаривала с Пилом.

— Как только она окажется в Бриавеле, ей уже ничто не будет грозить, — ответил Уил.

К ним приблизился Крис.

— Вы точно не хотите, чтобы я проводил Элспит до самого Веррила? — предложил он.

— Нет, там слишком много тайных соглядатаев, Крис. Наша семья не может рисковать, открыто подчеркивая свои связи с Бриавелем. Проводи ее лишь до границы. Дальше поможет письмо, которое я дам ей с собой. Оно откроет ей многие двери и пути.

Крис понимающе кивнул.

— Да хранит вас Шарр!

— Пожалуй, нам понадобится пароль… на тот случай, если проклятие снова обрушится на нас, — предложил Йериб.

Уил выдержал выразительный взгляд герцога. Разумеется, он прав.

— Какой же пароль устроит вас?

Йериб задумчиво посмотрел на небо.

— Кухонный нож — эти два слова довольно безобидны и не вызовут подозрений, да и забыть их трудно.

— Я не забуду этот пароль, — ответил Уил, и его глаза потемнели от еще свежих воспоминаний.

— После долгих лет сражений… — покачал головой герцог. — Фелроти вступают в заговор с врагами королевства. — Голос его дрогнул.

— Бриавель не враг, ваше сиятельство, — поспешил разуверить его Уил. — Наш король, да, враг. Королева Валентина и Бриавель — наши единственные союзники.

— Фергюс Тирск наверняка перевернется в своем гробу, — с явным неудовольствием произнес герцог.

— Нет, ваше сиятельство, ничего подобного. Мой отец согласился бы с нашей стратегией.

— Ты так считаешь?

— Уверен в этом, как в себе самом, — сказал Уил и улыбнулся. Герцог ответил ему грустной улыбкой. — Надеюсь, все запомнили, что нужно говорить на случай расспросов. Никакой Илены здесь не было, только Фарил, но и она, впрочем, сразу уехала отсюда. Если вы будете дружно твердить одно и то же, то отведете подозрения от Тентердина. Селимус не должен догадаться о том, что вы утратили к нему былое доверие. Мне известно, что вы ожидаете прибытия ополчения, в том числе и тех воинов, которые сейчас находятся на границе. Будьте готовы ответить на вопросы, которые вам может задать Селимус. Какую бы ложь он вам ни преподнес, сделайте вид, будто вы ему верите. Не показывайте ему своего беспокойства или других чувств. Он наверняка придумает какое-то объяснение тому, почему исчез ваш сын.

— Но почему мне нельзя убить этого мерзавца? — взволнованно спросил герцог.

— Потому что ни вам, ни тому, кому вы это поручите, ни за что не выбраться из Стоунхарта живым. Легионеры поклялись отдать жизнь за своего короля… и, будьте уверены, они так и сделают. Вас и вашу семью выследят и убьют, а после этого настанет черед ваших верных воинов. Поверье мне, я не понаслышке знаю, насколько жесток наш король. Вы представить себе не можете, насколько Селимус тщеславен, насколько полон коварных замыслов. Вы не знаете этого, потому что слишком долго прожили вдали от столицы.

— Проливая кровь во славу короны на полях сражений! — печально воскликнул герцог.

— Он набрал себе отряд наемников, — продолжил Уил. — Они надежно защищают его. Послушайте моего совета, ваше сиятельство, заклинаю вас, будьте осторожны. С Селимусом лучше играть по его правилам! В отличие от вас мне терять нечего. Предоставьте убийство короля мне.

— По-вашему, я должен сидеть сложа руки и бесстрастно наблюдать за происходящим?

— Мы же обо всем договорились этим утром, ваше сиятельство. Обязательно выставьте дозоры вокруг Тентердина, но так, чтобы не вызвать никаких подозрений. Вступите в переписку с королем. Посмотрим, что он вам скажет. Если вам удастся распустить в рядах легиона нужный слух, то о лучшем нельзя и мечтать. Узнайте, кто из ваших людей более всего вам предан. И, конечно же, остерегайтесь Кайлеха. Он непредсказуем и очень силен, причем настолько, что вы даже представить себе не можете.

— Думаете, он посмеет вторгнуться в Моргравию?

— Пока еще нет. Но он способен на все. Помните: Кайлех коварен и очень умен. Он будет действовать крайне осторожно — возможно, даже не предпримет никаких действий, — по вам все равно следует его опасаться и быть готовым к любым событиям. Кстати, вы можете воспользоваться королем горцев для того, чтобы отвести от себя подозрения: вы укрепляете Фелроти, опасаясь его набегов. В это Селимус наверняка поверит.

— Значит, мне следует предложить Селимусу свои услуги? — язвительно спросил Йериб.

— Вы тем самым укрепите собственную безопасность. Это непременно собьет его с толку.

Герцог горестно вздохнул.

— Куда только делся дух старомодных, честных войн?

Уил вытянул вперед тонкую белокожую руку своей сестры.

— Настало время иных войн, ваше сиятельство. Приходится прибегать и к интригам, и к колдовству.

Йериб состроил брезгливую гримасу.

— Да поможет вам Шарр, Уил! — сказал он. — Буду ждать от вас вестей.

— Мужайтесь, ваше сиятельство! — ответил Уил, понимая, как страстно жаждет мести старый герцог. — Вы еще услышите обо мне.

Он прошел через старинный внутренний двор, уставленный огромными горшками, в которых были высажены кусты лилекса, удивительно красиво смотревшиеся на фоне грубых каменных стен. Уилу почему-то вспомнился Стоунхарт. Он подошел к стоявшей поодаль Элспит, которая собиралась вскарабкаться на коня. Герцог любезно снабдил гостей хорошими верховыми лошадьми.

— Как ты себя чувствуешь? — спросил Уил.

— Злюсь на тебя.

— Я дам о себе знать.

— Ты забыл, что я хочу вернуться в Йентро.

— Не лги мне. Я точно знаю, что тебе не терпится отправиться прямо в Скалистые горы.

Элспит обиженно поджала губы.

— Я не твоя собственность, Уил. Я поступлю так, как захочу. Мне не по себе от того, что приключилось с тобой, но ведь ты все равно поступаешь по-своему, так, как считаешь нужным. А что же делать мне?

Уил задумчиво опустил голову.

— Прости меня, Элспит, ты права. Не желаю больше разговаривать о том, что произошло минувшей ночью. Я не могу исправить случившегося — по крайней мере пока — и никого не виню. Но и тебя я не смею потерять. Неужели ты не понимаешь — я вынужден так поступить ради твоей безопасности, а не потому, что мне безразличны твои желания.

— Получается, что Бриавель — все, что ты можешь предложить?

— В настоящее время, да. Для меня это крайне важно. Не только потому, что там тебе ничего не грозит, но и для нашего дела. Хочешь отплатить Селимусу — пожалуйста! Отправляйся к Валентине и живи под ее защитой. Я проберусь к тебе в Веррил, и там мы с тобой придумаем, как помочь Лотрину.

Элспит ответила ему колючим взглядом. Нет, он, конечно, прав, но как она ненавидит и его правоту, и его заботу о ней! Но, с другой стороны, разве кто другой когда-нибудь заботился о ней так, как он?

— И мне нельзя ничего говорить о тебе королеве?

— Разумеется. Все это нужно пока хранить в тайне. Валентина все равно ничего не поймет. Просто постарайся поближе сойтись с ней, если она позволит. Сама найдешь, что ей сказать и как. Там тебе ничто не будет угрожать. Главное, дождись меня.

— Ты вернешься за мной? — спросила Элспит и сжала тонкую руку Илены.

Уил согласно кинул, чувствуя, как за спиной мотнулась коса сестры.

— Обязательно. Клянусь тебе. Похоже, мне смерть не грозит. Я не могу погибнуть, как бы ни искал смерти, — добавил он шутя, но шутка поучилась неуклюжая, и у Элспит не нашлось улыбки в ответ. — По крайней мере пока, — добавил он и сжал плечо собеседницы, после чего повернулся к Пилу.

— Из-за суматохи прошлой ночи я так и не успел поблагодарить тебя за помощь нашей семье.

— Жаль, что я не смог сделать для вас большего, — застенчиво ответил юный послушник.

Уил благодарно взял его за руку.

— Твоя помощь неоценима. Это я подвел тебя, а не ты меня.

— Я по-прежнему ничего не понимаю, — признался Пил. — Так это вы были Роменом Корелди, когда приезжали в Риттилуорт?

Его явно мучило любопытство.

— Да. Прости меня за обман.

Пил покачал головой.

— Мне он показался совсем другим. Я, конечно, был гораздо моложе в ту пору, когда он в первый раз появился у нас. Поэтому в тот раз я подумал, что просто сам стал старше, вот и смотрю на него другими глазами.

— Я был бы признателен тебе, Пил, если бы ты никому об этом не рассказывал.

— Да если бы я кому и признался, меня сочли бы полоумным и до конца дней продержали бы в сумасшедшем доме, — ответил послушник. — Можете на меня положиться, я никому не скажу ни слова.

— Ты запомнил, о чем мы договорились? — решил сменить тему разговора Уил.

Лицо Пила приняло несчастное выражение, но он все равно кивнул.

— Та женщина, Фарил, была у нас, но совсем недолго, и тут же уехала, узнав, что Илены у нас нет.

— Отлично. Все правильно, — похвалил Уил, чувствуя, что юноше тяжело говорить неправду. — Мы лжем ради благого дела, Пил. А ты, значит, отправляешься в Бринт, чтобы повидаться с тем монахом, верно?

— Да, мне нужно вернуть ему ослика. Имя этого человека — брат Льюк. Но если вам нужен осел, я могу оставить его вам, хотя и не знаю, сможет ли этот монах найти себе другого.

— Как знать, возможно, наши судьбы еще когда-нибудь пересекутся, — сказал Уил. — Береги себя, Пил, будь острожен. Да сопутствует тебе всегда благоволение всемогущего Шарра!

Юный послушник почтительно попрощался с хозяевами и их гостями, вскарабкался на ослика и выехал из ворот.

Элспит также была готова отправиться в путь.

— Нам вновь приходится расставаться, Уил, — произнесла она, стараясь скрыть страх и печаль расставания.

— Согласен, я в очередной раз попрошу тебя отправиться в путь и оказать мне еще одну любезность, — ответил Уил и обнял ее. — Спасибо за то, что поверила мне.

Девушка выскользнула из его объятий и, немного отстранившись, пристальным взглядом окинула его новое женское обличье.

— Я верю тебе. Только не подведи меня.

— Ни за что. Кстати, мы придумали пароль. Его предложил герцог.

Элспит кивнула.

— Понятно. Это нужно для того, что точно знать, что передо мной именно ты, а не кто-то другой — вдруг окажешься в каком-нибудь новом теле. Например, в теле врага.

— Совершенно верно. Пароль — «кухонный нож». К счастью, герцог не до конца отчаялся, коль не растерял еще способность шутить.

Элспит грустно улыбнулась.

— Будь осторожен, Уил. А я в свою очередь обещаю присмотреть за твоей королевой. — Ей было приятно, что ее слова заставили Уила пристально посмотреть на нее. Его королева. Любовь к Валентине в это мгновение отразилась даже на его нынешнем, женском, лице.

К Уилу и Элспит приблизился Аремис.

— Пора в путь, — поторопил он их.

— Куда вы направляетесь? — спросила Элспит.

— Туда, наверное, куда никто не осмеливается ступать, — признался Аремис и на какой-то миг задумался. Затем обнял Элспит и добавил: — Береги себя, болтушка.

* * *

Они решили отправиться в путь под видом госпожи Рэчил Фарроу из Гренадина и сопровождающего ее спутника-мужчины, полагаясь на благосклонность всемогущего Шарра и на то, что Селимус вряд ли станет ломать голову над тем, откуда ему известно это имя.

— Фарроу — это фамилия, верно? — поинтересовался Уил у Аремиса. Тот сидел, потягивая из кружки крепкий эль, в то время как ему самому пришлось довольствоваться разведенным. Как и подобает даме благородного происхождения, они остановились на постоялом дворе в Бринте.

— Да, — ответил Аремис. — Об этой семье я могу рассказать немало, если потребуется.

— Ты уверен, что Селимус не помнит о Рэчил?

— Когда наши семьи вернулись, он был юн, так же, как и я. Ты вполне можешь выдать себя за мою младшую сестру, которая в те дни якобы была еще в колыбели.

— То есть она родилась после твоей настоящей сестры, ты это имеешь в виду?

Наемник сделал еще один глоток эля.

— Именно. Не стоит беспокоиться, Моргравия имеет очень слабое представление о Гренадине. Наши отцы знали друг друга, но это потому, что они когда-то сражались вместе. В представлении Селимуса Гренадин — унылое захолустье, дикая страна, которая славится лишь тем, что там разводят хороших лошадей. Больше он ничего не знает о наших краях.

— Скажи, как я выгляжу? — спросил Уил, поправляя платье, в которое он только что переоделся в гостинице.

— Как настоящая знатная дама, — похвалил Аремис, разглядывая новое одеяние своей спутницы. — Я считаю, что тебе пора замуж.

— Жду, не дождусь той минуты, когда смогу снять платье и снова влезть в штаны для верховой езды. Но это будет только завтра.

— Придется немного потерпеть для нашего общего блага.

— Кстати, где тело Фарил?

— Ее похоронили в одном далеком месте.

— Это хорошо. Если люди короля начнут искать и…

— Они ничего не найдут и решат, что она отправилась в Бриавель или куда-то еще. Кому какое дело?

Уил отвернулся и устремил взгляд на свою кружку с элем.

— Боюсь, как бы Пил не подвел нас.

— Это почему же?

— Он ведь служитель культа Шарра. Ложь противна его душе. Ему будет нелегко сказать неправду об Илене и Фарил.

— А в королевской темнице ему, по-твоему, будет легче?

Уил поморщился.

— Думаю, нам не стоит беспокоиться по этому поводу. В любом случае, это уже не в нашей власти. И все-таки, хотел бы я знать, почему колдун не сказал мне, куда именно следует отправиться.

— Может, он просто не смог? — предположил Аремис.

Уил нахмурился.

— Я не вижу причин, почему он не смог бы этого сделать. Но, насколько мне помнится, он вообще ничего не уточнял. Даже не назвал своего имени. Думается мне, что он скорее всего имел в виду Глухомань.

— Пожалуй. Глухомань — то самое место, куда никто не осмеливался проникнуть.

— Что тебе о ней известно?

— Не слишком многое, — печально вздохнул Аремис. — Говорят, что она заколдована. Да ты и сам знаешь, какими суеверными были в прошлом моргравийцы и бриавельцы.

— Это все бабушкины сказки. И ты в них веришь?

— Правильнее сказать, хотел бы верить.

— Я слышал, что оттуда никто ни разу не возвращался.

— Я тоже слышал. Вот это скорее всего правда. Как ты считаешь?

Уил безрадостно покачал головой.

— До того, как я стал Роменом Корелди, я бы сам посмеялся, скажи мне кто-то, что магия существует. Но теперь мне пришлось поверить в колдовские чары. Я всегда считал, что Глухомань — плод воображения, сказка, придуманная для того, чтобы объяснить, почему в ней никто не живет.

Аремис допил свой эль и с нескрываемым наслаждением потянулся.

— Если бы это место не представляло собой никакой опасности, оно давно бы стало частью Бриавеля или другого королевства. Каким бы ни был на самом деле этот дикий край, на него до сих пор никто не смеет посягать.

— Есть кое-что еще, — задумчиво проговорил Уил, потягивая эль мелкими глотками.

— Рассказывай!

— Нейв.

— Тот самый пес, о котором ты как-то упоминал?

— Мне кажется, он непременно отыщет меня и отведет куда надо.

— Странно как-то все это звучит, — признался Аремис, вытирая ладонью губы. — Неужели нам придется дожидаться этого самого Нейва?

— Нет, мы сейчас отправимся дальше. Он нас сам найдет. У меня почему-то такое чувство.

— Мы можем доверять Элспит?

— Можем, — с выразительной интонацией ответил Уил.

— Я имел в виду другое. Я хотел вот что спросить — не собьет ли ее с пути любовь к этому парню, как там его, Лотрину?

— Самое трудное, Аремис, — необходимость полагаться на других. Я полагаюсь на то, что Элспит удастся передать мои слова королеве Валентине. Что же касается герцога, то хочется верить, что, несмотря на его боль и гнев, он все же сохранит ясную голову, покажет королю свою преданность, сдержит желание броситься вместе со своим войском в Перлис. Я надеюсь, что Валентине достанет выдержки, и она откажет Селимусу. Я также надеюсь на то, что и Кайлех воздержится от необдуманных действий.

Уил вздохнул.

— Мне вся понятно, Уил, — отозвался наемник, пристально посмотрев в глаза Илены. — Ни на кого не полагаться. Вот мой девиз. Невозможно управлять судьбами других людей, строить из себя всемогущее божество. Делай, что должно, и справляйся с трудностями по мере их появления. Я не верю, что у Элспит хватит терпения дождаться тебя. Я не верю в то, что твоя королева сможет устоять перед напором Селимуса. Я не думаю, что Кайлех будет долго проявлять благоразумие. А кто посмеет упрекнуть семью Фелроти в жажде мести? Единственное, что мы себе сейчас можем позволить — это сосредоточить наши усилия на главном. Невозможно одновременно присутствовать повсюду. Ты хочешь получить объяснение преследующему тебя проклятью — что же, давай поищем это объяснение. Давай найдем этого колдуна, сейчас для нас это самое главное.

— Но тебе-то это зачем, Аремис?

— Признаюсь тебе честно — мне сейчас больше нечем заняться.

 

Глава 24

Взяв младенца на руки, король Кайлех почувствовал прилив такой сильной нежности, что у него перехватило дыхание. Он ласково успокоил малыша, когда тот захныкал, восхищенно полюбовался его крепким, здоровым тельцем. Какой замечательный малыш! Какие у него сильные ножки, как он отчаянно лягается ими в минуты радости или недовольства. А голос! Как громогласно требует он, чтобы его накормили. Придет день, и этот младенец станет могущественным хозяином королевства. При мысли об этом отцовское сердце наполнилось гордостью.

Кайлех погладил золотистые кудряшки сына и улыбнулся, увидев на щечках наследника очаровательные ямочки — свидетельство того, что это сын своего отца. Такие же ямочки были в детстве и у самого Кайлеха. Мать говорила ему, что это знак, что Хальдор отметил его своей благодатью, даровав особую судьбу.

— Айдрех! — нежно обратился Кайлех к сыну. Никогда еще он не испытывал такой безграничной нежности. Радостное отцовское чувство, осознание того, что из его семени появился продолжатель королевского рода, оказалось настолько сильным, что даже слегка напугало его самого.

— Сын мой! — прошептал он и ласково поцеловал младенца. В это короткое мгновение король понял: никого он не будет любить так, как Айдреха, своего прекрасного наследника.

Голоса придворных вернули его из грез на землю. Увидев приближающегося Рашлина, Кайлех неохотно передал ребенка кормилице.

— Готов? — поинтересовался король.

Барши коротко кивнул.

— Забери мальчика! — приказал кормилице король.

Подойдя к пыльному участку земли, окруженному частоколом из бревен, он поднялся по ступенькам на грубо сколоченный, невысокий помост. Его сына унесли — младенец, видимо, уже прильнул к груди кормилицы.

Внимание короля приковало нечто другое. Его взгляд был жадно устремлен на грациозное животное, лоснящаяся черная спина которого нервно подергивалась под горячими лучами солнца. Дикий жеребец фыркнул, угрожающе раздувая ноздри, и принялся сердито бить копытами.

— Он великолепен! — произнес Кайлех, восхищенный увиденным зрелищем. — Действительно великолепен! — Жеребец оказался намного роскошнее, чем он даже осмеливался предполагать.

Объездчик лошадей, самый лучший среди горцев, почтительно поклонился Кайлеху.

— Смею ли я начать, ваше величество?

— Не надо. Я сам с ним справлюсь, — остановил его король и посмотрел на Рашлина. Тот по-прежнему сохранял невозмутимый вид.

— Как пожелаете, сир, — ответил объездчик. — Смею предупредить вас, ваше величество, жеребец отличается непокорностью и злобный нравом. Обращаться с ним следует весьма осторожно.

Кайлех понимающе кивнул и взял протянутые ему перчатки и аркан.

— Мы не будем стреноживать его, Мегрин.

На лице конюха тотчас возникла тревога.

— Умоляю вас, ваше величество. Лишь стреноженным этот жеребец подчинится воле человека, — предостерег он короля, однако, заметив едва уловимую тень неудовольствия на монаршем лице, поспешно кивнул. — Позвольте по крайней мере быть рядом с вами.

Кайлех, а он был на целую голову выше Мегрина, положил руку ему на плечо.

— Не беспокойся. Этот красавец не причинит мне никакого вреда. Кроме того, мне не хотелось бы сломить его волю, причинив боль. Мы покорим его старым проверенным способом. Главное завоевать доверие. Мы с ним непременно научимся доверять друг другу. Он должен понять, что такое бояться меня, но при этом не опасаться боли. Это будет самая главная победа, верно?

Увы, Мегрину слова короля были не совсем понятны.

— Ваше величество, вы…

— Замолчи, Мегрин! Я лучше знаю! — оборвал его Кайлех и вошел внутрь загона для объездки лошадей.

Вокруг частокола тотчас собрались зеваки, до которых дошла весть о том, что король решил лично укротить строптивого жеребца. Кайлех хлопнул себя по бедру скрученным в кольцо арканом. Жеребец посмотрел на него свирепым взглядом. Животное несколько дней продержали взаперти, и вот теперь, оказавшись на относительно свободном пространстве и вдохнув свежего горного воздуха, конь испытал прилив сил и неукротимой ярости. Кайлеху были хорошо видны белки его глаз — верный признак того, что пребывание в тесной конюшне сделало из жеребца свирепого зверя.

Жеребец сердито всхрапнул. Кайлех понял: это верная угроза и он должен достойно на нее ответить.

— Эй! — прикрикнул он и снова хлопнул арканом по громко скрипнувшей коже лосин.

Непокорный жеребец вновь ударил копытами. Еще один важный признак. На этот раз довольно опасный. Мегрин повернул голову к помощникам. Те были готовы по первому зову броситься внутрь частокола и отвлечь разъяренное животное, если оно вздумает наброситься на их любимого короля.

Прямо у них на глазах Кайлех выпрямился в полный рост и горделиво задрал подбородок. Талант укротителя лошадей он унаследовал от своего отца, искусного наездника. Те, кто знали толк в этом непростом деле, поняли: этим простым движением король бросает вызов непокорному животному, приглашая его помериться силами с человеком. Разумеется, это будет поединок воли и силы духа — поединок двух самцов, в котором все остальное будет лишь второстепенным. Конь точно знал, чего от него ждут, и прекрасно понимал: в этом противоборстве может быть только один победитель.

Слегка отставив в сторону руку с арканом, король сделал короткий, но решительный шаг вперед. Жеребец остался стоять на месте, но мгновенно вздрогнул, что не ускользнуло от опытного взгляда Мегрина. Ага, животное проявило легкую нерешительность. Значит, оно будет действовать более осторожно.

На этот раз Кайлех щелкнул арканом в воздухе, совсем рядом с крупом коня. Оскорбленный конь тотчас принялся свирепо раздувать ноздри и бить копытами землю. Король резко вскрикнул, отвлекая внимание животного, и хлестнул его арканом по спине.

Жеребец злобно заржал и бросил к своему обидчику, видимо, делая последнее предупреждение, прежде чем проучить его ударом копыт.

Остальные объездчики мгновенно напряглись. Один из них уже приготовил лук со стрелой, наконечник которой был пропитан дурманным соком кустарника фалавы. Выстрел в круп животного успокоит строптивца и погрузит в сон, правда не сразу. В этом случае придется поспешно прикрыть своими телами короля и быстро вывести его из загона.

Однако Кайлех в очередной раз проявил выдержку и продолжил укрощение непокорного красавца коня.

Жеребец попятился назад. Король тоже был вынужден сделать шаг, однако не утратил самообладания и после нового, еще более грозного окрика крепко огрел коня веревкой. От удара тот снова попятился назад. Человек и животное смерили друг друга испытующими взглядами. Окружающим могло показаться, что в этот момент для них больше никого на свете не существует. Для слуха Кайлеха пропали все звуки, кроме надрывного дыхания жеребца. Король еще раз хлопнул арканом себя по бедру. Конь неохотно пустился вскачь по кругу. Свидетели этого зрелища все как один издали громкий вздох облегчения. Начало было положено.

* * *

Укрощение жеребца продолжалось несколько дней.

Конь остановился; бока его блестели от пота и мелко подрагивали от усталости. Хотя жеребец еще не полностью подчинился человеку, было заметно, что он проникся уважением к тому, кто сумел доказать ему свою силу и превосходство. Взгляд зеленых глаз Кайлеха по-прежнему был прикован к морде благородного животного.

«Отлично, ваше величество!» — подумал Мегрин, искренне восхищенный самообладанием короля. Кайлех, как будто прочитав его мысли, неожиданно оглянулся через плечо на жеребца и посмотрел на него так, будто решил успокоить его и предложить свою дружбу. Жеребец тоненько заржал, принимая предложение человека. До сих пор Кайлех пытался доказать свое превосходство, избегая по возможности встречаться взглядом с глазами коня. Сейчас же он смело смотрел в глаза четвероногому красавцу. Мегрин каким-то необъяснимым образом понял, что конь признал в короле своего будущего хозяина.

Прошел еще один день, прежде чем жеребец, которого горцы — свидетели поединка — назвали Гордецом, покорно склонил голову перед августейшим укротителем, подошел к королю и кротко уткнулся мордой ему в плечо.

В следующее мгновение Кайлех величаво выпрямился.

— Привяжите его к столбу! — приказал он, явно не собираясь терять даже лишней секунды, чтобы закрепить успех.

— Может быть, ваше величество, стоит немного подождать? — осмелился предложить Мегрин.

— Выполняй приказание! — рявкнул Кайлех, не оставляя времени для споров.

Конюхи бросились выполнять его волю; Рашлин же приблизился к королю и протянул ему бурдюк с водой.

— Ну как?

— Впечатляет.

— Приятно слышать.

— Сейчас мы добьемся от него полного доверия, — произнес Кайлех, сделав глубокий глоток. — Днем я уже буду ездить на нем верхом, — свирепо добавил он.

Рашлин кивнул; упавшие на лицо длинные волосы скрыли его лукавую усмешку.

— Готово, ваше величество! — крикнул Мегрин.

Кайлех шагнул к гнедому. Жеребец снова взъярился и встал на дыбы, на этот раз обиженный тем, что его привязали к ограде.

— Оседлайте его! — приказал король.

Выполнить приказание оказалось нелегко, но объездчики, поднаторевшие в этом деле, справились с задачей быстро. Кайлех осторожно приблизился к жеребцу, надежно привязанному к столбу частокола. Он постоянно шептал что-то ласковое, пытаясь усыпить бдительность животного, а затем резким движением неожиданно вскочил на спину коню. Тот мгновенно попытался сбросить с себя незваного седока.

Прошло какое-то время, прежде чем жеребец наконец успокоился — главным образом по причине усталости; слишком много сил потратил он на то, чтобы избавиться от восседавшего на его спине короля. Кайлех чувствовал, как конь под ним дрожит от отчаяния и крайнего изнеможения. Жеребец сделал все что мог, чтобы доказать свою независимость, однако в конечном итоге проиграл человеку.

Стоило Кайлеху соскользнуть с седла на землю, как конь резко повернул голову, чтобы его укусить. То была последняя попытка отомстить победителю. Король тыльной стороной руки изо всех сил ударил коня по морде. Гордец тут же заржал от боли и обиды.

— Расседлайте его! — приказал Кайлех, потирая ноющую от удара руку. Он не хотел прибегать к силе, но что еще ему оставалось? Лишь он сам и Рашлин знали, чего стоил ему этот удар.

Мегрина покоробила жестокость короля по отношении к животному, которое он обещал не трогать. Король и жеребец несколько дней пытались доказать друг другу свою силу. Конь проиграл этот поединок, и Мегрину хотелось, чтобы измученное животное немного отдохнуло после изнурительного соперничества. Сказать по правде, в нем почему-то жила уверенность, что этот странный конь предпочтет смерть презренному рабству.

— Днем я буду кататься на нем верхом, — сообщил Кайлех. — Приготовьте его.

— Простите, сир, я не понял вас? — удивился Мегрин.

— Его зовут Галапек. Я буду кататься на нем без седла.

Мегрин не осмелился противоречить причудам монарха.

— Слушаюсь, ваше величество, будет исполнено.

Сопровождаемый Рашлином, Кайлех удалился.

— Днем я возьму с собой сына, сопровождать меня не надо, — заявил король.

— Вы поедете верхом на жеребце? — удивился Рашлин.

— Распорядись, чтобы Айдреха принесли мне на берег озера после трапезы в полдень. Я хочу, чтобы он познакомился с конем.

— Не слишком ли это опрометчиво, ваше величество?

— С ним ничего не случится, я позабочусь об этом, — ответил Кайлех, ускоряя шаг; барши был вынужден покорно следовать за ним так же быстро.

Рашлин не понял, чью безопасность имел в виду король, сына или животного.

— Мне незнакомо имя, которое вы выбрали жеребцу, — признался чародей, тем самым еще раз подтвердив, что ему не знаком язык жителей гор.

— Это старый язык, на нем говорили наши далекие предки.

— И что же означает это имя?

— Изменник, — ответил Кайлех и зашагал прочь, оставив Рашлина одного.

* * *

Мегрин подвел жеребца к королю.

— Ваше величество, прошу вас, позвольте мне оседлать его, — попросил он, опасаясь, что гордый конь в очередной раз попытается отомстить Кайлеху.

— Не надо. Убери недоуздок. Я поеду один и без седла.

Мегрин удивленно моргнул. Он не смел перечить королю, хотя его повелитель был явно неправ. Это сильное животное непредсказуемо, от него можно ждать всего. Впрочем, объездчик понимал, что король не уступает жеребцу в силе и решительности. В конце концов, если Кайлех не на шутку разозлится, он, Мегрин, рискует собственной головой.

— Сначала я сяду на него, а ты после этого его отвяжешь, — приказал Кайлех.

Мегрин поддержал ногу короля и к вящему своему удовольствию заметил, что конь не стал сопротивляться и шарахаться в сторону. Задержав дыхание, он вопрошающе посмотрел на своего правителя. Тот одобрительно кивнул. Объездчик снял недоуздок, и жеребец радостно дернул головой, ощущая свободу.

— Ступай! — произнес король.

Мегрин неохотно удалился, все еще опасаясь подвоха со стороны коня.

Оставшись один, Кайлех прижался лицом к сильной шее коня.

— Теперь ты мой навсегда, — прошептал он, погладив гордое животное. — Вперед, дружище, давай как прежде поскачем вместе!

И человек, некогда известный под именем Лотрин, а теперь получивший прозвище Галапек, то есть изменник, сделал первые безрадостные шаги в телесной оболочке четвероногого слуги короля Кайлеха.

Наблюдавший за ними издалека Рашлин скупо улыбнулся, восхищаясь собственной ловкой работой.

* * *

Герин лежал на жестких досках в темнице, куда его вернули после того, как полученная рана наконец зажила. С тех самых пор он не перекинулся ни с кем ни единым словом. Тюремщик оказался достаточно милосерден: он постоянно менял солому на его убогом ложе, приносил пленнику еду и воду. Время от времени он пытался заговорить с пленником, но Герин решительно отказался отвечать на любые вопросы. Отныне страж всегда входил в темницу молча и так же молча выходил из нее.

Однако сегодня все было по-другому, Войдя в камеру, тюремщик приблизился к Герину и толкнул его.

— Вставай! Нам приказано прогулять тебя.

Герин пошевелился. Никакая гордость не помеха возможности прогуляться под открытым небом, подышать свежим воздухом. Кайлех ничего подобного ему не обещал, так что неожиданное разрешение на прогулку удивило узника. Очевидно, король внял угрозе Герина и вознамерился сохранить ему жизнь, поскольку тот сам стремился ее оборвать.

Что ж, придется испробовать новую тактику, тем более что Кайлех решил оставить его в живых не просто так. Тому наверняка есть какая-то причина. И Герин дал обет молчания. Нет, они ничего не добьются от него. Совсем недавно Герин понял: в глубине души ему хочется жить, хочется выжить… хотя бы для того, чтобы узнать, как там Уил — если тот все еще жив — и Илена. Он обманет смерть, он будет оставаться начеку до тех пор, пока не сможет сделать что-то такое, что поможет разгромить Горное Королевство.

Ослабленный болезнью и заточением в темнице, Герин с трудом передвигал ноги, так что выйти наружу смог лишь при поддержке двух стражников. Когда они вышли на открытый воздух, он с удивлением обнаружил, что на дворе не ясный день, а чернильно-черная ночь. Вместо бездонной дневной синевы Герина приветствовало неописуемой красоты звездное небо. Вот она, долгожданная свобода, пусть даже на считанные минуты! Он полной грудью вдохнул холодный, но приятный ночной воздух, и тут же закашлялся.

— Успокойся, старик! — пробормотал один из его соглядатаев.

Герин, продолжая кашлять, что-то недовольно проворчал.

— Что он сказал? — удивленно спросил его горец.

— Наверное, предрекает тебе твое будущее, Мирт, — рассмеялся второй стражник.

Герин, наконец, откашлялся и сердито произнес:

— Я сказал, что если ты еще раз назовешь меня стариком, я до смерти поколочу тебя!

Стражники весело рассмеялись, вместе с ними улыбнулся и сам Герин. Почему бы не перекинуться шуткой с другими людьми, пусть даже и заклятыми врагами.

— Сколько же тебе лет? — полюбопытствовал Мирт.

— Четыре десятка и пять, — ответил Герин.

— Тогда тебе следует вести себя сообразно возрасту, — заметил Мирт. — Его величество хочет, чтобы ты был бодр и здоров, а не умер в темнице от недостатка движения.

— Понятно. Весьма разумно с его стороны.

— Твоя рана уже давно зажила, так что пора вновь укрепить твое тело.

— Согласен. Я непременно восстановлю силы, чтобы при первой же возможности сойтись с вами в поединке.

Мирт довольно усмехнулся.

— Хорошо сказано! Теперь можешь идти самостоятельно?

— Попробую, — угрюмо отозвался Герин.

В следующее мгновение он согнулся пополам, зайдясь в очередном приступе кашля, однако потом смог передвигаться более свободно, хотя и не без усилий.

— Не беспокойтесь, я никуда не убегу, — с улыбкой произнес он, обращаясь к своим соглядатаям.

— Тут неподалеку ходит Дикс. Уж он-то позаботится о том, чтобы ты получил еще одну рану, если попытаешься скрыться, — предупредил его Мирт, мотнув головой в сторону стоявшего на стене лучника, готового выпустить стрелу вслед Герину, как только тот попытается сбежать.

Герин кивнул. Пока ему едва хватает сил держаться на ногах, но он поклялся, что непременно восстановит их, приведет в порядок измученное болезнью тело. Он еще пригодится своей любимой Моргравии…

В сопровождении стражников, которые, казалось, даже не замечали, что узник успел замерзнуть до костей, он вышел на второй круг унылой прогулки, когда до его слуха донеслось имя Лотрина. Герин тотчас прислушался к разговору тюремщиков. Он еще больше замедлил шаг, стараясь не шаркать ногами, чтобы лучше разобрать их слова. Главное, чтобы они не поняли, что он подслушивает. Герин нарочно отвернулся в сторону и придал лицу рассеянное выражение.

— …так ты его видел?

— Нет, — ответил Мирт. — В темнице его нет, я это точно знаю.

— Так где же он?

Герин, хотя и не смотрел на тюремщиков, был готов поклясться, что Мирт пожал плечами.

— Но он жив? — поинтересовался второй стражник.

— Лот всегда предупреждал нас, что король непредсказуем. Никто, даже сам Лот, не может точно определить, в каком тот настроении, но, похоже, он единственный, кому удавалось поговорить с Кайлехом, когда тот находился в мрачном состоянии духа.

— Но ведь они были очень близки, почти как братья.

— Лот предал нас, Билл. Неужели ты этого не понимаешь? По мнению короля, это едва ли не самый тяжкий грех из всех, какие только можно совершить. Все равно что убить своего соплеменника. Больше всего Кайлех требует от подданных верности.

— Странно, что он велел казнить лучшего из своих товарищей, — проворчал в ответ Билл, который был моложе и неискушеннее своего спутника.

— Таков закон. Лоту следовало бы помнить об этом в те минуты, когда он его нарушал, — угрюмо возразил Мирт.

Герин мысленно вознес горячую благодарность всемогущему Шарру за то, что тот наделил его острым слухом. Он с трудом удержался, чтобы не повернуться, когда откуда-то из темноты раздался голос третьего человека, и постарался сохранить невозмутимое выражение лица.

— Он не умер, он жив, — произнес голос, и из тени появилась какая-то фигура. Это был тот самый омерзительный лекарь, который спас ему жизнь. Тот самый, что бесстрастно наблюдал за тем, как убивали Элспит.

— Он находится среди вас, — произнес Рашлин с легким, еле заметным злорадством в голосе.

Краем глаза Герин заметил, что при приближении лекаря оба горца насупились. Судя по всему, его обществу был рад один лишь Кайлех.

— Что-то я не заметил его, — осторожно ответил Мирт.

— Ошибаешься, заметил, только не узнал, — произнес Рашлин. Бросив взгляд на Герина, он поспешно сменил тему разговора. — Вижу, он уже способен передвигаться без посторонней помощи.

Герин отвернулся. По всей видимости, оба стражника утвердительно кивнули.

— Это хорошо. Он нужен нам здоровым, — заметил Рашлин.

— Зачем это нужно? — спросил Мирт, отчаянно желая узнать больше о судьбе Лотрина.

— Этого я вам сообщить не могу, не имею права. Но у вашего короля имеются свои виды на него.

Герин почувствовал, как его желудок болезненно сжался. Ему была отвратительна злобная натура этого человека.

— Ты не смог бы передать от меня пару слов Лоту? — спросил Мирт, не обращая внимания на уклончивость колдуна.

Рашлин недобро рассмеялся.

— Нет, не смогу. Кстати, ты уже отдал должное красоте нового жеребца его величества?

— Самый красивый конь из всех, что я когда-либо видел, — признался Мирт, недовольный тем, что барши постоянно перескакивает с одной темы на другую.

— А ты знаешь, что означает на древнем языке имя Галапек?

— Нет, не знаю.

— Тебе следовало бы обучиться языку предков, — ответил Рашлин и, улыбнувшись, зашагал прочь.

— Что бы все это значило? — удивился Билл.

— А ты сам подумай, — ответил Мирт. — Его разум такой же безумный и обманчивый, как и его облик. У меня от одного его вида мурашки бегают по коже. Я не знаю, волшебство это или что-то другое, но понять не могу, как это король может находиться с ним рядом, как он только терпит его.

— Похоже, наш пленник уже нагулялся, — предположил Билл, заметив, что Герин остановился.

— Тогда пойдем обратно, — заявил Мирт и повернулся к Герину. — Давай-ка вернемся в твою уютную комнатку для гостей.

Герин коротко поблагодарил тюремщиков за счастливую возможность подышать свежим воздухом.

— Не стоит благодарности, — отозвался Мирт. — Мы будем водить тебя на прогулки до тех пор, пока ты не поправишься окончательно.

После того как Мирт и Билл ушли, Герин позволил себе осмыслить то, что ему удалось сегодня подслушать, особенно, сказанное Рашлином. Мирт и его товарищ могли не понять хитроумного намека, содержавшегося в словах безобразного лекаря, зато Герин уловил все, что нужно. Его прапрабабку — а она родилась далеко на севере, на Внешних островах, — выдали замуж (скорее, обменяли на какой-то товар, как рассказывала ему бабушка) за знатного жителя Моргравии. Хотя она и приняла новую жизнь и новые обычаи, однако не отказалась от традиций своих предков и особенно языка, которому с поистине религиозным рвением учила дочь. Та в свою очередь передала это знание своему внуку.

Герин прекрасно знал, что на древнем языке северян означало слово «галапек». Изменник, предатель. Странное имя для коня.

Он зябко поежился от сырости темницы и плотнее закутался в одеяло. На что же намекал лекарь? Неужели он имел в виду, что Кайлех назвал нового скакуна именем своего лучшего друга? Или же за этими словами кроется нечто большее?

Рашлин сказал, что Лотрин жив и находится среди них. И все же никто из этих людей — а ведь они или друзья Лотрина, или по крайней мере приближенные горного короля — уже давно не видел своего военачальника. Более того, Рашлин намекнул, что есть нечто такое, чего никто из них не способен понять. Какая же связь между конем и Лотрином?

Вскоре Герин погрузился в безрадостный сон, но, прежде чем уснуть, дал себе обещание, что завтра ночью, во время прогулки, обязательно постарается разговорить тюремщиков. Теперь и ему захотелось узнать, что же на самом деле случилось с Лотрином.

В это же самое время человек, которого чары Рашлина как в клетку заковали в телесную оболочку коня, всем своим новым, восхитительным и сильным телом пытался пробить стены стойла и сердито ржал, взывая к окружающим освободить его.

 

Глава 25

Нейв чувствовал поток мыслей Уила. Он уже понял, что Оживление случилось снова, так что в предыдущую ночь пес испугал своего спутника леденящим душу воем.

Смышленый Финч тотчас узнал этот вой. Точно так же пес завывал в ту ночь, когда был убит Ромен Корелди, и тогда это значило, что Уил превратился в Фарил. Так что мальчик был вынужден предположить, что Уил умер снова и снова возродился к жизни и поселился в новом теле. Он испугался, что не узнает Уила в новой телесной оболочке, однако его собственные страхи в эти минуты были столь велики, что мальчик не стал долго над этим задумываться.

Они с Нейвом сидели на краю густых зарослей на северной границе Бриавеля, известных под названием Чаща. Для тех, кто был незнаком с загадочными свойствами волшебного леса, он был обычным препятствием на пути ничего не подозревающего путника. За полосой Чащи протекал неширокий ручей, который далее вливался в главную реку Эйл. Добраться до Чащи можно было лишь по водной глади реки, носившей название Темная.

— Ты уверен, Нейв? — еще раз прошептал Финч.

Пес уткнулся носом ему в лицо — что ж, вполне красноречивый ответ. Его четвероногий друг не допустит, чтобы с ним случилось что-то плохое. Достаточно вспомнить, с какой головокружительной скоростью пес перенес его из Белупа на север Бриавеля. Финч не сомневался: Нейв прибег к магии. Впрочем, теперь он воспринимал такие вещи спокойно.

— Как ты это делаешь? — спросил он своего верного друга. Пес ответил на его вопрос умным взглядом темных блестящих глаз. — Я вот о чем. Мы с тобой свернулись калачиком и уснули в одном месте, а проснулись в другом. Неужели ты переносишь меня? — вслух удивился он, нежно почесывая Нейва. Тот даже зажмурился от удовольствия. — Или ты просто «пересылаешь» нас из одного места в другое, так же как я «переслал» ответ отцу Миррен?

Нейв продолжал довольно поскуливать. Это был его единственный ответ на размышления Финча.

— Похоже, что тянуть больше нельзя. Пора в путь, — произнес Финч, в надежде, что эта фраза придаст ему мужества. На этот раз пес слегка подтолкнул мальчика, требуя, чтобы его двуногий товарищ двинулся дальше.

— Я боюсь, — осмелился наконец признаться мальчик.

О волшебной Чаще Финч узнал от матери. Та рассказывала о ней по вечерам, когда они сидели перед пылающим очагом. Мать пугала сына зловещими рассказами о том, что случается с отважными путниками, осмелившимися оставить лодочнику свои имена перед тем, как переправиться в Глухомань. Все верно, вспомнил он, любой путник, который осмеливался проплыть по притоку реки, должен был оставить в особой книге свое имя. Именно по ней тамошние властители вели учет тем, кто пропал без вести. От этих мыслей ноги у Финча сделались ватными. А что, если и они с Нейвом сгинут здесь навсегда, и никто большие ничего о них не узнает? Догадается ли Уил, где следует искать его тело? Что тогда будет с Валентиной?

Нейв негромко зарычал, понуждая мальчика идти дальше. Сняв ремешок, который Ромен велел ему носить на запястье, Финч привязал его к ветке ближнего дерева, вознеся при этом молитву Шарру, чтобы кто-нибудь когда-нибудь заметил этот знак. И, самое главное, чтобы этим кем-то непременно был Уил, если, конечно, Уил окажется в этих краях.

Финч сделал несколько глубоких вдохов, собрал все свое мужество и решительно шагнул под своды Чащи. Над миром нависли сумерки, лес казался зловещим царством вечных теней. Мальчик сделал еще несколько шагов вперед, и у него возникло ощущение, будто он неожиданно погрузился в непроглядную вечную ночь. Неужели это игра воображения? Неужели ему только кажется, будто ветви наклоняются и тянутся к нему, желая прикоснуться к лицу? Финч попытался уверить себя в том, что это не так, и решил не сводить глаз с пса — Нейв с поразительной легкостью продирался сквозь плотный полог листвы. В лесу было поразительно тихо, не было слышно ни чириканья птиц, ни звуков, издаваемых небольшими животными, ни жужжания насекомых. Тишина казалась Финчу осязаемой; вскоре ему сделалось жутко, и он даже втянул голову в плечи и обхватил себя руками. Спустя какое-то время до его слуха донеслось журчание воды. Река протекала где-то рядом, неподалеку от тропы, по которой двигались мальчик и собака. Чтобы не отставать от Нейва, Финчу пришлось перейти на легкий бег.

Он вдруг поймал себя на том, что бессознательно повторяет про себя одну и ту же фразу. «Я не причиню тебе вреда», — раз за разом мысленно произносил он, давно сбившись со счета. Скорее всего именно восприимчивость к магии убедила его в том, что это Чаща отвечает ему. Правда, произнести эти слова вслух он никогда не смог бы, как не смог бы расправить крылья и взлететь над землей.

Спустя некоторое время Финч решил, что Чаща и вправду не сделает ему ничего плохого. Шепот — а именно шепотом казались звуки, издаваемые волшебным лесом, — постепенно сделался нежным и успокаивающим. То, что поначалу пугало, представлялось зловещим, теперь словно прониклось к нему расположением. Хотя мальчик довольно бесцеремонно раздвигал встречавшиеся ему на пути ветви, листья приветливо касались его лица, и каждое такое прикосновение вызывало ощущение приятной щекотки. Времени на то, чтобы остановиться и задуматься, отчего это происходит, у Финча не было. Нужно двигаться вперед. Он даже не заметил, что, стремясь не отстать от Нейва, давно перешел на быстрый бег.

Наконец мальчик и пес выбрались на другой край леса. Казалось, будто путешествие через темную мрачную Чащу длилось целую вечность. Но стоило им выйти на открытое пространство, как Финч понял, что оно заняло всего несколько минут. Стало ясно, что все это время он и его четвероногий друг шли берегом Темной реки. Ее течение оказалось не таким стремительным, как предполагал Финч, а сама река не слишком широкой. Однако было в ее темных водах нечто действительно зловещее. На другом берегу, куда вел бревенчатый мост, среди огромных валунов, которые далее переходили в знаменитые Скалистые горы, стояла небольшая избушка. Из трубы струился дым. От дверей вела дорожка, уходившая к крошечной пристани, где на волнах покачивались три лодки, аккуратно привязанные к деревянным столбикам. Эта была неожиданно уютная, домашняя картина, однако шум реки напомнил Финчу о том, что зевать нельзя; надо быть настороже.

Нейв сделал несколько шагов по мосту и оглянулся на Финча. Мальчик понял: пес велит ему идти в направлении избушки. Как только Финч ступил на бревна моста, ему почудилось, будто он снова ощутил уже знакомое покалывание во всем теле. Ощущение прошло очень быстро. Наверно, это просто от страха, подумал мальчик. Вдруг сейчас мост возьмет и спросит, как об этом рассказывается в старинных сказках: «Враг ты или друг?» Или откроется дверь избушки и на пороге появится тролль?

Финч приблизился к двери и постучал. Тролль не появился. На стук отозвался обычный человеческий голос, причем вполне дружелюбный. Кто-то сообщил, что сейчас откроет дверь.

— Иду! — крикнул незримый хозяин, открывая дверь. — Убей меня Шарр, вы только посмотрите! — добавил он, прижав руку к груди.

— Не бойтесь, не укусит. Он просто большой, — заверил хозяина Финч, обрадованный тем, что в избушке все-таки обитает не сказочный тролль.

Обитатель дома недоверчиво посмотрел на незваного гостя и его мохнатого спутника. Полное круглое лицо забавно сморщилось. Судя по румянцу, хозяин не чурался выпивки и был рад нечастым приходам гостей.

— Что же, тогда заходи, юный путник. Меня зовут Самм. Твой зверь… в общем, кто бы он ни был, пусть подождет за порогом.

— Это собака, сударь.

— Мне все равно. Давай заходи скорее, а то напустишь холода в дом!

Финч бросил взгляд на Нейва, но тот уже лег возле двери. Пес знал, как следует вести себя, и мальчик, успокоенный поведением четвероногого друга, без всякой опаски вошел в дом. Вкусный запах горячей похлебки заставил его вспомнить о том, что он уже долго ничего не ел, хотя Нейв постоянно приносил ему по вечерам пойманных зайцев. Он почему-то живо представил себе, как этот внешне дружелюбный старичок бросит его в клетку, а затем сварит из него суп, но тут же поспешил выбросить из головы глупые сказки, слышанные в детстве.

— Ну, отвечай, парень, что же привело тебя в Чащу?

Финч сделал глубокий вдох.

— Мне нужно попасть в Глухомань, сударь. Я хотел бы попросить у вас лодку.

— Понятно. А зачем тебе туда, малыш?

— Вы только не обижайтесь, но могу я не отвечать на ваш вопрос? — бесхитростно спросил Финч.

— Нет, сынок. Без моего согласия ты вернешься обратно и не видать тебе Глухомани.

— Я думал, сударь, что лодочник не откажет мне в просьбе и даст лодку, чтобы переправиться через Темную реку.

Толстяк вздохнул, а его серые глаза лукаво блеснули.

— Это верно. Тебе все правильно рассказали.

— Так вы не откажете мне? — уточнил Финч.

— Не откажу, если у тебя найдется монетка, чтобы заплатить за переправу. Я мог бы, конечно, отговорить тебя от похода в те края, юноша. Ты слишком молод для таких приключений.

— Я ищу одного человека, — ответил Финч.

— Того, которого ты потерял?

Мальчик кивнул. Это был честный ответ, а лгать он не любил. Ответить, не прибегая к помощи слов, было гораздо легче.

— Твой родственник?

— Возможно.

— Сколько тебе лет?

— Уже много.

Было очевидно, что лодочник ему не поверил.

— Ты понимаешь, паренек, насколько опасно это место?

— Понимаю. Но со мной мой пес, он не даст меня в обиду.

Толстяк добродушно рассмеялся.

— Замечательно! Присаживайся поближе к огню, мальчик! Я сейчас принесу книгу.

Финч послушно сел к огню, наслаждаясь блаженным теплом.

— Вы здесь один живете? — спросил он хозяина, перебиравшего что-то в массивном сундуке.

— Один. Всю жизнь живу один.

— У вас нет семьи?

— Нет. Я вырос у подножия гор, — задумчиво ответил хозяин, роясь в книгах и одежде. — Странствующий монах научил меня грамоте. А когда убедился в том, что я кое-что усвоил, ушел дальше.

— Сколько же лет вы держите здесь переправу?

— Я всегда был лодочником, сколько себя помню. Ага, вот и она! — произнес толстяк, стряхивая пыль с толстой черной книги, которую извлек с самого дна сундука, а затем положил на стол. — Могу я предложить тебе миску похлебки, дитя мое? У меня еды хватит на всех.

Финч смущенно улыбнулся.

— Спасибо, сударь. Не откажусь.

Интересно, а вдруг он задумал отравить меня, мелькнула в голове мысль. Может, этот дружелюбный на вид толстяк потчует отравленной похлебкой всех незваных гостей?

— А ты почтителен, сынок. Возьми-ка себе миску вон с той полки. Наливай похлебку, а я тем временем поищу нужное место в книге.

Похлебка оказалась простой, сваренной из овощей и без мяса. Тем не менее она пришлась по вкусу Финчу и оказалась вовсе не отравленной. Он наполнил ею неглубокую миску и сел за расшатанный, грубо сколоченный стол.

— Хлеба хочешь? — спросил, не глядя на гостя, хозяин.

— Нет, похлебки достаточно.

— Как хочешь, парень, — ответил лодочник и, прочистив горло, заговорил, не сводя с Финча строгого взгляда.

— Должен сообщить тебе, что Закон Глухомани был установлен более двух столетий назад. Его придерживаются и Моргравия, и Бриавель. Все подданные этих государств имеют доступ к Темной реке, однако никогда и никто не отправлялся туда ради поиска и спасения пропавших. Эти люди всегда считались погибшими. Тебе понятно?

Финч оторвал взгляд от миски и нахмурил брови.

— Понимаю, сударь, но если никто никогда не возвращался из Глухомани, то зачем вам лодки? И на вид они далеко не новые.

— А ты не глуп, мальчик. Как твое имя?

Ничего страшного не случится, если я назову свое настоящее имя. Селимус вряд ли станет искать меня здесь.

— Меня зовут Финч.

— Рад познакомиться с тобой, Финч, — ответил хозяин избушки. Мальчик кивнул, так как рот его был занят едой. — Теперь я отвечу на твой умный вопрос, Финч, — продолжил лодочник. — Лодки всегда сами находят дорогу домой. — Он пристально посмотрел на юного гостя и улыбнулся. — Даже против течения.

Глаза Финча расширились от удивления.

— Волшебство! — почтительно произнес он.

— Ничего не стану говорить на этот счет, — ответил лодочник. — Моя работа состоит в том, чтобы записывать имена тех, кто отплывает от моего берега и платит за лодку.

— Налог на смерть, — задумчиво проговорил Финч, проглотив последнюю ложку похлебки.

— Вряд ли. Это, скорее, традиция такая. Денег на этом не заработаешь. Последний, кто решился переплыть Темную реку, оставил здесь свое имя боле двух десятков лет, а может, и четверть столетия назад, если мне не изменяет память. Это была женщина, и ты заплатишь мне столько же, сколько и она.

Финч задумался об отважной женщине, рискнувшей в одиночку покорить Глухомань.

— Что же или кого она искала?

Самм склонил голову набок и задумался.

— Мне никогда об этом не рассказывают. Ты ведь тоже ничего не сказал. Она была красивой, насколько мне помнится. Как жаль, что я больше не увидел ее. Жаль, что она погибла. Я тогда охрип, пытаясь отговорить ее. Ни на какие уговоры она так и не поддалась.

— Наверное, ей очень нужно было попасть на тот берег.

— Возможно, тому виной была несчастная любовь.

— Что же случилось?

— Прекрасная дама, разумеется, не вернулась, — печально вздохнул Самм. — Вернулась лишь лодка. Да, звали ее Эмил, да-да, верно. Никогда раньше не слышал такого имени. Волосы у нее были черные, как вода этой реки, а кожа белая, как молоко.

Финчу стало нехорошо.

— Вы сказали Эмил?

Лодочник утвердительно кивнул.

— Да, именно так ее звали. Странное имя, верно? А почему ты спрашиваешь?

— Просто так, — поспешил отвести возможные подозрения мальчик. На него накатила волна легкого головокружения. Эмил — это же имя матери Миррен. Вполне возможно, что это совпадение, но имя не очень-то распространенное. Такое услышишь нечасто. — Она была из Моргравии? — спросил Финч, стараясь, чтобы его вопрос прозвучал как можно более небрежно, и отложил ложку в сторону.

— Э-э-э… да, как будто из Перлиса.

Значит, все-таки не совпадение. Мать Миррен была родом именно из Перлиса. Ее дочери ко времени казни исполнилось восемнадцать. Случилось это шесть лет назад. Нет, слишком уж много тут всяких совпадений. Получается, что по меньшей мере одному человеку удалось вернуться из Глухомани, и этот кто-то — Эмил. Она вернулась и произвела на свет дочь. В таком случае у него есть надежда на успешное возвращение.

— Что-то не так, паренек?

— Нет, все в порядке. У вас превосходная похлебка, сударь. Меня так и подмывает попросить добавки, — честно признался Финч. — Но я уже наелся, большое вам спасибо.

— Да ты ешь, как птичка клюет!

Мальчик обрадовался, что сумел перевести разговор на другую тему.

— Мне так все говорят, — улыбнулся он. — Я могу отправиться ночью?

— Не советовал бы тебя пускаться в путь впотьмах. Лучше это сделать на рассвете. Кроме того, у тебя будет целая ночь на раздумье.

— Я не передумаю.

Самм ласково улыбнулся.

— Понимаю. Но ты лучше дождись утра. Можешь переночевать в моем доме. Скоро станет совсем темно.

— Я могу заплатить вам прямо сейчас?

— Ты можешь заплатить мне завтра.

— Я не могу ждать, Самм, — упрямо произнес Финч.

Лодочник усмехнулся.

— Твой пес все еще там?

— Там. За него можно не беспокоиться. Спасибо вам за гостеприимство.

— Не стоит благодарности. Мне не часто приходится общаться с людьми, — признался Самм. — Тогда давай собирайся.

* * *

Спал Финч плохо, изредка проваливаясь в забытье, мысленно чувствуя прикосновение Нейва. От этих прикосновений ему становилось спокойно. А вдруг Самм окажется людоедом, который пожирает всех, кто появляется в его доме? Проснулся Финч с первым лучом солнца, радостно отметив про себя, что остался жив и невредим. Вот только разум и чувства несколько притупились. При мысли о предстоящем путешествии его бросало в легкую дрожь.

Он разбудил Самма, вскипятил воды и деликатно разделил с хозяином завтрак, состоявший из каши. На осторожные расспросы лодочника Финч старался давать не менее обтекаемые ответы: он якобы родом из Бриавеля и какое-то время состоял в услужении в королевском замке.

— Не расскажешь ли, что заставило тебя пуститься в путешествие, сынок? Сдается мне, ты зря на него решился. Вот увидишь, это будет напрасная трата времени и сил.

— Возможно, я еще вернусь, Самм, — пообещал Финч, снова уклонившись от прямого ответа.

— Должен в очередной раз спросить, понимаешь ли ты условия твоего возвращения? Искать тебя никто не будет и спасать тебя, после того, как ты сядешь в лодку и оттолкнешься от причала, никто не станет.

— Я прекрасно это понимаю, — самым серьезным тоном, на который только был способен, ответил Финч.

— Тогда с тебя крона.

Мальчик передал Самму монету.

— Я готов. Еще раз спасибо за все.

Лодочник взял монету и сделал запись в своей книге.

— Пишу, что ты из Веррила, это так?

Финч снова кивнул, в очередной раз устыдившись лжи.

— Я приготовил тебе мешочек еды на дорогу и накидку, чтобы не мерз. Иначе и дня не протянешь, — проворчал лодочник и указал на стол возле двери.

— Могу я вам заплатить?

— Не надо никаких денег. У меня всего хватает. Ступай, сынок! И да хранит тебя Шарр и твой черный мохнатый зверь!

Финч взял со стола мешок и шагнул за порог, где его ждал Нейв. Сопровождаемые лодочником, мальчик и пес направились к пристани.

— Садись вот сюда! — сказал Самм и указал на лодки.

Финч сел в ближнюю. Нейв прыгнул за ним следом.

— До свидания, Самм! Я не забуду вашу доброту!

— Удачи тебе, Финч! — печально произнес лодочник. Ему было жаль мальчонку — тот скоро окажется в Глухомани и больше никогда не вернется. — Да сопутствует тебе во всем Шарр! — добавил он, отвязав лодку.

Течение подхватило ладью и понесло к огромным ивам. Деревья густым пологом нависали с обоих берегов над водой, образуя что-то вроде темного туннеля. Финч обернулся, чтобы помахать доброму толстяку рукой, но лодка уже нырнула под темные своды.

 

Глава 26

В те мгновения, когда Финч, обернувшись, глядел на ивы и чувствовал, как в сердце нарастает страх перед неизведанным, Элспит изо всех сил пыталась убедить себя в том, что Уил принял правильное решение. Она без особой охоты вновь отправилась в путь, чтобы встретиться с женщиной, которую лично не знала. На сей раз не больше, не меньше, как с королевой. Впрочем, ей было приятно находиться в обществе Криса, даже несмотря на его подавленное настроение.

— У тебя такая удивительная, такая жизнерадостная мать, — подала она голос, когда молчание стало невыносимым. События предыдущего дня отбили охоту к разговорам, а до бриавельской границы оставалось еще около часа.

— Знаешь, я как-то об этом не задумывался, — признался Крис. — Наверно, все мы принимаем ее жизнерадостность как должное, особенно отец.

Элспит поспешила воспользоваться случаем, чтобы коснуться самой трудной темы.

— Послушай, Крис, у меня до сих пор не получалось выразить вам мои соболезнования. Поверь, мне искренне жаль Элида. И хотя я не была с ним знакома, у меня такое ощущение, будто через всех вас я все-таки его знаю.

Крис ответил ей с печальной улыбкой:

— Спасибо за добрые слова. Элид был замечательный юноша. Из той редкой породы людей, которые пытаются видеть в жизни только хорошее. Отец возлагал на него большие надежды, а после того, как Уил приблизил его к себе, все решили, что его ждет большое будущее.

— Четвертый сын, ты это имеешь в виду? — уточнила Элспит. Крис кивнул. — Почему же тогда он оставил родительский дом и оказался в столице?

— Вообще-то это долгая история. Попробую пересказать ее в нескольких словах. Отец и Фергюс Тирск были давними друзьями. Их многое объединяло — положение в обществе, вкусы, привычки, взгляды на жизнь. Мой отец был глубоко предан королю Магнусу, так что узы, связывавшие Фелроти со Стоунхартом и короной, были крепки. Когда король вскоре после смерти генерала Фергюса совершил поход на север, никто не удивился, что он остановился именно в Тентердине. Думаю, отец обмолвился о том, что не знает, куда ему пристроить младшего сына, и король предложил отослать юношу на юг. Возможно, даже сказал, что знаком с одним молодым человеком примерно того же возраста, который мог бы составить Элиду компанию.

— Он имел в виду Уила?

— Верно, кого же еще. Отцу было приятно укрепить дружеские связи двух семей через дружбу детей. Мы даже не предполагали, что Элид влюбится в Илену.

— Мне кажется, они были прекрасной парой.

Крис кивнул.

— Мои родители помнили Илену маленькой девочкой, однако вскоре и до наших краев дошла весть, в какую красавицу она превратилась.

— А почему твоя семья так редко бывала в Стоунхарте? — удивилась Элспит.

— Король Магнус и мои родители долгое время не виделись. В юности король был немного влюблен в мою мать, во всяком случае, мне так кажется. Возможно, отец помнил об этом и ревновал мать к нему.

— Неужели?

— Да нет, я шучу. Но король действительно в юные годы относился к моей матери с особой нежностью и до самой своей смерти испытывал к ней теплые чувства. Для меня не было секретом, что мать горячо любила моего отца. Думаю, причина их редких выездов в столицу в другом. Фелроти — оплот короны на севере. Отец уже давно держит под своим зорким оком легионеров, что несут дозор в Скалистых горах.

— Теперь мне понятно, почему Йериб не приехал на турнир в Стоунхарт.

— Мы все тогда разозлились на него. Матери очень хотелось увидеть Элида. А тут турнир! Чем не идеальный повод для поездки на юг. Правда, в последние годы на границе довольно тревожно, и отец не решился отпустить ее в Стоунхарт.

— Кстати, тебе известно, что Кайлех со своими людьми постоянно проникает в западную Моргравию?

— Мы уже давно подозреваем, что это так, хотя точных сведений у нас нет — ответил Крис.

— Я видела их своими глазами. В Йентро их присутствие воспринимают спокойно. Держатся они особняком. Что-то купят, что-то продадут, а потом исчезают так же быстро, как и появились.

Крис задумчиво кивнул головой.

— У горцев имеются превосходные лазутчики. В Моргравии нам никак не удается их поймать, а искать в горах — бесполезное дело.

— Да никто бы и не решился, и они отлично это знают, — нахмурилась Элспит. — Зачем нашим солдатам было убивать детей? Этим мы только разгневали Кайлеха, и он поклялся отомстить за их смерть самым беспощадным образом. Именно по этой причине был схвачен и прошел через пытки Герин Ле Гант.

Крис замедлил ход своего коня.

— Элспит, это не наши воины убили детей. Здесь какая-то ошибка. Да и с Герином Ле Гантом наших людей тоже не было.

Элспит поджала губы.

— Значит, это опять дело рук Селимуса, — с ожесточением произнесла она.

— Верно, только он сделал это не своими руками, а руками своих подручных. Я еще ни разу не видал отца в такой ярости, как в тот день, когда он получил приказ отправить Ле Ганта вместе с жалкой кучкой солдат. Да их и солдатами назвать нельзя. Ле Гант настоял на том, чтобы отец не рисковал своим добрым именем и не навлекал подозрений в нелояльности короне. Он рассказывал, что Селимус вознамерился разлучить его с Уилом. Не удивительно, что он подозревал измену.

— Я тоже слышала об этом.

— Думаешь, он все еще жив?

Элспит отрицательно покачала головой.

— Герин был при смерти, когда мы оставили его. Если ему посчастливилось избежать стрел горцев, его наверняка доконала лихорадка.

— Мне показалось, что Уил отказывается в это верить.

— Кайлех вполне мог сохранить Герину жизнь и оставить у себя в качестве наживки. Это и вынудило Уила принять решение вернуться в Горную цитадель. Но есть и другая причина — храбрец по имени Лотрин.

— Ты уже упоминал при мне это имя. Мне кажется, ты произносишь его с особой нежностью, — заметил Крис, глядя в глаза Элспит. Девушка тотчас залилась краской смущения.

— Неужели?

— Ну, как сказать…

Некоторое время они ехали молча. Первой нарушила молчание Элспит.

— Я влюблена в Лотрина, — смущенно призналась она.

— Я так и подумал.

— Неужели?

— Женщины, как правило, сами вешаются мне на шею, — хвастливо ответил Крис и довольно улыбнулся.

— Видимо, по причине твоей скромности, — съязвила Элспит, хотя и не без симпатии к собеседнику.

— Он счастливчик, этот твой Лотрин.

— Он удивительный человек, ни кого не похож, — призналась Элспит. — Можешь представить, что я чувствую сейчас, когда еду на юг, с каждой минутой удаляясь от него все дальше и дальше.

— Нам тоже стоит немалых сил не объявить войну короне, — добавил Крис с нескрываемой горечью в голосе.

— Что же будет дальше, как ты думаешь?

— Уил умолял моего отца сделать вид, будто он верен королю. Надеюсь, он понимает, что делает.

— Ты должен доверять Уилу… как доверяю я, — ответила Элспит. — Для того чтобы и он мог полагаться на нас.

— Но что он задумал?

— Мне известно не больше, чем тебе. Ему вроде бы нужно найти отца женщины, наложившей на него чары.

— Все это как-то странно. По правде говоря, мне даже думать про это неприятно. Как же это противоестественно — быть женщиной.

— А ты представь себе, каково ему! Он был Роменом Корелди, когда я познакомилась с ним. Потом стал женщиной по имени Фарил. И вот теперь — собственной сестрой. — Она встряхнула головой. — Бедняжка Илена!

— Ну и чего же он собирается добиться, пребывая в женском обличье? — удивился вслух Крис.

— Не торопись с сомнениями! — поспешила предостеречь его Элспит. — Женщины — куда более хитрые создания, чем ты думаешь. Новое тело Уила откроет ему те двери, войти в которые он раньше ни за что не смог бы. Ни он, ни Корелди.

— Ты забываешь о том, что Селимус знает Илену. Раз уж он начал охоту за ней, то непременно убьет сразу, как только она попадется ему на глаза!

— Думаю, Уил помнит об этом. Иначе зачем он решил во что бы то ни стало отыскать отца Миррен? Чтобы тот объяснил ему природу этого дара.

Крис поднял вверх руку, прерывая их разговор.

— Мы уже у самой границы, — объявил он и указал на пограничный столб.

— То есть теперь мне достаточно пересечь эту воображаемую линию?

— Конечно. После смерти Валора число стражников на границе двух королевств увеличили, так что скоро они тебя арестуют. Их тут кишмя кишит, этих стражников.

— А раньше как было? — полюбопытствовала Элспит, имея в виду времена, предшествовавшие кончине Валора.

— Купцы могли относительно спокойно переходить границу и возвращаться обратно. Сегодня же нужно иметь разрешение на торговлю или уважительную причину для пересечения границы для тех, кто торговлей не занимается.

— Какая же причина может быть у меня? — встревожилась Элспит.

— Мне ничего не стоит переправить тебя через границу со стороны Моргравии, — усмехнулся ее спутник. — Остается лишь надеяться, что письмо от Уила позволит тебе благополучно преодолеть заставы Бриавеля.

— А иначе?..

— А иначе ты вернешься вместе со мной, и ничто другое не сможет доставить мне большего удовольствия, — улыбнулся Крис.

Его остроумие оказалось заразительным. Если бы не любовь к Лотрину, Элспит наверняка пала бы жертвой неотразимого обаяния этого красавца.

— Ты очень добр ко мне, Крис. Надеюсь, когда-нибудь я смогу вернуть тебе долг.

— Что же, тогда выходи за меня замуж, — пошутил Крис, однако, заметив легкое раздражение девушки, сделал виноватое лицо. — Ну ладно, прости, это была неудачная шутка. Поехали, я хочу, чтобы ты спокойно переправилась на ту сторону.

Не успел он сделать Элспит знак следовать за ним, как до них донесся цокот лошадиных копыт. Невидимый всадник мчался к ним во весь опор.

— Стой! — шепотом велел он своей спутнице. — Кажется, кто-то скачет сюда со штандартом моего отца в руке. Похоже, что-то случилось.

Наконец показался и сам всадник. Элспит и Крис заметили, что конь его весь в мыле — седок едва не загнал несчастное животное до смерти.

— Это Пил! — воскликнул Крис.

У Элспит тотчас пробежал по спине холодок. Нестись сломя голову галопом можно лишь в том случае, если тебе грозит неминуемая опасность. Когда всадник поравнялся с ними, не только в его глазах, но и в глазах животного она прочла нескрываемый страх.

Пил так резко осадил коня, что тот от испуга и боли сбросил своего седока на землю, а сам умчался в ближайший лесок.

Элспит и Крис спешились.

— Сходить за его конем? — предложила Элспит, зная, как гордятся Доналы своими скакунами.

— Не надо! — процедил Крис сквозь сжатые зубы. — Пил, что случилось?

Элспит поймала себя на мысли, что силой характера старший сын герцога весь пошел в отца. Для нее это была приятная неожиданность, потому что до сих пор Крис вел себя лишь как послушный сын. Его уверенность постепенно передалась и ей, помогая преодолеть страх.

— Успокойся, Пил, отдышись немного! — сочувственно проговорила она.

В широко открытых глазах Пила читался нескрываемый ужас.

— Слава великому Шарру, я нашел тебя! — воскликнул он, потирая ушибленный при падении на землю локоть.

— Что случилось? — повторил Крис.

— Они все мертвы! — выпалил, наконец, Пил. — Все твои родные!

Элспит почувствовала, как Крис мгновенно напрягся.

— Что ты тут такое болтаешь? — прорычал он.

Пил посмотрел на Элспит и быстро, запинаясь чуть ли на каждом слове, заговорил:

— Брат Льюк… пожелал… высказать почтение славному герцогу и его супруге… Я пообещал отвести его в поместье… Когда мы прибыли… — на этом голос Пила истерически оборвался.

— Рассказывай все! — приказал Крис, хотя сердце ему пронзило недоброе предчувствие.

По словам Пила, первой топот приближающегося конного отряда услышала Аледа. Она сообщила об этом Пилу и его спутнику, брату Льюку, предположив, что идет подкрепление. Но стоило всадникам въехать во двор, как стало ясно, что это не легионеры, хотя у них и был с собой королевский штандарт.

— Герцогиня велела спрятаться в доме, — продолжил свой рассказ Пил. — Нас она отправила на чердак, чтобы никто не заподозрил присутствие в доме гостей. К нам подошел Дарин и предупредил, что незнакомцы ищут женщин — Фарил или какую-то даму, по описанию похожую на Илену.

Разгневанная дерзостью незваных гостей, Аледа выбежала во двор, где ее муж разговаривал с командиром неизвестно чьего отряда.

Затем Пил поведал о том, как, спрятавшись на чердаке, они с братом Льюком наблюдали за разговором двух мужчин, стоявших возле входа в дом.

— Незнакомец даже не соизволил спешиться, — вспоминал Пил. — Он отвечал вашему отцу, не слезая с седла. Всадник, явно разгорячившись, что-то жестами показывал герцогу, однако тот сохранял спокойствие. По-видимому, он предложил незваным гостям обыскать дом. Неожиданно дело приняло скверный оборот. Я не знаю, что именно случилось, но подозреваю, что незнакомец сказал вашему отцу нечто такое, что возмутило Дарина. Он смело — или, возможно, неблагоразумно — набросился на всадника и стащил его на землю.

— Глупый мальчишка! — воскликнул Крис. — Дарин всегда поступал опрометчиво!

— После чего началось настоящее столпотворение, ваша светлость, — продолжил рассказ Пил. Новое обращение не ускользнуло от внимания Элспит. — Один из всадников выпустил из лука стрелу, которая попала Дарину в грудь. Он упал, как камень, брошенный на землю. Ваша мать, рыдая, метнулась к нему. Он, должно быть, прожил еще несколько мгновений. Ваш отец выхватил меч и набросился на убийц. Но силы были не равны. Он отчаянно бился с врагами, но одолеть их не смог.

— Замолчи! — прервала рассказ монаха Элспит, по ее лицу струились слезы. — Крис, я…

— Я дослушаю все до конца! — вскричал Крис, не обращая внимания на катящиеся из глаз слезы. — Рассказывай дальше!

Пил вздрогнул и послушно кивнул головой. Брат Якуб всегда учил его не опускать даже малых подробностей, если дело касалось важных событий. И он рассказал обо всем, что случилось в замке, переживая оттого, что своими словами ранит Криса в самое сердце.

— Они обезглавили его, ваша светлость. Это было настолько ужасно, что я отвел глаза, не смея наблюдать за этим кошмарным зрелищем. При этом они держали вашу матушку, заставляя ее наблюдать, как казнили вашего отца. Когда черное дело было сделано, они сорвали с герцогини одежду и по очереди надругались над ней прямо во дворе. Второй ваш брат, Йорге, неожиданно выбежал откуда-то из конюшен и тоже погиб от рук негодяев, пытаясь защитить честь вашей матери.

Услышав эти слова, Крис рухнул на колени, и с уст его сорвался жуткий вопль; он молил небеса об избавлении от незаслуженно обрушившихся на него несчастий. Элспит бросилась к юноше и, обняв, заплакала вместе с ним. Ей была понятна его душевная боль, от которой никогда уже не найти утешения. Они оба заходились рыданиями; Пил же сидел, опустив голову на колени и погрузившись в молчание.

Первым нарушил тишину Крис. Голос его прозвучал глухо и хрипловато.

— Простите, ваша светлость, что вы изволили сказать? — тихо переспросил Пил.

— Я спросил откуда. Откуда они узнали? — воскликнул новоявленный герцог Фелроти. Он вскочил так быстро, что Элспит упала на землю, и, крепко схватив Пила за одежду, заставил того посмотреть себе в глаза.

— Брат Льюк, ваша светлость… — заикаясь, ответил Пил. — Он… он лазутчик. — Из глаз юного послушника полились слезы, и он разрыдался. — Это я привел… его… в ваш дом… мне нет прощения! Я… виноват во всем. Я не мог солгать человеку в монашеской рясе… Я, конечно, ничего не упомянул о том, что Уил превратился в Фарил, но я признался, что сопровождал Илену, которая… нашла приют в вашем доме…

В эту минуту на Криса было страшно смотреть. Глаза его сделались безумными, как у раненного зверя. Оттолкнув Элспит и Пила, он бросился в тень соседних деревьев.

— Оставим его! — сказала Элспит, обращаясь к будущему монаху. — Что же случилось с герцогиней?

— Не знаю. Даже не представляю себе, жива она или мертва.

— Все остальные тоже погибли? Ты это точно знаешь?

Пил утвердительно кивнул.

— Я не знаю, что случилось с двумя десятками солдат, но в нужный момент в замке их не оказалось. Герцог точно погиб. Йорге убили на моих глазах. Дарин тоже не подавал признаков жизни, когда убийцы оттащили герцогиню от его тела. Стрела попала ему прямо в сердце.

— О, великий Шарр… все они мертвы, — прошептала Элспит, содрогнувшись от осознания непоправимой беды. — На мне тоже лежит вина. Это я познакомила тебя с Льюком. На мне теперь лежит проклятие! — и, утратив самообладание, девушка вновь разрыдалась.

— Нет, Элспит. Откуда тебе было знать, что этот подлец — вражеский лазутчик? Это я виноват во всем! Это мне нет прощения!

— Как же тебе удалось бежать?

— Я вступил в схватку с этим негодяем. Как только землю во дворе замка оросила кровь первой жертвы, я почувствовал на себе его пристальный взгляд. И подумал, что здесь что-то не так. Мне сразу вспомнилось, что я и раньше сомневался в искренности этого человека. Например, когда по пути в Тентердин я запел один гимн, который знают все монахи, Льюк, как оказалось, не знал его слов. А еще он как-то раз обмолвился, что бывал в Риттилуорте, но не смог вспомнить брата Борса. А ведь его знают все, это девяностолетний старец. — Пил осуждающе покачал головой. — Неожиданно я понял, что Льюк водил меня за нос. Когда же они набросились на Аледу, я тотчас принялся искать оружие. Нет, конечно, это чистой воды безрассудство — пытаться вступить с ними в бой. Разве мне одолеть стольких вооруженных людей? И все же я должен был что-то предпринять. Льюк оказался проворнее и тут же налетел меня, и это еще больше убедило меня в том, что передо мной предатель. Я схватился с ним, и мне удалось оглушить его. Он рухнул без чувств. Скорее всего это произошло по счастливой случайности. Я понял, что нужно спасаться бегством и вылез через окно на крышу. Солдаты меня не заметили. Я смог пробраться в конюшню, вскочил на коня и помчался прочь.

— Ты убил предателя?

— Брата Льюка?

Элспит кивнула.

— Я… я… мне кажется, я просто оглушил его.

— Тогда он расскажет солдатам, что ты сбежал, и они пустятся в погоню. Они не успокоятся, пока не поймают нас! — воскликнула Элспит, чувствуя, как ее охватывает паника, и, вскочив на ноги, бросилась на поиски Криса.

— Ступай прочь! Оставь меня в покое! — прорычал безутешный Крис.

— Послушай! — взмолилась Элспит. — Они непременно бросятся за нами в погоню и убьют тебя, последнего из рода Фелроти. Теперь герцог — это ты. Мы отомстим этим мерзавцам, но для этого нам нужно статься в живых.

Крис горько рассмеялся.

— Герцог Фелроти, говоришь?

Элспит повернулась к Пилу.

— Веди сюда коней! — приказала она, чувствуя, что ответственность за то, что будет дальше, ложится на ее плечи. — Крис, посмотри на меня! У нас нет времени предаваться печали. Нужно скорее убираться отсюда, если мы хотим спастись.

— Элспит! — простонал Крис.

У Элспит от жалости разрывалось сердце.

— Я понимаю, — заплакала она, потянувшись к нему. — Я все понимаю. Тебе нужно быть сильным. Ты обязательно отомстишь Селимусу, но для этого…

Она не закончила фразу. Крис обнял ее и, зарывшись лицом в ее волосы, зарыдал. Элспит кивнула Пилу, и тот послушно подвел свою беглянку-лошадь к остальным скакунам, на какое-то время оставив герцога и его спутницу одних. Было немного страшновато прижиматься так сильно к чужому мужчине, но боль и трагедия способны не только рассекать души, но и соединять их. Ее охватило странное, пугающее возбуждение, передавшееся и Крису, и Элспит поспешила отстраниться. Крис даже вздрогнул от неожиданности.

— Пойдем! — произнесла она, нежно глядя в замутненные болью красивые глаза Криса. — Нам нужно поскорее переправить тебя в безопасное место! — Она надеялась, что юноша поймет ее чувства к нему — пусть не прямо сейчас, в минуты тяжкого горя, а позднее, когда боль утраты уляжется, а разум подскажет, что ее сердце уже занято.

— Куда? — растерянно спросил Крис.

— В Бриавель, нам нужно в Бриавель. Они не посмеют преследовать нас по ту сторону границы.

Крис согласно кивнул, уступая решимости и силе воли. Он был даже рад покориться этой женщине и следовать ее приказаниям, потому что понял: совсем недавно точно также чувствовала себя Илена.

— Идем! — согласился он. И это короткое слово прозвучало с несвойственной ему угрюмостью.

 

Глава 27

Селимус восседал на белой кобыле, своей новой любимице. Он назвал ее Грацией. Кличка на редкость точно соответствовала и облику, и характеру лошади: легкая, изящная, быстроногая. Самое совершенное создание, какое ему когда-либо доводилось видеть. Селимус запыхался от быстрой езды — он специально отпустил поводья, чтобы Грация смогла показать все, на что способна. И вот теперь он медленно направлялся под тень деревьев, где его уже ждали Джессом и сокольничий.

— Не так быстро, Грация! Отдохни, пока я займусь делами! — Король наклонился и ласково потрепал кобылу по загривку. Сделав глоток из фляжки, он оглядел расстилавшийся перед ним пейзаж.

— Мне нужен наследник, который станет властвовать над этими просторами! — произнес Селимус, похлопывая грациозное животное по мускулистой шее. — Хочу, чтобы он занимал сразу два трона. А почему бы и не три? — рассмеялся он, имея в виду под третьим троном Горное Королевство. — Станет императором, как и его отец. Его матерью будет императрица Валентина. Я научу его смеяться над выскочкой Кайлехом. Велю сохранить отрубленную голову этого самозванца и наколоть ее на пику у стен Стоунхарта.

Селимус вновь поднес к губам фляжку и в это мгновение заметил, что на гребне холма выросли фигуры двух всадников. Оба явно торопились в его сторону.

— Ваше величество! — обратился к королю сокольничий. — Все готово. Со мной три ваших любимых сокола. Мы будем стоять там, внизу, — с этими словами он указал туда, где виднелись фигуры двух незнакомцев.

— Подожди немного. Я сейчас освобожусь, тогда и начнем, — сказал король сокольничему. Тот ответил монарху почтительным поклоном и удалился.

— Мне кажется, сир, следует ввести новое правило, — предложил Селимусу Джессом, когда они остались вдвоем. — Вас всюду должен сопровождать хотя бы один телохранитель.

— Чушь! Это же Моргравия! Я никогда не расстаюсь с боевым луком, — с нескрываемым презрением отозвался король.

— Я все равно настаиваю на том, чтобы кто-то постоянно находился рядом с вами, — настойчиво проговорил Джессом.

— Я не потерплю нянек рядом с собой. Я все-таки король!

— Главное соображение, которым я руководствуюсь, сир, — ваша безопасность. Того требует высокий статус короля.

Селимус кивнул, неохотно соглашаясь с Джессомом: канцлер, безусловно, прав.

— Вы желаете, ваше величество, чтобы я следил за полетом соколов или стрел, выпущенных вами в оленя, или же вы вытащили меня на эти просторы только для того, чтобы я отморозил свое мужское достоинство?

Селимус рассмеялся витиеватой фразе канцлера. Что ни говори, а Джессом обладал редким даром шутить метко и во время.

— Я жду одного человека. Разговор серьезный, не для стен замка, где слишком много чужих ушей.

— Хотите, чтобы я поучаствовал в разговоре или же спрятался, сир? — поинтересовался канцлер.

— Можешь остаться. Вот он, — ответил Селимус, кивком указав на приближающегося всадника.

— Он удивительно точен, — заметил Джессом, поеживаясь от утреннего весеннего ветерка. — Кто это такой, ваше величество?

— Его зовут Ширк. Я отправлял его выполнить одно мое поручение.

Именно это и надеялся услышать Джессом. Ширк был одним из новых подручных Селимуса. Ему король поручал щекотливые задания, которые не доверялись легионерам.

— Как поживает госпожа Бенч? — осведомился Селимус, не сводя глаз с Ширка.

— Насколько мне известно, она устраивает званый ужин, сир, — произнес канцлер. — Ее супруг возвращается. Это один из его редких приездов в Перлис. Сомневаюсь, что он пробудет с ней долго.

— Ему никогда не сидится на месте. Но мой старик говорил, что к его советам следует прислушиваться. Как бы я ни презирал собственного отца, он всегда придерживался правильной линии. По крайней мере до сих пор у меня не было причин сомневаться в господине Бенче.

Джессом кивнул, молча дожидаясь нового вопроса Селимуса.

— Так, значит, в жизни госпожи Бенч ничего особенного не произошло?

— Ничего такого, что было бы достойно вашего внимания, ваше величество. По вашему повелению я день и ночь не свожу глаз с ее семейства. Все как обычно.

— Отлично. Продолжай и дальше наблюдать за ними.

— И на следующей неделе тоже, ваше величество?

— Думаю, что да. А вот и Ширк.

— Да, это я, ваше величество. — Не слезая с седла, порученец Селимуса отвесил поклон.

— Это канцлер Джессом. Можешь спокойно говорить при нем.

Ширк почтительно кивнул Джессому.

— Благодарю вас, ваше величество. Можно начинать?

— Говори! — разрешил король, глядя на стоящих вдали сокольничих.

Джессом обратил внимание, что одежда на Ширке изящного покроя и стоит, видимо, немалых денег. Высокооплачиваемый наемник, решил канцлер.

— Мы нигде не обнаружили следов Илены Тирск, ваше величество. Второй женщины, Лейен, там тоже не оказалось.

Селимус злобно стиснул зубы, что не ускользнуло от канцлера. Жаль, что его величество не доверил именно это деликатное поручение ему, Джессому. Такие вещи требуют тонкости. Можно себе представить, что там натворил этот Ширк.

— И что? — нарочито небрежным тоном поинтересовался король.

— Семья, то есть сын герцога Фелроти, отказался от предложения.

— Понятно. Но ведь ты поступил так, как я тебе советовал? — осторожно подбирая слова, спросил Селимус. Джессом с испугом ожидал, что скажет в ответ Ширк. Разве может случиться что-то плохое с аристократической четой, с герцогом и герцогиней?

— Да, ваше величество. Я все сделал так, как вы мне велели. Герцог, герцогиня и их сыновья мертвы.

Джессом невольно вздрогнул, но тотчас попытался придать лицу равнодушное выражение, точно не зная, насколько это ему удалось. Это было откровенное признание хладнокровного убийцы. Теперь канцлеру стало окончательно ясно, чья рука приводила в действие послушных кукол-марионеток, совершивших кровавое убийство.

Человек по натуре спокойный и уравновешенный, Джессом почувствовал, что у него голова идет кругом. И как же теперь объяснять обществу свершившееся злодеяние? Убийство герцога и его семьи — происшествие из ряда вон выходящее, поражающее воображение и гнусностью замысла, и хладнокровным его исполнением. Джессом любил власть над людьми и откровенно наслаждался ею, однако никогда не отличался кровожадностью и никогда не отдавал распоряжений покалечить или даже убить человека, если в этом, по его мнению, не было особой необходимости. Он ни за что бы не дал своего согласия на план действий, который оправдывал бы убийство лояльных короне жителей севера — тех, что сами, без посторонней помощи, защищали королевство от вражеского вторжения.

Из своего небольшого личного опыта Джессом знал: герцог Йериб проявил себя стойким, верным королевской власти вассалом. Это был в высшей степени прозорливый человек, снабжавший корону бесценными сведениями о положении на границе. Герцог властвовал над своими легионерами, железной рукой поддерживая строгую дисциплину в их рядах и оставаясь при этом справедливым военачальником. Даже далекий от военных дел Джессом понимал, что легионеры боготворят герцога и его славную семью так же, как некогда боготворили Тирсков. Убийство самого младшего герцогского сына явилось ужасной, непоправимой ошибкой. К счастью, злодеянию сумели придумать более или менее правдоподобное объяснение, но в данном случае это будет сделать гораздо труднее. Кто поручится, что останки сына Доналов не будут каким-то чудом найдены? Что будет тогда? Объяснить подданным гибель еще пятерых членов той же семьи представлялось немыслимым, однако ум Джессона уже трудился над этой проблемой.

— Ты уверен? — спросил Селимус, буравя Ширка тяжелым взглядом.

От канцлера не ускользнуло, что наемник колеблется, не зная, как ответить на вопрос короля.

— Головы на плечах у герцога уже точно нет, — наконец ответил он и криво усмехнулся. — Герцогиня… она тоже мертва. Это я знаю наверняка. Один из моих людей проверил и…

— Что же ты с ней сделал? — осведомился Селимус нарочито невинным гоном.

— Как вы и требовали, сир. Мы надругались над ней.

— Вы ее изнасиловали. — Король предпочел выразиться проще и точнее.

Наемник кивнул.

— Да, ваше величество. Каждый из моих людей по очереди отведал ее тела.

— Но никто из вас в самом конце не проверил, жива ли она, — невозмутимо подвел итог король.

Ширк снова кивнул, он явно ничего не знал о дальнейшей судьбе герцогини.

— А сыновья? Их ведь трое, насколько я помню? Они тоже мертвы? — уточнил Селимус.

Наемник перевел взгляд с короля на канцлера, и тот поспешил ему на помощь.

— У герцога трое сыновей. Наследника зовут Крис, вы не могли не заметить его. Высокий, золотоволосый. Его считают красивым юношей. Двое других — темноволосые, похожи на мать. Одного зовут Дарин, второго — Йорге. — Это было первые слова Джессома, который решился наконец вступить в разговор Селимуса и наемника. Услышав их, Ширк заметно побледнел.

— Понятно, — произнес король. Он прекрасно уловил все, что не было сказано вслух. — Кого же из них ты упустил?

— Этого красавца, сир, — заикаясь, ответил Ширк. — Мы нигде не смогли найти его.

— Ты все сказал? — с нескрываемым неудовольствием спросил Селимус. Джессому стало по-своему жалко наемника в дорогой одежде, дни которого, если не часы, уже сочтены.

— Да, ваше величество, — ответил Ширк, тщетно пытаясь придать голосу твердость. — Наш лазутчик, укрывшийся под личиной монаха, попытался схватить молодого послушника по имени Пил, но он сбежал.

— Ты поймал его? — осведомился Селимус. Джессому стало искренне жаль загнанного в угол наемника. Хотя голос короля прозвучал спокойно, едва ли не вкрадчиво, за мнимой бесстрастностью слышалась явная угроза. Селимус виртуозно владел подобными интонациями.

— Мы отправили за ним погоню, сир. Надеюсь, что его уже схватили.

— Послушник, говоришь? Как же он справился с твоим лазутчиком?

Ширк собрался было пожать плечами, однако благоразумно предпочел смиренно склонить голову, дабы не разгневать короля, славившегося непредсказуемостью характера.

— У меня нет ответа на этот вопрос, ваше величество. Этот юный послушник ввел Льюка в семью герцога. Льюк — таково имя нашего лазутчика — был уверен, что сумеет узнать, заезжали ли две интересующие нас особы в Тентердин.

— Ему это удалось?

— Да, ваше величество, — торжествующим тоном ответил наемник. — Женщины действительно там были. Именно этот послушник привел их в дом герцога.

Недотепа, подумал Джессом. Именно с этой новости и надо было начинать.

— Да падет на тебя гнев Шарра! — взревел Селимус и, подавшись вперед, ударил наемника по лицу с такой силой, что тот слетел на землю. Король соскочил с седла, с кошачьей гибкостью приблизился к упавшему и с силой пнул его ногой. Ширк издал громкий вопль и, застонав, сжался в комок.

— Где они?

— Женщина… Лейен… она… выдает себя за другую женщину… по имени Фарил, ваше… величество, — корчась от боли, прохрипел Ширк. — Послушник сказал, что она в Тентердине долго не задержалась. Что касается второй женщины, той, благородного происхождения, то послушник сказал, что он только привел ее в замок и сразу же ушел.

— Ложь! — прорычал Селимус. — Фелроти взял ее под свою защиту! Я не напрасно подозревал этого старого лиса! Он предал меня!

Канцлер придерживался иного мнения. До сих пор герцог не давал ни малейшего повода усомниться в его верности королю. Если же он узнал правду о том, кто убил его сына… впрочем, лучше не думать об этом. Сейчас главное замести следы, чтобы никто не узнал правды.

— Ваше величество… — попытался обратить на себя внимание короля Джессом, но в ответ удостоился лишь злобного взгляда и счел за лучшее промолчать.

— Убирайся! — рявкнул Селимус и плюнул на поверженного наемника. — Ползи вниз по холму и не смей больше показываться мне на глаза!

Ширк повиновался и, не осмелившись встать и сесть на коня, поспешил укрыться от монаршего гнева. Король неторопливо потянулся за луком и достал из колчана стрелу.

Канцлеру стало жалко беднягу, который в этот момент на четвереньках спускался вниз по склону холма. Ширк честно служил своему королю, он лишь проявил небрежность. Небрежности Селимус никому не прощал.

— Вы пожелаете видеть меня в ваших покоях, сир, после того, как вернетесь с охоты? — осведомился поглощенный мыслями о тревожной обстановке на севере Джессом, уже зная, каким будет королевский ответ.

Селимус прицелился.

— Приходи немедленно. Я буду тебя ждать, — ответил он и обрушил свою ярость на того, кто не сумел довести до конца порученное дело.

Свою жертву Джессом заприметил из окошка кареты и решил лично заняться этим важным делом. Приподняв края одежд, чтобы те не волочились по грязной булыжной мостовой рынка, пока он переходит дорогу, канцлер идеальным образом изменил направление и ловко, как бы невзначай, плечом натолкнулся на нужного человека.

— Простите!.. — собрался извиниться Джессом и тут же придал лицу выражение приятного удивления. — Господин Бенч, рад видеть вас! Извините мою неловкость — я спешил перейти улицу.

— Не извольте беспокоиться, Джессом, — принял его извинения Эрид Бенч.

— Мое почтение, госпожа Бенч! — вежливо склонил голову Джессом.

— Здравствуйте, канцлер! — ответила женщина, слегка сжав руку мужа. — Мне право жаль, что вы не смогли принять наше приглашение и отужинать с нами.

— Я сожалею много больше вашего, сударыня, — с улыбкой отозвался Джессом. — Тому виной важные поручения его величества короля.

Госпожа Бенч уловила неискренность канцлера и моментально поняла, что старый лис что-то заподозрил. Впрочем, обвинить их было пока не в чем.

— Как жаль, канцлер, что вам не довелось отведать миног, которых у нас подавали к ужину. Я знаю, что вы большой их любитель.

Джессом нарочито горестно вздохнул и повернулся к супругу госпожи Бенч.

— И надолго вы вернулись, сударь?

— На этот раз ненадолго. Признаться, мы собирались всей семьей отправиться в путешествие.

— Неужели? — изобразил удивление канцлер, до которого уже дошел этот слух. — И куда же на этот раз вы собрались? Не иначе как в теплые края?

— Нет, что вы! — печально улыбнулся Бенч. — Как раз наоборот. Собираемся на север. Нужно встретить в Брайтстоуне груз с заморскими товарами. Хелин и Джорджиана пожелали отправиться вместе со мной.

— Да, я решила, что настало время проверить, чем мой муж занимается в своих частых путешествиях, — подхватила слова супруга Хелин.

— Где же вы там будете жить? — источая любезность, поинтересовался Джессом.

— Обычно я останавливаюсь на постоялом дворе, но поскольку на сей раз отправляюсь в путешествие в дамском обществе, то мы поживем в небольшом имении на севере, неподалеку от Йентро и Декина. Там нам будет гораздо удобнее. Я уже целую вечность не проводил время с семьей.

— Понимаю вас. И надолго уезжаете?

Эрид понял, что якобы невинная беседа с канцлером есть ничто иное, как тонко завуалированный допрос, какому его супруга подверглась совсем недавно.

— Пока точно не знаю. Поскольку я буду не один, то, видимо, торопиться не стану. Полагаю, мы отправимся через восточные земли. Не исключено, что я погощу у старого негодника Йериба и его великолепного семейства, прежде чем прибудет мой груз.

Эти слова встревожили канцлера, однако он не подал вида.

— Бр-р-р, как холодно сегодня! Могу я предложить вам согреться стаканчиком шоррона?

— Разумеется, — ответил Эрид. — Не откажусь от славного напитка.

— Нам надо поторопиться, дорогой, — напомнила супругу Хелин. — Мне еще предстоит сделать немало покупок — в дороге нам понадобится очень многое.

Эрид ласково погладил супругу по руке, и они втроем направились к торговым рядам, в которых желающих угощали подогретым крепким напитком. Его подавали в высоких стаканах и разбавляли для вкуса небольшим количеством меда. Шоррон был традиционным хмельным напитком Перлиса, и прилавки, которые предлагали его всем страждущим, можно было встретить буквально на каждом шагу.

Летом шоррон специально охлаждали, а зимой подогревали, чтобы усилить его нежное, слегка возбуждающее действие. Джессом заказал три стакана.

— Вы не обидитесь, господин Эрид, если я посоветую вам не заезжать по пути в Фелроти? — негромко произнес канцлер.

— Это почему же? — вопросом на вопрос ответил Бенч, удивленный неожиданной фамильярностью Джессома.

— Боюсь, у меня дурные вести с севера. Его величество король завтра огласит их при дворе. Нам они стали известны сегодня утром.

— Что же там стряслось? — спросил Эрид, предчувствуя какой-то подвох.

— Мы получил известия о том, что герцог, возможно, убит.

— Да спасет нас Шарр всемогущий!

Хелин стояла чуть в сторонке, однако восклицание мужа заставило ее резко повернуться.

— Что случилось, Эрид? — спросила она, подходя ближе.

— И это еще не все, — продолжил канцлер опечаленным голосом. — Мы до сих пор не получили подтверждения атому слуху, но якобы погибли все члены семьи герцога.

— Этого не может быть! — испугано воскликнул Эрид.

Джессом покачал головой.

— Повторяю, пока это лишь слухи, — осторожно произнес он. — Я отправил надежного человека, чтобы тот все точно выяснил. Понимаю, что это ужасное известие. Его величество король потрясен. Он всегда доверял герцогу и полагался на его совет во всем, что касалось происходящего на севере.

— Не говоря уже о том, что герцог прикрывал северные территории. И все же, как такое могло произойти? — спросил Эрид.

— Выпей! — сказала потрясенная услышанным Хелин, протягивая мужу стакан с шорроном.

Закинув голову, Джессом одним глотком проглотил содержимое своего стакана и тут же почувствовал обжигающее тепло хмельного напитка. Искренне огорченный словами канцлера, Эрид последовал его примеру. Хелин задумчиво крутила в руках свой бокал. Она сразу же заподозрила — впрочем, как и ее муж, — что им только что скормили полуправду. Тем не менее, судя по всему, скупые слова канцлера основывались на реальных фактах, из чего следовало, что с семейством прекрасных людей действительно стряслось что-то неладное.

— Так вы говорите, что мертвы все до единого?

Джессом кивнул.

— Мы ждем подтверждения. Очевидно, это дело рук разбойников короля-варвара, Семья герцога ждала прибытия отряда своих воинов и оставила ворота открытыми. Убийцам не составило труда проникнуть в замок. Через пару дней мы будем знать все об этом злодеянии. Думаю, вам не стоит брать с собой близких, если вы решитесь навестить замок. Разумеется, в том случае, если там действительно совершено кровавое преступление. В этих местах в последнее время стало неспокойно.

— Значит, Кайлех! Но чем королю горцев мог помешать Йериб? — удивился вслух Эрид, делая знак торговцу снова наполнить стакан.

— Думаю, обезумевший король-самозванец северных гор решил, что герцог — главное препятствие на его пути к безраздельной власти. Разделавшись с Фелроти, он, видимо, полагает, что сумел обескровить силы, стоящие на страже северных границ Моргравии.

Госпожа Хелин еле сдержалась от презрительной усмешки.

— Полагаете, что король горцев уже вторгся в наши пределы и готовит бросок на юг?

Джессом приложил палец к губам, призывая ее быть осторожней в словах.

— Его величество король Селимус придерживается точно такого же мнения. Герцог не раз сообщал о подозрительных перемещениях войск Кайлеха на наших северных землях. Боюсь, сударыня, совсем скоро Кайлех почувствует себя сильным настолько, что предпримет попытку вторжения.

— Что ж, спасибо за предупреждение, канцлер, — поблагодарил Эрид, вскинув на прощание руку. — Вы сообщили поистине ужасную новость. Мы постараемся обойти эти края стороной.

Прежде чем пожать руку Эриду, Джессом медленно моргнул и кивнул. Вылитый гриф-стервятник, подумала Хелин.

— Рад, что мог оказаться вам полезным, господин Бенч. Будьте осторожны во время путешествия! — Он поклонился и повернулся к Хелин. — Мое почтение вашей прелестной дочери, сударыня! Да благоволит вам великий Шарр в вашем путешествии!

— Благодарю вас! — приторно улыбнулась Хелин и поспешила убрать руку, дабы ее не осквернило прикосновение стервятника в человеческом обличье. Супруги ушли, и второй бокал шоррона, который заказал Эрид, остался нетронутым. Джессом допил его, испытывая удовольствие от проделанной этим утром работы. Теперь можно с легким сердцем отозвать соглядатаев, денно и нощно не спускавших глаз с четы Бенчей. Он прикажет проследить за тем, куда отправится Эрид Бенч вместе с женой и дочерью. Если семейство выберет западную дорогу, ведущую к Брайтстоуну, вместо того, чтобы свернуть на восточную, по которой можно добраться до Фелроти, то к его личной радости и вящему удовольствию короля можно будет считать, что Бенчи не представляют угрозы для короны.

Госпожа Бенч была вынуждена ускорить шаг, чтобы поспевать за супругом.

— Ты ему веришь? — задыхаясь, спросила она.

— В то, что Фелроти пал? Верю. Правда, не в то, что именно там произошло. Кайлех не настолько безрассуден, чтобы напрасно обагрять руки кровью. Джессом забывает, что север я знаю, пожалуй, лучше всех остальных. Нет, дело тут явно нечисто. Мне вспоминается предостережение Лейен и твои подозрения насчет нашего короля — пожалуй, ты была права.

— Что же нам делать?

— Ничего. Всегда быть начеку, сейчас это самое главное.

* * *

Селимус задумался над тем, что ему только что сообщил Джессом.

— Я вынужден согласиться с тобой: Эрид Бенч не представляет для меня никакой опасности. Можно распустить соглядатаев, которые ведут за ним слежку. А теперь давай займемся другим делом. Я хочу, чтобы ты доставил Валентине мое письмо. Судя по всему, Лейен, или Фарил, или как там она себя называет, не смогла убрать Илену и, возможно, не станет следовать моим указаниям, хотя ей было велено отправиться в Бриавель. Придется рассчитывать на Аремиса. Хотелось бы надеяться, что он все-таки расправится с этой девкой из клана Тирсков. Я хочу, чтобы ты написал письмо под диктовку.

— Разумеется, сир, — ответил Джессом и, взяв свиток пергамента, стал выбирать гусиное перо поострее. — Я готов, ваше величество.

Селимус подошел к окну и выглянул во двор.

— Моя дорогая Валентина! — начал он. — Нет, постой! Напиши по-другому. Любимая Валентина! — поправился король и, слушая, как поскрипывает перо канцлера, продолжил: — Надеюсь, вы пребываете в добром здравии, и нисколько не сомневаюсь, что вы заняты делами государства так же, как и я. Вы уже видели ту превосходную кобылицу, отправленную вам в подарок? Полагаю, что она смиренно приняла свой новый дом и свою новую хозяйку, самую прекрасную и щедрую из всех. Мне будет приятно услышать ваше мнение о ней. Понравилось ли вам имя, которое я выбрал для нее? Уверен, вы с ней подружитесь и проведете немало счастливых минут в прогулках по прекрасным лесам, окружающим Веррил.

Селимус сделал паузу, давая канцлеру возможность поспевать за диктовкой.

— Дорогая Валентина… как думаешь, я не слишком тороплюсь?

— Нет, сир, все превосходно, — ответил Джессом, добросовестно записывая любовное послание короля.

— Дорогая Валентина, — повторил Селимус. — Тешу себя надеждой, что вы понимаете, как страстно я желаю связать нас как можно скорее узами брака. Со дня первой встречи с вами я думаю только о нашем супружеском союзе, который сплотит наши королевства в вечном мире и гармонии.

Джессом быстро водил пером по пергаменту.

— Может, будет уместно написать далее нечто похожее на нежную угрозу? — деликатно предложил он.

— Ты удивительно хорошо меня понимаешь, — усмехнулся король. — Действительно, нужно приправить это письмо тонким предостережением. Дай-ка соображу, — задумчиво произнес Селимус, продолжая разглядывать двор. — Вот, придумал. Однако, главной угрозой миру, моя дорогая, является время. Этот выскочка северянин — король Кайлех, как он осмеливается называть себя, — пролил благородную кровь Моргравии, злодейски умертвив герцога Фелроти и все его семейство. Уверен, вы разделите вместе со всеми обитателями Моргравии скорбь, вызванную трагической гибелью этого славного аристократического рода. Мы предпринимаем шаги по укреплению границ на севере, но Кайлех, похоже, вошел во вкус, испробовав моргравийской крови, и, чувствуя уверенность в собственных силах, наверняка попытается вторгнуться на наши земли. Боюсь, что, встретив отпор — а он будет решительным, я это обещаю, — он попытается напасть на Бриавель. Не могу допустить, чтобы этот дикарь угрожал вашему благополучию, моя дорогая, или вашей стране. Некогда заклятые враги, сегодня мы должны совместно, став плечом к плечу, дать отпор кровожадному захватчику. Позвольте мне быть оплотом безопасности Бриавеля и вас лично. Я призову мой легион на защиту вашего королевства, как только вы подтвердите готовность к заключению нашего с вами брачного союза.

Король отвернулся от окна и с улыбкой посмотрел на Джессома. Валентине ни за что не устоять перед такой лучезарной улыбкой, подумал канцлер.

— Превосходно, сир! Может, следует добавить дату?

— Верно! Перечитай последнюю строчку!

Джессом послушно выполнил пожелание Селимуса.

— Отлично! Продолжаем. Я назначил дату — пусть это будет последний день весны. Вы станете весенней невестой, и страна расцветет, заново возрождаясь к жизни. Именно такие чувства вы и внушаете мне, Валентина, наполняя мою душу радостью обновления.

Король снова сделал паузу, обдумывая заключительные строки письма.

— Мой человек доставит вам документ, на котором вам нужно лишь поставить вашу подпись, и после его возвращения я начну приготовления к нашему бракосочетанию, дню, когда народы Моргравии и Бриавеля объединятся наконец к взаимной радости. Наши враги, несомненно, побоятся нашего могущества, моя дорогая. Никто не сможет угрожать нашей великой империи.

Селимус довольно потер руки.

— Можешь закончить письмо по своему усмотрению!

— Я немедленно завершу его, ваше величество.

— Пусть посыльный дождется ответа. Думаю, на дорогу туда и обратно уйдет всего несколько дней, верно?

— Если тому будет сопутствовать погода, сир.

— Проследи за этим.

Канцлер принялся приводить в порядок письменные принадлежности.

— Кстати, что там сейчас в Фелроти? — поинтересовался король.

— Я отправил надежных людей привести все в должный вид и замести ненужные следы.

— Тела?

— Будут сожжены.

— Прекрасно. Надеюсь, ты оставишь свидетельства того, что это дело рук варваров-горцев?

— Об это уже позаботились, ваше величество.

— Спасибо, Джессом. И хотелось бы как можно скорее получить донесения от твоих людей.

Селимус был доволен, все шло согласно плану. Улучшить прекрасное настроение могла бы близость с женщиной.

— Распорядись, чтобы ко мне привели Амелию.

— Как пожелаете, сир. Думаю, что ее синяки уже сошли, — пробормотал Джессом, кланяясь и выходя из королевских покоев.

 

Глава 28

Несколько человек с озабоченным видом стояли у края огромной ямы. Одни нервно почесывались, другие переступали с ноги на ногу. Никто не знал, что сказать и как истолковать представшую их взглядам картину. В яме должно было находиться четыре смердящих трупа, а оказалось всего три.

— Приведи кого-нибудь, кто был тогда здесь! — прорычал главарь.

Очевидца привели через несколько минут.

— Сколько тел тут было?

— Четверо. Трое мужчин и одна женщина, — последовал ответ.

— Здесь всего трое мужчин. Герцог и двое его сыновей, которых вам удалось прикончить.

— Третьего сына не оказалось в Тентердине. Женщина точно была, — ответил убийца.

— Но ведь и женщины тут нет! — взревел командир второго отряда, нагрянувшего в замок с новыми приказами канцлера. — И как ты собираешься объяснять это тому, кто расплачивается с нами золотом?

— А что вы предлагаете?

Главарь презрительно фыркнул.

— Предлагаю? Я предполагаю, чурбан, что женщина или осталась жива и ей каким-то образом удалось скрыться… или кто-то помог ей скрыться.

Его собеседник, оскорбленный до глубины души, моментально ощетинился, вспомнив, какое испытал омерзение, насилуя с товарищами мертвое тело.

— Говорю тебе, она была мертва! — огрызнулся насильник.

— Хорошо, тогда поищи ее тело, а когда найдешь, дай знать об этом нашему хозяину. Я же сообщу ему, что пока мы нашли трупы только троих мужчин. Готов поспорить, в самом скором времени вам, парни, будет не до кошельков. — С этими слова главарь подмигнул насильнику, который прекрасно понял недвусмысленную угрозу. — Сожгите этих троих, — добавил посланец канцлера. — Потом, не мешкая, начинайте прочесывать Бринт и всю округу. Во что бы то ни стало найдите женщину. Переверните вверх дном все церкви и приюты. Ее надо найти и закопать, понятно?

Услышав слова негодяев, погубивших ее любимых сыновей и мужа, Аледа, притаившаяся в это время в считанных шагах от столпившихся возле ямы убийц, болезненно сморщилась. К счастью, убийцы не знали, что та, о которой шла речь, пряталась в нескольких ярдах от страшного места.

Ранним вечером того дня, когда эти нелюди напали на замок, она пришла в сознание. Вместе с пониманием того, что она жива, к ней вернулись жуткие воспоминания о пережитом кошмаре. Аледа не сразу осознала, что лежит на мертвом теле сына, заваленная сверху огромной охапкой срубленных ветвей. Сквозь нагромождение листьев и веток у нее над головой сочился слабый свет угасающего дня, что позволило обнаружить тело ее любимого Йорге. Вглядевшись в его лицо, она испуганно вскрикнула — ей показалось, что на лице сына застыло выражение ярости. Впрочем, нет, это ей только показалось, ведь после смерти лицо покойника бывает лишено какого-либо выражения. Аледа зарыдала и, отбросив ветки, вскоре обнаружила тело Дарина, такое же холодное и бесчувственное, как и тело его брата. И тотчас перед глазами предстала кровавая сцена: сын бросается спасать честь матери, но убийцы хладнокровно пронзают его мечами.

Далее герцогиня наткнулась на обезглавленное тело мужа, лежавшее на самом дне ямы. Отрубленная голова валялась у его ног. Безудержные рыдания Аледы сделались еще громче. Она представила себе, как убийцы со смехом швыряют голову герцога вслед за телом. Взяв в руки окровавленную голову мужа, она прижала ее к себе и вновь заплакала, нежно поглаживая любимое лицо.

Когда рыдания наконец прекратились, герцогиня вспомнила о старшем сыне.

— Крис! — позвала она. Надежда на то, что ее мальчик может быть жив, придала сил и помогла выбраться из ямы. Это удалось ей не сразу. Несколько раз Аледа падала и скатывалась вниз на тела своих бездыханных сыновей. Наконец она сумела выбраться наружу и какое-то время лежала у самого края, тяжело дыша и дрожа от усталости, не замечая ни окровавленных колен, ни поломанных ногтей.

Возможно, Крис еще жив, думала она, утешая себя, старясь забыть о своем несчастье и отгоняя страх перед возможным возвращением убийц. Вспомнились Пил и брат Льюк. Куда могли подеваться их тела? Или святым братьям удалось спастись? Аледа провела рукой по волосам, чем еще больше их перепачкала, и наконец осмелилась прислушаться к себе. Боль засела где-то в глубине поруганного тела. Женское чутье подсказывало, что увечья, нанесенные насильниками, еще способны свести ее в могилу. До наступления ночи оставалось уже совсем немного. В сгущающихся сумерках пятна крови на платье были едва различимы и могли показаться лишь невинными следами грязи, но сама Аледа прекрасно помнила, откуда они взялись. Смерти она не боялась — она боялась времени. Смерть стала бы избавлением от страданий, и Аледа с радостью встретила бы Собирателей Шарра, если бы не мысль о том, что Крис, возможно, еще жив и нуждается в ее помощи. Она мужественно встретит смертный час, но не раньше, чем попытается найти его.

В голове у нее все еще звучал голос мужа: «Быстрее уходи отсюда! Спрячься где-нибудь!»

На пределе сил герцогиня вновь забросала яму ветками. Слезы тоже иссякли. Она вдруг вспомнила про тайник, устроенный Крисом в пещере на склоне холма. Сын как-то раз похвалился, что из того тайного укрытия хорошо просматривается дорога, ведущая на север. Оттуда можно вовремя увидеть отряд горцев, если те осмелятся приблизиться к замку. Крис был тогда еще совсем юный, и она посмеялась над ним, но муж похвалил мальчика за сообразительность и дальновидность.

— Предосторожность никогда не бывает излишней, — сказал тогда герцог, ласково растрепав волосы сына.

Крис использовал тайник лишь время от времени, в тех случаях, когда охотился, и всегда содержал его в чистоте. Там всегда было сухо. Сын как-то пригласил Аледу побывать в его тайном убежище, и герцогиню приятно удивило, что место это оказалось уютным. Там было относительно тепло, несмотря на здешний суровый климат, а также постоянно имелся небольшой запас провианта. Герцогиня давно уже сделала для себя вывод, что еда всегда была для ее сына на первом месте.

Обессиленная, Аледа ползком добралась до тайника и в течение двух дней отлеживалась в надежной утробе пещеры, пытаясь придти в себя. Мысленно она благодарила сына за то, что тот оставил там бурдюк с водой. Еды в пещере она не нашла. Но и одной воды оказалось достаточно, чтобы поддержать силы. Аледа слышала, как разбойники вернулись на место преступления и обменивались гнусными шутками в адрес ее близких. На глазах Аледы эти подонки вытащили тела ее любимых мужчин и бесцеремонно бросили в костер. Но как бы они ни старались, им ни за что не выжечь мужа и сыновей из ее памяти, подумала Аледа, задыхаясь от разгорающегося гнева. Она понимала, кто стоит за убийством, — разумеется, король, но не король горцев, а Селимус. Он еще горько пожалеет о своем злодеянии, поклялась герцогиня, глядя, как пламя пожирает тела мужа и сыновей. Он еще пожалеет, что появился на свет.

Она провела еще полдня в пещере, чтобы убедиться, что разбойники больше не вернутся. Увы, пытаться предать земле останки ее любимых было уже слишком поздно. Заметая следы, убийцы нарочно разбросали обожженные кости, чтобы невозможно было догадаться, кто именно предан огню. Все ее мужчины были мертвы, за исключением разве что одного. Боже, как ей хотелось верить, что Крис жив! Цепляясь за эту надежду, герцогиня доковыляла до замка, рассчитывая отыскать там теплую одежду и какие-нибудь снадобья, чтобы унять боль. Где мог найти пристанище Крис? В Моргравии ни он, ни она уже не были в безопасности. Ее сын отправился проводить Элспит до границы с Бриавелем. Возможно, он вернулся в Тентердин, но, застав родной дом в полном разорении, успел вовремя скрыться. Вот только куда?

Податься ему некуда. Что ж, значит, придется вернуться в Бриавель и попытаться отыскать там Элспит. Возможно даже, девушка ответит взаимностью на его чувства, а в том, что Крису она понравились, герцогиня не сомневалась. Как и в том, что Элспит удалось завоевать доверие и покровительство королевы Валентины. Аледа вознесла молитву великому и всеблагому Шарру, в надежде, что тот поможет Крису соблазнить молодую женщину из Йентро, и они вдвоем благополучно переберутся в Бриавель. Но Крис ни за что не бросит своих близких. Неожиданно до герцогини дошло: теперь ее сын не только последний наследник рода Фелроти, но и новоявленный герцог. Но знает ли об этом сам Крис?

Захватив лишь небольшой мешочек с самым необходимым, герцогиня решила, что заходить в конюшню нет смысла. Разбойники увели лошадей и полностью разграбили дом, забрав все ценные вещи. Впрочем, сейчас это уже не имело значения. Аледа заметила мирно пасущегося в поле ослика, того самого, на котором к ним приехала Элспит. Вот на ком она отправится в путь! Брат Льюк бежал из замка так поспешно, что забыл про животное и теперь вряд ли вернется за ним.

Герцогиня отвела ослика в конюшню, где обнаружила подходящее седло и торопливо, насколько позволяли силы, приготовила животное к путешествию. Им предстоял долгий путь в славный город Веррил.

Если в королеву Бриавеля верил Уил Тирск, то почему в нее не поверить и герцогине Фелроти?

* * *

Аледа потеряла счет времени. Дорога до Бриавеля показалась бесконечной. Ей никак не удавалось вспомнить, когда произошло нападение на замок и сколько дней миновало с тех пор, как смерть пришла в Тентердин. Теперь самым главным для нее было добраться живой до легендарного дворца в Верриле. А для этого нужно заботиться и об ослике, кормить и поить, давать ему отдых.

Аледе хватило сообразительности захватить с собой торбу овса и небольшой запас воды. К счастью, ослик мог сам добывать себе подножный корм — траву и листву, пусть даже схваченные зимними морозами.

Герцогиня оделась в путь потеплей, но переносить холод ей помогала не столько теплая накидка, сколько неукротимая ярость и решимость во что бы то ни стало добиться задуманного. Храбрая женщина дала себе слово, что будет ехать верхом столько часов в день, сколько возможно, — до тех пор, пока в изнеможении не вывалится из седла.

У нее снова открылось кровотечение, но она оставила его без внимания, стараясь сохранить последние остатки сил, и против воли заставляла себя принимать пищу. Для здоровья — если оно восстановится, в чем Аледа сильно сомневалась, — необходимо есть. Перед бегством герцогиня догадалась захватить с собой главные семейные бумаги. Кроме того, она взяла небольшой портрет, на котором была изображена вместе с Йерибом. Картина наверняка пригодится, если понадобится установить ее личность. Ведь кто, глядя на нее сейчас, узнал бы в ней супругу того, кто некогда считался вторым но богатству человеком в королевстве Моргравия. Позаботилась она взять с собой и мешок, с которым появилась в Тентердине Илена.

Как только Аледа переправилась через реку Тейг, ей тотчас стало легче, словно она избавилась от части тяжкого бремени. И хотя теперь она находилась на землях вражеского государства, в данный момент лишь среди врагов можно было рассчитывать на безопасность. Какое-то время герцогиня ехала в восточном направлении, рассчитывая на то, что скоро ее обнаружит бриавельская стража. Чувствуя, что силы оставляют ее, герцогиня молила всеблагого Шарра, чтобы это случилось как можно скорее. Мир уже начинал расплываться перед глазами. Надо держаться, надо, напомнила себе Аледа. Она не имеет права умереть, пока ей неизвестна судьба Криса.

 

Глава 29

Трое подозрительного вида странников стояли на мосту Веррила, ожидая, когда о них доложат командиру бриавельской стражи. Это были монах-послушник, молодой дворянин из Моргравии и юная женщина из Йентро. По их словам, у них имелось при себе важное послание, адресованное самой королеве Валентине.

Имя дворянина было хорошо знакомо Лайрику, такого человека не оставишь стоять за воротами замка. Но и доверяться первому встречному, назвавшемуся благородным именем, тоже нельзя.

— Пусть предъявят свои бумаги, и тогда мы рассмотрим их просьбу! — распорядился Лайрик, покачав головой.

— Я уже пытался внушить им то же самое, — ответил капитан стражников. — Но они наотрез отказались.

Лайрик задумался. После смерти Ромена Корелди королева почти постоянно пребывала в подавленном настроении. Перед посторонними людьми Валентина тщательно скрывала свою неизбывную печаль, и лишь наиболее приближенные к ней люди знали, как тяжело переживает она гибель Ромена. Валентина с надлежащим тщанием выполняла свои монаршие обязанности, однако держалась замкнуто.

— Тогда скажи им, что передать письмо не удастся. Королева сегодня не расположена принимать просителей. Так что пускай они или передадут письмо и дождутся ответа, или убираются прочь.

Капитан поклонился Лайрику, но вместо того, чтобы перепоручить его распоряжение кому-нибудь из подчиненных, лично подошел к ожидавшим на мосту моргравийцам.

— Извините, но мне сказано передать вам, что командующий Лайрик не разрешает вам войти во дворец. Он требует, чтобы вы предъявили бумаги, удостоверяющие личность. Только после этого ваше пожелание будет рассмотрено. — Капитан заметил, что плечи женщины тотчас поникли. Все трое выглядели крайне усталыми и подавленными.

На их счастье, Валентине в этот день заблагорассудилось выйти из своих покоев и пройтись по крепостной стене. На мосту королева заметила троих чужаков, оживленно беседовавших с капитаном гарнизона. В глазах незнакомой женщины читалась мольба.

— Кто эти люди? — спросила королева у Лайрика, который поспешил ей на встречу, сияя улыбкой.

— По всей видимости, моргравийцы, ваше величество, они просят разрешения пропустить их в Веррил. Капитан Орлид сейчас доложит вам о них.

Валентина вновь бросила взгляд в сторону незнакомцев — странники явно проделали долгий путь. Их усталые лица тотчас вызвали у нее интерес.

— Вам известны их имена?

— Имя молодого дворянина мне известно. Он из благородной моргравийской семьи, но я не знаю его в лицо. Не исключено, что это самозванец.

— Зачем они пришли? — нахмурилась Валентина.

— Дозорные наткнулись на них в Гринсрилде. Они поразили наших людей своей честностью, сразу же заявив, что прибыли из Моргравии с каким-то посланием для вас, ваше величество.

Странно, подумала королеву, однако больше ни о чем не стала расспрашивать Лайрика, решив дождаться прихода капитана Орлида.

— А вот и Орлид! — воскликнул Лайрик.

Кланяясь королеве, капитан настороженно покосился на своего начальника.

— Что вы узнали об этих людях? — спросила Валентина, приятно поразив капитана неожиданно дружелюбной интонацией.

— Ваше величество, они умоляли меня сообщить вам, что они друзья генерала Уила Тирска. Они… они также упомянули имя Ромена Корелди, — смущаясь, произнес Орлид. Он был в числе немногих, кому доверили тайну смерти Корелди и последующего его погребения в Верриле.

Глаза королевы тотчас удивленно распахнулась, к щекам вернулся румянец, что не ускользнуло от ее собеседников.

— Приведите их ко мне! — возбужденно приказала Валентина. — Я буду ждать их в моей гостиной.

Лайрик послушно кивнул и повернулся к Орлиду:

— Хорошенько обыщите их!

Солдаты провели путников по мосту. С обеих сторон на них взирали высеченные в камне короли, бывшие властители Бриавеля. Несмотря на тягостное душевное состояние, в котором он пребывал, Крис не мог не восхититься прекрасным местоположением города. Со всех сторон Веррил окружали луга, а внизу, под городскими стенами, бурлила быстрая река. Крис не удержался и сказал сопровождавшим их солдатам, что много слышал о Верриле от путешественников, с которым встречался в Моргравии, но только сейчас понял, что никакие слова не способны описать здешние красоты. Солдаты заулыбались, польщенные искренней похвалой в адрес родного города.

На другом конце моста у путников забрали лошадей, а их самих попросили следовать за капитаном. Вскоре перед ними распахнулись огромные ворота, и они оказались в прославленном городе Верриле. Элспит с первого же взгляда поразило его великолепие. Задрав голову, она любовалась высокими башнями из белого камня, которые можно было увидеть только в этих краях. Особенно ее восхитил словно вознесшийся к небесам королевский дворец, так не похожий на суровый, мрачноватый Стоунхарт — казалось, он светится собственным светом. Элспит не стала делиться этим впечатлением со своими спутниками, лишь опустила голову и поспешила вслед за провожатыми на встречу с «королевой нашего Уила». Так она мысленно называла Валентину.

— Позволь мне взять на себя главную роль в разговоре, — попросила она шепотом Криса. Тот кивнул. Пил шагал рядом с ними молча, не меньше других ошеломленный видом прекрасного города.

Гости поднялись по причудливой лестнице. На верхней площадке их встретил немолодой мужчина представительной наружности.

— Благодарю вас, капитан, — произнес незнакомец. Он жестом отпустил Орлида, а сам коротко поклонился гостям. Элспит по достоинству оценила этот важный знак внимания к их персонам.

— Я канцлер Крелль. Я провожу вас к ее величеству, — произнес вышедший их встречать человек. — Пожалуй, мы пока отложим предварительное знакомство с вами до разговора с королевой и командиром Лайриком, которым я сейчас вас представлю. Видно, что вы устали с дороги. Сейчас распоряжусь, чтобы вам принесли воды.

Канцлер подозвал пажа и что-то тихо сказал ему. Мальчишка тотчас оросился выполнять приказание. Крелль ободряюще кивнул гостям.

— Мне показалось, что вы проголодались в пути. Сейчас вам принесут еды, и вы немного подкрепитесь. Не хватало только, чтобы кто-то из вас свалился в голодный обморок в присутствии ее величества.

Элспит хихикнула; канцлер понравился ей с первых же минут знакомства.

— Почему королева неожиданно пожелала принять нас? — спросил Крис.

— Полагаю, ее величество сама ответит на ваш вопрос, — добродушно улыбнулся Крелль. — Вот мы и пришли. — Он подошел к двери и, постучав, распахнул ее перед странной троицей.

Элспит знала точно, что королева согласится принять их — имена Уила и Ромена должны были послужить надежным паролем. Не сомневалась она и в том, что Валентина отличается редкой красотой. Во время долгих странствий, она заставила Уила подробно описать внешность ее величества. Как давно это было, едва ли не целую вечность тому назад! Полагая, что влюбленный мужчина наверняка приукрасил внешние достоинства обожаемой женщины, она оказалась совершенно не готова увидеть перед собой образец идеальной красоты, Нет, Уил не преувеличивал ни на йоту.

— Ваше величество, — начал Крелль, — позвольте представить вам Элспит из Йентро, Криса Донала из Фелроти и послушника Пила, ранее жившего в монастыре Риттилуорт.

Валентина поблагодарила его коротким кивком.

— Добро пожаловать всем вам! Крелль, что мы можем предложить нашим гостям? — Она прекрасно понимала, что канцлер уже отдал соответствующие распоряжения, однако из соображений учтивости сочла нужным снять неловкость путников.

— Сейчас подадут закуски, ваше величество.

— Благодарю. Прошу вас, проходите! — Валентина сделала приглашающий жест, как только гости выпрямились после обязательного поклона перед монаршей особой. — Садитесь. Насколько я понимаю, вы проделали долгий и утомительный путь.

Ошеломленные тем, что находятся в одной комнате с такой красивой женщиной, гости молча опустились в кресла.

— Простите мне мой непарадный вид, — сказала Валентина, с улыбкой указав на свое одеяние. — Такова рабочая одежда королевы Бриавеля, — добавила она и дугой выгнула бровь, отчего Пил еле заметно усмехнулся. Судя по всему, ее слова были на это и рассчитаны. Все трое держались напряженно и скованно, и Валентина начала теряться в догадках. Интересно, какие все-таки вести они принесли ей?

— Прошу знакомиться с командующим гвардией Лайриком, — произнесла она.

Взгляды путешественников обратилась на человека, стоявшего возле окна. Генерал повернулся и приветливо кивнул Крису.

— Я знаю вашего отца, — проговорил он. — Прекрасный отважный воин и славный человек.

— Вы знали его, сударь, — поправил его Крис, сделав ударение на слово «знали». Ему не хотелось проявить неучтивость, но он с трудом сдерживал себя. — Его убили несколько дней назад вместе с моей матерью и двумя братьями.

Сердце Элспит упало. Она надеялась донести известия до королевы с большей дипломатичностью, но что сказано, то сказано. Девушка осмелилась поднять глаза на королеву. Та ответила ей полным сочувствия взглядом, как будто давая понять, что угадала тайные мысли гостьи.

— Что?! — воскликнул Лайрик. — Герцог Фелроти мертв?!

Элспит решила, что ей следует немедленно вмешаться в разговор.

Не то, не дай бог, Крис случайно выболтает то, о чем бриавельцам пока знать не следует. Им всем нужно вести себя сдержанно и с большой осторожностью подбирать слова, если они желают склонить Бриавель на свою сторону.

— Прошу тебя, Крис, успокойся! — Элспит стремительно вскочила с места. — Ваше величество, мы расскажем вам очень печальную историю. Буду признательна, если вы позволите мне…

— Разумеется, — кивнула Валентина и махнула рукой Крису, давая понять, что тому незачем извиняться за бесцеремонность своей спутницы. Элспит успела заметить, что королева искренне сочувствует его горю, и выразительно посмотрела на своего спутника, чтобы тот не сказал лишнего.

— Мой товарищ пережил страшное потрясение, — начала она. — Прошу вас простить его несдержанность. Лайрик, уверяю вас, перед вами действительно Крис Донал, новоиспеченный герцог Фелроти.

Королева опустилась в кресло, предчувствуя важность того, что ей предстоит услышать.

— Рассказывайте! — велела она, наблюдая, как канцлер Крелль отдает распоряжения слугам, доставившим подносы с горячими и холодными закусками и всевозможными напитками. — Но сначала предлагаю вам подкрепиться.

Валентина ободряюще улыбнулась Крису, однако в ответ улыбнулся ей не он, а Пил. Юный послушник был сражен наповал красотой этой восхитительной женщины в скромном домашнем платье, сердечно, как самых близких людей, принимавшей их.

За едой Элспит поведала Валентине печальную историю. Закончив рассказ, она не удержалась и, нагнувшись к Крису, сочувственно сжала его руку. Тот за все это время не притронулся ни к еде, ни к питью.

— Значит, все мертвы, — невнятно проговорил Лайрик. — Вы в этом уверены?

— Пил своими собственными глазами видел то, о чем я только что рассказала. Он с готовностью подтвердит, что герцог и его сыновья убиты.

Юный послушник кивнул в знак своего полного согласия.

— Они ни за что не оставили бы мою мать в живых, — неожиданно произнес молчавший до сих пор Крис.

— Вы абсолютно убеждены в том, что эти люди действовали по приказу короля Селимуса? — ледяным тоном спросила Валентина.

Лайрик нервно поежился. Эта встреча была совершенно не нужна в свете ведущихся переговоров о предстоящем бракосочетании властителей Моргравии и Бриавеля.

— Ваше величество… — начал он, но Валентина подняла руку, не давая ему договорить, и вновь посмотрела на Элспит.

Под пристальным взглядом темно-голубых глаз королевы девушка почувствовала себя неловко. Ей показалось, что в данный момент владычицу Бриавеля интересует исключительно ее мнение. Элспит также вспомнились слова Уила о том, что Валентина обладает удивительной способностью сделать так, что люди в ее присутствии верят, будто для королевы не существует никого, кроме них.

— Насколько я понимаю, ваше величество, — начала Элспит осторожно, — король Селимус способен на все.

— Но ведь это всего лишь предположение, а не абсолютная истина, не так ли? — ответила вопросом на вопрос королева, не сводя глаз со своей собеседницы.

Элспит растерянно заморгала. Она могла бы пересказать историю Уила и тем самым потрясти бриавельцев, однако не смела нарушить данное ему обещание, имея печальный опыт подобного рода.

— Я не смею настаивать на том, что это дело его рук, но Аремис и Фарил, наемники, состоящие на службе у короля Селимуса, подтвердили, что это именно так. Они получили приказ убить Илену Тирск.

— Ваше величество, мы не имеем права доверять словам людей, которым платят за их грязные дела. За деньги они присягнут кому угодно и признаются в чем угодно, — вмешался в разговор Лайрик.

Его слова вызвали у Элспит раздражение.

— Но мы никому не платили! — сердито возразила она, но тут же, немного поостыв, добавила: — Простите меня, ваше величество, но Аремису можно доверять. — Элспит сунула руку в карман. — У меня для вас письмо. Оно… — девушка во время осеклась, едва не сказав, что письмо от Уила. — …оно от Илены.

— Сестры Уила Тирска? — Валентина нахмурилась, принимая письмо из рук Элспит.

— Именно, ваше величество. Аремис переправил ее в безопасное место, — подтвердила девушка, злясь на себя за неумение убедительно лгать. При этом она не сводила глаз со своих спутников, мысленно умоляя их не противоречить ей.

В комнату вернулся Крелль и, заметив кивок Валентины, направился прямиком к королеве. Нагнувшись, он прошептал ей что-то на ухо.

— Простите меня, — смущенно проговорила королева, обращаясь к присутствующим. — Похоже, из Моргравии прибыл гонец со срочным посланием. Я скоро вернусь. Прошу вас не скучать и угоститься кушаньями и напитками. После этого отправляйтесь отдохнуть в приготовленные для вас комнаты, — добросердечно добавила ее величество.

Когда королева удалилась, Лайрик счел своим долгом завершить разговор с гостями, хотя и был до глубины души потрясен известием о гибели Йериба Донала, грозного врага, уважавшего, однако, законы войны. Как и его бывший генерал, Фергюс Тирск, герцог был не из тех, кто готов начать войну из одного лишь желания повоевать.

— Я огорчен известием о постигшей тебя утрате, сынок, — произнес он, нарушив неловкое молчание.

Элспит осталась довольна тем, что Крису хватило благоразумия принять соболезнования командира Лайрика.

— Не могли бы вы просветить меня, откуда вам известно, что эти люди были посланы королем? — вновь вернулся к щекотливой теме Лайрик, в надежде, что Крис развеет его сомнения.

Тот повернулся к Элспит и перехватил ее предостерегающий взгляд.

— Они выдали себя сами. Они охотились за Иленой Тирск, которую в свое время увез из Стоунхарта Ромен Корелди.

Пил согласно кивнул.

— Это верно. Корелди в поисках падежного пристанища привез ее в монастырь. Власти, мягко говоря, обидели ее, — произнес послушник и тут же покраснел, застеснявшись обращенных на него взглядов. Он также поклялся хранить в тайне все, что связано с Уилом, и теперь опасался случайно обронить неосторожное слово. — В общем, Ромен оставил ее у нас, — поспешно добавил он и умолк.

— И после этого люди, посланные королем, сожгли и Риттилуорт, как вы изволили нам рассказать, и монастырь. Но для чего им это понадобилось? — спросил Лайрик.

Пилу вспомнился разоренный монастырь, и глаза его затуманились слезами.

— Это были легионеры. Им было приказано стереть деревню с лица земли в наказание за то, что ее жители приютили у себя изменницу. Это Илену они называли изменницей. Думаю, начальству пришлось немало потрудиться, чтобы убедить солдат, будто в роду Тирсков есть предатели. Для этого пришлось бы наговорить целый короб небылиц. Илена была убеждена, что это были наемники, переодетые воинами легиона.

— Из легионеров, насколько мне известно, на путь измены никто не встал, — вступила в разговор Элспит и тотчас поняла свою ошибку. Предполагалось, что ей ничего не известно об Уиле Тирске. На ее счастье, командующий Лайрик не обратил внимания на ее оговорку. Элспит напомнила себе, что с Валентиной, когда та вернется, следует вести себя осторожнее. Не дай бог, она проговорится, что Уил Тирск сейчас обитает в теле собственной сестры! Ее тотчас сочтут за слабоумную.

— Они также искали женщину, известную под именем Фарил из Кумба, — добавил Крис. — Она тоже побывала в Тентердине, но уехала сразу после того, как узнала от нас, что Илену мы не видели, — осторожно продолжил он. — Незадолго до этого Фарил виделась с королем и тоже искала Илену Тирск. Ей было поручено убить ее. Мы узнали об этом от Аремиса, который оказался в замке вскоре после ее отъезда. Он тоже искал Илену, но не для того, чтобы расправиться с ней, а, напротив, защитить от покушений. Просто невероятное совпадение! Мало того, что за Иленой Тирск охотились сразу три наемных убийцы, нанятых королем, так вслед им был выслан еще целый отряд.

— Этот самый Аремис, о котором вы говорите, он же наемник. Зачем ему помогать Илене?

— Он — друг Ромена Корелди, — поспешила ответить на этот вопрос Элспит, чтобы опередить своих спутников. — Насколько мне известно… э-э-э… они земляки, оба родом из Гренадина, — добавила он, вспомнив, что об этом ей рассказал сам Уил.

Вскоре в комнату с суровым выражением лица, достойным быть запечатленным в камне, вернулась Валентина. Лайрик и Крис при ее появлении поспешно встали и поклонились. Пил замешкался и поднялся с некоторым опозданием. Элспит не знала, нужно ли ей следовать примеру мужчин, ибо ей были неизвестны правила поведения в присутствии августейшей особы.

— Прошу без церемоний, — обратилась к ним королева, поправляя прическу. — Нам с вами предстоит многое обговорить. Но сначала вам нужно отдохнуть с дороги. Прошу следовать за Стюитом, он покажет вам ваши комнаты. Генерал, я назначила встречу с главными лицами государства. Сейчас Крелль занят тем, что собирает их всех вместе. Мы встретимся вечером. Из Моргравии поступили крайне важные известия.

* * *

Элспит лежала на кровати в небольшой спальне, в которой приятно пахло свежими пряными травами, а из окон открывался прекрасный вид на королевский сад. Сон никак не шел к ней. Элспит чувствовала себя так же, как в тот день, который провела в крепости Кайлеха. Внутри у нее все кипело. Хотя она испытывала страшную усталость, ей никак не удавалось уснуть. Освежающая ванна и чистая одежда, любезно предоставленная по распоряжению королевы, вместо того, чтобы принести блаженную сонливость, наоборот, взбодрили, так что негромкий стук в дверь не вызвал у Элспит раздражения.

На пороге стоял Стюит.

— Ее величество желает знать, соблаговолите ли вы пообщаться с ней, сударыня, — коротко поклонившись, сказал слуга.

Элспит была приятно удивлена подобным пожеланием со стороны ее величества.

— Разумеется, — пробормотала она. — Только накину шаль.

Следуя за Стюитом по коридорам и лестницам дворца, Элспит любовалась его великолепным внутренним убранством, столь непохожим на скромные украшения Стоунхарта. Дворец был построен из прохладного белого бриавельского камня, который, казалось, лучился внутренним светом, отражая и усиливая сияние люстр и канделябров. Главной целью здешних зодчих было стремление к красоте, и красота царствовала во дворце, полном изысканных арок и широких лестниц. Глаз приятно радовали разноцветные ковры и гобелены, портреты королей и вазы с букетами. Элспит еще ни разу не приходилось бывать во дворце. От людей, которым повезло побывать в Стоунхарте, она слышала, что короли Моргравии живут гораздо скромнее монархов Бриавеля.

Вскоре они со Стюитом вошли в зал с множеством ниш, искусно украшенных восхитительной красоты фресками со сценками из бриавельского фольклора.

— Какая прелесть! — воскликнула Элспит, пораженная представшей ее взгляду красотой. — Этими удивительными пейзажами можно любоваться бесконечно!

Стюит расплылся в довольной улыбке.

— Это особый жанр изобразительного искусства, типичный для Бриавеля, сударыня. Он называется имитанс.

Элспит недоуменно посмотрела на своего спутника.

— Он возник примерно столетие назад, — продолжил Стюит. — В искусстве существовало течение, деятели которого, то есть художники, именовали себя имитаторами. Они воссоздавали эпизоды нашего далекого прошлого, сказки и легенды, и добились в этом поразительных успехов. Их произведения отличаются удивительным чувством перспективы. Эти картины созданы таким образом, что возникает ощущение, будто смотришь в окно и любуешься настоящим пейзажем, а не разглядываешь настенную роспись.

— Эти творения восхитительны!

— Благодарю вас, сударыня. Ее величеству будет приятно услышать вашу похвалу, — любезно ответил паж и, когда они свернули за угол, добавил: — Наша королева обожает музыку и… танцы. — Они прошли мимо комнаты, дверь в которую была слегка приоткрыта. Изнутри доносилась прекрасная мелодия, кто-то играл на струнных инструментах.

Вскоре Элспит поняла, что они направляются к выходу из дворца.

— Ее величество ждет вас в парке, в той его части, где выращивают лечебные и ароматические травы, — пояснил Стюит и, распахнув дверь, пропустил гостью вперед.

Королева собирала лаванду. И хотя она переоделась в темно-красное платье, украшений на ней по-прежнему не было. Впрочем, они ей не нужны, решила Элспит, восхищенная прирожденной красотой этой женщины.

Услышав их шаги, Валентина подняла голову.

— Я рада, что вы приняли мое приглашение, — с теплой, дружеской улыбкой обратилась она к Элспит, а затем повернулась к пажу, протягивая ему пучки лаванды. — Спасибо, Стюит. Отнеси, пожалуйста, это в мою комнату. Вы не прогуляетесь со мной? — Она вновь переключила внимание на гостью. — Сегодня прекрасный день. Надеюсь, пребывание в парке благотворно скажется на моем настроении.

Элспит, не найдясь с ответом, молча зашагала рядом с королевой.

— Я подумала, что мы с вами сумеем свободнее поговорить в отсутствие ваших спутников, — заговорщическим тоном призналась Валентина.

— Благодарю вас, ваше величество. Крис очень тяжело переживает случившееся, ему очень трудно говорить спокойно.

— Страшно даже представить, через что ему довелось пройти. Как это ужасно, потерять всех своих близких, причем столь кошмарным образом.

— Вы верите нам, ваше величество? — напрямик спросила Элспит.

Валентина остановилась возле лимонного дерева, вдыхая аромат плодов.

— Верю, — тихо ответила она.

У Элспит перехватило дыхание; ей показалось, что она вот-вот расплачется.

— Вы знаете, что Ромен Корелди погиб?

— Мир полнится слухами, — кивнула ее собеседница, лихорадочно раздумывая над тем, что сказать дальше. Однако прежде, чем она успела что-то придумать, Валентина заговорила снова:

— Откуда вам стало об этом известно?

Элспит почувствовала, что угодила в ловушку. Королева, несомненно, проверяла ее. С этой красивой женщиной ложь не пройдет, тем более, если они рассчитывают на ее понимание и покровительство, однако и данное Уилу обещание нарушить никак нельзя.

— Впервые я узнала эту весть от бриавельских купцов, моих попутчиков. Но окончательно подтвердила ее женщина по имени Фарил, — ответила Элспит, приняв решение быть с Валентиной как можно более откровенной.

— А откуда той стало известно о его смерти? — спросила королева, наклоняясь над кустом базилика. Вопрос прозвучал на первый взгляд естественно, однако Элспит уловила, что задан он с определенной целью.

— Я полагаю, ваше величество, что, когда это случилось, женщина, о которой идет речь, находилась в Бриавеле.

— Понятно. Это любопытно. Вы можете описать мне ее внешность? Нет-нет, это не праздное любопытство, поверьте, у меня есть весомая причина. — Королева предложила Элспит насладиться ароматом пучка мяты и обезоруживающе улыбнулась.

— Она высокая и красивая. У нее пронзительный взгляд, глаза золотисто-карие, нет, пожалуй, зеленые, — ответила Элспит, мысленно рисуя портрет Фарил. На нее тотчас же нахлынули воспоминания о тех нескольких жутких минутах после того, как Уил вошел под своды замка.

Валентина дружеским жестом прикоснулась к руке девушки.

— В ее глазах есть что-то кошачье, верно? А волосы у нее темно-рыжие, приятного оттенка, но старомодно подстриженные до уровня плеч?

Валентина на мгновение отвела глаза, а Элспит залилась краской.

— Да, ваше величество, — ответила она запинаясь. — Она именно такая, какой вы ее описали.

Лицо королевы омрачилось.

— Я убеждена, Элспит, что женщина, известная тебе как Фарил, на самом деле — некая Хилдит. Это она убила Ромена. Правда, мне никто здесь не верит. Для моего окружения не имеет значения, но лично мне очень хотелось бы знать, кто совершил это преступление.

— Она… она служит Селимусу. Аремис утверждает, ваше величество, что эта женщина — наемная убийца, получающая деньги от короля Моргравии.

Королева подняла голову, обратив взгляд на небо.

— Я знаю, — дрожащим голосом произнесла она. — Эта женщина убила его, когда они с ним были в постели.

— Давайте присядем, ваше величество, — предложила Элспит.

Взяв Валентину за руку, она подвела ее к каменной скамье, окруженной благоухающими кустарниками.

— Спасибо, — поблагодарила Валентина, когда они сели. На мгновение повисла пауза — это королева постаралась незаметно смахнуть скатившуюся по щеке слезинку. — Могу я доверить вам одну тайну, Элспит?

— Разумеется, ваше величество!

— Я была влюблена в Ромена Корелди, но мы не были с ним близки, вы понимаете, о чем я? Мы никогда не занимались любовью так, как он делал это с той шлюхой, Хилдит.

— В такого красавчика влюбиться нетрудно, — призналась Элспит, не вполне понимая, чего ждет от нее королева в этот момент откровенности.

— Неужели вы так хорошо знали его?

— Мы встречались в Йентро.

Вместе оказались в плену у горцев.

— Я знаю.

— В самом деле?

— Он рассказал мне все о том времени, которое провел на севере.

Не все, подумала Элспит.

— Значит, он что-то рассказывал вам и обо мне, ваше величество.

— Рассказывал. Я все про вас знаю, Элспит. Потому и верю вашему известию о трагической гибели герцога Фелроти. Понимаете, мои советники — представители знатных родов Бриавеля — отчаянно хотят выдать меня замуж за короля Селимуса. Мне необходимо представить им доказательства его гнусных намерений, о которых вы мне поведали.

— А разве смерти вашего отца недостаточно? — с горечью в голосе воскликнула Элспит и уже в следующее мгновение, испугавшись своей дерзости, схватила королеву за руки и поспешно опустилась перед ней на колени. — Простите меня, ваше величество! Умоляю вас! Вы так любезно и добросердечно отнеслись к нам! Я страшно напугана! Лишь отчаяние заставило меня произнести эти дерзкие слова!

Валентина печально улыбнулась, глядя на смиренно склоненную голову девушки, некогда знавшей Ромена Корелди. Неужели он в свое время, до их знакомства, не влюбился в эту хорошенькую особу?

— Я прощаю вас, потому что вы справедливо упрекнули меня, — ответила королева. — Но вы также должны понять, что мы не имеем права рисковать свободой моей страны. Нужно во что бы то ни стало удержать ее от войны с соседями. Самое ужасное, что во имя дипломатии приходится жертвовать порой самым дорогим. Думаю, ради блага Бриавеля можно позабыть о смерти моего отца, — вздохнула Валентина и, немного помолчав, добавила: — Ромен упоминал о некоем горце по имени Лотрин.

Элспит смутилась, услышав знакомое имя, однако в пристальном взгляде прекрасной королевы Бриавеля прочла понимание и симпатию. Требовалось проявить честность.

— Это на редкость храбрый человек. Ради нас он был готов пожертвовать собственной жизнью, потому что верил, что мы невиновны и не заслуживаем смерти. Он изменил своему королю и, возможно, поплатился за это собственной жизнью.

— Ромен говорил мне, что вы с Лотрином любили друг друга.

— Я… мы… верно… это так, ваше величество, — призналась Элспит, сильно обескураженная тем, что Валентине так много известно о ней. — Я никогда не полюблю другого.

На лице Валентины мелькнуло выражение грустного понимания.

— Тогда вам должно быть понятно, как тяжело сейчас мне. Я тоже не смогу никого полюбить так, как когда-то любила Ромена Корелди, хотя мы так недолго знали друг друга. Сейчас меня заставляют стать женой человека, который подготовил убийство Ромена, лишил жизни моего отца, на чьей совести смерть Уила Тирска! А ведь Уил пытался предупредить меня о коварных замыслах Селимуса.

— Только не выходите за него замуж, ваше величество! — взмолилась Элспит. — Сделайте все, что в ваших силах, чтобы избежать этого брака! Вы прочитали письмо Илены?

— Прочитала. Она просит дождаться ее и обещает помочь мне, — усмехнулась королева. — Чем же может помочь мне, властительнице Бриавеля, знатная девушка из Моргравии, сбежавшая из своей страны из-за страха перед жаждущим ее крови королем?

Элспит мысленно согласилась со словами Валентины. Ей отчаянно хотелось рассказать Валентине правду о том, что Илена — на самом деле храбрец Уил, который когда-то ходил по земле в обличье Ромена.

— Я прошу лишь, чтобы вы верили ей. Она умоляла меня, чтобы я постаралась убедить вас, просила меня вам помочь.

— Да, об этом тоже говорится. Я рада вашей дружбе, Элспит, искренне рада, но вы ведь понимаете, насколько странным все это может показаться?

Элспит кивнула и снова села на скамью рядом с королевой. Валентина вздохнула.

— Самое ужасное в том, что мне действительно хочется ей поверить! Она в типично мужском духе пишет мне — вы удивитесь! — языком своего брата генерала. Такое впечатление, будто я слышу его голос. Ромен всегда излучал спокойствие и надежность. Так же, как и Уил Тирск, когда тот велел мне вместе с Финчем бежать от наемников, убивших моего отца. Теперь же точно таким ощущением меня наполнило письмо его сестры. — Валентина тряхнула головой. — Как я скучаю по Финчу! Он ведь тоже куда-то пропал. Вы часам не встречались с ним?

Элспит насторожилась. Сама того не подозревая, королева коснулась правды. Интуиция ее не подвела.

— Нет, но Ромен рассказывал мне о нем.

— Финч — удивительное создание. Многие считают его странным и серьезным не по годам. Но есть в нем нечто такое, чего я не понимаю и не могу объяснить. Такое впечатление, будто он знает все на свете или по меньшей мере многое понимает и чувствует лучше, чем я. — Валентина повернулась и посмотрела Элспит прямо в глаза. — Вы знаете, во что верит этот мальчик?

Девушка медленно покачала головой.

Королева пожала плечами, демонстрируя полную беспомощность.

— Он верит в то, что Уил Тирск и Ромен Корелди связаны некой духовной связью. Причем, это нечто большее, чем обычная дружба. Он убежден, что это сильное родство душ, и оно объединило их едва ли не в одно существо. Что вы на это скажете?

Элспит напряглась, опасаясь, что слова правды могут в любое мгновение сорваться с ее губ.

— Ваше величество, надеюсь, вы не обидитесь, если я скажу вам, что тоже верю в мощную духовную связь. Мне кажется, что всем родственным душам суждено рано или поздно встретиться, даже после смерти, когда прекращает существовать слабая плоть. Души перерождаются и отправляются искать друг друга.

— Вы на самом деле в это верите?

— Верю, ваше величество, — кивнула девушка. — Именно поэтому я знаю, что вы с Роменом непременно встретитесь вновь.

— Но не в этой жизни, — печально проговорила Валентина.

— Будущее покажет, ваше величество. Некоторые люди говорят, что иногда, особенно в тех случаях, если кто-то лишился жизни слишком рано — задолго до того, как человек приготовился к встрече с посланцами Шарра, — его душа постоянно находится рядом с тем, кого этот человек любил.

— Что ж, это очень даже хороший взгляд на жизнь, — улыбнулась королева. — Мне было приятно услышать эти слова, хотя я и не разделяю вашей убежденности.

— Можете поверить мне, ваше величество. Вы лишь позвольте себе хотя бы раз рискнуть и поверить, — ухватилась за подвернувшуюся возможность Элспит, подумав про Уила Тирска. — Я убеждена, переселение душ существует! Я бы советовала вам более внимательно прислушаться к тому, что говорит ваш добрый друг Финч. Он имеет в виду именно это. Обещайте мне, что, если вдруг на вас взглянет другой человек, и вы испытаете те же чувства, какие некогда испытывали от взгляда Ромена, вспомните о вашей любви к нему и отнеситесь снисходительно к подобной дерзости.

— Вы считаете, что я должна позволить такому человеку полюбить меня? — произнесла Валентина с неожиданной теплотой в голосе.

— Да, — кивнула Элспит и, собравшись с духом, добавила. — Пусть даже это будет женщина.

— Потому что это может быть он? — смущенно спросила Валентина.

— Да, ваше величество. — Риск был нешуточный, но Элспит похвалила себя за храбрость.

— Я запомню ваши слова, — ответила королева и неожиданно обняла ее за плечи. — А сейчас мне нужно идти. Меня уже, наверное, заждались. Я пригласила во дворец людей из самых знатных семей Бриавеля. Вопрос будет обсуждаться весьма серьезный, — пояснила она, перехватив удивленный взгляд девушки.

— И вам придется выслушать их мнение?

Валентина кивнула, зная наверняка, что Элспит ее поймет.

— У меня такое ощущение, будто я сейчас войду в комнату, где буду вынуждена торговаться за собственную жизнь.

* * *

Пил предпочел отстраниться от мира политики и, извинившись, попросил разрешения посетить дворцовую часовню, чтобы пообщаться с отцом Парином. Святой отец сразу же вызвал у него симпатию. Крис и Элспит получили приглашение присутствовать при встрече королевы с бриавельским дворянством. Принимая во внимание щекотливый характер главной темы предстоящего обсуждения, канцлер Крелль решил сам вести записи, чтобы потом сделать копии для представителей двух благородных семейств, что не смогли прибыть в столицу по причине внушительного расстояния от их родовых гнезд до Веррила. Копии предполагалось отправить нарочными.

Королева величавой походкой вошла в гостиную, где ее уже ждали. Бриавельские аристократы прибыли раньше назначенного срока и успели отведать предложенные им вина, правда, лишь слегка пригубив бокалы. Неожиданное приглашение во дворец напугало их. Неудивительно, что в комнате царило напряжение. Его можно было прочесть на лицах присутствующих. Крелль отпустил всех слуг, и, когда осталось только доверенные лица, Валентина представила присутствующим сначала Элспит, а потом молодого герцога Фелроти. По залу пронесся изумленный шепот; большинству присутствующих имя Йериба Донала было хорошо известно.

— Господа, эти моргравийцы — наши гости и находятся под полной защитой Бриавеля, — продолжила королева. — Они с риском для жизни добрались до наших краев и принесли нам печальные вести. К счастью, им удалось оторваться от преследователей, которым было приказано их убить. — Валентина сделала паузу, чтобы собравшиеся осознали услышанное, после чего коротко пересказала ужасные события, произошедшие в Фелроти.

— Речь идет не об одном только представителе знатного аристократического рода, но и двух его наследниках и супруге, абсолютно невинных людях. Если бы не присутствующая здесь Элспит, с ее чудесным даром предвидения, то Фелроти вообще остался бы без наследника, — завершила свой рассказ королева.

— У герцога, если я не ошибаюсь, было четыре сына, — заметил кто-то из присутствующих.

Прежде чем ответить, Крис бросил взгляд на Валентину.

— Вы правы, сэр, нас было четверо. Мой самый младший брат был убит в Стоунхарте по прихоти короля. Имеются надежные свидетели этого злодеяния.

По залу пробежал ропот возмущения, и Крис решил промолчать, ибо слова его все равно не будут услышаны. Элспит отметила, что он успел отдохнуть и набраться сил. Вид у него был спокойный и сосредоточенный. По всей видимости, это собрание помогло ему осознать, кем он теперь является и какое место его фигура занимает ныне на политическом ландшафте не только Моргравии, но и Бриавеля. Элспит ободряюще улыбнулась ему. Крис в ответ подмигнул ей и решительно выставил вперед волевой подбородок. Наверно, одной только Элспит был известно, чего стоило ему сохранять невозмутимое выражение лица в присутствии этих людей. «Герцогство Фелроти сейчас в надежных руках, Йериб», — подумала она.

— Ваше величество, — послышался низкий, хорошо поставленный голос.

— Слушаю вас, лорд Воган, — отозвалась Валентина.

— При всем уважении к именитому гостю, хочу задать вопрос, какое отношение внутренняя политика Моргравии имеет к жизни Бриавеля? Пока вы не стали супругой короля Селимуса и не сделались, таким образом, чем-то вроде связующего звена между двумя королевствами, на мой взгляд было бы неразумно вмешиваться во внутренние дела наших соседей. Какое нам дело до того, чью кровь проливают воины короля? Ведь это не кровь наших подданных.

— Ценю ваше здравомыслие, лорд Воган, — произнесла королева. — Дело в том, что события в Моргравии повлияли и на нашу жизнь, причем довольно сложным образом. Я лишь кратко изложила вам, господа, суть того, что произошло. Как я уже сказала, послушник по имени Пил стал свидетелем кровавой резни как в монастыре Риттилуорта, так и в Тентердине. Сейчас он пытается забыть пережитое, обратившись за утешением к отцу Парину. Я ни на миг не усомнилась в правдивости слов этого молодого человека. Мирные служители культа Шарра, работавшие в монастырском саду, были зверски убиты. Верховное духовенство монастыря бандиты распяли на крестах и сожгли.

Пилу удалось бежать вместе с женщиной по имени Илена Тирск, которая тоже может подтвердить правдивость этого рассказа. Кроме того, у нее на глазах был убит ее муж, Элид До нал из рода Фелроти. Уверена, всем вам хорошо известно, каким уважением пользуется это благородное семейство.

В зале раздались негодующие возгласы, но королева властным движением руки быстро успокоила зал.

— Илену Тирск в Риттилуорт отвез Ромен Корелди, полагавший, что в стенах смиренной обители она сможет найти покой. Мне известно об этом от него самого, из рассказов, которые довелось услышать во время его пребывания в наших краях. Мне известно, что убийцы — легионеры, выполнявшие приказ короля Моргравии. Это он повелел стереть с лица земли деревню и монастырь и лишить жизни отцов церкви.

— Но можно ли доверять этим сведениям, ваше величество? — с легким раздражением в голосе задал вопрос лорд Воган.

Валентина не стала обращать внимания на его тон и бросила взгляд на Элспит, которая втайне надеялась, что ей не придется принимать участия в собрании. Девушка набрала полную грудь воздуха и постаралась придать своему голосу твердость.

— Господа, мне довелось побывать в Риттилуорте сразу после того, как оттуда скрылись головорезы, учинившие зверскую расправу над монахами. Я своими глазами видела, что оставили после себя налетчики, видела мучения их беспомощных жертв. Я успела услышать последние слова умирающего настоятеля монастыря. Он висел на дымящемся кресте и еле шевелил губами. — Элспит с удовлетворением отметила про себя, что многие из присутствующих нахмурили лбы. — Его слова было трудно разобрать, но он успел подтвердить, что налет на монастырь совершили люди короля, которые искали Илену Тирск. Они непременно убили бы ее, если бы нашли.

— Похоже, что король не осмелился поручить это дело легиону, которой в большинстве своем остается верен роду Тирсков. Поэтому он направил по следу Илены Тирск наемных убийц, — подхватила рассказ Элспит королева. — Похоже, что Илене снова удалось спастись, и на сей раз ей помог в этом некий Аремис Фарроу из Гренадина. Аристократическая семья, давшая ей приют, зверски убита.

Перехватив взгляд Валентины, рассказ продолжил Крис.

— Мой младший брат Элид головой поплатился за то, что взял в жены Илену Тирск. Остальные мои родственники убиты за то, что предложили ей кров. Все это — дело рук безумного короля, — произнес Крис, и его глаза вспыхнули ненавистью.

По залу прокатились возмущенные возгласы; канцлер Крелль бросил умоляющий взгляд на королеву.

— Прошу вас, господа, успокойтесь! — подняла руку Валентина. — Давайте выпьем вина и немного успокоимся.

Ее призыв к спокойствию не возымел особого успеха, но по крайней мере упрочил желание большинства выслушать королеву до конца. Валентина сделал знак Креллю, и тот протянул ей свиток.

— Это послание было сегодня доставлено из Моргравии. В нем содержится недвусмысленное предложение короля Селимуса. Он желает, чтобы я стала его женой. Назначена дата бракосочетания — последний день весны.

Зал всколыхнулся радостными восклицаниями, от которых Валентине в буквальном смысле сделалось тошно.

— В этом письме содержится предупреждение об угрозе нападения на нашу страну со стороны короля Кайлеха, властителя Горного Королевства.

— Объединившись, Бриавель и Моргравия станут сильнее, ваше величество. Селимус прав, — заявил один из присутствующих. Будучи жителем северной провинции, он более остро ощущал исходящую от Кайлеха угрозу.

Королева неохотно кивнула в знак согласия.

— Далее король Селимус пишет, что у него есть доказательства того, что семья Доналов из Фелроти была убита воинами Кайлеха.

Крис, дрожа от ярости, шагнул вперед.

— Это ложь! — прорычал он. Элспит схватила его за руку, пытаясь остановить, но он поспешил высвободиться. — Кайлех слишком умен, чтобы рисковать своими людьми. Ему проще дождаться той минуты, когда Моргравия и Бриавель вцепятся друг в друга, как дикие звери. Неужели вам это непонятно? Король горцев никогда не осмеливался ступить на землю Фелроти. Наши воины сразу бы узнали о передвижении его войск в восточном направлении. Нас известил бы любой наш передовой дозор. Северная граница, укрепленная моим отцом, охраняется надежно. Прошу вас верить мне — измышления Селимуса рассчитаны на то, чтобы внести смуту в умы жителей Бриавеля, отвести от себя все подозрения и добиться руки ее величества королевы Валентины.

Королева кивнула — Крис, можно сказать, озвучил ее собственные мысли. Оглядев собравшихся, она попыталась угадать настроение большинства.

— Господа, Уил Тирск предупреждал меня о зловещих намерениях короля Селимуса еще тогда, когда привез моему отцу предложение короля Моргравии о брачном союзе. По словам Уила, Селимус не столько заинтересован в мире между нашими государствами, сколько желает заполучить наши богатые земли. Я убеждена, он лелеет мечту властвовать над нами, поправ нашу гордость, нашу независимость. Ему не дает покоя мысль о строительстве империи. Разве вы забыли о том, какую ужасную смерть встретил мой отец, король Валор? Это было сделано намеренно. Враг задумал обескровить нас, ввергнуть в пучину отчаяния, чтобы мы все начали страстно желать мира, причем любой ценой.

Валентина надеялась, что, упомянув имя отца, сумеет найти поддержку в сердцах присутствующих, однако все отворачивались, стараясь избежать ее взгляда. Было видно, что гости колеблются.

— Мы не должны отказываться от будущего мира, ваше величество, — вкрадчиво произнес не первой молодости представитель одного из древнейших дворянских кланов Бриавеля. Сердце Валентины упало; нет, судя по всему, избежать брака с королем Моргравии ей не удастся. Эти люди, которых она сегодня собрала во дворце, готовы согласиться на правление беспощадного узурпатора, лишь бы их любимые сыновья не умирали в очередной бессмысленной войне, подумала королева, чувствуя, как на ее глаза наворачиваются слезы отчаяния. Что же делать? Разве смеет она винить их в желании избежать очередного кровопролития? Отец ценой собственной жизни спас ей жизнь. Ради нее погиб Уил Тирск. Ради чего собравшиеся в зале дворяне должны рисковать жизнью своих сыновей? Ее брак с Селимусом принесет в страну мир, о котором давно мечтают ее подданные, и процветание их семьям. Стоит ли их осуждать за то, что ради собственного благополучия они готовы отдать свою королеву и страну под власть нового императора?

От таких мыслей ей сделалось не по себе.

— Так, значит, мир любой ценой, господа? — спросила Валентина, обращаясь ко всем присутствующим, обводя каждого строгим взглядом холодных голубых глаз. — Неужели за это сражались вы долгие годы? Неужели во имя позорного мира отдавали жизнь ваши отцы и деды? Разве в это учил меня верить мой отец? Неужели я должна выйти замуж ради унизительного мира? Поступиться гордостью и славным прошлым Бриавеля?

Валентина произносила эти полные страсти слова, чувствуя, как гулко стучит в груди ее сердце. Судя по тому, как присутствующие заерзали на стульях, ей удалось задеть их за живое. Еще бы, ведь она обвинила их в малодушии!

Однако от лица остальных заговорил лорд Воган.

— Нам нужны более веские доказательства, ваше величество! — громко произнес он на фоне внезапно установившейся тишины.

— Какие доказательства, господа, смогут вас полностью удовлетворить? — резким тоном осведомилась королева.

Лорд Воган пожал плечами.

— До сих пор все, что мы услышали от наших уважаемых гостей, было лишь голословными утверждениями, ваше величество. Я готов признать, что события, которым Элспит из Йентро стала свидетелем в Риттилуорте, соответствуют истине, но нам нужны более веские доказательства. Приведите нам Илену Тирск. Лишь она безоговорочно убедит нас в том, что намерения короля Селимуса именно таковы, как утверждают наши гости.

Собравшиеся дружно закивали, и Валентина поняла, что ее судьба решена. Илена Тирск ей не поможет. Да и никому другому ее не спасти. Ей не избежать брака с королем Моргравии. Она бессильна и пойдет под венец так же, как жертвенный агнец на заклание.

 

Глава 30

Уил и Аремис вышли к краю чащи со стороны деревушки Тимпкенни в северо-восточной части Бриавеля. Тимпкенни поразила их некой странной нервозностью, словно ее жители страдали от того, что живут на задворках обжитого мира, там, где Темная река сливается с рекой Эйл. С Темной рекой было связано немало суеверий. Причем это был не столько страх перед колдовством, сколько весьма распространенное среди местных жителей мнение, что раскинувшая по ту сторону реки Глухомань — место гиблое, и человеку, если ему дорога жизнь, туда лучше не соваться.

Никто не мог сказать Уилу и Аремису, где собственно находится главный источник этого волшебства и куда им идти, но все местные жители в один голос утверждали, что попасть в Глухомань можно, лишь переправившись через Темную реку, и то лишь после того, как сумеешь договориться с Чащей. Аремис поинтересовался у одного из здешних обитателей, почему тот поселился рядом с местом, считающимся колдовским. В ответ мужчина пожал плечами и ответил, что в этих краях удивительно плодородная почва, а погода, пусть и холодная, но вполне надежная и мало изменчивая. Дожди здесь идут часто, да и лето почти никогда не бывает засушливым.

— Наши земли отлично плодоносят, дают хорошие урожаи и корм скоту, — добавил он и снова пожал плечами. — Моей семье не приходится голодать.

Уил и Аремис знали — в рискованном путешествии на север им придется рассчитывать только на собственные силы и жизненный опыт. До этого они двигались к цели довольно быстро, не встречая на пути особых препятствий — выехали из Бринта, переправились через границу, взяли путь на величественные Скалистые горы, после чего свернули на восток, поскольку уткнулись в каменные стены, угрожающе вздымавшиеся над их головами. Возле границы их остановила бриавельская стража, которая ограничилась усмешками, когда путешественники признались, что надеются найти безопасный переход через Скалистые горы, который позволит им обойти стороной цитадель короля Кайлеха. Такова была заранее придуманная ими история.

Капитан пограничной стражи на заставе, куда препроводили Уила и Аремиса стражники, оказался, однако, человеком недоверчивым.

— Из этой части Бриавеля в Скалистые горы можно попасть с нескольких переходов. Вы же утверждаете, что держите путь в Гренадин. Вам не кажется, что было бы проще добраться до гор из западной части Моргравии? Я вас правильно понял?

— Насколько мне известно, в той части границы сейчас неспокойно, — ответил Аремис. — Мне не хотелось бы подвергать риску жизнь моей спутницы в тех краях.

Капитан задумчиво кивнул.

— Но ведь вы почти в три раза удлиняете себе путь.

— Послушайте, сударь, — перебил его Уил, отметив, что взгляд капитана смягчился. Интересно, а как он сам повел бы себя в том случае, если бы к нему обратилась привлекательная женщина? По правде сказать, его оскорбило, что как женщина он тотчас вызывает к себе сочувствие — или же плотское желание? Однако он попытался скрыть свое раздражение, придав голосу как можно больше любезности. — Я обязана вернуться к себе домой в Гренадин. — Ложь слетела с губ Уила удивительно легко. — Тем не менее мне не хотелось бы привлекать к себе внимания, и я готова потратить лишнюю неделю на дорогу.

— Чьего же внимания вы желаете избежать?

— Разумеется, короля Кайлеха, — ответил Уил, изобразив легкое раздражение. — Нам стало известно, что в последнее время король не слишком жалует иностранцев, и они рискуют жизнью, так как легко могут стать жертвой его воинов.

— Насколько мне известно, Кайлех недолюбливает лишь моргравийцев, сударыня, — ответил капитан. — Разве вам не было бы удобнее отправиться в Гренадин морем?

— Но до берега от этих мест неблизкий путь, сударь. Не думаю, что вам была бы интересна история моей жизни, капитан… э-э-э?..

— Капитан Дирк, сударыня.

— Капитан Дирк, — повторил Уил. — Ценю вашу заботу обо мне. Я потому наняла Аремиса проводником, что он хорошо знает горы. Я полагаюсь на него и думаю, что мы благополучно доберемся до места назначения, — закончил он, надеясь, что новых расспросов со стороны Дирка не последует.

— Что же, госпожа Фарроу, это, конечно, не мое дело, куда и как вы направляетесь, но я считаю своим долгом…

— Вы все правильно говорите, капитан, — осторожно прервал его Уил. Илена на его месте наверняка смогла бы уговорить и предостеречь любого. — Ведь вы отвечаете за безопасность этой части Бриавеля, но, как вы уже поняли, мы не представляем угрозы вашему королевству. Мы обычные путешественники, проезжающие по вашим землям лишь для того, чтобы попасть в другую страну. Насколько нам известно, подобное не возбраняется законами Бриавеля. Еще раз выражаю вам признательность за заботу о моей безопасности, но за мою жизнь отвечает проводник.

Капитан впервые за весь разговор проявил искреннее удивление.

— Я лишь собирался сказать, сударыня, что, по моему мнению, вы слишком легко одеты для путешествия по Скалистым горам. Ночевки под открытым небом — вещь малоприятная. Вы подумали об этом?

— Не стоит беспокоиться по этому поводу, — вмешался в разговор Аремис. — Мы намерены сделать остановку в Бэнктауне, где сможем купить все необходимое.

Уил понимал — капитану, если он того захочет, ничего не стоит задержать их, однако чтобы помешать женщине благородного происхождения проследовать через границу, нужны веские основания. К тому же Аремис хорошо знал эти края. Очевидно, капитан не ожидал, что проводнику известны названия местных городов и деревень, и он решил это проверить.

В конечном итоге Дирк одобрительно кивнул, пожелал счастливого пути и разрешил следовать дальше.

Аремис проследил за тем, чтобы они сразу взяли курс на север — со стороны могло показаться, что путники движутся к Скалистым горам. Он знал здешние места как свои пять пальцев, так что вскоре они с Уилом вновь оказались на тропе, ведущей на восток по лесистым склонам гор. Этот путь позволял им оставаться незамеченными. В Тимпкенни, истинный пункт назначения, они прибыли до наступления темноты и заняли две комнаты на постоялом дворе. Утром они продали лошадей. Зная истинную их цену, Уил прекрасно понимал, что отдает своих скакунов практически даром, однако иного выбора у них не было. Добраться от Тимпкенни до легендарной Чащи можно только пешком. Купив немного еды, друзья отправились в путь.

Спустя какое-то время Аремис и Уил оказались перед Чащей, не ведая о том, что не так давно в нее вошел мальчик, а вместе с ним огромный черный пес.

— Не зря ей дали такое название, — заметил Уил. — Ты бывал здесь раньше?

— Никогда. В соседних краях — да, но сюда никогда не заглядывал.

— Как же нам в нее войти?

— Прорвемся через заросли, хотя в старинных сказках и легендах говорится о том, что Чаща пропускает лишь тех, кто готов в нее войти.

— Впускает, но не выпускает наружу?

Аремис улыбнулся красивой женщине, стоявшей рядом с ним. Странно, подумал он, но после Тентердина я воспринимаю ее как Уила, хотя в глаза не видел настоящего Уила Тирска. После того как наемник своими глазами узрел, как действует дар Миррен, он был готов поверить во что угодно. А ведь раньше Аремис никогда не задумывался над тем, верит в волшебство или нет. В детстве, которое он провел в Гренадине, этот вопрос просто не приходил ему в голову. В их северных краях в народе жили обычные старинные предания. Лишь оказавшись на юге Моргравии, Аремис обратил внимание на то, с какой опаской здешние жители относятся к колдовству.

Теперь же, став свидетелем того, как Фарил превратилась в Илену, он безоговорочно верил в силу магии. Рассказы о Чаще и Глухомани из сказок-страшилок, какими взрослые пугают ребятишек, неожиданно превратились в правду. Теперь ему стало понятно, как тяжело приходилось Уилу в теле Илены. Кто же может знать о том, что находится на том краю Чащи и что случится по пути туда? Справится ли она с испытанием?

— Прекрати пялиться на меня! — прикрикнул на него Уил, как будто читая его мысли. — Можно подумать, я не знаю, о чем ты сейчас думаешь, но ты не сильнее меня, Аремис. Пусть в облике Илены я кажусь тебе нежным и хрупким созданием, но на самом деле я не такой.

— Неужели Миррен наделила тебя еще и даром читать мысли? — спросил Аремис, глядя на непролазную стену деревьев и кустарников.

— Нет. Но твои мысли отгадать нетрудно, они для меня — что открытая книга. Неужели родная мать не учила тебя скрывать свои истинные чувства?

— А я что, по-твоему, делаю? — ответил Аремис, притворившись, что обижен. Затем они с улыбкой посмотрели друг на друга, правда, не весело, а скорее тревожно. — Отвечу на твой вопрос так: нет, похоже, что Чаща позволяет проникнуть через нее на ту сторону, но не назад. Во всяком случае, мне так кажется. Согласно легенде, если даже передумаешь двигаться дальше, отсюда нельзя вернуться назад на полпути. Как только Чаща пропустила тебя, ты должен двигаться только вперед.

— Удивительно! — воскликнул Уил и добавил не без ехидства: — А еще считается, что мы не верим в колдовство.

— Думаю, мы с тобой узнаем правду лишь после того, как пройдем через всю Чащу! — рассмеялся Аремис. — Пошли, когда-нибудь все равно придется сделать первый шаг! А то над нами уже сгущаются грозовые облака!

— Я пойду первым, — предложил Уил.

— Боишься?

— Боюсь.

— Хорошо, — вздохнул Аремис. — Я думал, я один такой трусливый.

— Значит, будем держаться за руки? — лукаво улыбнулся Уил.

— Нет уж! Уступаю первенство дамам, — галантно произнес Аремис.

Их шутливый обмен любезностями всего лишь отражал нежелание сделать первый шаг. Но делать нечего, и Уил заставил себя шагнуть ближе к стене деревьев, скользя взглядом в поисках тропинки или просвета. Неожиданно в глаза ему бросился странный предмет, свисавший с одной из ближних веток. Браслет! Он тотчас узнал эту вещицу.

— Посмотри! — воскликнул Уил. Сняв находку с ветки, он мгновенно почувствовал воодушевление. — Это же браслет Ромена!

Аремис недоуменно встряхнул головой.

— Ничего не понимаю!

— А я понимаю! — с жаром ответил Уил, завязывая ремешок на тонком женском запястье. — Его могли оставить здесь только два человека. Причем, одна из них — королева Валентина — точно этого не делала.

— Кто же тогда?

— Финч!

— Мальчишка на побегушках, о котором ты мне рассказывал? Но он же еще совсем ребенок!

— Я бы не советовал тебе считать его обычным мальчишкой-служкой… или ребенком. Финч — одаренное юное создание, а его мужества с лихвой хватило бы нам с тобой. Давай-ка лучше приглядимся повнимательнее к земле. Готов поспорить, мы обнаружим следы лап Нейва. Финч прошел здесь недавно, и оставил нам этот знак.

— Отчаянный парнишка! — пробормотал Аремис. — Ну, если мальчонка осмелился войти в Чащу, то чем мы хуже?

Уил кивнул и, пригнув голову, шагнул в Чащу. Прежде чем скрыться среди деревьев, он оглянулся через плечо и спросил у своего спутника:

— Свистеть умеешь?

— Насколько я понимаю, это очень важный вопрос, который требует немедленного ответа, — пошутил Аремис, пригнувшись, чтобы нырнуть в Чащу вслед за другом.

— Илена не умеет свистеть. В свое время я, как ни бился, не смог ее этому научить.

— Рад это слышать, — буркнул Аремис за его спиной.

— Свистни, Аремис, черт тебя побери! Я свистеть не умею, так что тебе придется отдуваться за нас двоих! — обозлился Уил.

— Буду рад, если смогу осчастливить тебя свистом. Только зачем это нужно? — последовал ответ.

— Потому что мы не знаем, что с нами может произойти! Я не хочу, чтобы мы потерялись!

— Понял. Хорошо. Есть какие-то особые пожелания? Могу исполнить мелодию «Под кустом крыжовника».

— Ну вот иди себе и свисти! — усмехнулся Уил, пытаясь натужным весельем перебороть страх. Он едва ли не кожей ощущал зловещее дыхание Чащи, отчего сердце его наполнилось страхом перед тем неведомым, что таилось в глубине темного леса.

— Могу я продолжить разговор о сильных и слабых сторонах натуры Илены? Смею признаться, что ее попка явно не относится к числу слабых! — раздался позади Уила сдавленный голос проводника.

— Свисти! — приказал высоким женским голосом Уил. Он угадал настроение Аремиса — за веселыми шутками-прибаутками скрывался страх перед неизвестностью. Им обоим было так жутко, что сердца были готовы выскочить из груди. Казалось, будто Чаща затягивает их… но вот только куда?

Уил искренне недоумевал, как Финч нашел в себе смелость ступить на эту тропу, но тут же вспомнил о Нейве. Пес наверняка был в эту минуту вместе с мальчиком.

Стоило Уилу войти в темноту Чащи, как он тотчас поразился мрачной тишине леса. Это безмолвие было едва ли не осязаемым, тяжелым, пожалуй, даже удушающим. Тесно переплетенные ветви низко стлались над землей, отчего Уил не мог выпрямиться во весь рост. Он глубоко вздохнул и расстегнул верхнюю пуговицу. Хотя за пределами леса стоял ясный день, в глубине Чащи царила непроглядная ночь. Все вокруг замерло. Двигались только они двое, он и Аремис.

В следующее мгновение Уил почувствовал, как на него, выдавливая из груди остатки воздуха, накатилась незримая волна. Он слышал, как за его спиной ломится сквозь заросли Аремис. Затем раздался свист, который оборвался так же неожиданно, как и начался. После чего к Уилу вернулось дыхание.

Он быстро обернулся, надеясь, что его спутник умолк, изумленный тишиной колдовского леса, но никого не увидел.

— Аремис! — позвал он и прислушался. Ни звука в ответ.

— Аремис! — снова крикнул Уил.

Ответом ему стала все та же мертвая тишина.

* * *

Валентина закончила диктовать ответ королю Селимусу. Мысли ее по-прежнему занимала угроза, содержавшаяся в письме будущего мужа. Решение далось тяжело, однако, приняв его, она поняла, что таким образом всего лишь уступила давлению обстоятельств. Дворяне откажут ей в поддержке, пока воочию не увидят Илену Тирск. Но даже в этом случае ничто не гарантирует благоприятного исхода дела. Неизвестно, что расскажет им эта женщина, и какое решение они примут. Даже если ей удастся доказать, что Селимус и в самом деле коварный злодей, каким описывал его Уил Тирск, представители благородных семейств Бриавеля все равно будут настаивать на ее браке с королем Моргравии. Сегодня она прочла всю правду на их лицах, услышала ее в их голосах. И горькая правда эта была такова: ее подданные любой ценой хотят сохранить мир с соседним королевством, ради чего готовы пренебречь даже счастьем собственной королевы.

Она стала заложницей в большой политической игре, превратилась в своего рода драгоценный ключ, которым можно открыть замок на двери, разделяющей Моргравию и Бриавель, сделать два государства добрыми соседями и союзниками.

Увы, Валентина понимала, что за неискренними словоизлияниями бриавельского дворянства о готовности дождаться новых доказательств, кроется полное равнодушие к судьбе страны. Им не нужны доказательства вины Селимуса. Каким бы ни был он сам и каковы ни были его намерения, не это для них главное. Если она станет его женой, то их обожаемым сыновьям не придется погибать на полях сражений. Даже если Селимус и стремится стать владыкой новой империи, которая объединит оба государства, это значит, что Бриавелю больше не будут грозить войны. После десятилетий кровавой вражды бриавельцы больше всего на свете желали мира.

Королеве было больно осознавать, что, несмотря на обожание со стороны подданных, она вовсе не является незаменимой, и от этого ей стало тяжко на душе. Увы, она лишь пешка в игре, номинальная правительница королевства. После свадьбы жители ее страны покорно примут Селимуса как своего верховного правителя.

Все эти разговоры о том, что нужно отыскать Илену, пересмотреть политику страны и даже отодвинуть во времени брачный союз, неожиданно показались Валентине совершенно бессмысленными. Она должна стать женой Селимуса во имя спокойствия Бриавеля, пожертвовать душевным покоем ради мирной жизни своих подданных.

Пока эти мысли неотвязно преследовали королеву, канцлер Крелль закончил водить пером по бумаге и, чтобы поскорее высохли чернила, подул на манускрипт.

— Я скреплю этот документ печатью, ваше величество, после того, как вы поставите на нем свою подпись, — сказал он, протягивая Валентине гусиное перо.

Но королева не торопилась взять его у канцлера из рук.

— Я ведь правильно поступаю, Крелль, как вы считаете?

Крелль внимательно посмотрел на Валентину, которую знал с детских лет, и подумал о ее отце. Валор наверняка обрадовался бы возможности увидеть в эту минуту свою прелестную дочь. Государство она ставит выше своих личных симпатий, жертвуя собой во имя будущего процветания и мира для своего народа.

— Ваше величество, — мрачно произнес он, — Бриавель будет благоденствовать благодаря важному решению, которое вы принимаете сегодня.

Валентина еле заметно улыбнулась, стараясь скрыть навернувшиеся на глаза слезы.

— Я не хочу выходить за него замуж, Крелль, но знаю, что обязана это сделать.

— Если вы позволите мне, ваше величество?..

Валентина кивнула. Она всецело доверяла канцлеру и нуждалась в его поддержке. Как человек, некогда самый близкий к покойному королю, он был не безразличен и к ее судьбе.

— Если вы с самого начала проявите твердость, дитя мое, — произнес канцлер, глядя на нее старческими слезящимися глазами, — то Селимус никогда не заставит Бриавель склониться перед Моргравией. Вы — королева, полноправная властительница нашего государства, вам не следует забывать об этом. Нам нужен его мир, верно, но, ваше величество, ему нужны ваши сыновья! Он хочет родства с благороднейшим августейшим семейством. Это королевская фантазия, которую ваш добрый отец Валор и славный король Магнус осмеливались видеть лишь в самых дерзновенных мечтах. Представьте себе, что ваши прямые потомки долгие века будут властвовать над двумя королевствами.

Валентина снова кивнула, чувствуя, что лишь с великим трудом сдерживается от слез.

— Я согласна. Если мое правление запомнится только этим и ничем другим, что ж, я обеспечу Бриавелю мир и произведу на свет наследников, который потребуются нашим государствам ради сохранения спокойствия в наших краях.

— Вы поступаете совершенно правильно, ваше величество. Лишь немногие королевские браки заключаются Шарром — в большинстве своем это браки но расчету. Ваш брак тоже будет таким. Ваш отец, да упокоится светлая душа его, посоветовал бы вам сделать то же самое.

Валентина грустно улыбнулась. Старый канцлер словно видел ее насквозь, читал самые сокровенные мысли. Как она мечтала выйти замуж по любви! Впрочем, какая же женщина не мечтает об этом?

— Но в таком случае мне придется забыть о том, что Селимус обрек на смерть моего отца, Уила Тирска, Ромена Корелди, монахов Риттилуорта и семью герцога Фелроти и… как знать, еще многих других людей? — не удержалась Валентина, чувствуя, что ее душит гнев. Да и сколько можно держать в себе то, что накопилось в душе.

— Ваше величество, у нас, к сожалению, нет доказательств причастности короля к этим злодеяниям.

— Но мы ведь знаем, что это правда, Крелль!

— Да, ваше величество, знаем! — согласился канцлер. — Но мы должны вести себя очень осмотрительно, если желаем сохранить на нашей земле мир, который предлагает король Моргравии. В противном случае погибнет немало наших молодых воинов. Если мы не уступим Селимусу, то потеряем целое поколение. Конечно, нынешний король Моргравии не отличается добросердечием Магнуса. И если между нашими королевствами разразится война, он полностью истребит нас. Селимус будет вести войну до тех пор, пока не падет последний житель Бриавеля. После чего он заселит наши земли моргравийцами, и название нашего славного королевства будет навсегда вычеркнуто из истории.

Валентина не стала говорить о том, что Моргравия в любом случае поглотит Бриавель.

— И все-таки вы настаиваете на браке с Селимусом, зная о том, что я жертвую собой, уступая человеку, которого не люблю?

— В данном случае любовь — не главное, ваше величество, — твердо заявил Крелль. — Это — политика, и о ваших переживаниях следует забыть. Ваше решение — чисто дипломатическое решение, причем весьма здравое. Вы станете королевой Моргравии и Бриавеля и сможете со всей полнотой воспользоваться вашим новым положением. Главным будет не Селимус, король Моргравии и Бриавеля, имеющий супругу-королеву. Вы будете монархами с равными правами и равной властью над обоими королевствами. Вы одна сможете сделать так, что ваш брачный союз станет отражать интересы всех ваших подданных. Не терзайтесь мыслями о том, что вы потеряете, думайте лучше о том, что вам удастся приобрести, ваше величество. — После этих слова канцлер удивил королеву, став перед ней на колени. — Оставьте все ваши беды в прошлом. Освободитесь от бремени былых страстей и забот. Начните новую жизнь с Селимусом, и тогда увидите, что народ поймет, насколько вы не похожи на него.

— Что вы имеете в виду?

— Пусть оба королевства увидят вашу непохожесть. И Бриавель, и Моргравия с нетерпением ждут вашего брака и той гармонии, которую он принесет с собой. Добейтесь того, чтобы ваш брачный союз был мирным, ваше величество, и тогда наши народы с удивлением увидят, насколько вы с Селимусом непохожи.

Валентина поняла, что угодила в ловушку, из которой ей уже не суждено вырваться. В ее памяти были свежи предостережения Уила, Ромена, Финча, а позднее и Элспит, однако посланец Селимуса имел приказ дождаться ее ответа. Время превратилось в ее врага. Король был нетерпелив и бесцеремонен — кто знает, как он поступит, если она ответит отказом. Сколько же ей придется ждать появления Илены Тирск? Да и зачем? Что изменят слова Илены? — в отчаянии спрашивала себя Валентина.

Издав короткий стон, она схватила перо и поставила на манускрипте свою подпись, подкрепляя тем самым согласие стать женой Селимуса.

— Подписано! — произнесла она, не в силах скрыть раздражение. — Отправьте это с посыльным!

— Слушаюсь, ваше величество, — ответил Крелль, поднимаясь с колен. Ему было крайне неловко, что он вынудил молодую женщину принять столь неприятное решение, необходимое, однако, для процветания Бриавеля. Когда-то они подолгу обсуждали с королем Валором вопросы безопасности страны, в том числе и возможность войны на два фронта. Так что Крелль, пожалуй, лучше других осознавал реальность угрозы, исходящей от горного короля.

* * *

Уил чувствовал, что дрожит мелкой дрожью. Аремис исчез, пропал неизвестно куда. Уил не помнил, когда это произошло, в его памяти остались лишь несколько тактов песенки «Под кустом крыжовника», которые успел просвистеть проводник. Какое-то внутреннее чутье подсказывало ему, что искать Аремиса не имеет смысла. Если Чаща действительно заколдованное место, как то говорят люди, она, судя по всему, приняла решение разлучить их.

Колдовство. Это слово невольно заставило его вздрогнуть.

В следующее мгновение откуда-то из темноты возник огромный пес и спокойно улегся у его ног.

Нейв!

Пес моментально вскочил, чем не на шутку напугал Уила. Тот решил, что пес на него напал. В конце концов он понял, что лежит на земле, на подстилке из склизких, гнилых листьев, а Нейв, склонившись над ним, лижет ему лицо.

— Где Аремис? — придя в себя, спросил Уил, отталкивая собачью морду. По всей видимости, Нейв воспринимал его главным образом как Илену, которую всегда очень любил.

В ответ пес негромко зарычал. Интересно, что он хочет этим сказать? Непонятно.

— С ним все в порядке?

На этот раз Нейв издал лай, и Уил счел это за положительный ответ на свой вопрос. Придется поверить, что с Аремисом не случилось ничего страшного, он в безопасности и не бродит бесцельно по темноте колдовской Чащи.

Нейв вновь зарычал и отвернулся, словно приглашая следовать за ним. И они отправились в путь, пес впереди, человек на небольшом расстоянии позади него. Уил двигался наугад, слепо доверяясь животному. Были мгновения, когда ему казалось, будто ветви деревьев намеренно касаются его лица. Вокруг по-прежнему стояла гнетущая тишина. Уил ощущал лишь присутствие собаки и учащенный ток крови в висках — единственное свидетельство того, что жизнь все-таки существует в этом странном месте. Казалось, что он идет бесконечно долго. Вскоре ему послышалось, будто где-то неподалеку шумит река.

Вместе с этим звуком в его сознании возникли жуткие образы. Потерявшийся в Чаще Аремис пытается докричаться до него. Валентина, которую насилует король Селимус. Элспит оплакивает Лотрина, который взывает к нему, Уилу, о помощи. Ромен, Фарил и Илена, бредущие ему навстречу, вытянув вперед руки. Безжизненное выражение на их лицах — такое же, какое он видел в те мгновения, когда похищал их тела. Он пытается защититься от их прикосновений. Затем видит самую кошмарную картину — разгромленный Тентердин. Он почти явственно ощущал запах крови и смерти и уже был готов приказать псу остановиться и повернуть назад, как неожиданно они вышли на другую сторону леса, оказавшись под пасмурным небом и мелким моросящим дождем.

Уил полной грудью вдохнул влажный воздух. Его щеки были мокры, но не от капель дождя, а от слез. Нейв куда-то исчез. На другой стороне реки, через которую был перекинут небольшой мост, в надвигающихся сумерках он разглядел деревянную избушку: из трубы валит дым, в окошках горит свет. Своим уютом и теплом скромное жилище притягивало к себе подобно магниту.

 

Глава 31

Аледа чувствовала, что умирает. Отлично понимая это, она тем не менее знала, что должна отчаянно цепляться за жизнь, если хочет узнать, где ее сын, или хотя бы выяснить, жив он или нет. Это знание позволит ей спокойно отойти в лучший из миров, радуясь тому, что наследник семьи Доналов цел и невредим. Однако в данный момент-каждый шаг, совершаемый верным осликом, причинял ей страдания, и ее разум и тело всецело сосредоточились на одной только мысли: как бы не свалиться на землю. Если это случится, ей уже наверняка не подняться, и она будет лежать до тех пор, пока на нее случайно не наткнется патруль бриавельской пограничной стражи — если, конечно, не испустит дух еще раньше.

В тот день всемогущий Шарр добродетельно сопутствовал ее путешествию. Бродячий лудильщик, из тех, что торгуют горшками и точат ножи, переходя из одной деревушки в другую, случайно наткнулся на истекающую кровью женщину в грязном платье. Он тотчас понял, что жить ей остается совсем недолго, и она уже приготовилась предстать перед всевышним. Он приказал лошади остановиться, соскочил с телеги и поднес к губам несчастной бурдюк с водой.

— Выпейте!

Аледа послушно приникла к бурдюку. Она вот уже как несколько часов ничего не пила. Возможно, просто забыла о жажде — она уже ничего не помнила.

— Спасибо, — прохрипела Аледа, напившись.

Лудильщик беспокойно огляделся по сторонам. Помощи ждать неоткуда. В данный момент они находились в самой что ни на есть глуши. Сам он перебрался через границу еще вчера, около полудня. Пожалуй, самое ближнее местечко в этих краях — Брэкстед.

Он сразу понял, что расспрашивать о чем-либо несчастную бессмысленно.

— Поехали, — подбодрил Аледу лудильщик. — Нужно поскорее добраться до Брэкстеда.

Аледа не стала возражать. Ей было все равно, что за человек подобрал ее, главное, что он поможет ей хотя бы немного приблизиться к любимому сыну.

— Спасибо, — снова прошептала она.

— Не разговаривай. Нужно беречь силы.

Телега покатила в направлении Брэкстеда. Ощущая рядом с собой присутствие другого человека, Аледа почувствовала себя немного лучше. Она проехали не более мили и, свернув с дороги, приблизились к большой деревне.

Завидев в телеге лудильщика женщину, к ним бросилось несколько местных жителей.

— Я не знаю, кто это такая, — пояснил возница в ответ на их вопросы. — Нашел ее примерно в миле отсюда. Мы можем показать ее лекарю?

Один из жителей Брэкстеда отправил мальчишку за странствующим знахарем.

— Тебе повезло, что он еще не ушел от нас, — сообщила какая-то женщина.

— Есть тут у вас постоялый двор? — осведомился лудильщик.

— А как же. Называется «Счастливый лучник». Отнести ее туда?

— Пожалуй. Она сказала, что деньги у нее есть.

— Да спасет нас всемилостивый Шарр! — испуганно воскликнула хозяйка «Счастливого лучника», увидев, как трое мужчин вносят в гостиницу нечто, похожее на покойника.

— Лекарь сейчас придет, — сказал один из мужчин и кивнул своим товарищам, чтобы они отнесли Аледу в верхнюю комнату.

— Несите ее в четвертую комнату! — крикнула хозяйка и повернулась к лудильщику, рядом с которым стояла старуха, одной из первых подошедшая к его телеге.

— Они только что приехали, Нэн. Женщина совсем плоха. Я послала Рори за лекарем — тем самым, что сегодня забрел к нам. За комнату тебе заплатят, — пообещала старуха.

— Я даже не знаю, кто она такая. Случайно наткнулся на нее по пути сюда, — признался лудильщик.

Нэн кивком указала на дверь.

— Вот и лекарь… О плате за комнату и еду поговорим позже, — любезно пообещала хозяйка. — Принеси ее вещи, Бель, я присмотрю за ними.

Бель, явно обрадованная своим невольным участием в неожиданном событии дня, вскоре вернулась с лекарем. Это был мужчина средних лет с сединой на висках и приятным негромким голосом. Он перемолвился парой фраз с лудильщиком, который после этого сразу ушел, довольный тем, что на него наконец перестали обращать внимание.

Лекарь остался с больной наедине и был потрясен, выслушав рассказ женщины о том, что ей пришлось перенести и кто она такая. Он заставил Аледу выпить какую-то огненно-красную жидкость.

— А теперь отдыхайте, госпожа Донал, — сказал он, взяв ее за руку. — Мы сообщим о вас в Веррил.

После этих его слов герцогиня под действием только что выпитого снотворного уснула. Лекарь же спустился вниз, чтобы поговорить с хозяйкой, которая, в свою очередь, позвала Бель поучаствовать в разговоре.

— Больной нужна сиделка, — объяснил он. — Вам заплатят за ваши труды.

Бель кивнула.

— Хотите, чтобы я присмотрела за ней до вашего возвращения?

— Несчастной уже не оправиться от внутренних увечий, — пояснил лекарь. — Но все равно пусть с ней кто-то побудет. Я остановил кровотечение и дал снотворное, так что она проспит несколько часов. Когда проснется, напоите ее отваром из этих листьев, — добавил он, протягивая Бель какой-то мешочек. — Это придаст ей сил.

— Покормить ее?

— Ни в коем случае, — покачал головой лекарь. — Давайте ей только воду. Она скорее умрет от ран, чем от недоедания.

— Сколько она еще протянет? — спросила Нэн, которой меньше всего хотелось, чтобы несчастная умерла на ее простынях.

— Она мужественная женщина. Одно только мужество позволило ей прожить вдвое дольше, чем прожил бы человек, в таком состоянии, как она. День, наверное, может быть, два.

— Куда же вы сейчас отправитесь, лекарь Герильд? — поинтересовалась Бель.

— Вернусь снова в Веррил и быстро приеду сюда с подмогой, — ответил знахарь, не решаясь назвать женщинам имя несчастной. Они и сами догадались, что перед ними женщина благородного происхождения, однако Герильду не хотелось, чтобы об этом узнала вся деревня. — Ваша задача — поддерживать в ней жизнь при помощи чая и вашего голоса.

— Голоса? — удивилась Бель.

— Разговаривайте с ней. Пусть она постоянно слышит вас рядом с собой после того, как проснется. Ей нужно сохранять ясность ума. Ждите меня, я скоро вернусь.

— Когда же именно?

— Надеюсь, что если я буду скакать всю ночь, то завтра окажусь в Верриле, найду помощников и тут же вернусь.

Герильд вернулся в комнату больной и к своему удивлению заметил, что госпожа Донал не спит, но по-прежнему сильно возбуждена.

— Я велел вам спать, — строго произнес он.

Глаза несчастной затуманились под действием успокоительного снадобья, но было видно, что она изо всех сил борется с сонливостью.

— Я не усну, пока не увижу, что вы захватите с собой в Веррил одну важную вещь. Вы непременно должны передать ее королеве, сударь, — с жаром проговорила герцогиня, указывая на мешок, который раньше был приторочен к седлу ослика.

— Что это? — нахмурился Герильд.

— Доказательство того, что королева собирается стать женой безумца!

 

Глава 32

Аремис медленно приходил в себя. Неужели кто-то оглушил его? Трудно сказать, ведь он не помнил, что с ним произошло. Он вообще ни в чем не был уверен, помимо того, что жив. Да и еще в том, что у него болит все тело. Затем до его слуха донеслись мужские голоса и ржание лошадей. Пытаясь вспомнить, почему он лежит на холодной земле под открытым небом, Аремис осмелился приоткрыть глаза.

— Так ты живой? — услышал он чей-то басовитый голос.

— Вроде бы.

— Приведите Мирта, — произнес голос, и Аремис услышал удаляющиеся шаги и хруст снега под ногами. Звук был приятный и почему-то напомнил ему о детстве. — Можешь идти? — спросил тот же голос.

— Дай я сначала попробую открыть глаза, — ответил Аремис, щурясь от яркого света. Над ним возвышался огромный хмурый человек, явно не уступавший ему ростом. Аремис поспешил снова зажмуриться.

Раздались еще чьи-то шаги и новый голос, на этот раз еще более низкий:

— Помоги ему подняться, Ферл!

Аремис почувствовал, как его бесцеремонно ставят на ноги. Сами ноги были как ватные и не повиновались ему. Голова кружилась, сознание было затуманено. Он заставил себя открыть глаза и, намеренно не обращая внимания на человека по имени Ферл, посмотрел на его старшего товарища. В этот момент со всей силой о себе напомнила головная боль.

— Извините, — криво усмехнулся Аремис. — У меня голова просто раскалывается.

— Должно быть, ты упал и сильно ушибся, — высказал предположение человек, видимо, тот самый Мирт, если судить по его сочному басу. — Как тебя зовут?

Аремис собрался было озабоченно почесать в затылке, но вовремя остановился. Голова все так же отчаянно болела.

— Я бы тебе сказал, если бы мог. Ни черта не могу вспомнить.

Мирт вздохнул.

— Дайте ему накидку, не то замерзнет. Ты, Ферл, возьмешь его с собой на спину коня, — приказал он. — В путь!

Аремису не слишком вежливо помогли забраться на коня и сесть позади сурового на вид парня по имени Ферл, который явно не горел желанием ехать вместе с ним на одной лошади. После чего, вместе с группой всадников, он отправился неизвестно куда и неизвестно откуда.

Первый час пути Ферл не обращал на Аремиса никакого внимания. Это не слишком беспокоило великана. Куда больше он был озабочен тем, как удержать равновесие и вспомнить собственное имя. Тем не менее он оценил доброту своих новых знакомых, поделившихся с ним теплой накидкой.

— Где мы? — наконец решился спросить Аремис.

— В Скалистых горах, — не слишком любезно ответил Ферл. Аремис никогда не любил грубиянов и дураков.

— Это я и сам и вижу. Где именно?

Похоже, что его сарказма Ферл не заметил.

— На востоке, — все так же кратко ответил он.

Аремис понял, что большего от этого увальня не добиться, и вновь погрузился в раздумья, а они по-прежнему давались ему нелегко. Головная боль так и не унялась. Он не оставлял попыток вспомнить свое имя и то, как оказался в восточной части заснеженных Скалистых гор, но как ни напрягался, ничего не получалось. Аремис даже раздраженно крякнул.

— Кто ты такой? — спросил он своего возницу.

— Ферл, — ответил юноша с прежней безжизненной интонаций. — Ты уже слышал мое имя.

— А другие? Кто они такие? — пытаясь скрыть кипевшую в нем злость, спросил Аремис.

— Мне назвать их всех поименно?

— Не стоит, если они такие же разговорчивые, как и ты. — Аремис почувствовал, как Ферл весь напрягся. — Я хотел сказать другое — что вы здесь делаете?

— Мы — дозорные.

— Вы — воины короля Кайлеха?

— А чьи же еще? — вопросом на вопрос пренебрежительно ответил Ферл, явно нахмурившись.

— Я ваш пленник?

Ферл презрительно хмыкнул.

— Попробуй убежать, и тогда посмотрим, чем это закончится. Я неплохой стрелок.

— Послушай, Ферл, я не знаю собственного имени, не говоря уже о том, что не ведаю, как очутился, лежа на спине, в этих ваших Скалистых горах. Почему бы и тебе не закрыть рот? Хочешь, помогу тебе его захлопнуть?

Услышав разговор, к ним приблизился Мирт.

— В чем дело? Что тут у вас случилось?

— Ничего, — пробормотал Ферл.

— Случилось, — ответил Аремис. — Я хочу знать, пленник я или как? Если — да, то почему? С радостью выслушаю твой ответ, почему ваш дозор взял меня в плен. Да и другие ответы тоже. Почему я еду на одном коне с этим неразговорчивым олухом? Как меня зовут? — прорычал он, чувствуя, как от злости головная боль становится еще сильнее.

— Садись на моего коня. Ферл, можешь ехать впереди отряда, — приказал Мирт. От Аремиса не ускользнула отеческая интонация, прозвучавшая в голосе Мирта, когда тот обратился к младшему по званию.

Аремис с видимой радостью вскарабкался на предложенного ему коня.

— Спасибо, — поблагодарил он. — А за накидку — особое спасибо. Ты уж меня извини, погорячился. С кем не бывает. Видать, вместе с памятью мне отшибло и хорошие манеры.

— Возможно и другое — вдруг ты хитрый вражеский лазутчик, — ответил Мирт и хлестнул своего коня.

— Да разразит меня громом великий Шарр! Это я-то лазутчик? Ну ты сказал!

— А почему бы и не нет? Ты ведь моргравиец, верно?

— Я… я… честно скажу, не знаю, — смутился Аремис.

— Ты одет как моргравиец, да и божишься по-ихнему.

— Тогда, выходит, что да, я — моргравиец. Я не знаю, кто я такой. Хотя я и понимаю ваш язык, на котором ты только что говорил со своими людьми. Что же это со мной такое?

— Неужели, так о чем же мы говорили?

Аремис пересказал ему то, что услышал.

— Все верно, незнакомец, — восхитился Мирт. — Большинство моргравийцев ни слова не понимают по-нашему. Вот мы в твоем присутствии и говорили на нашем родном языке. Что-нибудь еще вспомнил?

— Больше ничего, — честно признался Аремис. — Горы мне, вроде, знакомы, хотя не могу сказать почему. У меня при себе ничего нет — ни коня, ни личных вещей. Ничего, кроме меча. — Он удрученно покачал головой. — Ничего не помню.

— Может, если вырвать тебе ногти, так и вспомнишь что-нибудь, — невесело пошутил Мирт, сам же и посмеявшись над собственной неуклюжей шуткой.

— Побойся Шарра! Ты эти шуточки брось!

— Да успокойся ты. Тебе Ферл сказал, кто мы такие?

— Сказал. Мы с ним славно поболтали. Знаю, что вы дозорные.

— Все верно. Ты знаешь, что Моргравия вот-вот объявит войну Горному Королевству?

— Если бы знал, то вспомнил бы.

— Тогда ты должен простить нам нашу подозрительность, — сказал Мирт. — Если ты из Моргравии — а ты скорее всего не оттуда, — то наверняка слышал о наших скверных отношениях с королем Селимусом.

Имя показалось Аремису знакомым. Оно отозвалась в его сознании целой цепочкой смутных, но тревожных мыслей, от которых он безуспешно попытался избавиться.

— Почему ты решил, что я не моргравиец?

— Потому что мы подобрали тебе на бриавельской стороне Скалистых гор, вот почему. Потому что у тебя странный акцент. Пожалуй, я бы предположил, что ты родом откуда-то с северных островов.

В голове Аремиса мелькнула легкая тень узнавания.

— Понятно. Может, я действительно из тех мест. Жаль, что у меня нет ничего такого, что подтвердило бы твое предположение.

Мирт кивнул.

— Что-нибудь ты обязательно вспомнишь. А теперь отвечу на твой главный вопрос. Да, ты наш пленник, но мы будем с тобой обращаться достойно до тех пор, пока король не решит, что с тобой делать. Отношения с Моргравией сейчас не самые лучшие, так что твой акцент говорит не в твою пользу. Как же все-таки нам тебя называть?

Аремис задумался. Возможность выбирать новое имя не слишком вдохновляла его. Но, с другой стороны, что ему остается? Надо же как-то установить хорошие отношения с людьми, к которым ты попал в плен. У него не было ни коня, ни еды и, главное, полностью отсутствовали воспоминания. Остаться в одиночестве в таком состоянии хотя бы на одну ночь посреди суровых Скалистых гор — значит обречь себя на неминуемую гибель.

— Какое же самое распространенное имя у горцев? — спросил он, решив не спорить с Миртом.

— Как тебе нравится имя Каллин? Это хорошее, старинное имя.

— Действительно, хорошее, — пожав плечами, согласился Аремис.

— Не такое, как дармовая еда вместе с нашим отрядом, Каллин. Чем отработаешь-то кормежку?

— Не знаю. Подскажи мне, что нужно делать.

— Придумал. Мы скоро устроимся на ночлег. Развлечешь нас чем-нибудь после ужина. Сразишься на мечах с Ферлом? Думаю, он с радостью сойдется с тобой в поединке.

— Я тоже.

Мирт рассмеялся.

— Мне нравится твоя самоуверенность, Каллин. Надеюсь, ты хотя бы не разучился держать в руках меч. Ферл у нас самый искусный фехтовальщик во всех Скалистых горах.

— Пообещай мне кружку эля и не беспокойся за своего парнишку, — ответил Аремис и улыбнулся, хотя головная боль и не прошла окончательно.

Вскоре отряд остановился для привала, и лошадей загнали в рощицу хвойных деревьев. Чувствовалось, что Мирт опытный командир — воины беспрекословно выполняли его приказы. Одни тотчас занялись приготовлением ужина, другие — сбором хвороста для костра, третьи — упряжью и кормлением лошадей. Самых молодых отправили искать пресную воду. Аремиса и пару бойцов он взял с собой на охоту. Аремис приятно удивил Мирта тем, что раздобыл четырех зайцев, не истратив для этого ни одной стрелы. Остальные охотники вернулись с внушительным запасом мелкой дичи, которую быстро освежевали, выпотрошили и тут же принялись жарить на огне.

Они уже больше не разговаривали на северном наречии, которое ныне использовалось лишь для того, чтобы тебя не поняли окружающие. Не потеряй Аремис память, он наверняка вспомнил бы, что этот язык сохранился лишь благодаря королю Кайлеху и его любви к традициям жителей гор. Горный король даже издал указ, который обязывал взрослых учить древнему языку своих детей и внуков. Однако в повседневной жизни горцы пользовались обиходным наречием своего края, которое было распространено среди тех, кто жил вдоль границы с Бриавелем и Моргравией. Аремис выучил язык северян от своей кормилицы, старой женщины, появившейся на свет на северных островах. Она часто пела ему колыбельные песни своей далекой родины. Увы, воспоминание об этом осталось в памяти, которой в данный момент он был лишен. Он не мог припомнить даже, как накануне продирался сквозь Чащу. В какой-то миг он еще пялил глаза на ладную задницу Илены Тирск, а в следующий его накрыла волна колдовских чар, превратившая воздух в плотную, почти непроницаемую стену. Затем новый взрыв волшебства пробил в этой стене трещину, в которую и вылетело его лишившееся сознания тело… Так он попал в северо-восточную часть Скалистых гор.

Пока жарилось мясо и булькала в котле овощная похлебка, Мирт выставил караульных, а затем подозвал к костру одиннадцать оставшихся воинов, чтобы те немного развлеклись перед ужином. Всего их было пятнадцать, крепких, сильных мужчин, однако только Ферл мог сравниться ростом с великаном-чужестранцем.

— Как себя чувствуешь, Каллин?

— Хочется намять кому-нибудь бока, — последовал ответ, который был встречен радостными возгласами.

— Отлично. Кто готов помериться силами с этим верзилой?

С земли поднялся Ферл. Вскинув над головой меч, юноша со свистом рассек им воздух.

— Он мой! — прорычал он, сжав рукоять двумя руками.

Аремис сбросил с плеч накидку и тоже вытащил меч. В лезвии клинка как в зеркале отразилась крашеная шерсть накидки. Мозг Аремиса озарился вспышкой воспоминания.

— Корелди! — прошептал он, плохо понимая, кому принадлежит это имя и какое отношение оно имеет к блестящей стали клинка.

Его расслышал один лишь Мирт. На мгновение горец даже замер от неожиданности, услышав имя, прекрасно известное приближенным короля Кайлеха. Однако он тотчас решил, что сейчас не время выяснять, откуда чужестранцу известно это имя — вопросы следует отложить до лучших времен. А вот доложить об этом королю стоит. Чужестранец, столь необычным образом оказавшийся в руках дозора, неожиданно сделался в его глазах важной добычей.

— Ферл и Каллин, ваш поединок не должен привести к смертельному исходу, — откашлявшись, произнес Мирт. — Если один из вас убьет своего соперника, то оставшегося в живых я собственной рукой лишу жизни. Вы меня поняли?

Аремис молча кивнул. Ферл презрительно усмехнулся.

— Ферл, ты меня понял?

— Так точно, понял.

— Отлично. Помните, это боевое состязание мы устраиваем для развлечения. Сражаетесь до первой крови. А потом попируем в честь победителя.

Соперники скрестили мечи и разошлись. Ферл принял традиционную для горцев боевую стойку — рукоять меча зажата обеими руками, ноги согнуты в коленях, одна отставлена назад. Однако больше всего удивил зрителей чужестранец — зажав рукоятку в двух кулаках, он поднял клинок вертикально на уровне лица. Это была непривычная для горцев манера, так дрались на мечах только в одном месте. Все мгновенно узнали боевое приветствие молодцов с Гренадина.

Пораженный этим зрелищем даже больше своих солдат, Мирт собрался было остановить поединок. Увы, слишком поздно — соперники уже бросились навстречу друг другу.

Ферл хотя и уступал противнику в физической силе, зато превосходил его напористостью и сражался с яростью дикаря. Однако Мирт тотчас понял, что его воину трудно тягаться с чужестранцем. Каллин, или как там его, оказался непревзойденным фехтовальщиком, демонстрируя технику опытного воина. Ферл был молод и упрям, он наверняка уверовал в свою неуязвимость. Правда, до сих пор оттачивать боевые навыки ему доводилось лишь в схватках с другими горцами. Храбрость не могла возместить недостаток мастерства, быстроты и гибкости, которым южане отдавали предпочтение перед грубой силой.

Вскоре Мирт понял, что Каллин не атакует, а лишь парирует удары противника, стараясь вести бой так, чтобы Ферл побыстрее растратил силы. Горец же этого не понимал, горячился и тем самым ставил себя в невыгодное положение. Бесхитростный и наивный, Ферл не догадывался, что южанин просто играет с ним.

Бросив взгляд на Мирта, Аремис заговорщически подмигнул и начал отступать, делая вид, что защищается из последних сил, а разъярившийся больше обычного Ферл бросился на него, размахивая мечом, как дубиной. Глядя на эту сцену, Мирт едва не покатился со смеху.

Хотя соперник и раздражал Аремиса, ему было жаль юного увальня. Храбрости не занимать, это верно, но такой наверняка сложит голову в первом же бою с легионером, пусть даже не слишком опытным. Ферлу явно хотелось покрасоваться перед товарищами, а заодно проучить высокомерного чужестранца, и, обладая преимуществом молодости, он надеялся на бесспорную победу. Аремис, понимая это, вовсе не стремился доказать свое превосходство, а уж тем более унизить юнца. Так лишь наживешь себе врага, да и симпатии остальных горцев не завоюешь. В какой-то момент гренадинец даже поймал себя на том, что мог бы, пожалуй, легко влиться в компанию этих солдат.

Да и разве не по-человечески отнесся к нему Мирт? Теперь, когда Моргравия стала для жителей Горного Королевства врагом, горцам ничего не стоило оставить его замерзать на снегу. Однако же, напротив, его обогрели, взяли с собой, предложили пищу и безопасность. Дать Ферлу возможность сохранить достоинство перед лицом его товарищей — вовсе не сложно; даже если парень сам этого не поймет, его начальник обо всем обязательно догадается. Поэтому Аремис и решил подмигнуть Мирту, и его намек был правильно понят.

Схватка продолжалась до тех пор, пока вновь не дала о себе знать головная боль. Голод и азарт поединка почти заставили гренадинца забыть о ней, однако боль вернулась, и Аремис при первой же возможности подставил себя противнику. Заметив это, Ферл поспешил полоснуть мечом ему по плечу. Аремис успел отметить, что рана не глубокая, однако счел нужным театрально вскрикнуть, чем вызвал радостные крики у зрителей. Молодой горец смущенно улыбнулся, продолжая сверлить противника колючим взглядом. Оба, тяжело дыша, стояла друг перед другом.

— Молодец, Ферл! — похвалил Мирт. — Мы устроим пир в твою честь!

Аремис дружелюбно кивнул сопернику.

— Неплохо, — произнес он, получив в ответ очередной неприязненный взгляд. Парень оказался не глуп: он понял, что ему позволили одержать победу в поединке.

— Пойдем, перевяжу тебе рану, — повернулся к Аремису Мирт. — Даже не думай возражать, одному тебе не справиться.

Аремис покорно последовал за ним к ручью, журчавшему неподалеку от хвойного леска.

— Ты храбрый парень, — польстил чужаку Мирт, опускаясь на колени, чтобы дотянуться до воды. — Твоим талантам позавидовал бы любой воин.

— Если бы я победил Ферла, то нажил бы себе еще одного врага.

— Ты мудрый воин, — одобрительно кивнул Мирт.

— Почему ты называешь меня воином? — удивленно посмотрел на него Аремис.

— Ты сражаешься, как хороший солдат. И боевой опыт у тебя, похоже, немалый.

Аремис искренне удивился.

— По-твоему, я солдат? Наверно, ты прав. Я и в самом деле уверенно держу в руке меч. Так ты сказал, что Ферл — один из лучших твоих людей?

— Я сказал это для его же блага. Ферл — хороший парень, но уж больно молод и горяч.

— В настоящем бою такой долго не продержится, Мирт.

— Так научи его!

— Чему?!

— Тебе же все равно нечем заняться. Научи его, научи других.

— Научить убивать моргравийцев?

Мирт состроил легкую гримасу. К счастью, рана оказала неглубокой и опасности не представляла. Чужестранец ни единым словом не пожаловался, что ему больно.

— Как я понимаю, ты служишь кому-то другому.

— Это кому же? Ты случаем не знаешь? — пошутил Аремис.

— Каллин, мне почему-то кажется, точнее, я почти уверен в том, что ты не моргравиец. Ты родом из Гренадина.

Аремис одарил его сердитым взглядом. Гренадин. Это пробудило в нем некое неясное воспоминание. На память почему-то пришли дети… юная девочка. Кудрявые волосы. Круглые румяные щечки. Застенчивая улыбка. Она бросалась ему на шею и целовала.

— Сера! — зачарованно прошептал Аремис. Да, это была его сестренка.

— Что ты сказал?

— Я родом из Гренадина! — повторил Аремис. Теперь он точно знал, что так оно и есть.

— Вспомнил? Аремис кивнул.

— Пожалуй, да, вспомнил. Теперь ясно, почему я понимаю древний язык северян.

— И почему держишь меч в традиционной манере гренадинцев.

— М-м-м… ты и это заметил?

— От меня мало что ускользнет. И кто такая Сера?

Аремис не был готов довериться этому человеку, хотя тот и вызывал у него искреннюю симпатию и уважение. Он подозревал, что в его потерянной памяти таятся кое-какие секреты, и если они начнут всплывать, то их лучше держать под контролем.

— Не знаю, — солгал Аремис. — Просто вспомнилось имя.

— Помнишь, я сказал, что память будет постепенно возвращаться, — отозвался Мирт. — Как видишь, оказался прав. Кстати, спасибо, что не покалечил моего парня.

— Ему надо поверить в себя.

— И научиться приемам боя на мечах, — отозвался Мирт и подмигнул.

Такого ужина, как этот — на открытом воздухе, холодным зимним вечером, — в жизни Аремиса раньше не было. Никогда еще жареное на костре мясо не казалось ему таким вкусным. Хотя люди, с которым он делил трапезу, не были его друзьями, принимали они его сердечно. Даже Ферл понемногу оттаял и вел себя вполне по-дружески. Он то и дело комментировал приемы Каллина и даже признался, что не прочь обучиться им. Что говорило само за себя: победитель признавал превосходство побежденного им чужака. Песни, которые пели у костра горцы, звучали знакомо, и это еще больше укрепило его веру в то, что он действительно родом из Гренадина. Все прекрасно, но почему тогда его так тянет в Моргравию и даже в Бриавель, в котором — теперь Аремис в этом почти не сомневался — он недавно побывал? Ответа на эти вопросы у него пока не было. Не было и объяснения тому, почему он вдруг оказался в Скалистых горах, один и даже без лошади.

Горцы говорили, что лошадь могла куда-то сбежать и наверняка погибла от бескормицы, так что отряд вскоре наткнется на ее останки. Сам же Аремис, по их мнению, упал и, ударившись, потерял память. Он осторожно ощупал голову, но нигде не обнаружил ни шишки, ни ушиба, ни ссадины. Тем не менее голова по-прежнему нещадно болела, отчего время от времени к горлу подступала тошнота. Нет, ушибы здесь ни при чем, однако объяснить происхождение боли он не мог.

А еще беспокоило непонятное покалывание в кончиках пальцев. Он ощутил его в тот момент, когда вернулось сознание, но тогда не придал этому особого значения. Ощущение почти безболезненное, не причинявшее особого неудобства, но оно явно не плод его воображения. Он явственно чувствовал покалывание, хотя что оно собой представляет, чем вызвано и давно ли с ним творится такое — этого Аремис сказать не мог.

Вскоре над лагерем горцев опустилась ночь. Дозорные спели еще несколько печальных баллад, видимо, отвечавших их настроению. Аремису же не давало покоя вынырнувшее из памяти имя Сера. Оно и еще другое, Корелди, которое вспомнилось, когда он глянул на острие клинка. Может быть, Корелди поможет ему вспомнить, кто он такой на самом деле? А пока приходилось довольствоваться тем именем, что дал ему Мирт — Каллин. Впрочем, не такое уж оно и плохое, подумал он, погружаясь в сон.

 

Глава 33

Уил на мгновение замер на тропинке, что вела к живописной избушке. Аремис внезапно куда-то исчез, можно сказать, растаял в воздухе без следа. Оставалось только гадать, что могло произойти с его другом. Кроме того, бесследно пропал и Нейв. День клонился к вечеру, и Уилу стало немного страшно. Никого из людей поблизости видно не было. Единственный признак жизни — избушка, примостившаяся на краю зловещего места. Уил оглянулся на темный массив Чащи.

Отсюда лес уже не казался таким путающим, как с той, другой стороны, но Уил знал — он полон тайн. Магия пропитывала здесь все, ее присутствие ощущалось в самом воздухе, ставшем мгновение назад таким плотным, что ему стало трудно дышать.

Куда же подевался Аремис? Нет, так дело не пойдет. Он не успокоится, пока не выяснит, что случилось. Он не имеет права бросить друга в беде. Уил повернулся и…

— Не делайте этого, сударыня, — раздался за спиной чей-то голос. Уил обернулся и увидел спешившего к нему по мосту человека.

— Я — Самм, здешний лодочник. Увидел, что вы здесь стоите, вроде как в нерешительности, вот и решил предложить помощь. Сдается мне, такой юной даме нелегко путешествовать одной, — произнес незнакомец, оглядываясь по сторонам. — Вы ведь пришли сюда одна, верно?

— Я… я… — Уил разрывался между правдой и ложью, но все-таки предпочел последнее. Чем меньше людей будут знать, что привело его сюда, тем лучше. — Да, вы правы. Извините меня, я — Рэчил Фарроу.

— Может, зайдете? — любезно предложил Самм, указывая на свою избушку.

— Конечно. По правде говоря, мне нужна лодка, — признался Уил.

— Понимаю. Пройдемте в дом. Позвольте мне хотя бы угостить вас чашкой чая. И потом нам следует кое о чем поговорить.

Бросив последний взгляд на Чащу и поискав напоследок глазами Нейва, Уил окончательно убедился: путешествие придется продолжить одному. Он кивнул и зашагал вслед за Саммом.

— Почему вы остановили меня, когда я повернул в Чащу?

— Пару минут назад мне кое-что почудилось. Вот я и подумал, что лучше не стоит. Чаща… с ней шутки плохи, поначалу мне и самому было жутковато в этих местах, но потом я привык к ее ахам и охам. Порой мне кажется, будто она живая.

— Вам и сейчас так показалось? — поинтересовался Уил, шагая по мосту вслед за Саммом.

— Именно, — ответил лодочник.

Войдя в дом, Самм занялся приготовлением чая.

— Что привело вас в эти края, сударыня? — кротко спросил он.

На этот раз Уил предпочел сказать правду.

— Я ищу одного человека. Мальчишку.

— А-а-а, паренька по имени Финч!

— Верно, его.

— С ним еще огромный черный пес.

— Да, это Нейв. Вообще-то это мой пес, — уточнил Уил. У него от души отлегло, когда он услышал, что Финч благополучно выбрался из Чащи.

— С мальчиком стряслась какая-то беда?

— Нет, ничего подобного, — поспешил ответить Уил. — Он — мой брат.

— Значит, вы тоже родом из Бриавеля, угадал?

— Угадали, — согласился Уил, отчаянно соображая, куда может завести его ложь. Выдать себя за гренадинца он уже не мог.

— Ваш брат тоже кого-то искал?

— М-м-м, да, искал. — На этот вопрос тоже не хотелось отвечать. — Вам помочь с чаем?

— Нет-нет, сударыня. Все уже готово, — отозвался Самм и поставил перед Уилом чашку с чаем. — Не желаете меда?

— С удовольствием.

— Он искал родственников? — Видимо, Самм решил выяснить все до конца.

— Да, — коротко ответил Уил и поднес чашку к губам, в надежде, что новых расспросов не последует. — Сколько с меня за лодку?

— Одна крона. Что мне, однако, сделать, сударыня, чтобы отговорить вас от путешествия? Ваш брат уже не вернется из Глухомани. Оттуда никто не возвращается.

— Я должна хотя бы попытаться, Самм. Ведь он еще ребенок! — ответил Уил, стараясь, чтобы его голос прозвучал как можно жалобнее.

— Это дорога в один конец, сударыня. Люди уходят туда, а пустые лодки возвращаются. Его лодка уже вернулась. В одночасье потерять двух таких прекрасных молодых людей, как вы… нет, это не для меня… я не переживу. Всегда стараюсь отговорить людей от безрассудных поступков.

— В другой раз.

— Вот и Финч так сказал.

— Я должна уйти отсюда засветло. Спасибо за чай. — Уил встал и протянул лодочнику изящную женскую ручку.

— Почему бы вам не отправиться в путь завтра утром? Может, заночуете здесь?

— Нет, Самм. Мне нужно спешить.

Самм горестно вздохнул и отправился за черной книгой. Задав Уилу те же, что и Финчу, вопросы, он еще раз повторил условия переправы в Глухомань. На лице его читалось все то же искреннее огорчение по поводу безрассудства молодой особы, которой не дорога собственная жизнь.

— Спасибо, — поблагодарил Уил, поставив в книге свою подпись. — Можно из чистого любопытства задавать вам вопрос, Самм, кто переправился в Глухомань до Финча?

— Вы удивитесь, сударыня, но Финч задавал мне точно такой же вопрос. Это была молодая женщина вроде вас. Ее звали Эмил Лайтфорд из Перлиса.

Имя женщины ничего не сказало Уилу, но он все равно кивнул и улыбнулся.

— Это было много лет назад, — добавил Самм. — И вот теперь вы двое, почти один за другим.

— Вот ваши деньги! — сказал Уил, протягивая лодочнику монету. — Какую лодку мне взять?

— Любую, какая вам понравится. Позвольте, я провожу вас. О веслах не беспокойтесь. Лодка сама отвезет вас куда надо.

Уил снова улыбнулся и, поблагодарив Самма, последовал за ним к причалу. Здесь он выбрал ближайшую лодку.

— Это надо же, какое совпадение! Ваш брат тоже выбрал ее, — изумился лодочник. — Мне остается лишь пожелать вам счастливого пути.

Уил помахал ему на прощание и повернулся лицом к двум ивам, чьи поникшие над водой ветви напоминали щупальца, готовые мгновенно схватить его и затянуть в темноту. Исчезновение Аремиса вселяло немалое беспокойство — человек, которому он доверял, которого даже полюбил, бесследно пропал. Уилу оставалось лишь надеяться, что он жив, хотя на этот счет у него имелись серьезные сомнения. Он на мгновение задумался, почему Чаща неодинаково относится к тем, кто входит в нее, но тотчас выбросил эти мысли из головы, оказавшись под плотным пологом ветвей и листьев. Глаза вскоре приспособились к зловещему мраку, и он даже осмелился сесть на маленькую дощечку, прибитую поперек лодки. Весел он нигде не заметил.

Под сводом ветвей царил холод. Обхватив себя за плечи тонкими изящными руками Илены, Уил поежился. Страх мало-помалу отпускал. Внезапно за поворотом Темной реки показался угрюмый гранитный утес. Он был огромен и, судя по всему, представлял собой один из отрогов исполинских Скалистых гор. В скале зиял узкий проход, сквозь который могла протиснуться лишь крохотная лодчонка. Уил затаил дыхание, мысленно попрощался с жизнью и невольно зажмурил глаза. Мгновение, и туннель поглотил его, сомкнув над ним свои своды.

Когда Уил снова открыл глаза, вокруг была непроглядная тьма. Невозможно было даже определить, куда его вынесло течением. Поток словно щепку подбрасывал лодку, и Уилу пришлось покрепче вцепиться в борта. По крайней мере теперь он знал, где здесь верх, а где низ. Если раньше воздух казался прохладным, то теперь, в толще гранита, холод пронизывал до костей. Илена не отличалась пышностью форм, и его била мелкая дрожь. Самм был прав, подумал Уил, трясясь от холода, это и впрямь дорога в один конец. Отсюда еще никто не возвращался. Этот туннель тянется бесконечно, и те, кто плыли по нему, неизбежно погибали от одиночества, страха или мертвящего холода.

Эти мрачные мысли были единственными его спутниками, пока Уил плыл в лодчонке по темному туннелю. Он не мог сказать точно, но своды туннеля словно опустились, а стены сдвинулись. Он бы наверняка вытянул над головой руку, чтобы убедиться так это или нет, но ему было страшно отпустить борта лодки. В душе боролись противоречивые чувства. Уил принадлежал к числу тех редких счастливчиков, кто не боится темноты и тесных пространств. Зато Илена боялась и того, и другого. Даже повзрослев, она оставляла в спальне на ночь зажженную свечу. В детстве самым жутким ее ночным кошмаром был сон, в котором ее запирали в шкафу. Теперь, похоже, этот давний детский страх, сохранившийся в теле сестры, преследовал и Уила. Как бы то ни было, но с каждой минутой ему становилось все хуже и хуже. Сердце бешено колотилось в груди, дыхание сделалось надрывным и частым. Уил изо всех сил пытался обуздать страх, убедить себя, что здесь нечего бояться, однако туннель с каждой минутой сужался, а тишина становилась все более зловещей и осязаемой.

В конце концов страх — наследство Илены — взял над ним верх. Уил истошно закричал. Он тщетно попытался выпрямиться во весь рост и тотчас же потерял равновесие. Его истерический крик оборвался вместе с приходом новой темноты, еще более жуткой и какой-то влажной. Уил судорожно хватал ртом воздух, а Темная река тем временем утаскивала его в свои бездонные глубины, в царство смерти, туда, где он окажется рядом с Финчем и Эмил… или как там ее… Он уже не помнил. Мысли вытеснило жуткое осознание того, что его жизнь подходит к концу.

Как знать, может оно и к лучшему. Его жизнь — если это можно назвать жизнью — сама по себе была смертоносным оружием. Кому нужен меч или боевой лук, если убивать можно, поддаваясь оружию противника? Уил всей душой ненавидел павшее на него проклятие и был рад приветствовать смерть, которая на сей раз унесет его жизнь, а не чью-то другую.

Он испустил последнее дыхание и перестал цепляться за жизнь, отдаваясь объятиям забвения.

* * *

Грубый толчок в плечо пробудил его к жизни. Он по-прежнему задыхался, не понимал, что с ним, и не мог ясно мыслить. Смерть была где-то рядом. Всего лишь мгновение назад он был готов узреть ласковые лица обещающих покой Собирателей Шарра, ощутить прикосновение их рук. Оказалось, рассчитывал он на это напрасно — ни ангельских лиц, ни нежных прикосновений не последовало, зато вернулось привычное желание дышать полной грудью. В следующее мгновение он увидел перед собой огромное черное чудовище с оскаленной пастью. Потом кто-то резко потянул его на себя. Не умирай, кому говорят! — прозвучал в голове чей-то голос, и в следующее мгновение он вынырнул над поверхностью Темной реки.

— Сюда, Нейв! — позвал уже знакомый голос. Это был Финч, рядом с ним виднелась еще какая-то фигура. — Быстрее! Вытаскивай его!

Уила почти в бессознательном состоянии вытащили на берег.

— Дай я осмотрю его! — произнес второй голос.

— Ее, — поправил Финч. На берегу лежало тело Илены Тирск, неподвижное и мертвенно бледное. Мальчик помог псу вылезти из воды. Нейв отряхнулся, разбрасывая по сторонам холодные брызги. — Это Илена Тирск, — печально произнес Финч.

Его спутник покачал головой.

— Давай я помогу ему.

В следующее мгновение Илена вздрогнуло и зашлась в приступе кашля. Ее глаза открылись.

— Финч?! — произнес Уил и снова закашлялся.

Мальчик кивнул.

— Привет, Уил. А мы уже опасались, что больше не увидим тебя.

На лице Илены появилось растерянное выражение. Она продолжала дрожать и кашлять.

— Кто?..

— Это Нейв спас тебя. Он нырнул на большую глубину и так долго не появлялся, что я забеспокоился и за него тоже.

Нейв воспользовался подвернувшейся возможностью и, подойдя ближе, лизнул Илену в лицо. Финч взял тонкую руку Илены в свою.

— Уил, познакомься, это Элизиус… отец Миррен.

Уил, счастливый тем, что наконец избавился от воды в легких, с изумлением уставился на человека необыкновеннейшей внешности.

— Ничего не говори, — мягко сказал Элизиус. — Ты весь дрожишь. Тебя нужно поскорее вытереть и согреть.

* * *

— Где мы? — спросил Уил. Похоже, он спал, причем довольно долго.

— Мы в доме Элизиуса. А живет он… в Глухомани, — ответил Финч. Было видно, что мальчишка с трудом сдерживается, чтобы не расплакаться.

— Я так рад видеть тебя, Финч, — признался Уил и, привстав в постели, вытянул руки и обнял мальчика.

— Что случилось? — всхлипнул, не сдержавшись, Финч. — Как ты оказался в теле Илены?

— О, это долгая и печальная история. Мне самому с трудом верится в то, что со мной приключилось. Я очутился в ее теле всего несколько дней назад и еще толком к нему не привык, — произнес Уил и заставил себя улыбнуться. — Это настоящее чудо, что ты оказался здесь. Ты понимаешь это? — Он слегка отстранился, чтобы лучше рассмотреть лицо Финча.

Тот ответил Уилу робкой улыбкой:

— Мне помог мой четвероногий друг.

Уил отвел взгляд и, заметив лежащего возле кровати Нейва, слабо улыбнулся. Пес понимающе посмотрел на него своими умными темными глазами и гавкнул.

— Спасибо, Нейв, что спас меня. Я чуть было не расстался с жизнью, Если бы не ты… — Уил поежился, с содроганием вспомнив холодные воды Темной реки, и вновь повернулся к мальчику. — Я рад, что он стал твоим верным другом. А где Элизиус?

— Готовит еду, — усмехнулся Финч. — Скажу тебе, повар из него никудышный.

Уил покачал головой.

— По-моему, я так и не успел его разглядеть.

Лицо Финча приняло серьезное выражение.

— Это точно, не успел. Он… видишь ли… у него… необычная внешность.

— Что ты хочешь этим сказать?

— Увидишь сам, — раздался откуда-то голос Элизиуса.

Уил подумал, что внешность его нового знакомого — насмешка Шарра над родом человеческим. Это было существо, похожее на тех, кого возил по землям разных королевств передвижной цирк, «Паноптикум мастера Йенсина». В этом сборище уродов нашлось место и человеку-великану, и безобразной женщине, и мальчишке без лица, и тому подобным созданиям. Однако Элизиус превзошел их всех и оказался столь ужасен, что ему, пожалуй, следовало бы умереть сразу после появления на свет.

— Надеюсь, теперь тебе понятно, почему я живу в Глухомани, — продолжил Элизиус, нарушив неловкое молчание, воцарившееся с его приходом.

— Уил! — шепотом предостерег друга Финч.

— Я… я представлял вас несколько другим, — признался Уил, осторожно подбирая слова.

— Так же, как и я тебя, — признался в свою очередь Элизиус, и его и без того уродливое лицо исказила кривая усмешка. — От моего друга я слышал, что ты когда-то была наемным убийцей по имени Фарил из Кумба.

Голова у него была огромная, непропорционально большая для миниатюрного коротконогого тела. Не меньшее удивление вызывали и несообразно длинные руки. Уилу вспомнилось, как когда-то он сам страшно стеснялся собственной внешности, некрасивого, усыпанного веснушками лица и рыжих волос. Сейчас же ему сделалось стыдно за то, как несправедливо относился он к самому себе. Элизиус был невообразимо уродлив и мог напугать кого угодно. Огромный скошенный вниз лоб. Массивный безобразный нос. Когда он улыбнулся, губы его широко растянулись, открыв взгляду огромные лошадиные зубы. В довершение ко всему лицо покрывали крупные бородавки, на каждом глазу — по бельму. Темные прямые волосы небрежно зачесаны назад и схвачены на затылке в хвост. Единственной привлекательной чертой этого существа был голос, теплый и проникновенный — тот самый голос, что помог ему избавиться от ужаса перед ледяными водами Темной реки.

— Знаешь, невежливо таращиться на людей, — заметил Элизиус.

— Я… извини, — ответил Уил, недоумевая, откуда слепой мог знать, что его разглядывают.

Элизиус взял в свою огромную лапищу тонкие пальцы Илены.

— Нет, Уил, если кому и следовало бы извиниться, то только мне. Ведь ты натерпелся страданий из-за моей прихоти.

До присутствующих дошел истинный смысл сказанного, и вновь возникло неловкое молчание. Что ни говори, именно Элизиус был виноват в том, что Уил переселился в тело своей сестры, а до того успел побывать в обличье Корелди и Фарил.

Уил сделал глубокий вдох. Увы, теперь все это в прошлом, а прошлого не воротишь. Даже Элизиус, и тот не смог бы вернуть к жизни этих людей. Так что сейчас для него самое главное — спасти Валентину и ее королевство, а заодно сдержать обещание, данное Элспит, и найти Лотрина. Его собственная жизнь в данный момент мало что для него значила.

— Расскажи мне о себе… пожалуйста, — попросил Уил.

— Сначала поедим. Садись за стол. Как себя чувствуешь?

— Это ты меня усыпил?

— Я. После всего того, что ты пережил, твое тело нуждалось в отдыхе, Ты спал так долго, что я даже стал беспокоиться. Сейчас уже глубокая ночь.

Финч отвел Уила к столу.

— Повар из меня неважнецкий, — признался Элизиус, ковыляя на коротеньких ножках вслед за мальчиком. Такого уродца не увидишь даже в страшном сне.

— Я уже наслышан об этом, — признался Уил и улыбнулся застенчивой улыбкой Илены — на всякий случай, если Элизиус вдруг возьмет и обидится.

— Неблагодарный мальчишка, — проворчал тот. — Ты только попробуй мой пирог с начинкой из дичи и рыбы, он очень даже неплох.

Уил украдкой обернулся через плечо, но Финч лишь пожал плечами.

Вопреки ожиданиям, пирог оказался вполне сносным. Уил жадно съел свой кусок, а когда Элизиус предложил несколько ломтей сыра, то с удовольствием проглотил и их.

— От купания в холодной воде у тебя, как я вижу, разыгрался аппетит, — пошутил Элизиус, наблюдая за тем, с каким с удовольствием Уил поглощает его угощение.

Уил довольно улыбнулся. Крепкий сон, сытная пища и добродушие окружающих сделали свое дело — он наконец воспрял духом.

— Я наелся. Больше в меня ни крошки не влезет. Илена не простит, если я допущу, чтобы она растолстела.

Его шутка наверняка задела Элизиуса, которому в очередной раз ему напомнили, на ком лежит вина за переселение Уила в новое тело.

— Мне следует кое-что объяснить тебе, Уил, — произнес он, потянувшись к жбану с элем.

— Начни с самого начала, — попросил его гость, пригубив из своей кружки. — Я хочу знать все.

Элизиус вздохнул, устроился поудобнее в кресле и начал свой рассказ.

 

Глава 34

Валентина сидела за поздним ужином в обществе гостей из Моргравии, двух наиболее доверенных советников, командующего армией Лайрика и канцлера Крелля.

Новоявленный герцог Фелроти уже успел — по крайней мере внешне — оправиться от известия о гибели его семьи. Лицо его, еще недавно искаженное горем, излучало спокойствие. Лишь Элспит, знавшая, каким он был раньше, понимала, что теперь перед ней совершенно иной человек. Боль никогда не покинет его сердце, даже если он и будет в силу воспитания скрывать свое горе от окружающих. Элспит по собственному опыту знала, что за улыбками и бодрым голосом — а Крис был просто мастер перевоплощения — затаилась боль утраты близких людей. Что ж, еще один повод ненавидеть короля Селимуса. И все же для бриавельцев, которым только предстояло узнать, что представляет собой молодой герцог Фелроти, его ум, мужество и решительность служили наглядным свидетельством того, что перед ними сын славных родителей.

Разговором за ужином ловко управлял канцлер Крелль. Он по возможности избегал касаться темы предстоящего замужества королевы, хотя именно она занимала в данный момент умы участников трапезы. Все видели, что Валентину терзают страхи и сомнения — особенно моргравийцы, для которых ее решение несмотря ни на что выйти замуж за Селимуса явилось настоящим потрясением. Крелль был вынужден поговорить наедине с гостьей из Йентро, которая громче других выражала свое несогласие, дабы растолковать ей, в каком сложном положении оказалась королева Валентина. Элспит выслушала его, хотя и не стала скрывать своего отношения к предполагаемому союзу. Креллю стоило немалых трудов убедить вспыльчивую девчонку, что она не имеет права вмешиваться в столь тонкий вопрос, как брак между двумя монархами, даже если ей и жаль свою новую подругу.

Ужин был устроен по замыслу канцлера. После появления в столице двух моргравийцев, общаться с королевой становилось все труднее и труднее. Крелль решил, что легкий ужин в покоях Валентины поможет немного разрядить обстановку. За непринужденной беседой они с Лайриком сумеют втолковать гостям, насколько важен для Бриавеля долгожданный мир с соседями. Канцлер также надеялся выяснить, когда моргравийцы собираются возвращаться на родину. Для него это было крайне важно, ведь пока гости остаются рядом с Валентиной, своими разговорами они будут только мешать скорейшему достижению мира.

От внимания Крелля не ускользнуло, что молодой послушник держится особняком, предпочитая проводить все свое время в обществе отца Парина. Возможно, Пил пожелает остаться в Бриавеле. Что ж, это вряд ли нарушит его замыслы, решил канцлер.

Все шло гладко, пока Лайрика не позвал начальник караула. Вернувшись, он что-то прошептал на ухо Креллю, и они оба поспешили удалиться.

— В чем дело, канцлер? — поинтересовалась королева, когда Крелль вернулся. Лицо ее на протяжении всего ужина оставалось хмурым.

— Лекарь Герильд просит разрешения видеть ваше величество, — сообщил он и, немного помолчав, добавил: — Он выглядит очень усталым и встревоженным.

— Что там такое могло случиться? — удивилась Валентина и встала из-за стола. — В свое время этот человек лечил моего отца. Немедленно пропустите его ко мне!

— Ваше величество, может, мне проводить его в ваши личные покои? — вкрадчивым голосом предложил Крелль, бросив взгляд в сторону моргравийцев.

Глаза королевы раздраженно сузились.

— Но ведь это срочное дело, я не ошибаюсь?

Канцлер молча кивнул.

Валентина подумала о своей комнате. Сегодня вечером камин там не растапливали.

— Пожалуй, будет лучше, если вы приведете его сюда. Если он выглядит усталым, как вы говорите, то ему, наверное, нужно согреться и что-нибудь съесть. Даже не представляю, что заставило его прискакать во дворец в столь поздний час.

Крелль, который был отнюдь не в восторге от ее решения, вышел.

— Если хотите, ваше величество, мы можем уйти, — предложил Крис.

— Нет, я попрошу вас остаться, — остановила его Валентина. — Скорее всего это какой-нибудь пустяк, с которым я разберусь в считанные минуты. Нам нет необходимости прерывать ужин, — добавила она и улыбнулась.

Элспит искоса посмотрела на Криса. Было ясно, что юноша очарован Валентиной. Ничего удивительного, была вынуждена признать девушка. Есть ли на свете мужчина, способный устоять перед красотой бриавельской королевы? Есть женщины, которые даже в лохмотьях смотрятся восхитительно.

В комнате вновь появились Крелль и Лайрик, ведя за собой лекаря; последний нес с собой кожаный мешок.

И почему никто не додумался забрать у него ношу, удивилась про себя Валентина.

— Лекарь Герильд! — объявил Крелль, хотя в том не было необходимости.

Чтобы никому не мешать, Элспит и Крис отошли в дальнюю часть комнаты.

— Ваше величество! — невнятно произнес Герильд, изо всех сил пытаясь придать почтительность голосу. — Прошу простить меня за вторжение, тем более в столь поздний час, но дело крайне важное.

Валентина бросила властный взгляд на канцлера, который тотчас поспешил усадить новоприбывшего в кресло.

— Прошу вас, Герильд, — предложила королева, — присаживайтесь ближе к огню. Вы должно быть продрогли.

В ответ Герильд покачал головой и остался стоять.

— Для отдыха нет времени, ваше величество. Я принес дурные вести. Могу я говорить свободно?

— Разумеется, — ответила Валентина.

— В деревушке Брэкстед умирает женщина, ваше величество. Ей осталось жить считанные часы. Женщина эта явно благородного происхождения. Она из Моргравии, и ей срочно требуется помощь. Она рассказала кошмарные вещи, ваше величество. Я не посмел доверить эту новость кому-то еще и сам прискакал к вам.

Услышав его слова, Элспит и Крис шагнули из тени на середину комнаты. Женщина из Моргравии! Это известие касалось их в той же степени, что и ее величество.

Лайрик недовольно пробормотал под нос, что де с каждым днем все больше и больше моргравийцев пытаются найти пристанище на земле Бриавеля, однако под осуждающим взглядом Валентины тотчас осекся.

— Продолжайте, сударь! — потребовала от Герильда королева.

— Я, пожалуй, присяду, ваше величество, — ответил лекарь. — Не привык преодолевать такие расстояния верхом, да еще по ночам. — С этими словами он опустился на стул и придвинулся ближе к огню.

— Выпейте, Герильд! — произнесла Валентина и сделала знак Креллю, чтобы тот обслужил полуночного гостя.

Лекарь благодарно принял из рук канцлера кубок, который и осушил залпом. Хмельной напиток тотчас привел его в чувство. Лекарь откашлялся и посмотрел на королеву.

— Эту женщину зовут Аледа Донал из Фелроти. Она получила смертельные увечья после варварского нападения на их семью.

В комнате повисла зловещая тишина. В следующее мгновение лекарь Герильд почувствовал, что его схватили за грудки и приподняли в воздух.

— Где находится этот Брэкстед? — задыхаясь, потребовал ответа Крис.

— Кто вы такой, сударь? — не понял лекарь.

— Я герцог Фелроти, сын умирающей женщины!

Валентина попыталась успокоить юношу.

— Пусть он договорит до конца, не мешайте ему!

Крис опустил лекаря в кресло, а сам бросился на колени, моля у него прощения.

— Все верно, — успокоил его Герильд и взял молодого герцога за руку. — Сынок, ты последняя ее надежда, за которую она цепляется, как утопающий за соломинку. Ей нужно знать, что ты жив и здоров. Немедленно поезжай к ней! Но сначала выслушай меня до конца!

Валентина постаралась взять в себя в руки. Неизвестно, сколько потрясений еще ждет ее впереди и насколько ей еще хватит мужества, особенно после всего того, что случилось за последние дни. Судьба упрямо подталкивала ее к браку с ненавистным ей человеком. Валентина чувствовала, как в ней закипает гнев — так случалось каждый раз, стоило ей подумать о предстоящем браке. Усилием воли она заставила себя успокоиться. Время еще есть… но для чего? Через несколько недель она увидит его вновь, произнесет его имя, даст брачный обет…

— Поведайте нам все до конца, сударь. И мы сразу отправимся в Брэкстед!

Герильд кивнул. Напиток сделал свое дело — лекарь отдышался и мысли его прояснились.

— Селимус вскоре узнает, что она осталась в живых, — пробормотала Элспит прежде, чем он продолжил свой рассказ.

В эту минуту и Лайрику, и Креллю страстно захотелось одного — чтобы эта бойкая особа из Йентро поскорее закрыла рот. Ее влияние на королеву было несомненно вредоносным. Обстановка накалялась с каждым мгновением.

— Ваше величество, умоляю вас! — предостерег королеву Крелль.

Валентина посмотрела в глаза лекарю.

— Прошу вас, продолжайте, сударь! — мягко попросила она.

— Ваше величество, госпожа Донал попросила меня кое-что передать вам.

Валентина бесстрастно кивнула, дабы не выказать своего волнения.

— Что же именно, Герильд?

— Мне это неизвестно, ваше величество. Она лишь попросила меня сообщить вам, что посылает доказательства того, что вы выходите замуж за безумца, — растерянно пролепетал лекарь.

Лайрик закатил глаза, а Крелль в отчаянии закрыл свои.

— Где же это доказательство? — раздраженно спросила Валентина. Слова лекаря неприятно задели ее.

Герильд протянул кожаный мешок, который принес с собой.

— Она дала мне эту вещь, ваше величество. Я не знаю, что здесь.

У Криса от волнения перехватило дыхание: он узнал мешок. Эта кожаная торба была у Илены, когда та появилась в Тентердине. Валентина взглядом велела ему успокоиться.

— Развяжите, Герильд! — не удержался от приказания Лайрик.

Крис пожалел несчастного лекаря. Бедняга, на него сейчас падет гнев и ужас окружающих. Крис уже давно догадывался о том, что лежит в этом мешке. К сожалению, разыгравшаяся в их доме трагедия не дала ему проверить, так это или нет.

— Позвольте мне, господа, — предложил он. — Впрочем, я и так могу сказать, что там внутри.

Герцог Фелроти засунул руку в мешок и вытащил оттуда отрубленную голову младшего брата.

— Это Элид Донал, ваше величество, вернее, то, что от него осталось из-за прихоти короля Селимуса.

То, что последовало за этими словами, не поддавалось описанию.

Королева отдала распоряжение о немедленном отъезде в Брэкстед. Она настояла на том, что лично увидится с умирающей герцогиней Донал. Едва оправившись от ужаса, вызванного лицезрением головы Элида Донала, Валентина сочла необходимым выразить соболезнования семье герцога. Она также пообещала Крису покровительство и всяческую помощь со своей стороны.

Одетая в простое платье для верховой езды, Валентина восседала на своей любимой лошади. Правда, грациозное четвероногое создание было подарком Селимуса, однако надо отдать должное — моргравийский властитель умел находить дорогу к сердцу женщины. Он не стал подносить ей ни украшения, ни отороченную горностаевым мехом накидку. Селимус был умен и понимал, что Валентина не из тех женщин, благосклонность которых можно купить драгоценностями. Зато в красавицу лошадь королева влюбилась с первого взгляда. Селимус назвал свой живой подарок Грацией, и, несмотря на всю свою неприязнь к моргравийскому королю, Валентина была вынуждена признать, что имя выбрано удивительно верно. Лошадь была грациозна, понятлива — в общем, хороша во всех отношениях.

Напрасно канцлер Крелль умолял Валентину переложить поездку в Брэкстед на плечи доверенных людей; королева наотрез отказалась оставаться во дворце.

— Крелль, эта женщина, можно сказать, пожертвовала жизнью ради того, чтобы сообщить мне трагическое известие, — парировала Валентина. — Откуда ей было знать, что ее сын сейчас у меня во дворце? Вот она и решила обратиться ко мне. Я, как вы понимаете, не ищу повода отказаться от принятого решения. Однако позвольте сказать вам следующее: я оставляю за собой право пересмотреть это решение, если найду убедительные доказательства того, что король Селимус напрямую причастен к этому злодеянию.

Валентина решительно вскинула подбородок. Вся в отца, подумал про себя Крелль. Было ясно, что ничто не поколеблет ее уверенности в своей правоте, поэтому лучше не нажимать, а оставить споры до более благоприятного момента. Иными словами — проиграть сегодняшний поединок, ради победы в ближайшем будущем.

— Как пожелаете, ваше величество.

Валентина заметно смягчилась.

— Я королева Бриавеля, Крелль. Мне не нужны изысканные одежды лишь потому, что я женщина, и по какой-то странной причине считается, что я слаба и хрупка по сравнению с мужчинами. Отец воспитал меня для того, чтобы я правила королевством, и я буду править им так, как считаю нужным. Было бы некрасиво с моей стороны оставить несчастную женщину умирать, не сделав даже попытки повидаться ней. Тем более помня о том, за что она отдала свою жизнь.

Канцлер склонил голову в почтительном поклоне.

— Будьте осторожны, ваше величество!

— Если моргравийцы попытаются угрожать нам, для обороны наших границ Лайрик выставит армию, — добавила королева, в надежде приободрить упавшего духом канцлера.

Крелль ответил ей хмурым взглядом.

— Не шутите так, ваше величество. Надеюсь, до этого дело никогда не дойдет. — Поклонившись еще раз, Крелль удалился.

Валентина вспомнила его последние слова. Канцлер был явно раздражен, что случалось нечасто, хотя и пытался скрыть свое настроение вежливыми словами. Он явно недоволен своей королевой. Ну что же, как ему будет угодно. «Будь прежде всего искренней сама с собой, — учил ее отец. — Следуй внутреннему голосу, если советчик желает от тебя прямо противоположного».

Именно так я и поступаю, напомнила себе Валентина. Следую внутреннему голосу.

* * *

Слабым утешением Креллю и Лайрику послужило то, что Элспит отказалась ехать вместе с остальными в Брэкстед. Ей де хочется пообщаться с Пилом, и вообще лучше остаться на тот случай, если объявится Илена.

— Чем бы она тут ни занималась, — признался канцлеру Лайрик, — лишь бы не вилась вокруг королевы и ничего ей не нашептывала.

— Целиком и полностью с вами согласен, — отозвался Крелль. — Не спорю, ей пришлось немало пережить, но нас с вами это не касается. Для нас куда важнее направить все помыслы ее величества на предстоящий брак с королем Моргравии, а в этом деле Элспит становится серьезной помехой.

Лайрик недовольно фыркнул.

— Вам не кажется, канцлер, что поездка в Брэкстед может свести на нет все наши старания?

— Увы, я не сумел воспрепятствовать поездке ее величества, — вынужден был признать Крелль. — Попрошу вас с вашей стороны сделать все для того, чтобы королева благополучно вернулась из Брэкстеда назад во дворец, причем как можно быстрее.

Лайрик понимающе кивнул.

— Надеюсь, эта моргравийская герцогиня уже отошла в лучший из миров, — понизив голос, произнес он. — Хочется верить, что она больше ничего не наговорит королеве.

— Верно, но нам еще нужно придумать, что делать с отрубленной головой. К тому же не следует забывать, что в любую минуту во дворце может оказаться дочь генерала Тирска с очередной грязной историей, — с нескрываемым раздражением произнес Крелль. — Но это не наше дело, — добавил он, причем скорее для самого себя, нежели для Лайрика.

— Пора идти, — отозвался его собеседник.

— Да хранит вас в пути всемогущий Шарр! — пожелал канцлер.

Он не решился поделиться с Лайриком новой мыслью, которая только что посетила его хитроумную голову. Идея эта была сопряжена с опасностью, однако сейчас не тот момент, чтобы ждать у моря погоды. Как человек, привыкший быть хозяином и своего положения, и государственных дел, канцлер пребывал в смятении. События последних дней привели к тому, что он почувствовал, как власть ускользает из его рук. Королева принимала самостоятельные решения и, хотя по-прежнему продолжала обращаться к нему за советом и всячески выказывала свое расположение, словно позабыла про интересы Бриавеля. И все из-за этих моргравийцев!

Когда во дворец явился самый первый посланец Селимуса с вестью о прибытии Уила Тирска, король Валор вслух выразил Креллю свое искреннее удивление по поводу того, что давний враг неожиданно решил восстановить с Бриавелем дипломатические отношения. Крелль до сих пор помнил выражение неподдельной радости на лице короля, когда тот услышал, что в Веррил направляется моргравийский посланник, который, судя по всему, сообщит им о планах Селимуса предложить Валентине руку и сердце. А это значит, что два соседних королевства забудут былую вражду и сыновьям бриавельцев больше не придется гибнуть на полях сражений. Более того, вырастет поколение, не знающее, что такое война — какое счастье для всей страны! Даже не верится, что такое возможно. И все, что для этого нужно, чтобы Селимус и Валентина сочетались браком. Крелль всей душой мечтал о том времени, когда мечта Валора наконец сбудется. Селимус ему, конечно, не нравился, и канцлер сразу сделал вывод: несмотря на приятную наружность, медоточивые речи и галантные манеры, этот человек необычайно коварен. Крелль хорошо помнил его глаза, холодные и жестокие, в глубине которых затаилось нечто зловещее. Однако канцлер, искренне любивший Валентину, понимал главное: эта жертва жизненно необходима ради мира и благополучия Бриавеля. В отличие от Тирска и прочих скептиков, Крелль сомневался, что Селимус вынашивает планы подчинить себе королеву Бриавеля, а вместе с ней и ее королевство. Он верил в то, что Валентина сумеет повлиять на моргравийского короля, изменить к лучшему его характер. Вместе они создадут мощный союз двух государств, нечем не уступающий прославленному союзу западного королевства Таллинор, возникшему после того, как король Лорис сочетался браком со своей первой женой Нирией.

Бальзамом, пролитым на измученную душу Крелля, стала подпись, которой королева скрепила манускрипт — документ этот уже находится на пути в Моргравию. Правда, недавние события могут самым непредсказуемым образом повлиять на заключение брака. Но нет, он этого не допустит. Как канцлер, он сделает все, что только в его силах, чтобы спасти будущее Бриавеля.

Да-да, именно так. В Моргравию будет отправлен еще один гонец.

В то минуты, когда королева вместе со свитой, съехав с Веррильского моста, повернула на Брэкстед, чтобы успеть к смертному одру госпожи Аледы, канцлер вызвал к себе верного пажа.

— Скажи гонцу, чтобы немедленно готовился в путь.

— Слушаюсь, канцлер Крелль, — ответил ему юноша. — Какое ему дать поручение?

— Пусть доставит письмо канцлеру Моргравии Джессому.

 

Глава 35

Финчу, так же, как и Уилу, было интересно услышать рассказ Элизиуса. Безмолвно удалившись в дальний угол комнаты, он самым внимательным образом вслушивался в разговор гостя и хозяина, стараясь не пропустить ни единого слова.

— Я — отец Миррен, — произнес Элизиус. — Однако историю мою я начну еще со времен, предшествовавших ее рождению, когда я сам был мальчишкой. А появился я на свет в Парргемине.

— Там, где родилась королева Адана?

— Совершенно верно. Как известно, она снискала себе славу женщины жестокой. Так вот, точно такая жестокость была присуща и моему брату. Я не знаю, где он сейчас, скорее всего живет в одном из городов Моргравии. Но я до сих пор явственно чувствую волну злых чар, исходящую от всех его недобрых деяний.

— Как же вас обоих занесло в эту часть света?

— Наши родители состояли в свите королевы Аданы, когда ее отправили в Перлис выйти замуж за Магнуса. Мой отец был одним из доверенных сановников короля, его личным советником. Король Парргемина попросил его сопроводить юную Адану в Моргравию. Мой отец попытался отказаться от поручения, ибо презирал эту женщину за то, что она вознамерилась извести всех людей, одаренных колдовскими способностями. Его собственная семья была его тайным бременем.

— Потому что вы умели колдовать, — заключил Уил.

Элизиус утвердительно кивнул.

— Верно. Эти способности достались нам от предков по материнской линии и особенно сильно проявились в нас, мальчишках, как это ни странно. Обычно дар передается женщинам нашего рода, но не мужчинам. Моя матушка как-то раз сказала, что наша магия отличается некой необузданной силой, для которой у нее не нашлось объяснения.

— И вы приехали в Стоунхарт?

— Мы не жили там. Адана вместе со своей свитой поселилась в Соулстоуне.

— Ах да, конечно! — сказал Уил, вспомнив, что ему рассказывали раньше. — Неужели дворцу в столице она предпочла загородный?

— Нет, конечно, — усмехнулся Элизиус. — Доброго слова о Моргравии от нее было не дождаться. Просто Адана решила держать своих людей подальше от Стоунхарта. Она терпеть не могла Перлис и своего супруга, короля Моргравии. Ей хотелось иметь свой отдельный пышный королевский двор. Всем было ясно, что эта женщина и минуты не желает быть рядом с королем. Затем на свет появился Селимус, и это событие резко изменило ее жизнь. И хотя у самого Магнуса не было времени на воспитание наследника, король был против того, чтобы сына увезли в Соулстоун — мол, наследнику трона место только в столице. Насколько мне известно от моего отца, Адану это взбесило, и отношения между супругами ухудшились, и это почувствовали на себе все жители страны.

— Сколько же вам тогда было лет? — поинтересовался Уил, пытаясь угадать возраст Элизиуса.

— Мы были безусыми мальчишками. Мне шестнадцать, брату — четырнадцать. — Вспомнив дни далекого детства, собеседник Уила вздохнул. — Мать Миррен была старше меня. Эх, и зачем я только положил на нее глаз во время одного их наших редких приездов в Перлис! Мы там были вместе с отцом — его часто приглашали к Адане, когда требовался совет, но он не любил брать нас собой.

— Из-за ваших магических способностей?

— Не моих, а Рашлина.

Уил мгновенно почувствовал, как у него пересохло во рту.

— Что с тобой? — удивился Элизиус.

— Вы сказали… Рашлин?

Элизиус кивнул.

— Я встречался с ним.

Теперь удивился Элизиус.

— Я не виделся с ним с тех пор, как меня изгнали.

— Сейчас он близкий советник короля горцев.

Глаза Элизиуса сузились.

— Кайлеха?! Так вот, значит, он где! Чем же он может быть полезен королю горцев?

— Многим, по всей видимости. Его называют барши, что на языке северян означает «мудрец» или «волшебник». Король доверяет ему. Честно говоря, он оказывает нездоровое влияние на Кайлеха.

Лошадиные зубы Элизиуса обнажились в кривой усмешке.

— Рашлин коварен. Это из-за него я стал таким, каким ты меня сейчас видишь.

— А раньше вы были другим?

— Я поведаю об этом позже, — вздохнул Элизиус, понимая, что рассказ его сбивчив, что он часто перескакивает с одной удивительной подробности на другую. Ничего, в конце концов он доведет повествование до точки, и Уил все поймет. — Когда-то я был хорош собой, высок и строен, а мать Миррен, Эмил, когда я встретил ее, была очаровательной молодой женщиной. Я несколько раз заходил с посланиями к ее мужу, личному лекарю Аданы. Муж Эмил был намного старше и, видимо, не часто радовал ее любовными ласками. — Элизиус улыбнулся. — Я приглянулся ей с первой же нашей встречи. Какой же молодой человек, жаждущий любви, станет противиться женщине, которая положила на него глаз? К тому же Эмил была на редкость умна.

Уил слегка смутился и бросил взгляд на Финча — мальчонка не сводил с Элизиуса глаз. Интересно, понял ли он последние фразы рассказчика? Впрочем, так ли уж это важно?

— И она понесла, — заключил Уил.

— Сразу же. Мы были вместе всего один раз, — признался Элизиус. — Но после этого она голову потеряла от любви. Этого я никак не ожидал. Думаю, она действительно без памяти влюбилась в меня, да и я по-своему любил ее, но общего будущего у нас быть не могло. Узнав о нашем романе, отец пришел в ужас. Причем не из-за моего неблаговидного поступка. Он испугался, что мои способности передадутся будущему ребенку.

— Что и случилось.

— Верно, Уил, но лишь отчасти. Миррен не стала колдуньей в полном смысле этого слова. Некоторые магические способности у нее, разумеется, были, в основном умение исцелять болезни. Пойди она по стопам отца — вернее, того человека, которого она называла отцом, — то наверняка стала бы талантливой целительницей.

Уил был сражен наповал.

— Так она не колдунья?! Но ее дар?..

— Это — исключительно моя заслуга. Это я общался с тобой через Миррен.

— Так же, как и через Нейва? — впервые вмешался в разговор Финч, до этого не проронивший ни слова.

— Да, сынок, — кивнул Элизиус. — Именно так. Я сделал Нейва моими глазами. В его теле я присутствую везде, где бывает он.

Уил лишился дара речи: он искренне верил, что Миррен — колдунья. Даже убедившись в магических способностях Нейва, он по-прежнему пребывал в уверенности, что девушка обладала удивительными способностями и просто долгие годы хранила их в тайне.

Он так и сказал.

Элизиус печально покачал головой.

— Она была ни в чем не повинна, бедное дитя.

— Но почему Миррен выбрала меня? — удивился Уил.

Элизиус пожал плечами.

— Ты единственный, кто проявил сострадание к ней. Она не заслуживала смерти. Она никогда не занималась колдовством и делала людям только добро. Если бы не ее глаза, которые она, к несчастью, унаследовала от прапрабабки, никому бы и в голову не пришло заподозрить ее в колдовстве. Я был взбешен. Она желала отомстить своим мучителям, и я выполнил ее желание.

— И для этого вы воспользовались мной.

Отец несчастной девушки кивнул.

— Я понял, что ты единственный наделен благородством в истинном смысле этого слова. Рассчитывать я мог только на тебя.

— Но для чего? — спросил Уил, чувствуя, как в нем закипает злость.

— Чтобы убить того, кто обрек ее на смерть.

— Лимберта? — испуганно спросил Уил.

Элизиус отрицательно покачал головой.

— Лимберт не более чем послушное бессловесное орудие.

— Насколько мне помнится, на смерти Миррен настаивал Рокан, а король Магнус не стал с ним спорить.

— Нет, не их я имею в виду. Они, конечно, тоже виноваты, но не они были главными виновниками страданий Миррен. Был человек, который настоял на том, чтобы Магнус подписал моей девочке смертный приговор. Один-единственный человек получил особое удовольствие от ее смертных мук.

— Селимус! — прошептал Уил.

Они оба посмотрели на мальчика, и Элизиус вновь кивнул.

— Да, именно Селимус. Через Миррен я слышал его хвастливые речи. Он похвалялся тем, что вынудил своего отца дать согласие на пытки. При этом присутствовал и ты, Уил, но ты был слишком молод и неопытен и не осмелился противоречить воле принца.

— Нет… Впрочем, теперь я вспоминаю, как все было. Священник сотворил последнюю молитву, и Селимус хвастливо заявил, что суд над Миррен — его личная заслуга, — нахмурился Уил.

— Все верно. И тогда Миррен обратилась к нему с вопросом, с какой стати принц крови принимает участие в этом дешевом балагане.

— Он сказал, что это нужно в воспитательных целях и в качестве примера привел меня. Мол, чтобы стать настоящим военачальником, я должен научиться не бояться крови и человеческих страданий, — проговорил Уил, вспомнив события прошлого с такой беспощадной ясностью, словно это было вчера.

— От Миррен не ускользнула твоя ненависть к Селимусу, Уил. Она не могла призвать на помощь магию, но благодаря своим врожденным способностям тонко чувствовала настроение других людей. Моя дочь видела, что ты благородный человек, что ты презираешь того, кто заставил тебя наблюдать за истязаниями несчастной, оклевещенной девушки. В тот же день ей стало известно, кто ты такой, что ты близок к королю и обладаешь определенной властью. Ее выбор пал на тебя. Но именно я воспользовался тобой, сынок. Прости меня. Будь у меня возможность все исправить, поверь, я бы так и сделал.

— То есть вы не можете все исправить? — с грустью в голосе переспросил Уил. Он все еще не оставлял надежды, что, отыскав колдуна, избавится от колдовского дара.

Элизиус покачал своей огромной головой, выражая глубокое сожаление.

— Извини, но это невозможно. Повернуть жизнь вспять не удавалось еще никому, — сказал он и, поджав губы, умолк с удрученным видом. Затем все также молча встал и принялся убирать со стола посуду. Уил был готов лопнуть от бессилия и злости.

— Оставьте в покое эту чертову посуду! — воскликнул он в сердцах, схватив хозяина дома за длинную руку. — Ответьте мне! Я должен знать все до конца!

Элизиус повернул голову, глядя на тонкие женские пальчики, сжимавшие ему руку. Вот только сжимали они ее с таксой силой, что лишенная кровотока кожа под ними стала белеть прямо на глазах. Неожиданно Уил ойкнул и отпустил руку.

— Простите меня, Элизиус! Это такое тяжкое бремя… это сущее проклятие! — простонал он, вспомнив тех, кто стал жертвой магического дара.

Колдун вернулся к прежнему занятию. В комнате повисла неловкая тишина, нарушаемая лишь позвякиванием тарелок. Уил угрюмо молчал. Элизиус взялся заваривать чай. Спустя какое-то время напряжение спало, и лишь Нейв поскуливал время от времени. Вернувшись за стол, колдун подсел ближе к Уилу и удивил его тем, что взял изящные руки Илены в свои огромные лапищи. Затянутые белесой пленкой глаза колдуна, как показалось Уилу, заглянули ему прямо в душу.

— Тебе не за что извиняться, Уил! Это я должен просить у тебя прощения, сынок. Я глубоко переживаю из-за того, что тебе пришлось вынести по моей вине. Мне, право, жаль, но я не в силах изменить то, чем тебя наделило волшебство. Обретя этот дар, ты навсегда стал его обладателем. Он никому не подвластен и живет собственной жизнью.

— Но как же мне остановить его действие? — беспомощно спросил Уил. Финч поспешил отвести глаза в сторону, не в силах вынести страдальческое выражение на лице Илены. Впрочем, ему самому от слов волшебника тоже сделалось грустно.

— Оно не вечно и остановить его можно, — успокоил гостя колдун.

Финч тотчас затаил дыхание. Что до Уила, тот буквально впился глазами в лицо Элизиуса.

— Скажите как! — прошептал он.

— Оно прекратится тогда, когда ты станешь тем, кем тебе предначертано стать. Тем, кем желала видеть тебя Миррен, — последовал ответ. Уил напрягся, зная, какие слова последуют дальше. И верно Элизиус произнес то, что его гость отнюдь не жаждал услышать: Властителем Моргравии.

Уил — а он за последний час пережил самые разные чувства — закричал. Это был протяжный вопль отчаяния. Даже сидевший в углу Финч сочувственно всхлипнул.

— Нет! — взмолился Уил. — Только не это! Прошу тебя, Элизиус!..

Колдун виновато понурил огромную голову.

— Прости меня.

В следующее мгновение Уил выскочил из-за стола и скрылся за дверью, Элизиус жестом велел Финчу оставаться на месте.

— С ним будет Нейв. Не беспокойся, с твоим другом ничего не случится.

* * *

Уил вернулся через несколько часов, такой же опечаленный, что и прежде, но уже гораздо более спокойный. Элизиус знал, далеко от дома он не уйдет, ему просто необходимо немного побыть одному, привести в порядок мысли и успокоиться.

Пока его гость бродил где-то поблизости, колдун отнес сонного Финча на кровать, которой до него воспользовался Уил. До рассвета оставалось еще несколько часов.

— Насколько я понимаю, ты намерен меня о чем-то спросить, — сказал колдун, когда Уил наконец вернулся. — Поставь чайник, чашка чая тебе не помешает. — Уил безмолвно отправился выполнять его просьбу. — А я пока подброшу в огонь дров.

В комнату вошел Нейв и улегся поближе к очагу. Хозяин поворошил угли, подбросил в очаг дров, и огонь разгорелся с новой силой. Элизиус сел в скрипучее кресло-качалку, сделанное его же собственными руками, и устроился поудобнее.

— Теперь я готов ответить на все твои вопросы, — сказал он, обращаясь к гостю.

— Почему вы решили, что я собрался их задать?

— Я практически слеп. Глазами мне служат другие существа. Нейв — мой любимый помощник, но я также использую разных зверей и птиц.

— А людей?

— Только в тех случаях, когда готов открыть им мои волшебные способности.

— Но, насколько я понимаю, этого вы никогда не делаете.

— Ты прав. К чему напрасно рисковать. Пользоваться животными куда безопаснее. Они никому не проболтаются.

— Но вы ведь использовали в своих целях Миррен.

— Только в ужасные минуты ее истязаний. Кстати, мне пришлось частично наделить ее колдовскими способностями. Иначе она не смогла бы вынести пытки, которым ее подвергали эти изверги.

Уил понимающе кивнул.

— Это ваш брат — если я, конечно, правильно все понял — сделал вас таким? — осторожно поинтересовался он.

— Да, он.

— Зачем?

— Потому что ненавидел меня. Увы, я слишком поздно понял, что он задумал.

— За что же он вас ненавидел?

— Я не поделился с ним моей тайной, умением общаться с животными и птицами. Еще в детстве мне стало понятно, что Рашлин безумен. — Элизиус задумчиво почесал огромный подбородок. — Он и в самом деле безумен. В детстве он был страшно жесток, жесток как никто другой.

Любопытство Уила достигло предела, и он не удержался от нового вопроса.

— Почему же он оказался неспособен делать то, что и вы, то есть общаться с животными?

— Мы были наделены разными способностями. Мои связаны с миром природы и всего живого. Рашлин… скажем так, обладал талантами иного рода. Мощь его чар вселяет ужас, а доставшись в дар человеку с жестоким, извращенным умом, они превратились в страшное орудие зла.

— А вашему колдовству он мог научиться?

— Конечно, мог, — ответил Элизиус. — Как и я — его умениям. Что, кстати, он мне сам предлагал сделать, правда, в обмен на мои знания.

— Для чего же ему понадобился язык зверей?

— Наверное, чтобы повелевать ими.

— Но какую цель он при этом преследовал?

Элизиус грустно улыбнулся.

— В конечном итоге он стал бы властителем всей страны.

Уил недоверчиво посмотрел на волшебника.

— Вы хотите сказать… он стал бы королем? Узурпатором?

— А что могло ему помешать? И почему бы не императором? Для начала, верховным правителем трех королевств? Имея в своем распоряжении магические силы, он легко смог бы стать нашим властелином.

— Так почему же он до сих пор этого не сделал? Имея власть над стихиями, он способен ввергнуть мир в хаос.

Элизиус задумчиво покачал головой.

— Похоже, мой брат выжил из ума. Я чувствую, что периоды ясного сознания случаются у него все реже и реже. Он пытается подчинить людей своему влиянию. Именно поэтому он и оказался в Скалистых горах при дворе короля Кайлеха. Рашлин всегда жаждал власти. Он же был младшим сыном в семье. Отец побаивался моих магических способностей, однако сильно любил меня, а я любил его. С Рашлином у него были сложные отношения. Отец нутром чувствовал его злобную сущность и часто вел со мной разговоры об этом. Как-то раз он попросил меня повлиять на брата, попытаться исправить его в лучшую сторону, даже если для этого потребовалось бы отнять у него колдовской дар.

— Почему же вы этого не сделали?

Элизиуса передернуло от отвращения.

— Тогда просьба отца показалась мне жестокой. Я опасался, что Рашлин на всю жизнь возненавидит меня. Когда же мы стали старше, я понял, что зря не послушался отца, но было уже слишком поздно. Рашлин сделался подозрительным. По правде говоря, я до сих пор не могу понять, почему он так долго не решался подчинить меня своим чарам. Ведь мы с ним недолюбливали друг друга.

— Разве вы не могли помешать его попыткам околдовать вас?

— Защититься от его чар?

— Я не знаю, как точнее выразить свою мысль, — признался Уил.

— Мне потребовалось несколько лет, прежде чем я научился распознавать «запах» Рашлина. Это, пожалуй, самое точное слово для его чар.

— Выходит, вы чувствуете, когда он прибегает к колдовству?

— Так оно и есть, — ответил Элизиус. — Рашлин затеял очередную гадость, Уил. И его гнусные замыслы сулят горе и беды для всех нас — для Моргравии, для Бриавеля и даже для королевства горцев.

— А он вас чувствует?

— Похоже, что да, хотя я не до конца уверен. Теперь я пользуюсь своими способностями крайне осмотрительно. Да и Чаща мне тоже помощница, пропускает колдовские волны лишь в одном направлении. Иными словами, я его чувствую, тогда как он меня — нет.

— Но почему он не заподозрил волшебства, когда я разговаривал с ним в облике Корелди?

— Спасибо Чаще. Она обладает колдовским даром, о котором даже я ничего толком не знаю. Судя по всему, это она защищала тебя.

Похоже, колдун что-то утаивает, подумал Уил. Внутренний голос подсказывал, что Элизиус не конца откровенен с ним. В принципе, он мог бы попытаться как-то это проверить, однако решил, что лучше не стоит. Куда важнее в данный момент кое-какие подробности из рассказа его собеседника. Ведь от них зависит, как ему поступать в будущем. Пока Рашлин не представлял для него особого интереса. Так что лучше не отвлекаться на лишние вопросы, а выслушать рассказ колдуна о том, как того занесло в Глухомань.

— И что случилось после того, как отец попросил вас лишить Рашлина его магических способностей?

— Я солгал ему, сказал, что не могу этого сделать. Тогда я был слишком молод и глуп и не понимал, что мое нежелание рикошетом ударит и по мне самому. Под конец отношения отца с Рашлином сделались совершенно невыносимыми.

— Под конец?

— Да. Извини, кажется, я забежал вперед. После того как отцу стало известно о моей близости с Эмил, он изгнал меня в Парргемин. Отъезд из Моргравии сам но себе был суровым наказанием — отец знал, как сильно он ранит меня. Родители еще не догадывались, что Эмил носит под сердцем моего ребенка — в отличие от Рашлина. Тот быстро заподозрил неладное. Догадался он и о том, что я не намерен оставаться на родине. Я успел полюбить Моргравию. Особенно южные земли, где леса и поля всегда зелены. У нас в Парргемине природа бедна.

Уил понимающе кивнул.

— В порыве злости я похвастался перед Рашлином, что сяду на корабль и тайком вернусь в Моргравию. Я надеялся, что он поможет мне. Случилось же прямо противоположное: брат начал угрожать мне разоблачением. Он потребовал, чтобы я открыл ему тайну общения с животным миром, пригрозив в противном случае рассказать отцу о моих намерениях. — Элизиус горестно усмехнулся. — Несмотря на его угрозы, я отказался раскрыть мой секрет.

— И что же произошло потом?

— Рашлин привел в действие самые страшные чары и корабль, на котором я плыл домой, перевернулся. Он, по всей видимости, надеялся, что я угону вместе с остальными, однако на всякий случай предусмотрел кое-что еще. На тот случай, если мне вдруг посчастливится остаться в живых, брат обезобразил меня, зная, что этого мне не вынести. Кому, как не Рашлину, было знать, что такое наказание для меня тяжелее смерти, ведь такой любитель прекрасного, как я, будет лишен возможности общения с людьми.

— Так, значит, ваше нынешнее обличье — дело рук Рашлина?

Элизиус кивнул.

— Не успели мы отдалиться от порта и, войдя в глубокие воды, взять курс на Гренадин, как корабль дал течь и в мгновение ока пошел ко дну. В тот день погибло девяносто душ. Мне чудом удалось удержаться на плаву — в ледяной воде я сумел уцепиться за обломок дерева. Правда, жить мне оставалось недолго, ибо холод быстро убил бы меня. Собрав остатки сил, я вызвал ветер, который и выбросил меня на берег.

Я почти не помню событий той страшной ночи. Когда я пришел в себя, то обнаружил, что лежу у кромки воды где-то на далеком севере… и уже таким, как сейчас. К тому же я лишился зрения, обоняния, вкуса…

— Но вы как-то узнали, что стали другим? — спросил Уил.

— От зверей и птиц. Впрочем, и я сам понял это в тот же момент, когда очнулся на берегу моря, но слова живых существ расстроили меня еще больше, — ответил Элизиус и устремил незрячий взгляд в пространство, вспоминая давние дни. — Орел помог мне добраться до подножия Скалистых гор, и я несколько недель скитался среди скал. Я был потрясен и подавлен. Мне было некуда идти, я терзался мыслями о том, что меня могут увидеть другие люди, и потому старался не попадаться никому на глаза. Мои друзья, животные, нашептали мне про место — заколдованное место — под названием Глухомань, куда не смеют наведываться люди. Я попросил отвести меня туда, и звери выполнили мою просьбу. С тех пор я и живу здесь.

— И от этих чар никак нельзя избавиться?

— Увы, мне это не под силу, — грустно признался колдун. — Хотя я и пытался, Уил, не раз пытался.

— В таком случае мы оба прокляты.

— Ты прав, — согласился Элизиус. — Ты третий человек, которого я повстречал с тех пор.

— Если Финч второй по счету, то первой, разумеется, была Эмил. Лодочник назвал ее имя, но тогда мне не было известно о ваших отношениях. Значит, к вам приходила мать Миррен, верно?

— Верно. Она мужественно преодолела Чащу, переплыла Темную реку и нашла меня.

— Откуда же ей стало известно, где вас искать, если все считали, что вы давно погибли?

— Наверно, я зря это сделал, но я прибег к помощи одной ясновидящей.

— Вдовы Илик?! — воскликнул Уил и тут же осекся, боясь разбудить Финча.

— Да, — утвердительно кивнул Элизиус. — Я знал, что ее можно не опасаться, ведь ее магический дар был скромен. Я добавил ей колдовских умений, точно зная, что она обретет их ровно столько, сколько необходимо, чтобы предсказывать людям будущее. Увы, в те дни я был слишком молод, неопытен и сильно тосковал по Эмил. Это теперь я понимаю, что мне не хватало способности трезво и взвешенно мыслить, не говоря уже о том, чтобы подумать о последствиях.

Чувствуя, что его бьет дрожь, Уил обхватил себя за плечи.

— Расскажите мне о Вдове.

— Мы с ней встречались несколько раз в дни ее нечастых приездов на юг. Один раз наша встреча состоялась в Перлисе. Она мне всегда нравилась, и я решил воспользоваться случаем. Предпринял кое-какие усилия, и мне удалось ее найти. С родным братом мне такие штуки не удавались, так как к тому времени он научился ограждать себя от моих заклинаний. Разумеется, Вдова Илик удивилась, услышав мой мысленный голос, однако она давно уже верила в могущество магии и, видимо, быстро преодолела страх. Она согласилась найти Эмил и передать ей мое послание, а взамен попросила поделиться с ней моими магическими талантами — совсем чуть-чуть, она вовсе не была жадной. Это позволило бы ей развить врожденный дар мысленно проникать в жизнь других людей.

Уил сделал глоток из кружки и похвалил чай:

— Очень вкусно!

— Эмил получила мое послание и вскоре оказалась здесь. Она не ожидала увидеть меня таким и сильно испугалась. Она рассказала о нашей дочери, которая, судя по всему, унаследовала от меня колдовской дар. Эмил не могла заставить себя посмотреть в мою сторону. Все мои надежды на любовь и понимание рухнули в тот самый миг, когда я ощутил, что вызываю у нее отвращение. Я помог ей вернуться назад через Чащу, и даже лодочник не заметил ее возвращения. После этого мы с ней больше не общались. Скорее всего она так никому и не сказала, что я жив.

— Видимо, не сказала, — согласился Уил. — Как же Миррен восприняла известие о том, что тот, кого она считала отцом, ей не родной?

— Она уже давно об этом догадывалась. Так что когда я набрался мужества и мысленно пообщался с ней — в те дни Миррен находилась в темнице, — она восприняла это известие спокойно. Мне показалась даже, что она испытала облегчение, услышав правду. В следующий раз мы поговорили с ней после того, как палачи подвергли ее страшным пыткам, Миррен была еле жива от истязаний. Она призналась мне, что мечтает отомстить главному своему мучителю — принцу. Видимо, она верила, что ты сумеешь отплатить Селимусу за ее муки. Я не посмел отказать ей.

— Не хотелось бы вас обидеть, но ее дар куда более соответствует способностям вашего брата. Подозреваю, у вас с ним есть общие колдовские умения, верно?

— Ты прав, причем в обоих отношениях. Да, есть у нас и кое-что общее. Не исключено, что Миррен унаследовала что-то от меня, а что-то от Рашлина. То, что она получила от меня, могло быть подпорчено недобрыми стремлениями моего брата к власти над другими людьми. В этом я был совершенно бессилен и никак не мог повлиять на нее. Я лишь направил ее дар в нужном ей направлении.

— Неужели из этого следует, что теперь у меня нет никакого выбора? Неужели судьбой мне уготовано оставаться тем, кем я стал? — опечаленно произнес Уил и повернулся к окну. Уже начинало светать.

— Тебе не дано повлиять на то, чем обернется для тебя этот дар. Случайность может в любой момент лишить тебя жизни, Уил, раз и навсегда. Но никогда не забывай вот о чем: ты не можешь сам навлечь на себя смерть. Дар Миррен имеет особую, только ему присущую движущую силу. Эта сила тебе не подвластна, наоборот, это ты находишься в ее власти.

— Значит, если я брошу вызов Селимусу и приглашу его скрестить клинки в поединке, в надежде, что он пронзит мне мечом живот, то дар никак не проявится?

Элизиус медленно качнул головой.

— Увы. Более того, вздумай ты это сделать, и тебя ждет расплата. Я не мог допустить, чтобы ты бегал, призывая людей тебя прикончить. Теперь, когда мы с тобой познакомились, я понимаю, что ты никогда не станешь этого делать. Ты не жаждешь власти. И все же ты не можешь просить для себя смерти в собственных целях. Именно такое условие я поставил Миррен, пообещав ей передать тебе дар. Это дар подвержен прихотям окружающего мира.

— Что вы имеете в виду?

— Я не намерен применять магию ради каких-либо недобрых целей. Месть же не свободна от зла, а значит, противоречит духу моего волшебства. Поэтому я настоял на своем — дар тебе неподвластен, но зависит от простой случайности.

— То есть от воли других людей?

— Именно. Ты умрешь по воле человека, который решит оборвать твою жизнь, но не по твоей собственной воле или по действию дара. Иными словами, решать то, как применить твой дар, будут другие люди.

— И, по-вашему, это справедливо? — ужаснулся услышанному Уил.

Почувствовав, что его гость не на шутку напуган, Элизиус поспешил успокоить его.

— Все произойдет гораздо проще, чем ты себе представляешь, Уил. Уверен, если этот выбор на себя возьмет кто-то другой, у тебя еще остается шанс уцелеть.

Уил безрадостно рассмеялся.

— Я уже уцелел. И не раз.

На это у колдуна не нашлось ответа, и он предпочел промолчать.

— Но что будет с даром, если я все-таки стану правителем Моргравии? Я лишусь его? — первым нарушил затянувшееся молчание Уил.

— Да. Это я обещаю тебе. Самым главным желанием Миррен было сделать Уила Тирска верховным правителем королевства, которое обрекло ее на смерть.

— То есть он знала, что я остановлю охоту на ведьм, положу ей конец раз и навсегда?

— Да. Она знала, что тебе ненавистны пытки невинных, особенно тех, кто обладает магическими способностями, — ответил Элизиус.

Уил вздохнул.

— Откуда ей было знать, что король, который допустил ее смерть, потребует прекратить преследование ведьм? И вот теперь я вынужден страдать.

— Ты прав, Уил, — согласился колдун. — Магнус был добрым королем, хотя и допустил смерть моей дочери.

— Скажите, Элизиус, есть ли хотя бы что-то отдаленно хорошее в даре, которым ваша дочь наделила меня?

— Только одна особенность, причем довольно необычная. Миррен пожелала, чтобы любой ребенок мог стать твоим наследником.

Уил скрыл растерянность за хмурой улыбкой.

— Что она имела в виду?

Элизиус пожал плечами.

— Если я правильно ее понял, это означает, что если ты пожелаешь стать отцом ребенка, чтобы сделать его наследником моргравийского трона, независимо оттого, чье тело будет твоим пристанищем, в жилах этого ребенка в любом случае будет течь кровь Тирсков.

Слова колдуна стали слабым утешением для Уила, но где ему было взять другое? Спасибо и на том.

 

Глава 36

Аледа спала крепко и долго, как и предвидел лекарь. Проснувшись, она не сразу поняла, где находится. Первой, кого она увидела, была женщина, сидевшая у ее изголовья. Герцогиня чувствовала себя смертельно больной и знала — часы ее сочтены.

— Как хорошо, что вы проснулись, — обрадовалась незнакомка.

— Где я?

— В безопасном месте. В городе под названием Брэкстед.

— В Бриавеле?! — встревожившись, уточнила Аледа.

— Да, в Бриавеле, — успокоила ее женщина. — Меня зовут Бель. Позвольте, я помогу вам сесть. Вам нужно выпить вот это, все до последней капли. — Она протянула Аледе кружку.

— Что это?

— Это лечебный отвар. Лекарь Герильд велел напоить вас. Я сейчас вам все расскажу.

Сознание герцогини мгновенно прояснилось; она вспомнила то, что предшествовало ее сну.

— Он отправился в Веррил? Скажите мне!

— Успокойтесь! Лекарь Герильд отправился в Веррил и скоро вернется с подмогой.

— Мне нужно найти моего сына! — прошептала Аледа.

— Вы еще очень слабы и пока ни на что не способны, — мягко возразила Бель, а сама подумала о том, что больной уже не суждено встать с постели. — Давайте дождемся новостей из столицы.

Аледа и сама понимала, что жить ей осталось уже совсем недолго. У нее не осталось даже сил подняться в постели.

— Я долго не протяну, — призналась несчастная. — У меня вновь открылось кровотечение.

— Вы должны держаться! — взмолилась Бель. — Все будет хорошо. Прошу вас… выпейте это!

С трудом сделав несколько глотков, Аледа бессильно опустила голову на подушку.

— Вы должны выпить отвар до последней капли, если хотите поправиться, — сказала Бель, испугавшись, что женщина умрет, а ее обвинят в недосмотре.

— Мне незачем жить. Все мои близкие погибли. Их убили. Вам не понять, что это такое, — простонала герцогиня.

Не зная, как на это ответить, Бель замолчала в надежде, что Аледа уснет. Сама она тоже задремала, но ненадолго, потому что вскоре ее разбудил какой-то шум.

— Всадники! — встрепенулась она.

Снизу донеслись встревоженные голоса. Затем послышались шаги, явно мужские, тяжелые и решительные. Дверь распахнулась.

— Мама! — взволнованно воскликнул Крис и двумя шагами пересек комнату. Бросившись к матери, он заключил ее в объятия.

— Мой мальчик! — зарыдала Аледа. Она была настолько слаба, что могла только шептать. — Ты успел!

Вслед за Крисом в комнату вошла королева. Растерянная Бель не сразу поняла, кто перед ней. Вошедший вслед за Валентиной Лайрик поспешил увести сиделку в соседнюю комнату.

Крис с трудом сдерживал слезы. Ему не хотелось расстраивать мать, когда той оставалось жить считанные мгновения. Он заглянул в любимое лицо, которое помнил до мельчайших черточек.

— Нас нашел Пил, он все рассказал… Элспит убедила меня отправиться в Бриавель, а не домой.

Аледа поняла — сын корит себя за случившееся. Ведь вернись он домой, и трагедию можно было бы предотвратить.

— Ты правильно поступил, сынок, да хранит Шарр ясную голову Элспит. Ты жив, Крис, и это главное. Теперь ты — герцог Фелроти. Помни об этом! — прошептала Аледа, чувствуя, как по ее щекам текут слезы. — Они захватили нас врасплох. Селимус нанял шайку головорезов, чтобы убить всех нас. Если бы ты вернулся домой, тебя постигла бы участь отца и братьев. Прошу тебя, отомсти за них. Набери войско, как советовала Илена, отплати этому мерзавцу за смерть твоих близких и Тирсков.

Крис подивился мужеству матери: в последние минуты жизни она нашла в себе силы презреть собственные страдания ради чести семьи и чувства долга. Казалось, ее устами в эти мгновения говорил покойный отец, побуждая сына быть достойным славного имени предков, но не ради того, чтобы встать на защиту короны, а чтобы выступить против нее. От этой мысли Крису стало страшно.

— Я люблю тебя, — таковы были единственные слова, которые он успел произнести перед тем, как глаза матери сомкнулись навеки. Аледа отошла в лучший из миров, счастливая тем, что ее сын жив, а Селимуса теперь настигнет заслуженная кара.

* * *

Сначала жителей Брэкстеда взбудоражило неожиданное появление на улицах города солдат. Еще бы, в это морозное утро город буквально наводнили бравые молодцы в фиолетово-зеленой форме! Каково же было удивление горожан, когда вслед за солдатами прибыл сам генерал Лайрик. Что бы за этим ни крылось, но командующий гвардией нагрянул в «Счастливый лучник» неспроста.

— Это все из-за той женщины, — повторяла Бель всем, кто только желал послушать ее. Ей щедро заплатили за уход за загадочной незнакомкой благородного происхождения, а затем велели удалиться. — Меня попросили присмотреть за ней. Это явно особа из знатного рода и говорит с моргравийским акцентом. Никто не знает, почему она одна пустилась в путь, но тот юноша, что бросился к ней в комнату, точно ее сын, — добавила она с таким многозначительным видом, будто разгадала важную тайну. И хотя на самом деле Бель было известно о гостье «Счастливого лучника» не больше, чем остальным, она с видимым удовольствием отвечала на расспросы любопытных горожан — а те буквально засыпали ее вопросами.

Когда же один из жителей Брэкстеда прибежал с вестью о том, что к городу приближается юная королева — верхом и со свитой! — всеобщее волнение воистину достигло точки кипения. Такого оживления Брэкстед не видел с тех пор, как три года назад на его улицах появился сам король Валор, изволивший испить кружку эля в местном трактире, возвращаясь в Веррил откуда-то с севера.

Сообщению не поверили и потребовали подтверждения. Бель, удостоившаяся поистине королевского внимания со стороны земляков, сочла своим долгом пристать с расспросами к раздраженной хозяйке «Счастливого лучника». Ей хотелось узнать, почему солдаты немедленно освободили гостиницу от постояльцев ради неожиданных высокопоставленных гостей, собравшихся в комнате номер четыре.

— Ну расскажи, Нэн, — умоляла подругу Бель. — Иначе мне ни за что не утихомирить их и не уговорить разойтись по домам, — добавила она с заговорщическим видом, как будто на нее кто-то возложил задачу сдерживать натиск неугомонных городских зевак.

Нэн какое-то время молчала, строго поджав губы, но потом поняла, что Бель права. Если она не удовлетворит любопытство земляков, толпа будет только разрастаться в размерах, мешая ей заниматься домашними делами.

— Да-да, ты права. Это она.

Бель тут же повернулась к возбужденной толпе.

— Все верно! Это — наша королева!

Горожане разразились радостными воплями, и Нэн тотчас поняла, какую ошибку допустила. Собравшиеся просто обезумели от восторга и теперь ни за что не разойдутся. Ее признание лишь усугубило дело, потому что многочисленные гонцы уже разбежались по городку, разнося невероятную весть.

Нэн вздохнула.

— Эль по сниженной цене для всех, но его я буду подавать только на улице, — сообщила она Бель. — Те, кто не станут заказывать, должны уйти, — предупредила она. — Должна же я как-то заработать на том, что вы топчете мою дорожку.

Стоило Бель сообщить горожанам эту новость, как те вновь разразились радостными криками.

— Бель, попытайся успокоить их! Мои высокие гости просили, чтобы было тихо.

Глаза Бель округлились. Пока она сообщала пароду просьбу королевы, Нэн бросилась обратно в гостиницу, где едва не сбила с ног Лайрика.

— Сударь, — обратилась она к нему, — я сделала все, что могла, но они не желают расходиться. Они желают видеть ее… то есть королеву. Я предложила им дешевый эль, и они пообещали, что будут вести себя тихо.

— Спасибо, — угрюмо поблагодарил ее Лайрик.

Он не сомневался, что Валентина согласится показаться перед горожанами, и поэтому еще раз внимательно осмотрел гостиницу, проверил входы и выходы и расставил караул возле всех дверей и окон. Удовлетворившись инспекцией, он сообщил королеве и ее спутникам, что можно сойти вниз, в обеденный зал. Валентина спустилась под руку с новоявленным герцогом Фелроти. Лайрик отметил про себя, как хорошо держится Крис Донал — строго и сдержанно, как и подобает властителю герцогства.

— Примите мои соболезнования, Крис. Мне, право, жаль, что я не успела познакомиться с вашей матушкой и поблагодарить ее, — услышал Лайрик голос Валентины. — Она доставила крайне важное для нас доказательство, — добавила королева. Командующий бриавельской армией удивился новому повороту событий. Чего греха таить, они могли повлиять на судьбу его страны, перечеркнув все надежды на объединение с Моргравией.

Крису Доналу было трудно примириться с мыслью о трагической гибели братьев и отца, не говоря уже о смерти матери, скончавшейся на его руках после того, как она совершила путешествие на землю враждебного королевства, однако он с поразительным мужеством скрывал свое горе. Отец, несомненно, был бы горд за него, хотя ему самому было все еще мучительно больно слышать новое обращение — герцог, — и он попросил королеву обращаться к нему просто по имени. Валентина охотно откликнулась на его просьбу. Крис искренне поразился тому, как легко и непринужденно повела себя королева Бриавеля в столь непростых обстоятельствах. Ее способность располагать к себе людей вызывала восхищение. Валентина уважительно, почти на равных, но, сохраняя монаршее достоинство, держала себя с ним, Элспит и Пилом. Теперь же, столкнувшись с неуемными проявлениями любви со стороны простых подданных, она была само спокойствие и понимание.

Королева потянулась, разминая тело после верховой езды, зевнула и попросила у трактирщицы еды и напитков. Такая непринужденность тотчас же успокоила ее ближайшее окружение. Крис в очередной раз восхитился строго продуманными движениями и жестами, а про себя подумал, что ему самому не грех перенять подобную манеру поведения, это наверняка пригодится в будущем. В отличие от бриавельской королевы, его отец тяготел к более властным повадкам, был строг с людьми, так что Крис по достоинству оценил манеру поведения Валентины в обращении с подданными. Королева сохраняла спокойствие и власть над собой и окружающими — ведь она как никак властительница Бриавеля, — однако внимательно прислушивалась к людям, старалась проявлять внимание к их нуждам.

Крис продолжал предаваться размышлениям, когда к ним подошел Лайрик и сообщил Валентине, что жители Брэкстеда желают видеть ее величество. Королева кивнула и что-то сказала в ответ — по всей видимости, согласилась порадовать своих подданных и выйти к ликующему народу, даже несмотря на усталость.

Она повернулась к Крису, и тот моментально вернулся из мира грез на землю.

— Я до сих пор официально не выразила вам свои соболезнования, — сказала Валентина и взяла его за руку.

— Я счастлив тем, что успел увидеть мать в последнее минуты ее жизни, — признался юноша. — Это единственное, что я смог сделать ради светлой памяти моих погибших братьев и отца.

— Прошу вас, только не терзайте себя мрачными мыслями, — сказала королева. — Я не понаслышке знаю, что это такое. Умерших этим не вернешь. Вы должны продолжить дело отца с того самого места, где остановился он.

— Так же, как и вы, ваше величество, — улыбнулся Крис.

От него не ускользнула скорбь, которую Валентина попыталась скрыть за ответной улыбкой. Внезапно, у него возникло ощущение, будто сейчас кроме них в комнате нет никого, только он и Валентина.

— Вы правы. Но это нелегко, слишком велика ответственность. Нельзя допускать ошибки, и в то же время нужно уметь прощать себя в том случае, если ты их допустил. И вот еще что, Крис. Всегда следуйте вашему внутреннему голосу. Я не сомневаюсь, что родители учили вас не пасовать перед трудностями. Мой отец учил меня тому же самому. Знание жизни дается нелегко, но я уверена, что мы с вами готовы к любым поворотам судьбы.

Похоже, Валентина хорошо знала, что и когда говорить и какие советы давать. Ее слова придали Крису уверенность в собственных силах, помогли заглушить предательский голос сомнения, нашептывавший ему крамольные мысли.

— Спасибо, — поблагодарил он королеву, сожалея о том, что не может ее поцеловать, причем не только из чувства благодарности за проявленное сочувствие. Тот же самый голос тотчас посоветовал ему выбросить из головы эту мысль.

— Не стоит благодарности, — отозвалась Валентина. — Что бы ни случилось, Бриавель всегда останется другом герцогству Фелроти.

Взбодрив этим обещанием упавший было дух новоявленного герцога, королева Бриавеля выпустила руку Криса и приказала подавать завтрак. Она решила воспользоваться представившейся возможностью встретиться с подданными, а заодно извиниться за то, что нагрянула к ним без предупреждения.

Ее предложение подкрепиться привело окружающих в бурный восторг. Бриавельцам было известно, что, несмотря на стройность фигуры, их королева отличается прекрасным аппетитом. Особенно ее любили за это простые солдаты, охранявшие дворец; Валентина нередко по вечерам прогуливалась по верху крепостной стены и неизменно интересовалась тем, что они получают на ужин. Стражники с нескрываемым удовольствием отвечали на ее вопросы, радовались каждому куску, съеденному королевой, каждой выпитой ее величеством кружке эля. Валентина всегда держалась естественно, а интерес к простым людям был лишен притворства. Королева относилась к окружающим так, что те чувствовали себя удивительно легко в ее присутствии. При этом она ни на мгновение не теряла королевского величия и врожденной грации движений.

Немного позже, сев завтракать, Валентина и Крис заговорили о том, что Аледа успела поведать лекарю Герильду.

— Укрытие, время нападения на замок — все сходится, — сказал Крис. — Да и местность там такова, что убийцы могли легко найти яму и спрятать тела своих жертв, а потом сжечь их, чтобы замести следы. — Он не стал рассказывать о том, что неподалеку оттого места было спрятано тело Фарил из Кумба.

— Вы уверены, что это дело рук короля Моргравии? — спросила Валентина.

— Меня там не было, ваше величество, и поэтому я не смею утверждать это с полной уверенностью. Однако многое наводит меня на мысль о том, что эти ужасные события — звенья одной цепи жестокого замысла короля Селимуса устранить всех, кто так или иначе угрожает его могуществу. Но надо быть настоящим безумцем, чтобы опасаться моего отца — нет герцогства более преданною короне, чем Фелроти, за исключением, пожалуй, Аргорна. И все же Селимус уничтожил двух самых преданных ему людей — одного на севере, другого — на юге. Ему кажется, будто теперь он сможет спать спокойно, но он ошибается. Я выступлю в поход, но на этот раз не на защиту короля, а против него.

И против меня, подумала Валентина, если я стану женой Селимуса.

— Значит, ваша дорогая матушка — простите, что вновь вспоминаю о ней, — захватила с собой останки вашего брата, — произнесла она вслух. — Как же они попали в ваш дом?

— Илена привезла их из Риттилуорта. Голову брата оставил в монастыре человек по имени Ромен Корелди. — Крис догадался, что это имя знакомо королеве. — Вам что-нибудь известно о нем?

Валентина кивнула.

— О да. Он мертв и теперь от него никакой пользы. — Королева попыталась придать голосу небрежность, однако ей это плохо удалось. — Я благодарна ему за спасение Илены Тирск.

Крис не осмелился рассказать королеве о дальнейшей судьбе Илены.

— Как вы думаете, Крис, где она сейчас? Вы говорили, что какое-то время она оставалась в доме вашей семьи в Тентердине.

Ложь легко соскользнула с языка Криса.

— Человек по имени Аремис Фарроу забрал ее из замка примерно в то же самое время, когда оттуда уехали мы с Элспит. Этот Фарроу — гренадинец. Он, по всей видимости, хорошо знаком с Корелди. — От Криса не скрылось, что на лице королевы возникло задумчивое выражение, и, зная, какой вопрос она задаст следующим, он быстро продолжил: — Очевидно, Корелди велел ему найти Илену в Риттилуорте. — Для пущей убедительности молодой человек даже пожал плечами. — Мне думается, что, став свидетелем случившегося в монастыре, он отправился за ней в Тентердин. Возможно, Корелди где-то проболтался, что она вышла замуж за одного из Доналов.

— А куда этот Аремис мог увезти ее?

— Он предупредил, что если кому-нибудь из нас станет известно о том, куда они направились, Селимус непременно постарается это выведать и вышлет за ними погоню, и тогда их непременно убьют.

— А он прав, этот ваш Аремис, — кивнула, соглашаясь, королева — ей вспомнилась записка, которую передала Элспит. Увы, ее мысли оборвал голос, вмешавшийся в их разговор.

— Думаю, нам не следует делать излишне поспешные выводы, ваше величество, — откашлявшись, произнес Лайрик.

— Это почему же? — удивилась Валентина. — Как же вы можете смотреть мне в глаза, Лайрик, и говорить прямо противоположное о человеке, за которого я собралась замуж? — Сказала, и тотчас пожалела о своей язвительности; нехорошо унижать славного человека в присутствии иностранцев, тем более моргравийцев. — Извините меня, генерал Лайрик, — поспешила она загладить оплошность. — Конечно же, вы правы. Нельзя торопиться с выводами, нужно еще многое обдумать и проверить.

Однако сказанного не вернуть. Лицо старого солдата приняло обиженное выражение, в душе он явно не принял монарших извинений. Поняв, что обиду не излечить, Валентина поднялась с кресла.

— Ну что же, нам здесь больше нечего делать. Мы немедленно отправляемся обратно в Веррил. Лайрик, прошу вас, распорядитесь, чтобы тело Аледы Фелроти перевезли во дворцовую часовню, где герцог сможет сотворить молитву Шарру об успокоении ее души.

— Благодарю вас, ваше величество, — почтительно склонил голову Крис.

— Жаль, что я больше ничего не могу сделать для вас, — отозвалась Валентина и вышла из комнаты.

 

Глава 37

Аремис стоял перед дверью, что вела в личные покои Кайлеха. Нельзя сказать, чтобы он успел прийти в себя, однако в голове уже забрезжили первые слабые воспоминания, и он надеялся, что совсем скоро память полностью вернется к нему. Самое главное, благодаря счастливой случайности Аремис вспомнил, кто он такой, хотя и не спешил открыть горцам свое настоящее имя. Как ни симпатичен был ему Мирт и его воины, их намерения в отношении его были пока что неясны. Так что лучше держать свое прошлое в тайне до тех пор, пока он точно не узнает, что у них на уме.

Не успел он вспомнить свое имя, как на него нахлынула волна новых образов, главным образом из детства и юности. А вот воспоминания о событиях недавнего прошлого по-прежнему оставались смутными. Точно Аремис знал только то, что отправился с кем-то в путешествие, однако ни имени спутника, ни названия места, куда они с ним направлялись, извлечь из глубин памяти так и не удалось. Судя по всему, ничего серьезного с ним не случилось, и память вернется, когда он полностью оправится от падения.

А пока можно побыть и Каллином. Мирт предостерег его, чтобы не вздумал изображать невинную жертву в присутствии Кайлеха. В Гренадине короля горцев за глаза называли Лисом, и не зря. Что ж, пожалуй, стоит воспользоваться советом и держать ухо востро.

— Король готов принять тебя, — подошел к Аремису Мирт. — Помнишь, что я тебе говорил?

Аремис кивнул и вслед за горцем вошел в огромную светлую залу, в дальнем конце которой пылал камин, а из окон открывался восхитительный вид.

— Это Каллин, ваше величество. Правда, имя не настоящее, — сказал Мирт, обращаясь к человеку с соломенными волосами, который сидел за обеденным столом и что-то ел.

Аремис низко поклонился. Обычно он испытывал неловкость в обществе царственных особ, однако этот король выглядел отнюдь не по-королевски. На нем не было никаких регалий, а когда он встал, чтобы поприветствовать гостя, то вытер руки о штаны для верховой езды.

— Добро пожаловать, Каллин, или как там тебя на самом деле звать!

— Ваше величество, для меня великая честь видеть вас! — отозвался Аремис.

Он был выше и шире в плечах, чем король, и привык, что другие робеют в его присутствии. Кайлех, однако, лишь слегка подивился богатырскому телосложению гостя.

— Клянусь задницей Хальдора, ты здоровый малый! — добродушно похвалил Аремиса Кайлех. — Гренадинец, верно?

— Да, ваше величество. Похоже, что так, — улыбнулся наемник. — Меня, как я понимаю, выдает акцент. Говорят, что я по-гренадински держу меч и вроде бы понимаю северное наречие. Я точно знаю, что я не бриавелец и не моргравиец.

— Что же ты тогда делал в Скалистых горах, к северу от бриавельской границы? — поинтересовался Кайлех. Впрочем, вопрос напрашивался сам собой.

Аремис пожал плечами, искренне сбитый с толку.

— Не могу знать, ваше величество. Пока не могу. Надеюсь, что память скоро вернется ко мне.

Кайлех пристально посмотрел на гостя. Это испытание, понял Аремис. Однако как ни велико было желание отвести глаза в сторону, он все-таки выдержал испытующий взгляд короля горцев.

— Я слышал, что ты дерешься на мечах как опытный солдат.

Аремис растерялся, не зная, что на это сказать.

— Не помню, где и как этому научился, ваше величество. Видимо когда-то давно. Да, сир, я хороший фехтовальщик.

— Может, ты наемник?

На это раз Аремис ответил утвердительным кивком.

— Скорее всего — да, — признался он. — По крайней мере мне так кажется.

— Садись со мной за стол, — неожиданно предложил король. Только что Кайлех допрашивал его и вот теперь предлагает разделить с ним трапезу. Аремис принял приглашение и сел.

— Благодарю, — смущено произнес он. — Но я не голоден.

Кайлех сделал жест, означающий, что возражения не принимаются, и вновь взялся за еду. Затем кивнул слуге, который налил Аремису вина.

— Попробуй, это мое любимое, — посоветовал он гостю. Аремис сделал глоток. Вино действительно оказалось превосходным, о чем он тут же и сказал хозяину.

— Этот вино оценил и Ромен Корелди, когда гостил у меня, — доверительно сообщил король.

— Корелди? — Аремис нахмурился. — Это еще кто такой?

— Я думал, ты его знаешь, — невозмутимо ответил Кайлех, не отрывая глаз от тушки запеченной утки. — Мирт сказал, что ты упомянул это имя.

— Разве? — удивился Аремис и повернулся к стоящему возле окна Мирту. Получилось вполне убедительно, и даже Кайлех поверил ему — если незнакомец лжет, то делает это с несомненным актерским искусством. — Когда?

Кайлех кивнул Мирту, чтобы тот заговорил.

— Подожди! — остановил его Аремис, решив, что не стоит притворяться, будто имя Корелди ему незнакомо. — Я вспомнил. Я произнес это имя, когда готовился к поединку с Ферлом.

Мирт коротким кивком подтвердил его правоту.

— Значит, ты знаком с ним? — продолжил Кайлех, довольный тем что незнакомец не стал лгать.

— Должно быть, когда-то знал, но не могу вспомнить, когда встречался с ним… — Аремис попытался подыскать нужные слова. — Верно, в моей памяти это имя связано с клинком. Он гренадинец?

— Да, — последовал лаконичный ответ.

— Тогда не стоит удивляться, почему я слышал о Корелди. Пока что я не помню о нем ничего другого, кроме того, что у него был клинок.

— У Корелди был клинок вороненой стали, ваше величество, — негромко уточнил Мирт.

Кайлех промолчал.

Вспомнив голубоватую сталь клинка, Аремис качнул головой.

— Верно. Но я не знаю, почему мне припомнился только его меч, а самого его я совершенно не помню. Это важно для вас?

— Для меня даже очень важно, — ответил король.

— Смею ли я спросить почему?

— Мы с Корелди не успели закончить одно дело, — произнес Кайлех и поднял кубок с вином. — Твое здоровье, Каллин!

— Пью за ваше здоровье, ваше величество! — ответил Аремис. — Позвольте спросить, каковы ваши намерения в отношении меня?

Кайлех вернулся к еде и ответил не сразу.

— Коль память к тебе еще не вернулась полностью, то куда торопиться? Почему бы тебе не остаться у нас? Мирт рассказывал, что ты мог бы обучить моих воинов умению обращаться с мечом.

В этом Аремис не видел ничего плохого. Ему пришлись по душе горцы, и он не смог устоять перед обаянием и простотой их властителя.

— Я с удовольствием останусь у вас. Скажите только, я ваш пленник?

— Скорее, гость, — улыбнулся Кайлех.

Аремис понял, куда клонит король. Все правильно: он и сам не знал, куда ему нужно и каким ветром его занесло сюда. Так что нет резона отказываться от приглашения пожить во дворце горного короля, пусть даже на положении пленника. Отдохнуть, набраться сил и спокойно дождаться того мгновения, когда память вернется к нему полностью.

— Послушай, Каллин, я кое-то хочу спросить у тебя… о короле Моргравии. Ты что-нибудь помнишь о нем?

Пожалуй, на этот вопрос можно ответить без особого риска, решил Аремис. В душе его сохранилась ненависть к Селимусу, однако он не мог припомнить ее причин.

— Мне кажется, ваше величество, что я ненавижу его. Когда Мирт упомянул имя этого человека, я почувствовал приступ злости. Должно быть, это что-то означает, но вот что именно…

Король задумчиво кивнул.

— В этом мы с тобой сходимся. Я ненавижу его так сильно, что готов в любую минуту объявить ему войну. И объявил бы, однако боюсь, что в данный момент это унесло бы жизни слишком многих моих соотечественников.

От этих слов Аремису стало немного не по себе.

— Пусть моя память сохранила сущие крохи, но смею предположить, что нападение на моргравийский легион было бы сродни самоубийству. Легионеры Селимуса — прекрасно обученные солдаты. Нет, конечно, вашим горцам тоже не занимать силы и мужества, однако на вашем месте я постарался бы избежать войны с Моргравией.

— Если только мы не заманим их в наши горы. Если сражаться на своей земле, то победа будет за нами.

— Несомненно, — согласился наемник. — Но Селимуса сюда не заманишь, он слишком хитер.

— Похоже, ты встречался с ним, коль у тебя сложилось такое мнение.

Аремис почесал в затылке и нахмурился.

— Должно быть, вы правы, ваше величество. Я вполне мог встречаться с ним, — задумался он. В сознании смутно забрезжили разрозненные воспоминания.

— У тебя есть какие-нибудь предложения? — спросил король, скорее из вежливости, чем из уверенности, что незнакомец даст ценный совет.

— Есть. Нужно прибегнуть к переговорам. Чем дольше вы будете вести переговоры, тем большему числу горцев сохраните жизнь.

Кайлех вновь смерил своего гостя пристальным взглядом. Правда, на сей раз в его глазах мелькнули веселые искорки — незнакомец приятно удивил его.

— Продолжай!

— Зачем вам воевать? Во имя каких целей? Вам действительно нужны земли Моргравии?

— Может, и нужны, — уклончиво ответил Кайлех, не желая пока делиться с гостем собственными мыслями.

— Вряд ли, ваше величество. Зачем вам Моргравия? Ваши подданные привыкли жить здесь, в своих родных горах. Но что будет, если между вами и Моргравией установятся хорошие отношения и ваши люди смогут свободно пересекать границу и торговать с соседями, не боясь удара в спину? Вот к этому стоит стремиться — к добрососедским отношениям, а не к бессмысленным войнам.

Стоявший в отдалении Мирт улыбнулся — этот Каллин говорит дело. Если Кайлех прислушается к нему, значит, встреча прошла с пользой. Сам Мирт с юных лет был сторонником переговоров с соседями и мечтал об объединении горских племен.

— Может, Селимус и считает, что ему нужны ваши горы, — продолжил Аремис, — но, по правде сказать, зачем ему Горное Королевство? Что он стал бы с ним делать? Ни один моргравиец не сумел бы привыкнуть к вашему суровому климату, южанам вообще ни за что не выжить здесь, да и жителям северной Моргравии в Скалистых горах будет очень неуютно. К тому же свой двор сюда он ни за что не переведет, ибо какой в этом смысл? Из того, что мне рассказал Мирт — я, разумеется, не хочу никого обидеть, — я понял, что два упрямых короля просто не желают ни в чем уступить друг другу. Так не проще ли попытаться найти общий язык? Для этого не нужно проливать кровь. И если сумеете договориться, это пойдет только во благо вашим народам, разве не так?

Столь долгие речи были Аремису не свойственны. Но чем четче он осознавал, что ненавидит Селимуса, тем яснее понимал, что горцам не выстоять перед натиском прекрасно обученного моргравийского легиона. Неожиданно его осенила новая мысль.

— Если же, ваше величество, горцы будут продолжать вылазки, о которых я уже наслышан, то на месте Селимуса я попытался бы объединиться с Бриавелем и совместными усилиями своего легиона и бриавельской гвардии двинулся бы на вас. В таком случае с каким бы мужеством вы ни сопротивлялись врагу, погибнет немало ваших соотечественников. Для Селимуса вы досадная помеха, извините меня за эти слова, и ради ее устранения он забудет о разногласиях с Бриавелем и попытается вместе с новым союзником избавиться от вас. — Аремис не знал, откуда у него такая уверенность в своей правоте. В одном он не сомневался — память стремительно возвращалась.

Он испугался, что Кайлех вспылит, однако, напротив, удостоился одобрительного кивка.

— Разумные вещи говоришь, Каллин. Просто неплохо бы проучить этого выскочку. Пусть знает, мы не примитивные варвары. Честно говоря, мне и самому не хочется покидать мои любимые горы.

— А ведь придется, ваше величество, если вы хотите победить его. Но, как говорится, есть немало способов содрать шкурку с крысы.

Услышав популярную у северян старинную пословицу, Кайлех рассмеялся. Его зеленые глаза весело сверкнули.

— Ты хочешь сказать, есть и другие способы проучить южан?

Аремис кивнул.

— Именно. Вам нет необходимости меряться с соседями силой. Не лучше ли потягаться с ними в другом — в силе ума. Докажите, что вы король, стремящийся к миру.

— Думаешь, Моргравия и Бриавель могут стать союзниками? — неожиданно задал вопрос Кайлех.

— Это лишь предположение, ваше величество. Будь я королем Моргравии и ожидай я войны с вами, непременно стал бы искать союза с соседями. Надеюсь, не ошибусь, если скажу, что бриавельцы отличаются большей терпимостью, но и у них имеются серьезные подозрения относительно людей гор. Столкнувшись с необходимостью воевать с вами, они ради собственной безопасности вполне могут пойти на сделку с Моргравией.

— К чему и стремится Селимус. Чутье тебя не обманывает, Каллин, а вот память по-прежнему подводит. Или ты не знаешь, что король Моргравии предложил королеве Валентине Бриавельской стать его женой?

При этих словах к Аремису вернулись кое-какие проблески памяти. Например, ему неожиданно вспомнился некий Уил Тирск. Правда, образ был нечеткий: рыжие волосы и… вроде как в генеральском чине. Моргравиец, судя но всему, вот только не вспомнить лицо. Зато почему-то вспомнилась женщина… красивое лицо, удивительные, кошачьи глаза. Причем моргравиец всплыл в памяти после того, как Кайлех упомянул имя королевы, как будто их обоих что-то связывало. Пытаясь избавиться от мешанины мыслей, Аремис тряхнул головой. Ладно, он подумает об этом позднее.

— Тем больший резон, ваше величество, попытаться договориться с Селимусом. Стремитесь к дружбе, стремитесь к установлению торговых связей, стремитесь к миру с соседями. Победа достанется вам, а ваши подданные выиграют даже больше, чем моргравийцы.

— Мне нравятся твои доводы, — признался Кайлех и до дна осушил кубок. — Что еще ты предлагаешь?

Аремис задумался, и король уважительно отнесся к его молчанию.

— Думаю, вам следует поступиться излишней гордостью, ваше величество, — осторожно произнес он. — Начните переговоры, докажите и моргравийцам, и вашему народу, что в дальновидности вы превосходите Селимуса. Правда, король Моргравии — человек вероломный, так что советую вам вести себя осмотрительно. Если даже переговоры и не увенчаются успехом, никто не посмеет обвинить властителя Горного Королевства в том, что он вел себя неблагородно, не по-рыцарски. Всем будет известно, что именно вы первым протянули Моргравии руку дружбы.

Взволнованный и даже слегка напуганный тем, что сказал ему гость, Кайлех встал. Ему нужно было побыть одному, все тщательно продумать. Возможно, придется обратиться к Рашлину, чтобы гадальные камни предсказали будущее.

— Ты мне понравился, Каллин из Гренадина. Мы еще поговорим с тобой. Приходи ко мне попозже, мы вместе совершим прогулку верхом. Ты обязательно должен увидеть Галапека, моего нового скакуна.

* * *

Рашлин передвинул лежавшие перед ним гадальные камни. Он был один и испытывал растерянность. Камни предсказывали перемены. Большие перемены. Однако сказать, какие именно, он не мог. Колдун бросил камни снова, страшась увидеть предзнаменование, которого больше всего опасался — скорую смерть короля Кайлеха. Однажды он уже спас жизнь королю горцев, когда на нее посягал Ромен Корелди, и теперь постоянно спрашивал у камней ответа на вопрос, сколько лет отделяют Кайлеха от смерти.

Увы, и на этот раз камни сообщили лишь о скорых переменах. Что же это значит? Уйди Кайлех, и его собственному могуществу настанет конец. Разумеется, он сделает все для того, чтобы оградить короля от опасностей, но ведь Кайлех по-прежнему не расстается с мыслью о войне против Моргравии.

Рашлин принялся беспокойно мерить шагами комнату. Надежно защищенный от суеты повседневной жизни, обычно он чувствовал себя здесь удивительно спокойно. В редкие мгновения, подобно сегодняшним, когда ум его прояснялся, он понимал, что постепенно им овладевает безумие. Оно было сродни медленной мучительной пытке. Оставалось лишь надеяться, что неспособность получить от гадальных камней ответ не является частью этого необоримого разрушения сознания. Барши дергал себя за бороду, досадуя, что чары, которые раньше давались ему с такой легкостью, стали неподвластны ему. И не то чтобы он совсем растерял колдовской дар, однако тот — это чувствовалось — существенно ослаб. Правда, пока об этом знал только он сам. Но что самое странное, теперь он все чаще, причем в самых живейших подробностях вспоминал то, что когда-то сделал с родным братом.

«Элизиус! Да будет он проклят!» Рашлин был уверен, что его брат мертв и не испытывал по этому поводу угрызений совести. Эмил познакомилась с ним раньше, чем с братом, и тотчас принялась отчаянно кокетничать, выбрав именно его, страстно жаждавшего женского внимания. Чем больше ему хотелось целовать и ласкать женское тело, тем решительнее представительницы слабого пола отталкивали его. Вот он и поддался на любовные уловки Эмил и без памяти влюбился в нее. Ведь даже жрицы продажной любви в Перлисе не сразу соглашались принять от него деньги за свои услуги. Было что-то такое в его безумных глазах и странных манерах, что до беспамятства пугало их. И они не зря опасались его. Дважды в приступе ярости он лишал жизни женщин, и все потому, что не сумел довести до конца даже быстрое продажное совокупление. Сконфуженный и злой на себя и на них, он применил колдовской дар, умертвив жестоким способом и одну, и другую.

Вкусив власти над человеческой жизнью, он возжелал испытать ее снова. Он пожалел, что не убил собственного брата прежде, чем тот познакомился с Эмил. Та положила глаз на смазливого Элизиуса и тем самым отвергла его, и он сполна испил чашу унижения. Пусть будет так, решил он, я утолю свою страсть другим, более зловещим образом. Так и случилось.

Недавно он пришел к пониманию той истины, что лишить кого-то жизни несложно — порой достаточно лишь мощного заклинания. Пожалуй, даже большее удовольствие доставляла ему возможность повелевать другими людьми, распоряжаться по своему усмотрению их судьбами.

Превращение Лотрина в коня стало вершиной его мастерства. А сколько лет ушло на то, чтобы отточить этот дар! Сколько времени проведено в отдаленном крыле горной крепости, где никто не мог слышать жалобного писка зайцев и белок, которых он отлавливал для своих опытов.

Он ненавидел брата за его красоту и обаяние, его талант ладить с людьми, однако самую жгучую ненависть в нем вызывал дар Элизиуса общаться с животными. Какими бы беспомощными ни были птицы и звери, попавшие в ловушку или западню, сам он все равно не мог добиться над ними полной власти, как не мог находить общего языка с животным миром.

Рашлин надеялся на то, что брату пришлось изрядно помучиться, прежде чем его поглотила морская пучина. Даже если по чистой случайности Элизиусу удалось обмануть бушующие воды, его наверняка забили до смерти обитатели какой-нибудь прибрежной деревушки, перепуганные его уродством.

Рашлин перестал ощущать волшебные способности брата после того, как утопил его вместе с кораблем и корабельной командой. Однако последнее время он стал подозревать, что виной тому его собственные ослабленные колдовские способности. Что только по этой причине он не в состоянии уловить магию родного брата. А ведь это была искусная и красивая сила, причем такая мощная, что захватывало дух. Рашлин опасался, что, став старше, Элизиус научился скрывать свои магические способности, и, кто знает… Может быть, он жив и именно сейчас тоже занимается колдовством?

Расправившись с братом и найдя пристанище в Горном Королевстве, он направил все свои усилия на то, чтобы раскрыть секрет власти над животными и птицами, горами и деревьями, зная который можно полновластно управлять всем миром. Собственные магические способности Рашлина делали его обычным колдуном с довольно ограниченными возможностями. Желая добиться большего, он нашел пристанище у прозорливого короля Кайлеха. Используя горного короля в качестве прикрытия и орудия для воплощения своих замыслов, Рашлин мысленно видел себя могущественным властелином… причем не только Скалистых гор. Правда, в последнее время Кайлех вел себя крайне опрометчиво. Он возжаждал моргравийской крови, причем по мнению Рашлина, слишком рано. Король горцев рассчитывал на то, что магия барши сделает неуязвимым в бою его самого и его воинов и поможет избежать ненужных жертв.

Чтобы накопить силы и опробовать новые заклинания, требовалось время. Рашлин не смел признаться Кайлеху, что магия все чаще дается ему с великим трудом. Лишь считанные мгновения продержались чары, когда он применил волшебство в отношении молодой женщины из Йентро. Еще несколько мгновений, и изображение исчезло бы — и взгляду моргравийского солдата открылся бы его обман. И пусть колдовское превращение Лотрина в коня впечатлило Кайлеха, он-то сам знает, что сделано это было грубо и примитивно, хотя результат и поражал воображение. Но чем, не своей ли гнусностью? Элизиус никогда не допустил бы такой топорной работы, но он не Элизиус, он Рашлин, омерзительный безумец, изгой, паршивая овца, позор семьи.

Рашлин задумался о судьбе Лотрина, о тех муках, которые сейчас тот испытывает. Вздумай его брат применить заклинание по изменению телесной оболочки, это далось бы ему без всяких усилий, легко и красиво. Элизиус не стал бы калечить конечности, не стал бы злобно вторгаться в чужой разум, постарался бы не причинить боли, какую испытал по его милости отважный горец. Рашлину не было жалко свою жертву, он ни на мгновение не усомнился в том, что поступает правильно. Нет, его отчаяние было вызвано исключительно себялюбием; ему хотелось, чтобы его магию отличали те же красота и изящество, что и магию брата. Вместо этого она оказалась топорной и жестокой.

Что будет с Лотрином? Умрет ли он? Или сила духа поможет ему выжить? Барши еще не решил для себя, оставит ли он жизнь новому жеребцу Кайлеха или же умертвит несчастную жертву.

Рашлин убаюкивал себя мыслью о том, что время тревог и душевных мук будет недолгим. Безумие может обрушиться на него в любую минуту, и тогда его разум тотчас же погрузится в темные, мрачные глубины, где нет угрызений совести, сочувствия, раскаяния или любви, нет ничего, кроме похотливой любви к власти и разрушению.

После превращения Лотрина в коня следующим дьявольским поступком Рашлина было проникновение в разум Кайлеха. Он научился управлять мыслями короля, научился подталкивать его к принятию нужных для себя решений. Однако насылать чары на Кайлеха он мог лишь тогда, когда тот находился с ним рядом. Нередко мысли властителя гор оказывались для него недоступными, и тогда он сильно мучился из-за собственной несостоятельности.

Неожиданно дверь комнаты распахнулась, и в дверном проеме вырос Кайлех. Никто, кроме короля, не осмеливался без приглашения и тем более без стука появляться в жилище барши. Рашлин тотчас почувствовал, как рассудок покидает его, уступая место безумцу, что поселился в его сознании.

— Это вы, мой добрый король! — сказал он, не оборачиваясь от окна. — Я любуюсь красотой дня.

— Нам нужно поговорить, — произнес явно чем-то взволнованный Кайлех. — Хочу, чтобы ты погадал мне.

— Я только что занимался этим, мой повелитель.

— И что?

— Камни предсказали перемены.

— Неужели? Какие же? — поинтересовался Кайлех.

Рашлин заметил, как у короля порозовели щеки — Кайлех явно чем-то взбудоражен.

— Этого камни мне не сказали. Я несколько раз бросал их, но они постоянно сообщали лишь о каких-то переменах.

К удивлению барши король радостно хлопнул в ладоши и рассмеялся. Это был жизнерадостный ответ на что-то такое, что при иных обстоятельствах встревожило бы его. Рашлин нахмурился, не понимая, чем вызвано такое необычное поведение повелителя.

— Превосходно! — произнес Кайлех. — У тебя есть вино?

— Э-э-э… разумеется, есть. Позвольте, я налью вам, — предложил Рашлин и, наполнив два кубка, подождал обязательного королевского тоста.

— За перемены! — проговорил Кайлех, подняв свой кубок.

Колдун последовал его примеру и разом осушил кубок.

— Вы радуетесь предсказанию, ваше величество?

— Ты угадал. Оно подтверждает правильность моего решения.

— Что же вы решили, мой король?

— Собираюсь отправиться в Моргравию, — ответил король таким тоном, будто барши должен быть в курсе его намерений. — На переговоры с королем Селимусом.

— Вы шутите, мой король? Камни ничего не сказали мне о переговорах, — довольно неучтиво произнес барши — обычная обходительность изменила ему.

К счастью, Кайлех не заметил оплошности. Он торжествующе воздел вверх руку с вытянутым указательным пальцем.

— Выслушай меня! — оборвал он Рашлина и поведал о том, что его дозорные нашли в горах человека, потерявшего память, и как этот самый человек подсказал ему интересную мысль.

— И вы доверяете незнакомому человеку, ваше величество? Это же чужестранец!

— Ты прав, — согласился Кайлех, непредсказуемый, как обычно.

— Подождите! — предостерег его Рашлин. — Больше ничего не говорите, пока я не узнаю, что нового скажут камни.

Кайлех кивнул в знак согласия и, молча сев в кресло, налил себе второй кубок вина. Барши тем временем взял испещренные письменами камни — одиннадцать штук — и бросил их на пол. Наклонился, читая предсказание, затем выпрямился.

— Ну?

Рашлин медленно покачал головой.

— Камни в растерянности. Они сообщают, что чужестранец говорит правду, но…

— Что?

— Но не всю правду… Чего-то он не договаривает. Чего именно — я не могу сказать.

— Это человек потерял память и не может многое объяснить. Но, в любом случае, тайны есть у всех, даже у тебя, Рашлин, — отозвался Кайлех, не утратив прежней жизнерадостности.

«Ваши тайны, сир, для меня не тайны. Я могу читать ваши мысли как открытую книгу», — язвительно подумал колдун, зная, что так бывает далеко не всегда.

— Я бы советовал вам быть осторожным, мой славный король.

— Даже камни предсказывают перемены. Перемены места, перемены души, перемены идеалов, перемены намерений. Войны с Селимусом не будет, Рашлин. Будет равноправная торговля к взаимной выгоде. Мне стыдно, что не я сам додумался до таких простых вещей. Это внушает большие надежды, и я не могу дождаться той минуты, когда смогу сообщить об этом Лотрину. Как ты думаешь, он услышит мои слова? Поймет меня?

Рашлин мысленно чертыхнулся. Король принял решение и теперь ни за что не отступится. Он бездумно лезет прямо в пасть дракону. Как хочет. Да будет так.

— Полагаю, что в теле коня сохранились крохи человеческого разума, однако обещать не могу.

— Прекрасно! — ответил Кайлех. — Он наверняка одобрил бы мои намерения.

— Мой король, могу я спросить, что подвигло вас взяться за столь сложные и деликатные переговоры?

— Переговоры буду вести не я лично, а Каллин, или как там его на самом деле зовут, тот самый человек, потерявший память.

Рашлин кивнул и поспешил сменить тему разговора.

— Мне хотелось бы спросить вас о пленнике, моргравийском солдате…

— Я не намерен возвращать его соседям.

— Тогда смею ли я просить его у вас, ваше величество? Можно мне получить его в мое пользование, для опытов? — обратился к королю с просьбой барши, пытаясь при помощи чар проникнуть в мысли своего собеседника.

* * *

В тот же день несколько часов спустя Аремис, а также Мирт, Ферл и несколько других горцев, в числе которых был и Мегрин, встретили короля, гордо восседавшего на прекрасном жеребце.

— Ну разве он не великолепен? — напрашиваясь на похвалу, задал Кайлех вопрос своему гостю-невольнику.

Аремис был вынужден признать, что раньше ему не доводилось видеть коней столь редкостной красоты.

— Настоящий королевский скакун, ваше величество, — польстил он, заметив, что его слова обрадовали короля. — Вы позволите? — попросил он, желая погладить черный лоснящийся бок четвероного красавца.

— Разумеется, — разрешил Кайлех.

Соскочив на землю со своего гнедого скакуна, Аремис приблизился к Галапеку. Конь при его приближении мотнул головой. Аремис тихонько присвистнул.

— Никогда не видел большего гордеца, чем этот! — произнес он, осторожно обходя красивое животное, чтобы не напугать его.

— Угости его, Каллин! — предложил Мегрин и бросил наемнику яблоко, которое тот ловко поймал. — Он у нас привередливый, зеленых яблок не любит, его от них пучит.

Последняя фраза вызвала громкий смех собравшихся.

Аремис положил яблоко на ладонь и протянул Галапеку. Не сводя с коня восхищенного взгляда, он с удовольствием наблюдал за тем, как тот жадно съел лакомство. Прикосновение бархатистых губ к ладони вызвало в нем дрожь. А потом в голове словно прорвало запруду, и в его разум хлынула лавина воспоминаний — к нему вернулась память. Схватившись за голову, Аремис отшатнулся назад.

Первым к нему, соскочив с коня на землю, бросился Кайлех. Аремис в очередной раз удивился добросердечию горного короля, отсутствию в нем всякого высокомерия. Разве Селимус проявил бы заботу о простом человеке? Удостоил его хотя бы взглядом?

— Что с тобой, Каллин? Что случилось? — спросил король, протягивая к нему одну руку, второй держа коня на поводу.

Аремис был не готов сразу во всем признаться. Осторожная натура наемника заставила его схитрить, оставив дальнейшие объяснения на потом.

— Я… я… прошу прощения, ваше величество, у меня неожиданно разболелась голова, — пролепетал он. Аремис не лгал, голова у него действительно разболелась, причем не на шутку.

— Отведите его в замок! — приказал Кайлех одному из слуг. — Если станет лучше, мы отправимся с ним на прогулку завтра.

— Простите меня, — повторил Аремис. Он все еще не пришел в себя от потрясения. Это надо же, к нему вернулась память, причем столь неожиданно, что он сам испугался. Нет, надо хотя бы что-то сказать изумленным горцам. И он гордо расправил плечи.

— Я вспомнил. Меня зовут Аремис Фарроу, — проговорил он, надеясь, что такое признание не причинит ему особого вреда.

Кайлех пристально посмотрел на него.

— Мы кое-что слышали о твоей семье. Получается, что ты родом с одного из северных островов Гренадина. Что-нибудь еще вспомнил?

Аремис виновато потряс головой.

— Только это. Я ощутил приступ головной боли, и мне тотчас вспомнилось мое настоящее имя, — солгал он. — Простите, что расстроил вашу верховую прогулку.

— Ничего страшного, — простодушно заверил его Кайлех. — Я рад, что к тебе возвращается память. Сможешь сам взобраться на коня?

— Конечно, смогу. — Аремис снова потянулся к королевскому жеребцу; ему нужно было кое в чем убедиться. Он прикоснулся к шее Галапека, как будто прощаясь с остальными всадниками. Дрожь, передавшаяся ему от животного, была неподдельной. Магия! Он даже не понял, почему так решил. Просто понял, и все. Жеребец заколдован, причем здесь явно задействованы очень сильные чары. От ладони колдовство моментально передалось всему телу, и к горлу тотчас подступила тошнота.

— Мне нужно отдохнуть, ваше величество, прошу извинить меня, — сказал он, старясь, чтобы его голос прозвучал как можно более спокойно.

— Увидимся позже, Аремис Фарроу! — попрощался с ним Кайлех; лицо его снова приняло бесстрастное выражение.

* * *

Оставшись один в отведенной ему комнате, Аремис вспомнил все и пришел в ужас. Сама Чаща восстала против него и, применив магию, вышвырнула прямо в Скалистые горы. Судя по всему, Чаща не пожелала, чтобы он попал в Глухомань вместе с Уилом Тирском. Он только что просвистел мелодию песенки, любуясь попкой Илены, а в следующее мгновение Уил исчез. Аремис вспомнил также, что неожиданно воздух сделался холодным — даже леденящим — и сгустился, обволакивая его со всех сторон. Потом незримые руки со всей силой вытолкнули его из этого упругого воздуха и забросили совсем в другое место.

Именно магия Чащи на время лишила его памяти. Никакого удара по голове не было, понял Аремис, просто волшебный лес не пожелал его принять. Ему тотчас сделалось нехорошо при мысли о том, что Уил теперь остался один в обличье беззащитной молодой женщины и его подстерегает миллион опасностей. Впрочем, Уил Тирск способен постоять за себя. Правда, перед магией и он будет бессилен. Что, если Чаща сотворила с его другом то же, что и с ним самим? Может, ей не хочется, чтобы Уил добрался до Глухомани, и теперь его друг в каком-нибудь диком уголке королевства пытается припомнить, кто он такой?

Мысли Аремиса закрутились с небывалой быстротой. Нужно поскорее выбраться из Скалистых гор, вернуться на юг к Уилу. Он должен во что бы то ни стало найти друга и, если понадобится, помочь ему. Если же по прихоти судьбы Уил все-таки нашел Элизиуса, то, независимо от исхода их встречи, должен направиться в Бриавель, к королеве Валентине. В этом Аремис был уверен. Но если Уил до Элизиуса так и не добрался, и Чаща обошлась с ним столь же бесцеремонно, он мог вернуться в Моргравию. Маловероятно, что друг попал в горы, потому что дозорные Кайлеха непременно выследили бы его.

Мысли теснились в голове Аремиса. Однако, немного успокоившись, он почувствовал, что голова теперь работает яснее прежнего. Быть может, он даже окажет Уилу услугу, если останется у горцев. Его друг рассказывал о воине по имени Герин. Аремис был склонен думать, что наставник Уила погиб — долго держать пленника Кайлех не станет. Не стоит забывать и о том — если верить словам Уила, — что Герин был серьезной помехой на пути короля горцев. Однако Уил упрямо отказывался верить в то, что его наставник мертв, считая, что Кайлех будет держать его у себя в качестве приманки, на которую непременно клюнет Ромен Корелди — Кайлех не оставлял надежды заманить гренадинца в горную крепость. Аремис досадливо поморщился. Интересно, как поведет себя Кайлех, если ему сообщить, что Корелди давно мертв, а Уил поселился в теле Илены Аргорнской? Что подумает горный король, когда узнает, что Илена намерена освободить Герина из плена? А другой человек — человек Кайлеха — предатель, изменивший своему королю ради того, чтобы Уил и Элспит могли сбежать из горной крепости? Уил не раз говорил Аремису, что непременно вернется, чего бы ему это ни стоило, чтобы узнать о судьбе отважного Лотрина.

— Я обязан найти их ради Уила, — невнятно произнес Аремис и, опустив ноги на пол, сел на кровати. — Даже в плену от человека может быть польза.

Придя к такому выводу, он принялся размышлять о том, что случилось с ним недавно. Взять хотя бы новообретенную способность распознавать присутствие магии в окружающем пространстве. Колдовство волнами исходило от прекрасного королевского жеребца Галапека. Аремис вспомнил, как у него крутом пошла голова, стоило магии заговорить с ним. Ему оставалось лишь гадать, зачем Чаще понадобилось наделять его способностью чувствовать проявления волшебства, которые остаются неведомы другим людям. Чтобы убедиться в этой новой способности, ему пришлось во второй раз прикоснуться к Галапеку.

Аремис встряхнул головой. Он ничего не понимал, но одно знал наверняка: нужно непременно, во что бы то ни стало проникнуть в темницу. Если друзья Уила все еще живы, их нужно спасти. А для этого он обязан, не теряя времени даром, попытаться узнать хоть что-то об их судьбе.

От тревожных мыслей его отвлек стук в дверь. Аремис выглянул в окно и увидел, что солнце уже сильно склонилось над горизонтом. Оказывается, он сам не заметил того, как долго предавался размышлениям.

— Кто там?

— Посыльный короля. Его величество желает видеть тебя.

 

Глава 38

Удивительные творческие способности Элизиуса привели Уила в восторг.

— И вы сами все это сделали? — удивился он, любуясь прекрасным пейзажем. Они стояли на вершине горы, со всех сторон густо поросшей деревьями; в лучах солнца их кроны казались сочными, изумрудно зелеными. Внизу змеилась серебристая лента реки.

Чуть в стороне возвышался утес, с которого в реку падала вода, стекавшая с отрогов Скалистых гор. Они пришли сюда, миновав прекрасные поляны, заросшие благоуханными цветами. Правда, для этого им пришлось покинуть скромное жилище Элизиуса, то, что он сам выстроил на холме, с которого открывался не менее прекрасный вид. Уил все еще не мог привыкнуть к тому, какой восхитительно красивой оказалась волшебная Глухомань.

Колдун не сразу отозвался на его слова.

— В Парргемине мы верили в Морра. В Моргравии и Бриавеле поклоняются Шарру. Обитатели Скалистых гор возносят молитвы Хальдору. Как мне кажется, Уил, на самом деле все мы поклоняемся одному богу. Уверен, имя ему одно — Природа. Он более велик и могуч, чем мы себе представляем. Любой, кто может сотворить такую красоту, — сказал Элизиус, простирая вперед руку, — или таких прекрасных мыслящих существ, как мы с тобой, или таких благородных животных, вроде этого оленя или того орла — для меня и есть бог, творец всего сущего. То, что ты видишь, обязано своим появлением и существованием именно ему… Я лишь кое-что немного изменил и приукрасил, — объяснил Элизиус. — Пусть я и лишен зрения, но все отлично вижу глазами живых существ и могу оценить дивную красоту этого места. Мои умения простираются на все части природы. Этот чудный водопад — мое творение, однако, по правде сказать, он появился задолго до меня. Об этом позаботился великий Шарр.

— Так, значит, эта нетронутая человеком красота уже существовала и раньше? Безобидная, восхитительная и… немного пугающая?

— Существовала, — признался Элизиус, — и я единственный, кому дано ею наслаждаться. Раньше, в первые годы моего пребывания здесь, я радовался тому, что живу отшельником, однако со временем одиночество сделалась невыносимым. Впрочем, будет жалко, если Бриавель узнает о том, насколько безобидна Глухомань, и поспешит присоединить ее к своим землям. Ты только представь себе — деревья будут срублены, реки изгажены, дикая, нетронутая красота осквернена грубыми человеческими руками. Я боюсь этого, но, с другой стороны, сильно скучаю по людям. Иногда я летаю вместе с птицами, чтобы их глазами посмотреть на Бриавель и Моргравию, ощутить свою причастность к роду человеческому.

— Тогда зачем вы остаетесь здесь? Разве вы не можете принять благообразный облик и вернуться к людям?

— Не могу, Уил, — ответил колдун и улыбнулся. — Я не способен навести на себя чары и стать другим. Это неприятно признавать, но это так.

— Но если в Глухомани нет никакого колдовства, то почему люди ее боятся?

— Ты неправ, Уил. Магия здесь все-таки присутствует, поверь мне. Я не могу объяснить почему, я просто ее чувствую. Чаща, например, особенное место, которое, по моему мнению, для того и существует, чтобы не допускать людей в Глухомань. Ученые умы, возможно, смогли бы ответить на вопрос, почему сюда раньше не ступала нога человека, чего именно боялись люди в этих краях.

— Скорее всего это было вызвано суевериями.

— Я скажу кое-что еще. Чаща реально существует и наделена разумом. Много лет назад она пропустила сюда меня. Затем позволила пройти Эмил, после этого — тебе и Финчу. Остальных, кто пытается проникнуть в нее, она намеренно старается напутать. Так, видимо, случилось и с твоим спутником. — Заметив, как помрачнело лицо собеседника, Элизиус добавил: — Извини, что ненароком огорчил тебя. Надеюсь, с ним не произошло ничего плохого. Мне кажется, что Чаща никому не причиняет вреда, просто она решила не пропустить его, вот и все.

— Что же она могла с ним сделать?

Элизиус вздохнул.

— Ты первый, с кем я делюсь моими соображениями. Но ты не будешь последним. Другой тоже узнает… — загадочно произнес колдун. — Чаща — это не только преграда, но и врата.

— Куда же они ведут?

— Не знаю. В другие края, может быть. А может быть, и в другие миры.

Настала очередь удивиться Уилу.

— Что?!

— Мне почти ничего не известно об этом. Я ими никогда не пользовался, да и, пожалуй, уже и не воспользуюсь.

— Выходит, Аремис мог оказаться в каком-то другом мире? — испугался Уил.

— Не думаю. Я крайне мало знаю о подобных делах. Чаща служит входом в другие места, побуждает отправиться в путешествия.

— Вы полагаете, что некие могучие силы могли вытолкнуть Аремиса через такой вход?

— Извини, Уил, что не могу больше сказать тебе что-то толковое. Точно знаю одно — он вполне мог оказаться на другой стороне и теперь попивает эль в Тимпкенни. Но это уже не важно.

— Для вас — может быть, — коротко произнес Уил и направился к Финчу, который резвился с Нейвом в ближайшем ручье.

— Я снова сказал что-то не то, извини. Я имел в виду вот что — твой друг в безопасности, где бы он сейчас ни был. Самое главное в данный момент — это ты и те решения, которые тебе предстоит принять.

— Я пришел сюда за ответом, Элизиус, и я его получил. — Уил нахмурил брови, и красивое лицо Илены утратило часть привлекательности. — Никаких новых решений не будет. Я должен вернуться в Бриавель.

— Тебе известно, что Валентина выходит замуж за Селимуса?

— Этому не бывать! — парировал Уил. — Откуда вам это известно, ведь вы все время безвылазно сидите в своей глуши?

— Мне известно многое, Уил. Я тебе уже объяснял, что путешествую вместе с животными и слышу и вижу многое, — бесстрастно ответил Элизиус.

— Но почему вы с такой уверенностью заявляете, что она должна стать женой этого безумца?

— Таково предсказание.

— Чье предсказание? — насмешливо поинтересовался Уил.

— Об этом мне сказали гадальные камни. Они всегда говорят правду.

— Камни! Те самые камушки, при помощи которых ваш брат дает советы Кайлеху насчет того, как сжигать людей живьем?! — сорвался на крик Уил.

Колдун был умудрен жизнью. Он понял, какие чувства испытывает Уил, понял его беспомощность, его страх и не стал обижаться на эту вспышку гнева.

— Камни ничего не советуют, они лишь дают ответы на вопросы. Их ответы не всегда понятны, но я готов утверждать, что они верны. Королева Бриавеля Валентина вопреки всему станет женой моргравийского короля Селимуса.

— Значит, остается только надеяться, что прежде ему придется убить меня, — с горечью произнес Уил. — Я не допущу этого брачного союза. Я сделаю все, что только в моих силах, чтобы расстроить их свадьбу.

На лице колдуна проступило выражение сочувствия — он как будто знал наперед, что из этой затеи ничего не выйдет.

— Мне нужно в Бриавель прямо сейчас, Элизиус. Спасибо за гостеприимство и подробные объяснения.

— Мне право жаль, Уил, честное слово, жаль. Как бы мне ни хотелось, чтобы ты еще немного отдохнул здесь, тебя ждет нелегкий, полный опасностей путь.

Уил, не зная, что сказать в ответ, лишь молча кивнул и зашагал прочь.

— Нам с тобой больше не встретиться, Уил Тирск, — окликнул его Элизиус. Уил нехотя остановился и оглянулся. — Чаща пропустит тебя обратно. Зайди в мой дом, возьми на дорогу еды и отправляйся в путь до наступления темноты. Не забывай о моем предостережении: даром невозможно распорядиться в собственных интересах, иначе он накажет тебя самым непредсказуемым образом. Миррен, если ты не забыл, потребовала, чтобы ты стал властителем Моргравии. И ты непременно им станешь.

Уил почувствовал, как стройное тело Илены содрогнулось от этих пророческих слов. Лишившись дара речи, он лишь поднял на прощание руку.

— Доверься Финчу, хотя у него свой особый жизненный путь, — бросил ему вдогонку еще одну загадочную фразу Элизиус. Он хотел сказать кое-что еще, но передумал. В конце концов, ему виднее. Сейчас он смотрел в спину тому единственному человеку, который спасет Бриавель, Моргравию и Горное Королевство. Элизиус провожал Уила глазами до тех пор, пока тот не скрылся из вида, а на его собственных уродливых щеках не высохли слезы.

* * *

Финч сидел на коленях у Илены, которая тонкими руками прижимала его к своей груди. Нейв устроился рядом, касаясь их обоих.

— Я не прочь еще ненадолго задержаться в этом месте. Здесь так красиво, что я готов остаться тут навсегда, — признался Уил.

— Так почему бы нам не побыть тут еще? — спросил мальчик.

— Мне срочно нужно к королеве Валентине, Финч. Необходимо поскорее разобраться в том, что происходит в Верриле. Я даже не знаю, с той ли скоростью течет в Глухомани время, что в остальном мире. Кто знает, что могло произойти в Бриавеле за наше отсутствие?

— Время везде течет одинаково, — заверил его Финч. — Ты по-прежнему не хочешь побыть здесь еще?

— Я дал обещание, — с чувством произнес Уил. — Разве покой и уединение — самое важное на свете?

— Я не могу объяснить почему, но мне очень хочется остаться в этой глуши.

Уил поймал на себе пристальный взгляд Нейва. Уж не Элизиус ли сейчас глядит на него глазами пса? Черные собачьи глаза явно умоляли его довериться Финчу.

— Если захочешь отсюда уйти — отправляйся прямиком в Веррил. Надеюсь, я тоже там буду. И знай, что бы ни случилось — во дворце у тебя есть друзья.

Финч понимающе кивнул и тут же задал куда более практичный вопрос:

— И на чем же ты отправишься в путь?

— Куплю коня в Тимпкенни.

— У меня с собой много денег, можешь взять, если тебе нужно.

Уил рассмеялся и впервые за долгое время услышал радостный смех Илены.

— Ты удивительный паренек, Финч, ты сам-то это знаешь? — спросил он, взъерошив мальчишке волосы. — У тебя уже есть тот, на ком ты поедешь верхом, твой верный Нейв, я угадал?

— Угадал, — согласился Финч. — Будь острожен, Уил… прошу тебя!

— Обещаю быть острожным и попытаюсь остаться Иленой, — ответил тот и был вознагражден за свои слова чистой детской улыбкой. — Да ты и сам знаешь, до победного конца еще далеко. Элизиус сказал, что это продлится…

— …до тех пор, пока ты не станешь властителем Моргравии, — прервал его Финч. — Да, знаю. Но случиться может всякое.

— Он утверждает, что таким будет итог моих приключений.

— Значит, он забыл про такую вещь, как свобода воли. Не забывай, дар Миррен по-прежнему зависит от воли других людей, а вовсе не от тебя самого.

Уил вновь обнял Финча. Странно, но ни с одним взрослым он не испытывал такого душевного уюта, как с этим мальчиком. Финч, похоже, всегда произносит правильные слова в самое правильное время.

— Мне пора.

Они встали. Уил наклонился и поцеловал мальчика, затем внимательно посмотрел на пса.

— Приведи его ко мне живым и здоровым!

Нейв в ответ что-то негромко прорычал.

Уил не стал тратить времени понапрасну. Он положил в походный мешок хлеб, сушеное мясо, галеты и бурдюк с водой. Все это пригодится в пути. Затем вышел из дома, оглянувшись через плечо, в надежде услышать еще какое-нибудь напутствие Элизиуса. Последним, кого он увидел, был Финч. Мальчонка стоял рядом с Нейвом, положив одну руку на мохнатую собачью голову, а другой помахал на прощание.

«Возвращайся скорее, Финч!» — неожиданно подумал он. Еще совсем недавно ему казалось, что Глухомань — самое безопасное в мире место, теперь же он мечтал о том, чтобы поскорее вернуться в Бриавель. Он не мог сказать почему, зато был почти уверен, что, когда они с Финчем встретятся в следующий раз, тот будет уже другим. Уил помахал в ответ и мгновение помедлил, чтоб покрепче удержать в памяти не по годам серьезного мальчонку, а рядом — огромного загадочного пса. Ему захотелось предостеречь Финча, но, увы, их уже разделяло приличное расстояние. Для этого пришлось бы вновь вскарабкаться вверх по склону горы, притом что до лодки, покачивавшейся на волнах Темной реки неподалеку от берега, оставалось рукой подать. Судя по всему, лодка была готова в любую минуту пуститься в плавание и, зная, что он собрался вернуться, терпеливо дожидалась его.

И Уил заставил себя идти вперед. Чем сильнее одолевала его тревога за Финча, тем яснее он понимал необоснованность собственных страхов. Впрочем, если откровенно, то надо признать: они оба оказались в ловушке у чего-то необычного, и никто не взялся бы предсказать их дальнейшую судьбу. Ему хотелось верить, что он сумеет помешать намерению Валентины объединить Бриавель с Моргравией, заключив брачный союз с Селимусом. Однако было в печальном взгляде Элизиуса нечто такое, что сказало ему, что пророчество истинно, и он берется за безнадежное дело. И все же Уил был готов испытать судьбу и попробовать осуществить задуманное, пусть даже ценой собственной жизни. В конце концов, если он не станет тем, кем предначертали ему стать высшие силы, его ожидает смерть.

Что касается Финча, то у мальчишки своя дорога, и он уже на нее ступил. Возможно, их пути еще пересекутся в будущем. Остается лишь надеяться, чтобы у мальчика в жизни было как можно меньше бед и тревог. Пока рядом с ним Нейв, ничто — даже колдовство — не в состоянии помешать Финчу, где бы тот сейчас ни находился, благополучно добраться до Веррила.

Уил опустился в лодку и отвязал причальный конец. В следующее мгновение утлое суденышко заскользило против течения, что само по себе было удивительным. Без каких-либо видимых усилий лодка двигалась по черным водам в направлении того самого огромного отверстия в горе, которое однажды поглотило его.

Уил вознес молитву всемогущему Шарру, чтобы тот на сей раз помог ему сохранить самообладание, не поддаться настойчивому приглашению Темной реки утонуть в ее глубинах и благополучно перебраться на ту сторону.

 

Глава 39

Финч молча сидел вместе с Элизиусом возле дома колдуна и наблюдал за полетом птиц, порхавших туда и обратно, курсируя между кронами деревьев и живописными лугами. Мальчонка сплел венок из маргариток и водрузил его на шею Нейву. Пес вроде бы не возражал, хотя явно предпочел бы побегать за гладким круглым камнем — что мешает Финчу побросать его за неимением мячика? В умиротворяющей тишине Элизиус с тяжелым сердцем размышлял о том, как подойти к неприятной теме. А ведь никуда не денешься, придется.

— Сколько ты собираешься тут пробыть, Финч? — наконец решился он.

— Столько, сколько потребуется, — ответил мальчик, возлагая на шею четвероногому другу второй венок.

— Для чего потребуется?

— Чтобы вы рассказали, что жжет ваши губы и гложет ваше сердце.

Элизиус искренне изумился. Он оказался прав в отношении этого ребенка.

— Откуда тебе это известно?

— Я почувствовал, — пожал плечами мальчик. — Когда я рядом с вами, мне легче угадывать ваше настроение. Да и волшебные способности Нейва усиливаются, когда вы с ним рядом. Похоже, он помогает мне понимать самые разные вещи. А еще Чаща. Она даже сквозь каменную стену постоянно мне что-то нашептывает.

Изумленный колдун кивнул.

— Ты все правильно чувствуешь, малыш!

Финч разбросал цветы, которые держал в руке.

— Тогда расскажите мне. Не бойтесь.

— Твои чувства подсказывают тебе, что именно сидит между нами?

Мальчик отрицательно покачал головой.

— Это важно?

— Это еще один секрет.

— И вы не раскрыли его Уилу? — В вопросе Финча прозвучало неподдельное недоверие. Мальчишка вздохнул, как будто смирившись с чем-то неприятным.

— Нет. Потому что поступи я так, я подверг бы его жизнь опасности.

— Я бы тоже испугался, если бы узнал? — спросил мальчик.

Элизиус не нашелся, что ответить. Финч был на редкость проницательным созданием. Такому не солжешь.

— Честно говоря, я и с тобой боюсь делиться.

— Не бойтесь. Рассказывайте.

Ободренный ответом Финча, колдун не стал тратить времени напрасно.

— Мои дни сочтены. Я скоро умру.

Мальчик ничего не ответил, лишь опустил взгляд на землю. Элизиус заметил, как он нервно сплел пальцы, как будто пытаясь тем самым успокоить себя. К мальчику подошел Нейв и лег у его ног.

— Вам это сказали камни?

— Да, — подтвердил Элизиус. — Но они сообщили мне об этом очень странным образом. Они сказали, что моя магия не должна умереть. Не должна, — повторил Элизиус, выделив интонацией два последних слова.

Финч вздохнул и, подняв голову, заглянул в затянутые бельмами глаза старого колдуна.

— И вы можете передать свои магические способности мне.

Элизиусу стало жалко мальчика, хотя он и был благодарен ему.

Смышленый паренек сам все понял. Услышав в голосе маленького гостя искреннюю печаль, Элизиус пожалел о том, что вынужден взвалить на столь юное создание тяжкое бремя ответственности. Ведь во имя дела Миррен пострел и так уже сделал больше необходимого. Но это делалось уже не ради Миррен — это был дар иного рода: страшная, тяжелая ответственность, которую предстояло передать не взрослому, а ребенку. Он не сомневался, что сделал правильный выбор. Элизиус понял это в тот самый миг, когда Нейву в Стоунхарте встретился мальчишка-золотарь.

— Ты примешь ее, Финч?

— Я боюсь.

Элизиуса не удивило, что мальчик не стал сразу отказываться.

— Не бойся, если ты будешь правильно применять магию, все будет хорошо.

— Я не знаю, как это делается, — признался Финч и погладил пса по голове.

— Ты все поймешь, сынок. Ты всегда душой это чувствовал и все понимал. Насколько мне помнится, ты рассказывал, что твоя мать была обречена на раннюю смерть и передала тебе свои способности, в том числе и умение понимать чувства других людей. По правде говоря, ты сам выбрал меня.

Финч оставил без внимания мягкий упрек колдуна.

— И я должен использовать магию для того, чтобы защитить Уила. Проследить, чтобы он стать правителем Моргравии. Я правильно говорю?

Элизиус помедлил с ответом, и мальчик перевел взгляд с собаки на старого колдуна.

— Ты поможешь Уилу, я в этом уверен, но не забывай, что дар Миррен обладает собственной силой. Он подтолкнет Уила к его судьбе, если этому будет суждено произойти. Тебе же… тебе придется выполнить более сложную задачу, сынок. Мне жаль, но я не смогу избавить тебя от этого.

— Что же я должен сделать? — спросил Финч, и в его голосе прозвучал неподдельный страх.

— В скором времени тебе предстоит стать смотрителем колдовских чар Чащи, — объяснил Элизиус.

Он не стал ни извиняться, ни уговаривать Финча, хотя и знал, сколь велик груз ответственности, который ляжет на хрупкие плечи отважного мальчика.

— Когда я, ведомый зверями и птицами, впервые оказался в Глухомани, меня назвали Стражем Врат. Прошло немало времени, прежде чем я понял, что это значит. И даже после того, как вник в суть, я много лет пытался пренебрегать возложенной на меня ответственностью. Остаток жизни я посвятил тому, что всячески ее избегал. Я не верил, что у меня хватает сил.

— Страж Врат, — повторил Финч, как будто пробуя эти два слова на язык. — Что это означает?

И Элизиус рассказал мальчику о Чаще, о том, что она играет роль неких ворот в другие миры — в общем, повторил то, о чем ранее поведал Уилу.

— Выходит, там всегда имелся Страж Врат?

Это был коварный вопрос. Смышленый парнишка, подумал Элизиус и ответил Финчу улыбкой.

— Нет. Может, когда-то давно и был, но я стал первым Стражем после долгого времени. Чаща заботится о себе сама и обычно не пропускает людей сквозь себя. Тем же, кому по той или иной причине удается пройти через нее, приходится иметь дело с лодочником Саммом.

— Самм красноречив, он любого отговорит, — согласился Финч.

— Я подозреваю, что до недавнего времени Чаще не нужен был человек, наделенный магическим даром.

— Подозреваете? — смущенно переспросил мальчик.

— Видишь ли, Финч, Чаща никогда не говорила со мной так, как разговаривала с тобой. Мы с ней общались через зверей и птиц. Из того немногого, что я узнал от тебя, я сделал вывод, что к тебе обращалась сама Чаща. Мне кажется, что ты необычный Страж Врат, хотя не знаю, уместно ли здесь вообще такое слово, как обычный, — грустно улыбнулся Элизиус. — Уверен, что ты ни на кого не похож, ты особенный.

— Что вы хотите этим сказать? — вновь насторожился Финч.

— Сам не знаю. Я размышляю. Возможно, ты нужен Чаще лишь для того, чтобы присматривать за вратами, которые почти никогда не используются.

Элизиус умолк, Финч тоже не произнес ни слова.

— Если Чаща наделена собственной силой, зачем ей понадобились вы? — наконец нарушил молчание мальчик.

— Об этом я тоже могу лишь догадываться. Видимо, Чаще нужен тот, через кого можно передавать волшебство, которое изменяло бы мир за ее пределами.

— Вы говорите о мире за пределами Чащи?

— Именно о нем.

Элизиус потянулся за баклажкой с соком, который выжал этим утром, и молча предложил мальчику утолить жажду. Тот согласно кивнул. Как же подоходчивее разъяснить такую сложную вещь ребенку, размышлял колдун, разливая по кружкам сок. Бремя, что должно лечь на детские плечи, показалось ему даже более тяжелым, чем свое собственное.

— Мне кажется, Чаще необходима более свободная, неукротимая магия, о которой рассказывала мне в свое время мать. Из чего следует, что ей нужен такой человек, чей дар связан с глубоким пониманием природы. Я обнаружил в себе этот талант. Им же, наверное, обладали и предыдущие Стражи Врат. Я передаю тебе свое волшебное умение общаться с природой — своего рода ответ на одну часть этого необычного уравнения. Другая часть состоит в том, как и почему Чаща общается с тобой. Я пока не представляю себе, каким образом ты можешь быть ей полезным.

Финчу стало страшно как никогда. Он взял кружку с соком и осушил ее до дна.

— Значит, Аремис все-таки прошел через эти врата?

Элизиуса удивило, что мальчик неожиданно сменил тему разговора.

— Я вытолкнул его. Так случилось, что я впервые в жизни воспользовался незнакомой магией.

Глаза мальчика удивленно расширились.

— Зачем же вы его вытолкнули?

— Он сильно осложнил дело. Я хотел, чтобы ко мне попали только ты и Уил, и Чаща, похоже, уловила мое желание. Такова ее особенность — она умеет принимать решения, но не в одиночку, а вместе со Стражем Врат. Обычно она легко отталкивает нежеланных гостей, однако Аремис оказался крепким орешком — он сильный человек и друг Уила, — и, насколько я понимаю, Уил защитил его своими чарами. Чаща воспользовалась мной, чтобы открыть Врата.

— Куда же вы отправили его?

— Я был острожен и забросил его не слишком далеко. Надеюсь, что сейчас он или в Бриавеле, или в Моргравии.

Финч задумался. Был и другой вопрос, не дававший ему покоя.

— Значит, мне придется остаться здесь и после того… как вас не станет?

Элизиус допил кружку и вздохнул.

— Думаю, ты пробудешь здесь недолго. Вот поэтому я и попросил тебя не уходить вместе с Уилом, хотя он, если не ошибаюсь, велел тебе отправляться в Веррил. — Финч кивнул. — Оставайся в моем доме до тех пор, пока не узнаешь больше о Чаще и ее намерениях.

— Как же я об этом узнаю?

Старый колдун с жалостью посмотрел на мальчика.

— Надеюсь, она сама расскажет тебе.

Финч задумчиво прикусил нижнюю губу.

— Тут очень многое связано с магией природы, — вздохнул Элизиус. — Я мог бы ничего тебе не говорить, чтобы ты сам все познавал медленно, как это случилось со мной, но это было жестоко с моей стороны. Ты уж меня извини, но мне придется огорчить тебя — всякий раз, когда ты решишь воспользоваться своим волшебным даром, это отнимет у тебя часть твоих сил.

— С вами это тоже случилось? — спросил Финч. Элизиус же в очередной раз поразился способности мальчонки тотчас вникать в самую суть любого вопроса.

— Вскоре это отнимет у меня жизнь, — признался колдун. — Вообще-то, сынок, как только я передам мой дар тебе, сразу наступит мой конец. — При этих его словах глаза ребенка затуманились печалью. — Нет, только не грусти. Увы, но тебе суждено повторить мою судьбу.

— Я тоже умру?

— Возможно, — честно ответил Элизиус. — Вот поэтому я и советую тебе рачительно использовать твой магический дар, если ты хочешь прожить как можно дольше, — добавил он, правда не совсем искренне, поскольку хорошо представлял себе, что ждет отважного мальчика в недалеком будущем.

Лицо Финча неожиданно посуровело. Узнав, пусть и не до конца, какая участь ему уготована, он буквально на глазах повзрослел.

— Что еще вы мне скажете?

Элизиус подавил в себе желание смягчить удар — кому нужны пустые слова утешения?

— Мне кажется, — произнес он, понимая всю жесткость того, что должен произнести, — Чаща хочет, чтобы ты отыскал и уничтожил моего брата Рашлина.

Финча передернуло от ужаса.

— Элизиус! Я никогда никого не стану убивать!

— Думаешь, мне легко просить тебя об этом?

Финч быстро замотал головой, словно — как муху — пытался отогнать от себя его просьбу.

— Нет! Ни за что! — крикнул он, стараясь не дать колдуну заговорить. — Я никого не буду убивать! Я не стану мстить, ни за вас, ни за кого-то другого!

— Даже Селимусу за все его прегрешения?

Финч открыл было рот, чтобы что-то сказать, но не смог. Безвольно опустив голову, он спрятал лицо в ладони.

— Я не смогу поднять руку… даже на Селимуса! — наконец произнес он.

— Финч! Послушай! — проникновенно произнес колдун. — Я же не прошу тебя убить его. Но это необходимо ради тех, кого ты любишь, ради Уила, Валентины, твоей семьи, Моргравии и Бриавеля. Смею предположить, что в последнее время даже Чаща неким образом оказывает влияние на ход событий.

— Что вы хотите этим сказать?

— Теперь, когда мне известно, где нашел пристанище мой брат, я понял — Рашлину ничего не стоит вовлечь все три королевства в войну. Если, как считает Уил, мой брат способен управлять волей и поступками короля Кайлеха, то серьезного кровопролития не миновать.

— А разве Чаще не все равно, если мы поубиваем друг друга?

— Не знаю. Ты должен сам найти ответ на этот вопрос. Хотя я думаю, что это ей не безразлично.

— Но почему я? Почему не Уил, настоящий солдат, который знает, как обращаться с мечом и как убивать врагов?

— Дорогой Финч, — покачал головой Элизиус, — мне, право, жаль, что я не могу избавить тебя от столь малоприятной миссии. Но ты сам знаешь, Уил теперь — неприкаянная душа, запертая в чужое тело.

— Ты никогда не видел, каков Уил в бою! Даже в теле Илены он все равно остается прежним Уилом.

— Ну как ты не можешь понять, сынок! Рашлин гораздо сильнее Уила. Ему ничего не стоит с расстояния в пятьдесят шагов выбить у него из рук меч, отклонить полет стрелы, издали распознать запах яда. Моего брата невозможно убить обычным оружием. Уил ему не соперник. Да и никто другой тоже.

— Как же я одолею его?

— Я тебе подскажу, что нужно сделать, сынок. Скоро ты станешь колдуном, в этом нет ничего страшного. Самое страшное в другом — какой силой захочет наделить тебя Чаща. Выясни, что это за дар и воспользуйся им.

Судя по лицу, на этот раз мальчишка понял его.

— Рашлин — безумец, — продолжил тем временем Элизиус. — Он разрушитель. Никто не способен устоять против его чар, кроме тебя. Ты один сможешь его одолеть. Только ты, Нейв и тайна Чащи, которая взывает к тебе.

Невозможно было понять, что переживает сейчас мальчонка — то ли по-прежнему сомневается в своих силах, то ли его гложут дурные предчувствия, то ли он просто напуган. Нейв положил голову ему на колени, словно пытался напомнить об их дружбе. Воцарилось гнетущее молчание. Финч погрузился в раздумья. Неожиданно ему вспомнился тяжкий труд, которым он еще недавно зарабатывал на жизнь, скромный родительский дом со скудными пожитками — те дни показались ему самыми счастливыми в жизни.

Нет, все, что случилось с ним, — неслучайно. Неслучайно знакомство с Нейвом — через Уила и Элизиуса, а также его безумного брата, пес связал его с Миррен. Неслучайно его участие в спасении Валентины. Его жизнь формировали и направляли высшие силы. Они выбрали его для осуществления своих целей. Финч посмотрел на необычного пса, лежавшего у его ног, и ему вспомнилось странное, похожее на легкую щекотку ощущение, которое испытали они оба, пройдя Чащу.

И Финч принял решение.

— Как мне хотелось бы остаться в этом тихом, прекрасном месте! — взгрустнул он. — Но стоит вспомнить о страданиях Уила, о его нелегкой судьбе, которую он сам не выбирал, как я понимаю, что должен помочь ему. Похоже, нам с ним поручено сделать то, чего нам делать не хочется, но что необходимо для счастья других. Я знаю, что должен проявить мужество и взять на себя тяжелую ношу — стать колдуном, даже если это и означает скорую смерть. Я помогу Уилу, а затем по вашей просьбе займусь Рашлином. Не могу обещать, что одержу над ним верх, Элизиус, но непременно постараюсь.

Услышав его слова, старый колдун устыдился. Не слишком ли многого требует он от смышленого, отважного ребенка? В душе он пожалел, что не может открыть мальчику всей правды.

— Послушай вот еще что, Финч, — начал Элизиус, и на него тут же внимательно посмотрели огромные доверчивые глаза. — Ни при каких обстоятельствах ты не должен допустить, чтобы Рашлин отнял у тебя магический дар, а он непременно попытается это сделать, уж поверь мне. Помни также, что твои силы будут убывать всякий раз, когда ты применишь чары. Поэтому я заклинаю тебя: немедленно отправляйся в Скалистые горы. Не пытайся искать Уила. Пусть он следует собственным путем… а ты своим. Для схватки с Рашлином тебе понадобятся все твои силы. Рисковать нельзя. Умоляю тебя, помни это мое наставление. Если он победит тебя и отнимет твой дар — а он на такое способен, — мир обречен.

Финч крепко обнял пса. В ответ, как будто подтверждая важность слов колдуна, Нейв лизнул его в щеку.

— Уил уходил отсюда подавленным, — попытался переменить тему мальчик, не желая продолжать разговор о смерти.

— Увы, это моя вина. Он пришел сюда в надежде получить ответы, я же только разбередил ему сердце, — сокрушенно признался Элизиус.

— Мне сейчас вот что подумалось: предсказания гадальных камней можно толковать произвольно, разве не так?

— Так. Не было случая, чтобы они дали однозначный ответ.

— Тогда Уилу нечего бояться, что он переселится в Селимуса, — предположил Финч. Элизиус медлил с ответом. За то недолгое время, которое он провел в обществе мальчика, он понял, что передним мыслитель. Думающая личность. И пусть мальчонка еще слишком юн, он наделен глубоким и пытливым умом.

— Как же ты истолковал бы это предсказание? — осторожно спросил колдун.

— Никак. Я не верю камням и их туманным предсказаниям. Я верю лишь тому, что вижу, слышу или что подсказывает мне сердце.

— Ты считаешь, что камни лгут?

— Нет, я бы так не сказал. Просто мне кажется, что вокруг нас происходит множество событий, о которых мы просто не задумываемся. Камни же внушают нам некую мысль, и мы принимаем ее на веру. Но ведь вы сами говорили, что дар Миррен предполагает такую вещь, как наличие свободы воли, верно? — Элизиус согласно кинул. — Мы не знаем, что может произойти в будущем или что может повлиять на его ход. Вдруг Селимус завтра возьмет и умрет. Упадет с лошади на верховой прогулке или испустит дух от болезни. И все это — дело случая. И тогда Уил уже не сможет откликнуться на зов магического дара.

«Какой, однако, сообразительный и храбрый мальчонка!» — искренне восхитился Элизиус, до слез растроганный рассуждениями своего юного собеседника. Правда, вслух ничего не сказал, опасаясь, что голос выдаст его волнение. Потянувшись к Финчу, он нежно обнял мальчика.

— Ты удивительное создание! Второго такого я не встречал за всю свою жизнь. Только ты способен подарить миру надежду на лучшее будущее. Я отойду в Царство Шарра спокойно и радостно, зная, что именно тебе передал свою волшебную силу. Я горд знакомством с тобой. Ты прав, никто из нас не может ничего знать наверняка.

Его слова, в свою очередь, до слез взволновали Финча, который отнюдь не был храбрецом и не горел желанием стать спасителем мира, мечтая о тихой, спокойной жизни. Мальчик обнял старого колдуна, вложив в объятия всю свою любовь и жалость к нему, свое горестное осознание того, что они оба в равной степени страдают от его волшебного дара.

— Сколько времени у нас осталось? — первым нарушил затянувшееся молчание Финч.

Ощущение было такое, будто он уже передал мальчику тяжкую ношу своего дара. При мысли об этом Элизиусу сделалось грустно, но что он мог поделать? Выбора не осталось.

— Очень мало. Сейчас, уже совсем скоро, я передам тебе мой колдовской дар.

— И после этого умрете?

— Да.

— Значит, пора начинать?

— Пора, сынок, — нежно ответил Элизиус.

 

Эпилог

Тело Аледы Фелроти было помещено для поминальной службы в небольшую церковь Веррила. Попрощаться с покойной герцогиней пришли те, кто знал ее при жизни. Отец Парин прочитал последнюю молитву во обретение бренной плотью усопшей вечного покоя. Ему помогал Пил — в нужный момент он зажигал по новой свече: одну для головы, по свече на руки и ноги, одну для души. Гореть им предстояло до тех пор, пока сами не погаснут, после чего душа покойной окончательно перенесется в Царство Шарра.

Лекарь Герильд, командующий Лайрик и канцлер Крелль заняли места на скамье позади королевы. Справа от Валентины сидел юный герцог Крис Фелроти, слева — Элспит. Из всех присутствующих на траурной церемонии она одна-единственная не смогла сдержать слез. Девушка всем сердцем полюбила Аледу и не хотела скрывать свое горе; трагическая кончина герцогини потрясла ее до глубины души.

Чтобы как-то успокоить гостью, Валентина обняла ее за хрупкие плечи.

— Я подарила Ромену точно такой же носовой платок, — прошептала она и протянула ей изящный квадратик тонкой материи, украшенной вышивкой. — Непременно сохрани его. У обоих моих друзей теперь по такому платку.

Элспит была настолько растрогана, что не нашла слов и лишь благодарно кивнула. Позже, когда молитва закончилась, а свечи превратились в лужицы воска, Элспит шепнула королеве:

— Я задержусь, немного побуду с Крисом.

Валентина улыбнулась и ответила ей кивком.

— Прости, мне нужно идти. Дела не ждут, — шепотом сообщила она и поднялась, чтобы уйти. Присутствующие тотчас склонились в поклоне. Стоило Валентине шагнуть за порог церкви, как советники тотчас бросились за ней вдогонку.

— Думаю, мне нет необходимости напоминать вам о том, что события последних дней должны оставаться в тайне. И смерть Аледы Донал, и присутствие в нашем королевстве герцога Криса Фелроти и Элспит, — сказала Валентина.

Крелль открыл было рот, чтобы возразить, но королева перебила его.

— Я понимаю, наивно надеяться на то, что жители Брэкстеда будут хранить в тайне мой приезд в их город, да и некоторые наши аристократы видели Криса и Элспит. На что нам стоит сказать, будто наши гости уже покинули Бриавель. Надеюсь, в Брэкстеде все слухи скоро затихнут.

Крелль побледнел. Королева, от которой это не укрылось, нахмурила брови, но поскольку канцлер промолчал, она продолжила:

— Наши уважаемые моргравийские гости пробудут у нас столько, сколько сочтут нужным. Распространяться об их пребывании не следует. Надеюсь, вам это понятно?

Все кивнули, за исключением канцлера.

— Благодарю вас, господа, — произнесла Валентина, отпуская их жестом. — Канцлер Крелль!

— Да, ваше величество?

— Попрошу вас задержаться на пару слов.

* * *

С согласия обоих монархов Джессом энергично принялся претворять в жизнь свой план, а именно взялся за создание специальной курьерской службы, обеспечивающей сношения между Веррилом и Перлисом. В срочном порядке вдоль дорог были построены домики для ночлега, в которых размещались запасы еды и питья, что означало возможность полноценного отдыха и продолжения пути на свежем, полном сил скакуне. Обмен королевскими посланиями — письменными, а в отдельных, щекотливых, случаях и устными — в таких местах значительно облегчал переписку между монархами. Таким образом она ускорялась примерно вдвое.

Благодаря этому нововведению послание канцлера Бриавеля канцлеру Моргравии было получено быстро, и именно его обсуждали Селимус и Джессом в личных покоях короля. Оба были чрезвычайно взволнованы.

— Прочитай еще раз! — приказал Селимус.

Если бы этого потребовал кто-то другой, Джессом непременно заявил бы, что от повторного прочтения содержание письма не изменится ни на йоту. Однако в данном случае он вовремя воздержался от язвительного высказывания и сделал то, что потребовал Селимус.

— Он поступил правильно, сообщив нам об этом, ваше величество, — добавил канцер, закончив читать вслух письмо.

— По всей видимости, Валентине неизвестно о его послании. Она ни за что не позволила бы ему написать такое. Нет, он сделал это на свой страх риск. Крелль явно напуган.

— Вы имеете в виду возможные последствия?

Селимус провел рукой по густым блестящим волосам.

— Мне кажется, что все гораздо проще. Крелль и Лайрик, судя по всему, очень хотят, чтобы наша свадьба состоялась и прилагают к этому все мыслимые усилия. Они много говорили об этом во время нашего визита. Бриавельцы хотят мира так же, как и мои подданные, но эти двое, и Крелль в особенности, хорошо понимают, что Бриавель не сможет дать нам отпор в будущей войне. Дипломатия — их главное оружие.

— Да, я понимаю это, — ответил Джессом, уяснивший все что нужно еще с первого прочтения и теперь старавшийся успокоить короля, дабы мысли Селимуса как можно скорее приняли желаемое направление. Он давно обучился этому сложному искусству. Когда король приходил в ярость, пострадать могли многие люди, а этого Джессому никак не хотелось.

— И еще этот гнусный ублюдок, которому следовало умереть! — с отвращением процедил Селимус. — Мало того, что он ухитрился избежать смерти, так теперь кичливо величает себя герцогом Фелроти. Я не говорю уже об этой паршивой моргравийке, нагло прилепившейся к Валентине и отравляющей ее слух всякими глупостями. Им все доподлинно известно.

— Не все, сир. Они еще не успели сопоставить все те сведения, которые известны им по отдельности, — заверил его Джессом, зная тем не менее, что слова короля соответствуют истине.

Пусть Валентина молода и неопытна, но она выросла в семье здравомыслящего монарха, и если первые впечатления верны, у этой женщины незаурядный ум. Вот поэтому-то, вне всякого сомнения, канцлер Бриавеля и поспешил совершить немыслимый поступок — отправил личное послание в Моргравию. Королева наверняка в ужасе от того, что сообщили ей моргравийцы.

Джессом налил Селимусу в кубок вина.

— Нам пока почти ничего не известно о молодом герцоге Фелроти, ваше величество. Он может нам пригодиться каким-нибудь совершенно непредсказуемым образом, — озвучил он собственные мысли.

— Верно, — согласился король, беря кубок. — Но мне кажется, что в данный момент Валентина не хочет выходить за меня замуж. Как ты полагаешь?

Джессом с мрачным видом кивнул. Что ни говори, а Селимус прав.

— Согласен, ваше величество.

— Значит, если она не желает подчиниться добром, я силой отберу у нее Бриавель.

К подобному заявлению Джессом был не готов.

— Война, ваше величество?

— По крайней мере недвусмысленная угроза войны. Валентина отнюдь не глупа и прекрасно поняла наши завуалированные угрозы. Ей известно, что поставлено на карту. Не стану скрывать, брак с Валентиной — наиболее легкий и практичный способ присоединить Бриавель к Моргравии, но если она не видит смысла в нашем брачном союзе, я дам ей понять, что она мне не ровня. И при этом совершенно не важно, во что научил ее верить отец.

Джессому ничего не оставалось, как согласиться с королем.

— Каковы будут ваши распоряжения, сир?

— Вызывай моего генерала и старших офицеров. Война с Бриавелем — дело самого ближайшего времени, — произнес Селимус и, осушив до дна кубок с вином, поставил его на стол. — А пока мы будем обсуждать этот вопрос, я хочу, чтобы ты занялся этим северным варваром.

* * *

Валентина слушала признание Крелля, чувствуя, как все ее существо охватывает смятение. Она в ужасе прижала руку к горлу.

— Что вы наделали! — произнесла она ледяным тоном, все еще надеясь, что неправильно поняла своего верного советника.

Канцлер еще никогда в жизни не был так обескуражен.

— Кто-то должен был сделать это, ваше величество, — ответил он испуганным голосом. Похоже, он поступил излишне опрометчиво, отослав письмо канцлеру Джессому.

— Кто-то должен был сделать это, канцлер Крелль? Предать меня? Или у меня нет других забот? Подумать только, теперь у меня за спиной мои же люди плетут интриги? Как вы могли? Разве не легче было бы ударить меня ножом прямо в сердце?

— Ваше величество! — взмолился Крелль. — Я сделал это ради блага Бриавеля… ради вашего правления. Ваш отец…

— Не смейте, Крелль! — оборвала его Валентина. — Слышите, не смейте примешивать к вашему предательству светлое имя моего отца! Да, он всегда стремился к миру, но исключительно ради меня. Он не желал, чтобы его дочь вела бесконечные, бессмысленные войны с Моргравией ради сохранения никому не нужной традиции, — язвительно произнесла королева.

Валентина заметила, что Крелль явно порывается что-то объяснить, но оборвала его властным жестом.

— Что же двигало вами, канцлер? О чем вы думали, отправляя это письмо?

Крелль с трудом сглотнул застрявший в горле комок. Ему еще ни разу не доводилось видеть Валентину в гневе. Ее темно-голубые глаза метали молнии, словно она была готова испепелить канцлера взглядом. Неужели он заслужил это?

— Я думал, ваше величество, что канцлер Джессом, возможно, прольет свет на некоторые странные события. Я надеялся, что он сумеет объяснить, нет ли во всем этом некоего непонимания, поможет нам избежать принятия поспешных решений.

— Канцлер Крелль! — процедила сквозь зубы Валентина. — Единственный человек, принимающий поспешные решения — это вы! Вы слишком много на себя взяли. Ваш высокий пост и давнее знакомство с нашей семьей и особенно со мной не дают вам никакого права на тайные сношения с врагом.

— Врагом?! — эхом, еле слышно повторил Крелль. — Я… с врагом? — Столь резкого обвинения со стороны королевы канцлер не ожидал…

Валентина шагнула к нему.

— Да, с врагом, Крелль! Селимусу нужен Бриавель, а не я или мир между нашими народами! Ему нет дела до благосостояния моргравийцев или бриавельцев! Главное для него — расширение границ своего государства! Он задумал создать империю! Это безумец, но я не стану объяснять вам сейчас причины его безумия! Его последние действия говорят красноречивее многих тысяч слов!

Крелль попытался восстановить самообладание, пусть даже на самую малость. Усилием воли канцлер заставил себя расправить плечи и перестал испуганно ежиться при виде разъяренной королевы.

— Моя королева, если вы не станете его женой, он начнет против нас войну!

Валентина на мгновение закрыла глаза, как будто собирая последние остатки терпения.

— Разве вы не понимаете, Крелль, какой приказ он отдает в эти минуты, когда мы рассуждаем о нем?

— Но, ваше величество, неужели у вас остается какой-то иной выбор?

— Я пыталась увильнуть от его предложения, всячески тянула время! Как вы не можете этого понять, вы, глупый назойливый старик! — выкрикнула Валентина, чувствуя, что сейчас зальется слезами. Правда, ей удалось сдержаться. — Я надеялась выиграть время, попытаться установить добрые отношения с Моргравией и держать Селимуса на расстоянии до тех пор, пока не решу, что делать дальше. Если бы не вы, думаю, мне удалось бы перехитрить Селимуса. Он бы по-прежнему считал, что я согласна выйти за него замуж, и у нас было бы время для маневра. Возможно, мне и не удалось бы избежать этого брака, но в любом случае я бы предпочла быть свободной даже в этом выборе. В своем выборе, а не вашем! Вы же подтолкнули нас к войне. Каково это — почувствовать кровь на своих руках?

Крелль не выдержал и разрыдался.

Валентине стало стыдно, что она унизила старика, однако унять гнев она уже не могла.

— Умоляю вас, ваше величество, позвольте помочь вам!

— Помочь? — Валентина горько усмехнулась. — Такая помощь мне не нужна, Крелль! Мне нужны люди верные, искренне любящие Бриавель и преданные его правительнице. Вы же предали и меня, и нашу страну, и вам ни за что не получить от меня прощения! А теперь ступайте прочь!

Валентина дождалась той минуты, когда раздавленный унижением канцлер ушел, и, спрятав лицо в ладонях, разрыдалась, как обиженный ребенок. Ей вспомнился Ромен Корелди, которого она так любила и по чьим крепким объятиям до сих пор тосковала. Ромен наверняка бы знал, как поступить в подобных обстоятельствах. Он придумал бы способ выпутаться из ловушки, в которую она угодила. Увы, в этот трудный час Ромена рядом с ней не было. Не было и Финча, и его загадочного пса. Перед мысленным взглядом Валентины неожиданно появилось лицо отца. Оно напомнило ей, кто она такая и что надеяться она может лишь на саму себя.

С каждым мгновением в ней крепла решимость. Когда же ей доложили о том, что канцлер Крелль сорвался с крепостной стены и разбился насмерть, королева поняла, что готова действовать. Гибель канцлера не вызвала у нее ни единой слезинки. Разве оплакивают тех, по чьей вине Бриавель неумолимо втягивается в войну?

 

От автора

Было бы проще всего отделаться скромным «спасибо» и надеяться на то, что люди, которые тем или иным образом были причастны к написанию этой книги, узнают, как я благодарна им за их помощь. Однако среди них есть те, кто внес воистину неоценимый вклад в ее написание. Список этих людей, стремительно увеличивающийся от книги к книге, выглядит так:

Гари Хавельберг и Соня Кэдди — о таких внимательных читателях гранок романа любой автор мог бы только мечтать, если бы знал, как трепетно они относятся к своему делу. Робин Хобб — мой далекий друг и наставник. Пип Климентоу до сих пор своим звонком будит меня в шесть утра на тот случай, если я заспалась, просидев допоздна за компьютером. Николь Ленуар-Журден — огромное тебе спасибо.

Эта страница не имела бы никакого смысла без упоминания превосходной редакторской команды издательства «Харпер Коллинз» в Сиднее — особенно Стефани Смит, Линды Фаннелл, Робина Фритчли, Шона Котчера и их помощников. Спасибо Никола О'Ши за редакторскую помощь при вычитке текста второй книги трилогии. Выражаю гигантскую благодарность коллективу отдела маркетинга «Харпер Коллинз» — вы восхитительные люди.

Моя благодарность книготорговцам. Я уже упоминала вас в соответствующем разделе книг трилогии «Дар Миррен», но в 2003 году вы превзошли самих себя. Я даже сама поработала в безумно многолюдном книжном магазине в дни предрождественских распродаж, чтобы ощутить на себе, что представляет собой ваша работа. Если забыть о боли в ногах, то я была довольна, поняв, как много сил вы тратите каждый день для того, чтобы помочь покупателям приобрести нужную книгу. Спасибо вам за то, что вы способствовали успеху этой трилогии, получившей признание во многих странах мира. Благодаря вашим заботам она была в 2005 году издана в США. Вечная вам моя благодарность за это.

И, наконец, спасибо моей семье. Никакой писатель не может жить в изоляции от остального мира и не способен творить без любви и понимания своих близких. Спасибо моим родителям, братьям и особенно моему замечательному трио — Иэну, Уиллу и Джеку, — которые делают мою жизнь осмысленной и заставляют каждый раз возвращаться из придуманных фантастических миров в реальность.