Он сам во всем виноват, твердил себе Фиггис. Ему следовало почувствовать опасность, но он слишком обрадовался свободе. Столько лет… нет, столько столетий боли и отчаяния – и вот он снова в Таллиноре.

А может быть, он слишком понадеялся на ум и тело, некогда быстрые, как молния. Многие считают горных карликов тупыми и медлительными; возможно, причина тому – их облик: тяжелый лоб, словно нависающий над глазами, и широкий толстогубый рот. Но это заблуждение. Да, короткие ножки не позволяют им бегать быстро. Однако горные карлики отличаются завидной выносливостью, могут преодолевать пешком огромные расстояния, карабкаться по голым отвесным скалам.

Нет, медлительность – не их порок. Но сегодня Девятый из Паладинов был просто Фиггисом, наслаждался этим… и утратил бдительность, а теперь мог лишь питать к себе отвращение.

С тех пор как он прибыл из Кипреса в Карадун, ничего особенного не происходило. Фиггис быстро пробирался на юг, спал под открытым небом и ел то, что удавалось добыть. Он не чувствовал холода, а в пустом желудке не урчало, как у обычных людей. Он был горным карликом, и долгий путь по бездорожью его не утомлял.

Он обходил стороной все города и деревни и почти достиг сердца Таллинора. Кто знал, что опасность подстерегает его в сонной деревеньке под названием Дунтарин, где жителей можно пересчитать по пальцам! Фиггис решил, что ему следует поторопиться, и потому выбрал более короткую дорогу, широкую и оживленную, хотя внутреннее чувство подсказывало ему, что следует обогнуть деревню, двигаясь вдоль ручья.

Ему стоило сразу почуять неладное, стоило понять, что беда близка. Достаточно было того, что Дунтарин сразу показался ему зловещим. Вдоль главной улицы теснились деревья, а их ветки нависали над дорогой. Здесь даже воздух был странным. Едва Фиггис вошел в деревню, как почувствовал взгляд нескольких пар глаз, которые следили за ним из укрытий.

В следующий миг ему на голову быстро и умело набросили мешок. Будь Фиггис человеком обычного роста, его руки остались бы свободными. Но он был горным карликом. Кто-то очень сильный подхватил пленника, а крепкий удар по голове лишил возможности сопротивляться. У Девятого из Паладинов потемнело в глазах. Напрасно считают, что у горных карликов и череп каменный, успел подумать он, прежде чем лишился чувств.

Теперь он пришел в себя, но нарочно не открывал глаз и размышлял, как мог допустить подобную оплошность. Наверно, просто слишком глубоко задумался. Эта нежданная встреча с Торкином Гинтом в Кипресе… Что же до того мальчика по имени Локлин Гилбит, Фиггис был только рад ему помочь. Свет не видел большей глупости, чем испытание Девой. Как эта штука может решить, кто прав, а кто виноват? Что касается поисков, то Фиггис был близок к разочарованию. Но достаточно знать, что ты можешь снова встретить взгляд Торкина Гинта, чтобы обрести и силу, и веру.

Торкин Гинт, тот Самый. Тот, ради кого они так долго боролись. Тот, ради кого терпели боль и страдания – и не зря. Этот человек спасет миры, когда соберет Триединство.

Возможно, он никогда не узнает, что маленький человечек, с которым он недолго беседовал в Кипресе – Девятый из Паладинов. Это неважно. Равно как и то, что ему, вероятно, предстоит положить за Того Самого свою жизнь. Сейчас карлика беспокоило лишь одно: первое задание он выполнил, и теперь надо как можно скорее найти мальчика, которого ему предстоит защищать. Мальчика, которому нужна его помощь. Так сказала Лисе, явившись Фиггису во сне. Это она настояла, чтобы он поскорее сел на корабль, отплывающий в Карадун. Это она продолжала его подгонять. Он – защитник мальчика. Это самая важная роль, какую только можно поручить Паладину.

Внезапно ему на голову, которая все еще гудела, вылили ведро холодной воды. Карлик невольно открыл глаза, потом приподнялся, опираясь на локоть, и увидел людей, которые стояли поодаль и перешептывались.

– И точно карлик.

– В наши края такие не забредают. Я думал, про них только в сказках рассказывают.

– Народ на него валом повалит.

Фиггис смотрел на них, стараясь не моргать. Он находился в какой-то тесной комнатушке, и все похитители яростно курили трубки. От табачного дыма было невозможно дышать, и голова у карлика еще больше разболелась.

– Говорить умеешь? – бросил один, обращаясь к нему.

– Доброго дня, тупые пожиратели навоза, – отозвался Фиггис. Из осторожности он говорил на своем родном языке: эта компания выглядела весьма грозно. Лучше прикинуться дурачком, пока не станет ясно, что делать дальше.

Человек, который заговорил с ним, выдохнул дым и осклабился. Зубов у него во рту было явно меньше, чем дырок между ними, зато сложением он напоминал каменную глыбу.

– Разговаривает!

– Попробуй спросить, говорит ли он по-нашему, – предложил его приятель, помоложе. Здоровяк кивнул и снова обратился к Фиггису, выговаривая каждое слово очень четко и с расстановкой.

– Ты… говоришь… на языке… Таллинора?

– Да, го-во-рю, – ответил Фиггис и снова дал волю красноречию… вернее, сквернословию, наслаждаясь тем, что никто из курильщиков не понимал языка горных карликов. Фиггис говорил негромко и чуть нараспев, но если бы его покойная мать услышала такие речи, она перевернулась бы в гробу.

Редкозубый кивнул.

– Хотел бы я послушать, как он просит пощады на нашем языке, – судя по его голосу, ему было очень жаль что такое невозможно.

Молить о пощаде? С чего бы это? К этому времени туман перед глазами Фиггиса рассеялся. Девятый понял, что находится в низком бревенчатом доме – то ли в амбаре, то ли в сарае. Наверно, на крестьянском подворье… Похитителей было пятеро. Встав кружком, они что-то обсуждали. Фиггис закрыл глаза и сделал вид, что страдает от головокружения. А может быть, они решат, что он уснул, и начнут говорить громче. Понемногу заваливаясь на бок, он снова распластался на земле, для вящего удобства подсунув под голову злополучный мешок.

– Оставь его в покое, – послышался голос верзилы. – Главное, что для жертвоприношения мы нашли всех, кого нужно.

Разговор продолжался. Они по-прежнему говорили негромко, но Фиггис мог разобрать каждое слово: слух у него был отменный.

– А как девчонка?

Верзила. Похоже, он у них за главного.

– А что с ней станется. – Незнакомый голос.

– Я спрашиваю: она ничего не заподозрила?

– Кто ее знает. Может, Ори скажет. Он ее сюда приволок, и ее братца тоже.

– Ори…

– Ась?

Звук шагов. Наверно, это Ори пришел.

– Девчонка что-нибудь знает?

Фиггис услышал, как Ори почесывается, прежде чем ответить.

– Не… не думаю. Я ее вчера видел. Вела себя, как обычно. А может быть, и догадалась. Она ведь не дурочка какая-то. Все, кто тут живет, знают, что сейчас за время.

Похоже, главарь пропустил слова Ори мимо ушей.

– А что ее родители?

– Это не ее родители, Скэргил.

– Да плевать я хотел. С этим карликом у нас подбирается отличная компания. Мы тут такое устроим! Клянусь, лучше этот обряд не проводили с тех пор, как я пешком под стол ходил. Впрочем, великана я уже запомнил.

– Говорят, он долго умирал.

Снова знакомый голос. Этот человек предлагал Скэргилу проверить, понимает ли их пленник местное наречие.

– О да Трак, долго. В то равноденствие мы насладились от души. И неплохо полакомились.

Скэргил, Трак, Ори… И еще двое. Впрочем, это уже неважно, подумал Фиггис. Куда важнее то, что он только что узнал. Выходит, он сам и какая-то девушка будут принесены в жертву на празднике весеннего равноденствия. Сколько дней осталось до равноденствия? Фиггис попытался ответить на этот вопрос, хотя его затуманенная, гудящая голова по-прежнему болела. Пожалуй, два дня.

Два дня на то, чтобы сбежать… или Орлак победит.

Гидеон шел уже несколько дней. Следуя совету Соррели, он старался сторониться людей и беречь деньги. Попав в какую-нибудь деревню, он тратил лишь несколько монет на хлеб и фрукты. Жажда его не мучила: слева от дороги бежала прозрачная быстрая речка.

При таком скудном питании деньги уходили медленно. Однажды Гидеону пришло в голову притвориться глухонемым – весьма удачная мысль. Кажется, когда-то он уже прибегал к этой уловке. В детстве… Но больше Гидеон ничего не мог вспомнить. С каждым днем воспоминания тускнели, и это его пугало.

Глухонемых обычно считают глуповатыми, и мальчик успешно этим пользовался. Он указывал пальцем на буханку или приглянувшийся ему плод, а потом протягивал лавочнику монетки, чтобы тот выбрал нужную. Поначалу он не представлял, что сколько стоит в этом мире, но вскоре разобрался. Правда, однажды от этого маскарада придется отказаться. На хлеб и фрукты денег хватит, но если он мечтает поспать в постели – роскошь, о которой Гидеон мечтал не раз, ночуя под открытым небом, – придется поломать голову над тем, как на это заработать. Возможно, придется узнавать, где находится Эксен. Прислушиваясь к разговорам местных жителей, Гидеон понял, что выбрал правильную дорогу… а может быть, придется взять немного южнее.

В ближайшей деревне у него непременно прорежется голос, поклялся себе мальчик. Он найдет себе какую-нибудь работу на день и постель на ночь. Все больше людей попадалось навстречу, все больше обгоняло его. В обрывках фраз, которые достигали ушей Гидеона, то и дело звучало слово «Дунтарин». Люди говорили о празднествах, которые начнутся там через несколько дней. Любопытно будет на это посмотреть, тем более что его путь все равно лежит через эту деревню.

Вопреки усилиям, Гидеон не мог установить связь разумов с Лаурин. Он был зол и огорчен: сестре ничего не стоит завязать с ним разговор, а он сам как будто вовсе не способен творить волшебство! Правда, Соррель успокаивала его. Всему свое время, говорила она.

Похоже, в своих странствиях они с Лаурин не испытывали тех тягот, что испытывал он. Например, ночевали на постоялых дворах. Лаурин восторженно рассказывала, как они целый день собирали ягоды можжевельника и снежноягодника. Места, по которым они проходили, славились своими вареньями, которые покупали даже для королевского двора.

«У меня руки все пунцовые, Гидеон. Ты бы только видел!»

«Надеюсь скоро увидеть, Лаурин».

Ему нравилось слышать эту радость в голосе сестры. А какой она была мрачной и угрюмой, когда они познакомились!

«Соррель хочет знать, где ты сейчас находишься».

«Недавно вышел из Чирли и направляюсь в деревню, которая, насколько я понял, называется Дунтарин. Эта дорога приведет меня на юг – там я и должен оказаться… если я все правильно понял».

Лаурин смолкла.

«Гидеон… – судя по голосу, ей уже было не до веселья. – Соррель говорит, что Дунтарин – странное место. Когда ты там окажешься?»

«Надеюсь, сегодня вечером. А что?»

Снова молчание.

«Соррель говорит, чтобы ты спал в поле, подальше от деревни. Если можешь обойти ее стороной, обойди. Если не можешь, быстро проходи через нее и не задерживайся».

«А в чем дело?»

Лаурин ответила не сразу. Гидеон догадался, что она пересказывает его слова Соррели, а та отвечает.

«Соррель опять говорит загадками. По ее словам, странникам не стоит появляться в Дунтарине во время весеннего равноденствия. Ничего объяснять она не хочет, но настаивает, чтобы ты даже не пытался искать там работу. И вообще не задерживайся в этой деревне, направляйся дальше, к Мексфорду. Постарайся как можно быстрее добраться до Фрэгглшема. Там хороший постоялый двор, и работу найти легко. От Фрэгглшема до Эксена можно добраться за день. Мы почти на месте Гидеон. Делай все так, как мы с самого начала задумали». «Ладно. Только что она так боится из-за этого Дунтарина? Я слышал, там намечаются празднества».

«Соррель знает больше нас. Мы должны ее слушаться».

«Ты права. Значит, еще одна ночь на холодной земле под открытым небом».

«Мне очень жаль, Гидеон, но…»

«Это была твоя затея!»

Они произнесли это – вернее, подумали, – одновременно и рассмеялись.

«Значит, поговорим завтра».

«Сладких снов, Гидеон».

После разговора у него на душе потеплело. Даже приказ провести еще одну ночь, свернувшись калачиком под кустом, не вызывал злости. Весь день шагая по пыльной дороге, к сумеркам Гидеон достиг окрестностей Дунтарина.

Стемнело, и дорога, заросшая по обеим сторонам густыми деревьями, внезапно показалась опасной. Вдалеке послышался волчий вой, и по спине у Гидеона пробежал озноб. Тени стали длиннее и гуще, в этом было что-то зловещее. К тому времени, как солнце село, Гидеон вздрагивал от каждого шороха и чувствовал себя бесконечно одиноким. Больше всего на свете ему хотелось установить связь разумов с Лаурин и услышать ее голос.

Он уже убедил себя, что будет шагать всю ночь, чтобы уйти подальше от этой деревни, когда увидел впереди фонарь, который покачивался на весу.

– Эй! – вырвалось у Гидеона.

Похоже, фонарь нес какой-то прохожий, и этот человек обернулся на голос.

Кто это? – спросил женский голос. Незнакомка явно испугалась.

– Путник. Простите, что напугал вас.

У меня есть палка, – предупредила женщина.

Где-то снова завыл волк.

– Я не причиню вам зла, почтенная. Я устал и голоден. По правде говоря, все, чего мне хочется, – это прилечь где-нибудь в тепле. Может, в амбаре или в сарае.

– Дай-ка мне взглянуть на твое лицо.

Гидеон приблизился – очень медленно, чтобы не напугать ее снова, и остановился в нескольких шагах от нее.

– Ближе, – приказала она.

– Клянусь, что не сделаю вам ничего дурного. Э-э-э… Я могу заплатить за ночлег.

– У тебя хороший голос, путник. В нем нет злобы. Я тебе верю, просто хочу видеть, с кем разговариваю.

Гидеон сделал еще несколько шагов. Фонарь смутно освещал женщину, но лицо ее оставалось в тени.

– А-а, – произнесла она. – Лицо у тебя такое же милое, как и голос.

– Спасибо. Меня зовут Гидеон… Гидеон Гинт.

– А меня – Ийсеуль. Я живу вон там, – она махнула куда-то рукой, и Гидеон смог разглядеть смутные очертания дома. В одном окне дрожала свеча.

– А у вас есть сарай, Ийсеуль?

– Да. Вон там. Располагайся поудобнее. Правда, там живут еще две свиньи, корова и три козы… – она захихикала, и Гидеон понял, что она еще совсем девочка.

– А вы… э-э-э… жена крестьянина?

– Крестьянина? Нет, я вообще не замужем, сударь. И никому не принадлежу. Просто мне приходится работать на одного борова и его толстуху-жену… – она осеклась.

Гидеон не нашел, что ответить и смущенно запустил пятерню в свои волосы. К счастью, девушка пришла ему на помощь.

– Мой черед извиняться. Я не хотела тебя напугать. Просто их трудно назвать милыми людьми. Оставайся на ночь, только не попадайся им на глаза… а если попадешься, не говори им, что это я тебя пустила.

– А почему?

– Они меня выпорют. Ему нравится меня пороть, а ей – смотреть, как он меня порет. Но я научилась не плакать, чтобы испортить им удовольствие. Они часто меня бьют, хотя я стараюсь лишний раз не давать им повода… Иди за мной.

Гидеон глубоко вздохнул… и тут же почувствовал знакомое прикосновение к своему разуму.

«Не сейчас, Лаурин. Давай потом поболтаем, ладно?»

Связь тут же оборвалась. Скверно все-таки вышло: они договаривались, что будут разговаривать каждый день. Следуя за Ийсеуль, мальчик на цыпочках вошел в сарай.

– Ты должен уходить рано утром, – предупредила девушка. Не задерживайся в этих местах. В Дунтарине чужих не любят, особенно по весне.

Забавно, он так и не видел ее лица… Девушка хотела выйти, но Гидеон потянулся и взял ее за руку.

– Ийсеуль, как я могу отплатить за твою доброту?

– Никак. Разве что возьмешь меня с собой, – казалось, эти слова сорвались у нее с губ против воли.

– Ты… пленница?

– Можно сказать и так, – грустно ответила она.

Фонарь качнулся и осветил ее лицо. На миг его пламя осветило темные волосы, оливковую кожу и странно светлые глаза.

– Спасибо, Ийсеуль, – прошептал он.

Девушка не ответила. Хриплый мужской голос громко позвал ее из темноты.

– Иду! – крикнула она в ответ.

Гидеон взобрался по лестнице на сеновал, зарылся в благоухающее сено и растянулся в полный рост, исполненный благодарности. Каменный шарик по-прежнему лежал во внутреннем кармане на груди; мальчик почувствовал, как он нагрелся, но слишком устал, чтобы ломать голову над тем, что это значит. Камень Ордольта предупреждал его об опасности. Если бы Гидеон знал об этом… Но он не знал, поэтому просто уснул.

Гидеон проснулся очень рано. Он спал долго, крепко и видел сны. Какая-то женщина говорила с ним, но саму женщину он не видел. Она не назвала ему своего имени, но настаивала, чтобы он просыпался и как можно скорее покинул деревню. И еще уверяла, что его защитник уже рядом… Гидеон так ничего и не понял.

Он сел и улыбнулся. Сначала Соррель, потом Ийсеуль теперь эта женщина… И все пытаются его напугать.

Небо только начало светлеть, но день обещал быть чудесным, хотя и прохладным. Гидеон прекрасно отдохнул и радовался жизни. Тревожные мысли покинули его, зато желудок напомнил о своем существовании. Когда в брюхе пусто, не хочется заниматься толкованием сновидений. Зато Гидеон вспомнил, что давно не мог поесть досыта. Если ему предстоит идти пешком до вечера, надо непременно позавтракать. Пусть хоть весь Свет твердит, что ему не стоит соваться в Дунтарин – что с того? Это просто сонная старая деревушка. Он перекусит, а потом отправится на юго-восток, к Эксену.

Гидеон отряхнулся, но услышал, как кто-то входит в сарай, и тут же нырнул в сено.

– Ты здесь? – прошептала Ийсеуль.

У мальчика словно гора с плеч упала.

– Здесь, – шепнул он в ответ.

– Тебе надо уходить. Быстро.

Ийсеуль вскарабкалась по лестнице. Вид у девушки был испуганный. Глядя на нее в нежном утреннем свете, Гидеон решил, что они почти ровесники. Вчера ночью фонарь лишь на миг осветил ее лицо, и мальчик не успел понять, как она прелестна.

– Ийсеуль, а что творится в Дунтарине? Что тебя так напугало?

– Некогда объяснять. Япринесла тебе поесть… – она сунула руку в карман передника и вытащила грушу и теплые булочки. – Прости, не смогла украсть больше. Они заметят.

– Этого больше чем достаточно… после всего, что ты уже сделала, – Гидеон шагнул к ней, но Ийсеуль попятилась.

– Почтенный Гинт…

– Гидеон, – мягко поправил он.

Она порывисто оглянулась и посмотрела вниз.

– Ты ничего не слышал?

– Я не прислушивался. Нет, кажется, ничего. Ийсеуль кивнула. Кажется, он ее и впрямь успокоил.

– Вчера ночью ты предлагал мне заплатить…

– Да, конечно, – Гидеон опустил руку в карман и приготовился расстаться с последними монетами.

– Нет, не надо денег. Я подумала: может быть… услуга за услугу? – она пристально посмотрела мальчику в глаза.

Какие светлые у нее глаза, подумал Гидеон. Странные: не зеленые, не голубые… и серыми их не назовешь. Как песок на берегу.

Он очнулся. Девушка напряженно ждала ответа.

– Э-э-э… да, с радостью. И что я могу для тебя сделать?

Ийсеуль робко улыбнулась.

– У меня есть братишка. Они его тоже бьют. Бьют без жалости. Я не знаю, куда ты направляешься… но, может быть, ты возьмешь его с собой? Обещаю, хлопот с ним не будет.

Гидеон мысленно повторил ее слова. Что за бессмыслица!

– Ты хочешь, чтобы я забрал у тебя твоего брата?

– Да. Забери его и уведи куда угодно. Пусть ему ничто не угрожает.

– А ты не будешь по нему скучать, Ийсеуль?

Девушка грустно улыбнулась.

– Там, куда я сегодня отправлюсь, Гидеон, мне не придется скучать.

У Гидеона едва не разорвалось сердце.

– Скоро он будет тебя ждать за хлевом, под деревьями. Подожди здесь немного, а потом выходи через заднюю дверь. И уходи из этой деревни, чем быстрее, тем лучше. И, пожалуйста, береги моего брата. Его зовут Гверис.

Ийсеуль умолкла, потом снова посмотрела на Гидеона, подошла к нему и поцеловала в щеку.

– Спасибо тебе.

Она уже хотела спуститься, но Гидеон остановил ее.

– Послушай, в чем дело? Ты понимаешь, что это наводит на размышления? Все эти мрачные роковые тайны… Что происходит в этой деревне? Чего ты боишься, если отдаешь родного брата первому встречному?

Девушка пристально посмотрела на него. На миг Гидеону показалось, что ее губы дрогнули… но он тут же понял, что слез не будет. Какая она сильная! Он вспомнил, как девочка говорила о порках…

– Раз в пять лет в день весеннего равноденствия жители Дунтарина отправляют особый ритуал, – Ийсеуль глубоко вздохнула. – Так повелось издревле. В этих местах люди все еще верят в приметы.

– Продолжай, Ийсеуль.

Они думают, что если не принесут каким-то безумным богам жертву, урожай погибнет. Во всяком случае, когда-то было так. Теперь это просто повод над кем-то поиздеваться. А потом убить. Моя прабабушка рассказывала, что когда-то убивали теленка, теперь убивают маленького мальчика. Раньше пили кровь козы, которую еще не сводили с козлом, а теперь почему-то решили, что надо убивать девственницу.

Сейчас заплачет, подумал Гидеон. Он чувствовал, что волосы у него встают дыбом.

– Ийсеуль… ты хочешь сказать, что тебя принесут в жертву?

Ийсеуль кивнула. Ее глаза уже блестели, но она сделала усилие, и ни одна капля не скатилась по ее щеке.

– Да… и еще какого-то беднягу – говорят, карлика. Раньше приносили в жертву вола – жарили его живьем, а потом ели мясо. Но Гвериса они не убьют! – в ее светлых глазах вспыхнула ненависть. – А меня пусть забирают. Я ничего не вижу в этой жизни, кроме бед, и буду только рада умереть. Но мой братик… Он еще не встретил пятое лето! У него все впереди… если только удастся его спасти.

– Хватит, – перебил Гидеон, не зная, успокаивать ее или бежать. Более нелепой истории он в жизни не слышал. А ведь Соррель предупреждала. И женщина из сна говорила, что это нехорошее место…

– А почему ты не можешь сбежать с Гверисом?

– С меня глаз не спускают. Я даже из деревни не смогу выйти – меня схватят… Повторяю тебе: я больше не хочу жить. Я была бы рада покончить с собой. Все, о чем я хочу позаботиться, – это о Гверисе. Прошу тебя: спаси его.

Силы изменили ей, и она разрыдалась.

– Хорошо, приводи Гвериса. Мы уходим. Все вместе.

Можно подумать, он знает, что делает… На самом деле, Гидеон был сам не свой от ужаса. Это уже слишком. Ритуальные убийства, человеческие жертвы, карлики, которых поедают живьем… Куда же ты нас забросила, Соррель?

– Ничего не выйдет! – сквозь слезы прошептала Ийсеуль.

– Выйдет! – прошипел Гидеон. – Где Гверис?

– В доме.

– Вытри слезы. Иди в дом и забери его под любым предлогом. Любым! Встретимся там, где договорились. Но я жду вас обоих! Просто поверь мне. Я не допущу, чтобы с тобой или твоим братом что-нибудь случилось. Яуведу вас в безопасное место.

Он так убеждал ее, что сам себе поверил. Девушка кивнула.

– Да теперь ступай, Ийсеуль… и поторопись.

Ийсеуль молча удалилась. Некоторое время Гидеон следил за ней, потом увидел, как она входит в дом, и помотал головой. Так просто не бывает.

Мальчик выбрался из сарая, пересек маленький загон и оказался в небольшой рощице. Он уже приметил высокий дуб, за которым можно было спрятаться.

Сердце колотилось, словно после быстрой пробежки. Про завтрак он и думать забыл. Теперь его беспокоили только Ийсеуль с ее братом. Их надо увести из Дунтарина с его странными обычаями… Когда что-то коснулось его разума, Гидеон чудом не вскрикнул.

«Лаурин!» – завопил он, прежде чем сестра успела произнести хоть слово.

«Что с тобой? – возмутилась она. – Вчера ты хотел, чтобы тебя оставили в покое – по крайней мере, я так поняла по твоему голосу. Вот я тебя и не трогала».

«Ты выбрала не самое удачное время. У меня неприятности».

«О нет, Гидеон! Что происходит?»

«Пусть Соррель расскажет все, что знает о Дунтарине».

Он уже знал, что сейчас последует молчание. Потом у него в голове снова зазвучал голос Лаурин, чуть дрожащий от беспокойства.

«Соррель спрашивает: тебя схватили?»

«Нет».

«Тогда беги. Соррель говорит, что ты должен немедленно убираться из деревни. Беги и не оглядывайся».

«Я не могу, Лаурин. Мой друг попал в беду. Это девушка, ее зовут Ийсеуль, и я должен ей помочь».

«Друг? Но ты провел там всего одну ночь!»

«Некогда объяснять. Пусть Соррель рассказывает».

Он ждал. Ийсеуль пока не появилась, и Гидеону становилось страшно.

«Гидеон!»

«Да!» – он едва не кричал.

«Соррель говорит, что на закате, накануне дня весеннего равноденствия – то есть сегодня – жители деревни приносят жертву. Это древний обычай, от которого во всем Королевстве давно отказались, но в Дунтарине все еще хранят ему верность. Соррель уверяет, что почти все жители этой деревни состоят друг с другом в родстве и стараются не смешивать кровь с людьми из других мест».

Снова молчание – и голос Лаурин снова зазвучал у него в голове.

«Поначалу жертва посвящалась богам, но Соррель говорит, что это давно забыто, и сам обычай изменился. Теперь убивают не животных, а людей. Местные жители считают, что в ночь перед весенним равноденствием все духи выходят на свободу».

«Клянусь свиными яйцами!»

Гидеон позволил себе выругаться и на миг почувствовал облегчение.

«Соррель спрашивает: твоя подруга – девственница?»

«Ее зовут Ийсеуль… Похоже, так оно и есть. Ее брата будут приносить в жертву вместо теленка, а еще у них есть какой-то карлик. Он будет вместо вола».

Гидеон подождал, пока Лаурин передаст его слова Соррели.

«Соррель говорит, что ты ничего не сможешь сделать. Уходи».

«Когда Свет перевернется, тогда я и уйду! Они хотят ее убить! Ядал слово, что спасу и ее, и ее братика».

Лаурин бранилась, напоминала слова Соррели, но Гидеон был непреклонен.

«Разговор окончен, Лаурин. Оставь меня в покое».

«И не подумаю. А если с тобой что-нибудь случится?»

«Я не могу думать, когда твой голос звучит у меня в голове. Пожалуйста, прошу тебя. О, подожди… А вот и она. Все, Лаурин. Потом поговорим».

Связь прервалась, и Гидеон вздохнул с облегчением.

Ийсеуль держала за руку маленького мальчика. Оба почти бежали. Девушка совсем запыхалась и, достигнув укрытия, тяжело опустилась на землю.

– Гверис, – она заставила себя улыбнуться, – это друг, про которого я тебе рассказывала. Его зовут Гидеон.

Если бы не рассказ Ийсеуль, невозможно было поверить, что этот малыш – ее брат. Волосы у него были мягкие и пушистые, а нос усеян конопушками. Мальчуган лучезарно улыбался, и было видно, что передние зубы у него недавно выпали и только начали расти.

– Привет, Гидеон, – поздоровался мальчик.

Гидеон улыбнулся в ответ, хотя это было непросто.

– Как тебе это удалось? – спросил он.

– Ясказала, что нашла гнездо и хочу показать Гверису птенчиков. Старый боров вчера напился и теперь мучается. Он не сообразил, что птицы еще и гнезда вить не начинали. Как я его ненавижу!

– Ятоже, Ийсеуль, – радостно сказал мальчик. – Так ты ему наврала?

– Да.

– Гверис. Теперь мы от них сбежим.

Мальчик заметил жука, который полз у него по сапожку, и тут же утратил интерес к разговору.

– А его жена?

– О, она дома, но мы так мчались… Надо убираться отсюда. Пожалуйста, Гидеон, сделай, как обещал. Если нас поймают, то Гвериса будут пытать.

– Идем, – мрачно буркнул Гидеон, касаясь руки Ийсеуль. Потом подхватил Гвериса на руки, и они побежали.