Вечера стали длиннее, и Пенфач снова вернулся в свой естественный ритм жизни, нарушаемый только летним наплывом отдыхающих, рвущихся к морю. В воздухе витают ароматы крема для загара и морской соли, а колокольчик над дверью деревенского магазина, похоже, вообще не затихает. Парк трейлеров, блестя свежей краской, с магазинными полками, забитыми основными товарами для отпускников, открывает новый сезон.

Туристам местечковые скандалы не интересны, а энтузиазм пустых пересудов коренных жителей, к моему немалому облегчению, быстро тает. Ко времени, когда ночи снова начинают удлиняться, сплетни угасают, не подпитываясь свежей информацией и встречая решительный отпор со стороны Бетан и Йестина, которые считают своим личным делом поставить на место любого, кто утверждает, что знает, что там произошло. Уже очень скоро свернута последняя палатка, продано последнее детское ведерко с лопаткой, съедено последнее мороженое — и все забыто. Там, где совсем недавно меня встречали лишь закрытые двери и осуждение, я теперь нахожу теплый прием и распростертые объятия.

Верный своему слову, Йестин действительно привел коттедж в порядок. Он сменил замок, поставил новые окна, закрасил граффити на деревянной двери и ликвидировал все следы того, что там случилось. И хотя мне никогда не удастся стереть ту ночь из памяти, я по-прежнему хочу оставаться здесь, на высоком скалистом обрыве, где нет ничего, кроме свиста ветра. Я счастлива в этом коттедже и не позволю Иену разрушить и эту часть моей жизни тоже.

Я беру поводок Боу, и он нетерпеливо топчется у двери, пока я надеваю пальто, чтобы вывести его на последнюю прогулку перед сном. Я до сих пор не могу заставить себя оставлять дверь незапертой, но когда я дома, то уже не запираю ее на засов и не подскакиваю на месте, если Бетан заходит без стука.

Патрик частенько остается у меня, хотя, заметив мою случающуюся время от времени настоятельную тягу к одиночеству еще до того, как я сама это осознала, он периодически уезжает к себе в Порт-Эллис, оставляя меня наедине со своими мыслями.

Я смотрю вниз на залив, для которого наступило время прилива. Пляж испещрен следами людей и собак, а также чаек, которые бросаются вниз, чтобы достать из песка морских червей. Уже поздно, и никого нет на прибрежной тропе, идущей по вершине скалистого обрыва, где недавно установленные перила напоминают гуляющим об опасности подходить слишком близко к краю. Я вдруг испытываю приступ одиночества. И мне очень хочется, чтобы сегодня вечером Патрик приехал.

Волны разбиваются о берег, прилив накатывает на песок белую пену, которая пузырится и исчезает, когда волна отступает назад, к морю. Каждая последующая волна продвигается уже чуть дальше, на несколько секунд оставляя за собой гладкую полоску блестящего песка, пока не накатит следующая, заполнив освободившееся пространство. Я уже разворачиваюсь, чтобы уйти, когда замечаю какие-то очертания на песке. Через миг это исчезает. Море смыло надпись, хоть я вообще не уверена, что действительно видела ее там. Закатное солнце отражается в волнах, и темный влажный песок поблескивает в его лучах. Я мотаю головой и поворачиваюсь к коттеджу, но что-то удерживает меня. Я возвращаюсь к обрыву и подхожу к самому его краю, чтобы взглянуть вниз, на пляж.

Там ничего нет.

Я плотнее запахиваю пальто — мне вдруг становится холодно. Это просто видение. На песке ничего не написано, нет там никаких жирных прямых букв. Все это не здесь. Я не могла видеть там свое имя.

ДЖЕННИФЕР

Море не останавливается ни на минуту. Новая волна наплывает на отметины на песке, и вот они уже ушли. Пока продолжается прилив, чайка делает последний на сегодня круг над заливом, и солнце опускается за горизонт.

А затем наступает темнота.