Через два дня я была дома, в Чикаго, в нашей квартире под облаками. Я не выходила на улицу целую неделю, и мне нравилось осознавать, что все это время моя нога не ступала на планету Земля. Мама постоянно говорила что-нибудь вроде: «Кем бы он ни был, ты скоро его забудешь. Поверь мне, они того не стоят!» — и приносила мне бутерброды. Отец подмигивал мне у нее за спиной. Я много смотрела в окно на озеро. И долго спала по утрам.

Прошло десять дней, а из Ганнибала по-прежнему не было ни звонков, ни писем, ни повесток в суд. По дороге в Чикаго, когда я пересекла уже половину Индианы, мне позвонил Алексей.

— Мальчик сошел с автобуса в Ганнибале, штат Миссури, — сообщил он. — Этот город назван в честь великого завоевателя Ганнибала?

Я ответила, что, вероятнее всего, да, и добавила, что расскажу отцу, как хорошо он, Алексей, выполнил свое задание. Я была очень рада, что он не стал просить меня выйти за него замуж. Иэн так и не позвонил мне с запасного телефона Алексея — наверное, это был хороший знак. Хотя это означало и то, что я, видимо, больше никогда не услышу его голос.

В Сети я нашла только одно, до обидного короткое сообщение: «Десятилетний житель Ганнибала, сбежавший из дома, вернулся в семью. В последний раз Иэна Дрейка видели в воскресенье 19 марта, а в среду 29 марта он сам вернулся в Ганнибал». Я ожидала возмущенной реакции от «Лолоблога» и групп активистов, организовавших пикет в поддержку Иэна, но сообщение о его возвращении не вызвало почти никакого отклика, если не считать нескольких комментариев, которые добавились к обсуждениям прошлых статей на эту тему. С другой стороны, борьба против пастора Боба продолжалась, и хотя свежие сообщения упоминали Иэна лишь вскользь («начало движению было положено исчезновением десятилетнего мальчика, участвующего в детской программе ʽСчастливых сердецʼ» и т. д.), было понятно, что его побег сконцентрировал внимание активистов исключительно на фигуре пастора Боба. Ну что ж, это уже было кое-что. Они по-прежнему надеялись сформировать против него судебное дело, но затея по-прежнему была безнадежной. Я была немного разочарована, что судьба самого ребенка их ничуть не интересовала, особенно теперь, когда он вернулся домой и драма была окончена. С другой стороны, не хотела же я, чтобы они высадили десант в Ганнибале и окружили дом Иэна, размахивая плакатами. Достаточно было того, что его одноклассники — те, что посообразительнее, — наверняка прочитали эти статьи и рассказали всей школе, что Иэн убегал из дома из-за того, что он, оказывается, гей, но скрывает это. Ни к чему было привлекать к нему еще больше внимания. Наверное, я просто хотела, чтобы кто-нибудь волновался за него так же, как я.

Ну а на сайте пастора Боба, как я и предполагала, появилось лишь очень туманное и самодовольное сообщение: «Исчезновение и благословенное возвращение одного из юных членов нашей паствы вызвало большой интерес к нам со стороны прессы. Мы всегда радуемся возможности донести слово Божье до более широкой публики, в особенности если речь идет о людях, чьи взгляды отличаются от наших и которым еще только предстоит увидеть Божественный свет. Господь испытывает нас, в этом нет никаких сомнений, но мы знаем, что возвращение нашей драгоценнейшей овцы — знак Свыше и что точно так же, как Блудный Сын вернулся к отцу своему, обретя знание, покорность и благодать, так и наш юный друг вернулся к своему Божественному отцу и ко всем нам со Счастливым Сердцем». Я закатила глаза и показала монитору средний палец, как будто кто-то мог меня в этот момент увидеть и кому-то вообще было дело до того, что я по этому поводу думаю. Никто на меня не смотрел, и никому не было до меня дела.

Мне наконец хватило духу перерыть весь интернет в поисках имени «Иэн Дрейк». Я просмотрела каждую страницу, прошла по каждому ложному следу, по каждой ссылке, которая приводила меня к Иэну Дрейку, который работал водопроводчиком на Кейп-Коде, побывала в каждом списке выпускников, где значилось это имя: Иэн Дрейк, университет Колгейт 1985 года, Иэн Дрейк, университет Беркли, выпуск 2000-го. Я обнаружила Иэна Дрейка, который женился на Элизабет Уэстбридж в 1888 году. За Иэном Дрейком значилась судимость в Амарилло, штат Техас. Дни напролет, пока отец ходил на встречи в пустынные греческие рестораны, а мать помогала то одним, то другим знакомым, я лежала на диване и читала журналы, не в состоянии взяться за такую основательную вещь, как книга, а когда это занятие мне надоедало, я делала себе бутерброд с арахисовым маслом и усаживалась перед отцовским компьютером.

Вообще-то я все это время ждала, что за мной придут. Каждый новый день я воспринимала как знак того, что Иэн пока что не выдал меня, что он продолжает рассказывать всем про Метрополитен-музей. Я выдержала десять дней, после чего заставила себя позвонить в библиотеку.

— Лорейн спрашивает, искать ли замену на твое место, — сказал Рокки, едва услышал в трубке мой голос.

— Видимо, да.

Я не успела подумать над ответом, да мне это было и не нужно. Я не могла представить себе своего возвращения.

— Мне сейчас надо побыть здесь, с родителями, — сказала я. — Отец попал в аварию, и я здесь с ним. Очень много лекарств.

— «Очень много лекарств», автор — Роберт Макклоски, — сказал Рокки, хотя сам понимал, что получилось не смешно. — В общем, Иэн Дрейк вернулся.

— Правда? — спросила я совершенно искренне. — В смысле, я прочитала об этом в интернете, но не знала… Так он правда вернулся?

— Просто взял и пришел, пару недель назад.

Рокки не сказал, что Иэн пришел именно в библиотеку, и я решила, что, возможно, он передумал и просто пошел домой и нажал на родной звонок. А скорее всего, кто-нибудь увидел его, пока он шел от станции «Грейхаунда».

— Где он был? С ним все в порядке?

— Никто ничего не говорит — известно только, что он убегал из дома. Не такая уж это история, чтобы в «Ганнибал геральд» опубликовали большую статью. Это тебе не ярмарка печенья и не присуждение звания бойскаута.

— Понимаю. Что же ты мне не позвонил?

— Ну и потом, насколько я знаю, родители забрали его из школы, и никто его не видел с тех пор, как он вернулся. У нас он ни разу не появлялся. Я разговаривал с учительницей из его школы — той, которая все время сюда приходит.

— Софи?

— Возможно. Она сказала, что на следующий день после его возвращения родители забрали из школы документы и сказали, что будут обучать сына самостоятельно. Она вся прямо тряслась. Думаю, она боится, что они запирают его в чулане.

Рокки остановился, но я побоялась отреагировать как-нибудь не так, поэтому промолчала. А он тем временем продолжал:

— Она рассказала, что в прошлом году он как-то раз пришел в школу с отметиной на лбу, потому что его заставили всю ночь стоять на коленях на ковре, опустив голову, чтобы он в чем-то там раскаялся. Боюсь, ты была права насчет его родителей.

Я засомневалась, действительно ли это была Софи, ведь она всегда говорила, что с ним все будет в порядке. Но это было давно — когда у него еще была школа и библиотека.

Я молчала. Я вдруг поняла, что не могу мириться с тем, что не знаю, где Иэн и что он делает. Я представляла себе, как он стоит на коленях в чулане или пакует вещи, чтобы на год уехать в лагерь пастора Боба. И больше всего меня пугало то, что если бы подобное происходило с Иэном два месяца назад, это было бы неправильно и ужасно, но теперь все это было не просто неправильно и ужасно — теперь во всем этом была виновата я сама, потому что позволила ему вернуться домой.

Вот тут-то мне бы и сдаться. Рассказать бы Рокки, и полиции, и Дрейкам, что Иэн ни в чем не виноват, что я увезла его помимо его воли. Но я не смогла этого сделать — во всяком случае, не сделала. Я искренне считаю, что это бы мало что изменило. Наверное, Иэн даже не поддержал бы эту новую легенду. Из всего, что произошло, я только в этом одном своем поступке отказываюсь признать себя виновной. Но, возможно, именно из-за этого одного поступка я и попаду в ад.

— Честно говоря, — сказал Рокки, откашлявшись, — пока Иэн не вернулся, я думал, что он с тобой.

— Что?!

— Люси, ты исчезла как раз на следующий день. И к тому же ты так о нем беспокоилась.

— Рокки, я не похититель детей, — сказала я.

— Я знаю, — ответил он не вполне уверенным голосом.

— Возможно, он был у этого их пастора. Тип и в самом деле отвратительный. Послушай, завтра я пошлю Лорейн инструкции на лето — тебе придется помочь ей залезть в почту. И скажи ей, чтобы она смело искала кого-нибудь на мое место. Я как-нибудь заеду за своим хламом.

— Звони, когда будешь в городе, — сказал он так, как будто не был уверен, что это когда-нибудь произойдет.