В 1879 году редактор христианской социалистической газеты из Бруклина опубликовал отчет о своей поездке по провинциальным американским утопиям — от поселения Амана в Айове до деревни шейкеров в Новой Англии. Впечатления Уильяма Альфреда Хиндса от этих «Американских коммун» (так называется его книга) в целом остались положительные, он и сам длительное время состоял в весьма успешном сообществе Онейда на севере Нью-Йорка. Но в коммуне «Гармония» на западе Пенсильвании Хиндс обнаружил нечто такое, что было, как пишет он, «совершенно неамериканским». Местные жители оказались достаточно приветливыми и весьма трудолюбивыми. Их деревня под названием Экономия, расположенная на реке Огайо неподалеку от Питсбурга, была ухоженной и чистой. Коммуна имела давно устоявшуюся экономическую традицию, долгие годы у них была собственная железная дорога (от Питсбурга до озера Эри); как минимум шесть работающих нефтяных скважин; хлопковая, шерстяная и шелковая фабрики; производство виски (завод «Золотое правило») и прибыльный бизнес «Семена — почтой». И все-таки, просто прогуливаясь по улицам их поселка, можно было подумать, будто «находишься в каком-то старинном городке в Германии». И впечатление такое создавалось не только оттого, что местные жители говорили по-немецки.

Хиндс упоминает и более удивительные нездешние вещи, которые встретились ему в деревне, и среди них — лабиринт. В 1879 году лучшие времена Экономии были уже в прошлом, и самого лабиринта Хиндс не застал, но на окраине деревни сохранилась постройка под названием Круглый Дом, которая когда-то стояла в центре лабиринта. Хиндсу рассказали, что, когда лабиринт был еще цел, «дом тщательно скрывался живой изгородью и виноградной лозой, и вокруг петляло так много пересекающихся друг с другом тропинок, что посетитель мог несколько раз заблудиться и даже потерять несколько часов, прежде чем добраться до входа».

Этот Лабиринт (автор писал о нем с большой буквы) и центральный сад с его загадочным Гротом были «объектами большого интереса и приятного времяпрепровождения в эпоху величия Экономии».

До наших дней не дошел и Круглый Дом, а на месте лабиринта находится теперь футбольное поле средней школы Эмбриджа. Но вот Грот до сих пор существует — из грубо отесанного камня, с обитой корой дверью и крытой соломой крышей, — его хранят как наследие Старой Экономии, исторический памятник государственной важности и музей. Многие посетители — и некоторые писатели — ошибочно полагают, что Грот и был Круглым Домом, который находился в центре деревенского лабиринта. Похожий грот, построенный членами коммуны «Гармония» на реке Вабаш в Индиане, действительно стоял в середине лабиринта, и, чтобы уж окончательно нас запутать, в центре лабиринта, который сейчас открыт для посещений в «Новой Гармонии», установлена реконструированная копия Грота из Экономии. Вот только в Экономии Грот находился в Райском Саду, а Лабиринт с Круглым Домом — за чертой города.

Члены коммуны «Гармония» построили по меньшей мере три лабиринта, по одному в каждом своем поселении. Джордж Рэпп, их теократический лидер, приехал в Пенсильванию из Вюртемберга на юго-западе Германии с небольшой группой последователей в 1805 году, и первый поселок они построили на севере Питсбурга, в Батлере. Поселок назывался «Гармония», и несколько его домов сохранились до сих пор, но вот лабиринт — нет. Рэпп и последователи бежали от лютеранства — государственной религии, но продолжали пользоваться Библией в немецком переводе Мартина Лютера, считали эту книгу в буквальном смысле Словом Божьим и с особым почтением относились к Откровению Иоанна Богослова и тому, что говорилось в нем о конце света и втором пришествии Христа. Они полагали, что строят сад, в который вернется Христос, и в рамках подготовки даже дали обет безбрачия. Правда, в отличие от шейкеров, у которых в связи с таким же обетом мужчины и женщины спали в раздельных помещениях, члены «Гармонии» жили все вместе и сохраняли непорочные отношения — по крайней мере, так принято считать, — как настоящие «братья и сестры».

В 1815 году, посчитав, что «Гармония» чересчур уж отрезана от внешнего мира (а ведь коммерческая активность поселенцев росла с каждым днем!), отец Рэпп повел свою паству на берега Вабаша, где они построили новый город — «Новую Гармонию» — и еще один лабиринт. В 1825-м они продали все хозяйство в Индиане Роберту Оуэну, утописту-миллионеру из Уэльса, который уже создал то, что ему самому казалось идеальной производственной коммуной, в Шотландии и теперь хотел продолжить эксперимент в Новом Свете. Последователи Оуэна расширили «Новую Гармонию», но сохранили лабиринт (и, возможно, построили еще один), в то время как отец Рэпп и его люди начали жизнь в Экономии с чистого листа, чтобы добиться еще большего процветания. И все продолжали к тому же ждать возвращения Господа. Хотя численность населения трех деревень Рэппа со временем изменялась, в среднем в каждой было по шестьсот жителей.

В 1809 году Джон Мелиш, картограф из Филадельфии, посетил первую коммуну «Гармония» — в Пенсильвании — и позже описал лабиринт, который показал ему сам отец Рэпп. То ли отец пребывал в игривом настроении, то ли хотел продемонстрировать картографу, как труден путь к духовной гармонии, но Рэпп тут же бросил своего посетителя на произвол судьбы, стремительно добрался до центра лабиринта и там ожидал его, пока заблудившийся картограф мучительно разыскивал дорогу. «Это очень изящный цветущий сад, — писал он, — с живыми изгородями, посаженными таким образом, чтобы людям непросто было добраться до маленького храма в центре, символизирующего Гармонию». Дальше Мелиш противопоставляет непривлекательный внешний вид здания его прекрасному внутреннему убранству. Роберт Дэйл Оуэн, сын Роберта Оуэна, в своей автобиографии описал почти такой же лабиринт в «Новой Гармонии». Когда его отец купил эту деревню, в ней не было «ни намека на красоту» — за исключением небольшого количества цветов в садах и Лабиринта, который представлял собой сад для отдыха, разбитый недалеко от деревни и сделанный с большим вкусом, и задача его — как говорили моему отцу — заключалась в том, чтобы символизировать ту жизнь, которую избрали для себя члены коммуны. Лабиринт состоял из небольших аллей и садов с многочисленными стенами из высокой живой изгороди и цветущего кустарника, установленных так запутанно, что без помощи Дедала, который мог бы подбросить клубок с подсказкой, бродить здесь можно было часами — да так и не добраться до здания, стоящего в середине. А стоял там храм, сделанный из грубого материала, но весь увитый виноградной лозой… но внутри очень опрятный и самым изящным образом обставленный. С помощью Лабиринта Джордж Рэпп хотел продемонстрировать своим последователям, как много усилий приходится приложить, чтобы достичь состояния покоя и социальной гармонии.

Мелиш описывал внутренний вид храма, такого непривлекательного снаружи, как «спокойный и прекрасный». В 1945 году «Новая Гармония» была описана в книге Маргерит Янг «Ангел в лесу», в которой правда и вымысел часто странным образом перемешиваются. Писательница воссоздает внутреннее убранство храма, отталкиваясь, вероятнее всего, от результатов собственного исторического исследования.

В этом доме хорошо умирать, честное слово. Приятная отделка, на стенах — синие шелковые портьеры, сшитые Розиной (дочерью Джорджа Рэппа). В буфетах — щедрый запас сыра и вина. Скамейка, чтобы отдохнуть. А на полке на стене — золотая книга, написанная мелким и тонким почерком, прочитать которую никому не достает ни остроты зрения, ни терпения. Говорили, будто в ней — указания, как построить четырехугольный город, чья длина была бы такая же, как высота и широта.

Четырехугольный город — как предсказывалось в лютеровском переводе Откровения Иоанна Богослова. Лабиринт был «родителем» еще одного Града Божьего.

А вот как выглядел изнутри Грот в Экономии, мы не знаем. Даже если он не стоял в центре лабиринта, велика вероятность того, что Круглые Дома, или Храмы, во всех трех лабиринтах были одинаковы. За покрытой корой дверью грубой каменной постройки скрывалось то, что казалось кому-то миниатюрой римского храма, с обмазанным глиной куполообразным потолком и деревянной статуей в натуральную величину (или больше), сделанной филадельфийским скульптором Уильямом Рашем и изображающей женщину в античном стиле, с лирой в руках. А на стенах краской были нанесены важные даты истории коммуны.

Позаимствовав из «Откровения» почтение к образам и числам, члены «Гармонии» страстно любили символы и всевозможные знаки. Сад в Экономии назывался Райским. И как утверждает Рэймонд В. Шеферд, историограф Старой Экономии, этот Райский Сад действительно был одним из лучших садов во всем штате: здесь росли три вида золотарника, специально выведенные черные розы, двадцать сортов георгинов и даже несколько апельсиновых и лимонных деревьев. Лабиринты были устроены здесь не только для того, чтобы усложнить дорогу к символическим домам в середине.

Акварельный рисунок 1840-х годов — план садового лабиринта из архивов Экономии, американской коммуны-утопии XIX века

Но вот для чего еще — неясно. Отец Рэпп выслушивал исповеди своих последователей, но не сохранилось никаких свидетельств того, что лабиринт использовался с целью наказания согрешивших. В коммуне были распространены масонские символы.

Возможно, лабиринты были частью какого-нибудь масонского ритуала? Исследователь Лилан Лейшли обнаружил, что коммуна располагала сотней экземпляров «Пути паломника», и высказывает предположение, что аллегорический отчет Джона Беньяна 1678 года о тернистом пути христиан к спасению (полное название — «Путь паломника из этого мира в тот, который однажды настанет») вполне мог выступать в качестве духовного путеводителя по лабиринту поселений «Гармонии».

В архивах Экономии хранятся акварельные рисунки неизвестной времени (приблизительно 1840-х годов) и автора, и на них изображены по меньшей мере три узора лабиринтов. Лейшли и другие предпринимали серьезные попытки связать их происхождение с коммунами Рэппа, но никто так и не знает, как же на самом деле выглядели их лабиринты. Рэймонд Шеферд пишет, что попытки идентифицировать возможные прототипы в Вюртемберге тоже не увенчались успехом. Архивные рисунки очень похожи на те декоративные изображения, которые Томас Хилл и другие садовые дизайнеры-первопроходцы публиковали в своих альбомах образцов. Возможно, узор для лабиринтов в Пенсильвании и Индиане именно там и позаимствовали. В библиотеке коммуны было несколько экземпляров таких альбомов. Декоративные садовые конструкции, сильно напоминающие по-деревенски простой внешний вид Грота в Экономии, встречаются в альбоме по садовому дизайну Чарльза Овера 1758 года (у него подобная конструкция называется «готическим банкетным залом») и в книге «Архитектура гротеска, или Сельские развлечения», опубликованной Уильямом Райтом в 1767-м (здесь похожая садовая постройка именуется «Эрмитаж»). Фредерик Райхерт Рэпп, приемный сын Джорджа и его первый помощник (или, для критиков, прихвостень) исполнял в коммуне роль архитектора и строителя, и, возможно, для постройки своего лабиринта он использовал эскизы других лабиринтов и гротов коммуны «Гармония».

«Гармонисты» испытывали огромное уважение к образованию, причем к образованию взрослых. Они гордились тем, что все члены их коммуны были грамотны. В коммуне имелась библиотека, состоящая из пяти тысяч томов, а также музей искусства и естественной истории, где за небольшую плату посетители могли осмотреть картины, камни и ископаемые экспонаты. И как ясно из названия, музыка — как инструментальная, так и хоровая — была неотъемлемой частью жизни коммуны, а в колокольне даже играл маленький духовой оркестр.

Среди прочих книг в библиотеке Экономии хранилось первое издание «Календаря американского садовника» Бернарда Макмэхона, ирландского садовода, живущего в Филадельфии. Изданный в 1806 году и с тех пор много раз переиздаваемый, «Календарь» стал первым печатным пособием по садоводству в условиях американского климата. На 648 страницах (причем все страницы — текст, никаких иллюстраций) проблемы садоводства рассматривались так тщательно, как и обещает подзаголовок книги: «Подробнейшее описания всех видов работ, обязательных для проведения в огороде, фруктовом саду, винограднике, теплице, саду для отдыха, цветнике, оранжерее, парнике, а также выгоночные парники для каждого месяца в году и подробные практические указания…» Ну и так далее. В разделе «Сад для отдыха», одном из самых коротких во всей книге, описывался лабиринт и давалось представление о том, что думали о лабиринтах в Америке в начале XIX века.

Лабиринт — это особого рода глухая часть сада, изобилующая тропинками и оградами из растений, причем тропинки здесь кружат и петляют в направлении одного общего центра, отыскать который крайне сложно, и все это образует большую территорию для отдыха и служит развлекательным целям.

Обычно ограды формируются из живой изгороди, чаще всего — в два ряда, и ведут то назад, то вперед, замысловато поворачиваясь. Иногда живую изгородь пересекают другие ряды растений и гравиевые дорожки, и главная задача — сделать в лабиринте так много неясных, запутанных поворотов, чтобы человеку требовалось приложить массу усилий, чтобы добраться до центра; чем больше промахов и остановок поджидает его на пути, тем лучше; он не должен иметь возможности перебраться через живую изгородь или прорваться сквозь нее, поэтому в хорошо продуманном лабиринте посетитель почти наверняка должен заблудиться, то есть не иметь возможности отыскать ни центр лабиринта, ни выход из него.

Что касается чертежей лабиринтов, то словами их описать невозможно — дальше намеков, вроде приведенных выше, дело не пойдет. Ну а степень их сложности зависит уже напрямую от изобретательности мастера.

Что же до живой изгороди, тропинок и деревьев, то изгородь обычно делают из граба, бука, вяза или любого другого дерева, чью форму можно поддерживать с помощью обрезания ветвей. Тропинки должны быть самое меньшее пяти футов в ширину, их следует выкладывать гравием и содержать в чистоте, а деревья и кусты нужно высаживать так, чтобы они образовывали непроходимые заросли между деревьями, для этой цели лучше всего подходят любые жесткие сорта лиственных, прореживаемые вечнозеленым кустарником, а в центре лабиринта должно быть открытое пространство, украшенное деревенского вида скамейками для отдыха, тенистыми беседками и пр.

Лабиринт, который описывает Макмэхон, с его «непроходимыми зарослями» между деревьями, больше напоминает плотно засаженный кустарником лабиринт в Версале, чем обыкновенные лабиринты в загородных поместьях. Дальше в книге описываются еще и прилегающие живые изгороди, выращенные в форме колонн, обелисков и пирамид, а также длинные прямые аллеи, которые тоже являются частью лабиринта. Едва ли такое сооружение могли позволить себе простые фермеры или даже богатые утопические коммуны. Возможно, нечто подобное было у дореволюционного колониального губернатора Вильямсбурга, штат Вирджиния. Когда семья Рокфеллер в 1930-х годах заново отстроила старую столицу, дизайнеры снабдили сад губернаторского дворца лабиринтом — квадратной и сокращенной версией Хэмптон-Кортского. Строительство было завершено в 1935 году, и, таким образом, в США этот лабиринт является, пожалуй, самым старым из сохранившихся садовых образцов. А вот у «гармонистов» лабиринты были куда менее основательные. И то, что в 1879 году в Экономии не осталось никаких их следов, кроме развалин Круглого Дома, — лишнее тому подтверждение. И все-таки на протяжении почти пятидесяти лет жизнь одной американской коммуны — той, что существовала в трех разных местах, — была неразрывно связана с лабиринтом.

Загадки лабиринтов «Гармонии» кажутся сущим пустяком в сравнении с вопросами, которые подняли лабиринты, обнаруженные на юго-западе Америки к концу xix века. Они были представлены в первую очередь в трех формах — в виде наскальных изображений, в виде граффити на глинобитных стенах и в виде узоров на плетеных корзинках. Обнаружились эти лабиринты в довольно ограниченном числе областей Аризоны и Нью-Мексико — на родине индейского племени хопи и тесно связанных с ним племени пима (или Людей Реки) и Людей Пустыни — племени папаго. Узор всех лабиринтов — а это были именно лабиринты, а не загадки-путаницы — почти одинаковый и повторяет семикруговой путь классического критского лабиринта.

Загадка заключается в том, как эти узоры сюда попали. Как символ, изображенный на серебряной монете, отчеканенной тысячи лет назад на средиземноморском острове, мог оказаться на древней глинобитной башне рядом с рекой Гила в Аризонской пустыне?

Каса Гранде («Большой дом») числится во всех списках старейших зданий в Соединенных Штатах, даже несмотря на то, что от нее остались одни руины. Вероятнее всего, здание было построено из необожженного кирпича в XII или XIII веке, и вплоть до xv века здесь обитало племя хохокам, предки Людей Пустыни и Людей Реки. На внутренней стороне стены рядом с тем местом, где когда-то находился пол второго этажа, начертан критский лабиринт шириной почти два фута. Когда-то Каса Гранде представляла собой четырехэтажный комплекс, в котором центральное здание окружали менее крупные постройки, но теперь от него осталась лишь центральная башня со стенами шириной два-пять футов. Наличие здесь лабиринта было впервые зафиксировано в 1889 году, когда какой-то фотограф забрался на груду камней от обвалившихся верхних этажей, покрывавших весь пол первого этажа, чтобы их сфотографировать. Те, кто полагает, будто символ был привнесен в здешнюю культуру испанскими исследователями и миссионерами, указывают на то, что в уже заброшенной Каса Гранде в 1694 году читал мессу странствующий иезуит, и полагают, что тогда-то здесь и появился этот узор. Однако Герман Керн считает маловероятным, чтобы миссионер знакомил аборигенов с таким сложным явлением, как лабиринт, и если бы ему это и пришло в голову, то, вероятнее всего, он бы выбрал средневековый христианский стиль, а не языческий. К тому же Керн указывает на то, что больше во всем здании на стенах нет никаких рисунков и что, если бы кому-то вздумалось рисовать лабиринт, когда Каса была еще цела, рисующему пришлось бы для этого усесться прямо на пол. Поэтому более правдоподобно, считает он, что, кто бы ни был автором этого граффити, для его создания он, вероятно, забрался на ту же самую гору обломков, которой воспользовался фотограф в XIX веке.

Узор плетения под названием «Человек в лабиринте» индейского племени пима с юго-запада Америки

Это не означает, что рисунок должен непременно датироваться XIX веком. Здания стояли в разрушенном состоянии на протяжении столетий, и племена Людей Пустыни и Людей Реки (и те и другие используют образ критского лабиринта в плетении корзин) жили в этой местности начиная с xvii века. Люди, которых белый человек однажды назвал пима и папаго, испокон веков плели то, что сейчас мы называем мотивом «человек в лабиринте». Это угловатая, немного напоминающая паучью паутину версия критского лабиринта, где у входа (который расположен наверху) изображена загадочная фигура мужчины — такая же загадочная, как силуэт женщины рядом с центром лабиринта на фреске в церкви Сипоо в Финляндии.

Люди Пустыни называли такой план Домом Иитои, или Старшего Брата, который сочетает в себе качества Ноя, Лота, Моисея и Иисуса, не говоря уже о некоторых чертах Братца Кролика из сказки про терновый куст. Согласно легенде в изложении Терри Девальда, Иитои был единственным хорошим человеком в злой цивилизации. Сначала Творец создал Людей Пустыни, но через несколько поколений они стали плохими — все, кроме Старшего Брата, которого Творец поместил на священную гору Бабокивари и позволил оттуда наблюдать за тем, как он уничтожает грешное племя, наслав на него великий потоп. Затем Иитои спустился с горы и помог основать народность хохокам и обучил ее правилам жизни. Какое-то время все шло хорошо, но потом люди обернулись против Иитои и убили его. Но дух его спасся на вершине священной горы и время от времени возвращался в облике маленького человечка, который забирал у деревенских жителей разные вещи. Иногда его видели и пытались поймать, но он взбирался на гору так изворотливо, петляя и кружа, что преследователи всякий раз оказывались сбиты с толку, и поймать его не удавалось.

В таком случае узор на корзинах — это не плоская поверхность традиционного европейского лабиринта, но топографическое изображение горы. И как отмечала Хелен Рафаэль Сэндс, это абсолютно мужской лабиринт — такой, в котором нет Ариадны, готовой провести героя через сложный и запутанный мир. Терри Девальд полагает, что у этого лабиринта есть дополнительное аллегорическое значение — то, над которым размышляют сегодня пожилые члены племени, связывая изменения в своей жизни с направлением поворотов в лабиринте. Это, говорит Девальд, изображение жизненного цикла человека, который по мере движения набирается мудрости. Когда фигура в лабиринте приближается к финалу, подходит к последнему развороту и вот-вот достигнет центра, она останавливается и задумывается, используя всю набранную за время пути мудрость, — и лишь после этого совершает последний поворот, ведущий к вершине горы и смерти.

Люди Реки называют такой план Домом Ткуху, легендарного основателя их племени, и лабиринт — это стены, которые он построил, чтобы защитить себя. Сторонний наблюдатель впервые зарисовал эти лабиринты в 1762 году. Это был отец Хуан Нентвиг, священник, путешествовавший в районе реки Гила. Он воспроизвел рисунок, который начертил при нем на песке местный индеец, утверждавший, что это карта великого дворца, когда-то здесь стоявшего. Каса Гранде (как и Кносс Минотавра) не была лабиринтом, но возможно, этот символ означал любое крупное здание — равно как в Европе идею лабиринта напрямую связывали с понятием города. Еще в племенах Каса Гранде называли Домом Мотекухзомы, вождя ацтеков, которого считали мифическим королем. Тот, кто нарисовал лабиринт на стене Каса Гранде, возможно, хотел сказать нам, что даже в руинах это здание оставалось Большим домом.

Начиная с 1900 года корзины «Человек в лабиринте», подносы и даже держатели для пачек сигарет стали пользоваться популярностью у туристов, и другие племена, включая племя навахо, принялись использовать этот дизайн в украшениях, выставляемых на продажу. Но Джефф Соуард обнаружил доказательства того, что лабиринт не всегда использовался лишь в оформительских целях. В опубликованных архивах антрополога Карла Шустера он увидел фотографии, сделанные в 1906 году (на территории резервации племени яки), на которых индейцы пима проходят небольшие — меньше двадцати футов шириной — временные лабиринты. Изображения были не то начерчены на песке, не то выложены камнями на скандинавский манер. Неизвестно, насколько привычным было это занятие для племени. Это определенно не была традиция, дошедшая до наших дней, но все-таки, пускай и недолго, люди на юго-западе Америки и в начале XX века на в самом деле ходили по лабиринтам.

Еще одно племя, обитающее на юго-западе Америки и обладающее традицией лабиринтов, — племя хопи. Если Ораиби, поселение хопи в Аризоне, действительно было основано в XII–XIII веках, как считается, то это одно из наиболее древних мест непрерывного проживания в Северной Америке. На скалах к югу от поселения обнаружены шесть высеченных в камне изображений лабиринтов — и они хорошо хранят свои секреты. Один из них круглый, пять — квадратные, но все они маленькие, по пять — семь дюймов в ширину. Определить их возраст невозможно. Невозможно узнать, когда именно индейцы хопи вырезали их. Или почему они это сделали. Но благодаря проекту по фиксации устной истории, проведенному в 1960-х годах и нашедшему свое законченное выражение в «Книге Хопи» Фрэнка Уотерса, мы знаем, что думали о происхождении племени его старейшины и что означали изображения лабиринта (их здесь всего два).

Образцы лабиринта племени хопи с юго-запада Америки

Общее название для круглого и квадратного лабиринтов, пишет Уотерс, — tapu’at — «мать и дитя». Тема рождения играет основополагающую роль в мифологии племени хопи и означает как происхождение из Матери Земли самого племени в начале времен, так и каждодневное появление ребенка из лона матери. Оба этих явления явно взаимосвязаны и оба отражены в tapu’at. Квадратный лабиринт фактически представляет собой два отдельных лабиринта, один внутри другого, и изображает одновременно ребенка в лоне матери и ребенка, которого мать держит на руках и оберегает. Прямая линия, не связанная ни с одним из лабиринтов, означает выход, возможно даже пуповину. Уотерс этого не говорит, но в некоторых юго-западных племенах во время родов на песке рисовали некое изображение, на которое новорожденный ребенок помещался практически сразу после рождения. Возможно, лабиринт, вырезанный в камне, был всего лишь более стойкой версией того узора, который рисовали на песке. А может быть, рисование квадратного лабиринта было ритуалом, облегчающим и приближающим начало родов.

Скругленный лабиринт, как объясняет Уотерс, более универсален, чем квадратный. Центральная линия, ведущая от входа, соединена с обоими концами большого узора и образует крест, символизирующий, по словам Уотерса, Отца Солнце, «дарителя жизни». Лабиринт раскрывает вселенский план Творца, и четыре точки, где линии образуют повороты, означают четыре части света. В таком случае tapu'at играет роль божественной карты. Похоже, традиции проходить лабиринт здесь нет, но каждый год на Вувучиме, первой в ежегодном цикле церемоний, священники хопи обходят вокруг поселения четыре раза, призывая землю возродиться — согласно вселенскому плану, раскрытому в лабиринте.

Герман Керн видит корни американских лабиринтов не в Европе, а в Азии, точнее — в Индии, где, как он полагает, традиция лабиринтов имеет много общего с традициями хопи и Людей Пустыни или Реки. Будучи потомками древнейших племен юго-запада, они, пожалуй, лучше кого бы то ни было сохранили древние традиции, привезенные в США через Берингов пролив.

«Кота», индуистское украшение дверных порогов

Связывать лабиринт с родами — это индуистская традиция. Как мы уже говорили, беременные женщины в Индии готовились к родам, проходя лабиринт пальцами, а еще существуют сведения о том, что иногда они рисовали узор лабиринта шафраном на металлической тарелке, а потом сметали его в воду и выпивали. На скале, нависающей над дорогой к храму в честь богини Кали в Тикле (Центральная Индия), нарисован красной краской лабиринт, похожий на наскальные рисунки на юго-западе Северной Америки, а на напоминающем дольмен храме в Тамил-Наду выгравированы несколько семикруговых лабиринтов, которые, возможно, появились здесь еще в первом тысячелетии до н. э. Женщины в тамильской (юго-восточной) части Индии по сей день продолжают украшать пороги своих домов оберегающими, хотя и очень невечными лабиринтными узорами под названием «кота».

Керн утверждает, что в течение месяца маргали (в переводе на западный календарь — с середины декабря по середину января), который считается самым неудачным временем, женщины посыпают пороги домов белым порошком. Рисунки, которые складываются из порошка, не всегда являют собой совсем уж настоящий лабиринт, но в Индии продаются книжки с рекомендациями по дизайну этих «порожных» рисунков, и большинство из них, похоже, и в самом деле представляет собой не что иное, как вариации классического семикругового лабиринта.

«Чакра въюха» — план неуязвимого построения войска

Поскольку порошок очень быстро стирается под ногами людей, которые входят и выходят из дома, или сдувается ветром, вероятно, сила лабиринта скрывается не в рисунке как таковом, а в самом акте его создания. Исторический — или мифологический — пример защитной силы лабиринта приводится в индийском эпосе Махабхарата, где армия, выстроенная в боевой порядок «чакра въюха», становится неуязвимой. На санскрите «чакра» означает круг, а «въюха» — боевой строй.

Как рассказывается в истории о битве на Курукшетре, армию куравов (потомков Куру) на бой с пандавами (сыновьями Панду) повел мудрец Дрона, наделенный магической силой. Он поклялся построить армию таким сложным строем, что им можно будет перехитрить даже самих богов. И, как свидетельствуют вырезанные на стенах храмов XII и XIII веков в Майсуре изображения, Дрона выстроил армию в форме классического критского лабиринта. Могущество «чакры» заключалось не в том, что вражеские солдаты ступили на «тропу» лабиринта и были уничтожены (хотя однажды такое все-таки произошло: одному молодому храбрецу из армии пандавов поведали секрет, как войти в лабиринт, но не сообщили, как из него выйти), а в том, что сам порядок, которым выстроились воины, отпугнул врага. Магия была в самом образе лабиринта. Махабхарата в том виде, в каком она дошла до наших дней, создавалась, вероятно, между IV веком до н. э. и IV веком н. э., и «чакра въюха» изначально, возможно, представляла собой просто набор концентрических кругов. Но к тому времени, когда были сделаны рисунки в храмах, лабиринты уже оставили свой след в Индии, особенно в ее южной части. До постройки Каса Гранде и деревни Ораиби должно было пройти еще несколько сотен лет.

Есть что-то снисходительное (чтобы не сказать — неправдоподобное) в утверждении, что понятие лабиринта могло возникнуть в культуре американского юго-запада только благодаря привнесению извне. Возможно, лабиринт принесли с собой испанцы. А может быть, это была какая-то глубокая народная память об Азии. Но давайте не будем забывать об упомянутом нами выше антропологическом принципе: в одних и тех же условиях люди по всему миру в конечном итоге придумывают почти одинаковые способы решения одних и тех же проблем. К концепциям это правило можно применить с таким же успехом, как и к уже упомянутому ступенчатому выступу. Стоит также заметить, что те же самые люди, которые настаивают на том, что хопи или Люди Пустыни взяли идею лабиринта у европейских христиан или азиатских индусов, вероятнее всего, подозревают, что в Индию лабиринт попал благодаря Александру Великому.

Вторая половина XIX века — как раз когда на юго-западе Америки была обнаружена древняя традиция лабиринтов — стала также эпохой скромного возрождения того, что можно назвать официально одобренными — церковью или государством — лабиринтами. Один лабиринт даже заказал для себя принц Альберт. Взлелеянный им проект, Лондонская всемирная выставка, которая прошла в 1851 году в здании новаторского архитектурного сооружения Джозефа Пакстона — Хрустального дворца, был настолько успешен, что даже принес прибыль. Заработанные деньги Альберт использовал на покупку земли рядом с теперешним Альберт-Холлом, где Королевское общество садоводов должно было создать сад, открытый для посетителей.

Лабиринт из живой изгороди в саду Королевского общества садоводов, ранее размещавшемся в Южном Кенсингтоне (Лондон)

Принцу Альберту, супругу королевы Виктории, приписывают также «рекомендацию», согласно которой часть 25-акрового ботанического сада следовало отвести под лабиринт из живой изгороди. Для претворения в жизнь этого плана был нанят Уильям Эндрюс Несфилд, отставной морской офицер, ставший весьма популярным садовым архитектором. Наибольшую известность ему, вероятнее всего, принесли ландшафты в королевских садах Кью, но особенно Несфилдом восхищались — и нанимали владельцы усадебных хозяйств — за его узловые сады в псевдотюдоровском стиле. Лабиринты Несфилду тоже уже доводилось строить. Оригинальный лабиринт из живой изгороди в Саффрон-Уолдене был его произведением, и еще один, эксцентричной формы, с тремя большими кругами и общим видом немного напоминающий жука, до сих пор находится в Сомерлейтон-Холле, рядом с Грейт-Ярмутом в Сассексе. Садовый лабиринт Королевского общества садоводов открылся в 1861 году и был менее изощренным — состоял из всего-навсего одного круга. Предполагалось, что в центре лабиринта будет установлен фонтан, но вместо этого там появилась статуя Галатеи. Критики Несфилда высказывали (как обычно) недовольство тем, что в его саду «чрезмерно» используется гравий. К сожалению, с годами лабиринт зарос травой, и в 1913 году, когда на его месте построили Музей науки Южного Кенсингтона, Центральный Лондон лишился своего единственного лабиринта из живой изгороди.

В дополнение к тому, что он, возможно, и в самом деле слишком вольно обращался с гравием, Несфилд отличался от большинства других создателей лабиринтов той эпохи оригинальностью мышления. Чаще всего в лабиринтах тех лет главенствовала традиция. В Австралии первый садовый лабиринт появился в 1862 году, в ботаническом саду богатого города золотоискателей Балларата и продержался там (всего с одним пересаживанием) до 1954 года. Это была более или менее точная копия Хэмптон-Кортского лабиринта, так же как и первый новозеландский лабиринт, построенный в 1911 году в Данидине. Его тоже больше не существует. Хотя похожие лабиринты появлялись и вскоре уничтожались в ряде колониальных поселений в Африке и Азии, возрождение не ограничивалось одной лишь Британской империей. Например, в Нидерландах в конце XIX века случился настоящий лабиринтовый бум. Самый известный голландский лабиринт, дошедший до наших дней, изображен на полу готической пристройки XIII века к более старой романской церкви Синт-Серваас в Маастрихте. Спроектированная архитектором Петрасом Куйперсом в рамках обновления старейшей городской церкви, предпринятого в 1886 году, эта 30-футовая версия римского лабиринта демонстрирует мозаичные силуэты шести городов: Маастрихт на входе, Иерусалим в центре, а Рим, Константинополь, Аахен и Кельн — по углам. Второй, менее заметный лабиринт Куйперса расположен в алтарной части храма и очень напоминает лабиринт с крестом, который можно встретить во французском Сент-Омере и в ратуше города Гента. Его площадь — примерно 24 квадратных фута. Более или менее традиционные лабиринты изображены также на входе в две церкви, построенные позже в то же столетие — Синт-Николас-керк в Наймегене и Синт-Мартинус-керк в Оуд-Зевенааре (около 15 квадратных футов). В центре лабиринта в Синт-Николас-керке написаны слова Per Crucem ad Соronam— «Через крест к короне».

Лабиринт в соборе Эли (Англия)

Приблизительно в то же время, когда строились церковные лабиринты, голландские ландшафты стали украшаться лабиринтами из живой изгороди. Четыре из них сохранились до сих пор, все четыре представляют собой вариации хэмптон-кортского образца и находятся в Рурроло (самый большой), Патерсвольде, Велдаме и Сиперстейне.

Самый необыкновенный из церковных лабиринтов конца XIX века появился весьма неожиданно. Сэр Джордж Гилберт Скотт заслужил известность, состояние и рыцарский титул благодаря тому, что строил — а чаще перестраивал — здания, которые после его работы могли легко сойти за подлинные благороднейшие образцы архитектуры XVI–XVIII веков. Сколько посетителей за последние полтора столетия восхищались великолепным готическим потолком в церкви Батского аббатства, прекрасно зная, что он вовсе не тюдорский, а викторианский? Скотт мог с одинаковым успехом построить средневековый вокзал (Сент-Панкрас в Лондоне), привести в порядок национальное достояние (Вестминстерское аббатство) или спасти угрожающе обветшавший деревенский собор, как он сделал в местечке Эли недалеко от Кембриджа.

Ангелы, которыми он разрисовал трансепт в соборе Эли, не оставляют сомнений в том, что они не что иное, как творения XIX века, но вот черно-белый каменный лабиринт на полу у входа в собор вызывает подлинное удивление. Это первый и единственный лабиринт в английском соборе, и его расположение почти в точности совпадает с положением лабиринтов во французских церквах. Но благодаря своим резким поворотам, почти 20 квадратным футам площади и странной форме (лабиринт квадратный, но оптическая иллюзия создает ощущение, что перед нами прямоугольник), лабиринт в Эли не похож ни на один из ранее построенных. И хотя в путеводителях по собору приводится весьма уместная средневековая история о том, что лабиринт был придуман для того, чтобы развернуть дьявола и отправить его обратно через дверь, в которую тот только что вошел, — не остается никаких сомнений в том, что это — безусловно и абсолютно современное творение.

Интерес к лабиринтам, возрожденный в конце века, в сочетании с еще более сильным увлечением новыми научными достижениями и строительными материалами нашел отражение (причем в буквальном смысле слова) в новом виде лабиринтов. По обе стороны Атлантики многие самые популярные лабиринты конца XIX и начала XX века были сделаны из стекла. Их устройство и принцип действия не имел почти никакого отношения к Криту, Шартру или Хэмптон-Корту, они появились только благодаря открытиям в области физики и оптики. Зеркальные лабиринты были идеальным ярмарочным развлечением. Их было легко собирать, легко поддерживать в хорошем состоянии, и к тому же для них не требовалось много места. Ведь и в самом деле, площадь, которую они занимали, благодаря оптическому обману казалась в шесть раз больше, чем была на самом деле. Ширина стандартного ярмарочного фургона составляла лишь восемь футов, а лабиринты в разложенном виде вырастали до шестнадцати. Роберт Голдсак, специалист по ярмаркам и бродячим представлениям, писал, что секрет успеха «стеклянного дома», как их тогда называли, заключался в том, что они никогда не запутывали посетителя так сильно, чтобы он остался там надолго. Ведь иначе там просто не хватило бы места на всех.

Типичный «стеклянный дом» состоял, во-первых, из коридора, который часто благодаря отражению удваивал сам себя и был увешан кривыми зеркалами, отображаясь в которых, посетители становились выше, или толще, или меньше, чем были на самом деле. Иногда в пол были вмонтированы пружины, чтобы посетители теряли равновесие. А еще здесь встречались и элементы «пещеры ужасов» — свисающие с потолка веревки (имитирующие паутину), жутковатые огни (правда, слишком темно здесь не бывало, ведь тогда зеркала перестали бы отражать) и выскакивающие из темноты скелеты и чудовища. Коридор вел в сам зеркальный лабиринт, где арки, двери и другие коридоры словно растягивались во всех направлениях, и посетители то тут, то там замечали свое отражение — иногда даже целую дюжину своих отражений — и эти отражения часто шли в направлении, противоположном тому, в котором двигался сам посетитель. Задача здесь состояла не в том, чтобы добраться до центра, а в том, чтобы по дороге к выходу не слишком часто ударяться лбом о неожиданную зеркальную стену. Вскоре многие люди наловчились проходить зеркальные лабиринты, выставив вперед руки, сильно смахивая при этом на актрис, исполняющих роль леди Макбет в бродячих театрах.

Ч.У. Паркер из Ливенворта, Канзас, ведущий производитель оборудования для ярмарочных представлений и интермедий, сделал множество передвижных стеклянных домов, но некоторые его произведения были установлены стационарно в парках развлечений. В рекламной листовке парка «Стиплчейз» («Единственное смешное место в Кони-Айленде») значилось двадцать пять аттракционов, которые можно было посетить всего за 25 центов, и номером 19 (между 18: «Движущиеся картины» и 20: «Русские горки») значился Стеклянный музей в Затонувшем саду. Начиная с 1906 года зеркальный лабиринт выставлен и в музее восковых фигур «Гревен», парижской версии музея мадам Тюссо. Его построили для Всемирной выставки 1900 года, но он так и остался в тени Эйфелевой башни, чуда тогдашней инженерной мысли, оставшегося от Всемирной выставки 1889 года.

Густав фон Птиттвитц Палм, если его действительно звали именно так, представлялся «австро-венгерским подданным, временно проживающим в Нью-Йорке» — так было написано в документах, которые 30 мая 1893 года он подал в патентное бюро, желая получить патент Соединенных Штатов на «устройство для произведения оптических иллюзий». Это был зеркальный лабиринт, который предлагал сразу два оптических обмана. Первый — исчезающая женщина (или «любая другая подходящая приманка»), которую посетитель, входя в лабиринт, видит на отдаленном расстоянии, но, когда он подходит к ней ближе, «приманка» оказывается уже совсем в другом месте. Палм писал так:

«Как бы посетитель ни старался добраться до этого предмета или человека, всякий раз он будет попадать впросак». Второй — это иллюзия толпы. Как описывал это Палм, посетитель входит в «лабиринт» (изобретатель сам ставил это слово в кавычки), и затем:

«…глядя перед собой, он видит нескольких других посетителей, но, приглядевшись внимательнее, обнаруживает, что на самом деле все это — лишь многочисленные отражения одного и того же человека… И точно так же видят другие посетители его самого. Фактически каждый посетитель в любой части «лабиринта» отражается во всех других частях «лабиринта». Совсем по-другому дело обстоит с «приманкой» (женщиной или любым другим подходящим предметом, который попадается на глаза сразу при входе в лабиринт)… Таким образом, создаются две иллюзии: первая заставляет поверить в то, что это помещение огромно, не имеет границ и заполнено посетителями, а вторая — в то, что некий объект находится совсем рядом и добраться до него ничего не стоит».

Устройство, получившее патентное удостоверение за номером 498 524, всеми своими иллюзиями было обязано зеркалам — двадцати пяти штукам. Несколько месяцев спустя Палм получил дополнительные патенты на свой зеркальный лабиринт, потому что теперь в нем появились «улучшенные» арки и рамы, а также были более тщательно подогнаны друг к другу размеры стекол, чтобы было проще перевозить аттракцион с места на место.

Лучшим из сохранившихся зеркальных лабиринтов XIX века считается лабиринт, также построенный для выставки: Швейцарской национальной выставки 1896 года в Женеве. После окончания выставки лабиринт был отстроен заново в «Ледниковом саду» в Люцерне, где ему посчастливилось быть отремонтированным и восстановленным в 1991 году. На первый взгляд большой зал производит впечатление многоколонной мавританской фантазии, возможно навеянной испанской Альгамброй, и кажется, будто все его коридоры и проходы ведут одновременно в шесть — или их там даже больше? — направлений. Люди, бродящие среди зеркал, тщетно пытаются найти дорогу, но натыкаются на бесконечное число дверных проемов, которые на деле оказываются вовсе никакими и не дверными проемами, то и дело замечают самих себя в дальнем конце коридора, в который собираются войти, входят в комнату, полную цветов, и даже несколько раз, к своему удивлению, встречаются с калифом.

Над головой здесь нависает нечто, очень напоминающее мавританские узорчатые своды, а пол, как и у большинства полов зеркальных лабиринтов, украшен узором из равносторонних треугольников. Они-то и являются ключом к разгадке обмана. Не каждый треугольник действительно используется — некоторые играют чисто декоративную роль. Ширина высоких прямоугольных зеркал (которые никак не искажают отражающиеся в них предметы) совпадает с длиной одной стороны треугольников, и зеркала расставлены точь-в-точь по краям треугольников. Иногда зеркало есть только у одной стороны, иногда — у двух, иногда одна сторона треугольника соприкасается с нижним краем зеркала, а иногда — с краем простого прозрачного стекла такой же формы и размера. Из-за треугольников все эти зеркала стоят под углом в 60 градусов, и те, которые оказываются в правильном положении относительно друг друга, могут взаимодействовать и отражать друг друга. В более сложных лабиринтах, таких как лабиринт двойной иллюзии Густава Палма, используются также маленькие лабиринты внутри больших, и тогда независимая сеть зеркал — не принимающая во внимание треугольники — расставляется под углом 45 градусов, и эти зеркала отражают друг друга, но не те, которые стоят под углом 60 градусов. Впрочем, такое дополнительное усложнение встречается редко и на сегодняшний день, возможно, существует только в литературных произведениях — например, таких как мистический роман Уильяма Бэйера «Зеркальный лабиринт».

В 1986 году Джирл Уокер, ведущий колонки «Ученый-любитель» в журнале «Сайентифик Американ», вошел в лабиринт Люцерны и нашел его намного более сложным, чем ожидал. И вот, будучи журналистом, он вернулся в лабиринт с блокнотом в руках, пустил вперед жену, чтобы не натыкаться на неожиданные стеклянные стены, и нарисовал карту аттракциона. На рисунке, который он опубликовал в своей июньской колонке, изображена, казалось бы, совершенно несложная дорога с чередующимися правыми и левыми поворотами (и всего одним настоящим тупиком), которая, извиваясь, тянется вдоль стен из расставленных под углом зеркал. Также из рисунка видно, что на самом деле это никакой и не лабиринт, а всего лишь иллюзия, оптический и геометрический обман зрения. Петляющий и изменчивый лабиринт существует лишь в голове того, кто по нему идет. Как продукт технократической науки XIX века, лабиринт в Люцерне представляет собой такую же затейливую конструкцию и, при всей своей несерьезности, гениальное творение, как и его современница — Эйфелева башня.

Зеркальные лабиринты до сих пор можно встретить на редких странствующих ярмарках и в парках развлечений. В некоторых плохеньких версиях стеклянные зеркала заменили на полиэфирную пленку. В пещере Вуки-Хоул рядом с Батом (Англия) находится яркий разноцветный лабиринт, явно навеянный люцернским, правда слегка попроще. (Здесь уж точно не понадобится жена, которая шла бы перед пытливым составителем карты, забреди он вдруг сюда.) И в отличие от лабиринта в Люцерне лабиринт в Вуки-Хоул завершается гигантским зеркальным фонтаном. В чикагском Нэви-Пир находится лабиринт, в котором представлены все главные достопримечательности «города ветров» в миниатюре. А в загородном поместье Лонглит на юге Англии разыгрывают легенду о короле Артуре в зеркальном лабиринте, построенном в здании конюшни. Все эти новые творения — дело рук изобретательного Эдриана Фишера. Интересная вариация на тему зеркального лабиринта существовала одно время в саду отеля «Тйаарда» в Голландии. Построенный в XX веке и несколько раз расширявшийся, с 1980 года лабиринт превратился в автомобильную стоянку. На первый взгляд он казался обыкновенным лабиринтом, но, когда идущий доходил до центра, там его ожидали шесть кривых зеркал. И то, что испокон веков было моментом триумфа, здесь оборачивалось издевкой и насмешкой. А Минотавр оказывался лишь искаженным отображением тебя самого.

Ну а стеклянный дом, который навсегда останется в памяти, — это лабиринт из заброшенного парка развлечений в Сан-Франциско, который появляется в конце фильма Орсона Уэллса «Леди из Шанхая» (1948). Рита Хейворт играет даму, которая, кажется, запуталась в своем браке. Уэллс, помимо режиссуры, исполняет в фильме роль не-столъ-невинного безучастного наблюдателя с ирландским акцентом, который получает в итоге больше, чем рассчитывал. Это классический американский фильм в жанре нуар, с соответствующими диалогами. «Мир жесток», — говорит Рита. «Каждый человек — игрушка в чьих-то руках», — говорит Орсон. Перестрелка между дамой и ее мужем (знаменитым адвокатом, чью роль исполняет непривычно злой Эверетт Слоан) отражается в разлетающихся на осколки стеклах Зеркальной комнаты. Стрельба длится не больше двадцати секунд, но именно из-за них люди помнят оставшиеся восемьдесят семь минут фильма.

Несмотря на все это увлечение новаторством, всевозможные технические ухищрения и щекочущую нервы неразгаданную загадку, мистическое притяжение лабиринта никуда не делось. И в конце XIX века не было на земле другого такого места, где бы оно выразилось с такой силой, как в маленькой часовне из красного кирпича на кладбищенском холме в Суррее. В деревне под названием Комптон жил художник и скульптор Джордж Фредерик Уоттс и его молодая жена Мэри. Огромные, тяжелые картины Уоттса с их мускулистыми героями и мелодраматическими положениями давно вышли из моды, хотя были времена, когда его называли «английским Микеланджело». Мэри была его второй женой — первой была шестнадцатилетняя на момент брака актриса Эллен Терри, — и, хотя ее преданность «Синьору» (как называли Уоттса дома) не подвергается сомнениям, художественный вкус Мэри считался более «современным», чем его. Шотландка, выросшая в фамильном замке Алдури, на Лох-Нессе, Мэри находила вдохновение для своих работ в кельтских источниках — богато иллюстрированной «Келлской книге» и «Книге из Дарроу», а также в затейливо украшенных высоких крестах Ирландии, Шотландии и Уэллса. Кроме того, она почитала Уильяма Морриса и «Движение искусств и ремесел» с его философией преображения масс посредством искусства. Задача движения состояла не столько в том, чтобы обучить народ ценить прекрасное в искусстве, сколько в том, чтобы обучить его самостоятельно делать прекрасные вещи, которые потом можно было бы для чего-нибудь использовать. Например, огорченная некрасивостью большинства надгробных плит, Мэри некоторое время носилась с мыслью о том, чтобы научить людей готовить надгробия для себя самих — из доступных материалов.

В 1895 году деревня Комптон купила небольшое количество земли рядом с домом Уоттса — под новое кладбище. Но у Мэри родился уже более амбициозный план, чем просто надгробия. Она нарисует эскиз для часовни, которая будет стоять на этом кладбище, и покажет деревенским жителям, как делать глиняные архитектурные элементы-символы, благодаря которым это здание станет одним из самых удивительных в Англии — хотя кое-кто назовет его просто гротескным. Мэри устраивала занятия по лепке в поместье Уоттса, где можно было даже нарыть глины для работы, и скоро желающих заниматься у нее стало больше, чем она могла предположить. В своей тоненькой книге «Мир в узоре» Мэри пыталась растолковать значение символов часовни (и извинялась — не слишком, впрочем, убедительно — за то, что объяснять приходится так много) и перечисляла имена семидесяти трех человек, включая свое собственное, — тех, кто помогал ей в создании этого творения. Из местной глины лепились сотни ангелов, петухов, кораблей, мышей, переплетенные ветви кельтского Древа Жизни, псевдоарабские библейские цитаты и еще несколько десятков других деталей, среди которых было довольно много лабиринтов. А потом все это обжигалось в печи, которую помог установить Уильям Де Морган — блестящий плиточный художник Уильяма Морриса.

Дорога к часовне была доделана в 1898 году. Она проходит среди рядов густо посаженных деревьев и ведет через кладбище. Когда выходишь наконец из гущи деревьев, ощущение такое, будто вышел из лабиринта живой изгороди, а маленькое кирпичное здание, которое открывается твоему взору, даже после того, как оно сто с лишним лет выцветало на солнце, по-прежнему выглядит очень-очень красным. Второе, что бросается в глаза, — это массивная романская дверь, окаймленная замысловатой резьбой по камню (в действительности — глиной), которая вполне могла бы принадлежать средневековому ирландскому монастырю или любому из многочисленных зданий Генри Хобсона Ричардсона или Луиса Салливана из еще более далеких Новой Англии или Чикаго. В плане часовня представляет собой греческий (равносторонний) крест, вмещающий в себя круг меньшего размера. Купольная крыша выложена из необычно узких кирпичей, и от этого часовня кажется выше, чем есть на самом деле, а сверху ее украшает небольшая колокольня. И повсюду видны завитки тонкой резьбы по красному кирпичу.

На каждой стене, кроме фронтальной, изображен ангел с лабиринтом в руках — всего три ангела, символизирующие Путь, Правду и Любовь. Лабиринт, означающий Путь, напоминает напольную мозаику в церкви Сан-Витале в Равенне. Найджел Пенник указывает, что это и в самом деле копия итальянского лабиринта в том виде, в каком он представлен на неточном рисунке, опубликованном в книге «Архитектура, мистика и миф» Уильяма Летаби — одного из главных философов «Движения искусств и ремесел». Внутри, в единственном помещении часовни, на нас обрушивается головокружительное смешение кельтского искусства, ар-нуво и элементов в стиле «Движения искусств и ремесел», которые сама Мэри Уоттс называла (возможно, в шутку) «возвеличенными обоями», а алтарь украшает еще один лабиринт — большего размера и на этот раз одиннадцатикруговой.

Но самые необыкновенные лабиринты в часовне, к сожалению, обычно остаются без внимания — как и фигурки в нижней части колонн, окружающих окна. Мэри Уоттс пишет, что увидела этот узор на кельтском кресте в деревне Кэрью в Уэльсе.

Рисунок Мэри Уоттс, изображающий крестообразный лабиринт в Кэрью (Англия)

В нем сочетается изображение свастики (которая, по мнению Мэри, в дохристианском мире символизировала путь солнца), а также знак «Т», или «Тау», — символ, который предшествовал кресту Иисуса и который израильтяне в Египте вешали над дверями своих домов в ночь еврейской Пасхи. Завидев этот знак, Ангел Смерти должен был пройти мимо и пощадить иудейских первенцев. А кроме того, как пишет Мэри Уоттс, «Тау» был «символом, который на протяжении многих тысяч лет до прихода Моисея египтяне использовали для обозначения бессмертия».

Мэри полагала, что лабиринт в Кэрью у первых британских христиан играл роль опознавательного знака, и иногда вокруг лабиринта приписывались слова: «благость Божия ведет». Она черпала в этом силы. Хотя часовня, вопреки распространенному убеждению, не была построена в память о Г.Ф. Уоттсе, его прах хранится здесь, рядом с алтарем, в небольшой шкатулке, которую Мэри сделала за много лет до его смерти совсем для других целей. Некоторые из жителей и жительниц Комптона, работавшие с глиной, образовали Гильдию гончарного искусства и изготавливали не только надгробные плиты из красного кирпича, но еще и популярную до сих пор глиняную посуду, за которой в наши дни охотятся коллекционеры. А когда начался новый век, Мэри Уоттс написала, что истинное значение лабиринта в Кэрью с его изгибами, поворотами и символами вечной жизни можно отыскать в пьесе Роберта Браунинга «Пиппа проходит»: «Бог в своих небесах — /И в порядке мир!»