– Быстрее! – говорил себе Дэн, вытаскивая из шкафа одежду и запихивая ее в рюкзак. – Ты двигаешься слишком медленно… Поторопись… Они будут здесь очень скоро… В любую минуту…

Звук отдаленной сирены резанул его прямо по сердцу. Он замер, прислушиваясь, но его пульс продолжал бесноваться. Дэн потерял несколько бесценных секунд, прежде чем понял, что этот звук раздался за стеной, в квартире мистера Уикоффа. Телевизор. Мистер Уикофф, бывший рабочий, всегда смотрел повторный выпуск Старскай энд Хатч, который передавали ежедневно в половине четвертого. Дэн выругался про себя и продолжил сборы; в голове у него, словно раскаленный железный шип, пульсировала боль.

Он сорвал с себя окровавленную рубашку, торопливо вымыл руки над раковиной и влез в чистую белую футболку. Ботинки менять было некогда; каждая лишняя секунда казалась ему роковой. Он сунул в мешок-пару синих джинсов и напялил на голову темно-синюю бейсболку. Потом он заметил на столике фотографию Чеда, его сына, сделанную лет десять назад, когда мальчику было еще только семь, и тоже сунул ее в мешок. Открыв шкаф, Дэн снял с верхней полки коробку из-под ботинок, в которой лежало тридцать восемь долларов – все его деньги на сегодняшний день, – и едва он положил их в карман, как зазвонил телефон.

После третьего звонка включился автоответчик. Дэн услышал свой собственный голос, предлагающий оставить сообщение.

– Я звоню насчет вашего объявления в газете, – сказал мужской голос. – Мне нужно починить изгородь на заднем дворе, и меня интересует…

Дэн рассмеялся бы, если бы не чувствовал за своей спиной дыхание безжалостного закона.

– ..не могли бы вы взяться за эту работу, и каков ваш гонорар. Если вы перезвоните мне сегодня в течение дня, я буду вам весьма признателен. Мой номер…

Слишком поздно. Слишком, слишком поздно.

Дэн завязал мешок, вскинул его на плечо и вышел из комнаты.

Звук настоящих сирен, как ни странно, по-прежнему еще звучал в раскаленном воздухе. Дэн бросил мешок в кузов, рядом с ящиком инструментов, уселся за руль и рванул со стоянки. Он пересек железнодорожные пути, проехал шесть кварталов к востоку и увидел указатель, подтверждающий, что впереди лежит шоссе 49. Дэн свернул под стрелку 1-49 ЮЖНОЕ НАПРАВЛЕНИЕ, прибавил газу и влился в поток машин, уносящихся прочь от дыма промышленных предприятий Шривпорта.

Убийца, – думал он. Образ крови, толчками льющейся из горла Бленчерда, и его восковое лицо запечатлелись в мозгу Дэна нестираемо, как святое писание. Все произошло так быстро, что он до сих пор ощущал себя словно во сне. За такое преступление ему светит пожизненное, и он будет умирать за тюремными стенами.

Но сначала его должны поймать, потому что сам он сдаваться не собирается.

Дэн включил радиоприемник и покрутил ручку настройки, отыскивая выпуск новостей Шривпорта. Он перепрыгивал с кантри на рок-н-ролл, на рэп и рекламу, но пока никаких сообщений о стрельбе в Первом Коммерческом Банке не передавалось. Впрочем, Дэн был уверен, что долго об этом молчать не станут; вскоре его приметы и описание грузовика будут переданы на всех волнах. Не так уж много людей носит татуировку в виде змеи на правом плече. Символ гордости и военной отваги теперь превратился в Каинову печать.

Глаза ему вновь обожгли слезы. Дэн со злостью смахнул их. Время рыдать кончилось. Он совершил самую большую глупость, самый безумный поступок в своей жизни; он рванул к югу таким путем, которого даже не мог предположить. Краем глаза он продолжал следить за боковым зеркалом, все время боялся увидеть мигалки полицейских машин, спешащих за ним. Их по-прежнему еще не было, хотя он не сомневался – охота за ним уже началась. Прежде всего полиция должна была проверить его квартиру. Из досье в банке они не смогут получить о нем всю информацию – но много ли времени понадобится полиции штата, чтобы выяснить номер его водительской лицензии и начать розыски “шевроле” цвета “стальной туман” с убийцей за рулем?

Отчаянная мысль заставила Дэна вздрогнуть: быть может, Бленчерд все же не умер?

Может быть, “скорая” успела вовремя? Может быть, санитары сумели остановить кровотечение и доставили раненого в больницу? Тогда это не будет считаться убийством. Через пару недель Бленчерд выписался бы из больницы, вернулся к жене и детям. А Дэн мог бы ссылаться на временную невменяемость, потому что на самом деле именно это с ним и случилось. Ему бы дали, конечно, срок, да – но тогда все-таки был бы свет в конце тоннеля. Может быть. Может…

Громкий гудок вернул Дэна к реальности. Он перебрался в соседний ряд, и кремовый “бьюик” промчался мимо него с яростным свистом.

Дэн миновал пересечение со скоростной кольцевой магистралью и теперь ехал по окраинам Шривпорта. Мимо тянулись сплошные стены многоквартирных домов, расположенных рядом со складами, фабриками и автостоянками. Редкая зелень была выжжена до серого цвета безжалостным солнцем. Впереди поблескивало длинное прямое шоссе, и над ним кружились вороны, выискивая мелких животных, раздавленных колесами автомобилей.

Внезапно Дэн сообразил, что понятия не» имеет, куда едет.

Он знал направление, но не цель. Впрочем, какое это имело значение? Самое главное – как можно дальше отъехать от Шривпорта. Дэн бросил взгляд на приборную доску; бак был наполнен чуть больше, чем на четверть. Для пикапа “шевроле” очень экономно расходовал бензин; в частности, именно поэтому Дэн его и купил. Но куда можно уехать с тридцатью восьмью долларами и несколькими центами в кармане?

У Дэна екнуло сердце: навстречу ехал полицейский патрульный автомобиль. Дэн смотрел, как он приближается, и во рту у него пересохло. Потом автомобиль промчался мимо с обычной для полицейских машин скоростью пятьдесят пять миль в час. Взглянул ли на встречный грузовик патрульный за рулем? Дэна продолжал наблюдать за ним в боковое зеркало, но тормозные огни автомобиля даже не мигнули. Но что, если патрульный узнал пикап и передал сообщение по радио другому посту, дальше к югу? На этой автомагистрали можно было устроить заграждение чуть ли не в любом месте. Дэн решил свернуть с шоссе 1-49 на менее оживленную дорогу. Еще четыре мили проскочили под колесами его “шевроле”, прежде чем он увидел выезд на шоссе 175, ведущее на юг, к городу Мансфилд. Дэн сбавил скорость и выехал на него – дорогу в две полосы, вдоль которой плотно росли сосны и пальметты. 175-е шоссе было почти пустым, только впереди маячили два автомобиля, а сзади никого не было. Тем не менее, Дэн старался не превышать скорость и настороженно следил за полицейскими патрулями.

Теперь предстояло принять решение, куда же все-таки ехать. Граница Техаса лежала милях в двадцати к западу. Часов через пятнадцать он мог бы оказаться в Мексике, добраться до побережья Мексиканского залива, а потом направиться либо на запад, к Порт-Артуру, либо на восток, к Новому Орлеану. А дальше что? Скрываться? Найти работу? Изменить внешность, сбрить бороду, вывести татуировку?

Можно было еще податься в Александрию – она была меньше, чем в сотне миль, чуть южнее самого центра Луизианы. Дэн прожил в этом городе девять лет, когда работал на “Фордхем Констракшн”. Его бывшая жена и сын по-прежнему жили там, в доме на Джексон-авеню.

Верно. Губы Дэна растянулись в мрачной улыбке. Полиция наверняка уже знает из его досье этот адрес:

Дэн честно выплачивал жене алименты. И если он сейчас туда явится, его сразу же схватят. И потом, Сьюзан и без того так его боится, что не пустит на порог, будь он даже мальчик-певчий из церковного хора, а не убийца. Дэн уже шесть лет не видел свою бывшую жену и семнадцатилетнего сына. Но это было и к лучшему, потому что развод до сих пор напоминал о себе, как открытая рана.

На минуту он представил себе, что сказали бы другие Укротители Змей об отце, который среди ночи вдруг напал на собственного ребенка. И разве можно оправдать это тем, что в те дни Дэна сводили с ума ночные кошмары, возвращавшие его к прошлому? Разве имело какое-то значение то, что когда Дэн сдавил горло сына, он был уверен, что пытается задушить вьетконговского снайпера, барахтающегося в грязи, размытой серебристым дождем?

Нет, не имело. Он вспомнил, как очнулся от крика жены; вспомнил смертельный ужас на заплаканном лице Чеда. Еще десять секунд… Всего лишь десять… И он бы убил своего сына. Как после этого Дэн мог обвинять Сьюзан в том, что она не хотела больше с ним жить? Дэн согласился на развод.

Усилием воли Дэн заставил себя вернуться к действительности: стоило его вниманию рассеяться, как грузовик тут же начинало сносить к разделительной полосе. Он заметил между пальцами следы запекшейся крови, которую он не отмыл, и образ побелевшего лица Бленчерда вновь начал его терзать.

Дэн взглянул в боковое зеркало, и сердце у него едва не остановилось. На крыше мчащегося за ним автомобиля вспыхивала мигалка. Дэн не знал, жать ему на акселератор или на тормоза, но прежде чем он успел решить, что же делать, вишневого цвета пикап с двумя хохочущими юнцами в кабине с воем пронесся мимо; подросток на пассажирском сиденье выставил в сторону руку с поднятым вверх средним пальцем.

Дэна бросило в дрожь. Он дрожал всем телом и никак не мог остановиться. Живот скрутило, в голове словно загрохотал барабан. Перед глазами закружились темные мушки, как частицы пепла, и Дэн испугался, что вот-вот потеряет сознание. У следующего изгиба шоссе он заметил узкую дорогу, ведущую в небольшой лесок справа от основной магистрали. Дэн свернул туда, проехал ярдов пятьдесят, вздымая желтую пыль, и остановил “шевроле” под прикрытием спасительных сосен.

Живот снова свело. Горячая волна подкатила к горлу. Дэн выбрался из кабины и бросился к ближайшим кустам. Там его вырвало. Потом еще раз, и еще. Когда в желудке ничего не осталось, он опустился на колени, обессиленный, а в ветвях прямо над ним распевали птицы.

Он вытащил из брюк нижний край футболки и вытер пот со лба и со щек. Пыль еще висела в воздухе, и солнечный свет ложился на листья, как чешуя. Дэн попробовал сосредоточиться и решить, что же все-таки делать дальше. Ехать в Техас или в Мексику? К заливу или в Новый Орлеан? Или лучше все же вернуться в Шривпорт и сдаться властям?

Это разумная мысль, не правда ли? Отправиться в Шривпорт и попытаться объяснить полиции, что ему показалось, будто Бленчерд хочет его убить, сказать, что у него и в мыслях не было выходить из себя, поклясться, что он очень-очень жалеет, что так получилось?

«Каменные стены, – подумал он. – Каменные стены ждут”.

Наконец Дэн встал и неуверенными шагами вернулся к машине. Он забрался в кабину, запустил двигатель и включил радио. Он вращал настройку, переходя от станции к станции; на таком расстоянии прием был гораздо хуже. Минут через десять Дэн услышал по-профессиональному равнодушный голос дикторши:

– ..Стрельба в Первом Коммерческом Банке. Это случилось после половины четвертого… Дэн напряг слух.

– ..Согласно сообщению полиции, озлобленный ветеран Вьетнама вошел в банк с пистолетом и выстрелил в Эймори Бленчерда, управляющего кредитным отделом. Раненый скончался, когда его привезли в больницу Всех Святых. Дополнительные подробности о развитии событий мы получим позднее. Другие новости… Городской совет и правление водонапорной станции оказались сегодня в тяжелом положении, когда…

Дэн уставился в никуда. Из груди его вырвался тихий вздох.

Скончался, когда его привезли в больницу…

Об этом было сообщено официально. Теперь он – убийца.

Но что это там говорилось насчет того, что он вошел в банк с пистолетом?

– Это не правда, – прошептал он самому себе, еле ворочая языком. – Не правда.

Из сообщения, переданного полицией, выходило, что он отправился в банк уже с намерением кого-то убить. Разумеется, они вставили сюда и слово “озлобленный” – для того, чтобы при этом все считали его еще и психопатом.

Впрочем, Дэн понимал, что на этом настаивал банк. И понимал, почему. Можно представить, как поступили бы их клиенты, узнав, что Бленчерд был убит из пистолета охранника. Разумеется, лучше сказать, что чокнутый ветеран Вьетнама заранее приготовил оружие и начал охоту за жертвой! Дэн еще покрутил ручку настройки, и через пару минут наткнулся на обрывок другого сообщения:

– ..Доставлен в больницу Всех Святых, где и скончался. Полиция предупреждает, что Ламберт, вероятно, вооружен и очень опасен…

– Дерьмо! – выругался Дэн. – Я пришел туда не для того, чтобы кого-то убить!

Теперь ему было совершенно ясно, что случится, если он явится в полицию сам. Его даже не станут слушать. Его сунут в камеру, и этим поставят крест на всей жизни, которая ему еще осталась. Может быть, он проживет на три года дольше – но Дэн не собирался помирать в тюрьме и быть похороненным на тюремном кладбище.

К нему вернулось самообладание. “Нужно ехать в сторону дельты, – решил он. – Оттуда можно будет добраться или до Нового Орлеана, или до Порт-Артура. Может быть, там посчастливится найти капитана, которому требуются матросы, и который не станет задавать лишних вопросов”.

Дэн развернул “шевроле”, вновь выехал на шоссе и покатил дальше на юг.

В кабине была духота, как в парной, даже при том, что оба стекла были опущены. Жара выдавливала из Дэна последние силы. Он подумал о Сьюзан и Чеде. Раз о стрельбе передали по радио, то недолго ждать, когда эта новость появится и в телевыпусках. Хотя, наверное, полиция уже позвонила Сьюзан. На самом деле Дэна не особенно беспокоило, что подумает о нем она; только мнение Чеда имело для него значение. Ему было больно от мысли, что мальчик поверит, будто его отец – безжалостный убийца.

Вопрос стоял так: как этого не допустить?

Дэн услышал сзади выхлопы двигателя.

Он посмотрел в боковое зеркало.

И оказалось, что у него на хвосте сидит патрульная машина. На кабине у нее вращалась красно-синяя мигалка.

Дэну и раньше приходилось испытывать истинный ужас – ив джунглях Вьетнама, и в банке, когда он увидел перед собой пистолет Бленчерда, отыскивающий цель. И все же сейчас страх превратил его кровь в кристаллики льда.

Завыла сирена.

Его настигли.

Дэн крутанул руль вправо; нервы его обожгла паника.

Патрульный автомобиль пронесся мимо и исчез впереди за поворотом.

Прежде чем Дэн сообразил, что надо бы остановиться и подумать, он тоже выехал на поворот и увидел, как полицейская машина съезжает на обочину. В канаве торчал вишневый пикап. Один из подростков с тоской разглядывал черное месиво, оставшееся от покрышек, а другой сидел в траве, прижимая к груди левую руку. Проезжая, Дэн обернулся – из машины выбрался полицейский и пошел к мальчишкам, укоризненно покачивая головой.

Отъехав подальше от места аварии, Дэн снова прибавил скорость. Перед глазами у него еще плыли темные пятна, и сердце бешено билось. День близился к вечеру, а он с самого завтрака ничего не ел. Дэн подумал, не остановиться ли на заправке купить конфет и воды, но решил, что полиция слишком близко, чтобы так рисковать. Он погнал “шевроле” дальше по опаленной солнцем дороге, которая извивалась, словно змея на его плече.

Пролетала миля за милей. Шоссе было почти пустым, но Дэн все равно напряженно всматривался в дорогу. Сцена стрельбы снова и снова разыгрывалась у него в голове. Он подумал о жене Бленчерда… То есть о вдове-… О двух его детях, и о том, что они сейчас делают. Дэн с замиранием сердца подъезжал к каждому повороту, боясь того, что может ждать за ним. Он устал от постоянного страха; боль вгрызалась в его мозг, словно возмездие за содеянное; зной высасывал последние остатки сил, и вскоре Дэн понял, что необходимо где-то остановиться и отдохнуть. Теперь шоссе тянулось по сосновому лесу, перемежающемуся с редкими полями, а потом Дэн увидел справа покрытую гравием дорогу. Он замедлил скорость, прикидывая, где лучше свернуть в лес – он хотел немного поспать в кабине, – и увидел, что дорога расширяется, образуя стоянку. По соседству виднелась небольшая беленая церквушка, стоящая под сенью плакучих ив. Небольшая деревянная табличка, явно требующая обновления, возвещала: СПАСЛА КРОВИ.

Это место было ничем не хуже любого другого. Дэн заехал на стоянку и загнал “шевроле” за церковь. Убедившись, что машину не видно с дороги, он выключил двигатель и вынул ключ из замка зажигания. Отлепив от спинки мокрую рубашку, он улегся на сиденье и закрыл глаза, но образ умирающего Бленчерда не давал ему покоя, и сон не шел.

Дэн пролежал так всего лишь несколько минут; внезапно кто-то постучал в боковое стекло. Дэн сел, ошеломленно моргая. Возле машины стоял худой чернокожий мужчина с выступающими скулами и плотной шапкой седых волос. Над его глубоко посаженными глазами цвета сажи тесно сходились густые белые брови. Он был одет в черные брюки и простую ярко-синюю рубашку с короткими рукавами.

– С вами все в порядке, мистер?

– Да, – кивнул Дэн, немного сбитый с толку. – Я просто решил немного отдохнуть.

– Слышал, как вы проехали. Поискал, поискал, и вот где нашел вас.

– Я никого здесь не знаю.

– Ну, – улыбнулся мужчина, показав белые, как алебастр, зубы, – здесь всего-то лишь я и Бог. Сидим и беседуем друг с другом.

Дэн вставил ключ в замок зажигания.

– Пожалуй, мне лучше уехать.

– Постойте, подождите минуту, я же вас не гоню. Вы не правильно меня поняли. И вы не затем остановились тут, чтобы я вас будил. Едете издалека?

– Да.

– По мне, если человек хочет отдохнуть, он должен отдыхать. Если вы хотите войти, милости прошу.

– Я… Я неверующий, – ответил Дэн.

– Но ведь я не сказал, что собираюсь читать вам проповедь. Хотя здесь любой бы сказал, что лучшего снотворного не сыскать. Меня зовут Натан Гвинн. – Мужчина протянул руку Дэну, и тот машинально ее пожал.

– Дэн… – Он заколебался на мгновение, но тут ему в голову пришло подходящее имя. – Фэрроу.

– Рад познакомиться. Входите же; там есть комната, и вы можете устроиться на скамье, если хотите.

Дэн поглядел на церковь. Много лет прошло с тех пор, как он последний раз был в церкви. То, что он видел во Вьетнаме – и после, – привело его к мысли, что если какая-то высшая сила и правит этим миром, то пахнет она серой и горелой человеческой плотью.

– Внутри прохладнее, – сказал Гвинн. После минутного колебания Дэн открыл дверцу кабины и выбрался из машины.

– Весьма благодарен, – сказал он и вслед за Гвинном вошел в церковь. Убранство церкви было скромным, некрашеный пол был истерт воскресными туфлями нескольких поколений.

– Я писал проповедь, когда услышал вашу машину, – пояснил Гвинн и провел Дэна в небольшой кабинет; открытое окно выходило на стоянку. Два стула, стол с лампой, шкаф для бумаг и два ящика с религиозными книгами – вот все, что было в этой маленькой комнате. На столе лежала пачка бумаги и стояла чашка с несколькими шариковыми ручками. – Боюсь, не слишком удачно выходит, – доверительно сказал Дэну Гвинн. – Иногда копнешь глубоко, а потом все точно ветром сдувает. Но я не беспокоюсь, что-то у меня все-таки остается. Так всегда бывает. Если хотите пить, здесь есть фонтанчик.

Гвинн провел его по коридору, вдоль которого располагался ряд маленьких комнат; половицы поскрипывали под ногами. Вентилятор на потолке слегка разгонял жару. Увидев фонтанчик, Дэн направился к нему, чтобы утолить жажду.

– Вы, как верблюд, напиваетесь впрок? – спросил Гвинн, наблюдая за ним. – Проходите вот сюда, здесь вы можете улечься на лавке.

Дэн вошел за ним в придел. Вокруг амвона стояли с десяток скамеек, бледно-зеленые грязные стекла в окнах едва пропускали свет; на мгновение Дэну показалось, будто он очутился на дне морском. Над головой глухо гудели два вентилятора, будто две солидные дамы, спорящие о чем-то. Дэн присел на край возвышения и прижал ладони к глазам, чтобы унять боль, пульсирующую в голове.

– Симпатичная татуировка, – заметил Гвинн. – Вам где-нибудь здесь сделали?

– Нет. Совсем в другом месте.

– Не возражаете, если я спрошу, откуда и куда вы едете?

– Из Шривпорта, – ответил Дэн. – А еду в… – он замялся. – В общем, я просто еду.

– Вы живете в Шривпорте, да?

– Жил раньше. – Дэн отнял ладони от глаз. – А теперь я даже не уверен, что знаю, где мой дом. – Внезапно он вскинул голову:

– А я не заметил тут вашей машины.

– О, я хожу из дома пешком. Я живу всего лишь в полумиле отсюда, вверх по дороге. Вы наверное, голодны, мистер Фэрроу?

– Да, вполне мог бы что-нибудь съесть. – Очень странно было слышать это имя спустя столько лет. Дэн сам не понимал, почему выбрал именно его; возможно, из-за того парня с плакатом в Долине Смерти.

– Вы любите жареные пирожки? У меня есть несколько штук в кабинете; жена нажарила сегодня утром.

Дэн ответил, что это замечательное предложение. Гвинн ушел к себе в кабинет и вернулся с пакетом из коричневой бумаги, в котором были три посыпанных сахарной пудрой жареных пирожка. Дэну хватило четырех секунд, чтобы расправиться с первым.

– Берите еще, – предложил Гвинн, усаживаясь на возвышение напротив Дэна. – Похоже, вы давненько не ели.

Второй пирожок исчез с такой же скоростью. Гвинн поскреб подбородок и сказал:

– Доедайте последний. Моя жена была бы счастлива видеть, что ее стряпня имеет такой успех. – Третий пирожок стал достоянием истории, и Дэн слизнул с пальцев сахар. Гвинн рассмеялся:

– Только не надо жевать пакет.

– Передайте своей жене, что она готовит замечательные пирожки.

Гвинн вынул из кармана брюк серебряные часы.

– Почти четверть пятого. Вы можете сами сказать об этом Лавинии, если, конечно, у вас есть такое желание.

– Простите?

– Ужин у нас всегда в шесть. Если хотите поужинать вместе со мной и Лавинией, то милости просим. – Гвинн убрал часы. – Пира не обещаю, но свой желудок вы согреете, это я гарантирую. А я позвоню ей и попрошу поставить на стол еще одну тарелку.

– Спасибо, но я собирался немного отдохнуть и снова поехать.

– О-о, – густые белые брови Гвинна слегка приподнялись. – Тогда выбор за вами. Ну, как? Дэн молчал.

– Дорога никуда не исчезнет, мистер Фэрроу, – негромко произнес Гвинн. – Как вы считаете? Дэн взглянул в глаза проповедника.

– Вы же меня не знаете. Я мог бы оказаться… Человеком, кого вы не захотели бы видеть в своем доме.

– Совершенно верно. Но мой Господь, Иисус Христос, говорит, что мы всегда должны накормить странника. – В голосе Гвинна появились распевные интонации. – Каждый человек есть то, что он есть. Так что, если хотите отведать жареного цыпленка – а Лавиния готовит их бесподобно, – то вам стоит только сказать об этом.

Дэн не стал раздумывать долго.

– Хорошо. Я буду очень вам благодарен.

– Просто будьте очень голодным! По четвергам Лавиния всегда готовит на десятерых. – Гвинн встал. – Я схожу ей позвоню. А вы отдохните немного. Я вас разбужу, когда будет пора идти.

– Спасибо, – сказал Дэн. – Я действительно очень вам благодарен.

Он улегся на лавку, а Гвинн отправился в свой кабинет. Лавка была жесткой, но Дэн был рад даже просто возможности вытянуться. Он закрыл глаза и начал ждать сна, который избавил бы его от образа окровавленного Эймори Бленчерда.

У себя в кабинете священник Гвинн позвонил супруге. Она стоически перенесла новость о том, что за ужином к ним присоединится белый по имени Дэн Фэрроу, хотя сегодня вечером к ним из Мансфилда должны были приехать сын с женой. Впрочем, сказала мужу Лавиния, ничего страшного, потому что Теренс звонил всего лишь несколько минут назад и предупредил, что они с Амелией приедут не раньше семи. Была облава на торговцев наркотиками, и Теренс вынужден задержаться, потому что необходимо закончить оформление документов в тюрьме.

– В этом весь наш мальчик, – сказал на это ей Гвинн. – Его непременно выберут шерифом.

Он положил трубку и вновь вернулся к недописанной проповеди. Озарение снизошло на него. Доброта к странствующим. Так точно, сэр, это как раз то, что нужно!

Его неизменно поражали такие вещи, эти таинственные промыслы Бога. Никогда не знаешь, когда получишь ответ на свой вопрос из далекой синевы; или, как сейчас, из серого “шевроле-пикапа”.

Гвинн взял ручку, открыл Библию, чтобы делать цитаты, и начал сочинять черновик своей воскресной проповеди.