Запах возник, когда он меньше всего этого ожидал. Он сидел в рыбном ресторанчике Скапарелли на Норт-Бич, вместе с монсеньером Макдауэллом по правую руку и первым помощником мэра – по левую. Запах исходил почему-то от чесночно-розмаринового соуса. Почувствовал он его в тот момент, когда зачитывал свой доклад и перечислял количество бездомных и суммы, которые необходимо выделить из бюджета на организацию бесплатных обедов. Он быстро обнюхал свои пальцы, сделав вид, что решил почесать нос. Ее запах был повсюду – и нигде конкретно. Постепенно до него дошло, что этот запах попросту запечатлелся в его сознании.

Помощник мэра начал что-то объяснять, но в этот момент в зал вошла темноволосая женщина в красном платье. Внимание Джона полностью переключилось. Он следил, как женщина идет под руку со своим спутником – приятелем или супругом, как они приближаются к столу и проходят мимо. Она о чем-то говорила с мужчиной. Голос ничем не напоминал голос Дебры Рокс.

– Понимаете, что я имею в виду? – заканчивая, произнес помощник мэра, мрачного вида человек по фамилии Вандерфолк. Джон согласно кивнул, хотя ничего из сказанного не только не понял, но и практически не слышал.

– Нет, мы не понимаем, что вы имеете в виду, – быстро возразил Макдауэлл, растянув губы в улыбке, при этом морщины на его старческом лице стали еще глубже. – Либо мы получаем необходимые суммы, либо будем вынуждены сократить всю нашу деятельность вдвое. Вот так. – И сверкнул ледышками своих голубоватых глаз в сторону Джона Ланкастера.

Дискуссия продолжалась и становилась все горячее. Внимание Джона рассеивалось. Он пытался сосредоточиться. Но, отхлебнув красного вина, он опять почувствовал ее запах. Он сложил руки и увидел ее губы в окошечке. Послышался женский смех, и он обернулся так быстро, что отец Макдауэлл обратил внимание.

– Джон, черт возьми, да что с тобой сегодня, сынок?

– Нет, ничего. Извините. Просто задумался на минутку о своем. – Когда отец Макдауэлл сердится, с ним шутки плохи.

– Лучше думай о деле, – резко бросил монсеньер, возвращаясь к дискуссии, в которой принимали участие, кроме Вандерфолка, еще трое.

Джон постарался. Но это оказалось непросто. Краем глаза он заметил, как в зале мелькнуло что-то красное, и тут же отключился снова. Вернувшись домой, он принял три холодных душа – один за другим, бам – бам – бам. Потом, не вытираясь, роняя капли и дрожа от холода, присел к столу и попробовал сосредоточиться на паззле. Он воткнул четыре кусочка не на свои места, прежде чем отказался от этого занятия. А после этого, как во сне, обнаружил себя стоящим перед окном – голым, покрытым гусиной кожей, – уставившимся на большой красный «X», полыхающий в небе.

«Я снимаюсь в фильмах со стриптизом», – сказала она.

– Вы согласны, отец Ланкастер? Джон испуганно вздрогнул, увидев перед собой внимательный взгляд монсеньера.

– Согласны? – повторил Макдауэлл. В глазах мелькнула угроза.

– Да, сэр, безусловно, – поспешил согласиться Джон, и Макдауэлл удовлетворенно улыбнулся.

– Обсудим проблему порнографии в другой раз, – проговорил Вандерфолк. – Как вам хорошо известно, джентльмены, мэр прилагает все усилия, чтобы очистить этот квартал. Но у этой публики очень шустрые юристы. Чуть что, они принимаются размахивать у вас перед носом Первой поправкой, как раскаленной сковородкой!

– Значит, найдите более шустрых юристов! – рявкнул Макдауэлл. – Заплатите им больше! Я уже двадцать пять лет вынужден сидеть на краю этой клоаки и наблюдать, как она расползается, как раковая опухоль! Как вам известно, буквально вчера вечером кто-то сошел с ума и убил там несколько человек. Не исключаю, что к этому его подтолкнула какая-нибудь, извиняюсь за выражение, шлюха с моралью портовой крысы. Когда мэр собирается убрать эту грязь из моего прихода?

Джон подцепил кусок белой рыбы, но замер, не донеся вилку до рта. Он внимательно посмотрел на Макдауэлла. Смотрел на него долго и внимательно, – старый монсеньер все продолжал кипятиться по поводу порноквартала. Такого бессердечного равнодушия, которое мелькнуло на этом старческом лице, ему никогда раньше видеть не приходилось. Макдауэлл грохнул кулаком по столу. Серебряные приборы жалобно звякнули.

– Она была личностью, – произнес Джон.

Макдауэлл замер с открытым ртом, уставился на него и недоуменно переспросил;

– Что?

Джон не соображал, что делает. Его трясло внутренней дрожью. Бросив вилку с куском рыбы на тарелку, он с горячностью повторил:

– Она была личностью! То есть я хочу сказать – у нее тоже была душа, у той девушки, которую убили.

– Что ты об этом знаешь? – с вызовом спросил Макдауэлл.

Настало время рассказать им про Дебру Рокс. Самое время. Но Джон потянулся к бокалу с вином, и момент был безвозвратно упущен.

– А я говорю – погрузить их всех на баржу с мусором и отправить в открытое море, – продолжал бушевать Макдауэлл. – Может, на корм рыбам сгодится.

Джон почувствовал легкую тошноту. Наверное, от вина, подумал он. А все из-за запаха Дебры Рокс. Кто-то через два столика от них открыл красную папку меню. Джон почувствовал, что потеет, что воротник стал слишком тесным и режет шею. Вслед за этим – с пугающей скоростью – перед глазами возник образ Дебры Рокс, без лица, и образ еще одной девушки, тоже безликой, в компании с двумя мексиканцами-телохранителями. Эта картина прочно заняла его воображение, и он подумал, совершенно спокойно: Я схожу с ума.

– Что вы сказали? – переспросил Вандерфолк.

– Я говорю… Наверное, мне хватит вина. – Он не подозревал, что произнес вслух предыдущую фразу. Этот новый провал в самообладании испугал его на глубинном, первозданном уровне. Он чувствовал себя как часы без стрелок. Все, что происходило в душе, на лице никак не отражалось. Во рту ощущался сильный чесночный вкус. Внезапно он понял всю абсурдность происходящего – мужчины, обсуждающие возможность внебюджетного финансирования организации питания для бездомных, за столом с голубым китайским фарфором и блюдами по цене от двадцати долларов. Какое-то в этом извращение, как-то это все очень неправильно, и это понимание вкупе с ярким образом Дебры Рокс на залитом солнцем пляже создало у Джона впечатление, что он может просто провалиться сквозь землю.

– Куда им деваться? – с усилием произнес Джон.

– Кому им? – переспросил монсеньер, вытирая корочкой хлеба тарелку.

– Женщинам из порноквартала. Куда они денутся, если тут все закроют?

– Не «если». Когда. – Макдауэлл нахмурился; между его кустистыми светлыми бровями набухла складка. – Странный вопрос, Джон.

– Возможно. – С чувством неловкости он оглядел собравшихся за столом. – Но, по-моему, это честный вопрос. Что станется с этими женщинами?

– Их заставят найти себе приличную работу, – ответил Макдауэлл. – Это во-первых. Но гораздо важнее, что эта грязь исчезнет с наших улиц, по которым ходят школьники и могут ежедневно наблюдать все это.

– Я понимаю, это важно, но… – Джон сделал паузу, стараясь найти нужные слова. – Мне кажется… Мне кажется, что нам следовало бы обратить внимание на женщин – да и мужчин тоже, – которые там работают. Видите ли… Одно дело – сказать, что их заставят найти себе приличную работу, и совсем другое – полагать, что они действительно захотят ее искать. Сомневаюсь, что город найдет дополнительные средства для переквалификации проституток и ресторанных танцовщиц, большинство из которых, не исключено, сидят на игле. – Он посмотрел на Вандерфолка. Тот сидел с каменным выражением лица. Потом – на Макдауэлла. Монсеньор застыл с куском хлеба во рту. – Сомневаюсь, что они в один миг превратятся в добропорядочных католиков. – Он попытался улыбнуться, но лицо было как резиновое. – Я полагаю, сэр… В общем, я пытаюсь сказать, что… Если мы выгоним их, то кто приютит их?

За столом повисла тишина. Макдауэлл запил свой непрожеванный кусок большим глотком вина.

– Твой вопрос… – наконец произнес он. – Ты считаешь, что ты более милосерден, Джон? Эти люди сами выбрали свой путь, и мы не несем за них ответственности.

– Не несем? – воскликнул Джон в полном смятении. Его захлестнула волна недоумения и боли.

– Нет, – подтвердил Макдауэлл и опустил на стол бокал. – Кажется, мы обсуждали проблему бездомных. Почему мы вдруг об этом заговорили?

Никто не осмелился заметить, что он сам отвлекся в сторону от главной темы. Ужин и разговор продолжились, но с этого момента отцу Ланкастеру вопросов не задавали, чему он был бесконечно рад, поскольку сосредоточился на своем вине и попытке – вполне безуспешной – вытравить из воспаленных мозгов голос Дебры Рокс.

Я снимаюсь в фильмах со стриптизом.