21
Над белыми песчаными просторами в краю медленно кипящего зноя, над укрытой пологом зимы Европой, над бесконечными синими нитями рек и широкими долами, где путь Человека был отмечен вехами городов, Вирга думал только о Ваале.
Ваал был носителем той бациллы безумия, что, притаившись в телах некогда здоровых людей, медленно заражала весь мир; он был погибелью человечества. Почему Вирге так страстно хотелось снова выступить против него? Профессор вновь и вновь задавал себе этот вопрос и не находил ответа. Майкл был прав. В грядущих событиях ему, Вирге, не находилось ни роли, ни места. Он был всего лишь человеком, да, и немолодым человеком, и его мучило страшное предчувствие, что назревает нечто выше его понимания. Блестящие золотые глаза Майкла вселяли в профессора не меньшую тревогу, чем темный лик Ваала. Эти двое должны были непременно встретиться, сойтись лицом к лицу, если не в Гренландии, то где-нибудь еще, в ином уединенном уголке земного шара, где будет лишь один свидетель: он сам. Ему необходимо видеть их встречу; он твердо решил увидеть ее, и это-то, заключил Вирга, и гнало его вперед.
К макушке земного шара Вирга добирался на перекладных, наблюдая, как солнце все ниже спускается к горизонту, кроваво-красным шаром повисает в ледяном небе. Один аэропорт сменял другой, рейс следовал за рейсом, а Вирга, всматриваясь в лица пассажиров, недоумевал, как можно ни о чем не подозревать. Бизнесмены в темных костюмах, с вечными черными «дипломатами», молодые туристы, путешественники-одиночки – все безмятежные, все такие беспечные. А ведь везде журналы и газеты на всех языках кричали с первых страниц о бомбежках и убийствах, и с фотографий смотрели воинственные, рвущиеся в бой лица. Ваал, возможно, спрятанный сейчас даже от всевидящего Господнего ока, трудился не покладая рук. Вирга отвернулся от улыбающейся стюардессы авиакомпании «САС» и поглядел в овальное окошко на море темнеющих облаков. Где же Бог? – спросил он себя. Неужели человек нынче так безнадежно погряз в пороке, что Господь умыл руки? Или Ваал стал до того силен, что даже Его охватил ужас? От этой мысли Виргу зазнобило. Ему вдруг начало казаться, что великий механизм, отмеряющий последние минуты человечества, уже запущен и, точно исполинские часы с маятником, отсчитывает секунды.
Вирга был выжат как лимон. Жесткий график перелетов, необходимый для того, чтобы уложиться в сроки, установленные Майклом, вконец измотал его. От усталости профессор не мог даже спать. В туалете на него взглянул из зеркала испуганный, неряшливый старик – отросшие встрепанные бакенбарды, новые морщины у глаз.
В сверкающем от инея морозном Копенгагене Вирга купил сапоги и теплую одежду. Теперь до окончания путешествия оставались считанные часы. Ему предстояла посадка в Рейкьявике, затем на грузовом аэродроме в Сэндрестримфьорде, а там нужно было договориться, чтобы чартерным рейсом добраться вдоль западного побережья в Аватик, крошечную точку на карте Гренландии.
Исландия осталась позади, и солнце исчезло за горизонтом, оставив в небе лишь тончайшую багровую полоску. Они перегнали его ослепительное сверкание и мчались теперь к темному полюсу.
Вирга выпил последнюю порцию виски и вдруг подумал, что Майкл мог обмануть его. Возможно, он вовсе не собирался никого ждать, и, прибыв в Аватик, Вирга не застанет его там. Тогда долгое путешествие окажется напрасным. Он, растерянный и одинокий, будет гадать, остаться ли в Аватике или, похоронив всякие надежды, вернуться в Соединенные Штаты, теперь такие же чужие для него, как эскимосское селение.
Но незаметно для себя, чувствуя, как все сильнее сосет под ложечкой, Вирга пустился размышлять над тем, что они будут делать, когда – и если – найдут Ваала. Его можно было остановить единственным способом – убив, но, убив его, они лишь упрочат философию насилия, выросшую в его тени. Нет, Вирга еще не был готов выступить в роли религиозного фанатика-убийцы, в мире и без того пролилось уже довольно крови.
На аэродроме в Сэндрестримфьорде Вирга обнаружил, что насилие прибыло туда вместе с Ваалом. Датские власти тщательно проверяли паспорта и багаж. В зале ожидания под сиденьем, пояснил таможенник человеку, за которым стоял в очереди Вирга, кто-то оставил бомбу, спрятанную в чемодане. Взрывом убило четверых и шестерых ранило. Проверив единственную сумку Вирги, таможенник махнул рукой: проходите. Вирга прошел через зону взрыва; на месте сидений торчали металлические пеньки, на линолеуме темнели пятна. На миг Вирга задумался, кем были эти люди.
Без особого труда, что несказанно удивило его, поскольку он не знал датского, Вирга выяснил у темноволосой девушки в информационном центре, что да, частные самолеты совершают чартерные рейсы вдоль побережья, но следовало сделать заказ заранее. Нет, сказал Вирга, так не пойдет. Он заплатит пилоту столько, сколько тот скажет, – ему жизненно важно попасть в Аватик к утру. Девушка поморщилась и потянулась за списком пилотов. Вирга выбрал наугад: Хельмер Ингесталь. Только услышав сонный голос в телефонной трубке, Вирга сообразил, что на дворе давно ночь; он потерял ощущение времени и едва держался на ногах.
– Аватик? – переспросил на другом конце провода голос с сильным датским акцентом. – Знаю такой поселок. Там есть посадочная полоса. Кто дал вам этот номер?
– Я звоню из аэропорта, – сказал Вирга, медленно, чтобы Ингесталь понял. – Вы не представляете, как мне важно немедленно попасть в Аватик.
– А в чем дело? – поинтересовался Ингесталь. – Вы занимаетесь чем-то незаконным?
– Нет. Я заплачу любые деньги.
Молчание. Потом Ингесталь спросил:
– Что, правда?
– Да, – подтвердил Вирга.
Ингесталь хмыкнул.
– Ну ладно, – проговорил он, – тогда я, пожалуй, прощу вам, что вы меня разбудили.
Ингесталь оказался широкоплечим здоровяком с рыжевато– каштановыми волосами и толстой бычьей шеей. Когда они шагали по заснеженному летному полю к его ангару, он поглядел на волчью шубу, купленную Виргой в Копенгагене, и расхохотался.
– Вы собираетесь ходить в этом? – спросил он. – Ха! Только яйца отморозите.
Самолет оказался маленьким, старым, американского производства. Его, сознался Ингесталь, он купил на свалке и сам довел до ума. То, как пилот пинал шипованные шины и дергал предкрылки, не прибавило профессору оптимизма.
– Хороша старушка, – крякнул Ингесталь. – Молодцы американцы.
Через двадцать минут они уже катили по заледенелой взлетной полосе. Самолет в последний раз содрогнулся, моторы взвыли, и они оторвались от земли. Вихрящийся снег на миг залепил стекла кабины, но не успел Вирга испугаться, как они поднялись над облаками и помчались выше, выше, выше, во тьму.
Ингесталь выругался и сильно стукнул по обогревателю. Тот затрещал и отказался работать. Вирга повыше поднял воротник, кутая горящие от мороза уши, и стал дышать медленно и неглубоко, чтобы не застудить легкие. Самолет продолжал набирать высоту. Когда подъем был закончен, Ингесталь открыл термос с кофе, отхлебнул и протянул термос Вирге.
– Вы так и не сказали, зачем вы туда летите, – заметил пилот. – И не собираетесь?
Вокруг поднимались темные горные вершины. Солнце скрылось совсем, хотя тьма у горизонта была чуть серее и прозрачнее. Внизу на много миль раскинулась заснеженная земля, кое-где отмеченная редкими огнями поселков. Это был суровый край. Даже с такой высоты нельзя было этого не заметить. Вирга надел капюшон и стянул завязки под подбородком. Ледяной воздух обжигал щеки, как стылый металл. Светилась зеленым приборная панель, зеленый отсвет ложился на лицо Ингесталя, а Вирга сидел с дымящимся термосом в руках и, если оборачивался, видел в темноте мигающий габаритный огонь на конце крыла.
– Мне надо кое с кем встретиться, – сказал он наконец.
– Что ж. Мое дело маленькое. Вы платите, я везу. Похоже, вы упали?
– Что?
– Похоже, вы упали. Рука.
– Ах, это. Несчастный случай.
Пилот кивнул:
– Я сам раз упал. Сломал плечо, ключицу и левую ногу. Ха! – Его смех был похож на кашель. – Аварийное приземление. Я тогда служил испытателем в Манитобе.
Вирга отхлебнул из термоса. Брр! По-видимому, кофе не раз подогревали. Впрочем, он был горячий, а это главное. Вирга выглянул в заиндевевшее окошко и увидел грозные ледники, неумолимо сползавшие к морю. Теперь ничто не нарушало однообразие снежной равнины, кроме редких темных сопок. Но вот горная страна осталась позади, и под крылом самолета поплыли плоские ледяные поля, у горизонта сливавшиеся с небом. Казалось, им не будет конца. Это было царство двух красок, черной и белой; черный и белый чередовались, повторялись в самых различных сочетаниях, смешивались и все же оставались пугающе отдельными. Лишь два цветных пятнышка вторгались в этот монотонный пейзаж: габаритный огонь на крыле и зеленое свечение приборной доски.
– Не знаю, зачем вы туда летите, – проговорил Ингесталь, – но хочу вам кое-что сказать. Это суровая земля. Она убаюкивает вас, а когда вы уснете, убивает. По вашему лицу видно, что вы не привыкли к холодам. И потом, вы знаете эскимосский, а?
– Нет.
– Как я и думал. Вы чужак, по-ихнему, «краслунас». Вам здесь не место. Так что глядите в оба.
Передавая друг другу термос, они допили кофе. Когда полет уже подходил к концу и внизу снова замелькали черные скалы и белый метельный снег, обогреватель вдруг щелкнул и кабину затопило благословенное тепло. Вирга снял перчатки и поднес руки к печке.
– Возвращаться скоро будете? – поинтересовался Ингесталь. – Если заплатите, могу вас подождать.
– Нет, – отозвался Вирга. – Толком не знаю. Не стоит меня ждать.
Ингесталь кивнул.
– В Аватике с эскимосами живет одна датская семья. Пастор– лютеранин и его жена. Приехали сюда года четыре назад. Прилетите как раз к завтраку, – он показал рукой куда-то вперед. Далеко внизу слева на огромном паке светились огни. – Вот Аватик. Здешние эскимосы – серединка на половинку: живут слишком далеко на юге, чтобы кочевать, и слишком далеко на севере, чтобы стать частью современной Гренландии. Сами увидите.
Самолет начал плавный разворот. Вирга увидел два ряда расставленных на произвольном расстоянии друг от друга железных бочек, в которых горел бензин: они отмечали короткую посадочную полосу. Ингесталь продолжал снижение, и наконец Вирга смог разглядеть бледный желтый свет в окнах убогих жилищ. За Аватиком высились ледяные горы, похожие на засыпанные снегом бескровные тела. Ингесталь посадил самолет на полосу, спокойно прекратил опасное скольжение юзом и остановил самолет, подняв тучу снега и льдинок.
Не выключая мотор, Ингесталь вытащил из-за сидений чемодан Вирги. Он подождал, пока пассажир выберется на снег, бросил ему багаж, показал большой палец и, перекрикивая шум пропеллера, пожелал: «Удачи!»
Вирга отошел с дороги, остановился и, не обращая внимания на колючий снег, жаливший лицо, посмотрел, как самолетик промчался между рядами ярко горящих бочек, поднялся в воздух и устремился во тьму.
Поплотнее запахнув шубу от морозного ветра, Вирга по хрусткому снегу пошел в сторону поселка. В конце взлетной полосы стоял железный сарай, обложенный битым камнем. У распахнутых настежь дверей были рассыпаны пустые ящики. На другом краю ледяного поля виднелись сборные домики Аватика. За окнами (двойными, подумал Вирга, иначе им было бы не выдержать отрицательных температур) поблескивали фонари.
Впереди залаяли и завыли собаки. Затем послышался пронзительный визг и поскуливанье, словно одну из них – а может, и не одну – ударили или укусили. Потом собаки угомонились, и остался только свист ветра и шорох снега под ногами.
Вдруг из просвета между домиками появился кто-то укутанный в меха. Испуганно замерев, Вирга наблюдал за приближением закутанной фигуры. Он слышал хруст снега под тяжелыми сапогами. Там, откуда шел этот человек, снова завыли собаки; послышались звуки драки.
Подошедший к Вирге Майкл сказал:
– Вы опоздали.
22
Они пошли мимо примитивных хижин. Вирга понял, что если бы не густой снег, ровным слоем запорошивший землю, то его вывернуло бы наизнанку. Повсюду валялся смерзшийся мусор, обрывки веревок, собачий кал, какие-то банки и ящики. Майкл и Вирга перешагивали через застывшие лужи черной крови, поблескивавшей в падавшем из окон свете фонарей, и один раз профессор испуганно вздрогнул при виде замерзшей оскаленной пасти огромного тюленя; выпученные глаза зверя походили на бейсбольные мячи.
Возле многих сборных домиков лежали собаки, привязанные к вбитым в землю железным колышкам. Когда Вирга с Майклом проходили мимо, громадные звери с умными глазами поднимались со снега, запутывая свои веревки. Вирга заметил среди них и больных, и жестоко порванных в собачьих баталиях – эти бедолаги, свернувшись белыми меховыми клубками, позволяли более сильным беспрепятственно переступать через них.
– Вы здесь давно? – спросил Вирга.
– Со вчерашнего дня. Прилетел чартерным рейсом. И попросил выставить для вас бочки с бензином.
Вирга кивнул. Теперь он чувствовал, что из окошек за ними украдкой следит множество глаз. Он слышал скрип дверных петель, но стоило ему разок обернуться, и дверь громко захлопнулась, заставив упряжку ездовых собак вскочить в ожидании свиста хлыста.
Впереди поднимался высокий шпиль деревянной церкви. Ледяные ветры не пощадили его. Над аркой входа было прибито гипсовое изображение Иисуса; его глаза грустно смотрели на входящих. Защищенная от ужасного ветра лишь обычными для Назарета просторными одеждами, фигура Христа показалась Вирге нелепой.
Слева от церкви был сборный дом с несколькими окнами и каменным дымоходом, над которым стоял короткий столб белого дыма. В окне кто-то мелькнул, и в следующий миг дверь распахнулась.
Сутулый пожилой человек в темно-коричневом свитере сказал:
– Доктор Вирга, верно? Мы ждали вас. Проходите, пожалуйста.
Вирга вошел в комнату, освещенную керосиновыми лампами. Для лучшей теплоизоляции стены были оклеены старыми газетами. Вирга увидел картину, аляповатое изображение Христа в золотом нимбе. На полу лежали шкуры. В широком каменном очаге горел огонь, и Вирга немедленно подошел к нему, чтобы впитать тепло. Человек в свитере взял у Вирги шубу и перчатки и сказал:
– Вы издалека?
– Да. Я очень долго добирался сюда.
– Меня зовут Томас Лар. Я местный священник.
Вирга пожал протянутую ему руку. Ладонь у Лара оказалась жесткая, как продубленная кожа. Вирга спросил:
– Вы лютеранский пастор?
– Да. Мы приехали сюда, когда мой предшественник заболел и умер. Его могила на окраине поселка. – Пастор крикнул кому-то в соседнюю комнату: – Дорти, у нас новый гость. Чай готов?
В комнату вошла женщина одних лет с пастором. С морщинистого обветренного лица смотрели глаза, в которых ярко светилась живительная надежда. Пасторша поздоровалась и спросила:
– Доктор Вирга?
– Да.
– Покушаете с дороги? Хотите бульону?
– Да, это было бы превосходно. Благодарю вас.
Она улыбнулась и, кивая, вернулась в маленькую кухоньку.
Майкл неторопливо снял огромную шубу, потом более легкую парку и повесил их сушиться на деревянную вешалку у огня.
Вирга заметил за окном лучи света и движение призрачных фигур в темноте.
– Эскимосы очень любопытный народ, – объяснил Лар. – Они не имеют в виду ничего плохого. Вы напугали их, а теперь они успокоились и вышли набрать льда, чтобы растопить его и получить воду. Их растревожил шум самолета и внезапное оживление в поселке.
– Они ведь не тронут ящик? – спросил Майкл.
– Нет, нет, – заверил Лар. – Пусть это вас не тревожит.
– Что за ящик? – спросил Вирга, поворачиваясь к Майклу.
– Я кое-что привез.
– Я его не видел.
Лар сказал:
– Мы оставили его на складе. Там с ним абсолютно ничего не случится. Никто его не тронет.
Вирга по-прежнему смотрел на Майкла.
– А что в нем? – спросил он.
Вошла пасторша с чаем. Чай был густой, черный и оседал на стенках глиняных чашек. Майкл и Вирга молча стали пить.
Лар удобно устроился на стуле у огня и сказал:
– Вот так. Мы с вашим другом обсуждали проблемы распространения христианского учения среди эскимосов-кочевников, доктор Вирга. Его взгляды показались мне чрезвычайно интересными.
– Вы здесь единственная датская семья? – спросил Вирга.
– Да. Как ни странно, эскимосы отнеслись к нам очень хорошо. Мы к ним тоже. Удивительный народ! Когда я решил, что хочу отправиться миссионером на Север, я перечитал множество книг о местных обычаях. Даже ходил на лекции по эскимосской культуре. Но все это не идет ни в какое сравнение с личными наблюдениями. Связь эскимосов с землей, с природой абсолютна.
– Белые люди, явившиеся сюда проповедовать им учение Христа, – заметил Майкл из угла комнаты, – в некоторых отношениях очень им повредили.
Старый пастор засмеялся и махнул рукой:
– Да, да. Совершенно с вами согласен. Здесь побывало несколько нечистоплотных субъектов, выдававших себя за миссионеров. К несчастью, с ними сюда попали венерические болезни и алкоголизм. Сейчас правительству Дании приходится ограничивать ежемесячное поступление спиртного к эскимосам: бутылка спирта, две бутылки вина или двадцать маленьких бутылок пива. Вот главный недуг Гренландии: пьянство. И еще самоубийства. В этом году здесь у нас покончило с собой шесть человек. Почему, не знаю. У них так быстро меняется настроение. Они непредсказуемы. А знаете ли вы, – повернулся он к Вирге, – что много лет назад, наслушавшись голландских миссионеров– христиан, отцы-эскимосы убивали сыновей, чтобы этим доказать свою преданность религии? Да, это правда. Невероятно, но правда. Но, конечно, тогда эскимосы были куда наивнее. И все же, – продолжал Лар,
– в них по-прежнему много первобытного. В летние месяцы, когда лед в заливе начинает таять, пиньярторсьюты, лучшие охотники, прежде чем выйти на лед, молятся каждый своему и только своему божеству. Животным, ветрам, приливам: у всех у них есть духи, такие же переменчивые, как сами эскимосы.
– Ваша задача, должно быть, очень сложна, – заметил Вирга, допивая чай и отставляя чашку.
– Я рассматриваю это как полезный опыт. Мы уже не уедем отсюда. Я даже думать не могу о том, чтобы снова жить в Копенгагене. Все это теперь кажется слишком далеким, чтобы быть реальностью. Вот,
– пастор твердыми смуглыми руками очертил в воздухе круг, – реальность. Реальные люди. Четыре года я улаживал их семейные неурядицы, смеялся и плакал вместе с ними, наблюдал за их рождением и смертью. Нет, мы уже не уедем отсюда и, когда умрем, ляжем в здешнюю прекрасную землю. А! Вот и бульон. Пейте, пока он горячий.
Когда Вирга поднес дымящуюся кружку к губам, Лар наклонился к нему и негромко сказал:
– Стало быть, вы с вашим другом идете на север, а? Их вертолеты полетели туда.
Вирга уставился на него. Майкл не шелохнулся.
– О, – пастор посмотрел на Майкла. – Вы ничего ему не рассказали?
– Нет.
– Так, – Лар снова повернулся к Вирге. – Они появились здесь с неделю назад. Привезли стройматериалы и припасы и поставили у взлетной полосы сарай, чтобы ничего не отсырело. Не знаю, кто это были такие, но… что ж, признаюсь, я сделал вид, что ничего не происходит, и посоветовал старейшинам последовать моему примеру. Эскимосы не выходили из хижин. Даже собаки боялись чужаков. Я подумал, не связаться ли с ледовым патрулем – вдруг эти люди задумали недоброе? – но ко мне пришел молодой охотник, Ингсавик, и сказал, что разговаривал с ними и они назвались метеорологической экспедицией. Парень уверял, что все в порядке и не стоит беспокоить власти. Я послушался его совета, и вскоре эти «метеорологи» улетели. Я подумал, что на этом можно поставить точку, – продолжал пастор. – Но несколько дней назад они вернулись, забрали свои запасы и улетели на север, в сторону ледяных равнин. Тем все и закончилось, вот только…
– Что «только»? – спросил Вирга.
– Возможно, здесь нет никакой связи. Я заметил, что Ингсавик запил, стал бить жену, и это, вероятно, имело самое прямое отношение к визиту «метеорологов». Но потом случилось вот что: Ингсавик разделся догола и ушел в буран. Его жена голосила и умоляла его не ходить, но он избил ее до бесчувствия и бросил в снегу. Я целый километр шел вместе с ним, хотел узнать, не могу ли я чем-нибудь помочь, но он в ярости набросился на меня. Потом вдруг попросил прощения и побежал прочь по равнине. Это освященный веками способ самоубийства.
Вирга сидел неподвижно. За его спиной в очаге трещало пламя.
Лар сказал:
– Кто были эти люди? Вы ведь знаете, правда?
– Да, – отозвался Майкл. – Знаем.
– Но не можете мне сказать?
– Нет. Не можем. Но если вы поймете, что мы действуем во имя справедливости, вы, пожалуй, сумеете помочь нам. Мы с доктором Виргой хотели бы выступить как можно скорее; уже сейчас может быть поздно. Нам нужен проводник, кто-нибудь, кто хорошо знает эти ледяные равнины, потом сани и собаки.
Пастор пожал плечами:
– Все эскимосы прекрасно знают эти льды, но по натуре они осторожны и сторонятся чужаков. И уж конечно, никто из них не захочет, рискуя жизнью, повести на север двух краслунасов. Там тяжело пройти. Сами вы льдов не знаете, а того, кто согласится быть вашим проводником, соплеменники немедленно запишут в дураки.
– А нельзя с ними сторговаться?
– Возможно. – Лар повернул голову: дверь открылась, и в комнату, опасливо поглядывая на Виргу и Майкла, зашел юноша-эскимос с двумя ведрами колотого льда. Лар сказал:
– Заходи, не бойся. Это Чиноганук, он приносит нам по утрам свежий лед. Будь добр, отнеси это на кухню. В позапрошлом году Дорти помогла появиться на свет его младшему братишке, и он таким образом думает вернуть долг.
Юноша, с ног до головы укутанный в густой грязный мех, щуря и без того узкие, быстрые глаза, что-то сказал Лару по-эскимосски. Вирге показалось, будто мальчик защелкал языком и неожиданно закашлялся. Лар покачал головой и ответил. Юноша поглядел на чужаков и стал осторожно пятиться к двери. Лар пояснил:
– Он боится, что вы «пиктонгитоки», дьяволы, как люди из вертолетов. – Он что-то сказал, успокаивая Чиноганука, но эскимос, с явным страхом заглянув в сияющие глаза Майкла, выскочил за дверь и скрылся в темноте.
– Что ж, – проговорил Лар после недолгого молчания, – древние суеверия живучи, и здесь я бессилен что-либо изменить. Я могу рассказывать этим людям о всепрощающем и всемогущем Господе и славе Христа, но не могу заставить их забыть древнюю веру. И не знаю, стоит ли.
Лар посмотрел в огонь, словно пытался прочесть там ответ на вопрос, который он задавал себе. Потом снова повернулся к Вирге.
– Я попросил Чиноганука прислать сюда отца, Мигатука. Он – один из здешних старейшин и может найти вам проводника, хотя вряд ли увидит в вашей затее что-нибудь помимо пустого риска. Извините за прямоту, но так обстоят дела.
– Мы понимаем, – отозвался Майкл.
– Полагаю, мой друг Мигатук не сразу нанесет нам визит, – продолжал пастор. Он собрал пустые чашки и направился на кухню. – Я принесу еще чаю, а потом вы, ребята, расскажете мне, что происходит на более низких широтах. Боюсь, что большинство тех новостей, которые доходят сюда ко мне, уже давно устарели.
Когда Лар вышел из комнаты, Вирга сказал Майклу:
– Я не понимаю, как вам удалось добраться сюда раньше меня.
Майкл посмотрел на него и ничего не сказал.
– Спасибо, что подождали, – сказал Вирга. Майкл кивнул.
Они выпили еще чаю, поговорили – Лар внимательно слушал, негодуя по поводу убийств и бомбежек, – и дверь вновь отворилась.
С порывом ледяного ветра, засыпавшего пол снегом, вошел коренастый эскимос с непокрытой головой. Узкие глаза смотрели испытующе, губы из осторожности были крепко сжаты. Во рту у эскимоса дымился окурок сигареты, и Вирга почувствовал острый запах пота и дешевого табака. Эскимос прикрыл дверь и почтительным кивком поздоровался с Ларом.
– Сын сказал, вы меня звали, – проговорил мужчина по-английски с заметным датским акцентом.
– Садись, Мигатук. Сюда, к огню. Вот так. Выпьешь?
– Нет. – Эскимос оглядывал чужаков.
– Дома все здоровы?
– Да.
– Жена теперь спит хорошо?
– Да.
Лар объяснил Вирге:
– Жене Мигатука вдруг начали сниться очень неприятные сны. Кошмары. – Он снова повернулся к коренастому эскимосу. – Ты мой друг, Мигатук. Я очень высоко ценю твою дружбу. И, поскольку ты мой друг, я знаю, что могу попросить тебя об одном одолжении, а ты, прежде чем ответить, все тщательно взвесь.
Мигатук склонил голову набок.
– Эти люди хотят пройти в глубь равнин, – сказал Лар. Эскимос кивнул. Он смотрел по-прежнему бесстрастно, но Вирге почудился в его лице намек на насмешливую улыбку. Мигатук выбросил окурок в огонь.
– Они проделали очень длинный путь, чтобы попасть сюда, – продолжал пастор. – Но они ничего не знают о льдах.
– Нуна сутакасьюток, – сказал эскимос. – Зачем вам туда? Там только лед да несколько крошечных деревушек. В темноте плохая охота. Так зачем?
– Это из-за тех людей, которые оставляли здесь свои припасы, – ответил Майкл. – Мы должны найти их.
Мигатук пожал плечами:
– Они ушли. Они полетели отсюда на север, это верно, но почему вы уверены, что они потом не изменили курс?
– Такая возможность есть. Но, может быть, в северных поселках видели их вертолеты.
Лар сказал:
– Я хотел просить тебя, Мигатук, вот о чем: посоветуй этим людям, кого им взять в проводники. Да, я знаю. Они не знают льдов, и из-за этого переход будет очень опасным. Но я верю в то, что ими движет, хоть они и предпочитают помалкивать о своих резонах.
– Чего-то я здесь не понимаю, – жестко проговорил Мигатук. Несколько секунд он смотрел на Майкла, потом вновь взглянул на Лара.
– Я не стану никого просить. И сам их не поведу.
У Лара сделался разочарованный вид. Он кивнул, помолчал, потом сказал:
– Ну что ж, на нет и суда нет. Я тебя понимаю. Но, если мои друзья позволят, я попрошу тебя еще об одном. Как по-твоему, двухголовый может им помочь?
Насмешливая улыбка сошла с лица Мигатука. Он неторопливо закурил новую сигарету и пожал плечами.
– Отведешь их к двухголовому? – спросил Лар. – Если да, то ты очень меня этим обяжешь. Буду перед тобой в неоплатном долгу.
Мигатук пробормотал что-то по-эскимосски, Лар ответил. Несколько минут они переговаривались, и Вирга заметил в темных глазах эскимоса едва сдерживаемый страх. Некоторое время Мигатук сидел неподвижно, разглядывая свои загрубелые руки в мозолях, потом оглянулся на Виргу и Майкла и властно объявил:
– Я отведу вас к человеку с двумя головами. Но не дальше. Выходим утром. Я попрошу женщин подыскать вам унты и рукавицы на собачьем меху. – Он в последний раз затянулся и отправил ее в огонь вслед за первым окурком. Потом кивнул Лару и ушел.
– Прекрасный человек, – сказал Лар. – Немногие ради вас решились бы на такое.
– Что это за двухголовый? – поинтересовался Вирга.
– Шаман, – ответил Майкл. – Колдун.
Лар с удивлением посмотрел на него:
– Так вы знаете язык? Значит, вы уже поняли, что эти люди очень уважают человека с двумя головами. Он живет в нескольких километрах к северу и уже несколько лет – в полном одиночестве. Теперь редко услышишь слово «шаман». Это, в общем-то, нечто такое, о чем говорят старики, вспоминая давно минувшее. Я сам никогда его не видел, хотя прошлым летом побывал в тех местах с охотниками, которые очень неохотно согласились проводить меня туда. Я видел его хижину, но ни собак, ни саней там не было.
– Почему его прозвали двухголовым?
– Не знаю. Согласно легендам, шаман всегда урод или калека, но мне кажется, причина в общей убежденности, будто у него и впрямь две головы. Судя по всему, он прекрасный охотник. Раз в год, перед оттепелью, избранным старейшинам дозволяется прийти к нему и спросить, чего ждать от наступающего сезона охоты. Возможно, он поможет вам определить, куда полетели вертолеты; говорят, у него глаза повсюду. Но есть и другая возможность: он может отказаться говорить с вами, потому что вы – белые, и значит, с точки зрения эскимоса, далеки от совершенства.
Лар выглянул в окно. Проследив за его взглядом, Вирга различил в темноте какую-то фигуру с качающейся керосиновой лампой в руке. Кто– то шел к дому пастора.
– А! – воскликнул Лар. – Чиноганук идет, чтобы помочь вам собраться в дорогу. Пожалуйста, не обижайтесь, если женщины примутся обсуждать ваши мужские достоинства. Они так редко видят краслунасов!
23
Несколько часов они двигались против резкого ветра, с воем налетавшего с морозных ледников. Сила его была такова, что собаки еле плелись, и Мигатук щелкал кнутом над головами упряжки лишь для того, чтобы на несколько градусов изменить курс. На широкие нарты с металлическими полозьями было навалено столько припасов, что хватило бы переждать любую пургу. Там лежали запасные унты и парки, торбаса из тюленьей кожи на собачьем меху и палатка, сшитая из шкур белого медведя, которую можно было поставить, вбив в лед железные колышки. Еще к саням был накрепко привязан длинный, завернутый в полотно ящик, который привез с собой Майкл. Ящик был такой тяжелый, что они втроем с трудом взгромоздили его на нарты; Мигатук громко выражал свое недовольство тем, что его собакам придется тащить такой груз, но Майкл ни словом не обмолвился относительно содержимого свертка.
Впереди была сплошная чернота, словно они не то ползли, не то падали в исполинскую нору. Даже лед казался черным. Мигатук предупредил их, что, если им вдруг покажется, что щеки или нос теряют чувствительность, следует энергично растирать онемевшие места, ибо это, сказал он, первый признак обморожения. После появятся белые язвочки. Поэтому после каждого порыва яростного ветра Вирга робко ощупывал лицо, страшась того, что может обнаружить.
В Аватике пузатые эскимоски с сильными руками, подгоняя по чужакам дохи, хихикали и обменивались ехидными замечаниями в их адрес. Вирге и Майклу выдали теплое белье и теплые брюки, которые, впрочем, сильно уступали штанам из шкуры белого медведя, в которых гордо щеголяли эскимосы. Потом, усевшись рядом с Мигатуком – он старательно чистил ружье, поясняя, что во льдах ружейное масло замерзнет в два счета, – они узнали, что же от них требуется. Мигатук прямо заявил: не разговаривать без нужды, не сходить с санной колеи и ни при каких обстоятельствах не приближаться к собакам. Майкл согласился, и, загрузив вместе с несколькими эскимосами нарты, они крепко уснули у огня в доме Лара.
Наутро (хотя, если бы Лар не сказал Вирге, что это утро, сам профессор ни за что не догадался бы об этом) усилившийся за ночь ветер швырял хлопья снега в окна. Подкрепившись чаем, Вирга и Майкл вышли на мороз и увидели, что Мигатук с сыном распутывают постромки, собираясь запрягать собак. Мигатук крикнул: «Гама! Гама!», упряжка рванула с места, махнул на прощанье Лар, и вот уже теплые огни поселка затерялись на бескрайней равнине.
Холод стоял страшный, но все же не такой, как ожидал Вирга. Морозный ветер не мог проникнуть под теплые брюки и парку. Ступни и кисти рук не мерзли благодаря перчаткам и торбасам, предоставленным Мигатуком. Оставалось открытым только лицо, и Вирга чувствовал, как у него индевеют брови и щетина на подбородке.
Майкл, который шел рядом, на шаг впереди профессора, казалось, вовсе не замечал холода.
Время шло. Вирге вдруг стало казаться, что Мигатук сбился с пути. Сам Вирга полностью утратил здесь чувство направления. Все было чужим, холодным, ни камней, ни брошенных хижин, которые могли бы послужить вехами на их пути. Но порой слышался щелчок кнута, обиженное тявканье, и нарты, шурша полозьями по слежавшемуся снегу, брали то чуть правее, то чуть левее, и Вирга с Майклом опять молча брели за ними наперекор ветру.
Внезапно снежную равнину сменили обледенелые камни. Земля как будто бы пошла под уклон, и собаки замедлили бег, чтобы не падать. Со всех сторон поднимались огромные черные утесы. Они укрывали путников от ветра, но Вирга слышал, как он зловеще воет в расселинах и трещинах, чтобы затем взвиться на недосягаемую высоту. Мигатук щелкал кнутом и окликал собак, чтобы подбодрить и успокоить их.
Вирга вгляделся в темноту. Ему показалось, что где-то очень далеко впереди мерцает огонек. У него заколотилось сердце. Мигатук снова закричал на собак, и Вирге почудилось, что он расслышал в его голосе дрожь. Они продолжали идти. Кнут щелкал то справа, то слева, чтобы собаки не свернули в сторону.
У подножия склона вновь начался крепкий, ровный снег и лед. Ветер здесь задувал менее яростно; впереди на равнине Вирга разглядел приземистый прямоугольный силуэт сборной хижины. В единственном окне горел свет. За хижиной висел плотный занавес кромешной тьмы.
Мигатук что-то прокричал собакам, и нарты внезапно остановились, хотя до хижины было еще неблизко. В полной тишине слышно было, как тяжело дышат собаки и где-то далеко в скалах воет ветер. Мигатук сказал:
– Дальше я не смею идти. Там живет двухголовый.
В следующий миг у Вирги зазвенело в ушах от резкого, взрывного треска. Собаки испуганно заскулили. Мигатук круто обернулся. Перед самыми санями, осыпав лица путников крошечными льдинками, взметнулся снежный фонтанчик. По равнине к скованному льдом морю прокатилось гулкое эхо выстрела.
– Мейксук! – крикнул Мигатук и полоснул кнутом по боку вожака упряжки, всем телом наваливаясь на нарты, чтобы развернуть их на сто восемьдесят градусов. Собаки рванулись вперед. Виргу швырнуло назад и, вылетая из саней, он увидел, что Майкл тоже очутился на снегу. Мигатук щелкнул кнутом. Сани задрожали, набирая скорость. Когда упряжка начала подниматься по склону, Вирга увидел, как свет, падавший из окна, сверкнул на ноже в руке эскимоса. Мигатук избавлялся от груза, чтобы выиграть в скорости. Оборудование и тяжелый полотняный сверток были сброшены с саней и заскользили к подножию склона. Сани, сразу ставшие легкими, полетели птицей. Собаки взрывали лапами снег; миг – и нарты, уносящие обезумевшего от страха Мигатука в спасительный Аватик, скрылись среди утесов.
Майкл перекатился на живот, прищурился и принялся вглядываться и вслушиваться в обступившую их темноту. Эхо выстрела еще не затихло и ворочалось где-то далекими раскатами грома. За хижиной шамана оглушительно залаяли собаки.
Растерянный Вирга стоял, беспомощно озираясь. Он понимал, что представляет идеальную мишень, но, странное дело, почему-то не мог припомнить, что следует сделать.
– Стойте где стоите, – раздался суровый мужской голос. Сказано это было негромко, небрежно, но тоном приказа.
Вирга повернулся на голос. Он шел откуда-то справа; уголком глаза профессор уловил какое-то движение. Со льда кто-то поднялся. Сперва Вирге показалось, будто ноги у этого человека отняты по колено, но, приглядевшись, он понял, что тот прятался за низеньким белым заслоном. Покинув свое убежище, человек остановился, целясь из ружья в точку между Виргой и Майклом, сказал что-то по-датски и подождал. Потом заговорил по-английски:
– Лечь на лед! Расставить ноги и руки и не двигаться. Ага, поняли. Хорошо. Вот так, это очень несложно.
Он медленно пошел к ним. Вирга увидел его торбаса, не новые, из тюленьей кожи, отороченные пожелтевшим мехом белого медведя. Мужчина методично прощупал подмышки и талии чужаков, проверяя, нет ли оружия. Удовлетворенный результатами осмотра, он отступил на несколько шагов и спокойно сказал:
– Перевернитесь, очень медленно. Если мне не понравится, как вы дышите, я убью вас.
Они послушно перевернулись. Укутанный в меха, одетый в штаны из медвежьей шкуры шаман высился над ними бесформенной, безликой громадой. Он молча изучал в темноте их лица.
– Вы не эскимосы и не датчане. Кто вы?
– Мы приехали из Аватика, чтобы найти вас, – ответил Майкл, и в его голосе слышались странные умиротворяющие нотки. – Мы не желаем вам зла. Мы просто хотим поговорить с вами.
Ствол винтовки опустился от силы на дюйм.
– Ко мне уже приходили «поговорить», – ответил шаман. – Им нужны были медвежьи шкуры, которые я добыл на охоте. Они не успели досказать: я убил их. Что нужно вам?
– Помощь, – хладнокровно отозвался Майкл.
Шаман молчал.
– Мы можем встать? – спросил Майкл.
Шаман отошел, вновь вскидывая винтовку.
– Ну, вставайте, – разрешил он. – Но помните, что я вижу и в темноте.
Они поднялись на ноги и отряхнулись. Майкл сказал:
– В тепле говорить было бы удобнее.
– Я не боюсь холода.
– Зато я боюсь, – возразил Майкл.
Шаман хмыкнул и повел ружьем:
– Идите вперед. Но даже не думайте обмануть меня. Даже не думайте.
Возле хижины на цепи сидели собаки: большие, красивые, с горящими угольками глаз. Когда люди приблизились, они поднялись, дружелюбно ворча. Сбоку от хижины стояли нарты, а вокруг валялись пустые жестянки и мусор – точь-в-точь как в Аватике. Шаман сказал: «Стоп», – не опуская ружья, обошел своих гостей и распахнул дверь. Сам он отступил от порога и проводил их внимательным взглядом.
Внутри потрескивала маленькая печка, наполняя хижину теплом. Две керосиновые лампы излучали тусклый желтый свет. В углу стояла раскладушка, покрытая шкурами белого медведя. На грязном полу этой единственной комнаты виднелись пятна крови. По обитым медвежьими шкурами стенам были развешаны вырезанные из журналов картинки с изображением смазливых девиц. Обнаженные, они беспечно возлежали на кроватях, диванах и солнечных пляжах.
– Эх! – вдруг рявкнул шаман. – Хорошие у меня подружки, а?
Вирга повернулся к нему.
Шаман снимал свою огромную, выпачканную кровью шубу. Громоздкий, широкоплечий, он и сам напоминал медведя. Ростом он не уступал Майклу и головой почти доставал до потолка. Длинные, нечесаные черные волосы, черная борода, заиндевевшая вокруг рта; густая синева глаз, лицо, на котором оставили свой след стихии. На лбу и вокруг глаз морщины. Вирга заметил небольшие шрамы-оспины, оставшиеся, вероятно, на месте отмороженных участков кожи, которые шаман срезал сам. Глаза шамана смотрели с прищуром, приобретенным за годы, проведенные в краю, где солнце, не заходя по полгода, ослепительно сверкает, отражаясь от зеленовато-голубого льда. Смуглая кожа и высокие скулы говорили о том, что в жилах этого человека течет толика эскимосской крови. Вирге вдруг подумалось, что шаман говорил с легким русским акцентом, хотя в его речи слышались и другие, менее узнаваемые говоры.
Майкл сказал:
– Мы думали увидеть здесь человека с двумя головами.
Шаман неприметно кивнул. Он поставил ружье в угол, но его настороженные умные глаза не отрывались от гостей. Он опустился на обшарпанный стул и закинул ноги на выступ печурки.
– Эскимосы выражаются по-своему, – сказал он. – Ладно, вот вы меня нашли. Кто вы, черт подери?
– Меня зовут Майкл. Это доктор Джеймс Вирга. А вас как величать?
– Здесь я задаю вопросы. Что вы здесь делаете?
– Я уже отвечал на этот вопрос. Нам рассказали о вас в Аватике, и мы нашли вас.
– А могли найти и пулю впридачу, – отозвался шаман. – Смотрите, это еще можно исправить.
– Вы увидели нас на спуске? – поинтересовался Майкл.
– Увидел? Черта с два, – ответил шаман. Он подался вперед, многозначительно глядя на Майкла. – Я вас учуял.
Майкл хмыкнул и оглядел стены.
– Меня звать Ринн Зарк, – сказал шаман после непродолжительной паузы, в течение которой он оценивал чужаков. – Вы, мужики, не полярники; вам тут ловить нечего. Так на кой я вам сдался?
Майкл пододвинул себе другой стул и уселся у огня.
– Мы располагаем сведениями, что несколько дней назад здесь пролетели вертолеты. Мы хотим знать, где они сели.
Зарк едва заметно прищурился и осторожно сказал:
– Их видели охотники из дальнего поселка. Пташки развернулись и полетели на восток. А что?
– Нам надо знать, где они сели, – ровным, бесстрастным голосом повторил Майкл, впиваясь глазами в шамана.
Несколько секунд Зарк выдерживал этот взгляд, затем хмыкнул и откинулся на спинку стула. Он полез в карман своей парки, вытащил курительную трубку, больше похожую на полую кость, проворно набил ее черным маслянистым табаком – и из его рта и ноздрей поплыли струйки сизого дыма.
– Этого я не знаю. И знать не хочу. Не мое дело.
– А мы-то думали, – сказал Майкл, – что вы человек умный, шаман.
– Шаман? Черта с два. Я хороший охотник и, бывает, подсказываю эскимосам, где искать тюленя или медведя. Я слышу, как поет ветер, и умею по облакам угадать пургу. Я знаю эту землю, знаю людей, а лучше всего знаю себя. Но я не шаман. – Он энергично затянулся, поглядывая на гостей. – Вам не сказали, что есть эскимосы, которые ходят по моим следам, потому что верят, будто я протаптываю тропу удачи? Про меня говорят: ему не нужно искать медведя, медведь сам найдет его. Будь оно и впрямь так, я бы дотопал аж до Копенгагена и всех их увел бы с собой. Шаман! Давненько я не слыхал этого слова.
– Если вы знаете себя, то вы сильнее многих, – заметил Майкл.
– Может, и так. Когда много лет назад я приехал сюда, я чуть не умер с голоду. Меня спасли эскимосы; они накормили меня и научили, как прокормиться самому. Потому-то бывает, что, отправляясь охотиться, я нет-нет да и намекну охотникам-эскимосам, где искать медведя или тюленя. Я всегда возвращаю долги.
– А с остальным миром вы продолжаете поддерживать связь? Вам известно, что происходит в других широтах?
– С остальным миром? Ха! Никакого другого мира, кроме этого, нет.
Майкл сказал:
– С этими вертолетами сюда прибыл один человек. Ему дана необычайная и мрачная сила: он властен сделать что угодно с кем угодно. Мы должны найти этого человека, и быстро.
Зарк слушая, попыхивая трубкой.
– А мне-то что? Я вам ничем не могу помочь.
– Да нет же, можете. Вы знаете местность, вы сами это сказали. Нам с доктором Виргой нужен человек, который провел бы нас на северо-восток.
– Че-го? Вы рехнулись? Я не турбюро. Идти через льды с людьми, ничего не знающими об этой земле? Да я уж лучше сразу повешусь. Вы меня для этого искали?
– Да, – подтвердил Майкл.
– Возвращайтесь в Аватик. Возвращайтесь туда, откуда вы прикатили. Я с дураками по льдам не хожу.
– Я заплачу.
– Я сказал нет.
Майкл покосился на Виргу и вновь посмотрел в глаза Зарку:
– У нас нет возможности вернуться.
– Чертов трус, – буркнул Зарк. – Одна пуля – и он уже давай Бог ноги, как старая баба. Надо было всадить ему пулю в задницу! Ну ладно. Утром пойдете со мной в Сагитак; тамошние жители приглядят, чтоб вы благополучно вернулись в Аватик. Но за мои хлопоты с вас причитается.
– Мы ищем человека по имени Ваал, – после недолгого молчания проговорил Майкл. – Нам жизненно необходимо отыскать его. Мы не вернемся. Из Сагитака мы отправимся на северо-восток.
– Но не со мной. Может, вам удастся нанять проводника в Сагитаке. За пару бутылок хорошего виски они на все готовы. Виски-то у вас есть?
– Нет.
– Ну, тогда, – пожал плечами Зарк, – вы в полном дерьме, ребята.
Майкл, блестя глазами, открыл было рот, чтобы что-то сказать, но передумал и поудобнее уселся на стуле.
– Так вы нам не поможете?
– И не мечтайте. У меня своих забот полон рот. Послушайте, добраться сюда из Аватика – плевое дело, колченогая старуха и та бы справилась. Но на севере, куда вы собрались, камни, скалы, кряжи, торосы, здоровенные, как военные корабли. Там, дружище, вам понадобятся хорошие глаза и хорошая дыхалка, само собой, какой– никакой опыт полярных переходов.
Он вдруг умолк и стал вслушиваться в повисшую в комнате тишину. Через несколько секунд залаяли привязанные у дома собаки. Зарк взял ружье и прошептал: «У нас гость».
Он встал у окна, вглядываясь в темноту. Вирга не видел ничего, кроме сплошной черноты. Зарк вдруг подошел к двери хижины и впустил тучного эскимоса с зоркими, как у ястреба, глазами и шрамом на переносице. Эскимос стряхнул с себя снег, с подозрением покосился на Виргу и Майкла и задал какой-то вопрос на родном языке. Зарк показал на своих гостей и кивнул. Тогда эскимос снова заговорил, глядя куда-то Зарку под ноги и нарочито униженно втягивая голову в плечи, хотя несомненно был старше Зарка. Закончив свою жалобную речь, он продолжал смотреть в пол.
Зарк повернулся и посмотрел на американцев. Потом кивнул и что-то сказал эскимосу. Тот схватил Зарка за руку, отпустил и скрылся в ночи.
Вирга полюбопытствовал:
– Что это было?
– Этот человек, – пояснил Зарк, – охотник из восточного поселка. Его новая невеста хочет родить, а его огонь, как это ни печально, потух. Вот он и привел ее сюда, ко мне.
– Что?
– Черт возьми! Надо думать, у меня полно детей и к югу, и к северу от Полярного круга! Не знаю; по-моему, считается, что, если я сделал чьей-нибудь жене ребенка, это большая честь. Да и женщины здесь не так уж плохи. Такие жирные, что похожи на большие, мягкие пуховые подушки.
– Этот охотник считает вас настоящим шаманом, – заметил Майкл. – Он не может зачать ребенка – это позор. Вот он и надеется, что сын, унаследовавший качества шамана, вернет честь его роду.
– Видно, так, – согласился Зарк. – Мне-то, в общем, все равно. Ну, что там у нас? Молоденькая…
Эскимос ввел в хижину невесту, которая ждала в санях снаружи. Он снял с нее подбитую мехом парку и приподнял подбородок девушки, чтобы показать, как она красива. Девушка была очень молоденькая, лет девятнадцати, не больше, но лицо ее уже носило следы жизненных тягот. Она стояла, как и ее муж, потупясь, не смея встретиться глазами с пронзительным взглядом Зарка. Вирга подумал, что по эскимосским стандартам она, вероятно, настоящая красавица. Ее полные губы дрожали, но круглые темные глаза светились изумительным внутренним покоем. Блестящие черные волосы, освобожденные от тесного капюшона парки, густой волной рассыпались по плечам.
Пока эскимос говорил, Зарк разглядывал лицо девушки. Он кивнул, и охотник просиял. Коричневыми шершавыми пальцами он нежно коснулся щеки своей нареченной, и что-то сказал ей. Потом потерся носом о ее лицо, словно обнюхал, и повернулся, чтобы уйти. Девушка вцепилась ему в руку, но он строго прикрикнул на нее, и она тут же отпустила его. Эскимос вышел за дверь, и через мгновение стало слышно, как он кричит на собак, погоняя упряжку вверх по склону.
Девушка, дрожа и не поднимая глаз, стояла посреди хижины. Зарк обошел вокруг нее и сказал:
– Красивая. Очень даже. Отличные сильные руки и бедра. Смотрите, какие мускулы. Видите? Еще не успела нагулять жиры.
Вирга медленно покраснел.
– Нам что же, придется смотреть на это?
Зарк оторвался от созерцания крепких девичьих ягодиц и удивленно посмотрел на профессора.
– А как же? Неужто пойдете морозить задницу? Черт возьми, мне все равно. Не хотите смотреть – закройте глаза. Или, может, хотите сами попробовать, а? – Он посмотрел на Майкла.
– Нет, спасибо, – ответил тот.
Зарк пожал плечами.
– Вольному воля.
Он обошел вокруг девушки и что-то негромко сказал ей. Она не ответила. Зарк взял ее за подбородок и приподнял ей голову, но она упрямо глядела в пол. Медленно, нежно Зарк потерся носом о ее нос, щеки, глаза, как это делал охотник. Наконец, ободренная его лаской, она подняла глаза и встретилась с его взглядом. Зарк улыбнулся.
24
Свернувшийся калачиком на грязном полу Вирга пошевелился. Что-то резко и методично утыкалось ему в ребра.
Он перевернулся на спину. Над ним стоял Зарк и толкал его в бок носком унты. Зарк нагнулся и сунул Вирге в руку кружку с дымящейся темной жидкостью.
– Держите, – сказал он. – Это вас разбудит.
Майкл, проснувшийся раньше Вирги, прихлебывая из кружки, снимал свои вещи с вешалки над печуркой, где он накануне оставил их сушиться. Вирга осторожно попробовал питье и обнаружил, что это солоноватое темное пиво. Девушки в хижине уже не было. Спал он плохо, уж очень шумела парочка, катавшаяся и трепыхавшаяся на постели, точно пара диких зверей. Но он был отчасти доволен: ему удалось кое-что узнать о Зарке. Когда шаман прикрутил фитиль керосиновой лампы, собираясь лечь к девушке, которая уже ждала его на медвежьей шкуре, Вирга мельком увидел его широкую голую спину. На ней красовалась великолепная татуировка, голова древнего китайского мудреца, такая четкая и изящная, что Вирга позавидовал бы, будь он сторонником татуировок.
– А где девушка? – спросил он.
– Муж увез, – ответил Зарк, отрезая ломтики мяса от большого куска, извлеченного им из обложенной льдом металлической бочки, стоявшей в глубине хижины. – Им поутру всегда делается чуток обидно. Вы пробовали когда-нибудь моржатину?
– Нет.
– Тогда привыкайте.
Вирга и Майкл взяли по куску волокнистого темного мяса. Майкл уплетал за обе щеки, но Вирге показалось, что он не сможет проглотить ни кусочка скользкого, остро пахнущего кислятиной мяса. Пиво не облегчало задачу, однако есть хотелось, и Вирга был рад хоть чем– нибудь наполнить желудок. Когда ему удалось не давясь проглотить последний кусочек, он страшно возгордился, но, когда Зарк предложил ему второй кусок, отрицательно мотнул головой.
Зарк пожал плечами, откусил сам и спросил:
– А что это за сверток вы привезли? Ящик со сборными блоками для хижины?
– Нет, – ответил Майкл. – Это мои вещи.
– Господи Иисусе. Небось, притащили сюда все свое барахло. Я тут сходил поглядел на хлам, который ваш эскимос скинул с саней. Вы, видно, рассчитывали идти не спеша?
– Мы привезли только необходимое.
– Необходимое, черт побери! Человеку нужны только хорошие крепкие нарты да восьмерка сильных собак. Тогда – хоть на полюс и обратно, земля прокормит. И сборные домишки эти ни к чему, можно выдолбить землянку прямо во льду, как делали охотники в старые времена. Но вы краслунасы, вам невдомек, о чем я толкую. – Он взглянул на Виргу. – Что вы за доктор?
– Я профессор. Теолог.
– С чем это едят?
– Изучаю религиозные концепции.
– Зарабатываете себе на кусок хлеба Писанием, так, что ли?
– Можно и так сказать, – ответил Вирга.
Зарк кивнул:
– Да, уж кому-кому, а святошам в мире всегда места хватает. – Он понес остатки мяса в ледник. – Все перевираете, болтаете о том, в чем сами ни уха, ни рыла. И если вам что не по нутру – ага! Именем Господа, грех! – Зарк снял крышку с бочки и прежде чем уложить мясо на лед, завернул его в газету. – Сделали из Господа козла отпущения! – Он со стуком закрыл металлическую крышку.
Вирга почувствовал, что Зарк пытается затеять спор, и раздраженно ответил:
– Бывает и так.
Зарк хмыкнул и переключился на Майкла.
– Вы, надо думать, тоже чуть что на Господа киваете?
– Нет, – возразил Майкл, блестя глазами в тусклом свете керосиновых ламп. – Я всегда виню только людей.
Зарк остановился перед ним и заглянул ему в лицо, словно не был уверен, что там видит. Он раздул ноздри, потом вдруг улыбнулся и спросил:
– Тебе случалось убивать, сынок?
– Насколько я знаю, нет.
– По тебе не скажешь. Поглядеть на тебя, ты человека пристрелишь и не поморщишься. Ей-богу, убить человека все равно что убить любого другого зверя. Особенно, если он сам хочет тебя убить. Что, Святоша, не нравится такой разговор?
– Я человек широких взглядов, – ответил Вирга.
– Хорошо, – сказал Зарк. – Это хорошо.
Майкл спросил:
– Вы не передумали? Может, все-таки возьметесь провести нас от Сагитака на северо-восток?
– Нет. Не передумал и не передумаю. Ладно, я пошел запрягать собак; когда вернусь, загрузим в нарты ваше добро. – Он вышел, впустив в хижину порыв ледяного воздуха, и в следующий миг Вирга и Майкл услышали, как он покрикивает на собак.
– Что же делать? – спросил Вирга. – Вернуться в Аватик и нанять проводника там? На этом мы потеряем еще три дня.
– Да, три дня. Возможно, и без того уже слишком поздно, – Майкл посмотрел на Виргу. – Но если я упустил его здесь, я догоню его в другом месте. Я не остановлюсь. А что вы?
– Не знаю. Я уже два дня не читал газет и не слушал радио. Мне страшно узнать, что происходит.
– Нужно всегда, – негромко проговорил Майкл, – быть готовым к худшему.
– Откуда в вас такая отчаянная решимость преследовать Ваала? – спросил Вирга. – Разве вы – разве мы можем помешать ему убивать?
– Сначала нужно найти его. Потом я разберусь с ним… по-своему.
Дверь снова распахнулась, и Зарк сказал:
– Так-с. Нужна грубая сила.
В морозной тьме они втроем с трудом взгромоздили укутанный холстом ящик на видавшие виды нарты Зарка. Зарк чертыхнулся и буркнул:
– Ваша чертова штуковина моим собакам спины поломает!
Они собрали и привязали к саням остальное снаряжение и следом за Зарком вернулись в хижину, чтобы прихватить еще кое-что. Зарк тщательно вычистил ружье и ракетницу с резиновой рукояткой, сложил патроны и ракеты в торбу из тюленьей шкуры, увязал кусок моржатины и проверил, довольно ли керосина в одной из ламп. Майкл спросил:
– Ледоруб берете?
– Да, – ответил Зарк. – А что?
Майкл молча накинул на голову капюшон.
Снаружи Зарк стал натирать снегом полозья саней, и Вирге представился случай оценить его упряжку. Керосиновая лампа освещала широкогрудых, крепких, густошерстых собак, нетерпеливо натягивавших постромки. Все держались на почтительном расстоянии от вожака, одноглазого черныша с испещренными шрамами боками, и хотя они злобно рычали друг на друга, никто ни разу не оскалился в его сторону.
Зарк проверил, надежно ли привязано снаряжение, и вновь помянул недобрым словом его количество. Вдруг он крикнул: «Поехали!»
– и, не успел Вирга понять, что это была команда упряжке, как нарты вздрогнули и помчались вверх по склону. Майкл бежал рядом.
Зарк щелкал кнутом над головой вожака. Собаки единым махом одолели подъем; они рвались вперед, словно были бесконечно рады бежать по снегу. Сани скользнули между россыпями острых камней и мигом очутились на открытой ледяной равнине, где отвратительно завывал ветер.
Вирга заметил, что Зарк куда ловчее управляется с упряжкой, чем Мигатук. Он лишь изредка щелкал кнутом или подавал голос; казалось, собаки понимали хозяина и тогда, когда его ручищи чуть сильнее сжимали валек. Человек и упряжка за долгие, трудные годы, проведенные рядом, подумал Вирга, стали единым целым. Он слышал рассказы о свирепости эскимосских собак, знал, что они способны ни с того, ни с сего остервенело набрасываться и на себе подобных, и на маленьких эскимосов, но здесь, сейчас они были частью прекрасной живой машины, повергавшей в трепет своим первобытным изяществом.
Майкла, казалось, ничуть не озаботил отказ Зарка стать их проводником, но Вирга упал духом. Он испытывал ребяческое безнадежное разочарование и потихоньку закипал, вспоминая, как Зарк искушал его в хижине. Зарк не понимал, как важно было найти Ваала; вероятно, он был из тех упрямцев, которые до конца, при любых обстоятельствах стоят на своем. Виргу одолевали страх и беспомощность. Долгий путь, огромные расходы, и все это пустил псу под хвост один – один-единственный – человек, отказавшийся стать их проводником. Он выругался. Если Ваала не удастся найти, разве он, Вирга, сможет вернуться в университет, к своей повседневной жизни, зная всю полноту власти Ваала, зная, что на краткий миг почти поддался этой власти, зная, что это еще может произойти? Что он скажет Джудит? Что будет чувствовать, пробуждаясь в своей бостонской квартире от тревожного сна, более одинокий и страшащийся будущего, чем когда– либо?
Он оглянулся и увидел, что на точеном лице Майкла застыла решимость. Здесь, в этом морозном краю, под небом черным, как врата смерти, не было иного пути, кроме пути вперед.
Одолев около мили, они увидели первый кряж. Огромные глыбы льда в беспорядке громоздились друг на друга, как бетонные блоки. Зарк, пригибаясь под ударами встречного ветра, заработал ледорубом и в конце концов расчистил узкий проход, где могли пройти нарты. Путники перевалили через завал, оставили позади пересеченную местность и заскользили по гладкому льду. Дорогу им освещала керосиновая лампа. Время от времени Зарк выправлял курс на несколько градусов в ту или иную сторону, хотя как он определял, куда ехать, для Вирги оставалось загадкой.
Через некоторое время (у Вирги на бровях и начинающейся бородке намерз лед, и он не видел вокруг ничего, кроме тьмы и пустоты) Зарк махнул рукой и, тормозя пятками, медленно остановил упряжку.
– Привал, – перекричал он ветер. – Это середина пути.
Зарк поставил палатку из медвежьих шкур, вогнав в лед маленькие крюки, так, чтобы она гасила порывы ветра. Собаки стали мочиться в снег, Зарк бесцеремонно последовал их примеру, а Вирга и Майкл, прихватив фонарь, заползли в палатку и стали греться его светом.
В палатке тоже было холодно, но по крайней мере не дул пронизывающий ветер. Зарк наконец заполз в палатку, раскурил свою костяную трубку и проверил, не обморозил ли лицо. Подняв лампу повыше, он осмотрел лица своих спутников, и, довольный тем, что все в порядке, поставил ее в центр их маленького кружка. На стены палатки легли черные тени.
Вирга, болезненно морщась, растирал заледенелые руки.
– Сильный мороз? – спросил он у Зарка.
– Это еще тепло, бывает и хуже. Градусов сорок.
– Откуда вы знаете?
Зарк фыркнул:
– В сорок градусов мороза моча замерзает сразу, как попадает на землю. В пятьдесят градусов она замерзает еще на лету. А попробуете помочиться в шестьдесят, хозяйство отвалится. – Он выпустил густое облако синеватого дыма и посмотрел, как оно, клубясь, поднимается к коническому потолку палатки.
– Вы ведь не чистокровный эскимос, – сказал Майкл, помолчав. – Что вы здесь делаете?
Зарк невозмутимо грел руки теплой трубкой, словно не слышал вопроса. По-видимому, он не собирался отвечать. Вирга уже хотел спросить его, как собаки переносят такие холода, когда Зарк сказал:
– Отчасти я эскимос. В достаточной мере, чтобы чувствовать лед в своей крови, в достаточной мере, чтобы знать, что моя родина здесь.
– Вы родились в Гренландии?
– Черт побери, я не датчанин. Я родился в Горьком. Мой отец был наполовину эскимос, наполовину русский. Мой дед был эскимос, и черт меня побери, если я помню, как его звали, но он был отличный охотник, великий вождь своего племени. Я ничего о нем не помню, но отец рассказывал, что дед пропал во льдах, когда с костяным гарпуном пошел добывать нарвала. У нас в Горьком была маленькая квартирка; отец работал сварщиком. Квартирка была такая крохотная, что высморкаться было негде. Отцу это было как нож вострый, но ему хотелось угодить моей матери. Он мечтал жить на северном побережье, а она любила город.
У лица Зарка клубился дым. Синие глаза холодно поблескивали. Так, подумал Вирга, должно быть, блестит лед под бледным летним солнцем.
– Он очень старался угодить ей, – повторил Зарк, – да разве бабе угодишь… Отец стал пить, и в конце концов они расстались. Я помню, как он разозлился, когда мать сказала, что уходит и оставляет меня ему. Что он, что ты, сказала мать, два сапога пара. Оба дикие, нелюдимые злыдни. А я как раз перед тем чуть не пришиб в драке соседского мальчишку… но это уже совсем другая история. Мать сказала правду: мы с отцом были похожи как две капли воды. Мы оба любили свободу. Эскимосская кровь звала нас вернуться во льды.
Зарк помолчал. Северный ветер тряс палатку; казалось, Зарк прислушивался к его свисту. Он настороженно оглядел лица своих собеседников, словно сомневался, стоит ли продолжать.
– И вы оба приехали сюда? – спросил Вирга. Ему было интересно услышать продолжение истории и страшно не хотелось вылезать из палатки на холод и ветер.
– Нет, – ответил Зарк. – Отец кочевал с места на место, постоянно менял работу, и я кочевал вместе с ним. Но с каждым переездом мы оказывались все ближе к северному морю. Вот куда мы направлялись. Отцу не нужно было ничего объяснять мне; я и сам все знал. Но прежде чем мы добрались до побережья, отец заболел: что-то с легкими. Я пошел работать, на полную смену, брался за любую работу, какую удавалось найти, чаще всего дорожным рабочим или бетонщиком. Одно время я участвовал в платных боях в мужских клубах. Дрались на кулаках, и я не раз видел, как сбивали с ног настоящих силачей. Видели когда-нибудь кулачный бой? – Зарк посмотрел на Виргу.
– Нет, не приходилось.
– Так я и думал. Слишком грубо для вашей породы, да? Кое-кто из бойцов обдирал костяшки и ждал, пока рубцы загрубеют. Получался настоящий кастет. Мы дрались до тех пор, пока не переставали соображать, где мы, – просто топтались на месте, выискивая, куда бы ударить. Последний, кому удавалось удержаться на ногах, считался победителем, и срывал приличный по тем временам куш. Но отцу становилось хуже. Он вечно кашлял, вечно приставал ко мне, чтобы я отвез его на север. Однажды утром я нашел его мертвым. Он лежал в той же позе, что и накануне вечером, засыпая. Это была единственная ночь, когда он не задыхался от кашля – помню, я еще подумал, что, может быть, он оправится настолько, чтобы выдержать дорогу. В день похорон шел снег. Что ж, – Зарк пожал плечами и яростно затянулся, чтобы разогнать дым, – я добрался до моря. Нанялся на грузовое судно, которое перевозило железный лом. Святоша, ты когда-нибудь вкалывал на море?
– Нет.
– Тяжелая работа. Зато чертовски многому можно научиться. Когда драться, а когда поджимать хвост, когда упираться, а когда удирать во все лопатки. Несколько лет я таскался на старых корытах из дока в док. Раз на Балтике одна такая посудина чуть не разъехалась по швам. Но я люблю море; оно живет своей жизнью. Никогда не спешит, никогда не умолкает. А потом я устроился старшим помощником на ржавую калошу, перевозившую снегоочистители из Риги по Белому морю, и не поладил с боцманом. Сукин сын, враль, шулер. Не помню даже, какой он из себя, хотя, Господь свидетель, предостаточно нагляделся на его паскудную рожу. Он все время придирался, постоянно меня доставал. И достал, едрена вошь.
Зарк вдруг рассмеялся, хрипло, отрывисто, словно залаял пес.
– Достал, сукин кот. Я прикончил его на баке, под луной. Двумя ударами по голове. Двумя первоклассными ударами, которые сделали бы мне честь на любом ринге. – Зарк выбросил вперед огромный кулак. – Засранец повалился как куль, пикнуть не успел. Меня хотели посадить под замок и в порту Русанова сдать властям. Но от этой сволочи натерпелся не я один, ребята не знали, как меня благодарить, что я его убрал. И вот однажды ночью в Баренцевом море они отвернулись, и я спустил на воду спасательную шлюпку и поплыл в сторону айсбергов. На корабле решили, что живым я оттуда не выберусь, что я не иначе как решил покончить с собой. Дураки! Черта с два! Я греб что было сил, лишь бы побыстрее убраться оттуда.
Он разглядывал Виргу и Майкла сквозь сизоватый табачный дым. Глаза над темной кустистой бородой были темными, запавшими.
– Вы не знаете, каково это – очутиться одному в море, где вокруг только лед, ничего кроме льда, громадные ледяные глыбы, с замороженный город каждая. Куда ни глянь, ничего, кроме огромной толщи воды и айсбергов, белых, темно-синих, бледно-зеленых. И в этих льдах отражается океанская пучина. А иногда вы слышите – или не слышите – рев и скрежет, когда две ледяные громады сталкиваются и дробятся на куски поменьше. Иногда чуть ли не прямо подо мной всплывала льдина с мою лодку величиной. Может быть, этого-то я и боялся пуще всего: что такой осколок вдруг всплывет из глубины и потопит меня в ледяной воде… На третий день, – продолжал Зарк, – я заблудился. Ветра не было, айсберги на фоне белого неба казались мне одинаковыми, грязными, серыми бетонными глыбами. Я, едрена вошь, плавал кругами, а вокруг все было одно и то же. У меня кончилась еда. Следующие три дня я проплавал впроголодь и видел только низкие облака, белесое море и эти ледяные горы. На седьмой день я проснулся и увидел его.
Зарк сидел неподвижно, зажав в зубах трубку, глядя на своих слушателей черными печальными глазами.
– Его? – переспросил Вирга. – Кого?
Зарк пожал плечами:
– Не знаю. Не знаю, кой черт это был. Он появился между айсбергами с моего правого борта, эскимос в каяке. Я начал грести следом за ним, но он так и не подпустил меня к своей лодчонке, не дал увидеть его лицо. Так и не дал. Но это был мужик, я понял это по тому, как он управлялся со своим каяком. Я скрипел зубами и налегал на весла так, что чуть не подох, а он знай себе шлепал по воде впереди меня. За каяком я плыл два дня. Я кричал, грозил, ругался, но этот парень так и не заговорил со мной. Обернется, поглядит, плыву я за ним или нет, и шлепает дальше. Он вел меня по ледяным тоннелям, мимо айсбергов высоких, как дома в Москве. Эти говенные воды он знал, что правда то правда. Но спустя три дня я потерял его. Он скользнул в расселину между двумя айсбергами, а я поплыл кружным путем, и когда оказался на другой стороне, его уж и след простыл. Тогда далеко-далеко справа я увидел эскимосов в каяках. Они взяли меня с собой на остров, досыта напоили бульоном, накормили моржатиной, и я проспал целых два дня. Когда я спросил, кто вывел меня к ним, они удивились. Они ничего не знали и сказали только, что ни один охотник еще не забирался так далеко. Поэтому я до сих пор понятия не имею, кто это был. А хотелось бы знать.
Майкл кивал. Он сказал:
– Шаманам бывают видения.
– А? Да черт с этим. В общем, я отправился вместе с эскимосами– кочевниками через льды в Гренландию, да так здесь и остался. Охота здесь чертовски хороша, а человек отвечает только перед самим собой и больше ни перед кем. Все путем.
Некоторое время они сидели молча. В трубке Зарка тихонько потрескивал тлеющий табак. Наконец Зарк пошевелился и сказал:
– Пора в дорогу. Мне хочется, чтобы через пару часов вы уже были бы в Сагитаке.
25
Ветер внезапно стих, и на смену ему пришел полный покой, подействовавший на Виргу самым странным образом: профессора вдруг охватили тревога и страх, заледенившие его изнутри так же, как морозный ветер леденил его щеки. Не слышно было даже хриплого, прерывистого дыхания собак, только шуршали по льду полозья, мягко, ровно, словно нарты приближались к гнезду свернувшихся кольцами белых змей.
Они продолжали движение на север. Зарк изредка выправлял курс, легко пошевеливая валек. Поднимая глаза, Вирга видел на черном своде безлунных небес яркие редкие звезды. Их тусклое серебристое мерцание расплескивалось по равнине, окрашивая ее в густо-синий цвет.
Они достигли начала пологого спуска. Зарк одним тихим словом остановил упряжку, поднялся с фонарем в руке и начал вглядываться вдаль, в задернутый занавес тьмы.
К нему подошел Майкл.
– Что-нибудь не так?
– Тихо, – велел Зарк. Он к чему-то прислушивался, обшаривая взглядом прищуренных глаз горизонт. Потом мельком глянул на звезды и вновь стал всматриваться в далекий пейзаж.
– Там нет огней, – сказал Зарк.
– Что? – не понял Вирга.
– Нет огней, – повторил Зарк. – Там впереди – Сагитак. В окнах должен гореть свет.
– Они ведут кочевой образ жизни? Возможно, они покинули поселок, – с надеждой предположил Вирга. Зарку придется доставить их на место!
– Черт, – буркнул Зарк. Он сходил к саням за ракетницей и мешочком из тюленьей кожи, раздернул завязки и вытащил красную ракету. Держа ракетницу в вытянутой руке над головой, Зарк выстрелил в сторону поселка. Послышался негромкий хлопок, их омыло алым светом, и вспышка, медленно чертившая в небе огненную дугу, высветила далекие очертания хижин и что-то еще – какой-то темный, прерывистый полукруг. Зарк напрягся, Вирга почувствовал, как это напряжение передалось Майклу. Охотник опустился в снег на одно колено и стал ждать ответных ракеты или света.
Ни того, ни другого.
Жалобно заскулила собака. Другая подхватила. Черныш угрюмо молчал; когда заскулил третий пес, вожак клацнул зубами у его бока.
Зарк тряхнул головой.
– Ничего не понимаю, – негромко пробормотал он себе под нос. – Гама! – крикнул он собакам, и нарты заскользили вниз по склону.
Не прошло и четверти часа, как они очутились на равнине. Ракета погасла, и их вновь обступила тьма. Вирга слышал, как тяжело дышит Зарк. Собаки натягивали постромки – может быть, они узнали место, где получали еду и отдых. Вирга напряженно вглядывался в темноту, но стариковские глаза ничего не могли разглядеть, и он проклял свою слабость.
Вдруг собаки с обиженным тявканьем остановились, сбившись в клубок, словно разом налетели на стеклянную стену.
Зарк выругался. Он крепче стиснул валек и щелкнул кнутом над головой вожака. Черныш рванул вперед, натягивая постромки, но упряжка, поджав хвосты, артачилась и упиралась. Зарк вытянул их кнутом, но ничего не добился.
На снегу отпечатались уходящие в сторону Сагитака следы множества полозьев, и Вирга рассудил, что в таком случае вряд ли их нарты наткнулись на камни или иное препятствие. Если глазомер его не подвел, до поселка оставалось около ста ярдов.
Проклинающий все и вся Зарк отшвырнул кнут, выхватил из саней ружье и бросил попутчикам: «Собаки уперлись. Я пойду вперед. Вы со мной?»
– А в чем дело? – спросил Вирга, боясь услышать ответ. Кромешная тьма впереди вселяла страх.
Глаза Зарка на миг вспыхнули.
– Это я и собираюсь выяснить. – Он взял фонарь и пошел за его желтоватым светом по изъезженному снегу. Вирга и Майкл поплелись за ним. Дважды Зарк останавливался, нагибался и внимательно рассматривал следы полозьев.
Позади жалобно повизгивали собаки. Неожиданно Зарк остановился и принюхался. Лицо его в желтоватом свете фонаря было сосредоточенным и напряженным.
– Чуете? – спросил он Майкла.
– Нет. А что чуете вы?
– Кровь, – ответил охотник. Он поднял фонарь повыше и пошел вперед.
На снегу застыли черные лужи. Вирга старательно обходил их, чувствуя, как отчаянно колотится сердце, готовое выпрыгнуть из груди. Собак больше не было слышно. Вирга затосковал по любому, какому угодно звуку, пусть бы даже это был пронзительный вой ветра.
Зарк снова остановился и вытянул вперед руку с фонарем. Мягкий свет разлился по окровавленному снегу, заскользил вперед вдоль узкой тропы, которая постепенно расширялась, и наконец выхватил из мрака нечто такое, отчего Вирга сдавленно охнул, а Зарк застыл на месте, как вкопанный.
Перед ними был труп эскимоса в окровавленной кухлянке, привязанный сыромятными ремнями к грубо сколоченному кресту, вбитому в вечную мерзлоту. Крест был перевернут, и остекленелые глаза эскимоса находились у самой земли. Вирга вдруг вспомнил, что где-то уже видел над дверью перевернутое распятие, но внезапно прихлынувшая к голове кровь помешала ему сообразить, где именно он его видел.
Зарк посветил чуть в сторону, и они увидели на горле бедняги глубокую резаную рану. В глубине белела кость; под головой с разинутым в невыразимом, первобытном ужасе ртом натекла лужа черной маслянистой крови.
Он был не один.
Зарк быстро посветил фонарем вправо, потом влево. Они увидели длинную шеренгу трупов. Одни были выпотрошены, другие обезглавлены, и все висели на кощунственных крестах, ровным строем уходивших в темноту за пределы круга света, куда-то, как показалось им, в бесконечность. Вирга уловил запах крови, который еще издалека учуял Зарк, и с глухой тревогой заметил, что стоит в замерзшей кровавой луже. Его торбаса присыпал красный снег.
– Тридцать шесть мужчин, – внезапно сказал Зарк таким голосом, словно силы полностью оставили его. – Двадцать восемь женщин. Все убиты.
– Граница, – обронил Майкл.
– Что? – не понял Вирга, с трудом отрывая взгляд от исковерканных трупов на крестах.
– Это предостережение всякому, кто доберется досюда. Наглядный пример того, что ждет его за этой границей.
– Все, – бормотал Зарк. Он водил фонарем и, не веря своим глазам, смотрел на длинный ряд страшных распятий. Выхваченные из темноты лица устремляли на него неподвижный взгляд покрытых ледяной коркой глаз. Из разинутых перекошенных ртов рвался беззвучный предсмертный крик. Скрюченные пальцы раскинутых рук старались удержать последние крохи жизни. Эти люди умерли страшной, мучительной смертью – еще более страшной и мучительной от ужасного сознания того, что их ждет.
Зарк пошел вдоль крестов, освещая одно перевернутое лицо, другое, третье, четвертое… Одних он бережно касался, возле других останавливался и что-то негромко говорил им на их родном языке. Вирга содрогнулся и, покосившись на Майкла, понял, что тот смотрит за шеренгу трупов, на окутанные тьмой бесплодные просторы.
– Это были хорошие, славные люди, – выдавил Зарк. – Хорошие охотники, верные жены. А теперь… – Он вдруг повернулся к Майклу. – Кто это сделал?
– Ваал, – негромко ответил Майкл.
– Тот, которого вы ищете?
– Тот, которого мы ищем.
– И все это он сделал один? Один перебил всех в поселке и подвесил их, как собачатину?
– Он не один. С ним пришли и другие.
– Сколько их?
– Трое или четверо.
Зарк злобно выругался.
– Как мог человек сделать такое?
– Это были ваши друзья?
– Я знал их, – ответил Зарк. – Они спрашивали моего совета. Они доверяли мне. Я их знал.
В глазах Зарка закипала дикая злоба; казалось, она вот-вот вырвется наружу. Вирга переступил с ноги на ногу, хрустнув коркой кровавого льда.
– Что за человек, – спросил Зарк, – этот Ваал?
– То, что Ваал сделал здесь, не идет ни в какое сравнение с тем, что он творил в иных широтах, – ответил Майкл. – Это лишь бледная тень того, на что он способен. Нужно найти его как можно скорее.
Охотник повернулся и, качая головой, оглядел вереницу крестов.
– Это припахивает нечистой силой, – пробормотал он.
– Да, – подтвердил Майкл так тихо, что Вирга с трудом расслышал.
– Это последний поселок перед Великой равниной, – сказал Зарк. – Я проведу вас следом за его пташками. Но вот что: с этим Ваалом я должен сквитаться сам.
Майкл окинул собеседника оценивающим взглядом и отрицательно покачал головой:
– Нет. Этого я не могу вам обещать. Не стану объяснять почему. Я понимаю, вам хочется отомстить. Месть бывает благородной. Но в нашем случае месть – безнадежное дело.
Месть. Месть. Месть. Это слово билось у Вирги в мозгу. Он уже слышал его, оно тогда привело его в ужас. Но где это было? Где?
– Безнадежное или нет, – прогремел Зарк, – но я отомщу!
– Нет, – повторил Майкл. – Не сможете.
– Вы сами хотите разделаться с ним? Тогда вот что я вам скажу: сперва вам придется схлестнуться со мной. А я от вас мокрого места не оставлю.
– Возможно.
Они задиристо смотрели друг на друга.
– Нужно уходить, – сказал Вирга. – Здесь мы уже ничем не поможем.
Зарк моргнул. Его взгляд метнулся к Вирге. Потом, бросив последний бешеный взгляд на Майкла, он отвернулся. «Что-то здесь не так, – пробормотал он. Свет фонаря ложился на его окровавленные унты. – Черт меня побери, что-то здесь не так!» Он пошел вдоль шеренги трупов, светя в перекошенные лица. – В поселке было больше двадцати детей. Здесь их нет. Трупов нет.
– Надо уходить, – напомнил Майкл.
– Где их трупы? – не унимался Зарк, расхаживая у «барьера», точно огромный неповоротливый зверь.
– Зарк! – послышалась команда, призывающая к вниманию, резкая и холодная. Охотник остановился как вкопанный и очень медленно повернул голову к худощавому властному человеку, стоявшему рядом с ним. Майкл положил руку ему на плечо. – Уходим.
Зарк весь подобрался, готовый обрушить на Майкла поток брани, но, увидев на его лице угрюмую решимость, подавил гнев. Он стряхнул руку Майкла, резко развернулся и пошел к саням.
– Уходим, – объявил он.
На обратном пути Майкл догнал Виргу и негромко сказал:
– Готовьтесь к худшему.
– Что вы имеете в виду?
– Тела детей забрали с определенной целью. С той же целью, ради которой детей тысячами ввозили в Кувейт.
Вирга молчал, и Майкл сказал:
– Ничего. Поживем – увидим. А объяснять Зарку всю глубину власти Ваала – пустая трата времени.
Зарк щелкнул кнутом слева от вожака, и тот повел упряжку в объезд страшной преграды. Поначалу собаки робели, но неукротимый вожак натягивал постромки и яростно рычал, и остальные, поняв наконец, что их больше не заставляют бежать туда, где отвратительно пахнет смертью, дружно взяли с места. Сани помчались параллельно горизонту в ста ярдах за барьером. Как ни ругался Зарк, как ни щелкал кнутом, упряжка, как показалось седокам, битый час отказывалась повернуть к северу. В конце концов Зарк щелкнул кнутом над головой вожака и что было сил налег на валек. Сани вздрогнули. Собаки начали разворот и несколько минут спустя уже бежали прежним курсом, оставив позади картину смерти.
Ехали молча. Зарк, мрачнее тучи, угрюмо размышлял над чем-то, устремив неподвижный взгляд на неразличимый – во всяком случае, для непривычного глаза Вирги – горизонт. Воздух был тих и неподвижен, но и здесь, вдали от поселка, витал запах крови.
Со всех сторон путников обступала черная пустота, усеянная вездесущими звездами. Вирга видел, как частицы, сгорающие в атмосфере Земли, прочерчивают красные и голубые следы на небосводе. Один такой метеор, сверкнув на горизонте, унесся за сотни миль к востоку, и там сгорел, залив небо ярким красным сиянием. Вирга подумал, что примитивные народы усмотрели бы в этом знак свыше, возможно, решили бы, что прогневили небесное божество. Жрецы дни напролет просиживали бы у ритуальных костров, обсуждая значение огненного знамения, споря, чего теперь ждать – засухи, голода или войны. Самым загадочным было то, что многие предсказания древних, сделанные на основании наблюдений за небом, сбывались. Всякое падение с небес, утверждали жрецы, предвещает упадок terra firma.
Прежде, чем Майкл снова обратился к профессору, прошло добрых два часа (или так показалось Вирге).
– Вы устали? Может быть, пора отдохнуть?
Вирга отрицательно помотал головой. Он покривил душой – ему не хотелось задерживать их. Профессор чувствовал слабость, глаза у него ввалились, но спать он и не думал. Слишком свежи были в памяти мертвые лица, чтобы обрести желанный покой; он знал, что, едва закроет глаза, как вновь увидит их и во сне сам будет одним из них, будет тщетно месить ногами кровавый снег, зная, что ему никогда не убежать от них достаточно далеко.
Время от времени раз Зарк останавливал нарты, уходил на несколько ярдов вперед, опускался на одно колено и замирал, вглядываясь в снег яростно прищуренными глазами. Потом он возвращался и дотошно проверял, весь ли груз надежно приторочен к саням, осматривал ружье и подливал в лампу керосин из маленькой металлической канистры.
– Как по-вашему, далеко еще? – спросил Вирга.
– Трудно сказать. Может, километр, может, десять. Может, сто. Но я не промахнусь. Сюда даже эскимосы носа не кажут. Тут ничего нет.
– Вы уверены, что мы двигаемся правильным курсом?
– Берем к востоку, вслед за птахами. Верьте мне, а я буду верить вот им. – Он коснулся уголка глаза и носа.
Звезды исчезли. Прерывистое дыхание собак и щелканье кнута Зарка слились в ритмичную мелодию. Ноги у Вирги точно налились свинцом, глаза слипались, и он тяжело навалился на сани, увлекавшие его вперед. Вскоре окружающая местность начала меняться; теперь из вечной мерзлоты пробивались черные камни в корке наледи, а с ними соседствовали огромные торосы с темно-зелеными прожилками, этакие приземистые эскимосские небоскребы.
Сани, разгоняясь, заскользили по склонам: вниз-вверх. Зарк управлял санями с помощью валька и собственных пяток, при необходимости тормозя ими о землю.
Потом, так внезапно, что у них захватило дух, земля исчезла из– под ног. Шурша полозьями, нарты взлетели на очередной склон и ракетой помчались вниз по синему искристому льду. Майкла отбросило в сторону, и он покатился под уклон на животе. Зарк пытался тормозить, но лед был слишком гладкий. Его пальцы разжались, и, выкрикивая ругательства, он слетел с саней.
Вирга, который продолжал цепляться за нарты, увидел, что собаки пытаются не то свернуть с дороги перегруженных снаряжением саней, не то – что было уж совсем невозможно – бежать впереди них. Нарты вильнули вправо, накренились; упряжка потеряла равновесие и запутала постромки. Вирге на голову обрушилась стена снега и льда, и он на мгновение ослеп. Он услышал отчаянный крик Зарка: «Прыгайте!»
У подножия крутого склона начиналась плоская ледяная равнина. Нарты неслись прямо туда. Собаки испуганно визжали. Вирга выпустил деревянные перильца и рванулся влево, подальше от стремительно несущихся саней. Он упал на бок и покатился по стеклянной поверхности льда, пытаясь уберечь поврежденную руку. Внизу, на равнине, загрохотал по камням металл. Посыпались искры. Потом скольжение прекратилось: Вирга, тяжело дыша, лежал у подножия склона, уткнувшись лицом в снег.
Зарк, уже успевший подняться на ноги, осторожно одолевал последнюю треть спуска. Пониже барахтался, стараясь подняться, Майкл.
Вирга протер глаза и ругнулся. Черт! Три или четыре пса пострадали. Впереди темнели нарты. Собаки, так и не порвавшие своих постромок, рассеялись вокруг. Почти все они уже вскочили на лапы и ждали нового приказа, но были и такие, что неподвижно лежали на снегу.
Пересчитывая пострадавших собак, Вирга заметил вспышку света на расстоянии примерно полумили.
Он замер. Майкл был уже почти рядом. Вирга встал, не замечая боли, которая с новой силой запульсировала в руке, и показал в ту сторону.
– Свет, – сказал он. – Я видел там свет.
– Будь оно все проклято! – проворчал Зарк за его спиной. Охотник на ходу отряхивал снег с дохи. Борода у него покрылась сплошной коркой льда, и он стал похож на древнего старика. – Как пить дать, сорвало полоз, в бога душу! А собаки…
– Зарк, – спокойно перебил Майкл. Он показал на далекий мерцающий огонек.
Зарк хмыкнул и прошептал:
– Может, еще кто охотится во льдах. Но тут охота не ахти. И все же…
– Далеко дотуда? – поинтересовался Вирга. – С полмили будет?
– Пожалуй, – откликнулся Зарк. – Нет, чуток поболе. Будьте покойны, чертовы нарты грохнули о камень так, что и там было слыхать. Похоже, кто-то идет сюда на своих двоих… на нартах было бы быстрее. – Он еще секунду-другую смотрел на мелькающий огонек, потом быстро отошел к нартам и стал осматривать собак, что-то негромко им говоря.
– С вами все в порядке? – спросил Майкл у Вирги.
– Да. Все отлично.
– Хорошо. Я думаю, это свет в лагере Ваала. Может оказаться, что самого Ваала там уже нет. Если так, я вернусь в Аватик и буду продолжать поиски в другом месте. А вы? Вернетесь в Америку?
– Не знаю. Понятия не имею, что я буду делать.
Коротко взвизгнула собака. Они обернулись и увидели, как Зарк замахивается ружьем и бьет прикладом по голове второго пса. Потом третьего и четвертого. Охотник нагнулся, вынул откуда-то из-под дохи нож и перерезал постромки мертвых собак. Потом внимательно осмотрел полозья и вернулся к своим спутникам.
– Три поломали лапы, а четвертая – хребет, – сообщил он. – Еще помяло полоз. Поедем медленно, здесь нарты не починишь. Вы оба в порядке? Кости целы? Хорошо. – Зарк собрал то немногое, что при ударе вылетело из саней, и заново привязал к нартам. Потом намотал кнут на руку и убедился, что все постромки распутаны. – Теперь, – проговорил он, – молчите. Чтоб я ни слова не слышал. Дышать тихо. Кто-то уже знает, что мы здесь. Возможно, он не знает кто мы и сколько нас, но он уже услышал, что мы здесь. Фонарем не светить! – Он взялся за валек и очень тихо приказал собакам: – Гама!
26
Когда не слышно ни единого звука, который могло бы зафиксировать сознание, оно, чтобы поддерживать нервную активность, непременно изобретет что-нибудь свое – например, кажущийся треск электрических разрядов или громкий сухой звон.
В ушах Вирги этот звон превратился в протестующий рев обездоленных нервных окончаний. Профессор с Майклом шли в нескольких десятках ярдов позади Зарка, который время от времени поднимал руку, делая им знак замереть, и осторожно опускался на корточки на снег, нюхая воздух и поводя головой из стороны в сторону, чтобы не пропустить и отголоска звука.
Когда огонек впереди мигнул и исчез, они бросили нарты и больше ста ярдов прошли пешком. Но по-прежнему впереди была лишь густая беспросветная тьма. Вирга весь покрылся гусиной кожей; страх заполнил его рот привкусом крови. Рядом с ним бесшумно, как тень, двигался Майкл.
Зарк поднял руку, присел и прислушался. Вирга ничего не слышал. Вокруг камни и перевернутые глыбы льда зловещими вехами отмечали тропу, терявшуюся во мраке. Они были достаточно велики, чтобы за ними укрылось целое здание, достаточно велики, чтобы приютить сколько угодно народа – быть может, и сейчас за путниками кто-то внимательно наблюдал. Сказать по правде, Вирге вдруг действительно начало казаться, что за ним следят, хотя он гнал от себя эту мысль: у страха глаза велики. Вокруг был только грозный черный камень и блестящий лед, ничего больше.
Зарк встал.
Что-то звякнуло.
Сперва Вирге показалось, что звук пришел со стороны охотника, но тот резко повернул голову, и профессор понял, что в камнях кто-то прятался.
Они кинулись наземь, и в тот же миг среди иззубренных камней и синего льда заметалось эхо выстрела. Слева от Зарка, меньше чем в футе от него, взметнулся фонтанчик ледяной крошки, и охотник откатился в сторону. Майкл вскочил и бросился бежать. Он рывком поставил Виргу на ноги и потащил за собой под прикрытие обледенелых камней. Прогремел второй выстрел. Над головой Майкла брызнули искры. К ним подполз Зарк с ружьем. Он целиком втиснулся в щель и доложил:
– Один слева. Другой заходит сзади. Сперва придется побеспокоиться о том, что слева – второго ублюдка нельзя будет достать еще с минуту.
Грянул выстрел. Над их головами просвистела пуля, посыпались осколки льда.
– Ха! – заорал Зарк и сразу понизил голос. – Этому козлу нас не достать, но он носу не даст нам отсюда высунуть, пока не подойдет тот второй. – Он приподнялся и пристроил ружье на камнях так, чтобы дуло не плясало. Зарк не стрелял – он ждал.
Слева вновь прогремел выстрел. Вирга увидел оранжевую вспышку. Пуля пропела над их головами и улетела в сторону полюса.
– Тэк-с, – негромко пробормотал Зарк. – Давай еще разок, мразь. Ну, еще разок!
Ружье их противника вновь плюнуло огнем. Вспышка была короткой, но Зарк успел взять стрелка на мушку. Когда пуля ударила в камень перед ним и с визгом унеслась прочь, Зарк нажал на курок. Ружье вздрогнуло. Зарк мгновенно обернулся и обстрелял человека в дохе, подбиравшегося к ним сзади. Их разделяло около двадцати футов, но незнакомец отлетел назад и, приоткрыв рот, свалился на обледенелые камни. Его ружье с грохотом съехало вниз и, крутясь, подкатилась почти под ноги Вирге.
Зарк ждал, напряженно щурясь. Наконец он сказал: «Готово!» – и поднялся. Он пошарил под дохой и нащупал керосиновую лампу, подвешенную к поясу на короткой веревке. Стекло потрескалось, но ни капли керосина не вытекло.
– Вы знали, что они там, – упрекнул Майкл.
– Знал. Пришлось сделаться мишенью. Но, надо сказать, этот гад чуть не снес мне башку. – Увидев лица Майкла и Вирги, Зарк хохотнул: – Нельзя застрелить того, кого не видишь. Зато можно засечь другую цель
– вспышку выстрела. Не лень подойти туда? Я покажу вам дырку у него в сердце.
– Я верю вам на слово.
– Так я и думал. Ладно. Все мы в одной связке. Святоша, если вы прихватите ружье нашего друга, мы сможем пойти дальше. Ну же, оно не укусит. Молодчина. Повесьте его на плечо.
Они двинулись вперед в обход камней. Вирге повсюду чудились черные тени, везде мерещились люди с ружьями. Ему доводилось стрелять только из пистолета, только по бумажным мишеням и очень давно. В огнестрельном оружии профессор разбирался слабо, но с ружьем за спиной все-таки чувствовал себя в большей безопасности. Его тяжесть вселяла в Виргу уверенность.
Шли молча. Под ногами сухо поскрипывал снег. Глыбы льда вокруг неуклонно увеличивались в размерах. Здесь к небу тянулись острые каменные пальцы, там за путниками следили призрачные, мертвенно-голубые ледяные лица. Зарк по-прежнему время от времени приседал и прислушивался; Вирга посматривал по сторонам, а Майкл наблюдал за тылами.
Зарк остановился, точно зверь, почуявший добычу, и Майкл остановился рядом с ним.
Впереди, там, где ледяные и каменные громады расступались и начиналась новая равнина, виднелось длинное сборное строение с высокой кровлей. Стены и крышу покрывал лед, широкие двери, похожие на двери ангара, открывались наружу. В щелку сочился тусклый свет. Справа от строения высилась радиобашня с тонким шпилем. За ней обледенелая тропка вела к новому нагромождению камней.
Сделав своим спутникам знак молчать, Зарк остановился. Он снял с пояса керосиновую лампу и зажег ее. Потом привязал ее к стволу ружья и, держа его в вытянутой руке, двинулся вперед. Они шли за кружком света по снегу, истоптанному множеством ног. Оказавшись у длинного строения, Зарк бесшумно и осторожно приоткрыл створку двери, чтобы проскользнуть внутрь. Треснул лед, намерзший на дверях.
Зарк остановился на пороге и посветил фонарем. Внутри среди штабелей ящиков стоял черный вертолет без опознавательных знаков. В глубине ангара, в закутке, освещенном тремя керосиновыми лампами, работал передатчик, слышен был треск помех. Зарк снял лампу с ружейного дула и двинулся в сторону радиорубки. Вирга и Майкл последовали за ним.
Глаза Вирги настолько привыкли к темноте, что, очутившись в комнатушке, он в первый миг зажмурился. Перед передатчиком стоял стул, рядом – столик, а на столике – кофейник и чашка.
Зарк пощупал кофейник.
– Еще теплый.
Послышался топот: по ангару кто-то бежал. Зарк грубо оттолкнул своих спутников в сторону и встал в дверях радиорубки, вскинув ружье. Какой-то мужчина как раз выскакивал из дверей ангара на снег. Ружье Зарка глухо бухнуло. Человек вскрикнул и упал.
Майкл первым очутился подле него. Он перевернул тело на спину и увидел, что пуля снесла несчастному темя. На изможденном, усталом лице застыл ужас. Этого человека он видел впервые. «Узнаете?» – спросил он Виргу, оглядываясь через плечо.
– Нет.
– Ублюдок наверняка прятался за ящиками, – буркнул Зарк. – Это радист.
– Ни к чему было убивать его, – сказал Майкл, вставая. Вирга впервые увидел, как в глубине его глаз разгорается багровое пламя гнева.
– У него можно было узнать, где Ваал.
Зарка ошарашила ярость, отразившаяся на лице Майкла. Он справился с собой и весь напружинился под дохой.
– Черт возьми! – сказал он. – Если он один из тех, кто уничтожил эскимосский поселок, он заслужил смерть! Я не задаю вопросов мертвецам!
– Мне кажется, – твердо сказал Майкл, – что вы думаете главным образом тем пальцем, которым нажимаете на курок.
Лицо охотника потемнело от гнева. Он сжал кулаки и шагнул вперед.
– Ваал еще здесь, – резко вмешался Вирга. – Сейчас не время ссориться. Коль скоро нужны были вертолет и радист, значит, Ваал еще здесь.
Зарк несколько секунд смотрел на Виргу, потом снова уставился на Майкла.
– Он прав. Отбой.
Майкл успокаивался на глазах. Казалось, он недоволен собственной несдержанностью. Он сказал:
– Хорошо. Если он еще здесь, мы найдем его.
Зарк показал на тропинку, исчезавшую в грозном нагромождении камней, и пошел по ней, осторожно ступая по скользкому льду. Не прошли они и сотни футов, как охотник поднял руку, веля им остановиться. Рука дрожала.
Впереди был лабиринт из льда и строительных блоков. Огромные тесаные ледяные глыбы поддерживали обледенелую крышу. Во все стороны расходились петляющие коридоры. Это было расползшееся сооружение, возникшее, казалось, из кошмара – бесформенное, бессмысленное, извилистый лабиринт ледовых тоннелей.
Но не это остановило Зарка. Он выставил фонарь вперед; свет отразился от льда по сторонам тропинки, и охотник застыл, дикими глазами глядя куда-то мимо света.
Во льду что-то было.
Маленькое, темное, таких очертаний, что Виргу до костей пробрал холод. Он не смел глядеть и не мог не глядеть, завороженный кощунственностью этого зрелища. Зарк сделал шаг вперед, сипло дыша сквозь стиснутые зубы, и поднес лампу ко льду. Желтый свет ясно обозначил открытые глаза, широко раскрытый, забитый тьмой рот, скрюченные пальчики маленького эскимоса. И справа, и слева свет выхватывал тела, тела, тела. Лед был нашпигован детскими трупиками, застывшими как бабочки под стеклом. Трое вошли в страшный музей смерти. Вирга почувствовал слабость и дурноту; он покачнулся и упал бы, если бы Майкл не обернулся и не подхватил его. Казалось, все глаза молят его о милосердии, рты вопиют о мести.
Месть.
Месть.
Вирга с силой тряхнул головой, избавляясь от наваждения.
– Господи! – хрипло выдохнул Зарк, хватаясь за ледяную стену, чтобы не упасть. Но он тут же отдернул руку: его ладонь накрыла пару молящих глаз.
– Я предупреждал вас, – проговорил Майкл, не отпуская руку Вирги, – готовьтесь к худшему. Древний культ Ваала означал жертвоприношения детей и погребение их тел в стенах жилищ, что, по языческим понятиям, отвращало беду. Я же сказал вам – готовьтесь.
Зарк тряс головой, не веря своим глазам. Он не мог оторвать взгляд от рассыпанных во льду страшных силуэтов. Такого он еще не видывал. Он потерял почву под ногами и плохо сознавал, что к чему.
– Нужно идти дальше! – сказал Майкл. – Они мертвы, и им уже ничем нельзя помочь. – Он взял у Зарка фонарь и зашагал по тропинке, потом остановился и стал ждать, когда его спутники придут в себя. Виргу тихо стошнило. Он вытер лицо и пошел за Майклом.
Они вошли в ледовые коридоры. Свет одинокого фонаря пятном ложился на сборный пол и мерцал в открытых глазах детей по обе стороны тоннеля. Зарк старался держаться подальше от трупов, поближе к середине прохода. Они шли и шли, забредая в бесчисленные тупики и возвращаясь по своим следам в один, другой, третий погребальный зал. Коридоры водили их кругами, раздваивались, растраивались, оканчивались в пустых, похожих на склепы пещерах. С каждой глухой стеной, в которую упирались путники, Майкл все больше мрачнел, и выражение его лица делалось все решительнее. Поиски продолжались; путники, избегая смотреть на умоляющие детские личики, все дальше углублялись в ледовый лабиринт – коридор за коридором, сотня за сотней переходов. Вирге начало казаться, что им никогда не найти пути назад. Они навсегда останутся здесь, и никто не найдет их замерзшие трупы даже через тысячу лет. Профессор чувствовал, как смыкаются стены, сужаются коридоры – скоро скованные морозом пальцы дотянутся до них из-подо льда и утянут к себе. Он был на грани нервного срыва и начинал опасаться за свой рассудок. Я не могу идти дальше, сказал он себе. Боже милостивый, не могу.
Но тут коридор резко повернул направо, и они увидели кого-то, кто сидел в кресле в огромном ледяном зале.
Майкл остановился. Из его ноздрей вырывались белые облачка пара.
Человек сидел в темноте. Майкл вытянул руку, и фонарь осветил горящие глаза над свирепо перекошенным ртом. На человеке была тяжелая шуба из темного меха. Руки покоились на подлокотниках кресла.
– Итак, ты все же нашел меня, – негромко резюмировал Ваал.
– Нет, сукин ты сын! – загремел голос разъяренного Зарка. Охотник вышел из-за спины Майкла, поднимая ружье для выстрела в упор. – Это я тебя нашел!
– ПОДОЖДИ! – сказал Майкл. Зарк качнулся назад и затряс головой, как от удара. Он медленно опустил ружье и стоял, глядя на Майкла.
Ваал рассмеялся. В его холодном смехе не было ни капли веселья.
– Давай, Майкл. Пусть выстрелит. Ты! Иди сюда!
Зарк пошевелился. Он заморгал, взглянул в темные глаза Ваала, сделал шаг вперед, и Майкл немедленно очутился перед ним, загораживая ему дорогу. Майкл с силой проговорил:
– Ты не сделаешь ни шагу дальше. Вы оба с места не сойдете, понятно? Я хочу, чтобы вы очень ясно поняли: вы никогда не будете приближаться к Ваалу, я всегда должен находиться между вами и им. Вы не будете смотреть ему в глаза. Вы ни под каким видом не будете прикасаться к нему или позволять ему прикасаться к вам. Понятно? – Он встряхнул Зарка. – Понятно?
– Да, – хрипло проговорил Зарк. – Понятно.
– То же самое относится и к вам, доктор Вирга.
– Да. Ладно.
– Доктор Вирга? – Ваал посмотрел на профессора, но тот отвел глаза. Ваал отрывисто рассмеялся. – Ладно, ладно. Мой славный доктор Вирга! Я вижу, вы поранили руку. Какая жалость! Вероятно, вы уже никогда не сможете пользоваться ею. Скажите, а левой рукой вы можете мастурбировать?
Настороженные глаза Майкла над фонарем горели золотом. Он сказал:
– Твое время истекло. Ты начертал свое имя пылающими буквами зла. Теперь этому пришел конец.
Ваал чуть заметно подался вперед.
– Ну уж нет. Ты опоздал. Да, ты нашел меня. Но теперь, когда ты нашел меня, что ты можешь сделать? Ничего, отродье гулящей девки. Ничего! Мои ученики в Америке, Африке, Южной Америке разносят весть о воскресении мессии. На Ближнем Востоке огромные толпы требуют войны с евреями, дабы покарать негодяев за мою смерть. Вскоре в конфликт окажутся втянуты супердержавы. Им никак этого не избежать – район слишком важен стратегически, слишком необходимы для существования их цивилизации нефтяные промыслы. Начало будет банальным: несколько ракет, может быть, яростная пехотная атака… – Он улыбнулся, медленно и насмешливо. – Видишь? Ты ничего не можешь сделать. А я с удовольствием пообщаюсь с жидами. Мой повелитель ударит в самый центр хаоса.
– Кого ты отдал на растерзание толпе в Кувейте?
– Американского еврейчика, корреспондента какой-то газетенки. Мы «уговорили» его выстрелить. Потом мои ученики распустили слух, что это – американо-еврейский заговор. На следующий день средства массовой информации сообщили, что Ваал погиб от руки террориста– еврея, выпустившего в него две пули. Бейрут отреагировал как мы и ожидали: волной праведного гнева, переросшего в жажду праведной мести. Тело – естественно, не мое – кремировали, а пепел поместили в золотую урну. Арабы теперь вооружены моим учением; их ярость, вызванную гибелью живого Мухаммеда, не остановить. Нет, Майкл… ты опоздал.
– На этот раз я пришел подготовленным, – заметил Майкл.
Ваал наклонил голову:
– Да? Каким же образом?
– Как и все те, кто предался темным силам, ты не можешь противостоять могуществу Креста. Он сжигает тебя своей чистотой. Ты, как все сатанисты, способен лишь глумиться над ним, перевернутым.
– Ах вот как? – негромко откликнулся Ваал. – Осторожнее. Ты недооцениваешь меня. Ты судишь о моей нынешней силе по моей прошлой слабости.
– Напрасно ты так думаешь, – заметил Майкл.
– Что же ты намерен предпринять? Выжечь крест в моей плоти? Распять меня и бросить в снегах? Бесполезно, Майкл. Иисус из меня получится неважнецкий. Я лишь найду иной подход.
– Знаю.
Зарк наконец опомнился. Еще слабым голосом он проговорил:
– Оставь его мне. Я выпущу ему кишки.
Ваал рассмеялся.
– Да, Майкл. Да. Оставь меня этому тупице и отправляйся обратно в твердой уверенности, что тебе никогда больше не придется иметь дела со мной. Он не подкачает, Майкл.
– Нет. Ты пойдешь с нами. Ты выведешь нас отсюда.
– С какой стати? Я могу не согласиться – плутайте по этим коридорам, покуда не выбьетесь из сил. И тогда… – Он усмехнулся, холодно глядя на своих противников.
– Ты выведешь нас отсюда, потому что одна из твоих величайших слабостей – любопытство. Тебе захочется узнать, как я подготовился к нашей встрече.
– Когда мы встречались в последний раз, в Неваде, я был куда слабее, чем сейчас, – с угрозой сказал Ваал. – Берегись! У меня сила миллиона – нет, больше. Ты твердо уверен в том, что хочешь бросить мне вызов?
Майкл хранил молчание.
– Подумай, – продолжал Ваал. – Хорошенько подумай, Майкл. Перейди ты на мою сторону… подумай, что мы получили бы! Все! Ты был бы не наемником таких вот ублюдков, – он кивнул в сторону Вирги и Зарка, – ты был бы господином и повелителем! Как можно отказываться от подобной власти?
– А твой хозяин? Ты что же, и впрямь полагаешь, что, когда ты отдашь ему все, чего он желал, он поделится с тобой трофеями? Ты действительно думаешь получить на откуп Израиль?
Ваал прохрипел:
– Он снова будет моим.
– Встань, – приказал Майкл.
Ваал не шелохнулся. В его темных глазах вдруг появился красноватый блеск, и вот уже на бледном как смерть лице горели багровые уголья. Ваал чрезвычайно медленно и осторожно поднялся с кресла. Его взгляд метался между Зарком и Виргой.
– Пора поразвлечься, – проговорил он.
Майкл подошел к нему почти вплотную и угрюмо распорядился:
– Ты выведешь нас отсюда. Пойдешь впереди.
– А если я откажусь?
– Тогда и ты отсюда не выйдешь.
Ваал кивнул.
– Значит, ты все-таки решился? Значит, так? По примеру святых мучеников, которых ты тщишься превзойти, ни дна им ни покрышки?
– Если понадобится – да.
– Вонючий сукин сын, – прорычал Ваал. – Трусливый херосос.
– Я сказал, пойдешь впереди нас. Доктор Вирга, дайте нам пройти.
Вирга отошел на почтительное расстояние, пропуская Майкла и Ваала. Когда Ваал проходил мимо, на профессора нахлынуло отвращение и вместе с тем странное желание протянуть руку и коснуться этого человека. Рядом с Ваалом очутился Майкл, и порыв Вирги прошел. Ваал, судя по всему, прекрасно представлял себе, какие движения души вызывает у окружающих. Он с ухмылкой обернулся, ожег профессора взглядом огненных ярко-алых глаз и вышел в коридор.
Майкл с фонарем шел за Ваалом, Вирга и Зарк замыкали шествие. Зарк не переставал трясти головой, словно прогонял дурман, и что-то бормотал себе под нос.
– С вами все в порядке? – спросил Вирга.
– Оставьте его мне, – ответил охотник. – Оставьте его мне.
Наконец им в лицо пахнул чистый холодный воздух: страшный лабиринт смерти остался позади. Они прошли мимо антенны и ангара и двинулись через камни по тропинке, которая должна была привести их к нартам Зарка. На морозе Зарк полностью пришел в себя. Держа ружье наготове, он наблюдал за тылами на случай возможного нападения. Собаки возле нарт не сразу почуяли Ваала и радостно заворчали, приветствуя Зарка. Но вот их ноздрей коснулся чужой запах, и они мгновенно заскулили и, поджав хвосты, стали пятиться от приближавшихся фигур. Даже вожак дрожал.
Зарк пошел вперед, чтобы успокоить их.
– Рабочая скотина, – фыркнул Ваал. – Вот ты кто, Майкл. И быть тебе рабочей скотиной, покуда ты не найдешь в себе смелости покончить с этим.
Майкл извлек из горы снаряжения, привязанного к нартам, полотняный сверток. Оттуда он достал наручники, соединенные короткой цепочкой, и пошел к Ваалу. Тот равнодушно наблюдал за Майклом и даже вытянул вперед руки, чтобы их сковали. Майкл надел на него наручники и защелкнул их.
– Дурак, – сказал Ваал прямо в лицо Майклу. – Жалкий дурак.
27
Зарк намотал кнут на руку и взглянул на Майкла:
– Что вы сказали?
– Я сказал, – ответил тот, – что мы не едем в Аватик.
– А куда ж мы едем?
– К морю. Я хочу, чтобы вы вывели нас к замерзшему морю.
– Чего? – переспросил Зарк. – Да до побережья самое малое два дня пути. С этим я не поеду.
– Не бойтесь, – сказал Майкл. – Пока вы будете делать так, как я прошу, вам нечего будет бояться.
– Почему к морю? – полюбопытствовал Вирга.
– Потому что так надо. Больше я ничего не скажу. – Ваал, стоявший чуть поодаль, следил за ними горящими глазами.
Зарк все еще колебался. Он тряхнул головой.
– Ничего не понимаю. Не понимаю ни этого вашего Ваала, ни вас.
– От вас это и не требуется. Просто доверьтесь мне и делайте, как я прошу.
Несколько секунд Майкл выдерживал пристальный взгляд Зарка. Потом охотник кивнул и сказал:
– Ладно, черт подери. К морю так к морю. Но только до берега, на лед не полезу. А почему не убить эту мразь здесь и сейчас?
Майкл не ответил. Он демонстративно повернулся к Зарку спиной и отошел к Ваалу, чтобы загородить от него своих спутников.
Зарк выругался и щелкнул кнутом над головами упряжки. Собаки рванулись вперед, и нарты с поврежденным полозом тяжело снялись с места. Вирга увидел, что за ними остается глубокий кривой след.
– Не нравится мне это, – сказал Зарк Вирге. – Надо было прикончить эту мразь здесь и уехать. Он заслуживает смерти.
Вирга промолчал. Он был в смятении. Столкнувшись с Ваалом лицом к лицу, профессор вдруг усомнился в том, что кто бы то ни было, даже Майкл, в силах обуздать этого человека. Паника, внезапно охватившая его под злобным взглядом Ваала, еще сосала под ложечкой. Вирге казалось, что он вечно будет видеть эти страшные красные глаза. Он не смел и гадать, зачем Майклу понадобилось к морю, и не мог избавиться от ощущения, что сила Ваала вот-вот вырвется на волю во всей своей необузданной дикости, обратится на них и испепелит. Тогда им не поможет никакой Майкл. Взмокший от страха Вирга вздрогнул. Он чувствовал себя бесконечно одиноким, беспомощным, грубо вырванным из привычной университетской жизни, изменившимся раз навсегда. А сколько у него накопилось вопросов! Они витали подле него, и он отшатывался под их натиском.
– Сукин сын! – крикнул Ваал Майклу. Они шагали справа от еле ползущих нарт. – Сволочь!
Вирга опустил подбородок на грудь и ухватился за нарты, чтобы не упасть, стараясь отгородиться от потока чудовищных непристойностей, лившегося изо рта Ваала. Поток этот не иссякал, а лишь набирал силу, и выкрики становились все вульгарнее. Ваал бесновался над самым ухом у Майкла, и Вирга восхитился выдержкой своего спутника. Потом голос Ваала изменился, хриплый баритон превратился в истошный детский визг. – Херосос! Попам задницу лижешь! Я убью тебя! А тебе меня не уничтожить, ты раньше сгниешь! – И вдруг – невероятно! – молодой женский голос. Вирга обернулся. Зарк усилием воли не позволил себе оторвать взгляд от ледяной равнины впереди. – Глаза твои вывалятся из орбит, сукин ты сын! Я прикажу ослепить тебя! Будь ты проклят! Будь ты проклят!
Вирга заткнул уши.
Зарк резко обернулся.
– ЗАТКНИСЬ! ЗАТКНИСЬ!
И голоса – голос Ваала – неожиданно стихли, и льды услышали смех, низкий и ленивый, довольный и благодарный, словно смеялся кто– то, кто только что выиграл шахматную партию.
Собаки, поскуливая, натягивали постромки; нарты царапали лед. Шагая, Вирга слышал, как полозья то шуршат по снегу, то со скрежетом проходятся по камням, шурр-скрип, шурр-скрип, шурр-скрип, пока в голове у него не загудело от этих чередующихся звуков. Не открывая глаз, по одним только звукам, доносившимся из-под полозьев, он определял, что под ногами: плотный, слежавшийся снег или гладкий лед, камни величиной с кулак или камни с бритвенно-острыми краями, способные изрезать собакам лапы. Однажды, изучая свои новые способности, Вирга задремал на ходу, а когда вновь открыл глаза, то оказалось, что он смотрит на Ваала. Покрывшись испариной, перепуганный Вирга с усилием отвернулся.
Он оступился и упал, и Зарк остановил упряжку. Он помог профессору подняться и крикнул Майклу:
– Надо передохнуть. Не то протянем ноги.
Майкл подумал и согласился.
– Что ж, хорошо. Привал.
Зарк поставил палатку из медвежьей шкуры и забрался внутрь. Вирга – от усталости у него дрожали ноги и руки, а лицо застыло на морозе, превратившись в неподвижную маску, – заполз следом и, тяжело дыша, привалился к стене. Снаружи заскулили собаки: подошли Майкл с Ваалом. Майкл первым залез в палатку, подождал, пока в нее заползет Ваал, и опять демонстративно уселся между ним и остальными.
Зарк развернул пакет с моржатиной и отрезал ломоть для Вирги. Профессор жадно впился в него зубами. Охотник предложил кусок Майклу (тот отказался), отрезал порцию себе, после чего аккуратно завернул мясо и убрал. Откуда-то появилась трубка. Зарк раскурил ее, откинулся на туго натянутую стенку палатки, закрыл глаза и затянулся.
Вирга свернулся калачиком, чтобы было теплее.
Майкл и не пытался заснуть. Взгляд Ваала жег ему затылок. Он сидел, скрестив ноги, и смотрел на своих усталых товарищей, погруженных в глубокий сон без видений.
И вдруг палатку заполнил страшный пронзительный вопль, от которого даже у Майкла по телу поползли мурашки. Вирга вскинулся, вытаращив воспаленные глаза: ему почудился крик Нотона в темном углу пропахшей злом трапезной. Зарк спросонок схватил ружье и выскочил из палатки в метель.
Вирга понял, где находится, и тряхнул головой. По палатке распространилось смрадное дыхание. Ваал в своем углу негромко смеялся, скаля зубы. Глаза его горели как уголья.
Через несколько секунд в палатку ввалился Зарк. У него заиндевели ресницы, в грязную бороду набился снег.
– Там был медведь! Я слышал! Черт меня подери, если я не… – Услышав издевательский смешок, охотник осекся, и его щеки залил румянец гнева. – Ах ты сукин сын! – рявкнул он, пытаясь мимо Майкла дотянуться до Ваала. – Убью!
Майкл перехватил его руку.
Смех внезапно стих.
Ваал проговорил:
– Дотронься до меня. Ну! Давай!
– Сядьте, – велел Майкл.
– Я убью его, – Зарк выдыхал облака пара. – Клянусь, я убью его!
– Сядьте, – резко повторил Майкл. Он сдавил руку Зарка, и взгляд охотника медленно прояснился. Он устало плюхнулся на снег, под стену палатки, и замер.
– Я не дам вам спать, – прошептал Ваал. – Попробуйте уснуть – и все повторится. Очень скоро вы превратитесь в комки нервов и будете пугаться даже моего дыхания. Рискните, – он усмехнулся. – Закройте глаза.
В оцепенелом от мороза мозгу Вирги еще витал образ Нотона: молодой человек лежал навзничь в загаженном углу и что-то шептал, шептал…
– Убейте его, – пробормотал Зарк. – Сейчас же.
Что это было? Что он сказал? Что он сказал?
– Есть только один путь. Ты! Эскимос! Нет, не отворачивайся. Ты мне нужен. Мы с тобой уйдем отсюда… этих двоих мы оставим здесь и вернемся в Аватик. Как только мы избавимся от них, я дам тебе выспаться. Слушай меня, – шептал Ваал. – Слушай!
Майкл решительно сжал могучее плечо охотника.
– Оставайтесь там, где вы есть, – негромко велел он.
– Если ты не выспишься, ты не сможешь идти. Ты никогда не доберешься до моря. Упадешь замертво на дороге.
Вирга дрожал. Он видел, как Нотон открывает рот – шире, шире…
– Отпусти меня, – не унимался Ваал.
Нотон прошептал: «Ме…»
– Месть, – закончил Вирга.
Майкл равнодушно взглянул на него. Ваал молчал.
Вирга спросил:
– Что вы хотели этим сказать? Когда я спросил, какую цель преследует Ваал, и вы и Нотон ответили: месть.
– Нотон? – прошептал Ваал из своего угла. – Вы нашли Нотона? Ублюдок! Проклятый предатель! Надо было вырвать ему глаза и язык!
– Однако, – заметил Майкл, – вы этого не сделали. – И добавил, обращаясь к Вирге: – Да, я так сказал. Такова правда.
– Для вас – может быть. Но мне это недоступно. А здесь творятся вещи столь далекие от моего понимания, что я начинаю терять рассудок!
Зарк проговорил:
– Мы должны убить его здесь, сейчас же, – и хрипло забормотал что-то невнятное.
– Я с самого начала говорил вам, – напомнил Майкл Вирге, – что многое из того, чему вы станете свидетелем, будет выше вашего понимания.
Вирга продолжал:
– Я хочу знать. Я должен знать.
– Тогда для начала уясните вот что. Назад пути нет. Вы никогда не будете собой прежним. Вы застрянете между жизнью после смерти и смертью при жизни. Если вы решите заговорить, вас не станут слушать. Вас заклеймят как безумца.
– Я уже не смогу повернуть назад, – признался Вирга.
Майкл некоторое время молчал, безжалостно выискивая что-то в глазах профессора. Ваал за его спиной дышал, как зверь в период гона. Наконец Майкл сказал:
– Вы будете слушать меня, но не будете слышать. То, о чем я буду говорить, недоступно человеческому пониманию. Вы верите в Иегову?
Вопрос удивил Виргу. Он ответил:
– Да, конечно.
– Значит, вы верите и в Сатану?
Вирга ответил, но уже менее уверенно:
– Да…
– Великие силы. Свет и тьма. Одна – терпелива и терпима, другая – безрассудна и жестока, и обе – воительницы. Меж ними – смешение стихий, смешение элементов, Сущее. В сочетании добра и зла есть некая завершенность. Вы понимаете? Без одного не может существовать другое
– таков Закон. Закон Сущего. Он основа космического равновесия; сместите баланс сил, и воцарятся хаос и безумие. Что вы сейчас и наблюдаете.
– Пес! – прошипел Ваал.
– Сатана никогда не был второстепенной или производной силой. Он – тьма, уравновешивающая свет Иеговы. На заре времен Иегова и Сатана вместе создали космос. Космос был и есть сочетание небесного и демонического начал. Ваши предки были его частью. Вы его часть. Часть его и Ваал.
– Языческой бог, чьим именем назвался этот человек, – пояснил Вирга.
Ваал негромко гортанно засмеялся.
Майкл возразил:
– Нет. Перед вами лишь бренная оболочка, сущность же представляет собой бесформенный сгусток энергии. Это Ваал в том обличье, которое делает его приемлемым для человеческого глаза. Для тех, кого он жаждет подчинить себе.
Вирга сидел очень тихо. Рядом с ним хрипло дышал Зарк.
– Свет и тьма не всегда враждовали. Сатана, как я уже говорил, безрассуден. Его заботит лишь одно: как накопить больше сил, стяжать большую власть. Отмените Закон Сущего, и с ним исчезнет и Сатана – но его, точно слюнявого пса, волнует лишь сиюминутное. В начале творение равно признает лишь два божества: бога света и бога тьмы. Но Сатана смекнул, что можно прирастить свои силы, сделав демонов языческими богами. Одним из самых удачливых оказался Ваал; он уже был силен и снедаем безрассудной жаждой власти и величия. По наущению Сатаны Ваал стал ханаанским божеством. Он требовал от хананеев жертвоприношений детей, склонял их к содомскому греху, блуду, осквернению храмов. Сатана был доволен; все больше демонов с его легкой руки объявляли себя божествами перед смятенным и ныне истерзанным творением. Иным способом Сатана не мог превзойти Иегову. Все это Иегова терпел, покуда Сатана не покусился на иудеев, избранный Иеговой народ, стремясь ввергнуть их в пучину тьмы и чернокнижия. Равновесие нарушилось. Желая дать урок Сатане, Он обрушился на Ваала, самого удачливого из демонов, и с помощью израильтян сровнял Ханаан с землей. Гнев Его был ужасен; Он приказал Своему небесному воинству сжечь грешный город дотла, дабы земля обратилась в огненный камень бесплодный. Вааловы идолы и храмы были разрушены, те же, кто поклонялись демону, стерты с лица земли. В Ваале сочетались обе силы, свет и тьма, но он предал первую и теперь ищет убежища у второй.
– Ложь, – прошипел Ваал позади Майкла. – Ложжжжь.
– Урон был нанесен. Сатана узнал вкус крови. И тогда началась битва, исход которой решит: быть или не быть Закону Мироздания. Она бушует здесь, сейчас. Сатана через Ваала обрушивает на творение хаос, Ваал же стремится отомстить, истребить израильтян, уничтоживших Ханаан, его царство. Он успел переменить множество обличий, и с каждым новым воплощением оказывался на шаг ближе к цели, своей и своего хозяина. Ваал – безумное божество, одержимое силами тьмы.
Вирга дрожал, но ничего не мог с собой поделать. Стараясь унять эту дрожь, он запинаясь проговорил:
– Ваал человек… всего-навсего человек…
– Как угодно, – мягко ответил Майкл. – Вы спросили, я ответил.
– Отпустите меня, – детским голосочком попросил Ваал.
– Нам нельзя останавливаться. Вы готовы пойти дальше? – Майкл внимательно посмотрел на Виргу.
Зарк рядом с Виргой открыл глаза и принялся растирать затекшие шею и плечи.
– Не знаю. Не знаю. Я очень устал.
– Я спрашиваю о другом. Вы готовы пойти дальше по избранному нами пути?
– Нет, Майкл, – вмешался Ваал. – Брось свою затею. Отпусти меня. Присоединяйся ко мне.
Майкл посмотрел на охотника.
– Вы в силах идти?
Зарк растирал руки. Он взглянул на Майкла, потом на Виргу, потом снова на Майкла.
– Да, – ответил он.
– Хорошо. Доктор Вирга?
Вирга не знал, что ответить. Ему вдруг стало трудно дышать.
– Я так устал, – пробормотал он.
– Я ведь предупреждал вас. Разве нет? – спросил Майкл. – Мы должны как можно скорее добраться до моря. Выбор прост: или вы идете с нами, или мы бросаем вас здесь.
Вирга взглянул на него, удивленный поставленным ультиматумом. Он провел рукой по лицу:
– Хорош выбор! Я иду с вами.
Майкл кивнул:
– Отлично. Мы с Ваалом первыми выбираемся из палатки. Потом вы и Зарк.
Палатку из медвежьих шкур свернули и привязали к нартам, Зарк свистнул, поднимая собак, меховыми клубками лежавших на снегу, упряжка вновь натянула постромки, с которых осыпался иней, и нарты вновь покатили по бесплодной ледяной равнине, оставляя неровный извилистый след. Путники шли, как и прежде, Зарк и Вирга у самых саней, Майкл, живой щит между ними и Ваалом, поодаль справа. Мороз больно кусал Вирге щеки, но вместо того, чтобы бодрить, лишь усугублял неимоверную усталость, и вскоре подбородок профессора снова опустился на грудь. Пошатываясь, Вирга брел вперед, не зная, где он.
Через несколько минут – или часов – кто-то окликнул его шепотом: «Вирга!»
Профессор тряхнул головой. Это ему пригрезилось. Шаги сливались в непрерывный глухой ритм. Он парил между сном и явью, страшась и того, и другого.
«Вирга», – снова прошептал кто-то.
Он открыл глаза.
Впереди маячила широкая спина Зарка, из-за косматой дохи похожая на медвежью. Размеренно бежали собаки, из-под лап летела ледяная крошка. Вирга медленно повернул голову направо, где во мраке шагали двое, и не смог различить их лиц. Он прищурился.
За плечом Майкла горели красные глаза Ваала. Сам Майкл не замечал этого. Виргу вдруг закружил бездонный водоворот – ниже, ниже, ниже…
Красные глаза вспыхнули, как страшные маяки.
– Джеймс, – окликнула она. – Джеймс!
Вирга вскрикнул: «Кто это?» – однако этот голос был хорошо ему знаком, и он задохнулся от волнения, в горле встал ком. Сердце профессора учащенно забилось. Я хочу слышать твой голос, сказал он. Я хочу слышать твой голос.
– Джеймс, – снова проговорила она так умоляюще, что сердце Вирги едва не разорвалось. На его глаза навернулись слезы, и он поспешил вытереть их, пока они не замерзли. – Я здесь, рядом с тобой. Разве ты не видишь меня?
– Нет, – прошептал он. – Не вижу.
– Я здесь. Ты нужен мне, Джеймс. Я не хочу возвращаться.
– Возвращаться? Куда?
– Туда, где я была, – ответила она, сдерживая рыдания. – Туда, где страшно и холодно, где серые стены. Я не понимаю, Джеймс. Не понимаю. Я помню падение. Помню больницу и людей, которые склонились надо мной. И… ничего. Все исчезло… все стало серым, как эти стены. Я не могу туда вернуться. Пожалуйста, не заставляй меня возвращаться.
Напрягая глаза, Вирга всмотрелся в далекую тьму, но там ничего не было. Он не увидел Кэтрин. Обжигающее дыхание холода напомнило профессору, что он не спит, и все же Вирга едва переставлял ноги, словно лед вдруг превратился в вязкую пасту, оседавшую на торбасах. Да, это был ее голос – невероятно, но факт. Но где же она сама? Где? Ее голос. Да. Ее голос.
– Ответь мне, Джеймс, – молила она. – Пожалуйста, дай мне знать, что ты слышишь меня.
– Я слышу тебя, – отозвался он. – Где ты?
– Здесь, рядом с тобой. Я иду рядом с тобой, но между нами какая– то преграда, и я не могу коснуться тебя. О Боже, ты так близко. Почему ты не видишь меня? – В голосе слышалась близкая паника; он разъедал Виргу, как кислота.
Вирга резко повернулся и зашарил в воздухе. И ничего не нашел. Он подавил крик ярости и горького разочарования.
– Здесь ничего нет! – выдавил он.
Кэтрин заплакала. Вирга тоже не сумел сдержать слез, и они хлынули у него по щекам.
– Я не хочу возвращаться! Не хочу!
– Тогда оставайся! Помоги мне найти тебя! Вытяни руку и коснись моей руки! Ты можешь сделать это?
– Не вполне. Не совсем. Между нами что-то есть. Помоги мне!
– Как? Как я могу тебе помочь? – Вирга лихорадочно огляделся в поисках Кэтрин. Замерзшие слезы тонкой ледяной корочкой заполнили морщины вокруг его рта.
Стонущий голос Кэтрин затих. Вирга с новой решимостью зашарил во тьме, пытаясь ухватить говоривший с ним призрак – казалось, он где-то совсем рядом, вот здесь, чуть правее…
Потом она всхлипнула:
– Они хотят, чтобы я вернулась, Джеймс. Они говорят, что так надо, что нельзя остаться. Коснись меня. Я не хочу уходить!
Тяжело дыша, Вирга воскликнул:
– Я не могу найти тебя!
– Я так хочу остаться. Очень хочу. Помоги мне!
– Да. Но как?
– Нам мешает, – проговорила она прерывающимся голосом, – тот, кто идет впереди тебя. Пока он здесь, я не могу пробиться к тебе. Когда его не станет, мне позволят коснуться тебя…
Перед глазами у Вирги закружился калейдоскоп видений: улыбающаяся Кэтрин, Кэтрин хмурая, сердитая, плачущая… В голове у него страшно зашумело, на шею легла огромная тяжесть. «Если его не станет?» – слабым, чужим голосом спросил он.
Кэтрин всхлипнула.
– У тебя за плечом ружье…
– Где ты? – закричал Вирга. – Я не вижу тебя!
– Ружье… О Боже, меня зовут!
Растерянный и обессилевший Вирга вдруг испугался, что споткнется и упадет. Впереди, всего в нескольких футах, виднелась мишень, которую назвала ему Кэтрин, – спина Зарка. Грубый, жестокий человек, зверь, убийца. Почему он должен жить, а Кэтрин – страдать? Почему он должен жить?..
– Ружье, – напомнила она. – Джеймс… – Ее голос стал затихать.
– Нет! Не уходи… не сейчас! – Вирга поднял ружье поврежденной рукой и положил палец на курок. Из-за этого выродка Кэтрин страдает! Он ее мучитель!
– Джеймс, – сказала она, но так далеко, что по щекам Вирги вновь покатились слезы.
Не целясь – с такого расстояния невозможно было промахнуться – он спустил курок.
Но кто-то подскочил к нему и рванул ствол ружья вверх. Грохот выстрела оглушил Виргу, отдача больно толкнула в плечо, и профессор едва устоял на ногах. Пламя на миг высветило изумленное, неверящее лицо Зарка, метнувшегося в сторону. Пуля просвистела у его правого плеча и ушла в темноту.
– Господи! – сказал Зарк.
Майкл вырвал ружье у Вирги и впился в профессора немигающими золотыми глазами. Вирга почувствовал слабость в коленях, но не упал: Майкл подхватил его и бережно посадил на лед. За спиной у Майкла неподвижно стоял Ваал в наручниках.
– Он спятил? – спросил Зарк. – Чуть не снес мне башку!
– Она была там, – шепотом сказал Вирга Майклу. На его щеках стыли горячие слезы стыда и раскаяния. – Она все время была рядом со мной, а я не мог даже дотронуться до нее…
Майкл негромко проговорил:
– Ее там не было.
– Была! Я слышал ее голос! Она пыталась коснуться меня!
– Нет. Ее здесь не было.
– Была… – начал Вирга и умолк, испугавшись ужасного звука собственного умоляющего голоса.
Медленно, с великой неохотой, рождавшейся из глубокой, страшной опустошенности, Вирга отпустил ее. Ружейный выстрел прогнал ее голос, но образ Кэтрин еще стоял перед глазами профессора. Сейчас, сморгнув слезы, вспомнив, кто стоит над ним, Вирга увидел, как ее прекрасное лицо становится безжизненным, блекнет. Лучистый свет, искрившийся в глазах, которые он не забыл и за тысячу тусклых одиноких ночей в своей квартире, пропахшей пыльными книгами, бесполезной керамикой и едким табачным дымом, потускнел и превратился в бесплотную тень реальности. Кэтрин отступала за серую стену тумана, и у Вирги застучало в висках от страха вновь потерять ее.
Он потянулся к ней.
Майкл удержал его руку.
– Она мертва.
– Нет, – взмолился Вирга. – Нет.
За спиной у Майкла визгливо, по-бабьи, захохотал Ваал.
Глаза Майкла вспыхнули. Вирга инстинктивно отпрянул перед огнем, который, казалось, заструился с его лица. Майкл поднялся и, медленно выпрямляясь во весь свой немалый рост, зашагал по льду к Ваалу и остановился нос к носу с ним. Они стояли и, точно хитрые звери перед схваткой, прикидывали свои шансы на победу.
Майкл сжал кулаки.
– Ну? Что же ты? – ухмыльнулся Ваал. – Давай! Заодно покончишь с собой. Неужто ты готов сгинуть навсегда ради какого-то старикашки? Нет, вряд ли. Тебе, как и мне, нравится твое нынешнее воплощение.
Майкл стиснул зубы. На щеках у него заиграли желваки. Воздух на том месте, где встретились взгляды противников, казалось, раскалился добела.
– Ну же, – прошептал Ваал.
Майкл с презрением отвернулся и пошел к Вирге. Он помог профессору подняться и снова протянул ему винтовку.
– Идите рядом с Зарком, плечом к плечу, – приказал он. – Пусть один все время видит, что собирается делать другой.
– Трус, – процедил Ваал из-за его плеча. – Глупый мешок с блевотиной! Вонючая поповская подстилка!
– Теперь с вами все в порядке? – спросил Майкл у Вирги. – Вы можете идти дальше?
– Да. Думаю, что могу.
Зарк пробормотал:
– Ради всего святого, приглядывайте за ним. Я не хочу получить пулю в спину.
Вирга наконец окончательно пришел в себя и вспомнил, где он и как здесь оказался. Черный миг полного беспамятства и отчуждения миновал. Но профессор никогда еще не чувствовал себя таким усталым.
– Вы вполне уверены? – спросил Майкл.
Вирга нагнулся, набрал пригоршню снега, растер его по лицу и тут же, пока не успели смерзнуться веки, вытерся рукавом. Кожу начало жечь.
– Со мной все в порядке, – сказал Вирга, – но, клянусь Богом, недавно со мной говорила моя жена!
– Если вы вновь услышите ее голос, вы поймете, что к чему. Если бы вы убили Зарка, чего очень хотелось Ваалу, мы остались бы без проводника, и тогда прощай, море.
– Господи Иисусе, – выдохнул Зарк и покосился на Ваала. – Что ж ты за человек? – И тотчас опустил глаза, вспомнив, что говорил Майкл.
– Лучше любого из вас, – огрызнулся Ваал. – Ты воображаешь, Майкл, будто можешь остановить меня, заточить или даже убить? Ты отлично знаешь, что тебе это не под силу. Если кто-то и проиграет, это будешь ты. – Его взгляд метнулся к Зарку и Вирге. – А вы? Что тогда будете делать вы? Когда я прикончу его, вам негде будет укрыться. Послушайте меня внимательно. На всей земле не найдется уголка, чтобы вам укрыться. Я найду вас. У меня десять миллионов глаз-помощников.
Вирга задрожал. Голос Ваала прорывал тьму и жалил его.
– Я при ружье, – сказал Зарк. – Не забыл?
– Ни в коем случае. И не забуду.
– Пускай собак, Зарк, – скомандовал Майкл. – Помни, я хочу, чтобы вы шли рядом, бок о бок. Вот так, верно.
Нарты, вихляя, поехали дальше. Собаки устали, и Зарк то и дело останавливался и подкармливал их ломтиками мяса. Кусок моржатины быстро уменьшался. Майкл сунул руки в рукава, чтобы согреться, и внимательно следил за своими спутниками – все ли ладно.
– Меня не остановить, – шептал Ваал. – Я зашел слишком далеко. Я никогда еще не был так силен.
– Именно поэтому я должен остановить тебя. Еще немного, и ты победишь. Станешь сильнее меня. Могущественнее. Я понимаю это. И поэтому твое время должно кончиться.
– Предупреждаю, – очень тихо проговорил Ваал. – Берегись! Ты с самого начала возомнил, будто можешь одолеть меня. Меня, которому присягнули на верность сотни тысяч! А ведь их будет больше. Больше. Больше. И тогда я сокрушу своих врагов и займу предназначенное мне место. Глупый ублюдок, грязный кусок дерьма, ты преступил границы!
– Свои – чтобы загнать тебя в твои пределы.
– Поздно, – сказал Ваал.
– Посмотрим.
– Будь ты проклят! – взорвался Ваал. – Прятаться за говенным крестом! Ты знаешь, что тебе не победить, и все-таки надеешься! Ты перекраиваешь грядущее.
– Нет. Я стремлюсь охранить его. Да, будут войны, засуха, голод, и хлеба обратятся в прах, а плоть иссохнет под обжигающим солнцем, но не по твоей воле. Ты уже начал истлевать. Я не позволю тебе исковеркать людские души так, что для них не останется ни искупления, ни спасения.
В глазах Ваала вспыхнули алчность и ненасытная жажда власти. Он насмешливо проговорил:
– Мой господин и я предлагаем им ненависть, и они с радостью принимают ее. Они убивают, грабят и плюют на все, что свято для вас. Становятся на нашу сторону, не на вашу. Славят наши, а не ваши имена. Они принадлежат нам, а не вам.
– Замолчи! – велел Майкл.
Ваал холодно засмеялся:
– А-а. Правда глаза колет.
Майкл даже не взглянул на него.
Ледяной простор впереди смыкался с морем.
28
Собаки проголодались. Три вдруг накинулись на четвертую, поранившую лапу об острые камни. Напрасно Зарк, бранясь на чем свет стоит, охаживал кнутом рычащий клубок тел. Летели клочья шерсти, раненого пса повалили на снег. Вожак, бессильный перед голодом, стоял в стороне, словно презирал их каннибализм. Поваленный пес не мог подняться, придавленный к земле тяжестью своры, тем не менее щелкал клыками, защищая горло. Собаки, путаясь в постромках, взяли его в плотное кольцо, выжидая удобного момента. Наконец коренастый серо– пятнистый пес подскочил к жертве, две другие собаки – за ним, и их челюсти сомкнулись на шее бедняги.
– Черт вас подери! – заорал Зарк, ожесточенно орудуя кнутом. – Фу!!
Однако голод заглушал боль. Умирающий пес заскулил.
Ваал рассмеялся.
– Закон жизни, – проговорил он.
Зарк ничего не мог поделать. Он опустил кнут и брезгливо покачал головой.
– Отличный был пес, – бормотал он. – Пес был что надо.
– Далеко еще до моря? – спросил Майкл.
Зарк пожал плечами:
– Пара часов пути. Может, больше. Если я потеряю еще хоть одну собаку, нам не добраться туда. А вернемся ли, черт его знает. Еда у нас кончилась, лампу заправить будет нечем. Придется идти в полной темноте, а это очень опасно.
Вирга снова оперся на нарты, борясь с охватившим его приступом слабости. Мороз стоял такой, что было трудно дышать, а щетина на подбородке у профессора заиндевела. Еще несколько часов назад Вирга узнал от Зарка, что на щеках у него появились первые признаки обморожения, белые пятна, и теперь ему казалось, что они разрастаются, как холодная раковая опухоль. Но что он мог поделать? Ничего! Ноги профессора, даже в теплых меховых носках и унтах, быстро немели, пальцы потеряли чувствительность еще накануне, и теперь он заставлял себя идти лишь усилием воли.
Не удалось избежать обморожения и Зарку. Белые оспины усеяли его щеки и переносицу, а борода покрылась такой толстой коркой льда, что Зарк сгибался под ее тяжестью, и казалось, будто каждый шаг прибавляет ему несколько лет. Вирга пытался втянуть охотника в беседу, чтобы не заснуть, но Зарк, по-видимому, не был расположен к разговорам и отвечал Вирге тихо и невнятно, что делало общение невозможным.
Впереди, много правее, вне желтой дорожки света фонаря, виднелись две темные фигуры, Майкл и Ваал. Они подолгу шагали молча, потом вдруг Ваал разражался проклятиями, швыряя в лицо Майклу страшные, кощунственные слова, издеваясь над Виргой и Зарком, напоминая им, что очень скоро они будут в полной его власти, что, покончив с Майклом, он растерзает их в клочья, что, лишившись защиты, они нигде не смогут от него укрыться.
– Вирга, – внезапно окликнул Ваал, перекрывая рычание собак, – что, спотыкаешься, мешок с дерьмом? А ты знаешь, что подохнешь здесь? Думаешь, я не знаю, что ты уже заколел до полусмерти? Ответь мне, какая корысть вашему драгоценному Боженьке в том, что твое тело превратится в огромную ледышку?
– Заткнись, негодяй, – еле ворочая языком, выговорил Вирга, не зная, слышит ли его Ваал. Он повысил голос. – ЗАТКНИСЬ.
– Вирга, – снова проник сквозь разделявшую их завесу тьмы голос Ваала, – помолись своему разлюбезному Боженьке, чтобы мороз убил тебя раньше, чем я начну мстить. Иди сюда, Вирга. Иди ко мне. Я тебя согрею.
– Господи, помоги нам, – забормотал Зарк. – Давно надо было прикончить этого мерзавца.
– Зарк, – окликнул Майкл. – Помочь с упряжкой?
– Нет. Справлюсь сам. – Охотник увидел, что от загрызенного пса мало что осталось. Он взял из саней ружье, прикладом отогнал собак от трупа, нагнулся и зашвырнул подальше растерзанные останки, после чего осторожно, но спокойно принялся расправлять постромки. Одноглазый свирепый черныш-вожак повернулся к своей упряжке, готовый в любую минуту встать на защиту хозяина. Через пару минут Зарк распутал постромки. Можно было двигаться дальше.
На подходе к береговой отмели равнина вздыбилась огромными обледенелыми глыбами. Грозные, неприступные каменные громады внезапно возникали из мрака, преграждая путь, и Зарк, щадя собак, выбрал другую, более длинную, но более ровную дорогу. С моря налетел сильный ветер; он с воем заметался где-то в вышине и ударил прямо в лицо путникам. Вирга съежился, пытаясь согреться, но тщетно. Ваал угадал: он замерз до полусмерти.
Они с черепашьей скоростью пересекли широкую полосу черных обветренных утесов, и им открылась такая картина, что у Вирги захватило дух.
Над скованным льдами горизонтом стояла огромная кровавая луна – пулевое отверстие в чернейшей плоти. Ее ослепительный алый свет, отражаясь от льда, ложился на лица закутанных в меха людей. Вокруг на многие мили расстилалась гладкая багровая земля, светлая и чужая, словно иноземная пустыня.
Зарк бросил через плечо: «Мелвилл-Бэй», – и Майкл кивнул.
Море молчало. Не было слышно ни шума волн, ни грохота разбивающихся о камни валов; толстый слой льда глушил всякие звуки. Только свирепый полярный ветер с воем проносился над заливом и, прокружив в прибрежных скалах, улетал в глубь Гренландии.
Майкл сказал:
– Я хочу отыскать место, где можно будет пробить лед.
– Что? – Зарк обернулся. – Теперь вам взбрело в голову дырявить лед? Боже!
– Толщина льда?
– Несколько метров. Лед у берега твердый как железо и только летом чуток подтаивает.
– А подальше он тоньше?
– Черт подери! – сказал Зарк. – Мы договаривались, что я отведу вас к морю. А насчет льда разговору не было.
Майкл оставил его слова без внимания.
– Надо найти очень глубокое место. Я полагаю, для этого придется пройти около километра? Или больше?
Глаза стоявшего рядом с ним Ваала превратились в горящие щелки. Он посмотрел на Майкла, на охотника, потом опять на Майкла.
– Пожалуй что так, – ответил Зарк и выругался. – С километр.
– Поможете?
Зарк хрипло рассмеялся:
– Черт подери! А у меня есть выбор? – Он что-то скомандовал собакам, перекричав ветер, и упряжка поволокла многострадальные нарты туда, где за последней россыпью береговых камней начиналась черная гладь залива.
– Что ты задумал? – поинтересовался Ваал.
Майкл промолчал.
– Разве приговоренный к смерти не имеет права знать?
Майкл смотрел на алый горизонт. Луна висела над ним, как замерзшее солнце.
– Сволочь, – едва слышно сказал Ваал. – Берегись! Скоро уже нельзя будет повернуть назад. Отпусти меня, пока не поздно. – Он подождал ответа. Майкл, казалось, не слушал его. – Ты, должно быть, очень рвешься погибнуть, – продолжал Ваал, – но зачем? Какой в этом смысл? Ты пылью рассеешься среди звезд – ради чего? Посмотри на этих двоих. Посмотри! Великолепные образчики того, что ты хочешь спасти. Слабые, ничтожные, жалкие комки грязи, не более. Один уже ходячий мертвец, да и второму недолго осталось.
Майкл медленно повернул голову:
– Ты не можешь спастись?
Ваал скривил губы в пародии на усмешку. Он вдруг подался вперед. На губах у него блестела слюна.
– А кто спасет тебя, Майкл?
Ветер с воем ударил им в лицо. Вирга с трудом преодолевал его напор. Суша осталась позади, и собаки сделались крайне раздражительными. Кнут Зарка без передышки щелкал над их головами; вожак, рыча и огрызаясь, гнал упряжку вперед.
Под ногами путников был коварный, предательский лед, гладкостью превосходивший самое гладкое стекло, пронизанный белыми, синими и темно-зелеными прожилками. Вирге, который одной рукой держался за нарты, чтобы не упасть, передавалась через подошвы торбасов слабая дрожь – это море ворочалось у них под ногами, перекатывало волны под коркой льда. Вирга поразился его глубине, его ярости, и вдруг испугался, что, ступив где-нибудь на тонкий лед, провалится в ледяную воду и мгновенно замерзнет. Он неуверенно переставлял трясущиеся ноги. Иди же, твердил он себе. Иди. Шаг. Еще один. Еще. Еще…
Зарк, шагавший с другой стороны от саней, каждые несколько минут останавливал упряжку, опускался на колени и с помощью топорика проверял толщину льда. Выпрямившись, он делал знак двигаться дальше, а через несколько ярдов все повторялось.
Ваал, отгороженных от остальных Майклом, вдруг издал пронзительный вопль, эхо которого, подхваченное ветром, закружилось у Вирги над головой. Вопль делался все оглушительнее, и профессор съежился, такая нечеловеческая ярость слышалась в этом протяжном вое, сотрясавшем даже далекие ледовые горы впереди. Собаки закрутились на месте, заскулили.
Ваал глухо прорычал:
– Я убью вас, всех. Медленно, очень медленно, невероятно медленно. Вы станете молить о смерти, но она будет на моей стороне. Я обещаю вам века страданий.
Зарк встал с ледорубом в опущенной руке.
– Дальше я не пойду, – объявил он. – Лед здесь тонкий. Дальше нарты не пройдут.
Майкл подошел к охотнику, взял у него ледоруб и присел возле нарт. Несколько секунд он долбил лед, потом поднялся.
– Здесь глубоко?
– Черт подери, откуда я знаю! Довольно-таки глубоко.
– А дальше мы не можем пройти?
– Нет. Слишком опасно.
Майкл повернулся и стал разглядывать завернутый в холстину ящик, привязанный к нартам Зарка. Потом покорно вернул ледоруб охотнику и сказал:
– Прорубь должна быть достаточно широкой, чтобы в нее прошло содержимое этого ящика. Начинайте, а я закончу.
Зарк мотнул головой в сторону свертка:
– А что это за штука?
Майкл молча подошел к саням и стал возиться с веревками, время от времени поглядывая на Ваала. Зарк с Виргой помогли ему освободить ящик от пут. Вирга, тяжело дыша, отступил в сторону, и Зарк ледорубом вспорол холстину. Отделив большой лоскут, охотник лихорадочно принялся отрывать доски. Майкл помогал. Вскоре показалось что-то большое, продолговатое.
Гроб.
Впрочем, не гроб, а, скорее, просто вместилище – темное, аскетически строгое, обшитое металлом. Ни вензелей, ни резных завитушек, ни орнамента – темная громада, созданная для того, чтобы заточить в ней страшную, яростную силу.
Смех Ваала резанул их по сердцу. Он ухмыльнулся, облизнул губы.
– Ты морочишь мне голову, Майкл.
– Нет, – ответил тот. – Если я уничтожу тебя, то и сам погибну. И останутся твои ученики, демоны в людском обличье, разносчики твоей заразы. Я опущу тебя на дно моря, скованного льдом. Твоя страшная душа не сможет вырваться из этого плена, не сможет вновь возродиться в семени Сатаны. Никто не найдет тебя, никто не освободит.
Изо рта Ваала, как из пасти разъяренного зверя, потекла слюна.
– Ничто не может удержать меня, глупец!
– Это – может, – заверил Майкл. – И будет. – Он снял рукавицу, положил правую руку с плотно сведенными пальцами на гроб и очень медленно провел ею по крышке. По спине у Вирги побежали мурашки. Зарк, выпучив глаза, неслышно чертыхнулся.
Рука Майкла оставляла на металле голубоватый светящийся след, который словно бы вплавлялся в металл. Он был таким ярким, что Вирга загородил глаза и попятился. Рука Майкла чертила вдоль крышки гроба широкую прямую линию. Закончив, Майкл вернулся к середине прямой и перечеркнул ее второй, короткой, линией. На крышке гроба запульсировало голубоватым светом распятие, начерченное силой внутренней энергии Майкла.
Ваал, звякнув наручниками, закрыл лицо руками и прорычал сквозь стиснутые зубы:
– Сукин сын! Ублюдок! Я убью тебя!
Но что-то было не так: у Ваала хитро поблескивали глаза. Майкл опустил руку, медленно повернулся и, прищурившись, посмотрел на него.
Ваал попятился от сияющего голубого распятия.
– Это вам даром не пройдет! – закричал он. – Я убью вас всех!
– Господи, смилуйся над нами, грешными! – прошептал Зарк. Голубоватый свет омывал его усталое, осунувшееся лицо с темными кругами под глазами. – Господи помилуй, ты не человек!
Майкл взял из рук Зарка ледоруб. Он нагнулся и принялся с чудовищной силой долбить лед. Ваал все это время то громко, то тихо цедил сквозь зубы проклятия.
Во все стороны от нарт летели куски льда. Глядя на Майкла, Вирга почувствовал, как в душе закопошился новый страх – страх от того, что совсем рядом находится нечто столь ужасное и непостижимое. В голове у него вертелось единственное возможное объяснение тому, что связывало Майкла и Ваала. Ответ на этот вопрос – светящееся голубое распятие, начертанное бренной рукой на металле, – горел на крышке гроба. Вирге хотелось так много спросить, так много узнать, а времени оставалось так мало. На один ужасный миг профессору показалось, что, придя в этот край бесплодных ледяных равнин, он очутился на грани безумия.
Ледоруб поднимался и опускался, поднимался и опускался. Ошеломленный Зарк стоял, разинув рот, но не издавая ни звука. Ваал стоял в стороне. Но на ничтожную долю секунды его глаза вдруг ярко вспыхнули, точно красные угли.
Майкл, осыпанный солеными брызгами – в проделанной им широкой проруби кипела черная бездонная вода – поднялся и выпрямился во весь рост. Он отодвинул щеколды, удерживавшие крышку гроба, и поднял ее. Внутри был тот же голый металл. Майкл взглянул на Ваала.
– Иди сюда, – приказал он.
Ваал прорычал:
– Сволочь!
– Иди сюда! – Зарк с Виргой вздрогнули. Голос Майкла прогремел как гром или пушечный выстрел, и над заливом раскатилось мощное эхо.
Казалось, даже Ваал задрожал. Но он по-прежнему отказывался повиноваться.
И вдруг глаза Майкла начали меняться: из карих они стали ореховыми, из ореховых – в золотые с ореховыми крапинками. В следующий миг – Вирга только и успел, что судорожно вздохнуть, – в глазах Майкла забурлило чистое золото, яростное и обжигающее. Зарк вскрикнул, закрыл лицо локтем и, шатаясь, попятился к перепуганным псам. У Вирги подкосились ноги. В висках застучало.
– Иди сюда! – повторил Майкл.
Ваал, не отнимая рук от лица, взревел как раненый зверь и в смятении отступил на шаг.
Майкл очутился рядом с ним, рванул цепочку наручников и швырнул Ваала на снег. Ваал застонал от боли и пополз к нартам.
– Ползи, – проговорил Майкл. – Ползи в свою могилу, порождение мерзости. Ползи!
Шипя и бранясь, Ваал с трудом поднялся, но Майкл вновь сбил его с ног.
– Данной мне властью я заставлю тебя пресмыкаться на чреве своем, как ты заставлял других, невинных и слабых. Мне противна слепая грубая сила, что живет в тебе и твоем хозяине. Ты убивал и жег, громил и насиловал…
Ваал попытался схватить Майкла, но тот отбросил его руку.
– …нападал на слабых, неразумных, беспомощных. И никогда – на сильных. – Майкл сверкнул глазами. – Волею Иеговы твоя черная душа будет заключена в вечности. – Открытый гроб был уже совсем рядом. Майкл поймал Ваала за цепочку наручников и заставил подняться. Глаза Ваала горели свирепым красным огнем. Зарк снова вскрикнул, а Вирга закрыл лицо руками.
Майкл хлестнул Ваала по щеке, и тот рухнул в гроб.
Ваал хрипло зашептал:
– Мой господин еще победит. На Мегиддонской равнине. Милый погибший Мегиддон! – Майкл захлопнул крышку и тщательно запер щеколды. Казалось, столкновение с Ваалом отняло у него все силы. Синеватое сияние осветило темные круги у него под глазами. Знаком подзывая на помощь своих спутников, Майкл покачнулся.
Они втроем что было сил налегли на гроб. Чрезвычайно медленно, дюйм за дюймом гроб выполз за край полыньи и накренился над морем. Наконец скрежет металла по льду прекратился, гроб выскользнул у них из рук и ушел в черную воду. Некоторое время они еще видели распятие: оно становилось все меньше, и наконец утроба Мелвилл-Бей поглотила его.
– Кончено, – невыразительно пробормотал Майкл. Он провел рукой по лицу. – Я устал. Как же я устал.
– Его больше нет, – прошептал Вирга. – Слава Богу.
Зарк заглядывал в прорубь, словно усомнившись, что видел все это наяву. «Кто это был?» – слабым, безжизненным голосом спросил он.
– Тот, кто никогда не умирает, – ответил Майкл, – а только ждет.
Зарк поглядел на Майкла. Его обледенелая борода красновато поблескивала под луной. Он с трудом отошел и принялся успокаивать собак, проверяя, все ли в порядке с постромками.
– Пора возвращаться, – сказал он через некоторое время. – Путешествие вышло долгое.
– Да, – согласился Майкл. – Очень долгое.
Зарк щелкнул кнутом, и собаки, все еще испуганные, зашевелились. Нарты медленно двинулись вперед. Вирга засунул руки в глубины своей дохи, чтобы согреться, и побрел следом.
Глаза Майкла снова вспыхнули. Он повернулся к проруби, в которой бурлила темная вода.
Собаки вдруг остановились, налетая друг на друга и запутывая постромки. Огромный одноглазый вожак в страхе завыл.
Вирга оглянулся, глотая обжигающе-холодный воздух. Что это было? Какой-то звук звук звук. Что это было? Рядом с ним неподвижно застыл Зарк, сжимая кулаки, так что побелели суставы.
Звук повторился.
Взрывной треск ломающегося льда. Льда в фут толщиной.
Трещина, появившаяся у края полыньи, росла, расширялась, ветвилась, голубоватыми и зелеными жилками резала ледяную равнину, превращая ее в подобие головоломки, картинки-загадки. Справа, слева, впереди, позади путников пролегли трещины.
Море всколыхнулось. Повалил призрачно-белый пар. Взбесившаяся черная фурия, Мелвилл-Бэй, затопил края полыньи и плескался у людей под ногами. Даже сквозь толстый слой льда Вирга почувствовал ярость моря. Он с трудом сохранял равновесие – подо льдом, грозя взломать его и вырваться на волю, билась могучая сила.
– Это еще что за черт? – крикнул Зарк, хватаясь за нарты и широко расставив ноги, чтобы не упасть.
Но Майкл не пожелал или не смог ответить.
Огромная толща льда с ужасающим треском раскололась, и из воды вылетел гроб с оторванной крышкой. Он подпрыгнул на льду раз, другой, повалился на бок, заполнился водой и вновь ушел на дно.
И тогда лед у них под ногами вскрылся.
Воздух наполнился стоном и скрежетом: под напором моря вверх поднимались огромные ледяные глыбы. Черные волны вырвались на волю. Трещины превратились в щели, щели в расселины, расселины в пропасти. Люди отчаянно старались удержаться на ходивших ходуном льдинах, вокруг которых бушевал океан. Вирга беспомощно взмахнул руками, покачнулся и упал на колени. Ружье соскользнуло с его плеча и, вертясь, поехало по льду. Вирга потянулся за ним и увидел, как ружье исчезло в одной из трещин. Майкл неподвижно стоял на широкой льдине, сжав кулаки. Вдруг Зарк, цеплявшийся за нарты, издал нечленораздельный протяжный вопль.
Сначала они увидели пальцы.
Они показались из воды там, где только что исчез гроб, – голые скрюченные пальцы, цепляющиеся за лед.
За пальцами показались руки. За руками – плечи и темя. А потом Вирга, так и не вставши с колен, увидел лицо Ваала, вынырнувшее на поверхность, увидел две красные луны, отраженные в его глазах, увидел растянутый в широкой мстительной ухмылке рот.
И Вирга понял. Он услышал, как вскрикнул Майкл, и понял. И познал первые мгновения смерти.
Майкл опоздал. Сила Ваала удвоилась, утроилась; теперь и Крест не мог одолеть его. Он позволил привести себя сюда, зная, что им некуда будет деться. Здесь он был Мессия, а они – неверные.
Ваал, от которого валил густой пар, выбрался на лед.
Зарк вдруг упал. Лед вокруг него со страшным треском раскололся, покрывшись огромными трещинами. Собаки, натягивая постромки, рвались прочь от опасного места. Нарты перевернулись, рассыпая снаряжение, и почти все оно, в том числе и ружье Зарка, крутясь, промчалось мимо Ваала в море.
Ваал открыл рот и испустил тонкий пронзительный вопль, от которого у Вирги чуть не лопнули барабанные перепонки. Профессор зажал руками уши и съежился.
Одноглазый черныш, оказавшийся неподалеку от Ваала, прыгнул ему на горло, но постромки не дали ему добраться до цели, и его челюсти щелкнули в пустоте. Ваал же, разевая рот в страшном боевом кличе, схватил пса за шею и сдавил обеими руками. Собака дергалась и царапалась. Вирга почувствовал запах гари. Одноглазый пес вспыхнул вдруг ярким пламенем. Послышался короткий предсмертный визг, и Ваал выпустил из рук огненный комок. Собаки, лишившись вожака, в ужасе кинулись бежать, волоча за собой перевернутые нарты. Лед под ними расступился, и увлекаемая тяжестью нарт упряжка с воем провалилась в трещину.
В тот же миг кто-то огромный, неуклюжий бросился на Ваала. Ваал отшатнулся, блестя глазами. Кулаком, от которого валил пар, он ударил Зарка – но тот увернулся.
Майкл устремился к Ваалу, перепрыгивая с льдины на льдину.
Зарк ударил Ваала в лицо. Звук был такой, словно он бил не кулаком, а ледорубом. Ваал покачнулся и отступил на два шага, но тут же опомнился, поднырнул под руку Зарка, наносящую второй удар, и вцепился охотнику в горло. Он легло оторвал Зарка от земли, поднял, вытянул руку вперед. Зарк закричал, умоляюще глядя на Виргу, а потом доха охотника занялась. Огонь перекинулся на волосы. Потом Зарк превратился в сгусток желтого пламени, и дым, поваливший от обугливающейся плоти, смешался с паром, поднимавшимся от тела Ваала. Но Майкл был уже совсем рядом, и Ваал с беззаботностью малыша, увидевшего новую игрушку, отбросил тело охотника в сторону. Скрипя зубами, он повернулся к своему врагу.
Они бросились друг на друга. Захрустели кости. Майкл ударил Ваала локтем в подбородок и отшвырнул в глубь ходившей ходуном ледяной равнины, но когда попытался еще раз приблизиться к нему, колено Ваала вонзилось ему в живот. Ваал тотчас огрел Майкла по темени, да так сильно, что Вирга, скорчившийся на снегу в нескольких ярдах от дерущихся, услышал звук удара. Майкл упал на четвереньки и получил пинок в лицо. Оглушенный, он замотал головой, а Вирга в смятении увидел, как скрюченные пальцы Ваала протянулись к горлу Майкла.
Глаза Вирге застлала красная пелена.
Не стой сложа руки! Он не смог сдвинуться с места.
Старик! Жалкий ничтожный старик! Вперед! Он наконец поднялся, мучительно медленно. Все его тело бурно протестовало. Вирга поискал какое-нибудь оружие. Что-нибудь, зазубренный кусок льда, что угодно. Господи, беззвучно завизжал он, помоги мне помоги помоги помоги! У него за спиной руки Ваала обожгли Майклу горло. Майкл слабо сопротивлялся. В глазах его читались растерянность и крушение надежд.
И тут Вирга заметил ракетницу и заряды, рассыпавшиеся, когда нарты перевернулись. Они лежали довольно далеко, чтобы добраться до них, нужно было миновать Ваала. Выбора у Вирги не было. Он вскочил, пригибаясь, чтобы лучше сохранять равновесие, и побежал к двум фигурам, видневшимся впереди.
Ваал резко вскинул голову.
Его глаза вспыхнули. Он посмотрел туда, где лежала ракетница, и Вирга понял, что Ваал сообразил, что он намерен предпринять. Ваал выпустил Майкла и, круто обернувшись, простер руки к Вирге, чтобы уничтожить его, как уничтожил Зарка.
В последний миг, в нескольких дюймах от пальцев Ваала, Вирга упал на живот и проскользнул под рукой двуногой твари, навстречу вихрю ледяной крошки, здоровой рукой нашаривая ракетницу. Он нащупал ее и, схватив патрон, перекатился на спину, чтобы предупредить возможную атаку с тыла.
Но Ваал с оскаленными зубами, с глазами как два бездонных колодца разрушительной энергии был уже совсем рядом. От его покрасневших пальцев валил пар.
Вирга в отчаянье ударил ракетницей по льду, чтобы открыть затвор.
Ваал потянулся к нему.
Вирга вставил патрон.
Ваал зарычал и простер к Вирге руки.
Вирга обернулся, держа палец на спусковом крючке, и в нескольких дюймах от себя увидел кончики пальцев Ваала. В горле Ваала клокотал хищный крик.
И Вирга выстрелил Ваалу в лицо. В упор.
Ракета взорвалась мириадами красных и желтых искр, осыпавших лицо и волосы Ваала. Его одежда занялась. Он возвышался над Виргой, раскинув руки, – человек-огонь – и ухмылялся.
Изрыгая пламя обугленными губами, он зычно заревел, предвкушая последующие события. И по-прежнему тянулся к горлу Вирги. Зная, что не успеет перезарядить ракетницу, Вирга открыл рот, чтобы закричать от бессилия…
…но слева от Ваала что-то мелькнуло, и чьи-то пальцы впились ему в горло – Майкл пришел в себя. Они боролись молча, как звери, молча покачивались, переступая по истерзанному льду, и Ваал ухватил Майкла за шею.
Между противниками сверкнуло что-то вроде молнии, бело– голубое. Майкла и Ваала, поглощенных яростной схваткой, очертило по контуру таинственное сияние, разгоравшееся все ярче. Оно пульсировало, пульсировало, пульсировало, точно огромное сердце.
А потом раздался такой грохот, что Вирга подумал: настал конец света.
Взрывная волна подхватила Виргу и отнесла на тридцать с лишним ярдов по льду. Он тщетно хватался за какие-то осколки. В ушах у него гудело эхо взрыва, море обрушивало на профессора волну за волной. Он цеплялся за лед, пока не исцарапал в кровь пальцы. Вокруг не было ничего, кроме белизны плавающего льда и черноты поднимающейся воды. Грохот взрыва не утихал, он отразился от дальнего берега и вернулся с новой силой. Вирга закричал. Вокруг градом сыпались на снег большие куски льда, подброшенные взрывом в небо. Под их ударами профессор отчаянно старался не потерять сознание.
Грохот медленно затих вдали. Море вернулось в свои берега. На огромном пространстве вскрывшегося залива со стоном и скрипом сталкивались льдины. Потом стихло все, кроме воя ветра в вышине и вздохов бурлящего подо льдом моря.
Через некоторое время Вирга, мокрый и замерзший, с трудом поднялся на ноги. Лед был взломан до самого горизонта. Повсюду зияли пробоины с рваными краями. Самая большая, в эпицентре взрыва, была полностью свободна от льда. Вирга нащупал омертвевшими пальцами ожоги на лице и вдруг, ни с того ни с сего развеселившись, понял, что лишился бровей и отросшей за время их путешествия щетины на подбородке. Трупов не было. За мгновение до взрыва Вирге показалось, что он увидел, как Ваал с Майклом попросту исчезли. Тело Зарка, вероятно, взрывом унесло в залив. Неважно, подумал Вирга, дрожа от пронизывающего холода, вскоре и я умру.
Он лег на спину, закрыл глаза и стал ждать. Говорят, замерзнуть – все равно что уснуть, только перед самой смертью становится очень тепло? Возможно. Его медленно окутывало забытье. Оставалось так много незаданных вопросов. Теперь он надеялся очень скоро получить на них ответы. Ветер свистел у него над ухом. Вирга с нетерпением ждал первых признаков смерти.
Ученики Ваала.
Вирга ждал. У него еще оставались последние крохи сил. Кто-то зашептал у него над ухом, но он не узнавал этот голос.
Ученики Ваала.
Это еще не все, сказал себе Вирга. С Ваалом покончено, но остаются его ученики, демоны в людском обличье, распространяющие заразу насилия, жестокости, кощунства и войны. Они надеются отнять у человека разум, лишить его способности мыслить и таким образом лишить его последнего шанса. С Ваалом покончено, но они остаются.
Что-то опалило его сознание. Перед глазами Вирги замелькали сцены убийств, разборки уличных банд, реактивные истребители, с воем проносящиеся над равнинами, где бились армии, высокие атомные грибы, обгорелые тела, рев ветра в разрушенных городах. Очень медленно профессор стал подниматься из теплых глубин к холодному краю обрыва под названием Жизнь. Он наконец услышал сквозь визг ветра какой-то шум. Что-то нависло над ним. Фох-фох-фох-фох-фох-фох.
Он открыл глаза, и они наполнились слезами.
Вертолет. На сером металлическом подбрюшье был нарисован датский флаг. Из открытого грузового люка высовывались двое в дохах. Они смотрели на Виргу. Один из них поднес к губам мегафон и что-то сказал по-датски.
Не дождавшись от Вирги ни знака, ни ответа, человек заговорил по-английски:
– Это ледовый патруль. Дайте нам знак, поднимите руку. Мы опустим спасательный трос.
Вирга заморгал, но не шелохнулся. Он чувствовал себя старым, никому не нужным, выжатым как лимон и выброшенным за ненадобностью. Он боялся, что не сумеет сдвинуться с места. Но едва Вирга понял, чего боится, он понял также, что ему ужасно хочется дать сигнал. Ему хотелось цепляться за жизнь.
Кто-то над самым его ухом прошептал:
– Ученики Ваала.
И Вирга поднял руку.