Это был всего лишь поцелуй.

Ошибочное суждение. Нет причины казнить себя за это.

Но когда Лиззи вернулась в замок, смятение не улеглось. Сердце продолжало сильно биться, мысли разбегались, хотелось плакать. Никогда еще она не чувствовала себя такой смущенной, такой неуверенной. Надо бы забыть Патрика Мюррея и то, как невероятно хорошо ей было с ним. Забыть его губы на своих губах, их горячий пряный вкус, ощущение сильной руки воина на своей груди.

Забыть про эту минуту своей девичьей слабости.

Но что, если она не сможет?

Она могла успокоить свои чувства только одним известным ей способом — заняться своими ежедневными обязанностями с еще большим, чем обычно, рвением. Остаток утра она провела, меняя постельное белье во всех комнатах, взбивая и проветривая подушки. Не испытывая голода, она заменила полдневную трапезу полировкой серебряных канделябров, а потом и мебели. После обеда она подметала и натирала полы, пока они не засверкали. Обычно эту работу выполняли служанки под ее наблюдением, но Лиззи нужно было отвлечься. Это подействовало. От физической работы в голове у нее просветлело.

Только когда у нее заболели все мышцы и она не смогла пошевелить рукой, она остановилась и свалилась без сил в своей комнате. Лиззи так устала, что могла бы лечь в постель, даже не помывшись. Но когда ей принесли глубокую медную ванну, она все-таки разделась и погрузилась в теплую воду.

Лиззи закрыла глаза, ей хотелось ни о чем не думать, но воспоминания не оставляли ее. Чем больше она хотела отделаться от них, тем настойчивее они становились.

Даже безграничная усталость не избавила ее от душевных страданий. Скорее всего она поступила неправильно.

Не потому, что позволила ему поцеловать себя. Патрик Мюррей не виноват, что она боится повторить прошлые ошибки. Она с радостью принимала его ласки, даже поощряла, а потом, когда Патрик едва не воспользовался ее слабостью, резко остановила.

Хотя он постарался скрыть это, она успела заметить: ее холодная отповедь ранила его. Он подумал, будто она отвергла его из-за его невысокого положения. Но все было гораздо сложнее.

Патрик Мюррей был надежным, сильным, решительным — даже в самых опасных обстоятельствах. Настоящий воин. И повел себя благородно — уступил требованию Лиззи оставить ее в покое. Но ведь он не знает, что за всем этим стоит.

Ни одной живой душе не рассказывала она о том, как по-глупому она вела себя с Джоном Монтгомери.

За недели, последовавшие после их обручения, он украдкой срывал невинные поцелуи в щечку. Но однажды — за несколько дней до игр — она случайно наткнулась на него среди ночи на пути из гардеробной. Он задержался внизу в зале и теперь поднимался в свою спальню. Джон поцеловал ее. Сначала она слабо оттолкнула его. Но потом поцелуй стал более настойчивым, и она поняла, что не хочет его останавливать. Он затащил ее в темную нишу в стене и уложил на скамью со множеством подушек. Его руки блуждали по ее телу, касались ее, пробуждая в ней порочные чувства, которые она прежде и вообразить не могла.

«У тебя кожа как бархат».

Он уткнулся лицом в ее грудь. «У тебя такие мягкие и округлые груди».

Слова, которые он шептал ей на ухо, восхитили ее. Ей нравилось, какие чувства он у нее вызывал. Она ощущала себя любимой. Защищенной.

«Посмотри, что ты со мной делаешь».

Он положил ее руку на свой член, и она удивилась его твердости и толщине.

«Позволь мне любить тебя».

Он сказал ей, что все будет хорошо. Что они поженятся. Говорил, если она любит его, то не откажется доставить ему удовольствие.

И по глупости она поверила ему. Сказать по правде, после мгновения боли удовольствие получал не только он один. Ей нравилось чувствовать его тяжесть на себе, приятно было, как его руки ласкают ее груди, как он входит в нее.

В ту ночь она отдала Джону свою невинность, а через два дня он разбил ей сердце.

После неприятного случая на играх он нашел ее и извинился. Сказал, что не хотел говорить такие жестокие слова, а тем более смеяться. Она ему даже поверила. Немного. Но тогда это уже не имело значения. Исчезли иллюзии о любви этого красивого мужчины к ней. Лиззи увидела этого человека таким, каким он был на самом деле, а не таким, каким ей хотелось его видеть.

— Пожалуйста, Элизабет, подумай хорошенько. Подумай о договорах. О том, что это будет значить для наших семей. — Я сама разберусь.

Она все еще думала найти мужа по любви. Мужа, который великодушно не обратит внимания на ее глупую девичью ошибку.

Но время ушло. Если она выйдет замуж, любовь уже не будет частью сделки. Ей придется сказать кузену о своей ошибке, и если Роберт Кэмпбелл не сможет смириться с тем, что она не девственница, то, без сомнения, ее приданое заставит многих закрыть на это глаза.

Жестоко, возможно, но тем не менее правда. Лиззи окунула голову в воду, потом еще раз погрузила в прозрачную влагу лицо и вышла из ванны. Несмотря на пар в воздухе, зубы у нее стучали, когда молодая служанка растерла ее тело полотняной простыней, нагретой на камнях, раскаленных в камине. Нежный запах лаванды, усиленный паром, дразнил ее обоняние. Это был ее любимый аромат, и Лиззи следила за тем, чтобы все простыни были переложены сухими цветами.

Служанка принялась за долгую процедуру расчесывания ее волос, нечаянно больно дернув пару раз. Испуганная девушка принялась извиняться, а Лиззи подумала, как ей не хватает Элис. Доннан поправлялся после ранения, но пройдет еще какое-то время, прежде чем женщина сможет вернуться к ней. Лиззи, когда могла, посещала их коттедж в деревне. Пятеро детишек поднимали невообразимый шум, но она радовалась каждой минуте, проведенной у них.

Это было то, чего хотелось ей самой и что, она надеялась, однажды появится и в ее жизни.

Ванна оказала свое магическое действие, и девушка наконец-то обрела способность мыслить разумно.

Тихие слова Патрика Мюррея, сказанные в тумане страсти, вспомнились ей. Неуверенность. Сердечная боль. Понимание того, что, отдавая свое тело мужчине, она захочет знать, любит ли он ее. А предаваться страсти без любви — это не для нее.

И все же… Лиззи не могла отделаться от терзающего чувства, что с Патриком все было по-другому. Он пробудил в ней ощущения, которых она раньше не знала. Целовать его, прижиматься к нему было восхитительно.

Лукавая улыбка тронула ее губы. Нет, желание любить и быть любимой не покинуло ее. Все еще впереди.

Когда служанка помогла ей одеться и уложила волосы, Лиззи спустилась в большой зал к ужину. Столы были накрыты нарядными скатертями и украшены цветами и канделябрами. Полдюжины служанок с кувшинами эля и кларета окружили столы, на блюдах — груды сыра, хлеба и мяса. В комнате уютно, тепло.

Все было как полагается, но чего-то не хватает. Она перевела взгляд на возвышение. На миг ей померещилось, будто во главе стола сидит Патрик. Вот он поднимает глаза, встречается с ней взглядом, улыбается. Образ был настолько реальный, что Лиззи почувствовала разочарование, когда он исчез. Он не мог сидеть на возвышении. Он ведь всего лишь охранник. Разве она ему так не сказала?

Может, потому, что она только что думала об Элис и ее семье, Лиззи почувствовала себя очень одинокой. Уютная атмосфера, создать которую стоило ей таких трудов, была всего лишь ширмой, скрывающей ее одиночество.

Поднявшись на возвышение, она заметила, что в зале тише обычного. Быстрый взгляд многое прояснил. Ни Патрика, ни его людей здесь не было.

Она заставила его уехать? Как же так? Ведь он пообещал ей остаться. И даже не попрощался.

Она заняла свое место, и мужчины вежливо приветствовали ее. Так как ждали только Лиззи, чтобы начать ужин, она подняла руку, и все приступили к еде.

Она немного поболтала с окружающими, прежде чем задать волнующий ее вопрос:

— Я не вижу людей Мюррея в зале. Их по какой-то причине отозвали по службе?

Она услышала, как сидящий рядом с ней Финли захихикал.

— Это не служба позвала их, миледи. — На лице его играла самодовольная улыбка, как будто на уме у него была скабрезная мыслишка. — Это зов совершенно другого рода.

— Боюсь, я вас не понимаю.

Финли помолчал, но Лиззи уловила нехороший блеск в его глазах.

— Они отправились в деревню развлечься.

Она нахмурила брови.

— Но зачем? У нас достаточно еды и питья.

Финли сделал вид, будто ему неловко, но Лиззи была уверена, что ему доставляло удовольствие сказать ей об этом.

— В деревне есть кое-что, чего у нас тут нет.

О Господи. Лиззи глубоко вздохнула, внезапно почувствовав себя плохо. Женщины. Они пошли искать женщин.

Ее грудь будто кинжал пронзил, попав в тот самый крошечный кусочек сердца, который на миг поверил, будто в их с Патриком поцелуе было что-то особое. Она судорожно сглотнула.

— Понимаю.

Это не должно иметь значения. Будь у нее даже право на него, она знала: мужчины часто ходят «налево», не прочь развлечься на стороне.

Но от этого разочарование было не менее болезненно. Она видела в поцелуях с Патриком нечто особое, а это была лишь похоть. Похоть, которую могут удовлетворить любые готовые к этому женщины. Даже в деревне.

Миловидной пышногрудой девице, сидевшей на коленях у Патрика, не удавалось умиротворить. И все-таки под взглядами хозяина таверны он делал вид, будто ему хорошо, и опрокинул еще одну кружку эля, отдаваясь ласкам девушки.

Желание плоти оказалось таким же неплохим поводом развлечься, как и любой другой, вот почему мужчины решили этим вечером воспользоваться удовольствиями, которые в состоянии предложить деревня. Может, небольшая шалость — это именно то, что нужно Патрику.

Но запах несвежего эля — это тебе не аромат лаванды. Когда мокрые поцелуи в ухо и округлые формы ему надоели, он шлепнул девицу по круглому заду и отослал прочь, надавав обещаний, выполнять которые вовсе не собирался.

Ему нужно делами заниматься, а причина, по которой он оказался здесь, как раз входила в дверь.

Патрик едва узнал его. Грегор очень постарался изменить свою внешность с того дня в лесу. Свою потрепанную одежду он сменил на плотно облегающий кожаный жилет без рукавов и клетчатые штаны горца.

Патрик впервые видел своего брата свежевыбритым, с тех пор как Грегор стал достаточно взрослым, чтобы отпустить бороду. Он также подстриг волосы и связал их в короткий хвост на затылке. Хотя у Грегора волосы были каштановые, а глаза — темно-синие, сходство между братьями никогда еще не было таким явным. Патрик чертовски надеялся на то, что поблизости не окажется никого из замка, кто смог бы это заметить.

Патрик встретился с братом глазами, но сделал вид, будто они не знакомы. Через некоторое время он удалился в одну из «лож» — стол и скамьи тут были отделены занавесками, — которые в таверне предлагались для встреч наедине. Хотя деревушка и была маленькой, но могла похвастать хорошей пивной и меблированными комнатами. Обслуживание здесь было не такое хорошее, как на постоялом дворе для гуртовщиков, но для их встречи пивная вполне подходила.

Вскоре Грегор уселся на скамью напротив него. Робби и остальные его люди следили за тем, чтобы им никто не помешал и не смог подслушать разговор.

Патрик долго смотрел на брата, не произнося ни слова. Да и надобности в этом не было. Его недовольство было очевидным. Грегор не выглядел ни испуганным, ни раскаявшимся. Он надеялся, что братские узы и на этот раз помогут ему избежать всей силы гнева Патрика. Правда, за последние несколько лет они ослабли, а после недавнего нападения на карету превратились в слабую ниточку.

— Мне бы нужно было глотку тебе перерезать за то, что ты натворил, — сказал Патрик.

— Хорошо выглядишь, брат.

Патрик угрожающе взглянул на него — и за неосторожное обращение «брат», и за ехидный намек, скрытый в его словах. Он нагнулся через стол и схватил Грегора за горло, да так крепко, чтобы тот чуть не задохнулся.

— Я не настроен выслушивать твои ядовитые замечания. Если тебе есть что сказать — говори.

Глаза Грегора потемнели, и он вырвался из рук брата, потирая шею, пока не смог нормально дышать.

— Ты все такой же, Патрик. Я только хотел сказать, что ты неплохо выглядишь. Жизнь в замке тебе на пользу.

— Мне полезнее, когда кровь течет в моем теле, а не вытекает из него. Впервые за многие недели меня больше не мучает открытая рана. — Он оглядел брата. — Не похоже, чтобы ты страдал от того… случая.

Грегор вспыхнул от злости.

— Этой суке повезло — ее клинок не нанес мне серьезного повреждения. Но шрам на память остался.

Патрику не понравилось то, что он увидел в глазах брата. Он ответил взглядом, не терпящим возражений.

— Держись от нее подальше, Грегор. Мы сражаемся не с девушкой.

— Нет? А с кем же тогда? Она из Кэмпбеллов, ты забыл?

— Оставь ее, я сказал. Ты и так уже натворил много глупостей. Ты должен был ждать, пока мы не будем готовы. — Он угрожающе склонился над столом, заставляя брата признать, что он натворил дел. — Никто не должен был погибнуть.

— Людям хотелось немного развлечься. Все эти Кэмнбеллы… — Грегор пожал плечами. — Жалко было упустить такой хороший случай.

— Не тебе решать. Я мог бы ждать этого от нашего дяди или Айэна — Бог свидетель, даже наш кузен не может совладать с ними, — но не от тебя.

Грегор наконец опомнился, и на его лице появилось выражение стыда. Даже и без земли Патрик — его вождь. Он также знал: Патрик не потерпит, чтобы бросали вызов его старшинству.

— Не подумал, что ты будешь возражать.

— Не буду возражать, чтобы ты скрылся с девушкой, на которой я собираюсь жениться? Ты в своем уме?

Лицо у Грегора стало жестким.

— Не похоже, чтобы ты ее интересовал. Эта стерва меня разозлила. Как она на меня посмотрела! Как на паршивого пса!

А на него при других обстоятельствах она тоже посмотрела бы так же? Эта мысль отрезвила Патрика.

Грегор, возможно, и заслужил такой взгляд, но это совсем не значит, что Патрик не понимает причину его злости. Злости, которую он в глубине души разделяет. Король со своими любимчиками Кэмпбеллами лишил их всего. Земли. Семьи. Состояния. Положения.

Взглянув на своего младшего брата, он увидел самого себя, не обремененного ответственностью, полного гнева. Проведя столько лет изгнанником, Патрик растерял чувство долга, а у Грегора оно полностью исчезло. Всякое подобие добродетели испарилось в жестоких условиях существования вне закона.

Он чувствовал странную потребность защитить девушку, но не думал, будто Грегору захочется услышать хорошее о Лиззи.

— Предоставь девушку мне, а если ты еще раз устроишь что-нибудь подобное… — Он посмотрел брату прямо в глаза. — Запомни мои слова: брат ты мне или нет, ты не проживешь столько, чтобы успеть раскаяться. — Грегор вздрогнул, но было ясно — он все понял.

— Держись задуманного, — предостерег его Патрик.

— Так наш план действует? Девица проглотила наживку?

Патрик кивнул:

— Все идет как надо.

Хоть Лиззи и сопротивляется своему влечению, она к нему неравнодушна. Он это почувствовал. Дальнейшее — вопрос времени.

— Мышка попала прямо тебе в руки, а? — Грегор засмеялся. — Спорим, ей не терпится заполучить тебя. Или ты уже отделал ее своим колом?

Патрик ничем не выдал гнева, который вспыхнул в нем от грубости Грегора. Раньше он был к этому равнодушен, но его вовсе не устраивало обсуждать с братом подробности соблазнения Лиззи, и, черт возьми, не хотелось, чтобы Грегор говорил о ней в таком тоне.

— Прошла всего неделя. На это требуется время. В девушке с детства воспитывали чувство долга. Она не убежит с первым встречным мужчиной, который ей нравится.

— Мне казалось, будто ты говорил, что она мечтает о замужестве?

Патрик промолчал. Мечтает или не мечтает, так или иначе он все равно добьется ее.

Тем не менее это не меняло сути вопроса, который задал Грегор. Хотя она и сопротивляется больше, чем он ожидал, Патрик был уверен — в конце концов Элизабет Кэмпбелл уступит. Он станет таким же безжалостным, как ее злобные родственники, когда речь идет о том, чтобы получить желаемое.

— Дай мне время, Грегор. — Он глотнул эля. — Какие новости от нашего кузена?

— Они благополучно прибыли к месту назначения. Патрик кивнул:

— Хорошо. — Должно быть, Ламонт из Аскога согласился принять их.

— Ничего хорошего, — поправил его Грегор. — Они прибыли как раз перед началом игр, и угадай, кто там был? Джейми Кэмпбелл.

— Его там сейчас нет.

Грегор подозрительно посмотрел на него.

— Откуда ты знаешь?

— Я видел его в замке Кэмпбеллов всего несколько дней назад.

— Ты его видел, и он не получил стрелу между глаз?

Патрик сжал челюсти.

— Не было случая. Он пробыл в замке недолго, потом его отозвали. Меня больше беспокоило, как бы наши пути не пересеклись. Мне повезло, что он меня не узнал.

Патрику не нравилось, как Грегор смотрит на него.

— Ты видел его близко и не отомстил?

Патрик крепче сжал кружку, стоявшую перед ним.

— Ты во мне сомневаешься?

— Не в этом дело. Я просто удивляюсь, как тебя взяла в руки эта девица.

— Не забывай, она же Кэмпбелл. Но все равно она станет моей женой.

— Нам оставалось только захватить ее. Сейчас ты бы уже был женат.

— Но как долго? До очередной битвы? Нет, сделаем по-моему. Награда стоит ожидания.

— Только не перепутай награды. Главное — земля, а не девушка.

— Я прекрасно знаю, зачем я здесь, тебе не нужно мне об этом напоминать. — И он не потерпит скрытую угрозу брата. — И запомни, что я сказал, Грегор. Не вмешивайся больше. Я знаю, что делаю.

Несмотря на резкую отповедь Лиззи, он знал, что поцелуи подействовали на нее так же, как и на него. По каким-то причинам она решила бороться со своим влечением к нему, но он не намерен облегчать ей задачу. Ее брат приказан, чтобы рядом с ней все время был какой-нибудь охранник, и отныне он не намерен отходить от нее.

А если соблазнить не удастся…

Патрик поморщился. Он сделает все необходимое, чтобы предотвратить ее брак с сыном Гленорхи, включая вариант, когда у нее не останется выбора.

Похищение — последний выход, но если до этого дойдет, он не уклонится от исполнения своего долга.