Его тело пылало. Патрик никогда в жизни не был так возбужден. Его скромная милая маленькая Лиззи превратилась в настоящую соблазнительницу. Она замыслила покорить его. Черт, она уже сделала это.

Все его благородные намерения забыты в один миг.

«Я хочу, чтобы ты был во мне».

Он тогда чуть сразу не кончил, все его тело дошло до предела, когда она соблазнительно прижалась к нему. Его самообладание разлетелось на куски. Он мог думать только об одном — бросить ее на постель, раздвинуть ей ноги и входить в нее до тех пор, пока наконец не утихомирятся демоны, ревущие в его голове. Пока сильные мучительные эмоции, вырвавшиеся на свободу от ее нежного прикосновения, не оставят его. Пока не прекратится жжение в его груди.

«Она любит меня». Боже. Не может он принять ее любовь! Слишком велика ответственность. Он только ранит ее. Но на один безумный миг ее щедрый дар невыразимо тронул, покорил его. Он был почти… счастлив.

Его поцелуй был жестким, как наказание за то, что она вызвала у него такие чувства. Он был в отчаянии. Потерял контроль. Никогда еще он не испытывал такого непереносимого желания. Она нужна ему. Как умирающему от голода нужна еда. Как умирающему нужно отпущение грехов. Сейчас. Пока все не пошло к чертям. Пока она не передумала.

Хотя это ей, кажется, не грозит. Она решила не отступать ни на шаг, завоевывая его. Ощущение ее сладкого шелковистого языка, соприкасающегося с его языком, самозабвенно изучающим его рот, доводило его до неистовства.

Он пил ее. Ее жар. Ее сладость. Господи, он не мог насытиться. Его язык кружил вокруг ее языка, извиваясь в волнующем ритме, который как эхо повторял пульсацию его возбужденного члена, когда он нес ее к постели.

Она тихо вскрикивала от наслаждения, и это только усиливало его желание. Ее ягодицы давили на тяжелую головку его члена, когда он держал ее, и ему казалось, будто он сейчас взорвется. Соблазн обвить свою талию ее ногами и войти в ее жар был почти непреодолим. Было бы так просто задрать ее юбки и подставить руку под ее бархатистые обнаженные ягодицы, поднять ее, и он бы погружался в нее все глубже и глубже.

Что за черт, что же с ним такое? Он ведет себя как настоящий варвар.

Он и есть варвар. Ему хочется довести ее до того, чтобы она не могла больше думать ни о ком, кроме него.

Патрик прервал поцелуй, чтобы поудобнее уложить ее, заставляя себя не спешить, обуздывая зверя, который бушевал в нем. Он быстро разделся и лег рядом с ней.

Мягкое давление ее тела, вытянувшегося рядом с ним, — это было уж слишком. Ему хотелось погрузиться в нее, почувствовать, как нежная плоть окутывает его в целительном объятии. Не в состоянии больше ни секунды медлить, он подсунул ладони под ее талию, обнял за бедра, чувствуя все очаровательные изгибы сквозь тонкую ткань платья.

Он чувствовал себя как ребенок, дорвавшийся до сладостей. Он не знал, с чего начать, но готов был съесть все, до последней крошки. Она растаяла бы в его рту. Растеклась бы теплым сладким сиропом.

Он взял ее груди в ладони. Нежные, округлые, упругие, они оказались еще более роскошными, чем он себе воображал, — а он много чего воображал в ту последнюю ночь, когда волнение в чреслах становилось невыносимым.

А она ласкала себя, раздетая донага, думая о нем? Он сжал челюсти, чтобы победить волнение при мысли об этом.

Он провел губами по ее подбородку, вниз по шее — кожа нежная и сладкая, как сливки.

— Господи, какая ты вкусная, — пробормотал он, и его язык, дразня, скользнул по краю ее корсажа. — Мне хочется облизать тебя всю. — Он поднес ее груди к своему лицу и уткнулся в них носом, вдыхая теплый женский аромат в глубокой расселине. — Твои маленькие тугие соски. — Он внимательно посмотрел ей в глаза. — Нежная кожа на твоих бедрах.

Глаза у нее загорелись желанием, а потом в них появилось другое выражение, более опасное… любопытство. Эта женщина одолевает его.

Она подвигалась немного в его руках, ее нетерпение только разожгло его голод.

Его пальцы занялись завязками платья, ослабляя их, чтобы можно было спустить его с плеч и поднять ее грудь над корсетом, наконец открывая ее обнаженную грудь его жадному взору.

Он прерывисто задышал. Ему нравились груди — большие, маленькие, всякие, — но груди Элизабет — это зрелище особое. Лишающее рассудка. Как будто говорящее — спрячь в них лицо и останься там навсегда. Эротическая фантазия любого мужчины. Роскошные и круглые, твердые и высокие, увенчанные маленькими сосками, такими же розовыми, как и ее губы.

— Ты прекрасна, — хрипло произнес он.

Он боялся касаться ее. Фарфоровая кожа выглядела такой нежной — слишком тонкой для его больших грубых рук. Но он не мог устоять. Он взял ее груди в ладони и застонал, ощутив теплую шелковистую кожу в своей грубоватой, твердой руке.

Она не остановила его, только задрожала. Выгибаясь дугой, ближе к его ладони, ближе к его губам, запустив пальцы в его волосы и приближая к себе его голову. Он начал целовать ее — сначала нежно, легко водя губами по ее гладкой нежной сливочной коже, наслаждаясь ее вкусом. Он коснулся языком ее соска, своим горячим дыханием усиливая ее удовольствие.

Он сдержал себя. Черт, он может взорваться уже от одного ее вида.

Он больше не мог ждать и взял розовую жемчужинку в рот. Лиззи застонала, низкий горловой звук подействовал на него самым примитивным способом. Господи, она созрела. Как сочный персик, в который ему не терпится впиться зубами.

Он целовал ее все жестче. Глубже. Водил языком по ее соску, поднимая рукой ее юбку.

Она была так неимоверно отзывчива. Его рука скользнула между ее бедер. Его пальцы коснулись ее женской сути, и он вздрогнул, все его тело жаждало ощутить это влажное тепло. Такое неимоверно готовое.

Ничего ему так не хотелось, как раздеть ее донага и наслаждаться каждым дюймом ее тела. Прижиматься к ней губами и языком, пока она не сойдет с ума от наслаждения. Но это может подождать; у них впереди вся жизнь, чтобы изучать язык страсти. Хоть она и проявила предусмотрительность, закрыв дверь на задвижку, его люди могут вернуться в любую минуту или начнут искать ее.

Он подразнил ее пальцами, пока ее бедра не начали прижиматься к его руке. Пока она тихо не застонала от нетерпения. Она хваталась за его плечи, за руки, прижимала его к себе, умоляя.

Он взял в рот ее сосок и, когда почувствовал, что она готова растаять от его ласк, глубоко втянул его в рот и нажал пальцем на самое сокровенное место. Она закричала, выгибаясь навстречу его рту, а ее тело сжало его палец.

Он не мог отвести глаз от ее лица. Она была так прекрасна сейчас, что у него сердце заболело. Голова запрокинута. Щеки пылают. Губы приоткрыты. Его желание достигло своего предела.

Он не может больше ждать ни минуты. Он должен быть в ней.

Ее глаза расширились.

Не успела она подумать, как он надвинулся на нее, водя чувствительной головкой в ее влажной жаре. Он застонал, содрогаясь всем телом. Он стиснул зубы, борясь с желанием проникнуть вглубь. Избавиться от невыносимого давления. Она была такая влажная, что для него было убийственно двигаться медленно. Он слишком долго ждал этого момента.

— Пожалуйста, — прошептала она, глядя ему в глаза, как бы читая его мысли. — Ты мне нужен сейчас.

Совершенно незнакомое чувство охватило его. Он только знал, что потребность в этой женщине не имеет ничего общего с низкой похотью. Она была последней надеждой умирающего от жажды.

Он обхватил ее ноги снизу и приготовился войти в нее. И начал медленно продвигаться внутрь.

Он стонал от слишком сильного наслаждения. Ее тело обхватило его как бархатная перчатка.

— Господи, ты невероятная.

Просто созданная для наслаждения, для изощренных любовных ласк. Погрузиться в нее полностью, войти до конца — эта мысль дразнила его.

Но ему нужно беречь ее невинность. Хотя ее поведение удивило его. Неопытная, да, но невинная? Она не испытала шока, как невинная девушка. Не было страха. Не было боли.

Она подняла бедра, вынуждая его войти глубже, и все его тело сжалось, он все еще пытался сдержаться. Он такой большой, а она такая маленькая. Но в выражении ее лица ничто не говорила о том, что ей больно. Глаза у нее были полузакрыты, затуманены страстью.

— Я не хочу сделать тебе больно.

Она распахнула глаза, их взгляды встретились. Он заметил выражение восторга, прежде чем она произнесла:

— Я хочу тебя, Патрик.

Было что-то в ее голосе такое… Он медленно проникал в нее, пока не достиг точки, когда уже нельзя повернуть назад. Не сводя с нее взгляда, он вошел глубже, и ее тело приняло его без сопротивления.

Она вскрикнула, но не от боли, а от наслаждения.

Он помедлил, удивленный, но когда она подвигала бедрами, его захватил такой вихрь наслаждения, что все остальное уже не имело значения.

Лиззи ослабела от горячей страсти, ее тело извивалось под его искусными пальцами — и его ртом. Она никогда не думала, что груди у нее такие чувствительные, но когда он обхватил ее сосок губами, жаркий поток удовольствия захлестнул ее.

Но это было ничто по сравнению с тем, что она ощутила, когда он вошел в нее.

Она должны была признать — когда увидела его нагим, у нее мелькнуло сомнение. Он крупный мужчина. Его орган, толстый и длинный, раза в два больше, чем у Джона, — а тот сделал ей сначала больно.

Джон. Надо бы сказать ему…

Но все мысли исчезли, когда он нащупал ее самое чувствительное место. Ей хотелось ощущать его в своем теле.

Любить его. Доставлять ему удовольствие и получать удовольствие от него.

Когда она уже не могла больше выдерживать мучительное наслаждение, он вошел в нее, медленно и осторожно.

Ее тело приняло его так, словно ждало его всю жизнь.

Возможно, так и было.

Господи, как же она чувствует его. Его твердый как камень член, пульсирующий в ней.

И вдруг он остановился.

Он понял.

Она все время собиралась рассказать ему, но времени не было. В глазах мелькнул испуг.

А что, если он не захочет ее? Их глаза встретились, и она прочитала удивление в его глазах. Молчаливый вопрос. Но не обвинение. Не злость.

Теплая сверкающая волна признательности затопила ее. Последний барьер между ними исчез. Лиззи полностью отдалась ощущениям.

Он вошел в нее. Сначала медленно. Длинные медленные толчки. Ее тело обхватило его — пытаясь удержать.

Он снова стал целовать ее. В губы. В грудь. Покусывать ее соски. Он довел ее до неистовства. До неведомой ей прежде вершины.

Она вцепилась в него, как будто намереваясь больше никогда не отпускать. Ее руки блуждали по его горячей коже, по выпуклым мышцам на руках и груди. Боже! Как ей нравилось это ощущение его твердого мощного тела на ней… в ней.

— Сильнее, — призывала она. — Не сдерживайся.

Его глаза потемнели от страсти.

— Не могу. Я сделаю тебе больно.

— Нет! — Она обхватила его, прижимая к себе. — Пожалуйста…

Он снова погрузился в нее, не сводя с нее глаз, когда проник в самую глубину. Снова и снова. Все быстрее.

Он был восхитителен. Всю свою силу, весь свой пыл он отдавал ей.

Их неистовое крещендо достигло своего пика. Любовь, которую она испытывала к этому восхитительному мужчине, превратилась в момент чувственного блаженства.

Это было волшебно.

Это была любовь. То, что случилось у нее когда-то с Джоном Монтгомери, не шло ни в какое сравнение с тем, что она почувствовала в объятиях Патрика. Не простое наслаждение, а близость. Эмоциональный союз, отчего она ощущала все так остро. Каждое прикосновение. Каждый поцелуй. Она чувствовала себя любимой в его объятиях.

И в этот великолепный момент — когда ее сердце остановилось и все тело сжалось — они вместе вознеслись на небеса.

Теплую волну его освобождения воспринял ее собственный прилив.

Их глаза встретились и не хотели расставаться — даже когда тела вздрогнули в последний раз. И то, что она увидела в его глазах, тронуло ее до глубины души.

Слезы счастья затуманили ее взор. Сбылось ее сердечное желание. Она любит его, он любит ее. Может, он и не готов признать это, но правда — она в изумрудной глубине его горячего взора.

Патрик откатился в сторону, чтобы не раздавить ее. У него было такое ощущение, как будто он только что обрел высшее счастье.

Сердце у него сжалось при виде женщины, лежащей без сил рядом с ним, как очаровательная кукла. Он коснулся ее пылающей щеки.

— Я не сделал тебе больно?

Глаза у нее светились счастьем.

— Разве похоже, что мне было больно?

Он посмотрел на ее припухшие красные губы, пылающие щеки, волосы в восхитительном беспорядке; на ее груди цвета слоновой кости, порозовевшие от его поцелуев. Нет, обиженной она не выглядит, она выглядит совершенно восхитительно.

И очень соблазнительно.

Не будь он совершенно истощен после самого удивительного любовного подвига в своей жизни, он соблазнился бы и снова взял ее — просто чтобы убедиться, что все это было на самом деле.

— Ты прекрасна, — честно сказал Патрик.

Он заметил довольный взгляд Лиззи, как будто ей редко делали комплименты, и поклялся себе часто говорить их ей, чтобы она никогда этого не забывала. Ее улыбка, лишенная обычной для нее неуверенности, просто засияла. Она должна всегда выглядеть так. Бесконечно счастливой. Уверенной.

Она лежала в его объятиях, уютно прижавшись к нему. Ее нежная ладонь покоилась у него на груди. Пальцами другой руки она проводила по узкой дорожке темных волос на его животе. Ее локоны, словно светлая вуаль, закрывали его грудь, щекоча смуглую кожу.

Как приятно. Хорошо бы остаться так навсегда.

Когда сердца у них стали биться ровно, а дыхание успокоилось, она подперла подбородок рукой и настороженно взглянула на него.

— Ты разочарован?

Он не стал переспрашивать, и так было понятно, что она имеет в виду. Лиззи не была невинной девушкой. Он догадывался о правде, он признает, что на какой-то миг испытал разочарование. Он ведь мужчина, и это естественно. Она — его женщина, и ему хотелось быть первым. Неразумно, несправедливо… Но зато честно.

Однако это разочарование сразу исчезло, как только он подумал о том, какую боль ей пришлось перенести. Он догадывался, кто тот мужчина, которому она отдалась, и теперь события того дня предстали совсем в ином свете. Все тело у него сжалось. Как мог этот ублюдок лишить ее невинности, а потом так обращаться с ней?

Он слишком долго медлил с ответом, и она неправильно истолковала его реакцию.

— Я пойму, если ты передумаешь… — неуверенно произнесла она.

— Нет! — Его реакция была быстрой. Он крепче прижал ее к себе. — Нет причины передумывать.

Для него гораздо большее значение имело то, чего ей это стоило, а не сам факт утраты девственности. Это даже облегчало его чувство вины за то, что он овладел ею.

Держа ее в своих объятиях, ему было легче забыть сложности, которые ждут их впереди. Жизнь с мужем Макгрегором будет для нее совсем непохожей на все, что она знала раньше. Ему нечего ей дать. Но он сделает все, чтобы она была счастлива.

Ему до боли хотелось почувствовать на вкус ее нежные губы, коснуться руками ее шелковистой кожи и быть уверенным, что она никогда не пожалеет о том, что решила выйти за него.

Но это битва, в которой он обречен на поражение. Зачем он отступил перед ее настойчивым желанием покорить его?

Как еще сможет отреагировать она, узнав правду? Он обманул ее. И этот обман, хоть и вынужденный, никогда еще не обрушивался на него с такой тяжестью.

Она склонила голову набок, ее глаза внимательно изучали его лицо.

— Ты правда не сердишься?

Он взял ее за подбородок.

— Не на тебя. — Но Джона Монтгомери ему хотелось убить. Если бы этот человек не получил уже свое наказание, он так и сделал бы.

Она читала его мысли лучше, чем он думал, и настороженно посмотрела на него.

— Я убью каждого, кто обидит тебя. — Он вздернул бровь. — Надеюсь, это не оскорбило твои чувства?

— Нет, — неуверенно произнесла она. — Хотя я и не привыкла иметь такого пылкого защитника.

Он поцеловал ее в лоб.

— Привыкай. — Он помолчал. — Почему ты мне не рассказала?

— Я не собиралась скрывать это от тебя. Я всегда хотела рассказать об этом своему будущему мужу. Ты просто не дал мне времени.

— Его и не было, — лукаво ответил он. — Ты слишком много дней потратила на выбор спутника жизни.

Она хихикнула и с шутливой серьезностью заметила:

— Тебе не одурачить меня, Патрик Мюррей. Ты совсем не такой циничный и невозмутимый, каким иногда прикидываешься. — Она выразительно постучала по его груди. — В этой железной груди бьется нежное сердце, и я намерена его отыскать.

Шутки в сторону, времени у них действительно мало.

— Не делай этого, Лиззи, — предостерег он с серьезным выражением лица. — Не пытайся найти то, чего не существует. Я тебя предупреждаю.

Она покачала головой:

— Я люблю тебя. Ты не сможешь меня разочаровать. Но все-таки разочарует, если расскажет всю правду о себе.

«Я люблю тебя» — слова, которые он попытался забыть, но они, казалось, отпечатались в его душе. Луч света во тьме. Надежда для мужчины на лучшее.

В груди у него все сжалось как от дурного предчувствия. Он крепче обнял ее, наслаждаясь близостью. Душа у него разрывалась при мысли о том, что он может ее потерять.

Он поцеловал ее в нос.

— Нужно отвести тебя в зал, пока там не хватились.

— Когда они услышат новость, то, возможно, поймут. — Глаза у нее засияли от восторга, как у ребенка перед блюдом со сладостями. — Не могу дождаться, когда скажу это своим братьям и кузену.

И это станет катастрофой. Джейми Кэмпбелл и Аргайлл узнают его. Брак — это лишь первый шаг, который ему нужен, чтобы убедить ее бежать с ним, не давая возможности заподозрить истинную причину.

Ему ужасно не хотелось портить ей настроение, но было крайне важно, чтобы ни ее братья, ни кузен не узнали об их браке до того момента, когда уже ничего нельзя будет изменить. Голос его, хоть и грустный, ничем не выдал его замешательства.

— Ты уверена, что это верный шаг? Она нахмурилась.

— Что ты хочешь сказать?

— Ты, как и я, знаешь, что твои братья и кузен не обрадуются твоему выбору. Они хотят видеть твоим мужем Роберта Кэмпбелла, а не какого-то простого охранника. Единственная рекомендация, которую он может им предоставить, — его меч.

Она настороженно посмотрела на него.

— Что же ты предлагаешь? Он выдержал ее взгляд.

— Найти священника и обвенчаться, прежде чем мы сообщим твоей семье.

Восторг исчез с ее лица.

— Ты имеешь в виду тайный брак?

Он кивнул:

— Да.

— Нет, — строго сказала она. — Я не буду скрываться, как будто чего-то стыжусь. Я горжусь тем, что стану твоей женой. Возможно, мой кузен будет разочарован, но после женитьбы моего брата…

— Что?

Она улыбнулась:

— Я была удивлена, как и ты. Это самое восхитительное. Я получила записку из Дануна перед ужином. Кажется, Джейми собирается жениться на Катрине Ламонт.

Гонитель и дочь Ламонта из Аскога — союзника клана Макгрегоров?

Это какая-то ошибка.

— Ты уверена, что эта женщина — Катрина Ламонт?

Лиззи кивнула.

— Ты ее знаешь?

Он задумчиво погладил подбородок.

— Да.

— Я слышала, она очень красивая.

Патрик внимательно посмотрел на нее, услышав в голосе странную нотку. Лиззи изо всех сил старалась выглядеть равнодушной, но он чувствовал, как она ждет его ответа, и ухмыльнулся: ревнует.

— Она не мой тип.

— А какой твой тип, интересно?

Он рассмеялся и поцеловал ее в надутые губы.

— Испорченная и острая на язык.

Она улыбнулась немного смущенно:

— Мне жаль бедную девушку. Я уверена, ей пришлось нелегко в эти несколько месяцев. — На его вопросительный взгляд она ответила: — Очевидно, что известие, которое мой брат получил несколько недель назад и которое заставило его так быстро уехать, было связано с Катриной Ламонт. Не знаю всех подробностей, но судя по тому, что мне удалось узнать из записки Джейми и из разговора Колина и Роберта, Ламонт из Аскога и его сыновья были убиты, когда пытались защитить Макгрегоров.

У Патрика застыла кровь в жилах. Он схватил ее за руку.

— Убиты? Недели… месяцы назад? Что же случилось, черт возьми, с его родственниками? Ты уверена? — настойчиво спрашивал он. Слишком настойчиво. Она посмотрела на его руку, и он понял, что его пальцы впились в ее нежную кожу. — Прости, — сказал он, ослабляя хватку и пытаясь успокоиться.

— Уверена. Не знала, что вы знакомы.

— Не очень хорошо, — признался он. Его волновало, живы ли еще Аласдэр и его брат Айэн. Где они, черт возьми? Их схватили? Поэтому все еще не вернулся Грегор? Ему уже пора бы вернуться. В груди поселился страх. — Как это случилось?

Лиззи покачала головой:

— Точно не знаю. Однако, судя по замечаниям Колина сегодня вечером и по некоторым словам Джейми перед отъездом, думаю, Колин имеет к этому какое-то отношение. Но ты разве не видишь, что это значит? Если мой кузен не против брака Джейми с неимущей девушкой, обвиненной в государственной измене, непохоже, что он станет возражать против моего брака с тобой.

— А у твоего кузена была на уме другая невеста для твоего брата?

— Нет, но…

— Тогда ситуации разные. Я не хочу рисковать — потерять тебя.

— Ты меня не потеряешь.

— Как ты можешь быть в этом уверена? Она закусила губу.

— Я чувствую это. Но мой кузен посылал за мной — я не могу пренебречь его приглашением.

— Ты можешь задержаться.

— Не знаю… — Она заколебалась.

Он обнял ее и поцеловал долгим поцелуем. Она уже привела в порядок свое платье, но он ласкал ее грудь через тонкую ткань. Когда он остановился, ее глаза уже снова затуманились страстью. Он скользнул пальцем по ее набухшим губам.

— Это будет очень романтично, — хрипло сказал он. Лукавая улыбка заиграла на ее губах.

— Это будет незаконно. Тебе не удастся так просто убедить меня. Но я согласна подумать об этом.

На сегодня этого достаточно, но он еще убедит ее.

— И ты ничего не скажешь брату и Кэмпбеллу? Она кивнула.

— Это будет не слишком сложно — завтра они все равно уезжают. Теперь, когда Аласдэр Макгрегор сдался, Колин надеется, что схватить других преступников будет легче.

— Что? — взорвался он, не в силах скрыть удивление. Сдался? Невозможно. Она странно смотрела на него, и он понял, что слишком выдал себя.

Ее брови сошлись над изящным носиком.

— Разве я об этом не говорила?

Патрик обуздал свое нетерпение.

— Нет. Как это произошло?

— Не знаю подробностей, но Джейми нашел Макгрегора и его людей на острове Бьют и договорился с моим кузеном об условиях их сдачи. Мой кузен согласился увезти Макгрегора в Англию, чтобы его дело решил король. Брак Джейми должен скрепить сделку.

Патрик перекатился на спину и уставился в потолок, пытаясь понять, что все это может значить.

— Будет мир, — сказала Лиззи.

Мир. Неужели это возможно? Может ли он надеяться… Если это правда, то это все меняет. Аласдэр однажды уже выговорил себе у короля прощение, сможет ли он сделать это еще раз? Очевидно, на это и рассчитывал его кузен.

Если Макгрегоров помилуют, он сможет сказать Лиззи правду. Он сможет объяснить ей, что значит земля для его клана и почему ему нужно было скрываться. Тогда ей будет легче простить его.

— Все в порядке? — спросила она. — Почему тебя так интересуют Макгрегоры?

В ее взгляде он увидел отвращение.

— Ты меня просто удивила, вот и все. — И дала пищу для размышлений. Он посмотрел на ее лицо, она все еще изучала его, и в ее выразительных синих глазах было слишком много любопытства.

Он взволновался. Жар их последнего поцелуя все еще горел на его губах. Он знал, как отвлечь ее.

Одним нежным движением он положил ее на спину и лег сверху.

— Что ты делаешь? — выдохнула она.

Он поцеловал ее и потерся своим восставшим членом о ее бедра, чтобы она почувствовала, как он возбужден.

— Я думал, это очевидно для такой прозорливой женщины, как ты?

Она засмеялась, услышав в его устах свои собственные слова.

— Мне показалось, будто ты сказал, что у нас нет времени?

— Нет, — согласился он, скользнув рукой между ее ног, и застонал. Так тепло и так упоительно влажно. Он просунул палец внутрь, наблюдая, как ее глаза затуманиваются страстью. — Но мы попробуем.