Рождество получилось именно таким, как хотелось Демельзе. Дом был украшен ветками остролиста и благоухал пряным ароматом глинтвейна. Гарри и Рейчел все больше времени проводили в Нампаре, нередко оставались на ночь, предпочитая не возвращаться домой, и, как Демельза и ожидала, ей почти не потребовалось заниматься приготовлением к празднику. Рейчел все делала быстро и безупречно.

Демельза не возражала. Она всегда с нежностью относилась к дочери Харриет и была очень рада видеть их с Гарри любовь и счастье. А больше всего она обожала сидеть в кресле-качалке у очага с малышом Джей-Джеем на коленях.

Харриет приехала верхом за день до Сочельника, и в тот же день после обеда прибыли Клоуэнс с Эдвардом и дочерьми. В Сочельник в сверкающей новой коляске явились и Белла с Крисом. В тот день Демельза проснулась поздно и завтракала в постели, но с радостью и готовностью встречала свою семью.

Джей-Джей, конечно, произвел фурор.

— Ну разве он не подрос? — восклицала Белла, подбрасывая малыша в воздух. — Он становится просто копией папы.

— Бедняжка, — сухо добавил Росс.

— Ну да, только глазки мамины, — продолжала Клоуэнс.

— А как же с моей стороны, совсем ничего? — шутливо возмутилась Харриет. — Благословляю его своей посадкой на лошади и состоянием Джорджа!

Джей-Джей выразил свое мнение по этому поводу, расплакавшись, и Белла поспешно передала малыша Демельзе.

— Ну вот, тебе лучше вернуться к бабушке. Боюсь, я не слишком хорошо умею обращаться с детьми.

Демельза с радостью приняла внука, но младшей дочери ответила вопросительным взглядом.

— Наверное, потому что у тебя пока нет своих?

— И слава Богу! — качая головой, рассмеялась Белла. — Уверена, дети это прекрасно, но мне они гораздо больше нравятся на расстоянии. — Но как ты, мама? — добавила она, садясь рядом с качалкой. — Как ты себя чувствуешь?

— Я так рада видеть тебя, дорогая. Мы прочитали в газетах про успех твоей пьесы. «Весь Лондон говорит о новом драматурге», ну надо же!

— О, это было восхитительно. — У Беллы заблестели глаза. — Театр каждый вечер полон, и мы даем два утренних представления в неделю. Ты знаешь, написать пьесу и наблюдать, как крошечная идея, родившаяся в твоей голове, реально живет, воплощаясь на сцене — это самое лучшее, что только можно представить!

— Но это реальная история — ну, почти, — заметила Клоуэнс. — То, как вы с мамой бежали из Парижа посреди ночи с драгоценностями французской короны!

— Согласна, но я изобразила события чуть более драматичными, чем в реальности, — призналась Белла. — Особенно сцену в гостинице. Отчасти я сохранил сцену с тетей Жоди и покером, но полностью исключила моего ужасного младшего братца!

— Эй! — возмутился Гарри из другого угла комнаты, где беседовал с зятем. — Я все слышал!

— Поверь, для меня те события были достаточно драматичными, — сказала Демельза. — Не знаю, как нам удалось выбраться оттуда живыми.

Демельзу уговорили подняться наверх, немного вздремнуть после обеда. Белла и Клоуэнс отправились в кухню, где Рейчел распоряжалась приготовлениями к ужину.

— Мама действительно нездорова? — обеспокоенно спросила Белла.

— Да, — кивнула Рейчел, — боюсь, что так. Но думаю... если позволите мне сказать... Наверное, лучше не говорить ничего, по крайней мере, пока не закончится Рождество. Она и ваш отец хотят насладиться праздником.

— Да, ты права, — с готовностью согласилась Клоуэнс. — Я так рада, что ты с нами, Рейчел, и ты, и малыш. Как раз то, что нужно маме.

Рейчел тепло улыбнулась в ответ.

— Спасибо. А я немного побаивалась, что вы решите, будто я навязываюсь.

— О нет, вовсе нет, дорогая! — Белла порывисто обогнула стол, чтобы крепко обнять невестку. — Ты же теперь в нашей семье. И папе ты нужна не меньше, чем маме. Он никогда особенно не показывает своих чувств, но ему сейчас так тяжело.

На долгий миг все три женщины замерли, держась за руки.

— Ой... у меня нет передника, — сказала Клоуэнс.

— Вот, — Рейчел протянула ей фартук. — Возьми пока мой.

Как обычно, когда семья собиралась вместе, ужин проходил шумно. Все много болтали и веселились, обмениваясь новостями. А младшим всегда хотелось послушать рассказы о прошлом. Один из любимых — о том, как папа и дядя Дрейк отправились во Францию выручать дядю Дуайта и как спаслись от французских солдат, выбравшись через дымоход.

Малышка Грейс слушала, разинув рот, не в силах представить, что ее обожаемый седовласый дедушка переживал подобные приключения.

— И это еще не самое интересное, — сказал ей Гарри. — Расскажи ей про контрабандистов, папа.

— Нет! — возмутилась Демельза. — Не забивайте ребенку голову такими историями.

— Нет, расскажите, — возразила ей Харриет. — Я никогда об этом не слышала.

— А ты откуда об этом знаешь? — спросил сына Росс, не слишком успешно делая вид, что сердится.

— Мне рассказал Билли Нэнфан, еще давно, — пояснил Гарри. — Он говорил, его дед помогал вырыть тайник под полом библиотеки.

— Что за тайник? — перебила Грейс.

— Секретное место.

— Ой, правда? — Грейс была вне себя от восторга. — А можно мне посмотреть?

— Мы его давно зарыли, — попыталась успокоить внучку Демельза. — Чтобы не накликать на твоего деда новые неприятности. — Они с мужем обменялись взглядами, понятными только им. — Кроме того, он сам ведь контрабандой не занимался. Мы только позволили разгружать корабли в бухте Нампары и перевозить товар по нашей земле.

— А как же та ночь, когда таможенники чуть не поймали тебя на берегу, а мама выбралась из окна спальни, чтобы предупредить о солдатах в доме?

— О Господи! — Демельза прижала ладони к щекам. — Теперь моя репутация погибла вместе с твоей!

— А как же ты спасся? — с любопытством спросила Грейс.

— Ну разумеется, спрятался в тайнике, — объяснил Росс. — С одной стороны там был секретный отсек, поэтому, когда солдаты решили, что поймали меня, и открыли люк, казалось, будто там никого.

Делать нечего, пришлось рассказывать всю историю с самого начала и в подробностях. Участие Демельзы в том приключении вызывало особенный интерес.

— Мама! Ты была такой храброй! — воскликнула Клоуэнс.

— Тогда мне так не казалось. Когда они обнаружили тайник, я думала, что упаду в обморок.

— Великолепно! — с восторгом объявила Белла. — Я сделаю из этого отличный сюжет для своей новой пьесы.

— Только не забудь изменить имена, — засмеялась Демельза. — Я не хочу, чтобы вашего отца пожизненно депортировали в Австралию!

И ужин, и история кончились, а звуки снаружи возвестили о прибытии деревенских певцов рождественских гимнов.

— Сэр, мне впустить их? — спросила от двери Бетси.

— Да, и проводи в гостиную. — Росс поднялся на ноги. — Пойдем, послушаем пение?

Грейс крепко сжала его руку.

— Не беспокойся, дедушка, — сказала она, глядя снизу вверх. — Я не позволю отправить тебя в Австралию.

— Спасибо, радость моя. Теперь мне гораздо легче.

Гарри наклонился к уху девочки.

— А если попробуют, можешь их пристрелить из тех древних дуэльных пистолетов, которые висят на стене в старой гостиной, — поддразнил он. — Я думаю, они у папы всегда заряжены.

— Гарри, если у ребенка сегодня ночью будут кошмары, то это твоя вина, — смеясь, упрекнула его жена.

— У меня не бывает кошмаров, — с гордостью объявила малышка. — И мне не понадобятся пистолеты. Папа научил меня стрелять из лука, так что я воспользуюсь луком и стрелами.

Каким-то чудом в гостиную удалось втиснуться всей семье, певцам рождественских гимнов, а также и слугам, пришедшим послушать. Певчие были из церковного хора Сола — восемь женщин и четверо мужчин во главе со старым Беном Триггсом.

Холодный ночной воздух заставил их всех закутаться в шарфы и шапки, теперь они их сняли. Потом Бен поднял руку и задал тон, и они начали со старинной «Mary Modr, Meke and Mylde», потом спали веселую «Кабанью голову», за ней «Да будет праздник и веселье».

Потом Бетси Мартин принесла кувшины с глинтвейном и блюда с печеньем, а когда с угощением было покончено, к гимнам прибавили старый и любимый «Чаша с рождественским пуншем», к которому все с энтузиазмом присоединились:

Мы пьем за вас

Мы пьем до дна

Заздравную чашу

Мы пьем за вас.

К тому времени как пение кончилось, малышка Грейс уже с трудом сдерживала зевоту и почти не спорила, когда мать отправляла ее в постель.

— Ты можешь остаться еще на полчасика, — сказала она Марианне, старшей сестренке Грейс. — Потом тоже спать.

— Мне кажется, тебе лучше подняться наверх, — тихонько сказал жене Росс. — У тебя был такой долгий день. А я не хочу, чтобы завтра ты была совсем без сил. — Увидев, что Демельза колеблется, он добавил: — Я только выкурю еще трубочку и тоже приду.

Когда спустя полчаса он на цыпочках вошел в спальню, жена как будто спала. Он тихо разделся, натянул ночную рубаху, задул свечу и скользнул в постель рядом с ней. Она вздохнула и, не совсем проснувшись, мягко прильнула к нему в темноте.

— Спокойной ночи, любимый, — в ее сонном голосе чувствовался рокочущий корнуольский говор.

— Спокойной ночи, дорогая, — прошептал Росс в ответ.

Дом был полон — к одиннадцати членам семьи прибавились гости из Тренвита. Демельза опять допоздна оставалась в постели и вниз спустилась, когда все уже возвращались из церкви и собрались насладиться поданными Бетси Мартин холодными закусками.

— А знаете, чем я хотела бы заняться сегодня после обеда? — объявила она. — Давайте пойдем на море.

— О да, давайте! — с присущим ей энтузиазмом подхватила Белла. — Когда я была маленькой, мы всегда ходили на берег в Рождество.

— Там холодно, — предупредил Росс, оглядываясь на жену.

— Да пустяки, ничего страшного. И я закутаюсь потеплее, обещаю.

Поэтому спустя полчаса, закутанные в пальто, шарфы и вязаные шерстяные шапки, они прошли по краю Длинного поля, через давным-давно перестроенные ворота, и по узкой полоске каменного песка и травы спустились к берегу.

Слабое зимнее солнце решило почтить их прогулку своим присутствием, но дул холодный ветер. Море выглядело спокойным — бледно-зеленое и полупрозрачное, с медленно движущимися гребнями волн, обрамленных кружевом белой пены, которая раскатывалась по песку, когда волны неспешно набегали на берег, догоняя друг друга.

Эдвард и Кристофер принесли несколько старых одеял и расстелили на подходящем камне, куда сели Росс и Демельза, чтобы понаблюдать, как остальные члены семьи прогуливаются по берегу в сторону Темных утесов, до которых еще пара миль.

Рейчел несла малыша Джей-Джея, привязанного к бедру в прямоугольнике ткани, как носят младенцев шахтерские жены. Юный Фрэнсис, сын Джеффри Чарльза, весело соревновался с Грейс в бросании камешков по воде, а его старшие сестры Клара и Марианн беседовали — должно быть, о моде — тесно сблизив головы, одна по-испански черная, другая светлая как у ангелочка.

— Они так быстро растут, — вздохнула Демельза. — Вот только что были милыми крошками, измазанными вареньем, но моргнуть не успеешь, как... Джеффри Чарльз уже почти дед.

Росс удивленно взглянул на жену.

— Хуана ожидает ребенка?

Она кивнула.

— Мне Амадора сказала. Так мило было бы, если бы и Хуана приехала на Рождество, но думаю, правильно, что она празднует его с семьей мужа. Но Джеффри Чарльз — дедушка! Тот маленький мальчик со светлыми волосами, который сосал большой палец и прятался в юбках матери.

— Который вырос и стал одним из самых бравых военных, каких я когда-либо знал.

Они ненадолго умолкли. Потом, бросив взгляд на мужа, Демельза спросила:

— О чем ты сейчас думаешь?

Он улыбнулся и покачал головой.

— Так, просто... о том, как проходит время. Я помню, как когда-то мальчишкой бегал рыбачить на этот берег с братьями Дэниэлсами, Заки Мартином и Уиллом Нэнфаном. Теперь их всех уже нет, а их сыновья — тоже деды.

Демельза фыркнула.

— А помнишь, как ты с Полом Дэниэлом, Томом Эллери и остальными пошел в море рыбачить сетью, и вас унесло течением, веллоу. Ты тогда вытащил из воды старого Джуда — еще в шляпе и с трубкой в зубах.

— О Боже, это случилось полжизни назад, — его голос вдруг стал серьезным. — В ночь перед тем, как я впервые встретился с Монком Эддерли.

Монк Эддерли. Они больше тридцати лет не упоминали этого имени, однако Демельза знала, что Росс его не забыл, как и она сама. Ее мысли вернулись в то время... к фатальной дуэли в Гайд-парке. Отчасти это случилось из-за нее, но в большей мере — она была в этом уверена — подстроено Джорджем Уорлегганом, в надежде, что Росс погибнет.

И дальше назад, к той ночи, которую упомянул Росс, когда впервые встретил этого человека.

Джордж устраивал большой прием в Тренвите, куда их с Россом, естественно, не пригласили. И по какой-то причине, которую Росс так никогда и не объяснил, он вздумал зайти взглянуть по секретной дорожке в парке, знакомую им с Фрэнсисом с детства.

Он встретился там с Элизабет и говорил с ней. Что, собственно, Демельза и считала причиной.

И еще дальше назад, в ночь, когда Росс получил письмо от Элизабет, уведомляющее о браке с Джорджем. Он в ярости поскакал в Тренвит и вернулся под утро.

Они с давних пор избегали разговоров об этом, хотя никогда так ничего и не прояснили. Но спор с Харриет заставил Демельзу мыслить в ином направлении, и вот теперь ей стало важно извлечь то прошлое из темноты и, может быть, наконец с ним покончить.

— Росс, — осторожно заговорила она. — Я кое о чем хотела тебя спросить.

— Да?

— Когда ты в первый раз встретил Элизабет?

Его непроницаемые глаза сощурились.

— Зачем ты спрашиваешь о ней сейчас, после всех этих лет?

— Меня всегда это интересовало, — смутилась она. — Но я никак... Никогда не смела спросить.

Росс вздохнул, и ей на миг показалось, что он не станет отвечать, однако он заговорил:

— Мы встретились в Труро, она ходила за покупками вместе с матерью. Элизабет только шестнадцать исполнилось, а мне едва стукнуло двадцать, и мне она показалась самой красивой девушкой на свете.

Демельза вздрогнула, но не от холода, и поплотнее запахнула на плечах одеяло.

— Мать осталась в лавке, Элизабет вышла поговорить с грумом. А я бежал, не помню теперь, по какой причине, — усмехнулся он. — В те дни я постоянно куда-то бежал, обычно к каким-нибудь неприятностям или от них. И едва с ней не столкнулся. Я начал было извиняться, но обнаружил, что растерял все слова. Она спросила — может, у вас кошка язык откусила?

Росс пристально смотрел вдаль, за горизонт, как будто глядел назад, в давно ушедшее прошлое.

— Наш разговор продлился всего несколько мгновений, пока ее мать не вышла из лавки. Элизабет сказала, что будет на балу в ассамблее, который состоится на следующей неделе — тогда Зал для собраний только что построили. Мероприятие не из тех, которые я имел обыкновение посещать, но я пошел, чтобы воспользоваться возможностью снова ее увидеть. Тогда мне досталось три танца с ней, и я вел ее на ужин.

За линией прибоя, широко раскидывая по ветру крылья, носились по воздуху рыбачащие бакланы. Демельза смотрела, как они один за другим складывают крылья и падают в воду. И в большинстве случаев выныривали ни с чем, с таким невинным видом, словно и не пытались ничего поймать.

— На следующий день я поскакал в Касгарн, — продолжил Росс, — поскольку узнал, что она живет там. — По голосу невозможно было понять, о чем он думает. — Я полагаю, ее мать ожидала, что я приду, и не позволила ей со мной встретиться. Она ясно дала понять, что я могу пару раз оказаться поблизости от ее дочери на балу или на частном приеме, однако она не рассматривает меня как подходящую партию. Может быть, я и Полдарк, это кое-что значит, но виды на наследство у меня были скромные, да и репутация отца была против меня. И по правде сказать, к тому времени я и сам заслужил определенную репутацию.

Один баклан наконец преуспел — вынырнул, держа в длинном загнутом клюве маленького песчаного угря.

— Разумеется, препятствия только крепче связывают. — Он опять рассмеялся, посмеиваясь над собой. — И весь следующий год мы встречались, как только могли, правда, не наедине — Элизабет была слишком послушна, чтобы сделать что-либо, чего мать могла не одобрить.

— Где тогда был Фрэнсис? — осторожно поинтересовалась Демельза. — Он не был знаком с Элизабет?

— Он был за границей. Отец отправил его в большой тур по Европе вместе с парой друзей из школы. Забавно — я завидовал Фрэнсису, когда он уезжал, но после встречи с Элизабет порадовался, что остался.

Все остальные дошли до дальнего края пляжа, до утесов, и повернули обратно. Росс продолжил рассказ.

— Остальное тебе отчасти известно. Отцу надоели мои растущие карточные долги, он угрожал отказаться по ним платить. Поэтому я занялся контрабандой со старым Хьюбертом Тренкромом — не ходил на «Все как один», только помогал с выгрузкой. Это выглядело как игра — все в округе так или иначе были вовлечены в такую торговлю. И я никогда не задумывался об опасности.

— Я помню, ты говорил, что иногда ходил с отцом в Гернси.

— Да, но это по мелочи, для себя. Но думаю, это вторая причина того, что я ни видел в этом плохого, хотя и не говорил отцу, чем занимаюсь. А потом, в третью ходку или в четвертую, нас едва не поймали таможенники на берегу. — Он улыбнулся, вспоминая ту вылазку. — Случилась жуткая драка, я стукнул одного так, что он свалился с утеса и сломал руку. К несчастью, меня узнали, пришлось признаться во всем отцу. И он решил, что лучше отослать меня в армию, чем подвергать риску суда.

— Что означало покинуть Элизабет.

— Да. Но я с готовностью пошел в армию — для парня моего возраста, никогда не выезжавшего из Корнуолла, это было невероятное приключение. Я приехал в Касгарн попрощаться — у них был какой-то прием, но Элизабет удалось выскользнуть в беседку. Она обещала ждать и выйти за меня, когда я вернусь, что бы ни говорила мать.

Он снова посмотрел вдаль, на горизонт.

— Не знаю... Так глупо все вышло. Мы были молоды, в таком возрасте все кажется огромным и важным. Может быть, ее мать не так уж была против меня... может, если бы я не уехал... Возможно, наша привязанность сама бы угасла со временем. Но в том страшном военном месиве, эти воспоминания... придавали мне сил, стали воспоминаниями о доме. А потом я вернулся и обнаружил, что она обручена с Фрэнсисом...

Демельза наблюдала, как семья возвращается к ним той же дорогой. Слова мужа тесно перекликались с тем, что говорила Харриет. Возможно, она права.

— Я никогда по-настоящему не задумывался о своих чувствах, — медленно продолжил Росс. — Когда ты молод и думаешь, что влюблен, это невозможно. А Элизабет... временами она давала понять, что все еще любит меня.

— Я всегда считала, что она тебя любила.

— Возможно... Да, думаю, что любила, — заключил Росс. — И в этом ее трагедия. Она изо всех сил старалась стать такой, какой, по ее мнению, должна была быть, но никогда целиком не контролировала веления своего сердца.

— Для окружающих это тоже была трагедия, — печально произнесла Демельза. — Для Фрэнсиса, может быть, больше всех. В какой-то степени и для Джорджа.

— Да, и для Джорджа. Он хотел получить ее с той самой минуты, когда увидел, однако любовь для него — скорее желание владеть чем-то прекрасным. Но я не думал, что она выйдет за него замуж.

— И ты...

— В ту ночь, когда я получил от нее записку... Это было как шторм, потрясший мою душу, яростный шквал, как те, что приходят с моря. Пусть бы это был кто угодно, только не Джордж...

— Кто угодно?

Он улыбнулся, чуть криво.

— Что ж, может быть, не Хью Бодруган. Но Джордж... — Он вздохнул и покачал головой. — Думаю, я был разгневан как никогда. Зол на то, что она предала Фрэнсиса — Джордж довел его почти до банкротства, потворствуя своему гнусному кузену Сансону, который мухлевал в карточной игре. Вынудил закрыть Грамблер, хотя шахта приносила прибыль, пусть и небольшую. Я был зол, потому что после того, как старался помочь Элизабет ценой нашего собственного комфорта и безопасности, она обратилась к человеку, которого, как она знала, я ненавидел. Все это подогревалось чувствами, которые я когда-то испытывал к ней и был не в силах признать угасшими.

Демельза вопросительно посмотрела на мужа.

— А они угасли?

— Да... То, что я испытал к тебе, это было... совсем другое. Глубже, ярче, более... более цельное. Наверное, как любовь отца к моей матери. Без тебя... Я, наверное, стал бы таким, как он после ее смерти — он вечно искал чего-то, что невозможно найти. Но я нашел — если бы только мне тогда хватило ума понять.

Росс опустил взгляд вниз, на свои руки, воспоминания затуманивали лицо с резкими скулами.

— То, что я сделал той ночью, та боль, которую причинил тебе... а на самом деле, и ей... — Демельза слышала напряжение в его голосе, ему всегда было непросто говорить о собственных чувствах. — После... — Он запнулся, потом продолжил: — После этого я не уснул. Я лежал без сна, смотрел в потолок и постепенно начинал понимать — то, во что я столько лет верил, то, к чему столько лет стремился... я на самом деле совсем этого не хотел. В некотором смысле, как Джордж, я желал владеть чем-то столь прекрасным. Но... лишь как картиной или как китайской статуэткой с каминной полки. Несмотря на то, что я этим восхищался, даже мог коснуться, протянув руку, это никогда не станет частью меня. И ради этого я едва не отбросил нечто гораздо более ценное.

Он тихонько вздохнул.

— Я поднялся и вышел в сад, растоптал пару ни в чем не повинных роз. А потом вскочил на Брюнетку и скакал по вересковым пустошам не меньше часа. Часть меня хотела просто умчаться — или куда угодно, подальше от того, что я натворил. Но в голове оставалась единственная здравая мысль — мне не жить без тебя. И еще — слова Фрэнсиса.

— Фрэнсиса?

— Да. В то, первое Рождество. Я тогда не совсем его понял. Он сказал: «Мы завидуем тому, что есть у кого-то другого. Однако на самом деле, может статься, тот человек этого не получил, а у нас оно есть».

— Что он имел в виду?

— Я думаю, он сказал, что не стоит завидовать его браку с Элизабет — у меня есть жена, подлинное сокровище. Он был знаком с тобой меньше дня, но уже тогда это понял.

— Бедный Фрэнсис, — вздохнула Демельза.

— Бедный Фрэнсис.

— Я решила, что ты собирался меня оставить. Когда ты переселился в старую комнату твоего отца...

— Как я мог поступить иначе? Я подумал, мне не место в нашей постели.

— Да, пожалуй, — с тихим смехом согласилась она. — Только я предпочла бы сама тебя выгнать.

Он рассмеялся с ней вместе, укутывая ее голову и свои плечи одним одеялом. Руки Демельзы обнимали его, голова покоилась у него на плече, они укрывались от холодного ветра, согревая друг друга.

Такими и обнаружили их вернувшиеся через несколько минут дети.

— Идем, мама, становится холодно, — встревоженно позвала Клоуэнс. — Тебе лучше вернуться в дом. Ты сумеешь подняться по склону?

— Ну конечно, — рассмеялась Демельза.

Но в конце пути ей пришлось принять помощь Гарри и Эдварда. По-королевски устроившись в переносном кресле и обняв за плечи сына и зятя, она улыбнулась, поддразнивая супруга.

— Восхитительный способ путешествовать, Росс. Повезло тебе, что я обнаружила его только сейчас. А могла бы требовать всякий раз, когда мы выходили!

На землю ее опустили, едва зайдя за ворота, она подала Россу руку, и они вдвоем неспешно вошли в дом.

Как Росс и боялся, рождественский праздник потребовал от Демельзы больше сил, чем у нее оставалось. Она провела беспокойную ночь, с кашлем и небольшой лихорадкой, а утром не смогла встать с постели.

Белла с Крисом должны были уезжать, Клоуэнс решила отправить детей домой с Эдвардом, а сама осталась, чтобы помочь Рейчел.

— Ты пошлешь за доктором Лиддикоутом? — спросила она у Росса.

Он покачал головой.

— Он ей не нравится, и она не хочет, чтобы ее трясли и простукивали. Сказать по правде, я сомневаюсь, что он способен хоть чем-то помочь.

Дочь кивнула, взяла его за руку и мягко сжала. В уголках ее глаз появились слезы, но она не позволила им пролиться.

Дни проходили очень спокойно, и погода осталась мягкой. Пару раз по вечерам Демельза смогла спуститься по лестнице, посидеть час-другой у камина в старой гостиной. Но с приходом Нового года даже это для нее стало слишком трудно.

А потом сильно похолодало, окна каждое утро покрывались узорами льда, и вода по ночам замерзала.

Росс стал большую часть времени проводить у постели жены, она тихо дремала, день и ночь сливались воедино. Временами Демельза оживала и немного разговаривала, но такое случалось все реже.

Поздним вечером в конце января Росс внезапно почувствовал, что жена открыла глаза и глядит на него.

— Может, каплю бренди, дорогая? — мягко спросил он.

Она смогла улыбнуться в ответ.

— Ты ведь знаешь, что я предпочту. Бокал портвейна. Это меня согреет.

Росс тихо засмеялся.

— Ты всегда была неравнодушна к портвейну. Рейчел припасла здесь бутылочку для тебя.

Он налил вино в небольшой бокал и приподнял Демельзу за плечи, чтобы та могла сесть и глотнуть.

Она со вздохом откинулась на подушки.

— Ах, как хорошо. И всегда напоминает мне наше первое Рождество после свадьбы. В Тренвите. Помнишь?

— Помню. Ты боялась идти.

— Я подумала... — она прикрыла глаза, словно ей не хватало духу закончить фразу.

— Несмотря на это, ты имела огромный успех, — напомнил Росс. — Первый среди многих твоих триумфов.

Демельза даже сумела рассмеяться, хотя смех тут же перешел в кашель.

— Несмотря на Рут Тренеглос, — выдохнула она, когда кашель закончился.

— Несмотря на нее, — засмеялся Росс вместе с ней.

На мгновение в глазах Демельзы вспыхнули прежние искорки.

— Как ты думаешь, грешно радоваться, что она так растолстела? Прямо как Пруди!

— Нет, совсем не грешно.

Демельза прикрыла глаза, и ему показалось, что она опять засыпает, но она начала что-то бормотать, и Росс разобрал слова песни — той, что Демельза пела в то самое Рождество. В первом куплете она даже смогла передать тень мелодии, со знакомой хрипотцой в голосе.

Сорву я розу для любви моей,

Тот дивный алый цвет, что бриз морской колеблет.

Как показать мне, что в душе моей,

И солнце ясное перед тобою меркнет.

Но ко второму куплету ее голос стал угасать и почти превратился в шепот.

Шип острый на стебле, коснешься — брызнет кровь,

И алою росой на листья каплет.

Шипов острей сердца разит любовь.

И лишь твоя любовь лекарством станет.

А потом, когда даже шепот стал ей не по силам, Росс взял ее за руку и нежно проговорил для нее последний куплет.

Прижму я палец раненый к губам,

Пока тепло их кровь не остановит.

Сочиться кровью суждено и двум сердцам,

Пока любовь навеки их не свяжет.

Песня кончилась, и он поцеловал ее пальцы, осторожно прикусывая большой. Демельза больше не открывала глаза.

Когда-то, давным-давно, он сидел вот здесь, у этой постели, и держал жену за руку, умоляя вернуться к нему. Но сегодня она не вернется.

Ранним утром она задышала медленнее и неглубоко, паузы между вдохами становились длиннее и длиннее, пока дыхание не затихло.

Росс сидел рядом с ней до тех пор, пока сквозь шторы не начал просачиваться серый утренний свет. Он задул свечу, с трудом встал и пошел вниз по лестнице, в старую гостиную. Он опустился в свое любимое кресло напротив опустевшего кресла-качалки Демельзы и потянулся за трубкой.

Было холодно, и огонь в очаге погас. Дом затих — никто из прислуги еще не начал суетиться. Старые часы на каминной полке тикали, отстукивая секунды — часы, купленные в те давние времена, когда Уил-Грейс наконец начала отдавать свое богатство, на замену тем, что пришлось продать в черные дни, когда затея с «Карнморской медной компанией» закончилась крахом и они были на грани банкротства.

Как много поворотов у судьбы...

Он сидел в кресле, и время словно замкнулось и повернуло вспять, и годы таяли как утренний иней. Дни, когда подрастали внуки, времена неспокойной юности их с Демельзой детей — Джереми, Клоуэнс и Изабеллы-Роуз. И когда за этим столом весело собирались друзья, высокородные и не очень.

Время, когда биение их любви замирало на миг, а потом опять возвращалось, чуть иное, но всегда постоянное. Переброженное пиво в бочке выбивает крышку и разливается по полу...

Наверное, уже пора завтракать? А где Демельза? Из кухни, где обычно она напевает утром, дожидаясь, когда закипит чайник, и готовя утренний чай, не слышно ни звука.

Где-то в уголке сознания мелькнула смутная мысль — Демельзы нет...

Значит, нужно скорее оседлать Брюнетку и ехать за ней. Кажется, лодыжка стала немного получше — она не беспокоила Росса, пока он спешил в конюшню, захватив по пути старую треуголку.

Брюнетка обрадовалась поездке и галопом поскакала по краю утеса в солнечном свете, копыта едва касались земли. А вот и Демельза, идет по дороге к Солу, ветер треплет и путает ее кудри. За ней лениво тащится Гаррик, глупо свесив длинный красный язык.

— Демельза! — позвал Росс, догоняя жену.

Она обернулась и рассмеялась, он так любил этот заливистый и заразительный смех. Он протянул руку, Демельза ее приняла, легко, как перышко, взлетела в седло перед ним. Они поскакали дальше по краю утеса, и солнце плясало в сверкающих водах бухты Нампара.

Их похоронили вместе, в тихом уголке церковного кладбища в Соле, в тени раскидистого куста боярышника, рядом с могилами родителей Росса и маленькой дочери, которую они потеряли много лет назад. После смерти Росс сбросил тот титул, что всегда жал ему в плечах, и принял другой, который всегда его радовал.

Капитан Росс Веннор Полдарк

и его возлюбленная жена Демельза

1760-1838

1770-1838

Что предопределено любовью,

того нельзя отринуть иль презреть.

Перевод группы «Исторический роман», 2019 год.

Над переводом работали: liudmila511, nvs1408, djey36, Lenchik, gojungle, Arecnaz, TuzBuben, Agnishka, Elliadriar, zloyzebr и Oigene.

Домашняя страница группы ВКонтакте:

Подписывайтесь на нашу группу ВКонтакте!

Помощь группе:

Яндекс Деньги

410011291967296

WebMoney

рубли – R142755149665

доллары – Z309821822002

евро – E103339877377

PayPal, VISA, MASTERCARD идр.: