Существовало не так много мест, где можно было переправиться через Теймар, держа путь из Корнуолла, если не углубиться далеко к северу. Джейсон выбрал старый каменный мост близ Лонсестона. Приятно было скакать верхом по живописным, утопающим в зелени окрестностям Девона, чувствуя солнечное тепло на плечах, с вольным духом странствий в сердце.

Ему удалось сбыть лошадь и седло Джаррода цыганам, с которыми он повстречался возле Лифтона — он не получил хорошую цену, но ему нужен был покупатель, который не станет задавать слишком много неудобных вопросов.

По крайней мере, теперь пригоршня гиней ободряюще позвякивала у него в кармане — достаточно для нескольких недель с сытным ужином и комфортным ночлегом в тавернах поприличней. Но осторожный внутренний голос советовал ему быть экономным. Ныне жизнь джентльмена с большой дороги уже не та, что прежде. Пожива скудна, а риск высок.

С развитием сети платных дорог возникла необходимость содержать их в приличном состоянии, что, в свою очередь, способствовало строительству более быстрых дилижансов — и даже если они не проносились мимо слишком быстро, так что невозможно остановить, не исключено, что кучер вооружен новомодным капсюльным пистолетом.

Однако и частные экипажи вряд ли стоили риска, сумей Джейсон остановить один из них. В наши дни люди редко носили с собой много наличных — для перевода денег они предпочитали пользоваться проклятыми банками. Даже если они и таскали наличные с собой, то чаще всего банкноты, а не золото, а банкноты довольно легко отследить.

К счастью, не так уж сложно найти место, где он мог бы остаться на пару ночей, не платя за кров и еду, да в добавок еще и порезвиться на уютном сеновале со смазливой сельской девкой — а то и с фермерской женой, если бы муж ее очень кстати оказался вдали от дома.

А если бы не выгорело с этими маленькими развлечениями, в такие теплые летние ночи можно поспать и под звездами. Джейсон держался преимущественно в стороне от главных дорог и больших деревень, будучи слишком известным в определенных кругах — не хотелось подвергать себя риску, привлекая излишнее внимание.

Из-за такого извилистого пути ему потребовался почти месяц, чтобы добраться до Бедминистер-Дауна, откуда он увидел расположенный за рекой Эйвон суетливый Бристоль, с его оживленными доками и разросшимися трущобами.

Где-то там его жена и двое замечательных сыновей. Однако прошло добрых пять лет со времени их последней встречи — и он не особо рассчитывал на радушный прием. Кроме того, чтобы отыскать их среди такого скопища людей, требовалось время, а между тем он рисковал столкнуться со своими кредиторами. А Джейсон не горел желанием окончить дни в долговой тюрьме.

Не обошлось без уколов совести, когда он свернул в сторону, но другого выхода не было.

В сентябре еще стояли теплые деньки. Джейсон какое-то время брел по живописным холмам к северу от Бристоля, пока не добрался до приятной сельской местности между Тьюксбери и Вустером.

Он не очень хорошо знал эти места, так что пришлось немного разведать обстановку, выясняя, какие маршруты пролегают подальше от оживленных дорог и где расположены наиболее уединенные постоялые дворы.

Пару раз он пытался приударить за миловидными фермерскими женами, но либо женщины в этой местности были не столь раскрепощенными, как на юге и западе, либо он начал терять сноровку. Его не покидало неприятное ощущение, что скорее имеет место последнее — возможно, не стоило приближаться к Бристолю, чтобы не будить воспоминаний о жене, которую он совершенно незаслуженно предал.

Но лето не могло длиться вечно. И как бы ни были красивы пейзажи с одевающимися в осенний наряд деревьями, они не компенсировали холод ночей, когда сон под кустом означает промокшую одежду или неустроенность дешевых меблированных комнат, где клопам обеспечен лучший рацион, чем постояльцу.

Он подумывал даже, не вломиться ли в какой дом, но не смог заставить себя опуститься до такого. Может, настало время подыскать себе пристойную работу.

Но затем — а он всегда верил, что это рано или поздно случится — ему выпала удача. На повороте дороги где-то недалеко от Уодборо Джейсон наткнулся на небольшую карету, одним колесом застрявшую в канаве.

Кучер настолько увлекся, пытаясь заставить испуганных и непослушных лошадей тянуть одновременно, что и не заметил приближения Джейсона.

И тут кучер заметил наставленное на него дуло. Невольно взгляд его метнулся к собственному пистолету, который он необдуманно бросил в экипаже.

Джейсон помотал головой:

— Даже не пытайся, если тебе дорога жизнь. — Он подвел лошадь поближе и подобрал пистолет. — Окажи-ка любезность, открой дверцу.

Видно было, что бедняга не особо-то спешит подчиниться, но обитатель кареты оказался более покладист и сам распахнул дверцу.

— Леппинг, ну что там еще? — проворчал он раздраженно. — Я должен быть в… Ох…

— Добрый день, — приветствовал его Джейсон с деланной учтивостью, к которой всегда прибегал — отчасти, чтобы разрядить напряжение, которое могло толкнуть некоторых его жертв на необдуманные поступки, а отчасти из-за того, что ему нравилось быть именно Джентльменом с большой дороги.

— Что за... Это возмутительно. Как ты смеешь? Леппинг, как ты мог это допустить?

— Простите, сэр, — робко пытался оправдаться несчастный кучер, — я как раз управлялся с лошадьми, и…

— Я не желаю слушать твои отговорки. Как только мы доберемся до Сайренсестера, я вышвырну тебя без рекомендаций.

Джейсон взирал на пассажира экипажа с откровенной неприязнью. Одинаковый в высоту и ширину коротышка с длинным красным носом на румяном лице, что свидетельствовало о неумеренной страсти к еде и портвейну.

— Леппинг, вы определенно сделали все возможное, — любезно заметил он неудачливому кучеру. — А теперь, сэр, передайте свой кошелек.

— Я не стану этого делать, — вскипел толстяк. — Это возмутительно.

Джейсон вздохнул и устало покачал головой, словно устраивал выговор непослушному чаду.

— Другого варианта предложить вам не могу.

Он угрожающе помахал пистолетом.

— Негодяй. Отнимать у порядочных людей с трудом заработанные деньги. Так вот, прямо скажу, тебе меня не запугать...

Джейсон быстро оценил обстановку. Средь бела дня он стоял на незнакомой дороге, и беда могла нагрянуть неожиданно из-за поворота, как возник здесь он сам.

Но с другой стороны, частный экипаж и роскошная одежда толстяка как минимум обещали неплохую поживу, а ведь наличные средства подходили к концу.

И Джейсон принял решение.

— У меня нет на это времени. — И выстрелил в экипаж. Пуля вошла в спинку сиденья, как он и хотел, на парочку ладоней от плеча толстяка, который тут же взвизгнул, будто пуля угодила в него.

Наконец это возымело действие. Повозившись в пальто, толстяк вытащил коричневую кожаную сумку и протянул Джейсону.

— Леппинг, будь добр. — Джейсон жестом велел кучеру передать ему сумку. Он сразу ощутил ее приятную тяжесть и потряс. Внутри звякнуло. Джейсон перебросил сумку через седло и отвесил обоим издевательский поклон.

— Благодарю, джентльмены. Доброго вам денька.

Он радовался чуть ли не в голос, пока уезжал восвояси.

Как и отец, он свято верил в свое везенье и неоднократно убеждался в этом, не теряя оптимизма. Достаточно вспомнить тот последний дерзкий налет на французское судно много лет назад.

Первой удачей стал тот куттер, возвращавшийся из Америки и нагруженный всевозможными товарами, которые легко продать. Вторая удача их настигла после встречи с французским фрегатом, когда их собственный корабль, «Адольфус», сумел смыться и исчезнуть в тумане.

И пусть самого его схватили и заперли в вонючем рыбном подвале, отец пришел вызволить его из беды, и Джейсон прекрасно знал о том, что непременно вызволит. С победой они поехали домой вместе с богатым трофеем, и в самое время, потому что, когда война закончилась, подобная авантюра стала считаться противозаконной.

Само собой, у его отца...

Что-то ударило в левую руку чуть выше локтя. Камень что ли? Но кто его метнул? А когда Джейсон приподнял руку, то заметил на рукаве дыру и кровь.

Он оглянулся через плечо и обнаружил посреди дороги кучера, перезаряжающего ружье. Сейчас не время медлить и восхищаться меткостью выстрела с такого расстояния — неужто с четырехсот ярдов?

Подстегивая лошадь, он помчался прочь, матеря мешающие увернуться высокие кусты.

Джейсон проскакал не меньше мили, когда наконец добрался до перекрестка. Со вздохом облегчения повернул налево — по каким-то непонятным причинам преследователи всегда поворачивают направо. Галопом проскакал еще с пару миль, сделав несколько поворотов, чтобы как можно дальше оторваться от преследования.

Стало жарко; пчелы жужжали над головой, его мучила нестерпимая жажда. Первоначальное онемение в руке прошло, и стало больно, но кровотечение в ране хотя бы замедлилось. Похоже, всего лишь глубокая царапина, пуля повредила мышцу, но не кость.

Надо поскорее где-нибудь остановиться, по возможности перевязать рану. Лучше сарай какой-нибудь — с такой подозрительной раной Джейсону не хотелось заходить на постоялый двор или даже в сельский дом. Можно передохнуть одну ночь, а наутро ему полегчает.

Теперь у него есть деньги, целая куча денег. Когда он засунул руку в сумку, то обнаружил там золотые соверены. Рана — всего лишь неудобство, он молод и здоров, так что скоро поправится.

Когда стемнело, он нашел то, что нужно — просторный сарай, на отшибе и тихий. Поодаль, на холме, он различил дымок — скорее всего, из дымохода сельского дома. Но до рассвета никто сюда не явится.

Джейсон сполз с седла, застонав от боли в руке. У сарая обнаружились водокачка и корыто. Джейсон снял сюртук с рубашкой и осмотрел рану. И впрямь не такая уж серьезная.

Он оторвал кусок от рукава, чтобы промыть рану. Тяжело управляться с водокачкой одной рукой, но у него получилось. Смочив тряпицу, он смыл кровь, затем отжал воду и приложил к ране, закрепив повязку другим оторванным рукавом.

Лошадь побрела к нему, чтобы попить из корыта, Джейсон тоже напился и умылся. В кармане оставалось немного хлеба и сыра от последней трапезы — к счастью, он не слишком проголодался. Он взял сумку, перекинул через плечо и пошел осмотреть сарай.

После недавнего сенокоса там лежала куча свежего сена, можно прекрасно выспаться. На гвозде за дверью висела старая молескиновая куртка — местами заношенная и немного потрепанная, но вполне заменит порванную.

Теперь у него куча денег — завтра он заедет в ближайший город и купит себе новый и крепкий сюртук самого модного покроя. И новую пару сапог — старые совсем износились.

Он завел лошадь внутрь и закрыл дверь, а затем с удобством завалился спать. Хорошо, что в итоге все обошлось.

Его разбудили звуки во дворе, цокот лошадиных копыт. Кто-то дернул дверь сарая, и внутрь проник солнечный свет, ослепив Джейсона. Он проспал дольше, чем намеревался.

Он с трудом уселся, но, забыв о ранении, оперся на больную руку. Руку пронзила резкая боль, и перед глазами все поплыло. Когда волна головокружения схлынула, Джейсон увидел перед собой троих мужчин с пистолетами.

— Подымайся.

Он мгновенно оценил свои шансы выхватить собственный пистолет и другой, который стащил у того проклятого меткого кучера. Но сейчас явно не самый подходящий момент. С тремя он не справится.

Нет, он повременит и дождется подходящего случая. Кроме того, даже если случится наихудшее, в нынешнее время его не повесят за ограбление.

Однажды, много лет назад, он видел, как вешают человека, и зрелище было не из приятных. Самая позорная смерть, как бы ни бахвалился приговоренный, когда его ведут на виселицу. Висельник задыхается, лицо багровеет, язык вываливается, он сучит ногами так, словно пытается сбежать. И чаще всего, как слышал Джейсон, кишечник с вонью опорожняется.

Нет, это такого с ним не случится, поразмыслил он, встал и осторожно поднял руки. Надо попытаться удрать: воспользоваться любой небрежностью охраны или подкупить кого-нибудь. Как жаль, что нет старины Джаррода, он бы помог выбраться из такой передряги.

А теперь его приговорят к отправке в колонии.

Глубоко вздохнув, Джейсон остановился в дверном проеме и огляделся. Заканчивался великолепный сентябрь, солнце омывало золотом поля, с которых собрали урожай, небо как никогда насыщенного голубого цвета.

Однако на носу зима. Может, провести пару недель в теплой камере не так уж и скверно. Только вот обидно терять добычу, все эти чудные золотые соверены. Но, в конце концов, как пришли, так и ушли.

— Ладно-ладно, — проворчал он, когда один мужчина подтолкнул его к телеге, которую явно пригнали сюда специально, чтобы отвести его в тюрьму. — Спокойно, ладно? Я ведь не пытаюсь сбежать, мне руку подстрелили.

Высылка в колонии. А не так уж и плохо. Смышленый человек и там найдет возможности. Австралия. Он слышал от моряков в Бристоле, что это отличная страна, где всегда солнечно. Ему бы как раз подошло.

Лишь бы тот глупый толстяк из экипажа не начал блеять в суде, что Джейсон пытался его убить. Если бы хотел убить, то уж точно не промахнулся бы. На суде это точно поймут.

Нет, за такое его точно не осудят.

Он лег в телегу, прикрыл глаза и подставил лицо солнцу. Ну что, Австралия? Похоже, не так уж и плохо для него складываются обстоятельства.

Демельза была потрясена несчастным случаем больше, чем она призналась даже Россу. Но он знал ее достаточно хорошо, он не нуждался в словах, и больно было видеть ее такой потухшей.

Росс скучал по ее шагам, когда она бесцельно склонялась по дому, скучал по песням, которые она постоянно мурлыкала. Даже Гарри и Рейчел не подняли ей настроение, когда вернулись из Италии.

Несколько раз упоминали про визит к Верити, но почему-то не получалось ее навестить. А в последнюю неделю октября пришло письмо.

Росс пошел с Гарри к фарфоровому карьеру на юге долины Нампара. За последние годы Росс очень сблизился с сыном. Когда они с Демельзой приняли решение отправить мальчика в Оксфорд, Росс боялся, что тот впоследствии откажется возвращаться домой.

Но Гарри страстно любил Корнуолл, и горное дело было у него в крови, как и у отца. Он просто обожал возиться под землей с Билли Нэнфаном или Марком Картером, чуть ли не разнюхивать вероятные следы меди или олова. С подростковых лет у него появилось чутье к нахождению стоящих жил.

Именно так, отыскивая новую оловянную жилу, они обнаружили фарфоровую глину. Своего рода разложившийся гранит, который местные называют турмалиновым, эту глину добывают в избытке на юге графства, в районе Сент-Остелла, уже больше восьмидесяти лет. Здесь, на севере, она встречается редко, но немного обнаружили на Бодминской пустоши.

Во времена отца Росса глину обнаружили на Уил-Грейс, но тогда ее считали бесполезной или по дешевке продавали на кирпичи. А потом аптекарь по фамилии Кукворти нашел ей применение для изготовления тонкого фарфора, не уступающего китайскому, и внезапно спрос на глину резко возрос, как и цена. Без примесей и шелковистую на ощупь, ее называли белым золотом.

В отличие от меди и олова, добываемых на Уил-Лежер глубоко под землей, глину извлекали поверхностным методом. Выкапывали огромную круглую яму на глубину пятнадцать саженей. Выше ямы с ручейка Меллинджи к сероватому камню сбегала канавка, и вода превращалась по пути в глинистый раствор, который вытекал в отстойники пониже, где очищался от лишней слюды и песка, а затем его высушивали, получая фарфоровую глину.

Отец с сыном стояли у края ямы, наблюдая за деятельностью внизу. Вереницы работников взбирались по выбитым в склоне ступенькам и несли частично просушенные пласты, чтобы высушить их до конца на поверхности.

— Это почти последний из летнего сбора, — сообщил Гарри. — Эти поддоны мы заполнили в июле.

Росс кивнул.

— Как считаешь, на какую глубину еще надо опуститься?

— Еще чуть-чуть. Некоторые слои в Сент-Остелле глубже пятнадцати саженей. Проблема состоит в накоплении пустой породы. На каждую тонну чистой глины приходится по пять и более тонн породы. Я подумывал сбросить часть в старые выработки, но это не совсем практично.

Росс бросил взгляд на растущие бледные отвалы неподалеку от ямы.

— Что ж, места вполне хватит — почва здесь не годится для земледелия. Жаль, что ничего не вырастет, даже трава. Но хотя бы это место скрыто от дома деревьями. Сколько рабочих останется на зиму?

— Все мужчины и большинство женщин. Я подумываю установить вон там конный ворот, — он указал на дальнюю сторону ямы. — Когда копнем поглубже, поднимать бруски станет тяжелее. С помощью ведра и каната работа пойдет быстрее. И когда яма расширится, остальных мужчин направим на другой промывочный желоб, увеличив производство.

Росс замолчал. Когда-то он вел похожую беседу со старшим сыном о шахте Уил-Лежер. В то время высокий, широкоплечий молодой человек, стоящий сейчас рядом, был смышленым буйным карапузом, и Росс поделился с Демельзой опасениями, что никогда не сблизится с ним так, как с Джереми.

Однако вышло почти наоборот. Пока рос Джереми, Росс в основном отсутствовал дома. К своим обязанностям члена парламента он относился с большей добросовестностью, нежели большинство его коллег, часто уезжал в Лондон или за границу с какой-либо миссией.

Но он подал в отставку, когда Гарри было всего пять, поэтому стал проводить больше времени с семьей. Росс посадил сына на первую лошадь и учил ездить верхом, грести и править лодкой, рыбачить и метко стрелять.

А Гарри с материнской лучистой улыбкой и простыми, но своеобразными манерами мог очаровать кого угодно.

— Мне надо кое-что с тобой обсудить, — начал Росс.

Гарри пристально на него посмотрел, ощутив серьезность в голосе.

— Что обсудить, папа?

Росс поднял взгляд на небо, где дрозд-деряба распевал флейтовые рулады.

— Слышал о целевом фонде, который я учредил из наследства старика Хьюберта Тренкрома?

— Тот, который оплачивает богадельню в Соле? Слышал, конечно.

Росс кивнул.

— У меня появилась идея назначить тебя и Джеффри Чарльза попечителями вместе со мной. Я уже давно подумываю о том, чтобы... обеспечить преемственность, — улыбнулся он. — Пора бы доказать, что деньги, которые я посылал тебе в Оксфорд, потрачены не зря.

Гарри принужденно рассмеялся.

— Ну что ж, если ты считаешь, что у меня получится, то я должен радоваться. Шахта и карьер работают прекрасно и почти не нуждаются в моей помощи, и я не прочь принести пользу в чем-нибудь другом.

— В этом ты точно принесешь пользу, если бы я считал иначе, то не стал бы и предлагать. — Росс повернулся, и оба двинулись обратно через рощу, которая закрывала дом от глиняного карьера. — Когда мы ездили в Лондон, я беседовал с тетушкой Кэролайн о ее планах на Киллуоррен. Пока рано загадывать, и твоей матери я пока не рассказывал — разговор о Кэролайн ее расстраивает, а переживаний за последнее время ей и так хватило.

Гарри кивнул.

— Ты уже говорил с...

— Капитан Росс, капитан Росс... — окликнула их экономка Бетси Мартин, спешащая к ним по склону.

— В чем дело? — прямо спросил Росс, заметив тревогу на широком лице.

— Хозяйка...

— Что?!

Росс перешел на быстрый шаг, ругая на ходу хромую лодыжку. Гарри добежал до дома раньше него, и Росс увидел, как сын беспомощно стоит в дверях старой гостиной. Демельза сидела у стола, голова покоилась на руках, худая фигура зашлась в рыданиях.

— Любовь моя... — он нежно дотронулся до ее плеча. — Что такое?

Не поднимая голову, она отдала ему письмо, которое сжимала в кулаке. Росс быстро пробежал его глазами. Писала Тамасин, жена Эндрю Блейми. У Верити снова случился приступ, и она умерла еще до прихода доктора.

— Мы должны были поехать к ней, — всхлипнула Демельза, — это не так уж далеко, да и дороги хорошие. Быстро бы добрались. Всегда ведь ездили без проблем. А сейчас сможем приехать только на ее похороны.

Росс тяжело опустился на соседний стул и потер глаза рукой... Верити... милая малышка Верити... Его дорогая кузина... Верити, которая поддержала его в те мрачные первые месяцы, когда, вернувшись из Америки, он обнаружил весь свой мир лежащим в руинах. Верити, которая помогла Демельзе освоиться в роли супруги мелкопоместного дворянина.

Верити, чья собственная романтическая история зарождалась прямо здесь, в этой самой гостиной, — роман, который позже нанесет болезненный удар его собственному браку и почти полностью разрушит его дружбу с кузеном Фрэнсисом.

Верити...

Демельза, все еще не поднимая головы, протянула ему руку, и ее длинные тонкие пальцы сплелись с его пальцами.

Что ж, мы все стареем, думал Росс, глядя на мерцающее пламя в камине. Верити ведь была всего на пару лет старше меня? Вот она, цена за прожитые годы — мы теряем тех, кого любим.

Кого-то, правда, мы потеряли уже много лет назад — Джереми и малышку Джулию, их чудесного первенца. Фрэнсиса, так глупо утонувшего во время азартной охоты на медные месторождения. И Элизабет.

И однажды неизбежно наступит день, когда один из них — он или Демельза — один из них уйдет, оставив другого в одиночестве.

Росс ощутил горячий ком в горле, перехвативший дыхание. Эгоистично ли надеяться, что, будучи лет на десять старше жены, он, как и положено, уйдет первым?

Входить в дом, понимая, что ее там нет, просыпаться одному в их постели, зная, что весь день не услышишь звука ее голоса, не кинешь мимолетный взгляд на худое плечо, перед тем как она исчезнет за дверью, не сможешь понаблюдать из окна, как она нежно ухаживает за садом...

Он даже думать об этом не хотел.

Похороны были мрачные. Ветер гнал по небу серые штормовые тучи, а ледяной дождь, казалось, хлестал со всех сторон сразу. Даже укрывшись под зонтиком, Демельза чувствовала, стоя там, у могилы, как холод и сырость пробирают ее до костей, и к возвращению домой она совершенно продрогла.

В гостиной всех ждал добрый камин с отборным кардиффским углем, а у Бетси Мартин был готов для них горячий суп. После похорон Гарри и Рейчел остались на ужин. За столом все сидели почти в тишине — ни у кого не хватало духу начать беседу.

Демельза рано легла спать, а Росс остался в гостиной, пообщаться с Гарри и Рейчел, пока те не отправились обратно в сторожку, которую превратили в уютное жилье. Потом он уселся с трубкой в зубах, взирая на языки пламени и слушая дождь, тарабанящий в окно, и далекий шум моря.

Напротив тихонько покачивалось кресло-качалка, сооруженное для Демельзы ее младшим братом Дрейком. С недавних пор она стала подкладывать под спину подушку, повторяющую очертания ее тела.

Откинувшись в своем кресле, Росс прикрыл глаза. Итак, теперь он последний из старого поколения Полдарков. Верити... Они близко дружили с детства: она была для него больше, чем сестра — друг.

Старше их с Фрэнсисом только на два года, она опекала обоих по-матерински, предостерегала, чтобы они не прыгали через ручей Меллинджи, ругала, когда они взбирались на яблони, рыдала от ужаса, когда увидела, что оба карабкаются по утесам на пляже Хендрона.

И тихо сидела с ним на скалах у Дамсель-Пойнта, когда в десять лет ему невыносимо было находиться в доме, где умирала мать. Верити не сказала ни слова, пока Росс мужественно силился сдержать слезы.

Потом, в семнадцать, она так стремилась попасть на бал в Труро, а ее отец Чарльз хохотал от одной только мысли о крепкой малышке Верити, танцующей гавот, с ее-то унылым видом.

— Зачем ты туда ходишь, чтобы стоять в углу и глазеть на других? Пфф! — бездумно вопил он в своей жестокой манере. — Лучше дома сиди, больше пользы принесешь.

Но в итоге победа осталась за ней. Она вышла замуж за Эндрю Блейми наперекор семье и мнению общества и прожила много счастливых лет с мужем в их славном доме во Флашинге.

А сын, хотя и доставил им проблем в юности, теперь стал капитаном пакетбота. В 1826 году Росс с Демельзой отправились с ним в Нью-Йорк, чтобы отпраздновать пятидесятую годовщину декларации независимости. Между делом Росса весьма впечатлило, каким уважением пользуется Эндрю среди матросов, не прибегая к привычным жестоким мерам воздействия.

Часы на каминной полке пробили одиннадцать, и Росс вытряхнул трубку, поставил заслонку перед камином, задул свечи. Прежде в такие зимние вечера, когда ветер дул с северо-востока, они поддерживали огонь в очаге гостиной всю ночь напролет, но не в спальне, потому что ветер попросту задует дым обратно в дымоход.

Но с этой проблемой Росс разобрался уже с десяток лет назад, когда они начали строительство нового крыла дома с роскошной парадной дверью, которой редко пользовались, светлой гостиной и просторной столовой только для гостей, широкой главной лестницей и дополнительными спальнями наверху.

Сейчас он поднимался по узкой задней лестнице с привычным скрипом — в комнату, где спал всегда, сколько себя помнил, в спальню, которую делил с Демельзой почти пятьдесят лет.

Она почти уснула и дышала с легким хрипом. Демельза редко простужалась, но похоже, на сей раз заболела.

Раздевшись и натянув холщовую ночную сорочку, Росс осторожно, чтобы не разбудить жену, пробрался в кровать, откинулся на подушки и лениво намотал на палец ее длинную седую прядь.

Да, печально потерять Верити, но она прожила счастливую жизнь. И именно Демельза изменила ее судьбу, свела с Блейми. Демельза знала ее без году неделю, однако же поняла ее сердце гораздо лучше, нежели сам Росс, знавший ее всю жизнь.

Именно Демельза настаивала, что любовь важнее всего на свете, важнее медных шахт, семьи и всех мерзких сплетен вместе взятых. И она оказалась права, как, впрочем, и всегда, ведомая внутренним чутьем, которое Росс редко понимал, но научился доверять.

Были в его жизни времена, когда он держался за каждый момент счастья и при этом боялся, что оно мимолетно и может навсегда исчезнуть. Вполне возможно, боязнь возникла из-за смерти матери в том возрасте, когда утрата ощущается особенно остро, а вслед за этим через год последовала кончина младшего брата.

И похоже, этот страх оправдался, когда он вернулся домой после военных похождений и обнаружил, что любимая Элизабет бросила его ради кузена.

Однако уже много лет назад Росс пришел к пониманию, что счастье всегда находилось рядом с ним, только руку протяни. Случайная встреча на ярмарке в Редрате каким-то неведомым образом подтолкнула его спасти уличную замарашку и ее чумазого пса и привезти обоих домой в Нампару.

Зачем тогда зацикливаться на утраченном? У него есть дом, жена, дети, внуки. Он жив, у него есть будущее. Гарри и Рейчел нынче вечером доверили тайну, надежду — совсем скоро станет точно известно — и радость от этого события поможет сгладить печаль.

Завтра он расскажет об этом Демельзе — к тому времени она уже сможет разделить эту радость. Росс улыбался, глядя, как она спит подле него.

— Доброй ночи, любовь моя, — пробормотал он, подтягивая одеяло на плечи.