Прежде такая цветущая Демельза вела теперь отчаянную борьбу с лихорадкой. Даже к Рождеству она все еще кашляла и ощущала упадок сил. Ей не очень-то хотелось обращаться к доктору — вот если бы Дуайт был здесь, она бы ни секунды не сомневалась.

Но Росс решительно отмел ее возражения, и в конце концов она согласилась вызвать доктора Лиддикоута, который недавно открыл практику в Сент-Агнесс. Она позволила себя осмотреть и даже проглотила несколько противных микстур.

По сложившейся традиции Полдарки из Нампары, Полдарки из Тренвита и Энисы из Киллуоррена по очереди устраивали рождественские приемы для соседей. В последние годы к ним присоединились Харриет и Рейчел из Фернмора, и вечера получались даже более веселыми.

В 1836 году эта приятная обязанность выпала Полдаркам из Тренвита.

Конечно, будет не хватать Энисов. Но статная испанка Амадора, жена Джеффри Чарльза, была рачительной хозяйкой, преисполненной решимости сделать все, чтобы ее гости хорошо повеселились. Несколько недель без отдыха она выбирала рождественские пудинги и пикантные вина, и плела праздничные украшения из плюща и остролиста, розмарина, омелы и длинных алых лент.

В сочельник Росс с Демельзой приехали на двуколке вскоре после полудня, тогда как Гарри и Рейчел отправились из сторожки пешком — Рейчел настояла, что прогулка пойдет ей на пользу, и Демельза поддерживала ее в этом. Сама она вовсю разгуливала на протяжении всей беременности — а однажды пошла на отчаянный шаг, отправившись ловить рыбу на весельной лодке.

Стоял ясный прохладный день. Тонкие полосы облаков застыли в белесом небе, словно их небрежно смели метлой. Росс с Демельзой ехали по старой тропе по утесу вдоль моря.

Надвигалась буря. Каждая волна медленно перекатывалась, затем пенилась на гребне, напоминая короткие перья гаги, нарастала и нарастала, пока наконец не опрокидывалась, а зимнее солнце отбрасывало с десяток радуг из-за тумана, образующегося на сломе волны.

Когда они проезжали деревню Грамблер, из длинной трубы шахты Грамблер струился дымок, плясавший от порывов неугомонного ветра с моря.

Теперь вид в корне отличался от прежнего заброшенного пустыря, с тех пор как Джеффри Чарльз снова открыл шахту почти пятнадцать лет назад. Тогда это место полнилось ржавым металлом, выбитыми окнами, полуобвалившимися крышами и беспорядочно растущим вьюнком и кипреем.

На шахте Грамблер основывалось благосостояние многих поколений Полдарков, а также благополучие окружающих деревень до тех пор, пока Джордж Уорлегган не закрыл ее в 1788 году.

Средства на возрождение шахты поступили из неожиданного источника: старые государственные облигации, оставленные тетушкой Агатой. Хотя она часто говорила о них, никто, в том числе и Джеффри Чарльз, не думал, что бумаги имеют такую ценность. Он даже не вспомнил о них, когда навсегда вернулся в Корнуолл после увольнения из армии.

Облигации так и пролежали в банке, пока Джеффри Чарльз не явился туда за мелкой ссудой на ремонт кое-каких домов арендаторов в деревне Грамблер. При проверке его счетов обнаружились эти облигации, и сразу возник вопрос, сколько они теперь стоят.

Они так и пролежали нетронутыми свыше сотни лет: Чарльз Вивиан, отец тетушки Агаты, завещал их дочери после смерти, и каждый год на облигации начислялось по три процента. В итоге сумма получилась внушительной.

Благодаря этим деньгам Джеффри Чарльзу удалось потихоньку выкупить акции шахты у банка Уорлегганов и установить новый усовершенствованный паровой насос, позволивший работать глубже и в полной мере обследовать перспективные залежи на уровне в восемьдесят саженей, где обнаружилась богатая медная жила, истощившаяся на уровне в шестьдесят саженей; та самая жила, на которую Джордж не обратил внимания, а предпочел закрыть шахту, чем позволить ей конкурировать с другими его горнодобывающими компаниями.

Для него это было взвешенное деловое решение, увеличивавшее норму прибыли. Меньшее количество меди на рынке позволяло поддерживать цены на руду, а закрытие шахты дало возможность снизить жалованье всем, кто отчаянно нуждался в работе. Для отца Джеффри Чарльза и деревни Грамблер это стало катастрофой.

Теперь шахта процветает, как и прилегающая к ней деревня. Дома отремонтированы, а народ в добром здравии, улыбается и машет рукой, когда мимо катится двуколка, подъезжая к воротам Тренвита.

У Росса всегда теплело на душе при возвращении в старый родовой дом. Построенный более трех столетий назад его предками, Тренвитами, дом стал свидетелем нескольких коренных перемен на глазах у Росса. Годы нужды, когда безответственность Фрэнсиса чуть не довела поместье до разорения, годы наносного лоска, когда дом находился в руках Джорджа Уорлеггана, годы вопиющего пренебрежения, когда Джордж совсем забросил его, пока Джеффри Чарльз не вернулся домой и не заявил на него права.

Шрамы пережитых лет почти стерлись с темно-золотистого камня и сводчатых окон. Как стерлись воспоминания о временах, когда его присутствие здесь было нежеланным и перед носом захлопывали дверь, а однажды даже вышвырнули в окно гостиной.

Когда они подъехали, широкая дубовая дверь распахнулась и Амадора с Джеффри Чарльзом вышли их поприветствовать в сопровождении славных детей: Хуаны, Карлы и юного Фрэнсиса.

— Давайте быстро в дом, — поторопила Амадора, взяв Демельзу за руку. — Боже, какой холодный ветер. Никак не могу к этому привыкнуть.

— Северное побережье гордится своей тусклой мрачностью, — донеслись слова Харриет. Она вышла из гостиной в зал, одетая в элегантную бордовую амазонку. Поцеловала сначала Демельзу, затем Росса. — Но в нем есть свое очарование, — добавила она, кокетливо покосившись на последнего.

— Особенно в последние годы, — ответил Росс в том же духе.

Демельза закатила глаза. Эта парочка уже долгие годы с удовольствием проводит время друг с другом. В каждом присутствуют определенная доля высокомерия, создающая взаимное притяжение. Но Демельза знала, что оба не придавали этому значения — ну, в основном не придавали.

Все перешли в гостиную, где за каминной решеткой потрескивал огонь, и устроились в креслах и на кушетках, лакей принес на подносе чай для дам. Джеффри Чарльз налил Россу и Гарри бренди.

— Ты приехала верхом? — спросила Демельза у Харриет.

— Да. Ох, знаю, тут идти всего ничего, можно и пешком, но Паше нужно размяться, так что я двинулась окружным путем. После Рождества, наверное, поеду на охоту. Если погода не испортится, будет отличная гонка.

Рейчел вытянула ноги к огню, Амадора тут же велела сыну принести ей подставку для ног.

— Ах, благодарю, — улыбнулась Рейчел. — Так гораздо лучше.

— А Дрейк с Морвенной не приедут? — спросила Демельза у Джеффри Чарльза.

Тот покачал головой.

— Они проведут Рождество с Лавдей. Внуки на первом месте!

— Разумеется.

— Вчера я получила письмо от Урсулы, — сообщила Рейчел матери. — Она передает наилучшие пожелания.

— Как мило, — сухо ответила Харриет. — Надеюсь, в ответ ты передала ей мои ответные.

Рейчел расхохоталась.

— А как же иначе, мама.

— Я тоже получила письмо от Беллы, — заговорила Демельза. — Они с Кристофером благополучно добрались до Нью-Йорка. У нее премьера в конце января в театре на Парк-Роу. Говорит, билеты уже распроданы на три недели вперед.

— А как Кьюби?

— У нее все хорошо. Проведет Рождество с Ноэль, которая к лету подарит нам правнука!

Посреди суматохи восклицаний и поздравлений Джеффри Чарльз тихо приблизился к Россу.

— Дядя Росс, не поднимешься со мной наверх? Мне надо кое-что тебе показать.

Росс вопросительно покосился на него, затем кивнул, они вышли в коридор и поднялись по главной лестнице. На первой площадке Джеффри Чарльз распахнул дверь, и Росс проследовал за ним в хорошо знакомую комнату. Кабинет его дядюшки Чарльза.

Он бывал здесь в детстве вместе с кузеном Фрэнсисом — просил денег в долг или объяснялся по поводу очередных хулиганских проделок. Комната не слишком просторная — у окна стоял письменный стол дядюшки Чарльза, где он дремал над счетными книгами, графин с портвейном под рукой, и храпящий спаниель у ног. Старое обшарпанное кресло стояло у камина, и у стены выстроились полки с книгами.

Всего один раз Росс заходил сюда в отрочестве: когда эту комнату запятнал своим присутствием Джордж Уорлегган. Но теперь все следы Джорджа исчезли. Росс огляделся и с улыбкой отметил возвращение кое-каких давних привычных деталей.

— Вижу, ты поставил обратно стол дядюшки Чарльза, — заметил Росс.

— Точно. Нашли его на чердаке, куда его выкинул мой отчим. И всего-то нужно было немного полировки. Хотя стулья новые.

— Понятно.

На стене над камином висел портрет дамы в голубом платье. Росса невольно потянуло к нему как магнитом.

— Харриет отдала его мне после кончины Джорджа, — уточнил Джеффри Чарльз. — Очень хорош, верно?

— Да. Она была… очень красивой.

Элизабет, его первая любовь. Одержимость ею преследовала его долгие годы, даже после ее смерти. Росс неотрывно смотрел на нежные безупречные черты, на тонкие белые руки, скромно сложенные на коленях.

Сколько же воспоминаний…

— Как думаешь, портрет похож? — спросил Джеффри Чарльз и подошел к Россу, чтобы взглянуть на портрет. В голосе даже послышались ноты благоговения — Джеффри Чарльз обожал мать. — Мне трудно вспомнить, ведь мне было всего пятнадцать, когда она скончалась.

— Сомневаюсь, что какой-либо портретист сумел бы в точности ее запечатлеть, — ответил Росс.

— Жаль, что отцовского портрета нет. — В голосе Джеффри Чарльза послышалась грусть. — Его я помню еще хуже, чем мать.

Росс заставил себя отвернуться от портрета и улыбнуться племяннику.

— В некотором смысле ты чрезвычайно похож на него.

— Правда?

— У тебя его глаза. И цвет волос — светлее, чем у большинства Полдарков. И некоторые его манеры, походка.

Джеффри Чарльз криво усмехнулся.

— Надеюсь, я не так глуп, как он.

— Глуп?

— Знаешь, я просматривал старые записи поместья. Деньги, которые так быстро ушли после смерти моего деда Чарльза. Такое могло случиться только из-за пристрастия к картам.

— Да, — признал Росс с неохотой. — Но не думай о нем только с такой стороны. Он был смышленым, самым смышленым среди нас в школе. А еще остроумным и отзывчивым...

— Наверное, тебе его очень не хватало, когда он умер.

— Нам всем его не хватало, — Росс глубоко и медленно вздохнул. Прошлое вдруг вихрем пронеслось мимо него — в этом доме, где столько всего случилось... — Такая огромная потеря.

Оба снова посмотрели на портрет.

— Мне вот что интересно... Порой я гадаю, зачем она вышла за Джорджа, — задумчиво произнес Джеффри Чарльз. — Из-за денег?

— Нет, конечно! — прервал его Росс и помотал головой. Джеффри Чарльз все-таки взрослый человек и заслуживает более исчерпывающего ответа. — Нет... Не из-за денег как таковых. По крайней мере, не думаю, что ее привлекло только огромное состояние Джорджа. Но... она находилась в очень трудном положении.

Давным-давно ему пришлось хорошенько над этим поразмыслить и в итоге смириться с малоприятной реальностью.

— Тебе известно о долгах — большую часть Фрэнсис задолжал Джорджу. И с закрытием Грамблера доход твоей матери стал совсем ничтожным. На руках у нее был ты, тетушка Агата и твои дед с бабкой, а также огромный дом, требующий вложений. Для молодой женщины это тяжкая ноша, к которой она оказалась совершенно неподготовленной. И помощи ей было неоткуда ждать — ни от дядюшки, ни от кузины. Я пытался ей немного помочь, но это крохи.

— Но почему Джордж? Почему именно он? — Джеффри Чарльз не скрывал презрения: он всегда недолюбливал отчима, с детства питал к нему неприязнь, и насколько знал Росс, они не общались друг с другом годами. — Ты же говорил, что она была очень красивой женщиной.

— И что? Думаешь, это помогло бы ей найти лучшую партию? Да, будь у нее возможность, она бы выбрала подходящего жениха. Но как? К тому моменту ее мать сильно хворала и не могла ее сопровождать в обществе. И к тому же здесь, в Корнуолле, особо не из кого выбирать. Вообще-то, я не припомню хотя бы одного подходящего жениха, готового взять в жены вдову с долгами и довеском, хотя и красавицу.

Он снова взглянул на портрет.

— Может, если бы она уехала в Лондон… Но без денег и родственников, с чьей помощью можно попасть в высшее общество, это было еще менее реально, нежели в Корнуолле. Так что, скорее всего, Джордж для нее оказался единственным вариантом. Определенно, именно он мог бы снять все проблемы с ее плеч и ради нее взять все на себя. И, конечно же, он обожал ее. — Росс мрачно усмехнулся. — А Джордж умеет убеждать и потому добивается желаемого.

Он глотнул бренди. Теперь все это звучало вполне здраво и логично. Но в тот вечер, когда Росс впервые услышал об их помолвке… Ярость затопила все разумные доводы. А уж последствия… С тех самых пор ему приходится с ними жить.

Росс кашлянул, отбросив воспоминания, и снова посмотрел на портрет.

— Я так понимаю, ты не портрет хотел мне показать, а что-то другое, верно? — спросил Росс.

Джеффри Чарльз прошел к столу, взял какой-то официальный документ и вручил его Россу.

— Поймали вашего разбойника.

Росс бросил на него пронзительный взгляд.

— Джейсона?

Джеффри Чарльз кивнул.

— Сведения поступили в министерство внутренних дел пару недель назад. Я попросил одного клерка сразу меня уведомить, как только о нем станет известно. Подумал, что не стоит об этом сообщать в присутствии дам, я ведь знаю, как это расстроит тетушку Демельзу.

— Благодарю. А где...

— В Першоре, в Вустершире. Он промышлял на дороге из Уодборо. К несчастью для него, кучер, на которого он напал, оказался старым воякой из 95-го полка и, соответственно, отличным стрелком. Кучер его ранил. Джейсон улизнул, но потом, похоже, стал блуждать по кругу и вернулся почти туда же, откуда сбежал. То ли заплутал из-за ранения, то ли просто заблудился, мы теперь не узнаем. Его обнаружили в усадьбе недалеко от места нападения и арестовали.

— Он предстанет перед судом?

— А потом его повесят. Двадцать седьмого октября.

Росс удивленно вскинул брови.

— Повесят? Ему не повезло, разбойников не вешают... уже больше двадцати лет.

— Скорее, больше тридцати. Но, очевидно, дело в том, что он стрелял в экипаж. Пострадавший — член городского совета и судья, и он настаивал на обвинении в покушении на убийство. Потребовал высшую меру.

Росс задумчиво покачал головой.

— Какой печальный конец. А ведь паренек мне нравился. Хотя неудивительно: я всегда боялся, что у его папаши на роду написано болтаться в петле. Честно скажу, что испытал облегчение, когда дурацкий несчастный случай отправил его на тот свет.

— Никогда его не видел, — сказал Джеффри Чарльз. — Однажды я навестил Клоуэнс в Пенрине, как раз перед Бельгией, но тогда он находился в море.

— Он был... интересной личностью, — пробормотал Росс. — Такие люди способны очаровать. Когда он хотел, то умело пользовался своим обаянием, однако оно казалось каким-то поверхностным и наносным. И опасным. Но только не для Клоуэнс, не для Джереми и даже не для Эндрю Блейми-младшего. Меня всегда беспокоило, что Стивен их во что-нибудь втянет.

Джеффри Чарльз замолчал. Давным-давно Джереми поведал ему тайну: как он с двумя приятелями вскрыл сейф дилижанса и украл круглую сумму денег. Случайно или нет, но Джереми ограбил его отчима Джорджа Уорлеггана.

Джеффри Чарльз с трудом верил, что этот порядочный и благовоспитанный юноша из хорошей семьи, сын любящих родителей, участвовал в подобном. Но под влиянием столь харизматичного молодого человека, как описал Росс? Все возможно.

Джереми так и не сказал, кем были двое других, но вполне вероятно, что один из них — и есть первый муж Клоуэнс.

Каким-то чудом их не раскрыли, иначе всех троих точно повесили бы. Для Росса и Демельзы такая потеря сына стала бы куда хуже, нежели его геройская гибель на поле боя при Ватерлоо, когда юношу повысил в звании сам Веллингтон.

Джеффри Чарльз взглянул на высокого, худого и седовласого человека, которого он всегда звал дядей, хотя на самом деле тот приходился ему двоюродным дядей. Джеффри Чарльз хранил тайну Джереми больше двадцати лет. Какой смысл рассказывать теперь...

Как обычно, Амадора устроила великолепный званый обед. Начали с изумительно испанского супа, наваристого и с макаронами в форме ракушек. Демельза пробовала макароны в Мадриде и Италии и они пришлись ей по вкусу, хотя она так и не отважилась приготовить сама.

Затем последовали очищенные креветки в салате из апельсинов и авокадо, которые прислали Амадоре кузены из Испании. После они насладились традиционно английскими блюдами: подали жареного гуся, откормленных голубей и филе баранины с овощами. Затем последовали сладкие пироги со взбитыми сливками и рождественский пудинг, изготовленный Амадорой по особому рецепту и щедро приправленный бренди, так что уже от одного кусочка кружилась голова.

За обедом гости больше настроились по достоинству оценить трапезу, нежели предаваться бессвязной беседе. Харриет рассмешила всех последними новостями о леди Констанс Бодруган, которая в возрасте семидесяти восьми лет на свою беду поехала на охоту и решила перепрыгнуть через барьер, в результате ей пришлось несколько недель провести в постели. Все это время, естественно, она ругалась как сапожник и доводила прислугу до белого каления.

По окончании трапезы заговорили о напряженной обстановке во Франции.

— Сейчас там вроде стало поспокойнее, — отозвался Джеффри Чарльз. — Народу нравится Луи-Филипп. Он гораздо умнее предшественников, готов пойти на уступки республиканцам.

— Допускаю, что в нем куда меньше самонадеянности и расточительности, чем у старого короля Карла, — поделился соображениями Росс. — Однако проблема никуда не делась. С одной стороны, ультрароялисты хотят посадить на трон Генриха де Шамбора, с другой — в народе растет возмущение. Нынешний режим расценивается как все более монархический, и положение рабочих ухудшается, поскольку богачи и дальше богатеют.

— О Господи, — вздохнула Харриет. — Надеюсь, мы не вернемся на двадцать лет назад.

Росс покачал головой.

— Сейчас там нет Наполеона, ожидающего своего часа. Если что и случится, то за пределы Франции не выйдет.

— Искренне на это надеюсь, — поддержал его Джеффри Чарльз. — Я слишком долго с ним сражался. Не хочется начинать все сызнова.

Его жена тепло рассмеялась.

— Что бы ты ни говорил, но по-моему, ты обожал армейскую службу.

Джеффри Чарльз улыбнулся.

— Да, по-своему любил. Само собой, страшно, когда погибает так много людей, в особенности близкие друзья. Но в каком-то смысле непосредственная близость к смерти помогает острее почувствовать жажду жизни. Помнишь тот день в Буссако, дядя Росс? Черт побери, клянусь, в том красном мундире, едва не лопнувшим в плечах, ты был похож на юного лейтенанта. Скакал по горам как кролик, надкусывал патроны и колол штыком.

Росс засмеялся.

— А ты поскользнулся на луже крови и чуть не грохнулся на того французика.

— И он попытался заколоть меня, а ты ударил его прикладом в лицо…

Тут он заметил, что глаза Демельзы гневно засверкали, и энтузиазм в его голосе поневоле резко поубавился.

— Видишь? Ты получал от этого удовольствие! — бросила она. — Чего стоят все твои пафосные речи о товариществе и понимании лучшей своей стороны. Для тебя все это просто забава — поскальзываться на крови и подставляться под штыки.

— Что ж, я…

— Тебе нужно было всего лишь наблюдать и держаться подальше. Но нет, ты ведь так не можешь. Чуть намечается что-то опасное, так тебе надо сразу ринуться в самую гущу. Ох, убить тебя мало!

— В таком случае, я мог бы участвовать в боевых действиях, чтобы моя гибель имела хоть какой-то смысл, ты согласна?

— Как всегда, у тебя на все готов ответ. Но лучше от этого не становится. — Демельза резко оттолкнулась и встала со стула. Другие дамы последовали ее примеру и вышли, оставив мужчин наедине с портвейном и бренди.

Джеффри Чарльз окинул Росса взглядом.

— Прости, если создал тебе проблемы, дядя Росс.

Росс холодно улыбнулся и покачал головой.

— Хорошо, что мы останемся здесь на Рождество. Дома бы мне пришлось ночевать в конюшне.

Поскольку Рождество — это неформальный семейный праздник, джентльмены довольно скоро присоединились к дамам. Когда Росс пересекал зал, Харриет спускалась с лестницы. Он улыбнулся ей, но в ответ получил осуждающий взгляд.

— Ты должен извиниться, — сказала она.

— Святые небеса! Да это случилось более двадцати лет назад, точнее, даже больше двадцати пяти лет. Это просто смешно.

— Это ведь Демельза. Дело не в твоих прошлых поступках, а что тебя это позабавило и ты не подумал о ее чувствах.

Росс со вздохом покачал головой.

— Ох, ну ладно, кажется, мне и впрямь стоит извиниться.

— Еще как.

Росс положил руку ей на плечо, наклонился и поцеловал сначала в лоб, затем в губы. Она приняла поцелуй, а потом отошла и похлопала его по щеке.

— Извинись.

Росс застыл и смотрел Харриет вслед, когда она вошла в гостиную. Эта элегантная дама разменяла шестой десяток, однако все еще имеет цветущий вид; волосы по-прежнему черны, а глаза блестят.

Между ними так и не исчезла искра физического влечения.

Порой Росс задавался вопросом, почему не стал добиваться большего, ведь большинство мужчин его положения в обществе давно бы это сделали. Росс точно знал, что прояви он решительность, то не встретил бы сопротивления.

Однако он никогда бы так не поступил. И проследовав за Харриет в гостиную, в лице сидящей там Демельзы получил ответ на свой вопрос.

Росс прошел к ней и сел рядом. Демельза хотела было встать, но Росс удержал ее за запястье. Он заметил, что остальные деликатно отошли, чтобы супруги наедине решили свои проблемы.

— Прости, любовь моя.

Демельза помолчала, а потом тихо произнесла:

— Ты тоже прости. Просто… иногда ты так безрассудно рискуешь жизнью. Как будто тебя не волнуют ни я, ни дети, ни дом.

— Да, признаюсь, может, иногда я безрассуден, но никогда не поступаю легкомысленно. А насчет того случая… Знаю, с моей стороны самонадеянно считать, что я и мое ружье представляем собой нечто большее, нежели крохотную щепку в масштабе войны. Но у многих мужчин, сражавшихся тогда, имелись жены и семьи; и ты думаешь, они любили их меньше? Более того, Джеффри Чарльз продолжал служить после женитьбы на Амадоре и даже вернулся в свой полк, чтобы драться при Ватерлоо. Думаешь, от этого он любил ее меньше?

Демельза повернула ладонь, и их пальцы сплелись.

— Наверное, с моей стороны эгоистично заботиться только о том, чтобы ты вернулся домой, когда многие не вернулись. Ужасное было время. Я понимаю, ты считал, что обязан внести свою лепту. Я просто рада, что все закончилось и мы мирно прожили столько лет.

Росс кивнул, поднес ее руку к губам и поцеловал пальцы, затем легонько куснул большой палец. Оба знали без слов, что в действительности кроется за всплеском ее эмоций: память об их сыне Джереми, который так и не вернулся домой целым и невредимым.

— Ну же, ведь сейчас Рождество, — подбадривал Росс. — Давай просто хорошо проведем время.

Зима выдалась очень холодной. В январе нескончаемо шел снег, а в феврале вдобавок начались метели. Застревали экипажи, сильно пострадали посевы, олени и крупный рогатый скот погибали из-за бескормицы, и даже в марте были настолько сильные заморозки, что ягнята гибли сразу после рождения.

Но когда апрель перешел в май, жизнь, как и полагается, вновь заявила о себе. Весна поспешила наверстать упущенное. Солнце день за днем светило в безоблачном небе, белый яблочный цвет сплошь покрыл деревья, луга засияли чистотелом, хохлатками и мириадами бабочек, а высоко над землей сладкозвучно парили жаворонки.

И как раз в период радостного пробуждения природы Рейчел родила здорового мальчика, с копной темных волос и громогласным голосом.

Его появление на свет взбодрило Демельзу, хворавшую с самого Рождества и не перестававшую кашлять. А когда май сменился июнем, она стала каждый день выходить в сад, горя желанием побыстрее устранить разрушительные последствия зимы: отрезать подмерзшие ветки роз, подвязать мальвы, проверить, нет ли слизней на гвоздике и герани.

Днем часто приходила Рейчел, и они вместе гуляли с ребенком. Садились под кроной сирени и ставили корзину с ребенком между собой. Крошечная ручонка крутила край одеяльца, крепко вцепившись в него, чтобы никто не предъявил на него права.

— Эти крохотные пальчики, — с любовью проговорила Демельза. — Я всегда обожала пальчики младенцев с их бесподобными ноготками. Ты уже решила, как его назовешь?

— Да... В общем, мы тут подумали… Хотя не уверены, — нерешительно отозвалась Рейчел. — Подумали насчет Джереми Джошуа. Но если вы предпочтете…

— Ох, как замечательно! — Демельза заплакала от счастья. — Лучше и не придумаешь. В честь дяди и прадеда.

— Думаете, Росс согласится?

— Даже не сомневаюсь, — заверила ее Демельза. — Но может, добавить третьим именем Веннор? Разумеется, если не посчитаешь его лишним.

Таким образом, крестины Джереми Джошуа Веннора Полдарка наметили на конец июня. Гарри и Рейчел решили нарушить традицию и провести их не в воскресенье, а в субботу.

— Ох, это обычай нашей семьи, — весело объяснила Рейчел Демельзе, когда та поинтересовалась. — Всех Годольфинов крестили в субботу. Спросите у мамы.

— Мне хотелось помочь, а она не позволила, — жаловалась Демельза мужу за ужином за неделю до важного дня. — Такое чувство, будто от меня отгородились.

— Перестань вмешиваться, свекровушка, — посоветовал Росс с шутливой улыбкой. — Это ее день.

— Согласна, но… Но с рождения малыша Джей-Джея прошло чуть больше месяца. Меня беспокоит, как бы она не перенапряглась.

— Она молодая и энергичная. — Росс с улыбкой намазывал масло на рогалик. — Как и ты в ее возрасте.

— Что ж, хотя бы не будет как на крестинах Джулии, — размышляла Демельза. — Когда в самый разгар праздника явился мой отец и все испортил.

— Ничего он не испортил, — хохотнул Росс. — Хотя вышло бы отличное зрелище, если бы Джон Тренеглос помахался с ним кулаками.

— Росс! — с укором воскликнула Демельза, однако тоже расхохоталась.

— Так вот, если бы такое случилось, — он проглотил ложку супа, — я бы поставил двадцать гиней на твоего отца.

Росс сумел ее отвлечь, и вскоре Демельза хохотала, вспомнив, как у тетушки Агаты ветром сдуло парик, а сиреневый чепчик чуть не унесло течением ручья.

— Как же она ругалась! Клянусь, я даже таких слов не слышала! Та еще была штучка, престарелая тетушка Агата!

Стояла чудесная погода. Люди говорили, что не припомнят лучшего июня, хотя несколько преувеличивали после долгой и суровой зимы. Двадцать четвертого июня в безоблачном небе светило солнце; бирюзово-голубое море было спокойно, белая кайма волн лениво прокатывалась по золотым пескам пляжа Хендрона.

Росс зачем-то настоял, чтобы Демельза надела платье из тафты цвета слоновой кости, купленное в Лондоне в прошлом году.

— Ох, нет, Росс, — стала возражать Демельза. — Это слишком вычурно для крестин.

— Это крестины нашего первого внука, будущего виконта Джереми Джошуа Веннора Полдарка. Именно поэтому ты должна нарядиться в лучшее платье.

Совсем скоро она поняла, что спорить с ним не имеет смысла. Вообще-то, в последние недели Росс вел себя странновато, прятал письма вместо того, чтобы открыть их за столом и прочитать вместе, как обычно; проводил время на кухне, болтая с Бетси Мартин.

Росс решил надеть свой лучший мундир и одну из купленных в Лондоне батистовых рубашек.

— Демельза, ты не видела мои золотые запонки? — позвал он из спальни.

— Они на комоде. — Демельза кинула беспокойный взгляд на часы. — Давай быстрее, а то опоздаем. Белла и Клоуэнс ушли десять минут назад.

— Там нет запонок, — донесся приглушенный голос Росса. — И времени еще достаточно. Пешком они будут добираться дольше нас, ведь мы поедем в двуколке.

— Как-то глупо брать двуколку на такое короткое расстояние, — проворчала она уже в который раз. — Вполне можно дойти пешком.

— Замараешь платье.

— Еще одна причина его не надевать.

— Но ты в нем очень красива. — Росс прошел в комнату, ладонью коснулся ее щеки и чмокнул в лоб. — В общем, я нашел запонки в кармане. Вот... помоги мне их застегнуть.

— Вот же ты... Сам же вечно говорил, что не любишь запонки. Вполне довольствуешься пуговицами.

— Они модные. Пусть я на пороге старческого маразма, но это не значит, что я должен одеваться как в восемнадцатом веке.

— Да когда ты вообще интересовался модой? — возразила Демельза. — По-моему, ты потихоньку выживаешь из ума. Вот. А теперь можешь идти и разыгрывать из себя денди!

Росс рассмеялся и обвил рукой ее за талию, когда они прошли к двери.

— Мы выглядим великолепно, как и подобает милорду и леди Полдарк.

— Египетский бог, у тебя и впрямь началось старческое слабоумие!

Как Росс и сказал, до церкви Сола они доехали всего за несколько минут. Завершив ремонт дома, Росс выровнял дорогу, засыпал колдобины и выбоины толстым слоем ненужного песка и щебня с Уил-Грейс. Теперь даже во время зимних ливней можно было проехать на экипаже. Тогда же он и купил двуколку.

Они проехали мимо тисовой живой изгороди церковного кладбища, и Демельза изумленно ахнула.

— Сколько народу! Вся округа собралась!

Церковь обступили шахтеры с семьями из прилегающих деревень: Сола, Меллинаи Грамблера.

— Почему они не заходят внутрь? — забеспокоилась Демельза, когда Росс остановил лошадь и спрыгнул с двуколки, передав поводья одному из сыновей Дэниэла, стоящему неподалеку.

— Наверное, наслаждаются солнышком, — ответил Росс.

Демельза подозрительно покосилась на него. Может, стоит позвать доктора Лиддикоута, чтобы он осмотрел Росса?

Но когда он помог ей спуститься, Демельза поразилась еще больше — толпа одобрительно захлопала. Росс улыбнулся жене и положил ее ладонь в изгиб локтя.

— Ты ведь не забыла, что сегодня за день? — игриво спросил Росс.

— Нет, конечно, — чуть раздраженно ответила она. — Сегодня крестины Джей-Джея.

— А еще?

Супруги ступили в прохладную тень церковного крыльца, и Демельза замерла на полпути. Все скамейки оказались заняты, и не только членами семьи и друзьями из графства, которых она пригласила на крестины.

— Что за...

Росс тихо засмеялся ей в ухо.

— Пятьдесят лет назад в этот самый день я взял тебя в жены в присутствии всего двух свидетелей, старого Джуда и Пруди. Так вот, сегодня я хочу, чтобы все видели, как я люблю тебя и горжусь, что ты моя жена.

— Ох, Росс… Ты помнишь! И ничего мне не сказал.

— Ты тоже, — Росс протянул ей платок, прекрасно зная, что слезы вот-вот заструятся у нее по щекам.

— Я не хотела... все эти хлопоты с крестинами и всем прочим. Это казалось… Но организовать подобное и провернуть все втайне…

— Вот видишь? — поддразнил ее Росс. — Все-таки я еще не выжил из ума.

Музыка из сооруженного Беном Картером органа разливалась до высокого потолка, и супруги шли к алтарю рука об руку. Их постоянно останавливали люди, которых следовало поприветствовать.

Фицрой Сомерсет пришел с супругой Эмили, подружившейся с Демельзой с того самого визита в Париж в 1815 году, чуть не закончившегося катастрофой. Также прибыли лорд Линдсхерст с Джорджианой Голдсмит, на которой он женится через пару недель, и Генри Брум, а также многие коллеги Росса по Палате общин, а позже по Палате лордов.

Вся эта утонченная публика сидела на скамьях вместе с торговцами и владельцами рудников графства, рядом с младшими братьями Демельзы с семьями, некоторые из них до сих пор зарабатывали на жизнь в мрачных подземельях оловянных и медных шахт.

А впереди вместе с Харриет Уорлегган находилась…

— Кэролайн! — Демельза оставила Росса и бросилась обнимать давнюю подругу. Слезы, успевшие немного утихнуть, вновь хлынули из глаз. — Ты приехала… А говорила, что больше не вернешься в Корнуолл.

— Ты ведь не думаешь, что я пропустила бы такое? Вообще-то говоря, я первой узнала — Росс упомянул мне об этом в прошлом году, когда вы приехали в Лондон.

— Все это время? — Демельза уставилась на улыбающегося мужа. — Ох Росс! Как же я люблю тебя! — прошептала она и, взяв его лицо в ладони, дотянулась до него поцелуем.

Рука об руку они дошли наконец до алтаря, где ожидал преподобный Профитт.

— Дети мои, — он оглядел прихожан поверх острого, как у аиста, носа, — мы собрались здесь сегодня пред лицом Господа и всех присутствующих, чтобы благословить союз Росса и Демельзы, которые в этот день пятьдесят лет тому назад пришли в эту самую церковь, чтобы поклясться друг другу в верности…