Первая глава

— Граф Дракула, Оливер? — Прекрасные зеленые глаза Джинни Гамильтон лукаво блеснули. — Все-таки это костюмированный бал, а не обычные танцульки.

Оливер Марсден сухо улыбнулся. Своими иссиня-черными волосами, зачесанными назад с высокого лба, и плащом на шелковой подкладке он действительно напоминал вампирского графа. И излучал такое же убийственное обаяние.

— Сейчас скажу, кто ты, — ответил он. — Погоди… Скарлетт О'Хара, берущая Атланту штурмом? И, без сомнения, готовая устроить скандал.

— Это еще зачем! — Джинни рассмеялась, изобразив протяжный южный говорок, и присела в шутливом реверансе, взмахнув широкой юбкой светло-зеленого бархата. — Мне ведь нужно поддерживать репутацию!

— Вряд ли это требует больших усилий. — С высоты своего роста он окинул насмешливым взглядом ее пышную грудь, выставленную напоказ в глубоком вырезе платья. — Тем более в таком наряде. Это нечто особенное.

Джинни рассмеялась снова — низким, чуть хрипловатым смехом.

— Разве ты не скажешь, как сильно потрясен, увидев меня сегодня? поинтересовалась она. — Не прошло и недели после похорон моего бедного папочки, и вот я здесь, развлекаюсь на виду у всего города.

— Я должен быть потрясен?

— Ты ожидал? Боже! — Она надула губки. — Терпеть не могу быть предсказуемой.

— Тебе это не грозит, — заверил ее Оливер с ноткой едкого юмора в голосе. — Но прости, что я не смог приехать на похороны… я был в Токио.

— Жаль. Похороны прошли замечательно. — Ее мягкие губы изогнулись в сдержанной улыбке. — Папе бы понравилось. Помпы ровно столько, сколько нужно — даже сам епископ почтил нас своим присутствием! Один из тех дальних родственников, которые появляются исключительно на свадьбах и похоронах. Но боюсь, я уже успела разочаровать всех старых сплетниц… своим недостойным поведением, если не сказать хуже.

Темная бровь Оливера насмешливо изогнулась.

— Разве тебя волнует мнение старых сплетниц?

— Ни капельки! — Джинни равнодушно пожала обнаженными плечами. Она никогда не признается, даже самой себе, как больно ранят эти осуждающие взгляды и презрительное шушуканье. Ее отношения с отцом не всегда были гладкими, но она его обожала — своего старомодного, недалекого, упрямого скупердяя.

Наверное, Оливер был единственным, кто это понимал. Их отцы дружили с детства. Только Оливер Марсден оказался не тем человеком, которому она могла бы раскрыть свои истинные чувства. Шесть лет назад (видимо, по настоянию родителей) он сделал ей предложение, и она согласилась. Как и следовало ожидать, все окончилось разрывом.

К счастью, в последующие годы они почти не виделись. Оливер работал в Нью-Йорке, в какой-то влиятельной финансовой компании с Уолл-Стрит. Но два месяца назад его отец объявил о своем уходе с поста председателя правления «Марсден Ламберт» — маленького банка, принадлежащего его семье на протяжении нескольких поколений, одного из немногих независимых банков в Лондонском Сити. Оливер вернулся, чтобы занять место отца.

А это означало, что им придется сталкиваться друг с другом гораздо чаще. Джинни до сих пор не разобралась в своих чувствах к нему. При встречах он вел себя очень вежливо, если не сказать холодно, но все же ее мучили мрачные предчувствия. Шесть лет назад Джинни разорвала их отношения в ночь заключения помолвки… а Оливер Марсден не из тех, кто способен это простить.

Но ее тревожные мысли были надежно спрятаны за веселым блеском глаз. Джинни взмахнула ресницами, взглянув на Оливера с привычным кокетством.

— Может, они и правы, — с горечью призналась она. — Боюсь, я и вправду слишком избалована и эгоистична! Разве ты не рад, что не женился на мне?

— Если бы ты вышла за меня, то не была бы избалованной.

Джинни почувствовала, как екнуло сердце: в его шутке явно содержалась львиная доля правды. Но она заставила себя рассмеяться, хотя собственный смех и показался ей слегка вымученным.

— Ах, да, тогда и я рада, что не вышла за тебя… мне больше нравится быть избалованной.

— Джинни, милочка, я не ожидала увидеть тебя сегодня. — Оливер еще не успел ответить, как в разговор вмешался хорошо знакомый мелодичный голос. Сказочная Снежная Королева, высокая и стройная, в ослепительно-белом узком платье, с очень светлыми волосами, усыпанными сверкающими серебряными снежинками, стояла рядом с Оливером. С холодной улыбкой она по-дружески взяла его под руку.

Сводная сестра Оливера: такая же светлая, как он темный… и яда в ней столько же, сколько красоты.

— Привет, Алина. — Улыбка Джинни не померкла, а ее голос не выражал ничего, кроме радости. — Да, это я. Я ведь не смогла бы пропустить такую вечеринку!

— Я так ужасно расстроилась, когда узнала о твоем отце, — промурлыкала Алина с приторно-сладким сочувствием. — Наверное, это стало для тебя страшным потрясением.

— Вовсе нет, — резко ответила Джинни. — Он долго болел.

— Конечно. И он ведь был уже старым, правда? Но платье у тебя просто божественное! Я бы не осмелилась надеть такой рискованный цвет.

— Спасибо. — Джинни почувствовала издевку в комплименте Алины, но сейчас ей не хотелось затевать перепалку. — Что ж, приятно было пообщаться с вами, — пробормотала она вежливые слова прощания. — Увидимся позже, хорошо? Пока…

Ослепительно улыбнувшись напоследок, она упорхнула, возвращаясь к своей обычной роли, искрясь весельем, заигрывая с каждым встречным мужчиной от восемнадцати и до восьмидесяти — Джинни Гамильтон, светская штучка, в своем репертуаре. Даже сегодня, несмотря на множество знаменитостей и «сливок общества» в числе гостей, она умудрялась привлекать к себе всеобщее внимание.

Не сказать, чтобы она была особенно красива… по крайней мере, в классическом смысле. Скорее ее можно было назвать «яркой». Высокая и гибкая, с черными, как смоль, длинными волосами, чистой сливочной кожей и глазами цвета зеленой листвы в обрамлении густых ресниц. Но ее нос был слишком острым, рот чуть великоват — как она обычно шутила, не те детали взяли при сборке.

Немногие могли разглядеть ум в этих глазах, решительность в линии подбородка, оттенок ранимости в сияющей улыбке. В основном, они видели то, что Джинни позволяла им увидеть — легкомысленную любительницу развлечений, избалованную папину дочку, ветреную и несерьезную. Какая-то извращенная гордость заставляла ее подыгрывать самым худшим сплетням, которые про нее ходили, но она давно уже поняла, что этот вид маскировки самый надежный.

Некоторые из гостей догадывались, что Джинни имеет какое-то отношение к оргкомитету сегодняшней вечеринки; считанные единицы знали, что именно она была движущей силой. Поэтому она пришла сегодня, поэтому заставила себя разодеться в пух и прах и скрывать свои истинные чувства… одному богу известно, каких усилий ей это стоило.

Это был ее конек. Джинни обладала невероятным талантом устраивать благотворительные мероприятия и заставлять людей раскошеливаться…Сама она утверждала, что это ее единственный талант, хотя многие друзья по доброте своей с ней не соглашались. Как бы то ни было, когда за дело бралась она, гости всегда оставались довольны, а когда люди довольны, они становятся щедрее.

Цели благотворительных сборов могли быть самыми разными. Сегодня, к примеру, деньги жертвовались в пользу приютов для бездомных бродяг, алкоголиков и наркоманов, при встрече с которыми большинство «приличных» людей морщатся от отвращения.

Джинни определенно была в ударе. Даже самые сварливые из старых сплетниц не могли устоять перед ее чарами, когда она обсуждала с ними проблему поиска хорошего и недорогого парикмахера или упоминала их внуков, не забывая при этом, который из них сейчас болеет ветрянкой. Только самые близкие из ее друзей знали, чего ей стоит поддерживать эту видимость веселья.

Она научилась этой игре еще в детстве. Ей было всего девять лет, когда ее мать умерла, но Джинни сразу поняла, как сильно ранят отца ее слезы. Поэтому она начала скрывать их за ослепительной улыбкой — и теперь ее второй натурой стала привычка притворяться, что все идет прекрасно, независимо от того, какие чувства бурлили в ее сердце.

Это помогло ей продержаться шесть лет назад, когда ревность Алины и собственная наивная гордость разрушили ее романтические мечты и привели к разрыву с Оливером.

* * *

Вечер удался на славу. Две с лишним сотни гостей танцевали под роскошными люстрами, огни которых отражались и множились в огромных зеркалах. Людям нравился маскарад — возможно потому, что это позволяло им забыть о повседневности и хоть на несколько часов примерить на себя чужую роль.

Джинни взглянула по сторонам и осталась довольна увиденным. Все оказалось не зря — недели тяжелой работы и подготовки; море обаяния, которое потребовалась ей, чтобы убедить упрямых бизнесменов поместить свою рекламу в глянцевой программке; множество знакомых, которых она привлекла к распространению билетов.

Теперь можно и отдохнуть. Обойдя довольно-таки тучную Марию Антуанетту (одну из полудюжины), Джинни остановилась у тяжелых кирпично-красных портьер, скрывающих застекленную дверь в дальнем углу зала. Убедившись, что никто за ней не наблюдает, она юркнула за штору и исчезла.

Снаружи был маленький дворик, окруженный с четырех сторон зданиями гостиницы. Днем здесь было приятно посидеть за чашкой кофе или мороженым, но сейчас он был совершенно пуст. Джинни слышала музыку и смех, доносящуюся из зала, но плотно занавешенные окна создавали ощущение уединенности.

Хотя на дворе стоял май, вечерний воздух не был слишком прохладным. Джинни со вздохом присела за столик, закрыла глаза и кончиками пальцев потерла виски — от постоянных улыбок у нее разболелась голова.

Дурацкая гордость вынуждала ее притворяться, что после папиной смерти ничего не изменилось. Но сейчас гордость — все, что у нее осталось. И скоро об этом узнают все местные сплетницы, которым только дай повод для осуждения. Без сомнения, они скажут, что Джинни получила по заслугам.

Конечно, ей не на что жаловаться — никто не виноват, что она постоянно становится объектом пересудов. Она устроила скандал в ночь помолвки с Оливером и даже пальцем не шевельнула, чтобы восстановить пошатнувшуюся репутацию. Теперь уже никто не поверит, если она попытается рассказать правду о том вечере. Впрочем, и рассказывать-то не хочется. Ложь прекрасно помогает скрыть душевную боль, которая, как оказалось, не исчезла с годами.

Было безрассудством с ее стороны подначивать Оливера, — мрачно размышляла Джинни. Она пыталась дать ему понять, что прошлое забыто, все раны давно зажили… но блеск в темных глазах Оливера свидетельствовал о том, что он вовсе так не считает.

Этого и следовало ожидать. Еще в юности она подозревала, что под его личиной спокойствия и цивилизованности скрывается гораздо более опасный человек — точно так же, как его безупречный смокинг скрывает сильное, мускулистое тело, больше подходящее спортсмену или грузчику, чем председателю правления одного из старейших и самых респектабельных банков Лондонского Сити.

Как изменит его работа в финансовом центре Лондона? Или, еще интереснее, какие изменения внесет сам Оливер? «Марсден Ламберт» (Ламберты давно исчезли, хотя их имя и осталось в названии) по праву считался самым консервативным банком. Теперь же, когда Оливер встанет у руля, все наверняка изменится. В Нью-Йорке он занимался фьючерсными сделками, что, по мнению Джинни, мало отличается от азартных игр. И ему явно везло. Игра стоила свеч.

Чем ей грозит возвращение Оливера в Лондон? Честно говоря, даже хорошо, что шесть лет назад они не поженились. Теперь, по здравом размышлении, Джинни пришла к выводу, что чувство, которое она считала любовью, могло на поверку оказаться детским увлечением. А Оливеру очень скоро наскучила бы юная наивная жена, избалованная любящим папочкой, полная глупых романтических идей, почерпнутых из модных журналов.

Но даже если Оливер и сам это понимает, он все равно может попытаться отомстить ей. Пока папа был жив, она чувствовала себя в безопасности Оливер не посмел бы огорчить лучшего друга своего отца. Но теперь, после папиной смерти…? В этих темных глазах ясно читалась угроза. Неужели временное перемирие между ними подошло к концу?

— Привет. Я так и думала, что найду тебя здесь. Подышать вышла?

Джинни оглянулась через плечо и поприветствовала свою лучшую подругу Сару сдержанной улыбкой.

— Ага, — кивнула она. — Я поняла, что не могу больше терпеть эти осуждающие взгляды. Все вокруг считают меня бессердечной сучкой, правда ведь?

— Ну… некоторые, может, — неохотно согласилась Сара. — Те, кто тебя не знают.

Джинни рассмеялась.

— Еще одно пятно на моей репутации! Теперь-то я погибла окончательно.

— Не глупи, — возразила Сара. — Это всего лишь пустые сплетни.

— Ах, ведь не бывает дыма без огня! — заявила Джинни, сверкнув глазами.

Сара фыркнула с отвращением.

— Сама виновата… постоянно нарываешься.

Джинни встретила это замечание озорной улыбкой.

— Конечно. Гораздо забавнее быть роковой женщиной, чем ханжой!

Сара рассмеялась вместе с ней, хотя ее не так-то просто было одурачить.

— Тебе не стоило приходить сегодня, — мягко сказала она. — Мы бы сами управились.

Джинни покачала головой, внезапно став серьезной.

— Нет… Нет, я не могла свалить все это на вас. Кроме того, какой смысл сидеть дома и плакать? Его это не вернет. — Она умолкла, ее мягкие губы изогнулись в кривой усмешке. — В любом случае, — задумчиво добавила она, — быть может, это моя последняя вечеринка.

Сара посмотрела на нее с изумлением.

— Что ты имеешь в виду?

Джинни взглянула на высокие, холодные звезды. Ей часто казалось, что мама после смерти стала одной из таких звездочек и смотрит на нее с небес. А папа сейчас тоже там? С ней вместе?

— Помнишь крупную страховую компанию, которая разорилась года два назад, оставив кучу людей без денег? Так вот, папа был одним из совладельцев.

Подруга широко раскрыла глаза.

— О… Господи!

— Вот именно. — Ей не удалось скрыть горечь в голосе. — Даже смешно. Он всегда был так осторожен в денежных делах… он бы и думать не стал о каком-нибудь вложении, если бы не считал его совершенно надежным и достойным доверия. Похоже, компании пришлось выплачивать страховки по нескольким стихийным бедствиям одновременно… они даже не представляли, сколько это составит.

— Кошмар! — воскликнула Сара. — А ты хоть что-нибудь можешь сделать?

— Ничегошеньки! — Джинни в рассеянности обводила носком туфельки край брусчатки. — Но лучше бы он мне сказал сразу. Конечно, я бы вряд ли чем помогла, но по крайней мере мне бы не было сейчас стыдно за все те деньги, которые я тратила на тряпки и украшения, пока он пытался расплатиться с долгами. Он даже выдавал мне мое содержание, как будто ничего не случилось.

Сара покачала головой.

— Наверное, он не хотел, чтобы ты беспокоилась.

— Знаю. Помнишь, как он говорил? «Не забивай себе голову этой ерундой». Зато теперь мне ничего другого не остается, кроме как беспокоиться. Придется продать дом.

— Ой, нет! — У Сары слезы на глаза навернулись. — Какой ужас! Где же ты будешь жить?

Джинни пожала хрупкими плечами, не позволяя себе впасть в отчаяние.

— А, найду что-нибудь.

— Ты могла бы… переехать к нам, — робко предложила Сара. — Места хватит.

Джинни со смехом покачала головой.

— Боюсь, нам с Питером было бы тесно даже в Букингемском дворце. И зачем тебе понадобилось выходить замуж за моего придурковатого кузена? Никогда себе не прощу, что познакомила вас.

Сара захихикала, не обидевшись на шутку.

— Никакой он не придурковатый, — возразила она. — Просто слишком… осторожный иногда. Но, серьезно, что ты будешь делать? На что собираешься жить?

— Думаю, мне придется искать работу, — мрачно сказала Джинни. — Беда в том, что я совершенно ничего не умею. Бедный старый папочка… у него были такие допотопные представления о женщинах и карьере. А я по своей лености с ним соглашалась.

— Это не из-за лени, — возмутилась Сара. — Ты просто не хотела его расстраивать, зная о его больном сердце.

— Ну… да, — призналась Джинни. — Но в итоге у меня нет никакого образования… если не считать школьного аттестата. Единственное, что я могу — устраивать все это… — Она махнула рукой в сторону переполненного танцевального зала.

— И у тебя замечательно получается! — с восторгом подхватила Сара. Ты, наверное, смогла бы сделать себе карьеру? Сейчас куча благотворительных организаций нанимают себе профессиональных сотрудников.

Джинни покачала головой, печально усмехнувшись.

— Я смогла собрать здесь всех этих людей только потому, что вращаюсь в нужных кругах. Что, по-твоему, у меня получится, если я буду нищей?

— Но ты еще можешь выйти замуж за миллионера, — хихикнула Сара. — Их здесь пруд пруди. По-моему, для тебя это проще простого.

Внезапно Джинни щелкнула пальцами.

— Вот! Сара, ты гений.

Подруга ошеломленно на нее взглянула.

— Я пошутила.

— А я нет, — решительно заявила Джинни. — Это идеальный выход. Если я удачно выйду замуж, то дом останется у меня и никто не узнает, что бедный папочка умер банкротом. Он был таким гордым… он не хотел, чтобы об этом стало известно. Я обязана сохранить его тайну. Давай, прикинем. Кого мы знаем подходящего? Как насчет Джереми? Он симпатичный… и довольно милый.

— Ой, нет… даже слишком милый, — возразила Сара со смехом. — Ты же постоянно над ним прикалываешься.

— Гмм… Может, ты и права, — согласилась Джинни с крайне задумчивым видом. — Ладно… Тогда Ральф?

Сара поморщилась.

— От него воняет конюшней.

— Ну и что? Я люблю лошадей. Хотя да, если нюхать это постоянно… Алистер?

— Ты же сама называла его лопоухим.

— Это не важно, если из него получится отличный муж, — справедливо заметила Джинни. — Занесем его в список.

— Жаль, что ты поссорилась с Оливером, — сказала Сара, склонив голову набок. — Он очень богат, и красивый к тому же.

— Оливер? — Джинни беззаботно рассмеялась. — Ой, нет… он такой высокомерный! Я бы не вышла за него, даже если бы была в отчаянии.

— Разве ты не в отчаянии?

— Да, — равнодушно согласилась Джинни. — Но все равно за него не выйду! Кажется, сейчас начнут подавать ужин. — К счастью, вовремя появился повод свернуть с опасной темы. — Идем.

Танцевальный зал мгновенно опустел, гости перебрались в столовую. Джинни заглядывала сюда раньше и убедилась, что метрдотель знает свое дело. Столы были украшены букетами нежных фрезий, пламя свечей отражалось в хрустальных бокалах и серебряных приборах, разложенных на белоснежных накрахмаленных скатертях.

— А вот и наш столик! — воскликнула Сара, схватив Джинни за руку и ринувшись через столовую.

Следуя за подругой, Джинни шепотом выругалась. Черт… надо было заранее проверить размещение. Она должна была предвидеть, что Питера посадят рядом с Оливером — так как они вместе учились в университете, их считают чуть ли не родными братьями!

— Еще раз добрый вечер! — Джинни улыбнулась Оливеру с привычной непринужденностью и шагнула к своему столику, грациозно качнув широкой юбкой. — Ты будешь ужинать с нами?

— Если никто не возражает, — ответил он чуть насмешливо.

— Только не я. Ах, спасибо, — добавила Джинни, когда он придвинул к ней стул, опередив Джереми, считавшегося ее спутником на этой вечеринке.

Бедный Джереми, растерянный и смущенный, опустил руку и с выражением глубокого разочарования на красивом мальчишеском лице уселся рядом. Джинни одарила его самой теплой своей улыбкой, на которую он отреагировал испуганным взглядом. Да, Сара права, — кисло подумала Джинни, — не стоит тащить его под венец, какой бы легкой добычей он ни казался. Он так старается ей услужить, что за неделю доведет до буйного помешательства.

К ним присоединилась еще одна пара, старые друзья Питера и Оливера. Люси, в костюме испанской танцовщицы со сбившейся набок мантильей, плюхнулась на стул, похлопав по соседнему сиденью.

— Оливер, дорогуша! Садись скорее сюда! — Судя по голосу, она уже успела попробовать хереса. — Почему тебя так долго не было в Лондоне, противный мальчишка? Нам тут не хватало красавчиков!

Оливер улыбнулся, безупречно вежливый, как всегда.

— Прости… если бы я знал, что мое отсутствие заметят, я бы вернулся раньше.

Люси расхохоталась.

— Рассказывай, как там Нью-Йорк? Я его обожаю! Каждый год езжу туда за рождественскими покупками. А ты там была? — спросила она, добродушно улыбнувшись Джинни, сидящей напротив.

— Один раз, — ответила Джинни, стараясь не смотреть в сторону Оливера.

— Ах, да, — вмешалась Алина. — Жаль, что твоя поездка оказалась такой короткой. Разве можно оценить все прелести Нью-Йорка за несколько дней.

Намек оказался настолько тонким, что его легко можно было пропустить мимо ушей. Но Джинни никогда не забывала о том, что Алина долгое время жила в Нью-Йорке… И от нее не укрылось, какими блестящими глазами «Снегурочка» смотрит на Оливера.

К счастью, муж Люси, Найджел, сменил тему разговора, упомянув индекс Доу-Джонса. Мужчины погрузились в обсуждение финансовых проблем, а Джинни тем временем попыталась взять себя в руки.

Она тайком посматривала на Оливера из-под ресниц. Прошедшие годы мало его изменили — сейчас он стал даже красивее, чем был в двадцать лет. В его облике появилась зрелость, отражаясь в линии скул, в очертаниях рта, который всегда казался ей очаровательным. Она до сих пор помнила их первый поцелуй…

Внезапно Джинни поняла, что выдала себя. Оливер тоже начал рассматривать ее с ленивой неспешностью. Его взгляд скользнул по ее нежному горлу и задержался на упругой груди. На губах появилась довольная улыбка.

Странные мурашки пробежали по ее телу. Шесть лет назад она была тощей, нескладной девчонкой, с почти плоской фигурой, и даже не посмела бы надеть подобное платье. От взгляда Оливера ее бросило в жар, но все же она заставила себя холодно улыбнуться.

Джереми налил ей вина, и Джинни взяла вилку, пытаясь сосредоточиться на еде. Но обычный здоровый аппетит ее покинул. После горячего — нежных ломтиков оленины под острым красным соусом — она поняла, что съела даже меньше Алины, которая обычно клевала, как птичка, стремясь сохранить свою изящную фигуру.

При всем желании Джинни не могла не поглядывать на тоненькую блондинку, склонившуюся к Оливеру, нашептывающую ему что-то личное…

Черт, опять эта горькая смесь злости, обиды и ревности. Когда же все это кончится? Больше шести лет прошло. В девятнадцатилетнем возрасте, неуверенная в себе, не уверенная в Оливере, Джинни оказалась легкой добычей для умной опытной женщины. Но теперь, повзрослев и став мудрее, она могла бы сыграть на равных.

Поданный кофе и портвейн стали сигналом приближения кульминационного момента вечеринки. Волна восхищенного шепота пробежала по залу, когда гости раскрыли свои программки.

— Дорогая, какая потрясающая идея! — Престарелая мисс Простофиля с маской в виде страшного лохматого паука остановилась у их столика. — Я так взволнована… даже не знаю, за кого торговаться!

— Торгуйтесь за всех сразу, леди Лулворт, — с улыбкой предложила Джинни. — Чем больше людей примут участие, тем выше поднимутся цены.

— Ах… да, конечно! Тогда я буду торговаться за всех. Ведь это благое дело, правда?

Джинни с сияющими глазами повернулась к своим соседям.

— Она понятия не имеет, для чего все это делается.

Все рассмеялись, а Питер нахмурился.

— Я и вправду не уверен, что это хорошая затея, — пробормотал он, склонившись к Джинни. — Тем более, для тебя.

— Ой, не нуди! — огрызнулась она. — Это всего лишь шутка.

— Да мне, собственно, наплевать, — буркнул Питер.

— Тсс! — шикнула Сара. — Торги уже начинаются.

Осуществление своей тайной задумки потребовало от Джинни чудовищных усилий и бездны обаяния. Ей удалось уговорить десяток своих друзей и знакомых потратить не только свои деньги, но и личное время. Каждый из них станет «рабом дня» для человека, предложившего на торгах наивысшую цену.

Первым «рабом» была давняя подруга Джинни, увлекающаяся составлением букетов. Ее предложение украсить цветами дом своего «покупателя» вызвало всеобщий ажиотаж. Джинни сидела, судорожно сцепив пальцы: каждый вырученный пенни будет потрачен на благотворительность.

Ей крупно повезло, что вести аукцион согласился Корнелл Эллиот, популярный комедийный актер. Своими шутками и пародиями он доводил зрителей до истерики. Следующие три лота разошлись так же быстро, как и первый. Корнелл поддразнивал торгующихся, разжигая в них дух соревнования, и очень успешно взвинчивал цены.

— А теперь… о, нет! Этот лот будет пользоваться успехом… особенно у дам. Где моя жена? Сиди смирно, дорогуша… его ты не получишь. Оливер Марсден… где ты, Оливер? Ау!

Как и остальные «рабы», Оливер встал и поклонился, отвечая на аплодисменты.

— Ну и как вам это? Оливер готов отвезти своего покупателя в Париж на частном самолете и устроить для него ужин при свечах с видом на Сену! Дамы, вперед! Это предложение, от которого невозможно отказаться. Кто начнет? Ах, благодарю вас, мадам.

Началась яростная борьба, и Корнелл подливал масла в огонь. Оливер улыбался, обводя взглядом зал. Сидящая рядом Алина довольно ухмылялась, словно радуясь растущей цене.

Бывают времена, — подумала Джинни, — когда хочется снова стать десятилетней девочкой, и чтобы большая порция малинового мороженого была пределом мечтаний.

Леди Лулворт отчаянно торговалась, крича и размахивая своим кошмарным пауком, чтобы привлечь внимание Корнелла. Каждый раз, когда ее цену перебивали, она испускала стон разочарования.

— Вам не везет, леди Лулворт, — заметил Корнелл, побуждая ее продолжить торг. — Не желаете повысить цену?

— Ой…! О Боже… я…

Корнелл поднял молоток.

— Раз…

— Да! Да… еще пятьдесят фунтов! Он мой, он мой!

— Жалеешь о своем предложении, Оливер? — усмехнулась Джинни.

— Вовсе нет, — спокойно ответил Оливер.

— Она навяжет тебе свою доченьку, — предупредил Джереми. — Она уже отчаялась выдать ее замуж!

— Больше заявок не будет? — спросил Корнелл. — Раз… Два… — Он сделал драматическую паузу, и леди Лулворт заерзала на стуле. — Продано даме с пауком.

— Чудесно! — Она вскочила, бросилась на шею к Корнеллу и чмокнула его в щеку, а затем метнулась к Оливеру. — О, мне так не терпится! — лопотала она, хлопая в ладоши. — Не знаю, как смогу дождаться…

— Надеюсь, вам понравится, — добродушно ответил Оливер.

— О, конечно. Конечно, понравится!

— Какой ужас, — мрачно заметил Джереми, когда почтенная леди вернулась к своему столику. — Берегись ее доченьки! Жуткая девица! Едва не закогтила Эдварда Чатсби в прошлом году… Он уже начал было кольцо подыскивать, да вовремя опомнился. Надеюсь, тебя не надо предупреждать, а? Хватило же у тебя ума избегать брачных ловушек… Ой… — Он умолк и залился краской, сообразив, что совершил чудовищную оплошность. — О Боже… Простите… Я забыл… то есть, забыл о вас…

У Джинни перехватило дыхание, но все же ей удалось рассмеяться.

— Ай, не волнуйся, Джерри. Это было слишком давно. Нам… теперь и самим смешно вспоминать, правда, Оливер?

Оливер ответил вежливой улыбкой, но Джинни все же почудилась угроза в его глазах.

— Конечно, — произнес он, поднося к губам бокал с вином. — Было бы глупо сейчас кому-нибудь из нас испытывать… враждебность.

У Джинни пересохло во рту, и она потянулась за бокалом. Внезапно атмосфера в зале накалилась. Джинни начала обмахиваться программкой, но это не помогло.

Аукцион явно понравился гостям, и торговля шла очень бойко. Джинни в уме подсчитала выручку и осталась довольна. Результат превзошел все ее ожидания. Действительно, усилия оказались не напрасны.

Наконец Корнелл объявил:

— А теперь, дамы и господа, мы подошли к последнему лоту этого вечера… и он обещает стать гвоздем программы. Наша дорогая Джинни! Иди сюда, милая… и поклонись.

Смеясь, Джинни встала и изобразила изящный реверанс в ответ на аплодисменты.

— Джинни предлагает свой удивительный талант устроительницы вечеринок. Начиная с приглашений и заканчивая мытьем посуды! Итак, кто начнет?

Торговля шла замечательно, тем более, что Джинни со смехом подначивала зрителей. Вскоре цена достигла рекордной отметки и перевалила через нее. Последняя заявка поступила от супругов, которых Джинни знала много лет. Их дочь собиралась замуж — видимо, поэтому они так стремились купить ее услуги.

— Шестьсот фунтов! — восхитился Корнелл. — Будут ли еще предложения? Он поднял молоток. — Раз…

Внезапно из-за ее собственного столика донесся уверенный голос.

— Тысяча фунтов.

Общий вздох удивления пронесся по залу. Оливер. Джинни почувствовала прилив крови к лицу, глядя в его спокойные темные глаза. Зачем он это делает?

Она умоляюще взглянула на Дугласа и Марджори. Но Дуглас отрицательно покачал головой.

— Прости… мы не можем, — сказал он.

Все глаза в комнате были обращены на Оливера, когда Корнелл поднял молоток.

— Кто-нибудь предложит больше тысячи? — неуверенно спросил он. — Раз… Два… — Каждый удар молотка отзывался в сердце Джинни острой болью. Продано Оливеру Марсдену.

 

Вторая глава

Настала ночь. Благотворительный аукцион, собравший внушительную сумму, давно закончился; некоторые гости ушли, остальные намеревались танцевать до утра. Наконец Джинни почувствовала, что может расслабиться и провести остаток вечера в свое удовольствие. Незаметно выскользнув через застекленную дверь в потаенный дворик, она вдохнула прохладный ночной воздух, прикрыв глаза и поглаживая пальцами виски, чтобы снять напряжение.

Проклятый Оливер Марсден! И зачем ему только понадобилось так яростно торговаться? Он должен понимать, что это вызовет нежелательный интерес, напомнит людям об их неудачной помолвке шестилетней давности. Шесть лет…! Подумать только. Иногда кажется, что все случилось вчера, а иногда — что прошла целая вечность.

Воспоминания, которые Джинни долго гнала от себя, захватили ее, вернув в прошлое… в майский солнечный день, когда ей еще не было восемнадцати. Тогда все и началось, хотя сама она вряд ли это понимала. В тот день ее сердце перестало быть свободным.

По просьбе ее отца Оливер приехал забрать ее из школы на каникулы. Окна ее класса выходили на дорогу, и когда машина Оливера проехала через главные ворота, комната наполнилась гулом восхищенных голосов…

* * *

— Эй! Глянь, какая тачка!

— Класс!

Десяток хорошеньких школьниц, сидящих у окна, вскочили, чтобы хоть одним глазком взглянуть на посетителя. Автомобиль действительно был хорош роскошный, длинноносый «Астон Мартин» с сияющим на солнце темно-зеленым кузовом. Но когда мотор заглох, и из машины вылез высокий темноволосый мужчина, всеобщее восхищение приняло новый оборот.

— Забудь про тачку — глянь на парня!

— Мм! Я бы что угодно ему отдала!

— Кто он? — последовал закономерный вопрос. — К кому приехал?

Джинни, слегка ошеломленная, отвела взгляд от оконного стекла. Она знала Оливера Марсдена всю свою жизнь, но до настоящего момента оставалась к нему совершенно равнодушной. Все-таки он был старше ее почти на десять лет и большую часть времени проводил вдали от дома — в школе, университете, затем в Нью-Йорке, работая на какой-то старый скучный банк.

Неужели он действительно так красив? Джинни никогда раньше не задумывалась над этим… но подругам он явно понравился. Значит, знакомство с ним добавит ей популярности. Поэтому она отошла от окна, напустив на себя беззаботный вид.

— А, это Оливер, — протянула она. — Он мне… вроде брата.

— Что значит, «вроде» брата? — переспросила Лорел Кеннеди. — У тебя же нет брата.

— Просто его папа — мой крестный, а мой папа — его крестный, — пояснила Джинни с какой-то вывернутой логикой. — Да, он симпатичный, но я его знаю уже целую вечность. В общем, пора бежать, — добавила она, небрежно забросив сумку на плечо. — Он терпеть не может ждать долго.

На лестнице Джинни остановилась и, убедившись, что никто не следит за ней, полезла в сумку за щеткой. Она расчесала свои длинные волосы, проклиная устав школы, строго-настрого запрещающий косметику. Затем, поддернув пояс, чтобы юбка казалась короче, снова повесила сумку на плечо и чинным шагом вышла из здания. Снаружи Оливер оттачивал свое неслабое обаяние на ее классной руководительнице, великой и ужасной мисс Данверс.

— А, Вирджиния, ты уже здесь, — мисс Данверс смутилась, как девочка. Что ж, поезжай, дорогая и отдохни, как следует. Осторожнее за рулем.

— Конечно, — добродушно пообещал Оливер. — Запрыгивай, Джин.

Джинни одарила его собственным вариантом соблазнительной и загадочной улыбки и гордо проследовала к двери, которую Оливер распахнул перед ней, прежде чем самому усесться на место водителя. Поворачивая ключ зажигания, он окинул ее веселым взглядом.

— Много на дом задали? — поинтересовался Оливер, заметив ее внушительную спортивную сумку.

— Чуть-чуть, — призналась Джинни, раздраженная тем, что он видит в ней школьницу, когда она пытается вести себя как взрослая.

— Тогда сначала отвезу тебя домой, — заключил он с оттенком иронии в голосе. — Чем раньше ты начнешь, тем раньше закончишь и сможешь заняться своим загаром.

— Я никогда не загораю, — холодно сообщила Джинни. — От этого кожа стареет.

Она уселась как можно изящнее, насколько это позволяло сиденье автомобиля, отбросив волосы назад и положив ногу на ногу. Множество глаз следили за ней из высоких окон классной комнаты, провожая завистливыми взглядами удаляющуюся машину.

Прошло, наверное, года два с последней встречи, — размышляла Джинни, украдкой поглядывая на Оливера. Он не похож на банкира… по крайней мере, ей еще не приходилось видеть банкиров с такими широченными плечами. И руки у него не банкирские, мягкие, пухлые и изнеженные. Его руки были сильными, без труда удерживающими в повиновении мощную машину, но и чувствительными тоже реагирующими на малейшее движение руля…

Странные мурашки пробежали по ее телу, и она оглянулась, с испугом заметив, что ее сердце забилось быстрее.

Оливер улыбнулся ей.

— Тебе жарко? — спросил он. — Можно включить кондиционер, если хочешь.

— О… нет, все в порядке, спасибо.

— Музыку?

Девушка кивнула, и он щелкнул выключателем, наполнив машину джазовой мелодией. Джинни не привыкла к таким звукам, но постепенно музыка захватила ее, навевая такие необычные мысли, что сердцебиение снова ускорилось.

Дело не только в музыке, — с легким удивлением заметила Джинни, — а и в сидящем за рулем мужчине. Странно… она встречалась со многими мальчиками, но никогда раньше не чувствовала ничего подобного. Но… это были всего лишь мальчишки. А Оливер Марсден — мужчина, взрослый, опытный…

Что, если он ее поцелует? Она снова взглянула украдкой на Оливера, изучая надменный профиль. Его губы были твердыми, и только нижняя казалась чуточку припухшей. Можно представить, каким жестким становится его рот, когда он злится. А когда улыбается, губы кажутся такими чувственными…

Музыка закончилась, и проигрыватель для компакт-дисков отключился. Джинни склонила голову набок, переведя дыхание.

— Неплохо, — заметила она, стараясь, чтобы ее голос звучал как у умудренной опытом женщины.

Оливер насмешливо изогнул бровь.

— Тебе понравилось? Я думал, все девочки твоего возраста обожают лохматых дикарей, знающих только три аккорда.

— Я не все, — обиделась Джинни.

— Разве? — Его соблазнительные губы изогнулись в озорной улыбке. — Это стоит запомнить.

Черт… он смеется над ней! В глазах Джинни сверкнула злая обида, и она, резко отвернувшись, уставилась в боковое окно, намеренно не обращая на него внимания.

Неловкое молчание затягивалось… По крайней мере, неловким оно казалось самой Джинни — если Оливер и замечал его, то не подал виду. Если б только она могла выдумать что-то особенно остроумное, чтобы произвести впечатление… Хотя он, к несчастью, знает о ее возрасте, и вряд ли может впечатлиться семнадцатилетней девчонкой.

Шикарная машина отматывала милю за милей, и вскоре они съехали с шоссе на сельскую дорогу. Джинни уже видела над деревьями высокие крыши и стройные печные трубы. Оливер свернул к воротам, и шины заскрипели по гравию, покрывающему подъездную дорожку.

С отчаянием Джинни поняла, что уже не успеет потрясти Оливера своим умом и красотой. Что ж, завоевать его, должно быть, не так легко, как мальчика ее возраста. По крайней мере, Джинни могла бы попытаться. Но вместо этого она всю дорогу промолчала, как дура. Оливер решит, что она самая скучная женщина на свете!

Разозлившись из-за своей неописуемой тупости, Джинни думала только о том, как бы побыстрее сбежать. Схватив сумку, она выскочила из машины, зацепившись ногой за ремень безопасности и едва не грохнувшись на землю. Когда она выпрямилась, в ее глазах светился холодный вызов — пусть он только попробует посмеяться над ней!

Но Оливер не смеялся, он улыбался. У Джинни дух захватило при виде его чувственной улыбки.

— Я… э… спасибо, что подвез, — с трудом выдавила она.

— Пожалуйста. — Оливер наклонился и закрыл дверь. Судя по ироническому блеску его глаз, он прекрасно понимал, почему Джинни так и осталась стоять столбом посреди дорожки. Он завел двигатель, аккуратно обогнул девушку, оставив слабый след на гравии, и выехал через ворота.

* * *

Джинни пришлось жалеть об утраченной возможности больше года: Оливер уехал в Нью-Йорк. Если честно, она не так уж много думала о нем; просто его образ сохранился в ее памяти, как некий идеал, с которым она сравнивала всех окрестных мальчишек. Естественно, до Оливера им было далеко.

Кроме того, у нее хватало и других забот. Вопреки мрачным предсказаниям учителей, она окончила школу с хорошими отметками, но так и не решила, какую профессию выбрать. А когда обратилась к отцу за советом, он только рукой махнул.

— Зачем тебе забивать голову этой ерундой? — спросил он. — Тебе незачем думать о работе. Кроме того, ты скоро выйдешь замуж. Пустая трата времени.

Насчет замужества Джинни придерживалась собственного мнения, но с остальным, при полном отсутствии каких-либо представлений о будущей карьере, ей пришлось согласиться. Кроме того, она знала о состоянии его здоровья (доктор недавно поставил ему диагноз — стенокардия) и старалась не огорчать. От скуки она записалась на кулинарные курсы, но в качестве профессии ее это занятие не прельщало.

В следующий раз Джинни увидела Оливера на вечеринке по случаю ее девятнадцатого дня рождения. Она не знала о его возвращении и сильно удивилась, когда, взглянув на входную дверь, увидела Оливера, стоящего рядом с его отцом и мачехой.

Внезапно Джинни поняла, чем не нравились ей эти «неоперившиеся» мальчишки. Она глубоко вздохнула, стараясь унять сердцебиение.

— Дядя Говард… Тетя Марго! Как я рада вас видеть. Спасибо, что пришли.

— Вирджиния, дорогая. — Крестный отец, как и папа, принципиально не пользовался уменьшительным именем. Он наклонился, чтобы поцеловать ее в щеку. — С днем рождения. Какая ты взрослая! Правда, Оливер?

Оливер с явным удовольствием скользнул взглядом по ее тонкой фигурке. Джинни была в узких брюках из серого с металлическим блеском шелка и такой же блузке без рукавов с небольшой драпировкой у горловины. Она знала, что этот костюм подчеркивает ее стройность и цвет лица; ей не шли пестрые, вычурные балахоны, бывшие в то время на пике моды.

— Очень взрослая, — откликнулся Оливер. — С днем рождения, Джинни.

К своей досаде, Джинни почувствовала, как ее щеки заливает густой румянец. Но все же ей удалось ответить Оливеру холодной улыбкой. Если он думает, что сможет обращаться с ней, как с маленькой, то глубоко ошибается. Она уже не наивная школьница.

— Спасибо, — с достоинством произнесла она. — Пожалуйста, проходите. Хотите что-нибудь выпить?

— Виски, пожалуйста.

— С содовой или со льдом? — вежливо поинтересовалась Джинни.

Оливер насмешливо выгнул бровь и покачал головой.

— С виски? О, нет… Никогда не разбавляй хороший виски, — посоветовал он.

— А… — Ее сердце забилось гораздо быстрее, чем обычно, и она поняла, что не смеет взглянуть ему в глаза. Смущенная собственной застенчивостью, она сбежала, трусливо перепоручив одному из официантов подать напиток.

Вечеринка была в самом разгаре, и гости развлекались вовсю, но Джинни была занята по уши — она должна была исполнять роль хозяйки, переброситься парой слов с каждым гостем, представить друг другу тех, кто встретились впервые, вовлечь в разговор тихонь. Мадемуазель Бриссо, преподававшая в школе хорошие манеры, гордилась бы ею. При этом Джинни постоянно следила за Оливером краем глаза, не подпуская его слишком близко.

Она как раз несла поднос с крохотными бутербродами-канапе, когда Оливер неожиданно возник на ее пути.

— Папа посоветовал мне попробовать, — сказал он, взяв кусочек хлеба с рыбным паштетом, украшенный авокадо и помидорами. — Ты это сама делала, как я понял?

— О… Да, верно, — выдавила Джинни в ответ, пытаясь сохранить легкомысленный тон. — Хотя не совсем — паштет-то покупной.

Оливер улыбнулся.

— Могла бы и не говорить, я бы все равно не догадался. Значит, ты учишься на шеф-повара?

— Это слишком круто для меня, — призналась она, удивляясь, что ее дела обсуждаются в доме Марсденов. — Но я научилась многим полезным вещам. Например, какое вино подавать к жареному фазану и как чистить спаржу.

— Никогда не знаешь, какое умение может вдруг пригодиться.

Глаза Джинни заискрились весельем.

— Вот именно. Если я когда-нибудь окажусь в шлюпке среди жертв кораблекрушения и меня захотят выбросить за борт, я скажу: «Только не меня ведь я умею чистить спаржу». И это спасет мне жизнь!

Оливер рассмеялся, и Джинни обрадовалась, что сумела его развеселить. Но по какой-то безумной причине она вдруг почувствовала себя неловко и попыталась обогнуть его.

— Прости, но мне… надо идти…

— Ты и так весь вечер ходишь. — Он решительно выхватил поднос с бутербродами у нее из рук и поставил на ближайший столик. — Это ведь твой день рождения… Так давай потанцуем.

Он взял ее руку в свою, и Джинни внезапно ощутила такое сильное головокружение, что едва удержалась на ногах. В саду был установлен навес, и играла рок-группа — трое местных парней, на удивление неплохие музыканты. Джинни слегка шатало, когда Оливер вел ее на танцплощадку. Можно было только надеяться, что, заметив румянец на ее щеках, он спишет это на жару.

Уроки мадемуазель Бриссо не прошли для Джинни даром. Она сразу встала в правильную позицию, взглянула в глаза Оливеру и ослепительно улыбнулась.

— Я не знала, что ты вернулся, — призналась она. — Папчик мне не говорил.

Его очаровательные губы изогнулись в улыбке.

— Папчик? — повторил Оливер, удивленно выгнув брови. — А дядя Джеймс знает, что ты его так называешь?

Джинни равнодушно пожала хрупкими плечами, злясь на себя за излишнюю болтливость.

— Он… не обижается.

В ироничной улыбке Оливера отразилось сомнение.

— Я вернулся во вторник, — ответил он на заданный ранее вопрос. — Это всего лишь деловая поездка. Но мне посчастливилось разбавить ее небольшим удовольствием.

Он улыбался, и Джинни пришлось сопротивляться притяжению его темных глаз.

— На что… похож Нью-Йорк? — спросила она, с трудом сдерживая дрожь в голосе.

— Быстрый, шумный, многолюдный… Он великолепен, если сумеешь попасть в его ритм. Там всегда что-то случается, и можно найти открытый бар или ресторан в любое время дня и ночи. Ты обязательно попадешь туда однажды.

— О… да… Это было бы… интересно, — сказала Джинни, задыхаясь. Это всего лишь вежливая болтовня — он ведь не станет всерьез приглашать ее в гости.

Но, танцуя в его объятиях, Джинни чувствовала, что самые несбыточные ее мечты становятся реальностью. На площадке было так тесно, что им приходилось двигаться вплотную друг к другу, просто переступая в такт музыке. Их ноги скользили по деревянному покрытию, уложенному на лужайке, их тела соприкасались.

Джинни слишком остро ощущала его присутствие рядом, чувствовала исходящую от него силу. Оливер снял пиджак и галстук и расстегнул воротник белой накрахмаленной рубашки. Джинни видела у основания его шеи темные курчавые волоски. И еще были мускулы, твердые, упругие, под белоснежной сорочкой, и тонкий запах на его коже — не одеколон, а чувственный и соблазнительный аромат его тела.

Она словно опьянела. Странные, волнующие образы кружились у нее в голове. Когда Оливер привлек ее к себе чуть ближе, она всерьез испугалась, что он заметит бешеный ритм ее сердца. Одна песня закончилась, пошла следующая, а они продолжали танцевать. Джинни закрыла глаза, погружаясь в опасную и соблазняющую фантазию. Ничто не имело значения кроме музыки и его объятий…

— Ладно… гм… пока это все. Мы… гм… уходим ненадолго. Вернемся… гм… через полчасика.

Невразумительное бормотание певца разрушило чары. Джинни отстранилась, не желая возвращаться к действительности, боясь, что если она встретится взглядом с Оливером, он прочтет в ее глазах все ее мечты. Но когда он коснулся пальцем ее подбородка и заставил поднять лицо, в его улыбке не было прежней насмешливости.

Площадка опустела. Гости ринулись к бару, оставив их в одиночестве.

— Боюсь, мне пора, — мягко сказал Оливер. — Завтра мне придется идти на очень скучные встречи, а сегодня вечером — читать очень скучные отчеты. — Он погладил большим пальцем ее дрожащие губы и склонил голову, обдав ее щеку теплым дыханием, коснувшись ее губ своими. — Спокойной ночи, маленькая милая Вирджиния, — пробормотал он. — Не разбивай слишком много сердец.

* * *

Меньше всего Джинни ожидала, что за легкомысленным приглашением в Нью-Йорк действительно что-то последует: она была полностью уверена, что Оливер тут же забыл о своих словах.

Инициатива исходила от ее отца; он предложил ей путешествие в награду за получение диплома — очень странно, если учесть, что он никогда не интересовался ее успехами в учебе. Глядя на простирающиеся внизу серо-голубые воды Атлантики, Джинни грустно улыбалась. Ей казалось, что папа с дядей Говардом вынашивают какие-то тайные планы, и вряд ли Оливеру будет приятно нянчиться с ней целую неделю.

Но когда огромный «Боинг 747» начал заходить на посадку над аэропортом Кеннеди, ее тревога мгновенно развеялась, сменившись возбуждением. Нью-Йорк! Поездка понравится ей в любом случае, независимо от отношений с Оливером.

Сомнения вернулись во время прохождения таможни. Папа говорил, что Оливер ее встретит, но в первый пугающий момент огромное помещение показалось ей морем незнакомых лиц. А когда она все же разглядела в толпе его темноволосую голову, ее сердце затрепетало в безумном ритме.

Он двинулся к ней сквозь людской поток со своей обычной насмешливой улыбкой и взял чемодан у нее из рук.

— Привет. Хорошо долетела? — дружелюбно спросил он.

— О… Да, прекрасно, спасибо, — ответила Джинни, изо всех сил пытаясь сохранить самообладание. После их последней встречи на ее дне рождения она не переставала мечтать об Оливере, и вот он здесь, стоит с ней рядом.

— Устала?

— Немножко, — призналась она, решив, что этим и объясняется ее слабость.

— Тогда поедем сразу ко мне, — предложил Оливер. — Там мы поужинаем и отдохнем. А завтра встанем пораньше и приступим к осмотру достопримечательностей.

Джинни замялась.

— Очень… мило с твоей стороны, что ты меня встретил, но… ты наверняка очень занят, — робко прошептала она. — Ты не обязан тратить на меня свое время.

Его темные глаза заблестели.

— Мне это только в радость, — ответил Оливер. — Кроме того, я обещал своему отцу позаботиться о тебе.

Именно этого она и боялась.

— Что ж… Большое спасибо, — сухо пробормотала она.

На мосту Квинсборо по пути в Манхеттен у Джинни закружилась голова. Странно было увидеть наяву знакомую по фильмам картину… но никакое кино не способно передать столько впечатлений: машины, шум, запах дизельного топлива и самой разнообразной еды, отвесные стены зданий из стекла и бетона, упирающиеся в яркое голубое небо.

Но когда роскошный «роллс-ройс» цвета шампанского поравнялся с Центральным парком, Джинни ахнула от восторга, совершенно забыв о намерении потрясти Оливера своим ледяным спокойствием. Деревья стояли в цвету, укрывая своей тенью зелень лужайки от палящего полуденного солнца — тихий райский уголок среди небоскребов и многоэтажных жилых домов, обступивших его со всех сторон.

Машина остановилась у края тротуара напротив стеклянной двустворчатой двери под темно-зеленым навесом. По обе стороны от входа стояли два лавровых деревца в деревянных кадках, а у двери дежурил величавый привратник в темно-зеленой униформе, которой не погнушался бы и швейцар из пятизвездочного отеля.

Он шагнул вперед и с поклоном распахнул дверцу автомобиля.

— Добрый день, мистер Марсден. Добрый день, мисс. Машин на улицах много сегодня?

— Как всегда, — кивнул Оливер. — Вы не доставите наверх сумки мисс Гамильтон?

— Конечно, сэр.

Подняв глаза, Джинни увидела перед собой высокое величественное здание. Двери плавно распахнулись, и она шагнула на мраморный пол вестибюля, покрытый пятнами солнечного света, проникающего сквозь стеклянную крышу. Очаровательный фонтанчик журчал под сенью пальм — ну прямо как в старых фильмах.

— Ух ты…!

Оливер недоуменно улыбнулся.

— Что?

— Это! — Джинни в изумлении глазела по сторонам. — Потрясающе!

— Да, наверное, — со смехом заключил Оливер, нажимая кнопку старомодного лифта. — Проект разрабатывал Боган, который, между прочим, участвовал в строительстве здания Крайслера.

— А. — По-видимому, Джинни должна была знать хоть что-то о здании Крайслера, но, к несчастью, в ее школе культуру Америки не проходили.

Лифт остановился на последнем этаже. Здесь было только две двери, и пока Джинни пыталась осмыслить тот факт, что квартира Оливера занимает половину всего верхнего этажа, одна из дверей отворилась.

— Ах… Джинни, милочка. Вот и ты. Заходи.

Джинни удивленно моргнула.

— Алина?

Она с трудом узнала сводную сестру Оливера — в последний раз они виделись лет десять назад. Алина вышла замуж за американского бизнесмена и переехала в Техас. В то время это оказалось большой неожиданностью — все почему-то считали, что у нее с Оливером «что-то есть».

Внезапно Джинни почувствовала себя неуклюжей уродиной — Алина словно сошла со страниц модного журнала. Ее изящная фигура казалась еще стройнее в голубом шелковом костюме простого покроя, светлые волосы были собраны в элегантную прическу, яркий макияж был безупречен.

— Конечно! — Она снисходительно улыбнулась. — Но ты выглядишь жутко усталой, милая. Я покажу тебе твою комнату. Тебе наверняка хочется привести себя в порядок перед ужином.

— Спасибо.

Джинни последовала за ней. Она казалась себе шариком, из которого выпустили весь воздух. Наверное, это от смены часовых поясов. Не могла же она всерьез надеяться, что Оливер будет полностью в ее распоряжении.

После толчеи Нью-Йоркских улиц квартира показалась ей тихим раем. Небольшая лестница вела в гостиную: просторную комнату с высокими потолками и блестящим деревянным полом, застеленным китайскими коврами. Огромные окна выходили прямо на зеленый оазис Центрального парка. Мебели немного: четыре больших дивана, обитых дорогой темной кожей, придвинуты к невысокому столику с мраморной столешницей и освещаются парой изящных светильников. С одной стороны располагалась столовая, на пару ступеней выше пола гостиной.

На стенах развешаны картины — «мазня», как сказал бы ее отец: буйные пятна цвета, наполненные движением, напоминающие порхание тропических птиц. Джинни не могла глаз от них отвести. Оливер взглянул на нее с улыбкой.

— Тебе понравилось? — тихо спросил он.

Она склонила голову, рассматривая самое большое из полотен красно-оранжевую бурю, спрыснутую яркой зеленью.

— Даже не знаю, — призналась Джинни. — Это… необычно, конечно…

Алина от души рассмеялась.

— Ты что же, Оливер, хочешь, чтобы бедная девочка, не успев приехать, сразу начала делиться своими впечатлениями о современной живописи?! Но мы ее сводим в Музей современного искусства. Хочешь, Джинни?

Джинни вымученно улыбнулась. Она давно мечтала об этой поездке, но вряд ли ей понравится постоянное общение с Алиной, которая относится к ней как к малому ребенку. Но и обижаться нечего — Алина всего лишь пытается проявить дружелюбие.

Алина пересекла комнату и распахнула дверь, ведущую в длинный коридор. Проходя по нему, Джинни успела заметить кухню, выложенную белым кафелем, и что-то вроде рабочего кабинета.

— А вот и твоя комната, — объявила Алина, открывая следующую дверь. Ванная здесь. Ужинать будем через час, тебя это устроит?

Джинни моргнула.

— А… да… Как скажете, — выдавила она, растерянно озираясь по сторонам. Эта комната вполне подошла бы для кинозвезды. Она раза в три больше ее спальни. Огромное окно выходило в парк. Ковер на полу — кремовый, как и тонкие прозрачные занавески.

Широкая кровать накрыта стеганым атласным одеялом (тоже кремовым)… даже присесть боязно. Но Джинни так устала… и у нее осталось всего несколько минут на отдых. Осторожно отбросив одеяло, она скинула туфли и прилегла, глядя, как колышутся тонкие занавески в потоках воздуха от кондиционера.

Нечего было удивляться при виде Алины, — размышляла Джинни, — в конце концов, она ведь сводная сестра Оливера. И несмотря на ее цветущий вид, жизнь ее не балует. Первое замужество Алины с каким-то пожилым богачом окончилось разводом, когда ей не было и двадцати двух лет, а второй брак, судя по словам тети Марго, катится в том же направлении.

Глупо ревновать к ней Оливера. Как, наверное, тяжело дважды побывать замужем и оба раза неудачно. Хорошо еще, что она может поплакаться в жилетку сводному брату, раз мамы нет рядом. И незачем подозревать здесь нечто большее.

Зевая, Джинни взглянула на часы. Пора вставать и переодеваться к ужину. Еще одну минуточку…

Когда она раскрыла глаза в следующий раз, комната была залита солнечным светом.

Джинни в изумлении вскочила, с ужасом осознав, что лежит под одеялом в своей ночнушке. Ее вещи были сложены на кожаном кресле у окна… а ведь она вроде бы не клала их туда. Наверное, ей помогла Алина.

Сползя с кровати, Джинни обнаружила, что ее чемоданы распакованы, а одежда аккуратно развешана в стенном шкафу рядом с ванной. Девушка нахмурилась… она никак не могла представить себе Алину за таким занятием. Но и Оливер сделать это не мог. Что подумала утонченная Алина при виде Медовушки, старого плюшевого медвежонка, которого Джинни засунула в одну из своих сумок и который теперь восседал на втором кожаном кресле?

Приняв душ в элегантной ванной комнате, оформленной в стиле тридцатых годов, и переодевшись в костюм, купленный специально для этой поездки (кораллово-розовый шерстяной жакет, простая темно-серая блузка и широкие брюки), Джинни решила наконец, что готова предстать перед хозяевами.

Но войдя в гостиную, она обнаружила там только Оливера. Он сидел за столиком на широком балконе с видом на парк и завтракал, читая газету. Сегодня он был одет довольно небрежно — в белую льняную рубашку и светлые брюки. При виде девушки Оливер сложил газету и радушно улыбнулся.

— Доброе утро, соня. Выспалась?

— Да, спасибо, — ответила Джинни, внезапно почувствовав комок в горле. — Прости… я пропустила ужин.

— Ай, детонька, ты же так устала, даже не проснулась, когда я тебя укладывала, — произнес незнакомый голос, смягченный солнечным южным акцентом. — Ты же дрыхла без задних ног.

— Ой… — только и смогла ответить Джинни при виде пожилой женщины, выскочившей из кухни с кофейником, распространяющим аппетитный аромат свежесваренного кофе. — Так это вы… уложили меня в постель? — переспросила она с некоторым облегчением от того, что загадка разрешилась так прозаично.

— Конечно, детонька, — хихикнула домработница, сверкнув черными глазами. — Кто же еще?

— Джинни, это Уилла, — пояснил Оливер со слегка кривоватой улыбкой. Она здесь хозяйка.

— Вот именно! — рассмеялась добродушная женщина. — Я еще не встречала мужчину, который мог бы сам за собой поухаживать. Читать биржевые сводки за завтраком…! — Она выхватила газету. — Как же ты думаешь прожить этот день, если не хочешь уделить чуточку внимания собственному желудку?

— Зато если ты будешь больше уделять внимания своему желудку, нам скоро придется двери расширять! — огрызнулся Оливер.

— Ха! — Почтенная дама горделиво подбоченилась. — Не отрицаю, я женщина крупная! Ну, детонька, что же ты будешь завтракать? — обратилась она к Джинни. — Оладушки? Жареный хлеб с яичком?

— Мне оладьи, пожалуйста, — ответила Джинни, поняв, что Уилла не позволит ей отказаться от завтрака во имя сохранения фигуры… впрочем она и сама была слишком голодна, чтобы решиться на это.

Широкое лицо домработницы осветилось радостной улыбкой.

— Какая хорошая девочка. Посиди пока, попей кофейку, а твои оладушки сейчас поджарятся.

— Спасибо… — пробормотала Джинни, усаживаясь на свободное место за столиком.

Оливер взял чашки и налил кофе им обоим.

— Так чем бы ты хотела сегодня заняться? — поинтересовался он.

— Разве тебе не нужно на работу? — робко переспросила Джинни.

— Сегодня суббота, — с улыбкой напомнил ей Оливер.

— Ах… Конечно… — Джинни слегка покраснела. — Тогда… Что бы ты предложил?

— Мы можем начать с Международного Торгового Центра… там самые лучшие виды. И ты, наверное, хочешь увидеть Статую Свободы?

— О, да, — с радостью согласилась Джинни. — Я читала, что нам тогда придется съездить на остров на пароме.

Оливер кивнул.

— Решено. Мы выйдем, как только ты позавтракаешь, а потом… у нас будет очень насыщенный день.

— А… Алина тоже поедет? — спросила Джинни, пытаясь сохранить равнодушный тон.

— Алина? — Казалось, Оливер удивлен. — Нет, конечно, нет. Уилла, не могла бы ты принести мне еще тостов? — добавил он, когда домработница вернулась с оладьями для Джинни.

 

Третья глава

Следующие несколько дней промчались, как вихрь. Джинни с Оливером проехали по Центральному парку, прогулялись в Чайнатаун, обсудили архитектурные изыски музея Гугенхейма и каждый вечер выбирали к ужину кухни разных народов мира. Джинни могла бы заявить с абсолютной честностью, что это лучшее время в ее жизни.

Она и представить себе не могла, что с Оливером ей будет настолько интересно. Поначалу она немного его стеснялась, боялась, что он сочтет ее наивной или глупой, но вскоре расслабилась, обнаружив у него отличное чувство юмора. Удивительным оказалось и то, что он с готовностью тратил свое время на магазины и достопримечательности, и как будто совсем не скучал.

Алина не появлялась. Джинни не хотелось расспрашивать о ней, а Оливер молчал.

Точно так же Джинни старалась не упоминать о его работе. Но во вторник утром она обнаружила Оливера в столовой с телефонной трубкой в руках. Он жестом велел ей усесться за столик, поэтому Джинни налила себе кофе и щедро намазала маслом и медом вкусный Уиллин оладушек. На перила балкона приземлился скворец, и она насыпала ему крошек, с восторгом глядя, как птица скачет по полу почти у ее ног.

После нескольких звонков Оливер наконец повесил трубку.

— Прости, — поморщившись, сказал он. — Дела.

— А… Да, конечно. — Джинни запнулась, помешивая кофе. — Ты… должен сегодня идти на работу?

Оливер покачал головой, лениво откинувшись в плетеном кресле, и закинул руки за голову.

— Я взял неделю отпуска, — объявил он. — Я много работал и заслужил это.

— А… — Джинни робко улыбнулась, опустив ресницы. — Ты… не обязан растрачивать на меня весь свой отпуск.

— Это не растрата.

У нее екнуло сердце. То, как он смотрел на нее, как улыбался… Нет это всего лишь игра воображения. Она обязана держать свои фантазии под контролем, чтобы не выставить себя полной дурой.

— А чем ты вообще занимаешься? — поинтересовалась она, пытаясь поддержать разговор.

— Скупка и продажа ценных бумаг. Так называемые «фьючерсные сделки», когда прибыль получается за счет разницы рыночных цен. Возьмем, к примеру, медь — когда-то давно люди просто купили бы акции медного рудника. Теперь же они смотрят, как меняется цена — растет или падает. И тогда решают купить акции по выгодному курсу в определенный день в будущем… или иногда продать акции, которые еще даже не куплены. Смысл в том, что внести им придется совсем небольшую часть денег.

— То есть, если цена акции изменилась так, как они предсказывали, они получат прибыль без особых затрат?

— Вот именно. Но вскоре слишком много людей начинают продавать и покупать опционы вместо акций, и все рушится. К 1983 году оборот фьючерсных сделок превысил оборот всей Нью-Йоркской биржи.

— Похоже на азартную игру.

— Так и есть. Естественно, нужно очень хорошо знать свой рынок, но все равно идешь, как по минному полю — всегда есть шанс подорваться.

— Как здорово! — с сияющими глазами воскликнула Джинни.

— Хочешь посмотреть?

— Мы можем съездить на биржу?

Оливер кивнул.

— Доедай свой завтрак, а я позвоню Делвину, чтобы пригнал машину.

Ужасно интересно побывать на бирже с человеком, который там работает. Оливер отвел Джинни на обзорную галерею для посетителей, откуда она могла видеть сквозь стекло заполненный людьми зал, с его знаменитыми восьмиугольными стойками, где на мониторах отображались самые свежие цены, с брокерами и журналистами в ярких блейзерах.

— Такой бедлам! — воскликнула Джинни при виде суетящейся толпы. — Как они вообще понимают, что тут происходит?

— Стадный инстинкт, — сухо ответил Оливер. — Раньше было еще круче… сейчас почти все сделки осуществляются через компьютер.

— Не завидую я здешним уборщицам, — заметила девушка, многозначительно взглянув на обрывки бумаг, усеивающие пол.

Оливер рассмеялся и, небрежно обняв Джинни за талию, повел ее дальше, на выставку, посвященную истории биржевых торгов, а затем в помещение, куда не пускали обычных зрителей. Он познакомил ее с некоторыми из своих коллег, со смехом отметая любые попытки заговорить о делах.

— Только не сейчас… Я всего лишь турист! — утверждал он. — Отсюда мы пойдем в Бэттери-парк есть мороженое и смотреть на корабли.

Улицы нижнего Манхэттена купались в лучах полуденного солнца, но южная сторона зеленого мыса обдувалась легким ветром с залива. Оливер купил обещанное мороженое — огромные рожки с орехами и шоколадным кремом, и они уселись есть его прямо на траве.

Джинни смотрела на Оливера смеющимися глазами.

— У тебя мороженое на подбородке, — хихикнула она.

— Правда? — Он достал из кармана носовой платок и вытерся. — Все?

— Нет… вот здесь. — Не раздумывая, она протянула к нему руку, но в последний момент, вздрогнув, остановилась. Казалось, между ними проскочил электрический разряд… Но когда Оливер взглянул на нее своими насмешливыми, темными, бездонными глазами, она поняла, что пропала. Он все понял.

Его кожа была теплой, слегка шершавой на подбородке. Джинни стерла каплю мороженого и торопливо убрала руку, отведя взгляд. Наступило долгое мгновение тишины; все, что она могла слышать, это собственное дыхание, бешеный стук своего сердца.

Внезапно она уловила краем глаза странное движение метрах в десяти от нее. Пожилой мужчина зашатался и медленно осел на землю рядом с тропой. Джинни вскочила на ноги, с ужасом глядя, как посетители парка равнодушно проходят мимо.

— Ему плохо! — воскликнула она, бросаясь вперед.

— Наверное, пьяный, — одернул ее Оливер.

— Нет. — Она склонилась над мужчиной, взяла его за руку, заметив, какая влажная у него кожа. Где же пульс? — Бери мобильник и звони в «скорую», прикрикнула она на Оливера, тут же забыв о своем страхе перед ним.

Она и сама не знала, почему решила, что этот старик не пьян — возможно, вопреки мнению остальных прохожих. Но он не был похож на пьяницу, и лицо у него доброе. Наверное, у него есть внуки.

Двое мужчин в дорогих костюмах замедлили шаг, с презрением глядя на происходящее.

— Чертовы алкаши, — пренебрежительно буркнул один из них.

Оливер нахмурился и достал из кармана мобильный телефон. Быстро закончив разговор, он присел рядом с Джинни, пощупал лоб пожилого мужчины и наклонился, чтобы понюхать его дыхание.

— Ты права, — сухо заключил он, — это не алкоголик. Он в диабетической коме. — Оливер торопливо развязал галстук мужчины и расстегнул воротник рубашки.

— У него кулон на шее, — заметила Джинни. — Там вроде бы имя написано и адрес.

— Еще должна быть информация о страховке, — добавил Оливер. — Если только он не на государственной программе страхования стариков.

Джинни нахмурилась.

— Это что, плохо?

— Врачам нужно знать, чтобы решить, в какую больницу его отправить. И кто будет оплачивать счет.

— Я, конечно, — ответила Джинни, не задумываясь. — Интересно, он женат? Жена будет жутко переживать. А, это уже «скорая»? — добавила девушка, услышав вой сирены.

* * *

Из больницы они ушли поздно вечером. Старик оказался вдовцом, а его единственная дочь жила в Филадельфии. В результате Джинни заявила, что будет дежурить в больнице, пока его дочь не приедет. Оливер, как ни странно, остался с ней, не возразив ни словом. Когда они усаживались в «роллс-ройс», он криво улыбнулся.

— Ты не забыла, что мы сегодня вечером собирались в «Ричмонд»?

— Ой… Да, забыла, — призналась Джинни. — Прости. Мы уже не успеем?

— Смотря сколько ты будешь копаться, — ответил Оливер с усмешкой.

— Я быстро… обещаю.

Он рассмеялся.

— Сколько раз я уже слышал такое от женщин?

Это мимолетное замечание ранило Джинни в самое сердце — она бы предпочла не задумываться о том, сколько женщин было в жизни Оливера. Очевидно, проведенная с ней неделя останется для него всего лишь незначительным эпизодом. Оливер Марсден, кушающий мороженое в Бэттери-парк? Никогда.

Но сегодня Джинни попробует произвести на него впечатление — она выполнит свое обещание собраться в считанные минуты и выглядеть будет на все сто. Одеваясь, она не могла сдержать дрожь возбуждения. Это платье она взяла с собой в безумной надежде, что у нее появится возможность покрасоваться в нем. Оно идеально подходит для ужина в «Ричмонде».

Облегающее платье из матово-черного атласа, очень простое и элегантное, с низко вырезанным лифом, обнажающим плечи, и длинной узкой юбкой, скрывающей ее стройные ноги. Делать прически Джинни умела — хотя ее волосы совершенно отказывались виться, заплести их в косу и уложить в виде короны большого труда не составило. Из украшений она выбрала только золотую цепочку и сережки в виде листиков.

Закончив, Джинни внимательно изучила в зеркале свое отражение. Да, она права, что не стала краситься. Алая помада казалась очень соблазнительной, но инстинкт подсказал ей, что это излишне. Даже без яркого макияжа она выглядит достаточно взрослой и… да, утонченной.

С довольной улыбкой Джинни взяла сумочку. Что скажет Оливер, увидев ее? Понравится ли ему…? Глубоко вздохнув, она раскрыла дверь и плавной походкой проследовала по коридору в гостиную.

Когда она вошла, Оливер разговаривал по телефону. Джинни замерла, готовая отступить, не желая подслушивать, но он сделал ей знак рукой, чтобы она осталась.

— Хорошо, Алина… я скоро. Нет, это не важно. Десять минут, ладно?

Разочарование пронзило сердце, словно острый нож. Но когда Оливер повесил трубку и повернулся к Джинни, она заставила себя ослепительно улыбнуться.

— Что-то случилось?

Он смотрел на нее невидящим взглядом… а платья, кажется, и вовсе не заметил.

— Боюсь, что да. Прости, Джинни… мы не сможем сегодня поехать в «Ричмонд». Есть одно дело… очень важное.

— А… ничего страшного. — Как кстати, что долгие годы притворства приучили ее сохранять улыбку в любых ситуациях. — Мы и так слишком много развлекались, один вечерок можно и отдохнуть.

Оливер кивнул с отсутствующим видом, решив поверить ей на слово.

— Завтра мы сходим на Южную улицу и пообедаем в одном из ресторанов, где подают свежевыловленную рыбу, — пообещал он, хватая пиджак и бросаясь к двери. — Спокойной ночи.

Дверь захлопнулась. Джинни так и осталась стоять посреди пустой комнаты в вечернем платье. За окном мерцали огни Манхэттена, а по ее щекам медленно текли слезы.

* * *

Какое бы дело ни заставило Оливера так срочно помчаться к Алине, затянулось оно на целую ночь. Джинни была уверена в этом, потому что его спальня находилась напротив, и его возвращение не могло пройти незамеченным. Всю ночь она не смыкала глаз. Так и лежала без сна, уговаривая себя не быть дурой.

В конце концов, он ведь провел с ней целую неделю. Глупо ожидать, что он будет плясать вокруг нее на задних лапках. Алина все-таки его сводная сестра и имеет больше права отнимать у него время.

А если Алина не просто сводная сестра? Джинни с самого начала знала, что Оливер ей не пара — он всего лишь добр с ней потому что… такой уж он человек. Разве можно поверить хоть на секундочку, что он способен увлечься ею как женщиной?

Она и сравниться не может с Алиной. Мало того, что Алина красива холодной, аристократической красотой, которую и встретишь разве что на обложках дорогих журналов, так она и одевается соответственно… и фигура у нее идеальная, только наряды демонстрировать. Она излучает такую ауру спокойствия, самообладания, уверенности в себе, которой Джинни может только позавидовать.

Это магия, которую нельзя приобрести с годами, которой Алина обладала с рождения. Ей было шестнадцать, когда ее мать вышла замуж за отца Оливера. Но даже в этом трудном возрасте в ней не было ни грамма подростковой угловатости. Две девочки на свадьбе были подружками невесты, и шестилетней Джинни Алина казалась сказочной принцессой.

Солнце взошло рано. К половине шестого утра оно уже вовсю светило с ярко-голубого неба. Джинни с трудом слезла с кровати. После утомительного бодрствования у нее ломило все тело. Стоило бы, наверное, приготовить себе апельсинового сока. А если Оливер вернется и спросит, что она делает в такую рань, что ж… у нее найдется оправдание.

Но когда она уселась на балконе прямо в ночнушке и начала потягивать сок, глядя, как солнце поднимается все выше и выше над искусственными сталагмитами в восточной части парка, Оливер так и не появился. У Уиллы сегодня был выходной, и Джинни сама приготовила себе завтрак, хотя на самом деле ей кусок в горло не лез.

К одиннадцати Джинни решила, что глупо и неуважительно по отношению к себе сидеть сиднем и дожидаться его возвращения. Кроме того, она хотела купить подарок отцу. Поэтому она переоделась и храбро бросилась на штурм магазинов Коламбус-Авеню, где умудрилась убить по меньшей мере два часа, блуждая по бутикам и галереям.

Жара стояла страшная — по словам Оливера, «в такие дни пока от машины до подъезда дойдешь, рубашку хоть отжимай». Поэтому домой Джинни вернулась с радостью. Привратник сегодня дежурил другой, не тот, что на прошлой неделе. С тем она, можно сказать, подружилась, перебрасывалась парой слов каждый раз, проходя мимо, а этого видела впервые.

Странно было бродить по незнакомому городу, где Джинни не знала ни души, где даже не с кем было поговорить. «Я это беру» и «спасибо» — вот все, что она сказала продавщице, покупая для отца серебряную закладку для книг с выгравированным орлиным пером. Наверное, впервые в жизни она провела так много времени в молчании.

Оливера все еще не было. Странно, как сразу ощущается пустота в квартире, как только откроешь дверь. С наигранным оптимизмом Джинни поискала записку — на случай, если он вернулся и снова ушел. Ничего. Она взяла коробку кукурузных хлопьев и уселась перед телевизором, бесцельно переключая каналы.

Около шести щелкнул замок. Моментально изобразив на лице ледяное спокойствие, Джинни оглянулась.

— Привет, — сказала она равнодушно.

— Привет. — Оливер выглядел изнуренным. Рубашка на нем была та же, что вчера вечером, но уже не такая свежая и наглаженная. Он снял галстук, расстегнул воротник, а его прекрасный пиджак был небрежно переброшен через руку. Но на улыбку у него все же хватило сил. — Прости, я задержался.

— А, ничего, — беззаботно ответила она. — Я тут телевизор смотрю.

Оливер взглянул на экран, насмешливо изогнув бровь.

— Ты учишь испанский?

— Ой… — Вот черт, она даже не заметила, что переключилась на испанский канал. — Нет, тут фильм только что закончился, и я просто нажимала кнопки. Это не тот актер, что играл в «Мандате»? Смотри — высокий, который в дверь входит.

Он рассмеялся, пожав широкими плечами.

— Понятия не имею. Вот, значит, чем ты весь день занималась — телевизор смотрела?

— Нет. — Как хорошо, что не придется врать. — Я ходила по магазинам. Недалеко… только по Коламбусу. Интересно было. Купила папчику подарок.

Оливер кивнул, хотя Джинни чувствовала, что его вопрос был задан только из вежливости. Он повесил пиджак на перила и, пройдя через комнату, опустился в одно из кресел, вытянув длинные ноги и заложив руки за голову. Секунду спустя его глаза закрылись.

Джинни следила за ним с болью в сердце. Если бы он вернулся счастливым, она благодарила бы Алину, пусть даже и сгорая от ревности. Но он совсем измученный. Что же случилось? Какими неотразимыми чарами должна обладать эта женщина, чтобы заставить мужчину мчаться к ней сломя голову, и вот так его вымотать?

Джинни никогда с ним так не поступит. Ей хочется любить его, разгладить поцелуями морщинки у его глаз, согреть его уставшее тело своим теплом. Если бы он только позволил, она бы отдала ему все…

Когда Оливер открыл глаза, она отогнала эти дикие, бесстыдные мысли, отвечая ему обычной улыбкой.

— Так где бы ты хотела сегодня поужинать? — спросил он. — Можно попытаться снова пробиться в «Ричмонд», если хочешь… там обычно заранее заказывают, но нам наверняка удастся выпросить столик.

— Ой, прямо не знаю… — Джинни беззаботно пожала плечами. — Вообще-то мне не сильно и хочется куда-то идти… Надо укладывать вещи, ведь завтра я рано утром уезжаю. А нельзя для разнообразия поужинать здесь?

Наградой ей послужил его вздох облегчения.

— Ты уверена? Можно что-нибудь заказать…

— Ой, нет. Почему бы мне чего-нибудь не приготовить? Если конечно, Уилла не против того, чтобы я хозяйничала на ее кухне. Я бы этим отблагодарила тебя, за то, что ты меня выгуливал.

Улыбка Оливера загладила все ее сегодняшние переживания.

— Хорошо. Спасибо, звучит очень заманчиво. И, Джинни… — добавил он, когда она подскочила и помчалась на кухню.

Джинни обернулась с вопрошающим видом.

— Надень то же черное платье, что и прошлой ночью, — произнес он со странной ноткой в голосе. — Мне оно понравилось.

Она кивнула, не отважившись ответить. Он все-таки заметил ее платье…

К счастью, кухонные шкафы Уиллы не пустовали, так что возможностей было выше крыши. Джинни выбрала меню попроще — свиные бифштексы с имбирем и тушеные овощи на гарнир. Пока бифштексы жарились, она сделала финт ушами вывалила банку консервированной кукурузы в куриный бульон и не пожалела сливок для заправки. Вот и вкуснейший супчик! А на сладкое — кокосовый крем, украшенный миндалем и дольками киви.

Между делом Джинни даже умудрилась наскоро принять душ. Платье она снова достала и повесила на дверцу шкафа. Неужели каких-то двадцать четыре часа назад она стояла здесь в этом самом платье, полная дурацких надежд? Так было до звонка Алины. Насколько старше и мудрее она кажется себе сейчас в сравнении с той глупой девочкой.

Хотя… он все-таки заметил платье…

Сегодня Джинни решила не подбирать волосы — для домашнего ужина это было бы слишком. Но расчесывала их долго, до блеска. Распущенные, они доходили ей до талии. Чуть-чуть розовой помады, едва заметные тени, капелька туши для ресниц, и она готова.

Вернувшись в гостиную, она обнаружила, что Оливер, хоть и переоделся в домашнее, накрыл скатертью стол, поставил свечи и принялся открывать вино. Когда Джинни вошла, он поднял голову и окинул ее взглядом. Она застыла в дверях, пытаясь успокоить дыхание, утихомирить дрожащее сердце. Оливер ничего не сказал, только кивнул, как она надеялась, одобрительно.

Судя по доносящемуся с кухни аромату, ужин был почти готов.

— Я… принесу суп, — выдавила Джинни, надеясь, что Оливер не заметил дрожи в ее голосе.

Даже ужин в «Ричмонде» не мог быть более романтичным. Когда солнце село, казалось, что верхушки деревьев Центрального парка отбрасывают синие тени на темнеющее бархатное небо. Пламя свечей отражалось в оконных стеклах — пять горячих золотых лепестков на фоне ярких огней Пятой Авеню с противоположной стороны парка, а за ними, далеко-далеко — холодная мишура звезд. Ужин прошел в молчании. Хоть бы завтра авиадиспетчеры объявили забастовку, и Джинни смогла бы остаться еще…

Расправившись с едой, Оливер сам отнес тарелки на кухню и сунул их в мойку. Вернулся он с кофейником. Джинни смотрела, как он кладет сливки в свою чашку, и пыталась угадать его мысли. Неужели он думает об Алине?

— Прекрасный ужин, — похвалил Оливер. От улыбки в его глазах сердце Джинни как всегда забилось быстрее. — Не думаю, что в «Ричмонде» нас накормили бы лучше.

Джинни улыбнулась в ответ, радуясь, что неяркое пламя свечей скрывает ее румянец.

— Спасибо, — пробормотала она.

Оливер лениво откинулся в кресле, потягивая кофе.

— Значит, Нью-Йорк тебе понравился?

— Да, очень. Спасибо… что проводил со мной так много времени. Джинни размешала кофе, нечаянно звякнув серебряной ложечкой о фарфоровые стенки изящной темно-зеленой чашки. Ее рассеянный взгляд был прикован к медленно тающему сливочному завитку. — Боюсь… это тебя отец заставил.

Оливер сдержанно рассмеялся.

— Да, — заявил он с иронией, — его идея. Они с твоим папой давно мечтали об этом. И, думаю, одной неделей в Нью-Йорке их планы не ограничатся.

Ее сердце замерло, и она в изумлении уставилась на Оливера.

В его темных глазах светилось какое-то странное веселье.

— Я бы даже предположил, что они намерены нас поженить.

Ее щеки из розовых стали пунцовыми.

— Что за… бредовая мысль, — возмутилась Джинни, с трудом переводя дыхание.

— Ты и вправду так думаешь? — Оливер потянулся к ней через стол и взял ее руку, нежно погладив пальцами ладонь. — Милая, невинная Вирджиния… А по-моему, мысль очень даже хорошая.

 

Четвертая глава

— Прячешься, Джинни? Это на тебя не похоже.

Иронический вопрос Оливера заставил Джинни обернуться. Выражение боли на ее лице, вызванное старыми мучительными воспоминаниями, тут же сменилось привычной улыбкой.

— Воздухом дышу, — беззаботно откликнулась она. — Внутри ужасно жарко. Не думаешь же ты, что я буду танцевать до рассвета без малейшей передышки.

— Нет, конечно, — сухо согласился он. — Сегодня ты была душой общества, как и всегда. Кажется, успела потанцевать со всеми, кроме меня. Тебе не хочется исправить это упущение?

Ее сердце гулко застучало в груди, но все же она заставила себя весело рассмеяться.

— Что ж, раз ты так много за меня заплатил, вряд ли я могу отказаться, верно?

В глубине его темных глаз что-то вспыхнуло.

— Я оплатил гораздо большее, чем один танец, — ответил Оливер, скользнув взглядом по ее пышной, белой груди, выставленной напоказ в глубоком декольте. Джинни знала, что он нарочно хочет ее смутить, но все же не смогла скрыть румянец.

Она вскинула подбородок, не желая признаваться, какое сильное впечатление производит на нее Оливер; однажды она уже сделала такую ошибку, будучи слишком юной и не способной противостоять его неотразимому обаянию. С тех пор она многому научилась. Пряча досаду за ослепительной улыбкой, она взяла его за руку, но как только шагнула вперед, направляясь в зал, Оливер ее остановил.

— Ты права, там слишком жарко. Музыка и здесь неплохо слышна.

Джинни невольно напряглась всем телом, когда он привлек ее к себе. Ей уже приходилось танцевать с ним после разрыва помолвки — раз или два, когда он приезжал в Англию, и они встречались на какой-нибудь очередной вечеринке. Было бы странно не общаться друг с другом, учитывая прочную связь их семейств. Кроме того, они оба стремились опровергнуть сплетни, доказывая своим поведением, что между ними никогда не было ничего кроме дружбы.

Но сегодня все пошло кувырком. По каким-то непонятным причинам Оливер все изменил своим возмутительным поступком на аукционе. А теперь ему приспичило потанцевать с ней здесь, на террасе, залитой лунным светом, где кроме них нет ни одной живой души, и воздухе пахнет жасмином…

Джинни выбросила из головы эти предательские романтические мысли, и вновь улыбнулась своей «фирменной» кокетливой улыбкой.

— Так что бы ты хотел получить от меня за эти деньги? — шутливо поинтересовалась она.

Оливер рассмеялся низким и хриплым смехом.

— Нечто, требующее твоих… уникальных способностей, — ответил он, снова взглянув на ее упругие груди, словно зачарованный тем, как они вздымаются при каждом вздохе под мягким зеленым бархатом.

Жаркое пламя растеклось по ее жилам. Джинни пришлось собрать все свои силы, чтобы сохранить спокойствие. Изогнув тонко очерченную бровь, она взглянула в насмешливые темные глаза.

— Что…?

Оливер улыбнулся. Внезапно на его лице появилось выражение полнейшей невинности, лишний раз напомнив ей, насколько может быть обманчива его внешность.

— Я хочу, чтобы ты устроила вечеринку.

Джинни осторожно выдохнула, стараясь, чтобы это не прозвучало как вздох облегчения.

— Что-то особенное, я думаю?

— Проводы Говарда на пенсию. Конечно мы отпразднуем дома его семидесятилетие, но в банке мне бы тоже хотелось отметить. Это даст возможность собрать наших деловых партнеров за пятьдесят лет.

— Конечно, — сказала Джинни с некоторым удивлением. — Я возьмусь за это с радостью.

Оливер хмыкнул.

— Какое счастье, что ты не можешь отказаться. Если только не попросишь, чтобы я забрал свою тысячу фунтов из оргкомитета.

Джинни с улыбкой покачала головой.

— Не говори глупостей. Ты уже составил список гостей?

— Да, но лучше тебе сходить со мной в офис и поговорить с секретаршей. Она помнит всех, кого я хотел пригласить, и сможет кое-что тебе посоветовать.

Джинни кивнула.

— Хорошо. Какое число тебя устроит?

— Можно через месяц? Тебе хватит времени для подготовки?

— Думаю, да. Хотя, все зависит от поставщиков, они могут быть завалены заказами. Но я знаю парочку, которая нам подойдет.

— Замечательно, — согласился Оливер все с той же насмешливой интонацией. — Тогда я бросаю на тебя это дело.

Джинни продолжала улыбаться, подозрительно разглядывая его из-под ресниц. Они оба притворялись, что это всего лишь простое соглашение между друзьями… и если бы не их прошлое, все бы именно так и было.

— Чего я понять не могу, — промурлыкала Джинни, — зачем тебе понадобилось платить такую кучу денег? Почему бы просто не попросить Алину?

Оливер рассмеялся. Только мерцающий блеск в глубине его темных глаз выдавал, что за его предложением что-то скрывается.

— Похоже, ты пытаешься отвертеться.

— Нет! — возразила Джинни. — Я же обещала.

— Конечно, — пробормотал Оливер. — И на этот раз я позабочусь, чтобы ты выполнила свое обещание.

Джинни похолодела: он имел в виду не только вечеринку. Она права Оливер ничего не забыл и не простил. Она попыталась шагнуть назад, но его руки сомкнулись вокруг нее, не позволяя спастись бегством.

Наверное, Джинни не должна его винить, ведь он знает только половину истории. Алина никогда не рассказала бы ему правду. Последние шесть лет Джинни пыталась убедить себя, что бессмысленно оплакивать то, что нельзя изменить. И почти поверила, что ее шрамы зажили.

Теперь покров, который она набросила на свое прошлое, начал сползать, и ей снова больно вспоминать себя девятнадцатилетнюю — такую невинную, опьяненную любовью, едва способную поверить, что предмет ее обожания соизволил обратить на нее внимание и сделал предложение руки и сердца. Он мог бы добиться любой женщины, но влюбился в нее!

Она была уязвима. На этой уязвимости и сыграла Алина… и на ее глупой, упрямой гордости…

* * *

Вечеринка в честь помолвки была идеей ее отца… и снова его сообщником выступил старый друг. Казалось, в гости созвали все население Земли. Сначала Джинни смущалась, но затем, танцуя с Оливером, почувствовала себя на седьмом небе. Разве можно быть такой счастливой? Разве это не вызов судьбе?

В миллионный раз она взглянула с гордостью на кольцо, украшающее безымянный палец левой руки — чистейший изумруд прямоугольной формы в окружении четырнадцати мелких бриллиантов. Джинни никак не могла привыкнуть к его тяжести… и не уставала поворачивать его к свету и любоваться игрой зеленого пламени.

Оливер улыбался ей, его темные глаза сияли.

— Снова любуешься кольцом?

— Конечно. — Джинни улыбнулась в ответ, радость бурлила в ней пузырьками шампанского. — Это самое красивое обручальное кольцо за всю мировую историю!

Он рассмеялся своим низким мелодичным смехом, который она так любила.

— Я рад, что тебе понравилось.

Джинни порхала, как бабочка. Если не считать дня ее рождения, она танцевала с Оливером впервые — и впервые оказалась в его объятиях. В последние шесть недель она разговаривала с ним только по телефону. Он звонил ей каждый вечер, но это ведь не заменит личного общения. Ее мучила мысль, что при встрече Оливер может передумать насчет помолвки.

Вот наконец он здесь, и все идет отлично. Все ли…?

Взгляд Джинни упал на стройную блондинку в узеньком черном платье, стоящую в противоположном углу комнаты. Она беседовала с кем-то из друзей Оливера, подчеркивая свои высказывания изящными жестами. Затем она, похоже, пошутила — ее собеседник рассмеялся, полностью поглощенный ею. Судя по выражению его лица, он не мог поверить, что это изумительное создание снизошло до разговора с ним.

Сердце Джинни сжалось от неприятного предчувствия. Она не ожидала, что Алина вернется в Англию с Оливером — в телефонных разговорах он этого не упоминал. Джинни пыталась убедить себя, что это ничего не значит — что может быть естественнее для Алины возвращения домой после расторжения второго брака?

Джинни попыталась скрыть свое разочарование, когда Алина присоединилась к ним за ужином, которого Джинни так долго ждала, надеясь, что этот ужин станет для них с Оливером первым романтическим свиданием. Если честно, она не знала, что и сказать — тем более, что на следующий день Оливер изменил свои планы, отправившись вместе с Алиной навещать старых друзей. Джинни побоялась показаться слишком прилипчивой или требовательной…

— Что притихла? — мягко пробормотал Оливер, согревая ее щеку своим дыханием. — О чем задумалась?

— О… я… ни о чем, просто… устала немножко. — Все это полная чушь. У нее нет причин для ревности… тем более, что Оливер сделал предложение именно ей, а не Алине. — Было так много хлопот. А ты был… занят. Я почти не виделась с тобой с тех пор, как ты вернулся из Нью-Йорка.

Оливер слегка отстранился и поднял голову.

— Прости, — ответил он с едва заметным раздражением в голосе. — Мне было некогда.

— Знаю. Просто… может, у нас будет возможность проводить вместе чуть больше времени…

— Вся следующая неделя в нашем распоряжении, — резко напомнил ей Оливер. — Мы сможем делать все, что захотим.

— Знаю… — Джинни уже пожалела, что затронула эту тему — она ведь не собиралась ссориться с ним в ночь помолвки. — Но… потом ты снова уедешь в Нью-Йорк на целую вечность.

— Я должен работать. — Слова звучали, как оправдание, хотя его тон не был добрым.

— Знаю. — Ее охватила досада: Оливер снова обращается с ней, как с маленькой глупой школьницей. — Просто… я хочу быть с тобой…

Она подняла заплаканные глаза, и Оливер улыбнулся, приподняв ее подбородок указательным пальцем.

— Я знаю. Прости, тебе… трудно. Но это ненадолго. Через пару месяцев мы поженимся и сможем быть вместе, сколько захочешь.

Оливер снова наклонил голову, на мгновение коснувшись ее губ своими. Яростное, незнакомое чувство охватило Джинни, и она прильнула к нему всем телом. Она хотела… жаждала настоящего поцелуя. Но здесь это невозможно.

Когда они поженятся… Всего лишь через пару месяцев. Она не сможет ждать так долго… И Оливер ее любит — иначе зачем ему было делать ей предложение? Наверное, он просто… сдерживает себя. О, она целовалась с кучей мальчишек, но ни разу с таким опытным мужчиной, как Оливер. Ей понадобится время, чтобы привыкнуть.

Казалось, все вокруг так и рвутся обнять ее, похвалить кольцо, пожелать счастья — тетушки и кузины, с которыми она встречалась только на свадьбах и похоронах. Жутко утомительно. Но в конце концов ей все же удалось улизнуть в свою спальню, чтобы расчесаться и поправить макияж. Довольная своей внешностью, Джинни глубоко вздохнула, успокаивая дыхание, настраивая себя на возвращение к гостям.

Но, шагнув в темный коридор, она едва не врезалась в Алину.

— Ой… Привет… — Ей удалось совладать с собой, спрятав мучительные сомнения и неуверенность за яркой улыбкой. — Ты ищешь ванную? Это с другой стороны — вторая дверь слева.

— Спасибо, — ответила Алина. Почему-то, когда она улыбалась, ее глаза оставались серьезными. — Между прочим, я искала тебя.

— Да? — У Джинни мурашки пробежали по коже; наверное, в коридоре сквозило.

— Думаю, нам есть о чем поговорить. Это твоя комната?

Она шагнула мимо Джинни и без приглашения распахнула дверь спальни. Ее взгляд скользнул по розовым оборочкам и пушистым мягким игрушкам, усаженным в ряд на кресле рядом с кроватью. О ее мыслях Джинни догадалась без слов.

— Итак… — Алина прошла по комнате и изящно присела на кровать, не заметив Медовушку, чье излюбленное место находилось прямо на подушке. — Мои поздравления, дорогая. Можно мне взглянуть на кольцо?

Джинни протянула ей руку.

— Ах, какая прелесть! Это я посоветовала Оливеру выбрать изумруд. Бриллиант бы тебе не понравился, верно?

— Да… — У Джинни заныло сердце; ей было неприятно узнать, что Оливер советовался с Алиной по поводу покупки кольца.

— И вы поженитесь через три месяца. Осенняя свадьба — как романтично! Знаешь, в первый раз я выходила замуж как раз в твоем возрасте. Слишком молодая, говорили люди, но я-то не слушала. — Алина пожала хрупкими плечами. — Естественно, Ларри был старше. На десять лет. Существенная разница, тебе не кажется?

Джинни показалось, что стены спальни сдвигаются вокруг нее.

— Я пережила страшное разочарование, — задумчиво продолжила гостья. Мне больно видеть, как ты повторяешь мою ошибку. Видишь ли, мужчины в таком возрасте уже избавились от романтических порывов юности. Чтобы принять решение о женитьбе им нужны веские причины.

У Джинни быстрее забилось сердце, она испугалась, что голос ее подведет.

— А именно?

— Что ж, Оливеру нужен сын — наследник, продолжающий династию. Естественно, все могло сложиться по-другому, будь у него брат, но… Поэтому я посоветовала ему жениться. Ведь я не могу иметь детей.

Она улыбнулась печальной улыбкой и протянула тонкую, холеную руку, чтобы поправить игрушечного медвежонка, упавшего на подушку.

— Надеюсь, я тебя не очень расстроила. Но я и вправду думаю, что лучше тебе все узнать заранее. Уверена, из тебя получится отличная жена для Оливера, если только ты не будешь заблуждаться насчет его любви к тебе.

И, грациозно поднявшись, Алина выпорхнула из комнаты, оставив за собой благоухающих шлейф дорогих духов.

Джинни стояла, как вкопанная, со слезами на глазах. Это не может быть правдой… Или может? С тех пор, как Оливер попросил ее руки, она пыталась понять, что такой мужчина как он мог найти в ней? Ему около тридцати, он добился успеха, много путешествовал, а она только что закончила школу. И он даже не говорил, что любит ее… по крайней мере, не прямо…

Она рухнула на край кровати, мрачно уставившись на свое отражение в зеркале. Неужели это правда? Неужели он женится на ней только ради наследника Марсденов, который займет его место в банке? Ради наследника, которого не может дать ему Алина.

Алина… Как Джинни в голову пришло, что она может сравниться с этим бесподобным созданием? Дело не только в красоте и элегантности, которые выделяют ее среди остальных женщин; а в утонченности, изяществе, умении отличить Моне от Матисса. И еще в способности завоевать и удержать мужчину. Вспомнить того парня, с которым Алина разговаривала на лестнице, — он же про все на свете забыл.

Нечего сидеть и хныкать, как дурочка, — резко сказала себе Джинни. Надо поговорить с Оливером. Она должна узнать правду. И принять ее с достоинством, как бы ни было трудно. Задержавшись на секунду, чтобы исправить повреждения, нанесенные горькими слезами, Джинни глубоко вздохнула, открыла дверь и решительно направилась к лестнице.

Вечеринка была в разгаре, но Оливер куда-то исчез… как и Алина. Кто-то обратился к Джинни, и она автоматически спросила с улыбкой на губах:

— Вы не видели Оливера?

— По-моему, он только что был на террасе.

— Спасибо.

Чувствуя, как сжимается сердце, Джинни вышла на широкую террасу через застекленную дверь и обежала вокруг дома. Оливера нигде не было… Но остановившись в размышлении, она услышала где-то рядом тихие голоса.

Они скрывались в тени, в дальнем углу веранды, под глицинией. Мужчина стоял спиной, но Джинни сразу узнала в нем Оливера по широкоплечей фигуре и темным волосам. И уж тем более она ни с кем не могла перепутать женщину в его объятиях, светлые волосы которой серебрились в лунном свете.

— Конечно, все останется по-прежнему, — прозвучал тихий, но отчетливый голос Оливера. — Между нами ничего не изменится…

Джинни шагнула вперед, ошеломленная этим неопровержимым доказательством. Оливер обернулся, удивление на его лице при виде девушки тут же сменилось раздражением. Алина ловко выскользнула из его объятий, улыбаясь, как сытая кошка.

— Простите, — пробормотала она и исчезла, оставив их вдвоем.

Оливер нахмурился, проводил взглядом Алину и вновь уставился на Джинни.

— В чем дело? — спросил он.

— Что значит, в чем дело? — всхлипнула Джинни. — Что ты здесь делал с ней?

Его темные глаза угрожающе заблестели.

— Что ты имеешь в виду? — резко переспросил он.

— А ты как думаешь? — Джинни набросилась на него, забыв о своем решении сохранять достоинство. Ей хотелось наорать на Оливера, но все же она умудрилась говорить тихо, чтобы не привлечь чужого внимания. — Ты вроде бы помолвлен со мной, но с тех пор, как вернулся в Англию, предпочитаешь проводить все свое время с ней!

— И что? — Его голос зазвенел от ярости. — Ради бога, ведь она моя сводная сестра! И у нее были неприятности. Я уже говорил, что не могу постоянно крутиться вокруг тебя, так что привыкай и не строй из себя избалованного ребенка!

Джинни резко выдохнула, словно получив пощечину.

— Избалованный ребенок? Так ты обо мне думаешь? — Со слезами на глазах она сорвала кольцо, прекрасное кольцо с изумрудом, которое носила на пальце не больше часа. — В таком случае получай назад! — И, швырнув кольцо к его ногам, она бросилась бежать по ступеням террасы и дальше через лужайку, растворившись в тени деревьев.

Ослепленная слезами, Джинни брела по покрытой гравием садовой дорожке, пока не вышла к той стороне дома, где гости парковали свои автомобили. Машина Оливера тоже была здесь — снова «Астон Мартин», как и в тот день, когда он забирал ее из школы на каникулы. Джинни погладила блестящий капот, вспоминая ту краткую поездку. Тогда она убеждала себя, что Оливер никогда не увлечется наивной маленькой школьницей, и была совершенно права.

Звуки нетвердых шагов по гравию заставили ее испуганно обернуться. Это был Марк Рэнсом — пьяный, как всегда, со спутанными черными кудрями и смокингом нараспашку.

— А… это Джинни! Привет, старушка. Потрясная вечеринка! — Он икнул. Извини… кажется, меня тут обкормили.

Джинни слабо улыбнулась. Она знала Марка целую вечность; он постоянно клялся ей в безумной любви, но она не принимала его слова всерьез — то же самое он твердил доброй дюжине ее подружек.

— Ты же не собираешься вести машину в таком состоянии? — спросила Джинни с некоторым беспокойством. Марк был вполне способен на любую глупость.

— Нет, нет… просто вышел хлебнуть свежего воздуха, — заверил ее Марк, моргая. — Значит, тебя уже окольцевали? Этот ублюдочный Олли Марсден всегда был счастливчиком! Я так и знал, что он тебя окрутит, пока остальные будут чухаться! — Он тяжело вздохнул и наклонился к Джинни, обдав ее перегаром. Знаешь, ты всегда мне нравилась. Я понимаю, почему ты меня кинула. Да, я неудачник, и слишком много пью. Это наследственное! Но все равно, ты самая красивая. Вот и Олли это заметил.

— Да, но… Я не выйду за него, Марк. Я его ненавижу!

Марк нахмурился, с трудом переваривая эту неожиданную новость.

— Не выйдешь за него? Но ты же помолвлена.

— Я только что расторгла помолвку, — с горечью пояснила Джинни. Наверное, это была самая краткая помолвка в истории. — Слезы хлынули рекой, и она прижалась к Марку, ища утешения. — О, Марк…!

В растерянности он обхватил ее руками и погладил ее волосы.

— О…! Но тогда… Идем, детка. То есть…

Джинни подняла голову и взглянула на Марка. Он и вправду красив, когда не слишком пьян. Многие девушки за ним увиваются вопреки… или скорее благодаря его испорченной репутации. И вообще, что ей терять?!

— Поцелуй меня, Марк, — скомандовала Джинни.

Он заметно удивился, но возражать не стал. Закрыв глаза, она подняла к нему лицо для поцелуя.

Целовался он замечательно, если не считать перегара. Конечно, не как Оливер… Но Джинни не собиралась больше думать об Оливере. Она обняла Марка за шею, привлекая его к себе. Ободренный, он тут же начал ее лапать. В нормальных обстоятельствах она влепила бы ему пощечину, но сегодня ей было все равно. Более того, она вела себя так, словно ей это безумно нравилось!

— Идем в машину, — неразборчиво пробурчал Марк.

Да! Разве она не отплатит Оливеру той же монетой? Отомстит, потеряв свою драгоценную невинность на сидении его же собственной машины! Дверца оказалась незапертой, Джинни открыла ее, и они рухнули на сиденье, сплетясь руками и ногами. Марк тяжело дышал, пытаясь нащупать застежку платья. Его слюнявые губы скользили по ее лицу.

В машине было тесно и неудобно, и Джинни уже начала сожалеть о своем необдуманном поступке. Но Марк был полон энтузиазма. Он придавил ее к сиденью и покрывал поцелуями шею и плечи. Джинни попыталась оттолкнуть его, устроиться поудобнее, но он воспринял это как очередное поощрение и полез ей под юбку.

— Марк… Пожалуйста… — шептала Джинни, пытаясь снова натянуть платье на плечи и отталкивая Марка свободной рукой. — Мы не должны…

Что-то ее царапнуло, и Марк выругался.

— Черт… я зацепился запонкой за твои дурацкие колготки! — буркнул он, пытаясь исправить проблему. Спьяну он перевалился на сиденье водителя, уткнувшись локтем в руль, и нажал на гудок.

— Ой, нет…! — В панике Джинни попыталась вырваться, от чего ее юбка задралась еще выше, и в этот миг дверца машины распахнулась.

Первой Джинни увидела победоносно улыбающуюся Алину. За ней — толпу зевак, не желающих пропустить такое зрелище. Улики были налицо: волосы Джинни в диком беспорядке, платье едва не сваливается с плеч, и на обнаженное бедре — ладонь Марка.

— Джинни! Что же это…? — В голосе Алины звучало непомерное удивление. — Как ты могла?

Джинни покраснела, как помидор. Пытаясь натянуть платье на плечи, она сбросила руку Марка с ноги, разорвав при этом колготки, и вылезла из машины. И бросилась прочь от свидетелей ее позора — обежала вокруг дома, ворвалась в заднюю дверь, промчалась по лестнице, закрыла за собой дверь спальни и рухнула на кровать, поклявшись, что не выйдет отсюда в ближайшие сто лет…

* * *

Неужели это случилось так давно? Танцуя с Оливером, прижимаясь к его стройному, мускулистому телу, вдыхая острый запах его кожи, с легкостью можно представить, что этих лет не было… что они танцуют на вечеринке в честь помолвки, и на пальце Джинни — то самое кольцо.

Жаль, что прошлого нельзя изменить. Тени той ночи оказались слишком длинными.

Джинни украдкой изучала лицо Оливера — жесткую линию подбородка, твердые губы. Она так и не узнала, как он воспринял ее выходку. Джинни отправила ему вежливое письмо с извинениями, а к тому моменту, когда она вышла из своего добровольного заключения, он уже уехал в Америку.

Сплетни тем временем разгулялись вовсю. Свидетели происшествия заметили не так уж много, но с радостью заполнили пробелы — и история начала обрастать подробностями. Невнятные опровержения Марка были отброшены — он был настолько пьян, что вряд ли запомнил случившееся. Только Алина могла восстановить репутацию Джинни, но она предпочла многозначительно отмалчиваться.

Поначалу Джинни не слишком беспокоила людская молва — что значит такая мелочь для разбитого сердца? А вскоре выяснилось, что уже ничего не исправишь — стоило ей хотя бы раз потанцевать с парнем на вечеринке, и его тут же заносили в растущий список ее предполагаемых любовников.

К сожалению, ее партнеры по танцам частенько оказывались не такими джентльменами, как предполагалось. Они слишком боялись насмешек приятелей, боялись прослыть неудачниками. В результате репутация Джинни оказалась даже хуже, чем у Марка, причем без малейших доказательств.

Что касается Алины — она победила. Или так это представлялось в те времена. Сомнения возникали постепенно. Ведь если Оливер действительно так сильно любил ее, то почему не женился? Даже если современная медицина не способна вылечить ее бесплодие, можно ведь усыновить ребенка. Всегда найдется куча более разумных решений, чем изощренный план, придуманный Алиной.

Если бы у Джинни нашлась хоть толика здравого смысла, она сообразила бы вовремя, вместо того, чтобы действовать так опрометчиво. Но она была юной и неуверенной в себе, переполненной романтическими мечтами — слишком легкой добычей для Алины. Сейчас, пожалуй, она смогла бы стать достойной соперницей.

Но уже поздно, — мрачно размышляла Джинни, — слишком поздно. Зачем гадать о несбыточном? Если Оливер и питал к ней какие-то чувства, с ними давно покончено. А теперь он решил, что пришло время для мести — блюда, которое, как говорят, вкуснее есть остывшим.

Повеяло холодом, и ее мысли смешались. Как долго они танцуют? Луна, сиявшая на бархатном небе, словно серебряный доллар, давно скрылась. Оркестр еще играл, но сквозь окно было заметно, что зал почти опустел: несколько пар продолжали танцевать среди плывущих в воздухе воздушных шариков и спутанных лент серпантина, кто-то сидел за столиком, а официанты неустанно сновали по залу, убирая оставшуюся от ужина грязную посуду.

— Ой… я и не заметила, что так поздно, — сказала Джинни, подавив зевок.

Оливер взглянул на строгие золотые часы.

— Ты ведь никуда не торопишься, раз собиралась танцевать до утра.

— О, мне еще не надоело. Но вскоре может надоесть, если не остановишься.

Оливер рассмеялся.

— Разве ты не слишком взрослая, чтобы изображать испорченного ребенка?

— Ой, нет. — Джинни решительно покачала головой. — Я собираюсь оставаться испорченным ребенком, пока не превращусь в старую скандалистку.

— А я привык думать о тебе, как милой маленькой девственнице. Как же я ошибался… так берег твою невинность, так боялся напугать тебя… — Ладонь Оливера скользнула вверх по ее плечу и остановилась у горла, заставив девушку вскинуть голову. — Но я зря беспокоился, верно? Возможно, будь я менее галантен, тебе бы не понадобилось резвиться на заднем сидении моей машины с пьяным гулякой, не способным даже оценить удовольствие, которое ты так щедро ему доставляла.

Наконец Оливер дал волю своей долго скрываемой ярости. Когда его пальцы сомкнулись на горле Джинни, она испытала настоящий ужас. На мгновение ей показалось, что Оливер хочет ее задушить. Но в следующую секунду он ее поцеловал, крепко и решительно, силой раздвинув ее губы, вторгнувшись языком в самые глубокие уголки ее рта, требуя покорности.

Это был не поцелуй — наказание. По крайней мере, этого хотел Оливер. Но его жестокость пробудила в Джинни дух авантюризма, разожгла в ней пламя, подогреваемое болью и страданиями прошедших шести лет, и внезапно она начала целовать его в ответ с такой же яростной страстью.

Рука Оливера лежала на ее талии, и, когда Джинни изогнулась, чтобы глотнуть воздуха, тугой корсет ее платья сдавил грудь, шершавая ткань коснулась нежных сосков, от чего перед глазами Джинни заплясали искры. Если бы Оливер целовал ее так раньше, она не позволила бы ни Алине, ни кому-либо еще, отнять его у нее…

Наконец Оливер разомкнул объятие, его темные глаза блестели насмешкой.

— Что ж, ты явно кое-чему научилась с прошлого раза, — заметил он, и, судя по его тону, это не было комплиментом.

Джинни с горьким удовлетворением встретила его взгляд, гордо вскинув голову.

— Ничего удивительного, — огрызнулась она, изо всех сил стараясь сохранить легкомысленный вид. — Шесть лет — это очень долго. Я провела их не в монастыре.

— Нет, судя по всему. — Оливер зло рассмеялся. — Если хотя бы четверть того, что я о тебе слышал, является правдой, скорее ты провела их в борделе!

На ее мягких губах вспыхнула дерзкая улыбка.

— Ты веришь сплетням, Оливер? Как не стыдно!

— О, я никогда не полагаюсь на информацию, полученную не из первых рук, — сказал он с оттенком иронии в голосе. — Я всегда провожу собственное… расследование. — Он погладил подушечкой большого пальца ее дрожащие губы, размякшие после его грубого поцелуя. — По-моему, сплетни подтверждаются.

— Можешь не надеяться, что я попаду в твою коллекцию, — гневно ответила Джинни. — Ты купил меня всего на один день, вот один день и получишь. — И, резко развернувшись, она направилась в танцевальный зал.

 

Пятая глава

Ресторан был новым и очень хорошим; еда — прекрасной, а спутник — сама любезность. Но, несмотря на все свои усилия, Джинни не находила в себе ни капли энтузиазма.

Прошла неделя после благотворительного бала, а ее денежные затруднения никуда не делись. Неприятный разговор с отцовским адвокатом привел ее к обескураживающему выводу о том, что катастрофа неминуема. Скоро подойдет срок очередной выплаты, а значит, придется продать дом.

В такой отчаянной ситуации легкомысленный совет Сары насчет замужества начал казаться Джинни единственным реальным выходом. Естественно, она бы никогда не вышла за человека, который ей не нравится, но даже при таком условии ей было где развернуться.

По крайней мере так ей казалось… до сегодняшнего вечера.

О, Джереми был милым, но, как мудро заметила Сара, слишком милым. Он был таким внимательным, таким услужливым, никогда не возражал — даже когда Джинни в гневе начинала противоречить самой себе.

И, как назло, когда официант подавал им горячее, Джинни рассеянно блуждала взглядом по залу… и внезапно обнаружила перед собой темные, насмешливые глаза Оливера. Он ужинал в одиночестве; Джинни не видела, когда он вошел, но если бы заметила его сразу, то предложила бы Джереми выбрать другой ресторан.

Черт… ну почему он приперся именно сюда? Наверное, простое совпадение… или нет? Джинни очень старалась не обращать на него внимания, но его присутствие рядом так сильно чувствовалось, что у нее пропал аппетит.

— Хочешь еще вина? — робко предложил Джереми, поднимая бутылку.

— Спасибо. — Джинни выдавила улыбку и подставила бокал, но Джереми, волнуясь, пролил немного вина ей на руку.

— Ой… Ой, милая, прости…

— Все в порядке. — Джинни не хотела, чтобы ее голос звучал так раздраженно, но ее терпение, истощенное событиями последних двух недель, подходило к концу.

— Прости, — испуганно пробормотал Джереми. — Вот… — Он протянул ей салфетку, но девушка уже воспользовалась своей. — Прости…

— И, ради бога, прекратишь ты когда-нибудь извиняться?

— Прости… — Бедный Джереми втянул голову в плечи, глядя на Джинни несчастными глазами обиженного щенка.

Джинни прикусила язык. Она и так ведет себя как законченная стерва, хотя Джереми ни в чем не виноват. Просто сосчитай до десяти и улыбнись, сказала она себе, борясь с желанием схватить его за плечи и хорошенько встряхнуть.

— Ничего страшного…

— Добрый вечер.

Она резко вскинула голову и увидела Оливера, стоящего возле их столика. Судя по насмешливому блеску его темных глаз, он слышал большую часть разговора.

Открытое лицо Джереми осветилось улыбкой облегчения.

— Оливер! Какая приятная неожиданность, правда, Джинни? Что ж, почему бы тебе…? То есть, если ты пришел один, конечно. Мы уже заканчиваем ужинать. Присаживайся, выпей с нами глоточек. Вот… — Он повернулся к Джинни, его глаза молили о пощаде.

Джинни натянуто улыбнулась. Неужели она и вправду внушает ему такой ужас?

Оливер принял приглашение вежливым кивком головы.

— И как тебе нравится ресторан? — заискивающе поинтересовался Джереми. — Я вчера повстречал Оливера в спортивном клубе, и он спросил моего совета, — с гордостью обратился он к Джинни. — Я сказал, что сегодня вечером мы пойдем сюда.

Только большой опыт утаивания своих чувств помог Джинни сохранить невозмутимость; ее голова шла кругом. Надо было догадаться, что Оливера привело сюда не простое совпадение. Случайно встретился с Джереми? Случайно попросил посоветовать хороший ресторан? Черта с два! Бедняга Джереми так и не понял, что его обвели вокруг пальца.

Вопрос — зачем?

— Разве здесь не мило? — Неестественная жизнерадостность Джереми только ухудшила настроение Джинни. — Нам не пора заказать еще вина? — Он помахал рукой, пытаясь привлечь внимание ближайшего официанта.

Оливер покачал головой.

— Только не для меня, спасибо. Я выпью кофе. — Стоило ему слегка изогнуть черную бровь, как официант уже стоял у столика. Контраст с безуспешными усилиями Джереми был разительным.

— Ну… и как леди Лулворт? — спросил Джереми.

Оливер сухо улыбнулся.

— Замечательно, по-моему. Приходится признать, что впредь я буду держаться от нее подальше.

Джереми громко рассмеялся.

— Не только ты! Эта женщина и меня пугает до чертиков. Она напоминает мне мою старую тетушку из какого-то медвежьего угла в Нортумберленде. Мне приходится навещать ее пару раз в году, чтобы только она не завещала свое состояние какому-нибудь кошачьему приюту. Чертовы кошки! У нее их штук двенадцать, лазают везде, прыгают на кровать посреди ночи. Просто зла не хватает…

К счастью, пока Джереми болтал, Джинни был избавлена от необходимости поддерживать разговор. Официант подал десерт, и она начала есть, пытаясь подавить неприятное ощущение, вызванное присутствием Оливера. Но воспоминание о поцелуе на балу не хотело ее отпускать, и Джинни словно наяву чувствовала прикосновение этих твердых, страстных губ, и нарастающую внутри странную тупую боль. Быть может, она окончательно свихнулась, но не могла отрицать — ей хотелось, чтобы Оливер поцеловал ее еще раз.

Вечер плохо начался и грозил закончиться еще хуже. Пытаясь преодолеть неловкость, Джереми явно перепил; его лицо покраснело, речь становилась бессвязной и неразборчивой. Когда они выходили из ресторана, стало ясно, что сесть за руль он не в состоянии.

— Вас подвезти? — предложил Оливер, распахивая дверь. Джинни осторожно провела Джереми к выходу и поддержала его, когда он пошатнулся, вдохнув холодного ночного воздуха.

— Ой… Нет, спасибо, мы не хотим затруднять тебя, — быстро ответила Джинни. Она не собиралась терпеть его общество дольше необходимого.

Глаза Оливера заблестели, словно высмеивая ее трусость.

— Думаешь, он сможет доехать на такси?

Джинни задумалась. Он совершенно прав — Джереми едва держится на ногах. Ей будет трудно доставить его домой в целости и сохранности.

— Что ж, замечательно, — неохотно согласилась она. — Спасибо.

Оливер взмахнул рукой, и сияющий темно-синий «роллс-ройс», дожидающийся в паре сотен метров, плавно подъехал к ним. Из машины вылез шофер, одетый в униформу. Его лицо вытянулось при виде Джереми, который, покачиваясь, с бессмысленным видом пялился на луну.

— Мы сделаем небольшой крюк, Фостер, — предупредил шофера Оливер.

— Да, сэр. Э… джентльмена может немного… стошнить в машине, как вы думаете, сэр?

— Надеюсь, обойдется без этого, — ухмыльнулся Оливер. — Если я почувствую опасность, то сразу вам скажу.

— Спасибо, сэр, — ответил шофер, явно обеспокоенный судьбой своей роскошной машины.

С некоторым трудом им удалось упросить Джереми перестать читать стихи луне и усесться в машину. Он неуклюже залез внутрь, развалился на заднем сидении, и тут же уснул. Оливер приткнулся рядом и обнял его за плечи, поддерживая в сидячем положении. Джинни, ужасно расстроенной состоянием своего спутника, ничего не оставалось, как принять предложение шофера и воспользоваться другой дверцей.

К счастью, в машине было темновато. Джинни украдкой изучала твердый профиль Оливера. В какие игры он играет, подстерегая ее с Джереми в ресторане, разглядывая своими темными, волнующими глазами, заставляя ее чувствовать себя маленькой мышкой в когтях огромного голодного кота? Или он хочет предупредить, что от возмездия, которое он для нее приготовил, не уйти?

Если так, то он не должен узнать о ее страхе. Улыбаясь своей самой беззаботной улыбкой, Джинни завела вежливый разговор.

— Тебе понравилось в Лондоне?

Оливер усмехнулся.

— Я пытаюсь привыкнуть, — лениво протянул он. — Конечно, ритм жизни здесь гораздо медленней, но это не плохо. У меня появилось время подумать о других… делах помимо работы.

— Что ж, хорошо. — Джинни пыталась пошутить, но ей это явно не удавалось. — Слишком много работы и отсутствие развлечений вредно для здоровья!

— Откуда тебе знать? — ехидно поинтересовался Оливер. — Ты же в своей жизни ни дня не проработала.

Она равнодушно пожала хрупкими плечами.

— Зачем мне работать? Я не нуждаюсь в деньгах.

— Правда? — Оливер откинулся на спинку сиденья; его темные глаза скрывала тень, но Джинни чувствовала, что он наблюдает за ней с иронической улыбкой. — Что же ты собираешься делать теперь, когда состояние твоего отца уничтожено? Найдешь богатого мужа? Способного обеспечить тебе такой уровень жизни, который, по твоему мнению, ты заслуживаешь?

У Джинни перехватило дыхание.

— Отк-куда ты знаешь о папином состоянии?

— Естественно, от моего отца. И сколько, по-твоему, ты сможешь это скрывать? Достаточно долго, чтобы притащить к алтарю какого-нибудь ослепленного бедолагу? Когда же ты расскажешь ему об этом? В первую брачную ночь? Не слишком хорошее начало для счастливого брака.

— Не… говори глупости. У меня и в мыслях этого не было!

Оливер рассмеялся.

— Правда? То есть, даже идея такая не приходила?

Джинни почувствовала, как жгучий румянец заливает ее щеки. К счастью, в этот момент автомобиль остановился у дома Джереми, и это избавило ее от необходимости отвечать.

Джереми забормотал, когда его разбудили. В порыве пьяной откровенности он клялся Оливеру в вечной дружбе. Вытащить его из машины было непросто, а когда он наконец оказался на тротуаре, то обхватил Оливера за шею и недоуменно уставился на ближайшее здание.

— Куда мы идем? Эй, это же мой дом! Какая удача! Так почему бы нам не зайти и не выпить маленько на ночь, а?

— Думаю, тебе лучше перейти на кофе, — искренне посоветовал Оливер. Желательно, черный.

В дом Джереми пришлось втаскивать втроем, и дело чуть не дошло до драки, когда он попытался прорваться к своему хорошо укомплектованному бару. Но все же его удалось уложить в постель. Джинни стащила с него ботинки, Оливер снял пиджак и галстук, и они оставили его благополучно похрапывать на пуховом одеяле.

Сидя в машине, Джинни вздохнула с облегчением… и вспыхнула при виде иронического блеска в глазах Оливера.

— Так ради чего тебе понадобилось свидание с этим идиотом?

Джинни вскинула подбородок.

— Я хожу на свидания с кем хочу, — заявила она, — и не нуждаюсь в твоем разрешении.

— Но ты не собираешься за него замуж, правда?

— А если и так? Это не твое дело.

Оливер со смехом покачал головой.

— Бедняжечка! Нет, Джинни… ты не можешь так поступить. Ты испортишь парню жизнь.

Она отважилась взглянуть на него, вопросительно изогнув тонкую бровь.

— Какая тебе разница? Он же не твой друг.

— Скажем так, я не терплю жестокого обращения с беззащитными созданиями. По-твоему, ты сможешь хранить ему верность хотя бы одну неделю?

Джинни равнодушно пожала плечами. Ей было больно видеть, что Оливер считает ее подмоченную репутацию вполне заслуженной, но и переубеждать его она не собиралась.

— Сомневаюсь, — легкомысленным тоном ответила она.

— Тогда для чего выходить замуж?

— А я не говорила, что выхожу, — возразила Джинни, досадуя, что разговор вышел из под контроля. — Это не твое дело.

— Нет, мое. — В бархатистом голосе Оливера появились угрожающие нотки. — Я не хочу, чтобы люди думали, будто ты предпочла мне этого молокососа.

Джинни заставила себя рассмеяться.

— Сомневаюсь, что кто-то так подумает. Все уже успели забыть о нашей несчастной помолвке… это было так давно.

— Ты и вправду так считаешь?

Нет, она так не считала. Скандал был слишком громким — она как раз прекрасно понимала, что никто ничего не забыл.

Оливер протянул руку и намотал на палец прядь ее волос.

— Знаешь, тебе надо было выйти за меня. — Его голос напоминал кошачье мурлыканье. — Тогда не пришлось бы якшаться с такими, как этот Джереми.

У Джинни так сдавило горло, что она едва не закашлялась. Оливер смеялся, издевался над ней, выражение его глаз невозможно было понять. Ей пришлось напрячь все душевные силы, чтобы ответить ему холодным и презрительным взглядом.

— Чтоб ты знал, нам было очень хорошо вместе, пока ты не появился.

— Что-то не похоже. Казалось, ты со скуки умираешь.

— Просто ты настолько заносчив, что у тебя даже в голове не укладывается, как женщина может развлекаться с другим мужчиной! — выкрикнула Джинни, злясь на себя за то, что поддалась на его подначку.

— Заносчив? — Оливер задумался и, похоже, решил принять это как комплимент. — Возможно. Но если бы ты ужинала со мной, то я не дал бы тебе соскучиться. А если бы ты вышла за меня, тебя бы никогда не потянуло на измену.

— Да? — Ее сердце забилось слишком быстро. — И что бы ты сделал? Запирал бы меня на чердаке?

— Нет. — Оливер протянул руку и опустил экран, отгородивший их от водительского сиденья и дававший возможность уединиться в роскошной машине. — Я бы сделал так, чтобы тебе никогда не захотелось заниматься любовью с кем-нибудь другим.

Внезапно Джинни поняла, что попала в ловушку. Оливер отбросил прядь волос с ее лица, изогнув в ленивой улыбке свои невероятно чувственные губы, а Джинни смотрела на него, борясь с желанием раствориться в глубине его темных, опасных глаз.

— Никогда… — повторил Оливер низким и хриплым голосом, и припал к ее губам.

Его поцелуй был нежным, дразнящим, обещающим такое наслаждение, о котором Джинни не могла и мечтать. Когда она беззвучно вздохнула, Оливер зажал ее нижнюю губу своими крепкими белыми зубами и начал легонько покусывать, вызывая в ней дрожь возбуждения.

Умом Джинни понимала, что должна сопротивляться, но ее сердце таяло, сметая все защитные барьеры. Она оказалась беспомощной перед магией его искусного языка, проникшего между ее губами.

Оливер обнимал ее, прижимал к себе, и она вздрогнула, ощутив его грубую мужскую силу, обычно скрываемую под вежливыми манерами и безупречным деловым костюмом. Его рука скользнула по ее телу, и Джинни поняла, что не сможет ему отказать, хотя и не знала, почему.

В ней нарастало глубокое, мучительное желание — желание, которое Оливер пробудил в ней много лет назад, в ту ночь, когда они впервые танцевали вместе на ее девятнадцатом дне рождения. Джинни думала, что научилась его обуздывать, но теперь оно вырвалось на свободу, как джинн из бутылки, и она знала, что никогда не сможет подавить его снова.

Поцелуи Оливера становились все более страстными. Джинни знала, что своей покорностью дает ему повод для неуважения, подтверждает все те сплетни, которые про нее ходили. Как же он узнает, что у нее не было никого… и ничего, кроме нескольких поцелуев? Ни один из которых не разжигал в ней такого огня.

Рука Оливера медленно скользнула вверх по гладкому бедру и тонкой талии… Джинни затаила дыхание, дрожа от предвкушения, пока его пальцы не коснулись ее упругой груди, нежно ее лаская, сдавливая ладонью. Ее соски затвердели, превратившись в нежные бутоны удовольствия; она выгнула спину и со стоном прильнула к нему, бесстыдно требуя более интимных прикосновений…

— Ты не выйдешь за Джереми, — с чувством заключил Оливер. — И ни за любого другого богатенького сопляка. Если ты и выйдешь замуж, то только за меня.

Джинни изумленно распахнула глаза. Губы Оливера изогнулись в кривой улыбке, но он не шутил. Он все еще прижимал ее к спинке сиденья, его ладонь сжимала ее грудь с той же грубой страстностью, выдававшей его истинные намерения.

— Нет…! — Джинни попыталась оттолкнуть его и отодвинуться как можно дальше. — Замуж за тебя? С ума сошел!

Оливер рассмеялся, и откинулся на спинку своего сиденья.

— Неужели это так ужасно? — холодно поинтересовался он. — Шесть лет назад ты так не думала.

Она пожала плечами, собирая в кулак все свое самообладание.

— Я… потеряла голову. Мне было только девятнадцать. Просто папа затеял ту дурацкую вечеринку, назвал полный дом гостей, а я понятия не имела, как из всего этого выпутаться.

— Я понимаю твою проблему. — Теперь его голос был полон угрозы. — К несчастью, я очень не люблю, когда нарушают данные мне обещания.

— Ты ведь не серьезно, — возразила Джинни с некоторой неуверенностью, следя за Оливером, как за готовой к прыжку пантерой. — После… всего происшедшего?

— Ах, да… тебе вроде нравится трахаться на заднем сидении машины? задумчиво произнес Оливер. — Грандиозное было зрелище, как я слышал. Но с Марком Рэнсомом? Ей-богу, я думал, у тебя вкус получше.

— По крайней мере, он ненамного меня старше, — в отчаянии огрызнулась Джинни. — И с ним было весело.

Ее отравленная стрела угодила мимо цели. Оливер самодовольно улыбнулся.

— Интересная игра намечается. Но берегись — обо мне говорят, что я всегда добиваюсь своего. А чтобы заслужить такую репутацию, приходится играть грубо.

У Джинни екнуло сердце. Он уже показал ей, как грубо готов играть, безжалостно воспользовавшись ее телесной слабостью. Умом она ясно осознает угрозу, но совершенно не способна противостоять искушению.

Машина остановилась у светофора, и внезапно Джинни сообразила, что они в нескольких сотнях метров от ее дома. Ее единственным желанием было сбежать.

— Сп-пасибо, что подвез, — выдавила она, нащупывая дверную ручку. Отсюда я дойду пешком. — И, одарив Оливера на прощание неуверенной улыбкой, она выскочила из машины и бросилась бежать.

— Джинни…?

Она вскинула голову, решив не обращать на него внимания… но тут же вспомнила, что забыла сумочку в машине. Когда она повернулась, автомобиль уже поравнялся с ней, и тонированное стекло медленно опускалось. Оливер протянул ей сумочку через окно, насмешливый блеск его глаз был заметен даже в темноте.

— Спасибо, — сдержанно поблагодарила Джинни, выхватывая сумку.

— Спокойной ночи.

Стекло поползло вверх, и роскошная машина отъехала от тротуара, направляясь в сторону Сити.

* * *

Спокойной ночи? Джинни вздохнула и помяла подушку. Она уже утратила надежду уснуть. Часы на тумбочке показывали двадцать пять минут пятого; казалось, в прошлый раз Джинни смотрела на них два часа назад, но на самом деле прошло всего пять минут.

Какую-то неделю назад все казалось простым и ясным. Она была счастлива… по крайней мере, относительно. И более-менее уверена в будущем — и даже в том, что однажды выйдет замуж за одного из этих милых молодых людей, вьющихся вокруг нее.

Теперь эти розовые мечты разлетелись вдребезги… и не только из-за разорения. Теперь Джинни знала наверняка, что не сможет выйти замуж ни за кого, кроме Оливера, и ни с кем другим не сможет делить постель.

Но за Оливера она тоже не пойдет. Ее бросало в дрожь при малейшем воспоминании о поцелуе в машине, о темном угрожающем блеске его глаз, о его нахальной руке, ласкающей грудь…

Со стоном она зарылась пылающим лицом в подушку. Надо быть сумасшедшей, чтобы дойти до такого. Своими поступками она только подтвердила правдивость сплетен о ее легком поведении, о том, что она достойна презрения. Но если он верит этому, то почему хочет на ней жениться?

Надо ли спрашивать? Шесть лет назад Джинни ранила гордость Оливера, а теперь он хочет не просто мести — а возмещения ущерба. Принудив ее к замужеству, он в какой-то степени сгладит унижение, которое она ему нанесла. Но, выйдя за другого, Джинни только усугубит его ярость.

Что это будет за брак? Оливер ясно дал ей понять своими поцелуями, своими прикосновениями, что не намерен останавливаться на полпути. А Джинни прекрасно знает о своей беззащитности. Может, умом она и пытается сопротивляться, но предательское тело ее подводит.

Даже сейчас, вопреки всем доводам рассудка, ее тянет к Оливеру с глубокой, мучительной страстью. Что же будет, если ей придется делить с ним постель каждую ночь… или так часто, как он этого захочет? Джинни не питает иллюзий — как только он почувствует вкус победы, все будет кончено. Но он не отпустит ее, о, нет, он позаботится, чтобы она вечно была к нему привязана.

И еще он без сомнения потребует от нее рождения наследника.

Внезапная резкая боль охватила Джинни. Забеременеть от него, родить ему ребенка… Когда-то она мечтала об этом, представляла себе розовых младенцев, щекастых крепышей с такими же огромными темными глазищами, как у Оливера… Но ей пришлось забыть свои глупые мечты, и не выказывать ни малейших признаков зависти, когда подруги с гордостью сообщали ей о своей беременности или демонстрировали своих новорожденных чад, завернутых в пеленки.

Естественно, это вполне в духе Джинни Гамильтон, попрыгуньи-стрекозы, эгоистичной пустышки — беременность портит фигуру, да и с детьми хлопот не оберешься, то игрушки везде разбрасывают, то вещи портят. Никого не удивляет, что Джинни не проявляет к детям ни малейшего интереса.

Ее глаза защипало, и Джинни с некоторым удивлением поняла, что плачет. Прошло уже много времени с тех пор, как она позволяла себе раскиснуть. Даже после смерти отца, наступившей после долгой болезни, Джинни грустила, но не плакала. Так почему она ревет из-за какого-то Оливера Марсдена? Не из-за любви ведь в самом деле…

Да, черт побери, из-за любви. По крайней мере, она любит того Оливера Марсдена, которого запомнила по Нью-Йорку — веселого друга, который возил ее на остров на пароме, показывал достопримечательности Манхеттена, поднимался вместе с ней по винтовой лестнице музея Гугенхейма и угощал мороженым в Бэттери-парк.

Да, в те времена она была юной и впечатлительной, но вряд ли ошибалась в нем так уж сильно. Может, он и не любил ее так, как она того хотела… может, он сделал ей предложение, повинуясь воле отца, и из желания продолжить династию. Но со временем могла бы появиться и любовь, не вмешайся тогда Алина.

Но сейчас нет ни малейшей возможности вернуться к прежним отношениям… Джинни сама разрушила их своей глупой, безответственной выходкой в ночь помолвки. Все, что осталось — оскорбленный, озлобленный мужчина, желающий отомстить, и Джинни даже не вправе винить его за это. Но когда она погружалась в вязкую дремоту, не приносящую отдыха, единственными словами, кружащими у нее в голове, были — «Если бы…»

 

Шестая глава

В пустом доме гуляло эхо. Джинни слонялась из комнаты в комнату, охваченная воспоминаниями — счастливыми воспоминаниями о детстве, о маме… О том, как они вернулись с прогулки дождливым весенним утром и со смехом стаскивали друг с друга плащи, а спаниель Бастер (давно умерший и похороненный в саду под кустом сирени) встряхнулся и нарочно обрызгал их грязной водой. Воспоминания о том, как она сворачивалась клубочком на широком диване в желтой комнате, чтобы посмотреть «Детский час» — это была единственная комната в доме, где имелся телевизор.

Одинокая слезинка сползла по щеке, но Джинни не стала ее вытирать. Она приучила себя к мысли о продаже, но не ожидала так быстро найти покупателя. Такие огромные дома не пользовались спросом, и Джинни надеялась, что у нее останется чуть больше времени. Хотя она почти не жила здесь в последние три года, это был ее родной дом.

Она едва удержалась от проклятий в адрес неизвестного покупателя. Чужой человек будет глядеть из высоких окон на залитый солнцем сад, захочет, пожалуй, сменить выцветшие обои или старомодные парчовые шторы. Если вообще соберется здесь жить. А вдруг это окажется представитель какой-нибудь корпорации, желающей превратить ее дом в конференц-центр или санаторий, а то и вовсе вырубить все деревья и построить гольф-глуб?

Джинни нахмурила брови. Поэтому агент по недвижимости был так немногословен? К несчастью, у нее не оставалось выбора — пришлось ухватиться за самое выгодное предложение.

Скрип гравия под колесами заставил ее обернуться. Они прибыли — минута в минуту. Время одиночества закончилось, слова прощания были произнесены. Глубоко вздохнув, Джинни вышла из комнаты. Она решила распахнуть входную дверь до того, как гости позвонят — на верхней площадке крыльца у нее будет преимущество в росте.

Но все ее преимущество рассыпалось прахом, как только она увидела роскошный длинноносый «Астон Мартин», стоящий под розовым кустом, и вылезающего из него высокого мужчину. Оливер Марсден. Ее сердце гулко стукнуло в груди и забилось вдвое быстрее.

— Что ты здесь делаешь? — с вызовом спросила Джинни.

Он взбежал по ступеням легкой, спортивной походкой и встал рядом с девушкой, так что ей пришлось смотреть на него снизу вверх.

— Не слишком радушный прием для потенциального покупателя. Тем более, сделавшего очень выгодное предложение.

— Ты? — Черт, надо было догадаться; он же сам предупреждал, что предпочитает грубую игру. — И зачем тебе понадобился мой дом?

Оливер равнодушно пожал широкими плечами.

— Теперь, когда я решил остаться в Англии, мне понадобилось жилье. Так ты будешь показывать или нет?

— Тебе нечего показывать, — огрызнулась Джинни, окинув его ледяным взглядом. — Ты знаешь дом и часто здесь бывал.

Его глаза насмешливо вспыхнули.

— Все равно мне бы хотелось посмотреть. Или это так тяжело?

Джинни помедлила, борясь с желанием захлопнуть дверь перед его носом.

— Ладно, — коротко согласилась она. — Тогда заходи.

— Спасибо.

Вынужденная уступить, она изобразила на лице холодное спокойствие. В конце концов, дом будет продан, и неважно кому. Последствия одинаковы — она никогда уже сюда не вернется, а у сплетниц появится отличный повод обсудить, что же сделал ее отец со своими деньгами, что не оставил дочери ни гроша.

И это было худшим из всего. Папа был очень гордым — он бы не потерпел, чтобы его дела стали достоянием сплетников. Что касается Джинни, ей все равно; она привыкла к пересудам и еще одна новость ничего не изменит.

А с денежным вопросом она как-нибудь управится — ведь удается это миллионам других девушек. Должна и для нее найтись какая-нибудь работа. Придется меньше денег тратить на наряды и прочую ерунду и отвыкать от шикарных вечеринок. Что ж, это вполне ее устраивает — светские тусовки никогда ей не нравились.

Оливер смотрел на нее с насмешкой.

— Ну…?

Джинни глубоко вздохнула; если он собирается вести себя как обычный покупатель, она сыграет роль обычного продавца. Но скрывать иронию она не собирается.

— Что ж… Как видишь, это прихожая, — объявила Джинни, взмахнув рукой. — Это самая старая часть дома. Она датируется примерно серединой пятнадцатого века, хотя эти деревянные панели не такие старые… возможно эпохи короля Джеймса II.

— Гм… — Оливер кивнул, с любопытством глазея по сторонам.

— Слева музыкальная комната. Пианино, как и остальная мебель, продается вместе с домом; скорее всего, оно нуждается в настройке — на нем никто не играл… несколько лет. — Вообще-то с тех пор, как умерла мама, но Джинни не собиралась это рассказывать.

Оливер догнал ее в дверях и преградил дорогу, заставив попятиться.

— Приятная комната, — одобрительно заметил он.

— Да. — В детстве Джинни любила ее больше всех. После обеда комната была залита солнечным светом, сияющим на темной полированной поверхности пианино, на котором играла мама. Зимой здесь всегда горел камин. Не заметив печального вздоха, слетевшего с ее губ, Джинни направилась обратно в прихожую.

— Вот столовая, — объявила она, распахивая широкие двери. — За столом умещаются двадцать человек, хотя и для такого количества он великоват.

— Знаю.

Да… ужин в ночь помолвки. Они сидели рядом, бок о бок; он улыбался ей, когда их локти нечаянно соприкасались, а Алина с безмолвной ненавистью наблюдала за ними с противоположного края стола. Джинни отбросила воспоминание, взглянув на Оливера с досадой.

— Облицовка камина в стиле Адама, — продолжила она, подражая манерам экскурсоводов. — Но боюсь, это подделка. Хотя зеркало над камином неплохое. Франция, восемнадцатый век, подробности ты найдешь в описи. Хочешь посмотреть гостиную?

— Как скажешь, — согласился Оливер. Судя по его улыбке, он находил ее представление забавным. Но у него есть право смеяться, ведь он победил.

Джинни развернулась на каблуках.

— Там новое крыло дома, — она торопливо свернула за угол в дальней части коридора. — Викторианская эпоха. К счастью, в отличие от большинства зданий того времени, крыло строили с расчетом, чтобы оно сочеталось с более старой частью дома. Если смотреть снаружи, когда все заплетено плющом, разницы вообще не видно. Отличаются только печные трубы.

— Да ну?

Джинни взглянула на Оливера с холодным презрением. Он явно старался вывести ее из себя, но она твердо решила не поддаваться.

— Лепка на потолке является классическим примером викторианского стиля, — упрямо продолжила Джинни. — Камин из Каррерского мрамора, привезенного из Италии.

— Замечательно. — Оливер прошел через комнату к распахнутой застекленной двери, выходящей на террасу и в сад. — Мне всегда нравился этот сад, — пробормотал он, ступив наружу. — По нему можно бродить часами и постоянно натыкаться на что-то неожиданное.

У Джинни екнуло сердце — увидев Оливера на террасе, она внезапно вспомнила ту ночь, когда он стоял здесь, на этом самом месте, обнимая Алину. «Между нами ничего не изменится…» Эти слова можно было истолковать как угодно. Утешение сводного брата или клятва любовника?

А теперь… он ясно дал понять, что хочет жениться на ней. Покупка дома — тоже часть ловушки. Если Джинни выйдет за него замуж, то сможет остаться здесь… и переезжать не придется. Никто не узнает, что она продала дом. Если она выйдет за него…

Оливер обернулся, словно прочитав ее мысли.

— Итак, ты собираешься показывать остальную часть дома?

Она шагнула вперед и повела Оливера в коридор, чувствуя себя слишком слабой перед окружающим его ореолом мужественности. Сегодня он оделся довольно небрежно — в легкие кремовые брюки и льняную рубашку с закатанными рукавами, обнажающими сильные, загорелые руки. Расстегнутый воротник не скрывал темных вьющихся волосков у основания шеи.

Джинни резко выдохнула, борясь с нарастающим внутри жаром. Оливер достаточно проницателен, чтобы заметить сигналы ее вероломного тела, и не замедлит воспользоваться малейшей трещиной в ее броне. Выдавив холодную улыбку, она направилась дальше по коридору.

— Эта дверь ведет в кухню…

Она нечаянно задела ногой стойку для зонтиков и с грохотом ее опрокинула. Зонтики и трости покатились по полу.

Ее щеки густо покраснели. Черт, разве можно быть такой растяпой? Джинни торопливо нагнулась и бросилась наводить порядок, опустив голову, чтобы скрыть смущение. Но когда она потянулась за тростью из черного дерева с медным набалдашником, которой пользовался отец, Оливер наклонился, чтобы помочь ей. Их руки соприкоснулись, и дыхание застыло у нее в горле, а по телу словно пробежал электрический разряд.

Каким-то чудом Джинни удалось остаться неподвижной. Она глядела, как Оливер ставит на место стойку и собирает зонты и трости. Затем он повернулся к ней и протянул руку, помогая подняться.

Сердце Джинни забилось так громко, что Оливер мог бы его услышать. Она покорно взяла его за руку, но так и не отважилась взглянуть в его темные, пугающие глаза. Чего стоит все мое хваленое самообладание, — с горечью думала Джинни, — если я так размякла от простого прикосновения. Надо взять себя в руки…!

— Мы продолжим экскурсию? — вежливо поинтересовался Оливер.

— О… да… — Усилием воли она совладала со своим голосом. — На этом этаже осталась только комната отца, тебе не обязательно ее видеть. Я проведу тебя наверх.

— Спасибо.

Поднимаясь по лестнице, Джинни спиной чувствовала, как Оливер буравит взглядом ее точеную фигуру, облаченную в серые шелковые брюки и облегающую трикотажную блузку — наряд, который она выбрала специально, чтобы произвести впечатление на будущего покупателя. Черт бы его подрал! Лучше бы она продала дом оздоровительному клубу, чем Оливеру.

— На этом этаже пять спален, а этажом выше — еще две, — скучным голосом разъясняла она. — В двух спальнях имеются отдельные ванные комнаты, одна общая ванная на этом этаже и еще одна наверху.

— Сойдет, — протянул Оливер, раздражая ее своей улыбочкой. — Хотя сначала мне потребуется только одна кровать, мягкая и удобная. Двуспальная, конечно.

В глазах Джинни сверкнул холодный вызов. Оборвав заранее заготовленную речь, она промчалась по коридору, распахивая одну дверь за другой, позволив Оливеру идти следом и заглядывать в открытые комнаты. Как она могла поверить, что любит этого высокомерного, несносного мужчину? Даже в девятнадцать лет ей следовало быть умнее.

Большинство комнат стояли пустыми несколько лет, и Джинни убила последние несколько дней, проветривая их, вытирая пыль и передвигая мебель, чтобы прикрыть проплешины на коврах.

Оливер остановился у закрытой двери.

— А что здесь? — поинтересовался он, указывая рукой.

Джинни замерла, сцепив пальцы за спиной.

— Это… моя комната.

Оливер насмешливо изогнул бровь.

— Открывай, — потребовал он.

— Тебе незачем смотреть мою комнату, — сдавленным голосом возразила Джинни.

— Я покупаю весь дом.

Будь это обычный покупатель, Джинни и не подумала бы спорить. Но с ним… это похоже на вторжение. Хотя Оливер имеет право приказывать; ей ничего не остается, кроме как согласиться на его цену — в противном случае придется объявить отца банкротом.

Она открыла дверь.

Джинни сменила обстановку в своей комнате совсем недавно, в прошлом году. Теперь ей стыдно вспоминать, сколько денег она потратила в то время, когда отец пытался выпутаться из финансовой западни. Оформленная в кремовых и персиковых тонах, с кружевными занавесками на окнах и кроватью с балдахином, ее спальня была милой и симпатичной, хотя и без излишней вычурности.

Только бы Оливер не пожелал заглянуть в гардеробную. Джинни была уверена, что ее комната для переодевания битком набита платьями, для которых не нашлось места в ее квартире — большинство из них она надевала крайне редко. По крайней мере, здесь было прибрано — она заглядывала сюда час назад, когда ждала…

О, нет! Как она могла не заметить эти тоненькие трусики из французского шелка, валяющиеся на полу? Наверное, она их уронила, когда убирала белье. С порозовевшими щеками она прошла по комнате и попыталась незаметно отфутболить трусики под кровать, но Оливер ее опередил.

Он поднял трусики двумя пальцами и принялся внимательно разглядывать тонкое кружево.

— Великолепно, — заключил Оливер. — У тебя отличный вкус в отношении белья.

— Спасибо, — буркнула Джинни, выхватила у него трусы, сжала в кулаке и запихнула в ближайший ящик комода.

— Мне нравится, когда женщины носят сексуальное белье. Это означает, что они ценят свое тело. — Его голос был мягким и хрипловатым. — И знают, как угодить мужчине.

Джинни резко отвернулась и отошла к окну. Ее щеки пылали, голова кружилась. Если он может довести ее до такого состояния несколькими словами, понимающей улыбкой…

Скворец опустился на лужайку и поймал червяка. Джинни знала, что будет скучать по саду. Качели, на которых она качалась в детстве, давно исчезли, но старый дуб остался. Странно, она даже не заметила, когда ее отец уволил постоянного садовника и нанял работника, приходящего раз в неделю косить траву и убирать мусор.

Сейчас признаки запустения бросались в глаза — среди розовых кустов росла крапива, беседка была вся заплетена вьюнком, а яблони за старой каменной стеной отчаянно нуждались в уходе. Быть может, хоть Оливер о них позаботится, вместо того чтобы вырубать…

Оливер подошел ближе — так близко, что Джинни чувствовала тепло его тела, хотя он не прикасался к ней. Странное напряжение нарастало внизу ее живота; она больше не могла скрывать свою реакцию. Естественно, Оливер без колебаний воспользуется ее слабостью, чтобы захлопнуть первую створку ловушки. Второй створкой были деньги.

— Ну и… как действует твой маленький план? — поинтересовался он мягким, ироничным голосом.

— Мой… план?

— Заполучить богатого муженька. Уже повезло?

Она пожала плечами, излучая презрение.

Оливер склонил голову, пока его теплое дыхание не согрело волосы на ее затылке, собранные в высокую прическу.

— Выходи за меня, и я одену тебя в такое белье, о котором можно только мечтать, — промурлыкал он бархатистым, искушающим голосом, гораздо более соблазнительным, чем все его обещания.

Джинни с трудом пыталась успокоить учащенное дыхание и понимала, что, глядя через ее плечо, Оливер прекрасно видит, как вздымаются и опадают ее груди, крепкие и упругие, под тончайшей шерстяной тканью. Она горела, как в лихорадке, по ее жилам растекался жидкий огонь, голова кружилась.

— Моя маленькая, милая Вирджиния, девственная и невинная. — Он резко рассмеялся. — К несчастью, я ошибался, верно? Так когда же ты утратила свою драгоценную невинность? Не с Марком Рэнсомом, я надеюсь?

— Конечно, нет! — Отчаявшись противостоять его магии, она резко метнулась в сторону, издав нервный смешок. — Задолго до этого.

— О? — Одна черная бровь иронически изогнулась. — Тогда кто же оказался этим счастливчиком?

— Первый? — Пока она мучительно пыталась выдумать какое-нибудь несуществующее имя, ее взгляд упал на столик из розового дерева, стоящий рядом с окном — Франция, восемнадцатый век. — Луи… Его звали Луи.

— Луи? Француз?

— Вот именно. Он был студентом и гостил по обмену у одной моей школьной подруги. У него были голубые глаза. — Забавно, как легко полилась ложь с ее губ, стоило только начать. — Голубые глаза и светлые волосы. И роскошное тело.

Во взгляде Оливера появилась явная угроза, но было слишком поздно внимать предупреждению.

— А потом?

Джинни пожала плечами, с презрительной усмешкой отворачиваясь от него.

— Боже, Оливер, — томно протянула она, — неужели, по-твоему, я должна помнить их всех?

— Думаю, нет. Какая ирония… когда в Нью-Йорке я пытался обуздать свой основной инстинкт, пытался оберегать тебя, боялся спугнуть, ты верно удивлялась, почему я не тащу тебя в постель. Кажется, мне пора наверстать упущенное.

Джинни была уже на полпути к двери, когда Оливер схватил ее за руку и силой заключил в объятия, со смехом глядя на ее отчаянные попытки вырваться.

— Однажды я позволил тебе сбежать, — протянул он, прижимаясь губами к ее рту. — Теперь не скроешься.

Джинни откинула голову, но он запустил пальцы в ее прическу, вытащил шпильки и намотал ее распустившиеся волосы на руку, грубо удерживая ее в повиновении. Ее тело изогнулось, соски прижимались к его твердой, как камень, груди, глаза метали молнии.

— Я не выйду за тебя, — выдохнула Джинни. — Ты меня не заставишь.

— Правда? — В его ленивой улыбке светилась уверенность победителя. Посмотрим.

Джинни приготовилась защищаться, но как она могла противостоять такому поцелую? Сначала язык Оливера медленно очертил поверхность ее пухлых губ, заставляя их раздвинуться. Затем в игру вступили его зубы, словно предупреждая, что в любую минуту эта игра может превратиться в жестокое наказание. Он дал ей понять, что не примет ничего, кроме полной капитуляции — и у него есть все возможности, чтобы сломить ее волю к сопротивлению.

Джинни закрыла глаза, охваченная чувственным восторгом. Она наслаждалась прикосновениями его губ, горячих и соблазнительных, и наконец с тихим стоном приоткрыла рот, позволив его хищному языку проникнуть глубоко внутрь. Рука Оливера сползла вниз по ее спине, прижав ее еще ближе, заставляя почувствовать его возбуждение.

Было трудно дышать, а думать и вовсе невозможно. Джинни чувствовала только его руку, скользящую по ее телу. Резкий вздох сорвался с ее губ, когда сильные пальцы Оливера погладили ее мягкую, округлую грудь и принялись ласкать, пока нежный бутончик соска не затвердел в его ладони.

Пылая, как в огне, она запрокинула голову, подставляя для жгучих поцелуев свою шею и нежную ложбинку в ее основании. Только когда Оливер начал целовать ее обнаженное плечо, Джинни поняла, что он расстегнул воротник и стащил с нее блузку.

Но протестующий возглас застыл у нее в горле, стоило ей снова почувствовать на своей груди ладонь Оливера, кажущуюся такой теплой через тонкие кружева лифчика.

— Какая прелестная вещица, — заметил Оливер, нащупывая застежку. Готов поспорить, что она стоит целое состояние.

Джинни в ярости раскрыла глаза; к своему стыду она вдруг вспомнила тысячи причин, не позволяющих ей так себя вести. Но Оливер без труда справился с ней, когда она попыталась его оттолкнуть. Швырнув на пол блузку и лифчик, он схватил девушку за запястья, бросил на постель и навалился сверху, придавив ее своим весом.

— Итак… — Оливер самодовольно рассмеялся и, приподнявшись, осмотрел ее обнаженную кремовую грудь с торчащими розовыми сосками. — Очень хорошо, насмешливо оценил он. — Ради этого стоило ждать.

Оливер сжал оба ее запястья железной рукой, чтобы высвободить вторую. Джинни смотрела на него горящими гневом глазами; сжав зубы, она решила сопротивляться его ласкам. Но судя по блеску его глаз, он принял это как вызов, и уже от первого дразнящего прикосновения ей пришлось закусить губу.

Кончики его пальцев лениво блуждали по ее разгоряченной коже, описывали круги вокруг набухших сосков, разжигали в ней мучительное предвкушение, способное свести с ума. Оливер лениво улыбнулся, зная, что она уже проиграла. Она хотела, чтобы Оливер раздел ее до конца, насладился ее телом, подчинил своей воле…

Джинни словно током ударило, когда Оливер наконец коснулся ее твердого соска; она ахнула, ее тело растворилось в вихре сказочных ощущений, когда он начал легонько пощипывать нежный бутончик, сжимать его пальцами и гладить ладонью.

Оливеру уже не нужно было удерживать ее за запястья — Джинни была охвачена страстью, которую он пробудил в ней, она изогнулась, подставляя свое тело его волшебным ласкам. А когда его темноволосая голова медленно склонилась над ее грудью, Джинни замерла в предвкушении, едва дыша, понимая, что ждала этого всю жизнь.

Язык Оливера коснулся ее напряженного соска, обвел его, дразня и возбуждая, нежно облизывая, словно спелую ягоду. Стон удовольствия сорвался с губ Джинни, и она забилась в агонии, умирая от наслаждения.

— Ты этого хочешь? — усмехнулся Оливер, его голос был хриплым и шершавым, словно прикрытый бархатом булыжник. — Ты хочешь, чтобы я любил тебя? — Его руки скользнули по ее тонкой талии. — Ты хочешь, чтобы я взял тебя прямо сейчас? Ты хочешь почувствовать меня внутри, глубоко внутри, и заниматься со мной любовью до умопомрачения?

— Да… — Переведя дыхание, она в отчаянии взмолилась, — Пожалуйста, да… Сейчас…

Его жестокий смех был полон презрения.

— Нет, не сейчас. В нашу брачную ночь. — Оливер легко поднялся, с насмешкой глядя на нее, полуобнаженную, растянувшуюся на кровати. — Подумай о том, как ожидание способствует удовольствию.

Джинни широко раскрыла глаза и уставилась на него в изумлении.

— Ты… шутишь! — ошеломленно воскликнула она.

— Я никогда не был так серьезен. Вполне возможно, что у какого-нибудь идиота вроде Джереми хватит дурости жениться на тебе и позволить растранжирить его деньги на подобное барахло. — Оливер наклонился, поднял с пола ее кружевной лифчик и небрежно бросил на смятое покрывало. — Но я уверен, что он никогда не сможет удовлетворить тебя в постели. А я смогу. Так что выбор за тобой.

Джинни схватила лифчик и прижала к себе, пытаясь прикрыть руками голую грудь.

— Ты сошел с ума! — почти беззвучно выдохнула она. — Зачем тебе понадобилось жениться на мне?

— Я уже говорил. — Его темные глаза угрожающе сверкнули. — Я не хочу, чтобы кто-то подумал, будто ты предпочла мне убогого дурачка вроде Джереми. Ты обещала выйти за меня — и обещала на людях. Пришло время сдержать обещание.

— Дурак! — заорала Джинни в отчаянии. — Я выйду за тебя только ради твоих денег. Я испорчу тебе жизнь.

— Думаешь? Разве ты не слышала, что женщины, выходящие замуж ради денег, отрабатывают эти деньги до конца своих дней? А я позабочусь, чтобы ты отработала каждый пенни — лежа подо мной на спине. По-моему, это будет очень приятно.

— Нет! — возразила Джинни, сдерживая слезы. — Я за тебя не выйду.

Оливер взглянул на часы, словно этот спор ему уже наскучил.

— Боюсь, мне пора возвращаться в Лондон, — сообщил он таким вежливым тоном, словно они обсуждали погоду. — Сегодня вечером я улетаю в Токио. Я исчезну на пару недель, но успею приехать к проводам Говарда на пенсию. Так что не теряй связь с его секретаршей. Вернувшись, я надеюсь услышать твой ответ.

Онемев от изумления, Джинни смотрела, как он выходит из комнаты, осторожно придерживая за собой дверь.

 

Седьмая глава

Настал день прощальной вечеринки. Из разговора с секретаршей дяди Говарда Джинни выяснила, что он проработал в банке пятьдесят лет, поэтому темой вечера было выбрано золото. Джинни украсила зал заседаний желтыми цветами — лилиями, ирисами и гигантскими пышными хризантемами. Даже еда готовилась в соответствии с золотой темой — к горячему подавались шафрановые соусы, а на сладкое — золотистые плоды манго.

В центре стола красовался огромный торт, выполненный в виде золотого соверена, с профилем Говарда в середине. Гости были очарованы, а когда торт разрезали, оказалось, что его вкус вполне соответствует оформлению. Только поставщики продуктов знали, откуда взялся этот торт. Это был сюрприз Джинни, ее личный вклад сверх оплаченного Оливером.

Взгляд Джинни невольно скользнул к противоположному углу комнаты, где Оливер стоял рядом с отцом и директором химического завода Престона, одним из самых крупных клиентов. Она не видела Оливера почти три недели — он вернулся из поездки на Дальний Восток сегодняшним утром. Любой нормальный человек, по ее мнению, выглядел бы уставшим и измученным, но только не он казалось, у него хватит сил пробежать марафонскую дистанцию, а затем заработать еще пару сотен тысяч до закрытия Фондовой биржи.

День продажи дома, между тем, неумолимо приближался — контракт уже был составлен. Через пару недель ей придется вывести оставшиеся вещи, не включенные в опись, и распрощаться навсегда. Джинни старалась не думать об этом, но теперь, когда Оливер вернулся, он без сомнения начнет ее торопить.

Словно почувствовав ее взгляд, Оливер поднял глаза. Она обменялась с ним буквально парой слов с начала вечеринки — на более личную беседу времени не оставалось. Но он предупредил, что ждет ее решения, а блеск его глаз и иронический изгиб твердых губ не оставляли никакой надежды на отсрочку.

С заметным усилием воли она отвела взгляд, резко отвернулась и начала высматривать кого-нибудь, с кем можно было поговорить, чтобы хоть на секунду забыть о приближающейся развязке. Поблизости оказался ее двоюродный брат Питер.

— Привет, Питер! Как я соскучилась по тебе.

— Мы же виделись в субботу, — ответил он, слегка нахмурившись. — Ты приходила к нам обедать.

Джинни рассмеялась с преувеличенной веселостью, стараясь не выдать волнения.

— Верно! У меня была такая тяжелая неделя. Время, кажется, так и летит.

— Тяжелая? У тебя? — В голосе кузена зазвучала ирония. — Неужели тебя так утомил поход к парикмахеру?

Джинни равнодушно пожала хрупкими плечами.

— Не насмешничай, — фыркнула она. — Ты же знаешь, как трудно в наше время угнаться за модой. Кроме того, я ходила на собеседование по поводу работы.

— Ах, да. Помню, ты что-то говорила об этом в субботу. Какая-то рекламная фирма, да? Ну и как?

— Э… неплохо. — Хотелось бы увидеть, как исчезнет циничное выражение с лица Питера, когда он узнает о ее будущей успешной карьере. Собеседование прошло нормально, мне действительно предложили работу. Но… когда они начали рассказывать о клиентах, которых я буду представлять… в общем, это табачная фирма.

— И что?

— Я не могу работать на табачную фирму, — с чувством заявила Джинни.

— Почему?

— Потому что… — С чего она взяла, что Питер способен понять ее сомнения? Его нельзя назвать беспринципным, но он свято верит, что бизнес есть бизнес. — Они продают сигареты.

— Да, — согласился он с таким видом, словно беседовал с деревенской дурочкой. — Этим обычно и занимаются табачные фирмы — продают сигареты.

— Не надо забивать ее бедную головку такими сложными вещами, — вмешался насмешливый голос. — Для нее помаду к платью подобрать — почти непосильная задача.

— Вовсе нет. — Джинни холодно улыбнулась Оливеру. — С цветом старого золота сочетается только брусничный.

— Тебе очень идет, — кивнул Оливер, окинув взглядом ее шелковый костюм, специально выбранный для «золотой» вечеринки.

До этого мгновения Джинни считала свой наряд достаточно строгим, но теперь ей вдруг захотелось, чтобы под ее изящным жакетом оказалась блузка, или чтобы юбка стала чуточку длиннее. Взгляд Оливера остановился на ее мягких губах, и по ее щекам разлился густой румянец смущения.

— Прости, — обратился Оливер к Питеру, и бережно взял девушку под локоток. — Мне нужно переговорить с Джинни. Поблагодарить ее за эту вечеринку.

— Конечно…

Джинни знала, что сопротивление бессмысленно — его хватка может стать железной. И результатом будет безобразная сцена. Поэтому она гордо вскинула голову и направилась вместе с ним в уединенную нишу в углу комнаты, обшитой дубовыми панелями.

— Итак… — Оливер уперся рукой в стену. — Ты отлично справилась. Вечер получился замечательный — папа в восторге.

— Спасибо, — высокомерно ответила Джинни. — По крайней мере, ты признал, что я способна на нечто большее, чем выбор помады. — Ее все еще злила насмешка Оливера… неужели он действительно считает ее дурой…? В следующий момент ей пришлось признать его правоту, поскольку дубовые панели внезапно сомкнулись, и ниша оказалась лифтом. — Куда мы едем? — в изумлении спросила она.

— Наверх, — ответил Оливер с хищной улыбочкой.

— Но… я не хочу наверх, — возразила Джинни, сердясь на себя за то, что так легко угодила в расставленную ловушку.

— Мы уже наверху. — Двери лифта плавно разъехались, и девушка обнаружила перед собой просторное помещение примерно таких же размеров, как зал заседаний этажом ниже. Но эта комната была завалена строительным мусором — у стен стояли стремянки, а мебель и пол были накрыты брезентом в пятнах краски.

— Я… хочу вернуться вниз, — дрожащим голосом потребовала Джинни. Я… Наше отсутствие заметят.

— Сомневаюсь, что кого-нибудь это волнует, — кратко ответил Оливер. Сегодня Говард в центре внимания. Ты ведь не боишься провести со мной пару минут?

— Конечно нет…

— Хорошо. Тогда давай выпьем.

Джинни замялась, стараясь не выдать нарастающего напряжения. Пора сообщить ему о своем решении — о нежелании выходить за него замуж. Все, что ей нужно, это сказать и уйти. В конце концов, что он ей сделает?

Он может вышвырнуть ее из отчего дома.

Да, и что… Она это переживет. У нее есть собственная квартира, хотя срок годовой аренды подходит к концу, а на плату за следующий год денег не хватит.

Он может очернить память об отце, объявив его банкротом.

Но отцу уже все равно. И даже если Оливер попытается ей навредить (а он уже доказал, что способен на это), Джинни будет сопротивляться. Пускай ее первая попытка найти работу оказалась неудачной, но будут и другие. А ей совсем не жаль свою прежнюю жизнь… вот только на благотворительность она уже не сможет жертвовать так много, как раньше.

— Мартини? — поинтересовался Оливер, шагнув к маленькой, но хорошо оборудованной кухоньке, отгороженной от комнаты ажурной ширмой.

— Сп-пасибо. — Глупость какая-то. Все, что ей нужно, это нажать кнопку лифта и спуститься на нижний этаж. Но, как оказалось, кнопка, приводящая в движение механизм, была хитроумно спрятана под панелью.

Как только Джинни вышла из лифта, двери плавно закрылись за ее спиной, а краткий взгляд через плечо показал, что и здесь кнопка потайная. Джинни через силу рассмеялась.

— Умно придумано, — объявила она, почувствовав во рту металлический привкус.

— Немного удобнее, чем бегать вверх и вниз по ступенькам, — вежливо ответил Оливер, возвращаясь с бокалами и протягивая один из них девушке. Прости, пожалуйста, что комната в таком состоянии — как видишь, я делаю ремонт. Она долго пустовала. Во время войны, когда ездить по городу было трудно, дедушка использовал ее как временное жилье. Я решил использовать ее с той же целью, хотя сейчас беда с транспортными пробками, а не с бомбежкой.

— Хорошая мысль, — согласилась Джинни, отхлебнув чуть-чуть вина и оглядевшись по сторонам. К стене был приколот образец обоев красно-коричневые и синие полосы, совершенно мужской выбор. Слева оказалась застекленная дверь, ведущая на балкон, и Джинни решила выйти посмотреть.

На маленькой, выложенной плитками площадке хватило места для зеленого металлического столика, пары стульев и нескольких кадок с цветами. Зеленая решетка, густо заплетенная жимолостью и ломоносом защищала балкон от солнца и чужих взглядов. По счастливой случайности, здания напротив слегка расступались, открывая вид на реку, серебристо мерцающую в солнечном свете. Маленький уголок рая высоко над крышами Сити.

— Нравится? — спросил Оливер, выходя на балкон вслед за Джинни.

— Очень… красиво, — выдавила она, стараясь унять сердцебиение.

— Сначала я хотел его застеклить, но затем решил, что и так хорошо.

— О, да. Тут такой приятный ветерок с реки. И сторона ведь южная, значит, под стеклом было бы слишком жарко…

— Вот и я так подумал. — Судя по улыбке Оливера, он догадывался о произведенном впечатлении. — Взгляни, какой ковер тебе понравится больше.

Быть может, ее кровь закипела от солнечного света. Но, шагнув вслед за Оливером в прохладу комнаты, Джинни поняла, что солнце здесь не причем. Оливер разложил на застеленном брезентом столе образцы коврового покрытия в тех же красно-коричневых и темно-синих тонах, и она заставила себя подойти и сделать выбор.

— По-моему… Мне нравится этот, — заключила Джинни, ткнув пальцем наугад.

— Гм. А я не уверен. На мой взгляд, это лучше всего, — задумчиво произнес Оливер, указав на другой образец.

Джинни пожала плечами и отхлебнула вина, чтобы смочить пересохшие губы.

— Как скажешь. Но почему ты меня спрашиваешь?

— Я думаю, что после нашей свадьбы ты откажешься от квартиры, и мы сможем жить здесь вместе, когда будем в городе.

Джинни резко выдохнула, ее руки задрожали так сильно, что в бокале звякнули кубики льда.

— Я… еще не сказала, что пойду за тебя, — возразила она, не решаясь поднять глаза и встретиться с ним взглядом.

— Да, не сказала. — Голос Оливера был совершенно спокойным, но все же в нем чувствовался оттенок угрозы.

Джинни заставила себя вскинуть голову, в ее глазах светился вызов.

— Я не думаю, что из тебя получится хороший муж, — с достоинством объявила она.

Оливер рассмеялся.

— Разве не деньги все решают?

— Конечно, нет. Я хочу выйти за человека, который… разделял бы мои интересы, имел бы такие же взгляды на жизнь.

— Короче, за подкаблучника. — Оливер небрежно присел на край стола, скрестив руки на груди. — Ты ошибаешься, маленькая Вирджиния. Тебе нужен муж, который не позволит, чтобы ты села ему на шею. И ты знаешь, что я именно такой человек. Но можешь попытаться, — добавил он с веселым блеском в глазах. — Меня это позабавит.

— Выходит, мы постоянно будем ссориться, — ехидно заключила Джинни. — А вряд ли это послужит хорошей основой браку.

— Ай, не беспокойся. — Его твердые губы изогнулись в иронической улыбке. — Основа будет не в этом.

Оливер схватил Джинни за отвороты жакета. Прежде чем она успела опомниться, он притянул ее к себе и прижал к столу. С холодной жестокостью он начал расстегивать пуговицы, распахнул шелковый жакет и обнажил ее упругую, белую грудь.

— Вот что станет основой нашего брака. — Взгляд его темных глаз скользнул по ее мягким округлостям, едва прикрытым кружевами лифчика. Секс.

Произнеся последнее слово, Оливер прижался к ее рту своими горячими и неумолимыми губами, не дав ей возможности возразить. Но Джинни и не возражала. Она уперлась ладонями в его грудь, инстинктивно пытаясь защититься, но как только ощутила руками его твердые мускулы, желание, разожженное в ней прошлым поцелуем, вспыхнуло вновь.

Неистовый язык Оливера глубоко проник в ее рот, заставляя ее тело откликнуться. Пьянящий запах его кожи вскружил ей голову, лишая воли к сопротивлению. Оливер уложил ее на стол, расстегнул кружевной лифчик и начал ласкать ее обнаженные груди своими сильными, чувствительными пальцами, пока ее нежные соски не затвердели, превратившись в красно-розовые бутоны.

Охваченная сладостным безумием, Джинни хотела его так сильно, что забыла про все на свете. Только его поцелуи, его прикосновения могли утолить ее жажду, но, как и любой наркотик, они заставляли желать большего.

Ее волосы выбились из прически, и Оливер гладил шелковистые пряди, постанывая от удовольствия.

— Не вздумай их обрезать, — хрипло прошептал он. — Даже на сантиметр.

У Джинни мелькнула мысль остричься налысо при первой возможности. Но она знала, что никогда так не поступит. Ей потребуются любые средства, способные поддержать страсть Оливера… пока в один прекрасный день его физическое влечение не перерастет в нечто большее. Это ее последняя надежда.

Оливер покрывал поцелуями ее дрожащие ресницы, жилочку, бьющуюся у виска, нежный завиток ушной раковины, и, наконец, ее беззащитное горло. Он уже знал, где находится чувствительный участок возле ключицы, прикосновения к которому вызывают в ней дрожь удовольствия.

Затем его губы скользнули еще ниже. Джинни выгнула спину, запрокинула голову и закрыла глаза, подставив свою обнаженную грудь его изощренным ласкам. Оливер взял в ладони ее крепкие грудки и, касаясь по очереди и дразня языком твердые соски, принялся облизывать их, точно спелые персики, покусывать своими твердыми белыми зубами и легонько посасывать, доводя ее до безумного экстаза.

Он раздвинул ее бедра и начал двигаться между ними в медленном, волнующем ритме, вызывая в ней невольный отклик. Подол ее короткой юбки задрался выше резинок чулок, и, когда она почувствовала прикосновение пальцев Оливера к своей обнаженной коже, ее охватил ужас.

— Нет…! — Джинни испустила вопль протеста, наконец найдя в себе силы оттолкнуть Оливера. — Пожалуйста… Не надо.

В темных глазах мелькнула ирония.

— Не надо?

Жгучий стыд залил румянцем щеки Джинни, когда она представила себе свой облик — с разметавшимися по плечам волосами, размазанной косметикой и торчащими, все еще влажными сосками. Но, собрав в кулак всю свою волю, девушка покачала головой.

— Ты… говорил, что… подождешь до первой брачной ночи, — в отчаянии напомнила она.

— Да, говорил. — Его улыбка была полна жестокости. — Но ты ведь не сказала, что пойдешь за меня.

Джинни опустила ресницы, не в силах вынести его насмешливый взгляд. Проклятая любовь не оставляла ей выбора.

— Ладно… Да. Я… выйду за тебя замуж, — прошептала она.

Оливер взял в ладонь ее подбородок, заставляя поднять голову.

— Повтори, — грубо приказал он.

Она помедлила, дожидаясь, пока дыхание успокоится.

— Я выйду за тебя замуж. Если тебя не волнует, что я соглашаюсь только из-за твоих денег, чего тут сомневаться?

— О, не только из-за денег, — возразил Оливер, блестя глазами. — И из-за этого тоже. — С рассчитанной наглостью он снова положил руку на ее грудь, сдавив упругое полушарие жестом собственника. — Твое тело так восхитительно. Нас ждут немыслимые удовольствия.

Джинни выскользнула из его объятий и отошла в противоположный угол комнаты.

— Да… я согласна, — коротко поддакнула она. Ее пальцы нащупали застежку лифчика, но прикосновение кружева к чувствительным соскам оказалось невыносимым, так что вместо одевания она занялась прической, уложив волосы с помощью нескольких шпилек, которые ей удалось найти.

— Думаю, нам незачем тянуть с помолвкой, — заметил Оливер, глядя на нее с видом победителя, изучающего свои трофеи. — Мы объявим о ней сегодня, и назначим свадьбу, скажем… через месяц?

— Месяц? — чуть слышно отозвалась Джинни. — Так быстро?

— А почему нет?

Разумного ответа у нее не нашлось, поэтому она легкомысленно пожала плечами.

— Как хочешь. Мы же не собираемся венчаться в церкви и соблюдать все обычаи.

— Нет, собираемся, — возразил Оливер. — До мельчайшей детали. Уверен, что многие из приглашенных смогут приехать, несмотря на срочность, а с заказами проблемы вряд ли возникнут, поскольку в деньгах мы не ограничены.

Джинни взглянула на него с холодным презрением — сейчас оно оставалось ее последним оружием.

— Замечательно. А я как можно скорее займусь свадебным платьем… потребуется ведь несколько примерок. И поговорю с Эдмундом насчет праздничного стола сегодня же вечером.

— Перепоручаю все это тебе. — Оливер прошел в кухню, вымыл руки и вытер их бумажной салфеткой.

Джинни нахмурилась.

— У тебя краска на руке.

Он взглянул на свою ладонь с невинным равнодушием.

— Так и есть.

До Джинни медленно начало доходить. Взглянув на Оливера с холодной яростью, она распахнула жакет, чтобы увидеть собственное тело. Отпечаток ладони, яркий и отчетливый, красовался на ее левой груди, словно тавро владельца.

— Ты… ублюдок! — выдохнула она.

Он рассмеялся.

— Боюсь, это специальная растительная краска. Она не повредит тебе, но не смоется еще несколько недель. Этого как раз хватит, чтобы напоминать тебе до венчания, кому ты принадлежишь.

— Я не принадлежу тебе, — с жаром огрызнулась Джинни. — Я не вещь, а ты — не мой хозяин.

— О, нет, — возразил Оливер мягким, но угрожающим голосом. — Я купил тебя так же, как и твой дом. Ты сможешь тратить мои деньги, сколько влезет, на тряпки, драгоценности и прочие штучки, а в ответ я получу исключительные права на твое роскошное тело. Это всего лишь сделка.

— То есть, я могу принять твои условия или отказаться?

Он покачал головой.

— Ты уже согласилась. Я не позволю тебе кинуть меня во второй раз.

Джинни подняла голову, решительно взглянув ему в глаза.

— А если я сделаю это?

В его улыбке было столько льда, что хватило бы на заморозку ада.

— Не советую, — ответил Оливер. — Через десять минут я пришлю сюда лифт. Тебе хватит времени вернуть… приличный облик. — И, шагнув в лифт, он исчез за сомкнувшимися дверями.

* * *

— Так почему ты скрывала? Даже не сказала мне, хотя я твоя лучшая подруга!

Джинни выдавила кривую улыбку. Не успела она выйти из лифта, как наткнулась на возмущенную Сару… и опомниться некогда было.

— Прости, Сара, — ответила она неуверенно. — Это случилось… так неожиданно.

Сара улыбнулась, по-дружески ее обняв.

— Ой, милая, я так счастлива за тебя! Я всегда знала, что вы созданы друг для друга. Разве я не говорила, Питер?

— Все уши прожужжала, — сухо поддакнул Сарин муж. — Но я тоже рад за тебя, Джин. Не забывай, что тебе повезло во второй раз. Хотя бы сейчас не упусти удачу.

— Это Оливеру повезло, а не ей! — возмутилась Сара, взяв Джинни под руку. — Оливер вроде сказал, что вы поженитесь в следующем месяце…?

— Да. — А он не терял времени даром, подумала Джинни, бросив взгляд в противоположный угол комнаты, где Оливер стоял рядом со своим отцом.

Сара умирала от любопытства.

— Так скоро…?

— Я не беременна, если ты об этом, — заверила ее Джинни со скупой улыбкой.

— Ой, нет… конечно, я не это подумала! — Подруга вспыхнула, лгать она никогда не умела. — Ну, может эта мысль и приходила в голову, но только на секундочку…

— Не глупи, — объявила тетя Марго, подходя к ним. — Даже если и так, в наше время нет нужды торопиться. — Она наклонилась и чмокнула Джинни в щечку. — Признаюсь, я очень счастлива. Это лучшее из всего, что могло произойти. И Оливер, по-моему, поступил очень умно, затеяв все это после отъезда Алины.

— Она… уехала? — переспросила Джинни, пытаясь не выдать изумления.

— Да. Ты не знала? Я думала, Оливер сказал тебе. Она опять лечится… боюсь, это очередной срыв. — Пожилая женщина печально вздохнула. — Похоже, Оливер решил устроить свадьбу, пока Алина в больнице под присмотром врачей. Иногда она бывает немного… не в себе.

— Правда…? — рассеянно произнесла Джинни, переваривая эту неожиданную новость. Впрочем, если подумать, в известии об Алинином умственном расстройстве нет ничего удивительного. Джинни давно это подозревала, хотя и обвиняла себя в пристрастности. Странно, что она впервые услышала об этом, но такие семейные тайны обычно скрываются от посторонних. Ее отец наверняка знал и держал язык за зубами. И Оливер…

Оливер шел сейчас к ней в сопровождении своего отца, и ее сердце бешено заколотилось. Говард поцеловал ее, поздравил, и она промямлила что-то в ответ.

— Может, сделаем наконец объявление, сынок? — предложил он. — Тянуть вроде незачем.

— Почему бы нет? — охотно согласился Оливер. Он засунул руку в карман и вынул маленький темно-синий футляр для драгоценностей, который Джинни вспоминала с острой душевной болью. Когда она видела этот футлярчик в последний раз, ей было девятнадцать, она была наивна и влюблена. Теперь Джинни стала старше на шесть лет… но влюблена по-прежнему. Вот только от наивности и невинности ничего не осталось — на этот раз она не обольщается надеждами на взаимность.

— Дамы и господа… — Говард вышел на середину комнаты, привлекая к себе всеобщее внимание. — В качестве завершения прекрасного вечера я хотел бы сделать объявление… которое доставит лично мне огромное удовольствие. Могу я попросить, чтобы вы наполнили бокалы и выслушали мой тост? За моего сына и его невесту… — Взмахом руки он указал на Оливера и Джинни. — За счастливую пару.

— Джинни?

Оливер улыбнулся ей, и эта улыбка могла бы обмануть любого — одна только Джинни различала иронию в глубине его темных глаз. Она покорно протянула левую руку и позволила ему надеть кольцо… которое все еще было ей впору. Зеленый камень вспыхнул пламенем, когда Оливер поднес ее ладонь к губам, поцеловав пальцы.

— За Джинни и Оливера! — Возглас пронесся по комнате, сопровождаемый громом аплодисментов. Джинни взглянула Оливеру в глаза, чувствуя, что тонет в их темной, пугающей глубине. Что бы подумали все эти люди, отстраненно размышляла она, если бы узнали об отпечатке ладони на ее груди под изящным костюмом цвета старого золота?

Как она могла допустить такое, ведь так твердо намеревалась ответить ему отказом? Она не способна разлюбить его, как не способна снять луну с неба. Но выйти за него замуж…

Он купил ее всего на один день. Теперь кольцо снова на ее пальце, а на коже отпечаталось воспоминание о его жгучем, страстном прикосновении… и Джинни знала с уверенностью, сжигающей ее изнутри, как лихорадка, что он сделал ее своей рабыней на всю жизнь.

 

Восьмая глава

— Такое впечатление, что ты собираешься проткнуть этим ножом меня, а не пирог, — заметил Оливер с обычной иронией.

— Какая замечательная мысль, — буркнула Джинни, улыбнувшись фотографу, нацелившему на нее камеру. — Это бы одним махом решило все мои проблемы.

Оливер рассмеялся.

— О, нет… было бы жалко залить кровью такое чудесное платье. По-моему, оно великолепно — наверняка, обошлось мне в целую кучу денег?

— Конечно.

— Если смотреть отсюда, оно того стоит, — хрипловато произнес Оливер. Так как стоял он прямо за плечом своей невесты, ему открывался весьма соблазнительный вид на ее грудь. Треугольный вырез платья был достаточно скромным, но Оливер всегда умудрялся вогнать Джинни в краску.

Только два дня назад ей удалось смыть пятно со своей кожи. Весь прошлый месяц, глядя в зеркало, Джинни видела эту метку владельца, слишком остро напоминающую о том, как рука Оливера сдавливала и ласкала ее голую грудь… и об исключительных правах, которые он получит.

Прошедшие несколько недель были наполнены лихорадочной деятельностью. И это к лучшему, — мрачно решила Джинни, — поскольку времени на размышления не оставалось. Даже сегодняшним утром она бегала, как белка в колесе, давала указания официантам, проверяла цветы, пока парикмахерша суетилась вокруг нее, а Сара с невозмутимым видом прикрепляла длинную кружевную вуаль к венку посреди бурлящего хаоса.

Она и опомниться не успела, как все свершилось. Клятвы произнесены, брак зарегистрирован, фотографы запечатлели радостное событие на пленку. У Джинни улыбка не сходила с лица — неужели она действительно казалась счастливой? Естественно, никто ничего не заподозрил. Быть может, все невесты лихорадочно отхлебывают шампанское пересохшими от волнения губами, и отводят глаза, чтобы не встретиться взглядом со своим женихом.

— Должен тебя поздравить, — тихо продолжил Оливер. — Ты отлично все устроила.

— Спасибо.

— Ты превзошла мои ожидания. — В его голосе вновь зазвучала насмешка. Интересно, так и дальше пойдет? Горю желанием выяснить… чуточку позже.

Джинни глубоко вздохнула, заметив, как вздымается ее грудь под нежными кружевами цвета слоновой кости. Позже… Первые несколько дней медового месяца они проведут в Париже, а затем полетят куда-то еще. Оливер пообещал ей полное уединение на целых две недели. И предупредил, чтобы она не брала слишком много вещей…

— Еще улыбочку, пожалуйста… — Наконец фотограф закончил, и шустрый молоденький официант занялся пирогом.

— Верхний ярус разрезать не надо! — торопливо напомнила ему тетя Марго. — Его нужно сохранить до первых крестин!

— Естественно. — Оливер все еще обнимал Джинни за талию. — Я с удовольствием сделаю тебя беременной, — пробормотал он, придвинувшись чуть ближе, чтобы не услышали окружающие.

Джинни с ужасом взглянула на него, безуспешно пытаясь вырваться.

— Это не было… частью сделки, — возмутилась она.

— Конечно, было. Наверное, я даже позабочусь, чтобы ты была беременной постоянно… тогда у тебя не возникнет желание наставить мне рога с каким-нибудь тупицей вроде Джереми.

— Я… никогда так не поступлю, — возразила Джинни, спокойно взглянув ему в глаза.

— Конечно не поступишь, когда я буду рядом, — угрожающе промолвил Оливер. — К несчастью, я не смогу оставаться с тобой постоянно. А доверять тебе, как я понял, нельзя.

— Что ж, это взаимно, — прошипела Джинни в ответ. — По крайней мере, мы оба знаем, что получили.

— Еще нет.

Ее не обманула улыбка Оливера. Браки, в соответствии с романтической легендой, заключаются на небесах… но этот определенно родом из ада!

* * *

Оркестр играл легкую, ритмичную мелодию, которые нравятся абсолютно всем, начиная от маленьких кузин Оливера, наряженных подружками невесты, и заканчивая его престарелой двоюродной бабушкой. Джинни степенно прогуливалась со своим свекром вокруг шатра, установленного на лужайке. Ее длинная кружевная вуаль ниспадала на обнаженные плечи, шлейф с помощью ленточки крепился к запястью.

Оливер в нескольких метрах от нее танцевал с одной из своих теток, и Джинни украдкой посматривала на него из-под ресниц. Она и сейчас понимала причину своей детской любви. В то время ей не нужно было многого — хватило бы и густых черных волос, высоких скул, решительного подбородка. Но на самом деле ее внимание привлек чувственный изгиб его твердых губ и угрожающий блеск глаз. И его смех, низкий и хрипловатый, когда он ел мороженое в Бэттери-парк…

И еще его поцелуи, крепкие объятия, горячие и уверенные губы, нежные и искусные прикосновения… Джинни хотела его до боли. А теперь она стала его женой. Его женой… Она мысленно повторяла это слово, смакуя его, представляя, что эта свадьба была ее самой заветной мечтой…

Но как только Оливер повернулся и перехватил ее взгляд, грезы рассеялись. Завтра в Париже она начнет расплачиваться за то, что шесть лет назад ранила его мужскую гордость.

Дядя Говард, не подозревающий о ходе ее мыслей, добродушно улыбался.

— Знаешь, я очень счастлив, что ты наконец вошла в нашу семью, признался он. — А твоему папе было бы приятно узнать, что ты наконец в безопасности. Ты унаследовала большие деньги, а это могло бы привлечь… нехороших людей. Но с Оливером тебе нечего бояться.

Джинни уставилась на него в изумлении.

— Разве… вы не знаете? — пробормотала она. — О том, что случилось?

— А что случилось? — безучастно переспросил он. — Понятия не имею, о чем речь.

— Я думала, папа вам рассказал. — На самом деле ничего она не думала. Так ей говорил Оливер. — То есть, я знаю, что вы не были его банкиром…

— О, нет. — Дядя Говард с улыбкой покачал головой. — Когда-то очень давно мы пришли к соглашению. Как говорится, дружба дружбой, а денежки врозь. Вот мы и решили никогда не обсуждать друг с другом финансовые дела. Твой папа хранил свои сбережения в других банках, никогда не спрашивал моих советов, да и я с советами не лез. Так-то оно лучше. Никогда ведь не знаешь, как дело обернется. Вообще-то, если позволишь, я бы предложил вам с Оливером придерживаться такой же стратегии. Чтобы ты сама распоряжалась своим состоянием и имела своего собственного финансового консультанта. Уверен, что Оливер будет со мной полностью согласен.

— Да… — Несмотря на полнейший сумбур в голове, Джинни решила держать язык за зубами. — Да, отличный совет, — пробормотала она. — Спасибо.

Выходит, Оливер солгал — он не мог узнать о папином разорении от своего отца, поскольку дядя Говард и сам ничего не подозревает. Тогда откуда он узнал? И зачем было врать?

Но времени на размышления нет. Сара вместе с несколькими подружками уже стоит у входа в шатер и размахивает руками, пытаясь привлечь внимание Джинни. Пора переодеваться в «костюм для бегства».

Дядя Говард удовлетворенно хмыкнул.

— Ах, вижу, тебя зовут. Иди собирайся, дорогая. — Он чмокнул ее в щеку. — Я еще зайду попрощаться перед вашим отъездом в Париж.

— Конечно.

Еле сдерживая нетерпение, Джинни направилась к подругам. Они с хохотом промчались по саду, где на густую траву под старыми яблонями уже ложились вечерние тени. Затем пересекли веранду, на которой шесть лет назад Джинни подслушала роковой разговор и бросила в лицо Оливеру свое изумрудное кольцо, и, проскользнув в дом через застекленную дверь, взбежали по лестнице в спальню Джинни.

Теперь это уже не ее спальня — отныне Джинни будет делить ее с Оливером. Комната удобно располагалась в задней части дома, три ее окна выходили в сад, высокий потолок был покрыт причудливым узором, а массивный мраморный камин поражал своей элегантностью.

Поскольку с деньгами проблем не было, Джинни приобрела в городе груду белых кружев и атласа, сочетающихся с бледно-желтыми обоями, и светлые китайские ковры на блестящий паркетный пол. За антикварную кровать, купленную на аукционе, пришлось яростно торговаться — стойки были из красного дерева, а ткань балдахина украшал нежнейший узор из цветов и листьев. Кроме того, Джинни откопала в одной из соседних комнат два французских кресла и сменила обивку (жутко дорого обошлось), чтобы поставить по обе стороны от камина.

Гардеробных было две — для Оливера и для Джинни. Ее комнату все еще усеивали следы лихорадочных приготовлений — салфетки, клочки оберточной бумаги, несколько влажных полотенец.

Джинни недовольно огляделась по сторонам.

— Что за бардак! Как будто здесь стадо слонов топталось.

Сара расхохоталась.

— Ой, не обращай внимания. У тебя есть дела поважнее.

Джинни невольно улыбнулась. Хотя Сара была ее лучшей подругой, довериться ей Джинни не могла (а может, слишком привыкла скрывать свои неприятности, чтобы решиться на откровенность). Питер, более проницательный, догадывался, что дело нечисто, но вопросов задавать не стал.

— Ну разве девочки не прелесть? — спросила Сара. — И так хорошо себя вели. Помнишь, как на свадьбе Кэсси Клейтон одна из ее маленьких племянниц решила, что у сестры букетик лучше, и полезла в драку? Я чуть со смеху не померла! Знала ведь, что нельзя смеяться, но не удержалась.

— Помню. — Джинни хихикнула, радуясь возможности отвлечься от мрачных предчувствий. — А ее сестра уселась задницей прямо в варенье. И еще, дедушка Кэсси сказал Мэдди Рэтклифф, что она танцует как бегемот, а когда она собралась уходить, то споткнулась о кадку с цветами и грохнулась в кучу роз и гвоздик.

— Ой, это было жестоко! — воскликнула мягкосердечная Сара, хотя смеяться не прекратила. — Слушай, Джинни, ты сначала платье снимешь, или с вуалью помочь?

— Вытащи меня из этого платья. А потом я спокойно займусь вуалью. Ты не поможешь расстегнуть молнию?

Дверь плавно раскрылась; Джинни сидела лицом к зеркалу и, подняв глаза, увидела Оливера, небрежно облокотившегося о дверной косяк. Ошеломленная, она взглянула на нежданного гостя так, словно это был сам дьявол.

— Оливер! — Сара хихикнула. — Тебе сюда нельзя.

Он вопросительно изогнул бровь.

— Почему?

— Джинни переодевается в дорожное платье.

— Вижу. — В его голосе чувствовалась легкая хрипотца, выдающая скрытые намерения. — Просто я подумал, что могу… помочь.

— А! — Сара радостно рассмеялась, притворяясь удивленной. Она взглянула на остальных девушек. — По-моему, нам пора уходить, — возбужденно прошептала она. — Идем.

У Джинни возникло искушение попросить их остаться, но тогда они точно сочли бы ее сумасшедшей. Она так и стояла спиной к двери, лицом к зеркалу, придерживая платье рукой. Во рту у нее пересохло. Каким-то образом ей удалось улыбнуться подружкам, когда они со смехом выбегали из комнаты. Если они и почуяли что-то неладное, то наверняка спишут это на запоздалый приступ предсвадебного волнения.

Оливер закрыл за ними дверь, не сводя глаз с зеркала. Джинни очень медленно повернулась.

На его твердых губах играла высокомерная улыбка — улыбка победителя, изучающего свою добычу.

— Кажется, ты снимала платье, — протянул он. — Так продолжай, не стесняйся.

Джинни глубоко вздохнула; только величайшее усилие воли позволило ей не опустить голову и храбро взглянуть в его насмешливые глаза. Сейчас уже поздно сопротивляться — клятвы произнесены и отступать некуда. Полуобернувшись, она дрожащими руками стянула с себя ворох роскошного атласа и кружев, старательно повесила платье на стул и сложила шлейф в последней попытке оттянуть ужасный момент.

— Ну и платье, — насмешливо заметил Оливер. — Оно не кажется тебе несколько… неподобающим?

— Неподобающим? — повторила Джинни, отказываясь понимать намек.

— По-моему, оно должно символизировать незапятнанную невинность невесты. А разве твоя невинность не… запятнана?

— Нет, — огрызнулась Джинни.

Оливер удивленно выгнул бровь.

— Правда? Да ну, не думаешь же ты, что я в это поверю.

— Почему нет? — Джинни повернулась к нему лицом, пожалев о своей откровенности. — Это правда.

Оливер не ответил. Но в его темных глазах что-то мелькнуло, и у Джинни мурашки пробежали по коже. Она до сих пор не сняла вуаль, белое кружево водопадом струилось по ее спине. Но теперь Оливер мог впервые увидеть результат ее похода в самый роскошный магазин белья на Бонд-стрит.

Белая кружевная грация плотно облегала ее стройную фигуру, поддерживая пышную грудь. Джинни знала, что сквозь полупрозрачную ткань просвечивают ее нежные розовые соски.

Грация была снабжена подвязками, к которым крепились белые шелковые чулки. Белые свадебные босоножки на высоких каблуках подчеркивали стройность ног Джинни, а ее единственным украшением, не считая обручального кольца, было бабушкино ожерелье — пять ниток жемчуга, обвивающих шею.

Оливер не торопился, разглядывая каждый дюйм ее тела с нескрываемым удовольствием.

— Очень хорошо, — одобрил он. — Намного приятнее разворачивать сверточек, когда он так красиво упакован.

Джинни вспыхнула, но не осмелилась ответить.

Не сводя с нее глаз, Оливер снял галстук и швырнул его на стул позади себя, затем сбросил пиджак одним движением широких плеч, от чего у Джинни внезапно пересохло во рту.

— Лучше убери эту вуаль, — предложил он. — А то ею и удавиться недолго.

Пальцы Джинни онемели; она знала, что как только поднимет руки, чтобы снять с головы венок, ее грудь, обтянутая тонким кружевом, приподнимется тоже. Оливер не упустил этого мгновения, его темные глаза вспыхнули пламенем, а чувственные губы изогнулись в насмешливой улыбке.

За несколько долгих секунд, потраченных на избавление от вуали, Джинни успела возненавидеть Оливера за то, что он вынудил ее разыграть это эротическое шоу. Ее волосы темной блестящей волной рассыпались по плечам; она бросила вуаль на стул и, подбоченившись, окинула Оливера яростным взглядом.

Оливера явно забавляла ее строптивость.

— Так скажи мне, — поинтересовался он, — если ты девственница, что же тогда делал Луи?

— Луи? — непонимающе переспросила Джинни.

— Красивый молодой французик, ставший твоим первым любовником.

— А… — Она покраснела до корней волос. — Луи не существует. Я его… выдумала.

— И остальных тоже?

— Остальных не было. — Джинни вскинула подбородок, стараясь, чтобы ее голос звучал уверенно. — Это были… лживые сплетни.

— Вранье? — Оливер вопросительно изогнул черную бровь. — Все вранье?

— Все, — подтвердила Джинни, чувствуя себя все более беззащитной.

— Объяснись.

Джинни пожала хрупкими плечами. Оливер умеет чувствовать ложь, но и всю правду она рассказывать не хотела.

— Думаю… это… Все началось с Марка. У меня с ним ничего не было… Кроме всего прочего, он был сильно пьян. Но после случившегося все мальчишки, с которыми я гуляла, решили, что я готова на все. А я им отказывала. Но так как они боялись признаться своим друзьям, что остались с носом… Наверное, чтобы не сделаться посмешищем. Поэтому… они хвастались тем, чего не было. Я ничего не могла с этим поделать, мне бы все равно никто не поверил.

— Ну и ну! — Оливер хрипло рассмеялся. — Ты и вправду превзошла мои ожидания. — Он медленно подошел к ней. — Кто бы мог подумать? Невеста-девственница. — Он поднял руку, провел ладонью по ее горлу и повернул к себе ее лицо; в его глазах мерцало темное пламя. — Я ждал этого шесть лет. Но теперь… ожидание закончилось.

Поцелуй, запечатленный на ее губах, был сладким, чувственным и возбуждающим. Но как только Джинни расслабилась, Оливер разомкнул объятия. Отвернувшись, он направился в спальню и плюхнулся на кровать, оставив девушку в полнейшей растерянности.

— Иди сюда, — скомандовал он тихим, но непреклонным голосом.

Джинни пришлось глубоко вздохнуть, чтобы унять сердцебиение. Стоила ли ее гордость той боли, которую она испытывала, скрывая от Оливера свою любовь? Но гордость — это все, что у нее осталось. Много лет назад Оливер завладел ее сердцем, а теперь получил для собственного удовольствия и ее тело. Можно только надеяться, что со временем он смягчится и начнет испытывать к ней более глубокие чувства, чем желание отомстить.

А пока… Джинни могла только подчиниться приказу этих темных, пугающих глаз. Очень медленно, стараясь высоко держать голову, она приблизилась к нему. Он окинул ее насмешливым взглядом, протянул руку и коснулся ее шелковистого бедра, принуждая присесть на край кровати.

Она судорожно сглотнула; Оливер расстегнул воротник своей накрахмаленной белоснежной рубашки, и в вырезе была заметна поросль черных волосков на его груди. Внезапно Джинни охватило желание расстегнуть остальные пуговицы и обнажить его широкую, мускулистую грудь. Оливер тихонько рассмеялся, словно прочитав ее мысли.

Не сводя с нее пристального взгляда, он ловко отстегнул ее чулки.

— Снимай, — приказал Оливер, улыбаясь. — Медленно.

Джинни выполнила его распоряжение, сбросила босоножки и начала медленно стаскивать шелковые чулки, дюйм за дюймом, пока они наконец не упали на пол. И тогда Оливер снова заставил ее присесть на кровать.

Джинни чувствовала себя слишком уязвимой, зная, как прозрачна ее кружевная грация, как плотно она облегает грудь и подчеркивает каждый изгиб фигуры. Не раздумывая, девушка подняла руку, чтобы отбросить за спину прядь волос, и заметила проблеск интереса в глазах Оливера, когда ее затвердевший сосок натянул тонкую ткань.

— Да… очень классная упаковка, — пробормотал Оливер. — Как же она расстегивается? Ах, да, вижу.

Впереди обнаружилась потайная молния, и Оливер потянул за замочек, расстегнув ее на несколько дюймов. Джинни судорожно вздохнула, и Оливер улыбнулся, заметив, как возбужденно вздымается и опадает ее грудь, освобожденная из тугого плена. Очень медленно, смакуя каждый сантиметр обнажающейся плоти, он расстегнул молнию до конца и бросил прямо на пол легкомысленное одеяние.

Джинни густо покраснела. Она стояла перед Оливером почти голая, если не считать жемчужного ожерелья и крохотных кружевных трусиков. Ей пришлось бороться с желанием опустить голову, прикрыть грудь волосами, спрятать предательски торчащие соски от его долгого изучающего взгляда. Но это была ее часть сделки, и, вопреки мнению Оливера, она не изменяла своему слову.

Поэтому она расправила плечи, намеренно выставив вперед свою обнаженную грудь. На губах Оливера вновь заиграла ленивая улыбка, когда он прикоснулся к ее нежной, персиковой коже, легонько погладил твердые соски.

— Значит… Не было Луи, — бормотал он хриплым и счастливым голосом. Не было Марка Рэнсома. Не было никого. — Его ладонь скользнула по левой груди Джинни, отметив то место, где находилась его собственная, теперь уже смытая, метка. — Только я. Никогда не забывай этого.

Джинни сверкнула глазами, возмущенная его наглыми притязаниями. Но Оливер прав, — напомнила она себе. С его точки зрения, она продалась ему за право вести экстравагантный образ жизни, к которому привыкла. Так пусть он так и думает — скрывая в тайне свою любовь, она оставляет себе единственное оружие против его невольной жестокости.

Своими длинными, ловкими пальцами Оливер гладил и ласкал ее обнаженные груди, играл с нежными сосками, внимательно следя за ее малейшей реакцией. Уж это она не сможет скрывать, не сможет притворяться равнодушной к его искусным прикосновениям — тело всегда ее выдаст. Но это не страшно — Оливер сам сказал, что основой их брака станет секс. Пусть думает, что она согласна с ним. Быть может, они останутся врагами, но страсти на их век хватит!

— Очень красивая упаковка, — рассеянно бормотал Оливер. — А грудки такие кругленькие и крепенькие, с такими очаровательными розовыми сосочками. Как раз умещаются в моей ладони… или во рту.

Он притянул Джинни к себе, и она задохнулась от восторга, когда его губы скользнули по ее набухшей груди. Жидкое пламя разлилось по ее животу, и, с внезапно вспыхнувшим возбуждением, она начала расстегивать пуговицы его рубашки, страстно желая ощутить ладонями его твердые мышцы. Он рассмеялся и внезапно схватил ее за запястья, опрокинул навзничь и придавил к постели своим весом. Его глаза горели.

Но его рубашка была расстегнута, а Джинни его хотела. Она высвободила руки, крепко его обняла, прижавшись к нему всем телом, и разомкнула губы навстречу его поцелую.

Губы Оливера, горячие и настойчивые, возбуждали в ней ответную страсть. Их языки затрепетали в танце, пока он не подтвердил свое превосходство, исследовав самые потаенные уголки ее рта. А она полностью покорилась, ее тело жаждало близости.

Оливер весело взглянул на нее, словно посмеиваясь над ее пылом, но Джинни было все равно. Когда его губы сомкнулись на одном из ее сосков, она прикрыла глаза, наслаждаясь удивительными ощущениями, тая, словно мед. Он ласкал ее груди по очереди, пока она не застонала от удовольствия.

А затем его руки скользнули под тонкое кружево трусиков. Джинни даже не подумала сопротивляться, хотя и ощутила некоторую неловкость, когда Оливер снял с нее трусики и куда-то их отбросил. Теперь она лежала под ним совершенно голая и беззащитная.

От первого интимного прикосновения у Джинни перехватило дыхание. Но ее страх развеялся, как только Оливер отыскал крохотную жемчужину наслаждения и принялся возбуждать ее, тихонько посмеиваясь над ее сладострастными стонами.

А затем… Джинни почувствовала, как он раздвигает ее бедра и наваливается всем весом. Она снова распахнула глаза, внезапно осознав, что готова полностью подчиниться. Отступать было некуда — Оливер получил то, что хотел, во всех смыслах этой фразы.

— Итак… Теперь я узнаю наверняка, говорила ли ты мне правду, — с улыбкой пробормотал Оливер.

Джинни охватил приступ ярости. Разве он до сих пор не поверил ей? Ее глаза вызывающе вспыхнули.

— Тогда давай, — усмехнулась она. — Возьми меня…

Джинни изогнулась, впившись ногтями в спину Оливера, и, внезапно утратив контроль, он вошел в нее. В первую секунду ее пронзила острая боль, и она вздрогнула всем телом, не удержавшись от крика.

— Дурочка! — Оливер покачал головой, сняв губами слезинку, скатившуюся из уголка ее глаза. — Тебе бы не было больно, если бы ты так не сделала.

— Но тогда ты не был бы полностью уверен, — прошептала Джинни в ответ. — А теперь ты знаешь.

— Да. — Он начал двигаться внутри нее, медленно и осторожно. — Теперь я знаю.

Джинни не смогла бы вообразить такое даже в самых безумных мечтах. Она инстинктивно подстраивалась под его ритм, распалялась все больше, дрожала от страсти. Они оба тяжело дышали, их тела взмокли от пота. Вскоре Оливер забыл о нежности, но Джинни это не беспокоило — ее голова кружилась, в нижней части живота нарастало странное напряжение…

А потом, внезапно, напряжение схлынуло, по ее жилам разлился жидкий огонь, и с последним всхлипывающим возгласом она почувствовала, что падает, падает, тонет в объятиях Оливера, пока они оба не рухнули, обессиленные, на смятые атласные простыни.

 

Девятая глава

— Ты действительно хочешь выйти сегодня?

Оливер стоял на пороге гардеробной, небрежно прислонившись к дверному косяку, и рассеянным взглядом смотрел, как Джинни натягивает узкое черное платье. Он был очень соблазнителен — из одежды только белое полотенце, обернутое вокруг бедер; широкая грудь покрыта бронзовым загаром, приобретенным во время медового месяца, и порослью черных вьющихся волос.

— Да, — настаивала Джинни. — Посол — очень милый мужчина. И мы ведь приняли приглашение, теперь уже неудобно не прийти.

— Милый мужчина? — повторил Оливер, подойдя ближе и проведя ладонями по ее телу. — Ты хочешь сказать, привлекательный?

— Конечно… нет, — запинаясь, возразила она. — Он мне… в отцы годится! Просто…

Оливер рассмеялся.

— Как я люблю твою прекрасную грудь, — хрипло пробормотал он, наклонив голову и поцеловав ее в шейку. — Такая упругая и пышная… Знаешь, я даже через платье чувствую, как у тебя соски затвердели. Твое тело создано для любви — оно откликается на каждое мое прикосновение. Давай скажем, что мы заболели… я точно чувствую, что у меня поднялась температура. Наверное, это лихорадка.

Джинни глубоко вздохнула, неуверенно рассмеялась и покачала головой.

— Нет… Оливер, пожалуйста…

Она прикрыла глаза и склонила голову ему на плечо. Ее рабство оказалось слишком приятным, но ради собственного блага иногда приходится проявлять строптивость.

— Фостер пригонит машину через несколько минут, — напомнила она, со смехом выскользнув из объятий Оливера. — Так что лучше одевайся.

Оливер сдержанно улыбнулся, глядя, как Джинни расчесывает свои длинные темные волосы.

— Подбери их, — приказал он.

— Думаешь? — переспросила Джинни, скручивая волосы в жгут и укладывая короной. — А мне не хотелось.

— Подбери, — прорычал он. — Распускать их будешь только для меня.

Джинни изумленно взглянула на Оливера. Иногда он казался таким собственником.

— Да, мой повелитель, — усмехнулась она. — Твое слово для меня закон.

— Вот именно. — Оливер схватил ее за плечи и крепко обнял; его хватка была железной — маленькая демонстрация силы, доказывающая, что он шутит лишь наполовину. — И никогда не забывай об этом.

На мгновение их взгляды встретились в зеркале. Но как только вызов в глазах Джинни сменился покорностью, Оливер ее отпустил.

— Ладно, я оденусь, — согласился он. — Черный галстук?

— Естественно.

Он ушел в свою гардеробную, а Джинни продолжила укладывать волосы.

Со дня свадьбы прошло шесть недель, наполненных таким счастьем, о котором Джинни не смела даже мечтать. Медовый месяц, проведенный на крохотном острове в Карибском море (пальмы, белый песок и ни единого человека вокруг), оказался сплошным блаженством.

Казалось, Оливер никак не может насытиться ею. Джинни с улыбкой вспоминала волшебные ночи, проведенные в его объятиях; пробуждения рядом с ним на широкой кровати; вечера, когда он возвращался с работы и набрасывался на нее прямо с порога: однажды они занимались любовью в оранжерее, несколько раз на полу гардеробной, и один раз (потрясающе, хотя и несколько неудобно) в чулане, где хранились плащи и галоши.

Джинни не требовалось много времени, чтобы уложить волосы в простую, но изящную прическу. Выпустив несколько локонов, чтобы смягчить эффект, она занялась косметикой — подчеркнула загар с помощью тонального крема, подвела глаза светло-коричневыми тенями, подкрасила длинные ресницы и намазала губы алой помадой.

Драгоценности? Простая золотая цепочка, серьги в виде тонких колечек и золотой браслет, подаренный Оливером после медового месяца, с застежкой в виде пары наручников. И, конечно, кольцо.

Надев черные вечерние босоножки, Джинни бросила последний взгляд в зеркало. Платье было одним из ее любимых — черное, шелковое, очень простого покроя, на тоненьких бретельках и с глубоким треугольным вырезом на груди. Ткань струилась по ее стройной фигуре почти до щиколоток.

— Готова?

В зеркале вновь появилось отражение Оливера. И когда Джинни взглянула на него, ее сердце забилось быстрее. Ему очень шел смокинг — Оливер носил этот наряд с особым щегольством, напоминающим о том, что под его утонченной оболочкой скрывается сильный, необузданный мужчина, недалеко ушедший от дикаря. В одно мгновение он может сбросить маску цивилизованности и утащить Джинни в свою пещеру…

— Что тебя развеселило? — спросил Оливер, заметив на ее губах улыбку.

— Ой… ничего. — Решительно выбросив из головы этот образ, Джинни равнодушно пожала плечами и схватила сумочку. Но Оливер, похоже, догадался об ее игривых фантазиях.

— Ничего? Но ты же не думала о том, о чем я думал только что, правда?

— Конечно… нет. — В ее голосе прозвучала предательская хрипотца. Торопясь, пока Оливер не разрушил ее планы на вечер, Джинни забросила сумку на плечо и выскочила из комнаты. — Идем, мы уже опаздываем, — заявила она, сбегая вниз по лестнице.

Оливер нагнал ее у входной двери. Элегантный «роллс-ройс» уже дожидался возле крыльца. Фостер распахнул дверцу, и Джинни с довольным вздохом юркнула в роскошный салон.

Судя по озорному блеску в глазах Оливера, легко отделаться ей не удастся.

— Это одна из тех ужасных вечеринок, где все говорят одновременно и шампанское слишком сладкое, — скучным голосом предупредил Оливер.

Джинни ощутила приятное предвкушение.

— Мы можем… уйти пораньше, если хочешь? — предложила она с предательской дрожью в голосе.

Оливер рассмеялся, низким, горловым смехом.

— Думаю, можно слегка… развлечься и здесь, — ответил он. Его рука лежала на спинке сиденья и, прежде чем Джинни успела понять, что происходит, он спустил с ее плеча бретельку платья, обнажив грудь, прикрытую только кружевом черной грации. — Я хотел узнать, какое белье ты надела, пробормотал он. — Мне нравится.

— Не надо! — возразила она, бросив испуганный взгляд на сидящего за рулем Фостера, торопливо натянула платье на плечи и отодвинулась от мужа как можно дальше. Он же не хочет заниматься с ней любовью прямо в машине… правда?

Оливер рассмеялся и опустил непрозрачный экран, отделивший их от водителя. Затем, с блеском в глазах, лишившим Джинни всякой способности к сопротивлению, вновь сбросил бретельку и провел пальцем по ее медовой коже вдоль кромки кружева до самой ложбинки между грудей.

— Что тебе не нравится? — усмехнулся он. — Боишься, что я испорчу твой макияж?

— Я…

Улыбаясь своей чарующей улыбкой, Оливер погладил ее грудь. Джинни чувствовала тепло его ладони. Ее соски затвердели, просвечивая темно-розовым цветом через черное кружево грации.

На мгновение Джинни зажмурилась. Она знала, что сопротивляться бесполезно — это только раззадорит Оливера. Единственное, что она могла сделать, — притвориться равнодушной, хотя дыхание, все более неровное и поверхностное, ее выдавало.

Движение в этот час не было слишком оживленным, и дорогой автомобиль беспрепятственно мчался по узким улицам пригорода. Откинувшись на спинку сиденья, Джинни видела людей, ждущих автобуса, стоящих на переходах, и напоминала себе, что они не смогут разглядеть ее сквозь тонированное стекло. Они не увидят, как ее муж расстегнул черную грацию и ласкает ее пышную грудь с порозовевшими сосками.

— Знаешь, твое тело — неиссякаемый источник удовольствия, — пробормотал он. — Особенно, когда ты пытаешься бороться с желанием. Тебе это не удается… и когда ты теряешь контроль над собой, это выглядит жутко забавно.

Ее глаза вспыхнули негодованием, но она ничего не могла поделать. Быть может, неразумно сдаваться без боя, но Оливер мог сломить ее сопротивление единственным прикосновением, единственным взглядом.

И да, как же это приятно! Если он захочет заняться с ней любовью прямо сейчас, она не сможет его остановить.

Словно в тумане, Джинни смотрела на знакомые улицы за окнами машины.

— Оливер, — в отчаянии взмолилась она. — Оливер… пожалуйста… Мы почти приехали. — Но он только рассмеялся, продолжая сладкую пытку, пока машина не свернула к Кенсингтонскому парку и не остановилась у высоких чугунных ворот посольства.

Только тогда Оливер поднял голову, с усталой улыбкой глядя, как Джинни приводит в порядок свою одежду.

— Такой скромный наряд, — усмехнулся он. — И под ним такое соблазнительное тело. Да, мы уедем пораньше, если только ты не хочешь, чтобы я затащил тебя за какую-нибудь из этих пальм и занялся любовью.

Ее зеленые глаза гневно вспыхнули, но отвечать было некогда. Фостер распахнул дверцу, и Джинни вылезла из машины, придерживая длинную юбку. Ее соски все еще сохранили болезненную чувствительность и слишком остро реагировали на прикосновение ткани при каждом вздохе. Как можно идти на шикарную вечеринку в посольстве, если в голове только воспоминания об этих необузданных ласках?

Когда Оливер поравнялся с ней, она взяла его под руку, и вместе они проследовали по короткой дорожке к внушительному крыльцу, здороваясь по пути с только что прибывшими гостями.

Оливер с невозмутимым видом начал нашептывать ей на ухо:

— Знаешь, что я сделаю, когда мы вернемся домой? Я раздену тебя догола и брошу на кровать. Затем возьму мед и размажу его по твоей потрясающей коже, по красивой груди и нежным, шелковистым бедрам. И буду слизывать его… дюйм за дюймом… — Он рассмеялся, обдав ее теплым дыханием, и Джинни невольно вздрогнула. — А потом я буду любить тебя так страстно, что ты целую неделю не сможешь встать с постели.

Джинни глубоко вздохнула, ее щеки залило алым румянцем. Ей пришлось собрать в кулак все свои силы, чтобы сохранить самообладание перед слугами (каждый из них превратился бы в отлично подготовленного телохранителя при малейших признаках опасности).

Сегодня в посольстве собралось блестящее общество — женщины в шелках и бриллиантах, мужчины в смокингах, несколько человек пришли в военной форме или в традиционных африканских или арабских одеяниях. Официанты в белых ливреях сновали в бурлящей толпе с бокалами на серебряных подносах, умудряясь не пролить ни капли.

Оливер был прав — все говорили одновременно, не обращая внимания на оркестр, а шампанское и вправду оказалось слишком сладким. Вечер обещал быть скучным, но, может быть, перекинувшись парой слов с некоторыми людьми, им удастся ускользнуть незаметно.

Джинни, блуждая взглядом по комнате, внезапно заметила у дальней двери знакомый профиль. Белокурые волосы, блестящие в свете свечей, обрамляющие тонкое лицо с полупрозрачной кожей — Алина. Тетя Марго предупреждала, что она выпишется из больницы на этой неделе, но Джинни полагала, что сначала она решит отдохнуть, съездить куда-нибудь на выходные. Наполненное людьми посольство — не самое подходящее место для выздоравливающей.

Джинни предпочла бы встретиться с Алиной наедине — возможно, в кругу семьи. Только не на людях. Но, как оказалось, волноваться по поводу нежданной встречи уже некогда — посол лично подошел ее поприветствовать, сияя раскосыми глазами.

— Ах, моя милая девочка! — воскликнул он, заключив Джинни в объятия и расцеловав в обе щеки. — Как я рад тебя видеть! И Оливер, мой дорогой друг! — С Оливером он поздоровался за руку. — Я слышал, вы поженились? Чудесная новость, чудесная! Заботьтесь о ней как следует, дружище. Такие, как она, ценятся на вес золота! Многие дамы занимаются благотворительностью только для того, чтобы похвастаться перед подругами. Но моя милая Джинни… — Он поднес ее руку к губам и поцеловал пальцы. — Она всю душу вкладывает.

Оливер улыбнулся, и, как не странно, в его взгляде не было привычной насмешки.

— Знаю, — ответил он с гордостью.

Посол снисходительно рассмеялся.

— Ах, естественно, знаете. Разве есть в этом мире хоть что-нибудь, о чем бы не знал Оливер Марсден?

— В общем, да, — сухо согласился Оливер. — Но простите нас, я должен пригласить мою жену на танец.

— Конечно, конечно, — воскликнул посол. — Развлекайтесь!

Джинни вопросительно взглянула на мужа, когда он вывел ее на танцплощадку и заключил в свои объятия.

— Что ты имел в виду?

Он изогнул черную бровь, изобразив недоумение.

— А что я должен был иметь в виду?

Джинни покачала головой, не поддаваясь на его уловку.

— Ты сказал: «Знаю». А что ты знаешь?

— Если ты говоришь о своей благотворительной деятельности, то, естественно, я знаю о ней, — с улыбкой ответил Оливер. — А почему я не должен знать? Я в течение нескольких лет получал регулярные отчеты о твоих успехах.

Джинни изумленно моргнула.

— Да?

— Конечно. В основном, от Марго, и иногда и из других источников.

— Ой, правда? — Ее это не сильно удивило, но было немного обидно, что он не сказал этого раньше. — А о чем еще ты получал отчеты?

— О… твоих сердечных делах, — признался Оливер. — Марго предупредила бы меня, если бы твои увлечения перешли в нечто более серьезное.

— Да? — Ее глаза вспыхнули зеленым пламенем. — И что бы ты тогда сделал?

— Вмешался бы, конечно, — самоуверенно ответил он. — Я же говорил, что не позволил бы тебе выйти замуж за кого-то другого.

— А если бы ты не смог бы меня остановить? — возразила Джинни. Ее бесило, что он спокойно сидел в Нью-Йорке, уверенный в своей неотразимости. — Ведь я могла влюбиться.

— О, я был почти уверен, что это не произойдет. Я знал, что ты не склонна терять голову, несмотря на все эти гнусные истории о твоих любовных похождениях.

— Что? — Джинни окинула его яростным взглядом. — Ты знал, что это ложь? Ты знал?

Оливер тихо рассмеялся, крепче ее обнимая.

— Скажем так, я был уверен, что большинство источников недостойны доверия.

— Ты… — Джинни стукнула его в грудь кулаком. — Ты говорил, что веришь всему! — заявила она, притворяясь рассерженной, чтобы скрыть безумную радость.

— Что ж, я не был уверен на все сто процентов, — признался Оливер с улыбкой. — До тех пор, пока не занялся с тобой любовью в первый раз. Ты умеешь притворяться, но такой невинный и удивленный взгляд сыграть невозможно. Это был самый прекрасный момент в моей жизни.

Джинни глядела на него, чувствуя, что тонет в его влажных темных глазах.

— Правда? — ошеломленно спросила она.

— Да.

Она зажмурилась, опустив голову ему на грудь, растворяясь в музыке, вдыхая опьяняющий запах его кожи. Быть может, это глупо, но она не могла заглушить в своем сердце голос надежды…

Сквозь туман до нее донесся чей-то голос.

— Ба, Оливер, Джинни. Как я рада вас видеть.

Улыбка Алины была робкой, глаза неестественно блестели. Она похудела, стала почти тощей, ее тонкие черты обострились, лицо казалось мертвенно-бледным и возле рта появились тонкие морщинки. Джинни впервые удалось почувствовать уязвимость под кажущейся самоуверенностью Алины. Если бы она знала раньше… наверное, простить бы все равно не смогла, но сумела бы понять.

Джинни смотрела, как Алина обменивается с Оливером приветственными поцелуями, и уже не чувствовала прежней мучительной ревности. Оливер никогда не любил Алину. Если бы любил, он бы женился на ней. Теперь Джинни уверена в этом. А значит, Алина уже не сможет причинить ей боль.

Но все же в их приветствии чувствовалась напряженность, и тщательно наманикюренные пальцы Алины казались когтями, когда она взяла Джинни за руку. На ее тонких губах играла прежняя покровительственная улыбка.

— Милочка, какое прелестное платье. Нужно быть очень храброй, чтобы носить такой фасон — он ничего не скрывает.

Надо полагать, это платье меня полнит, — перевела для себя Джинни. Ну и плевать. Хотя она и вправду слегка располнела после свадьбы, ее это мало беспокоило — она никогда не переживала из-за фигуры.

Они обменялись парой вежливых фраз, и Алина с блеклой улыбкой отвела взгляд.

— Простите, — мурлыкнула она. — Мне еще надо кое с кем поговорить.

После ее ухода Джинни вздохнула с облегчением. Странно, что Алина даже не заикнулась о свадьбе, но может, оно и к лучшему. Джинни украдкой взглянула на Оливера, но его лицо оставалось непроницаемым. Кажется он был прав, что устроил венчание, пока Алина лежала в больнице — вряд ли она способна принять это.

Размышлять было некогда — у них обоих оказалось слишком много друзей среди приглашенных, и вскоре они были окружены толпой знакомых, желающих обсудить свежие новости с Уолл-Стрит или открытие нового бутика. Похоже, их планам бегства не дано осуществиться.

Чуть позже им пришлось разделиться — Джинни танцевала, а когда в конце концов обвела взглядом комнату, то обнаружила Оливера в компании нескольких Тайваньских бизнесменов, совершенно заморочивших ему голову. Джинни тепло улыбнулась мужу и отправилась на поиски какого-нибудь тихого уголка, прихватив по пути бокал шампанского.

— Ах… Джинни. — Мягкий голосок прозвучал за ее плечом. — Вижу, танцы тебя все-таки утомили.

Джинни резко обернулась и обнаружила улыбающуюся Алину.

— Да… — Вопреки всему ей понадобилось некоторое усилие воли, чтобы напомнить себе, что она уже не наивная девятнадцатилетняя девочка, а Алина ей не соперница. — Здесь прямо давку устроили.

— Правда? — Алина взглянула на левую руку Джинни. — Симпатичное кольцо, — небрежно заметила она. — Хотя я предпочитаю более простые. Все эти причудливые завитушки кажутся такими дешевыми.

Джинни изобразила слабую улыбку, которую вполне можно было принять за вежливое согласие — на самом деле ей не хотелось вступать в разговор.

— Должна признать, — приторно-сладким тоном продолжила Алина. Известие о вашей свадьбе поначалу меня удивило. Но когда я задумалась над этим, поняла, что этого и стоило ожидать.

— Да? — подозрительно откликнулась Джинни. Она уже поняла, что Алина к чему-то клонит.

— После того, что он сделал с твоим отцом, я была уверена, что ты не выйдешь за него ни под каким предлогом. Но ты ведь всегда его любила, правда?

Джинни нахмурилась.

— Мой отец? Что сделал Оливер с моим отцом?

— Ты не знаешь? — Бледно-голубые глаза заблестели, как лед. — Конечно, я знаю Оливера долгие годы. Я знаю, каким он может быть безжалостным, если ему перейти дорогу. Но я не думала, что он из мести способен довести твоего отца до полного разорения.

— О чем ты говоришь? — спросила Джинни, напомнив себе, что к словам этой женщины нужно относиться критически.

Алина сладко улыбнулась.

— Ты знаешь Гая Прентисса? — спросила она.

— Да… — Джинни снова нахмурилась. — Это посредник, который втянул папу в это рухнувшее предприятие.

— Он был другом Оливера, еще с Америки. Оливер свел его с несколькими людьми, думаю, и с твоим отцом тоже. Позже он предупредил их, чтобы они ушли из компании до конца года. Всех, кроме твоего отца. Компания понесла огромные убытки… Как я поняла, совладельцы будут расплачиваться с долгами еще лет десять.

Джинни не могла скрыть потрясения.

— Я думала сначала, что он хочет причинить тебе боль через твоего отца. Но теперь вижу, что он повел более хитрую игру. Ты оказалась в очень тяжелом положении после папиной смерти, совсем без денег, и Оливер с легкостью вынудил тебя выйти за него замуж. Теперь он получил все, чего добивался. Помню, в детстве ему нравилось отрывать лапки у пауков. Видишь ли, он может быть ужасно жестоким.

— Джинни глубоко вздохнула, ухватившись за последнюю соломинку.

— Я… не верю тебе, — сказала она. — Ты лгала мне и раньше.

Алина печально рассмеялась и покачала головой.

— Я не лгала — в то время я искренне верила, что говорю правду. Только с годами я поняла, что он никогда не любил меня по настоящему. Теперь я уверена, что он не способен любить. Мне кажется, это не его вина. В детстве он был очень привязан к матери, а когда она умерла… он был в таком нежном возрасте. Ему казалось, что она его покинула, и с тех пор он уже не может верить женщинам. О, я знаю, он потрясающий любовник. — Задумчивая улыбка промелькнула на ее губах. — Но мужчине не обязательно испытывать к женщине какие-то чувства, чтобы лечь с ней в постель. Но что касается твоего отца, естественно, ты не должна верить мне на слово. Спроси у Питера.

— У Питера? — Джинни широко раскрыла глаза. — Он знает?

— Он знает об Оливере и Гае Прентиссе. А если тебе понадобятся еще доказательства, спроси у самого Гая. — Алина полезла в сумочку и достала визитную карточку. — Вот его номер. Позвони ему, пригласи на ужин. И расспроси обо всем. Ему незачем лгать, его репутация и так испорчена.

Джинни держала карточку в руке, провожая уходящую Алину невидящим взглядом. Она не хотела верить, но все же… Алина, судя по всему, знала слишком много. И Оливер однажды солгал ей — он сказал, что узнал о разорении от своего отца, тогда как Говард утверждал прямо противоположное. Она успела почти забыть про эту нестыковку, но теперь…

Возможно, Алина строит козни из ревности, но разумно ли оставить без внимания такое серьезное предупреждение? Наверное, имеет смысл обсудить это с Питером — по крайней мере, он ей лгать не будет. И еще остается Гай Прентисс, — размышляла Джинни, с отвращением глядя на кусочек картона в руке. Инстинкт подсказывал ей выбросить визитку, но все же она засунула карточку в сумку. Сначала надо переговорить с Питером, хотя… наверное, он назовет всю эту историю полнейшей ерундой…

— Привет, красотка. Я разглядел в толпе твое лицо, и не смог не подойти. Если ты свободна, поехали ко мне домой? У меня там прекрасная музыка.

Джинни не удержалась от смеха, почувствовав на затылке теплое дыхание.

— Я с мужем, — с притворной застенчивостью ответила она.

— А он ревнивый?

— Ужасно ревнивый. — Она обернулась и увидела перед собой темные, насмешливые глаза Оливера. — По крайней мере, так он сам говорит.

— А ты верь, — заявил Оливер, обнимая ее за талию. — Идем, выберемся отсюда, пока у меня опять не начали выпытывать цены на алюминий.

Джинни рада была согласиться — после разговора с Алиной ей меньше всего хотелось притворяться веселой и до конца вечера болтать с гостями.

— Я видел, ты беседовала с Алиной…? — заметил Оливер с вопросительной интонацией.

— Да… — Джинни пожала плечами. — Так… поболтали. — Пока рано говорить ему о своих подозрениях — надо все выяснить, прежде чем переходить к решительным действиям. Ошибки прошлого она не повторит.

Но на пути домой она чувствовала в себе напряженность, которую не ощущала с первой брачной ночи. Сегодня она впервые улеглась в постель раньше Оливера и притворилась спящей. Она слышала, как он лег рядом с ней, как погладил ее плечо, но затем, по-видимому, не решившись ее разбудить, отодвинулся на свою половину широченной двуспальной кровати и недолго почитал, прежде чем выключить свет.

Джинни неподвижно лежала в темноте, прислушиваясь к звукам его дыхания. Солгала ли Алина на этот раз? Неужели он действительно погубил ее отца? И, если это правда, какую же жестокую месть он приготовил для нее?

 

Десятая глава

Ресторан был одним из лучших — самое подходящее место для тайного любовного свидания. Но Джинни обедала отнюдь не с любовником. Честно говоря, она бы предпочла повесить своему спутнику камень на шею и утопить его в самой грязной части Темзы.

К несчастью, такие поступки преследуются по закону. А ведь ей даже пришлось пригласить его на обед, хотя поначалу она собиралась встретиться на какой-нибудь автостоянке или в фойе гостиницы. А потом помчалась бы домой и приняла душ, чтобы смыть всякие воспоминания об этой встрече.

Гай Прентисс оказался настоящим красавцем — высоким, широкоплечим, с тонкими чертами лица и вьющейся русой шевелюрой. Только очень наблюдательный человек уличил бы его в использовании завивки, а при более критическом подходе можно было заметить признаки намечающегося двойного подбородка и набрякшие мешки под глазами.

— Это был кошмар, — заявил Гай, с аппетитом поедая лангуста в белом вине. — Я не хотел вам говорить. Но люди не понимают, что я пострадал так же, как и остальные, если не хуже! Я потерял не только деньги, а и свою карьеру, свою репутацию…

Но не костюм от Армани и часы «ролекс», — ехидно подумала Джинни.

— Самое печальное, что большинство разорившихся людей были моими друзьями, а теперь они даже не разговаривают со мной. Некоторые из них переходят на другую сторону улицы при виде меня, а это так обидно. — Даже несправедливо наказанный щенок не мог бы выглядеть более несчастным. — Но, думаю, они не виноваты. — Гай сопроводил свое высказывание мальчишеской улыбкой, явно стремясь очаровать Джинни. — Хуже всего, что этого могло и не случиться. Если бы они не начали разбегаться, как крысы, мы бы справились. Я вообще сомневаюсь, понимали ли они, что такое страхование. Некоторые из них предлагали такое дерь… такую чушь.

— Как вы познакомились с моим мужем? — чопорно спросила Джинни, устав выслушивать его оправдания.

— Олли? О, я знаю его очень давно… даже не помню, сколько лет. — Гай рассмеялся, словно предлагая разделить его удивление. — Я некоторое время проработал в Штатах с Тайлером Уорреном — знаете, это владелец крупной охранной фирмы? Мы с Олли оказывали друг другу кое-какие услуги. Вы понимаете, о чем я говорю. Я свел его с некоторыми людьми, желающими выгодно вложить деньги, а он сделал то же для меня.

— И познакомил вас… с моим отцом?

— О, да. — Гай кивнул, вспоминая. — Это случилось года через два после моего возвращения из Штатов… Ой, простите. — В третий раз за двадцать минут его рассказ был прерван звонком мобильного телефона, лежащего на столе. Джинни предположила, что Гай нарочно подстроил эти звонки, чтобы произвести впечатление очень занятого бизнесмена на посетителей ресторана.

Как ее осторожный, консервативный отец мог подпустить этого проходимца к своим деньгам? Только из-за Оливера, деловую хватку которого папа всегда уважал, — вот единственное разумное объяснение.

— Так на чем мы остановились? — Он отложил телефон. — Ах, да… Олли. Как я уже сказал, по счастливой случайности мы встретились снова. Я уже два года как уехал из Штатов, и работал в инвестиционной компании в Сити. Однажды у нас была встреча со спонсорами, и это оказался не кто иной, как добрый старый Олли!

Мобильник зазвонил снова, Джинни еле удержалась от искушения окунуть его в свой стакан с минералкой.

— Значит, это Оливер познакомил вас с моим отцом? — упрямо спросила она, когда Гай закончил разговаривать по телефону.

Он кивнул, пережевывая лангуста.

— Я сказал, что должен найти как можно больше вкладчиков, и он пообещал устроить для меня несколько встреч — за комиссионные, естественно. Что касается вашего отца… Мы пообедали, кажется, втроем. В Дэвенпорте, если я правильно помню. Слушайте, я объяснял всем своим инвесторам, какому риску они подвергаются. Но в этом мире невозможно заработать, если не рисковать.

— Конечно. — У Джинни челюсти сводило от напряжения, но она уже выяснила все, что хотела узнать. — Что ж, спасибо, мистер Прентисс. Простите, но кофе я пить не буду. — Подозвав официанта, она расплатилась за обед кредитной карточкой Оливера. В этом есть какая-то извращенная ирония, размышляла Джинни, выводя свою размашистую роспись.

Гай встал из-за стола одновременно с ней, прямо-таки лучась обаянием.

— Как жаль, что вы спешите, — произнес он с мальчишеской улыбкой. — Я очень благодарен вам за угощение, но если вы позволите мне пригласить вас на ужин, мы с легкостью загладим все наши разногласия. Что скажете?

Джинни вкрадчиво улыбнулась.

— Лучше я поужинаю с компанией гигантских слизняков, — огрызнулась она и, забросив сумку на плечо, вышла на залитую солнцем улицу.

* * *

Оливер отсутствовал чуть больше недели — за это время Джинни едва не довела себя до нервного срыва. Она почти ничего не ела и мучилась бессонницей, вновь и вновь размышляя над результатами своего расследования. Ей до сих пор было трудно поверить, но доказательства налицо — если свидетельства Алины и Гая Прентисса не слишком надежны, то к неохотному признанию Питера о том, что Оливер действительно познакомил нескольких людей с этим отвратительным типом, нельзя не прислушаться.

Оливер звонил каждый вечер, и Джинни было все труднее разговаривать с ним так, словно ничего не случилось. Ей не хотелось обсуждать столь важный вопрос по трансатлантической телефонной линии — она должна видеть его лицо и глаза в тот миг, когда бросит ему обвинение.

Джинни не удивилась бы при виде протоптанной дырки в ковре — так часто она подбегала к окну в столовой, высматривая машину Оливера. На часах было почти девять. В голове у нее крутилась одна и та же мысль — на этот раз она все сделает правильно.

Сквозь пелену дождя она увидела внизу приближающийся свет фар. Ее сердце забилось громче — сколько нужно времени, чтобы выключить двигатель и войти в дом? Кажется, прошла целая вечность с тех пор, как фары погасли, и она разглядела на крыльце высокую, стройную фигуру Оливера.

Джинни вышла в прихожую, чтобы встретить его у двери. Оливер улыбнулся, но его улыбка увяла, как только он увидел жгучую ненависть в глазах своей жены.

— Что стряслось? — резко спросил он.

— Гай Прентисс, — прошипела Джинни сквозь стиснутые зубы. — Ты не говорил, что знаешь его.

Оливер вздохнул, положил «дипломат» на столик в прихожей и бросил сверху ключи от машины.

— Если мы собираемся обсуждать Гая Прентисса, то может, я сначала присяду и выпью чашечку кофе? — раздраженно поинтересовался он. — Я за сегодня пролетел три тысячи с лишним миль и немного устал.

— Так ты его знаешь? — После переживаний последней недели ее нервы были натянуты, как струны. — И ты знакомил с ним людей… ради денег? Людей, которые тебе доверяли, ты подсовывал этому… мошеннику?

— Я познакомил с ним нескольких человек, — подтвердил Оливер. Он говорил очень спокойным тоном, в отличие от Джинни, срывающейся на крик. После того, как очень тщательно проверил его фирму. В то время я был полностью уверен, что это очень выгодное предложение. Оно позволяло людям, сделавшим вложения в бизнес и собственность, получать скромные доходы. Гораздо позже я узнал, что он соблазнился легкими деньгами и взял на себя слишком рискованные обязательства по вторичному страхованию.

— И ты посоветовал вкладчикам выйти из дела? — спросила Джинни, ее голос был низким и напряженным, руки дрожали.

— Да. — Оливер нахмурился. — К чему все это? Кто рассказал тебе о Гае Прентиссе?

— Я с ним встречалась, — холодно сообщила Джинни. — Он сказал, что ты свел его с моим отцом. Но ты не посоветовал папе уйти, как остальным. Ты нарочно довел его до разорения. Ты… ублюдок! — Джинни намеревалась сохранять спокойствие, но все же ее гнев вырвался наружу. — Он прожил последние годы в постоянном волнении, и это его убило…!

Оливер шагнул к ней и протянул руку.

— Джинни, я…

Она оттолкнула его, шарахнувшись в сторону.

— Не прикасайся ко мне! Никогда больше меня не трогай! Я ненавижу тебя! Я всегда буду тебя ненавидеть!

И, ослепленная слезами, она выскочила из дома, промчалась по лестнице и бросилась бежать, не обращая внимания на его окрик.

— Джинни…! Вернись…!

Она понятия не имела, куда направляется — просто бежала, тяжело дыша, стуча каблуками по гравию. Оливер догнал ее, попытался схватить за руку, но она увернулась. Она почти достигла ворот, когда он обогнул ее и преградил дорогу. В отчаянии она метнулась вдоль забора, отыскала дыру и вылезла сквозь нее на улицу…

Свет фар был ярким, мерцающим, закрывшим собой весь мир. Она услышала визг тормозов и полный ужаса крик Оливера.

— Джинни…!

— Джинни…?

Она вздохнула, желая, чтобы ее оставили в покое — голова раскалывалась от страшной боли. И еще удивляли огни — чередующиеся красно-синие вспышки, и странная суета вокруг. Затем все стихло — огни сменились ровным, рассеянным светом, и шум стал мягче — ритмичное гудение откуда-то слева, звон металла время от времени и редкие голоса. И запахи… вонь лекарств, аромат хвои и роз. Да, это точно розы. Она повернула голову, пытаясь их увидеть.

— Джинни? — вновь голос Оливера, испуганный, напряженный. — Джинни, прошу тебя, очнись. Пожалуйста, Джинни. Я люблю тебя.

Ха, можно подумать, она такая дура, что купится на это. Когда-то она верила — много лет назад. Но не теперь, пижон. Только не теперь. После того, как все узнала.

— Джинни, милая, пожалуйста… Открой глаза.

— Не трогай меня! — Она хотела закричать, но ее голос прозвучал как хриплое карканье.

Джинни растерянно моргнула, ослепленная светом. Оливер сидел рядом, улыбаясь до ушей. В его бездонных темных глазах светилось сострадание казалось, он вообще не услышал, что она сказала. Джинни почему-то чувствовала ужасную слабость, боль во всем теле, тошноту — больше всего на свете она нуждалась в его поддержке. Она попыталась прикоснуться к нему, но ее рука оказалась слишком тяжелой… Оливер сжал ее ладонь своими сильными пальцами, и она с трудом улыбнулась.

— Оливер…? — Как оказалось, она могла только шептать.

— Да, милая. Ты пришла в себя. — Он сдавил ее руку, и Джинни с удивлением заметила блестящую слезинку в уголке его глаза. — А теперь попробуй поспать.

Джинни хотела сказать, что проспала по меньшей мере два часа, но говорить было слишком трудно, поэтому она просто закрыла глаза, со счастливой улыбкой вцепившись в руку Оливера. Оливер с ней, а значит все будет хорошо.

Когда она проснулась в следующий раз, в воздухе все еще пахло розами. Джинни вздохнула, с тревогой прислушиваясь к своим ощущениям, но раскаленный гвоздь, засевший в мозгу, исчез, сменившись тупой болью. В остальном она чувствовала себя неплохо, и, попытавшись устроиться поудобнее, рискнула открыть глаза.

— Доброе утро. — Оливер сидел возле кровати, держа ее за руку и улыбаясь.

Джинни неуверенно улыбнулась в ответ. Ее мучило смутное воспоминание о какой-то страшной неприятности, но думать сейчас об этом было слишком тяжело.

— Ты ужасно выглядишь, — пробормотала она. Казалось, Оливер не спал и не мылся целый месяц. — Ты что, просидел здесь всю ночь?

Он рассмеялся, тем низким, хриплым смехом, который она всегда любила.

— Я тут дневал и ночевал всю последнюю неделю. Ты была в коме.

Джинни нахмурилась.

— Правда? — Она снова закрыла глаза и с ослепительной ясностью увидела стремительно приближающийся свет фар, а за ним — темные очертания автомобиля. — Там была машина…

— Шофер ничего не мог сделать. — Оливер сжал ее ладонь двумя руками. Не хотел бы я снова пережить что-то подобное.

Она улыбнулась, и протянула дрожащую руку, чтобы отбросить прядь волос, упавшую ему на лоб.

— Голова болит.

— Не удивительно. У тебя был тромб в мозгу, пришлось делать операцию. Он нежно погладил ее по голове, и Джинни нахмурилась, почувствовав что-то странное. — Им пришлось тебя остричь, — тихо пояснил Оливер.

Джинни в ужасе протянула руку и нащупала что-то мягкое там, где раньше были ее длинные волосы.

— Мои волосы…! — Она глубоко вздохнула, напомнив себе, что еще легко отделалась. — Я, должно быть, страшная, как смертный грех, — пробормотала она.

Оливер покачал головой, поднеся ее руку к губам и поцеловав внутреннюю сторону запястья.

— Для меня ты всегда прекрасна, — заверил он, и Джинни поняла по голосу, что он говорит правду.

С довольным вздохом она закрыла глаза и снова провалилась в сон.

Когда Джинни проснулась в третий раз, Оливер все еще был здесь. Он спал, сидя на стуле, опустив голову на высокую спинку и тихо посапывая. Он казался изнуренным, и ее сердце сжалось. Неужели он все эти ночи дежурил у ее кровати, волнуясь из-за нее?

Она осмотрелась по сторонам, исследуя комнату. Это была маленькая отдельная палата, оформленная в успокаивающих сиреневых и розовых тонах. Рядом стоял монитор на тележке, теперь уже отключенный — наверное, это из него доносилось то ритмичное гудение. И еще было множество цветов — на подоконнике, на низеньком столике у дальней стены, и на тумбочке у кровати. Бордовые розы с бархатными лепестками и сладким ароматом.

Джинни снова посмотрела на Оливера и задержала взгляд, очарованная мягкими тенями на щеках от густых ресниц и вьющейся прядью возле уха. Она впервые видела его таким — во сне в его чертах появилась мягкость, обычно маскируемая надменностью и железным самообладанием. Теперь он выглядел… почти уязвимым.

Оливер признался ей в любви — об этом Джинни не могла и мечтать. Внутреннее чувство подсказывало ей, что это правда. Он даже сказал, что она красива и без волос — господи, бедный парень совсем потерял голову! Джинни снова протянула руку и потрогала повязку над правым ухом.

Наверное, сильный был удар. К счастью, она совершенно не запомнила момент столкновения — если не считать ослепляющих фар и накрепко отпечатавшегося в памяти силуэта машины.

Когда Оливер проснулся, в его глазах мелькнула тревога, тут же сменившаяся улыбкой при виде бодрствующей Джинни.

Джинни широко улыбнулась в ответ. Он любил ее все эти годы — теперь ей было не трудно в это поверить.

— Привет, — сказала она заметно окрепшим голосом.

— Привет. — Оливер наклонился к ней и взял ее за руку. — Как ты себя чувствуешь?

— О… — Она кратко исследовала пострадавшие места и подвела итог. Так себе. Лучше, я думаю.

— Хорошо. Хочешь апельсинового сока?

— Спасибо.

Оливер наполнил стакан и поднес к ее губам — хотя Джинни и попыталась, но ей не хватало сил удержать его самостоятельно.

— Не слишком много, — предупредил Оливер. — Ты ничего не ела целую неделю.

И почти ничего за неделю до этого, — подумала Джинни, внезапно все вспомнив. В последний раз она наелась до отвала… в тот день, когда обедала с Гаем Прентиссом…

— Гай Прентисс… — Воспоминания потоком обрушились на нее. Так много противоречий — слишком много, чтобы в этом можно было разобраться.

— Джинни, я не знакомил твоего отца с Гаем Прентиссом, — мягким, но настойчивым голосом произнес Оливер. — Он солгал. Я понятия не имел, что твой отец был одним из совладельцев, до того момента, как все рухнуло. И втянул его в эту компанию даже не Гай Прентисс, а его деловой партнер, Чарльз Флеминг, за много лет до появления Гая. Подтверждение можно найти в протоколах судебных заседаний.

— Но… почему он так сказал? — спросила Джинни. — Ему это ничего не дало, он уже все потерял. И ты тоже лгал мне. Ты говорил, что узнал о папином разорении от Говарда, но Говард уверяет, что никогда не обсуждал с папой денежные дела.

— Знаю. В то время я и не стремился, чтобы ты поверила моему объяснению. Видишь ли, это я вывел Прентисса на чистую воду и развалил его карточный домик. А при этом множество невинных людей лишились своих сбережений. Я не мог предупредить их всех, но чувствовал ответственность за тех, кого сам втянул в это дело. Если бы я знал, что твой отец тоже…

Оливер вздохнул, по его лицу пробежала тень.

— Это было непростое решение. Такие игры очень рискованны. После окончания финансового года все успевшие выйти из дела, оказались в безопасности — их обязательства закончились. Но если недооценить долговременный риск, он ложится на оставшихся вкладчиков.

— И они страдают за всех.

Оливер кивнул.

— Если к концу года страховщики не могут договориться о суммах повторного страхования, год считается не закрытым… и все их обязательства остаются в силе. Это как раз и произошло, и привело к краху. Прентиссу очень повезло, что он умудрился избежать обвинения в мошенничестве, но меня он не простил. Поэтому и солгал тебе — чтобы через тебя отомстить мне.

— Отомстить… Алина сказала, что ты из-за этого женился на мне. Из-за мести.

— Алина? — В его голосе мелькнуло подозрение. — Причем здесь Алина?

Джинни робко взглянула на него, сразу пожалев, что упомянула имя его сводной сестры.

— Да так… не при чем, — уклончиво буркнула она.

— Джинни, какое отношение к этому имеет Алина?

Она покачала головой, не находя в себе сил сопротивляться давлению.

— Она… Это она сказала, что ты познакомил Гая Прентисса с моим отцом, и дала мне его визитку. Я бы не поверила им, если бы… Я спросила у Питера, и он сказал, что ты свел Гая с несколькими людьми.

Оливер застонал, словно от боли.

— Подлая тварь… Я должен был предвидеть, что она попытается вмешаться. Я должен был предупредить тебя. Все беды начались из-за ее ревности.

Джинни взглянула на него с удивлением.

— Ты… знал?

Оливер кивнул.

— Как только она узнала, что ты едешь в Нью-Йорк, то словно с цепи сорвалась. В тот первый вечер, когда я встречал тебя в аэропорту, а она приперлась ко мне в гости, я четко дал ей понять, что не дам тебя в обиду. Я думал, она это усвоила. Но в ту ночь, когда мы с тобой собирались в «Ричмонд», она позвонила мне.

— Помню, — пробормотала Джинни, погладив его по руке.

— Она сказала, что приняла слишком большую дозу, — мрачно продолжил Оливер. — Я всю ночь ее разыскивал, мотался по городу, как сумасшедший, пока не нашел ее в каком-то баре в Квинсе. Пьяную или обдолбанную — я уж не знаю. Я убедил ее обратиться к врачу, а потом поехал домой. К тебе. После этого ада, ты казалась мне подарком небес — такая… сияющая и живая.

Джинни не удержалась от смеха.

— Ты говоришь обо мне как о сувенирной свечке!

Он хмыкнул и покачал головой.

— Я был по уши влюблен в тебя. Я знал, что не должен торопиться с предложением руки и сердца. Ты была так молода… Но я слишком долго ждал и слишком сильно хотел тебя.

— Правда?

Оливер рассмеялся.

— Помнишь, как я вез тебя из школы? Тебе было около семнадцати — этакая зазнайка с ногами от ушей и развевающимися волосами. Ты меня сразу свела с ума. Я никогда не считал себя влюбчивым, но в тот день я еле-еле держал себя в руках. Марго догадалась, конечно — она очень проницательна.

— Марго знала? Но… разве ей не хотелось, чтобы ты женился на Алине?

Он решительно покачал головой.

— Нет… вовсе нет. Она понимала, что это добром не кончится. Алина никогда не была… уравновешенной. Это пошло еще от ее отца. Он страдал маниакально-депрессивным психозом, и его недуг очень сильно на нее повлиял. То папа обращался с ней, как с маленькой принцессой, то вообще переставал замечать. А когда он покончил с собой, ей было всего десять лет.

— Я… не знала. Тетя Марго говорила, что она и раньше лечилась, но я ничего этого не знала.

— Твой отец не рассказывал?

— Нет. Но я была совсем маленькой, когда тетя Марго вышла замуж за дядю Говарда. А потом… все это казалось далеким прошлым. И вообще, папа не любил сплетничать. — Джинни криво улыбнулась. — Между прочим, Алина сказала, что это ты пережил потрясение после смерти матери. По ее словам, ты воспринял это как предательство, и с тех пор уже не можешь доверять женщинам.

Оливер резко рассмеялся.

— Вполне в духе Алины — валить с больной головы на здоровую. Конечно, я очень переживал, но мой папа помог мне справиться с горем. И Марго тоже. Она никогда не пыталась заменить мне мать, но смогла стать для меня настоящим другом. Честно говоря, я посоветовался с ней после разрыва помолвки. Она считала, что всему причиной твоя молодость и то, что наши отцы слишком сильно на тебя давили.

— Ой, нет… дело не в этом! — Джинни с некоторым сомнением взглянула на Оливера. Рассказав ему всю правду, она бы выставила себя дурой. Но раз уж они решили быть откровенными, надо идти до конца. — Причина в Алине. Она сказала, что на самом деле ты любишь ее, но не можешь жениться на ней, потому что она бесплодна. А на мне женишься только ради наследника.

Оливер онемел от изумления.

— Что за… чушь! — воскликнул он. — И ты поверила?

— Ну… Не совсем, и не сразу. Но… Ты проводил с ней так много времени, и… когда я вышла на террасу и увидела вас вдвоем, ты говорил ей, что твоя женитьба ничего не изменит…

В его глазах мелькнуло понимание.

— Так вот почему она вытащила меня на террасу и начала плакаться о своем одиночестве! Ей всегда удавалось играть на моем чувстве вины. Когда-то я был влюблен в нее, но это было детское увлечение, закончившееся сразу после того, как я понял, насколько она прилипчива и требовательна. Но когда я сказал ей, что все кончено, она приняла слишком большую дозу. В первый, но не в последний раз. И я постоянно чувствовал себя виноватым.

Джинни сочувственно пожала его руку.

— Нет… не может быть. Ты ведь был таким молодым.

— Знаю… Марго мне то же самое говорила. И позже, когда Алина вышла замуж, я думал, что все наладилось. Но Алина так просто не отпустит. Большую часть времени она строила из себя любящую сестру и заставляла меня бежать к ней на помощь каждый раз, когда у нее случался очередной срыв. Надеюсь, что возвращение к мужу ее образумит.

— Она возвращается к мужу? — удивленно переспросила Джинни.

Оливер кивнул.

— К своему первому. Он всегда ее жалел, нянчился с ней как с дочерью а это именно то, что ей нужно. Недавно он вернулся в Англию и постоянно навещал Алину, пока она лежала в больнице. Похоже, после несчастья с тобой чувство вины заставило ее опомниться. Во вторник они вдвоем вылетели в Техас.

Джинни вздохнула с облегчением.

— Хорошо. Надеюсь, она будет счастлива. По крайней мере, это убережет нас от дальнейших неприятностей.

Оливер кивнул, поглаживая ее руку.

— Итак… Мы остались вдвоем… ты и я, — сухо заметил он. — Но ничего хорошего у нас из этого не получалось, правда?

— Да… — Джинни опустила ресницы, внезапно почувствовав страх. — Я… не могла поверить, что ты способен влюбиться в меня. Ты… никогда не говорил о любви. Даже в тот день, когда сделал мне предложение.

Он перевернул ее руку и начал обводить кончиком пальца линии ладони.

— Разве? Нет, я помню, что не говорил. Не знаю, почему… наверное, из-за того, что Алина постоянно повторяла эту фразу, как бессмысленное заклинание. Но я должен был догадаться, что ты нуждаешься в этих словах. В ту ночь… помнишь, когда ты швырнула в меня кольцом и убежала с террасы? Я пожалел, что говорил с тобой так резко, но Алина меня довела… у меня никакого терпения не оставалось. Я хотел догнать тебя, попросить прощения и признаться в любви, но сначала мне потребовалось несколько секунд, чтобы успокоиться. Кроме того, еще надо было отыскать то чертово кольцо. Оно угодило в кусты, и мне пришлось целую вечность разгребать листья. Я как раз нашел его и отправился искать тебя, когда поднялся этот шум — было уже слишком поздно.

Одинокая слезинка сползла по ее щеке. Ей было жаль эти несчастные, потерянные годы.

— Лучше бы ты нашел меня. Хотя возможно… я была слишком юной для тебя. Не знаю. Но ты разбил мое сердце.

— О, любовь моя… — Он провел рукой по мягкой повязке на ее голове. Я бы ни за что на свете не сделал тебе больно.

Ее мягкие губы изогнулись в улыбке.

— Зато ты отыгрался на мне, когда вернулся в Лондон. Я была уверена, что ты меня ненавидишь!

— Иногда я и сам так считал, — признался Оливер. — Ты превратилась из хорошенькой девчонки в очаровательную женщину — из искры вспыхнуло пламя. Я не знал, как вести себя с тобой, и боялся испортить все окончательно. Но когда я впервые поцеловал тебя, то понял, что одна дорога для меня все еще открыта.

Ее глаза игриво сверкнули.

— Ну, ты конечно…

В дверь тихонько постучали, и в палату, не дожидаясь приглашения, вошел врач в слегка измятом халате, из кармана которого выглядывал стетоскоп.

— Миссис Марсден…! Как вы себя чувствуете сегодня? Лучше, я надеюсь?

Джинни улыбнулась и осторожно кивнула.

— Если не считать головной боли.

— А, это пройдет. Давайте посмотрим… — Он что-то достал из кармана и склонился над Джинни, посветив фонариком в ее правый глаз, а затем в левый. — Что ж, похоже, все в порядке. Вам повезло. Больше никаких серьезных повреждений и переломов. И нет причин волноваться из-за ребенка, тем более, на таком раннем сроке. Мы вчера прослушали сердцебиение — вполне в норме.

— Ребенок? — тупо повторила Джинни.

— О, да. А вы не знали? Около восьми недель. — Врач достал из кармана листок бумаги. — Вот распечатка. Боюсь, пока мало что можно разглядеть. Вот эта темная точечка. — Он указал пальцем. — Так что, если все в порядке, я ухожу, но еще загляну к вам до обеда. До свидания.

Врач ушел, а Джинни тем временем разглядывала беспорядочное смешение черных и белых линий на распечатке, безуспешно пытаясь угадать, какую именно «точечку» он имел в виду.

Оливер рассмеялся.

— Сразу и не поймешь, верно? Вот она.

Джинни ошеломленно взглянула на него.

— Ты знаешь?

Он кивнул, улыбаясь с неподдельной радостью.

— Они спросили меня, не беременна ли ты, и я, естественно, ответил, что надеюсь на это. Поэтому они сделали УЗИ — сначала на второй день, но поскольку результат был недостоверным, повторили вчера. Потрясающе! Между прочим, его сердцебиение поначалу было слишком быстрым, а потом пришло в норму. Ты и вправду не знала?

Джинни закусила губу.

— Я… начала подозревать. Но…

Оливер сдвинул брови.

— Разве ты не рада? — с тревогой спросил он.

— Да… — В ее голосе чувствовалось сомнение. — Конечно, рада. Но… Алина говорила, что ты женишься на мне ради наследника.

Он решительно взял ее за руку, отобрал распечатку и положил на тумбочку.

— Джинни, выслушай меня. Нельзя верить всему, что говорила Алина. Разве ты до сих пор этого не поняла? А что касается ребенка — естественно, я хочу ребенка от тебя. Я хочу иметь не просто наследника, а настоящую большую семью. Но я женился на тебе не из-за этого. Я женился, потому что люблю тебя. Люблю искренне, безумно, всем сердцем и на всю жизнь. Разве это тебя не убеждает?

Джинни взглянула ему в глаза, улыбаясь дрожащими губами.

— Даже так? — прошептала она, чувствуя, как в груди разгорается огонек радости. — Даже без волос?

— Даже без волос? — подтвердил Оливер, поднося ее руку к губам и целуя внутреннюю сторону запястья. — Ты самая прекрасная женщина на свете, миссис Марсден, и я люблю тебя.

Она вздохнула и прикрыла глаза, снова почувствовав сонливость.

— Ты сумасшедший, — счастливым шепотом произнесла она. — Но я тоже тебя люблю.