Ресторан был одним из лучших — самое подходящее место для тайного любовного свидания. Но Джинни обедала отнюдь не с любовником. Честно говоря, она бы предпочла повесить своему спутнику камень на шею и утопить его в самой грязной части Темзы.
К несчастью, такие поступки преследуются по закону. А ведь ей даже пришлось пригласить его на обед, хотя поначалу она собиралась встретиться на какой-нибудь автостоянке или в фойе гостиницы. А потом помчалась бы домой и приняла душ, чтобы смыть всякие воспоминания об этой встрече.
Гай Прентисс оказался настоящим красавцем — высоким, широкоплечим, с тонкими чертами лица и вьющейся русой шевелюрой. Только очень наблюдательный человек уличил бы его в использовании завивки, а при более критическом подходе можно было заметить признаки намечающегося двойного подбородка и набрякшие мешки под глазами.
— Это был кошмар, — заявил Гай, с аппетитом поедая лангуста в белом вине. — Я не хотел вам говорить. Но люди не понимают, что я пострадал так же, как и остальные, если не хуже! Я потерял не только деньги, а и свою карьеру, свою репутацию…
Но не костюм от Армани и часы «ролекс», — ехидно подумала Джинни.
— Самое печальное, что большинство разорившихся людей были моими друзьями, а теперь они даже не разговаривают со мной. Некоторые из них переходят на другую сторону улицы при виде меня, а это так обидно. — Даже несправедливо наказанный щенок не мог бы выглядеть более несчастным. — Но, думаю, они не виноваты. — Гай сопроводил свое высказывание мальчишеской улыбкой, явно стремясь очаровать Джинни. — Хуже всего, что этого могло и не случиться. Если бы они не начали разбегаться, как крысы, мы бы справились. Я вообще сомневаюсь, понимали ли они, что такое страхование. Некоторые из них предлагали такое дерь… такую чушь.
— Как вы познакомились с моим мужем? — чопорно спросила Джинни, устав выслушивать его оправдания.
— Олли? О, я знаю его очень давно… даже не помню, сколько лет. — Гай рассмеялся, словно предлагая разделить его удивление. — Я некоторое время проработал в Штатах с Тайлером Уорреном — знаете, это владелец крупной охранной фирмы? Мы с Олли оказывали друг другу кое-какие услуги. Вы понимаете, о чем я говорю. Я свел его с некоторыми людьми, желающими выгодно вложить деньги, а он сделал то же для меня.
— И познакомил вас… с моим отцом?
— О, да. — Гай кивнул, вспоминая. — Это случилось года через два после моего возвращения из Штатов… Ой, простите. — В третий раз за двадцать минут его рассказ был прерван звонком мобильного телефона, лежащего на столе. Джинни предположила, что Гай нарочно подстроил эти звонки, чтобы произвести впечатление очень занятого бизнесмена на посетителей ресторана.
Как ее осторожный, консервативный отец мог подпустить этого проходимца к своим деньгам? Только из-за Оливера, деловую хватку которого папа всегда уважал, — вот единственное разумное объяснение.
— Так на чем мы остановились? — Он отложил телефон. — Ах, да… Олли. Как я уже сказал, по счастливой случайности мы встретились снова. Я уже два года как уехал из Штатов, и работал в инвестиционной компании в Сити. Однажды у нас была встреча со спонсорами, и это оказался не кто иной, как добрый старый Олли!
Мобильник зазвонил снова, Джинни еле удержалась от искушения окунуть его в свой стакан с минералкой.
— Значит, это Оливер познакомил вас с моим отцом? — упрямо спросила она, когда Гай закончил разговаривать по телефону.
Он кивнул, пережевывая лангуста.
— Я сказал, что должен найти как можно больше вкладчиков, и он пообещал устроить для меня несколько встреч — за комиссионные, естественно. Что касается вашего отца… Мы пообедали, кажется, втроем. В Дэвенпорте, если я правильно помню. Слушайте, я объяснял всем своим инвесторам, какому риску они подвергаются. Но в этом мире невозможно заработать, если не рисковать.
— Конечно. — У Джинни челюсти сводило от напряжения, но она уже выяснила все, что хотела узнать. — Что ж, спасибо, мистер Прентисс. Простите, но кофе я пить не буду. — Подозвав официанта, она расплатилась за обед кредитной карточкой Оливера. В этом есть какая-то извращенная ирония, размышляла Джинни, выводя свою размашистую роспись.
Гай встал из-за стола одновременно с ней, прямо-таки лучась обаянием.
— Как жаль, что вы спешите, — произнес он с мальчишеской улыбкой. — Я очень благодарен вам за угощение, но если вы позволите мне пригласить вас на ужин, мы с легкостью загладим все наши разногласия. Что скажете?
Джинни вкрадчиво улыбнулась.
— Лучше я поужинаю с компанией гигантских слизняков, — огрызнулась она и, забросив сумку на плечо, вышла на залитую солнцем улицу.
* * *
Оливер отсутствовал чуть больше недели — за это время Джинни едва не довела себя до нервного срыва. Она почти ничего не ела и мучилась бессонницей, вновь и вновь размышляя над результатами своего расследования. Ей до сих пор было трудно поверить, но доказательства налицо — если свидетельства Алины и Гая Прентисса не слишком надежны, то к неохотному признанию Питера о том, что Оливер действительно познакомил нескольких людей с этим отвратительным типом, нельзя не прислушаться.
Оливер звонил каждый вечер, и Джинни было все труднее разговаривать с ним так, словно ничего не случилось. Ей не хотелось обсуждать столь важный вопрос по трансатлантической телефонной линии — она должна видеть его лицо и глаза в тот миг, когда бросит ему обвинение.
Джинни не удивилась бы при виде протоптанной дырки в ковре — так часто она подбегала к окну в столовой, высматривая машину Оливера. На часах было почти девять. В голове у нее крутилась одна и та же мысль — на этот раз она все сделает правильно.
Сквозь пелену дождя она увидела внизу приближающийся свет фар. Ее сердце забилось громче — сколько нужно времени, чтобы выключить двигатель и войти в дом? Кажется, прошла целая вечность с тех пор, как фары погасли, и она разглядела на крыльце высокую, стройную фигуру Оливера.
Джинни вышла в прихожую, чтобы встретить его у двери. Оливер улыбнулся, но его улыбка увяла, как только он увидел жгучую ненависть в глазах своей жены.
— Что стряслось? — резко спросил он.
— Гай Прентисс, — прошипела Джинни сквозь стиснутые зубы. — Ты не говорил, что знаешь его.
Оливер вздохнул, положил «дипломат» на столик в прихожей и бросил сверху ключи от машины.
— Если мы собираемся обсуждать Гая Прентисса, то может, я сначала присяду и выпью чашечку кофе? — раздраженно поинтересовался он. — Я за сегодня пролетел три тысячи с лишним миль и немного устал.
— Так ты его знаешь? — После переживаний последней недели ее нервы были натянуты, как струны. — И ты знакомил с ним людей… ради денег? Людей, которые тебе доверяли, ты подсовывал этому… мошеннику?
— Я познакомил с ним нескольких человек, — подтвердил Оливер. Он говорил очень спокойным тоном, в отличие от Джинни, срывающейся на крик. После того, как очень тщательно проверил его фирму. В то время я был полностью уверен, что это очень выгодное предложение. Оно позволяло людям, сделавшим вложения в бизнес и собственность, получать скромные доходы. Гораздо позже я узнал, что он соблазнился легкими деньгами и взял на себя слишком рискованные обязательства по вторичному страхованию.
— И ты посоветовал вкладчикам выйти из дела? — спросила Джинни, ее голос был низким и напряженным, руки дрожали.
— Да. — Оливер нахмурился. — К чему все это? Кто рассказал тебе о Гае Прентиссе?
— Я с ним встречалась, — холодно сообщила Джинни. — Он сказал, что ты свел его с моим отцом. Но ты не посоветовал папе уйти, как остальным. Ты нарочно довел его до разорения. Ты… ублюдок! — Джинни намеревалась сохранять спокойствие, но все же ее гнев вырвался наружу. — Он прожил последние годы в постоянном волнении, и это его убило…!
Оливер шагнул к ней и протянул руку.
— Джинни, я…
Она оттолкнула его, шарахнувшись в сторону.
— Не прикасайся ко мне! Никогда больше меня не трогай! Я ненавижу тебя! Я всегда буду тебя ненавидеть!
И, ослепленная слезами, она выскочила из дома, промчалась по лестнице и бросилась бежать, не обращая внимания на его окрик.
— Джинни…! Вернись…!
Она понятия не имела, куда направляется — просто бежала, тяжело дыша, стуча каблуками по гравию. Оливер догнал ее, попытался схватить за руку, но она увернулась. Она почти достигла ворот, когда он обогнул ее и преградил дорогу. В отчаянии она метнулась вдоль забора, отыскала дыру и вылезла сквозь нее на улицу…
Свет фар был ярким, мерцающим, закрывшим собой весь мир. Она услышала визг тормозов и полный ужаса крик Оливера.
— Джинни…!
— Джинни…?
Она вздохнула, желая, чтобы ее оставили в покое — голова раскалывалась от страшной боли. И еще удивляли огни — чередующиеся красно-синие вспышки, и странная суета вокруг. Затем все стихло — огни сменились ровным, рассеянным светом, и шум стал мягче — ритмичное гудение откуда-то слева, звон металла время от времени и редкие голоса. И запахи… вонь лекарств, аромат хвои и роз. Да, это точно розы. Она повернула голову, пытаясь их увидеть.
— Джинни? — вновь голос Оливера, испуганный, напряженный. — Джинни, прошу тебя, очнись. Пожалуйста, Джинни. Я люблю тебя.
Ха, можно подумать, она такая дура, что купится на это. Когда-то она верила — много лет назад. Но не теперь, пижон. Только не теперь. После того, как все узнала.
— Джинни, милая, пожалуйста… Открой глаза.
— Не трогай меня! — Она хотела закричать, но ее голос прозвучал как хриплое карканье.
Джинни растерянно моргнула, ослепленная светом. Оливер сидел рядом, улыбаясь до ушей. В его бездонных темных глазах светилось сострадание казалось, он вообще не услышал, что она сказала. Джинни почему-то чувствовала ужасную слабость, боль во всем теле, тошноту — больше всего на свете она нуждалась в его поддержке. Она попыталась прикоснуться к нему, но ее рука оказалась слишком тяжелой… Оливер сжал ее ладонь своими сильными пальцами, и она с трудом улыбнулась.
— Оливер…? — Как оказалось, она могла только шептать.
— Да, милая. Ты пришла в себя. — Он сдавил ее руку, и Джинни с удивлением заметила блестящую слезинку в уголке его глаза. — А теперь попробуй поспать.
Джинни хотела сказать, что проспала по меньшей мере два часа, но говорить было слишком трудно, поэтому она просто закрыла глаза, со счастливой улыбкой вцепившись в руку Оливера. Оливер с ней, а значит все будет хорошо.
Когда она проснулась в следующий раз, в воздухе все еще пахло розами. Джинни вздохнула, с тревогой прислушиваясь к своим ощущениям, но раскаленный гвоздь, засевший в мозгу, исчез, сменившись тупой болью. В остальном она чувствовала себя неплохо, и, попытавшись устроиться поудобнее, рискнула открыть глаза.
— Доброе утро. — Оливер сидел возле кровати, держа ее за руку и улыбаясь.
Джинни неуверенно улыбнулась в ответ. Ее мучило смутное воспоминание о какой-то страшной неприятности, но думать сейчас об этом было слишком тяжело.
— Ты ужасно выглядишь, — пробормотала она. Казалось, Оливер не спал и не мылся целый месяц. — Ты что, просидел здесь всю ночь?
Он рассмеялся, тем низким, хриплым смехом, который она всегда любила.
— Я тут дневал и ночевал всю последнюю неделю. Ты была в коме.
Джинни нахмурилась.
— Правда? — Она снова закрыла глаза и с ослепительной ясностью увидела стремительно приближающийся свет фар, а за ним — темные очертания автомобиля. — Там была машина…
— Шофер ничего не мог сделать. — Оливер сжал ее ладонь двумя руками. Не хотел бы я снова пережить что-то подобное.
Она улыбнулась, и протянула дрожащую руку, чтобы отбросить прядь волос, упавшую ему на лоб.
— Голова болит.
— Не удивительно. У тебя был тромб в мозгу, пришлось делать операцию. Он нежно погладил ее по голове, и Джинни нахмурилась, почувствовав что-то странное. — Им пришлось тебя остричь, — тихо пояснил Оливер.
Джинни в ужасе протянула руку и нащупала что-то мягкое там, где раньше были ее длинные волосы.
— Мои волосы…! — Она глубоко вздохнула, напомнив себе, что еще легко отделалась. — Я, должно быть, страшная, как смертный грех, — пробормотала она.
Оливер покачал головой, поднеся ее руку к губам и поцеловав внутреннюю сторону запястья.
— Для меня ты всегда прекрасна, — заверил он, и Джинни поняла по голосу, что он говорит правду.
С довольным вздохом она закрыла глаза и снова провалилась в сон.
Когда Джинни проснулась в третий раз, Оливер все еще был здесь. Он спал, сидя на стуле, опустив голову на высокую спинку и тихо посапывая. Он казался изнуренным, и ее сердце сжалось. Неужели он все эти ночи дежурил у ее кровати, волнуясь из-за нее?
Она осмотрелась по сторонам, исследуя комнату. Это была маленькая отдельная палата, оформленная в успокаивающих сиреневых и розовых тонах. Рядом стоял монитор на тележке, теперь уже отключенный — наверное, это из него доносилось то ритмичное гудение. И еще было множество цветов — на подоконнике, на низеньком столике у дальней стены, и на тумбочке у кровати. Бордовые розы с бархатными лепестками и сладким ароматом.
Джинни снова посмотрела на Оливера и задержала взгляд, очарованная мягкими тенями на щеках от густых ресниц и вьющейся прядью возле уха. Она впервые видела его таким — во сне в его чертах появилась мягкость, обычно маскируемая надменностью и железным самообладанием. Теперь он выглядел… почти уязвимым.
Оливер признался ей в любви — об этом Джинни не могла и мечтать. Внутреннее чувство подсказывало ей, что это правда. Он даже сказал, что она красива и без волос — господи, бедный парень совсем потерял голову! Джинни снова протянула руку и потрогала повязку над правым ухом.
Наверное, сильный был удар. К счастью, она совершенно не запомнила момент столкновения — если не считать ослепляющих фар и накрепко отпечатавшегося в памяти силуэта машины.
Когда Оливер проснулся, в его глазах мелькнула тревога, тут же сменившаяся улыбкой при виде бодрствующей Джинни.
Джинни широко улыбнулась в ответ. Он любил ее все эти годы — теперь ей было не трудно в это поверить.
— Привет, — сказала она заметно окрепшим голосом.
— Привет. — Оливер наклонился к ней и взял ее за руку. — Как ты себя чувствуешь?
— О… — Она кратко исследовала пострадавшие места и подвела итог. Так себе. Лучше, я думаю.
— Хорошо. Хочешь апельсинового сока?
— Спасибо.
Оливер наполнил стакан и поднес к ее губам — хотя Джинни и попыталась, но ей не хватало сил удержать его самостоятельно.
— Не слишком много, — предупредил Оливер. — Ты ничего не ела целую неделю.
И почти ничего за неделю до этого, — подумала Джинни, внезапно все вспомнив. В последний раз она наелась до отвала… в тот день, когда обедала с Гаем Прентиссом…
— Гай Прентисс… — Воспоминания потоком обрушились на нее. Так много противоречий — слишком много, чтобы в этом можно было разобраться.
— Джинни, я не знакомил твоего отца с Гаем Прентиссом, — мягким, но настойчивым голосом произнес Оливер. — Он солгал. Я понятия не имел, что твой отец был одним из совладельцев, до того момента, как все рухнуло. И втянул его в эту компанию даже не Гай Прентисс, а его деловой партнер, Чарльз Флеминг, за много лет до появления Гая. Подтверждение можно найти в протоколах судебных заседаний.
— Но… почему он так сказал? — спросила Джинни. — Ему это ничего не дало, он уже все потерял. И ты тоже лгал мне. Ты говорил, что узнал о папином разорении от Говарда, но Говард уверяет, что никогда не обсуждал с папой денежные дела.
— Знаю. В то время я и не стремился, чтобы ты поверила моему объяснению. Видишь ли, это я вывел Прентисса на чистую воду и развалил его карточный домик. А при этом множество невинных людей лишились своих сбережений. Я не мог предупредить их всех, но чувствовал ответственность за тех, кого сам втянул в это дело. Если бы я знал, что твой отец тоже…
Оливер вздохнул, по его лицу пробежала тень.
— Это было непростое решение. Такие игры очень рискованны. После окончания финансового года все успевшие выйти из дела, оказались в безопасности — их обязательства закончились. Но если недооценить долговременный риск, он ложится на оставшихся вкладчиков.
— И они страдают за всех.
Оливер кивнул.
— Если к концу года страховщики не могут договориться о суммах повторного страхования, год считается не закрытым… и все их обязательства остаются в силе. Это как раз и произошло, и привело к краху. Прентиссу очень повезло, что он умудрился избежать обвинения в мошенничестве, но меня он не простил. Поэтому и солгал тебе — чтобы через тебя отомстить мне.
— Отомстить… Алина сказала, что ты из-за этого женился на мне. Из-за мести.
— Алина? — В его голосе мелькнуло подозрение. — Причем здесь Алина?
Джинни робко взглянула на него, сразу пожалев, что упомянула имя его сводной сестры.
— Да так… не при чем, — уклончиво буркнула она.
— Джинни, какое отношение к этому имеет Алина?
Она покачала головой, не находя в себе сил сопротивляться давлению.
— Она… Это она сказала, что ты познакомил Гая Прентисса с моим отцом, и дала мне его визитку. Я бы не поверила им, если бы… Я спросила у Питера, и он сказал, что ты свел Гая с несколькими людьми.
Оливер застонал, словно от боли.
— Подлая тварь… Я должен был предвидеть, что она попытается вмешаться. Я должен был предупредить тебя. Все беды начались из-за ее ревности.
Джинни взглянула на него с удивлением.
— Ты… знал?
Оливер кивнул.
— Как только она узнала, что ты едешь в Нью-Йорк, то словно с цепи сорвалась. В тот первый вечер, когда я встречал тебя в аэропорту, а она приперлась ко мне в гости, я четко дал ей понять, что не дам тебя в обиду. Я думал, она это усвоила. Но в ту ночь, когда мы с тобой собирались в «Ричмонд», она позвонила мне.
— Помню, — пробормотала Джинни, погладив его по руке.
— Она сказала, что приняла слишком большую дозу, — мрачно продолжил Оливер. — Я всю ночь ее разыскивал, мотался по городу, как сумасшедший, пока не нашел ее в каком-то баре в Квинсе. Пьяную или обдолбанную — я уж не знаю. Я убедил ее обратиться к врачу, а потом поехал домой. К тебе. После этого ада, ты казалась мне подарком небес — такая… сияющая и живая.
Джинни не удержалась от смеха.
— Ты говоришь обо мне как о сувенирной свечке!
Он хмыкнул и покачал головой.
— Я был по уши влюблен в тебя. Я знал, что не должен торопиться с предложением руки и сердца. Ты была так молода… Но я слишком долго ждал и слишком сильно хотел тебя.
— Правда?
Оливер рассмеялся.
— Помнишь, как я вез тебя из школы? Тебе было около семнадцати — этакая зазнайка с ногами от ушей и развевающимися волосами. Ты меня сразу свела с ума. Я никогда не считал себя влюбчивым, но в тот день я еле-еле держал себя в руках. Марго догадалась, конечно — она очень проницательна.
— Марго знала? Но… разве ей не хотелось, чтобы ты женился на Алине?
Он решительно покачал головой.
— Нет… вовсе нет. Она понимала, что это добром не кончится. Алина никогда не была… уравновешенной. Это пошло еще от ее отца. Он страдал маниакально-депрессивным психозом, и его недуг очень сильно на нее повлиял. То папа обращался с ней, как с маленькой принцессой, то вообще переставал замечать. А когда он покончил с собой, ей было всего десять лет.
— Я… не знала. Тетя Марго говорила, что она и раньше лечилась, но я ничего этого не знала.
— Твой отец не рассказывал?
— Нет. Но я была совсем маленькой, когда тетя Марго вышла замуж за дядю Говарда. А потом… все это казалось далеким прошлым. И вообще, папа не любил сплетничать. — Джинни криво улыбнулась. — Между прочим, Алина сказала, что это ты пережил потрясение после смерти матери. По ее словам, ты воспринял это как предательство, и с тех пор уже не можешь доверять женщинам.
Оливер резко рассмеялся.
— Вполне в духе Алины — валить с больной головы на здоровую. Конечно, я очень переживал, но мой папа помог мне справиться с горем. И Марго тоже. Она никогда не пыталась заменить мне мать, но смогла стать для меня настоящим другом. Честно говоря, я посоветовался с ней после разрыва помолвки. Она считала, что всему причиной твоя молодость и то, что наши отцы слишком сильно на тебя давили.
— Ой, нет… дело не в этом! — Джинни с некоторым сомнением взглянула на Оливера. Рассказав ему всю правду, она бы выставила себя дурой. Но раз уж они решили быть откровенными, надо идти до конца. — Причина в Алине. Она сказала, что на самом деле ты любишь ее, но не можешь жениться на ней, потому что она бесплодна. А на мне женишься только ради наследника.
Оливер онемел от изумления.
— Что за… чушь! — воскликнул он. — И ты поверила?
— Ну… Не совсем, и не сразу. Но… Ты проводил с ней так много времени, и… когда я вышла на террасу и увидела вас вдвоем, ты говорил ей, что твоя женитьба ничего не изменит…
В его глазах мелькнуло понимание.
— Так вот почему она вытащила меня на террасу и начала плакаться о своем одиночестве! Ей всегда удавалось играть на моем чувстве вины. Когда-то я был влюблен в нее, но это было детское увлечение, закончившееся сразу после того, как я понял, насколько она прилипчива и требовательна. Но когда я сказал ей, что все кончено, она приняла слишком большую дозу. В первый, но не в последний раз. И я постоянно чувствовал себя виноватым.
Джинни сочувственно пожала его руку.
— Нет… не может быть. Ты ведь был таким молодым.
— Знаю… Марго мне то же самое говорила. И позже, когда Алина вышла замуж, я думал, что все наладилось. Но Алина так просто не отпустит. Большую часть времени она строила из себя любящую сестру и заставляла меня бежать к ней на помощь каждый раз, когда у нее случался очередной срыв. Надеюсь, что возвращение к мужу ее образумит.
— Она возвращается к мужу? — удивленно переспросила Джинни.
Оливер кивнул.
— К своему первому. Он всегда ее жалел, нянчился с ней как с дочерью а это именно то, что ей нужно. Недавно он вернулся в Англию и постоянно навещал Алину, пока она лежала в больнице. Похоже, после несчастья с тобой чувство вины заставило ее опомниться. Во вторник они вдвоем вылетели в Техас.
Джинни вздохнула с облегчением.
— Хорошо. Надеюсь, она будет счастлива. По крайней мере, это убережет нас от дальнейших неприятностей.
Оливер кивнул, поглаживая ее руку.
— Итак… Мы остались вдвоем… ты и я, — сухо заметил он. — Но ничего хорошего у нас из этого не получалось, правда?
— Да… — Джинни опустила ресницы, внезапно почувствовав страх. — Я… не могла поверить, что ты способен влюбиться в меня. Ты… никогда не говорил о любви. Даже в тот день, когда сделал мне предложение.
Он перевернул ее руку и начал обводить кончиком пальца линии ладони.
— Разве? Нет, я помню, что не говорил. Не знаю, почему… наверное, из-за того, что Алина постоянно повторяла эту фразу, как бессмысленное заклинание. Но я должен был догадаться, что ты нуждаешься в этих словах. В ту ночь… помнишь, когда ты швырнула в меня кольцом и убежала с террасы? Я пожалел, что говорил с тобой так резко, но Алина меня довела… у меня никакого терпения не оставалось. Я хотел догнать тебя, попросить прощения и признаться в любви, но сначала мне потребовалось несколько секунд, чтобы успокоиться. Кроме того, еще надо было отыскать то чертово кольцо. Оно угодило в кусты, и мне пришлось целую вечность разгребать листья. Я как раз нашел его и отправился искать тебя, когда поднялся этот шум — было уже слишком поздно.
Одинокая слезинка сползла по ее щеке. Ей было жаль эти несчастные, потерянные годы.
— Лучше бы ты нашел меня. Хотя возможно… я была слишком юной для тебя. Не знаю. Но ты разбил мое сердце.
— О, любовь моя… — Он провел рукой по мягкой повязке на ее голове. Я бы ни за что на свете не сделал тебе больно.
Ее мягкие губы изогнулись в улыбке.
— Зато ты отыгрался на мне, когда вернулся в Лондон. Я была уверена, что ты меня ненавидишь!
— Иногда я и сам так считал, — признался Оливер. — Ты превратилась из хорошенькой девчонки в очаровательную женщину — из искры вспыхнуло пламя. Я не знал, как вести себя с тобой, и боялся испортить все окончательно. Но когда я впервые поцеловал тебя, то понял, что одна дорога для меня все еще открыта.
Ее глаза игриво сверкнули.
— Ну, ты конечно…
В дверь тихонько постучали, и в палату, не дожидаясь приглашения, вошел врач в слегка измятом халате, из кармана которого выглядывал стетоскоп.
— Миссис Марсден…! Как вы себя чувствуете сегодня? Лучше, я надеюсь?
Джинни улыбнулась и осторожно кивнула.
— Если не считать головной боли.
— А, это пройдет. Давайте посмотрим… — Он что-то достал из кармана и склонился над Джинни, посветив фонариком в ее правый глаз, а затем в левый. — Что ж, похоже, все в порядке. Вам повезло. Больше никаких серьезных повреждений и переломов. И нет причин волноваться из-за ребенка, тем более, на таком раннем сроке. Мы вчера прослушали сердцебиение — вполне в норме.
— Ребенок? — тупо повторила Джинни.
— О, да. А вы не знали? Около восьми недель. — Врач достал из кармана листок бумаги. — Вот распечатка. Боюсь, пока мало что можно разглядеть. Вот эта темная точечка. — Он указал пальцем. — Так что, если все в порядке, я ухожу, но еще загляну к вам до обеда. До свидания.
Врач ушел, а Джинни тем временем разглядывала беспорядочное смешение черных и белых линий на распечатке, безуспешно пытаясь угадать, какую именно «точечку» он имел в виду.
Оливер рассмеялся.
— Сразу и не поймешь, верно? Вот она.
Джинни ошеломленно взглянула на него.
— Ты знаешь?
Он кивнул, улыбаясь с неподдельной радостью.
— Они спросили меня, не беременна ли ты, и я, естественно, ответил, что надеюсь на это. Поэтому они сделали УЗИ — сначала на второй день, но поскольку результат был недостоверным, повторили вчера. Потрясающе! Между прочим, его сердцебиение поначалу было слишком быстрым, а потом пришло в норму. Ты и вправду не знала?
Джинни закусила губу.
— Я… начала подозревать. Но…
Оливер сдвинул брови.
— Разве ты не рада? — с тревогой спросил он.
— Да… — В ее голосе чувствовалось сомнение. — Конечно, рада. Но… Алина говорила, что ты женишься на мне ради наследника.
Он решительно взял ее за руку, отобрал распечатку и положил на тумбочку.
— Джинни, выслушай меня. Нельзя верить всему, что говорила Алина. Разве ты до сих пор этого не поняла? А что касается ребенка — естественно, я хочу ребенка от тебя. Я хочу иметь не просто наследника, а настоящую большую семью. Но я женился на тебе не из-за этого. Я женился, потому что люблю тебя. Люблю искренне, безумно, всем сердцем и на всю жизнь. Разве это тебя не убеждает?
Джинни взглянула ему в глаза, улыбаясь дрожащими губами.
— Даже так? — прошептала она, чувствуя, как в груди разгорается огонек радости. — Даже без волос?
— Даже без волос? — подтвердил Оливер, поднося ее руку к губам и целуя внутреннюю сторону запястья. — Ты самая прекрасная женщина на свете, миссис Марсден, и я люблю тебя.
Она вздохнула и прикрыла глаза, снова почувствовав сонливость.
— Ты сумасшедший, — счастливым шепотом произнесла она. — Но я тоже тебя люблю.