Следующие несколько дней промчались, как вихрь. Джинни с Оливером проехали по Центральному парку, прогулялись в Чайнатаун, обсудили архитектурные изыски музея Гугенхейма и каждый вечер выбирали к ужину кухни разных народов мира. Джинни могла бы заявить с абсолютной честностью, что это лучшее время в ее жизни.

Она и представить себе не могла, что с Оливером ей будет настолько интересно. Поначалу она немного его стеснялась, боялась, что он сочтет ее наивной или глупой, но вскоре расслабилась, обнаружив у него отличное чувство юмора. Удивительным оказалось и то, что он с готовностью тратил свое время на магазины и достопримечательности, и как будто совсем не скучал.

Алина не появлялась. Джинни не хотелось расспрашивать о ней, а Оливер молчал.

Точно так же Джинни старалась не упоминать о его работе. Но во вторник утром она обнаружила Оливера в столовой с телефонной трубкой в руках. Он жестом велел ей усесться за столик, поэтому Джинни налила себе кофе и щедро намазала маслом и медом вкусный Уиллин оладушек. На перила балкона приземлился скворец, и она насыпала ему крошек, с восторгом глядя, как птица скачет по полу почти у ее ног.

После нескольких звонков Оливер наконец повесил трубку.

— Прости, — поморщившись, сказал он. — Дела.

— А… Да, конечно. — Джинни запнулась, помешивая кофе. — Ты… должен сегодня идти на работу?

Оливер покачал головой, лениво откинувшись в плетеном кресле, и закинул руки за голову.

— Я взял неделю отпуска, — объявил он. — Я много работал и заслужил это.

— А… — Джинни робко улыбнулась, опустив ресницы. — Ты… не обязан растрачивать на меня весь свой отпуск.

— Это не растрата.

У нее екнуло сердце. То, как он смотрел на нее, как улыбался… Нет это всего лишь игра воображения. Она обязана держать свои фантазии под контролем, чтобы не выставить себя полной дурой.

— А чем ты вообще занимаешься? — поинтересовалась она, пытаясь поддержать разговор.

— Скупка и продажа ценных бумаг. Так называемые «фьючерсные сделки», когда прибыль получается за счет разницы рыночных цен. Возьмем, к примеру, медь — когда-то давно люди просто купили бы акции медного рудника. Теперь же они смотрят, как меняется цена — растет или падает. И тогда решают купить акции по выгодному курсу в определенный день в будущем… или иногда продать акции, которые еще даже не куплены. Смысл в том, что внести им придется совсем небольшую часть денег.

— То есть, если цена акции изменилась так, как они предсказывали, они получат прибыль без особых затрат?

— Вот именно. Но вскоре слишком много людей начинают продавать и покупать опционы вместо акций, и все рушится. К 1983 году оборот фьючерсных сделок превысил оборот всей Нью-Йоркской биржи.

— Похоже на азартную игру.

— Так и есть. Естественно, нужно очень хорошо знать свой рынок, но все равно идешь, как по минному полю — всегда есть шанс подорваться.

— Как здорово! — с сияющими глазами воскликнула Джинни.

— Хочешь посмотреть?

— Мы можем съездить на биржу?

Оливер кивнул.

— Доедай свой завтрак, а я позвоню Делвину, чтобы пригнал машину.

Ужасно интересно побывать на бирже с человеком, который там работает. Оливер отвел Джинни на обзорную галерею для посетителей, откуда она могла видеть сквозь стекло заполненный людьми зал, с его знаменитыми восьмиугольными стойками, где на мониторах отображались самые свежие цены, с брокерами и журналистами в ярких блейзерах.

— Такой бедлам! — воскликнула Джинни при виде суетящейся толпы. — Как они вообще понимают, что тут происходит?

— Стадный инстинкт, — сухо ответил Оливер. — Раньше было еще круче… сейчас почти все сделки осуществляются через компьютер.

— Не завидую я здешним уборщицам, — заметила девушка, многозначительно взглянув на обрывки бумаг, усеивающие пол.

Оливер рассмеялся и, небрежно обняв Джинни за талию, повел ее дальше, на выставку, посвященную истории биржевых торгов, а затем в помещение, куда не пускали обычных зрителей. Он познакомил ее с некоторыми из своих коллег, со смехом отметая любые попытки заговорить о делах.

— Только не сейчас… Я всего лишь турист! — утверждал он. — Отсюда мы пойдем в Бэттери-парк есть мороженое и смотреть на корабли.

Улицы нижнего Манхэттена купались в лучах полуденного солнца, но южная сторона зеленого мыса обдувалась легким ветром с залива. Оливер купил обещанное мороженое — огромные рожки с орехами и шоколадным кремом, и они уселись есть его прямо на траве.

Джинни смотрела на Оливера смеющимися глазами.

— У тебя мороженое на подбородке, — хихикнула она.

— Правда? — Он достал из кармана носовой платок и вытерся. — Все?

— Нет… вот здесь. — Не раздумывая, она протянула к нему руку, но в последний момент, вздрогнув, остановилась. Казалось, между ними проскочил электрический разряд… Но когда Оливер взглянул на нее своими насмешливыми, темными, бездонными глазами, она поняла, что пропала. Он все понял.

Его кожа была теплой, слегка шершавой на подбородке. Джинни стерла каплю мороженого и торопливо убрала руку, отведя взгляд. Наступило долгое мгновение тишины; все, что она могла слышать, это собственное дыхание, бешеный стук своего сердца.

Внезапно она уловила краем глаза странное движение метрах в десяти от нее. Пожилой мужчина зашатался и медленно осел на землю рядом с тропой. Джинни вскочила на ноги, с ужасом глядя, как посетители парка равнодушно проходят мимо.

— Ему плохо! — воскликнула она, бросаясь вперед.

— Наверное, пьяный, — одернул ее Оливер.

— Нет. — Она склонилась над мужчиной, взяла его за руку, заметив, какая влажная у него кожа. Где же пульс? — Бери мобильник и звони в «скорую», прикрикнула она на Оливера, тут же забыв о своем страхе перед ним.

Она и сама не знала, почему решила, что этот старик не пьян — возможно, вопреки мнению остальных прохожих. Но он не был похож на пьяницу, и лицо у него доброе. Наверное, у него есть внуки.

Двое мужчин в дорогих костюмах замедлили шаг, с презрением глядя на происходящее.

— Чертовы алкаши, — пренебрежительно буркнул один из них.

Оливер нахмурился и достал из кармана мобильный телефон. Быстро закончив разговор, он присел рядом с Джинни, пощупал лоб пожилого мужчины и наклонился, чтобы понюхать его дыхание.

— Ты права, — сухо заключил он, — это не алкоголик. Он в диабетической коме. — Оливер торопливо развязал галстук мужчины и расстегнул воротник рубашки.

— У него кулон на шее, — заметила Джинни. — Там вроде бы имя написано и адрес.

— Еще должна быть информация о страховке, — добавил Оливер. — Если только он не на государственной программе страхования стариков.

Джинни нахмурилась.

— Это что, плохо?

— Врачам нужно знать, чтобы решить, в какую больницу его отправить. И кто будет оплачивать счет.

— Я, конечно, — ответила Джинни, не задумываясь. — Интересно, он женат? Жена будет жутко переживать. А, это уже «скорая»? — добавила девушка, услышав вой сирены.

* * *

Из больницы они ушли поздно вечером. Старик оказался вдовцом, а его единственная дочь жила в Филадельфии. В результате Джинни заявила, что будет дежурить в больнице, пока его дочь не приедет. Оливер, как ни странно, остался с ней, не возразив ни словом. Когда они усаживались в «роллс-ройс», он криво улыбнулся.

— Ты не забыла, что мы сегодня вечером собирались в «Ричмонд»?

— Ой… Да, забыла, — призналась Джинни. — Прости. Мы уже не успеем?

— Смотря сколько ты будешь копаться, — ответил Оливер с усмешкой.

— Я быстро… обещаю.

Он рассмеялся.

— Сколько раз я уже слышал такое от женщин?

Это мимолетное замечание ранило Джинни в самое сердце — она бы предпочла не задумываться о том, сколько женщин было в жизни Оливера. Очевидно, проведенная с ней неделя останется для него всего лишь незначительным эпизодом. Оливер Марсден, кушающий мороженое в Бэттери-парк? Никогда.

Но сегодня Джинни попробует произвести на него впечатление — она выполнит свое обещание собраться в считанные минуты и выглядеть будет на все сто. Одеваясь, она не могла сдержать дрожь возбуждения. Это платье она взяла с собой в безумной надежде, что у нее появится возможность покрасоваться в нем. Оно идеально подходит для ужина в «Ричмонде».

Облегающее платье из матово-черного атласа, очень простое и элегантное, с низко вырезанным лифом, обнажающим плечи, и длинной узкой юбкой, скрывающей ее стройные ноги. Делать прически Джинни умела — хотя ее волосы совершенно отказывались виться, заплести их в косу и уложить в виде короны большого труда не составило. Из украшений она выбрала только золотую цепочку и сережки в виде листиков.

Закончив, Джинни внимательно изучила в зеркале свое отражение. Да, она права, что не стала краситься. Алая помада казалась очень соблазнительной, но инстинкт подсказал ей, что это излишне. Даже без яркого макияжа она выглядит достаточно взрослой и… да, утонченной.

С довольной улыбкой Джинни взяла сумочку. Что скажет Оливер, увидев ее? Понравится ли ему…? Глубоко вздохнув, она раскрыла дверь и плавной походкой проследовала по коридору в гостиную.

Когда она вошла, Оливер разговаривал по телефону. Джинни замерла, готовая отступить, не желая подслушивать, но он сделал ей знак рукой, чтобы она осталась.

— Хорошо, Алина… я скоро. Нет, это не важно. Десять минут, ладно?

Разочарование пронзило сердце, словно острый нож. Но когда Оливер повесил трубку и повернулся к Джинни, она заставила себя ослепительно улыбнуться.

— Что-то случилось?

Он смотрел на нее невидящим взглядом… а платья, кажется, и вовсе не заметил.

— Боюсь, что да. Прости, Джинни… мы не сможем сегодня поехать в «Ричмонд». Есть одно дело… очень важное.

— А… ничего страшного. — Как кстати, что долгие годы притворства приучили ее сохранять улыбку в любых ситуациях. — Мы и так слишком много развлекались, один вечерок можно и отдохнуть.

Оливер кивнул с отсутствующим видом, решив поверить ей на слово.

— Завтра мы сходим на Южную улицу и пообедаем в одном из ресторанов, где подают свежевыловленную рыбу, — пообещал он, хватая пиджак и бросаясь к двери. — Спокойной ночи.

Дверь захлопнулась. Джинни так и осталась стоять посреди пустой комнаты в вечернем платье. За окном мерцали огни Манхэттена, а по ее щекам медленно текли слезы.

* * *

Какое бы дело ни заставило Оливера так срочно помчаться к Алине, затянулось оно на целую ночь. Джинни была уверена в этом, потому что его спальня находилась напротив, и его возвращение не могло пройти незамеченным. Всю ночь она не смыкала глаз. Так и лежала без сна, уговаривая себя не быть дурой.

В конце концов, он ведь провел с ней целую неделю. Глупо ожидать, что он будет плясать вокруг нее на задних лапках. Алина все-таки его сводная сестра и имеет больше права отнимать у него время.

А если Алина не просто сводная сестра? Джинни с самого начала знала, что Оливер ей не пара — он всего лишь добр с ней потому что… такой уж он человек. Разве можно поверить хоть на секундочку, что он способен увлечься ею как женщиной?

Она и сравниться не может с Алиной. Мало того, что Алина красива холодной, аристократической красотой, которую и встретишь разве что на обложках дорогих журналов, так она и одевается соответственно… и фигура у нее идеальная, только наряды демонстрировать. Она излучает такую ауру спокойствия, самообладания, уверенности в себе, которой Джинни может только позавидовать.

Это магия, которую нельзя приобрести с годами, которой Алина обладала с рождения. Ей было шестнадцать, когда ее мать вышла замуж за отца Оливера. Но даже в этом трудном возрасте в ней не было ни грамма подростковой угловатости. Две девочки на свадьбе были подружками невесты, и шестилетней Джинни Алина казалась сказочной принцессой.

Солнце взошло рано. К половине шестого утра оно уже вовсю светило с ярко-голубого неба. Джинни с трудом слезла с кровати. После утомительного бодрствования у нее ломило все тело. Стоило бы, наверное, приготовить себе апельсинового сока. А если Оливер вернется и спросит, что она делает в такую рань, что ж… у нее найдется оправдание.

Но когда она уселась на балконе прямо в ночнушке и начала потягивать сок, глядя, как солнце поднимается все выше и выше над искусственными сталагмитами в восточной части парка, Оливер так и не появился. У Уиллы сегодня был выходной, и Джинни сама приготовила себе завтрак, хотя на самом деле ей кусок в горло не лез.

К одиннадцати Джинни решила, что глупо и неуважительно по отношению к себе сидеть сиднем и дожидаться его возвращения. Кроме того, она хотела купить подарок отцу. Поэтому она переоделась и храбро бросилась на штурм магазинов Коламбус-Авеню, где умудрилась убить по меньшей мере два часа, блуждая по бутикам и галереям.

Жара стояла страшная — по словам Оливера, «в такие дни пока от машины до подъезда дойдешь, рубашку хоть отжимай». Поэтому домой Джинни вернулась с радостью. Привратник сегодня дежурил другой, не тот, что на прошлой неделе. С тем она, можно сказать, подружилась, перебрасывалась парой слов каждый раз, проходя мимо, а этого видела впервые.

Странно было бродить по незнакомому городу, где Джинни не знала ни души, где даже не с кем было поговорить. «Я это беру» и «спасибо» — вот все, что она сказала продавщице, покупая для отца серебряную закладку для книг с выгравированным орлиным пером. Наверное, впервые в жизни она провела так много времени в молчании.

Оливера все еще не было. Странно, как сразу ощущается пустота в квартире, как только откроешь дверь. С наигранным оптимизмом Джинни поискала записку — на случай, если он вернулся и снова ушел. Ничего. Она взяла коробку кукурузных хлопьев и уселась перед телевизором, бесцельно переключая каналы.

Около шести щелкнул замок. Моментально изобразив на лице ледяное спокойствие, Джинни оглянулась.

— Привет, — сказала она равнодушно.

— Привет. — Оливер выглядел изнуренным. Рубашка на нем была та же, что вчера вечером, но уже не такая свежая и наглаженная. Он снял галстук, расстегнул воротник, а его прекрасный пиджак был небрежно переброшен через руку. Но на улыбку у него все же хватило сил. — Прости, я задержался.

— А, ничего, — беззаботно ответила она. — Я тут телевизор смотрю.

Оливер взглянул на экран, насмешливо изогнув бровь.

— Ты учишь испанский?

— Ой… — Вот черт, она даже не заметила, что переключилась на испанский канал. — Нет, тут фильм только что закончился, и я просто нажимала кнопки. Это не тот актер, что играл в «Мандате»? Смотри — высокий, который в дверь входит.

Он рассмеялся, пожав широкими плечами.

— Понятия не имею. Вот, значит, чем ты весь день занималась — телевизор смотрела?

— Нет. — Как хорошо, что не придется врать. — Я ходила по магазинам. Недалеко… только по Коламбусу. Интересно было. Купила папчику подарок.

Оливер кивнул, хотя Джинни чувствовала, что его вопрос был задан только из вежливости. Он повесил пиджак на перила и, пройдя через комнату, опустился в одно из кресел, вытянув длинные ноги и заложив руки за голову. Секунду спустя его глаза закрылись.

Джинни следила за ним с болью в сердце. Если бы он вернулся счастливым, она благодарила бы Алину, пусть даже и сгорая от ревности. Но он совсем измученный. Что же случилось? Какими неотразимыми чарами должна обладать эта женщина, чтобы заставить мужчину мчаться к ней сломя голову, и вот так его вымотать?

Джинни никогда с ним так не поступит. Ей хочется любить его, разгладить поцелуями морщинки у его глаз, согреть его уставшее тело своим теплом. Если бы он только позволил, она бы отдала ему все…

Когда Оливер открыл глаза, она отогнала эти дикие, бесстыдные мысли, отвечая ему обычной улыбкой.

— Так где бы ты хотела сегодня поужинать? — спросил он. — Можно попытаться снова пробиться в «Ричмонд», если хочешь… там обычно заранее заказывают, но нам наверняка удастся выпросить столик.

— Ой, прямо не знаю… — Джинни беззаботно пожала плечами. — Вообще-то мне не сильно и хочется куда-то идти… Надо укладывать вещи, ведь завтра я рано утром уезжаю. А нельзя для разнообразия поужинать здесь?

Наградой ей послужил его вздох облегчения.

— Ты уверена? Можно что-нибудь заказать…

— Ой, нет. Почему бы мне чего-нибудь не приготовить? Если конечно, Уилла не против того, чтобы я хозяйничала на ее кухне. Я бы этим отблагодарила тебя, за то, что ты меня выгуливал.

Улыбка Оливера загладила все ее сегодняшние переживания.

— Хорошо. Спасибо, звучит очень заманчиво. И, Джинни… — добавил он, когда она подскочила и помчалась на кухню.

Джинни обернулась с вопрошающим видом.

— Надень то же черное платье, что и прошлой ночью, — произнес он со странной ноткой в голосе. — Мне оно понравилось.

Она кивнула, не отважившись ответить. Он все-таки заметил ее платье…

К счастью, кухонные шкафы Уиллы не пустовали, так что возможностей было выше крыши. Джинни выбрала меню попроще — свиные бифштексы с имбирем и тушеные овощи на гарнир. Пока бифштексы жарились, она сделала финт ушами вывалила банку консервированной кукурузы в куриный бульон и не пожалела сливок для заправки. Вот и вкуснейший супчик! А на сладкое — кокосовый крем, украшенный миндалем и дольками киви.

Между делом Джинни даже умудрилась наскоро принять душ. Платье она снова достала и повесила на дверцу шкафа. Неужели каких-то двадцать четыре часа назад она стояла здесь в этом самом платье, полная дурацких надежд? Так было до звонка Алины. Насколько старше и мудрее она кажется себе сейчас в сравнении с той глупой девочкой.

Хотя… он все-таки заметил платье…

Сегодня Джинни решила не подбирать волосы — для домашнего ужина это было бы слишком. Но расчесывала их долго, до блеска. Распущенные, они доходили ей до талии. Чуть-чуть розовой помады, едва заметные тени, капелька туши для ресниц, и она готова.

Вернувшись в гостиную, она обнаружила, что Оливер, хоть и переоделся в домашнее, накрыл скатертью стол, поставил свечи и принялся открывать вино. Когда Джинни вошла, он поднял голову и окинул ее взглядом. Она застыла в дверях, пытаясь успокоить дыхание, утихомирить дрожащее сердце. Оливер ничего не сказал, только кивнул, как она надеялась, одобрительно.

Судя по доносящемуся с кухни аромату, ужин был почти готов.

— Я… принесу суп, — выдавила Джинни, надеясь, что Оливер не заметил дрожи в ее голосе.

Даже ужин в «Ричмонде» не мог быть более романтичным. Когда солнце село, казалось, что верхушки деревьев Центрального парка отбрасывают синие тени на темнеющее бархатное небо. Пламя свечей отражалось в оконных стеклах — пять горячих золотых лепестков на фоне ярких огней Пятой Авеню с противоположной стороны парка, а за ними, далеко-далеко — холодная мишура звезд. Ужин прошел в молчании. Хоть бы завтра авиадиспетчеры объявили забастовку, и Джинни смогла бы остаться еще…

Расправившись с едой, Оливер сам отнес тарелки на кухню и сунул их в мойку. Вернулся он с кофейником. Джинни смотрела, как он кладет сливки в свою чашку, и пыталась угадать его мысли. Неужели он думает об Алине?

— Прекрасный ужин, — похвалил Оливер. От улыбки в его глазах сердце Джинни как всегда забилось быстрее. — Не думаю, что в «Ричмонде» нас накормили бы лучше.

Джинни улыбнулась в ответ, радуясь, что неяркое пламя свечей скрывает ее румянец.

— Спасибо, — пробормотала она.

Оливер лениво откинулся в кресле, потягивая кофе.

— Значит, Нью-Йорк тебе понравился?

— Да, очень. Спасибо… что проводил со мной так много времени. Джинни размешала кофе, нечаянно звякнув серебряной ложечкой о фарфоровые стенки изящной темно-зеленой чашки. Ее рассеянный взгляд был прикован к медленно тающему сливочному завитку. — Боюсь… это тебя отец заставил.

Оливер сдержанно рассмеялся.

— Да, — заявил он с иронией, — его идея. Они с твоим папой давно мечтали об этом. И, думаю, одной неделей в Нью-Йорке их планы не ограничатся.

Ее сердце замерло, и она в изумлении уставилась на Оливера.

В его темных глазах светилось какое-то странное веселье.

— Я бы даже предположил, что они намерены нас поженить.

Ее щеки из розовых стали пунцовыми.

— Что за… бредовая мысль, — возмутилась Джинни, с трудом переводя дыхание.

— Ты и вправду так думаешь? — Оливер потянулся к ней через стол и взял ее руку, нежно погладив пальцами ладонь. — Милая, невинная Вирджиния… А по-моему, мысль очень даже хорошая.