В последующие дни, пока длился ремонт, Нансия начала понимать, насколько. Калебу должна была быть ненавистна ситуация, когда он оказался на больничной койке, а Нансия с новым «телом» отправилась завершать задание, которое они начали вместе. Теперь сама Нансия была «выздоравливающей» и временно оказалась отстранена от дел. Для того чтобы защититься от проникающего эффекта воздействия гиперчипов Полиона, ей пришлось, по сути, искалечить себя и сделать огромные участки собственной системы неспособными к работе. А чтобы не дать запущенной им программе-«червю» вступить в контакт с другими гиперчипами сразу же, как корабль выйдет из сингулярности и снова обретет возможность доступа в Сеть, Нансия расправилась с собственной памятью, безжалостно отсекая целые секции банков памяти и операционных кодов.

— Это чудо, что ты смогла вернуться целой, — заявил ей Симеон, мозг базы Вега. — И ты не улетишь отсюда, пока не пройдешь самый тщательный осмотр и ремонт. Это не мои распоряжения, это приказ, переданный лучом из КС. Так что никаких споров!

— Я и не собиралась спорить, — отозвалась Нансия с непривычной для нее покорностью. На самом деле после стресса, вызванного затянувшимся пребыванием в сингулярности и последующим возвращения на одной трети энергии, у нее не было особого желания ни на что, кроме как остаться на орбите вокруг базы Вега и смотреть на вращающиеся вокруг звезды.

Или, по крайней мере, так Нансия говорила себе. Она была ранена, она устала, и она не была готова к ответственной задаче по доставке заключенных и свидетелей обратно на Центральные для судебного процесса. Гораздо разумнее было записать ее показания на инфокристалл и отослать его на новеньком сверкающем корабле Курьерской Службы, который прибыл, чтобы забрать остальных.

— Я буду скучать по тебе, — сказал Фористер, — но ты скоро вернешься к работе, Нансия. А если учесть, с какой скоростью вершатся дела на Центральных, то ты, вероятно, прилетишь еще до того, как суд будет закончен. А если нет… — Он взвесил на ладони сверкающий мегакристалл, — …для восстановления законности это ничем не хуже, чем твое личное присутствие. Ты скопировала сюда записи всего, что происходило на борту, и того, что ты воспринимала через комм-клипсы, верно? Должно быть, это самая полная — и самая ужасная — запись, которая когда-либо попадала нам в руки.

— Она… возможно, не настолько полная, как вы ожидаете, — призналась Нансия. — Ты же знаешь, у меня разрушена часть памяти.

— Да, я знаю. Но твое личное присутствие — то есть я хочу сказать, через комм-клипсу — в этом случае ничего не изменит, так? Если что-то из твоих банков данных погибло, то при перекрестном допросе оно ведь не восстановится.

Это, по мнению Нансии, было в достаточной степени правдой, и если бы единственной причиной пробелов в записи были повреждения, нанесенные ее банкам памяти, то не было бы никакого повода подвергать ее перекрестному допросу. Но это был вопрос, который она ни с кем не желала обсуждать. Нансия попрощалась с Фористером, попыталась обуздать горечь одиночества, которую она ощутила, когда новенький корабль КС отбыл, и вернулась к созерцанию звезд Веганского подпространства. Звезды успокаивали; яркие и прохладные, они складывались в неизменные узоры, знакомые Нансии, словно… словно…

Она обнаружила, что больше не «помнит» названий созвездий, видимых из подпространства Веги. Нансия никогда не проводила в этом подпространстве достаточно много времени, чтобы вид звездного неба запечатлелся в ее человеческой памяти; а навигационные карты, на которые она полагалась, были стерты. Точно так же, как таблицы точек сингулярности и алгоритмы расщепления, записи капеллианской музыки…

— Ты знаешь, я сожалею о том, что смеялась над мягкотелыми, — задумчиво призналась Нансия Симеону, пока техники хлопотали вокруг нее, убирая оплавленные комки, некогда бывшие гиперчипами, восстанавливая соединения и сенсоры, выстраивая новые, пока еще пустые, банки памяти, в которые можно будет загрузить ту информацию, которую Нансия затребует. — Я никогда не осознавала, насколько они уязвимы, ведь им приходится полагаться лишь на те навыки и сведения, которые хранятся в их органическом мозгу.

— Нехорошо смеяться над теми, кто чем-то обделен по сравнению с тобой, — угрюмо согласился Симеон. — Я верю, что это был полезный урок для тебя, юная ФН. Ты хочешь, чтобы я помог тебе подготовить список данных, которые потребуются для твоей новой памяти?

— Да, пожалуйста, — попросила Нансия, — и еще… — она вспомнила, как злилась, слушая разговоры медтехников Саммерлендской клиники, занимавшихся лечением Калеба, — …как ты думаешь, я могу получить классическое образование? Словари и синтаксис латыни и греческого языка…

— Я закажу Классический Кристалл Лёба, — сказал Симеон. — Там двадцать шесть языков Старой Земли плюс вся основная литература.

— И еще… — Нансии не хотелось слишком залезать в долги… — медицинскую литературу? Фармакология, внутренние органы и хирургия…

— Стандартный набор должен быть на любом корабле, который попадает в такие неприятности, какие были у тебя, — поддержал ее Симеон.

— Да, но смогу ли я его получить? Я потеряла некоторые расчетные данные и не знаю, в каком состоянии мой кредит в Курьерской Службе…

Симеон был в этот момент ближе к тому, чтобы рассмеяться, чем за все время, пока Нансия была с ним знакома.

— Поверь мне, ФН, премия за последнюю работу плюс страховая выплата покроют все излишки, какие ты захочешь затребовать, и к тому же сильно сократят твой путь к выплате долга Лабораторной школе. Выполни еще парочку таких же, и будешь женщиной в своем праве, без всяких долгов. На самом деле, — задумчиво добавил он, — я не вижу, почему ты должна платить за классический и медицинский кристаллы. Я просто внесу их в список для замены памяти, который будет направлен на Центральные…

— Нет, — твердо возразила Нансия. — Именно так все и начинается.

— Начинается что?

— Ты знаешь. Дарнелл. Полион. Все.

— А-а. Я понимаю, что ты имеешь в виду, но это серая область, знаешь ли…

— Только не для дома Перес-и-де Грас, — ответила Нансия. — Я куплю кристаллы дополнительных навыков сама, из своей премии. Судя по цифрам, которые ты передал, мне более чем хватит на честную оплату этих «излишков» и на любые другие расходы, которые я могу придумать во время этого простоя.

Однако это было до того, как Нансия обнаружила статью расхода, сократившую ее бюджет до предела.

Ремонт Нансии был почти закончен, когда Калеб, ходивший уже без костылей и еще более мускулистый, нежели прежде, прибыл на базу Вега и затребовал разрешения подняться на борт. Нансия вскрикнула от радости, когда загорелый, подтянутый молодой человек вышел из шлюза.

— Боже, Калеб, ты выглядишь так, словно не болел ни единого дня в своей жизни!

— В Саммерлендской клинике было почти нечего делать, — небрежно промолвил Калеб. — Грех было зря тратить время; я по многу часов проводил в залах физиотерапии, пока врачи, наконец, не провели все проверки и не объявили, что я снова пригоден к службе. Каково наше следующее задание?

— Наше?

— Ты ведь не думала, что я тебя брошу? В мое отсутствие, Нансия, ты вынесла несколько неверных суждений, но ничего такого, что нельзя было бы исправить. В сущности, — добавил Калеб, окинув взглядом блистающее убранство внутренних помещений, откуда наконец были удалены все следы коричнево-лиловой раскраски «Перевозок ОГ», — похоже, ремонт почти завершен.

— Ремонт завершен, но, Калеб, я… я работаю теперь с другим напарником, Фористером, — сказала Нансия. При этих словах она почувствовала себя виноватой. Наверное, Калеб решит, что она отвергает его. Но это была чистая правда. Ее позывной теперь ФН-935, не КН.

— Временное назначение, — отмахнулся Калеб. — Теперь, когда я снова признан годным к службе, Фористер может возвращаться в свой комфортабельный кабинет. Ему нет больше необходимости тратить силы на выполнение задач, к которым он не готов. Взять хотя бы это последнее поражение. Ты не виновата, Нансия, ты очень молода и неопытна, но даже ты должна понять, что все было сделано неправильно. Если…

Пока Калеб бесцеремонно объяснял, какие ошибки сделал Фористер и каким образом он, Калеб, мог бы сделать все гораздо лучше — «ну конечно, задним умом все крепки!» — Нансия пыталась справиться с новым, совершенно незнакомым ей ощущением.

— Симеон, — направленным лучом обратилась она к управляющему мозгу, — есть ли какие-то неполадки в моих восстановленных контурах? Мои сенсоры показывают повышение температуры и электропроводимости, к тому же я улавливаю странное жужжание в некоторых слуховых контурах.

Управляющий мозг Веги ответил после недолгой паузы.

— Потрясающе, — просигналил он, пока Калеб продолжал разглагольствовать. — Твои синаптические связи улавливают прямые эмоциональные сигналы. Какое неожиданное сочетание — этого никак нельзя было ожидать. Должно быть, ты что-то сделала со своими соединениями, пока пыталась справиться с шемалийской программой-«червем».

— О чем ты говоришь? Это опасно? Как это починить? — паниковала Нансия.

Симеон передал по аудиосвязи смешок, прервавший Калеба на полуфразе.

— Что это? Центр пытается с нами связаться?

— Нет, просто… сообщение от одного из ремонтников, — нашлась Нансия. — Так что ты говоришь?

— Ну, постарайся, чтобы больше такого не было, — раздраженно продолжил Калеб. — Мы должны прояснить наши с тобой отношения на будущее, Нансия. Это, несомненно, куда более важный вопрос, чем какая-то мелкая болтовня относительно твоего ремонта. Теперь слушай. Я не хочу, чтобы ты чувствовала себя виноватой за прошлое.

— А почему я должна чувствовать себя виноватой? — изумилась Нансия. — А, потому что я не сообщила о разговорах, которые происходили у меня на борту во время моего первого рейса, и не остановила этих юных преступников прежде, чем они что-либо смогли учинить? Ну, я действительно чувствую себя виноватой. Это была большая ошибка. — Но именно Калеб подтолкнул ее к этой ошибке.

— Я совсем не это имел в виду! Ты действовала совершенно правильно, сохранив эти разговоры в тайне. Я имею в виду то, как ты носилась по всей системе Ньота, собирая ложные свидетельства, притворяясь тем, чем ты не являешься, поощряя утечку поставок ПТП на Ангалии, будучи вовлечена в различного рода жестокости и связавшись с весьма сомнительными людьми…

— Симеон, я чувствую, что перегреваюсь. Можешь ли ты прислать техника, чтобы он исправил мои контуры?

— Здесь нечего исправлять, Нансия, однако Лабораторная школа наверняка захочет понять, как тебе удалось этого достичь. Вкратце говоря, ты создала петлю обратной связи между своей сердцевиной и кораблем — связь, которая несет не только мыслительные и двигательные, но также и эмоциональные импульсы.

— Ты хочешь сказать…

— Ты больше похожа на мягкотелого, Нансия, чем остальные капсульники, — или, вернее сказать, больше похожа на человека. Ты злишься, и это проявляется в твоих соединениях. Тело нагревается, в ушах звенит, дыхание учащается, топливо расходуется интенсивнее — да, я сказал бы, что ты в ярости. И не без причины. Ты переросла этого добродетельного зануду, Нансия. Интересно, скоро ли ты заткнешь его и выпнешь прочь?

— …но ты была сбита с толку, и я сам несу часть вины за то, что позволил тебе убедить меня вопреки моим убеждениям сделать первый ложный шаг по ведущему в пропасть пути обмана, — закончил фразу Калеб, для которого разговор между Симеоном и Нансией, уложившийся в долю секунды, был за гранью восприятия. — Теперь ты видишь, к чему могут привести подобные вещи, и я уверен, что больше ты таких ошибок не допустишь. И я хочу, чтобы ты знала, что я полностью, по собственной воле прощаю тебя. Мы никогда не поднимем эту тему…

— Ты чертовски прав, не поднимем! — прервала его Нансия. — Иди и найди себе корабль, который соответствует твоим моральным принципам, Калеб!

— Что ты имеешь в виду?

Чтобы успокоиться, Нансия прервалась на секунду, перевела всю карту Веганского подпространства в линейные меры Старой Земли, а затем обратно. Путем множественных стандартных арифметических действий. В кодировке верхнего уровня. Нансия была на грани того, чтобы оскорбить Калеба в лучших чувствах. Но она была не настолько зла на него, чтобы действительно это сделать. Тот неопытный «мозговой» корабль, который пять лет назад заключил партнерство с Калебом, принял бы его самодовольную нотацию так же послушно, как если бы пилот излагал устав Курьерской Службы. Это не была ни вина Калеба, ни вина Нансии: она просто переросла его узкий черно-белый взгляд на мир. Фористер научил ее ценить оттенки серого и воспринимать их. И теперь Нансия чувствовала, что ее «телом» является скорее невысокий, полноватый, пожилой дипломат, нежели молодой человек, сопровождавший ее в первых ее путешествиях, — что ж, нельзя же заставлять Калеба страдать из-за этого.

Ее перегретые контуры остыли, жужжание в ушах стихло. Нансия успокоилась, просчитав простые, неизменные уравнения.

— Ничего не выйдет, Калеб, — произнесла она наконец. — Ты можешь простить меня, но прошлое все равно будет стоять между нами. Тебе лучше найти другой корабль, тот, который никогда не предаст твои идеалы. — «Предпочтительно такой, что получил патент не более десяти минут назад». — Что касается меня… — Нансия вздохнула, — горечь прибавляет мудрости. — «Это, по крайней мере, правда». — Я полагаю, наиболее правильным будет подать петицию в Центр, чтобы мое временное партнерство с Фористером стало постоянным или же чтобы мне позволили подыскать другое «тело», если Фористер решит уйти. — «Пожалуйста, пожалуйста, пусть он этого не сделает!»

— Ну… — По крайней мере речевые импульсы Калеба временно были подавлены. — Если ты действительно так считаешь…

— Да, — ответила Нансия и твердо добавила: — Я заплачу штрафной сбор за запрос о новом назначении для «тела». Будет нечестно возлагать на тебя какую бы то ни было часть этой ответственности.

Однако она была слегка разочарована, увидев, как быстро Калеб согласился на это предложение…

Когда несколько недель спустя Нансия приземлилась на Центральной Базе, суд над Ньотской Пятеркой, как поименовали новостники первых пассажиров Нансии, все еще был в разгаре.

Одинокое путешествие в Центральное подпространство, без пилота или пассажиров, которые отвлекали бы ее, дало Нансии много времени на раздумья… возможно, слишком много. У нее не было возможности узнать, как продвигается судебный процесс или как суд отреагировал на представленные ему показания: из уважения к чувствам Высших Семей репортеры не были допущены в зал суда, и потому новостникам оставалось только муссировать слухи. Нансия даже не знала, захочет ли суд вызвать ее на перекрестный допрос для подтверждения показаний, записанных ею на инфокристалл. Ну что ж, если они этого пожелают, она к их услугам. И все равно Нансия не получит нового назначения, пока Фористер не будет освобожден от свидетельских обязанностей и снова не займет должность ее «тела». Если, конечно, он по-прежнему хочет этого, после того как услышал, что было на том кристалле… и чего там не было.

Однако на размышления об этом Нансии уже не хватило времени — едва она коснулась посадочной площадки на Центральной Базе, как получила сообщение о визите посетителя.

— Перес-и-де Грас запрашивает разрешения подняться на борт, — заранее предупредил ее управляющий мозг Центральной Базы.

Это был приятный сюрприз! Последним известием, полученным Нансией от Фликса, был информационный пакет, присланный с Кайласа и содержащий по большей части изображения какого-то заштатного кафе, где Фликс получил работу синткоммиста. Должно быть, он уволился — или был уволен… Что ж, она не будет его об этом расспрашивать. Нансия открыла внешний люк и вывела на панорамные экраны в рубке изображения того подарка, который она заготовила для своего непутевого братца.

— Фликс, как здорово, я и не знала, что ты… — радостно начала она, когда дверь открылась. Фраза оборвалась слабым шипением, доносящимся из динамиков левого борта: Нансия увидела, что в проеме шлюза стоит подтянутый седовласый мужчина с холодными серыми глазами. Нансия поспешно убрала с дисплеев новые, супердетализированные, с голографическими вставками изображения новой версии «Разбросанных» и заменила их уместными, в спокойных тонах, репродукциями картин Старых Мастеров.

— Насколько я знаю, — ответил на ее слова Хавьер Перес-и-де Грас, — его здесь нет. Хотя теперь, когда я получил назначение на Центральный, твой младший братец наверняка найдет себе какую-нибудь отвратительную работу на этой планете, чтобы и дальше раздражать меня лицезрением того, как низко он пал.

— Ох! — Нансия никогда раньше не сопоставляла перемещения Фликса с одной планеты на другую и те назначения, которые получал ее отец на Дипломатической Службе.

Теперь же она провела быстрое сканирование своих восстановленных банков памяти и обнаружила, что совпадений на удивление много. Об этом, пожалуй, следовало спросить Фликса. Но обсуждать это сейчас с отцом Нансия не была готова.

— Я не думаю, — осторожно сказала она, — что именно ради этого ты пришел навестить меня? В смысле не для разговоров о карьере Фликса.

Отец хмыкнул:

— Я бы не назвал это карьерой. Вот ты, Нансия, девочка моя, действительно делаешь карьеру, и, судя по всем отчетам, до нынешнего времени тебе это удается вполне неплохо. Возможно, несколько просчетов в суждениях, но ничего такого, чего не могут исправить опыт и взросление…

На этот раз Нансия знала, что означает прилив тепла, затопивший контуры ее верхней палубы, и красная пелена перед визуальными сенсорами. Несколько секунд она не решалась заговорить, боясь, что не сможет контролировать свой голос. Она смотрела на отца и видела Калеба, а за ним, тенью, соткавшейся из ее воображения, маячил Фаул дель Парма-и-Поло. Вот перед ней еще один человек, который видит в ней всего лишь орудие, способное послужить его планам, и который явился лишь ради того, чтобы оценить, насколько хорошо она с этой задачей справилась. Они что, все такие?

— И какие именно ошибки в суждениях ты можешь назвать? — поинтересовалась Нансия, вновь восстановив контроль над голосом. Не то чтобы она совсем не сделала ошибок, на которые ей мог бы указать папа…

Но то, о чем он заговорил, было последней вещью, которую Нансия ожидала услышать в данной ситуации.

— По крайней мере, другой корабль выполнил задачу по их доставке на Центральные Миры, — произнес отец. — Но судя по тому, что я слышал на суде, ты была готова сама предложить свои услуги. Тебе не следует так принижать себя, Нансия. Перес-и-де Грас не может быть использован в качестве тюремного корабля для транспортировки обычных преступников.

— Если ты не забыл, папа, — возразила Нансия, — эти «обычные преступники» — те самые люди, которых я доставляла в систему Ньота во время своего первого рейса… и разве ты не потянул тогда за струнки, чтобы устроить мне именно это назначение?

Хавьер Перес-и-де Грас тяжело опустился в одно из мягких кресел.

— Я это сделал, — признал он. — Я думал, что для тебя будет неплохо побыть в компании молодежи… молодых людей одного с тобой круга и происхождения… в первом твоем путешествии. Я думал, что это будет простое задание.

— Я тоже так думала, — согласилась Нансия и ощутила, как в голосе прозвучала нотка горечи. Какая бы связь ни возникла между ее эмоциями и внешними контурами, эта связь работала в обе стороны. После неприятностей с гиперчипами Нансия больше не могла поддерживать идеальный контроль над своим голосом, выдавая те тщательно выверенные, безэмоциональные обертоны, которыми так гордилась. — Я так думала. Но все оказалось… куда более сложным. И я не знала, что делать. Может быть, я и сделала некоторые «ошибки в суждениях». Если ты помнишь, мне не с кем было особо посоветоваться. — «Я всего лишь получила запись напутственного послания от человека слишком важного и занятого, чтобы даже прийти на мою выпускную церемонию».

— Я помню, — произнес отец. — Если хочешь, это можно назвать моей ошибкой. Но мне казалось, что ты прекрасно справилась с обучением, получила диплом и патент… а я беспокоился за Фликса. И до сих пор беспокоюсь, если это имеет какое-то значение. — Он вздохнул. — Как бы то ни было, перед тобой была перспектива блестящей карьеры, а остальные мои дети представляли сплошную проблему.

— Только не Джиневра! — воскликнула Нансия. — Я всегда думала, что она являла образцовый пример того, чем ты хотел нас видеть.

— Я хотел, чтобы вы стали сами собой, — промолвил отец. — Очевидно, мне не удалось донести это до вас. Джиневра стала просто шаблоном идеального администратора ПТП, и я больше не знаю, о чем с ней говорить. Что касается Фликса — ну, ты ведь знаешь, что с ним происходит. Я теперь думаю, что он нуждался в моем внимании куда больше, чем ты. Я подумываю о том, чтобы предложить ему несколько вакансий на начальном уровне, в различных службах Центральных Миров — чтобы он сам выбирал, где ему работать, и смог в конце концов чего-нибудь добиться… но, конечно, ему придется отказаться от всех этих выходок с синткоммом… — Хавьер Перес-и-де Грас снова вздохнул. — Фликс никогда и ничего не делал прямо, без уверток. Я не знаю, возможно, он чувствовал себя покинутым все эти годы, когда каждую свободную минуту я посвящал тому, чтобы навестить тебя в Лабораторной школе. У меня на него просто не хватало времени. Даже в тот день, когда он родился, я был в Лабораторной школе, наблюдая, как тебя снабжают первой твоей подвижной капсулой. Возможно, я был ему нужен больше, чем тебе… возможно, еще есть возможность как-то изменить ситуацию.

Нансия быстро справилась с шоком, вызванным этой речью. Впервые, глядя на усталое лицо отца, она начала осознавать, сколько времени и сил он действительно отдавал семье все эти годы. С тех пор как мать Джиневры, Нансии и Фликса тихо ушла на небеса «блаженных» в закрытой, с хорошей репутацией, клинике, Хавьер пытался быть одновременно отцом и матерью для троих непокорных, талантливых, требовательных отпрысков Высшей Семьи. Другой человек ради эмоционального комфорта стал бы оказывать на детей чрезмерное давление; другой дипломат, озабоченный карьерой, распихал бы их по частным школам и забыл бы про них. Но папа не был таким, как Фаул дель Парма, он не стал использовать своих детей, с тем чтобы впоследствии от них избавиться. Хавьер Перес-и-де Грас сделал для своих детей все, что мог… в рамках своих возможностей… выкраивая минуты между собраниями, выдерживая долгие утомительные перелеты, чтобы во время перемещения с одного дипломатического поста на другой завернуть на пару дней к кому-нибудь из них, сжимая безжалостный график работы ради того, чтобы посетить церемонию выпуска или школьный матч.

— Ошибка в суждении, может быть, — произнес отец, когда молчание слишком затянулось, — но ни в коем случае… поверь мне… не ошибка в любви. Ты моя дочь. И я всегда желал тебе только добра. — И, поднявшись из кресла, он на миг приложил ладонь к титановому пилону, вмещавшему и оберегавшему капсулу Нансии.

— Запрашиваю разрешение подняться на борт!

На этот раз имя не было названо, но Нансия узнала голос Фористера, хотя было что-то непривычное в том, как он выговаривал слова. Активировав внешние сенсоры, Нансия увидела, что на посадочной площадке рядом с Фористером стоит еще и генерал Квестар-Бенн.

— Запрашиваю разрешение подняться на борт! — повторил Фористер. Каждое свое слово он выговаривал очень старательно. А Микайя Квестар-Бенн стояла очень прямо, как будто на параде. В душу Нанси начали закрадываться подозрения.

Она открыла нижний люк и стала ждать. Момент спустя входная диафрагма рубки разошлась, и в помещение вошла Микайя. Очень медленно и аккуратно.

За генералом шел Фористер. В руке он сжимал откупоренную бутылку.

— Вы оба пьяны, — жестко констатировала Нансия.

Фористер принял оскорбленный вид.

— Пока нет. Я не стал бы напиваться, прежде чем прийти сюда и поделиться с тобой новостями. Я просто счастлив… Очень счастлив, — разглагольствовал он. — Очень, очень, очень… о чем я думаю?

— Наверное, о том, что в бутылке «Искристого Хеорота» скоро покажется дно, — предположила Нансия.

Выражение оскорбленной гордости на лице Фористера стало еще более заметным.

— Прошу тебя! Как ты могла подумать, что я могу поднять тост в честь лучшего корабля Центральных Миров и при этом пить эту дешевую гадость? Она подходит только для… для…

— Голодающих музыкантов? — спросила Нансия. Когда-нибудь ей нужно будет серьезно поговорить с папой насчет Фликса — предложить, чтобы он перестал подыскивать для парня многообещающий старт для карьеры и позволил ему просто быть синткоммистом. Но последний визит отца показался Нансии не слишком благоприятным временем для такого разговора. И она сейчас не могла с ним связаться, потому что у Фористера явно что-то было на уме. В том, что осталось от его ума, поправила себя Нансия с ноткой зависти.

— Я должен тебе сказать, — заявил Фористер, сияя улыбкой, — что это подлинное вино со Старой Земли. «Бадаксоньи Кекньелу», не какая-то там подделка!

Новый языковой модуль Нансии включал в себя не только латынь и греческий, но и менее известные языки Старой Земли. Она просмотрела словарь венгерского языка.

— Озеро с Синим Языком Бадаксоньи? Ты уверен?

— Можешь ему верить, — вмешалась Микайя Квестар-Бенн. Как и Фористер, она выговаривала слова чрезвычайно старательно. — Если это не хуже, чем красное пойло, то оно стоит потраченных на него кредиток. А как называлось то красное, Фористер?

— «Эгри Бикавер».

— Бычья Кровь из Эгера, — перевела Нансия. — Ну ладно. Знаете, иногда я была бы совсем не прочь разделить удовольствия мягкотелых. Э-э… а что мы празднуем?

— Окончание судебного процесса! Ты что, не смотришь новости?

— В последнее время — нет. Они почти ничего не сообщают, — равнодушно ответила Нансия. «А если есть какие-то вопросы относительно моих показаний, я не хочу это слышать».

— Ну, теперь-то им будет что сообщить. — Фористер выпрямился и теперь стоял, слегка покачиваясь. — Приговор вынесен сегодня утром. Альфа бинт Герца-Фонг и Дарнелл Овертон-Глаксели получили по двадцать пять лет каждый. Они будут выполнять общественные работы на только что колонизованной планете — под строгой охраной.

— Альфа может принести колонистам пользу, — прокомментировала Нансия, — но я не знаю, что будет делать горстка бедных, ни в чем не повинных колонистов, когда им на шею свалится Дарнелл.

— Это сельскохозяйственный мир, — весело отозвался Фористер. — Им нужна рабочая сила для выполнения примитивных полевых работ. Что касается остальных… — Он на миг посерьезнел. — Полиона отправляют обратно на Шемали.

— Что?

— Работать в цеху по травлению гиперчипов, — пояснил Фористер. — Новый менеджер нашел безопасный способ обезвреживания вируса, который Полион встроил в гиперчипы. Так что завод продолжит производство чипов… под несколько более ответственным управлением. Я боюсь, что на некоторое время поставки гиперчипов резко снизятся, так что, Нансия, тебе еще долго не удастся заменить те, которые ты сожгла.

— Я с этим как-нибудь справлюсь, — сухо ответила Нансия. Ей действительно понадобится долгое время, прежде чем она допустит, чтобы какой-нибудь чип, разработанный Полионом де Грас-Вальдхеймом, оказался даже поблизости от ее плат!

Но Фористер пока не упомянул о двух людях, чья судьба волновала Нансию куда больше.

— А Блэйз?

Вряд ли все настолько плохо, иначе Фористер не был бы настроен так празднично.

— Пять лет общественных работ, — сказал Фористер. — Могло быть и хуже. В подпространстве Денеба есть какая-то заштатная планетка — вроде Ангалии, только хуже, и единственная чувствующая форма жизни на ней — гигантские пауки, с которыми еще никому не удавалось наладить общение. Блэйз стенал и жаловался, но я подозреваю, что он не дождется того момента, когда начнет учить этих пауков азбуке глухонемых. Мы можем навестить его после выполнения нового задания и посмотреть, как у него дела.

— Новое задание?

— Вот данные. — Фористер опустил в приемник считывателя Нансии кристалл. Нансия прочла указания, пока Фористер и Микайя вскрывали бутылку «Бадаксоньи Кекньелу». Они все трое были направлены на Тету Чентмари… очень, очень далеко от Центральных, через три отдельные точки сингулярности. Один переход должен был привести их прямиком в подпространство Денеба.

— А что мы будем делать по прибытии туда? — поинтересовалась Нансия. «Если предположить, что они собираются работать вместе со мной… по-моему, да. Но почему они не сказали ни слова насчет Фассы?»

— Запечатанные приказы. — Фористер бросил в считыватель второй кристалл, и, к своему разочарованию, Нансия обнаружила, что не может прочесть информацию на этом носителе. — Предполагается, что он дешифруется сам собой, когда мы пройдем третью сингулярность, — объяснил Фористер. — Очевидно, то, что происходит там, нежелательно разглашать на Центральных Мирах… Центр опасается утечки. Они обсуждали возможность сделать нас троих постоянной следственной бригадой для работы с мелкими шумными скандалами, наподобие того, что сейчас происходит на Тете Чентмари… что бы там ни творилось.

— А что вы двое думаете на этот счет? — осторожно спросила Нансия. — Теперь, когда суд позади? И… вы не сказали мне ничего о Фассе.

— Ах да, Фасса. — Веселый блеск в глазах Фористера немного потускнел. — Сев летит вместе с ней на Ригель-IV, ты это знаешь? Он сказал, что постарается там найти работу частного следователя или охранника, пока не закончится ее срок.

— Двадцать пять лет?

— Десять. Суд решил проявить снисходительность ввиду очевидного раскаяния… она ведь помогла нам поймать Полиона с поличным, к тому же была эта ее трогательная попытка защитить меня, когда Полион удерживал нас в заложниках во время пребывания в сингулярности. Большинство этих событий было блестяще отражено в твоих видеозаписях, Нансия. — Фористер мягко улыбнулся. — Хотя там и было несколько пробелов.

«Вот и началось». Нансия пыталась не думать об этом аспекте судебного процесса.

— Я же говорила, что моя память несколько пострадала, — напомнила она Фористеру.

— Ну да, говорила… Как бы то ни было, суд не был уверен, что со всем этим делать. В конце концов, к тому моменту Фасса уже находилась под арестом, и она, вероятно, просто хотела выставить себя перед правосудием в наиболее выгодном свете. Однако было и еще одно событие, произошедшее ранее, задолго до ее ареста, и оно убедило суд, что Фасса вовсе не была такой же мошенницей, как ее сотоварищи. — Фористер подмигнул. — Похоже, что, когда построенный ею на Шемали цех обрушился, она бесплатно возвела новое здание. Сев Брайли засвидетельствовал это. Сейчас мне кажется, будто я краем уха слышал, как Полион сказал, что Фасса сделала это под угрозой его возмездия. Но к тому времени, как Сев поведал об этом деле со строительством на Шемали, суд над Полионом уже был окончен, так что его нельзя было вызвать для перекрестного допроса. А один из небольших пробелов в твоих записях пришелся как раз на те минуты, когда Полион объяснял нам эту маленькую подробность.

Нансия почувствовала, как к контурам ее верхней палубы приливает жар.

— Я говорила, что у меня отсутствуют некоторые участки памяти, — повторила она.

— Очень уместно расположенные участки, должен заметить.

— Ну хорошо, я убрала эту часть записи. Я… Фассе в прошлом пришлось пройти через худшие неприятности, чем те, с какими когда-либо сталкивались ты или я, — призналась Нансия. — Судя по тому, что я услышала, когда наблюдала за ней и Севом… ты не знаешь, что сделал с ней ее отец.

— Могу предположить, — заметил Фористер.

— Ну, вот. Это не извиняет того, что она сделала, я понимаю. И это могло бы оказаться для нее фатальным, если бы всплыло на суде. Но… она не настолько уж испорченна. Просто она никогда не знала, каково это — иметь за спиной любящую семью, готовую всегда тебе помочь. — «Мне повезло куда больше — пусть даже я не всегда это осознавала». — Я думаю, Фасса заслуживает того, чтобы получить второй шанс.

После ее слов в рубке воцарилось молчание.

— Я… это было бесчестно, — согласилась Нансия. — И я это знаю. И если вы двое после этого больше не захотите работать со мной…

— Нам была известна правда об этих зданиях, — сказала Микайя. — Мы тоже были там, если помнишь. Я не видела никакой необходимости представать перед судом для того, чтобы опровергнуть трогательные показания Сева. И твой пилот тоже не собирался этого делать. — Генерал запрокинула голову и одним глотком осушила бокал старинного вина. Фористер вздрогнул.

— Тогда… — Нансия не знала, что и думать.

Фористер погладил ее титановый пилон.

— Это было… в некотором роде испытание, можно так сказать. Мик как-то предположила, что ты провела слишком много времени с Калебом и нахваталась от него этих черно-белых воззрений — слишком много для того, чтобы войти в следственную команду. Мы можем столкнуться с достаточно щекотливыми заданиями. И тогда потребуется выносить суждение — не во всех вопросах можно полагаться на устав Курьерской Службы. Но теперь я считаю, что ты достаточно повзрослела, чтобы выносить собственные суждения в области морали — в том числе и относительно того, когда необходимо промолчать. В конце концов, ты не солгала ни об одном прегрешении Фассы; все свидетельства, приведенные в твоих показаниях, совершенно правдивы. Ты просто… уравновесила то, что не могла сказать о ее трагическом детстве, тем, что ты умолчала о некоторых аспектах ее строительных работ на Шемали.

— Вы не станете презирать меня за это?

— Я сделал то же самое, — напомнил Фористер, — при этом даже не зная о том, насколько тяжелым было детство Фассы.

— Значит… это не было неправильно?

— Теперь ты взрослая, Нансия. Ты можешь судить сама. Так что ты думаешь по этому поводу? — спросил Фористер.

Нансия все еще размышляла, когда они достигли первой точки сингулярности по пути к Тете Чентмари. Фористер и Микайя надежно пристегнулись к койкам в своих каютах, и Нансия без усилий заскользила по волнам расщепляющихся пространств. Пространство и время скручивались и перестраивались вокруг нее, и она выбирала путь между постоянно изменяющимися матрицами трансформаций. В течение нескольких секунд великолепного и опасного перехода Нансия скользила, танцевала и ныряла в своей стихии, принимая решения самостоятельно…

…как и на протяжении всей остальной своей карьеры.