Роби было девять лет, когда его отец, разыскивая какую-то партитуру, принялся копаться в столе у Мерелан.

— А это что за каракули? — сердито спросил он и задержался на мгновение, просматривая верхний лист. Даже не заметив жену, вмиг потерявшую дар речи, Петирон пробежал глазами еще два листа и лишь после этого бросил бумаги обратно в ящик. Мерелан же застыла на пороге, сжимая в руке распечатанное письмо, и лицо у нее было какое-то странное.

— Что тебе нужно в моем столе? — спросила она, стараясь говорить спокойно. При виде того, как Петирон отшвырнул бесценные для нее свидетельства музыкального гения ее сына, Мерелан охватила ярость.

— Какой-нибудь чистый лист. У меня закончились, — отозвался Петирон, раздраженно копаясь в ящике. — Ты бы хоть порядок здесь навела, Мер.

— Я держу чистые листы вот здесь, на видном месте, — сказала Мерелан, отчетливо выговаривая каждое слово, и указала на коробку, стоящую на столе.

— А, вижу. — Снова взяв несколько исписанных листов, Петирон начал их просматривать один за другим. — Можно, я их позаимствую?

— Только если вернешь то, что взял.

Мерелан стоило огромного труда держать себя в руках. Она даже не заметила, что скомкала письмо.

— Да ладно, не обижайся, — сказал Петирон, лишь теперь заметив, как гневно смотрит на него супруга и как напряженно она держится. — Я после обеда принесу еще.

Он двинулся было к выходу из комнаты, но остановился и обернулся.

— А кто написал эти мелодии? Ты? — Он улыбнулся, стараясь успокоить жену. — В общем, неплохо вышло.

Его покровительственный тон так взбесил Мерелан, что она выпалила:

— Это написал твой сын! Петирон удивился:

— Кто-кто? Роби?

Он снова взглянул на стол Мерелан, но та быстро переместилась и загородила ему дорогу.

— Мой сын уже пишет музыку? Но ты, конечно, ему помогла, — добавил он таким тоном, будто это все объясняло.

— Он пишет ее совершенно самостоятельно!

— Но должен же был кто-то ему помочь, — заявил Петирон, пытаясь обойти Мерелан и добраться до стола. — Хотя мотивчики, в общем-то, детские, но партитура написана хорошо.

Тут Петирон наконец приостановился, сообразил, что произошло, и у него от удивления отвисла челюсть.

— А давно он сочиняет эти мотивчики?

— Если бы ты хоть иногда вспоминал о своих отцовских обязанностях и обращал внимание на сына или хотя бы раз поинтересовался, как идет его учеба, — закричала Мерелан, давая волю давно копившемуся раздражению, — ты бы знал, что он уже несколько лет пишет музыку. — Она намеренно подчеркнула последнее слово. — Ты даже слышал некоторые его песни от учеников.

— Я слышал его песни?

Петирон нахмурился. Подобный проступок просто не укладывался у него в голове. Как Мерелан могла скрыть от него способности его сына и даже не рассказать, что ученики уже разучивают написанные им песни.

— Слышал! — воскликнул он, перебрав в голове мелодии, доносившиеся из кабинета Уошелла во время занятий.

Конечно, песни были вполне уместны в исполнении учеников младшего возраста, но… Он уставился на Мерелан. Петирону вдруг показалось, что его предали. И кто — собственная жена!

— Но почему, Мерелан? Почему ты скрывала от меня его способности? От меня, от его отца?

— А, так теперь он уже твой сын, а не мой?! — огрызнулась в ответ Мерелан. — Стоило ему доказать, что он на что-то годен, и он уже твой!

— Твой, мой — какая разница? Ему же всего… Сколько ему — семь Оборотов?

— Девять! — рявкнула Мерелан и вылетела из комнаты, с силой хлопнув дверью.

Петирон остался стоять, умоляюще вскинув руку с зажатыми в ней чистыми листами. В ушах у него звенел грохот захлопнувшейся двери.

— Но я же никогда…

Он присел на краешек стола, пытаясь связать воедино поведение Мерелан и невероятное сообщение о способностях его — нет, их — сына. Глубоко вздохнув, Петирон попытался осмыслить свое открытие, а заодно и обвинения жены, совершенно сбившие его с толку. Затем он встряхнулся и вернулся к этюду — точнее, попытался перенести его с грифельной доски на пергамент. Но стоило Петирону сесть за стол, и он понял, что не в силах сосредоточиться — слишком уж его поразило заявление Мерелан.

Если мальчик в каких-то несчастных девять Оборотов пишет подобные мелодии, несложные, но обладающие живостью, — это Петирон успел заметить даже при беглом просмотре, — значит, его — их! — сын достаточно одарен, чтобы дать ему серьезное образование. Так их сыну уже девять? До чего же быстро летит время — заметить не успеваешь! Конечно, ребенок растет в окружении музыки — не удивительно, что он усвоил основы музыкальных знаний. Вероятно, эти простенькие мотивы — скорее вариации каких-то услышанных малышом тем, а не что-то оригинальное. Но почему Мер так расстроилась? Почему ее так обидело, что он неправильно назвал возраст мальчика? Пожалуй, надо повнимательнее присмотреться к этим записям. Даже если там всего лишь вариации, они достаточно примечательны. Мальчику надо дать специальное образование, чтобы развить его дар до профессионального уровня. Его сын может стать подмастерьем!

Эта мысль оказалась неожиданно приятной. Петирон вдруг осознал, что никогда не задумывался о будущем Робинтона. Да ведь никто об этом не думает, пока ребенок не вырастает настолько, что приходит пора отдавать его в ученики. Петирон считал, что вполне способен беспристрастно относиться к родному сыну, когда речь зайдет об надлежащем образовании. Но сейчас он сознался себе, что бывает иногда немного придирчив. Может, лучше отдать Робинтона в обучение к кому-то из странствующих мастеров, в какой-нибудь хороший холд? Мальчик познакомится с миром и научится больше ценить свой цех. Да, это хорошая мысль. И у них с Мерелан появится больше времени для работы. А то Мерелан в последнее месяцы как-то странно рассеянна. Ей нужно сосредоточиться.

Куда она положила эти записи? Они были в ящике, слева. Петирон принялся обшаривать стол. Когда дело касалось музыки, Мерелан всегда была чрезвычайно аккуратна, но вот в столе у нее царил полнейший беспорядок. Свернутых в трубку листов нигде не было видно. Должно быть, Мерелан забрала их с собой, взбеленившись из-за того, что он забыл, сколько Роби лет. Но как мужчина может общаться с сыном, пока тот не вырос настолько, чтобы понимать отцовские наставления и поучения? Пока он не способен оценить отцовские достижения? Пока не сможет воспринять все, чему его будет учить отец? Нет, твердо решил Петирон, теперь он возьмет Робинтона под присмотр и позаботится, чтобы тот получил надлежащее образование. Родство — еще не повод ставить мальчика в тепличные условия. Надо подходить к нему с теми же мерками, что и ко всем прочим ученикам…

— Робинтон! — позвал он и двинулся к детской комнате.

Дверь была приоткрыта. Комната выглядела довольно аккуратно, особенно если учесть, что жил в ней ребенок. Постель была застелена, немногочисленные игрушки стояли рядком на полке. Тут Петирон заметил среди игрушек дудочки и чехол от маленькой арфы. Значит, кто-то другой уже учит его сына играть на арфе!

Петирона охватил праведный гнев. Мерелан ведет себя чрезвычайно странно! Сперва она умалчивает о способностях Робинтона, а потом позволяет кому-то другому обучать его сына!..

Петирон выскочил из комнаты; он был уже на лестнице, когда сверху до него донесся оклик мастера Дженелла:

— Петирон, можно вас на минуту?

Петирон остановился, продолжая глядеть вниз и размышляя, куда умчалась разобиженная Мерелан и где сейчас может находиться его сын. Конечно, главный арфист имел полное право позвать его на беседу в любой момент. Только вот нынешний момент был очень уж неподходящим. Мастер композиции сейчас не способен был думать о профессиональной учтивости. Ему нужно было разыскать супругу и сына. И немедленно! Пока она не допустила еще какой-нибудь прокол с обучением Робинтона.

Увидев, что Петирон колеблется, мастер Дженелл нахмурился.

— Петирон, я вас жду!

— Прошу прощения, мастер, но… — начал было Петирон, с трудом заставляя себя говорить вежливо.

— Я жду, — твердо повторил Дженелл.

— Но мой сын… — попытался найти убедительную отговорку Петирон.

— Именно о вашем сыне я и желаю с вами поговорить, — сказал Дженелл. Голос его звучал так сурово, что удивленный Петирон подчинился и направился вверх, в комнату мастера-арфиста.

— О Робинтоне?

Дженелл кивнул и, втолкнув композитора в кабинет, захлопнул дверь.

— Да, о Робинтоне. — Он жестом велел Петирону сесть и сам уселся напротив, сцепив руки, что неоспоримо указывало на серьезность предстоящей беседы. — Я как мастер-арфист отвечаю за всех, кто принадлежит моему цеху, и выполняю определенные обязанности.

Петирон кивнул, и Дженелл продолжил:

— Я отправил Мерелан в Бенден-холд. На год.

— Но вы не имеете права!.. — в изумлении и негодовании выпалил Петирон, привстав с кресла.

— Нет, я в своем праве, и уже это сделал, — ровным тоном произнес Дженелл, но так сурово, что Петирон опустился на место. — Да, я знаю, что вы уже пишете новые арии специально для голоса Мерелан, но мне кажется, что вы чересчур перегружаете ее работой… — Дженелл предостерегающе поднял палец, — и совершенно не занимаетесь своим сыном.

— Моим сыном… Вот о сыне мне и нужно с вами поговорить, Дженелл. Он написал…

Дженелл поднял второй палец.

— Вы, очевидно, единственный человек в цехе, который еще не распознал в Робинтоне гения.

— Гения? Несколько простеньких мелодий…

— Петирон! — Голос Дженелла не уступал суровостью взгляду. — Мальчик способен прочесть с листа любую музыку — даже написанную вами — и тут же сыграть ее на дудочке или гитаре, причем с безукоризненной точностью. Он делает инструменты, достойные цехового клейма.

— Барабан, который он сделал, не соответствовал стандартам, — начал было Петирон.

— И все-таки даже тот, первый его барабан был достаточно хорош. Другие, которые Роби сделал за последние месяцы, уже проданы. Кроме того, он сделал довольно много дудочек и свою первую флейту…

— Так дудочки, которые лежат у него в комнате…

— Прочие мастера цеха уже считают его учеником, мастер композиции Петирон, — сказал Дженелл. — Мы были очень осторожны и позволяли мальчику продвигаться вперед теми темпами, которые устраивали его самого, — и сейчас он уже обогнал большинство учеников второго года обучения.

У Петирона отвисла челюсть.

— Но он — мой сын!..

— Только вот вспомнили вы об этом, похоже, только что, — произнес Дженелл, словно отчитывал провинившегося подмастерья. Затем он слегка смягчился. — Петирон, вы — лучший композитор из всех, что появлялись в цехе на протяжении последних двух сотен Оборотов, и вас за это ценят и уважают. Должно быть, эта ваша способность всецело сосредоточиться на чем-то одном позволяет вам сочинять столь сложную и изысканную музыку — но она же мешает вам помнить о других, не менее важных вещах. Например, о вашей жене и вашем сыне. А потому, когда Бенден-холд попросил прислать к ним учителя вокала, я назначил на этот пост Мерелан. По ее просьбе. А поскольку у лорда Бенденского есть дети примерно одного возраста с Робинтоном, он отправится с матерью.

Оскорбленный Петирон поднялся с кресла.

— Я — его отец! Неужели я не имею права голоса?

— Согласно традиции, до тех пор, пока мальчику не исполнится двенадцать, он находится под присмотром матери — если только его не отдают на воспитание в другую семью.

— Все это было проделано с совершенно излишней поспешностью, — начал Петирон, сжимая и разжимая кулаки и стараясь сдержать закипающий гнев. Мало того, что никто не пожелал считаться с его отцовскими правами, так еще и жена, всегда относившаяся к нему с пониманием и любовью, внезапно покинула его!

— Напротив, мастер Петирон, — отозвался Дженелл, медленно и печально покачав головой. — Это решение не было ни легким, ни поспешным.

— Но… она же была там! Совсем недавно! — Петирон махнул дрожащей рукой в сторону своих комнат, располагавшихся этажом ниже. — Она не могла уехать далеко…

— Сегодня утром из Бендена прилетел дракон и привез Мерелан письмо от лорда Майдира. Врачи велели его арфисту, Эварелю, отдохнуть, и Майдир настойчиво просил Мерелан принять их приглашение. Она отправилась домой, чтобы обсудить его просьбу с вами. Признаюсь честно, я был удивлен, когда она, вернувшись, сообщила, что согласна. Она сказала, что, по ее мнению, этого требуют интересы Робинтона — и ее собственные.

— И все из-за того только, что я не вспомнил, сколько лет моему сыну? — От удивления голос Петирона взвился до тенора.

Дженелл уставился на него с таким искренним изумлением, что Петирон понял: об этом Мерелан не сказала. Однако она согласилась принять пост в Бендене и уехать из цеха — уехать от него, от мужа! Это было настолько не похоже на Мерелан, что Петирон не мог придумать тому никаких объяснений — кроме этого дурацкого незначительного происшествия.

— Этого я не знаю, Петирон. Но сейчас они с мальчиком уже добрались до Бенден-холда. Мерелан попросила Бетрис собрать их вещи. Думаю, в скором времени она вам напишет.

Петирон посмотрел на мастера-арфиста. Услышанное никак не укладывалось у него в голове.

— Раз мать имеет право держать ребенка при себе до тех пор, пока ему не исполнится двенадцать, я не стану бороться с материнским инстинктом, — произнес он так резко, что Дженелл вздрогнул. — Но после этого он будет мой.

И, высказав это полуобещание-полуугрозу, Петирон развернулся и покинул кабинет мастера-арфиста.