Сперва Гилл решил, что это всего лишь очередной обломок космического мусора – мигающий, вращающийся вокруг своей оси и ярко вспыхивавший отраженным светом. Отчетливые блики скользили по поверхности астероида AS-64-B1.3, где они тянули кабель. Однако что-то в этом объекте показалось ему странным, и он счел нужным поднять этот вопрос, когда вместе с товарищами вернулся на борт “Кхедайв”.

– Объект слишком яркий, он не мог долго пробыть в космосе, – заметил Рафик. Его тонкие смуглые пальцы танцевали над консолью; он одновременно считывал информацию с полудюжины экранов и переводил мерцающие цветные строчки в голосовые команды, подаваемые на внешнюю сенсорную систему.

– Что ты этим хочешь сказать? Что значит – “слишком яркий”? – поинтересовался Гилл. – Вот звезды, например, тоже яркие, а большей частью они тут уже давно…

Рафик поднял черные брови и кивнул Калуму.

– Но сенсоры говорят нам о том, что это металл, причем слишком гладкий, – заговорил Калум. – В том органе, который мы в шутку называем твоим мозгом, осталось слишком много от примитивного мышления твоих предков-викингов, Деклан Гилоглы Третий. Разве по незначительным повреждениям не видно, что данный объект находится в поясе астероидов не более нескольких часов? И, если он находится в данном секторе пространства не более нескольких часов, неужели ты не задаешь себе вопроса, откуда он здесь появился?

– Опять головоломка, да? Но я предоставлю ее решение вам, – добродушно ответил Гилл. – Я всего-навсего самый обычный, простой инженер-металлург. Можно сказать, сын земли с мозолистыми руками.

– Я бы скорее сказал – сын астероидного пояса, – уточнил Рафик. – Кстати сказать, с этого астероида мы мало что получим. Нужно сперва бурить поверхность и брать пробы, прежде чем запускать магнитные захваты… О! Мы его захватили.

На центральном экране появился овальный объект с ровными выемками с одной стороны.

– Посмотрим, что нам скажут сенсоры об этой маленькой загадке…

– Похоже на гороховый стручок, – заметил Гилл.

– Это верно, – согласился Калум. – Остается только выяснить, что в нем за горошины и хотим ли мы посадить их на своем корабле, или лучше будет отправить их куда подальше? Вроде бы, за последнее время в этом секторе не было никаких дипломатических конфликтов – или я ошибаюсь?

– По крайней мере, таких, после которых остаются дрейфующие мины, не было, – ответил Гилл, – тем более, что эта штуковина не похожа на космическую мину – разумеется, из тех типов, которые знакомы мне . К тому же, только идиот отправит космическую мину в пояс астероидов, где никогда не угадаешь, с чем она столкнется и кому от этого будет хуже.

– Высокий интеллект, – пробормотал себе под нос Рафик, – не всегда является отличительной чертой тех, кто предпочитает достигать дипломатических целей посредством мин… Считывание информации, – приказал он компьютеру. – Все параметры. Так… так… Очень интересно!

– Что?

– Я, конечно, могу ошибаться… – Рафик помолчал. – Во имя Трех Пророков! Я наверняка ошибаюсь! Эта штука слишком мала… а в этом секторе нет регулярного движения… Калум, что ты думаешь о данных сенсоров?

Калум склонился над панелью управления; несколько раз быстро моргнул песочного цвета ресницами, следя за сменяющимися на экране цветными строчками.

– Ты не ошибаешься, – наконец объявил он.

– Возможно, вы двое захотите поделиться со мной великим прозрением? – Гилл явно жаждал объяснений.

Выпрямившись, Калум посмотрел на Гилла.

– Твои горошины, – проговорил он, – оказались живыми. С учетом размеров “стручка”, слишком маленького для того, чтобы в нем была автономная система регенерационного жизнеобеспечения, это спасательная капсула, и сигнал, который она передает – это сигнал бедствия, хотя такой код мне никогда не встречался.

– Мы можем захватить ее?

– Нам придется это сделать, разве нет? Будем надеяться… о, отлично. Я не могу определить состав сплава, но он, несомненно, содержит железо – а, следовательно, наши магнитные захваты смогут удержать капсулу… вот так, легче, легче… – обратился Рафик к механизмам, которые он только что привел в действие, – мы же не хотим раздавить ее, верно? Хрупкое содержимое. Обращаться с осторожностью, и все такое… Прекрасно, – пробормотал он, когда капсула оказалась в пустом грузовом отсеке.

– Сам себя не похвалишь – никто не похвалит? – язвительно поинтересовался Калум.

– Я не о себе, я о нашем корабле – о “Кхедайве”. Он проделал прекрасную работу и очень аккуратно обращался с нашим “гороховым стручком”. Теперь его следует перенести внутрь и вскрыть.

На “гороховом стручке” не обнаружилось никаких идентификационных меток из тех, что они смогли прочесть; однако, как решил про себя Калум, длинные строки, вьющиеся по поверхности капсулы, должно быть, были письменностью какой-то неведомой им цивилизации.

– Ну, разумеется, инопланетяне, – пробормотал Рафик. – Столько веков прошло со времен начала Экспансии, столько звезд и планет нанесено на карты – а нам первым выпало открыть разумную инопланетную расу… Нет, не может быть. Это просто украшение – или же незнакомая нам знаковая система, однако последнее мне кажется крайне маловероятным. Полагаю, вы со мной согласны?

– Более-менее, – в голосе Калума не было и тени той иронии, которая прозвучала в тоне Рафика. – Однако же это не кириллица, не новогреческий и не романский шрифт; это не три-лат и не какой-либо иной алфавит из тех, что я могу припомнить… ну, так и что же это такое?

– Может быть, – предположил Рафик, – “горошины” расскажут нам об этом.

Он пробежал кончиками пальцев по изящным письменам, врезанным в металл, и по углублениям на боку капсулы. Герметичное устройство такого размера, что может вместить тело взрослого человека… возможно, это не спасательный модуль, а гроб? Но сенсоры корабля зафиксировали сигнал бедствия и обнаружили внутри “стручка” признаки жизни.

Когда он обнаружил, как открывается капсула, способ этот оказался таким же простым и элегантным, как и ее форма: нужно было просто нажать пальцами обеих рук на три овальных углубления в центре капсулы.

– Погоди, – попросил Калум. – Лучше наденем скафандры и откроем “стручок” в воздушном шлюзе. Мы же не знаем, в какой атмосфере выросло это существо.

Гилл нахмурился:

– Мы могли бы убить это существо, открыв капсулу… Нет ли способа проверить, что там внутри?

– Нет – если мы не откроем капсулу, – жизнерадостно ответил Калум. – Послушай, Гилл, что бы там ни находилось, возможно, оно уже мертво – а если нет, то оно не сможет вечно находиться в герметично закрытой капсуле. Ему придется рискнуть.

Мужчины переглянулись, пожали плечами и надели рабочие скафандры, после чего направились вместе с капсулой в воздушный шлюз.

– Что ж, Калум, – странно стесненным голосом проговорил Рафик через несколько мгновений после того, как капсула открылась, – по крайней мере, наполовину ты оказался прав. В любом случае, это не взрослый .

Калум и Гилл наклонились над капсулой, рассматривая спящее в ней существо.

– И к какому же виду оно относится? – спросил Калум.

– Правда, она – совершенно очаровательная малышка? – тон Гилла был настолько сентиментальным, что Калум и Рафик воззрились на него с изумлением.

– Откуда ты знаешь, какого пола это существо? – поинтересовался Рафик.

– Она выглядит как девочка!

У товарищей Гилла маленькое существо, лежавшее, свернувшись, на боку в позе спящего младенца, подперев кулачком щеку, вызывало те же ощущения. Пышные серебристые волосы колечками ложились на лоб, спускались по спине до острых лопаток, отчасти скрывая бледное тонкое личико.

Трое мужчин стояли и смотрели на малышку, когда она пошевелилась, открыла глаза и попыталась сесть.

– Аввви , – тихонечко заплакала девочка. – Аввви!

– Мы испугали бедную малышку, – сказал Гилл. – Ладно, по крайней мере, очевидно, что она дышит кислородом, как и мы, так что давайте-ка снимем скафандры и отведем ее внутрь корабля. Пусть видит, что мы такие же, как она, а не металлические монстры!

Перенести капсулу вместе с ее содержимым на корабль оказалось нелегким делом. “Бедная малышка” начинала жалобно поскуливать каждый раз, как капсула покачивалась.

– Бедный детеныш! – воскликнул Гилл, когда они снова опустили капсулу на пол. Это движение отбросило серебристые кудряшки со лба девочки. Посередине лба, точно между серебристыми бровями и волосами обнаружился бугорок чуть больше дюйма в диаметре. – Как такое могло случиться? Капсула достаточно мягкая изнутри, а Рафик завел ее в шлюз так аккуратно, словно это была полная корзина яиц… готов поручиться, ни одно бы не разбилось!

– Я думаю, этот вырост естественного происхождения, – заметил Рафик, – и это не единственное ее физическое отклонение. Посмотрите-ка на ее руки и ноги.

Теперь, когда Рафик обратил на это их внимание, остальные двое мужчин заметили, что пальцы на руках девочки были менее гибкими и подвижными, чем человеческие – что и не удивительно, ведь ее пальцы имели только две фаланги. А маленькие босые ступни оканчивались двумя большими пальцами, гораздо более крупными и толстыми, чем человеческие, и расположенными под странным углом.

– Аввви, аввви! – уже громче и требовательнее повторяла девочка. У нее были странные глаза – казалось, они меняли форму; но она не плакала.

– Может быть, это вообще не отклонение, – предположил Калум.

– Что, все еще ищешь разумных инопланетян? – съехидничал Рафик.

– А почему бы и нет? Физически она отличается от нас; мы не можем прочитать письмена на капсуле; и может ли хоть один из вас сказать мне, что значит “аввви ”?

Гилл наклонился и, взяв девочку на руки, вынул ее из спасательной капсулы. В его больших руках она выглядела как хрупкая кукла. Когда он поднял ее на уровень плеч, девочка взвизгнула от ужаса и крепко вцепилась его курчавую рыжую бороду.

– Все совершенно очевидно, – поглаживая девочку по спине, заговорил он. – Тише, тише, акушла, с тобой ничего не случится. Я тебя не отпущу… Что бы это ни был за язык, – продолжал он, – должно быть, “аввви ” на нем означает “мама”.

Он перевел взгляд со спасательной капсулы на Рафика и Калума.

– А в отсутствие “аввви”, джентльмены, – объявил он, – похоже, эту роль придется выполнять нам.

Обнаружив, что борода у Гилла мягкая и приятно щекочет ее лицо, а руки у него добрые и осторожные, девочка успокоилась и притихла. Решив, что после пребывания в капсуле, возможно, довольно длительного, малышка хочет пить, мужчины предложили ей воды. У девочки были зубы – и метке от этих зубов суждено было навсегда остаться на краю кружки. Сделав первый глоток, девочка изобразила на лице недовольную гримасу – по крайней мере, так показалось Гиллу, – но ее организм был слишком обезвожен, чтобы она стала отказываться от воды. Мясо она выплюнула, едва попробовав; крекеры и хлеб ей, похоже, тоже не пришлись по вкусу. Встревоженный тем, что основные продукты их рациона оказались неприемлемыми для девочки, Калум бросился в секцию гидропоники и набрал разной зелени. Девочка схватила латук и сразу запихнула его в рот; потом потянулась за свеклой, которую жевала уже медленнее, затем перешла к моркови и редиске. Наевшись, она вывернулась из рук Гилла и направилась прямиком к заинтересовавшей ее панели управления, где и успела включить сигнал тревоги прежде, чем Гилл успел ее остановить. Калум немедленно занялся устранением последствий этой шалости.

Девочка выглядела испуганной, зрачки ее серебристых глаз сжались в точку, маленькое тело напряглось. Она пробормотала что-то на незнакомом людям языке.

– Нет, малышка, нет, – уговаривал ее Гилл, грозя девочке пальцем. – Ты меня понимаешь? Не надо это трогать.

Он протянул руку, почти коснувшись панели управления, но тут же отдернул ее, сделав вид, что ему больно: сунул пальцы в рот, потом подул на них.

Зрачки девочки расширились, и она проговорила что-то с вопросительной интонацией.

– Нет! – повторил Гилл, и девочка кивнула, спрятав обе руки за спину.

– О, да она очень умная, наша девочка, просто умница, – с одобрением заметил Калум, улыбаясь и гладя пушистые мягкие волосы девочки.

– Может, стоит ей показать наш туалет, как вы думаете? – спросил Рафик, оглядывая нижнюю часть тела девочки, покрытую короткой шерсткой.

– Боюсь, для нее он не подойдет, – возразил Гилл, – разве что она все-таки мальчишка и тщательно это скрывает.

Гилл зарылся пальцами в бороду, что всегда указывало на глубокую задумчивость.

– Она ест зелень, как травоядное животное…

– Она не животное! – кажется, такое предположение привело Калума в ярость.

– Но она ест зелень. Может, нам стоит показать ей секцию гидропоники. У нас там есть грядка, на которой мы сажаем редис..

– А последнюю редиску ты ей сам только что скормил, – в тоне Рафика слышались обвиняющие нотки.

– Она не похожа на кошку или собаку, – продолжал вслух размышлять Гилл. – Строго говоря, хотя она и очень милая девочка, в ней есть что-то… почти лошадиное.

Рафик и Калум принялись с жаром возражать против подобного предположения, но в это время девочка забеспокоилась и начала озираться по сторонам.

– Мне кажется, ей уже невтерпеж, – продолжал Гилл. – Так, может, стоит отвести ее на грядку?

Так они и поступили; девочка чуть наклонилась вперед и справила нужду, аккуратным движением своей странной ножки присыпав это место землей. Потом она огляделась, рассматривая зеленые растения вокруг.

– Может, нам стоило принести ящик с землей к ней? – задумчиво проговорил Гилл.

– Давайте-ка уведем ее отсюда, – предложил Рафик. – Мы ее накормили и дали ей справить нужду; может, теперь она уснет, а мы сможем вернуться к работе.

И в самом деле, девочка спокойно дала отвести себя к открытой капсуле, забралась в нее и свернулась внутри, закрыв глаза. Ее дыхание замедлилось; она уснула. Трое мужчин на цыпочках разошлись по своим рабочим местам.

Однако разговоры о будущем девочки и о том, как разместить ее на их небольшом корабле, продолжались весь вечер, пока команда прокладывала крепящий кабель по поверхности астероида и устанавливала в новом месте бурильную установку. Астероид AS-64-B1.3, возможно, действительно был богат металлами платиновой группы, однако, чтобы добыть эти металлы, нужно было изрядно потрудиться: коэффициент плотности пород оказался гораздо выше, чем ожидалось. В течение вечера то один, то другой горняк облачался в скафандр и отправлялся на поверхность астероида, чтобы выбрать более удобное место для бурения, заменить наконечник бура или очистить инструменты и приборы от вездесущей пыли, которая проникала, казалось, и сквозь абсолютно герметичную упаковку.

– Давайте назовем этот астероид “Анусом”, – мрачно заявил Калум после одной из таких прогулок.

– Калум, я тебя умоляю! – с упреком заметил Гилл. – Не при ребенке!

– Очень хорошо, тогда ты сам его назови.

У них была привычка давать временные имена каждому астероиду, на котором им приходилось работать: в этом было что-то личное, что-то, позволявшее лучше запомнить места работы. Разведка давала астероидам только номера; иногда не было и этого. Многие астероиды, на которых им приходилось работать, были всего несколько метров в поперечнике – слишком маленькие и незначительные для того, чтобы исследовательские группы обратили на них внимание, но достаточно удобные для разработки командой “Кхедайва”. Однако AS-64-B1.3 был крупным астероидом, таким большим, что его еле мог удержать самый длинный из их кабелей: в таких случаях команда предпочитала давать астероидам имя, начинавшееся с первых букв того обозначения, под которым астероид был записан в отчетах исследовательских команд.

– Арахис, – бросил Гилл. Их нежданная гостья снова проснулась, и он как раз кормил ее свеклой; на второе предполагалась морковь.

– Не совсем те первые буквы.

– Ну, первая и последняя как раз дают то, что надо…

– В принципе, да. А что ты так привязался к Арахису?

– Единственный орех на “а”, который я мог припомнить; а этот астероид, похоже, окажется крепким орешком! – хихикнул Гилл; Калум улыбнулся в ответ – правда, довольно кисло. Самый маленький из всех троих, он был единственным, кто мог в полном скафандре пробраться внутрь буровой установки, и из-за пыли ему часто приходилось лазить туда-сюда, так что его не особо веселили шуточки товарищей по поводу AS-64-B1.3.

– Мне это нравится, – заявил Рафик. – Значит, пусть будет Арахис. Кстати, Гилл, раз уж у нас речь зашла об именах – как мы назовем нашу девочку? Не можем же мы называть ее просто “малышкой” или “ребенком”…

– Это не наша проблема, – ответил Калум. – Мы же ведь довольно скоро сдадим ее на Базу, разве нет?

Он оглядел внезапно окаменевшие лица своих коллег.

– Ну, ведь не можем же мы держать ее здесь? Что нам делать с маленькой девочкой здесь, на корабле, предназначенном для добычи руды?

– А ты подсчитал, – мягко заговорил Рафик, – во сколько нам встанет прервать работы на астероиде и вернуться на Базу, чтобы оставить девочку там?

– В данный момент, – оборвал его Калум, – я был бы только рад покинуть астероид. И пусть этот орешек попробует расколоть кто-нибудь другой!

– И что же, мы приведем “Кхедайв” назад с половинным грузом, который даже не окупит наши расходы на экспедицию?

Калум заморгал белесыми ресницами, подсчитывая, что они потеряют и что приобретут при таком варианте развития событий. Наконец, он обреченно пожал плечами:

– Ладно. Нам придется повозиться с ней, пока наши трюмы не будут полны. Только не думай, ты, здоровенный викинг, что из-за своего маленького роста я лучше всего подойду на роль няньки!

– Да брось ты, – добродушно улыбнулся Гилл. – Эта девочка умеет ходить и пользоваться туалетом, а скоро она выучит и наш язык – дети легко этому учатся. Много ли хлопот может доставить одна малышка?

– …“Много ли хлопот может доставить одна малышка”, да? – язвительно повторил Калум, когда они обнаружили, что девочка повыдергивала с корнем половину растений в секции гидропоники, включая кабачки и ревень, крайне важные для очищения воздуха на корабле из-за своих широких листьев.

Рафик провел серию тестов, чтобы узнать, насколько ухудшился состав воздуха вследствие разорения гидропонного “огорода”. Девочка тем временем уснула; пробуждение ее было таким тихим, что они заметили ее только когда она вернулась к ним, жуя листья кабачков. Калум и Гилл заново посадили, полили и подвязали выдранные растения, пытаясь спасти все, что можно. Определенно, ребенок попробовал все, что росло в гидропонной секции, выдергивая те растения, которые ей особенно понравились, и только надкусывая стебли и листья тех растений, которые не пришлись ей по вкусу. Она съела все еще не успевшие созреть овощи, составлявшие обычно диету Рафика; от этого у девочки приключился понос, что огорчило ее саму едва ли не больше, чем троих компаньонов. Они спорили не меньше часа, решая, какую дозу желудочного средства ей нужно дать. Решающим фактором здесь был вес тела, а потому Рафик взвесил сначала девочку, а потом и лекарственный порошок на тех весах, на которых они обычно взвешивали образцы руды. Первую дозу лекарства девочка выплюнула; вторую тоже, на этот раз попав точнехонько на Гилла. На третий раз они зажали ее ноздри, довольно-таки большие для человека, заставив девочку открыть рот, чтобы дышать – и всыпали порошок прямо в рот, вынудив ее проглотить снадобье. И снова девочка не заплакала, но ее большие серебристые глаза смотрели на них с таким укором, что они предпочли бы видеть слезы.

– Мы не можем допустить, чтобы она снова устроила такое, – сказал Гиллу Калум, когда они закончили приводить в порядок свой “огород”. Как раз в этот момент и появился Рафик, желавший немедленно ознакомить их с результатами анализа воздуха.

– Воздух должен был стать хуже – а вместо этого очистился, – он поскреб в затылке, потом постучал пальцем по анализатору, пытаясь определить, исправен ли он. – В воздухе нет ни следа избытка двуокиси углерода – а я думал, что нам вскоре понадобится полная очистка атмосферы.

– Моя мамочка, помнится, на меня что-то вроде клетки надевала, когда я пытался забраться в ее сад, – заметил Гилл.

Они сделали что-то подобное и для девочки, но, стоило им только отвернуться, как она мгновенно освободилась от “клетки”. Тогда вместо этого они обтянули металлической сеткой растения.

Они пытались найти игрушки, которыми можно было бы позабавить девочку, но ни кастрюли и крышки, которыми можно было греметь, ни множество различных ящиков, где можно было устроить уютное гнездышко, ни яркие разноцветные чашки и миски не занимали ее внимания надолго. Ей непременно нужно было, чтобы ею кто-то занимался, что весьма осложняло работу команды.

– Перенесение привязанностей, – напыщенно объявил Рафик.

– В списке моих профессиональных обязанностей ничего такого не значится, – тихо заметил Гилл, когда девочка наконец уснула, обвив руками его шею. Рафик и Калум помогли ему уложить ее в капсулу, постаравшись сделать это со всей возможной осторожностью. Все трое мужчин некоторое время постояли над открытой капсулой, служившей девочке колыбелькой – затаив дыхание, чтобы ненароком не разбудить малышку.

– Кстати, вот и еще одна проблема, – все еще шепотом проговорил Гилл. – Она растет не по дням, а по часам. Скоро перестанет здесь помещаться. К какому же, черт побери, виду она принадлежит?

– Она явно родилась уже более взрослой, чем наши младенцы, – проговорил Рафик. – Но я ничего не нашел о подобных существах – ни в “Алфавитном указателе”, ни в “Энциклопедии”; даже в разделах инопланетной жизни и ветеринарии нет указаний на подобные случаи.

– Послушайте-ка, парни, я понимаю, что мы потратим изрядное количество времени и топлива, понимаю, что нашего теперешнего груза не хватит на то, чтобы окупить расходы – но, мне кажется, мы не можем держать ее здесь у себя. Вдруг ее кто-нибудь разыскивает? А на Базе о ней наверняка смогут позаботиться лучше…

Рафик вздохнул; Калум отвел взгляд от лица Гилла, стараясь смотреть куда угодно – только не на спящего ребенка.

– Во-первых, – заговорил Рафик, который как правило и занимался логическим анализом ситуации, – если бы ее кто-то искал, то поиски проходили бы в этом секторе пространства, а не на Базе. Во-вторых, поскольку мы согласились с тем фактом, что она является неизвестным инопланетным существом, откуда бы на Базе взяться экспертам, которые могли бы нам помочь? Никаких книг по уходу за ней нет, а мы – единственные, у кого есть хоть какой-то опыт. И, наконец, наш груз не оплатит даже дозаправку. Сейчас нам, похоже, досталась действительно ценная находка, и я не собираюсь ее просто так оставлять любому, кто будет пролетать мимо. Мы же на прошлой неделе засекли ионный след: возможно, за нами уже следят шпионы “Объединенных Производителей”.

Гилл раздраженно зарычал; Калум, фыркнув, высказал свое мнение:

– Что ж, придется включить ее в дневное расписание. Час здесь, два часа на астероиде. Двое будут работать…

– А один – заниматься вот этим нашим “крепким орешком”, рискуя свихнуться, – закончил Гилл, после чего вызвался первым дежурить при девочке.

– Но-но! – Рафик погрозил тонким пальцем своему коллеге. – Не надейся! Когда она будет спать, мы все будем работать.

Несмотря ни на что, их план сработал гораздо лучше, чем они предполагали. В первую очередь, девочка училась говорить, так что и ей, и тому, кто в данный момент присматривал за ней, всегда находилось дело. Она научилась уважать “нет” и радоваться, услышав “да”: когда ей надоедало сидеть на месте, она начинала интересоваться всеми предметами в комнате, выясняя, “да” они, или “нет”. До вещей, о которых говорилось “нет”, она больше не дотрагивалась. На третий день Рафик принес ей маркеры и ненужные компьютерные распечатки: хотя цифры рисовать у нее получалось гораздо хуже, чем у него, вскоре она уже вовсю чертила линии и завитушки, после каждого рисунка поглядывая на взрослого в поисках одобрения.

– Знаете ли, – заметил Калум, когда его позвали посмотреть на “произведения” малышки, – а это очень похоже на надписи на ее “яйце” Как вы думаете, насколько взрослой она родилась?

После этого все трое отправились сравнивать рисунки девочки с надписями на “яйце”, но в конце концов решили, что сходство было чисто случайным: в конце концов, откуда бы ребенку в столь нежном возрасте знать письменность? Тогда они начали учить ее печатать на интерлингве, используя стандартизированный шрифт, и вскоре она уже могла воспроизвести распечатку программы компьютера быстрее, чем любой из них.

– Что ж, она печатает то, что часто видит.

Купание девочки обернулось крупным открытием – и последовавшим за этим торжеством, затянувшимся почти на час.

– Всех детей надо регулярно купать. Гигиена, – сказал Рафик, улыбнувшись плескавшейся в большой раковине девочке: пока что малышка в ней умещалась. – По крайней мере, это-то я знаю точно.

– Да? Но на борту воды только на троих, а с ней нас четверо; к тому же, она много пьет, так что в ближайшее время нас ожидает нехватка чистой воды, – кисло заметил Гилл.

– Вся сточная вода подвергается очистке, – напомнил им Калум; как раз в этот момент малышка окунула лицо в воду и принялась пускать пузыри. А потом глотнула воды. – Нет, милая, не надо пить воду, в которой купаешься. Она грязная.

– Строго говоря, нет, – заметил Рафик, глядя на чистую воду, в которой сидела их подопечная.

– Должна быть грязной. Я хорошенько ее намылил, – Калум пригляделся: металлическое дно было прекрасно видно сквозь слой воды. – Но это же невозможно! Должна была остаться мыльная пена… Малышка перепачкала коленки, ползая по полу, а до того перемазала пальцы маркером, а теперь она чистая…

– Давайте-ка проверим, – предложил Рафик и отправился за одним из своих диагностических приборов. Погрузив его в воду, он посмотрел на результат – и едва не разинул рот от удивления. – Эта жидкость – стопроцентно чистая, чистейшая вода. По правде сказать, она чище той, на которой я сегодня с утра варил себе кофе.

– Но ты же видел, как я ее намыливал! – тоном оскорбленной добродетели заявил Калум. – Я ее вымыл, потому что она была грязной!

– А сейчас она чистая. И вода тоже, – Рафик снова посмотрел на прибор. – Не понимаю.

На лице Калума возникло хитрое выражение:

– А анализ воздуха ты в последнее время делал?

Рафик поморщился:

– Делал, делал, как и положено в это время суток…

– Ну и?.. – поторопил его Гилл, поскольку Рафик медлил с ответом, задумчиво скребя в затылке.

– Ни следа избыточной двуокиси углерода; а следу должны были появиться, поскольку теперь мы дышим этим воздухом вчетвером. К тому же, широколистных растений в секции гидропоники поубавилось, поскольку она, – он указал на девочку, – любит их больше, чем любую другую зелень.

Трое мужчин в молчании уставились на свою маленькую подопечную, которая продолжала пускать пузыри в кристально-чистой воде, явно наслаждаясь этим нехитрым развлечением.

– Я все думаю про этот вот рог посередине ее лба, – заговорил Гилл. – Говорят, что единороги умели очищать воду…

– Воду – может быть, – согласился Калум, выросший на тех же волшебных историях, что и Гилл. – Но воздух?

– Во-ду? – по слогам произнесла малышка, приоткрыв рот с тем выражением, которое, как уже выяснили мужчины, у нее означало улыбку. – Воз-дух? – прибавила она, растягивая главные.

– Верно, маленькая: вода и воздух. Две вещи, без которых не могут жить оба наших вида, – проговорил Рафик, вздыхая: девочка задала ему серьезную загадку.

– Давайте назовем ее Уной, – внезапно предложил Гилл в наступившей тишине.

– Мне не нравится, – покачал головой Рафик. – Кроме того, нам бы сейчас следовало выбирать имена на “А”, а не на “У”.

– Акорна, – предположил Калум. – Это несомненно лучше, чем “деточка”, “малышка” или “крошка”, – он покосился на Гилла, от которого мимоходом слышал все эти – и не только эти – “сюсюканья”, как он выражался, в обращении к девочке.

– Акорна? – Рафик задумался. – Это лучше, чем Уна.

Он взял чашку, набрал в нее чистой воды из ванночки и собирался было вылить воду на голову девочке, когда Гилл перехватил его руку.

– Ты даже не христианин, – заявил он и, вылив воду на серебристые кудряшки, объявил: – Называю тебя Акорной!

– Да нет же, нет, бестолочь, – Калум отобрал у него чашку и снова наполнил ее водой. – Надо говорить – “нарекаю тебя Акорной”! Я буду крестным отцом.

– Нет, не будешь. Крестным отцом буду я.

– А я тогда кем остаюсь? – оскорбленно поинтересовался Рафик. Акорна поднялась на ноги и едва не вывалилась из импровизированной ванны; он вовремя успел подхватить ее.

– А ты будешь держать ребенка на руках, – хором заявили Калум и Гилл. Калум протянул Гиллу полотенце.

Они уже выяснили, что девочку нужно вытирать насухо, поскольку, оказавшись на полу, Акорна обычно пыталась встряхнуться, а вокруг было достаточно оборудования, вовсе не нуждавшегося в ежедневном окроплении водой.

“Кхедайв” разгрыз и поглотил “Арахис”, если так можно выразиться, и теперь направлялся к DF-4-H3.1, небольшому астероиду с достаточно высокой, однако, концентрацией ценных металлов, чтобы это их путешествие окупилось. Именно в это время они и получили первое сообщение с Базы.

– Краткое изложение предлагаемых изменений, вносимых в статус пайщиков… – Гилл нахмурился. – Зачем они посылают нам весь этот мусор? Мы рудокопы, а не счетоводы какие-нибудь!

– Дай-ка я посмотрю, – Рафик повернулся к консоли и щелкнул пальцами. – Три распечатки!

– Напрасный расход бумаги, – заметил Калум.

– Все равно Акорне нужна бумага для рисования, – возразил Гилл.

– А если это то, что я думаю, – прибавил Рафик, – вы двое захотите прочесть это сами. И не захотите ждать, пока я все дочитаю сам!

– Что бы это ни было, – с отвращением проговорил Гилл, просмотрев свою копию, – здесь достаточно всякой бюрократической тарабарщины, так что нам все равно придется подождать твоих разъяснений, Рафик. Может, хоть ты переведешь это на нормальный язык!

– Ну, не все тут так непонятно, – медленно проговорил Калум. – Вот в этом параграфе, – он постучал по своему экземпляру распечатки, – говорится, что наши паи в “Коммерческих Разработках и Исследованиях” стоят сейчас втрое больше, чем когда мы покидали Базу.

Гилл присвистнул:

– Ради таких новостей я согласен читать любую тарабарщину!

– А в этом параграфе говорится, – продолжал Калум, – что наши акции больше не дают нам права голоса в совете акционеров.

– А это законно? Хотя за тройную плату… кого это волнует? В любом случае, у нас не так много акций, чтобы как-то влиять на политику компании.

Калум яростно моргал, переводя написанное в столбцы цифр: он не дал себе труда воспользоваться аудиоуправляемым калькулятором.

– Общая стоимость наших акций увеличилась в 3,25 раза, если быть точным. Если бы мы решили когда-нибудь проголосовать единым блоком, это вполне могло бы повлиять на ближайшие планы компании…

– Мне кажется, – странно напряженным голосом проговорил Рафик, – что, если вы перестанете звенеть мелочью и посмотрите на последнюю страницу, то увидите нечто гораздо более важное. Похоже, КРИ были куплены. И купил эту компанию “Концерн Объединенных Производителей”.

Гилл пролистал свою распечатку.

– Здесь говорится не о покупке, а о слиянии…

Рафик пожал плечами:

– Когда тигр осуществляет слияние с козленком, кто из них остается в живых?

– О, нам не о чем беспокоиться, – возразил Гилл. – Все равно наших паев было недостаточно для того, чтобы это имело какое-то значение при голосовании, Калум – и, кроме того, в то время, когда устанавливалась политика компании, нас никогда не было в нужном месте. Мы и так не голосовали. Кроме того, вот здесь говорится, что в работе и управлении компанией ничего не изменится.

Рафик снова пожал плечами:

– Так всегда говорят. Можешь не сомневаться: это верный знак того, что покатятся чьи-то головы.

– На Базе? Я и не сомневаюсь. Но это нас не коснется.

– Непосредственно сейчас? Нет.

– Ох, Рафик, да перестань ты тут мрачность разводить! С каких это пор ты стал настолько лучше нас разбираться в вопросах большого бизнеса? Как я уже и говорил, мы – рудокопы, а не счетоводы.

– Мой дядя Хафиз – торговец, – похоже, позиции Рафика были непоколебимы. – Он кое-что объяснил мне в отношении подобных ситуаций. Следующее сообщение придет через двадцать четыре стандартных часа, максимум – через тридцать шесть. Это будет объявление об изменении названия компании. Заявление о реструктуризации и о первых шагах по перестройке организации последуют несколько позже, но, тем не менее, появятся задолго до того, как мы доберемся до Базы – в особенности если до возвращения вы все-таки решите продолжать разработку “Дельфиниума”.

– Я уже подумываю, а не отступить ли нам от правил и не переименовать ли наш DF-4-H3.1 в твою честь, Рафик, – хмыкнул Гилл. – Ты у нас форменный пророк! Только мне вот кажется, что не можешь ты все это знать наперед.

– Подожди, сам увидишь, – предложил ему Рафик. – Или, если хотите поразвлечься, давайте заключим небольшое пари. Ставлю… м-м… скажем, три к двум за то, что к тому времени, как мы приведем “Кхедайв” на базу, вы не узнаете старых добрых КРИ.

Калум ухмыльнулся:

– Не слишком хорошая ставка, Рафик, для того, кто так уверен в исходе, как ты!

Рафик медленно, почти томно опустил ресницы, словно какая-нибудь юная танцовщица в гареме его дальних предков.

– Мой дядя Хафиз, – пробормотал он, – еще выставлял лошадей на бегах. Он учил меня никогда не делать слишком высоких ставок.

– Даже если они и проведут реорганизацию, – продолжил Гилл, – нас это не коснется. Мы – независимые контрактники, а не их сотрудники.

– Вспоминая, как в последнее время сбывались твои пророчества подобного рода, – грустно проговорил Калум, – я жалею о том, что ты это сказал…

“Кхедайв” задержался надолго по сравнению с первоначальным планом работ, одобренным КРИ, Все дело было в том, что “Дельфиниум” оказался не менее богатым месторождением, чем “Арахис”, но при этом большей площади. Поскольку вода на корабле оставалась чистой, а воздух – на удивление свободным от избытка углекислого газа, время не поджимало их, и команда горняков особенно не торопилась.

Акорна тоже не давала им скучать, так что на однообразную жизнь пожаловаться они не могли, и общества других людей им также не требовалось. Хотя разговоры о воспитании девочки теперь больше касались того, “чему мы будем учить ее сегодня”, они по-прежнему обсуждали это, когда Акорна уже спала. Ей требовалось много спать; она перестала дремать “днем”, зато “ночью” проводила по десять часов в гамаке, который служил ей теперь постелью. Заснув, она не реагировала на шум и проснулась только один раз – когда загрохотала дробилка, звук которой был похож на близкие взрывы: через мгновение девочка уже стояла возле своего эвакуационного люка. (Сюда Рафик поставил ее спасательную капсулу – “на всякий случай”, как он сказал, – остальные согласились с ним. На “Кхедайве” было только три спасательных капсулы, и Калум, как самый маленький из троих горняков, должен был разделить свою с девочкой в случае беды.) В целом же они могли совершенно спокойно обсуждать ее уроки, не понижая при этом голоса – и пользовались этой возможностью, иногда споря до хрипоты.

Основная часть работ по оценке полезных ископаемых на “Дельфиниуме” была окончена, пока девочка спала или была настолько занята своими “уроками”, что не замечала отсутствия одного из троих своих “опекунов”.

– Знаете ли, нужно отучать ее от такой зависимости, – сказал однажды вечером Рафик. – Я хочу сказать – когда мы вернемся на Базу, у нас у всех будут дела, которые не дадут нам быть всем вместе, и ей нужно усвоить, что одного из нас ей может быть вполне достаточно.

– И как же нам это сделать? – поинтересовался Калум.

– Мы будем уходить на работу по очереди в те часы, когда она не спит, чтобы она видела, как мы уходим и возвращаемся. Думаю, как только она поймет, что мы действительно возвращаемся, она успокоится, – Рафик покачал головой и грустно посмотрел на девочку, сладко спавшую в своем гамаке. – Бедняжка. Потеряла свою семью непонятно из-за кого… Ничего странного нет в том, что она все время хочет видеть нас всех вместе.

Они давали ей уроки языка, называя по очереди все предметы, какие только нашлись на борту “Кхедайва”. Сначала она отвечала им – по крайней мере, они полагали, что это ответ, – на своем языка: вероятно, также называла предметы. Но, поскольку ее слова не были похожи ни на что из слышанного ими раньше, а все их попытки повторить странные, непривычные звукосочетания терпели неудачу, она вскоре приняла их словарь и начала пользоваться им.

– Это тоже неплохо, – сказал Гилл.

– Жаль, что она утратит свой родной язык, – заметил Калум, – но она все-таки так мала… В любом случае, я сомневаюсь в том, что она хорошо владела языком до того, как попала к нам.

– Ну, по крайней мере, она знала, как произносить… – Гилл произнес слово по буквам, не желая расстраивать Акорну.

– Авви? – громко спросила она. В глазах Акорны читалось нетерпеливое ожидание, она расширенными глазами смотрела на дверь шлюза “Кхедайва”; взглянув на девочку, мягкосердечный Гилл едва не заплакал сам.

– Она умеет складывать слова из букв? – изумленно воскликнул Рафик, ухватив смысл происшедшего раньше всех остальных. – А ну-ка, Акорна, малышка, скажи мне, как произносится Р-А-Ф-И-К?

Это отвлекло девочку; сомкнув пальцы, она рукой указала на Рафика (такая у нее была привычка) и произнесла его имя.

– А Г-И-Л-Л?

– Гилл, – она издала носом странный звук, похожий на фырканье: этот звук, как они уже знали, означал у девочки смех.

– К-А-Л-У-М? – спросил третий из ее опекунов.

– Калум! – она застучала ладошками по столу и затопала маленькими ножками, сияя от счастья.

Большая часть этого дня превратилась в урок по складыванию слов из букв. К вечеру трое опекунов окончательно удостоверились в том, что их подопечная усвоила алфавит; потребовалась лишь небольшая помощь для того, чтобы она смогла набирать на компьютере те слова, которые ей диктовали.

– Она пишет десятым кеглем, джентльмены – посмотрите сами! – объявил Калум, потрясая листком, на котором девочка писала слова.

– А что в этом такого странного? – спросил Рафик, переворачивая листок другой стороной: распечатка была сделана шрифтом того же размера.

– Сколько она уже успела усвоить?

– Черт возьми, – очень отчетливо проговорила Акорна, обнаружив, что в ее ручке кончились чернила.

– Я бы сказал – более чем достаточно, друзья, – ответил Гилл, – и тот, кто станет использовать бранные слова, должен будет опустить вот в этот ящичек полкредита за каждое грязное словечко – отныне и навсегда!

Он взял пустую коробку из-под дисков, начал было писать “Грязные слова”, но тут Акорна, прочтя эту фразу, уверенно повторила ее вслух; поспешно стерев написанное, Гилл заменил первое слово на “Достойные”.

– А что значит “достойные”? – спросила Акорна.

Именно после этого они и решили открыть девочке доступ к справочным файлам “Кхедайва” и показали ей, как ими пользоваться. Правда, у нее возникли некоторые проблемы: ей трудно было пользоваться обычной клавиатурой, приспособленной для человеческих пальцев, так что Рафик изготовил для нее другую, соответствующую ее менее подвижным пальцам. Совершенствование в этом новом виде деятельности занимало теперь почти все время девочки, так что мужчины могли спокойно заниматься своей работой; за это время внешние грузовые капсулы, укрепленные на корпусе “Кхедайва”, существенно пополнились обогащенной рудой. Однако через три дня их ожидал новый сюрприз.

– Грузовые капсулы наполнены почти на две трети. Что… когда они будут полны на три трети?

– В каком смысле – “что”? – удивленно моргнув, Рафик посмотрел на Акорну.

– Мне кажется, она хочет спросить, что мы будем делать потом. Мы отвезем грузовые капсулы, полные на три трети, назад на Базу, получим за них плату, пополним запасы корабля и вернемся за новым грузом руды, – ответил Калум, стараясь говорить совершенно серьезно.

– Но на “Дельфиниуме” больше чем три трети грузовых капсул.

– Ну, понимаешь ли, никель и железо мы отправляем автоматическими капсулами. Груз корабля состоит из более ценных металлов – слишком ценных, чтобы отправлять их таким путем, – объяснил Калум: казалось, он и в самом деле уверен, что девочка все поняла из его объяснения.

– Платина – цен-ная.

– Верно.

– Значит, палладий, родий и рутений тоже цен-ная?

– “Ценные”, – рассеянно поправил Калум.

Рафик резко выпрямился:

– Вы это слышали? Она знает металлы группы платины!

– Почему бы и нет? – пожал плечами Гилл. – Она же все время слышит, как мы о них говорим.

Акорна топнула ножкой, стремясь привлечь их внимание:

– Осмий цен-ный. Иридий цен-ный. Рений не цен-ный.

– Рений не принадлежит к платиновой группе, – поправил ее Калум, – но сейчас, благодаря буму в производстве протонных ускорителей, он очень ценен.

Акорна нахмурилась:

– Не добываешь рений?

– Если бы на “Дельфиниуме” он был, уверяю тебя, моя дорогая, мы бы непременно добывали его.

– Рений есть. Глубоко.

– Нет, любимая моя девочка, на “Дельфиниуме” много металлов платиновой группы, но железа и других металлов, включая рений, очень мало. Мы знаем это, потому что провели спектрографический анализ и… хм, другие исследования, – сказал Гилл, на время отвлекшийся от расчетов. – Потому мы и называемся горняками, милая. Это наша работа. И нам очень повезло, что мы нашли “Дельфиниум”. Конечно, “Арахис” тоже был неплох, но для нас “Дельфиниум” оказался гораздо лучше.

– Глубоко! – наставала Акорна, – нужен бур. Найти рений – скоро вернуться. Потом лететь в другое, новое место?

– Чтобы отыскать твой народ?

Глаза Акорны сузились, она посмотрела на свои руки. Несмотря на всю миловидность ее личика, оно явно носило черты сходства с мордой лошади: сейчас малышка стала особенно похожей на печального жеребенка.

– Милая, одна из причин, по которой мы задерживаемся на больший, чем обычно, срок состоит в том, что мы хотим заработать побольше денег для хорошей галактической экспедиции, которая поможет найти твой народ. Твою Авви. Авви была единственной на вашем корабле?

– Нет. Лалли тоже там.

– Твои мама и папа? – спросил Гилл, надеясь, что теперь, когда она так хорошо понимает их язык, возможно, ей удастся переводить на него слова ее родного языка.

– Нет, Авви и Лалли.

– Неплохая попытка, Гилл, – сочувственно коснувшись его руки, проговорил Рафик.

– Кстати, милая, “полный на три трети” – это значит просто “полный”. Три трети равно одному, – заметил Калум, пытаясь отвлечь девочку от грустных мыслей. Акорна была явно расстроена и, опустив глаза, сосредоточенно разглядывала свои ладошки. – Трети – это доли.

– Доли? – она подняла голову.

– Части целого. Существует великое множество долей – половины, четверти, пятые части, и шестые части, и множество других. Если у тебя есть две половины – значит, у тебя есть одна целая. И четыре четверти – это одна целая.

– И пять пятых – это тоже одна целая? – ее глаза снова удивленно расширились; она старалась осмыслить новую идею. – А самая маленькая часть какая? Одна?

– Смотрите-ка, ребята, у нас тут математический гений! – воскликнул Рафик, вскинув руки в жесте насмешливого преклонения.

Одна математическая концепция вела к другой, и вскоре Акорна уже дошла до алгебраических уравнений. Калум, ворча что-то насчет того, что перевернет на этом астероиде каждый камешек и вытянет из него все, что возможно, заставил остальных использовать метод глубокого бурения, чтобы проверить, что таится под более доступными верхними слоями пород.

– Почему бы не научить ее чему-нибудь полезному? Например, следить за каталитическим конвертером и вовремя выключать его? – спросил Рафик. – Тогда я смог бы работать на астероиде вместе с вами, ребята, и малышка быстрее избавилась бы от своей зависимости.

– Я думаю, – в голосе Калума звучало опасливое почтение, – она родилась, уже зная гораздо больше полезных вещей. чем мы можем себе представить.

Он изучал образцы пород, поднятых буром с большой глубины.

– Посмотрите-ка на результаты анализа…

– Рений и гафний, – склонившись к экрану, медленно проговорил Рафик. – И в высокой концентрации. Если бурение будет давать руду в таких же количествах, мы сможем заполнить грузовые капсулы и вернуться на Базу гораздо раньше, чем если станем вести разработки на поверхности, добывая платину. И наш груз будет стоить дороже на…

– Сорок два и шестьдесят пять сотых процента, – рассеянно моргая, закончил за него Калум. – Помните? Она сказала , что на глубине есть рений.

– Структура “Дельфиниума” как астероида не нарушена; здесь не было атмосферных процессов и сдвигов геологических слоев. С точки зрения логики, в глубине должны быть те же самые металлы и в той же концентрации, что и на поверхности… просто до них труднее добраться.

– С точки зрения логики, – возразил Гилл, – если посмотреть на пробы, все обстоит совершенно по-другому. Может быть, существуют некоторые вещи, которые еще не известны космическим исследователям. Но я дорого дал бы за то, чтобы понять, как ты об этом узнала, Акорна акушла. Думаю, нам лучше научить ее распознавать и другие металлы, джентльмены, чтобы она в дальнейшем могла сообщать нам об их наличии. А что до зависимости… – Гилл фыркнул. – Как только ты сделал ей ее собственную клавиатуру, Рафик, она стала вполне независимой; неужели вы двое этого не заметили?

– Некоторые рождаются хакерами, а некоторые – нет, – заметил Рафик.

– Что ж, попытка – не пытка, разве нет? – пожал плечами Гилл; однако было видно, что он гордится Акорной не меньше, чем его товарищи. – Похоже, из нас получаются не такие уж плохие родители, а, ребята?

– Насколько взрослой она родилась? – спросил Калум почти умоляющим тоном. – Она ведь живет на борту корабля только…

Ему пришлось просмотреть компьютерные логи, чтобы выяснить, когда они нашли девочку.

– Ого! Двенадцать месяцев и пятнадцать дней назад!

– Целый год? – ошеломленно проговорил Рафик.

– Год! – воскликнул Гилл. – Черт, мы забыли про ее день рождения!

Остальные двое, оскорбленно поджав губы, одновременно указали ему на банку с надписью “Достойные слова”, которая не пополнялась уже некоторое время.