Южный материк, четвертый месяц одиннадцатого Оборота

— Должно быть, кто-то занимается воровством, — Мардра, Госпожа Южного Вейра, бросила красноречивый взгляд на Торика, главу Южного холда.

— Не мог ли мешок развязаться во время перелета? — Санетер, пожилой арфист, попытался успокоить страсти.

— С какой это стати?! — Мардра так грохнула о крышку стола бокал с вином, что тонкая стеклянная ножка сломалась. — Посмотри! Все из-за тебя! — она раздражалась все больше и больше. Кивнув слуге на лужицу янтарной жидкости, всадница резко приказала: — Вытри! Да поживей, пока не налетели мухи!

Если арфист надеялся, что это происшествие отвлечет Мардру, ему пришлось разочароваться. Она никогда не упускала случая поцапаться с Ториком.

Перед тем, как послать Санетера в Южный холд, Главный мастер арфистов Робинтон объяснил ему ситуацию следующим образом:

— Ты отправишься на юг не только для того, чтобы подлечить больные суставы. Твое благоразумие и спокойный нрав известны всем, Санетер. Как и твое чутье, на которое я рассчитываю… — Ясные глаза Робинтона скользнули по лицу арфиста, и он со значением добавил: — Надеюсь, ты будешь держать меня в курсе всех происшествий, друг мой.

Мастер арфистов задумчиво потер висок, не спуская взгляда с Санетера.

— Если помнишь, Южный Вейр был основан всадниками Бендена за десять Оборотов до начала Прохождения. Он выполнил свою задачу и оставался покинутым, пока переселенцы с севера не выстроили рядом небольшой рыболовецкий холд. Затем в Южный послали Т'бора… с этой его злополучной Киларой… — Робинтон тяжело вздохнул. — Хорошее было время… раненые всадники и драконы слетались отовсюду в эти теплые края, чтобы подлечиться и восстановить силы… — он снова вздохнул. — Ну, о последних событиях ты знаешь. Т'бор со своими людьми ушел, и теперь Южный Вейр — место ссылки Древних всадников из Форта и Плоскогорья… раскольников, не пожелавших выполнять свой долг. — Что касается переселенцев, они устроились совсем неплохо, — Робинтон хмыкнул, бросив на своего коллегу еще один многозначительный взгляд. — Возглавляет их некий Торик из Исты — толковый парень, надо сказать. У него весьма обширные владения… вот только запрет на торговлю с севером несколько его раздражает. Ну, ты же слышал, после изгнания Древних на юг, лорды запретили любые плавания в те края… — тут Робинтон заговорщицки подмигнул Санетеру.

Пожилой арфист кивнул. Он жаждал обосноваться в постоянном месте, в тепле, весьма пользительном для его ревматизма, и надеялся, что с честью выполнит не только дипломатические поручения Робинтона, но и свои прямые обязанности.

— Фактически Торик приютил Мардру; Т'тона и Т'кула, — продолжал Главный мастер, — худших из предводителей Древних. И я думаю, там не обошлось без трений… ты понимаешь меня, мастер Санетер?

Санетер кивнул.

— Конечно. Что же тут непонятного?

Потом он часто бранил себя за наивность. Но человек учится, пока живет — ему оставалось утешаться только этим. Как-то раз, когда он только еще поселился в Южном, младшая сестра Торика намекнула, что Мардра неравнодушна к ее брату. Торик, видимо, не питал ответных чувств к госпоже Вейра и, со временем, ее первоначальная симпатия перешла в стойкую ненависть оскорбленной женщины.

— Ну-ка, отвечай, Торик, кто шарит в наших Вейрах! Мой файр видел, как кто-то копался в мешке, а я верю ему больше, чем всем твоим грязным рыбакам вместе взятым! — Мардра с торжеством уставилась на холдера. Тот не ответил, лишь стиснул огромные кулаки, словно пальцы его лежали на горле Госпожи Южного Вейра. — Смотри на меня, когда я с тобой говорю! — взвизгнула Мардра; ее взгляд, не пропуская ничего, обшаривал рослую фигуру Торика. Холдер чуть повернул голову, сжав губы при этом новом окрике.

Санетер с печалью вспомнил тот полный надежд день, когда пять Древних Вейров прибыли из прошлого. Каждый мужчина, каждая женщина и ребенок на Перне испытывали благодарность к людям, преодолевшим четыреста Оборотов ради спасения своих потомков. Он был тогда арфистом в Телгаре и видел Мардру и Т'тона, вождей Форта — красивую дружную пару… Они были так благодарны за встречу! Т'кул, Предводитель Плоскогорья, казался человеком знающим и умудренным жизнью… Но прошло четыре Оборота — только четыре! — и как все разительно изменилось! Мардра постарела, стала раздражительной и явно злоупотребляла вином. Т'кул, растолстевший, опустившийся, рассказывал бесконечные истории о Падениях, о тучах Нитей, которые он якобы сжигал всего лишь с помощью своего дракона, Сэлта. Да, не все Древние смогли примириться с новым Перном!

— Смотри на меня, — повторила Мардра, пронзая взглядом рослого холдера. Торик вновь дернул головой, и Санетер вдруг понял, откуда у хозяина Южного появилась неприятная привычка глядеть сквозь человека, словно перед ним было пустое место. — Мой файр видел какого-то типа, — Мардра продолжала бубнить свое, — и он лазил в мешок с десятиной! Найдите мне его! Я хочу знать, кто здесь шарил и что украдено. И вы все, — тут она впервые посмотрела на мастеров, вызванных вместе с Ториком, — вы все ответите за это! За любую пропажу! — Она перевела дух и крикнула: — А теперь — убирайтесь вон!

Четыре мастера — рыбак, скотовод, земледелец и дубильщик — что-то протестующе забормотали. Санетер и сам с удовольствием бы ввернул крепкое словцо. Арфист вздохнул, будто набираясь смелости, но тут Торик резко повернулся и вышел из зала. На лице Мардры мелькнула тень испуга; кажется, она поняла, что не стоило переходить неких границ. Единственный полезный результат за это утро, отметил Санетер, прочистил горло и, коротко поклонившись Госпоже Южного, последовал за Ториком. Он кипел от возмущения. Поднять скандал из-за какой-то безделушки!

Санетер догнал холдера на широкой лестнице; тот устремился вниз, едва касаясь ступенек. Мастера тяжело пыхтели позади. Арфист, не считавший себя раздражительным человеком, с удивлением сообразил, что не может успокоиться. Не может успокоиться! Какое там! Он был зол, как некормленный страж порога! Впереди Торик изрыгал проклятья. Чем дальше они мчались по хорошо укатанной тропинке, извивавшейся вдоль береговых скал, тем более виртуозными становились его ругательства. Мастера не отставали от холдера.

— Ну и ведьма! — кричал Габред, мастер земледельцев. — Даже с Киларой жить было спокойнее!

— Я бы изрубил ее кишки на наживку, да только рыба побрезгует этакой дрянью! — это был голос Озмора, рыбака. — Привязать бы ее к скале в прилив, пусть пиявки полакомятся… самое для них блюдо!

— Древняя рухлядь, — таков был вывод Мейнда, скотовода. — Бесполезная мразь! Засолить ее в бочке — в назидание потомству.

— Если бы не их драконы… — протянул дубильщик Торстен. Он злился не меньше остальных, но по натуре был осторожным человеком. Эти слова приостановили поток брани; мастера умолкли. В недавние Обороты, когда в Южном еще лечились раненые всадники, обитатели прибрежного холда хорошо узнали обычаи драконов; не раз и не два над Вейром возносился тоскливый душераздирающий вопль, которым крылатое племя провожало сородича, навсегда уходившего в Промежуток после смерти своего всадника.

Санетер был благодарен дубильщику; его слова отрезвили всех. Идея о неприкосновенности всадников была впитана с детства — даже таким непокорным упрямцем, как Торик. И хорошо еще, что они покинули Вейр до того, как непоправимое… кое-что похуже бранных слов! Санетер вытер пот, оросивший виски. Во имя Первого Яйца, что еще они могли сделать! Конечно, сюда высланы одряхлевшие бездельники, уже забывшие, что такое подняться в полет… Если бы не их драконы!

— Они сами виноваты, — снова начал Торик придушенным от ярости голосом. — Не могли как следует ни навьючить драконов, ни разгрузить их… Вот один из мешков и развязался! И эта ведьма даже не представляет, что в нем было! — он фыркнул. — А потом нас вызывают, словно провинившихся учеников…

— Скорее — словно рабов! — сердито ввернул Габред. — …чтобы устроить выволочку за кражу! И кто ее видел, эту кражу? Огненная ящерица! Хорош свидетель! — Торик потряс огромным кулаком. — Что же, теперь я должен ставить охрану вокруг их Вейра, если они не могут сами уследить, кто и когда таскается к ним? И приставить к каждому мешку парня с дубиной? Кто же будет тогда работать? — Походя он сломал нависавшую над тропинкой ветвь и начал свирепо обрывать с нее листья. — Они вспоминают о нас лишь тогда, когда во время попоек неожиданно кончается вино! Или мясо!

Последние четыре Оборота, с тех пор, как часть Древних всадников выслали на Южный материк, такие сцены случались не раз: новые обитатели Вейра требовали от Торика объяснений по таким вопросам, о которых он не имел ни малейшего понятия. Придет день, когда холдер откажется отвечать на их вызовы, и Санетер старался не думать о последствиях. Всадники не могли покинуть юг, а Торик — не хотел; здесь была его земля.

Все эти дрязги не радовали арфиста, ломая глубоко укоренившиеся представления о долге и традиционных обязанностях. Он не понимал, почему Предводители Вейра снова и снова придираются к Торику; тот был превосходным хозяином, опытным и твердым.

Может быть, цель бесконечных придирок Мардры и заключалась в том, чтобы заставить Торика бросить Южный и заменить его кем-нибудь другим, более покорным? Торик был молод и честолюбив — более честолюбив, чем дряхлеющие вожди Вейра, и имел далеко идущие планы. Вряд ли Т'тон и Мардра могли их оценить — как и щедрость кормившего их холда. До недавних пор Торик старался не разжигать конфликт, повторяя арфисту, что проще выполнить глупый приказ, чем спорить с ним. Иногда, мрачно усмехаясь, он говорил, что старые бездельники перемрут в своем Вейре раньше, чем кончится его терпение. Но кажется он ошибался. И Санетер вполне разделял его возмущение.

Пока Торик со своими холдерами трудился в поле, в лесах и на воде, добиваясь богатства и процветания, в Вейре шли бесконечные кутежи и попойки. Торик посылал людей разведывать новые земли, а всадники сидели в своих покоях, изредка выбираясь к морю, чтобы искупать драконов. Торик тайком привозил с севера умелых мастеров, но добрая часть их работы шла на прокорм бездельников. Вдруг Торик, остановился посреди дороги — так резко, что мастер рыболовов налетел на его широкую спину. Холдер повернул голову к спутникам, глаза его вспыхнули, огромный кулак прорезал воздух.

— Любой… — зеленые зрачки метали молнии, — любой болван… еще один гневный жест, — который покажет этой мрази… — яростный толчок в сторону Вейра, — …хоть одну кладку файров… хоть одно яйцо… будет тут же вышвырнут на север! Ближайшим кораблем! Всем понятно? — он пристально уставился на спутников. — Я объявлю твой приказ, — успокаивающе сказал Санетер. Торик развернулся и, вздымая сапогами пыль, зашагал по тропе; мастера торопились за ним, с трудом приноравливаясь к стремительным движениям холдера. Арфист плелся позади, размышляя. Неужели ящерка Мардры, невинное создание, явилась причиной такой суровости? Сбор яиц файров был одним из самых доходных промыслов в прибрежном холде — этот товар пользовался неизменным спросом в более обитаемых местах. Редкие корабли, приходившие с севера, неделями ожидали в гавани, когда какой-нибудь счастливчик найдет готовую к Запечатлению кладку.

Санетер отставал все больше и больше. С одной стороны он хотел поразмыслить над полученным приказом, с другой — не видел повода соревноваться в беге с человеком, младше его на двадцать Оборотов. С возрастом он потерял былую энергию и хотя его суставы в теплом климате юга ломило не так сильно, как в туманных северных горах, последствия только что пережитого нервного стресса давали о себе знать. Он вытер вспотевшее лицо и замедлил шаги, пока сердце не успокоилось и пульс не стал ровным.

Он попытался представить, как расценят сообщение о последнем инциденте в главной мастерской цеха, в Форте. Робинтон прекрасно представлял, что Торик не выносит Древних; возможно, он знал гораздо больше о Т'тоне, Мардре и Т'куле, чем догадывался арфист Южного. Пожалуй, надо сообщить Робинтону и о последнем приказе Торика. Кладка файров была огромной ценностью; за нее давали больше марок, чем холд средних размеров мог выручить за свою продукцию в три-четыре Оборота. И потребность в огненных ящерицах все росла и росла! Они являлись не просто любимицами, домашними баловнями — неодолимая симпатия тянула этих полуразумных созданий к людям и те отвечали им взаимностью. Санетер вздохнул, рассчитывая, что его крошка — бронзовый услышит эти благие мысли и, не опасаясь больше озлобленного Торика, вернется на плечо хозяина, свой привычный насест.

Впрочем, подумал арфист, стоит ли этот глупый скандал внимания мастера Робинтона? Что случилось, в конце концов? Мардра послала за ними, чтобы продемонстрировать пустой мешок, развязавшийся во время транспортировки. Санетер внимательно его осмотрел, пощупав веревку она, несомненно, была свита из набольской пеньки. Из мешка несло чем-то кислым — словно в нем разлилась жидкость, забродившая на горячем солнце. Откровенно говоря, попахивало мочой, но Санетер решил, что в мешке было вино; из Тиллека и Бендена слали достойную десятину в Южный Вейр. Правда, с негодованием подумал арфист, продукции этих двух винодельческих холдов едва хватало изгнанникам на половину Оборота; пили в Южном крепко.

Раздавшийся впереди рев Торика прервал его мысли и заставил перейти на прихрамывающую рысцу. Что за глупец попался холдеру под горячую руку? Да, Робинтон зря рассчитывал, что Южный будет приятной синекурой для его коллеги! Тут не заскучаешь! Но, по правде говоря, мастер Санетер не ощущал тяги к слишком. спокойной жизни.

Заросли, скрывавшие вид на море, кончились, и арфист очутился на открытом месте, на вершинах береговых утесов. Бросив взгляд на бухту, он мысленно застонал. На рейде стояли два корабля, их палубы были забиты людьми и грузом. Да, только этого сейчас Торику не хватало! Устраивать очередную партию беспомощных и бесполезных переселенцев с севера, выложивших последние марки, чтобы тайком пробраться на благодатный новый материк! Конечно, среди этой толпы можно отыскать десятки полезных работников, трудолюбивых и знающих ремесло; однако по большей части приезжие являлись столь же нежелательными гостями, как и Древние.

Однако, когда Торик взревел снова, арфист с удивлением различил в его голосе нечто благожелательное; следовало полагать, что вопли холдера были приветствием, а не признаком гнева. Затем Санетер увидел, как хозяин Южного направился вниз по тропинке к причалам, приглаживая волосы и время от времени помахивая рукой; кажется, он даже что-то напевал фальцетом. Любопытный, как все арфисты, Санетер заторопился тоже вниз и поспел как раз вовремя, чтобы вымокнуть под фонтаном брызг — Торик нырнул в воду прямо с причала и, мощно работая руками, поплыл в сторону большего из кораблей. На нем развевался вымпел капитана Рампеса.

— Ну, теперь он слегка остынет, — раздался веселый голос за спиной Санетера. Обернувшись, арфист встретился взглядом с Шаррой, сестрой Торика; над ее головой, возбужденно чирикая, вились файры.

— Приехал Хэмиан, — на смуглом личике девушки сверкнула белозубая улыбка, и утро, начавшееся так неудачно, вдруг показалось Санетеру вполне терпимым. — Помнишь, Озмор привозил нам письмо? И вот мой брат, кузнец, получивший звание мастера в главной мастерской Телгара, здесь! — Она обхватила себя за плечи, улыбаясь с гордостью и радостным ожиданием.

Арфист покачал головой, глядя на мерно вздымавшиеся руки Торика; тот был уже у самого борта.

— Твой брат прибыл с изрядной свитой, — пробормотал он Шарре. — Надеюсь, Торик знает, что делает, завлекая людей на юг… Погляди на эту толпу! Наверняка, большинство — без холдов и без ремесла… На что они годятся?

Впрочем, Санетер знал, что Торику нужны всякие люди; тяжкий труд по расчистке новых полей от кустарника и деревьев не требовал большого умения. К тому же, у хозяина Южного были свои амбиции: больше людей — больше власти. Арфист покачал головой. Ему очень хотелось уйти с солнцепека, и прием новых поселенцев вовсе не входил в его обязанности, но он знал, что Торику понадобится помощь. Быстро разобраться с такой толпой было нелегким делом, и холдер Южного часто действовал крутовато.

— Надо последить, чтобы он не отправил всю эту братию немедленно валить лес, — с тревогой сказала девушка. — Люди измучены долгим плаванием.

Способность Шарры остужать пыл старшего брата была по достоинству оценена в Южном. В определенном смысле она относилась к той же породе чудаков и непосед, что и сам Торик, хотя ее таланты лежали несколько в иной области — Шарра оказалась превосходной целительницей и не претендовала на власть. Ее любимым занятием были дальние походы в лес за лекарственными растениями, которыми изобиловал южный материк; при этом ее не слишком волновали ни опасности подобных экспедиций, ни санкции Торика на их проведение.

Вдруг девушка подпрыгнула и захлопала в ладоши.

— Погляди, мастер Санетер! Вот он, Хэмиан… взобрался на перила…

Он не допустит, чтобы Торик в чем-то его превзошел!

Прикрывшись ладонью от солнца, арфист бросил взгляд на сверкающую поверхность моря и замершие на якоре корабли. Он успел заметить фигуру человека, взметнувшуюся вверх в прыжке — и в следующий миг ныряльщик плавно вошел в воду.

— В хорошее время вернулся Хэмиан, — заметила Шарра, одобрительно наблюдая, как братья колотят друг друга по спинам, поднимая тучу брызг. — Надеюсь, Рампес с выгодой продал наши товары.

Санетер кивнул головой. Согласно официальным установлениям, Торик не торговал с северными холдами. Но — поистине достойный удивления факт! — сколь многие корабли были вынуждены искать защиты у берегов южного континента «по причине внезапно налетевшей бури»; так писалось в судовых журналах. Почему-то надежную защиту обеспечивала только одна бухта на всем побережье — та самая, где располагался холд Торика. Санетер считал эти предосторожности детской забавой; он не сомневался, что если бы холдер представил главному арфисту подробный проект освоения необозримого южного континента, то Робинтон смог бы добиться решения этого вопроса. Особенно, если учесть его дружеские отношения с Лессой и Ф'ларом, вождями Бендена.

Шарра снова начала кричать и размахивать руками; ей вторила собравшаяся у причалов толпа. Озмор распоряжался у лодок; его люди готовили крепкие вместительные баркасы, чтобы перевезти на берег пассажиров и груз. Впрочем, наиболее нетерпеливые из переселенцев уже последовали примеру братьев н прыгнули в воду — человек десять, неуклюже загребая руками, устремилось к песчаному пляжу.

Бронзовый файр завис над головой Санетера н спланировал ему на плечо. Шарра улыбнулась, переведя взгляд с ящерки на плывущих к берегу людей.

— Первая проверка, — сказала она. — Самые храбрые и самые нетерпеливые… А может, им просто захотелось искупаться после давки в трюме корабля… Но это добрый знак, Санетер — нашлись люди, которые не побоялись прыгнуть в воду… — она снова улыбнулась. — Пожалуй, надо предупредить Рамалу, что на обед стоит приготовить что-нибудь посущественней каши и фруктов. — Я схожу к ней, — вызвался арфист. — Ты, наверно, хочешь остаться тут и встретить брата… Ведь он отсутствовал целых три Оборота, не так ли?

— Ну, я не собираюсь торчать на берегу, ожидая, пока они утопят друг друга, — заметила девушка. — Погляди-ка, мастер Рампес спускает шлюпку. Думаю, он привез письма — и кое-что для тебя, Санетер. Он будет здесь гораздо раньше, чем эти два дуралея вылезут из воды.

С этими словами она развернулась и пошла к пещерам, где в прохладном сумраке хранились запасы холда; Санетер же поспешил к воде, с нетерпением поглядывая на шлюпку.

Шарра хорошо знала своих братьев. Арфист и капитан Рампес успели обменяться приветствиями раньше, чем Торик и Хэмиан, уставшие, но веселые, вылезли на берег. В глазах Торика уже не было видно гнева; с одобрительной улыбкой он наблюдал за младшим братом, тащившим через голову мокрую рубаху. За три Оборота упражнений в кузнечном ремесле торс Хэмиана стал еще более мощным, тело налилось силой.

От пещер вприпрыжку неслась Шарра.

— Ну, Хэмиан, — воскликнула она, наблюдая, как брат расстегивает пояс, — ты был грозой всех девушек да того, как уехал на север. Так что лучше прикройся, пока они снова не налетели, — она бросила молодому кузнецу сухие штаны.

— Шарра, милочка, я привез тебе подарок… целую банду парней с севера! Может, ты выберешь кого-нибудь! — крикнул в ответ Хэмиан, увернувшись от спелого плода, полетевшего вслед за штанами.

— Есть толковые ребята? — спросил Торик, выжимая свою рубашку.

Хэмиан наклонился за одеждой, могучие мышцы заиграли на плечах. Если он будет работать хоть вполовину силы, решил Санетер, холд вполне оправдает марки, заплаченные за его обучение.

— Не больше полудюжины, — ответил брату Хэмиан; его улыбка увяла.

— На этот раз мастер Рампес и мастер Гарм привезли компанию подонков. И скажу тебе откровенно, они не оставят на борту шваль, которую ты пожелаешь отправить обратно. А ведь мы старались отбирать самых надежных людей… К сожалению, одного парня никак не смогли найти… он из Вейра, потерял дракона…

— Всадник? — Торик в изумлении уставился на брата. — Откуда? Не из Бендена ли? — Хотя он уважал бенденских вождей, но опасался их притязаний на плодородные и богатые земли южного материка. Торик вздохнул с явным облегчением, когда кузнец покачал головой.

— Нет, он из Вейра Телгар. Голубой всадник. Нити обглодали бок его дракона до костей… каким чудом он сумел приземлиться и спасти Г'рона, ведают одни небеса… — голос Хэмиана упал. За три Оборота в Телгаре он повидал немало добрых всадников — совсем не таких, как бражники из Южного Вейра; и гибель дракона была для него трагедией. Торик молчал, и молодой кузнец произнес извиняющимся тоном:

— Я знаю, что мы привезли не слишком много подходящих людей… Но, по крайней мере, все они — крепкие парни. Кое-кто обучался на подмастерьев, двое знают торговое дело. Остальных я заберу к себе в шахты и заставлю работать. Они не будут слишком тебя беспокоить, брат, — он хитровато улыбнулся и такая же усмешка появилась на губах Торика. — Ты можешь сбагрить мне всех, кем недоволен… всех, кто может двигаться и дышать. У тех, кто весь день бьет камень в шахтах, останется не много сил, чтобы куролесить по вечерам.

Торик звонко хлопнул его по обнаженному плечу, подталкивая к тропинке, и Хэмиан, схватив в могучие объятия сестру, закружил ее на влажном песке.

— Как Брекки? Ты видел ее? И Миррим? Ф'нора? — Шарра, тяжело дыша, нашла силы засыпать брата вопросами.

— У меня есть письма для тебя… Брекки шлет тысячу приветов и просит раздобыть ей целебных корешков… тех, из которых варят бальзам.

— Ну, этого добра у нас хватает — и в кладовых, и в лесу.

— Что, по-прежнему бегаешь в лес без разрешения? — поддразнил сестру Хэмиан и, обняв ее за плечи, зашагал к пещерам. — Ф'нор с Кантом прилетели в Исту, проводить меня в плавание… так что все новости — свежие. У Миррим побаливает шея, потому что она слишком заглядывается на драконов; в остальном же с ней все в порядке. И еще… — он понизил голос, склонившись к уху Шарры, — я видел мать. Она не приедет, хотя отец умер больше трех Оборотов назад. Понимаешь, все дело в Бревере… этот упрямец не покинет свой цех и не пойдет под руку младшего брата. Мать его не бросит, а без нее не хотят ехать и три наших сестры с мужьями — как я их не уговаривал.

Шарра, опечаленная, опустила голову. Видно, не судьба их матери жить в новом холде Торика, в этих чудесных местах… Увидятся ли они когда-нибудь? Путь до Исты далек, а простые люди не летают на драконах…

Торик первый покинул их семейный холд, сбежав на континент, подальше от тяжелого труда в Цехе рыбаков и бдительного отцовского ока. Когда Ф'лар стал Предводителем последнего Вейра Перна, Торик трудился в холде Бенден. Охваченный энтузиазмом, он постарался попасть в число претендентов на первую кладку Рамоты, но не был избран. Излишне самолюбивый, Торик решил не повторять больше попыток, хотя и остался в Вейре. Затем Лесса и Ф'лар осуществили удивительный проект — молодые драконы и их юные всадники были отправлены на десять Оборотов назад под руководством Ф'нора, чтобы к началу Прохождения Вейр пополнился возмужавшими зверьми и хорошо обученными бойцами. Местом для лагеря Ф'нора стал один из благодатных полуостровов южного материка — забытого и не посещаемого людьми в течение сотен Оборотов. Вскоре там вырос новый Вейр — Южный и Торик был в числе мастеров, помогавших ставить первые хижины и налаживать хозяйство. Новые земли полюбились ему; когда Ф'нор увел молодых всадников в Бенден, Торик остался с несколькими работниками и, подыскав удобное место на побережье, вырубил первые камеры своего холда. Потом он забрал к себе всех родичей, жаждавших свободы и не боявшихся тягот освоения девственных земель; к нему ушли сестры — Марда и Шарра, и братья — Кевелен и Хэмиан. Мать гордилась его успехами, но не хотела покидать Бревера, старшего в их роду.

— Может быть, она передумает, если Торик будет избран Конклавом лордом Южного? — тихо спросила Шарра. — Простит ли она нас за то, что мы покинули отца?

Хэмиан сверху вниз глянул на сестру; для девушки она была довольно высокой, но ее черноволосая головка едва доставала до могучего плеча кузнеца.

— Сейчас Конклав не станет заниматься этим делом, малышка. Лорд Мерон при смерти и, хотя он наплодил достаточно ублюдков, уже началась свалка из-за набольского наследства.

Шарра покачала головой.

— Однажды они пожалеют… все эти спесивые лорды, что так кичатся древностью и чистотой своей крови… Они пожалеют, что выставили Торика за порог!

— Шарра, он — повелитель холда во всем, кроме титула, — усмехнулся брат, — и нам ни к чему унижаться перед Конклавом из-за грамоты с красивой печатью. Сейчас гораздо важнее привести в холд пару хороших честных мастеров… или удачно выдать тебя замуж. Светло-зеленые глаза Шарры блеснули, она резко отстранилась от брата.

— И ты тоже, Хэмиан! Попробуй, повтори это еще раз!

— Что? — молодой кузнец смущенно улыбнулся. — Не пугай меня, сестренка! Я выучил этот урок еще до того, как отправился в Телгар. Женщины Южного сами выбирают себе мужей. Так есть, и так будет.

— Надеюсь, Торик тоже не забыл об этом!

— Ну, ты же напоминаешь ему о праве выбора на каждой свадьбе, которую играют в Южном… — Хэмиан подмигнул сестре. — А сейчас, малышка, я бы съел чего-нибудь, чтобы отбить вкус соли в горле. Погода, знаешь ли, не очень нам благоприятствовала, и я проглотил столько морской воды, что похож больше на соленую рыбу, чем на человека.

— Рамала уже готовит свежий фруктовый сок. А Мичел, погляди-ка, пришла встретить тебя… Ну, я удаляюсь, чтобы вам не мешать! — и Шарра с лукавой улыбкой покинула брата, бросавшего нежные взгляды на одну из стройных смуглых девушек.

Вечером никто уже и не вспоминал о неприятной утренней истории. Весь холд трудился над размещением вновь прибывших; все были рады возвращению Хэмиана.

Часть переселенцев, прошедших тщательную проверку, Торик решил оставить в холде, остальным предстояло воевать с джунглями и неподатливыми скалами. К закату солнца Санетер отложил толстые свитки, в которых излагалась вся подноготная прибывших и, соблазненный ароматом жареного мяса, появился на берегу.

— Есть ли среди них убийцы, Санетер? — спросил Торик; подхватив арфиста под руку, он повел его подальше от буйного веселья праздника. — Только один… и он утверждает, что всего лишь оборонялся… — в последнем арфист не был уверен; этот мрачный тип, которого явно сторонились остальные переселенцы, выглядел весьма подозрительно. — Пятнадцать юношей были учениками в разных цехах, а двое — подмастерьями, почти мастерами… их выгнали за кражи.

Торик мрачно кивнул. Он отчаянно нуждался в опытных людях, сведущих в управлении хозяйством и в ремеслах, а вместо них был вынужден принимать всякое отребье. Но их руки тоже будут не лишними; работы по расчистке земли требовали гигантских усилий. Он знал, что пока действует запрет на любые связи с южным материком, который наложили вожди Бенден Вейра, ему не получить хороших работников. Слухи о том, что он принимает всех, кто сумеет тайно добраться до южных берегов, циркулировали в портовых холдах, и бродяги со всего северного континента мечтали о райском юге. Случалось, что попав под тяжелую руку Торика, они испытывали некоторое разочарование; и холдер Южного прекрасно понимал, что если недовольных скопится слишком много, его власть станет эфемерной.

— Еще двое воровали скакунов, — продолжал Санетер свой невеселый отчет. — Однако, — он поспешил сообщить и хорошие вести, — есть и честные люди. Четыре пары, все — отличные ремесленники, и еще девять одиночек с неплохими рекомендациями… — арфист сглотнул и искоса поглядел на хозяина Южного. — Торик, мне придется сообщить об этих кораблях мастеру Робинтону…

— А он тут же доложит в Бенден… — фыркнул в ответ собеседник.

— Если ты обратишься к Ф'лару вместе с мастером Робинтоном, он первый поможет тебе… Бенден Вейр хочет исследовать южные земли, — Санетер широко развел руки, словно обнимая необъятные просторы нового континента.

Торик, раздумывая, опустил голову. Перед ним лежал целый материк — словно гигантский пирог, от которого он откусил самый краешек… Очень хотелось проглотить его полностью, но угощение могло застрять в глотке… даже столь широкой, как у Торика. А главное, никто не представлял истинных размеров этого пирога… Хватит ли его на всех?

— Ты можешь не упоминать о своих открытиях, — осторожно сказал Санетер. — Об этом я не писал Робинтону, клянусь тебе. Однако новые рудники не скроешь — особенно, если ты собираешься торговать рудой. Хэмиан, наверно, говорил тебе, что Главному мастеру кузнецов нужно все больше и больше металла… он скупает все — железо и никель, свинец и цинк… все, что может достать. И разработка шахт на севере идет полным ходом.

— Ты слишком хорошо информирован для арфиста, посланного на юг для поправки здоровья, — холдер смерил Санетера долгим тяжелым взглядом.

— Да, я арфист, — Санетер отплатил Торику той же монетой, и его взгляд был не менее долгим и пристальным, — а это означает не только распевание учебных баллад детишкам.

Торик первым опустил глаза.

— Ладно, — буркнул он, — посмотрим, как повернется дело с шахтами. Но мы будем копать руду и будем ее продавать, что бы не решили там, на севере… Завтра соберем всю эту шваль, — он кивнул в сторону пирующих, маленько подучим — и в горы. Умный запомнит, глупый — забудет, и тогда… тогда пусть пеняет на себя. Суд в Южном скорый и справедливый.

Рука у Торика была тяжелой, и его бессердечие не раз огорчало Санетера. Однако он прожил на юге достаточно, чтобы в равной мере оценить и его преимущества. Южный континент был странной землей, часто — жестокой и бескомпромиссной, но те, кто был достоин его щедрости, кто мог выжить среди опасностей и тягот, ни за что не покинули бы новую родину.

— Бенден обещал исследовать весь континент, — продолжал Торик, и благополучно забыл о своих намерениях, подсунув нам Древних. Я занимаюсь этим сам. И ни пожары, ни землетрясения, ни тучи Нитей меня не остановят. Я узнаю, насколько же обширна эта земля!

Он сделал паузу и вдруг с болью в голосе произнес:

— Столько дел, столько работы! Даже дракон может рассчитывать лишь на свои крылья, когда летит в новое место… Каково же нам прорубиться сквозь джунгли? Почему Ф'лар отозвал своих всадников — надежных, честных людей? Где Ф'нор, который клялся пересечь, материк из конца в конец?

В голосе его чувствовалось безмерное утомление, усталость, что накапливалась Оборот за Оборотом, и Санетер на миг пожалел этого великана, казавшегося столь неутомимым. Он взвалил на свои плечи чудовищный груз.

* * *

После страшного удара при посадке Г'рон был словно пьяный. Шатаясь, он брел через каменистые пустоши к торговому тракту; ночью он заметил костры, что жгли возчики на биваке, и рухнул на землю у первом же фургона. Никто не заметил его; пробудившись утром, Г'рон напился воды из ближайшего ручья, потом стащил что-то съестное у людей, сворачивавших лагерь. Он словно позабыл о том, что в поясе лежит достаточно марок, которых хватило бы и на пропитание, и на проезд. Смутные мысли о чем-то утраченном навсегда бродили у него в голове; Г'рон не мог вспомнить, что же он потерял, где и когда, но был твердо уверен, что эта пропажа невозместима. Он забрался в повозку с грузом соленой рыбы и уснул среди бочек.

Только на следующий день возчик обнаружил его. Опознав в этом человеке с пустым взглядом всадника, потерявшего дракона, он вычистил его одежду, накормил и, когда Г'рон потребовал вина, дал целый бурдюк. Удивляясь, он глядел, как всадник глотает жгучий напиток, не обращая внимания на струйки, сбегавшие за ворот туники. Потом возчик уложил Г'рона — точнее, половинку бывшего Г'рона, что звалась отныне Гирон, — в свой фургон; он был воспитан в духе почитания традиции и считал своим долгом охранять всадника. По дорогам шаталось слишком много проходимцев, и любой из них ограбил бы даже родную мать. Весь долгий путь до дверей Цеха дубильщиков возчик ухаживал за своим молчаливым пассажиром, как за ребенком. Из мастерской по приказу Белесдена, Главного мастера, тут же связались с помощью барабанов с Айгеном — и с Вейром, и с холдом. Лорд Лоуди сообщил, что высылает охрану с запасным бегуном.

— Мы доставим его в холд — сказал старший экскорта Белесдену. — Похоже, он повредился в уме и ничего не помнит… Наш лорд предложил всадникам отправить парня в Южный — все-таки, целебный климат и смена обстановки… Может, он еще придет в себя.

На половине дороги в Айген Гирон увидел мчавшихся в поднебесье драконов. И вот что докладывал потом старший стражник своему лорду:

— Он словно с цепи сорвался… Заорал и начал так нахлестывать скакуна, что мы не сумели за ним угнаться… Последний раз его видели в реке — он переплыл на другой берег и помчался за всадниками… догнать их хотел, что ли…

— Передайте во все холды — пусть ищут этого Гирона, — повелел айгенский лорд. — И если кто-нибудь причинит ему вред, он будет отвечать передо мной — и перед всеми Вейрами Перна!

* * *

Просьба Брекки насчет целебных корешков была для Шарры удобным предлогом, чтобы отправиться в лес. Она представила на рассмотрение Торику два проекта — либо отлучка будет недолгой и, доставив собранное в холд, она тут и приготовит лекарство; либо выварит корешки прямо в лесу. В последнем случае поход займет лишнее время, но и мази она принесет больше.

Торик рассердился, и Шарра едва не отступила. Среди вновь прибывших были хорошие парни, и брат хотел, чтобы она уделяла им внимание; вдруг кто-то тронет ее сердце. Шарра опасалась того же — она вовсе не жаждала влюбиться и обзавестись семьей.

— Пожалуй, я помогу Шарре на этот раз, — неожиданно произнесла Рамала.

Поймав пристальный взгляд жены, Торик уступил, зная по опыту, что сопротивляться бесполезно — у него не будет ни мира, ни покоя.

— Будь осторожна, Шарра, — сказал он, качая пальцем у ее носа, будь очень осторожна.

Шарра поймала его за палец и лукаво усмехнулась:

— Братец, ты можешь считать, что я — выгнанный из Цеха ученик… Таких ты отправляешь в лес без проволочек.

Торик повернулся и побрел к выходу, что-то бормоча о женской хитрости, неблагодарности и опасностях — «которые эти бабы даже не могут вообразить!»

Рамала улыбнулась и добавила свой мешок к снаряжению Шарры, сваленному грудой в углу зала.

— Возьмем три лодки, десять добровольцев и, если поторопимся, успеем отплыть с приливом, — сказала она. — Надо же, наконец, отдохнуть от домашних дел… пусть поскучает один!

Шарра расхохоталась. Ее невестка была спокойной женщиной, мудрой и одаренной всеми талантами, которых Шарре, по собственному ее мнению, не хватало. Никто не назвал бы ее легким человеком, но она испускала некую непреодолимую ауру, заставлявшую людей прислушиваться к ее советам. Шарра знала немногое о прошлом невестки; кажется, она проходила подготовку в мастерской целителей в Нерате. Рамала была из числа первых поселенцев Южного, и Торик, убедившись в ее полезности, вскоре предложил ей руку и сердце. Она никогда не откровенничала насчет своих отношений с мужем, но, как чувствовала Шарра, резкая перемена в жизни пришлась Рамале по душе. У нее вполне хватало терпения выносить и последствия неиссякаемой энергии Торика, и его непомерное честолюбие. Четверо их ребятишек были уже достаточно взрослыми, чтобы тоже отправиться в путь; для них походы в лес служили лучшим развлечением.

Шарра закончила сборы, засунув в мешок вторую пару высоких сапог из шкуры дикого стража — незаменимую обувь, в которой она странствовала по болотам и ручьям Южного. За сапогами последовали два мотка прочной веревки, водонепроницаемый тент, длинный кинжал и рабочий нож; еще один клинок, совсем короткий, она сунула за отворот сапога.

Три баркаса ушли, как и намечалось, с приливом. Свежий западный ветер надул красные паруса, и суденышки стрелой полетели вдоль побережья. Люди запели; младшие ребятишки, обожавшие морские путешествия, забросили за борт жилки с крючками — каждый рассчитывал на рекордную добычу. Рыбки-лоцманы всплывали из глубины и, разогнавшись, пролетали ярд-другой над самой поверхностью воды, словно хотели потешить пассажиров. Их появление было признаком хорошей погоды, и у Шарры стало спокойно на душе. Но тут тени береговых утесов, за которыми лежал Вейр, упали на лодки, заставив ее нахмуриться. Ох уж эти Древние, с их глупыми придирками и непомерным аппетитом! Чтоб им всем уйти в Промежуток!

Она быстро оглянулась, словно боясь, что кто-то подслушает ее мысли. Мийр и Талла, ее файры, нежно пересвистывались, устроившись на крыше рубки. Спокойно, приказала себе Шарра; никто не должен желать зла всадникам — даже таким, как эти. К тому же, большинство северных всадников совсем не похожи на Древних, отравляющих жизнь Южному.

Они обогнули мыс, и Шарру прижало к борту, когда шкипер резко повернул руль, опасаясь близко подходить к прибрежным рифам. Баркасы шли ходко, и на следующее утро они были уже в Большой Лагуне, обычном месте, откуда начинались лесные экспедиции Шарры.

Когда лодки разгрузили и вытащили на пляж, Рамала сказала ей, что можно отправляться в путь. Десять дней, не больше, повторила она, окидывая девушку строгим любящим взглядом. Кивнув, Шарра взвалила на спину свой мешок, позвала файров, суматошно метавшихся в теплом воздухе, и поспешила воспользоваться предоставленной ей свободой.

Она уже почти добралась до опушки, когда Мийр, лениво круживший над ее головой, испустил полное надежды чириканье. Он был из самых крикливых в Южном и не пропускал ни одну золотую. Затем его трели сменились недоуменным молчанием, и бронзовый вернулся на плечо Шарры. Талла устроилась на другом; обе ящерки выглядели встревоженными. Скоро девушка услыхала бранчливый голосок золотого файра и треск, словно кто-то проламывался сквозь подлесок. Нежданная встреча не пугала ее; скорее, Шарре не хотелось, чтобы незнакомец испортил ей праздник десятидневной свободы.

Раздражение девушки исчезло при виде паренька, сидевшего на корточках в кустах и наблюдавшего за мореходами из Южного, которые разбивали на берегу лагерь. Одной рукой он обнимал косматую шею невысокого бегуна; на его плече примостился крохотный, недавно появившийся на свет золотой файр, обернувший хвостик вокруг загорелой шеи. Парень, казалось, был обескуражен, что маленькая королева не предупредила его о посторонних, но быстро справился со смущением, Людей он не видел давно и счел подарком судьбы возможность поболтать с девушкой. Звали его Пьемур; он пережил на Южном уже три Падения.

Шарра восхитилась его находчивости и удаче. Такого парня Торик мог бы использовать. К тому же, он был молод, одинок и умен — и он ей нравился. Сопротивляясь нечестивому желанию взъерошить гриву его выгоревших на солнце волос, Шарра невольно посочувствовала матери, потерявшей такого обаятельного отпрыска. Этот малый определенно был похитителем женских сердец! Найти бы кого-нибудь похожего, но Оборотов на десять постарше…

Она решила не отправлять его в лагерь; пусть ходит за ней, а она посмотрит, на что способен этот юный мошенник. Торик прислушивался к ее рекомендациям. Возможно, если б она заполучила способного ученика, брат стал бы отпускать их подальше…

Словно прочитав ее мысли, Пьемур предложил помощь в сборе трав. Благодарно кивнув, Шарра направилась в лес; парнишка последовал за ней.

К тому времени, когда они вернулись в лагерь, Шарра составила весьма высокое мнение о новом знакомце. Парень был прирожденным бродягой и, как она подозревала, изрядным обманщиком; если навести на севере осторожные справки, наверняка выяснится, что из какого-то Цеха пропал ученик, большой любитель приключений. Очевидно, он жил рядом с большим холдом, ибо его осведомленность в делах великих мира сего поражала. Ум у Пьемура был столь же быстрым, как и язык; к тому же, он обладал весьма своеобразным чувством юмора. Голос — глубокий баритон — свидетельствовал, что он был старше, чем казался на первый взгляд. Судьба одарила его великолепной памятью — он никогда не забывал уроков Шарры, касавшихся целебных трав и правил поведения в лесу. Инстинкт самосохранения не оставлял его ни на секунду — как и его файра, подтверждая старую истину — каков всадник, таков и дракон. И, определенно, он имел аналитический склад ума. Одним словом, этот парень был тем самым тестом, из которого выпекались нужные Южному холду люди.

Они прошли половину дороги к высоким снежным горам и, скрепя сердце, повернули назад — отпущенный Шарре срок истекал. Теперь Пьемур начал беспокоиться насчет своего скакуна — он Звал его Дуралеем, хотя тот оказался не меньшим хитрецом, чем сам хозяин, — влезет ли он в лодку. Шарра утешаю его, говоря, что двое дюжих моряков легко перенесут маленького бегуна в баркас. Однако, чем ближе они подходили к берегу, тем мрачней становился Пьемур. Что-то беспокоило его, а значит, как поняла Шарра, он скрыл половину правды. Вот только какую?

Когда палатки лагеря замаячили впереди, она сказала:

— Нас не интересует то, что человек оставил позади, если он готов работать здесь, с нами. Это чудесное место, Пьемур — целый материк, где можно начать все заново, — Шарра помахала рукой невестке, торопившейся навстречу, и добавила: — Если хочешь, можно даже отправить сообщение на север — кому-нибудь, кто беспокоится о твоей жизни и здоровье.

Странно, но Пьемур, вместо того, чтобы почувствовать облегчение, уставился на свои пыльные босые ноги. Потом он выдавил словно через силу:

— Спасибо, Шарра. Я подумаю насчет письма.

Выглядел он при этом весьма мрачным.

Шарра представила Пьемура как жертву кораблекрушения, извлеченную ею из диких чащоб, — добавив, что Торик оценит честного парня, выжившего в лесу наперекор злой судьбе. Рамала хмыкнула и вынесла вердикт:

— Ему нужны сапоги. Подошвы у него не такие прочные, как остальная шкура.

Шарра рассмеялась. Кожа Пьемура приобрела глубокий загар цвета дубленого ремня, что поддерживал его рваные штаны. Самые неприличные прорехи он залатал кусочками ткани, которые нашлись в мешке у Шарры. Насчет сапог он не горевал, но вот ее куртка была предметом его отчаянной зависти. Он тоже хотел такую же — «с гнездами, кармашками и карманами, куда любимая девушка могла бы сунуть что-нибудь полезное в дороге».

Рамала принялась чистить корешки, и вскоре над берегом потянуло вонью выпарившегося в котелке бальзама. Горшок за горшком лечебная мазь перекочевывала в баркасы, заботливо укутанная в тряпье. Моряки вышли на одной лодке за внешний барьерный риф и вскоре возвратились с богатым уловом; фруктов в лесу тоже хватало — так что намечался отличный ужин.

Во время обратного пути Шарра не раз прислушивалась к разговорам Пьемура с моряками: все его вопросы — так или иначе — касались Древних. Что он хотел разузнать? И для чего?

Баркасы вошли в знакомую бухту, и она увидела небольшой кораблик с вымпелом арфистов на корме. Не в первый раз Менолли, арфистка, приходила в Южный из Форт холда, выполняя поручения и мастера Робинтона, и Главной мастерской целителей, которой Шарра исправно передавала десятину от сбора лекарственных трав. Но Менолли, хотя и была уроженкой морского холда, никогда не пускалась в такой долгий путь в одиночестве. Кто же с ней на этот раз? Сибел? Шарра заметила, что Торик, подбоченившись, стоит на пирсе. Придется сначала разгрузить лодки и дать ему полный отчет; до этого ей не увидеть Менолли и ее неизвестного спутника.

Транспортировка Дуралея с баркаса на берег обошлась без происшествий. Внимание Торика было приковано к жене — и к лучшему, решила Шарра. Пусть он сосчитает количество набитых мазью горшков и мешки с травами, и оценит их труды; Пьемура она представит потом в более подходящее время.

Шарра повела парня к пещерам, как следует нагрузив различным походным скарбом. Перед входом Пьемур остановился и снял с плеча большой сигнальный барабан; пальцы его осторожно погладили тугую кожу, глаза потемнели.

— Барабан! — задумчиво произнес он.

— Конечно, — с удивлением Шарра приподняла брови. — Кто же отправляется в поход без барабана?

Пьемур поднял голову; взгляд его был устремлен на северо-запад через необозримый морской простор. Внезапно — раньше, чем Шарра успела пошевелиться, — пальцы его дрогнули, и барабан загрохотал под опытной рукой; раскатив над Южным сложную дробь звуков. Затем Пьемур поднял на девушку виноватые глаза и вытянулся в ожидании новых приказов. Они едва достигли рабочего кабинетика Шарры, когда в широком коридоре холда послышался крик:

— Пьемур! Это сигналы Пьемура!

— Сибел? — удивление мелькнуло на лице парня, и в следующий миг он ринулся вон из комнаты. Шарра мчалась за ним по пятам. Что бы это все значило? Откуда ее лесной найденыш знает посланца мастера Робинтона? И какие сюрпризы ждут еще простодушных обитателей Южного?

Когда она добралась до главного зала холда, Пьемур уже очутился в объятиях Сибела и Менолли. Они говорили, перебивая друг друга, и только после того, как Торик велел всем замолчать и обратил вопрошающий взор на Пьемура, она услышала истинный рассказ о его приключениях.

Пьемур, ученик Сибела, был отправлен в холд Набол с целью установить источник весьма значительного числа яиц файров, поступающих откуда-то с юга. Как подозревал Робинтон, покойному лорду Мерону удалось установить взаимовыгодные контакты с Древними. Пьемур проник в холд и даже стащил одно яйцо, дозревавшее в теплом песке у очага. Однако его чуть не обнаружили, и предприимчивый юноша нырнул в мешок, предварительно выкинув оттуда несколько свертков с тканями. Он просидел в мешке больше часа, уснул, сморенный духотой и пробудился уже в Южном Вейре. Ловкач удрал и на этот раз, побеспокоив только файра Мардры, да еще обзавелся по дороге скакуном — тем самым Дуралеем, который сопутствовал ему в дальнейших странствиях.

— Значит, Мардра была права, — произнес Торик, меряя юношу грозным взглядом. — Это ты сидел в ее поганом мешке!

Пьемур поежился, но Рамала, обняв парня за плечи, миролюбиво заметила:

— Ладно, чего уж там… Уверяю тебя, она уже забыла про скандал. Лучше подумаем, что же делать с этим столь предприимчивым молодым человеком.

— Он — просто кладезь всевозможных достоинств, Торик, — добавила Шарра.