Глава 1

На борту тяжелого крейсера Флота Федерации Обитаемых Планет «Заид-Даян»

— Они еще не знают, на что мы способны, — заявила Сассинак. Она говорила это уже не раз, что, впрочем, не очень убеждало даже ее саму.

От приподнятого настроения, в котором Сассинак и Лунзи строили планы объединения сил против космических пиратов, не осталось и следа. Вся та эйфория была вызвана поистине невероятным событием — «собором» теков и их безукоризненно справедливым приговором капитану Круссу, противозаконно посадившему колониальный корабль одного из тяжелых миров на планету Ирета прямо под прицелом орудий крейсера Сассинак. Теки установили, кто именно дал Круссу это задание, — бесценные сведения, которые Сассинак и не надеялась получить. Правда, теки так и не решили вопроса о том, какой же расе принадлежит Ирета, и исчезли, не пытаясь наказать остальных пиратов.

Ни Сассинак, ни Лунзи не были уверены в том, что хотели бы получить большую помощь от самой древней расы в космосе. Пути теков редко пересекались с путями рас, продолжительность жизни которых, в сравнении с их собственной, казалась едва ли не мгновением. Они вмешивались лишь тогда, когда нарушались их собственные давние планы, как это случилось на Ирете. Обычно они позволяли младшим расам, от ящероподобных сетти и оборотней-вефтов до живущих в море ссли, в том числе и людям, идти своей дорогой. Вот и теперь теки по-своему разобрались в деле Иреты и исчезли, оставив Сассинак и Лунзи перед непреодолимой задачей: найти и уничтожить тех, кто обвинялся в наиболее вызывающем виде пиратства — грабеже и захвате незаселенных планет или массовом порабощении населения колоний. Слишком много трудностей. Сассинак была достаточно опытным командиром, чтобы игнорировать встающие перед ними реальные проблемы, да и Лунзи не раз видела, чем оборачивались самые лучшие планы.

Лунзи удобно расположилась на белых кожаных подушках в кабинете Сассинак, с удивлением глядя на своего отдаленного потомка. Она слишком молода, чтобы быть такой опытной.

— Как и вы, — парировала Сассинак.

Лунзи почувствовала, что краснеет.

— Телепатии не существует, — проворчала она. — Это явление никогда не проявлялось в контролируемых условиях.

— Такое бывает у близнецов, я где-то читала об этом, — отозвалась Сассинак. — Иногда обмен мыслями удается и близким родственникам. А что касается вас и меня… никто не знает, как неоднократное замораживание могло повлиять на ваш мозг, а события моей жизни — на мой. Вы считаете, что я слишком молода, чтобы быть такой опытной, а я то же самое думаю о вас. Вы ведь младше меня…

— Что не дает тебе права изображать большого начальника, — хмыкнула Лунзи и сразу же пожалела о сказанном. Лицо Сассинак стало жестким, а Лунзи, конечно же, не имела права так говорить. Сассинак была капитаном корабля, до первой звезды на погонах ей оставался всего шаг, и к тому же она была старше на десять лет реального возраста. — Прости, — быстро извинилась Лунзи. — Ты старше, и ты начальник. Я еще не привыкла.

Быстрая улыбка Сассинак почти успокоила ее.

— Все так. Но все-таки мне бы хотелось быть старшей на этом корабле. Даже если вы мой прапрапрапредок, вы не знаете, что и как здесь работает.

— Замечание принято. Я постараюсь быть спокойной пассажиркой, — пообещала Лунзи, добавив про себя: «И постараюсь свыкнуться с тем, что прапраправнучка не только старше меня, но и находится рядом, и у нее не менее твердый характер». Она наклонилась вперед и поставила свою кружку на стол. — Что ты теперь собираешься делать?

— Что нам действительно необходимо, — начала Сассинак, нахмурившись, — так это информация. Например, доказательства, которые мы должны предоставить Совету. Начнем с Дипло. Кто с кем там связан, и кто оплатил этот корабль? Какие фракции «тяжеловесов» замешаны в этом и понимают ли они, что делают? И Парадены. Я абсолютно уверена, что они виновны, но у меня нет никаких доказательств. Если бы мы могли выйти на кого-нибудь, занимающего высокое положение…

Лунзи взяла чашку и жадно проглотила оставшееся питье, стараясь не замечать возникшую в желудке пустоту. Вряд ли кто-нибудь сможет оценить то, что она собирается сделать, как глупое предложение, смелое, или и то и другое сразу?

— Я… я могу немного помочь с Дипло.

— Вы? Как? — Сассинак и сама вспоминала о своих друзьях из тяжелых миров, но она терпеть не могла использовать их. Это было бы для них слишком опасно.

— «Тяжеловесы» действительно не позволяют уроженцам легких планет посещать Дипло, но у них до сих пор хватает проблем с генетикой и адаптацией, и поэтому любой медик будет желанным гостем — настолько, насколько это вообще возможно. А я к тому же должна пройти восстановительный курс у мастера медитации…

Сассинак поджала губы.

— Гм-м. Это звучит разумно. Если за вами кто-то следит, то это именно то, чего от вас ожидают. Вы ведь уже на целую ступень выше своего уровня. Или даже больше. А все ваши, достигнув уровня мастера, возвращаются для переподготовки довольно регулярно, насколько я слышала…

Она не закончила фразу, надеясь, что Лунзи захочет что-нибудь добавить, но та только кивнула и вернулась к разговору о Дипло:

— Доктора всегда задают вопросы. Если включить меня в состав какой-нибудь исследовательской команды, например по изучению статистики врожденных дефектов, или чего-нибудь в этом роде, то я смогу опросить огромное количество людей и это будет всего лишь частью моей работы.

Сассинак склонила голову к плечу, и Лунзи поймала себя на том, что едва не повторила этот жест.

— Но вы уверены, что хотите сделать это не для того, чтобы разделаться с собственными демонами? После того, что вы рассказали…

Лунзи не хотелось возвращаться к этой теме.

— Я знаю. У меня есть причины бояться и ненавидеть, по крайней мере, некоторых из «тяжеловесов». Но ведь есть и другие, я же рассказывала вам о Зебаре. — Сассинак кивнула, но, похоже, не слишком поверила. А Лунзи продолжала: — Кроме того, у меня будет время поговорить с мастером о возобновлении моей подготовки. Ты достаточно знаешь о медитации, чтобы понять, что это не хуже любой другой психологической подготовки. Если мастер посчитает меня недостаточно подготовленной для этой миссии, я тебе сообщу.

— Вы хотите обсудить с ним это задание? — Голос Сассинак говорил о том, что ее не радует подобная перспектива.

Лунзи вздохнула:

— Не все, но хотя бы мою поездку на Дипло. Есть несколько специальных методик, которые помогают преодолеть повышенную тяжесть.

— Хотелось бы, чтобы мастер разрешил вам. Дело слишком серьезное, и не стоит рисковать получить эмоциональный срыв, учитывая те неприятности, что у вас уже были…

— Я смогу справиться с этим. — Лунзи позволила своему учению слегка окрасить голос, и Сассинак смолкла. Лунзи отметила, что это не произвело на нее серьезного впечатления, как на большинство людей, а всего лишь временно убедило.

— Ну, тогда с Дипло все ясно. — Сассинак пожала плечами и вернулась к другим делам. — Вы уезжаете. И не знаете, сколько времени все это займет, так? Думаю, что так. Вы уезжаете пройти восстановительный курс и посетить Дипло; значит, нам остаются подозрительные торговые картели, сетти и пиратские агенты в ИОК, Флоте и Совете.

Было бы неплохо иметь собственную агентурную сеть, но…

Лунзи с чувством собственного превосходства перебила ее:

— Ты же знакома с адмиралом Коромелем, не так ли?

Челюсть у Сассинак не отвисла только потому, что она никогда бы себе этого не позволила, но Лунзи видела, что она удивилась.

— А вы знаете адмирала Коромеля?

— Да, еще бы! — Лунзи видела, как Сассинак обдумывала очевидные выводы и решила не задавать вопросов. А может, она просто не успела осознать всего, что отсюда следует? Теперь Коромелю, наверное, столько же лет, сколько было его отцу когда-то; возможно, Сассинак познакомилась с ним, когда он был уже пожилым человеком. Лунзи справилась с очередным приступом печали и сосредоточилась на настоящем. — Коромель фактически и завербовал меня, временно, как раз перед делом на Амброзии.

— Завербовал вас?!

Лунзи не поняла, одобрение или возмущение прозвучало в голосе Сассинак. Она постаралась коротко, как только можно, рассказать об обстоятельствах вербовки и о том, что за ней последовало. Сассинак слушала молча, глядя куда-то вдаль, и лишь покачала головой, когда Лунзи закончила.

— Ну, моя дорогая, мне кажется, что, даже если мы будем разговаривать неделями, вы и тогда найдете, чем меня удивить. — В ее голосе не проскользнуло ничего, что могло бы сказать, было ли это удивление приятным. Лунзи показалось, что уважение к рангу Коромеля было одной из причин ее сдержанности. Чтобы подчеркнуть эту сдержанность, Сассинак оттолкнулась от стола. — Мне бы хотелось размять ноги, да и вы еще толком не видели корабля. Устроим экскурсию?

— Конечно. — Лунзи была только рада прервать напряженный разговор. Следом за Сассинак она вышла в коридор, ведущий вдоль главной палубы. — Теперь здесь все по-другому, — вздохнула она, спускаясь вслед за прапраправнучкой по кормовой лестнице на десантную палубу. Она как раз обратила внимание, что стены — нет, напомнила она себе, переборки — были зелеными здесь и серыми наверху.

— По-другому?

— У меня не было времени рассказать, но когда нас вытаскивали с Амброзии, за нами пришел именно этот крейсер Флота, «Заид-Даян». Капитана я никогда, не видела, но это была женщина. Вот почему я дала Вариан и другим тогда, на Ирете, именно это название. У меня было такое ощущение, что все это уже когда-то происходило, а теперь повторяется. Ты и этот корабль…

Сассинак хмыкнула:

— Мой корабль не мог быть тем самым. Дело на Амброзии случилось задолго до Иреты и того, как вас погрузили в холодный сон, так ведь? Больше сорока лет назад? Это, должно быть, был сорок третий… Тот корабль погиб в сражении в год, когда я закончила Академию.

Она кивнула отделению моряков, которые отступили к переборке, давая ей пройти, и подождала Лунзи, чтобы продолжить.

У Лунзи мурашки пробежали по коже. Еще одно напоминание, что она не стала старше, а просто перескочила через несколько десятилетий.

— Ты уверена? Когда я услышала, что это «Заид-Даян», да еще с женщиной-капитаном, я подумала, что, может быть…

Сассинак покачала головой:

— Я не настолько старше вас. Спасательную экспедицию на Амброзию мы все изучали на семинарах по тактике на втором курсе. Это была Грациэла Виниш-Мартинес, ее первое назначение и новый корабль. Ей сначала жутко досталось от комиссии по расследованию, когда она привела корабль обратно с такими повреждениями, но потом какой-то разведчик с Амброзии или что-то в этом роде…

— Зебара, — подсказала Лунзи, едва дыша.

— Кто бы там ни был, он написал рапорт в комиссию, после которого от нее отстали. Я вспомнила об этом, когда мне самой пришлось предстать перед комиссией. Ведь я же видела ее саму. Она должна была прочитать нам, женщинам-кадетам, лекцию по психологии командования для женщин-офицеров. Мы все считали эту тему глупой и рассуждали об этом по дороге на занятия. В аудитории никого не было, кроме сидевшей в углу пожилой женщины, вроде тех отставных офицеров, которые снуют по Академии, выполняя никому не понятную работу. Я едва заметила ее, как и ее старомодную магнитную доску и маркер. Мы заняли свои места, гадая, на сколько адмирал Виниш-Мартинес опоздает. — Сассинак вздохнула. — Шепот нарастал, и тогда маленькая женщина встала. Никто не обратил на это внимания. Когда она вышла вперед, мы решили, что сейчас она скажет, что адмирал задерживается или не придет совсем. И тут — Лунзи, я могу поклясться, что никто не видел ее звезд до тех пор, пока она сама не захотела этого, — она просто каким-то образом появилась перед нами. Она не сказала ни слова, а мы уже вставали, чтобы приветствовать ее, даже раньше, чем поняли, что случилось.

— А дальше? — Лунзи была явно заинтригована.

— А дальше она одарила нас великолепной улыбкой и сказала: «Это была маленькая демонстрация психологии командования». А потом она повернулась и вышла, а мы не могли даже вздохнуть.

— Мой Бог!

— Вот именно. Вся лекция в одной демонстрации. Мы не в силах были забыть это, мы часами пытались повторить ее преображение, но не могли. Она потом говорила, что это не зависит от твоего роста, внешности, силы или громкого голоса, а от чего-то еще, и если этого нет, то его не заменит ни сила, ни красота, ни положение.

Двери лифта открылись на маленькой площадке, окруженной разноцветными трубами, гудящими и шипящими. Табличка гласила: «Экологический отсек первого уровня».

— Учение медитации? — Лунзи хотелось бы знать, о чем думает Сассинак.

— Возможно. Это входит в основной курс обучения офицеров Флота. Но для этого все же нужен еще какой-то талант… — Сассинак нахмурилась.

— У тебя он есть, — заверила ее Лунзи. Она видела, как экипаж корабля относится к Сассинак, и чувствовала свое собственное уважение к ней.

— Ох… Наверное, да. Мне удается внушить чувство реальности юным энсинам. Но и только. — Она засмеялась, отбрасывая воспоминания прочь. — А мне так хотелось научиться этому…

— Она была твоим кумиром в детстве? Ты мечтала о Флоте до того, как завербовалась?

Было ли это причиной ее здравомыслия?

— Ну что вы, нет. Я хотела быть такой, как Карин Колдей.

Должно быть, Лунзи выглядела очень озадаченной, и Сассинак сказала:

— Извините, я забыла. Сорок три года — она не могла еще быть видеозвездой, когда вы в последний раз… Я хотела сказать…

— Не стоит беспокоиться, — отмахнулась Лунзи. Она никогда не была поклонницей видеозвезд, но Сассинак произнесла имя Колдей так, словно оно было нарицательным.

— Всего лишь звезда приключенческих фильмов, — объяснила Сассинак. — Клубы поклонников, плакаты и так далее… Мои подруги и я мечтали о приключениях в космосе и мужчинах у наших ног…

— Мне кажется, что ты этого добилась, — сухо произнесла Лунзи. — Или твоя команда достаточно хорошо это изображает.

Сассинак смутилась — эффект был потрясающий.

— Это не так уж похоже на фантазии. На Карин никогда не оставалось ни царапины, только несколько эффектных полосок сажи. Иногда эти полоски составляли весь ее костюм, но обычно она одевалась в серебряные или золотые облегающие комбинезоны, более чем открытые на груди. Она могла одной рукой перебросить через голову дюжину пиратов, а другой расстрелять еще десяток и при этом играть свою мелодию, не пропустив ни такта. Когда я была ребенком, мне не приходило в голову, что человек, которого морили голодом и регулярно избивали в ториевой шахте, не может иметь столь пышную фигуру. А если карабкаться нагишом по склону вулкана, очень трудно сохранить такие длинные лакированные ногти.

— Гм-м. Она до сих пор популярна?

— Не настолько. Эти фильмы теперь почти не показывают, разве что классику, «Лунное затмение» или «Железную цепь». Она теперь играет в настоящих драмах и политике. — Сассинак поморщилась, вспоминая высказывания Дюпейниля о своем бывшем идеале. — Мне говорили, что актриса на самом деле возглавляла одну из подрывных групп. — Она вздохнула. — Мы прошли почти всю десантную палубу, а я вам ничего не показала… А вот и отсек жизнеобеспечения, благодаря которому мы живы.

— Я видела табличку, — кивнула Лунзи. Отсюда было слышно монотонное уханье насосов.

Сассинак постучала по круглой бежевой трубе с неожиданной нежностью:

— Моим первым заданием после Академии стала установка новой системы жизнеобеспечения на крейсере.

— Я думала, что для этого есть специалисты…

— Разумеется. Но командир обязан знать все. Чисто теоретически капитан обязан знать каждую трубку и каждый провод, каждый файл, блок в компьютере, каждую деталь вооружения и каждый грамм продовольствия… где что находится, как работает, кто должен заботиться об этом. Так что все мы начинаем с какой-нибудь из главных корабельных специальностей и в течение первых двух полетов проходим через все отделы.

— Ты знаешь все это? — В глубине души Лунзи считала, что это совершенно невозможно, но ей не хотелось, чтобы Сассинак заметила это.

— Ну, не то чтобы все, но достаточно много. Вот эта, — Сассинак снова постучала по трубе, — несет углекислый газ в буферные баки; кислородные трубы, как и все огнеопасное, имеют красный цвет. Но не ищи их здесь, потому что всегда какой-нибудь идиот может выйти из лифта с сигаретой или загорится проводка. Ты ведь врач, думаю, тебе будет интересно увидеть кое-что на этой палубе…

— Еще бы!

К счастью, Лунзи знала достаточно, чтобы не выглядеть полным профаном. Они шли по тоннелям с низким потолком, по стенам которых тянулись бурчащие и шипящие трубы, приземистые цилиндрические газопромыватели, измерители, счетчики и мигали огоньки индикаторов.

— Здесь все совсем новое, — рассказывала Сассинак, когда они вошли в секцию гидропоники. — Нашей последней неприятностью были серьезные неполадки в системе жизнеобеспечения. По всем трубам вдруг начал подниматься вонючий отстой, хотя этого не должно было быть. Очистить трубы не имелось возможности хотя бы потому, что серные бактерии начали разъедать внутреннюю поверхность труб.

Секция гидропоники на крейсере, на взгляд Лунзи, ничем не отличалась от секции гидропоники в любом другом месте. Она осмотрела баки, линии подачи питания, спусковые клапаны — ничего особенного. В конце концов, Сассинак вернулась к лифту, и они поднялись на главную палубу.

— Сколько времени требуется новичку, чтобы запомнить все на корабле?

Сассинак задумчиво поджала губы:

— Новым членам экипажа или энсинам — около недели. Обычно их отправляют с поручениями в разные отсеки корабля, и они достаточно быстро понимают, как пользоваться терминалами, чтобы найти дорогу. Ты видела, что каждая палуба имеет свой цвет и полоски индикаторов от носа до кормы; если все это выучить, заблудиться очень сложно.

Они входили в кабинет Сассинак, когда на стене замигала сигнальная лампочка.

— Я должна идти на мостик. Вы останетесь здесь или вернетесь в свою каюту?

Вообще-то Лунзи надеялась, что ее пригласят на мостик, но Сассинак явно не собиралась этого делать.

— Я останусь здесь, если это удобно.

— Хорошо. Я покажу вам, как выбраться отсюда. — Сассинак коснулась кнопок терминала. — Это список кодов для вас. Я скоро вернусь.

Лунзи подумала, означает ли это, что она вернется в течение часа, и села перед терминалом. Выбирая код, она услышала тяжелые шаги в коридоре. В дверях появился мрачный Айгар:

— Где Сассинак?

— На мостике. — Лунзи хотелось узнать, что его так расстроило. Капрал-вефт, шедший за ним, выглядел скорее удивленным, чем озабоченным. — Вы подождете ее?

— Я не хочу ждать. — Тем не менее, он вошел и сел в белое кожаное кресло, словно решил ждать вечно. — Я хочу знать, сколько это будет продолжаться… — Он замолчал, но, подчиняясь вопрошающему взгляду Лунзи, продолжил: — Когда мы прибудем в эту… Штаб-квартиру Сектора, или что там еще? Когда будет суд над мятежником Танегли? Когда я смогу поговорить с… с равными мне? — На последнем слове он замешкался, как будто термин «равные» был новым для него, и Лунзи подумала, где он его услышал.

— Не знаю, — мягко ответила Лунзи. — Сассинак не говорила мне, и я не уверена, что она сама знает. — Она посмотрела на дверь, где все еще стоял вефт, вроде не пытавшийся угрожать, но вполне на это способный. — Вас беспокоит это сопровождение?

Айгар кивнул и наклонился ближе:

— Не понимаю я этих вефтов. Как они могут быть и людьми, и еще кем-то? Как можно узнать, человек он или нет? А еще мне рассказали о других чужаках, кроме вефтов и теков, которых я видел. Оказывается, есть еще рикси, похожие на птиц, и бронтины, и…

— Но и на Ирете хватало странных существ.

— Да, но… — Он нахмурился. — Я вырос рядом с ними. А все эти расы дальнего космоса…

— «Есть много удивительного в мире, — процитировала Лунзи. — Но нет ничего удивительнее людей…» По крайней мере, так думают люди.

Судя по реакции, Айгар не знал первоисточника, но Лунзи и не думала, что повстанцы-«тяжеловесы» изучали древнюю литературу. Стихи Киплинга заставили ее задуматься: если Восток Айгара встретится с цивилизованным Западом, обречены ли они быть врагами? Лунзи с трудом вернула свои мысли к настоящему, напомнив себе, что сейчас не время для цитат, и увидела, что Айгар с любопытством разглядывает ее.

— Вы младше ее, — заявил он. Ни у кого не возникло сомнения, кого он имеет в виду. — Но капитан называет вас своей прапрапрабабушкой… Почему?

— Помните, мы рассказывали вам о холодном сне? О том, как смогли выжить остальные члены экспедиции? Это был не первый и не последний холодный сон в моей жизни; я старше, чем вы можете ожидать. — Она не могла понять, почему ей так не хочется говорить об этом. — Коммандер Сассинак — мой потомок, так же, как вы являетесь потомком тех, кто был молод, когда я заснула холодным сном на Ирете, и за это время успел состариться.

Айгар выглядел скорее заинтересованным, чем испуганным.

— И вы совсем не стареете во время холодного сна?

— Нет. И вот вам доказательство.

— А можно в это время учиться? Я читал об обучении во сне… Может ли это сработать во время холодного сна?

— И позволит нам проснуться набитыми знаниями и по-прежнему молодыми? — Лунзи покачала головой. — Нет, это не сработает, хотя идея была неплохая. Если бы найти способ не терять всю информацию, которую мы пропускаем, проснуться через сорок или пятьдесят лет было бы не так уж и страшно.

— А вы чувствуете себя старой?

Вопрос, заданный Айгаром, был последним, о котором бы Лунзи задумалась. Вероятно, Сассинак сталкивалась с теми же проблемами, когда смена поколений заставляла ее задуматься, что же такое на самом деле возраст.

Лунзи снова позволила себе воспользоваться методами внушения:

— Не старой и немощной, если вы имели в виду именно это. Достаточно старой в том, что я помню, и достаточно молодой, чтобы… — «Боги, как бы закончить этот разговор?» — Чтобы делать то, что я должна… — неубедительно закончила она.

Но Айгар уже оставил эту скользкую тему. Он задал вопрос, отвечать на который было для Лунзи огромным удовольствием, — о психологическом тестировании, которое порекомендовал ему майор Курральд, командир десантников.

— Хорошая мысль, — кивнув, одобрила Лунзи. — Моей специальностью была профессиональная реабилитация. Подразумевалось, что мне будет легче понять тех, кто получил психологическую травму в космосе. А ведь чаще всего основная проблема в том, что человека используют на той работе, которая ему не подходит. Он чувствует себя словно в ловушке, особенно если работает на космическом корабле или станции. И тогда в случае аварии его действия опасны не только для него.

Айгар нахмурился:

— Но нам всегда говорили, что мы должны знать как можно больше и как можно больше уметь. Одной из сложностей общения для уроженцев тяжелых и легких миров всегда была слишком узкая специализация.

— Возможно, это и правда. Люди универсальны, разнообразная деятельность даже полезна. Но их основная специальность должна соответствовать их природным способностям, а не заставлять их делать то, что для них труднее всего. Некоторые лучше приспособлены к кабинетной работе и строгому распорядку. Другие легко усваивают все новое, но рутина им быстро надоедает. Ты же не пойдешь на экскурсию в секцию гидропоники с человеком, который будет дотошно проверять каждое соединение.

— А я? — Айгар постучал себя кулаком в грудь. — Смогу ли я приспособиться? Я высокий и сильный, но не так силен, как Курральд. Вы сказали, что я сообразительный, но у меня нет образования, и я не знаю, чем могу быть полезен.

Лунзи попыталась произвести впечатление спокойной уверенности.

— Айгар, я уверена, что с твоими задатками и опытом ты вполне сможешь найти хорошее место. Когда мы прибудем в Штаб-квартиру Сектора, вы получите доступ к библиотекам баз данных, а также к тестам и справочной службе ФОП. Я буду рада помочь вам, если хотите… — Она замолчала, оценивая его реакцию.

Улыбка Айгара заставила Лунзи задуматься, не этого ли добивался ее собеседник.

— Мне это нравится. Я надеюсь, что вы правы. — Он встал, продолжая улыбаться.

— Вы уже уходите? Я думала, вы хотели поговорить с капитаном.

— В другой раз. Теперь, когда вы стали моим союзником, я не стану слишком беспокоиться об этом.

Он вышел, и Лунзи долго смотрела ему вслед. Союзник? Она вовсе не была уверена, что хотела бы иметь Айгара в качестве союзника, что бы он ни имел в виду. Он мог быть куда более опасным…

Вскоре Сассинак вернулась и, выслушав рассказ Лунзи о визите Айгара, кивнула:

— Вы сделали именно то, что я хотела. Очень хорошо.

— Но он решил, что я его союзница…

— Так я и говорю, что все в порядке. Так лучше для нас и для того, что мы собираемся делать. Смотрите, Лунзи, теперь у него есть лучшая из возможных причин интересоваться базами данных, он получил на это полное право. Его интерес вполне естественен, и мы подтвердим это.

Сассинак заказала на камбузе легкий завтрак и хотела сказать что-то еще, но услышала сигнал интеркома и включила его.

— Сассинак слушает.

— Это Форд, я хотел бы поговорить с вами. Можно войти?

— Войдите. — Сассинак нажала кнопку, и дверь скользнула в сторону.

Форд, как обычно, улыбнулся и приветливо кивнул Лунзи, потом вопросительно приподнял бровь.

— Можете говорить свободно, — ответила Сассинак на невысказанный вопрос. — Лунзи моя родственница и член команды.

— Я когда-нибудь рассказывал вам о своей тетушке Ку?

Сассинак нахмурилась:

— Что-то не припоминаю. Это та, которая рисует птиц на изразцах?

— Нет, это тетушка Луиза, сестра моей матери. А я говорю о тетушке Квезаде, или, если угодно, Квезаде Марии Луизе Даррел Сантон-Параден.

— Параден?!

Лунзи и Сассинак почти одновременно вздрогнули. Сассинак посмотрела на своего офицера так, что Лунзи от души обрадовалась, что взгляд не был направлен на нее.

— Вы никогда не говорили, что состоите в родстве с Параденами, — строго произнесла она.

— А я и не состою. Тетушка Ку — сестра жены дяди моего отца. Она вышла замуж за Парадена, когда ее муж умер от… В общем, моя мать называла это сверхдозой тетушки Ку. Отец же говорил, что это были карточные долги, и я тоже думаю, что это была игра, — пояснил он, подчеркнув последнее слово.

— Продолжайте, — разрешила Сассинак, в уголках ее рта рождалась улыбка.

Форд прислонился к столу:

— Тетушка Ку представляла собой весьма лакомый кусочек, даже для Парадена, потому что старшим братом ее первого мужа был Феликс Айбарра-Хименес Сантон. Да-да, из тех самых Сантонов. Тетушка получила в наследство плантацию специй размером с половину планеты, золотую шахту — ни больше и ни меньше — и завод по производству электроники в придачу. А сама она была из вествичских Даррелов, которые предпочитают называть свой основной источник доходов «созданием гигиенической продукции», а не просто мылом. Так что она не умерла бы с голоду, даже если бы сбежала с бродячим актером.

— А этот Параден?

— Младший отпрыск в семье, отправленный на поиски достойной усилий партии. Скорее всего, встретив ее, он послал своим компьютерное описание, и семья дала добро. Тетушке к тому времени надоело играть веселую вдову, и она согласилась выйти за него замуж. Она родила ему ребенка, как того требовали условия брачного контракта, но ее супругу захотелось то ли новых ощущений, то ли свободы, а может быть, чего-то еще, и он сбежал с ее собственной портнихой. Тетушка потребовала расторжения контракта и скинула ребенка Параденам, оставив себе имя и половину акций и тому подобное, и теперь в основном проводит время на светских раутах. И пишет письма родственникам.

— Ага, наконец-то, — вздохнула с облегчением Сассинак. — А вам она пишет?

— Нет, по крайней мере, в последнее время. Она всем в подробностях докладывает о своем здоровье и приглашает навестить ее. Несколько лет тому назад отец посоветовал мне никогда не встречаться с ней, сравнив ее с черной дырой: если тебя затянет, никто больше не увидит тебя живым. Однажды в детстве его взяли на семейную встречу. Она поворковала над ним, взъерошила волосы, поприжимала к своей широкой груди, уговаривая не есть много сладостей, и все это за двадцать секунд. Я думаю, что смогу навестить ее. Ей известны все сплетни, все знаменитости, и, если только она не совсем больна, ее дом полон гостей.

Сассинак задумалась. Мог ли даже самый компетентный противник разузнать, что ее офицер приходится дальним родственником абсолютно безобидной богатой леди? Она ведь и сама об этом не знала. Не могут же они знать все…

— А я-то хотела поручить вам исследовать базы данных Штаб-квартиры, — протянула она. — Вам это хорошо удается, и вы не так заметны, как я…

Форд покачал головой:

— Недостаточно незаметен. Только не после этого рейда. Но я знаю, кто мог бы… хотя бы Лунзи или Айгар.

— Айгар?

Форд в подтверждение своей правоты стал загибать пальцы:

— Во-первых, у него есть прекрасный повод интересоваться базами данных: он новичок и должен узнать обо всем как можно больше и чем быстрее, тем лучше. Во-вторых, никто не сможет сказать, что тот или иной вопрос подозрителен, потому что не входит в его специальность. По этой причине он подходит даже больше, чем Лунзи, потому что любой может насторожиться, если Лунзи начнет задавать вопросы, не касающиеся ее специальности или событий ее жизни. В-третьих, его специальность может быть как раз связана с этими вопросами.

— Но стоит ли ему доверять? — Лунзи обратилась с этим вопросом к Форду, хотя должна была бы спросить у Сассинак.

Форд вздрогнул:

— Почему бы и нет? Ему необходим допуск. У него блестящие способности, но совсем нет опыта, и вы помните, сколько требуется времени, чтобы изучить навигацию с помощью одной из самых больших баз данных. А мы будем следить за ним, что мы, собственно говоря, и должны делать. Мы ведь не можем полностью доверять ему, не так ли?

Сассинак рассмеялась:

— Вот и второй человек, думающий так же, видите, Лунзи? Двое против одного: двое из нас считают, что Айгар идеально подходит для этой работы.

— Но он ждет от нас чего-то большего — от меня, в конце концов. Если он не получит этого…

— Лунзи!

Это было сказано командным голосом, который превратил Сассинак из дальней родственницы в капитана крейсера Федерации, на котором Лунзи всего лишь пассажир. Голос смягчился, но где-то в глубине все еще звучал металл.

— Мы не станем делать ничего, что может причинить вред Айгару. Мы знаем, что он не участвовал в заговоре… Более того, он один из немногих во всей Федерации, кто не может быть замешан в это.

Он не враг нам ни по этой, ни по любой другой причине. Если мы остановим пиратов, это поможет многим, в том числе родственникам и друзьям Айгара, оставшимся на Ирете. Да и самому Айгару тоже. Мы на его стороне, и, на мой взгляд — а я все-таки старше вас на десять лет, — этого достаточно. Мы можем столковаться с ним — наши общие враги достаточно опасны.

Взгляд Лунзи дрогнул, когда она посмотрела на Форда. Спокойный, компетентный, уверенный в себе офицер и на волосок не изменит своего решения, что бы она ни сказала.

 

Глава 2

Лунзи покинула «Заид-Даян», ответив на прощальный салют вахтенного офицера у трапа. Все ее вещи уместились в небольшую сумку. Она даже не оглянулась, пересекая линию, ограничивающую территорию корабля на причале. Было ужасно трудно снова оставлять друзей, даже тех, с кем познакомилась совсем недавно. Ей нравилась Сассинак, и корабль, и… она не станет оглядываться.

В этот раз не было ничего общего с тем, когда она прилетала куда-либо на обычном корабле. Распоряжение Сассинак временно давало ей статус и допуск майора Федерального Флота, что существенно облегчало таможенные процедуры. И никаких тебе вопросов или интервью с назойливыми журналистами.

Сассинак забронировала ей место на первый же попутный корабль до Льяки. Следуя данным ей инструкциям, Лунзи свернула направо, во второй кольцевой тоннель и, пройдя один сектор, увидела представительство «Внутренних линий Нилокиса». Ее имя и заказ, сделанный Сассинак, должны были обеспечить быстрое обслуживание. Вскоре Лунзи уже сидела в тихой комнате, а перед нею дымилась на столе чашка с чем-то горячим и благоухающим. На стене напротив висел экран, показывающий видеофильм о станции. Недалеко от нее расположился другой привилегированный пассажир. Он лишь взглянул поверх экрана своего портативного компьютера и продолжил работу. Мягкие подушки кресла обнимали Лунзи, словно чьи-то теплые руки, ее ноги утопали в мягком ворсе ковра.

Лунзи попыталась расслабиться. Она не теряет Сассинак навсегда, мягко напомнила она себе. Она не собирается видеть бедствие в каждом космическом полете всю оставшуюся жизнь, а если и будет, то как-нибудь переживет это, как пережила многое другое. Дымящаяся чашка привлекла ее внимание, и она вспомнила, что выбрала эрит в списке напитков. Несколько глотков успокоили ее нервы и желудок. Четыре часа до отлета, и абсолютно нечего делать. Можно было бы пойти прогуляться по станции, но лучше остаться здесь и отдохнуть. Именно поэтому она и заказала эрит. Лунзи закрыла глаза и позволила напитку прочистить мозги. Если за это время что-нибудь произойдет, она, по крайней мере, будет знать, кто пришел сюда после нее и по какому праву. Лунзи почувствовала, что ее губы скривились в усмешке. Совсем девчонка эта Сассинак, несмотря на свой возраст.

Она заставила себя сосредоточиться и думать о том времени, которое провела с Майлер, пытаясь наверстать упущенное. С авторитетом Сассинак за спиной она сможет восстановить большую часть потерянной информации по своей специальности. Она просмотрела все современные журналы и выяснила, что читать сначала, знания каких именно разделов требуют формальные инструкции. (Она не собиралась самостоятельно пробовать на ком-нибудь новые методы химического воздействия на мозг, пользуясь чем-нибудь вроде поваренной книги. По крайней мере, до тех пор, пока не увидит подобные операции своими глазами.) Так что Лунзи решила посчитать, сколько времени у нее есть на сбор информации, и вытащила свой калькулятор, чтобы сверить текущее и стандартное время. Если Сассинак права насчет возможной даты суда в течение зимней сессии (что за устаревшее название!), она закончит свою переподготовку, какие бы курсы ни были обязательными для восстановления квалификации, успеет съездить на Дипло и вернуться к Сассинак всего через восемь месяцев.

В комнату отдыха вошел следующий пассажир, потом еще двое. Лунзи допила последние капли, что еще оставались в чашке, и благодушно взглянула на них. Все они были обычными пассажирами, едущими куда-то по делам службы или на каникулы, как вон та парочка. В расписании значились две посадки — на Льяке и Бернайзе, затем челнок возвращался на станцию. Лунзи задумалась о том, куда летят находящиеся в комнате и сколько пассажиров второго класса дожидаются рейса на пластиковых скамейках в зале.

Несмотря на помощь эрита и тренировки, короткий прыжок к Льяке показался Лунзи настоящим кошмаром. Каждый новый звук или запах, любое изменение гравитации вызывали тревогу и ощущение опасности, сон был неглубоким и не принес облегчения. В коротких путешествиях — меньше пяти дней — даже опытные пассажиры предпочитают одиночество. Лунзи старалась казаться не слишком общительной. Она съедала свою порцию, вежливо кивала всем и проводила все оставшееся время в своей маленькой каюте. Здесь было лучше, чем в салоне, где парочка молодоженов (действительно молодые офицеры) так открыто демонстрировала свои чувства, словно это было представление, достойное всеобщего внимания.

Лунзи еле-еле дождалась посадки. Заняв свое место в очереди, среди других пассажиров, она проверяла свои догадки о том, кто куда летит. Влюбленные, конечно же, летели на Бернайз. Поверх голов полицейских она увидела главный вестибюль и попыталась запомнить кратчайший путь к Скале.

— Та-ак… Лунзи Меспил. — Офицер таможни посмотрел на возникшую на экране фотографию Лунзи, ее отпечатки пальцев и рисунок сетчатки. — Для вас оставлено сообщение, мэм. Главный вестибюль, голубой коридор, регистратура. Найдете дорогу?

— Да, спасибо, — улыбнулась она и вскинула на плечо сумку. Сообщение в регистратуре? Интересно, насколько оно давнее…

В главном вестибюле сталкивались и расходились потоки людей. Голубая секция была четвертой справа, после двух черных (по мнению Лунзи) и фиолетовой. Черными казались людям цвета, принадлежащие ультрафиолетовому спектру, и подобные указатели предназначались для инопланетников. Голубая секция соответствовала медицинскому обслуживанию, а регистратура располагалась в самом ее центре.

— Та-ак… Лунзи… — Это было сказано тем же слегка смущенным тоном. Лунзи облокотилась на стойку и посмотрела на сидевшую за компьютером девушку. — Сообщение, мэм. Вы возьмете копию или предпочитаете пройти в кабину?

Девушка подняла голову, и Лунзи увидела ее карие простодушные глаза. Она задумалась. То, что ей предложили пройти в кабину, значило, что сообщение было не просто текстом, а звуковой или видеозаписью.

— В кабину, пожалуй.

Девушка показала на стоявшие у стены высокие цилиндры. Лунзи вошла в первый, закрыла полупрозрачную дверь, включила защиту и ввела свой личный код. Экран мигнул, засветился, и на нем появилось хорошо знакомое Лунзи лицо. Лицо, которое она не видела больше сорока лет.

— Добро пожаловать, мастер Лунзи. — Голос — низкий, хорошо поставленный — незаметно подчинял себе собеседника. Мастер медитации подмигнул ей; его лицо, казалось, не изменилось с тех пор, когда Лунзи впервые увидела его. Была ли это просто старая запись или он действительно здесь?

— Уважаемый мастер. — Лунзи склонила голову в формальном приветствии.

— Ничуть не изменились. — Глаза его снова блеснули, и Лунзи успела заметить, как дрогнули уголки рта. Его шутки были такими же редкими, как древняя фарфоровая чашечка, из которой он прихлебывал чай. Это не запись, это вообще не могло быть записью, если он заметил, что Лунзи не изменилась. Лунзи попыталась успокоить слишком громко стучавшее сердце. Интересно, что ему известно?

— Уважаемый мастер, мне необходимо…

— Продолжить ваше обучение, — закончил он.

Чтобы мастер перебил кого-то во время разговора… Это было еще более редкой вещью, чем его шутки. Одной из основ учения медитации была вежливость, умение выслушивать других без напряжения. Неужели это тоже в прошлом, как и весь ее мир? Никогда не торопиться, никогда не ждать — вот что было первое, что она запомнила. Это казалось странным, ведь врачам часто приходится спешить, чтобы спасти жизнь, или ждать, чтобы точно установить, что именно произошло… Его лицо стало важным, неподвижным, словно камень, — лицо человека, который никогда не спешит и никогда не ждет.

— Время пришло, — сказал он. Это была часть другой ритуальной фразы, закончить ее Лунзи не успела, так как он продолжал говорить: — Четвертый уровень, начните с Очищения Камня.

Экран погас, оставив Лунзи несколько смущенной и в то же время успокоенной. Она вернулась к столу регистрации, чтобы выяснить, сильно ли изменилось расположение секций и коридоров стандартного медицинского сектора со времен ее последнего приезда.

Расположение действительно изменилось, ей дали маячок, чириканьем отмечавший правильное направление. Прежней осталась лишь дверь в хирургическое отделение, холодного зеленого цвета, и красная полоса, предупреждавшая о карантине. Ей встречались небольшие группы врачей в белых и зеленых халатах, что-то оживленно обсуждавших. Лунзи проводила их взглядом, думая о том, сможет ли она когда-нибудь снова почувствовать себя среди коллег как дома. В нишах стен стояли терминалы, обеспечивающие допуск к медицинским архивам. Ей захотелось выяснить, действительно ли все данные о колонии клонов были уничтожены. Нет, лучше сделать это позднее, когда она немного успокоится.

Четвертый уровень. Из последнего лифта она вышла, слегка задыхаясь от волнения, и увидела деревянную дверь из настоящих широких досок абрикосового цвета. Казалось, дверь слегка светится. Лунзи глубоко вдохнула, чувствуя, что успокаивается, и поклонилась. Дверь распахнулась, одетый в коричневое послушник поклонился, приветствуя ее, и закрыл дверь. Снова поклонившись, он взял сумку Лунзи и пошел к спальням.

Здесь все было так же, как на десятке других станций. Слева, над маленьким, неправильной формы бассейном, возвышался камень, словно небольшая скала высотой в половину ее роста. Он словно притягивал внимание входящих в павильон.

«Очищение Камня» было одним из самых простых упражнений и в то же время основой многого. Забыть обо всех заботах, видеть только камень, просто Камень… освободиться от страхов, желаний, фантазий. Слово «камень» слилось для нее со всем, что причиняло боль, например с таинственными теками, ставившими в тупик всех, кто пытался понять их. Она была спокойна, и все, что тревожило ее, уходило прочь. Мысли возвращались, Лунзи снова и снова смывала их с поверхности камня. Этот камень красив, у него есть свое прошлое и будущее, свое настоящее. Она смотрела на него, не пытаясь вспомнить блеск слюды или прозрачность кварца. Не нужно вспоминать — вот он, перед глазами, такой же реальный, как она, — то, о чем стоит узнать как можно больше.

Ее руки касались поверхности камня, изучая каждую вмятинку. Она наклонилась, чтобы ощутить его запах, запах камня, который невозможно описать, сплетающийся с запахом воды и других камней. Она почувствовала, что пахнет еще чем-то, почти неуловимо, но постаралась забыть обо всем, кроме запаха камня.

Он был здесь, она почувствовала его присутствие. Мастер, имя которого никто не называл здесь, где имя не значило ничего, а суть — все. Почувствовав его присутствие, Лунзи поняла, что он уже давно здесь, но как давно, она не знала, да это и не имело значения. Имел значение лишь самоконтроль, способность появляться и исчезать по собственному желанию. Она услышала всплеск воды и поняла, что фонтан иссяк. Она поклонилась камню — впервые за многие годы ей стало легко (ведь даже во время холодного сна она не была настолько свободной от забот) — и пошла по дорожке. Мысли двигались неторопливо, словно рыбы в бассейне. Часть из них словно поднялась на поверхность, став удивительно ясными, другие застыли неподвижно, смутные силуэты в глубине.

Это место стало центром ее мира — центром мира каждого мастера, и в то же время не могло быть центром чего-либо еще. В присутствии мастера нет места смущению или замешательству. Она села за маленький столик напротив мастера, не беспокоясь больше о том, что ее рабочий комбинезон плохо сочетается с его безукоризненно белым одеянием. На этот раз его пояс украшали зеленые, пурпурные, голубые завитки и даже ярко-желтая нить. Ее взгляд скользнул по этой нити и вернулся к рукам, бережно касавшимся тонких, как лепестки, чашек, одну из которых мастер предложил ей. В царившем в павильоне полусвете чашка, казалось, светилась. Лунзи ощутила тепло чая сквозь тонкие стенки, вдохнула его запах.

Мастер поднял чашку и сделал маленький глоток, Лунзи — тоже. Не было сказано ни слова — в них не было нужды. Они делили тишину, чай, маленький бассейн, в котором звенела вода.

Могло показаться, что этот мир слишком сильно отличается от того, который Лунзи только что оставила, но на это не стоило отвлекаться… Что непременно нуждалось в определении и оценке, так это красота. Пока она созерцала зеркального карпа и прихлебывала чай, появился послушник и высыпал в воду горсть крошек. Карп всплыл, шевеля плавниками, и плеск нарушил равномерное журчание фонтана. Послушник удалился.

Голос мастера был чуть громче, чем журчание фонтана.

— Думаю, что в одном вопросе мы сойдемся во мнениях. Когда человеку нечего назвать своим, ему нечего терять и не о чем печалиться.

Лунзи вздрогнула: неужели это отказ? У мастера никогда не было детей, и они уже говорили об этом.

— Я говорю не о вашей дочери. Материнские чувства вне нашей компетенции… Но потерянные годы вы называете своими, хотя время никому не подвластно и никто не может считать своим даже мгновение…

Ее сердце снова билось ровно, она почувствовала, как кровь прилила к щекам.

— Уважаемый мастер… я смущена…

Безопаснее было сказать, что она чувствует это, чем что она так думает. Многие философские системы легли в основу этого учения, и владевший сократическим методом мастер мог проследить неубедительный довод до самого его истока… Она осмелилась взглянуть на него: в глазах мастера не было насмешки. Пока.

— Смущение? Неужели вы верите, что время может принадлежать вам?

— Нет, но…

Она попыталась привести в порядок свои мысли. Она не видела мастера много лет… что он знает о том, что с ней произошло? Сможет ли он помочь, если она не станет рассказывать обо всем? Когда она была послушницей, ее учили запоминать и связывать между собой различные события. Но уже через несколько минут она поняла, что спокойно и бесстрастно пересказывает все свои приключения, словно это произошло с кем-то другим.

Мастер слушал ее не прерывая. Когда Лунзи закончила рассказ, он кивнул:

— Я понимаю ваше смущение, мастер Лунзи. Вы были согнуты до предела. Но гибкий тростник не ломается.

Это было одобрение, и даже оценка. Несмотря на приятное тепло, разлившееся по телу, вызванное привычным упражнением, Лунзи чувствовала себя неуютно. Наставник должен был сказать, что она не может больше считаться мастером.

— Наши тренировки не учитывали особого напряжения повторной временной дезориентации, пока вы не предложили эту проблему нашему вниманию. Мы должны были предвидеть подобную ситуацию, но… — Он пожал плечами. — Мы не боги, которые знают все, что еще не случилось. Вы могли бы многому научить нас, пока мы проводим курс переподготовки.

— Я живу, чтобы учиться, уважаемый мастер, — проговорила Лунзи с легким поклоном.

— Мы учимся всю жизнь, мы живем, чтобы учиться.

Лунзи почувствовала легкое прикосновение к своей голове, жест одобрения. Когда она снова подняла глаза, мастера уже не было, она осталась одна в павильоне, одна со своими мыслями.

Переподготовка оказалась одновременно и страшнее, и легче, чем думала Лунзи. Ее койка в спальне после Иреты казалась даже удобной, а против простой пищи она никогда не возражала. Но прошло слишком много времени с тех пор, как она последний раз выполняла все эти упражнения, и первое время она чувствовала себя усталой и разбитой.

Каждый инструктор был воплощенным совершенством; они постоянно напоминали ей о том, что существует лишь один способ правильно выполнить финт, блок или удар. Только один верный способ сидеть, стоять на коленях и сохранять равновесие. Она никогда не была сильна в боевом искусстве, считая его плохо совместимым с долгом целителя, но никогда эти упражнения не давались ей с таким трудом. В конце концов, одна из инструкторов велела ей отдохнуть и сама села рядом.

— Я чувствую, что вы не хотите выполнять эти упражнения или этого не хочет ваше тело. Почему?

— Думаю, что дело и в том, и в другом, — ответила Лунзи, пытаясь успокоить дыхание. — Как врач, я должна охранять здоровье людей, а эта часть учения подразумевает его разрушение. Что-то мы делаем неправильно, если между различными частями дисциплины возникает противоречие. Ведь позже мне или другому врачу придется лечить то, что мы разбиваем.

— Это первая причина, — кивнула инструктор. — А вторая?

— Я не совсем уверена… — Лунзи чуть не упала и вспомнила о необходимости держать равновесие. — Мне кажется, что это из-за холодного сна. Я слишком долго пролежала в одной и той же позе. Возможно, это и вправду не позволяет стареть, но после пробуждения чувствуешь себя какой-то окостеневшей. Возможно, подобная потеря гибкости просто остаточное явление.

Инструктор долго молчала, полуприкрыв глаза. Лунзи расслабилась, позволив ноющему телу занять удобное положение.

— О противоречиях духа вам нужно поговорить с мастером, — наконец сказала инструктор. — А что касается сопротивления мышц, мы попробуем другой вариант через несколько дней и посмотрим, что из этого выйдет. Возможно, вы правы и это всего лишь следствие повторного холодного сна.

Другой вариант заключался в том, что Лунзи часами плавала в бассейнах с горячей и холодной водой, часто — против течения. Она ощущала, что ее тело напрягается, расслабляется и превращается в прежнее — уверенное и умелое. Ее тренировки включали гимнастику, бег, карабканье по стенам, музыку и под конец — после многочисленных консультаций с мастером — рукопашный бой.

Она никогда не будет воином, говорил ей мастер, но каждый аспект дисциплины медитации должен найти свое место в душе послушника, и она должна признать необходимость увечья или смерти, если поражение означает смерть других людей.

Но это не было единственной темой их разговоров. Ведь мастер прожил все те годы, которые она потеряла во время холодного сна. Он помнил ее такой, какой она была раньше, и то, что она пропустила. Мастер позволил ей подробно рассказать о своем горе, вызванном отчужденностью в семье, о чувстве вины, которое она испытывала из-за неприязни некоторых своих потомков, и возмущении их отношением. О боли от потери любимого, о боязни, что связи с людьми уже не восстановятся. Лунзи рассказала и о встрече с Сассинак и сложностях между ними.

— Она действительно старше меня, она даже говорит так… — Ее голос пресекся, и мастер настоял на том, чтобы она подробно передала весь разговор.

— Это ранит вас, — подытожил он, выслушав. — Вы старше, вы чувствуете это, и вам нужно должное подтверждение…

— Но я не чувствую себя старшей, — запротестовала Лунзи, пытаясь расслабить руки, готовые сжаться в кулаки. — Я чувствую… я не знаю, что чувствую. Мне кажется, я не могу быть молодой или старой. Я просто не принадлежу жизни, словно холодный сон все еще продолжается. Я даже не знаю, чья она дочь, — неужели я видела ее и позабыла об этом? Или они никогда не говорили о ней?

— Лист, унесенный ветром, — улыбнувшись, сказал Мастер.

— Вот именно.

— Вам стоило бы понять, что ветка принадлежала вам не больше ветра. И вы должны принять, что каждый из нас оказывается именно в то время и именно там, где нужно. — Он по-птичьи склонил голову набок. — Что вы будете делать, если вам снова придется воспользоваться холодным сном?

Она не позволяла себе думать об этом, у нее едва хватало сил бороться с паникой даже с помощью учения. Откуда он узнал, что время от времени она действительно просыпается в ужасе, чувствуя себя снова скованной холодным сном?

— Я… я не смогу этого вынести. — Она сжалась, стараясь не смотреть в глаза мастеру.

— Но вы не можете быть уверены, что это больше никогда не случится. — Его голос ничего не выражал.

— Нет, снова, нет… — Это звучало и как мольба, и как клятва; любая переподготовка не шла ни в какое сравнение с этим ужасом.

— Думаю, это состояние само собой пройдет, — задумчиво заключил мастер. — Но если этого не случится, нам придется принять меры. — На этот раз его молчание было Долгим, и Лунзи робко подняла глаза. Слова прозвучали резко, как удар кнута: — Мастер Лунзи! Это не превышает ваших сил и возможностей, вы вполне можете справиться с этим. Мы не отпустим вас до тех пор, пока вы не справитесь со своими страхами.

Больше всего на свете Лунзи хотелось отказаться, но она слишком хорошо понимала, что ничего хорошего из этого не выйдет. Следующие несколько дней потребовали напряжения всех ее сил, и физических, и духовных: напряженные беседы и консультации, часы, которые она провела в различных типах камер, похожих на резервуары для холодного сна, предварительно накачанная лекарствами почти до потери сознания.

Сначала ей казалось, что она сходит с ума, но мастер оказался прав — она смогла справиться со страхом. Полезный опыт, но Лунзи предпочла бы обойтись без него…

Со временем инструкторы одобрили ее восстановленные навыки, ее разум стал более уравновешенным. Она воспринимала свою неуверенность, приступы беспокойства, зависти и вины как переходный возраст. Со многими людьми такое случается на пороге четвертого десятка… Она была одним человеком, стала — другим, новым. Кем-то, кто не завидует духовной силе Сассинак или мускулам Айгара. Жизнь обрела смысл и перестала быть только лишь чередой потерь. Вызов брошен, и перемены уже не пугают, а даже радуют.

Память об ее неблагодарных потомках больше не мешала Лунзи — бедняжки, знали бы они, какую великолепную шутку они упустили, и внутренняя сила Сассинак казалась вполне подходящим фоном для ее вполне мирных способностей. Она могла полюбить Сассинак, как любила бы свою дочь, и в то же время уважать ее как старшую по возрасту, не удивляясь больше этому странному обстоятельству.

В последний раз она посмотрела на Камень, на все тот же бассейн, ту же гальку, только дверь теперь открыл другой послушник, и лицо Лунзи было спокойно. Ее волновало и радовало возвращение к обычной жизни, со всеми ее трудностями.

Теперь медики в коридорах станции были для Лунзи коллегами, а не чужаками, которые никогда не примут ее. Она задержалась у первого же свободного терминала в транзитной гостинице для врачей и набрала код, данный ей мастером. Экран вспыхнул, на нем появилась бегущая строка: «Лунзи, есть хорошие новости. Седьмой уровень, вестибюль «Б», завтра, 13.00».

В гостинице ей предоставили отдельную комнату с терминалом. Она бросила вещи на кровать и потянулась к клавиатуре. На экране появился список предоставляемых услуг. Она могла найти партнера для шахмат или постели, получить информацию или вещи (включенные в счет) или связаться с банком медицинской информации не выходя из комнаты.

Искушение отправить весточку Сассинак было очень велико, тем более потому, что она вполне могла это сделать — почтовой системой общего допуска могли пользоваться все служащие Флота. Но это могло привлечь чье-нибудь внимание, безопаснее было подождать. В ее распоряжении оставался целый день — до встречи с человеком, имени которого мастер не назвал. Она использует это время так, как от нее ожидают.

Она неплохо поужинала в кафе, которое в прежние времена было баром. Музыка тоже звучала по-другому: перезвон колоколов и низкие звуки деревянных труб служили аккомпанементом женским голосам. Вернувшись в свою комнату, она быстро заснула, а проснувшись, почувствовала себя отдохнувшей.

Вестибюль «Б» на седьмом уровне щеголял абрикосовыми полосами на стенах, Лунзи он напомнил слоеный десерт. Эта секция сменила множество названий, от «Экзотической эпидемиологии» до «Нестандартного медицинского обслуживания колоний», но ни одно не прижилось: ее всегда называли «Эксцентричной» секцией. Сейчас ее официальное название звучало как «Отделение медицинского анализа широкого профиля», но вряд ли кто-нибудь помнил об этом.

Лунзи предъявила свою регистрационную карточку и в ту же минуту услышала веселый голос:

— Лунзи! Легендарная Лунзи!

Широко раскинув руки, к ней шел улыбающийся мужчина с огромной бородой. Лунзи лихорадочно пыталась вспомнить его, но ничего не получилось.

— Мы слышали, что ваш последний холодный сон длился сорок три года. А если посчитать все вместе? Мы непременно должны вас исследовать. — Он пристально посмотрел в лицо Лунзи. — Вы меня помните?

Она уже была готова сказать «нет», но вдруг вспомнила долговязого подростка, пришедшего как-то со своим классом на экскурсию в госпиталь. Где же это было? Она не могла вспомнить точно, но он был самым настойчивым в группе и продолжал задавать вопросы даже тогда, когда его товарищам (да и преподавателям тоже) подобная дотошность явно наскучила. Он ушел только после пятого напоминания, что его корабль уже улетает… Имени его она так и не вспомнила.

— Вы, вероятно, были моложе, — улыбнулась Лунзи, стараясь выиграть время. — Я не помню вашей бороды.

Его руки потеребили пряди.

— Ах да… Разумеется, это сильно меняет внешность. И к тому же для вас с тех пор прошло больше сорока лет, даже если они не были реальными… Я хотел сказать, что вы не прожили их. Я так обрадовался, увидев ваше имя в списке прибывающих. Думаю, вы и не подозреваете, что именно та экскурсия заставила меня выбрать медицину и, в конце концов, оказаться здесь.

— Очень этому рада, — кивнула Лунзи. Как же все-таки его зовут? Тогда у него на одежде была большая карточка с именем, зеленая с черными буквами, но что на ней было написано?

— Джерик, — представился он, помогая ей выпутаться из неудобной ситуации. — Доктор Джерик, а для вас, конечно, — просто Джерик. Я эпидемиолог, волею случая заброшенный в администраторы — пока мой начальник в отъезде.

Его булавка для галстука свидетельствовала об окончании курса с отличием, а второй небольших размеров бриллиант говорил о том, что он является мастером медитации. Ничего особенного, но в этом случае у них не просто разговор, чтобы скоротать время. Его вид беззаботного энтузиаста и болтуна был только маской.

— Вы, должно быть, удивлены, что вас притащили сюда именно тогда, когда вы заслужили длительный отдых и получили шанс продолжить свое образование?

— Еще бы, — подтвердила Лунзи.

Похоже, он считал, что площадка находится под наблюдением, и вполне возможно, так оно и было. Только павильон Камня был должным образом защищен от наблюдения.

— Сейчас кругом постоянно происходят интересные вещи, и, возможно, вы, с вашим опытом холодного сна, — именно тот человек, который нам просто необходим. Разумеется, вы получите все необходимые знания…

Лунзи скривилась:

— Ненавижу скоропись.

Ее собеседник прямо-таки излучал симпатию.

— Понимаю. Я сам ненавижу этот метод — все равно, что съесть целый обед за полминуты, так и кажется, что твой мозг вот-вот из ушей полезет. Но это, похоже, единственный выход, если вы не хотите потратить на учебу два — три года…

— Вы правы, не хочу. Так что мне требуется?

А требовалось ей знать — спустя сорок три года-то — гораздо больше, чем могла дать Майлер на борту «Заид-Даяна», ведь на корабле она отказалась от применения гипнотехники. Новые хирургические операции, новое оборудование: а это подразумевало не только теорию, но и практику, в том числе отвратительно-реальное использование андроидов в хирургии. Новые лекарства, со всей сопутствующей информацией о дозировке, побочных эффектах, противопоказаниях и сочетаемости препаратов. Новые теории о познавательной способности, связанные с опытом холодного сна.

Одной из положительных сторон ее «прыжков» во времени была возможность взглянуть со стороны на прогресс… и регресс в области медицины. Лунзи легко разрешила один трудно поддававшийся диагностике случай уже на четвертый день занятий, обратив внимание на совокупность симптомов, сорок пять лет тому назад именовавшуюся желчной болезнью и проявившуюся сразу в двух секторах. Болезнь была уничтожена благодаря хитрой генетической комбинации и сейчас появилась снова в тех местах, где о ней давно позабыли. («Возможно, это просто случайная мутация, — вздохнул старший исследователь. — Я должен был догадаться».)

Различия между секторами, а также между культурами внутри секторов означали, что ее открытие могло быть отнюдь не новым в одном месте и абсолютно недоступным в дюжине других. Доступ к лучшим достижениям медицины был таким же непредсказуемым, как и на старой Земле. Лунзи проводила все свое время в гипнокабине, или практикуясь в проведении процедур, или готовясь к экзаменам. Основы и достижения иммунологии, основы и достижения первой помощи при травмах, основы и профилактика инфекционных заболеваний… Ее голова закружилась бы, если б смогла.

В свободное время она просматривала текущие исследования в своей области, изредка мелькавшие в компьютерной сети.

— Мы нуждаемся в еще одном участнике для путешествия на Дипло.

Кто-то недовольно хмыкнул в глубине комнаты, еще кто-то на него шикнул.

— Не стоит возмущаться, — почти рассерженно заявил оратор. — Это всего лишь короткая поездка, самое большое на месяц.

— Именно таково ограничение для медиков, — донеслось бормотание.

— Это происходит каждый год, — настаивал оратор. — У нас заключен контракт, обязательство, и, какими бы ни были ваши собственные взгляды, обитатели Дипло до сих пор не избавились от существенных проблем, исследование которых необходимо продолжать.

— Не раньше, чем вы найдете средства для борьбы с вирусом гравитации.

— Платежи и авансы устанавливаются в соответствии с местными условиями, — продолжал оратор, пристально глядя в свои записи. — В этом году плановой темой является воздействие продолжительного холодного сна на биохимию жителей тяжелых миров, в особенности воздействие накопления кальция на сердечную активность. — Он умолк.

Лунзи очень удивилась, услышав о назначении в плановые исследования ее темы.

Оратор тем временем перечислял:

— У нас уже есть специалист по молекулярной биологии и кардиофизиолог…

Их имена появились на главном экране вместе с названиями их наиболее известных работ. Весьма впечатляюще, отметила Лунзи. И биолог Биас, и кардиофизиолог Тайлер публиковались в ведущих журналах.

— Восстановительная медицина? — спросил кто-то из задних рядов.

Оратор кивнул:

— Вполне подходит, если ваш сертификат включает дополнительную специализацию, имеющую ценность для восстановительной медицины тяжелых миров. Это близко основной задаче этого года.

На экране появилось имя специалиста по реабилитации. Конниган, сорок два года, автор монографии о реабилитации обитателей тяжелых миров после длительной работы под водой. Лунзи решила, что она ждет уже достаточно. Что, если еще кто-нибудь имеет такую же квалификацию?

— У меня есть исследования по продолжительному холодному сну и некоторый опыт работы с «тяжеловесами».

Все повернулись к ней, и только полученная психологическая подготовка помогла ей не покраснеть под пристальными, внимательными взглядами. Председатель вызвал ее досье на свой экран.

— Лунзи. Да, но я вижу, что вы еще не сдали квалификационные экзамены?

— Экзамены состоятся через три дня. — Они были назначены через шесть месяцев, но Джерик разрешил ей держать экзамен одной, раньше срока. — Все мои достижения есть в досье.

— Да — да, конечно. Удивительно, что вы так быстро все усвоили, а ваши способности как нельзя лучше подходят для этого задания. Как только вы сдадите экзамены, можете приступать к выполнению задания. — Оратор обвел взглядом зал в поисках следующего кандидата.

Сидевшая рядом с Лунзи женщина толкнула ее локтем:

— Вы уверены, что вам стоит лететь на Дипло? Я слышала, что причиной вашего последнего холодного сна послужили именно эти… из тяжелых миров?

Лунзи едва удержалась от свирепого взгляда. Слышала она об этом впервые, но среди медиков и ученых циркулировало огромное количество слухов.

— Я не могу говорить об этом, — ответила она, что вовсе не было ложью. — Расследование длится уже несколько месяцев, и все это время…

— О, я понимаю. Я не любопытна, доктор. Но я удивилась, что вы нанимаетесь на Дипло, только потому, что это все-таки могли быть выходцы из тяжелых миров.

Лунзи рассмеялась:

— Это положительно скажется на моей кредитной карточке.

Женщина фыркнула:

— Еще бы. Разумеется. Вы думаете, они должны понять, что деньги — это последнее, о чем вам стоит беспокоиться, но федералы слишком часто суют нос не в свое дело.

— Тяжелый случай, — согласилась Лунзи.

Она вытянула шею, чтобы получше рассмотреть последнего кандидата, темноволосого мужчину, занимавшегося генетикой «тяжеловесов». Лунзи решила, что с такой шириной плеч он вполне мог быть потомком уроженца тяжелых миров.

Потом было назначено время встречи всей исследовательской команды. Джарл был младшим (и менее приспособленным) из двух близнецов, родившихся в тяжелом мире. Он был просто зачарован примерами необычной наследственной адаптации, равно как и примерами необычной терпимости или нетерпимости к холодному сну. Если не принимать в расчет его происхождение, он казался вполне нормальным, и Лунзи совсем не чувствовала себя неуютно в его присутствии.

Биас, довольно капризный молекулярный биолог, производил куда более гнетущее впечатление: казалось, он может развалиться на кусочки в любой момент. Лунзи не могла понять, как он сможет выдерживать повышенную гравитацию, ведь атлетическим сложением он не отличался. Тайлер, кардиофизиолог, показался ей хорошим руководителем: стойкий, уверенный и энергичный, с таким легко работать. Она узнала из краткой автобиографии в одной из его статей, что в свободное время он увлекается альпинизмом, так что физические нагрузки были ему вполне по плечу. Конниган, специалист по реабилитации, оказалась стройной рыжеволосой женщиной и чем-то неуловимо напоминала Вариан.

Лунзи была уверена, что и сама она служит объектом подобного любопытства. Но им вряд ли удастся узнать больше, чем написано в официальном досье, ведь у нее практически не осталось друзей или коллег, которых можно было бы потихоньку расспросить. Правда, Лунзи интересовало, что они могли прочесть по ее лицу, чего ожидали от нее, о чем беспокоились и на что надеялись. Экзамены она сдала, и, как сообщил Джерик, сдала хорошо. Лунзи очень хотелось спросить, как ему удалось получить данные, которых никто никогда не видел.

Все это время Биас энергично излагал идею проекта, замолкая с поднятой вверх указкой, чтобы выяснить, поняли ли они последнее утверждение. Лунзи заставила себя прислушаться. Какое бы задание она ни получила от Сассинак, ее товарищи стоили того, чтобы с ними работать.

Когда их корабль прибыл на обслуживающую Дипло орбитальную станцию, они уже вполне сработались. В следующие несколько месяцев и во время суда над Танегли Лунзи часто думала, будут ли у нее когда-нибудь еще такие товарищи. Есть вещи, о которых не стоит говорить с капитаном крейсера, как бы тепло вы к ней ни относились, есть шутки, которых она не поймет, идеи, лежащие вне ее компетенции. А с этими людьми все было значительно проще.

 

Глава 3

— Я об этом не просила. — Сассинак помахала в воздухе распечатками сообщений с грифом Службы Безопасности перед Дюпейнилем и Фордом. — У меня есть чем заняться. У всех есть. И последнее, что нам нужно, — так это играть роль няньки при одряхлевших заговорщиках.

«С тех пор как уехала Лунзи, — подумала она, — все шло слишком гладко. Следовало бы догадаться, что долго это не может продолжаться».

На лице Дюпейниля возникло то самое вежливое выражение, которое она терпеть не могла.

— Извините, коммандер?

Он не был бы таким вежливым, если бы не знал, что в этом сообщении. Вот Форд действительно не знал, в чем дело, и выглядел по-настоящему встревоженным.

— Приказы, — жестко произнесла Сассинак. — Новые приказы, закодированные всеми возможными кодами и отправленные по гиперпространственной связи. Мы должны доставить обвиняемого в заговоре Танегли и подозреваемого уроженца Иреты Айгара… — Сассинак замолчала и посмотрела на своих собеседников.

Дюпейниль улыбался и ждал, а вот Форд не выдержал:

— В Сектор Штаб-квартиры? В Штаб Флота на Регге?

— Нет. В Штаб-квартиру Федерации, для проведения следствия перед лицом и в присутствии Верховного Совета Федерации. Мы несем ответственность… — Она заглянула в текст приказа, чтобы уточнить формулировку. — Несем ответственность за транспортировку и благополучное прибытие означенного подсудимого, а также передачу его непосредственно Службе Безопасности Совета. Дата суда уже назначена, в переводе на корабельное время он состоится через девять стандартных месяцев, то есть, как мы и говорили, во время зимней сессии. Защитниками подсудимого назначены Клепсин, Вигаль и Толлвин. Вы знаете, что это значит…

— Либеральный Вигаль, «Защитник невинных», — фыркнул, смеясь, Дюпейниль. — Ого, это будет очень интересный суд. Вы знаете, коммандер, он вполне может объявить пиратом вас, пиратом, ловко замаскировавшимся под офицера Флота. Гм-м… Вы могли украсть форму у Танегли, подкупив всех остальных, чтобы они свидетельствовали против него.

— Не вижу ничего смешного, — буркнула Сассинак, бросив на своего офицера сердитый взгляд.

Обсуждение выходок модных адвокатов не входило в число ее хобби, но на что способен Пинки Вигаль знали все. Еще один промах гражданского законодательства — практическая безнаказанность велеречивого адвоката и его включение в состав судейской коллегии. У Флота имеются куда лучшие методы.

— Итак, — нарушил молчание Форд, явно желая сменить тему. — Мы несем ответственность за Танегли до прибытия в Федеральный Штаб… и за Айгара тоже? Почему именно Айгар?

— Думаю, потому, что он может послужить свидетелем для обеих сторон, — отмахнулся Дюпейниль. — Для кого-то защитник, для кого-то обвинитель, но его присутствие равно необходимо для тех и других.

— А также нам поручается обязательная фиксация показаний всех свидетелей и допрос под присягой всех старших офицеров и остальных членов экипажа, общавшихся с означенными Танегли и Айгаром, — продолжала Сассинак. — Черт подери! Да это же больше половины экипажа, ведь Айгар бродил по всему кораблю. Если бы я только знала…

Судя по выражению глаз Форда, ее лицо вполне соответствовало бушевавшему внутри гневу. Потребуется несколько недель, чтобы достичь Федерального Центра, и как минимум еще столько же на расспросы — дачу показаний под присягой, — поправила она себя, — да еще следователи из Службы Безопасности Флота внесут свою лепту. Все это время «Заид-Даян» будет стоять без дела, а противник — спокойно продолжать свои махинации. Она ничуть не сомневалась в том, что ей придется заполнить, да еще и подписать не меньше тысячи разных бланков. Причем все они наверняка будут в нескольких экземплярах, обрабатывать которые на компьютере недозволено по соображениям секретности.

Сассинак заметила заинтересованный взгляд Дюпейниля. Значит, он видел приказ до того, как бумагу получила она, следовательно, умудрился заглянуть в сообщения, поступившие по гиперпространственной связи, или принудил кого-то из офицеров связи сделать для него копию. Что он еще знает? Сассинак решила не спрашивать, все равно он не ответит.

— Дюпейниль. — Изменившийся тон капитана удивил офицера, самодовольство исчезло с его лица. — Я хочу, чтобы вы выяснили, с кем из членов экипажа общался Айгар. Десантники, вефты, офицеры, рядовые… Можете взять в помощники одного из служащих…

— Не надо, я справлюсь… — В голосе Дюпейниля послышалось смущение.

Сассинак немного повеселела, заставив его задуматься.

— Я думаю, уже поздно ограничивать контакты молодого «тяжеловеса». Кроме того, мы хотим, чтобы он хорошо относился к Федерации. Но если экипаж узнает, что ждет их после даже самого пустячного разговора с Айгаром, многие станут осторожнее.

— Хорошая мысль, так что я, пожалуй, пойду. — Он отсалютовал, пожалуй, даже старательнее, чем полагалось салютовать командиру корабля, и вышел.

Сассинак ничего не сказала, проверяя свои собственные системы слежения, затем повернулась к Форду:

— Этот змей уже знал.

— Я тоже это заметил, но откуда?

— Он разведчик, но с такими, как он, никогда не известно, шпионит ли он для вас или за вами. Он повсюду понаставил своих «жучков», да так хитро, что почти убедил меня, что его конечная цель абсолютно ясна и без объяснения. Вообще-то я, — Сассинак ткнула себя в грудь большим пальцем, — не против подобной ловкости, но не среди моих подчиненных. Однако не это сейчас главное, — продолжила она. — Я отправляю вас разыскать вашу дорогую тетушку и не хочу, чтобы у вас были связаны руки во время всей этой истории. Мы должны получить всю нужную информацию до того, как начнется суд. — Сассинак передала распечатки Форду, который перевел их в стандартную для Флота форму на своем компьютере. — Если ничего не удастся узнать, вернетесь и сообщите.

— Но как я могу улететь, когда все…

Жест Сассинак прервал его.

— О том, что вы были на корабле, когда пришел приказ, знает только Дюпейниль. Он получит другой приказ, отменяющий этот, он о нем еще не знает. Следуйте за мной.

Вахтенные на мостике вытянулись при появлении капитана, но Сассинак просто прошла в кабину связи.

— Вы получали сообщения по ССП-связи последние полчаса?

— Да, мэм, на имя капитана, шифрованное…

Определить, была ли прозвучавшая в голосе вахтенного офицера напряженность обычной для него, Сассинак не смогла.

— Этот приказ, — она помахала распечатками, — требует, чтобы все сообщения в ближайшие два часа принимала только я. Знать их содержание может только капитан корабля.

— Слушаюсь, мэм. Вам нужна помощь?

Один свирепый взгляд, и офицер исчез на мостике. То, что она собиралась сделать, было и незаконно, и опасно… но Дюпейниль уже проделал такой фокус. Она склонилась над клавиатурой и вызвала ссли по своему личному коду.

Ее пальцы замелькали над клавиатурой, вызывая текст зашифрованной передачи. Этот исходный код, к тому же продублированный четыре раза, она не забыла бы ни за что на свете. Идиоты, подумала она, они должны были давным-давно сменить код, ведь с тех пор, как она в последний раз видела его, прошло немало времени, а она сама превратилась из наивного энсина в капитана корабля.

Так как исходный код был правильным, состряпать приказ, который Дюпейниль посчитал бы подлинным, не составило особого труда. Другое сообщение, предписывающее Форду «отбыть по семейным обстоятельствам», будет в обычной для Флота форме… но оно придет не раньше, чем улетит Дюпейниль.

Куда бы его послать, так, чтобы он убрался подальше с ее дороги и в то же время посчитал, что занимается чем-то полезным? Больше всего Сассинак хотелось отправить Дюпейниля к теку, лучше всего к большому, старому и медлительному… но это не сработает. Служба Безопасности Флота не имеет дела ни с миролюбивыми бронтинами, ни с мроукстами.

Тут ее осенило, и она поспешно стерла с губ усмешку, которую мог заметить кто-нибудь, заглянувший в отсек связи («С чего бы капитану так скалиться в одиночестве?»): пока Форд копается в грязных делишках Параденов, а Лунзи пытается узнать что-нибудь на Дипло… и если принять во внимание то, что они узнали на Ирете, без присмотра остались только сетти. Вот это и будет заданием Дюпейниля.

Он говорил, что знаком с работой дипломата. Однажды за обедом он даже хвастался своей способностью ладить с представителями любой расы, входящей в Федерацию, и говорил, что сетти не так уж плохи, как о них думают.

Сассинак быстро набросала приказ. Она всегда старалась установить контакт со ссли на борту, ведь за исключением обычных обязанностей те обладали и множеством прочих достоинств. Сассинак была обязана жизнью чуткости ссли, когда Хссрхо обнаружил ее в глубоком космосе после несчастного случая со спасательной капсулой. С тех пор она старалась поддерживать хорошие отношения со ссли. Вот и теперь она не могла просто заявить, что пришло новое сообщение — данные бортового компьютера легко опровергнут это утверждение, а у Дюпейниля наверняка есть свой компьютер высокого класса. Но Дюпейниль на корабле не так уж давно, и вряд ли ему пришло в голову познакомиться с Дхрошш. Наиболее близкие вефты, та же Гелори, например, когда-то упоминали, что мозг Дюпейниля не приспособлен для направленного контакта, что бы они ни имели в виду.

Ссли посчитал ее план действий восхитительным… Странный выбор определения. Интересно, хорошо ли у них работает речевой синтезатор. Ей никогда не пришло бы в голову заподозрить у ссли эмоции, хотя бы отдаленно напоминающие человеческие. Их мышление было скорее математическим. Но Сассинак ввела свое шифрованное сообщение, и ссли передал его своему собрату на другом корабле Флота, о существовании которого Сассинак даже не подозревала.

Потом ссли поделился с Сассинак, что не чувствует никаких угрызений совести, скрывая подобную уловку от человеческой части экипажа. Ее сообщение вернулось обратно как настоящее, зарегистрированное компьютером. Сассинак ввела его в дешифрующий компьютер, отправила копию в досье Дюпейниля и вызвала с мостика дежурного офицера.

— Найдите мне Дюпейниля, — распорядилась она, нахмурившись.

Форд посмотрел на нее, но даже не поднял в удивлении брови. Дюпейниль появился подозрительно быстро.

— Послушайте! — Палец Сассинак обвиняющим жестом указал на него. Все, кто находился на мостике, сделали вид, что очень заняты на своих рабочих местах. — На ваше имя пришло внешнее сообщение, не поддающееся дешифровке и не соответствующее моему допуску. И в довершение всего с хорошо известным мне кодом!

Он все равно узнает, и, может быть, вспышка ее гнева отвлечет его от малоприятных приказов, которые он получил. Выглядел он очень смущенным.

— Когда я в последний раз видела этот исходный код, повторенный четыре раза, меня оглушили и выбросили за борт в спасательной капсуле. Если вы считаете, что вам удастся что-нибудь подобное, майор, — вышвырнуть меня вон и захватить мой корабль, — вы сильно ошибаетесь! — В ее голосе слышался непритворный гнев, и на мостике все затихли.

— Я… капитан, простите, но я не знаю, о чем вы говорите. Этот код, да я его знаю, им пользуется разведка. Но…

— Мне не нравятся секреты на моем корабле, Дюпейниль! Мне не нравятся молодые офицеры, получающие сообщения, к которым нет допуска даже у капитана, и к тому же шифрованные. Я не люблю людей, которые через мою голову связываются со Службой Безопасности.

Она была уверена, что Дюпейниль не так уж и расстроен. Но, почувствовав явный гнев Сассинак, он слегка подрастерял самодовольство.

— Служба Безопасности может интересоваться моей работой здесь, ну, вы знаете, и вообще…

— Мне все равно это не нравится, — проворчала она уже мягче. Кто-то сдавленно кашлянул, кажется, за пультом контроля над вооружением. — Хорошо. Я поняла, что вы имеете в виду и о чем Лунзи говорила, что все должно фиксироваться. Может быть, для этого есть причины. Но я не люблю секреты, особенно такие и тогда, когда мы все… — Она запнулась. Веки Дюпейниля дрогнули. Поверил ли он? — Забирайте свое несчастное сообщение и, если, конечно, вам не нравится надо мной издеваться, поделитесь, что там написано такого, о чем мне не стоит знать.

Дюпейниль подошел к дешифрующему компьютеру и ввел свой пароль.

Сассинак вызвала дежурного офицера связи:

— Приступайте к работе и помните, что я должна знать обо всех сообщениях, приходящих и уходящих, независимо от того, кому они адресованы и кто отправитель. — Последние слова сопровождал красноречивый взгляд в сторону Дюпейниля.

Офицер разведки смотрел на экран так, словно у терминала выросли щупальца; Сассинак едва сдерживала смех. Он бросил на капитана проницательный, изучающий взгляд, и она снова заговорила:

— Итак? Вам следует заковать меня в кандалы?

Он покачал головой и вздохнул:

— Нет, капитан, ничего подобного… Странно все это… Могу я переговорить с вами… в вашем кабинете?

Сассинак коротко кивнула и покинула мостик, напоследок окинув всех мрачным взглядом. Она чувствовала поддержку своего экипажа — ее собственного экипажа, — словно наброшенный на плечи теплый плащ. В своем кабинете она села таким образом, словно была большим начальником, а офицер безопасности — нежелательным посетителем. Его брови взлетели вверх — он понял, почему это было сделано, и кротко вздохнул:

— Капитан, клянусь…

— Не стоит беспокоиться. — Сассинак обернулась, бросив короткий взгляд на протянутую распечатку, и встретила взгляд его темных глаз. — Возможно, вы действительно не знали, о чем я говорю. Но я не могу игнорировать подобное, это слишком напоминает мою жизнь двадцать лет тому назад.

— Прошу простить меня, я действительно извиняюсь. Вы только что получили приказ, который вам не нравится, а теперь я получил малоприятный и даже более странный приказ, чем ваш, — покинуть этот корабль.

— В самом деле? И куда же вы намерены отправиться?

Дюпейниль вздрогнул, почувствовав настоящий холод в ее голосе. Но ей следовало как можно скорее избавиться от потенциального предателя.

— К сетти, точнее — на Сек Фомальгаута. Похоже, мне придется расплачиваться за какой-то из своих прошлых грехов. Очевидно, у них возникли проблемы с новым послом при Высоком Дворе, и я, похоже, знаю кое-кого, кто мог бы помочь.

— Но вы не можете просто так покинуть корабль, — едко напомнила Сассинак. — Мы все должны следовать в Федеральный Центр, и вы — не исключение. Вы присутствовали при этом, и ваши показания…

— Могут быть записаны, и скорее всего так оно и будет. Простите меня, но этот приказ важнее. — Он указал на путаницу кодов, где, кроме аббревиатур Флота и ФОП, стоял значок разведки. — Кроме того, я могу быть вам полезен даже там. Теки ведь намекнули, что сетти как-то замешаны в этом деле, но у них нет надежных доказательств или они не хотят их нам предоставить. Я могу кое-что разузнать, повращавшись в дипломатических кругах у сетти. Это задание займет не больше шести стандартных месяцев, и я вполне успею вернуться вовремя, чтобы доложить о том, что удалось узнать, и дать показания.

Сассинак драматически вздохнула:

— Ну что ж, возможно, вам удастся найти что-нибудь полезное, хотя из всего этого цветника сетти — наименее приятные.

— Да, к ним требуется особый подход, — почти смущенно пробормотал Дюпейниль.

Сассинак не поняла, что офицер имел в виду, но все равно она ему не доверяла.

— Так когда вы намерены нас покинуть?

— Я сойду на первой же пересадочной станции.

— Кто-то стал слишком хитрым, — нахмурилась Сассинак. Она считала, что недостаточно хитра для того, чтобы путешествовать в компании Дюпейниля, но тот, похоже, поверил.

Когда молодой офицер связи робко постучал в дверь Сассинак и принес ей распечатку второго сообщения, интуиция подсказала ей выйти на время из гиперпространства и связаться с ближайшей станцией Флота. Ближайшая станция оказалась станцией снабжения, ежемесячно посещаемой танкерами и редкими конвоями или патрулями. Сассинак хорошо помнила это, она сама как-то побывала там лет пятнадцать назад.

— Станция снабжения номер 64 сообщает, что в их доке находится корабль сопровождения. Полагаю, вы можете воспользоваться им? — Когда Дюпейниль кивнул, Сассинак продолжила: — Я жду вас ровно в пятнадцать часов, вы получите последние указания; к этому моменту у нас все будет готово, и мы сможем согласовать расчетное время прибытия.

Весь остаток дня Сассинак боялась даже смотреть на Форда; она едва сдерживала приступы смеха. Когда Дюпейниль явился для дачи показаний, она задала ему все вопросы, какие только смогла придумать, и только потом отпустила собирать вещи.

Они выскочили из гиперпространства всего в нескольких часах полета от станции снабжения. Сассинак уже отправила предварительные депеши на станцию и кораблю сопровождения (пилот которого как раз собирался на какой-то самовольный трехдневный праздник обслуживающего персонала станции). Корабль сопровождения, недостаточно большой, чтобы иметь собственного ссли, не располагал ССП-связью. Оказавшись на борту, Дюпейниль сможет получать приказы только по субсветовой связи.

Стыковка «Заид-Даяна» со станцией прошла без каких-либо осложнений: оборудование станции позволяло принимать большие корабли всех типов, а маленький конвойный занимал совсем немного места на другом конце корпуса. Сассинак позволила себе удовольствие выполнить стыковку собственноручно, и сделала это настолько мягко, что никто ничего не заметил до тех пор, пока индикаторные лампочки не изменили свой цвет.

— Хорошая работа! — одобрил вефт, диспетчер станции. — Сейчас подадим воздух в переходные тамбуры. Ваш пассажир готов к пересадке?

— Да.

Дюпейниль ждал у одного из малых люков в тамбуре второй палубы. Несмотря на великолепное оборудование кораблей и станций Флота, Сассинак старательно избегала любой возможной декомпрессии внутренних помещений корабля. Она увидела Дюпейниля на одном из боковых экранов и включила канал внутренней связи.

— Они наполняют переходные тоннели. Вы не хотите надеть скафандр?

— Спасибо, не стоит.

Он уже рассказывал о том, как себя чувствует в скафандре. Сассинак очень хотелось преподать ему урок на эту тему, но, учитывая сложившиеся обстоятельства, лучше было, чтобы их прощание прошло более дружески.

— Хорошо, мы ждем сигнала.

Лампочка над люком мигнула и стала зеленой.

— Мне пора, — вздохнул Дюпейниль. Потом пристально посмотрел в сторону камеры и добавил: — Коммандер, я не хотел причинять вам неприятности и понятия не имел о том, что значит для вас этот исходный код. Вы мне, наверное, не поверите, но я не хочу видеть вас несчастной.

«А я очень хотела бы увидеть твою спину на пороге моего корабля», — подумала Сассинак, но только улыбнулась:

— Мне хочется поверить вам, и, если это правда, мы еще послужим вместе. Счастливого путешествия. Не позволяйте сетти вешать лапшу вам на уши.

Но только когда индикаторы подтвердили, что Дюпейниль благополучно покинул корабль и находится уже на станции, Сассинак вздохнула с облегчением. Теперь она могла рассказать Форду все — или, по крайней мере, достаточно, — чтобы и он смог помочь в последнем этапе операции «Дюпейниль». Форд должен был уговорить капитана конвойного корабля улететь немедленно и держать язык за зубами. Сассинак медлила до тех пор, пока конвойный корабль не исчез.

— Ну и как вы собираетесь с этим справиться? — Форд слишком долго искал капитана и теперь не в состоянии был дождаться того момента, когда аппаратура в ее кабинете закончит проверку. Сассинак удивленно посмотрела на него. — И не делайте вид, будто не понимаете, о чем я говорю. Я не знаю, как вы это сделали, но вы должны…

— Давайте все же считать, что тот, кто провел на кораблях всю свою жизнь, знает их получше, чем чиновные крысы из Службы Безопасности.

— И вы не собираетесь ничего объяснять?

— Не все. Неужели вы думаете, что Дюпейниль снял все «жучки», поставленные на корабль?

— Понятно.

— И вы достаточно находчивы, чтобы лично узнать все, что вам необходимо. Вы можете подумать об этом, разыскивая вашу замечательную родственницу.

— Но как быть с показаниями? Я не могу улететь сейчас! — Внезапно выражение его лица изменилось. — Единственный, кто знал об этих приказах… Великие боги, капитан, что вы сделали?

— «Использовала возможности имеющихся в моем распоряжении членов экипажа соответственно сложной ситуации», — жестко процитировала Сассинак. — И это все, что я могу сказать вам на эту тему. Ваша задача — выяснить все связи подозреваемых семей торговцев с пиратами и работорговлей. По моей оценке, эта задача сейчас гораздо важнее всех остальных, как и мой приказ важнее тех, которые вы еще можете получить.

— Да… мэм.

— Хорошо. Тем временем Дюпейниль попытается разобраться с сетти и их связями со всем этим. Время от времени появляются сведения, что сетти симпатизируют обитателям тяжелых миров — жертвам генетических экспериментов. Они считают подобную деятельность предосудительной и отказываются от любого вмешательства биоинженеров в свои дела. К тому же по неизвестной причине они ненавидят вефтов, и сами вефты не в состоянии это объяснить.

— Я вообще не понимаю, зачем сетти вступили в Федерацию, — вставил Форд. Он был только рад сменить тему разговора.

— Пусть об этом у Дюпейниля голова болит, — хмыкнула Сассинак. — Как вы считаете, ваша семья знает, где сейчас находится ваша тетушка?

— Может быть, знает, а может, и нет. Дайте-ка подумать. Практически вся наша семья раз в году собирается в родовом гнезде, но последний раз это было пять месяцев тому назад. Вы ведь знаете, что она путешествует, ее яхта — одна из лучших космических яхт такого класса. Но мы можем найти ее с помощью светской хроники.

— Светской хроники?!

Форд покраснел:

— Ну да. Я же говорил вам, что тетушка — светская дама, правда принадлежащая к второсортной аристократии, но держится она просто великолепно. Если мы разыщем ее последнюю остановку, я смогу организовать письмо от своих родственников, чтобы оправдать поездку.

Сассинак никогда и не слышала названий газет и журналов, заказанных Фордом после выхода корабля в нормальное пространство. Перед ней лежали великолепные (даже после копирования) фотографии пышущих здоровьем богачей. Женщины в бриллиантах и блестящих платьях, мужчины в строгих костюмах и орденских лентах. Роскошная обстановка так называемых лучших домов тоже демонстрировала достоинства своих хозяев. Сассинак не понимала, как можно спать на произведении искусства, именуемом кроватью, когда сквозь нее струится вода.

— Ага, вот она. — Форд ткнул пальцем в одну из иллюстраций. — Моя благородная родственница среди высоких гостей на свадьбе — но вы только посмотрите на эту так называемую невесту! А потом отправляется принять участие в ежегодных праздниках Радужной Арки… Это значит, что сейчас она где-то между Заливом и Радужной Аркой. Разрешите начать поиск?

— Да-да, конечно. — Сассинак никак не могла оторваться от дискуссии о причинах, по которым куулинда должна вскоре сменить фолсат среди новейших спортивных увлечений знати. Она не слышала ни о той, ни о другой игре, а в статье не сообщалось, кто в них участвует — команды, животные или компьютеры. Форд же при помощи базы данных Флота искал космическую яхту и рассчитывал встречный курс.

— Она сейчас летит к Коллсу, расчетное время полета — две недели, и тогда… О черт!

— Что еще? — спросила Сассинак, поднимая голову.

— Я смогу догнать старушку, когда ее яхта снова совершит посадку, но это означает поездку на попутном танкере.

Сассинак нахмурилась. Путешествие на танкере могло превратиться в настоящую костедробилку.

— Это только увеличит контраст по прибытии. — Сассинак посмотрела на проложенный им курс. — Я могу отправить вас с патрульным кораблем. Не забудьте про письмо от родни.

— Не забуду.

У Форда оставалось не так уж много времени, но Сассинак успела устроить в своей каюте небольшой прощальный ужин — за успех его экспедиции, а также миссий Лунзи и Дюпейниля. Когда Форд покинул «Заид-Даян», она начала готовиться к прибытию в Федеральный Центр.

Сассинак было интересно, как Айгар отреагирует на культурный шок Федерального Центра. Молодой «тяжеловес» по нескольку часов в день сидел за терминалом, изучая базы данных. Он разговаривал с рядовыми Флота и десантниками, и содержание этих разговоров было известно Сассинак, о чем Айгар и не подозревал. Еще он настоял на том, чтобы пройти несколько тестов, определяющих уровень его знаний, и получил на это разрешение.

Результаты тестов хранились в памяти компьютера, но даже Сассинак не имела к ним доступа. Однако сам Айгар выглядел довольным.

Айгар казался симпатичным, даже красивым тем, кому нравилось обилие мускулов и четкие черты лица. Сассинак как-то решила, что и ей, похоже, это нравится. Хотя, если не считать этого неуловимого соперничества с Лунзи, ее никогда особенно не тянуло к парню. Ей нравились мужчины с широким кругозором и жизненным опытом, с которыми было о чем поговорить, например офицеры Флота, равные ей по званию. Хотя поражать воображение юнцов, подобных энсину Тимрану, временами тоже приятно. Ни одна женщина не возражает против мальчишек с сияющими глазами до тех пор, пока они вежливы. Впрочем, Айгар не относился к этой категории, как и к любой другой.

— Коммандер! Вас вызывают центральные доки.

Эти слова вывели Сассинак из состояния мечтательности, и она поспешила на мостик. Ей еще не доводилось бывать на станции Федерального Центра. Впрочем, не только ей: Флот защищал правительство Федерации, но его корабли появлялись здесь редко. Многие инопланетники, да и люди тоже, опасались, что боевые корабли могут захватить Федеральный Центр, поэтому корабли Флота еще на дальних подступах к системе переходили на досветовую скорость и приближались к станции очень медленно, по зигзагообразной траектории (теряя время и горючее), чтобы спутники защиты могли их досконально изучить.

— Коммандер Сассинак, ФОП, крейсер «Заид-Даян», — доложила она.

— А-а, капитан… Все процедуры по разоружению, предписанные для прибывающих в Федеральный Центр военных кораблей, должны быть выполнены до того, как ваш корабль минует внешнюю защиту.

Сассинак нахмурилась и попыталась встретить взгляд Арли. «Заид-Даян» мог, несомненно, обезвредить большую часть планетарной защиты, и многим членам Федерации тяжелый крейсер в полном вооружении и с человеческим экипажем был сильно не по нраву. Но в последнее время Сассинак не слишком доверяла Службе Безопасности и вовсе не хотела, чтобы ее корабль хоть на время потерял неуязвимость.

— Включаем маскировку, — распорядилась она, кивнув Арли.

Арли нахмурилась, но скорее размышляя, чем в замешательстве. Они уже обсуждали этот вопрос, и то, что они придумали, должно было сработать. Интересная техническая проблема, подумала Сассинак, наблюдая, как руки Арли колдуют над пультом.

В составе Федерации была лишь одна раса телепатов — вефты. Но с тех пор, как вефты поладили с людьми, трудно было выгадать что-то с помощью разоружения военных кораблей, так что вефты вряд ли на что-нибудь пожалуются. Наверняка возмутятся сетти, если им удастся что-то разнюхать, или бронтины — наиболее миролюбивые из членов Федерации, — но кто узнает? Ведь их подход к вооружению весьма отличается от того, которого придерживались Сассинак с Арли.

Большую часть вооружения, находившегося на кораблях Флота, надлежало привести в нерабочее состояние. Все приборы управления отключить, все орудия разрядить, а снаряды сложить в охраняемых камерах; питание силовых установок и лазеров — отключить. На корабль направлялось специальное подразделение Службы Безопасности для охраны этих отсеков — чтобы никому не пришло вдруг в голову поджарить кого-нибудь лазером или обстрелять.

Но сила «Заид-Даяна» заключалась не только в этом оружии. «Самое страшное оружие, которое вы когда-либо сможете контролировать, — говаривал один из ее инструкторов в Академии, — находится у вас в голове. Оружие, которое вы видите или держите в руках, — всего лишь кусок металла или пластика».

Арли и Сассинак разработали способ обойти системы слежения, экраны которых оставались девственно чистыми, когда оружие продолжало действовать. Не стрелковое — кто-нибудь мог заглянуть в ствол и увидеть снаряд. В их распоряжении оставалось электромагнитное и оптическое оружие. А склады снарядов и другого снаряжения были закрыты и ни у кого не вызывали подозрений.

— Штаб адмирала Коромеля, — обратилась Сассинак к экрану связи. Она понятия не имела, где может находиться адмирал, но аппаратура решила эту проблему за нее. Следовательно, сейчас здесь только один адмирал Коромель.

— Штаб адмирала Коромеля, Лейтенант-коммандер Даллиш слушает.

Он выглядел именно так, как должен выглядеть штабной офицер на дежурстве: слегка скучающий, но настороженный. Когда он заметил знаки различия собеседницы, его глаза загорелись.

— Коммандер Сассинак! Мое почтение, мэм. Мы наслышаны о вашем походе.

Сассинак позволила себе улыбнуться. Следовало ожидать, что слухи могут опередить ее, — у Флота нет секретов от своих.

— В этом нет моих особых заслуг. Адмирал свободен?

Даллиш выглядел растерянным.

— Нет. Адмирал уехал поохотиться на Шестую планету и вернется только через несколько стандартных недель. Вы можете…

Сассинак покачала головой:

— Не могу, к сожалению. Мне приказано доставить в суд заключенного и оставаться там до самого заседания.

— Черт побери! Извините, коммандер, но это очень плохо — здесь нет места для вашего крейсера.

— Думаете, я об этом не знаю? Но как я могу отпустить людей, которые не замешаны в деле Танегли, и где они будут в безопасности? — Она заметила, как изменилось лицо Даллиша, став холодным и подозрительным. Что послужило причиной этой перемены — ее слова или что-то случилось в его кабинете, чего ей не было видно?

— Лучше будет, если я сам приеду к вам на корабль и вы передадите ваше сообщение адмиралу.

Это было сказано очень вежливо, очень официально и лживо — она ничего не говорила о сообщении. Сассинак едва сдержала ярость.

— Хорошо, — кивнула она. — Когда вы прибудете?

— В восемнадцать ровно по стандартному времени Флота, то есть в двадцать три пятьдесят по местному.

Поздно. Достаточно поздно по времени Флота, чтобы не возвращаться в Штаб, и очень поздно по местному времени.

— Хорошо. Флотский челнок или…

— Челнок Службы Внутренней Безопасности, коммандер. Полеты челноков Флота запрещены.

«Ого, — подумала Сассинак, — значит, мои собственные челноки не имеют права посещать планету без разрешения Службы Безопасности?» Она отправила запрос и, получив опознавательный силуэт внутрисистемного челнока, сообщила об окончании сеанса связи. Все, кто находился на мостике, напоминали безмолвные статуи.

— Мне это не нравится, — поделилась она с Арли. — Возможно, мне придется посетить планету. Пусть один из наших челноков будет готов.

Арли кивнула, в ее глазах блеснул огонек понимания. Она явно вспомнила их последнюю вылазку на челноке и неожиданно удачные действия Тимрана.

— Разоружение корабля включает разоружение челноков, — напомнила она.

Сассинак не ответила — они достаточно хорошо понимали друг друга. В глубине души она надеялась, что в несанкционированном полете не возникнет необходимости, но, если таковой все же потребуется, Арли сумеет что-нибудь придумать.

Появившись в ее кабинете, лейтенант-коммандер Даллиш, прежде всего, извинился за свою многоречивость.

— Адмирал говорил мне, что рассматривает вас как уникальную возможность получения сведений о космических пиратах. Поэтому он велел мне с большим вниманием отнестись к вам, когда вы свяжетесь с его офисом. Я не думаю, что среди нашего персонала есть предатели, но там столько посетителей… а один — и вовсе из судейских… Я решил не рисковать.

— Очень мудро, — согласилась Сассинак.

Он выглядел почти так же, как на экране: лет на пять младше Сассинак, профессионально сдержанный, но без сухости, явно неглупый.

— Вы спрашивали о возможности отпуска для экипажа. К сожалению, хуже места, чем это, придумать трудно, особенно сейчас. Вы знаете, что в этом году собирается Верховный Совет?

Сассинак ни за что бы не призналась, что имеет самое смутное представление о графике заседаний Верховного Совета Федерации, и ее ответ прозвучал уклончиво, но Даллиш продолжал, как ни в чем не бывало, словно она сказала что-то поразительно умное:

— Все, конечно же, было решено еще на подготовительной сессии, Верховный Совет — только формальность. Но он частично совпадает с зимней сессией суда, а это очень удобно для участников, если, как в этот раз, рассматривается важное дело, затрагивающее интересы нескольких рас. Поэтому гостиницы были переполнены еще за месяц до начала — вспомогательный состав прибыл раньше обычного. Ваш экипаж, безусловно, будет допрошен разведкой Флота и Службой Безопасности Федерации. И если ваши ребята после этого появятся на планете, репортеры их просто на куски разорвут.

Сассинак нахмурилась:

— Значит, они останутся на корабле. Мы не сможем никуда выйти, и экипаж окажется без дела… — Она попыталась представить, чем удастся занять людей на столь длительный срок, но, учитывая разоружение и запрет на полеты челноков, оставалось только чистить систему жизнеобеспечения зубными щетками.

— Я могу дать вам совет, капитан. Проверьте, кто уже дал показания и чьи показания наименее важны и не потребуются в ближайшее время, и предоставьте им отпуск — охота, рыбная ловля, парусный спорт, казино. Флот располагает даже домиками в горах. Им придется воспользоваться гражданским рейсом, но зато они не будут висеть на вашей шее.

— Я не хочу распылять экипаж. — Не владея ситуацией, она не могла решить точно, сколько времени займет отпуск на Шестой планете — несколько дней пути, да на гражданском корабле… Если же что-нибудь случится… Она запретила себе думать об этом — лучше воспользоваться зубными щетками. Готовность к неприятностям помогает их избежать, она давно это заметила, и, кроме того, у нее хватало и других причин для беспокойства.

 

Глава 4

— Мой дорогой мальчик!

Тетушка Ку, по мнению Форда, принадлежала к числу типичных избалованных богатством вдов. Каждый дюйм ее тела сверкал драгоценностями: кольца, браслеты узкие и широкие, ожерелья, серьги и даже рубин, вживленный на переносице. Если быть точным, Форд надеялся, что это рубин, а не очень похожий на него полудрагоценный камень.

— Ты даже не представляешь, как давно я мечтала тебя увидеть! — Голос был именно таким, о каком его предупреждал отец.

Форд почувствовал, что его спина заискивающе изгибается. В конце концов, ему удалось справиться с собой.

— Я тоже очень рад.

Форд от души надеялся, что слова прозвучали искренне. Он потратил изрядно времени и денег, выслеживая тетушку. Большая часть его ближайшей родни давно потеряла ее адрес, а ее поверенные не спешили сообщать персональный код тетушки внучатому племяннику со стороны мужа, к тому же служащему на крейсере Флота. В результате ему пришлось встретиться с кузиной Чальберт, устроившей доскональное расследование, начатое совершенно невинным вопросом: «Но почему ты хочешь ее увидеть? Тебе нужны деньги или еще что-нибудь в этом роде?» — и закончившееся обвинением во всех смертных грехах.

Затем ему пришлось выдержать поездку на танкере, экипаж которого, кажется, пришел в настоящий восторг от возможности испытать на прочность офицера с военного крейсера. Они, похоже, были уверены, что условия жизни на крейсере соответствуют кораблю класса люкс, а их экипаж получает всю славу даром. Форд уже был готов признаться, что перевозка горючего — почти такое же волнующее занятие, как преследование пиратов, но на третий день полета почувствовал себя безмерно усталым от бесконечных рассуждений по поводу комфорта, которого он никогда не испытывал.

Тем временем тетушка Ку посмотрела на него взглядом чуть ли не королевской особы и повернулась к кухне:

— Сэм, мой внучатый племянник, наконец, приехал, приготовь обед на троих и постарайся не ударить в грязь лицом.

— Слушаюсь, мадам, — донесся ответ.

Форду захотелось убраться из комнаты куда глаза глядят, но он не мог. Экипаж танкера настаивал на том, чтобы он ел в их столовой, чему бурно противился его желудок.

— Ты ведь привез с собой одежду? — вдруг поинтересовалась тетушка Ку, подарив ему еще один острый взгляд.

К этому, слава Богу, он был готов. Часть денег пришлось потратить на то, что тетушка Ку считала необходимым для каждого джентльмена.

— Да-да, конечно… хотя, боюсь, мои наряды немного устарели.

— Чепуха. Мужская одежда никогда не выходит из моды. Вся разница в том, на какое колено повязывать ленту, — это смешно. И не забудь про черный галстук.

Любимая тетушкой Ку мужская мода испытала период возрождения лет тридцать тому назад — так одевались на старой Земле в девятнадцатом веке. Форд находил это смешным. На Флоте от него требовалась работа, а не умение носить одежду. Он размышлял об этом, разглядывая себя в зеркале отведенной ему комнаты, способной вместить одновременно каюту и кабинет Сассинак и заставленной мебелью столь же дорогой, как ее стол. Безукоризненно-жесткий черный галстук Форда идеально сочетался с уголками снежно-белого воротника рубашки, застегнутой с помощью запонок, а не прозаически скучных пуговиц, те же запонки скрепляли манжеты. Все это выглядело настолько глупо, что Форд не смог сдержать усмешки. И он даже вздрогнул от отвращения, натягивая узкий фрак, выставлявший напоказ широкие плечи и тонкие запястья (если таковые имелись) или манжеты рубашки. К тому времени он уже облачился в белые брюки в обтяжку и туфли из мягкой кожи и казался себе пародией на денди времен королевы Виктории.

Тут над его плечом в зеркале возникло высокомерное, своенравное лицо, обрамленное высокой прической из замысловато уложенных волос. На шее сияли бриллианты, а платье казалось мерцающей черной пеной с серебристо-серым отливом и искусно драпировало то, что хозяйке не следовало уже показывать. Над прической возвышались, переливаясь зеленью и серебром, три птичьих пера. Форд был ослеплен. Неужели это действительно?..

Тетушка подмигнула ему, и он улыбнулся в ответ.

— Конечно, это они, дорогой. Перья из хвоста рикси, и я расскажу тебе, как доставала их.

Поездка становилась забавной. Ничего удивительного, что отец был потрясен, — ни один мужчина моложе тридцати пяти не устоял бы. Форд отвесил тетушке глубокий поклон, который она приняла как нечто само собой разумеющееся, и предложил ей руку. Ее рука была легкой, но крепкой. Форд и не заметил, как они попали в столовую.

Обед на троих означал самого Форда, тетушку Ку и ее компаньонку, представленную как мадам Флауберт. Обширная эрудиция Форда услужливо подсказала ему все, что могло быть связано с этим именем, заставив проснуться уснувшую было подозрительность. Волосы мадам Флауберт имели мучительно красный цвет, грудь была чуть менее представительной, чем у тетушки Ку, а богато украшенная брошь вполне могла скрывать небольшую пусковую установку. Женщины почти одновременно подняли брови и многозначительно кивнули друг другу, пожав плечами; Форд сделал вид, будто ничего не замечает. Потом мадам Флауберт поднялась и протянула руку Форду, изо всех сил сдерживавшему желание отодвинуться.

— Вы ведь внучатый племянник леди Квезады? — осведомилась она хриплым голосом, глубина которого, тем не менее, позволяла предположить, что когда-то она занималась пением.

— Только благодаря любезности дражайшей тетушки, — пояснил он спокойно, с улыбкой кивнув хозяйке. — Это родство по браку, а не по крови, со стороны отца.

— Я говорила вам об этом, Серафина, — довольно резко вставила тетушка.

— Простите, но вы ведь знаете, что у меня плохая память.

Форд не понял, была ли угроза, прозвучавшая в ее словах, случайной или умышленной. Но тетушка, сидевшая необычайно прямо, явно что-то скрывала. Мадам Флауберт улыбнулась Форду явно заговорщической улыбкой:

— Возможно, ваша тетя не говорила вам, что я ее духовный советник.

Глаза Форда, против его воли, расширились от удивления, и он перевел взгляд на свою тетушку. Ее щеки вспыхнули, но уже через минуту румянец начал медленно исчезать. Мадам Флауберт снова стиснула руку Форда, чтобы привлечь его внимание, и он заставил себя посмотреть на нее.

— Вы не верите в духовных проводников? Не верите, я вижу. Вы практичный молодой человек, и я думаю… ваш Флот… не признает мир духов.

Форд тщетно пытался придумать какой-нибудь безобидный ответ. Правда, когда он ехал на встречу со своей пресловутой тетушкой, спиритизм не приходил ему в голову. Мадам Флауберт, в конце концов, похлопала его по руке, словно ребенка, не оправдавшего ожиданий, и печально улыбнулась.

— Верите вы или нет, мой дорогой, это не так уж важно, если ваше сердце чисто. Но вам, человеку, отдавшему свою жизнь войне, постоянно подвергающемуся опасности, следует искать дорогу в верхние миры.

Ее рука со стуком упала на стол, она расслабленно откинулась в кресле, закрыв глаза. Форд посмотрел на свою тетушку, сидевшую прямо, с плотно сжатыми губами. Она ничего не сказала, глядя мимо него на стол, пока мадам Флауберт застонала, выпрямилась в кресле и, как и ожидал Форд, спросила:

— Я что-нибудь говорила?

— Позже, Серафина.

Тетушка Ку позвонила в хрустальный колокольчик, и под его мелодичный звон слуга внес обед.

Кем бы ни была тетушка Ку, она понимала толк в еде. Форд был уверен, что дело не только в контрасте с тем, что готовили на танкере. Его неплохо кормили на «Заид-Даяне» и в десятке ресторанов различных секторов, но здесь подавали нечто необыкновенное — такой уровень кулинарного искусства, о котором он не смел и мечтать. Ничего подобного он не пробовал и никогда не видел, и все блюда были слишком хороши, чтобы называться восхитительными или превосходными. Если бы желудок Форда не страдал от последствий знакомства со стряпней экипажа танкера, он решил бы, что попал на кулинарные небеса.

Зато разговор почти замер. Мадам Флауберт бросала на Форда многозначительные взгляды, но говорила только о перемене блюд. Похоже было, что должность посредника при общении с духами — весьма утомительное занятие: она ела раза в два больше тетушки Ку, и даже больше, чем Форд. А тетушка задавала Форду небрежные вопросы о его семье и была вполне удовлетворена его ответами «в общих чертах». Форду казалось, что ее на самом деле интересует, какого цвета чулки надела подружка невесты на свадьбе его сестры, кто и какой именно подарок подарил, но что-то явно смущало ее. Внезапно, когда у мадам Флауберт был полон рот еды, тетушка Ку отодвинула свое кресло.

— Мы покинем вас, — объявила она, — пока вы не выпьете свой портвейн.

Мадам Флауберт вспыхнула, неловко сглотнула и встала. Форд тоже встал и поклонился им. Портвейн? Слуга убрал со стола и принес поднос с бутылкой, стаканом и пачкой сигар. Форд посмотрел на эту коробку с опаской. Он не курил, да и то, что он читал на эту тему, не располагало попробовать сейчас. Что она имела в виду? Это должно успокоить его желудок или сделать еще хуже? Сколько он должен ждать? И что делают леди, дожидаясь, пока джентльмен пьет свой портвейн?

Он сделал осторожный глоток и улыбнулся про себя. Где тетушка Ку умудрилась это раздобыть? Это же великолепное средство от боли в желудке. Он скрестил под столом ноги и попытался представить себя хозяином всего, что находилось на яхте. Естественно, за исключением самой тетушки Ку, которая будет править везде, где ей случится оказаться.

Через некоторое время тот же слуга пришел забрать поднос и сообщил, что его ждут в комнате для рукоделия. Воистину, подумал Форд, это самая подходящая комната, где женщины могут спастись от неприятных звуков и сигарного дыма, свойственных мужчинам.

Комната для рукоделия была обставлена более сдержанно, чем ожидал Форд. Небольшой музыкальный инструмент с черными и белыми клавишами, расположенными в обратном порядке, чем обычно, слишком маленький для пианино — Форд так и не спросил, что это. Несколько стульев, элегантных, но крепких и не похожих друг на друга. Низкий столик из странного дерева, сделанный так, чтобы показать замысловатый узор из узлов и шишечек. Единственный высокий шкаф, с полированными дверцами и изящной инкрустацией, но без суматошных безделушек, столь свойственных тетушке.

Мадам Флауберт расположилась в обитом парчой кресле в позе, выдающей напряжение больше, чем ей хотелось бы. Она ласкала комок меха, в котором Форд после недолгого размышления признал собаку. Ее шерсть курчавилась прелестными завитками, а на тоненькой шее сиял драгоценный ошейник. Пара блестящих черных глаз уставилась на гостя, и собака коротко гавкнула, прежде чем покинуть удобные колени мадам Флауберт, когда та решила куда-то выйти. Его тетушка сидела перед рамой с неоконченным гобеленом.

— Я помню вашего отца, — начала тетушка. — Он тогда был почти мальчиком. И почему-то он меня испугался. Очень странно.

Форд послал ей очаровательную улыбку, частенько выручавшую его в разговорах с другими женщинами.

— Если бы я был мальчиком, я бы тоже испугался.

— Я в этом сомневаюсь. — Она освободила иглу и вдернула голубую нитку. — Я знаю, что обо мне думают в вашей семье. Слишком богатая, чтобы быть благоразумной, слишком старая, чтобы знать, что делает, слишком опасная. Разве это не правда? — Ее взгляд был таким же острым, как кончик иголки.

Форд пожал плечами:

— Избалованная, подавляющая, дерзкая и надоедливая, конечно. И, без сомнения, вы все это знаете.

Она улыбнулась ему:

— Спасибо, мой дорогой. Искренность предпочтительнее в отношениях между родственниками, даже в таких неудобных ситуациях. Вы ведь не поехали бы к избалованной, подавляющей, дерзкой и надоедливой старой даме ради одного только удовольствия.

— Нет, не только ради удовольствия. — Форд нахмурился. — Мое дело действительно очень интересно.

— Да?

— Приезд к вам и в самом деле является в глазах родни несколько предосудительным поступком. Я хотел проверить, так ли вы больны, как говорите. А еще увидеть женщину, которая побывала замужем за Сантоном и Параденом и сумела пережить обоих.

— И наконец?

— Посмотреть на женщину, которая надевает перья рикси за обедом.

— Я не могу рассказать тебе все, что ты хочешь узнать, — ответила она чуть-чуть угрюмо. — И не могу сказать почему. Но в любом случае могу рассказать о рикси.

Форд не удивился, заметив, что мадам Флауберт вернулась в комнату и опять заворковала над своей собакой, которая, воспользовавшись ее отсутствием, свернулась клубком в ее кресле.

— Даже рикси, существа, стремящиеся к свету, — вставила мадам Флауберт, — стали предметом для насмешек…

— Я не смеюсь, — колко отозвалась тетушка Ку. — Я просто хочу рассказать, как мне достались эти перья.

И она пустилась в рассказ, даже не взглянув на мадам Флауберт. Сначала ее голос дрожал, но потом выровнялся. Форд слушал как завороженный. Не трудно было представить, как богатая молодая женщина на веселом карнавале не последовала совету своего «бесконечно скучного» мужа быть поосторожнее. Осторожность вообще никогда не была сильной стороной тетушки. Форд легко вообразил, как она, молодая и, несомненно, хорошенькая, в насмешку над всеми отплясывает с рикси из дипломатической службы. С рикси, который, перевозбудившись, выдернул из ее тюрбана драгоценную булавку и победно закукарекал.

Не трудно было представить и ее состояние и желание сделать в отместку что-нибудь столь же гадкое. И когда рикси закружился в последнем волчке брачного танца, она изо всех сил дернула его за хвостовые перья. Когда бедняга, наконец, смог остановиться, вопя от нестерпимой боли и стыда, она уже исчезла, затерявшись в толпе.

Форд покосился на мадам Флауберт, скривившуюся от отвращения, и словно услышал ее мысленный комментарий: «Фи, как вульгарно». В этом он, пожалуй, был с ней согласен, но…

Большая часть того, что Форд слышал о богачах, казалась ему вульгарной, но это мало его беспокоило. Как совершенно не интересовало, какая степень вульгарности считалась допустимой в их отношениях между собой. Несмотря на то, что разница между тетушкой Ку и мадам Флауберт была еле различима, Форд предпочел бы видеть своей родственницей именно тетушку. Она уже закончила свою историю и замолчала, вызывающе подняв подбородок. Она была похожа на избалованного ребенка с ямочками на щеках. Он улыбнулся, ровно настолько, насколько этого требовала ее история.

— Он не заявил протест?

— Конечно заявил, — сдержанно ответила тетушка. — Но я тоже подала протест. В конце концов, у него осталась моя булавка и он нарушил общественный порядок, потеряв контроль над собой. Это определяется безошибочно, даже если вы ни разу не видели их брачные танцы.

— Я видел, — стараясь не рассмеяться, кивнул Форд. — Должно быть, это было великолепное зрелище.

— Вокруг того скандала поднялось много шуму. Но вмешались адвокаты моего мужа, и все обвинения были признаны несостоятельными. Посол рикси принес официальные извинения. Все настаивали, чтобы я сделала то же самое. Но мы предпочли сохранить свои трофеи. Я пообещала не показываться в них на публике, но это случилось уже много лет тому назад и, в конце концов, это моя собственная яхта.

Ее последние слова прозвучали так, словно она собиралась с кем-то поспорить, а взгляд на мадам Флауберт подсказал, с кем именно. Форд внезапно почувствовал себя ее защитником и тут же понял, что тетушка специально добивалась этого.

— Прекрасная история, — честно признался Форд. — Хотел бы я увидеть все это своими глазами.

Обычно дипломатические контакты с другими расами были ужасающе скучны, что объяснялось судорожными стараниями не нарушать законы чужого этикета. Офицерам Флота приходилось часами вежливо выслушивать жалобы гражданских, в то время как прекрасные незнакомки танцевали с другими.

Тетушка наклонилась к Форду и коснулась его щеки.

— Еще увидишь, обещаю, а ты должен немного помочь мне.

— Конечно.

Тут его желудок громко заурчал, и Форд почувствовал, что краснеет. Тетушка Ку словно и не заметила неприятный шум и перевела взгляд на мадам Флауберт, смотревшую на Форда так, словно видела, что происходит у него в желудке.

— Серафина, может быть, вам удастся найти кассету с записью тех событий? — Ее слова прозвучали словно приказ, а не просьба.

Мадам Флауберт как на пружинках подскочила в кресле и кивнула, снимая с коленей свою собачку и ставя ее на пол.

— Разумеется.

Но как только она встала, желудок Форда сжался, и он с ужасом понял, что его вот-вот стошнит. Его зазнобило, а комната поплыла перед глазами.

— Прошу простить меня, — еле выдавил он, стискивая зубы.

Тетушка Ку, вежливо наблюдавшая за ним, озаботилась:

— Ты стал совсем зеленым. Ты болен?

Форда скрутила очередная судорога, и он прохрипел сдавленным шепотом:

— Возможно, я съел что-то некачественное на танкере.

— Да-да, конечно. Я скажу Сэму, чтобы он принес лекарство. — Она величественно поднялась из-за стола. — Идем, Серафина.

Пока Форд нащупывал дорогу к двери, они удалились. Его раздражало то, что его видели в таком состоянии, и то, что ему пришлось самому искать свою комнату. Он с трудом одолел несколько ступенек вниз по коридору, когда могучий человек в поварской белой униформе (еще один наряд, не менявшийся веками) подхватил его и помог добраться до комнаты.

В ванной он расклеился совсем, избавляясь от изысканного обеда и почти не замечая помощи повара. Когда же его чувство равновесия восстановилось, он обнаружил, что его уже уложили в кровать, а одежду повесили на стул. По горящему телу и стонущим суставам расползался колючий холод. Вот так и проявляется социальное неравенство, подумал он и провалился в беспамятство.

Проснулся Форд с ужасным привкусом во рту и смутным ощущением, что все идет не так, как надо. Ему снились кошмары со странной символикой: черный рикси танцевал вокруг гроба тетушки, победно размахивая двумя украденными перьями; коммандер Сассинак протягивала ему сияющую медаль, превратившуюся в дымящийся фитиль, когда он прикрепил ее на одежду; чешуйчатая, когтистая рука тасовала целую пригоршню кораблей, включая «Заид-Даян», словно фигурки в игре, доска для которой состояла из планет и солнц.

У него не возникло сомнений, что мадам Флауберт сможет объяснить все это астральными путями, которые потребуют от него ответа, если он не изменится, но он чувствовал себя слишком слабым для того, чтобы изменяться. И даже для того, чтобы встать. Кто-то постучал в его дверь, и он с трудом выдавил из себя ответ:

— Извините, сэр, но для завтрака уже слишком поздно.

Это был повар, его, кажется, звали Сэм. Форд почему-то ожидал, что появится слуга, прислуживавший за обедом. Сэм принес накрытый салфеткой поднос, содержимое которого пахло очень вкусно, но чем бы это ни было, есть Форду не хотелось совершенно. Он покачал головой, но Сэм все равно подошел к кровати и поставил поднос на небольшой столик:

— Вы себя плохо чувствуете, я вижу.

Сэм снял салфетку, и Форд увидел тарелочку с хрустящими тостами, маленькие стаканчики с водой и фруктовым соком и коробочку для пилюль из граненого стекла. «Возможно, это не самое лучшее, но, по крайней мере, сейчас я узнаю, что испробовать в следующий раз…»

— Я ничего не хочу, — простонал Форд, с трудом узнав собственный голос. — На этом чертовом танкере…

— Я и не думал, что это могло случиться после того, что я приготовил. — В словах повара совершенно отсутствовало самодовольство, была только уверенность мастера своего дела. — Вы не заглядывали к ним на камбуз? — Сэм протянул ему стакан воды, и Форд выпил его осторожными глотками, надеясь, что вода поможет избавиться от неприятного привкуса во рту.

— Они говорили мне, и даже с гордостью, что у них вообще нет камбуза. Чаще всего они просто подогревают то, что производит синтезатор.

— И наверняка чистят его спирали недостаточно часто. Не так уж сложно приготовить еду с помощью синтезатора, но отравиться этим… — Сэм попытался предложить Форду тост, но тот снова отрицательно замотал головой:

— Только воду, пожалуйста. Извините за доставленные вам неудобства.

Извиняться следовало куда активнее, ведь прошлой ночью он не только «причинял неудобства». И что ему теперь делать? В обществе, к которому принадлежит тетушка Ку, наверняка не принято приходить в гости больным, но ему действительно некуда было податься. «Заид-Даян» продолжал свой путь к Федеральному Центру, а до ближайшей станции Флота было не меньше месяца пути, даже если яхта продолжала идти прежним курсом.

— Не стоит благодарности, сэр. — Сэм вновь накрыл поднос салфеткой, оставив на столике только воду. Форду хотелось остаться одному. Он больше не чувствовал тошноты, но до нормального состояния было еще далеко. — Позже вам помогут умыться. Я доложу мадам, что вам все еще нездоровится, она обязательно спросит об этом.

— Да, конечно, — пробормотал Форд.

— Она сожалеет о том, что ее врач уехал в отпуск, но, когда мы прибудем к месту назначения, она обязательно пригласит кого-нибудь из местных врачей.

— Думаю, что это не потребуется. — Фраза прозвучала слишком расплывчато, Форд заметил это слишком поздно, но повар (он не ожидал такого от повара тетушки) все понял и улыбнулся:

— Будем надеяться на лучшее. У нас есть много лекарств, вы предпочитаете самолечение?

— Нет, спасибо, я лучше подожду. Это обычно не затягивается надолго.

Повар на прощанье улыбнулся и вышел из комнаты. Форд откинулся на подушки. Хорошенькое начало для расследования! Только ему показалось, что тетушка Ку хорошо к нему относится и расскажет все, что знает о Параденах… а теперь вряд ли ей будет интересно исполнять роль сиделки. Он понадеялся, что болезнь не затянется, как всегда в таких случаях. В конце концов, он вовсе не против поближе познакомиться с восхитительными блюдами, которые готовит Сэм.

Через два дня, после без последствий уничтоженного легкого завтрака, он рискнул спуститься в столовую, снова облачившись в официальный европейский костюм девятнадцатого века (вероятно, европейский — он ассоциировался со старой Землей и, кажется, Европа была законодательницей мод того времени). Тетушка Ку прислала ему две старинные книги — настоящие книги с листами из бумаги — и дважды в день интересовалась его самочувствием, в остальном предоставив гостя самому себе. И это было лучше, чем тягостное присутствие кого-нибудь, чьи чувства ему приходилось бы щадить.

Тетушка Ку приветствовала его сдержанно, а мадам Флауберт во всех подробностях расспрашивала о симптомах болезни до тех пор, пока тетушка Ку не взмахнула рукой:

— Ну же, Серафина! Я уверена, что Форд вовсе не жаждет обсуждать свои несчастные внутренние органы, а меня это тем более не интересует. По крайней мере, за едой.

Мадам Флауберт подчинилась более или менее охотно, хотя и пробурчала, что аура их гостя кажется ей несколько изменчивой.

Несмотря на это, ленч показался Форду подлинным произведением искусства. Он смаковал каждый кусочек, размышляя о том, сколько же труда и выдумки потребовалось Сэму, чтобы угодить его желудку. Тетушка Ку завела разговор о коллекционировании редкостей, о чем Форд имел самое смутное представление. Ему оставалось только слушать их вежливый спор о том, принадлежала ли урна из коллекции Тсингов к изысканному Веджвудскому фарфору со старой Земли или же, как утверждала мадам Флауберт, была великолепной копией, изготовленной в Гаэншине в первый год существования колонии.

Они заканчивали десерт, когда мадам Флауберт, передавая Форду тарелку с пирожными, заметила:

— Похоже, мы заставили вас скучать… если только вы не находите это забавным.

Форд взял крайнее к нему пирожное, надеясь, что начинка, имевшая необычно яркий фиолетовый цвет, может оказаться его любимой черникой. Мадам Флауберт вернула тарелку на место; тетушка Ку была занята своей чашкой с чем-то желтым. Форд откусил кусочек пирожного, которое действительно оказалось с черникой, и ответил:

— Мне редко бывает скучно слушать о новых для меня вещах. К тому же я был весьма заинтригован вашей дискуссией о штампованном и гравированном орнаменте.

Как он и ожидал, тетушка Ку разразилась короткой лекцией о том, чем один орнамент отличается от другого и почему это так важно. Если она хотела, то говорила коротко, ясно и очень практично. «Отнюдь не «глупая и ленивая», — подумал Форд. — Если она ведет себя так, значит, она этого хочет, так для нее выгоднее». Остаток дня (кроме двух часов отдыха, которые тетушка называла «восстановлением молодости») они посвятили семейным сплетням. Тетушка Ку помнила все, даже самые отдаленные ветви своего генеалогического древа, и Форд с удивлением узнавал последние новости не только о дальних родственниках, но и о карьере и свадьбах своих собственных братьев и кузенов. Тетушка считала его брата Асмеля идиотом, бросившим хорошую работу в престижной лаборатории, чтобы попытать счастья в выращивании искусственного меха, и Форд был с ней полностью согласен. Но когда тетушка Ку начала доказывать, что его сестра Тара была абсолютно права, выходя замуж за банковского служащего, Форд возразил, что сестре было бы неплохо сперва закончить школу.

— Ты не понимаешь, — в третий раз повторила тетушка. — Этот молодой человек — троюродный брат Маурика Квена Чанга, самого практичного в их семье. Скоро он будет контролировать обе ведущие области промышленности в Кордатской группе. Так что, его кузену не долго оставаться клерком. Разве сестра не объяснила тебе?

— Я давно не видел ее, а о свадьбе мне написала мать.

— О да, ваша мать очень приятная особа. Моя давняя подруга Ариэлла знала ее еще девочкой, до того, как она вышла замуж за твоего отца. Ариэлла говорила, что она очаровательна, очень честна и совсем не интересуется интригами и политикой.

Данное тетушкой определение вполне подходило матери, если добавить к перечисленным качествам ум, великолепную образованность и незаурядную красоту. Именно от матери Форд унаследовал гладкую бронзовую кожу и изящное, аристократическое сложение, способное послужить пропуском в самые высшие слои общества. Но даже если бы она узнала, что некий банковский служащий является чьим-то кузеном, она вряд ли изменила бы свое мнение о планах дочери. Тетушка Ку между тем продолжала:

— Я уверена, что любая дочь этой женщины способна вскружить голову любому молодому человеку, чьим бы родственником он ни был.

— Мама тоже так думает.

Странно, что его мать никогда не говорила, что знакома с подругой тетушки Ку, ведь отец довольно часто вспоминал тетушку. Может быть, она не знала, что эта Ариэлла близка с тетушкой, или это не имело для нее никакого значения? Он попытался разобраться в этом, несмотря на внезапно поднявшийся в голове шум. Форд заморгал, пытаясь сфокусировать зрение, и увидел, что тетушка Ку пристально смотрит в его сторону.

— Тебе снова плохо.

Это не было вопросом. Он действительно почувствовал себя плохо. На этот раз странные ощущения были связаны с головой, а не с желудком, словно он стремительно падал или медленно плыл по реке, задыхаясь в плотном аромате бледных цветов.

— Извините, — пробормотал Форд. По ее глазам он понял, что подобное состояние гостя становится несколько надоедливым. Для тетушки визит родственника означал благодарного слушателя и материал для новых сплетен, а не полуживое тело в одной из ее великолепно обставленных комнат, к тому же неприятно пахнущее.

Вдруг он понял, что лежит на полу. Позор. Тетушка, конечно, не скажет ничего, но он и так все понял. Он дышал с трудом и больше всего на свете хотел оказаться на «Заид-Даяне», где его мигом оттащили бы в лазарет, где диагностическое оборудование быстро определило бы, в чем дело и как с этим бороться, а корабельные врачи достаточно бесцеремонно, но быстро поставили бы его на ноги.

И Сассинак, по-своему куда более яркая, чем тетушка Ку, обязательно пришла бы его навестить вместо того, чтобы покинуть комнату, всем своим видом выражая возмущение. Перед глазами, с болезненной ясностью, остановились изящные туфли с розетками из драгоценных камней…

* * *

Он пришел в себя уже в постели, с ощущением чего-то непоправимого. Все тело болело так, словно его избили; он вздрагивал от боли при любом прикосновении. В голове стоял тихий хруст — совсем как пять лет тому назад, когда он подхватил лихорадку Плахра.

— Уверяю тебя, Сэм, племянник мадам нуждается в моем целительском искусстве.

Этот паточно-сладкий голос мог принадлежать только мадам Флауберт.

Форд попытался открыть глаза, но сил не хватило. Он услышал какой-то скрип и шорох одежды.

— Его аура открывает природу его болезни: она заключена в состоянии духа и самом темном его грехе. Изучением и молитвой я надеюсь справиться с этим. Мне требуется тишина, покой и чтобы никто не вмешивался. Вы свободны.

Форд снова попытался открыть глаза и заговорить, но не смог даже пошевелиться. Может, она его загипнотизировала или дала парализующий наркотик? Им овладела паника, но мускулы остались неподвижными. В какой-то момент ему даже показалось, что он умрет здесь, в великолепно обставленной комнате частной яхты, окруженный богатыми старыми женщинами и их слугами, — трудно было представить более жуткую смерть.

Но как только Форд подумал об этом, он ощутил прикосновение пухлой влажной ладони. Ногти впились в кожу на правом виске. Память услужливо напомнила картинку из недавнего кошмара: чешуйчатая когтистая рука пытается вскрыть его голову, словно шкатулку. Запах мадам Флауберт смешался со зловонием воображаемой рептилии, его затошнило, однако он по-прежнему не мог пошевелиться.

— Вы свободны, — повторила мадам Флауберт, голос ее доносился откуда-то слева, но Сэм упорно не уходил.

Форд взмолился про себя, чтобы тот остался, но для того, чтобы подать повару сигнал, нужно было хотя бы пошевелиться…

— Прошу прощения, мадам, — возразил Сэм, скорее настаивая, чем извиняясь. — Мне кажется, что всем будет лучше, если я останусь.

Что-то в его голосе заставило Форда пожалеть, что он не может улыбнуться, улыбнуться достаточно жестко. Одна мысль о прикосновении рук мадам Флауберт заставила офицера содрогнуться.

— Звук вашего голоса вредит ему, — стояла на своем мадам Флауберт. Тихий, злобный, ее голос вызвал невольную дрожь. — Видите эти судороги? Вам лучше уйти, иначе мне придется сообщить о неповиновении вашей хозяйке.

В ответ — ни звука. Форд возобновил попытки открыть глаза, и, кажется, одно веко чуть-чуть сдвинулось. В ту же минуту он почувствовал, что ее ладонь заставила его опустить голову, а большой палец надавил на веко.

— Мадам разрешила мне, она считает, что так будет лучше.

В ответ Форд услышал настоящее шипение — он не раз читал об этом, но никогда не слышал, чтобы подобное издавали люди. Пальцы мадам Флауберт снова надавили на веки, перед глазами вспыхнули оранжевые круги. Однако давление прекратилось, и, когда под веками померк последний протуберанец, он ощутил на плече тяжесть руки.

— Я не могу себе представить, что она имела в виду. — На этот раз в голосе мадам Флауберт прозвучало возмущение женщины, оскорбленной ложными подозрениями.

— У нее иногда бывают… странные идеи. — Мягкий скрип через всю комнату, кто-то опустился в кресло. — Она не забыла, зачем вы здесь. Я — тоже.

Мадам Флауберт фыркнула — столь же литературно и столь же неестественно, как предыдущее шипение.

— Вы забываетесь, Сэм. Слуга…

— Повар мадам, с вашего позволения. — Ударение было очевидным: повар, преданный слуга мадам — но не мадам Флауберт. Была ли она кем-то, чье присутствие не служит интересам его госпожи?

Хотел бы Форд соображать чуть лучше… Он понятия не имел, о какой верности шла речь. Если бы речь шла о Флоте, интонации Сэма принадлежали бы надежному подчиненному доброго офицера. Но Форд с трудом мог представить тетушку Ку в роли доброго офицера. Или все-таки мог? И почему мадам Флауберт находится здесь, если ни сама тетушка Ку, ни ее верный слуга не хотят ее присутствия?

— Ладно. Вряд ли вы помешаете мне обследовать его.

— До тех пор, пока это только обследование. — Голос Сэма дрогнул. Что это? Беспокойство или страх?

— Те, что живут насилием, умирают, когда лишаются его, — подчеркнула мадам Флауберт.

Форд почувствовал, как что-то легко коснулось его лица, наверное, полотенце или покрывало, но пока он размышлял об этом, ткань исчезла.

— Я вижу боль в его ауре, насилие и печаль. Я вижу тень жестокости, совершенной в прошлом, и нерожденное дитя тьмы… — Голос компаньонки странным образом изменился, проникая в сознание Форда и мешая ему думать. Казалось, он плывет в нем, как в медленной медовой реке.

— Зачем вы навязываете ему чувство вины? — Голос Сэма разбил иллюзию, и Форду показалось, что его уронили с высоты в несколько футов. Судорога свела ноги, и Форд наконец-то ощутил лежавшее на них одеяло. Прежде чем мадам Флауберт успела вмешаться, Сэм начал массировать конечности больного, разминая застывшие мышцы.

— Не прикасайтесь к нему! — вскричала мадам Флауберт. — Вы прерываете целительный поток, если еще не прервали его одним своим присутствием.

— Он слишком долго пролежал неподвижно, ему необходим массаж.

Форд чувствовал, как разливается по телу тепло, возвращая способность двигаться.

— Нет, это невозможно! — Мадам Флауберт убрала руку с его плеча, там, где она стояла, послышалось шуршание. — Я не могу ничего сделать, пока вы месите его ноги, словно тесто, взбалтывая его ауру и смешивая симптомы. Когда соблаговолите закончить, будьте так добры, сообщите об этом мне. Если, конечно, он останется жив. — Потом раздался какой-то странный звук, затем — шуршание. — Я оставляю ему этот охраняющий знак.

Что-то коснулось его лба, ледяной холод затопил мозг и затруднил дыхание. Но шуршание затихло, и Форд понял, что она ушла, закрыв за собой дверь. Внезапно теплая рука убрала куда-то странную вещь, палец коснулся века, и Форд с удивлением понял, что снова может видеть. На него внимательно смотрело лицо Сэма.

— Без сомнения, вы больны. Не стоило пытаться перехитрить тетю, паренек. Вы не в ее команде…

 

Глава 5

— Мне эта мысль удачной не кажется, — пробормотал кто-то из медиков, когда их челнок тяжело опустился в единственном на Дипло нормально оборудованном порту.

Лунзи не интересовало, кто это сказал: она была совершенно согласна с этим утверждением. Выравнивающая давление экипировка сжала ее, словно в тисках. Когда система циркуляции работала нормально, костюм уравнивал давление от шеи и до пальцев ног так, что оно не мешало двигаться. Поверх первого был одет специальный костюм для жестоких зим этого мира, теплый и легкий при силе земной тяжести, но на Дипло казавшийся громоздким и тяжелым. Она чувствовала, что ее ноги утопают в очень толстых, подбитых ватой ботинках. Каждая косточка стонала от огромной перегрузки.

— Зима на Дипло, — вздохнула Конниган, махнув рукой в ватной рукавице в сторону круглых окон. Ветер швырнул в них сгусток снега, и здание содрогнулось.

«Простой дождь все-таки лучше дождя со снегом или града», — напомнила себе Лунзи. Их челнок с трудом прорвался сквозь начинавшийся шторм. Она услышала, как что-то задребезжало в холле.

В конце концов, они миновали таможню. На орбитальной станции и позже, на планете, их тщательно проверяли коренные жители Дипло, как будто вышедшие из ночных кошмаров. Огромные, громоздкие, тяжелые лица напоминали маски враждебности и презрения, а их форма только подчеркивала огромные мускулы. Они были высокомерно-основательны, когда проверяли документы и снаряжение исследовательской группы. Лунзи испытала настоящий приступ ужаса, встретив подобное обращение, но самодисциплина помогла ей успокоиться. Они грубы, но эта грубость ее не касается.

Зато после такой грубости любое проявление внимания казалось верхом гостеприимства. Например, багажный фургон, предложенный для перевозки их снаряжения к медицинскому центру. Никому и в голову не пришло обидеться, когда они узнали, что сопровождать их будет выпускник университета, а не один из преподавателей факультета, как должно было бы быть.

Если Лунзи и надеялась, что до Дипло еще не дошли слухи о ее приключениях на Ирете, надеждам не суждено было сбыться. Увидев ее имя в списке, сопровождающий улыбнулся:

— Доктор Лунзи? Или вы предпочитаете обращение «доктор Меспил»? Вы одна из немногих, кто действительно имеет опыт холодного сна, верно? Это ведь «тяжеловесы» той экспедиции погрузили вас в него, не так ли?

Лунзи почти не говорила об этом со своими товарищами, хотя и чувствовала их интерес.

— Нет, — ответила она как можно спокойнее, так спокойно, словно речь шла о вариантах сопоставления статистических данных. — Я врач, и это я погрузила своих товарищей в холодный сон.

— Но обитатели Иреты… — возразил провожатый. Судя по голосу, он был еще очень молод, хотя громоздкое тело и делало его старше.

— Они были мятежниками, — оборвала его Лунзи. Если парень что-то узнал обо всем остальном, он должен был знать и это. Хотя губернатор мог изменить факты в угоду себе и своему народу.

— Ого! — «Тяжеловес» быстро оглянулся назад, перед тем как направить фургон в тоннель. — Это не ошибка, вы уверены?

Все остальные молчали. Она могла изложить им свою версию событий, но не здесь. Мальчишка, похоже, действительно ничего не знал, но мог и притворяться.

— Я не могу говорить об этом, — сказала она как можно дружелюбнее. — Идет расследование, и до тех пор, пока оно не закончено…

— Но это законы Федерации, — запальчиво возразил сопровождающий. — Здесь они недействительны. Вы можете рассказать все, и они ничего не будут знать.

Лунзи подавила усмешку. Ох уж эти студенты! Они всегда думают, что законы на них не распространяются, особенно если хотят что-нибудь узнать. Возможно и то, что так думают все обитатели Дипло — что на них не распространяются законы Федерации, — ФОП давно подозревала что-то в этом роде. А может, эти слова — просто неуемное любопытство.

— Сожалею, — произнесла Лунзи отнюдь не извиняющимся тоном. — Но я дала слово и не нарушу свое обещание.

Только потом она вспомнила одну из поговорок, которую часто повторял Зебара: «Не крушите обещания, крушите кости!» Лунзи вздрогнула. Она не хотела ломать ничьи кости или видеть сломанными свои собственные, если этого можно избежать.

Первые дни на Дипло они потратили на борьбу с повышенной силой тяжести и своим снаряжением, помогающим ее преодолеть. Лунзи прямо-таки возненавидела всю эту возню с декомпрессионным снаряжением, подгонку систем жизнеобеспечения, прилегающих креплений. Предельная концентрация сил немного помогла ей в борьбе с усталостью, которой поддались-таки Тайлер и Биас, так что в конце дня ее пальцы не соскальзывали с инструментов и не дрожали во время еды. К концу рабочего времени все очень уставали и даже не пытались скрыть свою раздражительность.

Вдобавок ко всем неприятностям сутки на Дипло были значительно длиннее тех, к которым они привыкли.

Однако со временем Лунзи нашла проводимые исследования весьма захватывающими, хотя и напоминала себе, что ее собственная цель на Дипло не имеет ничего общего с отношением обитателей тяжелых миров к холодному сну и что у нее очень мало времени на то, чтобы найти Зебару. Она знала лишь то, что он жив и где-то на Дипло. Связаться с ним будет сложно, а уговорить его помочь — еще сложнее. Но Зебара воплощал в себе все ее надежды. Ему должно быть около восьмидесяти, даже если годы, проведенные на кораблях и при пониженной гравитации, позволяли надеяться на долгую жизнь. Они доверяли друг другу в прошлом, хватит ли этого для того, чтобы получить нужную ей информацию? Если он вообще согласится помочь.

В конце первой недели они получили первое официальное признание: приглашение на официальный прием и бал во дворце губернатора. Они пораньше закончили работу. Перед тем как одеться, Лунзи чуть ли не час отмокала в горячем душе. Необходимость постоянно носить декомпрессионное снаряжение означала значительно более закрытую одежду. Лунзи надела зеленое платье с длинными рукавами и высоким воротником, обтягивающее грудь. Широкая юбка в условиях повышенной гравитации висела тяжелыми складками. Правда, ей обещали, что она сможет легко ходить и танцевать. Лунзи посмотрела на себя в зеркало и улыбнулась. Она выглядела более беззащитной, чем на самом деле, — что и требовалось.

Их группа дожидалась машины в комнате Тайлера. Лунзи поинтересовалась, как выглядит резиденция губернатора.

— Это дворец, — принялся рассказывать Тайлер, бывавший на Дипло раньше. — Он находится под куполом, и пластик в окнах гораздо тоньше внешнего. Дворец окружен садом, который особенно красив именно сейчас. Просто грандиозное зрелище. Но на это уходит возмутительное количество энергии, учитывая общую бедность.

— Не так уж все и плохо, — прервал его Биас. — В конце концов, дефицит ресурсов вызван недавним увеличением населения.

Тайлер нахмурился:

— Они долгое время голодали. Жизнь на Дипло никогда не была легкой.

— Дело не в этом. Они же не винят в этом губернатора.

— Нет, и это несправедливо. Они обвиняют в этом Федерацию, то есть нас, в то время как…

— Тс-с-с! — Лунзи показалось, что из коридора послышался какой-то шорох.

После длительной паузы раздался стук в дверь. За дверью стоял «тяжеловес» в сияющей лентами, медалями и завитками золотого позумента форме. По его бесстрастному лицу ничего нельзя было понять, но Лунзи была уверена, что он расслышал последние слова.

— Если вы уже готовы, пора ехать во дворец.

— Благодарю вас, — ответила за всех Лунзи. Она подождала, пока оденутся другие, держа в руке свою серебристую куртку.

Дворец не обманул их ожиданий, напыщенно сияя под огромным куполом. Широкие лужайки и клумбы вокруг него матово светились среди искусно размещенных ламп. Они шли по узкой полоске из серебристого материала, похожей на стальную петлю, но мягкой на ощупь, как ковер. Репортеры ослепили гостей своими лампами раньше, чем они подошли к массивным дверям.

— Улыбайтесь, — пробормотал Биас, — вы становитесь знаменитыми.

Лунзи не ожидала такого приема, но продолжала приветливо улыбаться камерам. Остальных настолько оглушил шум и яркий свет, что они пропустили половину представленных им людей и еще долго запинались, отвечая на приветствия. Лунзи улыбнулась. Ведь это так просто, нужно только постоянно улыбаться и повторять приветливые фразы. Шагая по этому бесконечному коридору и раздавая направо и налево фразы вроде «очень хорошо» или «очень рада вас видеть», Лунзи попыталась проанализировать увиденное.

Первым делом ее заинтересовало, почему женщины здесь, во дворце, стараются копировать костюмы, которые носят на легких планетах, а у себя дома или в любом другом месте на Дипло носят платья куда больше соответствующие их силе и фигуре? Ведь придворные платья не должны скрывать пропорции их тел. И уж наверняка не должны быть из сатина, с оборками на бедрах или с разрезами по бокам, словно лопнувшие от натяжения.

Один из окружавших ее мужчин, помощник губернатора, был одет по дипломатической моде легких миров. Вряд ли можно было представить что-нибудь глупее огромных ног «тяжеловеса» с бантами теплого розового и лимонно-желтого цветов под коленом. Рубашка с широкими рукавами выглядела лучше, но эти обтягивающие короткие панталоны! Лунзи едва справилась с приступом смеха. Губернатор был одет более консервативно, в темно-голубой костюм, разновидность повседневной одежды, которую носили здесь многие.

Столы в дальних углах огромного зала были уставлены закусками. Лунзи взяла с подноса массивный серебряный кубок и осторожно попробовала его содержимое. Она должна быть осторожной, но, похоже, этот напиток был недостаточно крепок, чтобы лишить ее контроля над собой. Она прихватила с собой печенье с кусочком чего-то оранжевого и два зеленоватых комочка, похожие на конфеты, и пошла дальше, улыбаясь окружавшим ее «тяжеловесам». Кроме медиков, на приеме был консул ФОП и несколько человек из его свиты.

Она узнала нескольких ученых и врачей из их медицинского центра. Они что-то обсуждали в стороне, а политики — высокопоставленные члены правительства и Парламента (находившегося, как слышала Лунзи, полностью под влиянием губернатора) — толпились в зале, обмениваясь сплетнями.

Зеленые комочки оказались солеными, а не сладкими, а оранжевый ломтик — вовсе не сыром, а каким-то фруктом. Тем временем всеобщее внимание привлек громкий марш с высокой сцены, возвестивший прибытие музыкантов. За широкими спинами гостей почти ничего не было видно, народу вокруг становилось все больше и больше, и Лунзи почувствовала себя потерявшимся в толпе ребенком.

— Лунзи! — Окликнувший гостью помощник губернатора взял ее под руку. — Позвольте представить вам мою племянницу Колгару.

Колгара не казалась такой высокой, как ее дядя, но все же была выше Лунзи и довольно массивна. Ее бледно-желтое платье было отделано абрикосовыми кружевами и оборками. Помощник губернатора похлопал племянницу по плечу:

— Она хочет стать врачом, но это, конечно же, юношеский энтузиазм. Через год она выйдет замуж за сына губернатора, когда тот вернется… — Голос помощника внезапно увял — кто-то отозвал его в сторону.

Лунзи улыбнулась возвышавшейся над ней девушке:

— Вы действительно интересуетесь медициной?

— Да. Мне легко учиться. — Она смущенно теребила кружева своего платья. — Я… я хотела бы посмотреть, как вы работаете, но я знаю, что вы очень заняты. Дядя сказал, что не нужно вас беспокоить, и, кроме того, я никогда не училась в медицинской школе.

Лунзи не знала, что и делать. Встревать в семейные дрязги, да еще когда эта семья занимает столь высокое положение, ей было совершенно ни к чему. Но девушка выглядела такой несчастной.

— Может быть, вам удастся совместить…

— Замужество и школу? — удивилась Колгара. — Но я должна иметь детей. Я не могу ходить на занятия и заниматься с детьми.

Лунзи рассмеялась:

— Но ведь люди поступают так очень часто.

— Не на этой планете. — Голос Колгары совсем стих. — Вы просто не знаете, насколько это трудно для нас, с нашими генами и условиями жизни.

И на Лунзи обрушился подробный отчет о проблемах беременности в тяжелых мирах: опыт матери Колгары, ее тети и даже ее старшей сестры. В другое время и в другом месте это было бы даже интересно, но выслушивать все кровавые подробности на официальном приеме вперемешку с разговорами о политике, сельском хозяйстве, легкой и тяжелой промышленности и торговле…

— Поэтому я и не смогу одновременно учиться и рожать детей, — закончила свой рассказ Колгара.

— Да, теперь я понимаю, — отозвалась Лунзи, лихорадочно обдумывая пути спасения. Помощник губернатора давно исчез в толпе, и вокруг не было видно никого, кто мог бы ее выручить.

— Я надоела вам, да? — Голос Колгары звучал печально, девушка обиженно поджала нижнюю губу.

Лунзи еле-еле справилась с желанием ответить утвердительно:

— Нет, я просто…

Ну не могла же она сказать: «Я просто хочу сбежать от вас!»

— Я думала, что, если вы врач, вас заинтересуют эти проблемы.

— Да, но… — И тут ее осенило. — Это не совсем то, чем я занимаюсь, и поэтому просто не понимаю многое из того, что вы мне рассказали. — Похоже, это сработало: лицо Колгары утратило обиженное выражение. — В основном я занимаюсь профессиональной реабилитацией. Поэтому я заинтересована в том, чтобы вы могли заниматься работой, которая вам нравится. Если человек не делает то, что ему нравится, у него наверняка есть определенные причины. Мы пытаемся устранить эти причины.

Колгара улыбнулась и медленно кивнула. Лунзи не знала, что из сказанного возымело такое действие, но девушка больше не сердилась на нее. Колгара даже наклонилась к ее уху.

— Это мой первый официальный прием — я долго упрашивала дядю, и он согласился только потому, что его жена заболела. — Лунзи поежилась, приготовившись выслушать новую лекцию, но Колгара, к счастью, думала о другом. — Он настаивал, чтобы я оделась в такое платье, платье кузины Джейси. Я знаю, что выгляжу ужасно, но думаю, что вы меня понимаете.

— Не совсем, — возразила Лунзи. Ей не хотелось объяснять этой наивной девушке, что она сорок три года проносила один и тот же рабочий костюм и провела в холодном сне больше, чем Колгара прожила на свете. — Ведь даже у меня есть несколько платьев для таких случаев, а у врачей остается не так уж много времени на официальные приемы. — Она продолжала оглядываться по сторонам, разыскивая кого-нибудь, кто помог бы ей избавиться от докучливой собеседницы.

— Вы не хотите перекусить? — поинтересовалась Колгара. — Я жутко проголодалась.

И не дожидаясь ответа, девушка направилась к столам с закусками.

Лунзи покорно двинулась следом: по крайней мере, в этой части зала было легче найти кого-нибудь из знакомых, ведь большинство людей сидели за столиками. Она обратила внимание на богато украшенную композицию из красных и розовых ломтиков какого-то странного яства, окруженных цветами и фруктами. Неужели это мясо? Не может быть… Но это действительно было мясо, и притом сырое! Не все, но… Тут она заметила, как Колгара спокойно наполняет ее тарелку этими розовыми ломтиками — неведение или намеренное оскорбление? С легким отвращением к столь явной демонстрации подобного варварства Лунзи взяла несколько ломтиков какого-то желтого плода с печеньем и собралась уходить.

— Значит, это правда, что живущие в легких мирах люди не могут есть мясо? — В словах Колгары не было никакого скрытого намека, только любопытство.

Растерявшаяся Лунзи не знала, как ответить на столь наивный вопрос.

— Такова точка зрения наших философов, — наконец нашлась она. Жующая мясо Колгара слегка смутилась. Лунзи вздохнула и продолжила: — Мы считаем, что нельзя есть мясо тех, кто может быть разумным.

Колгара смутилась еще сильнее.

— Но… но ведь мускисы — не люди. Они всего лишь животные, и даже не самые сообразительные, они не разговаривают и вообще… — Девушка положила в рот еще кусочек. — И, кроме того, нам необходимы протеины — это одно из условий выживания.

Лунзи собиралась ответить, что любой комплекс протеинов можно синтезировать, вместо того чтобы убивать обладающих чувствами животных, но поняла, что ничего хорошего из этого не выйдет. Она вымученно улыбнулась:

— Это всего лишь философская теория. Она вполне устроила бы ваших… э-э… мусков.

Лунзи поспешно отвернулась и оказалась лицом к лицу с седым человеком, согнутым годами настолько, что его голова опустилась до одного уровня с ее головой. Она с интересом всмотрелась в человека, сумевшего дожить до столь преклонного возраста в условиях повышенной гравитации, несомненно умного и образованного, судя по внимательным глазам. И вдруг память подсказала ей, как выглядело это лицо в молодости.

— Зебара!

Она так хотела его найти, хотя и боялась узнать, что он умер, не желая увидеть его таким, каким он стал сейчас: сломленным старостью. Он улыбнулся по-прежнему теплой улыбкой:

— Лунзи! Я заметил ваше имя в списке приглашенных, но не мог поверить, что это действительно вы. Но потом увидел вас на одном из видеоэкранов, пришел и встретил наяву.

Самые противоречивые мысли смешались в голове Лунзи. Ей хотелось расспросить, что он делал, пока она спала, самой рассказать обо всем, что случилось в ее жизни. Но у нее не было времени на спокойную, ленивую болтовню, даже если бы он сам предложил ей. У нее и так целых два задания, и в настоящий момент она думала в основном о поручении Сассинак.

— Вы удивлены? — спросил он.

— Сорок три года холодного сна, — отозвалась Лунзи, удивляясь, что он ничего о ней не знает, даже того, что известно всем. — И вы, вы выглядите…

— Совсем старым, — смеясь, подсказал Зебара. — Не пытайтесь мне льстить. Я рад, что жив, но я очень изменился. Я прожил интересную жизнь и хотел бы порассказать вам об этом. — Лунзи вопросительно посмотрела на него, и Зебара многозначительно поднял бровь. — Но вы же знаете, что мы не станем делать это. Я пожалею вас, потому что я-то прожил все эти сорок три года. — Он протянул руку и взял у нее тарелку. — Пойдемте.

Лунзи оглянулась, но вокруг были только «тяжеловесы». Слуга у одного из столиков самодовольно ухмылялся.

— Пойдемте же, — нетерпеливо повторил Зебара. — Не думаете же вы, на самом деле, что я собираюсь похитить вас.

Лунзи вовсе так не думала, но все же ей хотелось, чтобы кто-нибудь из ее коллег увидел, что она уходит вместе с Зебарой. Она с трудом подавила желание вырваться, когда он подхватил ее под руку и повел к дверям в узком конце зала, — слуга у стола ухмылялся уже совершенно открыто. Они вышли в длинный коридор, пол которого был застелен ковром. Здесь не было толкотни, люди не спеша прогуливались туда-сюда.

— Туалетные комнаты, — объяснил Зебара, продолжая вести ее по коридору. Поворот направо, потом налево, и он чуть ли не втолкнул Лунзи в комнату с рядами застекленных полок. Вокруг массивного стеклянного стола стояли широкие, тяжелые диваны. — Садитесь и давайте побеседуем.

— Вы уверены, что это так уж необходимо… — начала было Лунзи, заметив, что он внимательно, полуприкрыв веки, осматривает комнату.

Зебара только нетерпеливо махнул рукой, и Лунзи поняла, что лучше помолчать.

Диван был для нее слишком глубоким: стоило откинуться на спинку, и ноги уже не доставали до пола. Она почувствовала себя ребенком, забравшимся в царство взрослых. Зебара медленно обходил комнату, прислушиваясь к чему-то, чего Лунзи не слышала и не видела. В конце концов, старик, вздохнув, пожал плечами и сел напротив нее.

— Мы должны попробовать. Лунзи, если кто-нибудь войдет, сделайте вид, будто сопротивляетесь, — это они должны понять. Они знают, что вы нравитесь мне, что вы моя любимая игрушка — так они это называют. И не спорьте, у нас совсем нет времени. — Он все еще осматривал комнату. Зебара сидел очень близко к ней, и было слишком хорошо заметно, насколько он стар. Лунзи с грустью вспоминала, каким он был раньше. — Я знаю о том, что произошло на Ирете, но тогда не смог предвидеть этого и ничего не мог сделать, поверьте.

— Я верю, вы не такой человек…

— Я и сам не знаю, какой я человек. — Лунзи испугали не только слова, но и безжизненный голос. — Я «тяжеловес», и я умираю. Самое большее — через год, как мне сказали, и ничего нельзя сделать.

Я счастливее многих, мои дети и внуки стоят лицом к лицу с той же жизнью, что и я. Я считаю, что мятежники не правы и что пиратство — это зло, что мы не должны считать вас, жителей легких миров, врагами. Я хочу, чтобы Федерация знала, как мы живем. Мы не «бессловесные твари», вроде человекообразных обезьян, которые пожирают себе подобных. Как я могу объяснить своим детям, что их дети должны голодать из-за некой «философской теории» тех, кто не нуждается в животной пище, но хотят, чтобы мы им служили?

Лунзи потрясенно смотрела на собеседника. Столько лет она считала его лучшим из «тяжеловесов», верным, идеалистичным, самоотверженным. Неужели она ошибалась?

— Нет, вы не ошибались, — продолжил он так, словно Лунзи сказала это вслух. Или по выражению ее лица так легко понять, что она думает? Но Зебара не смотрел на нее. — Да, я был именно таким. Я пытался! Вы не знаете, как трудно убедить других изменить свое мнение. И не знаете, что мне пришлось пережить, пока вы спали холодным сном. Я не хочу войны, Лунзи, и потому, что мой народ все потеряет, и потому, что война — не выход из положения. — Он тяжело вздохнул и похлопал ее по руке, словно она была его внучкой. — Не думайте, что мне нравится так думать.

— Простите меня, — извинилась Лунзи. Это все, что она могла сказать. Она доверяла Зебаре, считала его честным человеком, и если что-то смогло сломать его, то это было слишком сильным. Скорее всего, такая сила сломала бы любого.

— Не извиняйтесь, — обронил он, улыбаясь. — Мне часто хотелось поговорить с вами, я знал, что вы меня поймете и поможете сохранить мои идеалы. Я буквально отравлен нашей встречей, встречей, о которой мечтал, несмотря на все свои сомнения и старческие страхи, и вот вы здесь и дрожите, как натянутая струна, и боитесь меня. Что и не удивительно. Я всегда знал, что вы храбрая женщина, но прилететь на Дипло после того, что с вами сделали «тяжеловесы»? Это невероятно!

— Это вы доказали мне, что не все «тяжеловесы» одинаковы. — Лунзи постаралась улыбнуться.

Его лицо вздрогнуло, затем на нем появилась усмешка.

— Да, вы правы. Если доверие ко мне делает вас уязвимой, прошу простить меня. Но если это позволило вам найти в себе силы, чтобы приехать помочь моему народу, я польщен. — Его лицо стало серьезным. — На самом деле мне нужна ваша помощь в одном деле, и это может быть очень опасно.

— Вам необходима моя помощь?

— Да, и… — Внезапно он склонился к ней и опрокинул ее на диван.

— Что?..

Его лицо все объяснило. Лунзи сделала вид, будто отбивается. За спиной послышалось хихиканье.

— Неплохое начало, Зебара! — хохотнул кто-то, кого она не могла видеть. — Только не задерживайся особенно. Пропустишь речь губернатора.

— Иди к черту, Фоллард! — буркнул Зебара. — Я занят, и мне нет дела до всех речей губернатора.

Новый взрыв смеха.

— Спальни наверху, если только ты не занимаешься еще и шантажом.

Зебара поднял глаза. Лунзи не могла решить, закричать или изобразить уступчивость.

— Когда мне потребуется совет, Фоллард, я обращусь именно к тебе.

— Понял, понял, ухожу.

Лунзи услышала, как хлопнула дверь, и успела досчитать до пяти, когда Зебара встал.

— Хорошо, что вы меня предупредили! А то я не могла понять, зачем вам моя помощь.

— Вот именно. — Зебара был явно обеспокоен. — Лунзи, нам очень нужно поговорить, но здесь говорить нельзя. Я нуждаюсь в вашей помощи и хочу, чтобы вы сохранили свое прежнее отношение ко мне.

— Здесь? К удовольствию Фолларда?

— Не его. Это так же важно для вас и для Федерации, как и для меня. Поэтому, пожалуйста…

Громкий звон прервал его слова. Старый «тяжеловес» пробормотал проклятие, какого Лунзи давно не слышала.

— Они все-таки сделали это. Кто-то поднял тревогу в кабинете губернатора, и через несколько минут здесь будут полицейские и гвардейцы внутренней охраны. Лунзи, вы должны доверять мне. Когда мы выйдем отсюда, сделайте вид, будто чем-то слегка одурманены.

— Хорошо.

— Встретимся завтра, когда вы закончите работу. Скажите своим, что ужинаете со старым другом.

— Мне не придется врать, — с кривой улыбкой ответила Лунзи.

Зебара легко поднял ее, полуобняв одной рукой за плечи, — его руки все еще были достаточно сильными. Она откинулась назад, борясь с безотчетным страхом. В ту же минуту дверь распахнулась и в комнату ввалились двое полицейских. Лунзи понадеялась, что выглядит именно так, как должна выглядеть скомпрометированная женщина. На Зебару она старалась не смотреть.

Но кем бы ни был Зебара в местной иерархии, его имя имело немалый вес — полицейские проверили его личную карточку и исчезли, не задавая лишних вопросов. Лунзи с Зебарой вернулись в большой зал. Все гости столпились в одном углу; ее коллеги сперва обрадовались возвращению исчезнувшей, потом — застыли в изумлении. Лунзи постаралась выглядеть влюбленной по уши, и это ей явно удалось.

Зебара обнял ее напоследок, пробормотав: «Завтра, не забудьте», и подтолкнул к остальным.

— Ого! — Дружный возглас товарищей вызвал у Лунзи приступ смеха.

— Что тут случилось? — спросила она, пытаясь загнать подальше истерическое желание рассмеяться на весь зал.

— Похоже, кто-то пытался проникнуть в кабинет губернатора. — Голос Биаса прозвучал неодобрительно. — Когда вы не вернулись после сигнала тревоги, мы решили даже, что в этом повинны вы. — После паузы, во время которой Лунзи попыталась выяснить, зачем ей могло понадобиться проникать в кабинет губернатора, Биас закончил: — И видимо, вы все-таки кое во что впутались.

— Да ладно вам, — отбивалась Лунзи, — я ведь уже рассказывала вам о Зебаре. Он спас мне жизнь много лет тому назад, так что, хотя годы и не пощадили его, я все равно рада его видеть.

Лунзи никогда бы не заподозрила Биаса в морализаторстве, но в его голосе отчетливо прозвучало ледяное презрение.

— Позвольте напомнить вам, доктор, что цель нашего пребывания здесь — выполнение программы медицинских исследований, а не воссоединение давних любовников. Особенно таких, у кого не хватает здравого смысла понять, насколько неподобающе они себя ведут.

Слово «неподобающе» вызвало у Лунзи новый приступ смеха, и это не осталось незамеченным. Биас вспыхнул и, бросив: «Хотя бы попытайтесь быть профессионалом!», отвернулся.

Лунзи встретилась глазами с Конниган и пожала плечами. Конниган усмехнулась и покачала головой, словно показывая, что Биаса не следует принимать всерьез, если дело не касается его специализации. Еще Лунзи заметила, что Джарл разглядывает ее с выражением крайнего любопытства, которое сделало его еще более похожим на настоящего «тяжеловеса».

Когда гвардейцы начали проверку личных карточек гостей, Джарл выбрал момент и оказался рядом с ней, подальше от остальных, и спросил, понизив голос настолько, что его почти заглушал шум толпы:

— Я знаю, что это не мое дело, и меня не мучает совесть, как, например, Биаса, но… вы знаете, что Зебара возглавляет здешнюю службу Внешней Безопасности?

Она не знала этого и не могла понять, откуда это известно Джарлу.

— Мы всего лишь друзья, — ответила она так же тихо.

— У Службы Безопасности не бывает друзей, — отрезал Джарл. По его лицу вряд ли удалось бы что-нибудь понять, но это утверждение было равносильно смертному приговору.

— Спасибо за предупреждение, — поблагодарила Лунзи.

Ее сердце стучало слишком громко, и, чтобы не выдать своего волнения, Лунзи призвала на помощь навыки самовнушения. Почему Зебара сам не сказал ей об этом? Не успел? И скажет ли он об этом при следующей встрече или просто убьет ее?

Лунзи с трудом подавила дрожь. Что же с ней происходит?

По дороге домой Биас без конца отпускал колкости по поводу суперсексуальных женщин-исследователей, пока Конниган не велела ему заткнуться. Это утихомирило его, но группа погрузилась в тоскливое молчание.

Утро началось с досадной задержки: кто-то по ошибке стер данные в одном из информационных кубов, и они должны были терпеливо восстанавливать их. Лунзи вызвалась сделать это, надеясь, что это утешит самолюбие Биаса, но не тут-то было.

— Вы не регистратор, а врач, — бурчал он сердито. — И если не вы допустили потерю данных, вам не стоит тратить ваше драгоценное время на их восстановление.

— Но почему бы нам и в самом деле не поручить эту работу Лунзи? — спросил Тайлер, обнимая Биаса за плечи. — Ведь ни у вас, ни у меня нет на это времени. У меня назначена хирургическая операция, а вам давно пора заняться исследованием сердечных мышц «тяжеловесов». Конниган занята в лаборатории, а Джарл — в архиве. Только у Лунзи нет запланированной работы сегодня утром.

— Не стоит впустую тратить время Лунзи, — раздраженно упорствовал Биас. Однако рука Тайлера на его плече тяжелела на глазах, и маленький биолог смирился.

— Я не требую, чтобы Лунзи все проделала сама, — пояснил Тайлер с дружелюбной, но не терпящей возражений усмешкой. — Я просто прошу ее присмотреть за этим. Лунзи хороший администратор, она сделает все как следует, Идем, мой друг, вы ведь не хотите опоздать.

И он потащил Биаса к двери, подмигнув Лунзи. Правда, Биас еще успел пробормотать напоследок:

— Но она же врач…

Не так уж трудно было найти служащего, который согласился восстановить данные. Лунзи убедилась, что он правильно понял задание и вернулась к своим обязанностям. Она специально опоздала на обед, придя в столовую почти на полчаса позже местного полудня, чтобы не застать там Биаса. За одним из столиков обедали Конниган с Джарлом, и Лунзи присоединилась к ним.

— Вы восстановили утерянные данные? — с усмешкой поинтересовался Джарл.

Лунзи сделала круглые глаза.

— Клянусь, я не делала этого сама. Благодаря Тайлеру и служащему из университетского секретариата это не составило проблемы. Теперь все восстановлено и находится там, где и следует быть.

Джарл рассмеялся:

— Тайлер поведал нам секрет истерики Биаса. Он сказал, что Биас становится таким на вторую неделю любой экспедиции, на Дипло или в любом другом месте. Это уже их шестая или седьмая совместная экспедиция.

— Тогда я рада, что это не моя вина.

— Нет. Тайлер обещал поговорить с вами об этом. Кажется, у Биаса есть причины беспокоиться о женщинах, связавшихся с местными парнями.

— Инстинкт доминирующего самца, — пробормотала Конниган.

Джарл покачал головой:

— Тайлер считает, что нет. Что-то нехорошее случилось в одной из его экспедиций, и он винит в этом себя. Тайлер не объяснил, что именно произошло, но обещал рассказать об этом вам.

Подобное объяснение не приходило в голову Лунзи. Если у Биаса существуют личные причины так говорить, с ними стоит считаться, ее не придется упрашивать. Правда, избежать разговора с Тайлером будет сложнее, но она попытается.

— Сегодня вечером я ужинаю с Зебарой, — объявила Лунзи, — и Биасу придется смириться с этим.

Джарл подарил ей долгий внимательный взгляд.

— Не то чтобы я был согласен с Биасом, но насколько это разумно? Вы ведь знаете…

— Да, я помню, что вы мне говорили, но я помню и то, что сделал для меня Зебара сорок лет тому назад, и это важнее подозрений Биаса и риска, которого вы опасаетесь.

— Мне не нравится любая Служба Безопасности, внешняя, внутренняя или военная. Нет такого человека, который смог бы устоять против их принуждения. У вас уже есть не самый приятный опыт общения с жителями тяжелых миров. И вы связаны с Флотом — это вполне достаточный повод задержать вас и допросить.

— Только не для Зебары! — Лунзи надеялась, что ее слова прозвучали достаточно убедительно, ведь в глубине души именно этого она и боялась.

— Будьте осторожны, — посоветовал Джарл. — Мне не хочется рисковать своей головой и тем более отвечать на вопросы по поводу вашего исчезновения.

Лунзи понимающе рассмеялась и вдруг поняла, что он не шутит, а просто предельно откровенен с ней. Он считал ее неплохим специалистом и товарищем по работе, но не своим другом (возможно, и всех остальных тоже), так что он и пальцем не пошевелит, если она попадет в беду. Лунзи легко было переключиться с «отношений добрых товарищей» на раздражение, чего в его системе оценки было достаточно, чтобы вычеркнуть ее из списка знакомств.

В довершение всех неприятностей Тайлеру удалось-таки отловить ее до конца рабочего дня и настоять на том, чтобы она выслушала причину повышенной чувствительности Биаса к подобным контактам исследователей с местными.

«Жалкая история, — подумала Лунзи. — И совсем не объясняющая устроенной Биасом сцены». Приступ щепетильности вовсе не оправдывает подобного поведения.

 

Глава 6

Дюпейниль торопливо шагал по гулким коридорам пересадочной станции к сектору управления, где капитан «Когтя» встретил его предложением «взять ноги в руки» и пробежаться с ним к шлюзу, где стоял его корабль. Не было никакой возможности обдумать случившееся до тех пор, пока он не закрыл за собой дверь отведенной ему маленькой каюты. В последнее время ему не приходилось летать на чем-нибудь меньшем, чем легкий крейсер, и к тому же Дюпейниль никогда не бывал на борту конвойного корабля. После «Заид-Даяна» эта кроха показалась неправдоподобно маленькой. Его ожидало долгое путешествие в каюте, размеры которой вряд ли позволяли вытянуться во весь рост на койке. Он услышал громкий лязг, что-то вздрогнуло за переборками, и ускорение стартовавшего корабля прижало его к одной из стенок. Хотя на этом маленьком кораблике и поддерживалась искусственная гравитация, она не шла ни в какое сравнение с той, что делала главную палубу «Заид-Даяна» надежной и безопасной, как поверхность планеты.

Вспыхнувшие над головой цифры означали, что прошло два стандартных часа, когда, по особенному ощущению раздвоения, он понял, что корабль перешел в гиперпространство. Несмотря на то, что в его подготовку входил обязательный курс астрогации, Дюпейниль имел весьма смутное представление о том, что такое гиперпространство и где они в данный момент находятся. Позади остался крейсер с уже знакомым экипажем и очень привлекательным капитаном. Очень сердитым и очень привлекательным капитаном. Лучше бы она была менее подозрительной, ведь он не космический пират и не работорговец, его не нужно бояться. Он бы с удовольствием познакомился с ней поближе. Он даже представил себе восхитительную ночь в ее обществе.

— Сэр, мы вышли в гиперпространство, и если вы хотите подняться в рубку…

Дюпейниль вздохнул, когда это сообщение прервало полет его фантазии и вернуло к действительности. Он должен был отправить доклад, на станции на это не хватило времени, да он и не стал бы посылать рапорт со станции, находясь так близко от разъяренной Сассинак. Он начал вспоминать все, что когда-то знал о конвойных кораблях. Были они очень маленькими, очень мощными и с очень малочисленными экипажами. На мостике находился только капитан, он же пилот. Остальной экипаж составляли двенадцать человек: офицер-техник и одиннадцать рядовых, отвечающих за вооружение и жизнеобеспечение. Никакой кухни: все продукты на борту — полуфабрикаты в саморазогревающейся упаковке или синтезированные в отсеке жизнеобеспечения.

Дюпейниль пожал плечами: в его глазах основным достоинством «Заид-Даяна» была кухня. А здесь, на борту конвойного корабля, при наличии полного экипажа и суперкарго было строго ограничено даже потребление воды. Голова разламывалась: крошечная каюта не давала сосредоточиться. На кораблике не было гимнастического зала, но необычная искусственная гравитация и прогулки по тесным коридорам вполне могли уравновесить интенсивную мыслительную деятельность, особенно если карабкаться по очень длинной лестнице при меняющейся силе тяжести. В довершение всех неприятностей на этом корабле отсутствовала ССП-связь.

— Разумеется, у нас нет гиперпространственной связи, — фыркнул майор Оллери, чье лицо выглядело так, словно он постоянно был чем-то недоволен. — У нас же нет ссли, ясно вам?

— Но я думал… — Дюпейниль запнулся на полуслове. Он вспомнил раздел инструкции, в котором перечислялись типы кораблей, имеющих ССП-связь, и те, на которых подобная роскошь не предусмотрена конструкцией. Корабль сопровождения был слишком мал, чтобы разместить если. — Вот… вот мерзавка! — Наконец-то он понял, что именно сделала Сассинак.

— Что такое? — осведомился Оллери.

— Ничего… — Дюпейниль понадеялся, что на его лице не отразились ужас и гнев, которые он испытывал. Эта ужасная женщина обманула его. Его, опытного офицера Безопасности, который всю жизнь только и делал, что обманывал других. У него был выход на ее линию связи, выход, который она не должна была обнаружить, но она все-таки догадалась. И решила от него избавиться. Но как, во имя призрака Мулванея, ей удалось подделать ССП-передачу и код отправителя?

Он устало плюхнулся на единственный свободный стул на мостике. Конечно, если она смогла подделать приказ, то выяснить нужный код не составляло труда: это куда проще. Но ни в одной из многочисленных инструкций, встречавшихся Дюпейнилю за всю его жизнь, не говорилось о том, что гиперпространственную передачу каким-то образом можно фальсифицировать. Это можно сделать, только если… Он вздрогнул. Такое можно было сделать, если договориться со ссли… с двумя ссли. Но как капитан корабля может завербовать ссли, находящегося на другом корабле? И какие отношения связывают Сассинак с ее ссли? Ему и в голову не могло прийти, что ссли способен испытывать по отношению к человеку что-то похожее на дружелюбие. Ссли всю жизнь проводит на одном корабле и просто не в состоянии связаться с соплеменниками кроме как при помощи компьютерной сети. По крайней мере, он так считал.

Дюпейниль понял, что разворошил настоящий муравейник. Он был буквально переполнен новыми сведениями, но не мог никому их передать. Значит, ссли могут общаться с людьми не только по обязанности. А с другими расами, например с вефтами? Владеют ли ссли телепатией? Этого никто не знал. Дюпейниль посмотрел по сторонам, но увидел на мостике только людей? занятых своими делами. Он прокашлялся:

— Скажите, гм-м… у вас на борту есть вефты?

Ответом были изумленные лица.

— Нет. Зачем они нам?

Однако прежде, чем Дюпейниль успел что-нибудь придумать, лицо Оллери посветлело.

— А-а! Я знаю, что вы летели вместе с Сассинак, а она ведь неравнодушна к этим ребятам, не так ли? Говорят, это началось еще в Академии. Кажется, у нее даже был любовник-вефт или еще что-то в этом роде. Это правда? — В его голосе проскользнул зарождающийся смешок подчиненного, предвкушающего грязную сплетню о своем начальнике.

Дюпейниль почувствовал, как в нем закипает гнев. Как офицер Безопасности, он не пропускал ни одной сплетни, глупой или злобной, смачной или скучной. Он считал это занятие скучным и безвкусным, неприятной, но неизбежной частью своей карьеры. Но эта сплетня о Сассинак привела его в бешенство.

— Насколько я знаю, — произнес он так спокойно, как только мог, — эту сплетню распространил кадет, исключенный за кражи и слишком пристальное внимание к женщинам-кадетам. — Он знал, что так оно и было, он сам видел досье. — Коммандер Сассинак, — он намеренно подчеркнул ее звание и усмехнулся про себя, увидев, как побледнело лицо Оллери, — не афиширует свою личную жизнь, и я настаиваю, чтобы вы прекратили разговоры на эту тему.

Приглушенное фырканье за спиной говорило о том, что кто-то еще на мостике считает, что капитан не прав… или что у Дюпейниля есть свои причины защищать Сассинак.

Над мостиком повисла тишина, и Дюпейниль вернулся к своим размышлениям. Вефты и капитан корабля, который иногда может общаться с ними мысленно. Он вспомнил рапорт Сассинак, относившийся к первому году ее службы, а также часть ее показаний в комиссии по расследованию. Ведь это ее ссли в трудную минуту перехватил управление кораблем, самостоятельно отправил его в гиперпространство, а потом вернул в обычное. Сассинак описала эти действия как «беспрецедентную, но единственную причину того, что она осталась в живых».

Ему показалось, что Флот слишком мало знает о способностях ссли. Но сейчас у него не было возможности узнать больше, и он продолжил думать о Сассинак. Теперь ее действия казались ему более логичными. Дюпейниль попенял себе за то, что недооценил скорость ее реакции на любую угрозу. Ей никогда не нравилось его присутствие на борту, она никогда ему не доверяла. Поэтому, как только был замечен перехват ее почты, она начала действовать, даже не сомневаясь в том, кто именно это сделал. Эта история была великолепным примером ее умения распознавать скрытую угрозу и принимать соответствующие меры, подчас весьма нетрадиционные.

И вот он здесь, начисто лишенный возможности связаться с кем-нибудь до того, как конвойный кораблик прибудет в пункт назначения. И никакого способа проверить подлинность полученных им приказов, хотя у него почти не осталось сомнений в том, кем они отданы. И только теперь ему пришло в голову, что в планы Сассинак могло входить не только выслать его с корабля раньше, чем он сумеет что-нибудь предпринять. Возможно, она вовсе не собиралась вовремя доставить разоруженный «Заид-Даян» в Федеральный Центр.

На минуту им овладела паника: она может сделать все, что угодно. Эта женщина вовсе не сумасшедшая, наоборот, она обладает блестящим умом: агрессивная, когда защищается, всегда готовая встретить опасность, но вряд ли нелояльная к Флоту или Федерации и глупая настолько, чтобы разбомбить Федеральный Центр.

— Панис, возьмите управление на себя. — Оллери отодвинулся от пульта, посмотрел на Дюпейниля и с удовольствием потянулся.

— Слушаюсь, сэр. — Офицер протиснулся ближе к главной панели управления. Он тоже посмотрел на Дюпейниля прежде, чем взглянуть на экран.

— Я иду проверить системы жизнеобеспечения, — сказал Оллери. — Пройдетесь со мной, майор?

Дюпейниль энергично покачал головой:

— Нет, спасибо, не сейчас. Я должен…

Что должен? На крошечном мостике было абсолютно нечего делать, разве что таращиться на затылок Паниса или толстую шею помощника ответственного за вооружение. Защитная маска скрывала лицо человека, чинившего что-то в системе наведения. В конце концов, Дюпейниль понял, что тот возится с маленьким рычажком и чем-то, напоминающим серебряную зубочистку. Было похоже, будто он играется в какую-то игру.

— Безделье вас быстро утомит, — предупредил Оллери и вышел из рубки через узкий люк.

Дюпейниль разглядывал протершуюся обивку капитанского кресла, выгоревшие голубые обложки Флотских справочников. В конце концов, Панис посмотрел на него и смущенно улыбнулся.

— Наш капитан чувствует себя в долгу перед нами, — мягко сказал он. — Мы прибыли на станцию днем раньше графика.

— Докладывает Оллери: отсек жизнеобеспечения, секция 43, газоочиститель номер 2, температура повышена на полградуса.

— Принято, сэр. — Панис занес сообщение в вахтенный журнал и отдал приказ исправить газоочиститель. Затем он снова обернулся к Дюпейнилю: — У нас был очень долгий рейс, и капитан объявил, что мы заслужили два дня отдыха вне расписания перед подготовкой к очередной проверке.

Дюпейниль кивнул:

— Значит, мое появление нарушило ваш отдых, да?

— Да. К тому же там в ближайшее время должен был появиться «Плейтек».

С металлическим звяканьем помощник по вооружению снова надел защитную маску. Дюпейниль перехватил его взгляд, адресованный юному офицеру и явно означавший: «Не болтай лишнего».

Панис покраснел и уставился на клавиатуру. Дюпейниль больше ничего не спрашивал, он узнал достаточно, чтобы понять, почему Оллери проявил такое негостеприимство. Скорее всего капитан «Плейтека» был другом Оллери, и они договорились встретиться на той станции и отпраздновать встречу, несомненно, нарушив график движения. Причиной этого могла быть обычная дружба, а могло быть и что-нибудь похуже: контрабанда, шпионаж и кто его знает, что еще? И он встрял в самую середку всего этого, заставив их снова нарушать расписание.

— Это плохо, — небрежно обронил он. — Мне этого совсем не хотелось. Но Флот есть Флот, а приказ есть приказ.

— Все правильно, сэр, — отозвался Панис, не поднимая глаз.

Дюпейниль взглянул на помощника, выражение лица которого не было таким враждебным.

— Вы из Службы Безопасности Флота, сэр? — спросил тот.

— Да, майор Дюпейниль.

— И мы везем вас в сектор сетти?

— Правильно. — Дюпейниль не понимал, кто мог рассказать ему об этом. Оллери, разумеется, все это знал, но неужели он не понял, что тот приказ является секретным? Вообще-то на самом деле он не был секретным, тот поддельный приказ, но… Он постарался выбросить все это из головы, все было слишком сложно.

— А-а. Мерзкие типы… — Помощник убрал похожий на зубочистку инструмент в футляр и сел на свое место. — Всегда кажется, будто они нарываются на неприятности.

Дюпейниль думал о помощнике то же самое. Он был уверен, что эти покрытые шрамами кулаки выбили немало зубов.

— Я был там однажды с дипломатической миссией, думаю, они вызвали меня именно поэтому.

— Понятно. Не позволяйте жабам сесть вам на шею. — Помощник тяжело поднялся и, небрежно махнув рукой Панису, покинул мостик.

Дюпейниль смотрел ему вслед слегка заинтригованно. Он не считал, что Сассинак слишком злоупотребляет традициями, но на ее корабле никто не покидал мостика, не отдав салют вахтенному офицеру и не испросив его разрешения. Конечно, этот корабль намного меньше тех, к которым он привык. Но стоит ли так небрежно относиться к традициям?

И слово «жабы» вовсе не соответствовало описанию внешнего вида сетти, а скорее демонстрировало презрение к этой расе, не на шутку встревожившее Дюпейниля. Все знали, что Федерация объединила расы и культуры, предпочитающие изоляцию, и лишь какая-то веская причина, почти позабытая теперь, заставила сетти и людей заключить соглашение против взаимной агрессии. И в основном терпеть друг друга. Флот выступал как хранитель этого непрочного мира, и его персонал обычно бывал более беспристрастен. Кроме того, он сам привык называть сетти ящерицами.

— Простите, сэр. — Другой член экипажа протиснулся мимо него к левой панели управления.

Дюпейниль чувствовал, что сидит на дороге и всем мешает. Чертова Сассинак! Не могла устроить его на более комфортабельный корабль. Он посмотрел на Паниса, который по-прежнему работал, не поднимая глаз. Насколько он помнил, полет к сетти занимал несколько недель, но несколько недель в таких условиях…

Как и следовало ожидать, жуткое чувство юмора экипажа этого корабля проявилось в первую же неделю. Дюпейнилю потребовалось все его самообладание, чтобы проиграть Оллери в карты несколько партий и развлекать их самыми безобидными из непристойных анекдотов на политические темы. Он правильно раскусил Оллери, хобби которого был поиск пороков у тех, кто стоял выше его, причем таких, которые были бы на руку шантажистам. Когда он рассказывал о жене посла, увлекшейся наркотиками, или высокопоставленном чиновнике, предпочитавшем межвидовые постельные развлечения, глаза капитана блестели, а щеки вспыхивали лихорадочным румянцем.

Дюпейниль знал, что люди, любящие подобные истории, всегда имеют какой-нибудь собственный тайный порок.

Панис, конечно же, был совсем из другого теста. Он нервно хихикал, когда слушал рассказ про чиновника, и залился кирпично-красным румянцем, когда Оллери и старший помощник глумились над ним. Было ясно видно, что друзей среди команды у него нет. Дюпейниль проверил его прошлое, и выяснилось, что он сменил прежнего офицера, раненного в портовой драке, всего несколько месяцев тому назад, а весь остальной экипаж не менялся уже как минимум пять лет. Это было очень странно и даже более чем странно — регулярная смена членов экипажа на небольшом корабле очень важна. Не играло роли, насколько квалифицированным был экипаж, лишь бы он не оставался неизменным слишком долго.

У Дюпейниля не было с собой и половины его обычного снаряжения, но имевшееся он разместил едва ли не осторожнее, чем делал это на больших кораблях, а залезая в банки компьютерной памяти, заметал следы особенно тщательно. Ему казалось, что, если он допустит ошибку здесь, все кончится не скандалом с капитаном, а гораздо хуже.

С течением времени экипаж становился все более разговорчивым, и Дюпейниль сыграл с ними во все карточные игры, которые знал. Кранчу он научился у одного торговца, который говаривал, что эту игру придумали пираты. Интересно, откуда кранч стал известен экипажу этого корабля? Однако в покер, жмурки и грешника, которые были придуманы на его родной Бретани, Дюпейнилю удалось вернуть почти все проигранное.

Он каждый день лазил вверх и вниз по лестницам, чтобы сохранить упругость мышц, учился быстро приспосабливаться к меняющейся гравитации. Так он обнаружил резервуар с замерзшей водой, делавший ограничение на воду по меньшей мере странным. Этой воды хватило бы на помывку двум таким экипажам на всю дорогу до сетти и обратно, но Дюпейниль предпочел оставить свое открытие при себе.

И несмотря на внешнюю дружелюбность и непринужденные манеры экипажа, Дюпейниль заметил, что, стоило ему зайти в любой отсек (кроме его собственной крошечной каюты), там вскоре появлялся Оллери или старший помощник. Никаких сомнений не было и в том, что именно они перерыли все его вещи. Интересно, знала ли Сассинак, на каком корабле отправила его? Скорее всего нет. Наверное, она просто ухватилась за первый попавшийся конвойный корабль, чтобы лишить его возможности связаться с руководством.

— А я говорю, что он шпионит за нами и его нужно выкинуть, — заявил старший помощник, и Дюпейниль содрогнулся — от этого спокойного, голоса веяло убийственным холодом.

— Он действует по приказу Службы Безопасности, и они наверняка захотят узнать, как это случилось. — Голос Оллери звучал не так уверенно. — Не станем же мы просто выбрасывать его за борт. Нужно придумать какой-то выход получше.

— Учебная тревога, потеря капсулы. Свалим все на несчастный случай.

Дюпейнилю показалось, что старший помощник пожал плечами.

— А если он выберется?

— Да что он сможет сделать? В капсуле нет ни двигателя, ни передатчика большой мощности, ни видеокамеры. Выкинем его поблизости от какой-нибудь звезды — и с ним нельзя будет связаться или запеленговать его маяк, и никто не узнает о том, что он вообще был здесь. И потом, мне кажется, что само это распоряжение липовое. Смотрите сами: посылать кого-то с такого большого крейсера, как «Заид-Даян», со специальным заданием к сетти и взять для этого какой-то паршивый конвойный корабль? Скорее это специальный агент и за ним — целая эскадра. Нет, сэр, поверьте мне — он здесь, чтобы шпионить за нами, а вот эта игрушка — лучшее тому доказательство.

Дюпейниль не смог бы сказать, какой из его «жучков» обнаружен, но отдал бы все на свете за то, чтобы он не был установлен вовсе. Уже второй раз он перехитрил сам себя, точно так же, как на «Заид-Даяне». Никогда не стоит недооценивать врага и считать, что точно знаешь, кто именно твой враг, — это основное правило нарушать не следовало.

Дюпейниль почувствовал, как струйка пота стекает по груди. Сассинак тоже была выброшена в спасательной капсуле и найдена только благодаря соединенным усилиям вефтов и ссли. У него таких друзей нет, и выход придется искать самому.

— Вы уверены, что ему не удалось выудить что-нибудь из компьютера?

— Абсолютно уверен. — Голос помощника помрачнел. — Но у Безопасности хорошее оборудование. Дайте ему время отсюда до сетти — и у него в руках будем мы все, от мелюзги и до леди Луизы включительно.

Дюпейниль тут же позабыл о страхе. Леди Луиза? Луиза Параден? Для него теперь не сложно было сложить вместе разрозненные куски, то, что он когда-то видел или слышал, в том числе и информацию, собранную Сассинак.

В мозгу вспыхнула полная картина происходящего, словно схема на экране тактического компьютера, с красными и желтыми линиями связи. Луиза связана с Рэндольфом, имевшим все основания ненавидеть Сассинак. От Рэндольфа Парадена к его мести, через приспешника его тетушки, офицера Флота, которому промыли мозги и держали пленником на той самой станции работорговцев. Дюпейниль почувствовал минутный приступ жалости к бедному лейтенанту; Сассинак же никогда не стала бы его жалеть, даже если бы узнала всю эту историю. Однако Луиза никогда не предприняла бы ничего хоть сколько-то опасного только ради Рэндольфа. Это должна была быть месть Абе за срыв ее части операции и в то же время предупреждение остальным. Возможно, он внушал ей куда больший страх.

От Абе к Сассинак, от Сассинак к Рэндольфу, от Рэндольфа к Луизе, первый наемник которой провалил дело. Где сейчас Рэндольф? Дюпейниль понял, что не встречал ни одного упоминания о нем с тех пор, как этот самонадеянный молодой человек покинул Академию. Но это же невозможно. Параден, богатый, с большими связями, должен же он чем-то заниматься? Например, работать менеджером на одном из предприятий тети Луизы или, на худой конец, промелькнуть где-нибудь в светской хронике.

Если только он не сменил каким-то образом личность, что было хотя и очень дорого, но вполне возможно. Не настолько дорого, чтобы у Парадена возникли проблемы. Почему же они ограничились лишь одной попыткой покушения на Сассинак? Дюпейнилю очень хотелось иметь под рукой ее досье. Возможно, были и другие, вот только ему они неизвестны. Черт, как же он не догадался сразу? Вефты! Вефты, которым Сассинак помогла в Академии, опровергнув обвинения Парадена, те, что спасли ее от смерти в спасательной капсуле. Они могли втихую провалить все остальные покушения и ничего ей не сказать.

А может быть, она знала обо всем этом, но по какой-то причине не стала докладывать. Дюпейниль уставился на стену своей каюты, злой на себя и на всех заговорщиков. Это была его работа, работа, которой его учили и которая неплохо, как он сам считал, у него получалась: выяснять, связывать воедино, отсеивать данные и интерпретировать их. И вот у него есть все, вплоть до туч над собственной головой, и никакой возможности передать информацию.

«Вы так умны, — подумал он с горечью. — Вы выиграете войну, но погибнете в уличной драке». Он знал — из досье Сассинак и с ее собственных слов, что она до сих пор не догадывалась о причинах убийства Абе. Но это по-прежнему волновало ее. И теперь он мог объяснить ей случившееся и заслужить прощение, но уже слишком поздно.

Дюпейниль вспомнил рапорт Сассинак об инциденте со спасательной капсулой. От того доклада стыла кровь в жилах, несмотря на сухой, официальный стиль повествования, самый обычный для Сассинак. Она израсходовала почти весь свой запас кислорода, надеясь, что ее найдут и она сможет дать показания. Он пожал плечами. Он тоже может погрузиться в холодный сон, но может и умереть. Или его, как Лунзи, найдут десятилетия спустя. Нет, подобный сценарий его не устраивал. Офицер испытывал непреодолимое желание использовать свою вновь обретенную интуицию с максимальной отдачей.

Итак, Сассинак. Что она стала бы делать, попав на корабль, полный предателей? Ему трудно было представить Сассинак, командующей не «Заид-Даяном», а другим кораблем, но он знал, что ей приходилось служить и на маленьких судах. Попытается достать оружие (где?) и захватить мостик? Сама покинет корабль в спасательной капсуле, надеясь на своевременное спасение? (Своевременное для чего: спасения или суда?) Чего она точно не станет делать, так это сидеть сложа руки и размышлять, что делать. Она составит план и будет надеяться, что тот сработает.

Мысль, пришедшая ему в голову несколько часов спустя (нескольких часов безуспешных попыток уснуть), поначалу показалась очень простой. Скорее всего они попытаются убить его, использовав учебную тревогу. Но ведь и сами они будут вынуждены воспользоваться капсулами, чтобы не вызвать подозрений. Они нашли некоторые из его «жучков», но далеко не все (или сумели как-то заглушить разговоры). Но он может отключить контроль над капсулами и захватить весь экипаж или большую его часть в этих самых капсулах. Тогда он сам сможет им угрожать.

Однако на полпути к завершению перепрограммирования Дюпейниль понял, что все не так просто. Для нелегального захвата корабля и убийства капитана и экипажа существовало вполне определенное название. Флот характеризовал подобные действия совершенно однозначно — старым, проверенным термином.

«Это не я мятежник, — сказал он себе твердо. — Это они преступники». Но они были еще не осуждены, и до тех пор, пока это не случится, по всем законам он считается не только мятежником, но и убийцей. И пиратом. Не считая как минимум дюжины более мелких проступков, включая перехват почты Сассинак. А тут еще это несанкционированное перепрограммирование спасательных капсул. Вряд ли удастся сослаться на сфабрикованный приказ лететь к сетти, в который после захвата корабля и убийства экипажа никто просто-напросто не поверит.

Как бы в таком случае поступила Сассинак? Он вспомнил следы огня на «Заид-Даяне», пробоины и повреждения после высадки пиратов. Она пустила врагов на свой корабль, чтобы разбить их. Мог ли он подумать о чем-то подобном? И приняв во внимание все обстоятельства, он решил, что холодный сон является лучшим выходом.

Прапрапрабабушка Сассинак могла бы выразить недовольство, но непродолжительный холодный сон может уберечь его от больших неприятностей. И в голове Дюпейниля родилось блестящее решение: можно заморозить противника. Останутся обвинения в преднамеренном захвате корабля и мятеже, зато снимается убийство и можно весело чистить унитаз зубной щеткой ближайшие двадцать лет.

Но на этом трудности не кончились. Он разбирался в управлении кораблем не больше чем герой космической оперы. Что-то конечно же он изучал, когда-то давным-давно, но знал он в основном приборы, а не сам корабль. Он не умрет от жажды, но не сможет переработать лед или воспользоваться душем. Или вывести корабль из гиперпространства. Сассинак, возможно, это удалось бы, но ему, Дюпейнилю, оставалось только включить сигнал бедствия и надеяться, что обнаруживший его корабль не будет принадлежать соратникам замороженных бандитов. Но ему не сделать даже этого, если он поддастся панике.

 

Глава 7

Дипло

Зебара быстро вел Лунзи по лабиринту улочек, окружавших университетский городок. Несмотря на возраст и несомненные потери физических кондиций, он все еще оставался в прекрасной форме. Их провожали удивленными взглядами. Лунзи не знала, кто был причиной этих взглядов — она или Зебара. Она уже успела запыхаться, когда «тяжеловес» остановился перед домом, ничем не отличавшимся от других.

— Дворец Жири, — объявил он. — Здесь лучшее рагу чооли во всем городе, публика отличается свободой взглядов, а довольно шумный оркестр составлен из не совсем плохих музыкантов. Вам должно понравиться.

Лунзи очень надеялась на это. Рагу чооли, согласно общему рецепту во всей Федерации, готовилось без мяса, но Лунзи никак не могла привыкнуть ко вкусу странных специй, которые добавляли к богатым крахмалом овощам.

Внутри никто не обратил на них внимания. «Обладающая свободой взглядов публика» была занята едой и разговорами. Хотя и здесь слегка попахивало мясом, Лунзи не увидела ни одного мясного блюда. «Не совсем плохие музыканты» возмещали недостаток умения избытком энтузиазма, заглушая голоса своих инструментов воплями восторга или злости. Лунзи не могла сказать, какими именно, но в общем все это создавало вполне эффектный звуковой фон. Они заняли один из кабинетов и заказали рагу чооли с зелеными орехами.

— Вам необходимо кое-что узнать, — начал разговор Зебара, когда принесли рагу и Лунзи попробовала первый кусочек.

— Я слышала, что вы возглавляете местную Службу Внешней Безопасности, — тихо сказала она.

Зебара выглядел удивленным.

— Где вы могли это услышать? Ладно, не имеет значения. Это правда, но известная далеко не всем. — Он вздохнул. — Я понимаю, тем труднее вам…

— Что — труднее?

— Доверять мне. — Его взгляд небрежно окинул комнату, но Лунзи ни за что не поверила бы, что это случайность. — Вам трудно, и я не упрекаю вас, но мы должны работать вместе, иначе будет совсем худо.

— А разве ваши связи с уроженцами легких планет не привлекают к вам внимание?

Лунзи позволила себе немного сарказма. Интересно, насколько наивной он считает ее?

— Разумеется. Но это не имеет значения.

Он съел несколько ложек рагу, пока она пыталась понять подтекст этого заявления. Оно могло означать только то, что политики знают об этом и одобряют. Когда он поднял глаза, Лунзи кивнула.

— Хорошо, что вы поняли. Ваше участие в медицинской команде тоже привлекает внимание, если, конечно, у вас есть свои тайные цели. — Он оставил эту тему, против чего Лунзи не возражала. Какие бы цели она ни преследовала, сейчас важнее всего было выяснить, что имеет в виду Зебара. Она съела еще кусочек: это рагу было намного лучше, чем то, что готовили в столовой исследовательского комплекса. — Я лично просматривал ваш список, — продолжал он. — Одна из задач нашего департамента — проверять списки подобных делегаций, выявляя возможные источники неприятностей. Ничего особенного, это делается на многих планетах. Увидев ваше имя, я не сразу поверил, но когда выяснилось, что это именно вы, вот тут-то и заварилась каша…

— Каша?

— Мои… работодатели… Они захотели, чтобы я встретился с вами, восстановил нашу дружбу и даже больше, чем дружбу, если это возможно. И воспользовался вашей помощью для получения жизненно важной информации.

— Но ваши работодатели… Это же губернатор, не так ли? — Хотя Лунзи читала о здешней обстановке, она не смогла бы с уверенностью сказать, кто является главной политической силой на этой планете.

— Не совсем. Но губернатор знает о них, и это одна из проблем. Я поручился, что вы, несмотря на то, что с вами случилось, относитесь, ну, например, к пиратству, как любой другой гражданин Федерации.

Его речь стала похожа на приглушенное рычание, так что Лунзи с трудом разбирала слова. «Не совсем плохие музыканты» тем временем отвлеклись на глоток какой-то жидкости янтарного цвета в высоких стеклянных бокалах. Лунзи понадеялась, что эта жидкость подействует смягчающе не только на их мозги, но и на музыку тоже.

— Мои взгляды не изменились, — подтвердила она, слегка выделив слово «мои».

— Хорошо. Это именно то, на что они рассчитывали и на что, правда по-своему, надеялся я. — Он сделал большой глоток из своего бокала.

— Вы полагаете, — Лунзи говорила очень медленно, тщательно подбирая слова, — что ваша цель и цели ваших работодателей нуждаются в моей точке зрения даже в том случае, если они несколько различны?

— Можно сказать и так, — улыбнулся Зебара, слегка приподнимая бокал.

«А как сказать это по-другому и что это «другое» будет значить?» — подумала Лунзи. Она отхлебнула из своего бокала, убедилась, что там именно вода, которую она заказывала, затем сказала:

— Хорошо, но что все это значит?

— Боюсь, что здесь об этом мы не сможем поговорить. Я расскажу все, что могу, и мы назначим следующую встречу. — Лунзи нахмурилась, он кивнул в ответ. — Это более чем необходимо, Лунзи, не стоит загадывать слишком далеко. За нами наблюдают. Я настолько в этом уверен, что считаю необходимым продолжить наши дружеские отношения.

— Насколько дружеские? — Вопрос вырвался раньше, чем она сообразила, что именно говорит. Об этом стоило бы спросить позже… или не спрашивать вообще.

Зебара рассмеялся, но смех этот прозвучал немного натянуто.

— Вы помните, какими они были. Возможно, вы помните это даже лучше меня, ведь вы мирно проспали большую часть прошедших лет.

Лунзи почувствовала, что краснеет. Что ж, наблюдатели посчитают это выражением истинных эмоций.

— Вы! Я действительно думаю, что не забыла вас, ничего, ни малейшей мелочи…

Теперь покраснел Зебара. Она посчитала, что это удовлетворит наблюдателя, но настоящее значение ее слов вряд ли дойдет до противника.

А Зебара проговорил, словно читая ее мысли:

— Не беспокойтесь! На этом этапе они пока еще позволяют мне заметить наблюдение. Мы в полной безопасности до тех пор, пока не нарушаем их планы.

«Так их планы или ваши планы?» — подумала Лунзи. Ей хотелось доверять этому человеку: она доверяла тому Зебаре, которого знала раньше. Но сейчас перед ней был новый Зебара: старый человек с полуприкрытыми глазами, имеющий внуков, которых нужно спасти, глава Службы Внешней Безопасности. Так может ли она доверять ему и насколько?

Зебара накрыл ее руку своей, его пальцы побарабанили по ее ладони, и Лунзи поняла, что он пытается передать что-то точечным кодом. Но ведь камера может зафиксировать и эти движения? Но тут его ноготь начертил знак, обозначающий знамя ФОП, а затем — буквы ее имени. Лунзи улыбнулась, пожав его руку и надеясь, что поняла все правильно.

Следующий рабочий день прошел вполне нормально. Что бы Биас ни думал о ее встречах с Зебарой, он молчал и не задавал больше провокационных вопросов. Лунзи вернулась к себе слегка обеспокоенная тем, что Зебара практически ничего не объяснил ей. Но на ее коммуникаторе уже горела лампочка приема. Вчера она дала Зебаре свой номер и потому не удивилась, услышав его голос.

— Вы говорили, что хотели бы послушать нашу музыку, — начал он. — Сегодня вечером играют поэму Зимлаха. Вы пойдете?

— Форма одежды официальная?

— Не настолько официальная, как на приеме во дворце, но…

Лунзи была уверена, что он втайне посмеивается над ее интересом к одежде. Они договорились встретиться через час.

Перед представлением они пообедали в первоклассном ресторане. Большинство посетителей в добавление к самой причудливой одежде сверкали драгоценностями. Лунзи чувствовала себя немного подавленно в своем простом темно-зеленом платье и медном ожерелье с эмалью, которое она носила почти не снимая. Зебара облачился в черную, незнакомую Лунзи форму. Она не знала, был ли этот цвет официальным для Службы Внешней Безопасности или предназначался для того, чтобы пугать инопланетников. В этой форме он казался прямой противоположностью Сассинак. Она представила себе Сассинак в ее обычной белой одежде, с румянцем возбуждения на лице, который ей так шел. Зебара же возвышался рядом подобно черной скале, тяжелый и мрачный, и вдруг он улыбнулся:

— Лунзи, почему вы так странно смотрите на меня?

— Я думала о своей прапраправнучке, — несколько уклончиво и одновременно гордо отозвалась Лунзи. — Вы же говорили, что у вас тоже есть внуки? Разве они не напоминают о себе в самый неподходящий момент и весьма навязчиво? Но вряд ли вы прогоняете их, когда бы они ни появились.

— Это правда, — кивнул он с печальной улыбкой. — А так как мои внуки находятся не так уж далеко от меня, они могут являться не только в мыслях. Маленький Пог, самый младший, однажды удрал от матери в моем… учреждении. Проскочил мимо секретаря прямо в конференц-зал, чем вызвал раздражение помощника губернатора и руководителей нескольких департаментов. Он ухватил меня за ногу и громко заревел, потому что сирены тревоги напугали его. Он поднял такой шум, что охрана решила, что кто-то ранен. — Зебара от души рассмеялся. — Пока я отцеплял его от своей ноги, разыскивал его мать и объяснял охране, что не было никакой особенно изощренной попытки убийства с применением робота или карлика, никто не смог вернуться к обсуждаемым вопросам. А хуже всего было то, что мне пришлось выслушать пространную лекцию помощника губернатора о том, какая дисциплинированная у него семья. Я тогда не стал говорить, что его старшего сына вот-вот арестуют за подготовку мятежа. Вы, конечно, понимаете, что это был прежний помощник губернатора, а не тот, которого вы видели на приеме.

Рассказ о работе отнюдь не успокоил Лунзи. Тот, кто способен знать о предстоящем аресте чьего-то сына и не сообщить об этом отцу, сможет легко ее обмануть. Она заставила себя вспомнить его чувства, относящиеся к его детям и внукам. В этом вопросе он вполне способен понять ее.

— А что было дальше с… Погом, так его зовут?

— Да, это сокращение от полного имени Поглин. Семейное имя родственников его матери. Я попросил проявить снисхождение к нему, он был сильно напуган всей той тревогой и последовавшим за ней хаосом, но его мать чувствовала свою вину за его выходку и пообещала парнишке хорошую трепку дома. Я надеюсь, что это было сказано только в угоду мне. Она… слишком много значения придает табели о рангах.

В том, что Зебара не очень любит свою невестку, не было ничего необычного. Лунзи подумала, не было ли это сказано специально для нее?

— А вы навещали вашу семью после холодного сна? — спросил Зебара.

Лунзи покачала головой и осторожно попробовала стоявший перед ней дымящийся суп. Он оказался совсем неплохим, необычным был лишь его бледно-оранжевый цвет и обилие специй.

— Моя прапраправнучка Сассинак помогла мне добраться до Штаба Сектора. Она сирота и сама никогда не видела никого из своих родственников.

— Ого! Разве это не странно? Почему они не забрали ее? — Он снова прикрыл глаза, словно пряча свои мысли.

Лунзи была уверена, что Зебара знает о ней и ее семье, включая Сассинак, значительно больше, чем показывает.

— Они ничего не знали.

И Лунзи быстро пересказала ему то немногое, что узнала от Сассинак, добавив свое собственное мнение о том, почему ее поиски не увенчались успехом.

— Она боялась, что ее не примут. Флот заменил ей семью. Во Флоте служил и один из моих внуков, Дугал. В семье его считали чужаком. Даже если он приезжал на родную планету, он старался останавливаться где-нибудь еще.

— Вы представите ее?

— Я думала об этом. Ведь прошло больше сорока лет. Я даже не знаю, кто из них жив и где находится, но это будет не так уж сложно узнать. Но она может и не захотеть встречаться с родней, даже с моей помощью. Я ведь до сих пор не знаю, чья она дочь, — у меня не хватило времени выяснить это. — Взглянув на его лицо, Лунзи рассмеялась. — Зебара, вы все это время были со своей семьей, для вас это важнее всего. Но я дважды теряла свою семью на продолжительный срок. Как только я смогу, я постараюсь восстановить связь, но сейчас для меня важнее мое финансовое положение.

— Похоже, ваша прапраправнучка морила вас голодом!

— Не забывайте, что она служит во Флоте и должна выполнять приказы. А я не имею к Флоту никакого отношения.

Впрочем, Лунзи и сама не смогла бы точно определить свой статус. Коромель в свое время завербовал ее, но неизвестно, официально или нет. Мастер медитации явно каким-то образом был связан с Флотом, но был ли он его агентом — тоже неизвестно. Тем не менее Сассинак отправила ее на Льяку как своего офицера.

— Я не голодала, но с тех пор, как покинула Льяку, я не получала денег. Они уверяют, что деньги придут, просто кому-то не хочется платить мне за сорок лет холодного сна… Я же прошу только плату за время бодрствования, но… — Она пожала плечами. — Бюрократы чертовы.

— Трудности случаются со всеми. — Зебара улыбался, но Лунзи не могла понять, почему он так упорно стоит на своем.

Они закончили ужин и отправились на концерт. Должность Зебары предоставила им великолепные места, вежливость билетера и полную тишину вокруг. Лунзи заглянула в программку. Ей никогда не приходилось слышать о Зимлахе и его (или ее?) поэме. На обложке программки красовались два мускулистых «тяжеловеса», поднимающие над головой космический корабль. Лунзи понятия не имела, была ли это сцена из поэмы или эмблема Академии Музыки, и решила выяснить это у своего спутника.

— Расскажите мне о поэме.

— Вы, конечно, ничего не слышали о Зимлахе, композиторе, писавшем это произведение целых двенадцать лет, работавшем с циклом стихов Рудрика. Стихи были написаны во время первой Долгой Зимы на Дипло. Рудрик умер от голода, как и сорок тысяч первых колонистов. Цикл называется «Горькая Судьба» и посвящен испытанию наших сил, обеспечивающих наше богатство. Вряд ли вам понравится либретто, но музыка просто необыкновенная. — Он полуобнял ее, и Лунзи едва не вскочила. — Кроме того, она достаточно громкая, чтобы мы могли спокойно поговорить.

— Это не слишком грубо?

— Да, наверное, — тихо шепнул он. — Но в поэме есть части, которые почти каждого возьмут за живое.

Поэма Зимлаха началась низким стоном струн и деревянных духовых в сопровождении ритмичных ударов какого-то незнакомого Лунзи инструмента: словно кто-то бил молотом по тяжелой цепи. Тихим шепотом она попросила Зебару объяснить, и он подсказал, что это имитация звуков колющегося льда. Зимлах сам придумал этот инструмент, когда писал музыку.

После увертюры на сцене появился огромный хор. Лунзи часто говорила себе, что у жителей тяжелых миров есть творческие способности, но никогда особо не верила в это. Она никогда не видела их произведений искусства, не слышала их музыки. Но теперь, слушая звучные голоса, наполняющие зал, она понимала, какой пристрастной была. У нее не было слов, чтобы выразить свое восхищение.

Ей не понравилась сцена с участием «эксплуататоров» с легких планет. Огромные «тяжеловесы», пытавшиеся изобразить маленьких, хрупких людей, выглядели очень комично. Лунзи вспомнила запись оперы со старой Земли, где огромная женщина с двойным подбородком пела арию нимфы.

Но какие голоса! А она-то считала, что их музыка должна быть тяжелой и немелодичной.

— Это прекрасно, — шепнула она Зебаре в перерыве между сценами.

— Вы удивлены. — В его голосе не было вопроса. Придвинувшись ближе, он добавил: — Не беспокойтесь, я был уверен, что вы удивитесь, и даже больше.

Гимнасты тем временем изображали объединение коммерческих консорциумов, высадивших плохо подготовленных колонистов на планете, где случались, хотя и редко, «тройные зимы». Музыка гонгов сопровождала хладнокровное взвешивание доходов и потерь — весы, на одной чаше которых находились «золотые» слитки, а на другой — тела погибших. Вокруг них кружились танцоры, заставляя чаши весов подниматься и опускаться.

Высокая гравитация не позволяла выполнять парящие прыжки классического балета, но невысокие подскоки использовались великолепно. Зато легкая жизнь богачей в космосе выглядела просто нелепо. Лунзи никогда не видела, чтобы на космическом корабле кто-нибудь возлежал в фонтане, а рядом с ним стоял коленопреклоненный «тяжеловес» с подносом фруктов. Но все недостатки скрашивала великолепная музыка и прекрасные голоса.

Те фрагменты, которые, как обещал Зебара, «любого возьмут за живое», изображали колонистов во время Долгой Зимы. Они боролись с депрессией с помощью песен и любви. Или похоти — Лунзи не была уверена, что именно имелось в виду. Возможно, этого не знали и сами колонисты, но, по крайней мере, они хотели выжить и иметь наследников.

Дуэт следовал за дуэтом, они объединялись в квартет, повторяющий «любовь к жизни, которая согревает сердце». Затем шла ария, исполняемая глубоким, звучным сопрано, трепещущим от отчаяния, медленно взмывающим на недосягаемую, невозможную высоту, через три октавы, к кристально чистому завершению, подчеркнутому взмахом массивного кулака, угрожающего кровожадным эксплуататорам с их кораблями.

Финалом служил хор мужчин-колонистов, выбравших смерть от голода, чтобы их жены и дети смогли выжить, с солистом-тенором, чей голос почти сравнялся высотой с сопрано.

Лунзи почувствовала, как по ее щекам текут слезы.

Голоса постепенно затихли. Музыка и струящийся со сцены густой аромат могли привести в возбуждение кого угодно. Лунзи склонила голову на плечо Зебаре.

— Добрая девочка, — пробормотал он.

Шорох вокруг говорил о том, что остальные тоже изменили позы. Лунзи вдруг обнаружила, что спинки кресел откидываются полностью, а подлокотник между их креслами опустился. Музыка то нарастала, то затухала, свет померк. Похоже, приглашение посетить оперу Зимлаха означало не только наслаждение музыкой…

Думая о том, как бы уклониться от столь явно сделанного предложения, Лунзи вспомнила о декомпрессионном костюме и прыснула.

— Что случилось? — поинтересовался Зебара, обнимая ее.

— Да вспомнила про один недостаток жителей легких миров, о котором забыли ваши режиссеры. — Лунзи изо всех сил старалась сдержать смех. — Часть нашей одежды, очень неудобная в такие моменты.

Зебара рассмеялся:

— Милая Лунзи, я вовсе не хотел принуждать вас. Вы еще достаточно молоды, чтобы забеременеть. Вам ни к чему мой ребенок, а мне — ответственность за него и за вас. Но, по всеобщему убеждению, нам с вами следует шептать друг другу ласковую чепуху. И кому придет в голову, что это не только чепуха?

Это было не самое подходящее место для выяснения, есть ли у Службы Внешней Безопасности Дипло приборы, способные зарегистрировать не только их шепот, но и бурчание в животе. Если нет, то не стоит и беспокоиться, а если есть, то об этом лучше знать Зебаре.

— И как долго это будет продолжаться?

— Некоторое время. Не беспокойтесь, мы получим предупреждение. Это будет сцена с погребением и решение вопроса о том, стоит ли есть тела погибших. Давайте проведем это время с пользой. Мне необходимо знать, что вы хотите выяснить и чье задание выполняете?

Лунзи не сразу смогла ответить. Чтобы кто-нибудь, даже «тяжеловес», так спокойно говорил о каннибализме? Еще одна причина не доверять ему. Язык Зебары коснулся ее уха, привлекая внимание.

— Лунзи, вы думаете, я поверю в то, что ваш приезд сюда — всего лишь попытка избавиться от страха перед уроженцами тяжелых миров? Инцидент на Ирете не мог забыться так легко. И вряд ли вас так уж заботит влияние холодного сна на наш организм, значит, должна быть другая причина. Ваша или чья-то еще, но чтобы обеспечить вашу безопасность, я должен это знать.

— Вы говорили мне, что ваше правительство хочет использовать нашу старую дружбу. Почему вы хотите, чтобы я первой раскрыла карты? — Это прозвучало неубедительно, но трудно было придумать что-нибудь лучшее, помня о каннибализме.

— Я хочу, чтобы мои внуки жили! Я хочу, чтобы у них было достаточно еды, возможность путешествовать, учиться и работать там, где они захотят. Вы хотите того же для своих потомков, в этом мы равны. Но если вспыхнет война между нашими народами, всего этого не будет ни у тех, ни у других, неужели вы не понимаете?

Лунзи кивнула:

— Все это так, но до тех пор, пока вы связаны с пиратами, все останется по-прежнему.

— И еще долго будем связаны, если не появится другой выход. Лунзи, я хочу, чтобы вы стали нашим защитником, нашим делегатом в Совете. Вы пострадали от таких, как мы, но в то же время вы понимаете, что мы можем быть другими. Я хотел бы, чтобы вы сказали: «Дайте надежду жителям тяжелых миров! Позвольте им появляться на планетах с нормальной гравитацией, хотя бы на тех, где они могут жить. Пустите их на планеты класса Иреты, и тогда им не придется их красть!» Но вас послали собрать доказательства того, как мы опасны.

— Не все вы.

Лунзи заметила смутное движение неподалеку и прижалась к Зебаре. Возможно, кому-то захотелось в туалет, а может быть — подслушать их разговор.

— Вы так не похожи друг на друга. Те пациенты, которых я видела здесь, совсем не такие, как те, кто угрожал мне. — Она почувствовала, как напряглось его тело, — Зебара тоже заметил соглядатая.

— Милая Лунзи. — Его слова завершились поцелуем, странным поцелуем, какой мог подарить своей внучке любящий дед. Затем он вздохнул, потянулся, словно у него слегка затекли мышцы, и снова провел рукой по ее волосам. — Пожалуйста, скажите мне, кто послал вас?

Она решила, что лучше рассказать все, что он, если его люди времени зря не теряли, мог и сам узнать из сообщений Флота.

— Сассинак. Ей было необходимо узнать, действительно ли губернатор Дипло замешан в высадке на Ирете. Так думал Крусс, капитан того корабля, текам удалось это выяснить. Она считает, что Флот имеет право вызвать губернатора в суд, ведь скоро начнется слушание дела Танегли.

— Черт! Мы так и думали. Но как вы, врач, можете выяснить это?

— А я рассказывала Сассинак о вас. Она сказала, что я должна попытаться.

На самом деле все было не совсем так, но если Зебара решит, что ее впутали в это дело против воли, он будет относиться к ней с большей симпатией.

— Понятно. Ваша прапраправнучка, будучи профессионалом, не сочла нужным посчитаться с вашими чувствами и желаниями. Не очень-то она чуткая, ваша Сассинак.

— Нет-нет, она очень чуткая, — быстро возразила Лунзи, — только… только для нее прежде всего — долг.

— Что весьма похвально для офицера Флота, но не для той, кто обязан вам своим появлением на свет — можно было бы повести себя и попочтительнее.

— Все это действительно не просто, — согласилась Лунзи. — Но она старше меня — по количеству реально прожитых лет, и для нее небезопасно считать старшей меня. Для меня — тоже. — Она почувствовала неудобную складку под ногой. — Но именно поэтому я здесь.

— А я уполномочен предоставить вам сведения, которые вы ищете, и просить вас вывезти контрабандой еще больше. Но вместо этого вы получите коммерческую информацию огромной ценности. Вас обвинят в промышленном шпионаже и отпустят лишь тогда, когда вы уже не сможете свидетельствовать против Танегли. Так что ваши записанные показания будут не так уж и эффективны, да если еще и Кай с Вариан не появятся на суде…

— Почему?

— Они продлили контракт с ИОК? Не так уж трудно отправить специальный корабль, чтобы привезти их на сессию суда, и ненамного сложнее, конечно, для тех, у кого есть такая возможность, сделать так, чтобы они опоздали. Или не прилетели вовсе.

Лунзи содрогнулась. Как предупредить Кая и Вариан? Почему она не подумала об этом раньше? Она была уверена, что им, как гражданским специалистам, позволят остаться на Ирете и исполнять свои новые обязанности. Она должна была хотя бы поинтересоваться…

— В этом заинтересованы не только жители тяжелых миров, — прошептал Зебара, словно услышав ее мысли. — Вы знаете, что есть и другие?

Лунзи кивнула.

Любая торговая организация будет иметь куда больше прибыли, если контроль за ее действиями отсутствует. И среди людей, и среди инопланетников. Лунзи никогда не слышала об идеальном обществе, в котором нет ни преступников, ни преступлений. Разве что ссли: ведя сидячий образ жизни, как могут они хоть кому-то причинить вред?

— Сетти! — пробормотал Зебара. — Они используют нас, делая вид, что сочувствуют нашей судьбе, судьбе подвергнутых генетическим изменениям. И презирают нас.

Она снова кивнула, пытаясь осмыслить сказанное. Сетти ненавидели людей из Федерации. Они казались более чужими, чем вефты или рикси. Они уничтожили одну планету вефтов и утверждали, что сделали это случайно, не зная о том, что планета заселена. И еще теки…

— Все это похоже на треугольник, — продолжал Зебара, слишком усердно гладя ее волосы — кто-то снова прошел мимо. — Наш губернатор работает на синдикат Пралюгана уже больше двадцати лет, получая за это деньги, акции и посты для своих родственников. Синдикат осуществляет поддержку его внешней разведки, экономическую поддержку и даже — личную армию. Поставлял экипажи на незаконно вооруженные корабли — для борьбы с Флотом. Ваша Сассинак представляет для нас огромную проблему. Она слишком хорошо ладит со своими офицерами из тяжелых миров, настолько хорошо, что некоторые наши юноши начали мечтать о Флоте. И это еще не все. А сколько кораблей она уничтожила?! У сетти есть свои причины ненавидеть ее, хотя мы до сих пор не знаем, какие именно. Им нужна часть захваченных нами планет, в первую очередь те, на которых не могут жить люди. Они вложили свои деньги в синдикат, а синдикат часть из них передал нам.

Слишком много информации для одного раза.

— Что вы хотите от меня? — спросила Лунзи.

— Чтобы вы предоставили Совету факты, а не те наполовину фальсифицированные данные, которые надеялись получить. Вы должны улететь раньше вашей исследовательской команды, словно убегая с полученной информацией. Если вы не сделаете этого, будет ясно, что мне не удалось вас убедить. Но вы можете бежать даже раньше, чем они ожидают. Тогда я заявлю, что вы обманули меня.

Эти слова не сулили ничего хорошего. Никто из уроженцев легких миров не сможет незаметно покинуть планету. За ней наверняка следят, и если она попытается сделать что-то не то, они потребуют, чтобы Зебара был наказан. А если станет известной ее настоящая цель, это погубит их обоих. Она попыталась объяснить это Зебаре, очень быстро и тихо.

Нет, он и не думал, что она полетит под своим настоящим именем, так, как это делают все пассажиры. Он имел в виду какой-то другой, менее очевидный способ. Варианты, словно в кино, проходили перед ее глазами. В грузовом отсеке? Но инфрасканеры найдут ее очень быстро. Или… Она окаменела. Откинулась назад, пытаясь рассмотреть выражение лица «тяжеловеса» в темноте зала.

— Только не холодный сон! — Она постаралась, чтобы слова не прозвучали слишком резко.

— Простите.

— Нет, — повторила она тихо, но жестко, показывая, что не станет даже разговаривать об этом.

В этот неподходящий момент мягкая, страстная музыка стихла, наполнив зал тишиной, прерываемой только шорохом одежды. Удар барабана, медленный, неумолимый, возвестил о страшном событии. Спинка ее кресла поднялась, подлокотник вернулся на место. Прозвучал второй удар, тяжелый, пронизанный печалью. Печальные ноты духовых вторили ударам барабана. На сцене, в свете юпитеров, лежали живые и умирающие. Жертва была напрасной, они все должны умереть. Детский голос, пронзающий, словно игла, просил есть. Лунзи вздрогнула. Отвечающий ему альт был полон скорби.

Неужели все было именно так? Не могло быть! Однако жесткая рука сидевшего рядом человека утверждала, что это было. Он верил в это, как и в то, что будущее может оказаться столь же суровым. Лунзи судорожно боролась с тошнотой. Если они действительно покажут каннибализм… Но они не сделали этого. Хор печальных женщин и голодных детей. Кто-то предлагает, остальные протестуют, и все это, как часто бывает в операх, чуть дольше, чем требуется, чтобы убедить зрителей в их искренности.

Одна за другой женщины поддавались ужасу, когда трясущаяся рука ребенка указала на косматое, неуклюжее животное, которое на сцене изображал одетый в шкуру робот. Эти животные были исконными обитателями местной тундры. Но вот женщина, которая предлагала пропустить через синтезатор мясо мертвых, набросилась на животное и убила его, хотя и пострадала от его шести рогов. Тогда выжившие поняли, что они должны убивать животных.

Лишь одна из них защищала запреты Федерации и уговаривала соплеменников не делать этого. Она препятствовала отправке сообщений и покончила с собой, объяснив, что ни она, ни ее нерожденный ребенок не будут есть мясо существ, которые могут быть разумными.

«Никто из моего рода не прольет крови чувствующих существ, которые дороги мне…»

Внезапно Лунзи поняла, что все это действие произвело на нее куда большее впечатление, чем она ожидала. Произошла ли трагедия на самом деле или нет, она вызывала уважение и сожаление. И многое объясняла в жителях тяжелых миров. Человек, который вырос, видя такое, слушая эту музыку, действительно мог поверить, что жители легких миров бросили сорок тысяч человек умирать от холода и голода лишь потому, что спасти их было непросто и что это спасение сильно уменьшало их доход от освоения Дипло. Такой человек просто не сможет доверять жителям легких миров и будет презирать их гастрономические причуды.

«А смогла бы я есть мясо, даже пропущенное через синтезатор?» — спросила себя Лунзи. Она вспомнила свою беременность и те времена, когда Фиона была толстощекой малышкой. Нет, она ни за что не позволила бы, чтобы ее дочь голодала.

В финале эксплуататоры вернулись в теплое время года убедить колонистов отказаться от увеличения рождаемости и варварской привычки есть мясо. Об этом пропела своим детям и внукам седая женщина, и казалось, что ее арию, со всеми этими звенящими фразами и стремительными переходами звука, не смог бы исполнить ни один человек. Колонисты отказались подчиниться их требованиям, правилам и законам, требуя справедливости.

Эксплуататоры стали размахивать оружием, и тогда колонисты с презрением подняли их над головой — Лунзи впервые увидела таких маленьких «тяжеловесов» — и подбрасывали до тех пор, пока те не затряслись от страха. Тогда двое колонистов схватили их космический корабль вместе с экипажем и вышвырнули в космос. По крайней мере, зрителям так казалось. Лунзи была уверена, что какой-то хитрый механизм просто убрал его со сцены.

Упал занавес, и вспыхнул свет. Зебара обернулся к ней.

— Ну, что вы теперь думаете о Зимлахе? — Его грубый палец коснулся ее щеки. — Вы плакали.

— Конечно. — Голос Лунзи все еще был резким от бушевавших в ней эмоций и даже ей самой показался брюзгливым. — Если все это правда… — Она покачала головой. — Это было великолепно и в то же время ужасно, и слезы — просто надлежащая реакция. — То, что она хотела сказать, было равносильно бунту или вовсе лишено смысла. — Какие голоса! И подумать только, я никогда об этом ничего не слышала. Почему такая потрясающая вещь не известна никому?

— Нам казалось, что другим это неинтересно.

— Музыка есть музыка.

— А политика — только политика. Пойдемте, если хотите, я познакомлю вас с Этрид, одной из тех, кто вызвала ваши слезы.

Разве она могла ответить «нет»?

Авторитет Зебары позволил им легко попасть за кулисы. В быту голос Этрид был не менее приятным, чем на сцене. Лунзи не слишком часто встречалась с актерами и совсем не ожидала такого приема: Этрид холодно улыбалась и благодарила ее за комплименты, ясно давая понять, чего они стоят в устах представительницы легких миров. Но как она мурлыкала с Зебарой, прихорашиваясь у него на глазах! Лунзи почувствовала внезапный и абсолютно необоснованный укол ревности. Улыбка Этрид стала еще шире.

— Не обращайте внимания, Лунзи. У него так много друзей!

Она указала на свое ожерелье, которое прямо-таки восхитило Лунзи. Зебара быстро обнял певицу на прощанье и вышел из комнаты вместе со своей спутницей. Когда они отошли достаточно далеко, он прогудел, наклонившись к ней:

— Она именно такая, какая есть, но я не знаю ни одной женщины, с которой провел бы ночь охотнее, чем с ней. Однако ей не слишком нравится видеть меня с другой, тем более если это женщина из легкого мира.

— Тем более после такой роли, — отозвалась Лунзи, пытаясь справиться с ревностью и рассуждать разумно. Сейчас ей вовсе не хотелось в постель к Зебаре, если у нее вообще было когда-то подобное желание. Ревность в подобной ситуации была по меньшей мере странной.

— И я не покупал ей то ожерелье, — продолжал Зебара. — Это был сын предыдущего помощника губернатора, тот, о котором я говорил.

— Все в порядке.

Лунзи предпочла бы закрыть эту тему. Она напомнила себе, что ее не интересует, что делает Зебара с певицей и кто покупает ей драгоценности или что сделал сын помощника губернатора. Значение имело только ее задание, его цель и поиск возможности избежать еще одной порции холодного сна.

 

Глава 8

Федеральный Центр, Штаб-квартира Флота

— Это последние из показаний команды? — спросила Сассинак.

Лейтенант кивнул:

— Да, мэм. Прокуратура заявила, что больше им никто не нужен. Кроме того, юристы защиты не собираются привлекать никого из этого списка к даче показаний.

«Итак, все эти недели бессмыслицы прошли впустую, — подумала Сассинак. — Моих людей таскали туда-сюда в дурацких челноках этих штатских, они проводили долгие часы на утомительных допросах, дублировавших записи, сделанные здесь, на корабле…»

Но ничего этого она не сказала. И Прокуратура, и защита пришли в ярость оттого, что ни Лунзи, ни Дюпейниля, ни Форда на борту не оказалось. К тому же ни Кай, ни Вариан тоже не давали показаний. Неизвестно было даже, нашел ли их на поверхности планеты корабль, посланный на Ирету, — никаких сообщений на этот счет не поступало.

Сама она была уверена, что Форд и Лунзи вернутся вовремя. Дюпейниль? Дюпейниль может прилететь, а может и нет, хотя она и считала его гораздо более изобретательным, чем те агенты Службы Безопасности, которых ей приходилось встречать до сих пор. Если бы он так не разъярил ее тогда, она могла бы и дольше наслаждаться его обществом.

Да, без сомнения, она предпочла бы его Айгару в качестве помощника. Зато Айгар мог вести поиски в различных базах данных, не вызывая при этом подозрений и не привлекая излишнего внимания. Все ждали от него именно такого поведения. Прокуратура добыла ему университетский и библиотечный пропуски — все, что ему было нужно. И он горел желанием работать.

Но Айгару не хватало практики в подобном роде работы; у него не было должной эрудиции. Сассинак приходилось объяснять парню, где и что конкретно он должен искать, и даже после этого он мог прийти к ней с пустыми руками, в величайшем смущении, поскольку никак не мог понять, как отрывки, казалось бы, несовместимой информации могут что-либо значить, будучи собранными воедино. Он мог провести целый день, просматривая генеалогию мятежников-«тяжеловесов» или легкомысленно выискивая информацию, интересовавшую лично его. Дюпейниль с его чопорной церемонностью был бы истинным даром небес.

Она неторопливо шла по улицам торговой части города. Ей нужно было встретиться с Айгаром до вечернего рейса челнока, но до этого у нее было предостаточно времени, чтобы просто побродить по городу. Ее внимание привлекла витрина, сиявшая любимыми ею цветами. Она с удовольствием рассматривала украшенный драгоценностями пиджак и ярко-синюю юбку, в переливах света вспыхивавшую бирюзовым. Подняла глаза на вывеску, выполненную изысканным шрифтом над лаково блестящей черной дверью. Ничего удивительного! «Флер де Пари» — единственный действительно выдающийся дизайнер одежды для высших слоев общества. Она скривила губы: что ж, по крайней мере, у нее хороший вкус.

Сенсоры двери зафиксировали человека, находившегося перед входом дольше, чем требуется пешеходу, чтобы просто пройти мимо; створки приглашающе распахнулись. В проеме показался одетый в ливрею охранник-человек.

— Мадам желает войти?

Казалось, тротуар жжет ей ноги даже через подошвы форменных ботинок. Голова внезапно разболелась. Она никогда не заходила в подобные заведения; но сейчас — почему бы и нет? В конце концов, нет ничего плохого в том, чтобы просто посмотреть…

— Благодарю, — проговорила она и вошла.

Внутри ее ждал прохладный оазис: неяркие цвета, мягкие ковры, музыка арфы — запись звучала негромко, едва заглушая уличный шум. Вышедшая навстречу хорошо одетая женщина оглядела Сассинак с ног до головы — и, как ни странно, кажется, отнеслась к увиденному одобрительно.

— Коммандер… Сассинак, если не ошибаюсь?

— Я удивлена, — ответила Сассинак.

Женщина улыбнулась:

— Видите ли, мы тоже смотрим программы новостей. Это просто изумительно! Флер захочет с вами встретиться.

У Сассинак чуть челюсть не отвисла. Она кое-что слышала о подобных фирмах и знала, что сами модельеры вовсе не стремятся встречать каждого, кто решит зайти.

— Не желаете ли присесть? — тем временем продолжала женщина. — И надеюсь, вы не против выпить чего-нибудь прохладительного?

Она подвела Сассинак к мягкому креслу рядом с изящным маленьким столиком, на котором красовались высокий запотевший кувшин и хрустальный бокал. Сассинак с сомнением взглянула на него.

— Фруктовый сок, — пояснила женщина. — Но, быть может, вы предпочли бы что-нибудь другое?

— Нет, благодарю вас, сок меня вполне устроит.

Сассинак взяла предложенный бокал и отпила глоток, чтобы скрыть смущение. Женщина ушла, предоставив гостье возможность осмотреться. Она бывала в магазинах, в том числе и в очень хороших, где выставлялись шелковые платья, украшенные драгоценностями. Но здесь ничто не указывало на то, что она находится в магазине. Комната, в которой оказалась Сассинак, вполне могла быть и гостиной какой-нибудь богатой матроны: вокруг маленьких столиков стояли удобные кресла, звучала тихая музыка, интерьер украшали живые цветы… Медленно, постепенно Сассинак расслабилась, успокаиваясь, наслаждаясь кисловатым фруктовым соком. Если уж они тут знают, что она — офицер Флота, значит, им известно и то, что ей не по карману модельная одежда, сшитая на заказ. Но если им так хочется, чтобы она передохнула в их удобном кресле, — что ж, она вовсе не собирается уходить.

— Дорогая моя!..

На Сассинак, улыбаясь, смотрела седовласая женщина, которая, несмотря на великолепную фигуру, могла быть уже прабабушкой. Сколько же ей лет? Семьдесят? Восемьдесят? Сассинак не могла бы сказать это с уверенностью.

— Какой восхитительный сюрприз! Мирелль сказала вам, что мы видели вас в новостях, правда? И, разумеется, мы видим вас всякий раз, когда вы проходите мимо. Должна сознаться, — эти слова женщина произнесла с совершенно неотразимым горловым смешком, — что выставляла в витрине одну модель за другой в надежде залучить вас к нам. — Она обернулась к первой женщине: — Видите, Мирелль, я была права: этот пиджак сработал!

Мирелль вежливо пожала плечами:

— Я готова биться об заклад, что если бы вы спросили нашу гостью, то оказалось бы, что она помнит и модель цвета морской волны.

— Да, верно, — подтвердила Сассинак, слегка смущенная их добродушными шуточками. — Но что…

— Мирелль, я думаю, нам стоит слегка перекусить, — прервала ее пожилая женщина; голос хозяйки звучал мягко, но в нем явно слышались повелительные нотки. Мирелль улыбнулась и исчезла, а седовласая женщина с улыбкой обратилась к гостье: — Дорогая моя Сассинак, я должна принести вам свои извинения. Мне… тяжело подобрать слова. Вы и не представляете, что это значит для таких людей, как мы.

Сассинак что-то неразборчиво пробормотала — эти слова окончательно ее смутили. Неужели знаменитый модельер мечтает о том, чтобы водить космические корабли? В это она не могла поверить, но не могла и подобрать иного объяснения происходящему.

— Я известна под именем Флер, — представилась женщина, опускаясь в кресло напротив Сассинак. — Флер де Пари — это, конечно, шутка, но немногие об этом знают. Даже теперь я не могу сказать вам, как меня звали в детстве. Однако могу сказать, что у нас был общий друг. Очень близкий друг.

— В самом деле? — Сассинак покопалась в своей памяти, пытаясь припомнить какую-нибудь богатую или занимающую высокое положение в обществе женщину, с которой она была бы знакома. Может быть, супруга адмирала? Или сам адмирал?.. Нет, никто не вспоминался.

— Ваш наставник, моя дорогая, той поры, когда вы были еще девочкой. Абе.

Если бы Флер вдруг ни с того ни с сего выплеснула на нее ушат ледяной воды, Сассинак и то была бы менее удивлена.

— Абе? Вы знали Абе?

Старая женщина кивнула:

— Да, конечно. Я знала его до того, как он попал в плен, и после этого. Хотя я никогда не виделась с вами, это должно было произойти в свое время. Но так случилось…

— Понимаю.

Горе снова волной накатило на Сассинак, горе столь же сильное, сколь сильно было ее удивление, когда она узнала, что эта женщина — такая старая — была знакома с Абе. Но если бы Абе остался жить, он тоже был бы сейчас совсем старым. Эта мысль тоже потрясла ее. В ее памяти он оставался прежним — и с годами она поняла, что Абе был вовсе не таким уж старым, каким казался ей в детские годы.

— Мне жаль, что я расстроила вас, но мне просто необходимо было поговорить с вами. Об Абе, о его и моем прошлом. И о вашем будущем.

— О моем будущем?

Как могло будущее Сассинак касаться этой женщины? Должно быть, этот вопрос отразился на ее лице, потому что Флер покачала головой:

— Вам кажется, что глупая старуха лезет в вашу жизнь. Вы восхищаетесь моделями одежды, которые я создаю, но вам вовсе не нужна льстивая баба, лизоблюд богачей, напоминающая вам об Абе. Верно?

Слова Флер были слишком близки к истине; Сассинак почувствовала себя неуютно.

— Простите, — пробормотала она, пытаясь по крайней мере извиниться за то, что так плохо скрывала свои чувства.

— Ничего страшного. Он говорил, что вы практичны, настойчивы, что у вас трезвый ум, — так и должно быть. Но есть кое-что, что вам следует знать.

Поскольку в любой момент нас могут прервать — в конце концов, бизнес есть бизнес, — позвольте мне первым делом сказать, что, если вам понадобится помощь в какой-либо сложной ситуации в этом городе, просто назовите мое имя. У меня есть связи. Возможно, Абе упоминал о Самиздате?

— Да, упоминал.

При этих словах Сассинак внутренне насторожилась. Никогда еще ей не удавалось напасть на след этой таинственной организации, о которой Абе однажды рассказал ей — в тот день она пропустила занятия в Академии. Неужели эта организация все еще существует?

— Хорошо. Если бы Абе был жив, он позаботился бы о том, чтобы вы могли связаться с некоторыми членами Самиздата. Но все равно никто из них не знает вас достаточно хорошо, чтобы доверять вам, даже учитывая ваше прошлое. Однако эта встреча все исправит.

— Но, значит, вы…

На этот раз в улыбке Флер проскользнула толика горечи:

— У меня своя история. Как и у всех нас. Если хватит времени, вы ее услышите. А пока — просто знайте, что я была знакома с Абе и горячо любила его и что я следила за вашей карьерой с огромным интересом — насколько она освещалась в программах новостей.

— Но как…

Едва Сассинак успела открыть рот, двери снова распахнулись, и в небольшой зал вошли три весело болтавшие женщины. Флер тут же поднялась и поздоровалась с ними, одарив их вежливой улыбкой. Несколько растерянная, Сассинак осталась сидеть.

Похоже, женщины пришли сюда в надежде застать Флер одну. Они бегло взглянули на соперницу и заявили, что им просто необходимо посоветоваться с Флер по какому-то чрезвычайно важному вопросу.

— Конечно-конечно, — отвечала та. — Пройдите в мою гостиную. — Должно быть, одна из женщин что-то заметила по поводу Сассинак, поскольку Флер почти тут же добавила: — Нет-нет. Мирелль сейчас вернется и поговорит с коммандером.

Мирелль явилась словно по мановению волшебной палочки, неся поднос с крохотными сандвичами и пирожными самой разнообразной формы.

— Флер попросила передать вам, что вы вполне можете остаться здесь, но она полагает, что не освободится в течение еще нескольких часов. Пришла наша постоянная покупательница со своей невесткой, чтобы посоветоваться с Флер и поболтать о том о сем. Хозяйке очень жаль, что так получилось. Но вы побудете еще немного и перекусите у нас, не правда ли?

Сассинак взяла сандвич — скорее просто из вежливости. Мирелль вздохнула: ее явно что-то беспокоило, и, когда Сассинак сказала, что, пожалуй, пойдет, на лице женщины отразилось не только разочарование, но и облегчение.

— Но вы придете снова?

— Когда смогу. Прошу вас, передайте Флер, что для меня было большой честью встретиться с ней, но я не могу сказать, когда снова сумею побывать на планете.

Это давало Сассинак время подумать; если же ко времени следующего собеседования она не придет ни к какому решению, в конце концов, можно будет пройти к космодрому и по другой улице.

Оказавшись снаружи, она осознала, что снова думает о Дюпейниле — на этот раз просто из-за его специальности. Если бы она сама, без посредства Айгара, безо всяких проверок, могла поработать с базами данных! Ей очень хотелось узнать, кто такая эта Флер де Пари и почему ее имя должно быть шуткой.

* * *

В те времена, когда он был еще на «Заид-Даяне», Дюпейниль готов был поклясться, что сможет проникнуть в любую базу данных и перепрограммировать любой центр управления любого корабля. Все, что ему нужно было сделать, — это задать новую конфигурацию той системе конвойного корабля, которая распоряжалась пятнадцатью спасательными капсулами, чтобы взять управление ими под свой контроль. Это должно было быть просто. А оказалось очень и очень непросто. Он спал урывками — не решался заснуть нормально, пока все дела не закончены. И при этом ему приходилось притворяться, что он спит, как он притворялся, что ест, играет в карты, беспечно болтает или занимается беготней по лестницам — физическим упражнением, ставшим для него привычным.

У него не было прямого доступа к компьютеру корабля и потому не было времени на себя — ему приходилось проделывать все, сидя в крохотной каюте, в те несколько часов, которые официально отводились на сон.

Одно из его прослушивающих устройств уже обнаружили — это перепугало его так, как ничто и никогда прежде. Он был чрезвычайно дотошен в малейших деталях своей работы, одним из самых аккуратных работников, как говорили его инструкторы. И если такая неотесанная деревенщина, как Оллери, умудрился найти его «жучок», это означало, что он оказался неуклюжим и беспечным. Или — что он недооценил их, что, впрочем, все равно могло быть расценено как проявление беспечности.

Но если бы он действительно был беспечен и неловок, он не прожил бы так долго, просто чаще всего ему приходилось работать в неразберихе и сложных системах больших кораблей. Страх заставлял дрожать его руки. Тогда он принялся спокойно и холодно размышлять о себе — так, словно сам он был новичком, изучавшим методики наблюдения. «Думай! — приказал он себе, словно нервному стажеру. — У тебя есть мозги, иначе тебе просто не доверили бы эту работу. Так пошевели ими!»

Он заставил себя позабыть о мешающих ему обстоятельствах. Когда процент успеха высок, что толку в точных числах? Он решил рассмотреть проблему в общем. Ему просто необходимо было заполучить в свои руки управление аварийными капсулами.

Команда, проведшая пять лет вместе на таком небольшом корабле, знает о нем все и все заметит — особенно теперь, когда они начали подозревать его. Но коль скоро они решили так или иначе выставить его отсюда, к чему бы им интересоваться его «жучками»? Они скорее посмеются за его спиной над его успехами, позволив ему думать, что он за ними шпионит, и зная, что ничего из того, что он сумеет раскопать, никогда не станет известным. Да, именно так они и должны поступить — по крайней мере, он так думал.

Вопрос состоял только в том, когда они решат захлопнуть ловушку и сумеет ли он захлопнуть свою раньше? Если предположить, что ему действительно удастся захватить контроль над аварийными капсулами, чтобы они не смогли выбросить его в космос, а он сумел бы проделать это с ними, все равно остается вопрос, как заманить их всех в эти самые капсулы. Они ведь поймут — по крайней мере капитан и его помощник, — что сигнал эвакуации ложный. А потому существовала возможность, и весьма серьезная, того, что они вообще не войдут в капсулы… Но тем не менее, когда он дошел до этого пункта в своих размышлениях, его руки перестали дрожать и он больше не чувствовал этой отвратительной сухости во рту.

Всяческие диаграммы и логические связи стремительно проносились в его мозгу; в то же время он размышлял об изменениях, которые могла внести в системы корабля команда отступников. Его прослушивающее устройство в каюте капитана работало по-прежнему; через него он выяснил, что все записи того «жучка», который обнаружил помощник капитана, были стерты. Насколько он знал и насколько мог понять по разговорам команды, прочие «жучки» обнаружены не были. С другой стороны, он сам нашел два подобных устройства, поставленные членами команды; впрочем, его они не беспокоили, и потому Дюпейниль не стал их снимать.

Частью его снаряжения, с которым он никогда не расставался, был прикрепленный к его бритве чип, блокирующий устройства слежения. Дюпейниль постепенно подбирался к управляющей системе корабля. Некоторые блоки имели слишком серьезную защиту, с которой Дюпейниль с его ограниченным набором инструментов не мог справиться. Он не мог, скажем, запереть капитана в его каюте или отключить подачу воздуха в каком-либо помещении команды. Он не мог перехватить у капитана контроль над подступами к рулевой рубке. К тому же он знал, что за ним следят, что от него ждут именно таких действий. Он также не мог свободно копаться в компьютерных файлах. Однако у него имелась возможность войти в такие открытые для доступа файлы, как записи о техобслуживании и ремонте, и выяснить, что один из люков неоднократно заклинивало. В качестве эксперимента, решив проверить, сможет ли он провернуть такое, оставшись незамеченным, Дюпейниль изменил давление в верхнем желобе люка. Люк должно было заклинить; потом его будут чинить, ругая на чем свет стоит проклятую железку.

И, разумеется, за завтраком один из членов команды начал жаловаться на то, что проклятый люк снова переклинило. Должно быть, все дело в трижды проклятом индикаторе давления на верхнем желобе. Помощник капитана кивнул и отправил кого-то исправлять неполадку.

На таком небольшом корабле аварийные капсулы размещались по обе стороны вдоль основной оси корабля: три выходили непосредственно в корабельную рубку, а остальные размещались в кормовой части — в шесть можно было войти из главного, еще в шесть — из запасного коридора. По сигналу эвакуации каждый член экипажа должен был найти свою капсулу, даже если он работал рядом с другой. Планы эвакуации висели на капитанском мостике и в помещениях экипажа.

Дюпейниль попытался вспомнить хотя бы один случай нападения на конвойный корабль, но так и не вспомнил. Аварийные капсулы размещались на кораблях просто потому, что так предписано правилами. От этого более полезными они не становились. Системы управления основывались на старомодных электромеханических реле: как защита от электромагнитного импульса на случай использования оружия электромагнитного воздействия, которое могло вывести из строя более тонкие системы управления, уничтожив информацию на их чипах.

Простота этой системы означала, что ему вполне хватит и тех инструментов, которые у него при себе. Хотя, конечно, если кто-нибудь заинтересовался бы этим, то наверняка заметил бы, что изменения в системе управления гораздо серьезнее, чем просто перепрограммированный или замененный чип. С переключателями и реле возиться тоже пришлось много дольше, чем с заменой чипа; Дюпейнилю было довольно тяжело сохранять безразличный вид и улыбку на лице, когда он разбирался с очередным звеном системы, а мимо проходил кто-нибудь из членов команды.

В конце концов осталось переключить управление всеми аварийными капсулами на компьютер Дюпейниля, и это оказалось серьезным испытанием. Дюпейниль был почти уверен, что его система сработает. Однако, к сожалению, полностью убедиться в этом можно было, только задействовав ее. Он подготовился к решающим действиям — насколько это вообще было возможно. И предпочел бы сам поднять тревогу, но решил не рисковать.

Так что Дюпейниль сыграл свою обычную партию в карты с Оллери и помощником капитана, стараясь играть не слишком хорошо и не слишком плохо, и отказался от партии в кости.

— Завтра, — заявил он с непоколебимой уверенностью человека, знающего, что «завтра» наступит точно по расписанию. — Слишком много эмоций для одного сегодняшнего вечера, предпочитаю растянуть удовольствие.

Ответом ему был смех — беспечный смех хищника, знающего, что его жертва в ловушке. Дюпейниль вышел, размышляя о том, когда они решат захлопнуть дверцу мышеловки. Ему же больше всего хотелось выспаться.

Оглушительный вой сирены и вспышки света пробудили Дюпейниля от тяжелой дремы — он все-таки позволил себе уснуть. Офицер поспешно натянул скафандр, покачнувшись, ударился о переборку, выругался и потащился в коридор. Тут его встретил ухмыляющийся помощник капитана — усмешка его не предвещала ничего доброго.

— Учебная тревога, лейтенант-коммандер! Помните, где ваша капсула?

— Номер четырнадцать на верхней палубе.

— Точно, сэр. А теперь — вперед!

У помощника капитана в руках был портативный компьютер: похоже, именно он вызвал учебную тревогу.

Нет, этого не могло быть. Дюпейниль поспешил по коридору к своей капсуле; кругом раздавался топот ног и ругательства членов экипажа, пробиравшихся на свои места. Он не без трепета вошел в свою капсулу, которая, как он надеялся, дарует ему не только безопасность, но и возможность контролировать все остальные капсулы.

На подобных маленьких кораблях при учебной тревоге от экипажа требовалось занять свои места и оставаться в аварийных капсулах, пока все не окажутся на своих предписанных планом эвакуации местах. Дюпейниль лихорадочно прислушивался, в надежде, что капитан, поддерживая легенду об «учебной тревоге» (по крайней мере, чтобы скрыть свое собственное участие в устранении Дюпейниля), также зайдет в свою капсулу и закроет ее.

Но, если прежде, чем войти в свою капсулу, капитан обнаружит, что Дюпейниль изолировал и запер часть его экипажа, ничем хорошим это не кончится. Четверо, как быстро выяснил Дюпейниль, уже «закапсулировались». Он закрыл их. Может, лучше было бы подождать, пока все не займут свои места. Но еще хуже будет, если кто-нибудь выйдет наружу. Если же команда придерживается правил эвакуации, то никто и не догадается, что заперт, пока Дюпейниль не будет полностью контролировать ситуацию.

Один за другим, так быстро, что Дюпейнилю было трудно уследить, члены команды заходили в свои капсулы и задраивали люки. Восемь, девять (девятым, как с радостью заметил Дюпейниль, был старший помощник капитана)… Оставались только офицеры да еще один человек из списка команды.

— Капитан! Тут что-то…

Старший помощник. Ну разумеется, этого следовало ожидать. Дюпейниль не мог одновременно нарушить связь интеркома и изменить конфигурацию системы управления капсулами. Помощник, должно быть, планировал оставаться в своей капсуле ровно столько, сколько требовалось, чтобы компьютер зафиксировал его присутствие, а потом собирался выйти и помочь капитану вышвырнуть Дюпейниля в космос.

Пока помощник говорил, Дюпейниль задействовал все свои прежде не работавшие сенсоры. Черт бы побрал все системы обнаружения в мире! Они знали, что он следит за ними, а ему нужна была вся информация и все данные, до которых только можно добраться. По крайней мере, замки сработали.

Только теперь Дюпейниль выбрался из капсулы с крохотной пуговкой приемника в ухе и управляющим устройством в руках.

Оллери и Панис дежурили на капитанском мостике. Когда Дюпейниль двинулся вперед, последний из членов команды вошел в свою капсулу, и Дюпейниль запер его там. Вероятно, этот парень не расслышал слов помощника капитана…

Значит, оставались только сам капитан и этот офицер-новичок, который, по всей вероятности, поверит капитану, что бы тот ни говорил. Дюпейниль вручную задраил люк своей капсулы, чтобы тому, кто прошел бы по коридору, показалось бы, что пассажир тоже внутри.

Но что же делать теперь? Отправиться на мостик и сразиться с капитаном? Нет. Сначала Дюпейнилю нужно было удостовериться, что остальные члены экипажа, а в особенности помощник капитана, останутся взаперти. Он не знал, удержится ли его блокировка при попытке открыть люк вручную, а потому первым делом он направился к ближайшим капсулам и разбил их панели управления. Его собственная капсула номер 14 была расположена ближе всех к главному коридору, а это означало, что он вполне может обезопасить себя от нападения с тыла. Однако ему придется пройтись по всем коридорам. К счастью, пятнадцатая капсула пустовала, как и двенадцатая. Хотя среди номеров капсул и не было несчастливой чертовой дюжины, большинство избегало и тех, на которых по логике этот номер и должен был стоять. Глупые суеверия, подумал Дюпейниль; однако ж сейчас это глупое суеверие пошло ему на пользу.

Хотя он был уверен, что помнит, где находится тот или иной член команды, он все-таки сверился со своим портативным компьютером, а затем вывел из строя систему управления капсулой старшего помощника. Из главного коридора доступа к капсуле номер 9 не было: так что Дюпейнилю пришлось пройти по боковому коридору мимо капсулы 14А (той самой, несчастливой) и номера 11. Оттуда, разобравшись с номером 9, он вернулся к номеру 11, а заодно проверил еще две капсулы на этой же стороне, чтобы удостовериться, что они пустуют. Бывало и так, что особо ленивый член экипажа в нарушение всех инструкций лез все-таки не в свою капсулу, а в ту, что была ближе.

Все это время Дюпейниль раздумывал о том, что же делает сейчас капитан. Не говоря уж о его помощнике. Если бы он сумел установить на мостике записывающие устройства!

Он как раз вошел в узкий переход между двумя коридорами, когда его внимание привлек слабый шум: перед ним закрывался аварийный люк. Оллери включил систему безопасности корабля, разделявшей его на герметичные отсеки.

«Я должен был это предвидеть», — подумал Дюпейниль. Отчаянно рванувшись вперед, он вцепился в край люка; контроль безопасности зашипел, как разъяренная кошка, но дверь все же оставалась открытой, пока Дюпейниль протискивался в узкую щель в главный коридор. Наискосок от него находились контрольные панели следующих капсул — десятой и восьмой. Дюпейниль отключал ручное управление у одной капсулы за другой, стараясь работать так быстро, как только мог, не обращая внимания на шум. В кормовой части только что опустилась другая переборка, перекрыв коридор, — серо-стальной барьер, отделивший Дюпейниля от других отсеков кормы. Но он еще раньше успел отключить управление двенадцатой капсулы и поспешил к еще одной, следующей за ней.

Тонкий, почти на пределе слышимости свист остановил его, едва он успел добраться до очередного люка. Чем бы это ни было, ничего хорошего Дюпейнилю оно не сулило. Он знал, что Оллери может откачать воздух из любого отсека; у Дюпейниля же в скафандре был только двухчасовой запас кислорода. Активная деятельность только увеличит его расход. Навряд ли декомпрессия будет мгновенной — хотя Дюпейниль и не представлял себе, насколько быстро происходит декомпрессия в аварийной ситуации. Поэтому он не герметизировал шлем — ему хотелось слышать все, что можно. Этот свист мог означать, что Панис или Оллери пытаются прорезать переборку, используя какое-то оружие вроде лучемета.

В этой секции коридора, ограниченной с обеих сторон переборками, спрятаться было совершенно негде. Когда на корабле объявлялась тревога, доступ во все каюты автоматически перекрывался. Что стала бы делать Сассинак, окажись она на месте Дюпейниля? Нашла бы запасной выход, разузнала бы что-нибудь о системах управления кораблем — что-нибудь, что позволило бы выбраться из этой западни и в то же время заманить в ловушку Оллери. Но Сассинак знала бы, куда ведут все эти трубы и что по ним передается, знала бы, зачем нужен каждый провод и каждый выключатель. Дюпейниль же ничего не мог придумать.

С другой стороны, ему показалось любопытным, что Оллери не пытается связаться с ним по внутренней связи. Знает ли он, что Дюпейниля уже нет в его капсуле? Должно быть, знает. В каждом отсеке стояли приборы слежения. Аналогичные приборы Дюпейниля показывали, что все капсулы, которые он запер, по-прежнему замкнуты, и занимавшие их члены команды, следовательно, не могли ввязаться в драку. Две светящиеся точки на крохотном экране обозначали капитана и Паниса на капитанском мостике — там они и должны были находиться. Тут один из них медленно двинулся по коридору: Дюпейниль не знал, кто это, но мог предположить, что капитан приказал Панису произвести разведку. Логика не подвела: через несколько мгновений из интеркома донесся голос Оллери:

— Проверьте все отсеки. Докладывайте обо всех нарушениях.

Ответа Дюпейниль не услышал. Должно быть, помощник капитана был в скафандре и воспользовался внутренней системой связи. Неужели капитан не подумал о том, что Дюпейниль может прослушивать переговоры по интеркому? Или ему это безразлично? Проблема аварийной блокировки отсеков оставалась открытой. Дюпейниль решил, что свист означает утечку воздуха, происходящую из-за неполной герметизации отсеков, и занялся своей системой управления.

Уже через несколько минут (Дюпейниль изрядно взмок и едва не изжарился в своем скафандре) ему удалось вскрыть переборку и пройти дальше по коридору. Главный проход выглядел абсолютно пустым, все люки, которые Дюпейниль мог видеть отсюда, были закрыты. Никакого движения: никто не крался по выщербленным плиткам пола, не отражался в зеленой гладкой поверхности переборок. Впереди была еще одна аварийная переборка. За ней, как знал Дюпейниль, коридор поворачивал, и лестница вела на полпролета вверх, на главную палубу: там был выход на капитанский мостик и доступ к последним трем спасательным капсулам.

Дюпейниль задержался, чтобы отключить ручное управление люками капсул номер 4 и номер 6. Теперь проблему могли представлять только три капсулы — пятая и седьмая, последние в дополнительном коридоре, и капсула номер 3, войти в которую можно было с капитанского мостика: она предназначалась для техника по вооружению. Эту капсулу он мог заблокировать по дороге в капитанскую рубку — если, конечно, сумеет преодолеть следующую аварийную переборку. А пятая и седьмая?.. Панис может открыть их снаружи, хотя и с трудом…

Сколько времени это займет у него? Подумает ли он вообще о том, чтобы открыть люки? И попытается ли капитан освободить того, кто заперт в капсуле номер 3? По крайней мере, у Дюпейниля теперь было несколько больше шансов на успех. Даже если все трое выберутся из капсул, их все равно будет пятеро против одного — пятеро, а не двенадцать. Успех, пусть и не окончательный, вернул офицеру Безопасности уверенность в себе и сообщил некоторую толику энтузиазма. Дюпейнилю пришлось напомнить себе, что он еще не победил в этой войне. По сути, даже первой битвы он пока еще не выиграл. Все, что произошло, было только стычкой передовых отрядов, и если он допустит хоть один промах, то может проиграть все.

— А мне плевать, как это выглядит! — услышал он по интеркому. — Попытайтесь открыть люки и выпустите Сириса!

Ох черт! Оллери был вовсе не такой уж дурак. Должно быть, Панис стоит сейчас перед пятой капсулой. А Сирис — компьютерщик, специалист по сенсорам и прочему такому. Дюпейниль судорожно пытался справиться с аварийной блокировкой, надеясь, что Оллери будет следить за успехами своего помощника, положившись на надежность переборки.

Долгое молчание, в котором слышно было только прерывистое дыхание самого Дюпейниля, потом:

— А мне плевать, чего это стоит! Я же сказал — открыть!

По крайней мере, хотя бы частично изменения, внесенные Дюпейнилем в систему управления, смогли противостоять и попыткам открыть люк вручную. Однако же времени порадоваться этому у офицера не было: его гораздо больше заботила препятствующая ему переборка — она оказала гораздо более серьезное сопротивление, чем предыдущая. Вот если бы у него был полный набор инструментов…

Но тут переборка подалась, скользнула в сторону и открыла проход — правда, как-то неохотно, словно ей не нравилось то, что приходится нарушать приказ компьютера. Здесь коридор сворачивал, и Дюпейниль не мог пройти к лестнице сразу. Он прижался к внутренней переборке, внимательно оглядывая гладкие стены — не скользнет ли по ним тень или отблеск, указывающие на наличие в коридоре другого человека. По счастью, Оллери настаивал на том, чтобы корабль содержался в чистоте и порядке, как положено во Флоте. Дюпейниля это обстоятельство несколько удивляло: он-то считал, что на корабле мятежников должны царить грязь и беспорядок. Но кораблю, вне зависимости от того, была ли его команда законопослушной или нет, приходилось проходить обычные на Флоте инспекции.

Дюпейниль выжидал. Никакого движения. Тогда он осторожно двинулся вперед, то и дело поглядывая на экран портативного компьютера: Панис по-прежнему находился в параллельном коридоре возле люка пятой капсулы. У подножия лестницы он остановился. Наверху взгляд притягивала площадка, с которой можно было войти непосредственно в рубку; кроме того, там же находились и люки трех капсул. Первая и вторая должны были быть открыты: это капсулы капитана и его помощника. А третья — закрыта, в ней томился оружейный техник. Люк, ведущий в рубку, должен быть задраен — если, конечно, Панис не оставил его открытым, когда пошел выяснять, что происходит. Если люк открыт, капитан конечно же услышит о приближении Дюпейниля. Даже если он не следит за приборами наблюдения — а он конечно же следит, — он совершенно точно узнает, где находится Дюпейниль. А как только Дюпейниль поднимется по лестнице, капитан увидит его через проем открытого люка. Если люк открыт.

Оставил ли Панис рубку открытой? И оставил ли он открытым проход в соседний коридор? Это имело смысл. Хотя капитан и мог контролировать с мостика индивидуальное положение каждой аварийной переборки, все равно это займет несколько секунд. Если капитан заподозрит, что ему может понадобиться помощь, ему потребуется убрать эти переборки, чтобы его помощник и освобожденные члены команды могли беспрепятственно добраться до рубки.

Дюпейниль начал подниматься по лестнице, стараясь дышать медленно и глубоко. Одна ступенька. Вторая. Ни звука не доносилось сверху, а люка рубки он не увидит, если сам не рискнет оказаться в поле зрения капитана. Еще шаг и еще. Если бы у него было больше времени, если бы у него был полный набор инструментов, он установил бы свои сканеры в нужных местах и знал бы сейчас, открыт или закрыт люк…

На другом борту корабля возник шум, раздался лязг металла и крики. А сверху донесся голос капитана — Дюпейниль услышал его одновременно вживую и по интеркому:

— Давай, Сирис!

Раздался звук шагов: капитан покинул рубку (при этом шороха открываемого люка не последовало — следовательно, он был-таки открыт) и направился в сторону второго коридора. Дюпейниль не представлял себе, что там происходит, но решил не терять времени — он бросился вперед, в один прыжок преодолел оставшиеся несколько ступеней и выглянул в коридор. И увидел спину капитана, направлявшегося на корму, а в руке капитан сжимал какое-то оружие, игольник, должно быть. По коридору по-прежнему раскатывались вопли Паниса и того парня, которого он освободил.

Внезапно до Дюпейниля дошло, что Оллери собирается убить своего помощника. Может, потому, что решил, будто Панис сговорился с Дюпейнилем, а может, собирался воспользоваться этим предлогом, чтобы заявить, что он взбунтовался. Дюпейниль бросился следом за капитаном, надеясь, что техник не вооружен. Панис и Сирис все еще боролись на полу. Дюпейниль хорошо видел их — два тела в форме, сцепившиеся клубком; их крики и глухие шлепки ударов заглушали его шаги. Оллери стоял над ними, явно дожидаясь того момента, когда сможет выстрелить. Дюпейниль разглядел лицо молодого офицера — тот узнал капитана и угадал его намерения. Выражение изумления на его лице сменилось ужасом.

Но тут Дюпейниль захлестнул тонкий черный провод вокруг шеи капитана и резко натянул его. Капитан дернулся, обмяк и рухнул на пол; его тело все еще содрогалось, но он был уже не опасен. Дюпейниль подхватил игольник, за которым потянулся было техник, и с обманчивой легкостью наступил на запястье Сириса. И почувствовал, как под его каблуком хрустят сломанные кости.

— Что?.. Кто?.. — У встрепанного Паниса, глаз которого уже заплывал синяком, хватило ума крепко сжать другую руку техника.

Дюпейниль улыбнулся.

— Давайте сперва разберемся с ним, — предложил он.

— Я не знаю, что здесь произошло, — продолжал Панис. — Что-то неладное с люками аварийных капсул. У меня целая вечность ушла на то, чтобы открыть эту, — и тут Сирис как прыгнет на меня, а капитан…

Он умолк, уставившись на распростертого на палубе капитана; лицо у того было багровым от удушья.

Сирис рванулся, но Панис удержал его. Дюпейниль крепче надавил каблуком на его запястье. Техник яростно выругался.

— Не делайте этого, — посоветовал пленнику Дюпейниль, помахав перед его носом игольником. — Если вы вырветесь из рук офицера Паниса, я попросту пристрелю вас. Хотя, впрочем, может, вы предпочитаете это суду? Не желаете?

Сирис затих, дыхание гулко клокотало в его груди. Хотя Панису изрядно досталось в этой драке, он явно не остался в долгу: лицо техника распухло, он нервно облизывал разбитую губу. Дюпейниль не испытывал к нему сочувствия. По-прежнему наблюдая за Сирисом, он обратился к Панису:

— Ваш капитан занимался незаконной деятельностью. Он собирался убить нас обоих.

Говоря это, он задумался, удастся ли убедить судей в том, что весь план, включая и обесточенные панели управления капсулами, принадлежал капитану. Возможно, нет; по крайней мере, в предстоящие дни будет над чем поразмыслить.

— Не могу поверить… — Панис снова умолк. Ему пришлось поверить: он видел игольник в руках своего капитана, слышал его слова. — А вы?..

— Служба Безопасности Флота, как вы знаете. Должно быть, бывший майор Оллери убедил всех, что я за ним шпионю. На самом деле, все было не так.

— Лжец! — выпалил Сирис.

Дюпейниль наградил его улыбкой, в которой, как он надеялся, оскорбленное достоинство сочеталось с кровожадностью хищника. Должно быть, у него получилось, поскольку техник побелел и тяжело сглотнул.

— Когда правда может сослужить хорошую службу, — тихо проговорил Дюпейниль, — я предпочитаю не лгать. — И он продолжил прерванное объяснение: — Когда я обнаружил, что капитан планирует убить меня и что вы не участвуете в заговоре, я решил, что он убьет заодно и вас, чтобы ему не пришлось беспокоиться о лишнем свидетеле. А теперь, поскольку вы — следующий по старшинству офицер на борту, вы автоматически становитесь капитаном этого корабля. Это означает, что именно вам предстоит решать, что делать с Сирисом. Я бы не советовал вам так просто отпускать его.

— Ну уж нет! — На лице помощника появилось странное выражение; Дюпейниль решил, что он пытается осмыслить происходящее. — Нет, я это понимаю. Однако, — он поднял взгляд на Дюпейниля, разглядывая знаки различия, — однако, сэр, старший офицер здесь — вы.

— Только не на этом корабле.

Черт бы побрал этого парня! Он что, не понимает, что ему следует принять командование? Сассинак поняла бы это мгновенно.

— Верно. — Времени у помощника ушло больше, но он, по-видимому, пришел к тому же выводу. Дюпейнилю оставалось только порадоваться. — Тогда не нужно ли посадить этого парня, Сириса, под замок?

— Может, вернуть его в аварийную капсулу, из которой он только что выбрался? Как вы знаете, система контроля вышла из строя. Он не сможет ни открыть люк, ни бежать с корабля.

— НЕТ! Я не пойду назад. Я скорее умру!

Дюпейниль не мог бы сказать, что преобладало в этом крике — ярость или страх.

Честно говоря, мне наплевать, — ответствовал Дюпейниль. — Но у вас будет возможность погрузиться в анабиоз. Знаете, там есть такая встроенная камера.

Сирис выдал новую серию ругательств, яростных, но совершенно тривиальных. Дюпейниль даже подумал, что у старшего помощника капитана это вышло бы лучше; впрочем, он не собирался выпускать вышеупомянутого помощника, чтобы проверить свои мысли на практике. Панис принял более удобное положение (все это время Сирис полулежал на нем), не выпустив, впрочем, руки техника и стараясь не оказаться между Сирисом и игольником в руках Дюпейниля, потом откатился в сторону, увернувшись от руки, которая отчаянно попыталась схватить его за лодыжку. На мгновение Дюпейниль перенес вес всего своего тела на запястье злосчастного техника — у Сириса вырвался крик боли, — потом шагнул назад, по-прежнему держа беднягу под прицелом. Техник без дальнейшего сопротивления залез назад в капсулу, напоследок обрушив на голову Дюпейниля и Паниса целый поток угроз и в красках расписав им, что с ними сделают его дружки, как только до них доберутся.

— А они доберутся! — уверенно заявил он, пока Панис закрывал люк, а Дюпейниль направлял на Сириса игольник — во избежание случайностей. — Вы даже не будете знать, кто это. У нас есть люди во Флоте, повсюду, до самого верха, и вы еще пожалеете о том, что…

Люк захлопнулся с характерным щелчком, и Панис, следуя указаниям Дюпейниля, снова запер его. Затем он поднял глаза на офицера Безопасности, мельком задержавшись на игольнике, который тот все еще держал в руках.

Что ж, коммандер, либо вы честны со мной, и тогда я в безопасности, либо вы собираетесь прикончить меня, а потом придумать свою версию событий. Или вы сомневаетесь во мне?

Дюпейниль рассмеялся:

— Нет, после того как я увидел, что капитан собирается убить вас, я больше не сомневаюсь. Но я уверен, что у вас тоже есть вопросы ко мне, и к тому же вы будете чувствовать себя много спокойнее, когда вам не будет угрожать игольник. Возьмите. — Он протянул Панису оружие рукоятью вперед.

Панис взял игольник, поставил его на предохранитель и сунул за пояс скафандра.

— Благодарю. — Он провел рукой по лицу. — Это не… все не совсем так, как нас учили. — Он снова глубоко вздохнул, на несколько мгновений задержав дыхание, словно у него болели ребра. — Думаю, мне лучше вернуться в рубку и занести все это в бортовой журнал. — Тут взгляд Паниса уперся в распростертое у его ног неподвижное тело Оллери. — Он?..

— Надеюсь, да, — ответил Дюпейниль, опускаясь на колени рядом с телом, чтобы нащупать пульс. Пульса не было. Это решало проблему: хуже было бы, если бы Оллери был серьезно ранен, но не мертв. — Мертв, — подытожил офицер Безопасности.

— Вы… э-э…

— Задушил его, верно. Вообще-то настоящие джентльмены так не поступают, но у меня не было под рукой другого оружия, а он готов был убить вас.

— Я не жалуюсь. — Теперь Панис выглядел спокойнее; он взглянул Дюпейнилю в глаза. — Что ж… Значит, теперь кораблем командую я? Вы правы, так оно и есть, и лучше записать это в журнал. Потом мы вернемся и уберем это тело… — Он замялся и закончил несколько неуверенно: — Куда-нибудь.

 

Глава 9

Дипло

Хотя Зебара и утверждал, что не многие гости Дипло видели оперу Зимлаха или хотя бы слышали о ней, уже на следующий день Лунзи заметила, что почти все в их группе наслышаны о представлении более чем достаточно. Биас поймал ее у входа в здание, где они работали, и, раньше чем она успела поздороваться, выдал очередное обвинение:

— Я не знаю, понимаете ли вы, что делаете, — процедил он таким зверским тоном, что все обернулись, хотя говорил Биас достаточно тихо. — Я не знаю, вызвано ли это помрачение ума затянувшимся холодным сном, или упрямое желание ублажить тех, кто издевался над вами на Ирете…

— Биас! — Лунзи попыталась вырвать свою руку, но Биас вцепился в нее слишком крепко.

— Меня не интересует, почему вы так поступаете, — прошипел он уже громче. Люди вокруг пытались сделать вид, будто ничего не происходит, но Лунзи чувствовала их напряженное внимание. Биас подтащил ее к лифту против ее воли и, нажимая кнопку локтем свободной руки, продолжал: — Но я говорю вам, что это безнравственно. Безнравственно! Профессиональный медик, исследователь, имеющий хотя бы минимальное представление о профессиональной этике и достойном поведении…

Гнев Лунзи наконец взял верх над удивлением, она вырвала руку:

— Которое отнюдь не предусматривает необходимости отчитывать меня при всех, словно вы являетесь моим отцом. Позвольте напомнить вам, что я старше вас, и если я чего-то хочу…

Чего? Ведь она не делала того, в чем подозревал ее Биас. И даже во многом соглашалась с ним. Если бы она закрутила роман с шефом Службы Внешней Безопасности, это действительно было бы глупо. Она поставила себя на место Биаса. Если бы женщина младше (или старше?) ее сделала что-нибудь подобное, она бы тоже была возмущена. Как тогда, когда ей показалось, будто Вариан проявляет интерес к молодому иретанину, Айгару. Гнев исчез так же быстро, как и появился, уступив место смеху. Лунзи рассмеялась. Биас побледнел, его рот скривился.

— Биас, я не сплю с Зебарой. Просто он мой старый друг.

— Всем известно, что происходит во время этой оперы!

— А мне — нет. — Это было почти правдой. — А откуда вы это знаете?

На этот раз покраснел Биас, весь покрывшись пятнами.

— В последнее время я… хм. Я всегда интересовался музыкой. Я слушал национальную музыку на всех планетах, где бывал. Увидев афишу, я купил билет, но они не захотели меня пускать. Сказали, что пускают только пары.

Этого Лунзи не знала. Когда первое потрясение прошло, она поняла, насколько это разумно. Биас, похоже, требовал пропустить его, ведь он заплатил за билет. Ему вернули деньги, недвусмысленно объяснив, что ему следует сделать с билетом. В конце концов один из «тяжеловесов», работавших в медицинском центре, объяснил ему, о чем эта опера и почему его не хотели пускать.

— Вы же видите, что ваши слова…

Его прервал смех Лунзи. Вместе с ними в лифте ехали врачи первой смены, и Биас вынужден был хранить молчание. Когда же они вышли, он попытался продолжить свои обвинения, но Лунзи нетерпеливым жестом остановила его:

— Биас, для меня все это тоже было неожиданно. Но они… хм-м… не следили за этим. Кроме того, — она наклонила голову, — это довольно сложно сделать в компенсационном костюме.

Лицо и шея Биаса стали свекольно-красными. Он разевал рот, словно вытащенная из воды рыба, но сказать ничего не мог.

— Все в порядке, — успокоила его Лунзи, потрепав по волосам, словно нервного мальчика-солиста перед выходом на сцену. — Мне уже больше ста лет, и я не смогла бы прожить столько, если бы позволяла себе случайно забеременеть.

Чтобы не утратить контроль над своим непредсказуемым чувством юмора, Лунзи поскорее приступила к работе. Но, увы, Биас не был единственным, кого интересовала эта тема.

— Это правда, что опера «тяжеловесов» весьма… хм-м-м… своеобразна? — осведомилась и Конниган, даже не усмехнувшись.

Лунзи постаралась казаться безмятежной.

— Это не самое подходящее слово, но возможно, вы слышали больше того, что видела я.

— Видели или чувствовали?

— Прошу вас! Даже если я кажусь вам выжившим из ума бесполезным ископаемым, я вовсе не хочу рожать «тяжеловеса»-полукровку. Опера воссоздает великую трагедию. Я всего лишь наблюдатель, аутсайдер и прекрасно осознаю это.

— Уже кое-что. Но она действительно так хороша?

— Музыка — да. Неимоверно хороша. Мне даже стыдно, что я была так удивлена.

Конниган выглядела удовлетворенной, а если и нет, то у нее хватило такта оставить Лунзи в покое. Гораздо труднее было стерпеть странные взгляды, которые время от времени бросали на нее другие члены группы и работавший с ними врач-«тяжеловес». Она не могла утверждать, что не испытывает к Зебаре никаких чувств. И даже если это было так, их пробное сотрудничество требовало хорошего отношения. Лунзи не думала, что смогла бы сыграть более эмоциональную реакцию.

И все же, где-то в глубине сознания, засела проблема, о которой ей не хотелось думать. Только не холодный сон. Ни за что! Ей хотелось выкрикнуть это в лицо Зебаре и всем, кто подобное предложил. Лучше умереть. Но ей вовсе не хотелось и умирать на Дипло, в лапах их Службы Безопасности или в их тюрьме. После восстановительного курса ей вообще не хотелось умирать, ни здесь, ни в любом другом месте, по крайней мере в ближайшее время. Впереди у нее не меньше века здоровой жизни, правда, не в тяжелом мире.

Мастер медитации говорил, что она должна быть готова к новой порции холодного сна. Она специально готовилась к этому и знала, что может это сделать. Но она не хочет делать этого, убеждала одна часть сознания другую. Она постаралась отбросить эти мысли, надеясь, что это не понадобится. Им с Зебарой наверняка удастся найти другой выход. Однако в тот вечер Зебара не позвонил, и она насладилась долгожданным отдыхом.

Только через два дня Зебара предложил ей провести с ним выходной день.

— Мы собирались посвятить этот день оценке наших достижений. — Лунзи сморщила нос, считая, что это будет напрасная трата времени. — Если я уйду с вами, у меня будут неприятности.

Собственно говоря, неприятности уже были, но Лунзи вовсе не считала, что Зебаре стоит об этом знать. Похоже, план его нанимателей сработал великолепно. Действительно, добровольным союзником легче управлять. Лунзи вздрогнула, думая о том, кто и кем манипулирует на самом деле.

Зебара нахмурился:

— У нас слишком мало времени. Большая часть вашей работы уже выполнена. Даже если вы еще раз прилетите на Дипло, меня уже не будет.

— Биас довольно сухо заявил мне, что эта экспедиция послана не для воссоединения давних любовников.

— Разумеется. Я уважаю вашу работу, Лунзи. И вы знаете, что о любовниках не может быть и речи. Вы скоро улетаете, а я вряд ли проживу долго. Но мне бы хотелось увидеть вас еще раз, и если можно — пусть это будут не несколько минут при всем народе.

Лунзи подумала о всех соглядатаях и подслушивающих устройствах, которые будут следить за этой встречей. И посмотрела на висевшее на стене расписание. Оставалось всего два выходных дня, считая ближайший. Время бежит слишком быстро, а ведь, кроме дополнительных проблем, связанных с Зебарой, у нее было и основное задание, и оставалось только удивляться, как пролетел месяц.

— Прошу вас, — снова заговорил Зебара, прерывая ее размышления. Почему он так нетерпелив?

Или у него есть причина встретиться с ней именно сейчас? — Я не могу больше ждать.

— Биас будет взбешен, — пробормотала Лунзи. Когда Зебара понял, что она имела в виду, его лицо расслабилось. — Я поговорю с Тайлером. Правда, я не понимаю, почему вы не можете подождать девять дней — до следующего выходного.

— Благодарю вас, Лунзи. Я пришлю за вами после завтрака.

— Но зачем?

Однако экран уже погас — Зебара прервал связь. Черт бы его побрал! Лунзи мрачно посмотрела на экран и решила, что не откликнется на его приглашение. Но это слишком опасно. Как бы ни пошли события, по сценарию Зебары или тех, кто стоит за ним, она будет действовать по-своему.

Когда она рассказала о своих намерениях Тайлеру, тот тяжело вздохнул и оперся руками о рабочий стол.

— Вы пытаетесь отомстить Биасу? Я думал, что вы поняли. Допускаю, что он недостаточно рационален, но это позволяет нам удерживаться от того, чтобы задушить его.

Лунзи развела руками. Если все в группе осудят ее, она потеряет всякую надежду на хорошую работу позже. «Позже ты будешь просто куском замороженного мяса», — напомнила она себе.

— Простите меня, — вздохнула Лунзи. Она и вправду просила прощения. Ведь то, о чем она собиралась просить Тайлера, могло принести вред всей группе. — Я думала, что нужна для исследования влияния на человека продолжительного холодного сна, а вместо этого в меня напихали результаты последних медицинских разработок и выслали сюда. Заявляя, что они в отчаянии, что ни у кого нет такого опыта и такой подготовки. Возможно, моя реакция на Зебару является частью этого, но тот, кто не прошел через такое, не поймет, как это — проснуться и понять, что прошло тридцать или сорок лет. Вы знаете, что у меня есть прапраправнучка, которая старше меня? Это очень странно для нас обеих. Зебара знал меня тогда. Это важно для меня, меня сегодняшней. Но он скоро умрет от старости. Я знаю, что мои чувства могут помешать моим профессиональным обязанностям, но они важны и для нашей работы. Какой была бы продолжительность моей жизни, если бы не холодный сон? Двенадцать — четырнадцать десятилетий?

— Да. Хотя, возможно, и больше. Сейчас для женщины с вашей генетикой она составляет пятнадцать, а то и шестнадцать десятилетий.

Лунзи пожала плечами:

— Вот видите: даже продолжительность жизни увеличилась с тех пор, когда я впала в сон в последний раз. Дело в том, что каждый раз после продолжительного холодного сна приходится бороться с жестокой депрессией — ведь теряется связь с людьми. Этот вид депрессии сказывается прежде всего на иммунитете, вызывая преждевременное старение и болезни. Эта депрессия, ее безысходность и хаос, значительно сильнее у жителей тяжелых миров, чья жизнь еще короче. Мои ощущения — мой собственный опыт — подготовили меня к этой работе. Но поскольку я не могу сказать, что сознательно выбрала Зебару как часть исследуемой темы, я не могу не считаться с его реакцией на то, что я не постарела, и моей — на его физическое состояние.

Тайлер стоял, вытянувшись, опираясь о стол перед собой.

— Я понял вас. Здесь замешаны и интеллект, и эмоции, и порой они настолько переплетаются, что вы не можете решить, что важнее. Можете ли вы сказать, что вам ближе: интуиция или, анализ?

— Судя по моему психопрофилю — интуиция, но в сочетании с логикой.

— Я бы сказал, интуиция без рассуждений. Это выглядит так, словно вы пытаетесь анализировать происходящее, но не можете четко все сформулировать. В этом случае ваши встречи с Зебарой должны дать вам достаточно данных, чтобы сделать нужные выводы. Но пока вы отдыхаете, нас ожидает весьма малоприятное общение с Биасом.

— Да, я понимаю, простите меня.

— Если бы я не верил вам, мне следовало бы сыграть роль строгого начальника и запретить вам это. Я надеюсь, что, если вы найдете решение этой проблемы ночью, вы останетесь с нами?

— Да, но я не думаю, что такое случится.

Тайлер вздохнул:

— Скорее всего нет. Постарайтесь сегодня не попадаться Биасу на глаза, а завтра я сам ему скажу. В конце концов, мы ничего не можем сделать.

Вид сопровождающего, присланного Зебарой на следующее утро, вряд ли мог ее успокоить. В форме и вооруженный — в конце концов она догадалась, что объемистая черная кобура на его бедре означает оружие, — с суровым лицом, он проверил идентификационную карточку Лунзи и повел ее к огромному экипажу, почти такому же большому, как грузовой фургон медицинского центра. Изнутри тот был обит материалом, которого Лунзи никогда не видела, рыжевато-коричневым и гладким. Она провела по нему пальцами, не в силах решить, что же это такое, и от души желая, чтобы широкие кресла не были такими огромными. Сопровождающий вальяжно расположился в противоположном углу салона. Шофер казался размытым пятном, едва видимым сквозь тонированный пластик.

— Это замша, — сообщил сопровождающий, увидев, что она продолжает барабанить пальцами по сиденью.

— Замша? — Это слово прозвучало смутно знакомо, но вспомнить, что оно означает, никак не удавалось. Лунзи вовремя заметила гримасу разочарования на лице сопровождающего, как будто термин должен был потрясти ее.

— Шкура мускиса, — пояснил он, — хорошо выделанная. Она прочная и гладкая, мы часто такие используем.

Ее лицо не дрогнуло. Она не позволит «тяжеловесу» насладиться своим отвращением.

— Мне казалось, они более лохматые, — пожала она плечами. — Это должно быть похожим на мех.

Его лицо немного изменилось, проблеск понимания мелькнул в холодных голубых глазах.

— Мех тоже иногда используется, но он не бывает такого качества. Дубление уничтожает волосы.

— Хм-м-м… — Лунзи заставила себя снова коснуться кресла, хотя ей не хотелось даже сидеть на нем. — Она всегда бывает такого цвета? Или ее можно покрасить?

Понимание сменилось настоящим уважением, а голос стал менее напряженным.

— Чаще всего дубление дает именно этот цвет, иногда — черный. Иногда ее красят для одежды. Но если она предназначается для обивки, ее цвет выбирает тот, кто будет на ней сидеть.

— Для одежды? А мне казалось, что это неудобно — шить из замши одежду. — Лунзи постаралась говорить безразличным голосом, ненароком выглянув в окно.

— Нет, мэм, это очень удобно. Особенно обувь. — И он показал на свои сияющие ботинки. — Их довольно трудно натереть до блеска, но в них, по крайней мере, ноги никогда не бывают потными.

Лунзи подумала о том, как чувствуют себя ее ноги в специальной обуви, которую она носила почти не снимая. Под вечер казалось, будто она шлепает по луже. Конечно, это варварство — носить на себе шкуры убитых животных. Но если они едят мясо этих животных, они могут использовать и все остальное.

— И никаких обморожений. — Он говорил об этом так, словно замша была обычным синтетическим материалом.

За окнами экипажа дул пронизывающий ветер, бомбардируя их осколками льда. Разглядеть что-нибудь было трудно: мелькали смутные силуэты незнакомых зданий, правда не слишком высоких, иногда встречались маленькие экипажи. Улицы были почти пустыми. Лунзи предположила, что большинство людей пользуются подземными тоннелями или скользящими дорожками, такими, которыми она и Зебара добирались до мест прежних встреч.

— Поездка займет больше часа, — чуть ли не услужливо подсказал сопровождающий. — Вы можете отдохнуть. — Он снова усмехнулся, но уже не так враждебно.

Лунзи попыталась придумать безопасную тему для разговора, хотя и сомневалась, что на свете существует тема, безопасная для обсуждения с «тяжеловесом». Но знание его имени в любом случае не повредит.

— Извините, — вежливо начала она, — но я не знаю ни вашего звания, ни вашего имени…

Усмешка превратилась в волчий оскал.

— Я не думаю, что вы действительно хотите это знать. Но мой чин соответствует майору вашего Флота. И мне не позволено называть вам свое имя.

Слишком резкий ответ на такой невинный вопрос. Лунзи отметила формулировку «ваш Флот» и постаралась не думать о том, что может значить запрет называть имя.

Неужели Зебара все-таки ей не доверяет? Или он намерен передать ее другому подразделению своей организации и выйти сухим из воды?

Какое-то время тишина в экипаже нарушалась только ударами ветра и треском льда под колесами.

— Директор говорил, что познакомился с вами много лет тому назад. Это правда?

Лунзи решила, что ответ на этот вопрос никому не принесет вреда — он известен слишком многим.

— Правда. Это произошло больше сорока лет назад.

— Долгий срок. За сорок лет многое изменилось.

— Да, конечно, — кивнула Лунзи.

— Меня тогда еще и на свете не было. — Это было сказано таким тоном, словно его рождение было самым выдающимся событием за эти сорок лет. Лунзи едва удержалась от желания недоверчиво фыркнуть. Если он считает себя настолько важной персоной, вряд ли ему доступно чувство юмора. — Я работаю в его департаменте всего восемь лет. — Теперь в его голосе звучала гордость и что-то еще, что вполне могло быть любовью. — Он замечательный человек, заслуживший великое уважение.

Лунзи промолчала — его слова не требовали ответа.

— Нам очень нужны такие, как он. И меня печалит то, что за прошлый год он сильно постарел. Он сам не говорит об этом, но я слышал, как доктора сказали ему, что снег уже падает. — Сопровождающий пристально посмотрел на собеседницу, словно надеясь, что она знает больше. Лунзи задумалась о выражении, которое он употребил:

— «Снег падает»? Так вы говорите о болезни?

— Так мы говорим о приближении смерти. Вы должны знать это выражение, вы ведь видели «Горькую Судьбу».

Теперь Лунзи вспомнила. Эта фраза повторялась во многих ариях, но всегда звучала одинаково. Культурный стандарт?

— Я знаю, что вы занимаетесь изучением нашей физиологии в связи с продолжительным холодным сном. Вам никто не говорил, как мы называем холодный сон и что мы думаем о нем?

Впервые за весь разговор Лунзи ощутила под ногами твердую почву. О своей работе она могла говорить долго и много.

— Нет, хотя я не раз спрашивала об этом. Все почему-то избегают этой темы. Но после того, как я увидела оперу, мне показалось, что вы связываете холодный сон с той трагедией. Об этом я надеюсь узнать у Зебары, он обещал, что сегодня мы поговорим об этом.

— А-а. Возможно, ему стоит рассказать вам об этом. Но вы, возможно, уже догадались, что смерть от холода является для нас одновременно самой унизительной и самой почетной. Унизительной потому, что нас принудили к этому, — это символ нашего политического бессилия. А почетной потому, что многие выбрали такую смерть во имя других. Обречь кого-нибудь на смерть от голода и холода — самое тяжкое преступление, хуже, чем любая пытка. Но добровольно выбрать Белую Дорогу, уйти в снег — это лучшая из смертей, утверждение тех ценностей, которые помогли нам выжить. — Он помолчал, проведя пальцами по воротнику, словно тот душил его, и продолжил: — Поэтому холодный сон для нас — своеобразная пародия на наши страхи и надежды. Маленькая смерть. А если он достаточно долог — я знаю, что вы испытали это, — это смерть всего прошлого, потеря семьи и друзей, как в настоящей смерти, только вы живы и знаете об этом. Так что это всего лишь попытка обмануть Долгую Зиму. Это похоже на семя хрангхала — одного из наших растений, после Долгой Зимы оно прорастает первым. Оно спит, и оно действительно мертво! Но снова поднимается, живое и зеленое! Если во время путешествия мы узнаем, что придется воспользоваться холодным сном, мы выполняем все ритуалы умирающих и берем с собой плоды, которые едят на празднике возрождения и весны.

— Но ваш уровень смертности во время холодного сна, если он продолжается больше двух месяцев, значительно выше обычного, — заметила Лунзи. — А продолжительность жизни, как правило, короче.

— Да, это так. Возможно, вам удастся найти для этого физиологические причины. Я думаю, что тот, кто соглашается на холодный сон, добровольно обрекает себя на близкую смерть. Они уверены, что принесли первую жертву, и, даже если они продолжают жить, они уже не принадлежат жизни. Наша жизнь короче вашей, и мы раньше теряем друзей. Директор говорил, что и вам нелегко было начинать жизнь снова спустя десятилетия.

— Нет.

Лунзи посмотрела вниз, затем в окно, вспоминая о том первом потрясении, когда она поняла, что Фиона выросла и она больше никогда не увидит ту девочку, которая провожала ее. И позже, что было не меньшим шоком, — увидеть состарившимися тех, кого она помнила молодыми. Или узнать, что ее прапраправнучка старше, чем она.

Остаток дороги они проехали молча, но без прежней враждебности. Дом Зебары, когда они наконец приехали, показался ей низкой гробницей из темного гранита, чем-то средним между крепостью и берлогой.

Хозяин встретил ее у экипажа, холодно бросил сопровождающему: «Благодарю, майор» — и повел сквозь двойную стеклянную дверь, защищенную сверху массивным каменным козырьком, в круглый зал с низким потолком. Пол в зале был сделан из камня янтарного цвета, с коричневыми и красными прожилками, потолок отсвечивал тусклой бронзой в свете спрятанных в нишах ламп. В зал выходили арки четырех дверей. Между ними, вдоль резных стен, располагались каменные скамейки. В центре, на глубине двух ступеней, находился очаг, в котором чисто, почти без дыма горел огонь.

Следуя за Зебарой, Лунзи спустилась по ступенькам и, повинуясь его жесту, села на самое низкое сиденье, с наслаждением почувствовав тепло огня. Он опустился на сиденье с другой стороны и достал полупрозрачный шарик.

— Ладан, — пояснил он и бросил шарик в огонь. — Приветствую вас в нашем доме, Лунзи. Мира, здоровья, процветания вам и детям ваших детей.

Это прозвучало так странно, что Лунзи не знала, что и ответить, и только поклонилась. Когда она снова подняла голову, ее окружали «тяжеловесы», собравшиеся наверху, вокруг очага. Голос Зебары стал громче:

— Мои дети и их дети. Они знают вас, Лунзи, и вы знаете их.

Они возвышались над ней, дети и внуки Зебары, огромные, невозмутимые, даже самые младшие из них походили на могучих борцов. Лунзи попыталась угадать, кто из них был тем самым маленьким мальчиком, который прервал заседание правительства. Но она даже не знала, насколько давно это было.

Зебара представил каждого. Все молча кланялись, и Лунзи бормотала в ответ слова приветствия. Затем Зебара жестом отослал своих потомков, и они вышли из зала через одну из арок.

— Там комнаты моей семьи, — сообщил он. — Спальни, детские, классы.

— Классы? Разве у вас нет общих школ?

— Есть, но не для тех, кто живет слишком далеко. Те, у кого много детей, могут нанять учителя и учить их дома. А налог идет в пользу тех, кто не может нанять частного учителя. Вы видели только старших детей, а всего их пятьдесят.

Лунзи смутилась, эта ситуация наглядно показывала, насколько тяжелые миры отошли от законов Федерации. Она знала, что они перенаселены и что рождаемость здесь не контролируется, но Зебара всегда казался ей таким цивилизованным.

Только теперь она поняла, что совсем не знает человека, ведущего ее через гулкий зал. Он был одет не в зловещую черную форму и не в рабочий комбинезон, вроде тех, какие носили почти все горожане. Длинная свободная одежда, настолько темная, что Лунзи не смогла определить ее цвет в сумеречном освещении коридора, высокие туфли, украшенные яркой вышивкой. Он был все таким же массивным, но в то же время уютным и располагающим к покою.

— А здесь, — показал Зебара, пропуская ее в небольшую круглую комнату, — мой рабочий кабинет.

Лунзи опустилась на низкое, с толстой подушкой сиденье и осмотрелась. Стены скрывали резные полки, заставленные кассетами с фильмами и записями, старыми книгами, кипами бумаг. Здесь было даже несколько украшений: грациозный завиток из чего-то, напоминающего зеленовато-голубое стекло, несколько человеческих фигурок из коричневой глины, непрофессиональный, но яркий рисунок, кривобокая глыба, которая могла быть только первым изделием любимого сына или внука. Панели управления и плоский экран монитора. Потолок выглядел словно одна большая плитка из белой керамики. Низкая кушетка, на которой она сидела, была обита шероховатой тканью, и Лунзи безумно обрадовалась, что это не замша. Валики были свалены в кучу, что было очень удобно.

Зебара сел напротив, за большой резной стол. Он нажал что-то, и стол опустился на высоту колена, сделав обстановку более доверительной. Еще одно прикосновение — и свет стал ярче. Он отражался от потолка, становясь мягче, тени в комнате почти исчезли.

— Здесь… очень приятно, — одобрила Лунзи. Она ничего больше не смогла придумать.

Зебара улыбнулся, удивленно и немного печально.

— У вас были неприятности?

— Были, — подтвердила Лунзи и рассказала ему о Биасе, обнаружив, что вполне разделяет безмерное удивление Зебары. — Он всего лишь пытался быть честным, — закончила она. И ей показалось, что она пытается доказать правоту Биаса, хотя вовсе не считает, что он прав.

— Он проявил себя полным идиотом, — отрезал Зебара. — Вы не глупая девчонка, увлеченная обилием мускулов, а взрослая женщина.

— Да, но в чем-то он тоже прав. Я не уверена, что незапланированный холодный сон не сказался на моем разуме. — Она задумалась о том, стоит ли использовать то, что она услышала от молодого офицера-«тяжеловеса». — Это все равно что умереть и родиться снова, но не с самого начала — рождения. Все прошлое остается с тобой — как моя дочь… Я уже рассказывала вам об этом. Или появление Сассинак. Люди говорят: «Что было, то прошло». И оно действительно прошло, прошло очень давно. Но оно остается со мной и не уходит. То, чего другие люди не замечают и потому не думают об этом.

— Это именно то, о чем я хотел поговорить с вами. Скоро мне предстоит долгая дорога — смерть без пробуждения, и я подумал о том, что для вас тот Зебара, которого вы знали, все еще жив и все еще молод. Таким меня уже никто, кроме вас, не помнит. Скажите мне, Лунзи, неужели тот человек, каким я стал, — он ударил себя в грудь, — уничтожил для вас того, кем я был раньше?

Лунзи покачала головой:

— Стоит чуть-чуть прищуриться, и я вполне могу увидеть вас таким, каким вы были. В это трудно поверить, но теперь, когда вы… Простите меня…

— Нет, все правильно. Это именно то, чего я хотел. — Его дыхание участилось, словно он выполнял тяжелую работу, но выглядел он не опечаленным, а взволнованным. — Лунзи, я знаю, что это сентиментальное, глупое желание, и презираю себя за это. Но я знаю, как быстро тускнеет память, и у меня нет ваших возможностей. Я забыл эти золотые крапинки в вашем зрачке и то, как вы сгибаете свой палец.

Проследив за его рукой, Лунзи с удивлением увидела жест, который не замечала прежде.

— Я знаю, что сегодняшний Зебара будет забыт так же быстро, как тот, кем я был раньше, это случается со всеми. Но вы храните в памяти то, каким я был, и вы еще… поживете и в следующем веке. Тогда я буду всего лишь именем для моих праправнуков и все, что происходило со мной, исчезнет. Кроме связанного с вами.

— И вы… вы просите меня помнить вас? Но вы ведь знаете, что я и сама хочу этого.

— Да… но я прошу большего. Прошу помнить молодого уроженца тяжелого мира, которому вы доверяли, мужчину, в которого были влюблены, какой бы короткой ни была та влюбленность. Я прошу вас сохранить эти воспоминания как можно более яркими, что бы вы ни думали о моем народе. Вы знаете, что для нас холодный сон имеет особое значение?

— Да, сопровождающий, которого вы послали за мной, рассказал мне об этом.

Брови Зебары поползли вверх, он покачал головой:

— Я не должен был удивляться этому — с вами очень легко говорить. Но если бы кто-нибудь спросил меня, станет ли майор Хессик обсуждать такие проблемы с уроженцем легкого мира, я бы сказал, что он никогда не сделает этого.

— Мне не хотелось говорить о замше, — наморщив нос, пояснила Лунзи. — И поэтому…

Она пересказала ему объяснения Хессика. Зебара слушал ее не перебивая.

— Все правильно, — заключил он, когда Лунзи закончила рассказ. — Символическая смерть и рождение, которым мы подвергаемся несколько раз в течение жизни. И я прошу вас выдержать еще одну, ради меня и моего народа.

Резкое «нет» застряло в горле Лунзи.

— Мне это никогда не нравилось, — пробормотала она, пытаясь понять, так ли странно эти слова звучат для Зебары, как для нее самой.

— Естественно, не нравилось. Лунзи, у меня было несколько причин пригласить вас сюда. Во-первых, я хотел запомнить вас… и чтобы вы запомнили меня — моя смерть уже близко. Хотел бы я вновь прожить то короткое время, когда мы были счастливы. Я понимаю, что это потакание прихотям старика. Во-вторых, я хотел поговорить с вами о своем народе, его истории, его обычаях, в надежде, что вы проникнетесь симпатией к нам и нашему выбору. Когда вы будете говорить о нас, вы сможете говорить честно. Я не прошу вас позабыть или простить причиненное зло. Вы не сможете сделать это, и я не прошу вас. И еще я дам вам то, о чем мы говорили раньше, если вы захотите воспользоваться этим.

Он сидел, слегка наклонившись вперед; мягкая, темная одежда скрывала его руки. Лунзи молчала, пытаясь сравнить его постаревшее лицо, отмеченное тяжелой жизнью, с молодым, резким, но полным здоровья. Она не раз делала это раньше, она будет делать это даже тогда, когда он умрет, пытаясь сопоставить то, что он потерял за эти сорок лет, со своими собственными потерями.

Он вздохнул, улыбнулся ей и спросил:

— Можно мне сесть рядом с вами? Это… совсем не то, о чем вы можете подумать.

Лунзи кивнула, почувствовав легкое отвращение. Как врач, она знала, что не должна была позволить. В этом возрасте чувства не меняются. Но его возраст изменил ее отношение к нему, как течение времени изменило отношение Ти к ней самой. То, что они с Зебарой пережили вместе, будь то опасность или любовь, больше не существовало. С осознанием этого ее покорность сменилась настоящим пониманием. Как это должно было ранить Ти — осознание того, что он изменился. И вот теперь то же самое ожидает Зебару.

Он сел рядом с ней и взял ее руки в свои. Каково ему видеть ее молодой, чувствовать ее энергию и знать, что его собственные силы утекают, словно вода из разбитого кувшина?

— Доказательства, которым вы должны поверить, очень важны для истории моего народа, — начал он. — Вы можете верить или не верить мне, но факты неопровержимы. Те, кто прислал сюда первых колонистов, прекрасно знали о том, что время от времени здесь бывают Долгие Зимы, но ничего не сказали колонистам. Мы не знаем, чем те люди руководствовались. Возможно, они решили, что двух лет вполне хватит для создания достаточных запасов. Возможно, они не рассчитали, насколько плохо все это будет. Мне бы хотелось думать, что они считали это не больше чем неудобством. Но что мне известно точно, так это то, что, когда мы попросили помощи, помощь не пришла.

— Ваше сообщение было получено?

— Да. Как вы помните, гиперпространственной связи тогда еще не было. Когда зима не кончилась вовремя и, похоже, могла не кончиться вообще, колонисты поняли, что ответ может прийти слишком поздно. Но на расстоянии двух световых месяцев полета отсюда находилась промежуточная станция, которая могла передать нашу просьбу в Штаб ближайшего Сектора. Таким образом посылаются аварийные сообщения: на субсветовой скорости до ближайшей станции, затем оттуда отправляется капсула, несущая уже стандартное обращение и его исходный код.

Лунзи поморщилась, пытаясь подсчитать, когда они могли бы получить ответ.

— Два месяца. А сколько до ближайшего Штаба Сектора Флота?

— Всего должно было получиться около четырех месяцев. И два-три месяца на обратный путь. Значит, около двенадцати стандартных месяцев, учитывая торможение и маневрирование по дороге туда и обратно. Это было бы очень трудное для колонистов время. Они должны были съесть все семенное зерно и все запасы. Но большинство уже сделало это. — Зебара снова вздохнул, опираясь на свои узловатые руки.

— Я не могу поверить, чтобы Флот не ответил на подобный сигнал. — «Если только кто-нибудь не задержал его, — подумала вдруг Лунзи. — Кто-нибудь, кому было бы выгодно, чтобы колония провалилась».

— Но так оно и случилось! — Зебара стиснул ее руки и встал, его одежда взметнулась. — Все эти дни меня мучает жажда. — Он махнул рукой в сторону напитков, стоявших на столе. — Что вам налить — фруктовый сок или газировку?

— Сок, пожалуйста. — Лунзи видела, как он наполнил два стакана и протянул ей один из них. Неужели он действительно думает, что она и вправду опасается, что ее хотят напоить? И если он действительно так думает, стоит ли ей бояться этого? Но, попробовав, она почувствовала только приятный вкус сока.

Зебара снова сел рядом. Он сделал долгий глоток и продолжал:

— В этом повинен не Флот, по крайней мере, мы так считаем. В конце концов, они вряд ли проигнорировали бы аварийную капсулу. Аварийной капсулы просто не пришло.

— Что?

— Мы обнаружили, вскрыв нужный файл, запись, что расход на аварийную капсулу не санкционируется до тех пор, пока Дипло окажется не больше чем в двенадцати световых месяцах от главных коммуникаций. На колонистов, как сказано в записи, истратили столько дорогостоящих ресурсов, что требование каких-нибудь дополнительных мелочей следует оставить без внимания. Если колонисты не в состоянии позаботиться о себе в течение двенадцати месяцев — я так и слышу шипение какого-нибудь бюрократа, — то они не заслуживают права называться колонистами. — Он сделал еще один долгий глоток. — Вы понимаете, что это значит.

— Ну конечно. Сообщение не попало туда, где могли оказать помощь в течение четырех месяцев. Оно пришло на коммерческую телекоммуникационную станцию через двенадцать месяцев, когда колонисты уже давным-давно ждали спасательную экспедицию.

— И оттуда, — продолжал Зебара, — оно было… возвращено, так и не попав к Флоту.

— Но ведь это…

— Все это очень запутано. Контракт, который подписали колонисты, точно определял место назначения аварийной капсулы. Мы точно установили, что, когда сообщение пришло на станцию, оттуда не отправили ни одной капсулы. Прошло уже двенадцать месяцев? Возможно, экспедиция и была отправлена. Что они выяснили? О дальнейшем у нас нет точных сведений, но мы считаем, что кто-то принял решение скрыть этот файл. И подождать до следующей по графику почты по делам колоний, которая должна была прийти через два стандартных года, когда все будут уже мертвы. Как ни печально, но такое иногда случается с колониями. Это, знаете ли, опасное занятие!

Лунзи похолодела, потом на смену холоду пришла ярость.

— Но это… это же убийство. Преднамеренное убийство!

— Только не по законам Федерации того времени, а возможно, и нынешнего тоже. Мы не сможем доказать это. Я говорю «мы», но вы понимаете, что я имею в виду правительство Дипло. В конце концов, когда на Дипло все-таки опустились корабли, они нашли там женщин, детей и нескольких подростков, бывших во время Долгой Зимы детьми. На первом корабле вообще не знали о том, что здесь произошло, и были очень удивлены! Но прилетевший на втором корабле представитель Компании проговорился, напившись пьяным.

Лунзи не нашла что ответить. Хорошо, что Зебара и не ждал ответа. Немного погодя он вернулся к своей семье и пустился в рассказы о своих надеждах на них. Постепенно она успокоилась. К тому моменту, как они расстались, память Лунзи была более свежей, чем вначале. Ей больше не казалось неправильным, что руки старика касаются ее, любовь старика была все еще необходима ей.

 

Глава 10

На борту конвойного корабля ФОП «Коготь»

Дюпейниль шагал к рубке. Он шел медленно и уверенно. Должно быть, молодой офицер все еще пребывает в недоумении, все еще размышляет, не лучше ли посадить и его, Дюпейниля, под арест. Вот только охрану было бы сложновато найти. Но пока Дюпейниль, неторопливый и спокойный, весь перед ним как на ладони, он будет чувствовать себя в большей безопасности.

— Если не возражаете, мне хотелось бы заблокировать систему управления люком третьей капсулы, — не оборачиваясь, обратился к пилоту Дюпейниль.

— А кто в ней? Ваш техник по вооружению. Насколько я знаю, Оллери втянул в эту грязную историю всю команду. Все они опасны, а этот — в особенности.

Панис нахмурился:

— А если нам придется драться?

— Лучше бы не пришлось. Мы не можем ему доверять. Не думаю, чтобы он сумел выбраться из капсулы самостоятельно. По крайней мере, он не сможет сделать этого без вашей помощи. Но и он, и Сирис имели большую возможность, чем все остальные, понять, что я делаю, и найти способ помешать мне — даже с тем минимумом инструментов, который можно найти в капсулах.

— Может быть, вы и правы, но, понимаете, мне сперва хотелось бы записать происшедшее — хотя бы частично. И я хочу, чтобы вы пошли со мной.

Дюпейниль пожал плечами и двинулся в сторону рубки. Он подумал о том, что, попытайся даже техник выбраться из своей капсулы, у него уйдет на это несколько часов. А в настоящий момент важнее было завоевать доверие Паниса.

В неловком молчании они уселись в кресла: Панис — в капитанское, Дюпейниль — в то, на котором он впервые увидел помощника капитана.

Пока Панис заносил первичную информацию в бортовой компьютер — дату и время, когда он принял на себя обязанности командира корабля, и код, под которым будет занесен в базу данных полный отчет о происшедшем, — Дюпейниль молчал. Как он заметил, в ответ на изменения в командном составе компьютер перепроверил заложенные в нем данные о Панисе — рисунок сетчатки, отпечатки пальцев и записи голоса. Если с Панисом что-нибудь случится, Дюпейнилю, попытайся он взять командование на себя, пришлось бы туго. Он спросил об этом Паниса.

— Не как командир корабля — нет, сэр. Вы могли бы убедить компьютер, что выжили в катастрофе. Официально вы были зарегистрированы как пассажир. Но вам был бы закрыт доступ к защищенным файлам, и вы не смогли бы изменить курс корабля. Компьютер выдал бы вам все, что необходимо для жизнеобеспечения: воду и пищу, и проветривал бы основные отсеки. Но это все. Выйдя из гиперпространства, компьютер послал бы сигнал бедствия.

— Понятно. В базе данных компьютера, капитан, наверняка содержатся файлы, подтверждающие предательство Оллери.

Дюпейниль заметил, что при произнесении его нового звания Панис мгновенно выпрямился: хороший знак. Он не упомянул, что уже проник в некоторые закрытые файлы. В конце концов, эксплуатационные системы корабля вовсе не были так уж хорошо защищены.

Панис искоса взглянул на него:

— Полагаю, вы хотели бы, чтобы я получил доступ к этим файлам; хотя я думаю, что это дело Службы Безопасности Флота…

Дюпейниль ничего не ответил: он просто ждал. Панис вдруг поморщился:

— Ну разумеется. Ведь вы и есть Служба Безопасности — по крайней мере, ее представитель. По крайней мере, вы это утверждаете…

Он был сама настороженность. Казалось, молодой человек мужает прямо на глазах.

— Да, так оно и есть. С другой стороны, поскольку я лично замешан в этом деле — ведь это я убил Оллери, — вы, разумеется, не захотите позволить мне копаться в файлах. Так, на всякий случай. Верно?

— Верно… — Панис покачал головой. — А я-то думал, что мне повезло, когда меня вытащили с военной базы, где я был одним из сотни совершенно заурядных офицеров, и сделали помощником капитана на конвойном корабле! Может, наконец что-нибудь и произойдет, говорил я себе…

— Так оно и случилось, — ухмыльнулся Дюпейниль той самой невинной ухмылкой, которая не раз помогала ему развеять подозрения и завоевать доверие окружающих. — И вы не только выжили, но и наилучшим образом проявили себя. Уверяю вас, если вы сможете представить доказательства того, что во Флоте засели агенты пиратов, и поможете разоблачить их, то вас наверняка отметят.

— Пираты! — Панис хотел было еще что-то сказать, но запнулся. — Нет, не сейчас. Сперва я начну отчет, а потом разберемся с файлами.

Каким бы неопытным ни был Панис, это была речь капитана корабля. Дюпейниль удовлетворенно кивнул и приготовился ждать. Устный отчет молодого офицера был на удивление логичным и четким — в особенности для человека, который едва сумел спастись от смерти и на чьем лице багровели здоровенные синяки. В глазах Дюпейниля рейтинг Паниса поднялся еще на пару пунктов — и еще на пункт, когда Панис подозвал его:

— Мне бы хотелось, чтобы вы тоже записали свой отчет, сэр. Лейтенант-коммандер Дюпейниль, взят на борт «Когтя» на станции заправки номер 64, стандартная датировка… Компьютер?

Компьютер проверил дату и время и вывел информацию на дисплей.

— Верно! 23.05.34.0247. Перевод с крейсера «Заид-Даян» под командой коммандера Сассинак с приказом Генерального инспектора Парчандри — следовать в сектор сетти для исполнения секретной миссии. Все верно, сэр?

— Верно, — подтвердил Дюпейниль. Быть может, настало время сказать, что этот приказ, как он думал, был подложным? Должно быть, нет. По крайней мере, над этим еще стоило поразмыслить. Он не думал, что Сассинак намеревалась впутать его в разбирательство с космическими пиратами и их союзниками. Если же он заявит, что приказ был подложным, он втянет в это дело и ее.

— А теперь — прошу вас, ваш рапорт, коммандер. — Панис протянул ему микрофон.

Осторожно подбирая слова, стараясь предусмотреть последствия своего рапорта, Дюпейниль поведал компьютеру о том, как у него, в процессе наблюдения за командой и поведением капитана, зародились подозрения.

— Команды патрульных кораблей и кораблей сопровождения сменяются не реже чем раз в двадцать четыре месяца, — говорил он. — Это делается именно потому, что эти корабли очень сложно засечь, они очень опасны и достаточно малы для того, чтобы один или два мятежника сумели их захватить. Потому просто невозможно, чтобы команда подобного корабля не сменялась в течение пяти лет. Кто-то в Управлении должен участвовать в заговоре и покрывать эту аферу, подчищая записи.

Он рассказал о том, как установил несколько прослушивающих устройств и благодаря им перехватил разговор капитана и его помощника, обсуждавших убийство своего пассажира:

— Они выболтали достаточно о своих контактах во Флоте, как и о связях с некоторыми политически влиятельными семьями, чтобы я убедился в том, что информация, которую мы разыскивали много лет, вполне может находиться на этом корабле. Агенты не должны вести записей, но все они делают это. Имена, даты, места встреч, коды — никто не может хранить столько сведений в памяти. Информация хранится либо на компьютере, либо на информационных чипах. Они боялись, что я найду доступ к этим файлам.

Дюпейниль завершил свой отчет кратким рассказом о том, как заблокировал аварийные капсулы, а также о своих действиях во время и после учебной тревоги.

— Вы можете каким-либо образом подтвердить эти обвинения? — спросил Панис.

— У меня осталась запись того разговора. На других пленках, возможно, найдутся все нужные данные. У меня не было времени их проверить.

— Мне хотелось бы их прослушать.

— Они в моей каюте. — Заметив выражение лица Паниса, Дюпейниль пожал плечами. — Либо я сумел бы выкарабкаться и тогда воспользовался бы ими, либо я был бы мертв, но записи могли пережить меня — какая-то вероятность этого существовала. Ничего подобного не должно было быть на моем трупе, который, разумеется, обыскали бы. Могу я принести вам эти записи?

Он видел неуверенность во взгляде Паниса и посочувствовал ему. Панису пришлось заново освоиться со многим, а времени у него на это было меньше часа. К тому же для него Дюпейниль по-прежнему был чужаком, которому, возможно, не следовало доверять. Однако он принял решение и кивнул в знак согласия с предложением офицера Безопасности. Дюпейниль быстро покинул рубку, заметив попутно, что все аварийные переборки снова убраны. Он направился прямо в свою каюту, взял кристалл с записями и вернулся назад. Панис ждал его, повернувшись ко входу в рубку. Ничего не говоря, Дюпейниль вставил кристалл в воспроизводящее устройство и включил запись на воспроизведение. Пока Панис слушал, выражение его лица медленно изменялось: подозрение — изумление — гнев…

— Ублюдки! — выдохнул он, когда запись кончилась и Дюпейниль снова забрал кристалл. — Я знал, что вы им не нравитесь, но никогда бы не подумал… Да к тому же эта связь с пиратами! Что это за леди Луиза, о которой они говорили?

— Луиза Параден. Кстати, она — тетка Рэндольфа Парадена, того самого, который был исключен из Академии, потому что коммандер Сассинак доказала, что он виновен в воровстве, сексуальных преступлениях и расовой дискриминации вефтов. Они были кадетами Академии в одно и то же время.

— Я никогда об этом не слышал.

Дюпейниль сардонически усмехнулся:

— Разумеется, не слышали. Это не афишировалось. Но если вас интересует, почему коммандера Сассинак постоянно сопровождают вефты, то вот вам одна из причин. Когда Оллери пытался раскрутить меня на сплетни о ней, он упомянул и об этом. Что тоже навело меня на подозрения: Оллери не должен был этого знать. О том случае умалчивали.

— И вы полагаете, что в памяти бортового компьютера хранятся и другие доказательства?..

— Да. Вы же слышали, что они говорили. Возможно, еще больше сведений удастся разыскать в их персональных компьютерах. Но капитан — вы, Панис. Вы официально приняли на себя командование кораблем. Полагаю, вы понимаете, что мы оба находимся в достаточно сложной ситуации. У нас на борту труп бывшего капитана и одиннадцать живых членов команды, запертых в аварийных капсулах. Если мы встретим других мятежников, в особенности если они окажутся приятелями Оллери, нас пристрелят за мятеж и убийство прежде, чем нам удастся представить свои доказательства суду.

Панис потрогал синяки на лице, потом ухмыльнулся:

— Значит, нам лучше не попадаться.

Пока они перетаскивали тело Оллери в холодильную камеру и отключали управление последней из капсул, Дюпейниль придумал, что ему делать с его подложными приказами. Он мог «повесить» их на предателя в окружении Генерального инспектора. Сассинак никогда не выдаст истинный источник этих приказов. Он был абсолютно уверен, что никогда не добьется от ссли свидетельских показаний против нее. В конце концов, то, что это сделала именно она, было всего лишь предположением. В интересах как Флота, так и Федерации было снять с нее все обвинения, даже если Сассинак действительно была виновна. Однако в интересах Флота выдвинуть как можно больше обвинений против тех, кто связан с пиратами и покрывает их.

Он тщательно обдумал всю цепь событий. Имело ли смысл для подобного предателя сознательно направить офицера Безопасности на «Коготь», чтобы уничтожить его? Разумеется — если они считают Сассинак угрозой и если разузнали, что он работал вместе с ней. У них сорвалась выгодная сделка на Ирете. Он, Дюпейниль, раскрыл одного из их агентов на «Заид-Даяне». Дюпейниль и сам по себе представлял опасность для этих предателей, и они стремились убрать его подальше от Сассинак.

Дюпейниль и сам почти поверил в это. В таком объяснении была логика, и логика преступная. Но если это объяснение правдиво, тогда либо Оллери, либо его помощник, который, как подозревал Дюпейниль, был главой преступной организации, должны были с самого начала знать о нем; им вовсе не требовалось обнаруживать «жучки», чтобы заподозрить пассажира. Разумеется, в передаче данных внутри любой организации всегда бывают сбои. Возможно, сообщение касательно Дюпейниля попросту не дошло до Оллери…

Панис позволил вынужденному напарнику заняться своими ушибами и ссадинами — знак доверия, который Дюпейниль оценил. Помимо разбитого и опухшего лица, у пилота был сильно ушиблен бок.

— Оллери, — проворчал он, когда Дюпейниль, вопросительно подняв брови, взглядом указал на синяк. — Именно тогда я понял, что, по меньшей мере… не понимаю происходящего. Сирис повалил меня, потом я увидел капитана с игольником, он крикнул Сирису, чтобы тот откатился в сторону, и пнул меня, а потом вы…

— Ладно, — прервал его рассказ Дюпейниль. — Из-за этого вам некоторое время будет больно дышать. Нам придется последить за вашим здоровьем, чтобы не начался отек легкого. Почему бы вам не объяснить мне то, что мне следует знать, чтобы взять на себя тяжелую работу? Вам вовсе не обязательно все время таскаться по лестницам.

Он заставил Паниса принести из каюты чистую форму и теперь помогал новоявленному капитану «Когтя» натягивать ее на себя. Лед для ушибов и синяков… что ж, по крайней мере, этого добра у них хватает. Дюпейниль вспомнил об отсеке с замерзшей водой и предложил растопить немного, чтобы принять душ.

— Я хочу сказать вам о еще одной вещи, которая сильно меня тревожит, — заявил Дюпейниль с обезоруживающей откровенностью, когда они вернулись в рубку. — Я больше не уверен, что приказ, согласно которому я покинул «Заид-Даян» и взошел на борт этого корабля, не был подложным.

— Как это? Вы думаете, что кто-то послал подложный приказ?

Дюпейниль кивнул:

— На приказе стоял код, который очень встревожил коммандера Сассинак. Она заявила, что видела такой прежде, много лет назад, незадолго до того, как кто-то попытался убить ее в первом же рейсе. Я всегда думал, что этот код означает офис Генерального инспектора, какую-то конкретную компьютерную станцию, скажем, или конкретного офицера. Но даже ей показалось странным, что меня отозвали с ее корабля, в то время как предшествующий приказ гласил, что мы все должны присутствовать в качестве свидетелей на суде по поводу Иреты. — Он в общих чертах обрисовал Панису предыдущие события. — Я не мог в это поверить, но указания пришли по гиперпространственной связи, что исключает возможность постороннего вмешательства. Вы и сами слышали запись и то, что говорил Сирис. Если во Флоте, особенно в Управлении кадров, окопались предатели — а это нам теперь известно почти наверняка, коль скоро команда этого корабля не переформировывалась так долго, — для них не составило бы труда и перевести меня с одного корабля на другой.

— Это сложно доказать, — заметил Панис, отхлебнув из кружки горячего бульона.

— Хуже того. — Дюпейниль развел руками. — Скажем, произошло именно так, как они и хотели, и я был убит. Неисправная аварийная капсула — хороший предлог. Они могли принять меры предосторожности и стереть из памяти всех компьютеров любые упоминания о подобном приказе. Предположим, они попытаются заявить, что коммандер Сассинак или я сам подделали этот приказ. Тогда в том случае, если бы мне удалось остаться в живых, мне можно было бы предъявить обвинение в подлоге. Если же я погиб бы, они занялись бы Сассинак. За эти годы она причинила им немало неприятностей; бьюсь об заклад, Рэнди Параден затаил на нее зуб. Подделка приказов или вмешательство в переговоры по гиперпространственной связи — достаточный предлог, чтобы устроить массу неприятностей даже хорошо известному капитану крейсера.

— Понимаю. Учитывая сведения, которые вам удалось собрать, имело смысл убрать вас с ее корабля. А если они смогли бы позже дискредитировать и коммандера Сассинак…

— Интересно, сколько человек из ее команды было отозвано с корабля, — продолжал размышлять Дюпейниль; он плел, новые узоры рассуждений — уже просто потому, что это доставляло ему удовольствие. — Что, если мы выясним, что еще один офицер был отозван по семейным обстоятельствам, а другому было дано какое-то срочное задание? Полагаю, это будет достаточным доказательством.

Он с удовольствием заметил, что Панис проглотил все это без малейших сомнений. Что ж, в конце-то концов все эти рассуждения действительно были логичны, в то время как то, что сделала Сассинак — а Дюпейниль был по-прежнему уверен, что тот приказ был-таки делом ее рук, — могло иметь смысл, только если поводом для подобных поступков были чисто личные причины: он злоупотребил ее гостеприимством. По крайней мере, новые объяснения, придуманные им, могли обелить ее и переложить вину на тех, кто и без того был виновен во многом.

— И что же, вы полагаете, нам следует делать — помимо того, чтобы избегать неведомых друзей бывшего майора Оллери?

Дюпейниль улыбнулся. Ему понравилось, как молодой человек отозвался об Оллери — с этаким мрачноватым юморком.

— Думаю, сначала нам следует выяснить, кто они такие — желательно, проверив файлы Оллери. И было бы очень неплохо, если бы мы сумели появиться на судебном разбирательстве по делу об Ирете. Я бы сказал даже — по делу Танегли. К тому же нам нужно что-то придумать насчет ваших пленников, пока в их капсулах не кончился запас кислорода.

— Я и забыл об этом. — Панис быстро взглянул на экран компьютера. — Так, им все еще подается воздух с корабля. Разве что вы и с этой системой что-то сделали.

— У меня не было на это времени. Но их перерабатывающих систем хватит только на сотню часов или около того, верно? Не думаю, что нам обоим хотелось бы выпускать их из капсул — даже по одному.

— Нет. Но я не могу…

— Вы можете предложить им холодный сон. В капсулах есть и камеры, и нужные препараты. С ними ничего не случится, сколько бы времени у нас ни ушло на то, чтобы добраться к месту назначения.

Панис подумал и кивнул:

— Это лучше, чем тот выход, который придумал я. Но что, если они не захотят этого?

— А вы их предупредите. Подождите двенадцать часов. Дайте еще одно предупреждение, а потом перекройте доступ воздуха с корабля. У них останется еще достаточно времени, чтобы все обдумать и подготовиться. Эти капсулы — стандартные, с запасом кислорода на сто часов?

— Да. Но что будет, если они решат упорствовать?

Дюпейниль пожал плечами:

— Если они захотят умереть от удушья, чтобы избежать судебного разбирательства, — что ж, это их дело. Мы не сможем остановить их, не открывая капсул, — а этого делать я бы не советовал. Изо всей команды только Сирис ранен, да и тот не настолько серьезно.

Разумеется, пленники возмутились, и тем не менее только трое дождались отключения корабельных вентиляторов. Одним из таких упорных, как отметил Дюпейниль, был старший помощник капитана. Вся команда погрузилась в холодный сон задолго до того, как истощился запас воздуха в капсулах. Когда погас последний биодатчик, Дюпейниль и Панис отметили это событие лучшим, что смогли разыскать в камбузе.

Дюпейниль обнаружил, что почти у всех членов команды в каютах были припрятаны разные деликатесы. Конечно, ничего похожего на свежую пищу, но все-таки фруктовый пирог и квадратная фляга с дорогим ликером составили роскошную трапезу.

— Полагаю, я должен был настоять на том, чтобы опечатать каюты экипажа, — проговорил Панис, пережевывая кусок пирога. — Но вам необходимо было обыскать их, чтобы обнаружить доказательства.

— И я нашел-таки. — Дюпейниль наполнил их стаканы ликером. — Помощник капитана вел небольшую книжечку. Самая настоящая бумага, вы можете себе такое представить?.. Я не уверен, что верно понял все записи… да… но сомневаюсь, чтобы это было что-то невинное. А среди личных вещей Оллери предостаточно таких, на которые не хватило бы всего его жалованья офицера Флота — не говоря уж о невесть откуда взявшейся паре дуэльных пистолетов. Нам повезло, что он не воспользовался ими, чтобы проделать в вас дыру.

— Вы сейчас выглядите как москит, попавший в банк крови, — проворчал Панис. — Какое-то воплощение торжества — и все из-за сведений, которые вы можете здесь обнаружить.

— Так оно и есть, я торжествую, — подтвердил Дюпейниль. — Вы совершенно правы; даже и без этого, — он поднял свой бокал, — я был бы пьян от восторга. Вы представляете себе хоть в какой-то мере, сколько нам обычно приходится работать ради каких-нибудь жалких крох информации? Сколько раз нам приходится проверять и перепроверять каждый фактик? По скольку часов мы портим глаза, выискивая внутренние связи, вычислить которые не может даже компьютер?

— У меня просто сердце кровью обливается, — хмыкнул Панис, скривив рот.

— А вы всего лишь младший офицер. Клянусь призраком Мулванея, из вас получится замечательный коммандер!

— Если я выживу. Полагаю, завтра вы захотите покопаться в компьютере?

— С вашего позволения. — Не вставая с кресла, Дюпейниль поклонился. — Приходится надеяться на то, что они не поставили особо сложной защиты на необходимые нам файлы и что нас не ждет никаких подвохов. Если Оллери позаботился о том, чтобы при смене командного состава все записи были стерты…

Панис побледнел:

— Об этом я не подумал.

— Зато подумал я. Но потом мне пришло в голову, что такие снобы, как Оллери, просто не предполагают, что с ними что-то может случиться. Кроме того, вам все равно пришлось бы зафиксировать то, что вы приняли команду. Таковы правила.

— Которым вы, разумеется, всегда следуете, — с некоторым вызовом произнес Панис.

Дюпейнилю стало любопытно, к чему именно он клонит. Пока что они вполне ладили. Добродушное подшучивание офицера Безопасности, кажется, даже нравилось молодому человеку. Но Дюпейнилю пришлось напомнить себе, что на самом деле он не знает Паниса. Он позволил себе расслабиться; теперь его лицо выражало усталость и обычно тщательно скрываемый цинизм.

— Если вы хотите сказать, что Служба Безопасности не всегда следует букве правил, то вы не ошиблись. Я признаю, что установка прослушивающих устройств на этом корабле противоречила правилам, а кроме того, это было просто… скажем, невежливо. Но в силу обстоятельств… — Дюпейниль развел руками, словно смиряясь с неизбежностью.

Панис покраснел, но продолжил развивать ту же тему:

— Дело не только в этом. У вас были причины для подозрений, о которых я даже не догадывался. И, как бы то ни было, это спасло нам жизнь. Но я слышал о коммандере Сассинак, будто и она достаточно часто нарушает правила. Может, все это она задумала?

Черт побери! Этот парень слишком умен! Ему удалось проникнуть сквозь созданную Дюпейнилем защиту. И Дюпейниль позволил тревоге, которую он ощутил, проявиться в его голосе:

— От кого вы такое услышали?

— От адмирала Спирака. Он был капитаном боевой платформы, на которой я…

— Спирак! — Дюпейниль проговорил это с облегчением и некоторым презрением; потом он понизил голос и постарался говорить спокойно: — Панис, этот ваш адмирал — последний человек, кому следовало бы жаловаться на чьи-либо нарушения установленной процедуры. Я не стану рассказывать вам о том, почему он до сих пор так зол на Сассинак, несмотря на то, что она однажды спасла его карьеру. Сплетни — специальность Оллери… были. Но если вы когда-нибудь поинтересуетесь, почему в его годы он заслужил только две звездочки и почему он командует всего-навсего боевой платформой, к тому же недействующей, — вот вам причина. Я видел файлы коммандера Сассинак: верно, она не всегда руководствуется сводом правил. Но она сохранила незапятнанную репутацию после разбирательств, из-за которых другие коммандеры лишились бы своих кораблей. Она нарушает только те установления, которые мешают ей выполнять долг. Она гораздо более блюдет флотскую дисциплину, чем кто-либо на этом корабле.

Теперь Панис выглядел так, словно его окунули в кипяток.

— Простите, сэр. Но он говорил, что, если когда-нибудь мне придется служить с одним из ее офицеров, я должен быть осторожен. И что ее экипаж скорее верен ей самой, чем Флоту.

— Не думаю, чтобы он рассказывал вам о празднике, который устроил в честь своего повышения. Вы знаете, что к нему никто не пришел? Думаю, Панис, что говорить вам об этом бесполезно. Решайте сами. Сассинак известна и популярна, но она, кроме того, умна. К тому же она — хороший командир. Что же до правил и установлений, я полагал, что мои обязанности дают мне полномочия нарушить некоторые из них на ее корабле, но Сассинак быстро поставила меня на место.

— А что вы сделали? Следили за ней?

Дюпейниль тяжело посмотрел на Паниса; тот внезапно осознал, как можно было истолковать его вопрос, и покраснел еще больше:

— Я не имел в виду… Это вовсе не то, что…

— Ладно, — довольно холодно обронил Дюпейниль. — Я действительно попытался прослушать некоторые переговоры, не поставив об этом в известность коммандера. Как я уже говорил вам, мы искали саботажника. Я подумал, что, если немного пошнырять по коридорам, гимнастическим залам и прочим подобным помещениям, вреда от этого никому не будет. Но у Сассинак на этот счет имелось иное мнение.

То, что это объяснение весьма отдаленно напоминало реально происшедшие события, не особо беспокоило Дюпейниля. Ведь Сассинак тогда пришла в ярость: Дюпейниль позволил себе установить приборы наблюдения без ее на то позволения. По крайней мере, эта часть его рассказа была правдой.

— Я не считаю себя одним из офицеров коммандера Сассинак, — закончил Дюпейниль. — Мое пребывание на ее корабле было временным — это было спецзадание: я должен был обнаружить саботажника и сдать его властям.

Он не знал, удовлетворили ли Паниса его объяснения; его это не слишком интересовало. Поначалу молодой офицер ему понравился, но наводящие вопросы касательно Сассинак обеспокоили Дюпейниля. Почему? Он и сам не знал этого. У него не было искушения сблизиться с ней. Ее отношения с Фордом были достаточно очевидны. Так почему же он испытывал такой гнев, когда кто-нибудь пытался критиковать ее? Об этом стоило поразмыслить позже, когда они обнаружат — или не обнаружат — необходимые ему доказательства и решат, что с ними делать.

В базе данных компьютера Дюпейниль нашел все, о чем только мог мечтать. Он понимал, что Панис замечает его удовлетворение и радость, и настоял на том, чтобы пилот ознакомился с его изысканиями и понял его чувства.

— Кроме того, — заметил он, — если до меня и доберутся, у вас будет возможность раскрыть заговор.

— Как? — Панис поднял глаза от распечатки одного из самых ошеломляющих по своему содержанию файлов и постучал по нему пальцем. — Если все эти люди действительно участвуют в заговоре, на Флоте можно ставить крест.

— Вовсе нет, — возразил Дюпейниль, сплетя пальцы. — Вы знаете, сколько офицеров служит во Флоте? Здесь же перечислены меньше пяти процентов от их числа. Ваша реакция не менее опасна, чем сама их деятельность. Если вы полагаете, что из-за этих пяти процентов можно похоронить весь Флот, вы работаете им на руку.

— Мне не приходило в голову посмотреть на это с такой точки зрения.

— Разумеется. Как и большинству людей. Но хорошо бы нам избежать эти пять процентов и доставить информацию остальным девяноста пяти.

На лице Паниса появилось странное выражение.

— Я не совсем… Я хочу сказать, мои навыки навигатора весьма поверхностны. А в компьютере нашего корабля содержится весьма ограниченное число графиков.

— Графиков?..

— Заранее запрограммированных маршрутов между определенными точками. Я не уверен, что смогу вывести корабль в нужное место из гиперпространства, если это место не заложено в памяти.

Дюпейниль полагал, что все офицеры на кораблях разбираются в навигации. Он открыл было рот, чтобы спросить, в чем проблема, но тут же закрыл его. Сам он не смог бы управлять кораблем и даже поддерживать работу систем жизнеобеспечения без должных инструкций, поэтому какое право он имел требовать нечто подобное от молодого пилота в его первом рейсе.

— Вы хотите сказать, что мы не можем сойти с курса, проложенного Оллери? — А в голове пронеслась еще более ужасная мысль. — А мы вообще-то знаем, куда летим?

— Это-то мы знаем. Компьютер выложил все на блюдечке. Мы направляемся к сетти. Как раз по вашему приказу. — Панис нахмурился. — А вы что подумали?

— Мне вдруг пришло в голову, что Оллери вовсе и не вводил новый курс. Или поменял его, когда собрался убить меня. Сетти! Не знаю, смеяться мне или плакать, — вздохнул Дюпейниль. — Если исходить из предположения о фальсификации моего приказа, то было ли место назначения выбрано случайно или в этом кроется какой-то смысл?

Панис бросил взгляд на экран:

— Мы идем по самому длинному маршруту. У Оллери было достаточно времени, чтобы придумать, как свернуть вам шею. А может, у него было какое-то задание к сетти и помимо этого.

— Получается, мы должны сначала закончить этот полет?

— Да, если мы хотим вообще куда-нибудь попасть, — ответил Панис. — Мы слишком долго находились в ССП-режиме, и если попытаться выйти сейчас, то совсем неизвестно, где мы окажемся. Конечно, у нас есть запасы…

— Ладно, летим к сетти. Полагаю, и там хватит грязи. Хотя и здесь нахлебались. — Дюпейниль потянулся. — Но вы понимаете, что персонал посольства Сека, не упомянутый в списке Оллери, вполне может оказаться замешанным в каких-нибудь неблаговидных делах? Оллери мог просто не знать этого.

Маяк на границе сектора сетти был предельно любезен.

«Предупреждение нарушителю, — повторял он на всех известных языках. — Нарушитель будет уничтожен, если немедленно не назовет себя».

Панис включил передатчик «Когтя» для идентификации своего судна. Дюпейниль подумал, что пилот почти пришел в себя после предательства капитана. Он не потребовал немедленной встречи с атташе Флота, а просто передал, что у него на борту офицер со срочным приказом. И уступил инициативу Дюпейнилю.

— Я не уверен, что вполне понял цель вашего пребывания здесь. — Дипломатическая речь была гладкой и внешне казалась безобидной.

— Мой приказ, — начал Дюпейниль, стараясь, чтобы его голос звучал так же легко и беззаботно, как речь его собеседника, — состоит в проверке книг основных компаний сетти, торгующих с восемнадцатым сектором человеческих миров. Вы знаете, как это бывает. У меня нет ни малейшего понятия, что за этим стоит.

— И это не имеет ничего общего с событиями на Ирете?

Возможно, это простое любопытство. Или что-то более опасное? Он пожал плечами:

— Может, да, а может, и нет. Откуда мне знать. Какое-то время я действительно летел на том крейсере с очаровательным капитаном. — Он хотел было подмигнуть, но подумал, что это будет уже чересчур. — Я был бы счастлив закончить путешествие на ее… корабле. — Он снова пожал плечами и глубоко вздохнул. — А теперь я здесь просто потому, что уже работал с сетти, и полагаю, что придется задать кучу очень вежливых вопросов и получить на них не менее невежливые ответы. Вот и все, что я могу сказать. И если бы у меня был враг в Штабе, ему вряд ли удалось бы насолить мне больше.

Вышло немного резче, чем он рассчитывал, но, похоже, убедительно. Лицо собеседника никак не изменилось, однако обстановка заметно разрядилась.

— Хорошо. Полагаю, я смогу представить вас министру торговли сетти. Это уровень члена кабинета двора Сека. Он подскажет вам, куда обратиться.

— Весьма любезно с вашей стороны, — расшаркался Дюпейниль. Он никогда не имел ничего против ни к чему не обязывающих любезностей, если это шло на пользу дела.

— К вашим услугам, — отозвался собеседник, бросая взгляд на кучу бумаг на своем рабочем столе. — Этот министр — настоящий изувер, даже’ для сетти. Если у вас действительно есть враг в Штабе, он попал в самую точку.

Отношения сетти с представителями иных миров строились на том, чтобы поставить низшие расы Вселенной на место и удерживать их там. К низшим расам сетти относили тех, кто баловался со «Святой Удачей» медицинскими способами (в особенности с помощью генной инженерии), и тех, кто был слишком, по словам сетти, труслив, чтобы играть с судьбой в азартные игры. Генной инженерией занимались люди. Многие из них изменяли себя, просто следуя прихотям моды, как сетти красились или делали прическу. И очень немногие из людей проявляли страсть к излюбленной игре сетти: пройти сквозь «Дверь Чести», на пороге которой на голову проходившему время от времени по случайному выбору компьютера обрушивалась гильотина.

Дюпейнилю совсем не понравилось ползти по «Тоннелю Трусливой Определенности», но он знал, на что шел. Взобравшись на жесткий неудобный табурет в форме гриба, снисходительно предоставленный презренному чужестранцу, он сидел, вежливо опустив глаза, пока министр торговли заканчивал свой второй завтрак. Глядеть на это он все равно не смог бы. На своих планетах сетти не соблюдали запретов ФОП и давали волю своим гастрономическим пристрастиям, вроде тех, что сейчас извивались в тарелке у министра. Министр отправил в рот последнюю порцию, сыто рыгнул, окатив Дюпейниля облаком вони, и откинулся на подушки.

— Уфф. Таак, госссподин Дюпеййнилль. Вы хотите попросссить ссссетти об одолжении?

— С должным уважением к чести Сека и всех яйцекладущих, — отбарабанил Дюпейниль заученную последовательность вежливых формул, прежде чем перейти к делу, — и с позволения вашей чести мне хотелось бы взглянуть на торговые записи, относящиеся к человеческим мирам восемнадцатого сектора.

Новый порыв вонючего дыхания. Министр от души зевнул, обнажив зубы, которые явно нуждались в чистке.

— Восссемнадцатого сссектора? — просипел он и шлепнул хвостом по полу.

В комнату прошмыгнул слуга-сетти с подносом, полным информационных кубиков. Дюпейниль спросил себя, должны ли слуги тоже играть со смертью или «Дверь Чести» не замечает их. Слуга исчез. Министр быстро пробежался языком по кубикам. Дюпейниль непонимающе уставился на это., но потом решил, что кубики химически окрашены и министр различает их на вкус. Наконец сетти выбрал один и вставил его в компьютер.

— Ага! «Цветок Ссскрытой Удачи» — вот, что люди называют восссемнадцатым сссектором. Торговля ссс человечессскими мирами? Сссовсем убога, не ссстоит твоего времени.

— О удачливый отпрыск удачливого рода! — пропел Дюпейниль. — Такова моя несчастливая судьба — быть под началом адмиралов.

Это развеселило министра. Он захохотал.

— Так. Ты хочешшшь, чтобы я подумал, что это вопроссс удачи? Не повезло ссс адмиралом, не повезло ссс назначением. Но вы, люди, не верите в удачу. Вы верите в… Как там называется эта гадосссть? Вероятносссть? Ссстатиссстика?

У Дюпейниля не ко времени всплыло в памяти древнее изречение насчет лжи, наглой лжи и статистики. Вместо этого он произнес:

— О других сказать не могу, но лично я в удачу верю. Без нее я бы здесь не оказался.

В удачу он и вправду верил. По крайней мере сейчас. Потому что, если бы не перехват почты Сассинак, ему не попали бы в руки улики, которые он так давно искал. Поскорей бы со всем этим разделаться и успеть вернуться в Федеральный Центр к началу суда над Танегли… Вот это была бы удача! Так что в этот момент он сам верил в то, что говорил, и это, по-видимому, убедило министра. Тот одарил его зубастой улыбкой.

— Так. Почти что новообращщщенный. Знаешшшь, что мы тут говорим про вашу ссстатиссстику? Есть ложь, наглая ложь и…

«Хорошо, что я сам не сказал этого, — подумал Дюпейниль. — По-моему, парень не понимает, что это всего лишь шутка».

— Я уберегу твои глаза от необходимосссти просссмотра наших записссей, касссающихся торговли ссс «Цветком Ссскрытой Удачи». Тебе не повезло с адмиралом, но повезет сссо мной. Я вознагражу тебя за твое нежелание заниматьссся этим неудачным заданием. Я отказываю тебе в разрешшшении ознакомитьссся с нашими записссями, но не потому что нам есссть что ссскрывать, а потому что сссейчас «Сссезон Непокаяния» и любые подобные действия противозаконны. Тебе повезло: я дам тебе отказ в такой форме, которая удовлетворит сссамого придирчивого адмирала.

Министр вновь шлепнул хвостом, и в комнату вошел слуга, кативший перед собой тележку, на которой стоял ярко-зеленый ящик. Министр вытащил из ящика полупрозрачный темно-зеленый лист с письменами на языке сетти, за ним еще один и еще.

— Это — Поссслу людей. Это — твоему адмиралу. А это, о сссчастливейший из людей, — твое разрешение на посссадку в сектор, отведенный для людей на борту «Великой Удачи», которая отправляетссся к человеческим мирам. На зассседание Верховного Сссовета. Тебе выпала редкая возможносссть из первых рук познакомитьссся с превосссходством технологии сссетти. Бессспрецедентная возможносссть для человека твоей… э-э… удачи.

Он протянул листы, и Дюпейниль машинально принял их, задаваясь вопросом, как же он будет из всего этого выпутываться.

— Моя удача щедра, — начал он. — Не могу поверить, что судьба послала мне такой подарок.

Простому человеку — и путешествовать вместе с сетти. Обычно мне выпадает путешествовать более скромно.

Его речь прервал подленький смешок. Министр наклонился, и от его вонючего дыхания у Дюпейниля в глазах потемнело.

— Человечек, — просипел он, — думаю, твое путешессствие будет достаточно ссскромным, чтобы порадовать того бога, который заметил, как ты полз по «Тоннелю Трусссливой Определенносссти». Когда есссть выбор, всегда есть шанс. Но когда есссть шанс, выбора нет. Бумаги у тебя. Отпечатки твоих пальцев — твой пропуссск. Доложисссь Поссслу и отправляйся на «Великую Удачу», где тебя ждет твой шанссс.

 

Глава 11

Частная яхта «Адажио»

Форд проснулся оттого, что рядом спорили. Впервые за все последнее время он чувствовал себя вполне прилично, даже голова не казалась тяжелой. Однако осторожность подсказала ему держать глаза закрытыми, и он услышал женские голоса.

— Это для его же пользы, — мурлыкала мадам Флауберт. — Его духовная структура стала совсем призрачной.

— Он сам стал призрачным, — прошуршала тетушка Квезада.

Он не мог бы сказать, виновато ли в этом ее платье или что-то еще.

— Это лишь внешний, видимый признак внутреннего духовного разлада. Отравления, если вам так больше нравится. Оно должно быть уничтожено, иначе злое влияние разрушит нас всех.

Фырканье, вздох. Ни то ни другое не обещало ему ничего хорошего. Сейчас он не чувствовал боли, но был уверен, что любая из женщин сумеет прикончить его раньше, чем он попытается себя защитить. Но почему? Даже если они подозревают, зачем он приехал, это не представляет для них никакой угрозы. Тетушке Квезаде он вроде понравился, да и сам был очарован ею.

Он услышал дребезг и шипение, затем в ноздри ударил резкий запах. Тихое повизгивание напомнило ему о любимице мадам Флауберт. В носу засвербило, он попытался справиться с этим, но ничего не вышло, и он начал чихать, тело его конвульсивно задергалось.

— Злые духи, — объяснила мадам Флауберт.

Теперь глаза Форда были открыты, он видел ее наряд во всем его великолепии: пурпурный, красный, оранжевый — цветастая шаль с бахромой накручена поверх красного платья. Ее полуприкрытые глаза блестели, и, когда она посмотрела на него, Форд понял, что она считает, что связалась с кем-то, с кем обычно связываются медиумы. Но он в таких вещах ничего не понимал. Он был хорошо образованным офицером Флота, и последнее суеверие, которое он помнил, относилось к его детству, когда они с приятелем считали, что если пролить на скалу каплю своей крови, то камень станет волшебным.

— Пусть уходят злые духи, пусть он станет свободным…

В том же духе мадам Флауберт продолжала еще долго, на взгляд Форда — дольше, чем позволяла вежливость. Его тетушка, выглядевшая совершенно несчастной, сидела на краешке стула и озадаченно смотрела на него. Форду хотелось успокоить ее, но он не знал, как это сделать. Он чувствовал себя грязной тряпкой, которой вытирали масло. Резкий дым каких-то цветочных благовоний туманил взгляд и вызывал слезы. В конце концов мадам Флауберт отошла в сторону и села, откинув назад голову. Последовала продолжительная драматическая пауза, затем мадам Флауберт вздохнула, повертела головой, словно у нее затекла шея, и встала.

— Пойдем, Квезада?

— Нет… Думаю, что мне лучше еще немножко посидеть с ним.

— Нет, вы не должны… Он должен впитать целительные токи.

Мадам Флауберт склонилась над ним, держа в руке свою собачку. Слюна собачки капнула на него, и Форд вздрогнул, но мадам Флауберт не обратила на это внимания. Она повернулась и медленно вышла из комнаты. Тетушка Ку молча смотрела на него.

Форд откашлялся, чуть громче, чем ему хотелось, и еле-еле выдавил:

— Тетя Квезада, прошу простить меня, я совсем не хотел…

Она покачала головой:

— Ну разумеется нет. Я просто не понимаю.

— Что именно?

— Почему Серафина так уверена, что ты опасен для меня. Конечно, ты не приехал бы просто из вежливости. Я всегда неплохо разбиралась в мужчинах, все равно, молоды они или стары, и я не верю, что ты хочешь причинить мне вред.

— Я и не хочу… — Его голос дрогнул, и Форд постарался справиться с собой. — Я не собираюсь причинять вам вред, зачем мне это?

— Но. «Черный Ключ»… Как я могу не верить этому, если видела доказательство своими глазами?

— «Черный Ключ»? — Он все еще чувствовал себя слабым, но в голове у него прояснилось. Эти слова он встречал в ее письмах.

Тетушка Ку, поджав губы, смотрела в сторону. В этой позе она напоминала пожилую школьную учительницу, впервые столкнувшуюся с этической проблемой, находящейся вне ее компетенции.

— Мне кажется, что ничего плохого не случится, если я расскажу тебе об этом.

«Черный Ключ», похоже, был именно тем, в чем специализировалась мадам Флауберт, он сообщал о людях правду, отыскивая и выявляя скрытые, возможно даже от них самих, злые помыслы. Форд был абсолютно уверен, что единственные злые помыслы на этой яхте принадлежат мадам Флауберт, но счел за лучшее спросить, как работает «Черный Ключ».

Тетушка Ку пожала плечами:

— Не знаю, ведь я же не медиум. Но я видела его. Он скользил по столу, висел в воздухе, крутился… до тех пор, пока не указал на того, кто виновен.

Форду было известно несколько способов проделать такое, но ни один из них не подразумевал участия магии или «высших духов». Он вряд ли годился в эксперты по этой части, а вот Дюпейнилю потребовалось бы не больше пяти минут, чтобы разобраться со всей этой «мистикой».

— У нас стали пропадать вещи, всякие безделушки. Никто не мог ничего понять. Серафина собрала всех слуг и расспросила их, а «Черный Ключ» указал виновного. Одна из служанок созналась! Созналась даже в том, чего я не знала.

— Что сказали власти, когда узнали, каким образом получено это признание?

Тетушка Ку вспыхнула:

— Но, мой милый, ты же знаешь, что я бы не стала докладывать об этом. Девочка так расстроилась, и я конечно же уволила ее, у нее и так было столько неприятностей. Серафина сказала, что мстительность всегда плохо кончается.

«Еще бы», — подумал Форд. Особенно, если она сама и подстроила первую кражу, чтобы продемонстрировать возможности «Черного Ключа» и убедить тетушку.

— На самом деле, — говорила тетушка Ку, — я думаю, что Серафина чувствует себя немного виноватой. Именно она предложила взять новую служанку перед началом сезона и даже дала мне адрес агентства.

— Понимаю. — Он действительно понял многое, но далеко не все. Почему Серафина ощущает в нем угрозу и что вообще нашла тетушка Ку в мадам Флауберт. — И давно мадам Флауберт переехала к вам?

Тетушка Ку выпрямилась в кресле, сжимая и разжимая руки.

— Через несколько месяцев после… после… — Ее губы шевелились, но слов не было слышно. — Я… я действительно не могу говорить об этом, и прошу тебя не задавать мне таких вопросов.

Забыв свои собственные проблемы, Форд озадаченно смотрел на тетушку. Независимо от того, что произойдет дальше и сможет ли тетя помочь им в борьбе с пиратами, он должен помочь своей тетушке избавиться от мадам Флауберт.

— Простите меня, тетя Квезада, — мягко сказал он. — Я не хотел расстроить вас. И клянусь — что бы ни показал «Черный Ключ», — что не хочу причинить вам вред.

— Я хочу поверить! — Лицо старой женщины сморщилось, по ее щекам текли слезы. — Ты первый и единственный из всей семьи, кто приехал ко мне сюда, и ты мне нравишься!

Форд рывком поднялся на постели, не обращая внимания на то, что все вокруг утратило резкость.

— Прошу вас! Я уверен, что мой отец ошибся в вас, вы кажетесь мне удивительной женщиной.

— Она сказала, что ты мне льстишь.

В ее голосе смешались мечта о лести и нежелание быть одураченной.

— Возможно, в моих словах и прозвучала лесть, но, дорогая тетя, я никогда не встречал человека, у которого хватило бы смелости вырвать перья из хвоста рикси! Как же я могу не льстить вам?

Тетушка Ку фыркнула и вытерла лицо обшитым кружевами платком.

— Она постоянно твердит мне, что это весьма сомнительная честь и что мне должно быть стыдно.

— Чепуха! — Его удивило это слово из полузабытого романа. Изумленная тетушка улыбнулась сквозь слезы. — Она просто завидует вам, вот и все, это ясно даже мне. А не любит она меня потому… Ей нравится хотя бы один из работающих у вас мужчин?

— Не совсем. — Тетушка задумалась. — Она считает, что пожилой леди не пристало путешествовать с таким количеством слуг и всего одной служанкой. Ты знаешь, у меня служил камердинер моего бывшего мужа, так она заставила меня его рассчитать.

— А затем нашла вам служанку, которая оказалась воровкой, — заметил Форд. Ему очень хотелось навести тетушку на эту мысль, и, когда огонек понимания блеснул в ее глазах, он улыбнулся.

— Эта… эта презренная тварь! — Гнев тетушки Ку был таким же очаровательным, каким, наверное, был лет шестьдесят тому назад. — Меченая старая ведьма. И я пригрела ее на своей груди! — Форд был уверен, что это всего лишь метафора. — Ввела ее в круг моих друзей, и вот чем она отплатила мне!

Это прозвучало не совсем искренне, как цитата из плохого викторианского романа. Он пристально всмотрелся в лицо тетушки, сперва вспыхнувшее, потом побледневшее и снова покрасневшее.

— Ты знаешь, она действительно владеет какой-то силой. Она рассказывала мне, да и другим тоже, удивительные вещи. Словно она знает все наши тайны. Мне кажется, что я немного боюсь ее. — Тетушка попыталась посмеяться над собственной глупостью, но ничего не получилось.

— Вы действительно напуганы, — подтвердил Форд, протянув ей руку.

Она схватила ее, и он почувствовал, как дрожат ее пальцы.

— Ох нет! Это так глупо! — Но она постаралась не встречаться с ним взглядом и была похожа на испуганное животное.

— Тетушка Ку, простите мое любопытство, но… ваши друзья навещают вас теперь? Путешествуют вместе с вами? По словам моего отца, вы всегда путешествовали в большой компании, на яхте даже не оставалось свободной комнаты.

— Да, обычно так и было. Но ты, наверное, знаешь, как это тяжело. Или не знаешь. Невозможно подобрать идеальную компанию для путешествия. Вечные ссоры, истерики, те не любят того, другие не выносят этого…

— И кому-то не нравится мадам Флауберт, — тихо продолжил Форд, — а мадам Флауберт не нравятся все, кто встает между ней и вами.

Тетушка Ку сидела очень прямо, сжимая его руку, ее лицо то становилось ярким, то бледнело. Потом она наклонилась к Форду и прошептала в самое его ухо:

— Я… я не могу рассказать тебе, как это ужасно. Эта женщина! Но я не могу ничего сделать… И не знаю почему. Я… просто не могу сказать… ничего, если она этого не хочет. — Она тяжело дышала, лицо стало почти багровым. — Иначе я умру! — Она выпрямилась и попыталась убрать руки, но Форд удержал их.

— Пожалуйста, позовите Сэма. Он должен помочь мне… гм… привести себя в порядок, — закончил он самым спокойным тоном.

Не глядя на него, тетушка кивнула и поднялась. Форд чувствовал, как с волной гнева и жалости к нему возвращаются силы. Конечно, тетушка Ку была старой леди, богатой и глупой, но даже старые глупые леди должны иметь друзей и страдать от своих собственных капризов, а не от чужих. Вошедший Сэм посмотрел на него со сдержанным уважением.

— Вы собираетесь еще пожить или желаете доставить нам неприятности, умерев на борту яхты?

— Я собираюсь прожить столько, сколько мне отпущено, и умереть как можно дальше отсюда.

С помощью Сэма он разделся. Лицо, которое он увидел в зеркале, выглядело страшновато, и он покачал головой.

— Взглядом не убивают, — пробормотал Форд.

Сэм одобрительно кивнул:

— Вы кажетесь не лишенным здравого смысла. Вы объяснили мадам цель вашего визита?

— Вряд ли у меня была возможность. — Он внимательно посмотрел на Сэма. — Для людей, которые не верят в мое праздное любопытство, вы сами достаточно любопытны.

— Привычка, — отозвался Сэм, помогая ему надеть чистую пижаму. — Мадам Флауберт не дает нам расслабиться.

— Еще бы. Давно она здесь?

— Она появилась через шесть месяцев после того, как мадам и ее муж Параден развелись окончательно. То заседание суда принесло мадам весьма значительную долю в доходах Параденов. — Форду показалось, будто он подмигнул. — Интересно, не правда ли?

— Она?.. — Форд беззвучно произнес имя «Параден».

Сэм покачал головой:

— Как говорится, не королевской крови. И даже не из тех, кто родился не на той кровати. Но она именно то, за что ей платят.

— Догадывается ли об этом тетя?

Сэм нахмурился и поджал губы:

— Я не знаю. Эта женщина имеет над ней какую-то власть, но подробности мне неизвестны.

— Они просто хотят, чтобы она вела себя тихо и держалась от них подальше. Ни шума, ни скандалов. Я удивлен, что она все еще жива.

— Несколько раз она была на грани. — Сэм покачал головой, помогая Форду чистить зубы и передавая ему бутылку с полосканием. — Это просто прелестно. Она о многом догадывается, но не может ничего сделать, если вы понимаете, о чем я.

«Слишком испугана, чтобы что-нибудь сделать, — перевел Форд. — И всегда была слишком испугана, даже тогда, когда ее друзей, одного за другим, распугивала мадам Флауберт». Он улыбнулся Сэму и обрадовался тому, что может улыбаться и при этом не выглядеть как умирающий.

— Думаю, что близко то время, — медленно произнес он, — когда моя тетушка освободится от мадам Флауберт.

Редкие брови Сэма поползли вверх.

— Почему я должен доверять вам, сэр?

Форд скорчил гримасу:

— Хотя бы потому, что мадам Флауберт не относится ко мне так, как я того заслуживаю, но я думал, что ты умнее.

— Достаточно умен, чтобы переметнуться, если не смогу выиграть. Ваша тетя доверяет мне как слуге, но не больше.

— Ей следовало бы получше узнать тебя. — Форд осторожно посмотрел на Сэма, напомнившего ему лучшего сержанта, которого он когда-либо видел. — Ты уверен, что не служил во Флоте?

В глазах повара сверкнул и пропал огонек.

— Возможно, сэр, вы и не подозреваете, как похожи бывают некоторые ситуации.

Все эти полунамеки были единственным ответом, который он получил. Странно, но он почувствовал себя лучше.

— Может, и представляю, — с отсутствующим видом проворчал Форд, размышляя о том, что он сможет сделать с мадам Флауберт. От этого зависела жизнь тетушки Ку и его собственная.

— Не позволяйте ей прикасаться к вам, — перечислял Сэм, — не ешьте ничего, к чему она прикасалась. Не позволяйте ей что-либо надевать на вас.

— Ты знаешь, чем она пользуется?

Сэм покачал головой, отказываясь говорить об этом, и молча вышел из комнаты. Форд угрюмо уставился в зеркало, пытаясь сосредоточиться. Если Парадены так злы на тетушку Ку, почему они до сих пор не убили ее? Неужели ее общественные и торговые связи настолько значительны? Или она нашла на Параденов управу, раз они держат ее в страхе, но не нападают? О коммерческой стороне политики он знал слишком мало и еще меньше о жизни высшего света. Не больше, чем обычный офицер Флота его ранга мог почерпнуть на официальных приемах. Все это всегда казалось ему несколько нереальным, и это-то и было самым опасным.

Развязка наступила даже раньше, чем он ожидал. Он лежал в постели и размышлял, когда в комнату вплыла мадам Флауберт с бежавшей впереди собачкой. Она принесла с собой плетеную сумочку с различными безделушками, которые тут же, не сказав Форду ни слова, стала расставлять на столике. Подсвечник с толстой зеленой свечой, горсть разноцветных камушков в хрустальной чаше и геометрические фигуры из какого-то блестящего материала — он не смог бы сказать, из чего они, из металла, пластика или крашеного дерева, — а еще полупрозрачные шарфы, повешенные на легкий каркас и закрывшие дверь.

— Вам не кажется, что это уже слишком? — скрестив руки на груди, поинтересовался Форд. — Только моя тетушка верит в подобные вещи.

— Никто и не думает, что вы сможете что-то понять, когда темные силы бушуют вокруг вас, — веско ответила мадам Флауберт.

— Не знаю, не знаю. Мне кажется, что я достаточно хорошо понимаю демонические силы.

Мадам Флауберт остановилась и посмотрела на него долгим, явно враждебным взглядом.

— Вы нездоровы, — объявила она. — Ваша память расстроена.

— Я слаб, как щенок, — согласился Форд. — Но моя память в полном порядке.

Из-под слоя косметики на ее лице проступили красные пятна.

— Странно. Зло в вас защищает само себя, пытаясь лишить меня присутствия духа.

— Я не пытаюсь лишить вас присутствия духа, мадам Флауберт, дорогая Серафина, я только пытаюсь отговорить вас от поступка, который может оказаться невыгодным и даже опасным.

— Ваша аура отвратительна, — заявила мадам Флауберт сухо, но ее глаза подозрительно блеснули.

— Я могу сказать то же самое о вас, — пробормотал Форд.

Ее глаза снова блеснули, но уже не так уверенно.

— Вы приехали сюда не с добрыми намерениями! Вы хотите разбить жизнь вашей тети! — Ее полные руки дрогнули, когда она раскладывала камни на столике у кровати. — Вы — опасность и смерть! Я это вижу.

Неуловимо быстрым движением, словно змеиный язычок, она метнула один из камней на грудь Форду.

Вытянув руку из-под простыни, он поднял камушек и сбросил на пол. Лицо мадам Флауберт побледнело, когда она увидела, что ее собачка нюхает камень.

— Отойди, Фруфф! Он заражен злом, идущим от этого человека.

Собачка, виляя хвостом, посмотрела на Форда, а мадам Флауберт, не сводя глаз с Форда, нагнулась и подняла камушек. С мрачной заинтересованностью Форд наблюдал, как она, держа камушек перед собой, что-то тихо пропела над ним и положила к остальным.

Если бы Форд не смотрел так пристально, он бы ничего не заметил. Ее руки были почти не видны из-под складок широких рукавов, дюжин браслетов и безвкусных колец на пальцах, но на них были перчатки. Кончики пальцев были слишком яркими, и один из них мигнул, когда она держала камушек. Форд понадеялся, что на его лице не отразилось ничего, когда ее пальцы ласкали и сдавливали цветные камушки. Он увидел, что одно из массивных колец брызнуло чем-то на камни.

Контактный яд. Когда Сэм посоветовал не позволять прикасаться к нему, Форд в первую очередь подумал об инъекторах, потом — об отравленной пище, но никак не о контактных ядах, проникающих через кожу. Что это — парализатор, который обездвижит его, пока она не свяжется с духами? Форд не был ни врачом, ни химиком и понятия не имел о том, какое именно действие могут вызвать вещества, вводимые через кожу.

Он попытался опустить веки, притворяясь усталым, но когда мадам Флауберт подошла ближе, он не выдержал и отодвинулся в сторону. Ее хищная улыбка стала еще шире.

— О, вы что-то подозреваете? Или считаете, что знаете?

Форд отодвинулся еще дальше, думая о том, что и раньше вряд ли смог бы справиться с женщиной габаритов мадам Флауберт, а теперь… Она была такой огромной и, возможно, более сильной, чем казалась. Словно прочитав его мысли, она медленно кивнула, продолжая улыбаться.

— Глупец, — ухмыльнулась она. — Вы могли бы подождать, пока силы вернутся к вам. Но они больше не вернутся.

Он не смог ничего ответить. Он уже чувствовал за спиной стенку каюты. Мадам Флауберт стояла между ним и дверью, потирая пальцами красный камень. Форд, казалось, чувствовал каждый сантиметр своей обнаженной кожи. Да и какую защиту могла обеспечить ему пижама?

— Мне осталось только решить, — злорадствовала она, — как это будет выглядеть, как сердечный приступ или апоплексический удар. Или как последний приступ колик, с которыми вы сюда прибыли.

Он полагал, что может убить голыми руками. Он полагал, что справится с любой ситуацией. Он не предполагал только, что будет лежать в одной пижаме, до смерти напуганный возможным прикосновением расфранченной фальшивой спиритистки с отравленными кольцами. Это прозвучит, если кто-нибудь когда-нибудь услышит об этом, как плохая пародия на рассказываемые за столом истории.

Одной рукой он схватил дорогую пуховую подушку, присланную тетушкой Ку несчастному больному, — он может использовать ее в качестве щита. Но что, если эта старая убийца пропитала ядом и постельное белье? Он почувствовал холод и озноб. Страх? Яд?

— Какая жалость, — хмыкнула мадам Флауберт, окинув его взглядом. — Вы самый симпатичный молодой человек из тех, кто побывал у нас. Если бы вы были таким же глупым, я бы неплохо развлеклась с вами прежде, чем убивать. Или даже оставила бы вам жизнь.

— Позабавились? Вы? — Он не смог скрыть отвращения, и мадам Флауберт бросила на него свирепый взгляд.

— Да, я. С вами, и вам бы это понравилось, мой прелестный молодой человек, особенно учитывая мои специальные знания. — Она указала на свои принадлежности. — Вы бы ползали у моих ног.

Форд ничего не ответил. Он не мог дотянуться ни до одной из кнопок вызова, не приближаясь к мадам Флауберт, и знал, что в комнате хорошая звукоизоляция. Сможет ли он добраться до ванной и закрыться там? Нет, слишком далеко и слишком много мебели по дороге, ведьма настигнет его раньше. Вот если бы он был в хорошей форме, он мог бы что-нибудь сделать.

Вдруг ее собачка тявкнула и бросилась к двери. Форд собрался закричать, как только она откроется. Мадам Флауберт медленно попятилась от кровати и нажала кнопку интеркома.

— Не сейчас, — отрезала она. — Не имеет значения…

Форд вскочил и закричал. Его ноги запутались в простынях, и он рухнул между кроватью и резным шкафом с зеркальными дверями. Он увидел в зеркале торжествующую усмешку мадам Флауберт и откатился в сторону, чтобы избежать удара драгоценного камня. Собачка, захлебываясь тявканьем, металась перед юбками хозяйки, бешено размахивая хвостом.

Форд изо всех сил ударил по ногам мадам Флауберт и закрутился на полу, стараясь добраться до ванной. Боль обожгла его спину, в глазах потемнело.

— Идиот! — Над ним возвышался ворох кривых красных завитков. Затем этот ворох сдвинулся, обнажив лысую уродливую голову. — Плохо, что я не могу оставить тебе жизнь до тех пор, пока ты не увидишь, что случится с твоим капитаном, этой Сассинак.

Парик опустился на место, по-прежнему криво. Форд корчился, пытаясь отползти в сторону, но нога не действовала. Разволновавшаяся собачка прыгала вокруг, продолжая тявкать. Камень лежал довольно далеко, да и вряд ли Форд захотел бы им воспользоваться.

— Думаю, лучше зеленый, он такой привлекательный… — Мадам Флауберт взяла другой камень и, даже не пытаясь скрыть то, что делает, сбрызнула его маслянистой жидкостью из другого кольца. — Конечно, ваша бедная тетя будет поражена — и я думаю, смертельно, — когда увидит вас лежащим здесь и подымет это с вашей груди.

Она не спеша прошлась по небольшой каюте, улыбаясь безжалостной улыбкой. Форд тщетно пытался справиться с действием первого яда. Пот ручьями струился по его лицу, но он не мог сдвинуться больше чем на несколько дюймов. Тут дверь каюты открылась, и в нее просунулась голова тетушки.

— Форд, я думаю, что… Серафина! Что вы делаете?

Собачка с лаем кинулась к ней и вернулась обратно. Мадам Флауберт обернулась, сжимая кулаки, и грязно выругалась.

Форд самым громким голосом, на который только был способен, крикнул: «Берегись!», и чья-то мускулистая рука утащила тетушку назад. Мадам Флауберт повернулась к нему, сделала последний шаг и споткнулась о собачку, кинувшуюся ей под ноги. Она рухнула, словно ворох юбок и шалей, широко раскинув руки.

Форд взмолился, чтобы кто-нибудь вошел в каюту раньше, чем она встанет, но она и не думала вставать. Она лежала, распластавшись, лицом вниз, все еще сжимая в руке отравленный камень. Собачка задрожала, припала к земле и завыла.

«Не верю», — ошарашенно подумал Форд. Он все еще думал об этом, когда вошел Сэм и уложил его в постель. Засыпая, он думал, что это его последний сон.

Но когда он все-таки проснулся, ему пришлось поверить…

От влияния мадам Флауберт тетушка Ку освободилась скорее сама, чем с чьей-то помощью. Форду потребовалось три дня, чтобы последствия отравления пропали полностью. За это время тетушка Ку уволила большую часть слуг и экипажа, за исключением Сэма. На самом деле всех, кто был нанят со времени появления на яхте мадам Флауберт.

Теперь тетушка Ку проводила время за изготовлением гобеленов, сплетнями и воспоминаниями. Она отказывалась говорить о мадам Флауберт под предлогом того, что хочет побыстрее выкинуть ее из головы.

Сэм рассказал Форду, что массивные кольца мадам Флауберт прорвали ее перчатки и яд, предназначенный Форду, убил ее саму.

Воистину это была именно та смерть, которую она заслужила, но Форда при одной только мысли об этом бил озноб. Не удивительно, что тетушка не желала говорить об этом.

Зато у нее было что сказать о семье Параденов. Форд изложил ей основную причину своего визита, и она восприняла его признание даже лучше, чем он ожидал.

— В конце концов, — усмехнулась она, пожав плечами, отчего перья рикси заколыхались в ее прическе, — симпатичные молодые люди не ездят ради собственного удовольствия к женщинам моего возраста. А ты составил мне хорошую компанию и избавил меня от этой… ужасной особы. Спрашивай о чем хочешь, милый, — я с удовольствием расскажу тебе. Но мне хотелось бы узнать побольше о твоем капитане, которая произвела на тебя такое неизгладимое впечатление. Я, конечно, уже стара, но хочу знать, достаточно ли она хороша для тебя.

И когда Форд рассказал о Сассинак даже больше, чем собирался, она энергично кивнула:

— Милый, я хочу ее увидеть. Когда все это кончится, пригласи ее сюда. Ты говорил, что она любит вкусно поесть. Ну что ж, таланты Сэма в этой области удовлетворят даже императора.

Форд попытался представить себе Сассинак и тетушку Ку в одной комнате, но у него ничего не вышло. Однако блестящие любопытством глаза тетушки требовали ответа, и в конце концов он согласился.

 

Глава 12

Федеральный Центр

Лунзи послышалось, будто кто-то распекает ее, или это казалось ей, пока она лежала с закрытыми глазами. «Биас, — решила она. — Он наверняка пришел в бешенство оттого, что я слишком задержалась у Зебары». Неужели этот человек не способен понять, что женщина, которой скоро стукнет вторая сотня лет, вполне способна принимать решения и отвечать за них? Вдруг она почувствовала, как что-то укололо ее руку, и вскоре ее затопила теплая волна возвращающихся ощущений.

Вместе с ними вернулись память и гнев. Этот лгун, мошенник, ублюдок Зебара продал ее! Только боги знают, где она теперь! Она открыла глаза и увидела мужчину с усталым лицом, в зеленой одежде медика, наклонившегося к ней со словами:

— Просыпайтесь. Откройте глаза…

— Они открыты, — буркнула Лунзи. Ее голос звучал грубо и ворчливо.

— Выпейте это, — велел он тем же голосом. — Вам необходима жидкость.

Лунзи хотелось возразить, но потом она решила, что лучше выпить эту жидкость, чем бы она ни была, а не то они сами введут ее в вену. Вкус у жидкости был такой же, как у большинства тонизирующих средств: фруктовый, сладкий, с привкусом горькой соли. Лунзи почувствовала, что ее горло приходит в норму. Теперь она сможет контролировать свой голос.

— Насколько я понимаю, официально вы не существуете, — продолжал мужчина, кривя рот в полуусмешке. — Я не проверял вас по стандартной методике проверки памяти: личность, место и время. Я уполномочен сообщить вам, что вы находитесь в закрытом медицинском подразделении Федерального Центра, провели в холодном сне около четырех стандартных месяцев и ваше персональное снаряжение находится в этом ящике. Вы проживете некоторое время в этой комнате и должны будете объяснить… одному человеку, кто вы такая и почему прибыли сюда на корабле, битком набитом коврами из шкур мускисов. Вы помните, кто вы? Страдаете от потери ориентации?

— Я знаю, кто я такая, — ответила Лунзи, усмехнувшись. — Я хочу знать, кто поместил меня сюда: Флот или гражданские службы Федерации?

— Извините, не могу сказать вам об этом. Ваши медицинские параметры до сих пор не пришли в норму. Телеметрия передана тем… тем, кто принимает решения, и мне было приказано не тревожить вас. — Он махнул рукой и улыбнулся, на этот раз без видимой иронии. — Я надеюсь, что вы скоро почувствуете себя лучше, и желаю вам хорошего отдыха. — И он закрыл за собой дверь, которая подозрительно лязгнула.

С минуту Лунзи лежала спокойно, пытаясь понять, что происходит. Телеметрия? Значит, она до сих пор под наблюдением. На ней была совсем не та одежда: вместо защитного костюма и комбинезона, который она носила на Дипло, — больничный халат с желтыми маргаритками. У кого-то это могло вызвать приступ бодрости, но только не у нее. Она не заметила ни проводов, ни трубок, значит, данные телеметрии снимались на расстоянии. «Умная» кровать фиксировала ритм дыхания и сердцебиения, температуру и даже звуки, издаваемые кишечником, не стесняя движений пациента.

Лунзи осторожно села. Ни головокружения, ни тошноты, ни головной боли. Непонятно, чему она так удивилась, ведь у них было сорок три года, чтобы создать лучшие средства по сравнению с теми, которыми ей пришлось накачаться на Ирете.

Где бы она ни находилась, эта комната имела все необходимое для восстановления сил. Первым делом Лунзи приняла душ, взвизгивая каждый раз, когда автоматика включала холодную воду, которую она пыталась отключить. Очень действенная процедура для пробуждения. После душа она завернулась в полотенце, толстое и тяжелое, и окинула взглядом комнату. Ее сумка, зеленая ткань которой выглядела не более изношенной, чем раньше. В сумке по-прежнему лежали коробочки с наполовину использованной косметикой, духи и лосьоны. В выдвижных ящичках небольшого комода хранились лекарства от большинства болезней. Она задумчиво нахмурилась. Довольно сложно покончить с собой с помощью предложенных лекарств, но если принять все сразу и на голодный желудок… Но разве в тюрьме не обходятся вовсе без лекарств?

В ящиках, располагавшихся с другой стороны комода, была аккуратно сложена одежда, которую она узнала, лишь как следует встряхнув: пижама, домашняя одежда, и именно тех цветов, которые она предпочитала, но она не помнила, чтобы покупала что-нибудь подобное. Она выбрала одежду, в которой не стыдно было показаться людям — свободные бархатные брюки и свитер, — и почувствовала себя намного лучше. Больничная одежда заставляет человека чувствовать себя беспомощным и покорным, независимо от того, каким в действительности было его состояние. Теперь, одетая, с вымытыми и расчесанными волосами, в удобных туфлях, она была готова к встрече с окружающим ее миром, каким бы он ни оказался.

Вернувшись в комнату, она обнаружила, что постель убрана и отодвинута к стене. Посреди комнаты теперь стоял небольшой столик с едой. Суп, фрукты, хлеб — именно то, что она выбрала бы сама. Но ведь в комнате никого не было и она ничего не слышала…

Неужели она так долго мылась? Лунзи посмотрела по сторонам, но часов не обнаружила.

Она додумала, что в пище могут содержаться наркотики, но тут же решила, что это не имеет значения. Если они… кем бы они ни были… хотели отравить ее, существовала масса более простых способов. Она быстро проглотила хорошо приготовленную пищу, искренне наслаждаясь ее качеством. Затем она увидела тот самый сундук, о котором говорил служащий. Там лежала вся ее одежда с Дипло и другие вещи. Все выглядело чистым, но нетронутым.

Федеральный Центр. Тот человек сказал, что она находится в Федеральном Центре. Она никогда не бывала в Центре и знала лишь, что именно здесь проходят сессии Совета. Кто в таком месте может иметь охраняемый медицинский центр? Но если она в руках Флота, неужели Сассинак не сможет найти ее и вытащить отсюда? Если только с ней самой ничего не случилось… Но она даже думать не хотела о такой возможности.

Вместо этого она попыталась определить, сколько времени прошло с тех пор, как она покинула «Заид-Даян». Суд над Танегли должен был вот-вот начаться, и она должна дать показания. Если, конечно, ее не запрут здесь. Хочет ли кто-то добиться именно этого? Это часть плана Зебары? Она методично разбирала свои вещи, надеясь найти что-нибудь из того, что обещал Зебара, но ничего не обнаружила. Тем не менее вся ее одежда была на месте и даже несколько украшений, купленных на Дипло, — тоже.

Ничего нового не было и в ее маленьком компьютере. Никаких файлов с таинственными названиями и ничего странного в ее собственных файлах. Никаких тайников в одежде или карманах. Даже привычный беспорядок не изменился. Она очень удивилась, что никто не вытряхнул из кармана либретто «Горькой Судьбы», или багажную квитанцию, или мятый клочок бумаги, на котором она записала номер комнаты, в которой на Льяке собиралась исследовательская команда. Еще ей попалось приглашение в модный магазин, который она так и не нашла времени посетить, — она даже не помнила, было это до Иреты или после. Потом еще один клочок бумаги, на котором были записаны номера анализов, которые Биас велел занести в восстановленный куб. И ничего похожего на обещанные Зебарой сведения. В конце концов Лунзи, совершенно расстроившись, опустилась в глубокое мягкое кресло и посмотрела на дверь. Та открылась подозрительно быстро.

Лунзи не узнала вошедшего пожилого мужчину. Похоже, он хорошо знал ее и терпеливо выжидал, пока она кивком не поприветствовала его.

— Можно войти?

«Как будто я могу не позволить», — подумала Лунзи, однако постаралась элегантно улыбнуться и сказала:

— Конечно, входите.

Ее голос прозвучал резче, чем она рассчитывала, но он не обратил на это внимания. Пока она пыталась вспомнить, кто он такой, мужчина осторожно закрыл дверь.

На нем не было формы, но казалось, что в мундире он будет выглядеть более естественно. С такой выправкой он должен быть офицером. Судя по седым волосам и прямым бровям ему было как минимум шестьдесят и наверняка он имел не одну звезду. Высокий, много выше среднего роста, пронзительные голубые глаза. Если бы его волосы были желтыми или черными, а возможно — коричневыми… цвета темного меда…

Она испытала слишком сильное потрясение, столь же сильное, как при встрече с Зебарой. Только этот человек выглядел здоровым, а седина в волосах была признаком возраста, а не слабости.

— Адмирал Коромель, — мягко проговорила Лунзи. Он улыбнулся той же очаровательной улыбкой, которую она видела на более юном лице. Нет, ему не семьдесят, а почти восемьдесят. — А… ваш отец? Он должен был уже умереть, но…

— Он умер двадцать лет тому назад, во сне, — вздохнул Коромель. — А вы пережили еще один холодный сон! Это просто фантастика.

«Это не фантастично, — подумала Лунзи, — а омерзительно».

— Я начинаю думать, что все эти морские суеверия насчет женщин вполне оправданны. Я олицетворяю собой черную кошку.

Он совсем по-юношески фыркнул:

— Но Ирета — не космический корабль, а планета. Это не в счет. Я бы не против поболтать с вами, моя дорогая, но не могу себе этого позволить. Возникла одна проблема.

Лунзи удивленно приподняла бровь. Ей казалось, что у этого ведомства должно быть куда больше проблем.

— Ваша родственница.

Этого она никак не ожидала.

— Родственница? — Но Фиона скорее всего уже умерла. Кого он имеет в виду? Ну конечно же! — Сассинак?

Коромель кивнул.

Лунзи почувствовала приступ страха.

— Что случилось? Где она?

— Вот этого-то мы и не знаем. Она была здесь, в Федеральном Центре, когда я, к несчастью, уехал на Шестую планету, охотиться. А теперь она исчезла, она и уроженец Иреты по имени Айгар.

— Айгар!

Лунзи чувствовала себя глупо, но ей больше нечего было сказать. Почему Сассинак скрылась куда-то с Айгаром? Если только… но Лунзи не могла этому поверить. Сассинак ни на минуту не допускала мысли ни о чем, кроме своего корабля и Флота. Вряд ли она отправилась бы в увеселительное путешествие с Айгаром накануне суда над Танегли.

— По словам старшего офицера, оставшегося на «Заид-Даяне», Арли… — Коромель сделал паузу, выясняя, известно ли ей это имя. Она кивнула. — Коммандер Сассинак отправила вас на Дипло по известной вам причине, для сбора информации о связи Дипло с происшествием на Ирете. Это правда?

— Да. — Она быстро изложила придуманный Сассинак план и свое решение отправиться на Дипло. — Я бы справилась лучше других…

— Я бы так не сказал, особенно после случившегося на Ирете, — возразил Коромель. — Последний человек, который…

— Но я рада, что сделала это.

Она замолчала, размышляя, стоит ли открыть адмиралу все, и заполнила паузу коротким рассказом о переподготовке на Льяке и начальном этапе экспедиции.

— Как я понимаю, вы получили те сведения, которые искали? — Она не ответила сразу, и Коромель усмехнулся, склонив голову набок. — Или вы позволили застать себя сующей нос в чужие дела и отослать домой в камере для холодного сна, чтобы как следует расстроить нас?

— Я… я не уверена в этом.

Он ждал молча, но заинтересованно, словно опытный следователь, который знает, что подозреваемый обвинит себя сам. Она не хотела говорить о Зебаре с адмиралом Флота, особенно с этим адмиралом, но другой возможности не было. Как лучше это сделать? Лунзи вспомнила Сассинак, распекавшую одного из своих молодых офицеров, пытавшегося оправдаться… «Когда все остальное не вышло, мистер, говорите правду». Она не считала, что сделала такую уж большую ошибку, но все же лучше действительно говорить правду.

Рассказ занял больше времени, чем она думала. Хотя адмирал не задавал вопросов, Лунзи по выражению его лица догадывалась, когда требовалось более подробное объяснение. И остатки ее возмущения Биасом вместе с упорным нежеланием подробно объяснять свои эмоции, связанные с Зебарой, сделали ее страстные обращения к нарочито-стыдливому руководителю группы слишком длинными. Свой рассказ Лунзи закончила словами: «А потом я ощутила, что засыпаю в машине, и проснулась уже здесь».

Во время затянувшейся паузы Лунзи выдержала пристальный взгляд голубых глаз Коромеля — возраст совсем не изменил их. Она чувствовала, что эти глаза видят то, что она не сказала. Она ничего не рассказала о «Горькой Судьбе», сказав лишь, что Зебара пригласил ее в оперу. В конце он вздохнул — впервые за встречу он показался ей старым.

— Понятно. Зебара передал вам информацию, которую обещал? Или вам придется свидетельствовать в одиночку?

— Нет, по крайней мере, до того, как я вышла из дома, — призналась Лунзи. — Он сказал, что передаст с курьером. А потом… все кончилось.

— Но он погрузил вас в холодный сон и доставил на борт корабля, который привез вас сюда вместе с коврами из шерсти мускисов. Когда сканер таможни зафиксировал металл и они раскатали весь рулон, ваша маленькая капсула появилась, как… Не помню, как звали ту королеву на старой Земле — Гвиневра, Екатерина или Клеопатра — как-то так. Закатала себя в ковер, предназначавшийся в подарок королю, в которого она влюбилась. Значит, вы не знаете, отправил ли он с вами эту информацию?

Лунзи покачала головой:

— Я просмотрела все свои вещи и ничего не нашла. Но ведь ваши люди тоже сделали это?

— Боюсь, что да. — Он скривил губы. — Мы не смогли найти ничего интересного. Мы надеялись, что вы знаете, что искать, но вы тоже не знаете?

— Нет. Даже если он и передал сообщение, я не смогла его найти.

— Но дал же он вам хоть что-нибудь? — Его голос прозвучал чуть ли не жалобно, голос немолодого человека, бессильного что-нибудь сделать.

«Память о прошлом и кучу беспокойства», — подумала Лунзи.

— Ничего. — Она нахмурилась. Коромель хотел что-то сказать, но Лунзи взмахом руки попросила его помолчать. — Хотя думаю, что все-таки дал.

Быстрыми шагами она подошла к сундуку и вытащила свой спортивный костюм. Она вспомнила, что не сохранила свой экземпляр программки, — Лунзи не думала, что ей потребуется что-то, что напоминало бы ей о том великолепном произведении, и, кроме того, она не хотела, чтобы программка лишний раз мозолила глаза членам ее исследовательской группы. В конце концов, ей могли не позволить увезти ее с Дипло. Значит, ее подложил Зебара. Лунзи нашла программку и принесла ее Коромелю.

— Это не моя, свою я выбросила. И она не совсем обычная — на ней есть автографы всех певцов.

Некоторые автографы, сделанные темными чернилами, выглядели весьма экстравагантно. Адмирал осторожно взял у нее программку.

— Так. Безукоризненно для настолько устаревшей технологии. Точки — только одного типа. — Он указал на одну из продолговатых точек, стоявших между фамилиями актеров и именами персонажей. — Может содержать вполне достаточно информации. Посмотрим. — Он поднялся и покачал головой. — Простите меня, Лунзи, но вам лучше какое-то время оставаться здесь. С исчезновением Сассинак ваши показания стали слишком ценными, тем более если эта программка ничем не сможет нам помочь.

— Но я…

Двигался адмирал гораздо быстрее, чем Лунзи ожидала. Не успев возразить, она увидела закрывающуюся за ним дверь.

— Проклятье, — выругалась она в бессильной ярости, — я тебе не глупый ребенок, ты, старый высокомерный козел.

И что в ответ на все ее старания? Ничего. Но она почувствовала себя лучше. А потом еще лучше, когда Коромель вернулся и сообщил, что в программке нет точечного шифра.

— Меня раздражает этот ваш Зебара, — пожаловался он, шлепнув программкой по столу. — Если эта вещь и содержит послание, то мы его не нашли. Вы знаете, сколько маленьких пятнышек может содержать такая программка? Каждое из них чем-то отличается от остальных, и нам пришлось проверить все.

— Но это должно быть здесь, — настаивала Лунзи.

Она взяла буклет и вновь стала его просматривать.

Обложка по-прежнему казалась ей довольно вычурной. Несмотря на то, что эта опера была национальной гордостью «тяжеловесов» Дипло, ее постановка потребовала большого количества спонсоров. Реклама занимала первый и последний развороты. Затем шли фотографии солистов, сцены из оперы, либретто и список исполнителей. Еще фотографии и интервью с дирижером. Лунзи с удивлением заметила, что вполне свободно читает на диалекте, распространенном на Дипло. Вскоре она уже отстукивала пальцами арию матери-самоубийцы, отказавшейся есть мясо. Коромель посмотрел на нее как-то странно.

— Я не знаю… — Ей не хотелось говорить на стандарте! Ей хотелось петь! Петь? Что-то промелькнуло в памяти, словно большие крылья. Знак? О небо! Этот человек настолько хитер, что стоит тысячи чертей, вместе взятых.

— Чего? — почти вскрикнул адмирал. Выражение бессилия исчезло с его лица, он выглядел почти так же, как его отец.

— Это спрятано здесь, но… и в. моей голове. Это ключ… имплантант, запускающий программу. Я думаю… потерпите!

Лунзи продолжала разглядывать программку, позволив воспоминаниям появляться и исчезать когда им вздумается. Зебаре было известно, какую подготовку она проходила. Она облегчила его боль, сохранила его память… Она смотрела на страницы буклета, еще не зная, что именно ищет, но уже уверенная в том, что это ей удастся. На последней странице размашистая подпись солистки наполовину скрыла ее лицо на фотографии, ее широкую грудь, ожерелье… то самое, которое Зебара… не дарил ей, по крайней мере он сам так сказал. Подарок сына прежнего помощника губернатора… нет, не то…

Ожерелье, которое Зебара не дарил ей. Ей! То ожерелье, которое не дарил ей Зебара, спокойно лежало среди ее вещей. Дешевое, но достаточно хорошо сделанное, она купила его… она купила его, кажется, перед поездкой на Ирету? Она не могла вспомнить, но имело ли это сейчас значение? Да, имело.

Она словно очнулась ото сна. Не сказав ни слова адмиралу, она вышла из комнаты и вернулась со своим ожерельем. Незаметное украшение, затерявшееся среди других, более ярких, взятых ею с собой на Дипло. Не настолько дорогое, чтобы привлечь внимание на любой планете, но вполне подходящее для официальных приемов — узор из медных виноградных листьев с прожилками из зеленой и голубой эмали.

Лунзи положила ожерелье на стол и оттолкнула протянутые к нему руки Коромеля. Сколько в нем было звеньев? Она не могла бы сказать точно. А застежка? Лунзи дотронулась до нее, надеясь на интуицию. В тот день ожерелье было на ней и за что-то зацепилось, кажется за ворс подушки. Зебара отцепил его, расстегнул и снова застегнул. Она помнила, как ее испугало то, что его руки оказались так близко к ее шее, и ненавидела себя за тот страх. Половинки застежки образовывали небольшой цилиндр. Раньше на этом месте находился элегантный крючок в форме усика винограда.

— Застежка, — не поднимая глаз на адмирала, тихо проговорила Лунзи. — Она была другой.

— Можно? — осторожно спросил Коромель.

Лунзи покачала головой:

— Нет. Я сама.

Осторожно, так, словно она испытывала приступ леденящего душу ужаса, она взяла в руки застежку. Обычно такие открывались легко, со второго или третьего поворота, но эта была слишком тугой. Лунзи услышала, как Коромель беспокойно заерзал в кресле.

— Терпение, — жестко сказала она.

Лунзи сосредоточилась. Разъем находился не посередине, где проходила канавка, а у одного из концов цилиндра. Замок открывался не поворотом, а растяжением пружины, плотно прижимавшей последнее звено, — и на свет появился маленький бочоночек, концы которого были запечатаны чем-то темным. Лунзи достала его и подержала в руке — крошечный вощеный цилиндрик.

— Вот оно, чем бы это ни было.

Потом Лунзи узнала, что цилиндр содержал подробные записи о связях Дипло с Параденами и сетти за последние сто лет: имена, даты, коды. Все, что обещал Зебара, и даже больше.

— Вполне достаточно, — сообщил Коромель, — чтобы сбросить их правительство… и даже отменить их самостоятельность.

— Нет, — покачала головой Лунзи, — ведь здесь замешаны не только «тяжеловесы». Они — скорее жертвы. Мы не можем наказывать невиновных, тех, кто не имеет отношения ко всему этому.

— Вам известно что-то, чего не знаю я?

Обращенный к ней взгляд наверняка повергал в трепет не одно поколение юных офицеров. Лунзи тоже почувствовала что-то подобное, но сумела справиться со своими чувствами.

— Известно, — заявила она твердо, стараясь не обращать внимания на блеск его звезд. — Я была на той опере.

— Опера! — В его голосе звучало искреннее изумление. Но взгляд Лунзи заставил его смутиться.

— Это великолепная опера, адмирал Коромель. И лучшие голоса из всех, какие мне приходилось слышать. Она написана на стихи «тяжеловеса» и с вполне конкретным политическим уклоном; я не удивлюсь, если она вам не понравится. Скажите мне, что вы знаете о самом первом периоде жизни колонии на Дипло?

Коромель пожал плечами, явно сбитый с толку смыслом вопроса.

— Не так уж много. «Тяжеловесы» колонизировали Дипло потому, что все остальные не смогли бы жить там без защитных костюмов. Там ведь холодно, не так ли? И это была одна из первых не смешанных колоний «тяжеловесов». И в настоящее время — самая богатая. — Его поднятая бровь означала вопрос.

— Там действительно очень холодно. — Лунзи вздрогнула, вспоминая этот холод и то, что он значил. — И в первую зиму у колонистов были очень тяжелые потери.

Он снова пожал плечами:

— Во всех колониях на первых порах бывают несчастные случаи.

Лунзи почувствовала, как в ней закипает злость.

— Сорок тысяч несчастных случаев, адмирал, из девяноста тысяч колонистов.

— Что? — Коромель ошарашенно посмотрел на нее.

— Сорок тысяч мужчин, умерших от голода и холода, потому что их смерть помогла выжить женщинам и детям. Хотя и это спасло не всех. Потому что никто не предупредил колонистов об очень долгих зимах, периодически случающихся на Дипло, и не позаботился запасти для них пищу.

— Вы… вы уверены? Почему же они не пытались объяснить это Федерации?

— Насколько я знаю, все, что я вам рассказала, было частью заговора Параденов и сетти, о котором Федерация и не подозревала. Могущественный торговый консорциум посчитал нецелесообразным побеспокоиться о колонистах на Дипло. А потом, когда колонисты стали есть мясо местных животных, тот же самый консорциум шантажировал их, угрожая вызовом Флота. Заговор, вербовка «тяжеловесов» в личные армии Параденов и Парчандри… Все это результат того, первого предательства.

— Но почему никто не сообщил нам? Ведь прошли десятилетия… даже столетия… невозможно хранить тайну так долго!

— Они были слишком напуганы. А воротилам было выгодно, чтобы «тяжеловесы» посчитали Федерацию и Флот угрозой самому своему существованию. Подумайте. Консорциум был связан с теми, в чьих руках находилась власть. И они держали эту власть столько времени, что «тяжеловесы» теперь твердо убеждены, что никто не сможет и не посмеет вмешаться, чтобы восстановить справедливость. Первые правители выбрали последователей — таких же тщеславных и бессовестных. Но ни правительство Дипло, ни преступные семьи ничего не выиграли, приучив население планеты всячески ограничивать контакты с ФОП. Никто из получивших образование на Дипло не может поверить, что Федерация не лишит их права жить на планете за употребление в пищу мяса и отсутствие контроля над рождаемостью. — Лунзи сделала паузу, изучая реакцию Коромеля. — Разумеется, они и в самом деле едят мясо и не контролируют рост населения.

Глаза адмирала удивленно расширились.

— Вы серьезно? Но вы же не считаете…

— Я считаю, что они слишком хорошо помнят, что только мясо помогло им спастись и что они обещали умирающим, что сохранят их имена. Они так же серьезны и так же искренни, как любой законопослушный гражданин Федерации, который подавится, только подумав о том, что ест мясо ощущающих существ. Они нарушили закон, и они считают, что мы презираем их за это. Но они рассматривают закон как оружие, едва не убившее их — некоторые умерли, отказавшись есть мясо, — и который мы используем, чтобы держать их в повиновении.

— Но далеко не все «тяжеловесы»-нарушители родились на Дипло.

— Конечно нет. Хотя у меня нет доказательств, мне кажется, что этот секрет был передан жителям тяжелых миров как предупреждение. Кто-то поверил им, а кто-то — нет. Вот так и появилась та путаница, которую мы расхлебываем сегодня, — сепаратисты, интеграционисты и так далее.

— Кажется, я понимаю. — Адмирал довольно долго смотрел в сторону. — Если вы правы, Лунзи, — а я должен сказать, что вы очень четко сформулировали проблему, — то мы имеем дело даже не с нынешними заговорщиками, а со старательно выполняемыми планами прошлого. Если бы здесь была Сассинак!

— Вы до сих пор не рассказали мне, как это случилось.

— Потому что мы сами ничего еще не знаем. — Коромель ударил себя по руке. — Меня не было здесь, и никто ничего об этом не знает. Она заявила офицеру по вооружению, что у нее назначена встреча со мной, взяла с собой Айгара и, в довершение всего, попросила не ждать ее. В моем штабе ничего не знают об этой встрече. Ей передали, что я в отпуске и вернусь не раньше, чем через три дня. Один человек — человек, которому я доверяю, — видел, как они с Айгаром вышли из челнока и затерялись в толпе. Они миновали таможенников, о чем есть запись в компьютере, и исчезли.

 

Глава 13

Крейсер ФОП «Заид-Даян», Федеральный Центр

Нахмурившись, Сассинак изучала тщательно составленное сообщение. Ей не потребовалось сверяться с книгой кодов, чтобы вычислить, что это значит. Со всей определенностью можно было сказать, что записка составлена человеком из Флота: она была написана обычным сленгом старших офицеров. Подделать термины и ссылки на различные статьи было практически невозможно. Она и сама пользовалась подобными вещами, хотя и редко. Младший офицер не послал бы подобное письмо старшему, но старший мог о многом намекнуть внимательному младшему.

Если бы она могла поверить, будто адмирал хочет устроить тайную встречу, это был неплохой способ дать знать об этом офицеру, с которым он желает встретиться. Воистину он действовал осторожно! Упоминание о корабле, на котором Сассинак служила до «Заид-Даяна», почти развеяло ее сомнения. Но приглашение на встречу означало, что ей снова придется покинуть «Заид-Даян», а она не собиралась еще раз спускаться на поверхность планеты до тех пор, пока Коромель не вернется — а это должно было произойти почти непосредственно перед судом. Пока ее корабль находится на причале у станции Федерального Центра, ничего незаконного в очередном спуске нет — и все равно это было ей не по нраву.

Если бы у нее под рукой был Форд… но Форд улетел и более того — от него не поступало никаких известий. Совсем никаких. Хотя к этому времени она должна была уже получить от него весточку. Еще одна забота. Несколько месяцев назад все, казалось, шло так хорошо, и вполне естественным казалось послать Форда добывать сведения о Параденах, Лунзи — на Дипло, а Дюпейниля — к сетти…

Сассинак скривилась. Она готова была руку дать на отсечение, что Дюпейниль вернется с какой-нибудь полезной информацией, даже если вычислит, что тот приказ был подложным. Он слишком умен и догадлив, чтобы жить спокойно, — но, по крайней мере, подобный вызов его способностям пойдет ему на пользу.

Сассинак вдруг поймала себя на том, что постукивает карандашом по консоли, и заставила себя положить его. Ей приходила на ум дюжина веских причин, по которым ни Форд, ни Лунзи до сих пор не засветились, и две дюжины плохих причин. Она переключила один из экранов, вызвав изображение планеты, над которой они находились. На самом деле она просто не хотела покидать свой корабль. Здесь она чувствовала себя в безопасности: она была уверена в себе и в своих людях, она была командиром. На поверхности планеты — любой планеты — она чувствовала себя потерянной и одинокой. Потенциальной жертвой.

И как только она осознала причину своего страха, это заставило ее действовать. Больше она не чувствовала себя испуганным ребенком. Она была коммандером Флота, который закончит свою карьеру, имея больше одной звездочки на плечах — и вполне заслуженно. Она не могла позволить себе паниковать только из-за того, что ей предстояло спуститься на планету. Адмиралы не могут проводить все время в космосе. Кроме того, она пообещала поговорить об Абе с той замечательной женщиной-модельером.

Даже после всех этих лет воспоминания об Абе позволили ей почувствовать себя в большей безопасности. Она покачала головой и направилась в рубку, чтобы отдать приказания Арли.

— Я не могу рассказать больше, чем знаю, — тихо говорила она. Сассинак доверяла своей команде, но не было смысла заставлять их хранить тайны. — Коромель хочет встретиться со мной неофициально. Я беру с собой Айгара — он менее заметен, чем кто-либо из команды. Не знаю, сколько времени это займет, не знаю, когда мы высадимся на планете, но будьте начеку. Если это возможно, переключите на себя их сканеры дальнего радиуса. У меня скверное чувство, что там нас может поджидать что-то не то; и если такое случится, вы знаете, что делать.

Арли выглядела расстроенной:

— Я не стану уводить отсюда «Заид-Даян» без вас, капитан.

— Не думаю, что это придется делать. Но если кто-нибудь свалится на планету, пока я буду там, мне это не поможет. Разумеется, я возьму с собой приемник. Свяжитесь со мной на частоте корабля, если объявятся Форд или Лунзи.

— Не возьмете передатчик?

— Нет! Их слишком легко засечь, эти передатчики. Сигнал же корабельной связи засечь практически невозможно, а я не хочу, чтобы кто-либо еще узнал о местонахождении адмирала, раз уж он хочет сохранить все в тайне.

— Вы уверены?..

— Достаточно для того, чтобы рискнуть своей головой. — Сассинак оглядела рубку и придвинулась ближе. — По правде сказать, что-то мне не нравится в этой ситуации, но что именно, я понять не могу. Форд на задании. Лунзи тоже. Не знаю. Что-то здесь не так. Мне страшно не хочется покидать корабль, но я не могу сделать вид, что этого послания не было. Просто будьте осторожны.

— Вы тоже. — Арли коротко отдала честь.

Сассинак вернулась к себе в каюту и переоделась в гражданское, как того требовал адмирал. Это была еще одна неприятность: в гражданской одежде она не могла носить предписанное уставом Флота оружие.

К тому же она понимала, что по ее выправке любой наблюдатель распознает в ней офицера Флота. Почему бы тогда просто не полететь в форме? Но приказ есть приказ — если, конечно, этот приказ подлинный. Она собрала кое-какие вещички, которые могли уместиться в сумочке. Айгар должен был ждать ее на палубе. По крайней мере, он, похоже, искренне обрадовался возможности вернуться на планету. Разумеется, ведь он провел в космосе только эти несколько месяцев, в душе оставаясь жителем планеты.

Но на палубе, к своему удивлению, она увидела стоящего рядом с Айгаром энсина Тимрана. Сассинак кивнула в ответ на приветствие:

— Энсин.

Это должно было заставить его немедленно уйти. Тем не менее он не ушел. Сассинак вскинула брови.

— Капитан… мэм…

— Да, энсин?

— Есть ли возможность… э-э… чтобы мы, я и Айгар…

«Это еще что такое?»

— Говорите же, энсин, не мямлите. И поторопитесь. Нам еще нужно успеть на челнок.

— Мы не можем спуститься на планету вместе? Я имею в виду, что вы будете заняты, а ему ведь нужен кто-нибудь, кто…

По виду молодого офицера она поняла, что выражение ее лица изменилось.

— А откуда вы знаете, что я буду «занята»?

Тимран покраснел и промолчал, но невольно покосился на Айгара. Сассинак вздохнула:

— Энсин, если наш гость поделился с вами конфиденциальной информацией, у вас должно было хватить ума на то, чтобы притвориться, будто он этого не делал. Надо полагать, вы слышали объявление, которое я сделала: никаких вольностей. Это не мое решение, а постановление Федерального Центра. Здесь не доверяют Флоту. А если по какой-нибудь несчастной случайности вы все-таки окажетесь на поверхности планеты, это недоверие может привести к довольно серьезным неприятностям для вас.

— Да, мэм.

— Помимо прочего, я и не знала, что вы с Айгаром друзья.

На этот раз заговорил Айгар — не менее горячо, чем Тим:

— Этот малыш сильнее, чем кажется на первый взгляд. Мы встретились в спортзале, по предложению командира десантников…

«Курральд — умница», — подумала Сассинак. Пожалуй, этим двоим общение могло даже пойти на пользу.

— Даже если это и так, энсин не может лететь с нами. Мне очень жаль. А вы отправляетесь со мной. Для вас найдется достаточно дел.

Судя по его виду, Тимран никак не мог смириться со своим поражением. Сассинак усмехнулась:

— Идите. Пилоты челноков нужны мне на борту — на случай, если что-нибудь случится.

Тимран посветлел лицом, и Сассинак с Айгаром направились по тоннелю к стартовой площадке челноков.

Поначалу ничего подозрительного они не встретили, но Сассинак по-прежнему чувствовала напряжение, словно нервы ее стали туго натянутыми струнами. Айгар уже давно перестал пытаться обратить ее внимание на странные костюмы или забавные магазины — он умолк с почти оскорбленным видом. Сассинак это раздражало больше, чем ей хотелось бы. Но, в конце концов, он же не был офицером Флота и не мог реагировать на перемену обстановки так же, как она…

С посадочной площадки челноков они ушли, не подцепив «хвоста» — по крайней мере, ничего подобного Сассинак не заметила, — и погрузились в жаркий и удушливый вечерний воздух. Над городом висела бурая жгучая дымка. Сассинак не была специалистом в подобных делах, но почти профессионально воспользовалась стеклянными витринами в многочисленных магазинчиках возле порта. Нет, кажется, за ними действительно никто не следовал. Никто не останавливался у витрин в тот же момент, что и Сассинак. Она и прежде бывала здесь с Айгаром; если никто не подозревал о ее грядущей встрече с Коромелем, в этом ее визите на поверхность планеты не было ничего странного и необычного.

Однако, если бы это был обычный визит, она должна была бы отвести Айгара в одно из унылых серых зданий, в которых находились конторы исполнительных властей, расследовавших дело Танегли, или на территорию Штаб-квартиры Флота. Только потом они отправились бы на очередную прогулку, как это было сейчас.

Сассинак сделала вид, будто идет к офисам Флота, потом, как и предписывали ее инструкции, вошла в подземку и села на поезд, направлявшийся в сторону одного из восточных пригородов, Сейлара. Никто из вошедших вместе с ними не доехал до станции пересадки. Они кружили без особой системы под огромным городом, пока сама Сассинак не потеряла представление о том, где, собственно говоря, они находятся.

Когда же они оказались неподалеку от назначенного места встречи, Сассинак пожалела, что не родилась вефтом — а значит, не способна завести себе глаза на затылке. От жаркого солнца и смога у нее разболелась голова. Ей захотелось связаться с инженерной службой и пожаловаться на кошмар, царящий в городе.

Встреча была назначена в заведении под названием «Фантазии и Творения Экларика». Зеленую вывеску украшали пурпурные завитушки, а по углам — фигурки мистических зверей. Сама бы она никогда не зашла в такую лавочку, и это понял бы любой наблюдатель, следящий за ней.

Может, у адмирала Коромеля тайная страсть к историческим костюмам и древним музыкальным инструментам? Сассинак подтолкнула Айгара локтем в бок. Тот вроде как пожал плечами, но все же перешел движущуюся дорожку и последовал в нужном направлении. Сассинак откинула занавес, расшитый бусинами; он со стуком сомкнулся за ее спиной.

Внутри магазинчик пропах ароматическими травами и благовониями. В воздухе висел голубоватый ароматный дымок. По обе стороны от двери на расстоянии вытянутой руки красовались древние доспехи: один гладкий, похожий на железную шкуру, второй — украшенный фантастическими шипами, убранный красными шелковыми кистями. У стен были навалены целые горы костюмов, поверх них валялись какие-то головные уборы — островерхие шлемы, шляпы с широкими полями и чудные красные цилиндры, похожие на слишком большие флакончики для таблеток.

Сассинак решительно шагнула вперед и задела ногой какой-то глухо звякнувший предмет, при ближайшем рассмотрении оказавшийся высокой керамической вазой, полной мечей. Мечи?.. Сассинак взяла в руки один из них, тут же поняв, что клинок не заточен, да к тому же с тупым концом. Бутафорский меч? И сделан он был не из стали: когда она постучала ногтем по клинку, звук вышел глухой.

Между грудами одежды валялись сапоги, туфли, сандалии, несомненно подходившие к костюмам. По стенам были развешаны маски — десятки, сотни масок такого вида и цвета, каких Сассинак и вообразить себе не могла. Она остановилась, изумленно озираясь по сторонам. Сзади на нее налетел Айгар.

— Что это?.. — начал было он, но в этот момент Сассинак заметила какое-то движение в глубине магазинчика и вскинула руку в жесте, призывавшем к молчанию. Айгар повиновался, хотя и неохотно.

— Чем могу служить? — осведомился тихий голос из сумрака лавки. — К сожалению, сейчас Экларика нет дома, но если вы согласитесь на обычную цену проката…

— Я… не уверена.

Послание Коромеля ничего не говорило о помощнике Экларика, и Сассинак вовсе не была уверена, может ли он заменить хозяина лавки.

— Я насчет «Пиратов Пензанса», — продолжила она, чувствуя себя полной идиоткой.

Она почти не разбиралась в музыкальной индустрии. Ей пришлось самой выяснить, о чем, собственно, идет речь, и хотя соответствующий раздел сообщал, что Гилберт и Салливан были современниками Киплинга, о самом произведении — оперетте — она по-прежнему не знала ничего. Как не знала, что произойдет после того, как она упомянет о нем.

— А-а, — протянул бесцветный маленький человечек, выходя на свет. Костюмы, висевшие по обе стороны от него, явно предназначались для женщин: один представлял собой тунику, оставлявшую одно плечо открытым, второй, занимавший половину прохода, казался пышным бледно-голубым облаком, украшенным огромным количеством лент, рюшей, пуговиц, кружев, словно тот, кто творил этот «шедевр», хотел продемонстрировать все свои умения разом.

Помощник хозяина лавки, остановившийся между этими произведениями театрально-портняжного искусства, казался таким незначительным и покорным, что Сассинак внезапно встревожилась. Не может человек дойти до такой степени смирения и самоуничижения.

— Доля полисмена… — проговорил человечек.

— Нелегка, — покорно ответила Сассинак, невольно подумав то же о доле коммандера Флота, который оказался на планете в гражданской одежде и пытается играть в шпионские игры.

— Ты — темная госпожа, — провозгласил человечек.

Сассинак до сих пор не была уверена в том, какого он пола, а заодно начала задаваться вопросом, к какой расе принадлежит. Невысокий, худой, одетый во что-то шуршащее…

— И твоя звезда сияет.

Должно быть, это относилось к адмиралу Коромелю. Сассинак открыла было рот, собираясь что-то сказать, но обнаружила, что прямо перед ней поблескивает хрустальная сфера — чуть больше, чем нужно, чтобы поместиться в ладони. Помощник продавца держал ее обеими руками. И хрусталь тихо мерцал.

— Звезда, за которой ты следуешь, — декламировал маленький человечек странным голосом: если бы Сассинак услышала подобное от кого-нибудь из своей команды, то решила бы, что человек попросту пьян. — Но свет ее слаб во мраке, и зловещие планеты часто заслоняют ее.

— У вас есть для меня послание? — подсказала Сассинак в наступившей тишине; хрустальная сфера в это время вновь растворилась в полумраке.

— Это и было послание. — На лице человечка появилось странное выражение, потом он заговорил снова: — Тебе знакомы здешние бары, верно? Ты — моряк?

Позади раздался невнятный звук — похоже, Айгар поперхнулся. Сассинак и сама была на грани полного замешательства.

— Нет, — мягко ответила она. — Я не более разбираюсь в местных барах, чем в… хм… костюмах.

— О-о.

Последовала долгая пауза; за это время Сассинак успела осознать, что у помощника продолговатые зрачки и что его черное одеяние на деле представляет собой мех.

— Я полагал, они тебе известны. Зайди в «Эклиптику» — это через два квартала вниз по улице — и закажи себе «Разрушитель Планет».

Это, по крайней мере, было вполне ясным указанием, но Сассинак вовсе не была уверена, что относится к нему с доверием.

— Вы… — встрепенулась она.

Но помощник уже отступил назад, туда, где голубая пышная юбка портняжного шедевра почти скрывала его, и, широко разинув рот, продемонстрировал двойной ряд острых зубов.

— Я тоже сирота, — проговорил он и исчез.

Сассинак тряхнула головой.

— Что это было? — выдохнул Айгар.

— Не знаю. Пошли.

Сассинак довольно неохотно призналась себе в том, что подобного инопланетянина не видела еще никогда в жизни. И вообще, вся эта обстановка ей не понравилась.

«Эклиптика» представляла собой забегаловку под кричащей желто-розовой вывеской; должно быть, вывеска эта по ночам мешала спать тем, кто жил напротив. Сассинак невольно взглянула на противоположную сторону улицы и увидела гладкие стены домов: окон на эту сторону не выходило, если не считать витрин и дверей магазинов, находившихся на первом этаже. При входе здесь не было расшитого занавеса — только тяжелая дверь: пришлось приложить усилия, чтобы открыть ее, а захлопнулась она за ними не хуже крышки люка. У входа стоял «тяжеловес» в поблескивающей пластиковой броне; сам его вид обещал серьезные проблемы — как, впрочем, и их разрешение: как говорится, «в одном флаконе».

Сассинак огляделась, осознавая, что ее костюм явно не слишком подходит для этого заведения. Кроме разодетого в пух и прах трио за одним из столиков, явно готового ободрать любого клиента как липку, женщины здесь носили комбинезоны, типичные для космических торговцев, — прочные, хорошего качества, но совершенно непривлекательные: слово «стиль» к ним было просто неприменимо. Большинство мужчин были одеты точно так же, хотя двое выделялись деловыми костюмами, причем рядом с одним из них на стуле лежало облачение судебного заседателя, а небольшой серый предмет, упокоившийся поверх оного облачения, как предположила Сассинак, был церемониальным париком.

Она ощущала на себе любопытные взгляды, однако разговоры не затихли: для этого собравшиеся здесь были слишком опытны. Сассинак провела Айгара в одну из кабинок и набрала номер своего заказа. Она никогда не любила все эти «Разрушители Планет», но, разумеется, пить это ей будет вовсе не обязательно.

Айгар тяжело оперся локтями о столешницу:

— Если вы не расскажете мне, что происходит, я, по-моему, попросту свихнусь.

— Не собираюсь доводить вас до такого, но и сказать ничего не могу: я сама не знаю. Полагаю, в какой-то момент появится наш собеседник. По крайней мере, я знаю, как он выглядит.

Сассинак старалась незаметно оглядеться по сторонам. В баре не было никого в возрасте Коромеля. Оставалось только надеяться, что им не придется разыскивать еще и третье место встречи.

Айгар отхлебнул из своего стакана.

— Это крепкая штука, — тихо предупредила Сассинак. — Будьте поосторожнее.

Айгар посмотрел на нее с осуждением:

— Я не ребенок. Я не знаю даже, почему вы…

Он умолк: кто-то остановился у их столика. Высокий человек с седыми волосами, держащийся очень прямо. Если бы Сассинак не знала Коромеля лично, она могла бы принять новоприбывшего за него.

— Коммандер, — тихо поздоровался тот. — Могу я присесть?

— Присоединяйтесь, — разрешила Сассинак и жестом указала на Айгара: — Это тот самый молодой житель Иреты, о котором вы, возможно, наслышаны.

Седовласый кивнул, но не сделал попытки пожать Айгару руку. На нем был безупречно сидящий голубой комбинезон: так, по мнению Сассинак, мог выглядеть отставной капитан торгового корабля. На пальце вновь прибывший носил кольцо — возможно, знак принадлежности к Академии, но с уверенностью сказать было нельзя: кольцо хозяин развернул печаткой к ладони. Однако движения незнакомца, его уверенность явно были отработаны годами: подлинный командир. Но если это не адмирал Коромель, то кто же он?..

— Произошло небольшое недоразумение, — начал разговор их гость. — Нам необходимо находиться вне пределов досягаемости устройств слежения, пока…

Сассинак даже не увидела вспышки — только изумление на лице незнакомца и пять мгновенно возникших, четко очерченных ранок-отверстий…

Инстинкт заставил ее броситься на пол и заползти под стол еще прежде, чем из ран показались первые капли крови. Она услышала сдавленное рычание и треск — Айгар отшвырнул стол в сторону. Что-то зашипело, Айгар вскрикнул — и весь зал потонул в шуме чудовищной, стремительно набравшей обороты свалке.

Как и все драки, эта закончилась быстрее, чем кто-либо успел бы описать ее. Опытные в таких делах люди просто попадали на пол и отползли куда-нибудь в укрытие, неопытные же визжали, метались, наталкиваясь на мебель и с треском и грохотом роняя ее. От запаха алкоголя из разбитых бутылок щипало в носу и слезились глаза; осколки стекла впивались в колени и ладони Сассинак.

Заметив среди Небольшой группы мечущихся людей Айгара, она буквально вонзилась в них и, схватив парня за руку, рванула его вниз — и как раз вовремя: там, где мгновение назад была его голова, сверкнуло что-то розовое, и тут же рядом вылетело оконное стекло. Сассинак потащила Айгара за руку, крепко обхватив его запястье, пробираясь к выходу в суматохе и давке, среди обломков столов и стульев. Они выбрались в кухню (Сассинак не без удивления обнаружила, что в этой забегаловке, оказывается, продают еще и еду), когда позади них раздался шум — кажется, кто-то их преследовал. Сассинак поскользнулась на грязном мокром полу, но удержала равновесие и снова рванула Айгара за руку:

— Давай же, черт побери!

— Но…

Молодой «тяжеловес» бросил через плечо последний взгляд в зал, и то, что он там увидел, заставило его огромным прыжком рвануться вперед. В результате Айгар и Сассинак вывалились на улицу и рухнули на мостовую. Позади них уже пылало пламя.

— Пропади оно все пропадом!..

Сассинак с трудом выбралась из-под тела молодого человека и потрясла головой. Позади слышались визг, вопли и прочие звуки драки. Сассинак оглядела улочку, на которой они оказались. Она ненавидела планеты… по крайней мере, терпеть не могла жить на них. Ничего похожего на строгий порядок корабля. С другой стороны, здесь, на грязной и захламленной улочке, имелось множество возможностей спрятаться. В чистоте и порядке корабля это было бы гораздо труднее.

Лицо Айгара, как заметила Сассинак, пересекала глубокая кровоточащая царапина, а комбинезон был разорван в нескольких местах, тем не менее никаких серьезных повреждений он не получил.

Парень приподнялся: выглядел он на удивление спокойным для человека, едва избежавшего смерти. Скорее всего этот последний рывок к дверям спас ей жизнь.

— Спасибо, — поблагодарила она, пытаясь решить, что же теперь делать с Айгаром. Она видела в нем скорее помеху, чем помощника, — на тот случай, если дела пойдут совсем скверно. Правда, дела и так шли хуже некуда…

— Надо уходить, — заметил Айгар. — Мне говорили, что такое оружие применяет только Служба Внутренней Безопасности.

— Уже бежим, — откликнулась Сассинак.

Она еще раз быстро оглядела улочку, выбирая, куда направиться. Совершив стремительный бросок, они оба укрылись за вонючим мусорным ящиком с потеками какой-то дряни по бокам. Сассинак тревожно оглядывала двери других домов, выходившие на улочку. Что они там, глухие, что ли? Должен же кто-нибудь хотя бы поинтересоваться, что происходит! Разве что…

— Вон там, за следующим ящиком, кто-то есть, — тихо прошептал Айгар ей на ухо.

В глазах Сассинак зажглось удивление:

— Откуда ты знаешь?

Он пожал плечами:

— Я ведь жил охотой, разве вы не помните? На Ирете, если ты чего-то не замечаешь, то тут же превращаешься из охотника в добычу. Я услышал что-то странное…

— Потрясающе.

Ни оружия, ни защитных костюмов. А все приемы, которые были известны Сассинак, уходили корнями в приключенческие фильмы: быть может, на экране они и срабатывали, но вряд ли на них можно было положиться в жизни. Здесь гораздо больше пригодилось бы настоящее оружие.

— Я могу разобраться с ними, — предложил Айгар.

Сассинак взглянула на бывшего охотника. Он рвался в бой — как это и бывает с такими молодыми людьми: непомерная гордость и никакой военной подготовки. И к тому же он не был ее подчиненным, как тот же Тимран, например. Он был штатским, которого она, Сассинак, поклялась оберегать и защищать…

Она покачала было головой, но опоздала — Айгар не стал дожидаться ее позволения.

Хотя Сассинак и знала о силе, которая была заложена в его генах и усовершенствована воспитанием, все же она была поражена. Айгар просто подхватил соседний мусорный контейнер целиком со всем его звенящим, бренчащим, вонючим содержимым и швырнул в неведомых противников. Кто-то взвыл от боли; еще Сассинак услышала звук выстрела, похожий на звук рвущейся ткани.

Потом наступила тишина.

Айгар бросился вперед и птицей перелетел через барьер из двух мусорных ящиков, Сассинак досадливо дернула плечом и, последовав за ним, аккуратно приземлилась в груду гнилых овощей и фруктовых корок. Айгар в это время уже аккуратно свернул шею стрелку.

Сассинак выбралась из отвратительной гнили и улыбнулась Айгару.

— Попытайся хоть не убивать без необходимости, — услышала она свой собственный голос.

— А я по необходимости, — серьезно ответил Айгар. — Посмотрите.

Так оно и было. Охранник из Службы Внутренней Безопасности все еще сжимал в руках оружие, хотя ноги его были придавлены мусорным контейнером.

— Правильно. Бывают моменты… хорошая работа. — «По крайней мере, — подумалось ей, — у этого-то уж не будет истерики после боя». — Давай-ка выбираться отсюда.

Айгар помедлил в нерешительности:

— Не лучше ли взять его оружие?

— Нет, это незаконно. Нам и так проблем хватит по горло. — «У нас забот выше головы уже сейчас», — подумалось ей. — Хотя, если подумать, давай. Бери. Почему все преимущества должны быть у плохих парней?

Айгар разжал руки мертвеца, забрал оружие и любезно протянул его рукоятью вперед удивленной Сассинак. Та приподняла брови, но оружие приняла и засунула в боковой карман. Потом, безуспешно пытаясь оттереть пятна грязи со своего комбинезона, зашагала вниз по переулку — туда, где он выходил на широкую улицу.

К этому времени поблизости уже завыли сирены — полицейские мчались по соседней улице. Сассинак жестом позвала Айгара назад. С таким лицом, перепачканным кровью, ему явно лучше будет оставаться в укрытии. Она осторожно заглянула за угол — и тут же тучный человек в ярко-оранжевой форме взревел и, схватив свисток, выдал пронзительную заливистую трель: казалось, он ждал именно Сассинак. Она выругалась и бросилась бежать, увлекая за собой Айгара. Возвращаться в переулок не имело смысла — наверняка второй выход из него тоже уже перекрыт.

Они рванули вниз по улице, расталкивая идущих навстречу прохожих. Сассинак ожидала, что хотя бы один из них попытается остановить их, но никто этого не делал. Позади них какое-то время бежал свистун в оранжевой форме, но быстро и безнадежно отстал. Сассинак свернула за угол и почти сразу перешла на шаг, когда оказалась на первой движущейся дорожке. Айгар держался позади нее — похоже, он нимало не запыхался.

И тут молодой человек схватил Сассинак за запястье. Впереди них поперек улицы стоял кордон «оранжевых» — как раз на переходе над движущимися дорожками. «Оранжевые» к тому же были вооружены чем-то, неприятно напоминающим оружие для подавления восстаний. Сассинак и Айгар немедленно покинули дорожку. На этой улице, как и на предыдущей, было полным-полно магазинчиков и баров.

Времени выбирать у них не было. Сассинак нырнула в первую же попавшуюся дверь, надеясь, что им попался черный ход.

— Ты кошмарно выглядишь, дорогуша, — проворковал кто-то из сумрака.

Сассинак хотела было ответить, когда осознала, что молодая женщина смотрит на Айгара. Тот, в свою очередь, глазел на нее.

— У нас нет на это времени, — проворчала Сассинак и потянула Айгара за собой; тот остался стоять, словно врос в землю.

— У мужчин всегда есть на это время, — ответствовала молодая женщина, колыхнув оборками платья. — А что до тебя, милочка, то что б тебе не заглянуть в соседнюю комнату?

Из той самой соседней комнаты как раз кто-то вышел. Сассинак, впрочем, решила не обращать на это внимания и выпалила единственное, что пришло ей сейчас в голову:

— Нам нужно найти Флер. Немедленно. Это очень срочно.

— Флер! Что вы о ней знаете? — Из-за драпировок, за которыми, вероятно, находился еще один проход, вылетела женщина постарше. К удивлению Сассинак, вид у нее был деловой и подтянутый, как у преуспевающего профессионала — впрочем, профессионалом-то она как раз и была. — И кто вы вообще такие?

— Мне нужно ее найти. Это все, что я могу сказать.

— Эти, из Безопасности, у вас на «хвосте»?

Сассинак ничего не ответила, и женщина, пройдя мимо них, выглянула в окно.

— Они за кем-то гоняются, а вы в крови и перепачкались Бог знает в чем. Отвечайте же! Вы?..

— Да. Я…

— Не говори больше ничего.

Сассинак повиновалась. Здесь командовала не она.

— Идем.

Когда Айгар оглянулся, чтобы еще раз взглянуть на встретившую их молодую женщину, их проводница насмешливо фыркнула:

— Послушай-ка, приятель, ты смотришь на свое недельное жалованье — разве что у тебя ранг повыше, чем я думаю. А если мы не спрячем вас куда-нибудь, ты умрешь прежде, чем успеешь ею насладиться. — И уводя их по коридору, женщина крикнула своей прислуге: — Ли, ступай в третий с Элл. Не думаю, что местные вас уже знают. Пирл, ты видела, как вошел Ли. Та женщина, что была с ним — на тот случай, если они заметили и женщину, — была из наших зазывал. — И прибавила, обращаясь к Сассинак: — Если они на самом деле вас видели, это их не задержит больше, чем на пять минут, но они могли и не разглядеть вас. У нас как раз самая работа начинается, так что, может, все и обойдется. Сюда.

Комната, куда они попали, следуя приглашению женщины, оказалась небольшим офисом, где находились стол и два стула. Женщина открыла шкаф и, вытащив оттуда аптечку, швырнула ее на столешницу:

— Он весь в крови, его немедленно вычислят. Умой его. А я пока подыщу тебе комбинезон.

Айгар покорно сидел на стуле, пока Сассинак промывала неглубокую царапину и заклеивала ее пластырем. Действительно, с окровавленным лицом Айгар выглядел куда как подозрительно. Еще несколько кусочков пластыря ушло на то, чтобы заклеить рваный комбинезон молодого человека; царапины на его теле уже подсохли и не кровоточили, так что ими можно было не заниматься.

Женщина вернулась в комнату с дешевым рабочим комбинезоном из плотной темной ткани и бросила его Сассинак:

— Снимай свою вонючую тряпку, я брошу её в утилизатор. Чем это вы там занимались — решили устроить пикник на помойке?

— Не совсем. — Сассинак вовсе не хотелось вдаваться в объяснения. Она вытащила из кармана пистолет и протянула его Айгару, потом стащила свой комбинезон и переоделась. Айгар старался не смотреть на нее; женщина, наоборот, разглядывала довольно откровенно.

— Должно быть, ты из Флота, — уже тише проговорила она. — У тебя хорошие мускулы для твоего возраста. Уже за сорок перевалило, верно?

— Да, мне чуть больше сорока.

Рукава и штанины комбинезона были коротковаты, а сам он широковат. Сассинак переложила в карманы все необходимое, потом забрала у Айгара пистолет.

— Слыхала когда-нибудь о Самиздате? — Женщина сказала это, понизив голос почти до шепота.

Сассинак пораженно уставилась на нее, припоминая то хмурое утро, когда Абе рассказывал ей об этой организации — самую малость.

— Немного, — осторожно ответила она.

— Хм-м-м… Флот, Самиздат, Флер… Вот что я тебе скажу, подруга: лучше бы тебе говорить правду, потому как, слово даю, в противном случае я разыщу тебя во всей Галактике и перерву глотку под каким-нибудь чужеземным солнышком. Учти, если что, я так и сделаю. Эта Флер, она — настоящая леди, она мне жизнь спасла, а еще она никогда не думает плохо о девчонках, которые зарабатывают на хлеб чем могут.

— Она капитан Флота, — вмешался в разговор Айгар.

Обе женщины обернулись к нему.

— Этого я вовсе не хотела знать, — заявила женщина. — Капитан Флота с разгильдяйской командой…

Прежде чем Айгар успел выложить хоть что-нибудь еще, заговорила Сассинак:

— Он вовсе не член команды: он — штатский, важный свидетель по делу о космических пиратах, и его пытаются заставить замолчать. Мы должны были попасть на тайную встречу, но, как видно, она вышла не слишком тайной.

— Ага. Так, значит, ты действительно знаешь о Самиздате. Что ж, мы вас отсюда выведем попозже, а я пока предупрежу Флер… — Она умолкла, вслушиваясь в голоса за дверью. — Крысы. Подымайся-ка со стула, парень, да побыстрее.

Айгар вскочил, и женщина оттолкнула его, пока он не уперся спиной в стену. Сассинак, угадав, чего хочет хозяйка, поставила стулья на стол. Под вытертым ковром угадывались очертания потайного люка. Женщине не пришлось подгонять их — в коридоре уже слышались громкие голоса, вещавшие об «обыске», «нелегалах» и «изменниках во флотской форме».

До первой ступени лестницы было футов пять. Айгар едва успел пригнуться, когда над его головой захлопнулась крышка люка, и они оба остались в абсолютной темноте. Сассинак услышала скрежет и шум наверху — люк явно закрывали ковром, а стулья ставили на место. Она собралась было спуститься на следующую площадку лестницы, но остановилась, боясь оступиться и шумом обнаружить их местонахождение. Однако Айгар спустился на три ступеньки и коснулся ее плеча.

— Что теперь? — спросил он.

— Тш-ш-ш. Будем надеяться, что те, кто нас ищет, не найдут потайной ход.

Впервые с того момента, как начались все эти неприятности, у Сассинак появилось время подумать обо всем происшедшем и о своем корабле. Послание одурачило ее, поскольку было составлено на сленге Флота. Это предполагало, но не доказывало, что кто-то во Флоте хочет, чтобы ее убрали. Кто бы это ни был, он знал достаточно о Коромеле, чтобы просчитать, что упоминание его имени может одурачить ее и выманить с корабля, а также, что Сассинак только в общих чертах знает о том, как он выглядит. Он был достаточно известен. Вряд ли кому-то представило особую трудность узнать о росте и возрасте адмирала и найти кого-нибудь достаточно похожего, чтобы изобразить его перед Сассинак.

Но к чему все эти сложности? Почему бы просто не подослать кого-нибудь, чтобы убить ее, или Айгара, или их обоих, пока они ехали от космопорта, — где-нибудь на полдороге к месту встречи? И если предположить, что «оранжевые» были настоящими полицейскими, почему власти встали на сторону нападавших?

Она попыталась представить себе, что нужно было наплести местной полиции, чтобы убедить их, что она и Айгар являются опасными преступниками. То, что они сбежали из бара во время драки, — не криминал, это всего лишь действие, продиктованное здравым смыслом. Тут она подумала, не связаться ли с офисом Коромеля, как только они найдут будку видеофона. И что, в придачу ко всему, происходит сейчас с ее кораблем? Ей мучительно хотелось вытащить приемник и выяснить это, но пока у них на «хвосте» висят преследователи, это небезопасно.

Ожидание во тьме творило что-то странное со временем: оно растягивалось, текло все медленнее и медленнее, и все труднее было справляться со страхом и нетерпением; Сассинак не знала, сколько времени прошло, пока она решилась нащупать ногой следующую ступеньку. Медленно и осторожно она пошла вниз. Айгар следовал за ней шаг в шаг. Сассинак рассчитывала оказаться за углом или в каком-нибудь укрытии в том случае, если потайной ход обнаружат.

Еще один шаг. И еще.

Когда зажегся свет, она на мгновение ослепла. Айгар судорожно вздохнул. Теперь Сассинак видела перед собой длинную узкую комнату. Она поспешно сбежала вниз по последним ступенькам — Айгар по-прежнему следовал за ней — и огляделась в поисках укрытия. Может, там… за поворотом — за опорой, поддерживавшей своды этого подвала? Сассинак нырнула за столб, теперь с лестницы ее нельзя было увидеть. И в это же мгновение из спрятанного где-то динамика донесся голос:

«— …знаем, что в вашем доме есть подвал, госпожа Ванлис, так что вам лучше было бы добровольно оказать помощь. Не стоит играть с нами.

— Я все еще не вижу ордера. — В голосе женщины не было открытого вызова, но и до спокойной уверенности ей было далеко. — Мне нечего скрывать, но я не собираюсь создавать прецедент и позволять вам обыскивать свой дом без ордера.

— Я закажу его».

Наступило молчание, потом снова зазвучали голоса, но теперь Сассинак не могла разобрать ни слова. Двусторонняя ли это связь? Могут ли те, кто находится сейчас наверху, услышать происходящее в подвале? Ей оставалось только надеяться, что это не так: может быть, женщина нажала на какую-то скрытую кнопку, чтобы предупредить Сассинак и Айгара об опасности, а заодно и открыть им выход? Но никакого выхода из подвала не было видно. Ни одной двери — только массивная колонна, состоявшая из переплетения проводов, труб и кабелей, выходившая из потолка, с массивным ящиком посередине, сплошь покрытым шкалами измерительных приборов. Колонна уходила вниз, в люк в полу.

Айгар кивнул на люк. Сассинак пригляделась. Он был недостаточно велик для того, чтобы Айгар смог протиснуться, да и сама она не была уверена, что сумеет проползти мимо всех этих труб и кабелей; однако у нее появилась идея. Если бы это был космический корабль, то неподалеку должен был находиться доступ к системам обеспечения — на случай, если возникнет необходимость в ремонте. Но Сассинак никак не могла отыскать его, и пока было ясно, что исход подслушанного ими разговора может быть только один.

Тем временем Айгар приподнял один из шкафов, находившихся у дальней стены: за дверцей обнаружился плоский металлический круг люка, а за ним — вертикальная шахта с закрепленной в ней лесенкой. Сассинак было бы тяжело открыть люк в одиночку, но сильные пальцы Айгара подняли его легко, словно это был ломтик поджаренного хлеба, а не тяжеленный кругляш стали.

Сассинак проскользнула в шахту, спустилась немного по лестнице, чтобы уступить место Айгару, и тихо проговорила:

— Как ты собираешься закрыть за нами люк?

— Не беспокойтесь.

Тем не менее она тревожилась все время, пока он спускался по лестнице, одновременно сдвигая на себя сейф вместе с крышкой люка, на которой тот стоял. Не может же он удержать этакую махину на руках?

Он смог.

И снова они оказались замурованными в темноте; люк за ними закрылся. В голосе Айгара послышалась гордость, когда он проговорил:

— Они ни о чем не догадаются — если, конечно, не услышали того, что здесь происходило. И мне кажется, что этой шахтой уже пользовались так же, как это делаем мы сейчас. Сейф пуст; иначе он весил бы много больше.

— Отличная работа.

Сассинак одобрительно похлопала «тяжеловеса» по плечу и принялась спускаться по лестнице. Они должны были выбраться в горизонтальный тоннель… но тут под ее ногой разверзлась пустота, а чуть ниже она сумела нашарить что-то неровное, подающееся под ногой. Сассинак продолжала ощупывать это нечто, ругая себя последними словами за то, что не догадалась прихватить с собой фонарик. Скользкое, мягкое, длинное… должно быть, какие-то свертки; дотянуться до них, чтобы точно определить, что же это такое, она не могла, пока держалась за ступеньки лестницы. Придется спрыгнуть.

Айгар едва не наступил ей на голову, и Сассинак коснулась его щиколотки, надеясь, что он поймет это как сигнал: «Подожди…»

 

Глава 14

— Как насчет света? — тихо спросил Айгар.

Сассинак сосчитала до десяти, успокаиваясь и напоминая себе, что парень, в конце концов, несмотря на все свои таланты, — не из обученных солдат. Ему просто не пришло в голову сказать ей раньше, что у него есть источник света.

— Было бы здорово.

Наверху, над ее головой, зажегся тусклый свет — впрочем, привыкшим к темноте глазам он показался достаточно ярким. Когда Айгар передавал фонарик вниз, вокруг него и Сассинак заплясали смутные тени. Тоннель, проходивший внизу, диаметром был вдвое больше того, по которому они спускались, посередине проходило множество труб, с одной стороны тоннеля тянулась узкая дорожка. Сассинак соскользнула вниз, встала на дорожку и помогла спуститься Айгару. Ей приходилось пригибаться; Айгар тоже неловко согнулся, чтобы не задевать потолок головой. Сассинак коснулась его руки и мотнула головой в сторону. Лучше отойти подальше, прежде чем они смогут говорить без опасности быть услышанными.

Они прошли метров двадцать по тоннелю, когда Сассинак остановилась и погасила фонарик. Погони было не видно и не слышно. Она прикрыла глаза, снова привыкая к темноте и сожалея, что на ней нет шлема. Даже не имея связи с большим бортовым компьютером крейсера, шлем давал возможность видеть все, что находится впереди, с помощью встроенных сенсоров.

Она открыла глаза и вгляделась во тьму. Кромешная тьма… Нет! Впереди горела красно-оранжевая точечка, похожая на уголек, — так слабо, что Сассинак с трудом смогла разглядеть ее. Она прищурилась, оглянулась. Две красно-оранжевые точки. А за спиной Айгара — еще одна. И еще.

Должно быть, эти огоньки были зажжены для ремонтных рабочих и призваны помочь им ориентироваться здесь, внизу. Это предположение было самым безобидным. Все могло оказаться гораздо хуже: например, это могли быть автоматические камеры, посылавшие изображение прямо в полицейский участок. Или автоматические лазеры, соединенные с сенсорами, регистрирующими движение и тепловое излучение и призванные очищать тоннель от тварей вроде крыс… или преступников.

Не зря Сассинак ненавидела планеты. В этих тоннелях могло быть все, что угодно, — крысы, паразиты, преступники. Но когда выбора нет, только глупец откажется от предоставившегося ему шанса… так говаривал Абе. А потому Сассинак двинулась вперед по узкой дорожке, ступая с аккуратностью и точностью, выработанной годами тренировки. Айгару пришлось тяжелее: Сассинак слышала, как он топает, оступаясь, позади, и надеялась только на то, что в этом тоннеле не установлено звуковых сенсоров. Фонариком же она пользовалась так редко, как только было можно.

Первый тусклый огонек, светивший со сводов тоннеля, они миновали благополучно; Сассинак не ощутила опасности — похоже, сигнала тревоги передано не было. С другой стороны, будь это хорошая система слежения, она и не смогла бы ничего уловить. В неподвижном воздухе тоннеля она взмокла как мышь, удивляясь тому, что этот воздух достаточно чист и пригоден для дыхания. Они находились где-то между первым и вторым огоньками, когда Сассинак почувствовала внезапный поток воздуха, пришедший откуда-то сбоку. Она осветила стену фонарем и увидела расположенную на уровне своей талии решетку, на этот раз прямоугольную. Оттуда-то и вырывалась струйка воздуха, несколько более прохладного, чем в тоннеле. Работы вентилятора Сассинак не услышала, как не слышала даже шороха, указывавшего на движение воздуха. На мгновение течение воздушного потока изменилось, теперь устройство за решеткой втягивало воздух, потом прекратилось вовсе… и вновь возобновилось.

«Наверное, это просто воздуховод, регулирующий давление и, возможно, соединенный с системами подземки», — подумала она. Приятно было думать о том, что их тоннель соединен с помещениями, где тоже есть воздух, хотя гораздо приятнее было бы найти путь на поверхность. Сассинак дотронулась до руки Айгара, и они уселись под вентиляционной решеткой, чтобы передохнуть.

— Я не знаю, кто нас преследует. — Она решила, что самое время обсудить ситуацию. — Человек, который подсел к нам в баре, — не тот, с кем я должна была встретиться, просто кто-то того же роста и возраста.

Айгар не обратил особого внимания на ее слова — его тревожило другое:

— Вы знаете, где мы находимся? Мы можем вернуться назад?

— Неправильные вопросы. Чтобы вернуться назад, мы должны сперва выяснить, кто пытается нас убить. На данный момент мы не знаем даже, за кем идет охота — за мной, за тобой или же за обоими. Не знаем и причин этой охоты.

Она могла придумать кучу причин для всех вариантов развития событий, но это неизбежно влекло за собой новые вопросы. Зачем кому-то потребовалось организовывать ее встречу с Коромелем, а потом убивать его? Навряд ли это была ошибка: разница между седовласым пожилым мужчиной и темноволосой женщиной ясна даже самому глупому наемному убийце. И навряд ли убийца промахнулся, подстрелив не того, — учитывая то, во что он превратил лицо собеседника Сассинак. Или, быть может, существовало два раздельных заговора и их столкновение привело к путанице?

— Вы сказали, что это был не Коромель. — Айгар говорил тихо, в голосе его слышалось напряженное внимание, но беспокойства или тревоги он не испытывал. — А тот, кто убил его, знал это?

— Не уверена…

Она почти ни в чем не была уверена — исключая то, что должна была остаться на корабле. Вот и пытайся после этого отринуть свои страхи и сомнения.

— Если бы это был Коромель и если бы меня тоже убили следующим выстрелом, ты стал бы главным свидетелем по делу о Танегли. А ты не раз говорил, что ничего не знаешь о том, что связывало Танегли с другими заговорщиками. Все, что ты можешь сделать, — подтвердить под присягой, что он лгал тебе и пытался убедить в том, что Ирета принадлежит тебе. К тому же, если бы удалось возложить вину за гибель Коромеля на меня…

— А кто были все те люди, которые поджидали нас снаружи? — перебил ее Айгар.

По всей очевидности, он размышлял о других вещах. Ничего удивительного, учитывая его прошлое. Однако это был хороший вопрос.

— Хм-м… Положим, они планировали убить Коромеля в баре. И ожидали, что я убегу вместе в тобой, — что мы и сделали. Единственный разумный поступок в такой ситуации — бежать. А потому снаружи нас ждали, чтобы убить. Обоих. Или — меня. Тогда они могли бы повесить на меня ответственность за смерть Коромеля, дискредитировать Флот и поставить под сомнение любое свидетельство, которое я могла бы представить в суде.

— А что случилось бы с «Заид-Даяном»? Кто стал бы вашим наследником?

— Наследником? Корабль — не частная собственность! Флот назначил бы другого капитана… — Она умолкла, пораженная открывшейся возможностью. — Ты, Айгар, гений, хотя и сам того не знаешь. Одно дело — свидетельские показания, и совсем другое — корабль. Мой «Заид-Даян» — возможно, самый опасный корабль своего класса. Если они боятся именно корабля, если именно он представляет для них угрозу, которую надо устранить, тогда лучший способ сделать это — выманить меня с корабля и удерживать на планете все то время, пока расследуется смерть Коромеля. До прибытия нового капитана прошло бы несколько недель стандартного времени. Возможно, корабль просто поставили бы на прикол в доках.

Но кого и почему может так тревожить боевой крейсер возле орбитальной станции — крейсер, чье оружие заблокировано? Что такого может сделать этот крейсер, чего стоит бояться? Крейсеры — не инструменты тонкого действия. Если отвлечься от ее операции на Ирете, изначально крейсеры создавались как стратегические платформы, которые способны бороться с мятежом планетарного масштаба или вторжением из космоса. Или — и с тем, и с другим.

Сассинак поднялась на ноги, не успев даже осознать, что собирается идти дальше.

— Пошли, — скомандовала она. — Нам нужно как можно скорее вернуться назад на корабль.

Если бы это было так легко сделать!.. Сассинак принялась оглядываться в поисках какой-нибудь еще шахты. Вскоре этот тоннель привлечет чье-нибудь внимание, даже если преследователи и не найдут того спуска, который обнаружили Сассинак и Айгар. Теперь мозг капитана работал в полную силу, просчитывая варианты развития событий и возможные действия заговорщиков. Все могло свестись и к одному варианту — если они сумели как-либо задержать возвращение настоящего Коромеля и если они полагают, что тело собеседника Сассинак будут принимать за тело адмирала достаточно долго, чтобы поставить ее под подозрение. А возможно, они захватили подлинного Коромеля и в скором времени обеспечат его подлинное тело…

Нет, это все же не ее проблемы. Не теперь. Сейчас ей требовалось найти выход отсюда, выйти на поверхность, связаться с Арли и вызвать челнок, который забрал бы их и доставил на корабль.

Следующий тоннель увел их еще ниже, еще глубже в недра города, в сплошное переплетение тоннелей подземных коммуникаций. Этот был освещен, и через него проходила монорельсовая дорога, использовавшаяся, вероятно, для обслуживания городских коммуникаций. Пластиковая изоляция защищала проходящие вдоль стены кабели, а вдоль другой стены тянулись многочисленные трубы. Сассинак заметила, что символы и знаки здесь были практически теми же, что и на кораблях Флота, так что она прекрасно понимала их, но проверять не стала. Пока еще было рано.

По дорожке, тянувшейся вдоль монорельса, идти можно было довольно свободно, да и освещение давало возможность двигаться быстрее.

Однако ж все это вовсе не помогало им узнать, куда они идут, сумрачно подумалось Сассинак. На стене шахты, из которой они вылезли, был, правда, обозначен номер — но без карты городских коммуникаций эта информация ничем помочь не могла.

— Мы по-прежнему идем в том же направлении, — проговорил Айгар.

Сассинак с изумлением уставилась на парня. Вообще-то он переносил все происходящее гораздо лучше, чем она рассчитывала.

— Без указателей легко заблудиться… — начала было она, но тут увидела в его руках какой-то предмет. — Что это?

— Картограф, — пояснил довольный Айгар. — Один из тех, кто занимался в библиотеке, сказал, что мне лучше иметь такой при себе, иначе я рискую заблудиться.

— Передатчик, фиксирующий местонахождение?..

Сассинак похолодела. Если всю дорогу он таскал с собой передатчик, их неведомые враги могли просто сидеть и ждать, следя за их перемещениями на экране компьютера, пока они не выберутся наружу.

— Нет. Тот парень сказал, что есть две разновидности картографов: те, которые сообщают другим, где вы находитесь, чтобы вас можно было найти и помочь, и те, которые сообщают самому человеку, где он находится. Туристы, говорил он, предпочитают первую разновидность да еще богачи, которые рассчитывают на то, что их слуги отыщут их и доставят домой; но студентам больше нравятся вторые. Вот такой картограф я и купил.

Сассинак и не осознавала прежде, что Айгар достаточно времени был предоставлен сам себе, чтобы устроить что-нибудь подобное. Но если подумать… его оставляли у входа в библиотеку, он провел там один многие часы. Либо она сама, либо кто-нибудь из клерков Федерации отвозили его в библиотеку в промежутках между собеседованиями и допросами. Она даже не подозревала, что Айгар встречается с кем-то еще.

— Как он работает?

— Вот так. — Айгар нажал ногтем большого пальца на кнопочку, и на стене тоннеля появилась карта города, правда несколько искаженная, поскольку по стене проходили кабели. Пульсирующая красная точка, должно быть, обозначала их местоположение. Карта, казалось, приблизилась, увеличилась в размерах, и на пересечении некоторых линий появились цифры и буквы.

— Е-84, РР-72. — Айгар снова нажал, и на карте появилась паутина желтых линий. Они оба находились в месте, обозначенном на карте, как «Ремонтный тоннель 66-43-В». — Куда мы хотим направиться?

— Я… не вполне уверена.

Пока она не знала, где находятся их враги, Сассинак не могла даже предполагать, где они смогут безопасно подняться на поверхность и связаться с Арли. Она даже не знала, действительно ли это хорошая мысль.

— Где находится ближайший выход на поверхность?

Красная точечка выпустила из себя щупальце, которое потекло по желтому тоннелю, потом изменило цвет на оранжевый.

— Это означает выход наверх, — прокомментировал Айгар. — Если бы нам захотелось спуститься вниз, наша линия стала бы пурпурной.

— Тогда идем.

Сассинак пропустила Айгара вперед. Похоже, он знал, как работает картограф, — значит, ему и работать проводником. Сассинак, разумеется, никогда не разбиралась в подобных приборах. Она хотела было спросить, на какой глубине они находятся и сколько им еще идти, но они и так уже достаточно задержались на одном месте. Сассинак чувствовала, как по ее шее и спине бегают мурашки при одной мысли о том, что погоня где-то недалеко: в этом Сассинак почти не сомневалась.

— Если у тебя есть еще какие-нибудь полезные штучки, помимо фонарика и картографа, почему бы тебе не рассказать мне об этом сразу? — поинтересовалась она несколько более ядовито, чем ей самой хотелось.

— Простите, — отозвался Айгар, и в его голосе прозвучали неподдельное смущение и пристыженность. — Я не знал… Просто не было времени.

— Ничего страшного. Я просто очень рада, что ты выбрал именно этот картограф, а не тот, другой.

— Я и не думал, что он мне понадобится, — признался Айгар. — Мне не так легко заблудиться. Но Герстен был настроен так дружелюбно… — Он пожал плечами.

Ощущение тревоги, и без того не покидавшее Сассинак, при этих словах только усилилось. Дружелюбный парень, который совершенно случайно решил позаботиться о том, чтобы с приезжим ничего не случилось?..

— Расскажи-ка мне поподробнее об этом Герстене, — попросила она со всем спокойствием, на которое только была сейчас способна.

Судя по всему, Герстен был «здорово похож на Тима». Сассинак решила придержать пока свои мысли при себе, надеясь на то, что Айгар ошибся. Герстен был дружелюбен, открыт и всегда рад помочь. Он сочувствовал положению, в котором находился Айгар. Потому, разумеется, что Айгар рассказал ему об Ирете практически все.

Сассинак сглотнула вставший в горле комок; она слушала не перебивая, а Айгар все рассказывал и рассказывал. Герстен помог ему научиться использовать библиотечные компьютеры, находить нужные базы данных — он даже подсказал, что коды ограниченного доступа можно преодолеть..!

— Правда? — заинтересовалась Сассинак, навострив уши и надеясь, что со стороны это не слишком заметно. — Мне всегда говорили, что это почти невозможно.

Объяснения Айгара вовсе не успокоили ее. Похоже, у Герстена были друзья. Он никогда не объяснял, кто они такие: просто друзья, чьей специальностью было перехватывать передачи и изменять их содержание.

— Какие передачи?

— Он не говорил точно, — несколько раздраженно ответил Айгар; похоже, сейчас Герстен уже не казался ему таким уж хорошим помощником. — Он просто сказал, что, если мне когда-нибудь понадобится забраться в базы данных или… или сделать петлю, что бы это ни значило, он может мне в этом помочь. Заявил, что это просто, если только знать, с какого конца взяться за дело. Что можно забраться на самый верх, аж до Парчандри…

При этих словах холодок пробежал по спине Сассинак.

— Ты уверен? — резко спросила она.

— В чем? — Айгар вышагивал впереди, чувствуя себя, судя по всему, совершенно спокойно.

— В том, что он сказал — «добраться до Парчандри»?

— «Аж до всяких там Парчандри» — да, именно так он и сказал. А в чем дело?

Он оглянулся через плечо — Сассинак постаралась, чтобы на ее лице читалось только спокойное любопытство. Парчандри. Генеральный инспектор Парчандри? Он же должен быть не здесь, а в Штабе Флота…

И тут перед глазами снова как будто наяву встал код, который должен был указывать, как она думала, на то, что послание отправлено из офиса Генерального инспектора, — она увидела его так ясно, словно он вдруг огнем обозначился в воздухе перед ней.

— Я просто пытаюсь кое-что вычислить, — пояснила она Айгару, который снова оглянулся.

Нужно ли все это объяснять молодому «тяжеловесу»? У него хватало и своих проблем, причем достаточно сложных, кроме того, он не имел права на то, чтобы знать столь мрачные тайны Флота. Но если с ней что-нибудь случится…

Сассинак яростно замотала головой. Случится то, что она еще посмеется на похоронах Парчандри. Если Парчандри действительно виновен в убийстве Абе.

Временами по обеим сторонам тоннеля им попадались люки, на каждом из которых значился номер. За исключением номеров, все они были похожи один на другой. Если бы не картограф Айгара, Сассинак не имела бы ни малейшего представления, куда им идти.

Вдруг она осознала, что уже какое-то время слышит непонятный тонкий пронзительный свист позади, а осознав, одним прыжком оказалась возле Айгара и коснулась его плеча:

— Прислушайся.

Он пожал плечами:

— Вся эта планета постоянно шумит. В городе никто ничего не услышит. По крайней мере ничего, что имело бы значение для нас.

— Сколько еще идти до выхода наверх? — спросила Сассинак. Свист быстро приближался.

— Около пятисот метров, если я все правильно понимаю.

— Слишком далеко. — Сассинак поспешно огляделась и увидела в двадцати метрах впереди по их сторону монорельса закрытый люк. — Полезем туда.

— Но почему?

Свист перешел в визг, волна воздуха коснулась его лица. Айгар вздрогнул и бросился к люку. Сассинак догнала его и помогла открыть крышку. Тут же зазвучал сигнал тревоги и замигал оранжевый свет. Сассинак проглотила готовое сорваться с языка проклятие. Если ей удастся вырваться с этой планеты, она больше никогда, ни при каких обстоятельствах не спустится на ее поверхность снова!

Айгар уже опустил ноги в люк, но Сассинак указала ему еще на один, на пять метров дальше:

— Я открою и тот. Тогда они не узнают, в который мы спустились.

За воем сигнала тревоги она уже не слышала свиста приближающейся монорельсовой вагонетки, но судя по усиливающемуся движению воздуха она была уже совсем недалеко. Сассинак побежала так, как ей не приходилось бегать уже многие годы, вцепилась в крышку люка, откинула ее и болезненно скривилась, когда взвыла еще одна сирена и снова вспыхнул оранжевый свет. А теперь назад к первому люку… Айгар предусмотрительно спустился по лестнице, уступая место Сассинак, она рванула на себя крышку, и та захлопнулась над их головой. Они снова оказались в полной тьме. Сверху выла сирена, сигнализировавшая о разгерметизации люка. Этого? Следующего? Или обоих?

Все время, пока они спускались по лестнице — а этот спуск оказался много длиннее предыдущего, — Сассинак ругала себя последними словами. Она не знала даже, были ли в вагонетке люди. Возможно, у этой штуки не было ни окон, ни внешних сенсоров. Они в этом случае могли просто переждать вагонетку, пропустить ее и пойти дальше, следуя указаниям Айгарова картографа. А может, и нет. Догадки вовсе не помогают разобраться с проблемой. Она глубоко вдохнула, пытаясь успокоиться, и напомнила себе, что впадать в панику рано. Хотя пока что все шло не слишком хорошо, они до сих пор были живы, не ранены и не схвачены. А это кое-чего стоит.

Ее нога коснулась головы Айгара. Он спустился до конца лестницы.

— Не могу найти люк, — пожаловался он; в мягкой тишине небольшого помещения его голос еле заметно звенел. — Попробую включить свет.

Сассинак прикрыла глаза и открыла их только тогда, когда поняла, что Айгар зажег фонарик. Они находились на дне почти вертикально идущего колодца — стены плавно, без прямых углов, без швов, переходили в пол.

Айгар громко и прерывисто дышал.

— Нам… надо найти выход. Здесь должен быть выход!

— Значит, найдем.

В этих колодцах и тоннелях Сассинак чувствовала себя почти комфортно, но Айгар-то привык к открытым пространствам, где он и жил все время до того, как попал на «Заид-Даян». Для человека, не прошедшего соответствующей подготовки, он пока что прекрасно справлялся с новой обстановкой, но этот колодец, закончившийся тупиком, явно оказался для него слишком большим испытанием. Сассинак чувствовала запах его пота, чувствовала, что его рука, касавшаяся ее ноги, дрожит.

— Все в порядке, — проговорила она таким голосом, каким могла бы говорить с нервным юнцом, отправившимся в свой первый рейс. — Мы его просто пропустили, только и всего. Давай за мной наверх, только тихо.

До люка — круглой металлической крышки на противоположной от лестницы стене колодца — действительно оказалось недалеко. Сассинак уже взялась за кольцо, намереваясь повернуть его и открыть люк, как вдруг кольцо вырвалось из ее рук и их ослепил яркий луч света.

— Так-так… — В грубоватом хриплом голосе почти не слышалось удивления. — И что это у нас тут? На этот раз не Полли.

Щурясь от света, Сассинак могла разглядеть только какой-то темный силуэт да отблеск света на продолговатой трубке — несомненно, стволе оружия.

— Сколько? — осведомился голос. Сассинак подумала, что, возможно, Айгар сумеет укрыться внизу, однако вовремя поняла, что с его приступом клаустрофобии это попросту невозможно.

— Двое, — коротко ответила она.

— Тогда давайте вылазьте оттуда, — приказал голос.

Источник света отодвинулся — надо полагать, стоявший в тоннеле давал им пройти. Сассинак скользнула в трубу тоннеля ногами вперед. Айгар последовал за ней — его загорелое лицо побелело, особенно вокруг рта и глаз, на коже бисеринками выступил пот. Осторожно и тщательно, словно все это происходило на ее собственном корабле, Сассинак закрыла и задраила люк.

Перед ними стояли пятеро в пятнистых комбинезонах: в руках у двоих было оружие, похожее на винтовки пехотинцев, еще у одного — длинный нож, прикрепленный к металлической трубке. Четвертый держал фонарь, продолжая светить Сассинак и Айгару прямо в лицо. Пятый привалился к стене тоннеля и разглядывал их со смесью жадности и отвращения.

— Это вы там раззвонились? — поинтересовался этот последний. Тот же хриплый и грубый голос; по фигуре невозможно понять, женщина или мужчина — одежда скрывала очертания тела.

— Мы не хотели, — ответила Сассинак. — Заблудились немного.

— Ничего себе — «немного»! Притуши фонарь, Джеми.

Свет угас, и Сассинак снова прикрыла глаза, приспосабливаясь к смене освещения. Когда она снова подняла веки, женщина, державшая фонарь, уже запихивала его в заплечный мешок. Винтовки по-прежнему были направлены на пришельцев. Сассинак не шевелилась. Айгар позади нее издал неопределенный звук, несколько похожий на ворчание. Сассинак заподозрила, что ему понравилось самодельное копье.

Говоривший (или говорившая?) с ними отделился от стены, не сводя с пришельцев пристального взгляда.

— Назовите хоть одну причину, почему бы нам не прирезать вас на месте и не забрать ваши шмотки.

Сассинак усмехнулась: это не было решением. Пустая бравада.

— Будет небольшая заварушка, — пояснила она. — И если нас кто-нибудь преследует…

— А то как же, — проворчал один из тех, кто был вооружен. Дуло винтовки сместилось на волосок. — Надо бы идти, Кор…

— Погоди. Вы не из тех отбросов, какие обычно попадают сюда, а там, наверху, похоже, заварилась серьезная каша. Кто вы такие?

— А что это за Полли? — вместо ответа поинтересовалась Сассинак.

— У вас на «хвосте» висит полиция Службы Федеральной Безопасности — и вы не знаете, кто это такие?

По спине Сассинак пробежал знакомый холодок — как в ту минуту, когда она услышала имя Парчандри. Исполнительный отдел Службы Безопасности занимался обеспечением безопасности государственных структур. А она-то думала, что их преследуют наемники пиратов или (в худшем случае) отряд городской полиции…

— Я не знала, кто нас преследует. Оранжевая форма?..

— Отряды подавления мятежей. Спецотряд. Ничего себе! Ладно. Вы расскажете, кто вы такие, иначе мы вас прикончим на месте, и плевать на все.

Дула винтовок снова были нацелены на них; Сассинак невольно подумала, что этот, с копьем, тоже явно знает, как орудовать своей пикой.

— Коммандер Сассинак, — ответила она. — Флот, капитан тяжелого крейсера «Заид-Даян», находящегося на орбите…

— А я — парикмахер Луизы Параден! Вам же будет лучше, если вы…

— Она говорит правду, — вмешался Айгар. Глаза собеседника Сассинак сузились: он уловил акцент молодого «тяжеловеса». — Она привезла меня…

Сассинак коснулась рукой крышки люка: металл задрожал под ее пальцами.

— Тише, — проговорила она негромко, но явно тоном приказа.

Все замерли. Тишина, казалось, звенела от напряжения.

— Они приближаются. Я чувствую вибрацию.

Ее собеседник тихо пробормотал какое-то ругательство, потом распорядился:

— Тогда пошли! И поторапливайтесь! С вами мы разберемся позже.

Они бросились по тоннелю — холодной голой трубе из серовато-зеленого металла; пол был покрыт чем-то упругим, заглушающим шаги. Должно быть, подумалось Сассинак, под этим покрытием и находится то, для чего, собственно, и предназначен тоннель. Она чувствовала дыхание человека с винтовкой за своей спиной, замешательство и панику Айгара, нарастающую с каждым мгновением боль в усталых ногах…

Она быстро потеряла ориентацию — группа двигалась слишком быстро, они миновали слишком много колодцев и тоннелей, и не было времени остановиться, чтобы запомнить какие-нибудь приметы и вехи. Сассинак невольно задумалась, удается ли Айгару лучше ориентироваться в этом лабиринте. Возможно, ему помогает опыт охотника. Пару раз ей закладывало уши, из чего она заключила, что они находятся глубоко под поверхностью планеты. Ей вовсе не хотелось забираться в эти норы. Но зато она жива. Сассинак постоянно напоминала себе об этом: с тем же успехом они могли бы сейчас быть мертвы.

Наконец их стражи остановились. Они вошли в хорошо освещенное помещение в конце одного из небольших тоннелей, более всего напоминавшее барак. В низком потолке виднелись решетки. На полу кое-где были навалены груды каких-то тряпок и старых одеял — должно быть, на них спали; в пластиковых емкостях, по всей вероятности, хранились пища и вода. На полу, скрючившись, спало несколько человек, остальные сидели, собравшись небольшими группками, или беспокойно расхаживали по подземному убежищу. Гул голосов умолк — к Сассинак повернулись бледные лица, похожие на застывшие маски страха и гнева.

— Привел кой-кого из верхнего города, — сообщил главарь их стражей. — Один тут говорит, что он — капитан Флота.

Ответом на это заявление был каркающий смех, в котором не промелькнуло ни капли подлинного веселья.

— Вот тот здоровый тип, что ли? — поинтересовался кто-то.

— Не-а. Эта… леди… — Сассинак никогда не думала, что это слово может прозвучать как оскорбление. — У нее на хвосте Полли, а она не знает даже, что значит оранжевая форма.

Широкий в кости и высокий, но страшно худой человек пожал плечами и шагнул вперед:

— Чужак может этого и не знать. Может, она…

— Не с этой планеты? Может, и так, но — из Флота?.. Флотские не копаются в грязи. Они не спускаются со своих кораблей — ножки боятся запачкать. Сидят себе в космосе, чистенькие, свободные, пока мы тут гнием в рабстве. Вот что такое Флот!

Предводитель сплюнул чуть в сторону от ботинка Сассинак, потом, презрительно щуря глаза, посмотрел на нее.

— Сдается мне, о рабстве я знаю не меньше любого из вас, — тихо проговорила Сассинак.

— Это когда ж ты успела узнать? Пока делаешь вид, будто гоняешься за работорговцами, а сама в это время кладешь в карман денежки от Парчандри? — вмешался в разговор тощий, сутулый, маленький человечек, чье лицо было обезображено старыми шрамами.

— Когда сама была рабом, — бросила Сассинак.

Наступила тишина, на лицах присутствующих отразилось изумление. Теперь все они прислушивались, она получила свой шанс, и Сассинак сознавала это.

Она обвела взглядом этих людей, стараясь встретиться глазами с каждым, медленно кивнула, стараясь удержать их внимание.

— Да, это правда. Когда я была еще ребенком, на колонию, где я жила, напали. Я видела, как погибли мои родители. Я держала на руках тело своей сестры. Я больше никогда не видела своего младшего брата. Они оставили его там. Он был слишком мал… — Ее голос задрожал, и она с трудом заставила себя успокоиться. — А я стала рабыней.

Она помолчала, снова оглядев собравшихся. Враждебность в их лицах пропала, не было и прежней недоброй уверенности.

— Несколько лет — я и сама не знаю сколько. Потом тот корабль, на который меня продали, был захвачен кораблями Флота, и мне представилась возможность закончить школу, поступить в Академию и самой охотиться на пиратов.

— Если это правда, то именно поэтому за вами и гонятся Полли, — заключил главарь. — Но откуда нам знать, правда ли это?

— Потому что она говорит правду, — вмешался Айгар. Все взгляды теперь были прикованы к нему, и Сассинак с удивлением увидела, что молодой «тяжеловес» покраснел. — Она прилетела на Ирету, в мой мир. Она привезла меня сюда на крейсере, чтобы я мог дать показания в суде.

— А ты родился не способным лгать? — насмешливо поинтересовался главарь.

Сарказм, похоже, привел Айгара в ярость. Сассинак подняла руку, призывая его к спокойствию, надеясь, что он подчинится приказу.

— Вот мое кольцо с печаткой Академии, — сказала она, снимая кольцо с пальца и подавая его главарю. — Внутри выгравировано мое имя, а снаружи — дата выпуска.

— Сас-си-нак, — медленно, по слогам прочитал главарь. — Что ж, это подтверждение — только вот не знаю чего.

Сассинак забрала кольцо, главарь собирался было еще что-то сказать, но тут в комнату из тоннеля ворвался какой-то человек с плоским черным чемоданчиком, похожим на переносной видеофон. Безо всяких предисловий он подошел к главарю и выпалил:

— Полли, разыскивают, по всему городу мятежного капитана Флота по имени Сассинак и здоровенного парня, гражданского. Они убили какого-то адмирала Коромеля…

Главарь повернулся к Сассинак. Похоже, только тут вновь прибывший впервые заметил их — и глаза его изумленно расширились.

— Это правда? — спросил главарь.

— Нет.

— Что — нет? Вы никого не убивали или вы не убивали Коромеля?

— Все ложь: мы никого не убивали, а покойник — не адмирал Коромель.

— Но как вы… черт!

Сассинак улыбнулась:

— Мы были там, рассчитывая встретиться с адмиралом Коромелем, когда к нашему столику присел какой-то человек, внешне похожий на Коромеля и примерно того же возраста — вот этот-то человек и заработал дырку в голове. Мы поспешно ретировались, но нас преследовали неудачи. Тот, кто убил этого человека, вполне мог подумать, что это Коромель. Понадобится вскрытие, чтобы доказать, что это не он. Или появление подлинного Коромеля. Я не знаю, кто и почему подослал к нам фальшивого адмирала, как не знаю и того, кто и зачем его убил. Может, они просто хотели втянуть нас в грязную историю. Показания Айгара и мои могут решить исход предстоящего суда.

По лицам собравшихся видно было, что ни о каком суде они и слыхом не слыхивали.

— Его звать Айгар? — полюбопытствовал пришедший. — Потому как они выслеживают не только Сассинак, но и его тоже.

Поднялся шум — никто из собравшихся не решался встретиться взглядом с Сассинак. Она почувствовала их страх.

— Вы упомянули Парчандри, — громко произнесла она, и внимание собравшихся снова обратилось к ней. — Кто такой этот Парчандри?

К ее изумлению, главарь расслабился и лающе расхохотался:

— Хороший вопрос! Кто такой этот Парчандри? Можно было спросить и «кто из этих Парчандри!» Если ты из Флота и никогда не была связана с…

— Если она была рабом, то никогда, — перебил его высокий. — Уж они бы об этом позаботились. — Он повернулся к Сассинак: — Парчандри — это семья, разбогатевшая на гражданской службе и во Флоте, как Парадены — в коммерции. Взятки, шантаж, похищения… они обходят закон где только можно и нельзя и отовсюду гребут прибыль.

— Я знаю, что существует Генеральный инспектор Парчандри, — медленно проговорила Сассинак.

— А-а, этот… Да, но это не все. Они не только во Флоте. Только в Разведке их трое, двое в Прокуратуре, пять в департаменте кадров. Это основа семьи: те, кто открыто пользуются именем Парчандри. Не считая двоюродных братьев и таких, Что живут под другими фамилиями. В департаменте по Исследованию, Оценке и Колонизации планет целое гнездо Парчандри — они контролируют все назначения в колониях и прочее такое. Даже в Службе Внутренней Безопасности тоже есть Парчандри, коли на то пошло. А глава семейства — как раз здесь, в Федеральном Центре: он заботится о том, чтобы ничего из того, чем занимается Совет, не помешало делам семьи.

Теперь все стало несколько яснее. Сассинак задала первый же вопрос, пришедший в голову:

— Они как-то связаны с Параденами?

— Еще бы нет! Но не кровными узами. Они очень заботятся о том, чтобы не жениться между собой и не устраивать ничего такого, что можно отследить по компьютерным данным. Хотя в Центральном Банке Данных у них тоже есть свой человек. Скажем, Парадены хотят основать где-нибудь колонию, но стоят в конце списка. Каким-нибудь хитрым образом все остальные заявки теряются или в них обнаруживаются ошибки. Точно так же исчезают и все жалобы на Параденов.

— А другие семьи тоже в этом участвуют?

Сассинак заметила, что ее собеседник быстро отвел глаза. Она ждала. Наконец главарь кивнул:

— Было дело. Не все большие семьи — китайцы этим не занимаются, им это и не нужно. Но есть еще и более мелкие семьи — по большей части в транспортных системах. Этим Парчандри не нравятся свистуны. Всякое случается. — Главарь глубоко вздохнул. — Ты спрашиваешь о том, на что я не могу ответить, пока не узнаю… кое-что еще. Ты говорила, что была рабом и что тебя освободил Флот и потому ты вступила во Флот…

— Верно.

— Не слышала ли ты, пока была рабом, о… об одной группе? О людях, которые… кое-что знают?

Сассинак кивнула.

— Самиздат, — тихо проговорила она.

Напряжение главаря немного спало.

— Ладно, рискну. — К Сассинак протянулась широкая сильная рука и крепко пожала ее руку. — Я — Корис. Там с фонарем была моя жена. — Он неожиданно открыто ухмыльнулся: — Ну что, одурачил я вас?

— Одурачили меня?..

— Со всем этим маскарадом. Мы стараемся носить одежду, скрывающую очертания нашего тела. В официальных отчетах я фигурирую как «несколько тучная женщина средних лет, среднего роста».

Он расстегнул комбинезон и принялся извлекать из-под него набитые под одежду тряпки, после каковой процедуры стал выглядеть стройнее и гораздо более по-мужски. Потом снял парик, который, как осознала вдруг Сассинак, был чрезвычайно похож на те, что она видела в театральной лавочке, — под париком пряталась лысеющая голова.

— Их особо не беспокоят женщины, заблудившиеся в тоннелях. Хотя вы, коммандер Флота, должно быть, чуть не довели их до сердечного приступа.

— Надеюсь, что так, — согласилась Сассинак. Она не знала что и думать о человеке, который так жизнерадостно представляется принадлежащим к противоположному полу. — Но я несколько… растеряна.

Корис хихикнул:

— А почему бы и нет? Ладно, сидите пока здесь, отведайте изысканные блюда нашей кухни и не менее изысканные вина, а потом мы продолжим разговор.

Он подвел беглецов к горе одеял и указал на нее. Сассинак и Айгар присели. Она была рада дать отдых своим безмерно уставшим ногам.

«Изысканные блюда» оказались почти безвкусной кашицей молочного цвета.

— Прямо из пищевых процессоров, — объяснил ей кто-то. — Пасту гораздо легче раздобыть, пока туда не напихали всяких вкусовых добавок и прочего такого… Невкусно, зато питательно.

Вино оказалось водой прямо из водопровода, но пить ее было можно.

— А теперь давайте послушаем вас, — предложил Корис.

Сассинак проглотила остатки кашицы, запила ее водой. Вокруг нее расселась вся честная компания: похоже, эти люди чувствовали себя поспокойнее, но все еще держались настороже.

— А что, если они нас все еще ищут? — спросила она. — Может, нам лучше…

Корис махнул рукой — не беспокойтесь, мол.

— Естественно, ищут, но мимо наших сенсоров пока еще никто не проходил. Кроме того, у нас есть разведчики — там, наверху. Валяйте рассказывайте.

И Сассинак дала краткий отчет о тех событиях, которые произошли с момента получения послания от Коромеля. Рассказывала она несколько путано, но предпочла рассказать все. Если она тут погибнет — чего она делать не собиралась, — кто-то должен будет знать правду. Ее слушали внимательно, не перебивая, пока она не начала рассказывать о том, как они оказались в веселом доме.

— Вы зашли к Ванлис? — В голосе спрашивающего смешались удивление и гнев.

— Я не знала, где спрятаться, — ответила Сассинак, надеясь, что в ее интонациях не проскользнуло осуждения. — Просто та дверь оказалась ближе всего, а она нам помогла.

Она продолжила рассказ, в том числе упомянула и о том, как отреагировала хозяйка заведения на имя Флер. Она чувствовала внутреннее напряжение собравшихся — однако никто из них ничего не промолвил, а потому она продолжила свою повесть до того момента, как их «поймали».

— Худо, ох худо… — пробормотал Корис без обычного своего ехидства.

— Мне очень жаль.

Ей действительно было жаль, хотя сейчас, после этой безвкусной еды, глотка воды и недолгого отдыха она и чувствовала себя несколько лучше. Сассинак взглянула на Айгара, задумчиво теребившего пластырь на лице. Похоже, он справился со своим страхом.

— Вы — как нить, которая связывает то, что, как мы надеялись, им никогда не удастся связать между собой, — тихо проговорила Джеми. Жена Кориса оказалась миниатюрной блондинкой. Она выглядела старше Сассинак и самого Кориса — хотя, возможно, ее старил отпечаток тревоги на лице. — Магазин Экларика… дом Ванлис… Флер… Самиздат… они там тоже не дураки, понимаете? Когда у них будет время подумать, они быстро все сопоставят. Надеюсь, Ванлис предупредила Флер. Иначе…

Ей не было необходимости заканчивать фразу. Сассинак зябко поежилась. Она чувствовала, как интерес собравшихся снова сменяется страхом и враждебностью. Она поставила под угрозу само их существование. Как же все глупо получилось… Она же с самого начала что-то заподозрила, разве нет? И нечего было очертя голову бросаться в неизвестность, чтобы встретиться с адмиралом, чьи подчиненные упорно утверждали, что он где-то охотится. И теперь из-за ее глупости все они погибнут — и она, и Айгар, и эти люди, и без того достаточно пострадавшие. А ее корабль? Она представила себе «Заид-Даян», и ее глаза наполнились слезами. НЕТ!

Она не собиралась подыхать здесь, внизу, она не позволит всем Параденам и Парчандри во Вселенной осуществить их зловещие планы! Она — коммандер Флота, и пришло время действовать как подобает капитану боевого крейсера. Ее разум пробудился от оцепенения безнадежности, принялся просчитывать ситуацию, как она сделала бы это, находясь на корабле. Отчет о местонахождении; ресурсы; личный состав; оборудование; местонахождение противника…

Она не осознавала, что выпрямилась — к ней вернулась командирская осанка, зато она увидела эффект этого преображения, прочла его на лицах собравшихся. Они смотрели на нее так, словно она внезапно предстала перед ними в белой боевой броне вместо грязного комбинезона. И выражение их лиц придало Сассинак решимости.

— Что ж, — произнесла она, и голос ее звучал уверенно и решительно. — Думаю, сперва мы увидим их похороны.

 

Глава 15

Сидя на койке, Дюпейниль разглядывал переборку напротив и размышлял о том, что переоценил свою удачу. Отсек, отведенный людям на борту «Великой Удачи», представлял собой вот эту крохотную каюту, соединенную с уборной, по сравнению с которыми его спартанская каюта на «Когте» казалась роскошным курортом, а также маленькую комнатку с голыми стенами, которую он мог использовать как столовую, гимнастический зал или комнату отдыха — как ему заблагорассудится. Большинство людей полагают, что у сетти нет чувства юмора, но Дюпейниль держался на этот счет другого мнения. По крайней мере, замечания Уполномоченного насчет скромности и смирения, с которыми он, Дюпейниль, будет путешествовать, указывали на то, что с иронией у сетти все в порядке.

Дюпейниль встретился с Послом — встреча была короткой и никаких особых результатов не принесла. Атташе Флота, присутствовавший при этом, выглядел невыносимо самодовольным. Посол не видел причин, по которым он должен заниматься пересылкой каких-то рапортов в Федеральный Центр, когда Дюпейниль все равно туда направляется. Неужели Дюпейниль полагает, будто сетти. союзники Федерации, мешают ему передать эти сообщения? Это было бы серьезным обвинением, он, Посол, не советовал бы Дюпейнилю доверять подобные слова бумаге. И разумеется, нет, Дюпейниль не сможет еще раз встретиться с Панисом перед отлетом. Вопреки всем советам Посла опрометчивый молодой человек уже отбыл в неизвестном направлении.

Дюпейнилю пришло в голову, что этот Посол просто обязан участвовать в заговоре и получать деньги от мятежников. Не мог же он быть настолько глупым! Но снова взглянув на его багровую физиономию и мутные глаза, он усомнился в правильности собственных рассуждений. Но когда офицер Безопасности покосился на атташе и заметил взгляд, которым тот обменялся с личным секретарем Посла… Вот оно что… Должно быть, личная обслуга Посла исправно накачивала его наркотиками, чтобы он вел себя потише и не мешал проворачивать темные делишки.

«А я-то надеялся, что все мои неприятности кончились», — подумал Дюпейниль, предельно вежливо раскланявшись с Послом и направляясь упаковывать вещи для дальнего перелета. То, что атташе Флота позаботился, чтобы Дюпейниль не получил ничего из того, о чем бы он ни попросил, его уже не удивляло.

Теперь у него было время поразмыслить о том, что Посла медленно отравляют: корабль сетти уносил его к неведомой цели, и он нисколько не верил в то, что они действительно направляются к Федеральному Центру. Он заставил себя встать и направился в маленький зал. Что бы ни произошло, он должен быть физически готов к этому.

Дюпейниль снял форму и занялся упражнениями, рекомендованными офицерам Флота. Он припомнил, что комплекс этот был разработан старшиной морского Флота, ушедшим в отставку и работавшим консультантом на съемках приключенческих фильмов. Комплекс включал в себя множество наклонов, упражнений на растяжку и силовых действий. Он успел взмокнуть, когда услышал по интеркому:

«Дю-пей-ниль. Приготовиться к инспекции офицера Безопасности».

Ну разумеется: какое еще время они могли выбрать? Дюпейниль сладко улыбнулся прямо в блестящий глазок системы визуального наблюдения и закончил упражнения двойным кувырком, после чего оказался возле закутка, предназначенного для гигиенических надобностей. Разумеется, душа там не было. Струя горячего воздуха, растирание и снова горячий воздух. Если бы он был покрыт чешуей, как и положено ящери… сетти, чешуя эта была бы отполирована до блеска. Но будучи человеком, он чувствовал, что его кожа осталась липкой и грязной. С корабля он сойдет воняя, как какой-нибудь отщепенец из полудикого пограничного мира… чего, несомненно, сетти и добивались.

Он почти успел застегнуть форму, когда люк его каюты открылся и в него просунулась здоровенная морда сетти. Они просто великолепно рассчитывали время. Занимался ли он гимнастикой или пользовался туалетом, именно в этот момент ему и объявляли об очередной инспекции. Как бы быстро он ни старался одеться, они всегда приходили прежде, чем ему удавалось завершить эту процедуру. Занятно, что они не прерывали еду или сон. Впрочем, он был благодарен даже за этот минимум вежливости.

— А-аххх… Коммандерррр… — У офицера-сеттн был небольшой промежуток между передними зубами, не вполне по центру. Теперь Дюпейниль мог, по крайней мере, хоть как-то отличать его от других. — Требуетссся провесссти проверку воздушшшной сссистемы.

Они устраивали такие проверки практически каждый раз — якобы для того, чтобы удостовериться в герметичности его скафандра. Это означало, что Дюпейнилю придется с трудом влезать в него, а потом пройдет еще несколько минут, пока из его каюты не откачают воздух, скафандр раздуется, а он сам будет потеть и маяться от жары внутри.

Дюпейниль послушно полез в шкаф и достал скафандр. Выбирал он его не сам, но, как заверил его атташе со сладенькой улыбочкой, это был единственный скафандр его размера, который нашелся в посольстве. По крайней мере, он был достаточно прочным: в нем оказалась всего одна дырка, но ее легко и быстро заделали.

Извиваясь, как змея, он втиснулся в скафандр, сознавая, что эта сцена весьма забавляет сетти. Сетти вообще предпочитают обходиться без скафандров в своих путешествиях по космосу. Разумеется, у них есть скафандры для тех, кто, возможно, будет вынужден работать в открытом космосе, производя ремонт обшивки корабля, однако вся команда скафандрами не обеспечивалась. В этом имелся свой смысл. Когда целостность обшивки какого-нибудь корабля Флота бывала нарушена, в большинстве случаев команда все равно не успевала надеть скафандры. И конечно же любой сетти возмутился бы, если бы ему предложили подобный способ обмануть судьбу. Однако Дюпейниль был рад, что у него есть скафандр, хотя сетти и рассматривали это как лишнее доказательство того, что люди — существа низшего порядка.

Он надел шлем и проверил его крепления. В скафандре имелось встроенное переговорное устройство, которое позволяло ему говорить с сетти — вернее, чаще всего слышать их. Но на этот раз инструкции офицера привели его в изумление.

— Идете в рубку?

Людей никогда не приглашали в рубку корабля сетти. Ни один человек никогда не видел навигационных приборов, с помощью которых эти вселенские мошенники умудрялись соблюдать расписание движения кораблей, при этом пребывая в убеждении, что они повинуются Судьбе и Случаю.

— Сейчас же.

Дюпейниль последовал за сетти, потея и ворча про себя. Для этого ему вовсе не обязательно было надевать скафандр. На кораблях сетти имелся воздух — правда, он дурно пах, но дышать им было можно. Несомненно, им просто хотелось выставить его смешным. Он неоднократно слышал, что сетти думают о прямохождении людей. Ему также пришло в голову, что они могли настоять на скафандре, чтобы избавить себя от неприятной необходимости ощущать запах человека.

Когда Дюпейниль добрался до рубки, он увидел, что помещение это не имеет ничего общего с аналогичными помещениями на кораблях Флота Федерации. Это была треугольная комната — оставлявшая место для хвостов экипажа, как он понял, — со стенами, обложенными подушками, и толстым ковром на полу. Совершенно не похоже на корабельную рубку. Над маленьким круглым полированным столом склонились двое сетти, один из которых носил блестящее шейное кольцо, а хвост его был украшен таким же блестящим орнаментом (Дюпейнилю было сообщено, что эти знаки различия носят капитаны кораблей). Эти двое сетти были заняты тем, что бросали многогранные кости, пока третий, стоявший в углу, читал вслух что-то, что показалось Дюпейнилю списком случайных чисел. Человек сперва оказался зажатым между столом и люком, через который вошел; потом люк за его спиной захлопнулся. Сетти не обращали на Дюпейниля никакого внимания, а он не стал обращать внимания на их безразличное поведение, пытаясь понять, в какую игру они играют.

Кости падали на стол так, что наверху была только одна плоская грань; как правило, подбрасывались три кости одновременно, но иногда — только две. Знаки на них Дюпейнилю ничего не говорили. С того места, где он стоял, ему было видно три или четыре грани одновременно, и он развлекался, пытаясь угадать, что означают эти значки. В какое-то мгновение на верхней грани всех трех костей оказались зеленые закорючки с каким-то подобием хвостов. Пурпурная клякса, красный квадрат-в-квадрате, желтая клякса, две белые точки… Кости поднимались и падали, перекатывались по столу и замирали. Снова зеленые закорючки, а на других гранях — пурпурные и синие точки, и снова красные квадраты-в-квадратах…

Сетти, декламировавший числа, умолк и пропустил два броска. Внимание Дюпейниля переключилось с костей на этого сетти; человек задумался, что означает пурпурная клякса на подобии салфетки, обвязанном вокруг шеи разумного ящера. Когда он снова перевел взгляд на стол, на костях снова выпали зеленые закорючки.

Разумеется, все это было ненормально, и, разумеется, сетти были далеки от того, чтобы просто пригласить стороннего наблюдателя посмотреть, как ловко играет капитан корабля. Дюпейниль повнимательнее пригляделся к костям. Еще два броска — и он совершенно утвердился в своих подозрениях. Кости явно были налиты свинцом — точно так же, как игральные кости в каком-нибудь припортовом баре, предназначенные для того, чтобы чистить карманы доверчивых простаков. Раз за разом на верхних гранях выпадали зеленые закорючки. Зачем же тогда вообще их бросать?..

Дюпейниль погрузился в размышления. Возможно, это вовсе и не капитанский мостик. Возможно, офицеры-сетти просто решили позабавиться, а заодно в очередной раз унизить своего пленника-человека.

В этот момент к трем костям присоединилась четвертая, и на их верхних гранях оказались три зеленые закорючки и одна пурпурная клякса.

Трое сетти повернулись в сторону человека, слегка приоткрыв зубастые пасти. Дюпейниль содрогнулся. Что, если их постигла неудача, и они думают, будто он ее накликал?..

— Аххх! Человекхх! — В голосе капитана прозвучал обычный для сетти акцент. — Мне было объяссснено, что ты попал сссюда благодаря сссовершенно осссобенной удаче. Твоя удача еще не исссчерпала сссебя. Тебе сссообщат, когда она отвернетссся от тебя, хотя для нассс это и не безопасссно.

Скафандр не позволял Дюпейнилю поклониться.

— Прославленный носитель удачи, — начал он; насколько ему было известно, эта формула являлась частью титула, капитана. — Если по воле случая вы пожелаете поделиться своим драгоценным знанием, тогда моя удача воистину велика.

— Воиссстину! — Капитан качнулся на массивных задних ногах и щелкнул зубами.

Дюпейниль припомнил, что у сетти это является аналогом человеческого смеха. Одна из черт, свойственная исключительно их виду.

— Что ж, о сссчассстливец, посссмотрим, что ты ссскажешь о сссвоей удаче, когда узнаешь всссе. Мы прибудем даже раньшшше, чем ты ожидаешшшь. И мы прибудем в сссиле.

«Не может быть, чтобы сетти подразумевал под этим то же, что и люди, — подумал Дюпейниль. — Конечно же нет…»

— Отличишшшь ли ты летучее кольцо иссстины от разбросссанных безделушшшек? — вопросил сетти.

Дюпейниль попытался припомнить, что это может значить, но капитан-сетти не дал ему времени:

— Ты увидишшшь падение сссвоего несссчассстливого адмирала, того, кто поссставил твою жизнь на кон против мудросссти нашего Сека в лице Уполномоченного по Коммерции; и ты узришшшь падение вашшшего Флота… и самой Федерации, и всех нечистых рас, этого сброда, который предпочитает уверенность Священной Удаче. Сссмотри же на это ссс нашего флагманссского корабля, как сссказали бы вы, неуязвимого, есссли не переменятся шансссы. А потом, о человек, мы насссладимся твоим мясссом, приправленным дымком вашшшего поражения.

Массивная морда капитана почти уткнулась в экран шлема Дюпейниля.

Сперва немилость Сассинак, потом заговорщики на «Когте», а теперь еще и этот план сетти — вот уж воистину из огня да в полымя! Если это и есть удача, то с этого момента он становится абсолютным детерминистом. Хуже просто и быть не может. Он надеялся, что у сетти нет возможности увидеть или почувствовать, как по его спине стекают струйки пота. Он ощущал запах своего собственного страха, но постарался, чтобы голос его прозвучал беззаботно:

— Как вы можете быть уверены в результате своего путешествия, всего лишь бросая кости?

Конечно, его занимало сейчас не это: просто эта фраза первой пришла к голову. Что-то вроде праздного любопытства.

— Аххх… — Капитан слегка шлепнул хвостом по полу, и украшения на хвосте звякнули. — Не ссспоры, не просссьбы, но здравый сссмысссл. На волю ссслучая. Я отвечу.

Объяснения процесса, которые дал капитан, были логичны, но логика эта шла какими-то окольными путями — чего, собственно, Дюпейниль и ждал от инопланетян. Случай священен. Только те, что полагаются на милость судьбы, заслуживают уважения, но риск, накапливающийся с каждой попыткой, определяет степень дополнительного риска, который сетти вынуждены увеличивать, бросая кости или пользуясь системой случайных чисел. «Великолепный Хаос», как сетти называют неопределенность, в которой корабли путешествуют быстрее света, и без того достаточно неопределен. И потому сетти бросают кости, налитые свинцом, — в знак почтения к богам Случая, давая им возможность вмешаться, если боги того пожелают.

— Война, — продолжал капитан, — также несссет в себе неопределенносссть, так что на поле битвы достойный командир может руководствоваться сссвоей собственной великой мудростью и интуицией. Но временами любой командир прибегает к игральным костям или гадательным палочкам, и это — жест отваги, который уважают всссе, правда, чем серьезнее сражение, тем реже такое ссслучается. Но ты… — Острозубая улыбка капитана вовсе не добавила Дюпейнилю спокойствия. — Ты — совсем другое дело; тебя сссочли достаточно несссчастливым, чтобы бросссить на тебя кости. Пока тебе сссопутствует удача, и теперь я даю тебе возможность помешать нам, есссли будет на то воля хаоса и случая. Я рассскрыл тебе наши планы, и ты можешь ссспросить, о чем хочешь. Но ты больше не вернешься в сссвою каюту.

Дюпейниль попытался отогнать навязчивое видение, в котором он сам представал в качестве закуски для сетти. Если уж ему дана возможность задавать вопросы, он задаст множество вопросов.

— Это ваше предприятие — только воля случая или оно продиктовано каким-либо изменением федеральной политики?

Капитан издал нечленораздельный рев, потом начал длинную несвязную тираду касательно членов Федерации. Люди-«тяжеловесы», жертвы навязанных им генетических экспериментов, вызывали у сетти некоторое сочувствие. Кроме того, некоторые «тяжеловесы» проявили определенное достоинство, полагаясь на случай: входили в «Зал Спора» через «Двери Почета», например. Некоторые люди прославились своим авантюризмом — те, например, кто рисковал целыми состояниями, делая заявку на шахту или колониальное предприятие. К таким сетти могли относиться с уважением. Парадены, например, достойны того, чтобы откладывать яйца (Дюпейниль мог себе представить, что подумали бы об этом элегантные леди из семьи Параденов). Но в большинстве своем люди жаждут безопасности. Рожденные рабами, они вполне заслуживают того, что из этого следует.

Что же до союзников, принадлежащих к другим расам… Капитан сплюнул, и Дюпейниль порадовался, что на данный момент оказался лишен чувства обоняния. Трусливые вефты, изменяющиеся, но не смеющие исчерпать пределы той или иной телесной оболочки…. Бронтины, упорно считающие, что у хаоса и случая могут быть какие-то математические рамки, с их любовью к статистическому анализу… Рикси, недостойные того, чтобы называться яйцекладущими, поскольку они не только изменяют пол своих невылупившихся птенцов, но и совершают хирургические операции, проникая сквозь скорлупу яйца… Сетти, по крайней мере, возмущенно фыркнул капитан, обладают достаточной терпимостью, чтобы позволить зародышу развиваться как ему угодно, и с достоинством принимают любые последствия этого. Что уж говорить о ссли, которые настаивают на изменении своей подвижной личиночной формы, чтобы превратиться в сидячую форму, всю жизнь привязанную к одному месту: полный отказ от каких-либо изменений…

Дюпейниль открыл было рот, чтобы напомнить, что взрослые ссли, прикрепленные к военным кораблям в космосе, вряд ли могут быть названы «привязанными к одному месту», но вовремя вспомнил, что не все знают о том, что на кораблях Флота есть ссли, и вместо этого спросил:

— А теки?

На этот раз капитан хлестнул хвостом по полу так, что с него чуть не осыпались знаки капитанского достоинства.

— Теки! — прорычал он. — Отвратительные геометрически правильные куски плоти. Неизменные. Не имеющие выбора, непотребные твари… — Он продолжил свою гневную речь на диалекте сетти, который Дюпейниль не мог понять. В конце концов поток ругани иссяк, и капитан недовольно посмотрел на Дюпейниля: — Удача улыбнулась мне в том, что ты станешь жарким на моем столе, ибо ты неимоверно раздражаешь меня. Убирайся немедленно.

Однако по своей воле Дюпейнилю уйти не удалось. Должно быть, в какой-то момент капитан вызвал стражу-сетти, поскольку те, возникнув по обе стороны от пленника, подхватили его под руки и потащили по коридорам гораздо быстрее, чем он мог бы идти сам.

Когда охранники наконец остановились и выпустили Дюпейниля, его немедленно впихнули в крохотную комнатушку, битком набитую инопланетянами. Большую часть помещения занимал здоровенный бронтин с его неуклюжим, похожим на лошадиное телом и огромной головой. Парочка лети сцепилась вместе, как большие желтые соцветия репейника, которые они, кстати, и без того сильно напоминали. В углу примостился рикси, взъерошивший перья, а в прозрачной емкости туда-сюда плавали две личинки ссли. Обзорный экран на стене демонстрировал завихрения убийственно ярких цветов — единственное, что он мог показывать при переходе через гиперпространство. Воздух, заполнявший комнатушку, был вполне пригоден для дыхания, но чрезвычайно неприятно пах.

Итак, сетги собрали здесь «наблюдателей» из различных миров, чтобы в полной мере насладиться своим торжеством над низшими расами. Дюпейниль задумался о том, кого бы сюда посадили, если бы в секторе сетти не появились они с Панисом. Разумеется, не атташе Флота. Возможно, Посла. Но знают ли в посольстве, что происходит?

Он осторожно расстегнул крепления шлема и принюхался. Воздух пах серой, был слишком теплым и влажным — и, разумеется, никакого душа здесь не было предусмотрено. Вздохнув про себя, Дюпейниль снял шлем и сделал попытку поприветствовать своих новых спутников.

Никто ему не ответил. Рикси только разинул клюв, что, насколько он помнил, означало примерно: «Оставьте, я не хочу говорить с вами, если только у вас нет денег». Языка бронтинов он никогда не знал (как и никто из людей) — да и в любом случае эти бочкообразные математики предпочитали всем прочим языкам язык уравнений. Лети вообще не имели органов звукового общения: между собой они разговаривали с помощью особых химических соединений, а если их было меньше восьми, то и вовсе не могли установить связь. Оставались только ссли, которые тоже не были способны общаться вне аппаратуры биосвязи. По чести сказать, никто ничего не знал толком касательно интеллектуальных способностей личинок ссли. В Академии Флота они вроде бы изучали теорию навигации, но Дюпейниль никогда не слышал, чтобы кто-нибудь из них каким-то образом общался со своим инструктором.

Он бы, конечно, мог попытаться написать им послание — вот только ему не на чем и нечем было писать. Сетти не позаботились о том, чтобы доставить сюда его вещи — у него остались только одежда и скафандр.

На самом деле все вовсе не так уж плохо, попытался убедить себя Дюпейниль, стараясь собрать остатки оптимизма. Сетти пока еще никого не убили. И, судя по всему, не собирались морить их голодом — хотя он отнюдь не был уверен, что куска самородной серы хватит для прилепившихся к тому лети. Нашел он и автоматическое устройство для подачи воды, и даже туалетную комнатушку, где к тому же стояли странной формы сосуды для воды. Дюпейниль налил себе воды и выпил. Что-то ткнулось ему в руку: рядом с ним замер бронтин, скорбными глазами смотревший на сосуд в его руках. Он тихо и тоскливо замычал.

Ага, ясно. Конечности бронтинов не приспособлены для того, чтобы обращаться с небольшими предметами. Дюпейниль налил бронтину воды и протянул ему сосуд так, чтобы тому было удобно пить. Напившись, бронтин лизнул его в лицо шершавым голубым языком; от него пахло чем-то приятно-сладковатым. Немедленно в комнате раздался нервный стрекот, издаваемый рикси, — тот теперь стоял во весь рост, распушив перья и разведя в стороны рудиментарные крылья с когтистыми пальцами на сгибах. Дюпейниль расценил это как просьбу и налил еще воды в сосуд, который рикси довольно бесцеремонно вырвал у него. Он пил жадно — видно, давно уже мучился жаждой.

— Они для нас воду наливают только раз в сутки, — с упреком проговорил рикси, роняя пустой сосуд.

Дюпейниль поднял его, подумав про себя, что никогда не годился в сиделки. Однако ж все-таки это хоть какое-то общение…

— Тогда же и еда, только чтобы не умереть с голоду. И уборка отходов, — продолжал рикси.

— Они не сказали вам, куда мы направляемся?

Визг, от которого готовы были лопнуть барабанные перепонки, заставил его поморщиться. Рикси начал биться о стены, метаться по комнате, визжа что-то на родном языке. Бронтин повалился на пол огромной глыбой, а Дюпейниль не успел убраться с пути обезумевшего птицоида. Хоть он и попытался уклониться в сторону, но узловатая нога пребольно ударила его под ребра. Рикси то поднимал, то опускал головной гребень, явно пребывая в сильнейшем возбуждении, потом вознамерился ударить еще разок, но Дюпейниль предусмотрительно откатился за резервуар ссли.

— Не надо так нервничать, — проговорил он, зная, что это ни к чему не приведет.

Рикси просто не умеют не нервничать. Но этот, впрочем, несколько успокоился: его бока тяжело вздымались, гребень был поднят только наполовину.

— Они сказали, — донесся до Дюпейниля скорбный тихий стон бронтина. Прежде он никогда не слышал, чтобы бронтины говорили на Стандарте. — Злобные опасные мясоеды. Мы говорили текам, что из этого получится. Те, что метут хвостом по пескам разума, где пребывают доказательства мудрости.

Бронтины умудрились построить развитую математическую систему без бумаги и компьютеров, используя гладкие участки песка или глины, чтобы писать на них свои уравнения. Хотя их три пальца, похожие на обрубки, и не позволяют им работать с мелкими инструментами, они все же сумели разработать весьма изящное письмо для записи математических формул и правила этикета, касавшиеся «песков разума». Жеребенка (человеческий термин), который хвостом смахивал чужие вычисления, наказывали весьма сурово. Кроме того, бронтины были абсолютными вегетарианцами. И пацифистами в придачу.

Дюпейниль внимательно следил за постепенно успокаивающимся рикси. Ребра у него болели, и он вовсе не жаждал получить еще один пинок.

— У вас есть какой-нибудь план? — спросил он у бронтина.

— Вероятность побега с этого корабля в нежизнеспособном виде составляет менее одной десятой процента. Вероятность побега с корабля в жизнеспособном состоянии — менее одной десятитысячной процента. Факторы, учитываемые при этих подсчетах, включают в себя…

— Не стоит, — прервал его Дюпейниль и тут же извинился за невольную резкость: — Мои математические познания недостаточно велики, чтобы оценить красоту ваших вычислений.

— Очень любезно с твоей стороны избавить меня от тяжелой необходимости переводить на Стандарт то, что может быть верно передано только на языке вечного закона. — Бронтин издал тяжелый вздох, который, как понял Дюпейниль, должен был означать окончание разговора.

Однако рикси, как оказалось, был очень даже не прочь поговорить, как только он сумел достаточно успокоиться, чтобы вспомнить Стандарт.

— Неописуемо отвратительные рептилии, — возбужденно прощебетал он, — недостойные того, чтобы называться яйцекладущими!

Только не это, подумал Дюпейниль, не ожидавший от рикси такого поворота разговора.

— Твари с толстой скорлупой. Этих сетти невозможно разглядеть в их скорлупе! Но это и не имеет никакого значения, поскольку даже если что-то не так, они и не подумают что-то исправлять! Если их птенцы не могут сами выбраться из скорлупы, они просто позволяют им умереть. Некоторые из них даже не присматривают за своими гнездами, хотя бы для того, чтобы отогнать хищников. Они говорят, что таким образом предоставляют выбор Священному Случаю. Я бы назвал это преступным пренебрежением.

— Отвратительно, — согласился Дюпейниль, отодвигаясь подальше от мощных пританцовывающих ног рикси.

И тут неизвестно откуда донесся голос, похожий на звон колокола:

«Друг Сассинак?»

Дюпейнилю пришлось приложить немалое усилие, чтобы не вздрогнуть от изумления. Он огляделся. Бронтин, казалось, дремал — обычно бронтины именно так и выглядят. Рикси начал приводить в порядок свое оперение. Двое лети по-прежнему пребывали в неподвижности, прильнув друг к другу и к куску серы.

«Не смотри… в резервуар».

Он еле-еле заставил себя уставиться в стену поверх головы бронтина, а голос продолжал говорить, вызывая у Дюпейниля чувство неприятного холодка под черепом. Ему никогда не нравились описания телепатического общения, но в жизни это оказалось еще хуже.

«Ты друг Сассинак. Мы приветствуем тебя. Мы — больше и меньше того, чем кажемся».

Ну разумеется! Ссли. Значит, личинки ссли все-таки могут общаться с другими существами! Когда голос умолкал, он ничего не «чувствовал» в своем мозгу, но это вовсе не значило, что он — или они — не читают его мысли.

«Нет времени разбираться с твоими тайнами. Мы должны составить план».

По крайней мере, те из его мыслей, которые лежали на поверхности, они прочитали и поняли, что ему не нравится копание в его мозгах. Какая ирония! Это его профессией было вынюхивать и высматривать, а теперь инопланетяне с обидной легкостью выворачивали его самого наизнанку. Он попытался упорядочить свои мысли, чтобы передавать связные ответы.

— Ты смотришь на стену по какой-то причине? — поинтересовался рикси.

Дюпейниль готов был придушить рикси за то, что тот вмешался в разговор, но тут он вновь почувствовал прикосновение мысли, легкое, успокаивающее, и в нем чувствовалось какое-то внутреннее веселье.

— Я очень устал, — честно ответил он. — Мне надо отдохнуть.

Он нашел свободное местечко между резервуаром со ссли и стеной и свернулся там, держа шлем в руках. Рикси фыркнул, потом повернул голову и, зарывшись клювом в перья на спине, прикрыл глаза. Дюпейниль тоже смежил веки.

«Что вы можете сделать?»

«В одиночку — ничего. Мы надеялись на то, что они приведут сюда человека».

«Что вы имели в виду, когда сказали — больше и меньше?..»

Снова прикосновение мысли, похожее на легкий смешок.

«Здесь только один ссли».

Больше голос не сказал ничего. Дюпейниль задумался. Если они читают его мысли сейчас, пусть себе развлекаются. Только один ссли? Какая-то другая морская раса? Внезапно он понял, что они подразумевали, и едва не рассмеялся во весь голос.

«Вефт?»

«Так было безопаснее. Сетти достаточно ненавидят вефтов, чтобы убивать их сразу. Но эта форма дает и определенные… ограничения».

«Которых нет у людей?»

«Именно так».

«Мне очень жаль, но я не думаю, что мне позволят довезти этот резервуар до аварийных капсул — если на этом корабле вообще имеются таковые».

«Это не план. Мы можем поделиться?»

Странный вопрос для существ, которые способны проникать в мысли, — более того, которые уже сделали это, — но Дюпейниль сейчас радовался любому проявлению внимания и вежливости.

«Продолжайте».

Он напрягся, готовясь к какому-нибудь непередаваемому ощущению, однако ничего не почувствовал В его сознание начала поступать информация в чистом виде, укладываясь в памяти так, словно он стремительно выучивал и запоминал ее. Так Дюпейниль узнал, что бронтин был нанят сетти для математической экспертизы. На основе его расчетов и моделей они и выбрали оптимальное время нанесения удара.

Бронтин не мог предупредить Федерацию. Бронтины просто-напросто не способны использовать системы связи сетти — у них слишком неуклюжие конечности, они не телепаты и к тому же впадают депрессию, будучи изолированными от своих социальных групп. Что до ссли, он был доставлен на корабль прямо в своем резервуаре, который похитили с одной из баз Флота. Вефт, служивший той базе охранником, был подстрелен во время похищения и спасся только потому, что принял форму личинки и забрался в резервуар. Воры не заметили разницы между изменившим обличье вефтом и истинной личинкой ссли; должно быть, они предположили, что в резервуары специально погружают по две и больше личинок — на тот случай, одна из них умрет.

«Но что мы можем сделать?» — спросил Дюпейниль.

«Ты можешь поговорить с бронтином и выяснить, что еще он знает об их флоте. Его снабжали информацией, на основе которой он строил свои модели. Он должен что-то знать. Сейчас он в депрессии, а потому не хочет говорить. Потом, позже, когда мы выйдем из гиперпространства, ты сможешь увидеть экран обзора. У нас нет таких глаз. Зато наш ссли может связаться с другим ссли на корабле Флота; а тот ссли находится в биосвязи с капитаном корабля».

Все незаурядное обаяние Дюпейниля без остатка ушло на то, чтобы взбодрить бронтина. Сперва огромный математик отворачивался, бормоча под нос ряды чисел, но когда Дюпейниль предложил ему еще воды, это помогло. Заодно Дюпейниль напоил и рикси; на этот раз пернатый чужак отдал ему пустой сосуд, а не уронил его. Тем не менее Дюпейнилю пришлось перетаскать еще много воды и выбрать немало колючек из сена, которое сетти бросили бронтину в качестве еды, прежде чем тот стал хоть как-то отзываться на действия человека.

Наконец бронтин почесал тяжелую голову о руку Дюпейниля, прихватил губами его руку и заговорил:

— В благодарность… за твою доброту… я попытаюсь поговорить с тобой на Стандарте…

— Хотя Стандарт и неточен, хотя он и недостоин твоего гения, не сумеешь ли ты вспомнить, сколько кораблей таких размеров сейчас у сетти?

Бронтин пошлепал длинной верхней губой и вздохнул:

— Количество таких кораблей относится к количеству меньших кораблей, а те, в свою очередь, к меньшим и к самым маленьким, как 1,2:3,4:5,6:5,4. Любопытная закономерность, выбранная сетти за своеобразную гармонию, если я правильно их понял. — Бронтин покачал головой. — Увы… Никогда больше не валяться мне в зеленой сочной траве родных полей, никогда не чертить хвостом по песку в компании сверстников…

— Какая отвага в таком одиночестве, — пробормотал Дюпейниль. По своему опыту он знал, что в некоторых случаях, когда робких превозносят за их смелость, они действительно внезапно начинают проявлять похожие качества. — А каково реальное количество кораблей, соответствующее этому соотношению?

Со звуком, похожим на фырканье, бронтин широко раскрыл свои чудесные глаза цвета лазури:

— А! Ты же понимаешь, что это соотношение — чисто теоретическое. Сам флот состоит из подлинных кораблей, какое-то количество которых в любое время находится в ремонте и так далее. Из тех же, которые на самом деле присутствуют здесь, в том смысле, в котором «здесь» имеет какое-либо значение… Тебе вообще знакомы трансформационные ряды Сере-клет-владина и их применение в отношении гиперпространственных флуктуационных вариаций?

— Увы, нет, — кротко ответил Дюпейниль, который вообще впервые услышал о существовании подобных вещей.

— Уф-ф-ф-ф…. всего сто четыре корабля. Восемь подобных этому — что, разумеется, заставит тебя предположить существование 22,6, 37,3 и 35,9 кораблей других классов, но дробные корабли нефункциональны. Двадцать три следующего класса, затем тридцать семь и тридцать шесть. А поскольку из первого вопроса логически вытекает следующий, — продолжил бронтин, и в его глазах вспыхнули искорки, — сообщаю, что пассивные защитные системы Центра Федерации могут уничтожить по меньшей мере восемьдесят два процента от общего числа кораблей сетти. Оставшиеся навряд ли будут способны напасть на планеты или угрожать Верховному Совету с должной эффективностью. Но сетти рассчитывают на тайное давление и подкуп, которые уменьшат мощность сканеров на сорок один процент, и на какую-то специфическую помощь, о сущности которой я ничего не знаю, чтобы вывести из строя дополнительную защиту. Это вторжение должно совпасть по времени с заседанием Верховного Совета и с зимней Судебной сессией, когда присутствие большого количества кораблей вызовет определенную неразбериху.

— Они не ожидают отпора от Флота?

Бронтин широко разинул рот, продемонстрировав тупые резцы травоядного, и издал долгий звук, нечто среднее между мычанием и криком осла.

— Приношу свои извинения, — оборвал он сам себя. — Это все наше длительное непонимание природы людей; мы уже давно начали отдавать свои голоса только для того, чтобы свести к минимуму возможность расширения территорий. Эти сетти ожидают, что все корабли Флота в Центральной Системе Федерации будут нейтрализованы. И снова мы сами же помогли этому, проголосовав за то, чтобы все корабли Флота поблизости от Центра были разоружены, чтобы они не превосходили силой Верховный Совет и не оказали на него влияния.

— Совершенно естественная ошибка для миролюбивых существ, — успокаивающе вздохнул Дюпейниль.

Там будет Сассинак с «Заид-Даяном». Неужели она тоже полностью разоружит корабль, доверившись обещаниям остальных разоружиться? Почему-то он в этом сомневался. Но, будучи под наблюдением Федерального Правительства, она не сможет задействовать все сканеры корабля…. а без предупреждения…

Он понял, что не имеет ни малейшего представления о том, как быстро «Заид-Даян» может подготовиться к бою.

«Мы осознаем эту сложность».

Если бы в мысленной речи существовали интонации, эта фраза прозвучала бы с чем-то вроде суховатого смешка. Ссли и вефт с видимой беспечностью кружили в своем резервуаре. Легко им, с горечью подумал Дюпейниль и мгновением позже понял, что нет, не легко. Он почувствовал бы себя еще более несчастным, если бы был заперт в таком вот резервуаре.

Когда, несмотря на возросшее напряжение, Дюпейниль наконец уснул, его вдруг разбудил визг рикси, и он сел, хлопая глазами и пытаясь осознать, что происходит. Экран внешнего обзора больше не показывал пляску взбесившихся разноцветных пятен, а вполне достоверное изображение, хотя он и не знал, какие сенсоры отвечают за это. Тьма, сияющие точки, некоторые из них заметно смещались… Голос сетти из громкоговорителя на стене прервал монотонные пронзительные выкрики рикси.

— Пленники, наблюдайте, — начал он с типичным для сетти чувством такта. — Сссмотрите, как рухнут ваши тщетные надежды.

Угол обзора изменился. Показалась часть корпуса «Великой Удачи» — острая вытянутая носовая часть, хищно нацелившаяся на неведомого врага. Ближайшие корабли из светлых точек превратились в игрушечные фигурки на черном фоне. Еще одна картинка — звезды, вокруг которой обращались планеты Центра Федерации. Звезда эта казалась сейчас немногим больше остальных.

«Раздели с нами информацию еще раз!»

Дюпейниль попытался расслабиться. Он уже передал все, что узнал от бронтина. Теперь он просто смотрел на экран, слушал хвастливую болтовню сетти и надеялся на то, что пара ссли — вефт сумеет связаться с другим ссли. Время шло. Изображение на экране менялось каждые несколько минут, подключаясь к различным сенсорам.

«Контакт».

Дюпейниль не был уверен в том, что в «голосе» ссли прозвучали радость и торжество, что это не была его собственная реакция на одно короткое слово. Он ожидал услышать больше, но какую бы связь ни установили ссли и вефт с другим ссли, его к этой связи они не подключили. Рикси щелкал клювом, переступая с одной ноги на другую, топорщил перья, широко раскрытыми глазами таращась в экран. Бронтин отказался смотреть. Его закрытые глаза и монотонное бормотание могли быть признаками депрессии — а может, он просто спал. Лети же, как и прежде, цеплялись друг за друга и за кусок серы.

Дюпейниль чувствовал, что должен сделать хоть что-нибудь еще для подготовки к грядущей битве.

Теперь, когда ссли предупредил своего собрата. Теперь, когда сигнал тревоги будет передан по всем кораблям. Теперь он мог обдумывать более насущные сиюминутные проблемы. Смогут ли они выбраться из этого отсека? Смогут ли украсть оружие? Смогут ли найти какое-нибудь средство передвижения, которое позволит им бежать? Или, если бежать не удастся, можно ли сделать что-нибудь, чтобы уничтожить корабль? Он и рикси были единственными, способными реально сделать что-то — никто и никогда не слышал о том, чтобы бронтины нашли в себе силы свершить насилие.

Дюпейниль подошел к люку и потрогал замысловато выглядевший замок.

Предостерегающий рев сетти, донесшийся снаружи, ясно дал понять, что подобный выход невозможен. Дюпейниль беспомощно оглядывал помещение, пытаясь найти решение проблемы, когда экран внезапно помутнел, прояснился, снова помутнел и снова на нем появилось изображение после пары коротких прыжков в гиперпространстве. Потом в нем заклубилась серебристо-жемчужная мгла, а корпус корабля сотрясла долгая дрожь.

«Битва началась!» — объявил громкоговоритель на Стандарте. За этим последовала долгая тирада на языке сетти — должно быть, отдавались приказы.

«Сассинак нет на борту корабля».

Казалось, эти слова обожгли мозг ледяным прикосновением.

«Она исчезла на поверхности планеты. Вефты не могут спуститься и разыскать ее».

«А другие корабли?»

Он рассчитывал, что Сассинак будет на борту своего крейсера. Он полагал, что она будет начеку — такой она была всегда, сколько он ее знал. Что же она там делает, в какие игры играет на планете, пока ее корабль болтается на орбите — беспомощный, безоружный, лишенный командования?! И даже вефтов она с собой не взяла!..

«Никаких других кораблей большего размера, чем внутрисистемные конвойные корабли».

— Глупая баба!

Дюпейниль не осознавал, что произнес это вслух, пока не заметил, что бронтин открыл глаза, и не услышал возбужденного вопля рикси.

— Не обращайте внимания! — яростно выпалил он.

Он прошел семь кругов ада, чтобы добыть для нее жизненно важную информацию, а ее даже не оказалось на месте!..

«Заид-Даян» пришел в движение».

Это немного охладило Дюпейниля. И в это мгновение корабль сетти резко остановился, словно наткнувшись на стену. Дюпейниль поскользнулся и успел еще осознать, что неизбежно врежется головой прямо в угол транспортного резервуара ссли…

 

Глава 16

Центр Федерации

— Вы шутите. — Корис потрясенно уставился на нее. — Вы не понимаете…

Я вполне отчетливо понимаю, что случится с нами всеми, если мы не перехватим инициативу. — Теперь Сассинак стояла во весь рост; остальные беспокойно переглядывались, не решаясь примкнуть ни к кому из спорящих. — Если бы вы хотели, чтобы вас убили или стерли вам память и чтобы до конца жизни вы работали на износ, вы могли бы устроить себе это давным-давно. Да и сейчас это довольно простой выход. Просто подождите, пока они за мной придут. Потому что Джеми совершенно права. Они придут. Даже одна я слишком опасна для них. — Она тщательно выдержала паузу, потом прибавила: — Но с вами я могла бы стать еще более опасной, потому что тогда я смогу победить их.

— Но мы не можем… мы не… — Джеми нервно огляделась, но никто не поддержал ее. Большинство собравшихся как завороженные смотрели на Сассинак.

— Что «не»? Недостаточно сильны? Недостаточно смелы? Вы были достаточно смелыми и сильными, чтобы выжить и оставаться свободными… сколько, Корис?

— Я здесь уже восемь лет. Джеми — шесть. Фостин уже был здесь, когда я пришел…

— Годы вашей жизни, — почти промурлыкала Сассинак. — Вы пережили плен, рабство, тюрьмы и множество других бед. Вы вынесли эту жизнь под городом. Теперь вы можете покончить с ней. Больше не прятаться, перестать бояться. Положить конец своим собственным страданиям и страданиям других.

Они зашевелились. Сассинак чувствовала, как им нужно, чтобы она была права, как им нужна ее сила. Если дать им время, они повернут назад, но эти мгновения принадлежали ей.

— Давайте, — подзадорила она. — Покажите мне, что у вас есть. Сейчас же.

Они медленно поднялись, глядя на нее и друг на друга с надеждой, которая явно не была им ведома прежде.

— У вас есть оружие? У нас — только это. — Она вытащила пистолет со срезанным дулом, который добыл в первой драке Айгар. — Сколько вас всего?

Оружие у них имелось, но его оказалось немного, и большей частью, как объяснили Сассинак, оно находилось у их разведчиков. Не знали они точно и того, сколько у них людей. Здесь — двадцать, десяток — где-то еще, отдельные парочки и одиночки, еще одна большая группа, чья территория пересекалась с их территорией, несколько более мелких — по другую сторону от их места обитания… У них были и своего рода специалисты. Некоторым лучше всего удавалось незаметно «доить» пищевые процессоры, производящие еду для города; кое-кто поднаторел на проникновениях в базы данных…

— Хорошо, — подытожила наконец Сассинак. — А что насчет этого богоподобного Парчандри — где он там, вы говорите, прячется?

— Но вы же не собираетесь бороться с ним! — Потрясение, которое испытал Корис, читалось на каждом лице. — Там охрана, войска — мы не сумеем!.. Это же все равно что начать войну!

— Корис, война началась в то самое мгновение, когда в игру вступил воин. Я! Я объявляю войну. Война означает тактику, стратегию, условия, необходимые для победы… — Она загибала пальцы, считая пункты. — Ваши люди могут забиться в норы и сидеть там, пока их не уничтожат, когда враг будет охотиться за мной, — или же вы станете моим войском, и тогда у вас появится шанс. Большего я не обещаю. Но если мы победим, вам не придется больше прозябать здесь, внизу, не придется есть безвкусную кашу и запивать ее затхлой водой. Мир снова будет принадлежать вам. Ваши жизни. И ваша свобода.

Высокий костлявый человек, которого Сассинак уже заметила прежде, пожал плечами и подошел к Корису:

— Почему бы и нет, Корис. Они будут преследовать ее и наткнутся на нас. Скорее всего снова пустят в ход газ. Я за нее.

— Я тоже!..

Большинство собравшихся откликнулись на ее слова. Корис быстро огляделся по сторонам, пожал плечами и ухмыльнулся:

— Надо было вас прирезать прямо там. — И указал подбородком — как поняла Сассинак, именно в том направлении, откуда они пришли.

Айгар что-то недовольно проворчал, но Сассинак жестом призвала его к молчанию.

— Вы правы, Корис. Если уж угрожать, угрозу надо выполнять сразу. Это вам урок на будущее.

«Нельзя вести войну, не имея плана действий, — утверждал один из инструкторов командного состава. — Но и с планом любую кампанию можно проиграть».

Эти сентенции мало чем помогали Сассинак, пока она вела свой оборванный отряд к границам их территории. У нее не было иного плана, кроме желания выжить — а она знала, что этого недостаточно. Разыскать Парчандри и… и… что? Ей мучительно хотелось вцепиться в глотку этого Парчандри и добиться от него правды. Но принесет ли это какую-либо пользу? Вряд ли — по крайней мере для суда над Танегли. Даже если она не вернется, даже если не вернется Айгар, у суда достаточно доказательств, чтобы приговорить старого «тяжеловеса».

А что до статуса Иреты — она сомневалась в том, чтобы какой-либо суд решился оспаривать власть теков; это уже было зафиксировано в официальных донесениях.

Официальные файлы, к которым могли иметь доступ могущественные Парчандри… При этой мысли она едва не споткнулась. Неужели нет ничего, что было бы в безопасности? Она оглядела своих новых собратьев по оружию и покачала про себя головой. Нет, только не эти люди, которые были похожи на солдат Флота меньше, чем она могла даже представить. Естественно, они заслуживают уважения уже за то, что им удалось выжить, да еще продержаться так долго. Но смогут ли они сражаться?

Впереди прозвучал свист, служивший, вероятно, условным сигналом. Группа замедлила шаг, люди вжались в стены тоннеля. Сассинак подумала было, что вот сейчас и будет проверка боем, но это оказалась всего лишь граница территории их отряда. Она вышла вперед вместе с Корисом навстречу новой группе. К ее удивлению, «ее» люди теперь более походили на солдат. У них появилась цель, и на другую группу это преображение явно произвело впечатление.

— Что у вас происходит? — спросил предводитель второй группы. Он был тех же лет, что и Сассинак, или чуть старше; его лицо было располосовано шрамами, во рту не хватало многих зубов, а на руке — одного пальца. Смотрел он куда-то мимо лица Сассинак.

— Самиздат.

Вероятно, это был и пароль, и отзыв.

— Чей друг?

— Флер. И Кориса.

— Эге. Для тебя же лучше, ежели ты и вправду друг Флер. Мы это проверим. У тебя есть имя, друг Флер?

— Сассинак.

Глаза ее собеседника расширились.

— Она тебя разыскивает. И Флер, и копы. Чего ты такого натворила?

— Не все из того, о чем ты слышал, но кое-что из того, о чем не слыхал. А у тебя есть имя?

При этих словах человек ухмыльнулся, но быстро посерьезнел:

— Я Келгар. Все меня знают. Дважды попадал в передрягу. Дважды везло, потому как бежал от работорговцев.

Он умолк — Сассинак кивнула. Что она могла сказать такому человеку, кроме как отдать должное его мужеству? Она хорошо знала то, о чем он говорил.

— Пошли! Посмотрим, что скажет сама Флер.

— Она здесь, внизу?

— Она временами творит милостыню в наших трущобах, хотя и называет это по-другому. К тому же она здесь совсем недалеко от верхнего уровня — над перекрестком, через две другие территории. Мы же не деремся, верно? — Последнее относилось к Корису, который немедленно протянул Келгару руку:

— Мы хорошие детки.

— Как всегда, — хмыкнул Келгар. — Чтоб с этого была какая польза.

Теперь он повел группу вперед; Сассинак шла с людьми Кориса. Она готова была поклясться, что у Келгара не все дома, но если он и был параноиком, то параноиком весьма умным.

Пока они проходили его владения, им не встретилось ни одного патруля. На границе соседней территории их встретил еще один вожак — на этот раз им оказалась тонкая, как хлыст, женщина, смертельно побледневшая при виде Сассинак. Дезертир из Флота?.. Да и группа женщины повиновалась почти военной дисциплине — когда первый шок прошел, она повела себя с решительностью подлинного командира. Определенно она была военной и, возможно, даже служила во Флоте. Жаль, что Флот потерял такого хорошего офицера. Сассинак невольно задумалась над тем, что могло произойти с этой женщиной, но понимала, что если и задаст вопрос, то ответа на него не получит.

Они миновали еще одну границу, и Сассинак представили новому вожаку. Этот был черноволосым, темноглазым, кожа у него была смуглая, а черты лица, как ей показалось, — азиатские: возможно, он был китайцем. Большинство следовавших за ним людей выглядели так же, многие из них поглядывали на Айгара с явным неудовольствием, почти с гневом. Только расовой вражды ей и не хватало! Сассинак понадеялась на то, что вожак сумеет удержать своих людей в узде.

— Сассинак… — медленно проговорил черноволосый. — Вашим предком не была Лунзи?

Это уже что-то новое. Откуда ему знать такое? Сассинак кивнула, и ее новый собеседник продолжил:

— Полагаю, мы состоим в дальнем родстве.

— Сомневаюсь, — осторожно ответила Сассинак. А это еще к чему?..

— Позвольте мне объяснить, — проговорил он так, будто они сидели в клубе и у них впереди был весь вечер. — Ваш дед Дугал служил во Флоте, как и вы, и он взял себе жену из торговой семьи… но — китайской. Вопреки обычаям и его, и ее семьи. Он ничего не рассказывал своей семье об этой женитьбе, а жена в конце концов оставила его и вместе с дочерьми вернулась в свою семью. Его сына они любили меньше, и, когда он женился на вашей матери и решил присоединиться к новой колонии, это показалось лучшим решением для всех. Но, разумеется, семья вашей бабушки следила за вашим отцом. Когда я был еще ребенком, я узнал ваше имя, как и имена ваших брата и сестры, — мы поминали вас в молитвах.

— Значит… они знали о нас?

— Да, конечно. Когда на вашу колонию напали, на корабле вашей бабушки появились белые траурные флаги. Когда они узнали, что вы выжили…

— Но откуда?

— Вы были почетным выпускником Академии. Вы должны понимать, что сирота, поднявшаяся до таких высот, будет фигурировать в программах новостей.

— Я об этом не задумывалась…

Задумалась бы, наверное, если бы не смерть Абе, случившаяся в день ее триумфа. С того момента и до первого ее назначения вся жизнь Сассинак была наполнена горем.

— Ваше имя весьма необычно. Ваша бабушка была очень сердита на своего сына, что он выбрал вам такое имя. Семья провела поиск в базах данных и выяснила ваше происхождение. Они полагали, что вы сделаете то же самое и свяжетесь с ними, когда — и если — сами того захотите… — Он пожал плечами и улыбнулся Сассинак: — Это не имеет никакого отношения к вашей цели здесь, но мне показалось, вы захотите это узнать, раз уж обстоятельства свели нас.

— Понимаю…

Сассинак понятия не имела о том, что в таких случаях предписывает этикет, — ясно было, что этот человек ожидает от нее большего, чем ждал бы от обычного офицера Флота.

— Простите. Я не знаю, какие обязанности лягут на меня по вашим законам…

— На вас? Это наша семья не защитила вас. Наша семья не позаботилась о том, чтобы вы узнали о нас. Я пытаюсь сказать, что если вы не стыдитесь этого родства, то имеете полное право предъявить нам свои требования.

— Нет, разумеется, не стыжусь, — искренне, с глубочайшим убеждением ответила Сассинак. Она обрела часть своей семьи, и глаза ее готовы были наполниться слезами — но вовсе не жгучими слезами стыда. — Я… удивлена, изумлена, потрясена. Но никак не стыжусь.

— Тогда, если пожелаете, мы должны пройти туда, чтобы вы снова смогли встретиться с Флер. Она также настаивала на том, чтобы вы узнали о своем родстве, прежде чем встретитесь с ней.

Пока они шли дальше, Сассинак пыталась собраться с мыслями. Семья. Ее семья — по крайней мере с отцовской стороны. Почему она всегда считала, что с Лунзи связана ее мать? О китайцах же она вообще никогда не думала. Да и почему они должны были ее беспокоить? И что за семья была у Дугала, если он даже не рассказал им о своей жене? Лунзи что-то говорила о впечатлении, произведенном детьми Фионы… Сассинак попыталась вспомнить своих родителей, хотя обычно она старалась не вспоминать. Оба они были темноволосыми, она вспомнила также, как однажды отец поддразнивал мать, говоря об ее «ассирийском носе» — правда, Сассинак не представляла себе, что это значит.

Ее родственник в неведомо каком колене провел Сассинак в большую комнату с тихо шипящими цилиндрами, соединенными трубами с человека толщиной; на трубах были обозначения — «пар», «горячая и холодная вода» и «газ». В отдалении шумел еще какой-то механизм. Узкая дверь с надписью «Склад» вела в удивительно просторный зал, в котором некоторое время явно жили люди. Потертые, но удобные кресла, горы подушек, старый ковер на полу…. Сассинак немедленно захотелось повалиться на эти подушки и заснуть на целые сутки. Но здесь ее уже ждала Флер — такая элегантная, словно находилась не на неведомом складе под городом, а в своем магазине: одета она была в голубое и синее, седые волосы окружали ее голову сияющим серебряным нимбом.

— Дорогая моя девочка, — участливо проговорила она, протягивая Сассинак руку таким изящным жестом, что та на мгновение утратила дар речи. — Ты выглядишь такой усталой. Знаешь ли, вовсе не обязательно было ввязываться в такие неприятности, чтобы снова поговорить со мной.

— Я и не собиралась. — Сассинак опустилась в кресло, на которое указала ей Флер. Ее новообретенный родственник ухмыльнулся и закрыл за собой дверь. Они с Флер остались наедине. Сассинак рассматривала пожилую женщину, не вполне понимая, что она ожидает увидеть. — Полагаю, можно сказать, что… так оно получилось. — Она чувствовала, что смертельно устала. Все ее мускулы налились болью. Сассинак с трудом подавила зевок.

— Я буду говорить как можно короче. — Флер пошевелилась в кресле и остановила взгляд на какой-то точке на полу. — Надеюсь, что после у нас найдется время договорить о том, что не будет сказано сейчас.

Сассинак молча кивнула.

— Когда мы впервые встретились с Абе, меня взяли в заложницы у моей семьи, а потом продали в публичный дом.

Сассинак вздрогнула и невольно выпрямилась:

— Вы?..

— Я из семьи преуспевающих торговцев, которые соперничали с Параденами. Или, по крайней мере, так думали Парадены. Меня воспитали в довольстве и роскоши: я была богата, я привыкла к хорошему обществу, возможно, я была испорченной девчонкой — словом, идеальная заложница. — Флер снова умолкла. Сассинак почти физически ощутила, как в ее душе поднимается волна ужаса: она уже почти знала, что последует за этим. — Нас схватили, — отрывисто продолжила Флер, — меня и моего мужа. Предположительно, это сделали пираты — так сообщили нашим семьям. Но мы знали правду — с того момента, как нас заперли под охраной в доме Параденов. Конкретных деталей переговоров я так никогда и не узнала, но знаю, что они затребовали выкуп, который ни моя, ни его семья не могли выплатить самостоятельно. Его семья… его семья все-таки заплатила. И Парадены отпустили его — целым и невредимым. Вот только память ему стерли. А меня заставили смотреть на это.

Сассинак судорожно вздохнула и собралась было заговорить, но Флер покачала головой:

— Позволь мне закончить. Моя семья полагала, что у них есть доказательства преступных связей Параденов. Они попытались притянуть их к суду. И в конце концов моя семья потеряла все — все съели судебные издержки. Отец умер от удара, у матери отказало сердце, а мои братья… один из них угодил в тюрьму за «жестокое, ничем не спровоцированное нападение» на судью, подкупленного Параденами. Второго они убили — так, на всякий случай, чтобы быть уверенными в своей безопасности. А меня продали на планету, с которой никогда не торговал никто из нашей семьи.

Глаза Сассинак жгли слезы жалости к девушке, которой когда-то была Флер. Не осознавая, что делает, она подалась вперед и сжала руки старой женщины в своих.

— Абе спас меня, — как-то отстраненно рассказывала Флер. — Он пришел, как и все прочие молодые люди, но он разглядел во мне… что-то… Не знаю что. Он часто надо мной подшучивал, говорил, что воспитание у гувернанток ничем не скроешь. И потому он задавал вопросы, а я была достаточно неразумна, чтобы отвечать ему, — я тогда только-только узнала о смерти невестки. Парадены позаботились о том, чтобы я это узнала. И тогда Абе поклялся, что как-нибудь вытащит меня оттуда. Меньше чем за год он собрал сумму, необходимую для моего выкупа. Где, при его-то жалованье, ему удалось раздобыть деньги — я так и не узнала. Он хотел жениться на мне, но я знала, что Флот очень строго подходит к проверкам личности. Я до обморока боялась, что Парадены снова разыщут меня. Абе помог мне открыть мой первый магазин, и с тех пор…

Она махнула рукой, и Сассинак невольно задумалась о долгих годах изнурительной работы, которые потребовались для того, чтобы от маленькой платяной лавочки дойти до ателье модного модельера.

— Я шила на лучшие семьи, включая и Параденов. Никто из моих прежних друзей не узнавал меня.

Я поседела, стала старше и, разумеется, прилагала особые усилия, чтобы выглядеть как портниха, а не как заказчица. Мы с Абе встречались, когда только представлялась возможность. Он был уверен, что существует способ вывести Параденов на чистую воду, и принялся за розыск материалов. Это и было началом, Самиздата. Я кое-кого знала, помогала тем, кому могла. Передавала Абе информацию, а иногда и он пересылал кое-что мне. Мы создали сеть и распространяли ее на все новые планеты. А потом его взяли, и мне показалось… Я подумала, что не смогу потерять еще и его. Просто не переживу этого. И я поклялась, что, если он только вернется живым, я выйду за него замуж — конечно, если он все еще этого хочет… — Она ласково погладила руки Сассинак. — Тут-то и появилась ты. Когда он вернулся, с ним прилетела ты — сиротка в глубоком шоке от того, что с тобой произошло. По нашим каналам связи я выяснила, что он вырвался из плена. Я отправилась на Регг, чтобы поговорить с ним. И он объяснил мне, что, пока ты еще нетвердо стоишь на ногах, он не решается поставить под угрозу твое будущее.

— Но я вовсе не была бы против, — возразила Сассинак. — Как он мог подумать, что я стану мешать вам?

— Не знаю, но мы решили подождать с нашей свадьбой до тех пор, пока ты не закончишь учебу. Именно это, дорогая моя Сассинак, он и собирался сказать тебе тогда. Не знаю, заметила ли ты что-нибудь…

— Заметила! Значит… значит, это вы были его великой тайной.

— Похоже, ты разочарована.

— Нет… но мне такое просто не приходило в голову. Я думала, что, возможно, ему удалось раскопать что-нибудь касательно космических пиратов.

— Может, так оно и было. Но в ночь выпуска он хотел рассказать тебе обо мне. Если бы все прошло нормально, он привел бы тебя в отель, где я тогда остановилась. Мы встретились бы, и ты успела бы стать свидетельницей на нашей свадьбе, прежде чем отправиться в свой первый поход.

Словно бы один занавес за другим падали перед глазами Сассинак.

— Вы были на его похоронах? Я не помню там никого из гражданских…

Флер опустила голову; Сассинак теперь не могла видеть ее лица.

— Я перепугалась. Я подумала, что это Парадены, что они разыскали меня и из-за меня убили Абе. Тебе это было не нужно, ты не знала обо мне и даже не узнала бы никогда, почему я была там. И я улетела. Если хочешь, можешь назвать это трусостью. Я следила за твоей карьерой, но никак не могла выбрать подходящее время, чтобы рассказать тебе…

Флер разрыдалась, Сассинак порывисто обняла ее и прижала к себе.

— Все хорошо, — уверяла она. — На этот раз я доведу дело до конца.

Она и сама слышала звон стали в своем голосе. Флер отстранилась:

— Тш-ш-ш! Ты не должна позволить горечи отравить свою душу.

— Но он заслуживал того, чтобы быть с вами! — Теперь и на глаза Сассинак навернулись слезы. — Абе заслуживал хоть немного счастья. Он так старался спасти меня… и вас, и других, а потом они убили его как раз в тот момент, когда…

Она почти не плакала по Абе — только немного, в ночь его смерти. Она была собранным офицером, умевшим владеть своими чувствами, — такой, какой он хотел ее видеть. Но теперь она снова ощутила боль старой рану. Сквозь всхлипывания до нее доносился голос Флер:

— Если ты станешь жестокой, это будет означать, что они победили. Убьешь ты их или нет — это не главное. Главное в том, чтобы ты осталась самой собою, личностью, достойной уважения. Абе не позволял мне отчаиваться — это только иная разновидность поражения, и он боялся, что ты станешь жестокой.

— Но они убили его. И моих родителей, и вашу семью, и других…

Флер вздохнула:

— Сассинак, я почти на сорок лет старше тебя: я понимаю, что от этих слов у тебя мурашки бегут по спине…

Против воли Сассинак хихикнула: Флер была совершенно права.

— И я знаю, тебе не нравится слышать, что лишние сорок лет жизни прибавляют понимания. Но! — Она покачала перед глазами Сассинак тщательно наманикюренным пальцем. — Абе ведь знал больше тебя, когда встретился с тобой?

— Разумеется. Я ведь была еще ребенком.

— А если бы он был сейчас жив, ты уважала бы его возраст и опыт?

— Ну…

Сассинак видела, к чему клонит Флер, но это не значило, что ей это должно нравиться. Похоже, по выражению ее лица можно было прочесть эти мысли, потому что Флер рассмеялась — словно серебряные колокольчики зазвенели, и Сассинак невольно засмеялась в ответ.

— И поэтому, пожалуйста, доверься мне, — посерьезнев, попросила Флер. — Ты стала именно такой, какой Абе мечтал тебя увидеть. Я следила за твоими успехами в программах новостей, я знаю, о чем говорю. Но чем выше ты будешь подниматься по служебной лестнице во Флоте, тем больше тебе необходима объективность суждений. Если ты позволишь горечи от несправедливости того, что случилось с тобой в детстве, от смерти Абе пересилить природную доброту твоей души, ты станешь такой же несправедливой, как и те, с кем ты борешься, только по-своему. Ты должна стать чем-то большим, чем просто охотницей за пиратами, большим, чем воплощение мести. Флот переделывает людей: узкий спектр интересов, жестко регламентированные отношения… Тебе никогда не казалось, что некоторые твои сложности здесь, на планете, связаны именно с этим?

Если подумать, в некоторых случаях так оно и было. У нее развилась типичная для космолетчиков неприязнь к планетам. Она не давала себе труда развивать то, что могло бы позволить ей наслаждаться жизнью на суше. Так и здесь, несмотря на то, что она попыталась объединить и организовать людей, живущих в тоннелях, они казались ей чужаками.

— Абе часто говорил мне, — продолжала Флер, гладя ее волосы, — что ни звезды, ни чины, ни путешествия не останавливают роста и развития человека. Ты все еще растешь, и ты хранишь память об Абе. Не позволяй Параденам переделать по-своему вторую половину твоей жизни, как они переделали первую.

— Есть, мэм.

— А теперь расскажи мне, что ты собираешься делать с этой разношерстной компанией?

Сассинак усмехнулась, жестко и решительно:

— Гоняться за пиратами, мэм, а потом уже тревожиться о том, не стала ли я слишком жестокой.

Но когда дошло до дела, выяснилось, что никто из них не знает точно, где именно находится пресловутый Парчандри. Сассинак сдвинула брови:

— С помощью нужных кодов эту информацию можно заполучить в базах данных. Вы говорили, что у вас есть люди, которые могут это сделать.

— Но у нас нет новых кодов. Мы пытались проникнуть в закрытые базы данных, но только один раз, и то они послали по нашему следу полицию. Они сразу же засекут нас.

— Сассинак? — Айгар тронул ее за плечо. Она хотела было оттолкнуть руку «тяжеловеса», но тут вспомнила, сколько приятных сюрпризов он преподнес ей за последнее время.

— Да?

— Мой друг — ну, тот студент…

— Тот, который хвастался тебе, что может проникнуть в базы данных и остаться непойманным? Да, помню. Но его здесь нет, да и как мы смогли бы его найти?

— У меня есть его номер. Он говорил, с ним можно связаться из любого автомата.

— Но здесь же их нет? Здесь, внизу.

Она посмотрела на свою «разношерстную команду». Кое-кто кивал, но Корис ответил:

— Есть — наверху, в общественных тоннелях. К некоторым из них мы можем пробраться незамеченными. Естественно не все.

— Как насчет того незарегистрированного аппарата в 248-м вертикальном, — подал голос один из собравшихся. — Его установил рабочий из обслуги и подключил к переговорным линиям, чтобы делать ставки во время своей смены. Мы его иногда слушали.

— А где этот 248-й вертикальный? — осведомилась Сассинак.

Тоннель оказался не так далеко, хотя у них и ушло несколько часов, чтобы добраться до него обходными путями. Дважды они натыкались на патрули — один в серо-голубой форме городской полиции, другой — в оранжевом. Их патрулирование не произвело на Сассинак благоприятного впечатления. Похоже, им достаточно было просто пройти по тоннелям, не заглядывая в люки и не сворачивая в боковые ответвления. Когда она заговорила об этом с Корисом, тот как-то сразу ссутулился и словно стал ниже ростом.

— Бьюсь об заклад, они собираются пустить в тоннели газ. Сейчас они разыскивают легкую добычу, с которой можно было бы позабавиться, — девчонок, детей…

— Газ! Вы хотите сказать, отравляющий газ? Или просто парализующий?

— Прежде они использовали и тот, и другой. Года три назад они убили с тысячу человек или даже больше, в тоннелях ближе к посадочной площадке челноков. Я-то был здесь, нам только пришлось задраить все люки на день-два. Я слышал, они ссылались на каких-то городских преступников — то ли ограбления в подземке, то ли еще что.

Сассинак порылась в своих карманах. Она взяла с собой мембрану, защищающую от токсичных веществ и газов, которыми пользуются при подавлении демонстраций, — но защитит ли это от иных отравляющих веществ? Она вовсе не хотела выяснять это на практике, к тому же у нее имелся только один комплект. Она постаралась отвлечься от этих мыслей и вкратце изложила Айгару, что он должен сказать и чего не должен говорить своему приятелю-студенту. Если бы только она сама знала этого парня!.. Кто знает, чьим агентом он может оказаться. А может, этот парень просто решил поиграться в шпионские игры? Если так, то вскоре ему предстоит узнать, насколько это увлекательно на самом деле.

Двое из их группы вылезли через люк в 248-м вертикальном раньше Айгара, потом позвали его за собой. Они объяснили, что эта шахта используется ремонтниками достаточно часто, чтобы через нее можно было выбраться, не вызывая подозрений, однако, по той же причине, их группа старалась не очень часто заходить в этот тоннель.

Сассинак осталась ждать, жалея о том, что не может связаться со студентом сама. Айгар был просто мальчишкой, ничего не знающим об интригах. Он запросто мог позвонить своему «другу» и рассказать все, не подумав даже о том, что линия может прослушиваться. Она старалась не подавать виду, до чего волнуется. Сассинак стоило большого труда не начать расхаживать взад-вперед в попытках унять беспокойство. Незачем увеличивать нервозность окружающих. Сколько часов уже прошло? Беспокоит ли Арли ее отсутствие? Беспокоит ли оно хоть кого-нибудь?..

В люк протиснулся Айгар — его юношеская сила и живость представляли разительный контраст с безнадежностью и отчаянием, к которому привычны были жители подземелий.

— Он хочет со мной встретиться, — объявил Айгар. — Он говорит, студенты будут рады помочь.

— Помочь? В чем помочь?

Сассинак ничего не знала о студентах-гражданских, все ее знания в этой области сводились к тому, что сообщалось в сводках новостей. Ясно было только то, что они ничем не похожи на кадетов Академии.

— Помочь с переворотом, — заявил Айгар так, будто это все объясняло. — «Конец тирании власти и богатства», как он выразился.

— Мы вовсе не собираемся совершать переворот… — начала было Сассинак.

И задумалась. Если она сама и не помышляла сбросить правительство, правительство, вероятно, задумалось об этом всерьез, если послало по ее следу отряды подавления мятежей. Неужели они решили, что она действует в сговоре с группкой студентов-мятежников? Или кто-то еще затевал переворот… а они ввязались в это, и потому…

Казалось, ее мозг взорвется от напряжения, но интуиция и логика, похоже, постепенно расставили все по своим местам. Айгар озадаченно смотрел на нее, и Сассинак закончила, уже спокойнее:

— По крайней мере, не такой, как он думает. Да, именно так. Ну и какую помощь он в силах нам предложить? Может он разыскать Парчандри?

— Он просто сказал, чтобы я с ним встретился. И сказал где. — К Айгару снова вернулось его обычное упрямство: разумеется, он понимал, что его используют, а такое никому не понравится.

— В городе. Великолепно, просто великолепно. А ты заметен не меньше чем рваная форма при инспекции.

— Флер научила нас маскироваться, — подал голос Корис. — Хотя с этим парнем придется изрядно повозиться.

Сассинак чувствовала себя слишком измотанной, чтобы думать, — однако думать было нужно. Она внутренне собралась и постановила:

— Мы спросим ее совета. Разумеется, мы не можем выйти в город в таком виде. Кроме того, прежде чем мы куда-либо пойдем, нам нужно отдохнуть, поскольку я замечаю, что Айгар выглядит таким же усталым, как, вероятно, и я. А пока что, Корис, если у вас есть карты подземных коммуникаций, мне хотелось бы взглянуть на них.

Она надеялась, что это создаст у них впечатление, будто у нее уже есть какой-то план действий.

 

Глава 17

На борту тяжелого крейсера ФОП «Заид-Даян»

— Мне все это не нравится, — заявила Арли, постукивая кончиками пальцев по краю панели управления. На одном из экранов транслировался выпуск местных новостей. — Как кому-то могло прийти в голову, будто Сассинак может убить адмирала?

Старшие офицеры, включая майора Курральда, сгруппировались вокруг нее. Остальные члены команды, находившиеся на капитанском мостике, делали вид, что заняты наблюдением за мониторами.

— Штатские… — Бурес проговорил это с тем же отвращением, какое испытывала сейчас Арли. — Понимаете, если уж они настолько боятся Флота, что даже не позволяют нам пользоваться нашими собственными челноками, чтобы спускаться на планету или взлетать с нее, то, должно быть, они думают, что мы пьем кровь и у нас во-от такие клыки. — Он выставил перед собой палец. — Длинные и острые. Мы разгуливаем, вооруженные до зубов — виноват, клыков, — и только и смотрим, кого бы укокошить.

— В новостях передали, что этот парень, может, вовсе и не Коромель, — вмешалась в разговор Майлер, которая пришла на мостик, чтобы вместе со всеми посмотреть новости. — Не то чтобы от этого было легче. Хорошо еще, что у нас нет проблем с соседями. Если бы нам грозили боевые действия, дела обстояли бы много хуже.

Арли посмотрела на нее, сдвинув брови. Врачи — почти штатские, по крайней мере так она думала.

— Вы же знаете, что приказала Сассинак. Она полагала, что у нас могут начаться неприятности…

— Это какие же? Вторжение таинственных монстров с зелеными щупальцами? Мы в самом центре самого большого мирного пространства, какое только можно себе представить. Конечно, есть еще космические пираты, я не сбрасываю их со счетов. Но со времени последней стычки с ними прошло уже довольно много времени. Даже сетти со времен столкновений у Рифа Тонагай не рискуют связываться с Флотом. Может, они и авантюристы, но уж явно не дураки. Полагаю, у нас могли бы быть неприятности, если бы Парадены собрали все пиратские корабли и направили их к Федеральному Центру — но они тоже не дураки. Им нужна богатая мирная культура, на которой они могли бы кормиться. Ворон ворону глаз не выклюет.

Арли и Буре переглянулись над головой Майлер. Арли должна была признать, что никогда не думала о целом пиратском флоте. Они еще никогда так не действовали. Собирались обычно два-три корабля, больше встречалось, только если они защищали какую-нибудь незаконную космическую станцию. Но теперь, когда Сассинак затерялась где-то на планете, весь груз ответственности за корабль лег на плечи офицера по вооружению. Хоть бы Форд прилетел или вернулась Сассинак… «Черт бы побрал этого адмирала», — раздраженно подумала она. Этот Коромель, или как его там, который выманил Сассинак с корабля. Зачем? Из-за суда? Или чтобы оставить «Заид-Даян» беззащитным?

Мигнул огонек внутренней связи Флота, и она вставила пуговку наушника в ухо.

— Лейтенант-коммандер Арли, исполняющая обязанности капитана «Заид-Даяна».

— Арли, это Лунзи. Вы узнаете мой голос?

Разумеется, она узнала. Ей всегда было приятно встречаться с ошеломляюще молодой прародительницей Сассинак. Но почему Лунзи вызвала ее по связи Флота?

— Да. В чем дело?

— Вы должны знать, что я — это именно я. Я на планете Федерального Центра. Где, не могу сказать.

Сердце Арли на мгновение остановилось. Может, она встретилась с Сассинак? Может, они вместе скрываются от властей и полиции?

— А Сасс… Коммандер Сассинак? — излишне резко спросила она, надеясь, что межпланетная связь смягчит ее интонации.

Мы не знаем. Арли, с вами хочет переговорить настоящий адмирал Коромель. Я знаю, что это настоящий Коромель, поскольку много лет назад была хорошо с ним знакома. Перед тем, как последний раз погрузилась в анабиоз. Вы доверяете мне?

Голос Лунзи звучал как-то по-иному, что-то изменилось с тех пор, как Арли попрощалась с Лунзи, отправившейся назад, в Сектор Штаб-квартиры Флота. Арли задумалась. По голосу Лунзи казалась старше, более уверенной в себе. Имеет ли это значение? Означает ли это вообще что-нибудь? Даже если бы она и не доверяла Лунзи, все равно она хотела бы выслушать то, что собирался сказать этот таинственный Коромель. Она подозвала Буреса, немедленно придвинувшегося ближе, и нацарапала ему распоряжение: «Войди в директорию «Флаг-офицеры Флота». Бурес кивнул. Арли заговорила, надеясь, что голос ее звучит спокойно:

— Я верю, что вы — Лунзи, если вы это имеете в виду.

— Не совсем, но и этого достаточно. Сейчас он будет говорить с вами.

Тишина. Потом — глубокий голос, в котором явственно слышались командирские нотки:

— Адмирал Коромель на связи. Вы — Лейтенант-коммандер Арли?

— Да, сэр.

Бурес уже вошел в директорию, и она бегло взглянула на экран. Коромель — высокий, седой, с ярко-голубыми глазами. Красивый мужчина, хотя и стареющий. Должно быть, в те времена, когда Лунзи была с ним знакома, он был просто красавцем. Интересно, было у них что-нибудь?.. Арли отогнала эту мысль и заставила себя слушать адмирала.

— Как вы, несомненно, понимаете, ситуация складывается критическая. Ваш капитан пропал, а местные силы поддержания порядка до последнего времени были уверены, что она убила меня. Я так и не смог выяснить, что происходит. Кроме того, некоторые из моих подчиненных также исчезли.

— Сэр, я думала, что адмирал охотится на Шестой. Так сообщили коммандеру Сассинак.

— Так оно и было. Но я получил срочное послание, предписывавшее мне вернуться, правда, мое возвращение было осложнено тем, что Лунзи…

Вспыхнувший на пульте огонек отвлек внимание Арли от Коромеля: тревога, переданная по биосвязи ссли. Можно ли в подобном случае перебивать адмирала?

— Прошу простить меня, сэр, — сказала она так твердо, как только могла. — У нашего ссли срочное сообщение.

Адмирал не то чтобы фыркнул от негодования, но звук, который он издал, явно свидетельствовал о с трудом сдерживаемом раздражении:

— Тогда выясните, в чем дело.

Арли тронула клавиши, и доклад ссли возник на верхнем экране пульта.

«Приближается противник. Из гиперпространства в пределы системы входит флот сетти, ожидая здесь поддержки, чтобы обойти системы защиты и наблюдения».

Руки Арли задрожали, когда она осознала прочитанное. Ссли продолжал передавать послание, уточняя детали надвигавшейся угрозы. Количество кораблей, их размеры, вооружение, возможная численность команды и войска.

Бурес, читавший сообщение вместе с Арли, издал долгий тихий свист. К ним присоединились Майлер и Курральд: по мере прочтения их лица все больше бледнели.

— Коммандер Арли? — нетерпеливо нарушил затянувшееся молчание адмирал.

И Арли ответила, с удивлением поймав себя на том, что, в отличие от рук, голос ее почти совершенно не дрожит:

— Сэр, наш ссли докладывает о приближении флота сетти с явно враждебными намерениями… — Она услышала потрясенный вздох, но продолжала докладывать: — По всей вероятности, им помогает кто-то внутри системы, и эти сообщники должны вывести из строя систему обороны. Они намереваются прибыть сюда во время заседания Верховного Совета. По всей вероятности, планируют какой-то переворот.

Сообщение закончилось, и Арли набрала вопрос ссли, интересуясь, откуда он получил информацию.

— Откуда он это узнал? — о том же спросил Коромель, и в это же время на экране высветился ответ.

— Сэр, наш ссли говорит, что на флагманском корабле сетти содержатся в плену личинка ссли и офицер Флота… Дюпейниль.

Несомненно, адмирал уловил изумление в ее голосе.

— Кто это?

— Офицер Службы Безопасности Флота, который прибыл на борт нашего корабля несколько месяцев назад. Затем он был переведен с каким-то заданием в сектор сетти.

— И, по всей вероятности, нашел то, что искал. Итак, коммандер, даю вам официальное разрешение покинуть орбиту планеты и устроить веселую жизнь этим сетти.

Арли открыла было рот, чтобы спросить, что с Сассинак, но осознала, что это бесполезно. Даже если капитан находится где-то в порту, они не смогут ее дождаться. Тем более нельзя медлить, раз они не знают, где она находится.

— Есть, сэр, — подчинилась Арли и прибавила: — Прошу разрешения оставить пилотируемый челнок на планете на тот случай, если появится коммандер Сассинак. Он может ей понадобиться.

— Разрешение дано, — ответил адмирал.

Вот и все. Теперь она не просто исполняла обязанности капитана: она командовала военным крейсером, готовым вступить в бой с инопланетным флотом. «Это невозможно», — подумала она, включая сигнал тревоги. По всему кораблю вспыхнули красные огоньки. Арли нажала кнопку внутренней связи:

— Энсин Тимран, пройдите в рубку. — И добавила, обращаясь к Буресу: — Принесите из каюты Сассинак ее форму и все, что еще может понадобиться. Доставьте к шлюзу два. Быстро.

Она отдала приказы команде Службы Безопасности и инженерной службе привести в боеготовность вооружение крейсера.

— Энсин Тимран прибыл по вашему приказанию, мэм!

Либо он быстро бегает, либо болтался в коридоре неподалеку от рубки. Арли надеялась, что при управлении челноком он будет и быстр, и удачлив.

— Отправляйтесь к шлюзу два. Вы должны посадить на планету небольшой челнок.

Адмирал ничего не сказал о группе сопровождения, но что бы ни случилось с Сассинак, несколько вефтов и бойцов Флота ей явно не помешают. Арли взглянула на Курральда — тот кивнул.

— Десяти хватит, — решил он. — Оставим место только для нее и Айгара. — И он взял другой передатчик, чтобы связаться со своим собственным адъютантом.

— Есть, мэм! — Тим сверкнул глазами. — Даете ли вы мне разрешение?..

— Вам дано разрешение предпринимать любые действия, необходимые для оказания помощи коммандеру Сассинак. Покинете планету только по ее приказу. Бурес передаст вам некоторые вещи, которые могут ей понадобиться.

Тим отсалютовал и мгновенно исчез. Арли оставалось только надеяться, что она поступает правильно. Что бы ни произошло с Сассинак и если она еще жива — она будет считать, что крейсер ждет ее.

«А мы улетаем — я улетаю и увожу ее корабль, оставляя ей только челнок».

Арли все еще не верилось, что такое происходит на самом деле, — события развивались слишком стремительно. Она словно со стороны слышала свой собственный голос, отдававший приказы тем спокойным ровным тоном, который она вырабатывала долгие годы. «Включить сканеры дальнего действия, немедленно начать подготовку к вылету, двум младшим офицерам-вефтам пройти к шлюзу два…»

Квакнул сигнал: диспетчер причала станции желал знать, почему «Заид-Даян» готовится к вылету без приказа.

— Приказ адмирала Коромеля, — отрапортовала Арли. Сказать им о флоте сетти или не говорить?.. — С «Заид-Даяна» вылетает челнок, направляющийся на планету.

— Вы не можете этого сделать!

— С «Заид-Даяна» вылетает челнок, направляющийся на планету, — повторила она, словно ничего и не слышала. — Мы просим помощи ваших навигаторов, чтобы отчалить от станции, не нанеся ей повреждений. — Она включила внутреннюю связь: — Энсин Гори, на мостик.

— Но наши сканеры показывают, что ваше вооружение…

Голос умолк — на одном из экранов появился некто в форме Службы Безопасности:

— Вы нарушаете предписания. Прекратить все действия, иначе мы примем меры…

— Энсин Гори прибыл, мэм.

Естественно, не так быстро, как Тим, но с той же готовностью.

— Энсин, кап… коммандер Сассинак говорила, что вы знаете все предписания вдоль и поперек.

Он промолчал.

— Обсудите правила, действующие в данном случае, со Службой Безопасности. Мы уходим под угрозой нападения противника по приказу офицера более высокого ранга, которому не подчиняемся непосредственно.

Лицо Гори посветлело, он уже открыл было рот, но Арли подтолкнула его к одному из пультов:

— Не мне — объясните ему.

Еще один экран был подключен к сканерам второго шлюза, где готовился к вылету челнок. Люк медленно открылся, пусковая установка начала поднимать челнок. Через открытый люк Арли могла видеть часть станции.

— …никаких оправданий намеренному нарушению правил, — бубнил тип из Безопасности. — Немедленно прекратите активные действия, в противном случае правила требуют применения силовых методов.

Арли наконец не выдержала:

— Сюда летит враждебный флот сетти, — медленно и раздельно проговорила она. — Среди вас — предатели, которые позволили им незамеченными миновать посты обороны. Не угрожайте мне. Пока я не нанесла ущерба станции.

Возможно, не вся Служба Безопасности участвовала в заговоре. По крайней мере, этот тип выглядел до крайности потрясенным.

— Но… нет же никаких подтверждений. Ни одна станция наблюдения не передала…

— Значит, кто-то их блокирует.

Челнок отделился от «Заид-Даяна» и исчез из виду. Арли проводила его, прошептав про себя краткую молитву.

— На вашем месте я не стала бы так уж доверять своим системам обнаружения.

Теперь мощные сканеры «Заид-Даяна» были приведены в действие. Пока что на них ничего не было видно. Противник был еще слишком далеко. Арли огляделась по сторонам: вахтенная команда вся на местах. Странно было видеть себя на месте Сассинак, в то время как лейтенант Юлийн сидел за «ее» пультом. Она указала на Гори, который перевел связь с типом из Безопасности на свой пульт:

— Энсин Гори будет поддерживать с вами связь.

— Устав Флота, том 21, параграф 14, гласит, что командование кораблем в отсутствие командира переходит к старшему по званию офицеру… — Гори говорил уверенно и веско, не хуже настоящего дипломата.

Арли предоставила ему самому разбираться со Службой Безопасности. Угроза внезапного нападения сетти и редкостные познания Гори в отношении уставов и правил удержат некоторых особо рьяных блюстителей порядка от активных действий, пока крейсер не отойдет на достаточное расстояние и не включит защитное поле.

— Выход из шлюза, режим нормальный, капитан.

Арли кивком поблагодарила инженерную службу. Какой бы критической ни была ситуация, она не могла оправдать разрушение станции — а это непременно произошло бы, если бы крейсер, стартовал прямо от нее. Выход из шлюза был операцией сложной, требующей огромного мастерства. Сантиметр за сантиметром они отходили от станции, понемногу увеличивая мощность двигателей.

— Оружие до сих пор заблокировано, — доложил Юлийн.

— Все верно. Но мы с Сассинак кое-что придумали, чтобы орудия можно было привести в боевую готовность сразу же, как только это станет необходимым…

Интересно, их ссли все еще находится в контакте с тем, на вражеском корабле? И что там делает Дюпейниль? Впрочем, для этих вопросов уже не было времени: сперва следовало заняться орудиями.

Она набрала код, который оставила ей Сассинак, открывающий доступ к главному компьютеру: доступ к контролю над системами вооружения корабля. Потом объяснила, что сделали они с Сассинак, и команда занялась подготовкой корабля к бою. В сотне километров от станции Арли включила двигатели на полную мощность. Пока что, если противник и видел ее корабль на своих сканерах, все шло вполне традиционно и предсказуемо.

Арли включила систему маскировки, и «Заид-Даян» исчез во мраке — сова, вылетевшая на ночную охоту…

Федеральный Центр: Штаб Флота

Коромель обернулся к Лунзи:

— Никогда бы не подумал о таком! Должно быть, я постарел.

— Что? — Лунзи не слышала, что именно сказала Арли, но видела, как изменилось лицо адмирала.

— К нам летит флот сетти… — Он изложил Лунзи все остальное и попытался связать новые сведения с тем, что они уже знали: — На Ирете вы, вероятно, подошли слишком близко к разгадке, и им это не понравилось.

— Если только все не было спланировано заранее, и тогда мы просто угодили между молотом и наковальней.

— Правильно. Я и забыл, что вы проспали сорок три года. Для них вы — словно бомба замедленного действия. Если не считать вопроса об Ирете, на этой зимней сессии должны были разбираться в основном торговые и финансовые вопросы. Большому Совету предстояло лишь голосование по некоторым финансовым правилам, затрагивающим переустройство планет. Это совсем не моя область: я не вижу связи.

— Значит, если они хотели, чтобы сессия прошла спокойно, они могли бы это устроить… и мы действительно бомба замедленного действия. Позвольте напомнить вам, что они сами заложили эту бомбу. Должен сказать, что это очень на них похоже.

— Если только они не разобьют нас, — пробормотала Лунзи. — Ведь Сассинак сейчас нет на корабле.

— Она передала командование своему самому опытному боевому офицеру. А лучшее, что мы можем сделать, — это сорвать их планы здесь.

Эти слова не слишком убедили Лунзи.

— Что может сделать один крейсер против целого флота?

— Выиграть время для нас, больше ничего. Не стоит беспокоиться о том, чего мы не можем изменить. Что мы должны сделать, так это объявить здесь, на планете, тревогу, подготовиться к атаке и вытащить Сассинак из ловушки, в которую она попала.

Маленькая клиника командования Флота имела всего один коридор, выходящий во двор здания Штаба. Лунзи шла следом за Коромелем и видела, что служащие выглядят так же ошарашенно, едва заметив его, как выглядел он сам, узнав о приближающемся флоте.

— Сэр? Когда вы прибыли? — спросил один из них, не слишком уверенно пропуская их к лифту с надписью «Только для адмирала».

— Около тридцати часов назад. Очевидно, наша охрана ввела в заблуждение несколько человек. — Коромель включил питание, и двери лифта открылись.

— Но, сэр, тот коммандер… убийца…

— Забудьте об этом, Альгин. Кто отвечал на запросы?

— Лейтенант-коммандер Даллиш, сэр. Он наверху…

Но Коромель уже закрыл дверь лифта и печально улыбнулся Лунзи:

— Это мне известно. Но ему совсем ни к чему знать, что Даллиш — единственный из офицеров, которому я полностью доверяю. Мы были близкими друзьями с его отцом, много лет тому назад. Даллиш служил мне прикрытием.

— Мы и дальше должны оставаться в тени?

— После того как Сассинак обвинили в том, что она меня убила? Нет. Мое появление потрясет их не меньше, чем ваше пробуждение потрясло заговорщиков. Тот, кто посчитал меня убитым, будет гадать, кто же оказался жертвой. А тот, кто послал этого человека заменить меня, будет гадать о том, раскусили ли мы его планы.

Кабинет Коромеля показался Лунзи приятной переменой после пастельных стен и успокаивающей атмосферы клиники. Широкая дуга письменного стола располагалась так же, как командный модуль на мостике космического корабля. Коромель усмехнулся, заметив ее реакцию.

— Верно, потакание моим слабостям. Но это позволяет чувствовать себя настоящим космическим адмиралом, а не обитателем планеты.

Молодой человек — Лунзи решила, что это и есть Даллиш, — встал, когда они вошли, и протянул адмиралу пачку пластиковых полосок. Одну стену целиком занимало окно с видом на город — Лунзи впервые увидела панораму места, где работало межпланетное правительство. На ее взгляд, оно ничем не отличалось от любого другого большого города. По широкой улице внизу сновали автомобили и яркие, голубые и зеленые, вагончики монорельсовой дороги. Она снова окинула взглядом кабинет Коромеля. Темно-голубой ковер с коротким ворсом — именно такие предпочитали офицеры Флота, — комплекс видеоэкранов на противоположной стене, полки с информационными кубами и даже несколько книг в голубых переплетах.

— Лунзи!

Она оторвала взгляд от безукоризненно точных моделей кораблей, разбросанных на фоне нарисованного звездного неба. Коромель и Даллиш смотрели на один из экранов, где шла программа новостей. То, что показывала камера, могло быть только стыковочным узлом орбитальной станции. Сперва она не могла понять, о чем говорит диктор. Зеленый цвет на табло над стыковочным узлом сменился оранжевым. На табло вспыхивало и гасло имя корабля — «Заид-Даян» — и его нынешний статус — «Внимание: расстыковка». Диктор, женщина с профессионально-мрачным выражением лица и прилизанными волосами, выступила вперед, и Лунзи приготовилась слушать.

«Необычное поведение крейсера заставляет предположить, что исчезновение капитана этого представляющего очевидную опасность корабля связано с поражением психики, возможно даже болезнью, поразившей экипаж. Нам сообщили о том, что группы Службы Внутренней Безопасности Федерации, в чьи обязанности входит контроль за разоружением военных кораблей, высланы с корабля. Теперь, — голова диктора повернулась, позволив Лунзи заметить за ее спиной какое-то движение в направлении корабля, — они уже здесь, против своей воли…»

Мужчины и женщины, спускавшиеся по лестнице, выглядели какими-то прибитыми. За их спинами виднелись угрожающие фигуры в зеленых и серых защитных костюмах с закрытыми шлемами и с весьма впечатляющим оружием в руках.

— Вооружение группы безопасности, — повернулся к Даллишу Коромель, его голос звучал почти восторженно. — Замечаешь? Вероятно, их собственное оружие все еще под замком. Они разоружили надсмотрщиков. Возможно, поработали вефты.

«— Извините, — затараторила диктор, подсовывая микрофон первому, кто появился из стыковочного узла, камера резко дернулась к ним. — Не могли бы вы прокомментировать умственное и психическое состояние членов экипажа этого корабля? Они представляют опасность…

— Банда легкомысленных маньяков! — огрызнулся один из мужчин. У него под глазом наливался синяк и была разбита губа. — Они спятили, им кажется, что сюда идет враждебный флот!»

— Проклятье! — Коромель посмотрел на Лунзи, потом опять на экран. — Если они так считают…

Адмирал уже вводил какое-то сообщение в компьютер; взгляд Лунзи метался между ним и видеоэкраном, ей было трудно сосредоточиться на чем-то одном. Выходящими занялись диктор и ее команда, за их спинами камера по-прежнему показывала какое-то движение в стыковочном узле.

Внезапный лязг заставил всех на экране отскочить назад. Камера показала большую красную дверь, скользящую в пазах стыковочного отсека. Надпись на табло изменилась — «Расстыковка: доступ прекращен». Потом камера повернулась к кому-то новому в студии.

«— Спасибо, Керис, — кивнул мужчина и повернулся к зрителям. — Вы видите, что с тяжелым крейсером «Заид-Даян» происходит что-то странное. Его прежний капитан, офицер Флота по имени Сассинак, упоминалась в связи с расследованием убийства на поверхности планеты. У нас нет никакого объяснения ни высылке групп Службы Безопасности с борта корабля, ни внезапному решению нынешнего капитана покинуть орбитальную станцию. Из источников, связанных с Федеральным департаментом юстиции, нам стало известно, что важные доказательства и показания свидетелей для грядущего суда над мятежником Танегли исчезли. Естественно, пока мы не можем говорить о какой-либо связи между этими двумя событиями. Наш корреспондент Ли Тсан дежурит в приемной Главного Прокурора господина Браника. Ли, как отреагировал департамент юстиции на последний возмутительный поступок Флота?

— Прокурор пока еще не высказывался по этому вопросу, ведь это произошло совсем недавно. Но я слышал предположение, что экипаж «Заид-Даяна» столкнулся на вышеуказанной Ирете с бактериями или вирусами, которые повлияли на состояние их рассудка.

— Относится ли это к свидетелям, которые в ближайшее время должны прилететь на корабле ИОК… к бывшим согубернаторам, Каю и Вариан?

— Вполне возможно. Вполне возможно, что они будут изолированы, а переданные ими показания изучены более тщательно. Если данное заболевание вызывает психическую неуравновешенность, то это может послужить оправданием для заговорщиков. Ни на одном из виденных мною интервью Танегли не выглядел здоровым».

— Нет! — Собственная вспышка удивила Лунзи не меньше, чем Даллиша или Коромеля. Они пристально посмотрели на нее. Лунзи справилась с собой, отбросила прочь малоподходящие выражения, которые пришли ей в голову, и твердо заявила: — То, что он тут наплел, — абсолютная чушь, и это может подтвердить любой врач. Нет такого заболевания, которое в результате короткого контакта довело бы до сумасшествия Сассинак и Айгара, но не затронуло всех нас. Танегли — вовсе не невинная овечка, которую сделали одержимой инопланетные микроорганизмы. Он виновен как никто другой, и я еще увижу его осужденным.

— Нет, если все это будет так продолжаться, — вздохнул Даллиш, показывая на экран. Он выключил звук, но все равно было видно, что корреспондент по-прежнему что-то говорит.

— Он прав, — заметил Коромель, откладывая в сторону микрофон. — Я никого не могу заставить выслушать меня. Даже тех, кто верит, что я — это действительно я. Кто-то, быстро и жестко, наложил на это запрет. Я только что, — он кивнул на прибор, — переговорил с директором службы локаторов дальнего действия, и, судя по его данным, в радиусе двух световых лет нет ни одного корабля, следующего вне расписания. Это единственный человек, которому я доверяю даже в состоянии крайней подозрительности, но он абсолютно уверен в своих приборах и экипажах внешних станций. И кто-то уже надавил на него, утверждая, что в его обязанности входит пресечение любой паники в оставшуюся до Большого Совета и зимней сессии суда неделю.

— Кто? — коротко спросил Даллиш. — Я никогда не видел, чтобы что-нибудь было так быстро заблокировано со всех сторон. Такое впечатление, что у них все великолепно спланировано.

— Естественно, — хмыкнул Коромель. — Если они знают об этой бомбе замедленного действия, об Ирете, они должны были просчитать каждый наш шаг. У меня возникли серьезные подозрения и по поводу моего собственного отпуска.

— Но, сэр, вы же всегда охотитесь на рхачей.

— Это так, но вы же помните, что я хотел отказаться, в связи с тем, что вот-вот прибудет Сассинак, а также с приближающимся началом суда. Тогда-то они и устроили ту «отмену» в Бакли Лодж. Но сейчас это уже не имеет значения. С этим мы можем разобраться позже, если у нас будет это «позже».

— Сэр, могу я сделать предположение? — Даллиш выглядел одновременно и обеспокоенным, и деловитым.

— Разумеется.

— Сейчас Лунзи — единственный свидетель происшествия на Ирете. Они должны разыскивать ее, даже если бы она ничего не привезла с Дипло.

— Здесь она в полной безопасности… — начал было Коромель и вдруг покачал головой. — Если не считать того, что мы уже сообщили в Прокуратуру о том, что она находится на планете.

— И мы подозреваем их в утечке информации. Не правда ли, сэр?

— М-м-м-м. Лучше бы нам убедиться, что утечки нет у нас самих. — Его видеофон подал сигнал, и Коромель включил его. — Да… Судья Врикс. Да, но ведь у вас в досье есть ее показания… Нет. Нет, это невозможно. Потому что… Совершенно верно. И до тех пор я не стану рисковать свидетелем. — Он щелкнул рычагом и улыбнулся Лунзи. — Вы видите? Мы не выпустим вас из рук до начала суда.

На борту челнока Флота «Поиск»

На этот раз, твердил себе энсин Тимран, он все сделает правильно. Не случайно, а следуя трезвому расчету и точным знаниям. Он знал, что выбран для этой миссии именно потому, что обычно ему необычайно везло. Но на этот раз у него была команда: два офицера-вефта (оба — выше рангом, но сейчас его это мало волновало: пока он ведет челнок, он здесь главный) и приказ спасти его обожаемого капитана. Он все сделает правильно. Он не совершит ошибок.

Прикусив от усердия язык, он вывел челнок из шлюза, не забыв передать соответствующий сигнал подтверждения на «Заид-Даян», проверил связь с крейсером. Отсюда станция смотрелась так, будто шаловливый ребенок взял несколько игрушек-головоломок и кое-как слепил их вместе. В этом была своя прелесть, однако станции недоставало обтекаемых чистых линий, характерных для военных объектов, которые так нравились Тимрану. Крейсер был пришвартован на внешней стороне длинной «руки» станции; ему пришлось обходить еще одну подобную конструкцию, к которой пришвартовались внутрисистемные неуклюжие транспортники.

Наконец он вышел в открытое пространство и проложил красивую траекторию с конечной точкой в космопорте. Только вот в космопорт он вовсе не собирался. Он не говорил об этом Арли: та была слишком занята. Кроме того, в его приказе не упоминался космопорт, сказано было только, что он должен отправиться на помощь к Сассинак. Тимран был уверен в том, что в космопорте ее нет. Если бы она там была, она уже связалась бы с крейсером. А потому лететь туда было просто бессмысленно: это могло означать всего лишь долгую перепалку с «цивилами», которые не желали терпеть челноков Флота ни в своем воздушном пространстве, ни вообще поблизости от планеты.

Сидевший рядом с ним вефт настроился на передачу новостей. Тим едва не отвлекся от управления челноком, когда услышал вопрос комментатора, адресованный Службе Безопасности, и их ответы, но вовремя вспомнил, что произошло в прошлый раз, когда он вот так отвлекся. Вопросы Службы Аэрокосмического Контроля были более к месту. Похоже, они считали, что он нарушает расписание движения кораблей. Тим улыбнулся про себя. Если бы военные корабли не замечали прочих, они бы долго не протянули. Он представлял свое местоположение относительно других кораблей не хуже, если не лучше, чем эти служаки из Службы Контроля. Кроме того, умники из Безопасности проболтались насчет того, что действующих систем противовоздушной обороны у Федерального Центра нет и в помине — бронтины заставили правительство Федерации отказаться от этого, так что нечего грозиться и лапшу на уши вешать. С точки зрения Тима, там, внизу, вообще никакого оружия серьезнее пистолетов не было.

— Мы не направляемся в порт? — спросила вефт, сидевшая рядом с ним. Ее звали Кикси. Если, конечно, это была «она»… Тим никогда особенно не интересовался вефтами. Не то чтобы они ему не нравились — просто другие вещи интересовали его много больше, чем чисто теоретические знания об инопланетянах.

— Нет, — ответил Тим. — Они тут же попытаются конфисковать челнок. А коммандера Сассинак там нет, иначе она давно связалась бы с нами. Хорошая мысль, — согласилась вефт. — А вы знаете, где она?

— Никто не знает, — вздохнул Тим. Он вывел на экран карту и теперь искал место для посадки. На планете Федерального Центра было не так уж много потенциальных посадочных площадок, да еще поблизости от того места, где, как он думал, могла находиться Сассинак.

— Не вполне верно, — вмешался в разговор второй вефт, лейтенант Срайк. — Сассинак там, где челнок не может до нее добраться.

На этот раз Тим оглянулся, хотя руки его по-прежнему лежали на панели управления:

— Вы знаете, где она? Почему же вы не сказали Арли?

— Она постоянно перемещалась. Она была под поверхностью. И у нас не было обратного контакта.

— Под поверхностью… вроде как в подводной лодке?

На планете Федерального Центра был только один океан, и Тим никогда не подозревал, что там может существовать подводный флот.

Кикси хихикнула, отчего уши Тима немедленно запылали.

— Нет… под городом. Подземка? Тоннели городских коммуникаций? Мы не знаем. Мы не можем говорить с ней, когда находимся в облике людей. Мы для этого не созданы. Только чувство направления. Когда мы приблизимся, я изменю облик и тогда, возможно, сумею напрямую связаться с ее разумом. Но где вы собираетесь посадить челнок? И как предотвратить наше обнаружение?

— Я не вполне уверен…

Он знал, что уши его пылают, как и шея, хотя под формой этого и не заметишь. А идея казалась такой хорошей — еще до того, как Арли его вызвала, он мечтал о том, чтобы спасти Сассинак… Челнок мог приземлиться и вне посадочной площадки, мог опуститься вертикально с высоты от пятидесяти до ста футов, хотя Тим никогда еще не проделывал такого. Но не мог же он посадить челнок на крышу здания или посреди монорельсовой дороги!

Срайк протянул руку и постучал по консоли — карта района, которую он изучал, исчезла и сменилась другой. Открытый участок, довольно ровный и неподалеку от города. Код Тиму не говорил ничего.

— Цикл рекультивации едва дошел до травы, — пояснил вефт. — Это недалеко от города, а желтая линия вот тут — тоннель подземки, по которому рабочие возвращаются в свои дома. Решать, конечно, вам, но если бы я вел эту штуку, я приземлился бы здесь.

Лучших мыслей у Тима не было, он даже не собирался высказываться на этот счет, спиной чувствуя, как веселятся остальные.

— Выглядит неплохо, — проговорил он, стараясь, чтобы его тон звучал безразлично. — Благодарю вас.

— Вам будет неприятно, если я «изменюсь»?

— Нет. Разумеется, нет.

Однако он с трудом подавил нечленораздельное восклицание, когда обычная человеческая фигура рядом с ним преобразилась в нечто, состоящее из паутины связок, шипастых щупалец и множества ног. С целым рядом ярко-голубых глаз. Но Тим не стал таращиться на вефта — он ввел в навигационный компьютер челнока координаты места назначения и проследил за тем, чтобы не прошло ошибок при изменении курса. К тому моменту, как он повел челнок на посадку, словно обычный самолет, он уже знал, что «Заид-Даян» покинул станцию и планету. На этот раз он все должен сделать правильно. Потому что, если он совершит ошибку, помощи ждать будет неоткуда.

 

Глава 18

Следуя за Айгаром вверх по все более и более людным тоннелям, Сассинак на минуту задумалась, как будет объяснять все это Комиссии по расследованию, если проживет достаточно долго. Ни один устав не оправдает подобные действия. Она припомнила что-то об «использовании добровольцев из числа гражданских лиц в военных операциях» — это не рекомендовалось, но такие случаи бывали — и куда больше пунктов, строго-настрого запрещающих офицерам Флота вмешиваться в местную политику. Правда, развернувшиеся события можно было связать с местной политикой весьма с большой натяжкой. Все это было делами Федерации, и даже те люди, которых она считала предателями, могли сказать то же самое.

Сассинак старалась не загадывать так далеко, иначе этот груз мог сломать ее. Рядовой капитан Флота против наиболее могущественных семей Федерации, пиратов и сетти? С бандой оборванных полусумасшедших бродяг вместо войска? Как она могла даже подумать о таком? Но эта мысль тут же исчезла. Она пережила пиратский рейд, притом в очень неблагоприятных условиях. Она выходила победительницей из космических битв, где каждая ошибка грозила смертью, и не раз бывала от смерти на волосок. Она пережила зависть других офицеров, сотни неудач… «Если не ты, то кто?» — частенько говорил Абе.

Не было времени плыть по волнам памяти, даже обдумать то, что рассказала ей Флер. У нее еще будет время для подобных разговоров, для долгих воспоминаний, время разделить слезы и смех. Или они все погибнут. А сейчас главным было спокойно добраться до места встречи с другом Айгара и то, что будет потом. В одолженном Флер бледно-голубом рабочем костюме Сассинак чувствовала себя неудобно. Еще больше неудобств доставлял небольшой горб, начинавший колоться каждый раз, когда она распрямляла плечи, напоминая о том, что нужно горбиться. Хотя седые пряди, которые Флер добавила к ее прическе, и намеренно-неправильный макияж просто поразительно состарили ее, Сассинак считала, что маскировка была недостаточной. С другой стороны, Айгара, рост и ширину плеч которого нельзя было скрыть, одели по последней моде. Свободная красная рубашка, расшнурованная до середины груди и заправленная в узкие серые брюки, делала его похожим на кого угодно, только не на беглеца. Его картограф сейчас прятался среди звеньев массивной цепи, поддерживавшей огромный медальон, висевший посреди груди.

Первые горожане, которые попались им навстречу, едва удостоили их взглядом. Ведущий вверх тоннель, соединявший подземные уровни, был заполнен спешащими вверх и вниз пешеходами. В основном они были одеты в серые, коричневые или голубые комбинезоны, но попадались и не менее яркие костюмы, чем у Айгара. Возвращающиеся домой рабочие смешались здесь с искателями удовольствий, использующими часы пик, чтобы «сменить кожу». Сассинак тащилась за ними, делая вид, что ей просто нужно в ту же сторону. За то короткое время, которое они провели внизу, она почти позабыла, насколько шумной бывает толпа. Объявления были почти непонятны, доносившийся из верхнего тоннеля перестук колес смешивался с шумом нижнего, топот подметок накладывался на гул разговоров. Однажды раздался скрипучий голос рикси, и люди расступились, давая ему дорогу. Медленно прошел кто-то в серой форме.

На следующем уровне направлявшийся вверх поток раздваивался, треть сворачивала влево, а две трети — направо. Добавился еще один шум — синтезированные голоса транспортных компьютеров, объявляющие прибытие и отправление поездов, предостерегающие от падения на рельсы, повторяющие правила безопасности и так далее. Какие-то друзья встретились на платформе с такими криками восторга, словно они виделись не вчера в это же время, а целую вечность тому назад. Окружающие оглядывались на них и бормотали проклятия. Айгар и Сассинак не сговариваясь повернули направо — где теснились фонтаны, туалеты, кабинки общественных видеофонов и даже несколько кафе. Словно по команде, Айгар повернул к третьему. Сассинак задержалась посмотреть меню и только потом последовала за ним.

Айгар уже энергично тряс руку молодому человеку, одетому почти в том же стиле, что и он: пурпурная рубашка в мелкий цветочек, свободные зеленые шорты и ботинки на очень высоком каблуке. Рядом с ним стояли еще двое, одетые очень похоже, и девушка, выглядевшая так, словно она шагнула сюда прямо из клипа Карин Колдей. Ее обтягивающий серебристый комбинезон в должной мере подчеркивал расположенные в нужных местах соблазнительные округлости, плавно стекая к обтягивающим черным ботинкам. Ее изумрудно-зеленый шарф был завязан замысловатым узлом на левом плече. Комбинезон пересекала нарисованная черная цепь. Маленькие обрезки черной же цепочки выполняли роль сережек.

Сассинак постаралась не засмеяться. Невинная бравада заслужила одобрительный кивок, но стоило бы объяснить этой юной особе, что, если прятать настоящее оружие так, как она сейчас пыталась спрятать изумрудно-зеленую копию игольника, его вряд ли удастся выхватить вовремя. Сама Сассинак сжимала в кармане оружие, которое Айгар забрал у убитого недалеко от бара. Она подошла к стойке и заказала жареные ломтики овощей, которые могли оказаться настоящими, а не синтезированными, но чем бы они ни были, вряд ли блюдо будет хуже того, что она ела в последний раз. Сассинак заплатила из денег, одолженных у Флер, и села за соседний столик. Молодые люди вели себя шумно, размахивали руками и выглядели именно так, как выглядит любая стайка молодежи в кафе или где-нибудь еще. Они заказали еду, и Айгар повел их к облюбованному Сассинак столику.

— Вы не позволите нам присесть? — спросил самый темноволосый из молодых людей. — Другие столики слишком маленькие.

Сассинак кивнула, от души надеясь, что выглядит вполне обычно, как слегка испуганная служащая средних лет. Она уже проглотила несколько ломтиков и пришла к заключению, что нет никакой разницы, настоящие они или синтезированные, — они были слишком хороши.

— Я — Джонлик, — представился парень, широко улыбаясь. — Это Герстен, это Билис, а нашу сестру-близнеца Карин Колдей зовут Эрдра.

Девушка пристально посмотрела на Сассинак, пытаясь произвести должное впечатление:

— Я думала, что вы капитан крейсера.

— Да, это я, — тихо ответила Сассинак. — Вы никогда не слышали о конспирации?

Они выглядели несколько разочарованными, и Сассинак обреченно вздохнула. Неужели она когда-то была такой же?

— Я надела это специально для вас, — поделилась девушка. — Я думала…

Сассинак сжала запястье Эрдры, достаточно сильно, чтобы вызвать изумленный взгляд.

— Когда я была девчонкой, у меня тоже был серебряный плакат Карин Колдей. Но это была только картинка, в жизни все иначе.

— Да, конечно, но…

Сассинак отпустила руку девушки и посмотрела на нее таким же оценивающим взглядом. Девушка внезапно покраснела.

— Эрдра, вам же не приходилось неделями жить в бараках для рабов, как и большинству моих друзей.

Теперь на их лицах появилось совсем другое выражение. Джонлик вылил соус себе на колени.

— Это лучше вытереть, — сказала Сассинак тем самым голосом, которым обычно пользовалась на борту корабля.

Парень изумленно посмотрел вниз и промокнул соус широким рукавом рубашки.

— Я же говорил вам… — проворчал Айгар. Интересно, что еще он им рассказывал. По крайней мере, он старался не говорить слишком громко.

Сассинак повернулась к Герстену:

— Айгар сказал, что вы можете проникнуть в защищенные линии связи и не обнаружить себя. Это правда?

Герстен кивнул и проглотил то, что еще оставалось у него во рту.

— И достаточно далеко. Известно несколько способов проникнуть на уровень Н и один хитрый трюк, позволяющий добраться до уровня Ф. Правда, я никогда не добирался до уровня Н самостоятельно, но Эрдра может это сделать.

— Что означает Н-уровень?

Эрдра покачала головой, довольно точно скопировав жест Карин Колдей.

— Он позволяет моделировать ситуации для нижних уровней. Например, если вся вода из запасного резервуара внезапно исчезла и все насосы на этой линии захвачены. Но это не игра, ведь используются реальные данные, изменяются показания датчиков, отключается блокировка. Я никогда не делала ничего действительно опасного… — Тон подразумевал, что в действительности она проделывала что-то, если и не опасное, то противозаконное, но не желает в этом признаваться.

Билис фыркнул:

— А как же тот случай, когда ты убедила управление транспорта в том, что на маршруте «Желтой Лужайки» поезд сошел с рельсов?

— Это не было опасным — у них было время остановить поезда, я специально все рассчитала.

— Они сообщили, что это обошлось налогоплательщикам в восемьдесят тысяч кредитов, — добавил Билис, обращаясь к Сассинак. — Потеря времени, ущерб от аварийной остановки, многие часы поисков нарушителя в сети. Ее так и не нашли.

— Они вообще не нашли никаких нарушений, — вставила Эрдра куда более чопорно, чем полагалось человеку, подстроившему фальшивую катастрофу на железной дороге. — Хотя если имеет место аварийная остановка поезда, необходимо найти причину. Если бы авария произошла в действительности, первым кандидатом на это был бы номер 43. Они должны быть благодарны мне за то, что я показала им их ошибки.

Сассинак задумчиво смотрела на девушку, искренне желая заполучить ее на несколько недель на «Заид-Даян». Такой талант необходимо держать в узде.

— Между прочим, — невинно продолжила Эрдра, подцепив с тарелки пару ломтиков и отправляя их в рот, — как получилось, что ваш крейсер улетел без вас?

— Простите? — Это было лучше, чем тот вопль, который едва не вырвался из уст Сассинак.

— Ваш крейсер. Новости сообщили, что он покинул орбитальную станцию, неся какую-то чушь о вторжении вражеского флота. Предполагают, что капитан или тот, кого вы оставили вместо себя, свихнулся от галлюциногенов или еще чего-то, подхваченного вами на Ирете. По этой же причине вы убили адмирала.

Какое-то время у Сассинак не было слов, чтобы выразить то, что она чувствовала. Ярость — как они могли бросить ее? Страх — она ведь надеялась, что, как только ей удастся подать сигнал, Арли сумеет ее найти. Восторг — она оказалась права! Слишком многое шло совсем не так, как планировалось, и этим напыщенным хлыщам из Службы Безопасности давно пора понять, что у них есть проблемы посерьезнее сбежавшего крейсера.

Сассинак справилась с собой и первым делом заявила:

— Я не убивала адмирала.

«Но вполне могу убить тебя», — подумала она, глядя на Эрдру. Однако у девушки, видимо, начисто отсутствовали телепатические способности, потому что она продолжала безмятежно улыбаться.

— Вы заканчиваете? — поинтересовался один из раздраженных посетителей, держащий в руках истекающий жиром пакет.

— Да-да, конечно, — всполошился Герстен, вскакивая из-за стола так же быстро, как и остальные. — Пойдем куда-нибудь и поговорим, хорошо?

Сассинак чувствовала себя не в своей тарелке, но предпочла последовать за ними, доверив Айгару выбор направления.

Вниз по переходу, к тоннелям коммуникаций и неприметной двери. Возмущенные протесты студентов быстро затихли — Сассинак не обратила на них внимания. У нее было вполне достаточно тем для размышлений. Арли не стала бы уводить «Заид-Даян», не имея на то веских причин, это она знала наверняка. Но при одной мысли о том, что она находится здесь, в то время как что-то может случиться с ее кораблем, в ее памяти вспыхивали слова «Военный Трибунал». Нет оправданий, кроме смерти, для капитана, отсутствующего на корабле во время боевых действий.

Она воспользовалась условленным стуком, и дверь открылась. Не успела дверь за спинами студентов захлопнуться, как они оказались лицом к лицу с ее оружием.

— Что это? — требовательно спросил Герстен.

— Предосторожность, — ответила Сассинак и продолжила, обращаясь к Корису: — Нас никто не видел, не возникло никаких проблем. Кое-кто из этих распустил языки в гриль-баре, но не думаю, что кто-то мог их услышать. — Она вновь повернулась к студентам. — Вам захотелось поучаствовать в заговоре? Вы его получили. Это, — она указала на свою разношерстную армию, — заговорщики. Отверженные. Бывшие рабы. Самые бедные жители того города, в котором, если верить Айгару, вы намерены устроить переворот.

Судя по их реакции, никто из студентов раньше не видел жителей подземелья. К их чести следовало заметить, что ни один из них не попытался сбежать.

— Вы в них уверены? — спросил Корис.

— Не совсем, но давайте спустимся вниз и посмотрим, так ли Эрдра хороша, как утверждал Герстен.

Корис кивнул и махнул им рукой. Сассинак обратилась к Эрдре:

— Они сообщили какие-нибудь подробности об отлете корабля? О том, что там произошло?

— Нет. — Голос Эрдры уже не звучал так самодовольно, возможно, она поняла, что оружие, которое она увидела перед собой, — вполне настоящее. — Только то, что они выслали с корабля группу обеспечения безопасности. Еще ими был отправлен челнок, и только потом корабль покинул орбитальную станцию. А еще они говорили что-то о вторжении. Все перепуталось. Ведь раньше говорили, что вторжения просто не может быть.

— И вы поверили этому? — Сассинак не стала ждать ответа, дав выход своему раздражению. — Вы, которая сумела подделать железнодорожную катастрофу? Которая смогла бы скрыть настоящую катастрофу?

— Но ведь я не делала ничего такого. И кое-кто еще…

— Ну да, такой же умный, как вы.

— В этом действительно что-то есть? — спросил подпрыгивавший от возбуждения рядом Герстен.

Сассинак едва удержалась от желания щелчком поставить его на место.

— Арли не увела бы «Заид-Даян», если бы у нее не было серьезных причин. Она не более сумасшедшая, чем я. Я думаю, что-то действительно случилось, но что именно — пока не знаю.

На самом деле она догадывалась: внезапное нападение пиратов или появление флота сетти. И то, и другое могло быть частью большого заговора, и она надеялась, что в действительности имеет место лишь одна из них. Тут она вспомнила еще одну подробность из рассказа Эрдры. Челнок? Зачем Арли отправила вниз челнок?

Она довольно ухмыльнулась: это же так очевидно. И она могла поспорить на что угодно, что знает имя пилота, но не то, что он сделает в следующую минуту.

— Значит, вы утверждаете, — продолжал Герстен, — что Федерация скрывает идущую из космоса опасность?

Сассинак кивнула:

— Да, потому что некоторые группировки считают, что это даст им преимущество. В этом случае есть две возможности: либо правительство хочет применить силу и получить абсолютную власть, так как они боятся перемен, либо одна из группировок хочет нарушить существующий баланс сил.

— Какой именно?

— Пока не знаю, — повторила Сассинак и усмехнулась, заметив их смущение. — На самом деле, это не имеет значения. Если Арли засекла вражеский флот на предельном для приборов «Заид-Даяна» расстоянии, он будет здесь не раньше, чем через несколько дней, и вряд ли станет обстреливать планету. Если он это сделает, его тут же засекут сканеры дальнего радиуса. — Лица ребят побледнели, и Сассинак напомнила себе, что ни один из них не имеет военной подготовки. — Но то, что происходит наверху, — не наша проблема. Нашей задачей является группа, которая скрывает это. Здесь мы можем кое-что сделать, если поторопимся. Существующие системы защиты смогут остановить захватчиков. — Однако она вовсе не была в этом уверена. Догадалась ли Арли вызвать подмогу? Или она боится, что вызванные корабли придут на помощь захватчикам? — Итак, — продолжила она, заметив, что и студенты, и обитатели подземелья внимательно слушают ее. — Первое, что нам нужно, — это установить точное местонахождение Парчандри и обезвредить его. Эрдра, это твоя задача. Выясни, где его убежище, с помощью компьютерной сети. Возьми под контроль систему жизнеобеспечения и коммуникаций. Держу пари на жалованье за следующий год, что оно спрятано где-то под землей, но недостаточно автономно.

— Но… — Девушка растерянно огляделась. — Где взять входной пульт? Обычно я пользовалась индивидуальной кабиной в библиотеке.

— Корис, отведите ее вниз к одному из пультов на магистральной линии. Билис может пойти с ней, и еще вам понадобится охрана. Если почувствуете, что пахнет жареным, бегите. Потом найдете другой пульт. И еще нужно двое связных до тех пор, пока мы не наладим связь. Герстен, вы говорили Айгару, что среди студентов есть еще желающие поучаствовать в перевороте?

— Да, мэм. — Он произнес это очень медленно, словно такой поворот событий не совсем входил в его планы.

Сассинак улыбнулась:

— Очень хорошо. Тебя отведут к другому пульту, и ты сможешь сообщить им новости. Нам необходимо знать, что происходит наверху, что сообщают в видеопередачах и что творится на улицах. Еще нам потребуется несколько портативных видеофонов, вроде тех, которыми пользуется полиция.

По выражению лица студента Сассинак поняла, что он нашел реальные события куда более неприятными, чем ожидал. А ведь парень еще и не начинал действовать.

— Вы хотите сказать, что их нужно украсть?.. У полиции?

— Где угодно. Думаю, вы вполне способны начать революцию. Или вы считаете, что это можно сделать, избегая встреч с полицией?

— Нет, но…

— Лучше, конечно, быть храбрым на словах. Извини, парень, но это время прошло. Теперь нужно либо очень хорошо спрятаться и ждать, пока все это не кончится, либо действовать. Можете вы это сделать? Хотят этого ваши друзья?

— Ну-у… в общем, да. Но за некоторыми из них придется присматривать, чтобы они не наделали глупостей.

Сассинак усмехнулась:

— Заставьте их глупость приносить пользу. Пошли.

Корис с Эрдрой и Билисом уже скрылись в тоннелях. Сассинак повела остальных на нижние уровни. С тех пор как прошел шок от сообщения об исчезновении «Заид-Даяна», она испытывала необъяснимый душевный подъем. Сложившаяся ситуация казалась невероятной, но и на их улице еще будет праздник.

Всего за несколько часов напряженной работы связи между различными группами наладились и окрепли. Появились две группы студентов с необходимым снаряжением. Полдюжины ремонтных телефонов, которые можно было подключить в любом месте, не поднимая тревоги. Два полицейских поясных компьютера, способные работать как собственно компьютер и как передатчик. Восемнадцать защитных масок того же образца, что использовал Флот.

— Где вы это раздобыли? — восхищенно спросила Сассинак у маленького коренастого студента. Он зарделся и пробормотал что-то невнятное о театральном кружке. — Театральный кружок?

— Ну, в прошлом году мы ставили «Бездыханных» Хостиджа и директору захотелось, чтобы весь реквизит был настоящим. Она дружила с одним парнем, работавшим на орбитальной станции, и он сказал, что без фильтров от них никакого проку. — С этими словами студент достал мешочек с фильтрами. — Эти я выпросил на складах вторсырья на улице Лоллипи. Большинство из них уже использовались, но я подумал…

— Сколько времени вы их собирали? — Что-то в его лице показалось Сассинак знакомым. Он напомнил ей лучших офицеров-снабженцев, ловких и дальновидных.

— Честно говоря, я еще до пьесы решил, что маски сгодятся на что-нибудь, если удастся восстановить мембраны. И когда мы попользовались ими, а хозяева не потребовали свое имущество назад, я подумал… — Его голос звучал так, словно он до сих пор не понимал, что он сделал.

— Очень хорошо, — одобрила Сассинак.

Ей хотелось надеяться, что он переживет грядущие события. Этот парень мог бы стать лучшим из рекрутов. Конечно, восемнадцать масок на несколько сотен человек были не слишком большой помощью, но все же лучше, чем ничего.

Они подключились к линиям связи и теперь знали обо всем, что происходило наверху. Эрдре удалось проникнуть в полицейскую сеть нижнего уровня и выяснить подробности расположения полицейских патрулей. Сассинак уже начала зевать и, подсчитав время, проведенное на ногах, выяснила, что прошли почти целые сутки. Айгар уже устроился в углу крохотного ремонтного отсека, который занимала его группа. Вскоре и Сассинак уснула.

— Есть! — раздался торжествующий клич Эрдры.

Сассинак вздрогнула. Пока она спала, кто-то заботливо укрыл ее одеялом. Она запустила пальцы в свою изрядно пострадавшую прическу и от души пожелала, чтобы у нее нашлось время и возможность привести себя в порядок.

— Вы уверены? — услышала она чей-то вопрос.

— Еще бы, это слишком хорошо охранялось. Это не центр города, как я думала, а вот здесь, в квадрате 13Н. Ниже основных тоннелей, но не прямо под одним из них. Тогда я вошла в архивный файл и получила характеристики убежища. — Эрдра довольно помахала в воздухе распечаткой, и Сассинак жадно выхватила листок.

— Это же корабль!

Все окружающие изумленно уставились на нее.

— Этого не может быть, — возразила Эрдра, — ведь строение находится под землей.

— Маскировка, — отмахнулась Сассинак, но по удивленному виду собеседников поняла, что это им ничего не говорит. — Смотрите. — Она указала на чертеж. — То, что наверху выглядит как обычные здания, это только прикрытие. Внизу расположено гораздо больше, чем требуется для обычного, даже самообеспечивающегося жилья — вот и вот… — Она водила пальцем по чертежу. — Корпус стандартной яхты среднего размера. Кажется, типа «Боллангер Ярд», такие яхты строились сто пятьдесят лет тому назад. Когда была застроена эта часть города?

Эрдра нахмурилась и нагнулась к клавиатуре, с которой теперь не расставалась.

— Восемьдесят два года тому назад эта земля была предоставлена текстильной компании. До того здесь не было ничего, кроме склада и… небольшого заброшенного порта для челноков, оставшегося с тех времен, когда здесь еще существовали частные космические корабли.

— Но корабль не может просуществовать так долго, разве нет? — спросил Герстен.

— Если он защищен так же, как этот, — может. Они поддерживают его в рабочем состоянии, заменяя устаревшее оборудование новым. Для них в этом нет никакой проблемы. И с маскировкой корпуса — тоже. Другой вопрос, сохранил ли он способность к взлету.

— К взлету? Из-под земли?

Эти штатские! Неужели им неизвестно даже, что большинство защитных систем планеты, использующих ракеты с тем или иным типом реактивных двигателей, базируются на лунах или астероидах под прикрытием скал?

— Да, к взлету. На случай бегства. Если здесь станет слишком жарко, что мы, собственно, и собираемся им обеспечить.

— Но что мы сможем сделать, если они взлетят? Начнется пожар?

— Эрдра, у вас есть распечатка данных о коммуникациях корабля?

С круглыми от удивления глазами девушка протянула ей ворох страниц, и Сассинак стала просматривать их, продолжая разговор:

— Если это именно тот корабль, о котором я подумала, и на нем стоят те же двигатели, там будет больше чем пожар. Они наверняка и не собираются использовать двигатель больше одного раза — его дюзы выгорят, обеспечивая первый импульс для взлета. Хозяева поступят так только в крайнем случае, и это разрушит близлежащие тоннели, но я не думаю, что их чрезмерно озаботит нанесенный ущерб.

Она продолжала просматривать распечатки, переводя многочисленные обозначения, которыми пользовались штатские, в терминологию Флота. Да, все верно. Основательные запасы топлива, куда более эффективного, чем то, что использовалось на заре космической эры, но по-прежнему нестабильного и не выдерживающего длительного хранения. Если что-то пойдет не так, эти тоннели будут разрушены, а преступники по-прежнему недосягаемы.

Десятилетиями копившийся гнев готов был выплеснуться наружу. Парчандри по-прежнему мог сбежать. Она может подбираться все ближе и ближе, минуя одну защиту за другой, и увидеть лишь пламя двигателей стартующей яхты, уносящей ее врага к безопасному убежищу в какой-нибудь далекой системе.

«Сассинак!»

Ее сердце замерло. Вефт — один из ее вефтов — искал ее. Она послала полный тревоги запрос.

«Десять десантников, двое вефтов и Тимран, пилотирующий челнок».

Челнок! Фактически бесполезный в настоящем бою, он вполне мог справиться с невооруженной яхтой. Сассинак почувствовала возбуждение. Теперь-то ей удастся захватить Парчандри и его сообщников. Она может перекрыть пути бегства. Она заставит их обнаружить себя, а потом — уничтожит. Тут Сассинак заметила удивленные взгляды окружающих.

— Не беспокойтесь, — поспешила она сбить напряжение. — Это не так страшно, как кажется. Когда вы знаете, как именно собирается спастись ваш враг, спасение превращается в ловушку.

— Но если корабль взлетит, что мы сможем сделать…

Сассинак махнула рукой, и ропот стих.

— Мой крейсер оставил здесь челнок, не так ли? — Многие кивнули, и Сассинак продолжала: — Как только я смогу связаться с ним, — она помахала портативным видеофоном, — он пресечет любую попытку бегства. — Она вовсе не собиралась рассказывать о том, что может говорить со своими вефтами; здесь, внизу, она наслушалась достаточно расовых предрассудков. — Но работы хватит на всех.

Потребуются немалые усилия, чтобы заставить их бежать, усилия в Верховном Совете и здесь, под землей. Они должны почувствовать, что земля горит у них под ногами. И она не может использовать этих горожан так же свободно, как экипаж своего корабля, — их жизни ей не принадлежат.

 

Глава 19

Конвойный корабль ФОП «Блестящий клык», Федеральный Центр

По милости своего одноклассника Киллина, в тот момент, когда «Заид-Даян», выбросив челнок, покинул орбитальную станцию Федерального Центра, Форделитон находился на мостике «Блестящего клыка». Он заметил, что взлетная палуба крейсера открыта, и еще успел удивиться, почему Сассинак отправила Тимрана с поручением в такой ответственный момент. Но челнок не вернулся на корабль, а «Заид-Даян» освободился от захватов станции. А он-то собирался доложить Сассинак о своем прибытии — ведь он успел к началу суда. Почему же улетел крейсер и что ему теперь делать?

— Что тут происходит? — растерянно спросил он.

Никто не ответил. Киллин, разговаривавший по своему видеофону, выглядел сердитым, но Форд не слышал, что он говорил. Маленький корабль вздрогнул — вокруг его корпуса сомкнулись захваты буксира. Вместо того чтобы продолжать задавать вопросы, Форд постарался стать совсем незаметным. Наконец Киллин повернулся к нему:

— Они не дают нам разрешения на стыковку! Они собираются удерживать нас здесь с помощью буксиров да еще и угрожают нам.

— Что случилось?

— Все ваш капитан. Если им поверить, она убила на планете какого-то адмирала, а ее заместитель увела крейсер на охоту за призраками. Они считают, что это какой-то вирус, возможно подхваченный на Ирете.

— Арли! Если Сассинак нет на борту, это должна быть Арли, а она никак не сумасшедшая. Соедини меня с ними.

Киллин покачал головой:

— Не могу. Они создают колоссальные радиопомехи. Послушать их, так весь персонал Флота сошел с ума и должен доказать, что это не так. Они не позволят нам распространять в эфире опасную ложь.

— Они действительно заявили такое? — Вместе с удивлением пришло чувство внезапной потери. Где же Сассинак? В тюрьме? Только бы она не умерла! Он понял, что не сможет жить в этом мире, если в нем не будет Сассинак.

— И не только это. Офицер Безопасности, с которым я говорил, был выдворен с «Заид-Даяна» вефтами.

— Но у меня приказ. Я должен доставить полученные сведения на планету до начала суда над Танегли.

Киллин пожал плечами:

— Хочешь проплыть оставшийся до станции километр? Помимо прочего, я сомневаюсь, что они позволят тебе спуститься вниз, словно добропорядочному и безобидному гражданину Федерации.

— А почему они прицепились к тебе? Они ведь не знают, что у тебя на борту еще один распространитель вируса с Иреты.

Киллин выглядел удивленным.

— Я и забыл. Ты ведь действительно здесь. Черт, если они это выяснят…

— А мы им не скажем. Мы не станем сообщать им, что я имею какое-то отношение к Сассинак или «Заид-Даяну». Я обычный курьер, везущий запечатанный пакет из Сектора Штаб-квартиры в департамент юстиции Федерального Центра.

— Но я же не подбирал тебя в Секторе Штаб-квартиры.

— А кто об этом знает? Или у тебя есть серьезные причины выдать меня этим идиотам?

Киллин снова пожал плечами:

— Нет. Но это не решает проблемы с попаданием на орбитальную станцию. Если только они не сменят гнев на милость… — Его прервало мигание сигнальной лампочки, и он отрегулировал громкость так, чтобы передача была слышна на мостике.

— …подтвердите, что ни один из членов вашего экипажа никогда не был на вышеописанной планете Ирета, которую считают источником поветрия, влияющего на умственные способности, и вам будет позволено произвести стыковку и заняться своими обычными делами.

Киллин подмигнул Форду и склонился над видео-фоном:

— Сэр, этот корабль никогда не посещал сектор, в котором находится Ирета. Мы выполняем обязанности штатного курьера между восьмым Сектором Штаб-квартиры и столицей. У нас на борту курьер со срочными докладами из сектора для департамента юстиции, что может подтвердить ваш список допуска.

Последовала долгая пауза, затем другой голос сказал:

— Да, вы значитесь в списке как курьерское судно, с одним пассажиром на борту, везущим дипломатическую почту. Это так?

— Да, сэр. Остальной экипаж не менялся с прошлого рейса.

— Знаете ли вы… хм-м… что-нибудь об экипаже «Заид-Даяна»? Не покидал ли кто-нибудь из них свой корабль в Секторе Штаб-квартиры?

Киллин, приподняв бровь, посмотрел на Форда, тот быстро покачал головой и набросал коротенькую записку. Киллин дочитывал ее, отвечая на запрос:

— Все, что мы знаем, это что «Заид-Даяну» с полным экипажем было приказано прибыть сюда как свидетелям. Я не слышал о ком-нибудь, покинувшем корабль в том секторе.

Киллин по-волчьи улыбнулся Форду — он не любил лгать. Но сказанное не было ложью. То, что ему поведал Форд за неделю совместного путешествия, сильно отличалось от того, что он слышал в секторе, и было не менее интересно.

— Очень хорошо. Начинайте стыковку.

Киллин выключил видеофон и покачал головой:

— Если тебе удастся выпутаться из всего этого, можешь считать себя счастливчиком. А твой капитан не должна быть такой агрессивной. Я знал нескольких адмиралов, которых был не прочь пристрелить, но подобные действия обычно производят плохое впечатление на Комиссию по субординации.

У таможенников Форда ожидал весьма холодный прием. Процедура, предназначенная для штатских, повергла бы в смертный ужас любого служащего Флота. Он назвал свое имя, звание, номер и место назначения: специальное распоряжение в Штаб Флота в Федеральном Центре.

— Последний корабль, на котором вы служили?

Вот тут-то все и началось. Форд позволил себе печально улыбнуться:

— Мне стыдно признаться, но это «Заид-Даян». Как я понимаю, именно в этом и заключается проблема?

Он даже не пытался скрыть это, как и свое имя. Но «Заид-Даян» прибыл на станцию без него, и старшим помощником Сассинак значился кто-то другой, так что у него был небольшой шанс. Если бы у офицера Внутренней Службы Безопасности уши были подвижными, как у собаки, они немедленно встали бы торчком — он явно почувствовал интерес.

— И вы служили вместе с коммандером Сассинак?

— Да, какое-то время тому назад.

Его тон ясно давал понять, что если бы это время ушло в далекое прошлое, он был бы гораздо счастливее. Офицер Безопасности не стал менее напряженным, но его глаза блеснули.

— После этого вы встречались с коммандером Сассинак?

— Нет. У меня не было причин встречаться с ней после того… как я покинул ее корабль. — В его словах не было ничего похожего на открытую враждебность, только холод. Он был счастлив покинуть ее корабль, вот и все. Понятно, — протянул офицер, глядя на экран, который Форд видеть не мог. — Это случилось до происшествия на Ирете?

Форд кивнул и невнятно пробормотал: «Да». Они наверняка получат его досье, и, если это будет отчет с «Заид-Даяна», могут возникнуть неприятности.

— Я не вижу назначения на другой корабль.

— У меня было особое задание. — Оно действительно было особенным. — Работа сыщика… Боюсь, что не смогу объяснить подробнее.

— А-а. И долго?

— Нет. — Сожаление Форда было вполне искренним. Ему очень хотелось рассказать кому-нибудь о мадам Флауберт и ее собачке. — Всего несколько месяцев.

— И вы не встречались с жителями Иреты после этого задания?

Было очень легко отвечать на неправильные вопросы — Форду не пришлось лгать.

— Нет. Я доложил о выполнении задания, получил новое и улетел на первом же курьере.

— Хорошо. Мы отправим вас следующим челноком в Штаб Флота. У нас тут произошел неприятный инцидент.

По дороге вниз Форд постарался выяснить подробности «неприятного инцидента», по крайней мере те, которые были известны средствам массовой информации. Его сопровождающий поначалу сильно нервничал, но увидев, что Форд не похож на сумасшедшего, заметно расслабился и пересказал ему последние информационные выпуски. Впрочем, он не открыл ничего действительно важного.

Сассинак находилась где-то на поверхности планеты и кого-то убила. Теперь они были абсолютно уверены, что это не адмирал Коромель. Форд удивленно поднял бровь. И она, и уроженец Иреты бесследно исчезли.

— Мой Бог, — заметил он, зевая, — как это скучно.

Сопровождающий без приключений доставил его в Штаб Флота. Форд заметил, что штатские расступались перед ним, словно он чрезвычайно опасен. Караул коротко поприветствовал его и пропустил внутрь. Все шло хорошо, но Форд не имел представления о том, что делать дальше. Продолжая разыгрывать невинного курьера, он доложился вахтенному офицеру, заметив, что у него есть важная информация по делу об Ирете.

— Вы! Вы с ее корабля! Как, черт побери, вам удалось добраться сюда? — Лейтенант говорил достаточно громко, и Форд заметил любопытные взгляды.

— Достаточно легко, — ответил Форд, спокойно улыбаясь. — Я не нарушал законов и не поднимал шума. Нельзя ли мне продолжить в том же духе? Как сообщить о моем прибытии адмиралу?

— Адмиралу Коромелю?

— Да. — Он осмотрелся и заметил, что люди стараются не встречаться с его взглядом. И здесь что-то не так. — Я уверен, что коммандер Сассинак сообщила ему о том, что я должен прибыть.

— Н-нет, сэр. Адмирал охотился на Шестой планете… и, когда мы услышали… что они сообщили… но убитый не был адмиралом Коромелем…

Такой разговор не имел никакого смысла. Форд попытался избежать пустословия.

— Сейчас адмирал здесь?

— Нет, сэр. Я же говорил, что он в пути и нам еще не сообщили, когда прибудет его корабль. Когда это случилось, он был на охоте. Поэтому никто не может связаться с ним и…

— Понятно. — Форд был бы счастлив прекратить этот треп, но ему требовалось передать информацию. — Кто его заменяет?

— Лейтенант-коммандер Даллиш, но с ним тоже нельзя встретиться, потому что он не спал всю ночь и…

Форд мрачно подумал, что этот Даллиш — законченный идиот, если ложится спать после полудня. У Коромеля была неплохая репутация, но если его штаб служит образцом этой репутации, то той не долго оставаться на высоте. Форд понял, что сюрпризы этого дня утомили его, а планетные разборки вызывают головную боль. Сейчас ему хотелось передать кому-нибудь всю свою информацию, насладиться хорошо приготовленной пищей и лечь спать. А вместо этого ему приходится дожидаться ленивого офицера, который наверняка захочет послушать сплетни о Сассинак. Ну уж нет, он не желает играть в эти игры.

— Вы можете объяснить мне, где находится Прокуратура? У меня есть сообщение и для них.

Лейтенант, как и ожидал Форд, оказался не способен объяснить дорогу. Форд согласился на предложенного ему сопровождающего и отказался переодеться в штатскую одежду. Он оставит в Прокуратуре все, что нужно, и сам вернется назад, заглянув по пути в какой-нибудь ресторан получше — наверняка в резиденции Главного Прокурора ему смогут подсказать что-нибудь.

Тем временем Даллиш наверняка проснется, а если нет… В офицерской гостинице найдется свободная койка.

Когда они ступили на скользящую дорожку, Форд почувствовал, что за ними следят, и пожал плечами. Выпуски новостей довели всех до настоящей паранойи своими предположениями о нелояльности Флота. Но если он будет вести себя как спокойный, скучающий мальчик на побегушках, с ним ничего не случится.

Лунзи узнала офицера, но смогла привлечь внимание Коромеля лишь тогда, когда Форд уже скрылся из виду.

— Кто там еще? — переспросил адмирал, вглядываясь в толпу на скользящей дорожке.

— Форд! — Лунзи была готова закричать от разочарования. Невозможно, чтобы все складывалось настолько плохо. — Помощник Сассинак с «Заид-Даяна». Он здесь!

— О мой Бог! — Даллиш стукнул кулаком по раме окна. — Это мой промах. Вы говорили, что он должен вернуться, но мне казалось, что сперва он попытается связаться со своим кораблем. Ведь он не смог бы даже миновать станцию…

— Мы должны его найти. Позвоните вниз и узнайте, куда он пошел.

Но даже узнав, куда направился Форд, они не смогли его разыскать. Все линии связи с Прокуратурой были заняты.

— Линия перегружена. Пожалуйста, позвоните позже. — Механический голос был настолько слащавым, что Лунзи невольно захотелось, чтобы он заткнулся.

— Должна же найтись какая-то возможность, — выдохнула она.

— Я пытаюсь, но если мы не хотим, чтобы все узнали о приезде адмирала, я не могу воспользоваться его связью, — ответил Даллиш.

Они дозвонились лишь через несколько часов. Но пока им удалось разыскать того самого человека, которому Форд должен был доложить о своем прибытии, он снова исчез и на этот раз без сопровождения. «Нет, никому не известно, куда он пошел… Он спрашивал, где здесь можно хорошо поесть, и вообще он говорил с другим человеком, который тоже уже ушел…»

— Он вернется сюда, — предположил Коромель, но в его голосе не прозвучало особой убежденности. — Так всегда делается.

— В сложившейся ситуации не может быть «как всегда», — отрезала Лунзи. — Почему он должен поступить именно так?

Это вышло резче, чем она рассчитывала, и вдруг Лунзи поняла, что она снова голодна и очень устала.

* * *

Несмотря на свою уверенность, что стоит ему как следует поесть и он спокойно найдет дорогу к Штабу Флота, Форд не смог бы точно сказать, где именно он находится. После долгих пререканий на темы, которые Форд считал не стоящими никакого внимания, он буквально сбежал из Прокуратуры. В конце концов, никого, кроме капитана его корабля, не касается, где и когда он покинул этот корабль, чтобы навестить свою тетушку. У них имелась запись его показаний, и он не собирался повторять их заново.

Персонал же Прокуратуры дал ему понять, что исчезновение Сассинак и Айгара и неявка на допрос Лунзи были чуть ли не его личным промахом. В ответ он указал на то, что если первый рапорт об убийстве Коромеля не выдержал проверки, то и тот, который обвиняет Сассинак в причастности к убийству, тоже может оказаться полной ложью.

Его спросили, где она может находиться. Форд ответил, что у него просто не может быть ни одной толковой идеи, потому что он только что прибыл сюда, — столь вежливый ответ потребовал от него максимального самоконтроля. Форд вышел из Прокуратуры с твердым намерением не выполнять ничего из их предписаний. По собственному опыту на дюжине планет он знал, что уверенная походка, чистые ногти и находящаяся в полном порядке кредитная карточка уберегут его от любых неприятностей, которых можно избежать, а хорошая реакция и сильные руки — от всего остального. Поэтому он, пытаясь подавить раздражение, не спеша прогуливался по улицам до тех пор, пока подходящие запахи не привели его в небольшой полутемный подвальчик, где и впрямь нашлась пища, соответствующая запахам.

После горячего обеда и хорошей выпивки он стал относиться к окружавшему его миру значительно лучше. Форд даже задумался о том, где в действительности находится Сассинак и что на самом деле случилось. Он не верил, что она мертва и выброшена на какую-нибудь грязную улочку. Еще его интересовало, куда Арли увела «Заид-Даян», и что об этом думает Сассинак, и кто еще находился в челноке, который пилотировал Тимран.

Размышляя об этом, Форд оплатил счет и вышел на улицу. В сумерках все выглядело иначе, чем при ярко-желтом свете дня. Разумеется, он мог остановить кого-нибудь из прохожих и расспросить или найти свои координаты на карте города в одном из сияющих рекламой киосков. Но это можно будет сделать и позже, если он действительно заблудится. А сейчас ему просто хотелось прогуляться.

Когда Форд понял, что ушел достаточно далеко от хорошо освещенного торгового района, где обедал, было уже довольно темно, и яркий проход к транспортному тоннелю показался ему весьма привлекательным. Форду удалось справиться с бурей нахлынувших на него чувств. Он решил, что намного разумнее будет воспользоваться подземкой, чтобы вернуться на центральную площадь. И даже похвалил себя за подобную осторожность. У входа слонялись несколько темных фигур, но Форд не обратил на них особого внимания, посчитав, что вряд ли встретит особые неприятности во время спуска вниз.

На минуту ему захотелось спуститься на самый нижний уровень и попытаться найти Сассинак или хоть что-нибудь узнать о ней. В каждом городе есть своя ночная жизнь, и ее завсегдатаев легче всего найти в тоннелях и темных переулках. Но Форд понимал, что для подобных поисков его одежда не слишком подходит. Кроме того, его появление там могло нарушить какие-то планы Сассинак.

Спустившись с эскалатора, Форд оказался на платформе. Народу было немного; заметив его форму, люди расступались. Когда подошел поезд, Форд проверил его номер, чтобы быть уверенным, что доедет без пересадки. Почти все, кто ждал на перроне, столпились у первого вагона, и Форд, пожав плечами, вошел во второй, где ехали всего несколько человек. Поезд уже тронулся, когда он наконец понял, что именно видит: тринадцать человек в форме Флота и двух штатских, испуганно жавшихся в другом конце вагона и делавших вид, будто они ничего не замечают.

— Энсин Тимран, — обратился к тому Форд таким тоном, словно видел его всего несколько часов назад, что в общем-то было не так уж и трудно. — Осматриваете город, не так ли? — От взгляда Форда не ускользнуло, что присутствующие слегка расслабились. Что бы здесь ни происходило, его появление было воспринято как помощь. Хорошо. Когда он выяснит, что именно они собираются делать, он поможет им. А пока… — Лейтенант Срайк, если я правильно понял, вы отвечаете за эту группу?

Короткий взгляд по сторонам прояснил ситуацию. Тимран командовал до тех пор, пока он был пилотом челнока, и не более того. На поверхности планеты командование должно было перейти к старшему по званию, то есть к вефту. Но тактичный вефт не стал бы с ним спорить, особенно на вражеской территории и в присутствии рядовых. Форд усмехнулся подобной вежливости. Вряд ли энсин станет спорить со старшим помощником капитана, имеющим ранг лейтенант-коммандера.

— Возможно, мне придется слегка изменить ваши планы, — продолжил Форд. — Разумеется, после того, как вы сообщите мне некоторые подробности, например о том, где вы оставили челнок и сколько человек там находится.

Тимран наклонился вперед, стараясь говорить как можно тише. Форд был совершенно не уверен в том, что Тимран сильно изменился после происшествия на Ирете, но вполне одобрял подобную осторожность.

— Сэр, челнок оставлен под защитой экранов в лесопосадках. Лейтенант Срайк предложил это место потому, что оно расположено вдали от центра города, но близко от подземных коммуникаций. На борту никого нет, потому что мы… я… думали, что нам потребуются все, если придется выручать капитана.

Это означало, что вефт считал глупостью вести в город такое количество людей в военной форме, но Тимран его не послушал и теперь от души об этом жалеет. Типичная ситуация. Форд посмотрел на вефта.

— Вы знаете, где она?

— Думаю, что смогу найти ее, если изменю облик.

— А для этого необходимо убежище, иначе мы перепугаем весь город. Дайте-ка подумать… — Он попытался припомнить, сколько станций миновал во время своей прогулки. Если бы в вагоне не было этих штатских! Скорее всего они доложат о таком большом количестве военных первому же полицейскому, стоит им только выбраться отсюда. Именно это и повлияло на его решение. — Выходим на следующей остановке. Следуйте за мной.

Форд понятия не имел, где собирались выходить штатские, но они не двинулись с места, когда он повел своих людей к выходу. Эта станция была не больше других, на ней вообще ничего не было, кроме мостика, ведущего на другую платформу. И ни одного места, где можно было бы спрятаться. Но если они поднимутся наверх, их тут же заметят. Если им не удастся спрятать форму. Форд отвел свою команду подальше и начал объяснять:

— Вы будете морскими пехотинцами, а я — вашим офицером. Этим земляным червякам ни за что не отличить одну форму от другой, по крайней мере штатским. Вы понимаете, что изрядно перебрали, и пытаетесь как можно быстрее выбраться из города.

Вефты, прирожденные актеры, усмехнулись и кивнули. Тимран выглядел встревоженным и в то же время упрямо хмурился. Форд наклонился к нему:

— Энсин, это не предложение, а приказ. А теперь пропойте: «Я не пьян» — и качнитесь в сторону полицейского.

Тимран повторил это так, словно очень надеялся, что это неправда, и зашатался так, что полицейский был вынужден сыграть роль, предписанную ему законом.

— Не беспокойтесь, — ухмыльнулся Срайк, дернув сержанта за рукав. — Он не пьян, просто у него сегодня день рождения!

— С днем рождения! — закричал, радостно вступая в игру, и второй вефт.

Десантники потащили своих пьяных товарищей к выходу, те отчаянно сопротивлялись, а Форд, по-прежнему безупречный, терпеливо объяснял пассажирам:

— Пожалуйста, простите их. Молодые офицеры, вдали от дома. Конечно, это не умаляет их вины, но такими они все бывают поначалу. Дайте им выспаться, и на утро им станет стыдно.

Решительно кивнув, он последовал на эскалатор за своими подопечными. Если им повезет, никто не свяжет эту компанию с «Заид-Даяном». Форд не представлял себе планету, которая никогда не видела пьяных молодых военных. На улице они остановились, ожидая его указаний.

— Сюда, — распорядился Форд. — И будьте готовы повторить представление по первому сигналу. Если встретимся с полицией, оставьте все разговоры мне. Я здесь нахожусь вполне легально, спустился на планету в челноке станции и все мои бумаги в порядке. А пока объясните, кто улетел на «Заид-Даяне» и что произошло наверху?

Срайк в нескольких словах поведал о том, что произошло. Этот рассказ объяснил Форду лишь то, что он уже и сам узнал. Слишком мало данных, но Форд согласился с тем, что не поверить полученному сообщению было бы непоправимой ошибкой.

— Если ссли передали, что сетти готовят вторжение, то я в это верю. В этой системе есть еще корабли Флота?

Срайк ничего не знал об этом. Форд вспомнил о запрете на информацию о вторжении. Хотел бы он поговорить с Киллином… В конце концов, Арли может вызвать помощь по ССП-связи. Форд решил не беспокоиться о том, чего он не может изменить. Это вернуло его к мыслям о форме, еще более заметной на освещенных улицах.

— Что вам приказано сделать?

— Капитан… коммандер Арли приказала мне увести челнок на подмогу коммандеру Сассинак и сделать все, что может потребоваться для этого.

— Хорошо. Сперва нам нужно найти ее, а уж потом выяснять, какая помощь потребуется. Погодите-ка… — Он увидел вход на большую станцию подземки. Там должны быть магазины и тому подобное. — Сержант, если кто-нибудь спросит, скажите, что ваш офицер спустился вниз вызвать машину.

И Форд снова спустился вниз. Оказывается, все это ему даже нравится, хотя бы потому, что слишком уж отличается от шикарной атмосферы тетушкиной яхты. Он нашел автомат по продаже одежды и даже вспомнил, как с ним обращаться. Он не сможет купить одежду для всех, но два-три комбинезона должны стоить не слишком дорого.

Нет, четыре: самыми дешевыми были зеленые, голубые, серые и коричневые. Он вставил свою кредитную карточку, нажал несколько кнопок и получил уже запакованные свертки. Кажется, никто не следил за ним. Он поднялся наверх и застал своих спутников разыгрывающими небольшое шоу для нескольких припозднившихся посетителей ресторана, расспрашивавших подвыпивших военных о мистическом вирусе с Иреты.

Несколькими отрывистыми фразами он прекратил этот балаган и увел свою команду «к точке рандеву». Позже они снова спустились под землю. Вефты никак не могли найти подходящее место в чужом городе и довольно ранним вечером — везде было полно народу. Обернувшись назад, Форд внезапно заметил настороженный взгляд сержанта десантников. Кто послал его? Арли? Курральд? В любом случае стоило послать не одного сержанта, а двух. Почему он должен из кожи лезть ради какой-то там Сассинак? Старое правило гласит: не объясняй солдатам, как что-либо делается, скажи сержанту, что тебе требуется.

— Сержант, вефтам, когда они будут искать капитана, потребуются два десантника, чтобы прикрыть их. — Не то чтобы вефты не смогли справиться с несколькими людьми, даже в своем собственном облике, но если они будут заняты поиском, это может повлиять на остальные их способности. — Возьмите три комбинезона и в ближайшем темном месте натяните поверх формы. Один человек в форме Флота не вызовет лишних подозрений. Лейтенант Срайк, вы должны найти капитана и установить, в чем она нуждается. Если она не сможет связаться со мной, это сделаете вы или пошлете ко мне одного из десантников. Сумеете меня найти? С помощью телепатии?

Вефт нахмурился, потом улыбнулся:

— Раньше я бы сказал, что нет. Но вы очень сильно изменились.

— Это именно то, о чем мне рассказывали, — кивнул Форд, вспоминая смерть мадам Флауберт.

— Но будет лучше, если один из нас останется с вами.

Форд покачал головой:

— Я понимаю, но мы не знаем, где она сейчас. Возможно, вы оба ей понадобитесь или найти ее будет значительно труднее, чем вы думаете, ведь тоннели не похожи на космическое пространство. Пусть она знает, что в ее распоряжении вы и челнок. Да, о челноке. Энсин.

— Да, сэр?

— Ваше задание будет самым трудным. Вы вернетесь в челнок — один — и будете ждать вызова. Я не знаю, когда вы потребуетесь нам и зачем, но у нас не будет возможности ждать вас слишком долго. На челноке есть запасы пищи на несколько дней?

— Да, сэр, но…

— Энсин, если бы я мог послать кого-нибудь вместе с вами, я бы сделал это. Но остальные нужны мне здесь, в городе. Мне и капитану. Это не самое легкое задание для офицера вашего возраста. — Форд надеялся, что эти слова прольют бальзам на уязвленную гордость Тимрана. — Коммандер Сассинак говорила мне, что у вас имеются скрытые резервы, и если это действительно так, то настало время проявить их.

— Есть, сэр. Что-нибудь еще?

— Да. Возьмите. — Форд протянул ему последний штатский костюм. — Наденьте и немедленно возвращайтесь в челнок. Постарайтесь выглядеть так, как любой другой молодой человек, возвращающийся с работы, — это не слишком сложно. Постарайтесь хорошенько выспаться и, что бы ни случилось, не выходите из челнока. Мы должны быть уверены, что вы готовы в любой момент выполнить приказ. Я постараюсь позвонить вам из Штаба Флота, но особенно на это не рассчитывайте.

— Есть, сэр.

На следующем темном участке пятеро его спутников исчезли, а когда Форд снова посмотрел в ту сторону, один «штатский» уже возвращался на станцию подземки, а трое других и десантник продолжали свой путь. Форд повел остальных к центру города — стоял прекрасный вечер для прогулки.

 

Глава 20

День суда. Утренние выпуски новостей были переполнены домыслами и слухами о загадочном челноке, пропавшем «где-то недалеко от города», и не менее загадочном вирусе, поразившем каждого, кто побывал на Ирете. Беспорядки в обслуживающих тоннелях были подавлены с минимальными потерями.

Сассинак поморщилась. Она и члены ее экипажа только что чудом избежали полномасштабного сражения, которое само собой оборвалось, когда полиция попыталась выкурить из тоннелей бродяг, у которых случайно оказались респираторы и оружие. Она надеялась, что газеты не ошиблись, сообщая всего о нескольких смертях. Единственным оправданием служила уверенность, что без этого нельзя было обойтись. Последняя полоса в газете сообщала о начале суда и обсуждении положения в Совете.

Сассинак видела, как Айгар сердито поджал губы, читая газету. Она уже знала, что это значит. Еще ни разу не было случая, чтобы требования теков были отвергнуты. Но, в конце концов, парень еще жив и, если им удастся попасть на заседание Совета, у него будет возможность дать показания.

Эрдра вернулась незадолго до рассвета с полудюжиной жемчужно поблескивавших карточек-приглашений с именами. Сассинак временно стала коммандером Эргрей, офицером связи Флота, а Айгар — Блайентом, гражданином Федерации. Сассинак рассчитывала, что эти фальшивые приглашения позволят им проникнуть на заседание Совета незамеченными. В выпуске новостей сообщили, что все места для публики были заняты еще с полуночи. Если приглашения не сработают, они не смогут попасть на открытые места. Несколько студентов должны были обосноваться на галерее, но никто не знал, где именно и кого туда пускают.

«В конце концов, — подумала Сассинак, — я снова выгляжу как положено». Благодаря Арли на ней снова была ее форма, такая же знакомая и удобная, как мостик корабля. Теперь, в белом с золотом кителе, она вполне соответствовала представлению Эрдры о капитане крейсера.

— Пора начинать, — кивнула Сассинак сопровождающему.

Айгар сложил газету и подошел к ним.

— Думаете, мы пройдем? — в пятый раз спросил он.

«Потом он спросит, что будем делать, если это не сработает». — Сассинак постаралась казаться спокойной.

— Не вижу причины, почему это не должно сработать…

Внезапно внешние и внутренние каналы поступления информации смешались в один тугой клубок. Понадобилось время, чтобы сообразить, что находящимся на планете вефтам удалось связать ее с вефтами и ссли на борту «Заид-Даяна» и дальше с Дюпейнилем на корабле сетти, находящемся где-то на краю системы.

— Корабль сетти! — громко пробормотала Сассинак, вызвав обеспокоенный взгляд Айгара. — Прошу прощения, — извинилась она и плотно сжала губы.

«Что вы делаете на корабле сетти?» — спросила она Дюпейниля.

«Думаю о том, что не стоило мне злить вас». В ответе прозвучали совсем несвойственные Дюпейнилю нотки раскаяния и покорности, что, впрочем, могло быть и интерпретацией передававших сообщение вефтов.

«Вы один?»

«Нет. Здесь содержатся вероломно захваченный вефт, личинка ссли, рикси, бронтин и пара лети. Сетти хотят продемонстрировать нам свою силу, а потом съедят».

«Не удастся. Мы вытащим вас».

Сассинак понятия не имела, как это сделать, особенно находясь здесь, в разгар заседания Верховного Совета, грозящего перелиться в переворот. Но не могла позволить ему думать, что она не станет пытаться.

«Не волнуйтесь. Мы переправили Арли все данные и сделаем здесь все, что сможем. Экипаж «Когтя», весь, кроме одного человека, был подкуплен Параденами и связан с пиратами».

Сассинак понадеялась, что Дюпейниль в состоянии понять удивление, лишившее ее дара речи. Да, она была в бешенстве, но ни за что бы не пожелала ему такого.

Теперь в его «голосе» прозвучало удивление.

«Все в порядке, я и не думал, что вы об этом знали. Но если я останусь в живых, вам придется опровергнуть обвинения, которые предъявят мне и молодому офицеру по имени Панис».

«Какие обвинения?»

«Для начала — мятеж. Незаконное присвоение казенной собственности, нанесение тяжких телесных повреждений…»

«Я выслушаю все это, когда мы вас вытащим».

Но они уже находились слишком близко к зданию Совета, и Сассинак еще раз проверила своих спутников. Широко шагавший рядом с ней Айгар выглядел воинственно — как любой другой уроженец тяжелого мира. У вефтов и двух десантников тоже имелись поддельные приглашения. Неужели получится?

Они подошли к проходной на углу колоннады вокруг массивного здания Совета. За короткой стойкой возвышался «тяжеловес» в форме Службы Внутренней Безопасности Федерации, а за его спиной, вдоль стены, — еще пятеро. Сассинак отдала свое приглашение и с трепетом смотрела, как полоска исчезает в машине и — наконец-то! — появляется с другой стороны. «Тяжеловес» поднял глаза и окинул ее оценивающим взглядом, именно таким, какие она терпеть не могла.

— Так, коммандер Эргрей. Ваше приглашение в порядке, мэм. Проходите, пожалуйста, в эту дверь.

Как они и договаривались, Сассинак не стала задерживаться и сделала вид, что не имеет к своим спутникам никакого отношения. Она услышала, как охранник что-то сказал Айгару, потом поняла, что парень идет следом.

Дверь вполне соответствовала массивному виду здания, она была сделана из тяжелой бронзы, с гербом Федерации посредине. Створка открылась раньше, чем Сассинак успела к ней прикоснуться, пропуская ее в зал Верховного Совета. На возвышении располагались кресла судей. Одна из стен была сплошь выложена декоративным камнем, коричневым, с золотыми блестками. У подножия возвышения, вокруг небольшого открытого пространства, располагались места для делегатов разных рас, отделенные от остального зала высокой стеной из полупрозрачного пластика. Каждое место было оборудовано почти как полицейский пост, а на полу перед каждым делегатом располагалась табличка с обозначением расы и планеты рождения. Сассинак не могла как следует рассмотреть места для публики, но ей показалось, что они полого поднимаются к узкому балкону, увешанному осветительными приборами и аппаратурой видеостанций.

Места для приглашенных гостей были огорожены перилами и напоминали старинные судейские ложи. Они уже были заполнены, и там оказалось куда больше уроженцев тяжелых миров, чем ожидала Сассинак. Это подтверждало слухи о готовящемся перевороте. Она с трудом отыскала три свободных места и заняла их вместе с Айгаром и одним из вефтов. Десантники и второй вефт постарались сесть так, чтобы видеть ее.

Сассинак никогда особенно не интересовало устройство зала Верховного Совета. Несколько раз она разглядывала его на открытках, и тогда в центре внимания находились судейские места и герб Федерации. Теперь она увидела и высокий потолок с драгоценными люстрами. За трибуной и судейскими креслами с высокими спинками возвышался как минимум трехметровый герб Федерации, переливавшийся в сумеречном освещении всеми цветами радуги. Сассинак поняла, что места для публики, несмотря на то что было еще рано, почти заполнены. В дальнем конце образованного делегатскими местами полукруга находилась еще одна огороженная пластиком ложа, в ней сидело всего несколько человек, и Сассинак решила, что это свидетели. Она не могла как следует разглядеть их и не знала, появились ли там Лунзи и Форд.

Начали прибывать делегаты, сопровождаемые почетным эскортом Федеральных сил. Каждое делегатское кресло представляло собой отдельную защищенную капсулу, снабженную компьютером, — было видно, как прибывающие делегаты проверяют оборудование. Цветные лампочки означали мнение делегата при голосовании. Стоявший на трибуне служащий бубнил в микрофон пояснения по процедуре голосования.

Запах серы, заставивший нос поморщиться, свидетельствовал о появлении лети, выглядевших как странная геометрическая конструкция из бледно-жёлтых грибов-дождевиков. Они скрылись за спинками своих кресел и закрыли переднюю панель — Сассинак была уверена, что внутри они откроют запечатанные пакетики с серой, наслаждаясь ее запахом, который не выйдет за пределы герметичной кабинки. Появилась и пара бронтинов, тихо общавшихся на своем фыркающем языке. Сассинак никогда еще не видела бронтинов, разве что на фотографиях, и в жизни они показались еще более похожими на бледно-голубых плюшевых лошадок. Трудно было поверить, что они лучшие математики из всех рас, входящих в Федерацию. Увешанный церемониальными цепочками рикси вышагивал очень осторожно, раздраженно щелкая клювом. Следом примчался еще один рикси, сжимая в когтях правого крыла сетчатую сумку и, как показалось Сассинак, бормоча извинения. Делегат вефтов явился в присущем ему от природы виде, чем сильно удивил публику. Но чуть позже Сассинак сама удивилась собственному удивлению — ведь он представлял здесь свою расу, зачем же ему пытаться подражать людям?

И вновь она удивилась, увидев сетти. После всего, что произошло, она ожидала, что те вряд ли явятся сюда невооруженными. Но они явились — со своими сияющими хвостовыми узорами и ожерельями и бьющими по полу хвостами. Сассинак не смогла ничего прочесть по их физиономиям. Их черепообразные морды вполне могли выражать уверенность. Внезапно Сассинак задумалась о том, существует ли для сетти политика и понимают ли они ее так, как люди. Все ли сетти поддерживают Сека и замешаны в этом вторжении? Или спасение собственных Послов не входило в его планы?

Она мысленно одернула себя. Интерпретация политики сетти не входит в ее обязанности, она и так сделала немало. Правильно или нет, но она приняла на себя часть этих проблем. Она осторожно огляделась. Темные фигуры на балконе скользили от одного скопления аппаратуры к другому. Внезапно вспыхивали лучи прожекторов, делались толще или тоньше, меняли цвет и пропадали. Трибуна вдруг вспыхнула невыносимо ярким светом, который быстро снизился до туманного.

Шум в зале нарастал, прокатываясь волнами от одного края к другому. Сассинак показалось, что в зале стало холоднее. Вошли присяжные в развевающихся темных мантиях и завитых «седых» париках, одинаково странных на людях и инопланетянах. Сассинак подумала о том, кто и когда придумал подобную одежду для судейских чиновников и почему она до сих пор не изменилась.

Гвардейцы, тоже уроженцы тяжелых миров, ввели Танегли, выглядевшего словно после утомительной дороги. Айгар окаменел от гнева, но через некоторое время успокоился. Понимал ли он, насколько бессильна его ненависть к Танегли? Столь же бессильна, как ее ненависть к Параденам.

Она не должна думать об этом, по крайней мере сейчас. Одно дело — проследить все их черные дела, и другое — позволить их злу завладеть собой. Ведь это сказал Абе, сказал женщине, которую любил, попросив ее когда-нибудь найти Сассинак. Да и Лунзи, которая была рада увидеть свою прапраправнучку капитаном крейсера, не выглядела бы счастливей, стань она мстительной гарпией.

Свет вспыхнул и стал менее ярким, прозвучал гонг. Лучи прожекторов высветили двери, у которых теперь стояли на часах два огромных «тяжеловеса» с церемониальными жезлами.

— Встать, — раздался из динамиков звучный голос, — перед Его Честью, Председателем Верховного Совета Федерации Обитаемых Планет высокородным Эриархом д’Эртагом и Высокими Судьями…

Процессию возглавляли «тяжеловесы». Председатель, жилистый маленький уроженец Бретани, казался гномом на фоне «тяжеловесов» эскорта и восьми Судей, за спиной каждого из которых вышагивал подручный той же расы с серебряным подносом. Сассинак не могла себе представить, что именно может находиться на подносе, но кто-то из гостей пояснил соседу, что это бумаги, удостоверяющие права каждого из Судей, в том числе и право сидеть на этой скамье.

— Конечно, теперь все делается с помощью компьютеров, — продолжат бормотать всезнайка, — но они все равно несут распечатки, словно в этом есть необходимость.

— А кто те люди с резными жезлами?

— Бейлифы. Если я и дальше буду продолжать болтать, они придут сюда. Они следят за порядком.

Сассинак нашла довольно много отличий от военного суда. Она была уверена, что часть их сложной церемонии была взята из заседаний Совета. Но здесь все началось с длинных, цветистых приветственных речей, превозносивших достойнейших послов за это и за то, в то время как служащие шушукались между собой, а публика откровенно зевала.

Каждый из Судей был представлен, весьма пространно, и во время представления старался не попасть в лучи прожекторов. Затем слово взял Председатель. Он начал с перечисления правил для публики, гостей и свидетелей; нарушения этих правил будут пресекаться действиями бейлифов, вплоть до выдворения из зала.

«Слишком много отличий от военного трибунала», — решила Сассинак. Она никогда еще не видела, чтобы во время заседаний трибунала кто-то нарушал правила.

Затем прозвенел звонок, каждый делегат еще раз проверил свою систему связи с трибуной, затем были проверены дисплеи для голосования всех делегатов и Судей.

Затем Председатель зачитал повестку заседания, где суд над Танегли представлялся как «дело Федерации Обитаемых Планет против Танегли, и связанное с этим дело о статусе рожденных на планете Ирета детей граждан Федерации».

Сассинак почувствовала, что Айгар дрожит от возбуждения. В тот же момент, когда Председатель закончил говорить, встал один из законников в мантии и парике. Это был небезызвестный защитник обвиняемого Пинки Вигаль. Этот пожилой, со скромными манерами человек, по мнению Сассинак, с трудом заслуживал прозвище Слащавый. Но, как объяснил неутомимый комментатор, это прозвище было связано не с его внешностью, а с теми доводами, с помощью которых он выиграл несколько процессов много лет назад. Это объяснение, длинное и подробное, в конце концов привлекло-таки внимание бейлифа, и тот погрозил своим жезлом гостевой ложе.

Обмен любезностями между Защитой и Главным Прокурором закончился взаимным признанием компетентности собеседника, весьма лицемерным и подтвержденным мнениями Судей. Затем Пинки Вигаль пожелал отделить выдвинутые против его подзащитного обвинения в мятеже, нападении, убийстве, заговоре и так далее от того, в чем его обвиняли уроженцы Иреты, мотивируя это тем, что планета Ирета или ее биосфера могли оказать влияние на поведение подсудимого. И поскольку подобные обстоятельства выяснились совсем недавно, потребовал приостановить слушание дела до тех пор, пока у Защиты не появятся веские доказательства.

Прокурор ответил, что вопрос об уроженцах Иреты и о самой Ирете нельзя рассматривать отдельно от дела Танегли и других заговорщиков. Тогда защитник принялся разглагольствовать о том, что письменные показания свидетелей не достоверны и поэтому не могут рассматриваться как доказательства, а Прокурор настаивал на том, что могут.

Все это время Танегли неподвижно сидел рядом со своим поверенным.

Эта утомительная и бесполезная пикировка, казалось, продолжалась не очень долго. Сассинак попыталась сообразить, где сейчас находятся остальные. С Дюпейнилем все, в общих чертах, было ясно, но вот где Форд? Сассинак была уверена, что, если бы Форда угораздило попасть на корабль сетти, он каким-то образом выкрутился бы и постарался прибыть вовремя. Где его черти носят? Предполагалось, что он обеспечит дополнительную военную поддержку, но в зале суда она не заметила других военных, кроме «тяжеловесов» в форме Службы Внутренней Безопасности.

А Лунзи? Неужели она еще не вернулась с Дипло? Что-то случилось с ней там или здесь, в Федеральном Центре? Айгар может дать показания о тех «тяжеловесах», которые его воспитали, и этого будет достаточно, чтобы признать их виновными по нескольким пунктам. Но чтобы подтвердить сам факт мятежа, требуется присутствие Лунзи, Кая или Вариан.

Несмотря на инструктаж, полученный ею в местном Штабе Флота и в Прокуратуре, Сассинак не понимала, как эти доказательства могут быть проверены и чье решение важнее. В случае, подобном этому, когда дело не вписывалось ни в одну из категорий, цели судейских чиновников будут сильно отличаться от ее собственных. Для них дело заключается не в различии между правильным и неправильным, виновным и невиновным, а в сплетении состязающихся юрисдикций, состязающихся и конфликтующих статусов, возможных вариантов обвинения и защиты: увлекательная игра, в которой можно растянуть правила до предела их эластичности.

Сассинак сомневалась, думают ли они о том, что происходит на самом деле: о людях, чье сознание не настолько гибко, чья жизнь была сломана нарушением законов, о разительном социальном контрасте. Тем временем Судьи вынесли решение по предварительным протестам, и Прокурор начал рассказ об истории экспедиции на Ирету.

Сассинак с трудом удерживала нить повествования. Мельчайшие подробности заключаемых департаментом по Исследованию, Оценке и Колонизации планет решений, соглашений и субконтрактов в одно ухо влетали, в другое — вылетали. Рассказ Лунзи был значительно более ярким. Экраны засветились, когда в проектор была вставлена запись, сделанная исследовательской группой до мятежа. Джунгли, золотистые летуны, фринджи, динозавры… великолепная смесь различных форм жизни. Члены экспедиции, занимающиеся своими делами, дети.

Над одним из делегатских кресел вспыхнул сигнал и прозвучал переведенный на Стандарт вопрос:

— Это и есть уроженцы Иреты, заявившие права на эту планету?

— Нет, уважаемый делегат. Родители этих детей жили на исследовательском корабле, и им позволили спуститься на планету в рамках образовательной программы.

Огонек сигнала продолжал мигать, прозвучал новый вопрос:

— Подлинные уроженцы Иреты прислали своего представителя?

Сассинак подумала о том, где был делегат все это время, пока средства массовой информации на все лады склоняли ее с Айгаром похождения. Генеральный Прокурор выглядел так, словно делегат применил запрещенный прием, — возможно, тот, кто задал вопрос, принадлежал к сторонникам обвиняемого.

— Да, делегат, их представитель прибыл, но…

Айгар вскочил раньше, чем Сассинак успела его остановить:

— Я здесь.

Возгласы, шепот, бормотание, и огромный бейлиф, находившийся рядом с их ложей, стукнул в пол своим жезлом:

— К порядку!

Сассинак почти повисла на руке Айгара, и он медленно, с неохотой опустился на свое место. Председатель возмущенно посмотрел на Главного Прокурора.

— Вы сообщили вашему свидетелю, куда он должен явиться и каковы правила поведения в зале суда?

— Да, Председатель, но он… исчез, гм-м… при подозрительных обстоятельствах. Он был похищен офицером Флота…

Голос Главного Прокурора пресекся, когда он понял, что означает белая с золотом форма на сидящей рядом с Айгаром женщине. Сассинак позволила себе усмехнуться, зная, что все видеокамеры в зале направлены на нее.

— Подобные нарушения порождают нарушение судебной процедуры, — сладким, как яд, голосом промурлыкал Пинки Вигаль. — Если Генеральный Прокурор Федерации не подготовил свидетелей обвинения, я не понимаю, почему мы должны его ждать.

— Нет! — Генеральный Прокурор бросил на крючкотвора свирепый взгляд. — С позволения Председателя, Судей и всех собравшихся здесь делегатов, — официальные формулировки слетали с его языка так быстро, что Сассинак едва успевала за ними следить, — могу ли я вызвать свидетеля с Иреты и других свидетелей, сидящих в ложе для приглашенных гостей?

Над креслами Судей вспыхнул голубой огонек, и Председатель кивнул:

— Как вы помните, господин Прокурор, это разрешается, но постарайтесь, чтобы это не стало правилом. Нам известны эти весьма необычные обстоятельства, и я думаю, что Защита воздержится от других претензий к вашим свидетелям.

Эта тирада вызвала смех только у самого Пинки Вигаля, опустившего руки в знак полного подчинения, который, впрочем, не обманул Сассинак. Она чувствовала растущее напряжение зала. Заставит ли заговорщиков присутствие Айгара изменить свои планы, выступить раньше или, наоборот, позднее? Ждут ли они еще каких-нибудь сюрпризов? Лампочка над креслом делегата, задавшего первый вопрос, погасла. Генеральный Прокурор продолжил рассказ о мятеже, о предпринятой попытке убить находившихся в составе экспедиции уроженцев легких миров…

— Приписываемой им попытке убийства, — встрял Пинки Вигаль.

Генеральный Прокурор поклонился с улыбкой и провозгласил:

— Первый свидетель, доктор Лунзи Меспил.

Сассинак почувствовала восторг толпы, в несколько раз превышавший ее собственный. Лунзи все-таки удалось! Сассинак заметила движение в ложе для свидетелей, затем на возвышение поднялась стройная фигурка в форме Медицинской службы. Ее пульс участился. Лунзи казалась такой юной, такой ранимой, так могла бы выглядеть младшая сестра Сассинак, погибшая во время пиратского рейда. Было невозможно представить себе, что она появилась на свет больше чем за сто лет до рождения Сассинак.

Лунзи говорила спокойно, и ее тон почти заставил Сассинак расслабиться. Но над одним из кресел делегатов снова вспыхнул свет — на этот раз он означал желание сделать заявление.

— Этот свидетель объявлен вне закона! Это воровка и лгунья, бежавшая от возмездия!

Сассинак похолодела. На этот раз Айгару пришлось удерживать ее на месте. Побледневшая Лунзи обернулась к обвинителю.

— Эта свидетельница воспользовалась своими медицинскими познаниями, чтобы попасть на Дипло, и бежала оттуда с ценной информацией, жизненно необходимой для нашей планеты. Мы требуем, чтобы показания этой свидетельницы были аннулированы, а она сама возвращена на Дипло для проведения соответствующего расследования.

Вспыхнуло сразу несколько лампочек. В то время как Генеральный Прокурор пытался ответить делегату-«тяжеловесу», остальные делегаты оживленно задавали вопросы, комментировали услышанное, что-то обсуждали. В конце концов Председатель призвал их к порядку и сам обратился к Лунзи:

— Обвинение верно?

— Не… не по существу, сэр.

— То есть как?

— Я действительно прибыла на Дипло в составе медицинской исследовательской группы, поскольку моя специальность и опыт соответствовали целям этого исследования. Там я была похищена, накачана наркотиками и погружена в холодный сон. Я очнулась на этой планете и понятия не имею, что все это значит. Должна заявить, что считаю свою высылку с Дипло незаконной, так как являюсь полноправным гражданином Федерации и моя въездная виза не была аннулирована.

— Ты лжешь! — Представитель Дипло не стал дожидаться перевода. Он говорил на Стандарте. — Ты совратила одного из членов нашего правительства и украла кубы с записями…

— Я не делала ничего подобного! — Сассинак поразило спокойствие Лунзи; та как будто была опытной учительницей и имела дело с девятилетним хулиганом, а не с огромным «тяжеловесом». — Я действительно встретила своего старого друга, который теперь стал членом правительства. А что касается совращения… вспомните, что я провела в холодном сне сорок лет. Тот симпатичный молодой человек, Которого я знала когда-то, теперь стар и болен, он умирает.

— Он уже мертв! — Это было сказано злобно, с ясным для всех подтекстом.

Сассинак почувствовала, как пальцы Айгара сжали ее запястье. Он бросил на нее озабоченный взгляд, и она в ответ покачала головой. Лунзи по-прежнему выглядела спокойной, словно выпад «тяжеловеса» был адресован не ей. Неужели она ожидала этого? Сассинак показалось, что нет.

Председатель снова задал вопрос:

— В вашем досье есть данные о вашем похищении?

— Конечно. Я обо всем рассказала в Прокуратуре. Меня задержали за незаконный въезд.

— Итак? — Председатель посмотрел на Генерального Прокурора — тот лишь пожал плечами:

— Мы приняли к сведению ее информацию, но так как у нас нет права расследовать случившееся на Дипло, мы решили, что ей просто повезло, и не стали ничего предпринимать.

Сассинак пропустила бы сигнал, если бы Айгар не задержал дыхание.

— В чем дело? — спросила она шепотом.

— Знак, поданный Танегли. Его повторил один из охранников и еще один…

— Ты лжешь! — Всеобщее внимание снова привлек посланец Дипло.

Сассинак заметила, как охранник у свидетельской ложи изменил позу и солнечный зайчик на его медалях резко дернулся. Не собирается же он… Внезапно Сассинак поняла, что означает эта поза.

— Лунзи! Ложись! — Ее голос бессильно затих в огромном зале.

Лунзи упала только тогда, когда огромная нога «тяжеловеса» уже взлетала над перилами. Этот удар вполне мог ее убить. Сассинак с Айгаром выскочили из гостевой ложи. Тем временем Лунзи поднялась и с обманчивой мягкостью ударила «тяжеловеса» ребром ладони в основание шеи. Тот рухнул на колени, когда Сассинак преградил дорогу жезл бейлифа.

— К порядку! — крикнул в микрофон Председатель, но было слишком поздно.

Бейлиф явно не ожидал того, что сделала Сассинак: она сгруппировалась, метнулась в сторону и ударила, повернувшись вокруг своей оси. Внезапно он обнаружил, что его собственный жезл летит ему же в голову. Прямодушный Айгар в порыве гнева перепрыгнул через стол Защитника и сцепился с Танегли. На него кинулась возмущенная толпа служащих с бумагами и портфелями, пытавшихся спасти своего клиента от скорой расправы.

Восемь Судей покинули свои кресла, только рикси продолжал яростно ругаться на своем языке. Большинство делегатов укрылись в своих кабинках, но уроженцы Дипло и Колрина внезапно появились в космическом снаряжении, которое раньше было скрыто их официальными костюмами.

Сассинак бросила Лунзи посох бейлифа, так как ее противник сделал попытку подняться на ноги. Лунзи ударила его по голове тяжелым набалдашником, а другим концом выбила игольник из рук охранника, целившегося в Сассинак. Когда же один из вефтов Сассинак принял свою естественную форму, делегат сетти вскочил со своего места, выкрикивая не нуждавшиеся в переводе проклятия. Сассинак схватила сетти за шейное кольцо, но была сбита с ног могучим ударом хвоста. Она откатилась в сторону и, поднявшись на ноги, оказалась лицом к лицу со злобно скалящимся «тяжеловесом», державшим в руках игольник. «Тяжеловес» так и не заметил прыгнувшего на него сзади вефта, который сломал ему шею.

Сассинак подхватила игольник и снова попыталась добраться до Айгара, но он и его противники сплошной разбухшей массой катались вокруг стола Защитника. Она закричала, впрочем не слишком надеясь на то, что Айгар ее услышит. В зале стоял невообразимый шум, публика, чтобы лучше видеть, жалась на возвышениях и наконец пришла к определенному выводу.

— Полиция! — донеслось с верхних рядов, где студенты из библиотеки потрясали газовыми баллончиками, бесполезными из-за пластиковых экранов.

— Презренные «легковесы»! — скандировала толпа «тяжеловесов», перекрывая звуки ударов, вопли ужаса и завывание аварийной сирены.

И тут Сассинак и ее отряд, состоящий из Лунзи, двух вефтов и двух десантников, столкнулись с еще одной проблемой. Председатель был уже мертв, его убил один из «тяжеловесов», тот, который сейчас отдавал команды в микрофон. Айгар выбрался из-под развалин стола и пригнулся как раз вовремя, чтобы не получить по голове.

— Сюда! — закричала Сассинак, и Айгар наконец-то ее заметил. Сассинак жестом приказала ему пригнуться, и он кивнул. Хотелось надеяться, что он правильно все понял.

В дверях появилось еще одно подразделение «тяжеловесов». Трое Судей, пытавшихся пробиться к выходу, пали под их безжалостными ударами. Сассинак безуспешно пыталась найти безопасное укрытие для своей команды. Неплохо было бы обзавестись еще каким-нибудь оружием, заряд в небольшом игольнике подходил к концу.

«Самое время для прибытия помощи», — подумала она.

— Рыдайте, несчастные! — кричали «тяжеловесы». — Ваше глупое правительство свергнуто! Теперь будет славный…

— ФЛОТ!

Что-то просвистело в воздухе и с бесцеремонным лязгом упало в трех метрах от Сассинак. Оболочка лопнула, выпустив голубоватый газ. «Мне кажется, что я в это не верю», — подумала Сассинак, доставая свой респиратор и задерживая дыхание. Лунзи и Айгар проделали то же самое. «Я бы и сама так поступила, но идея пришла в голову Форду».

Разумеется, у «тяжеловесов» тоже нашлись респираторы. Как быстро они смогут теперь двигаться? Она метнулась в их сторону, но Айгар оказался проворнее — что значит сила юности и подходящие условия. Он ударил первого из «тяжеловесов» раньше, чем тот успел схватиться за оружие, отбросив его в сторону, и повернул, не снижая скорости. Сассинак выскочила на возвышение и откатилась за защитный барьер прежде, чем что-то разбилось об него. Она быстро пробралась к дальним креслам, не замечая невменяемых Судей и свалив последовавшего за ней «тяжеловеса». Где же Лунзи и куда побежал Айгар? И вообще, знает ли он, как пользоваться этим оружием?

Вспышка пламени, скрежет, треск и громкие крики указали на то, что Айгар выяснил, как оно стреляет, но Сассинак не поручилась бы за точность его прицела. Она заметила осторожное движение около перил и выстрелила. Никаких криков не раздалось, но движение прекратилось.

— Сассинак! — Голос Форда прозвучал ближе. — Упражнение шесть!

Упражнение шесть было одним из первых, которые усваивали курсанты на занятиях по маневрированию. Она сдвинулась вправо и распласталась рядом с изображением герба, думая о том, как именно Форд собирается выполнять это упражнение. Тех десантников, которые спустились в челноке, им явно недостаточно. Что-то кашлянуло, и она злорадно усмехнулась. Как же удалось Форду протащить «Гертруду» на заседание Верховного Совета? Приземистое, почти квадратное орудие, разработанное специально для поддержания порядка на космических станциях, выстрелило снова, с обычным для него негромким рокотом. Сассинак заткнула пальцами уши и пригнула голову. Сразу за этим ворчанием Форд и его бойцы должны были продвигаться вперед, используя звуковые станнеры для дезориентации противника.

Но противник не собирался сдаваться без боя. Один из «тяжеловесов», вероятно имевший звукоизолирующие наушники, перевел свое оружие на автоматический огонь и выпустил в сторону «Гертруды» всю обойму. Ее дуло задралось вверх и несколько раз громогласно чихнуло. Сассинак потрясла головой, чтобы в ушах перестало звенеть, и попыталась выяснить, что же теперь делать.

Насколько ей было видно сквозь наполовину разбитый пластиковый экран, на местах для публики шло настоящее побоище. Оттуда вряд ли стоит ожидать помощи, даже если ее сторонники победят, на что надеяться не приходилось. Выше она увидела сражающиеся фигуры у кинокамер и осветительных приборов. Неподалеку от нее зашевелился делегат с Дипло, приходящий в себя после действия газа. Его она вполне могла достать, и, прежде чем он окончательно пришел в себя, «тяжеловес» был мертв.

Ложа для свидетелей была пуста. Сассинак не могла видеть Форда, но была уверена, что тот находится где-то внизу. А вот ложа для гостей… Некоторые из них были убиты или ранены, многие — парализованы страхом, а остальные искренне наслаждались зрелищем. Они имели личную оболочку, полупрозрачную, но вполне достаточную для защиты от отравляющих газов или пуль ручного оружия. Сассинак осторожно приблизилась к краю возвышения — этого никто не заметил. Возможно, они решили, что она хочет присоединиться к своим сторонникам. Хотелось бы ей знать, сколько у нее этих сторонников и какое у них оружие.

Когда же наступило временное затишье, один из имевших индивидуальную защиту гостей встретился с ней взглядом. Сассинак почувствовала, как в ней поднимается гнев. Годы и распутная жизнь не пощадили лицо Рэнди Парадена, но она узнала его. Он тоже, это было абсолютно ясно. Сассинак почувствовала, как ее губы раздвинулись в звериной усмешке. Та же усмешка, но более надменная, возникла на его лице — он явно наслаждался собственной безнаказанностью. Медленно-надменно он встал, позволив защитному полю отбросить в сторону всех, кто сидел рядом, и вышел из гостевой ложи. Продолжая смотреть ей прямо в глаза, он подходил все ближе и ближе, издевательски улыбаясь, прекрасно понимая, что ее игольник не в силах пробить защитное поле. Потом поднял руку, привлекая к ней внимание одного из «тяжеловесов».

И упал, с тем самым безграничным удивлением на лице, которое Сассинак приходилось видеть у людей, в мечты которых вторгалась грубая реальность. Это произошло так быстро, что вефт отделился от тела Парадена раньше, чем Сассинак успела что-нибудь понять. Вефт изменил облик прямо на границе защитного поля и сломал Рэнди шею.

«Возвращаюсь». — И вефт исчез среди дерущихся.

Она заметила еще двух окруженных защитным полем гостей, поспешно покидающих зал, и услышала мысли вефта:

«Парчандри».

— Ты уверен?

«Парчандри».

Ну что ж, она была уверена в том, куда именно они спешат. Сассинак вытащила из кармана видеофон и включила его. Оставалось только отправить сообщение и драться до победного конца.

 

Глава 21

Тимран не обращал внимания на суматоху, поднявшуюся вокруг челнока на следующее утро после посадки — действия горожан не могли причинить вред кораблю. Он подключился к местному телевидению и весь день смотрел выпуски новостей и фильмы с участием Карин Колдей, но в конце концов его замучила совесть. Во вторую ночь он спал урывками и часто просыпался, не спасали даже видеофильмы — ему все время казалось, будто кто-то пробрался в челнок.

К утру он совсем измучился. Включив видеофон на полную мощность, он быстро принял душ, принял таблетку кофеина и позавтракал. В новостях обсуждалось заседание суда, которое должно было начаться через несколько часов. Форд не выходил на связь с тех самых пор, как сообщил ему координаты и тип корабля, с которым ему, возможно, придется столкнуться, то есть с утра первого дня. Тимран чувствовал себя несчастным и заброшенным. Как он сможет помочь Сассинак, если заперт в этой железке? Но он слишком хорошо помнил то время, когда в последний раз не подчинился приказу. Только то был приказ капитана, а этот — всего лишь старшего помощника. Он внезапно вспомнил, как Форд и Сассинак выходили из ее каюты, где он, энсин Тимран, еще ни разу не был. С другой стороны, ссориться с Фордом не стоило.

В очередном выпуске новостей корреспондент беседовал с каким-то штатским бюрократом о занесенном с Иреты поветрии. Ерзая в кресле, Тим фыркнул — они задавали глупейшие вопросы и получали глупейшие ответы. Хотел бы он сам дать интервью. Никто из них не должен был говорить «я не знаю» и на этом замолкать. И конечно же стоило все-таки разговаривать с тем, кто действительно что-то знает.

Когда наконец начался репортаж о заседании Совета и Председатель принялся приветствовать глубокоуважаемых делегатов, Тимран расправил плечи. Он ликвидировал все следы своего одинокого существования, подготовил челнок к экстренному взлету и был уверен, что все системы корабля работают нормально. Чего ему не хватало, так это оружия, оно не помешало бы даже в том случае, если корабль противника не имеет ни вооружения, ни защитных полей. Тимран постарался не думать об этом. На всякий случай он положил рядом свой шлем. Снаружи, за пределами защитного поля, корабль был окружен полицейскими, державшими любопытных на почтительном расстоянии. Если они там и останутся, взлет челнока не причинит им вреда.

Видеокамеры снимали зал Совета. Тимран увидел Лунзи и адмирала в предназначенной для свидетелей ложе, затем в кадре промелькнул Форд. В другой части зала он заметил Сассинак и Айгара и очень удивился, почему они сели именно там. Айгар выглядел совсем несчастным. Больше всего на свете Тимрану захотелось оказаться рядом с ним. Он надеялся, что Айгар останется во Флоте. Как все-таки ужасно, что все будет происходить там, в зале Совета, а не здесь.

Когда же заварилась каша побоища, он подался вперед и затаил дыхание. Раньше ему казалось, что наблюдать бой со стороны — весьма интересное занятие, но теперь он понял, что это и есть самое страшное. Он не мог увидеть то, что хотел, — только то, что показывала камера. А на экране творилось что-то абсолютно непонятное. Вдруг изображение померкло, а когда восстановилось, камера уже показывала общую панораму зала. Потом появилась заполненная народом улица, по ней маршировала колонна, в которую стреляли полицейские.

Тимран выглянул наружу: вид у окруживших челнок полицейских был самый озадаченный. Несомненно, у них была связь с их товарищами в центре города и теперь решали, что же с ним делать. Внезапно один из них что-то прокричал и выстрелил в сторону челнока. Его товарищи оттащили его в сторону и отобрали оружие. Тимран понял, что дико разнервничался, причем даже сильнее, чем на Ирете, но постарался держаться подальше от кнопок управления, из последних сил надеясь, что Сассинак вот-вот вызовет его. И когда сигнал прозвучал, он почти не поверил собственным ушам.

— Челнок «Заид-Даяна»!

— Челнок на связи! — ответил он тонким срывающимся голосом, похожим на голос его младшего брата. Тимран проглотил вставший в горле комок и от души понадеялся, что следующая фраза прозвучит солиднее.

— Беглецы в пути. Взлетайте и перехватите их.

Значит ли это, что остальные не появятся? Должен ли он улететь без них?

— А вы?

— Взлетай!

Это, несомненно, была Сассинак. «Все совсем не так, как я себе это представлял», — подумал Тимран. Память услужливо подсказала, что так далеко он не заходил даже в самых дальних мечтах. Молодой офицер надел шлем и, взглянув на большую красную кнопку, нажал ее. Взлет прошел нормально, если не считать того, что часть старательно оберегаемой травы планеты как корова языком слизнула.

На несколько мгновений он завис высоко над городом, осторожно скоординировал действие внутрисистемных и планетарных двигателей. У него даже хватило времени порадоваться, что взлет прошел безукоризненно, и помечтать, чтобы так же была выполнена остальная часть работы. Выданные ему координаты, которые Тимран ввел в навигационный компьютер, соответствовали красному кругу на карте города. Трудно было поверить, что под заброшенным складом находится готовая к взлету космическая яхта. Однако сканеры показали, как сдвинулась одна из секций крыши. Затем лазерные датчики зарегистрировали сейсмическую активность.

Стены рухнули, и на свет появился медленно поднимающийся нос яхты — сперва со скоростью лифта, затем все быстрее и быстрее. Тимран надавил кнопку подготовленной им записи, желая послать предупреждение, — Сассинак могли не понравиться неподтвержденные данные.

— Челнок ФОП «Поиск» — взлетающему кораблю. Предупреждение. Вы арестованы, следуйте в порт.

Сассинак предупреждала, что они могут притвориться, будто летят в порт, чтобы отвести от себя подозрения, но она не думала, что они действительно это сделают.

— Даже не пытайся, крошка! — ответили с яхты. — У тебя нет и шанса.

Тимран понадеялся, что это неправда. Возможно, они подразумевали, что обычное вооружение не может быть применено, пока корабль не выйдет из атмосферы и не ляжет на основной курс. А там его защитные поля смогут отразить все, кроме абордажа, так что самой большой проблемой было остановить яхту, ведь у него всего лишь челнок, а не боевая машина. У него имелся буксировочный захват, хотя и недостаточно мощный, чтобы затормозить движение яхты, и маломощный манипулятор для очистки возможной посадочной посадки от кустарника. Сможет ли он сокрушить внешнее оборудование яхты, как предлагал Форд?

Он навел лазеры на нос яхты, выровнял челнок и открыл огонь. Луч был отражен защитными полями яхты — отсутствие таковых было бы слишком большой удачей. Они уже приближались к границе атмосферы. Сенсоры подсказывали, что экипаж яхты собирается запустить твердотопливные ускорители. Это не слишком беспокоило Тимрана, потому что большой корабль с его ограниченной маневренностью не сможет удрать от более подвижного челнока, пока не перейдет в ССП. Но он по-прежнему не знал, как остановить яхту. Если же они уйдут в гиперпространство, он не сможет их преследовать.

Конечно, он мог протаранить яхту. Защитные поля кораблей этого типа не рассчитаны на таранный удар челнока, идущего на большой скорости. Но что будет, если он промахнется? Как удержать яхту от ухода в гиперпространство? Яхта поднялась еще выше, Тимран не отставал. Что, если их двигатели мощнее, чем он думает? Сможет яхта обогнать челнок? Тогда они легко исчезнут в гиперпространстве, а ему… ему придется объяснять коммандеру Сассинак, почему он не выполнил задание. Которая все равно не объяснит, что делать здесь и сейчас.

Тимран взмок от пота, его дыхание стало прерывистым. Он должен что-нибудь придумать, а если не считать тех случаев, когда он действовал инстинктивно, он никогда не умел принимать решения правильно. Яхта увеличила разрыв. Тимран, помолившись всем богам, которых только смог вспомнить, продолжил погоню. Если он все сделает правильно… если он вообще вспомнит, как это делается… если ничего не случится, он сможет удержать яхту от прыжка. А если ничего не получится, он об этом уже не узнает.

* * *

Сассинак со стоном выбралась из-под груды тел. Тупая боль в ноге нарастала, стоило только обратить на нее внимание. Тимран был занят своим делом, Арли пыталась справиться с флотом сетти где-то в космосе. А здесь… здесь была только боль, резня и смерть. Один из лети был затоптан — от него осталась лишь янтарная, пахнущая серой лужа. Рикси завопил, когда ему второй раз сломали ногу. Обожженные перья его хвоста добавили еще один неприятный запах к уже витавшим в воздухе. Айгар? Айгар лежал неподвижно, но над ним наклонилась Лунзи, и, когда Сассинак встретилась с ней взглядом, та ободряюще кивнула. Обожженные руки Форда медики щедро поливали бледно-зеленой пеной.

Сассинак, хромая, подошла к Лунзи, собираясь сесть рядом с ней, но передумала — она была уверена, что еще раз встать уже не сможет.

— Как он?

— Насколько я могу судить, его задел луч парализатора. Не так уж и плохо. Он должен прийти в себя в течение часа. Что-нибудь еще? — Похоже, Лунзи все еще держалась только благодаря навыкам самоконтроля.

— Представители Параденов, сидевшие в ложе для гостей, сбежали. На свою яхту.

— Черт бы их побрал! — Лунзи как будто собиралась крушить стены голыми руками.

— Не стоит волноваться. Я приготовила им ловушку.

— Ты?..

Сассинак быстро изложила свою идею, по привычке оглядываясь по сторонам. Выжившие делегаты сидели в безопасности в своих кабинках. Она видела, что они наблюдают за ней. Интересно, о чем они думают? И что она должна сделать?

— Сассинак. Как насчет заявления? — Вниз спустился один из студентов с кинокамерой на плече. Значит, они контролируют выпуски новостей. Она нахмурилась, пытаясь сосредоточиться. Плечи словно придавило огромным грузом. Сассинак поискала взглядом адмирала Коромеля, который, как старший по званию, должен был сделать подобное заявление. Наконец она заметила его тело — он был мертв.

— Я… подождите немного.

Знает ли Лунзи? Что же ей делать? Сассинак коснулась плеча молодого предка:

— Вы видели Коромеля?

Лунзи кивнула:

— Да, видела. Я вынуждена была воспользоваться гипнозом, но и это не смогло его спасти… Он был таким скромным… — Она едва сдерживала слезы. — Я не могу плакать сейчас, и кроме того…

— Правильно.

Коромель мертв, Председатель мертв, часть Судей — тоже, а те, кто выжил, не в состоянии даже справиться с собой. Она поднялась на трибуну. У ее ног лежали два тела: Председатель, напомнивший Сассинак ее первого капитана, и убитый ею делегат с Дипло. Трибуна Председателя была снабжена экранами для фиксации результатов голосования и микрофонами, но оборудование не работало. Возможно, экраны были разбиты ее же собственными выстрелами. Но все равно это было самое подходящее место в зале, и Сассинак терпеливо ждала, пока подойдет студент с кинокамерой. Она прекрасно представляла себе, как все это выглядит: измученный офицер Флота в измятой форме, на фоне герба Федерации — самый подходящий символ военного переворота, гибели мира и свободы. Но она постарается это исправить.

— Уважаемые делегаты, Судьи, граждане Федерации Обитаемых Планет, — начала Сассинак. — Федерация, мирный союз многих народов, будет жить…

* * *

Арли, сидевшая в капитанском кресле на мостике «Заид-Даяна», лучше других видела то, как развивались события. Большинство защитных постов располагались вдоль трех наиболее оживленных линий сообщения с другими секторами. Сетти не стали менять свой маршрут — они были уверены, что большая часть защитных систем будет блокирована их союзниками. Как только Арли поняла, каким именно маршрутом следуют захватчики, она получила шанс использовать огромные возможности «Заид-Даяна».

Вначале она использовала спутники защиты как прикрытие и вывела из строя два конвойных корабля на одном из флангов и шедший впереди крейсер — все выглядело так, словно это сделали экипажи спутников. Командование сетти было уверено, что этими потерями оно обязано не полностью разоруженным спутникам. Именно об этом ей и говорил ссли. Арли искренне надеялась, что сетти заподозрили в предательстве своих союзников-людей.

Но когда подобные действия стали слишком опасными — сетти было известно, на каких спутниках находится такое оружие, и они вполне могли их уничтожить, — Арли пустила в ход свое тайное оружие — способность ссли управляться с небольшими гиперпространственными прыжками. «Заид-Даян» появлялся внезапно, выпускал несколько снарядов по ближайшему кораблю и снова исчезал. Конечно, одному крейсеру все равно не под силу было разбить целый флот, но он мог нанести врагу ощутимый урон.

А флот уже вошел в космическое пространство системы Центра, миновав внешнее кольцо защиты. Численность его по-прежнему была достаточна для того, чтобы угрожать населению всех обитаемых планет. Помощь Флота ФОП могла прибыть не раньше чем через сутки, если она вообще придет. К этому моменту Федеральный Центр окажется в зоне досягаемости врагов.

Арли уже подумывала о том, стоит ли подвергать опасности крейсер, вступив в ближний бой с флагманом сетти, — если удастся нанести тому значительный ущерб, захватчикам придется снизить темп наступления. Вдруг сканеры буквально сошли с ума, дисплеи показывали бешеную пляску цветов, замигали сигналы тревоги. Кроме того, изменился цвет индикаторов движения — они резко пожелтели, словно поблизости, неизвестно откуда, возник объект большой массы.

— Тек, — объявил побледневший вефт, очертания его фигуры затуманились, затем снова стали человеческими.

— Тек?

Арли уже приходилось видеть, как передвигаются теки, и при этом ее не оставляло ощущение, что они нарушают все людские представления о пространстве и материи. Она не знала только, что ее приборы чувствуют по этому поводу то же самое, что и она сама.

— Очень много теков. Они заполнили все пространство вокруг флота сетти.

Сенсоры сообщали о большем количестве теков, чем ей приходилось когда-либо слышать, но в этот момент она почему-то подумала о Дюпейниле. Дюпейниль будет раздавлен гранитными глыбами.

— Нет. — Вефт покачал головой. — Только не тот корабль. Теки ясно дали понять сетти, что их пленники должны вернуться живыми и здоровыми.

— А мы?

В конце концов, люди тоже замешаны во всем этом.

— Мы можем удалиться, хотя они хотели бы, чтобы мы забрали пленников с корабля сетти.

— Очень приятно. Я никогда не спорю с летающими скалами. — Арли понадеялась, что теки не обидятся на подобную непочтительность. — Но вы… говорите с ними?

Вефт выглядел изумленным.

— Конечно. Вы знаете, они немного выделяют нас. Они считают, что мы… Вы, наверное, скажете «смышленые».

— Никто никогда не говорил мне, что вефты могут говорить с теками.

— Но ведь не все знают и о том, что мы можем «говорить» с людьми или теми же ссли.

— Да, верно. Где мы должны забрать пассажиров?

Они отправили к флагману челнок, который теки пропустили через ту ловушку, в которую они закрыли сетти. Арли вспомнила, что следует позаботиться о каютах для инопланетян, в том числе о герметичном жилище для лети, чтобы запах серы никого не беспокоил.

Еще Арли решила, что встреча челнока с инопланетянами должна заверить их, что Флот по-прежнему верен Федерации и непричастен к заговору. Теперь, когда кризис миновал, она могла оставить мостик на одного из младших офицеров и выйти на взлетную палубу с эскортом из десантников в парадной форме.

На «Заид-Даяне» не было военного оркестра, но у нее имелась запись гимна Федерации, лучше другой музыки подходившего для подобного случая. Люк челнока открылся, и двое членов экипажа вынесли лети. Рикси вышел сам, нервно топорща перья, и громко пробормотал что-то прежде, чем поприветствовать Арли на Стандарте и весьма экспансивно поблагодарить ее. Затем появился бронтин, чей бледно-голубой мех стал почти серым от переживаний и страха, за ним двое членов экипажа с личинкой ссли в переносном бассейне и, наконец, Дюпейниль.

Арли смотрела на него в откровенном ужасе. Энергичный, элегантный офицер, которого она помнила, превратился в грязную, неуклюжую развалину.

— Коммандер!

— Сассинак здесь? — Вопрос прозвучал как-то странно, но Арли не поняла почему.

— Нет. Она на планете.

— Благодаря… — Дюпейниль замолчал. — Думаю, что счастью или чему-то еще. Я… — Он пошатнулся, и к нему тут же бросились медики. Дюпейниль лишь отмахнулся от них. — Мне не нужно ничего, кроме душа — очень долгого душа, и отдыха.

— Но что с вами случилось?

Взгляд Дюпейниля выражал нечто среднее между бешенством и изнеможением.

— Одно проклятье за другим, и худшим из них было то, что я вообразил себя умнее Сассинак. Я могу идти?

— Да, конечно.

Когда он проходил мимо, Арли почувствовала жуткую вонь. Сколько же времени он провел в скафандре? Она едва успела разместить остальных пленников, когда вефт, поддерживавший связь с теками, попросил ее вернуться на мостик. Еще одна работенка — богачи, бежавшие из Федерального Центра на быстроходной яхте, и преследующий яхту челнок.

— Тимран и его челнок! Я совсем о нем позабыла, соедините нас!

Челнок преследовал яхту, и выполненный ссли гиперпространственный прыжок поставил «Заид-Даян» в одну линию с ними. Офицер по вооружению доложил, что у яхты нет оружия, способного пробить защитные поля крейсера. Жалко, что Сассинак здесь нет — ей бы это понравилось. Арли отправила им приказ на всех мыслимых частотах.

— Крейсер ФОП «Заид-Даян» — частной яхте «Фортуна Челесты». Куда направляетесь?

— Оставьте нас в покое или вы об этом пожалеете! Маленький паршивый челнок, вообразивший себя крейсером.

— Посмотрите повнимательнее, — предложила Арли. — Стоит ли вам с этим связываться?

Она выпустила снаряд в сторону носа яхты и услышала вопль Тимрана по одной из внутренних линий. У него должно было хватить ума убраться с дороги.

— Возвращайся на корабль, — приказала она Тимрану.

— Прошу прощения, мэм.

— Что это значит?

— Ну… это был единственный выход, который я смог придумать.

— Что вы сделали?

— Я… замкнул наши защитные поля.

Арли закрыла глаза и сосчитала до десяти. Так вот почему они не ушли в гиперпространство. Но это значит, что любой выстрел по яхте будет выстрелом и по Тиму. Он не сможет выбраться. Замыкание защитных полей вообще не так просто осуществить. И она никогда не слышала, чтобы кому-нибудь удавалась обратная операция, если только оба корабля не отключали защитные поля одновременно.

— Кто еще находится на челноке? — спросила Арли.

— Никого, — тут же пришел ответ.

Судя по тону, энсин прекрасно понимал, что это значит. Если бы на челноке находилась Сассинак… а так всего лишь один энсин, не сумевший найти другого способа удержать противника, кроме как привязать его к себе? Не самая большая потеря.

— Ты в скафандре?

— Да, но… — Но что в этом толку?

В челноках не было спасательных капсул, хотя бы потому, что их никогда не использовали в боевых условиях. Попытаться выжить во взорванном челноке — более чем рискованная затея.

— Я могу разрушить их защитное поле, коммандер. Это позволит вам подстрелить их с первого же выстрела.

— Черт побери, Тим, вы слишком легко относитесь к смерти.

Это должно было помочь, и она это прекрасно понимала.

— Нет, — ответил он. Дрожал его голос или это ей показалось?

Он не собирался умирать, если она сможет ему помочь. Но экипаж яхты категорически отказывался изменить курс или скорость полета. Похоже, их капитан был уверен, что никто не помешает ему совершить переход в гиперпространство.

— Даже если мне не удастся вытряхнуть блоху из нашей шкуры.

— Если вы это сделаете, то точно умрете. Нам уже приходилось преследовать корабли в гиперпространстве. — Она отключила связь с челноком. — Почему бы этим проклятым текам не помочь нам сейчас? — крикнула она вефту. — Ненавижу зависеть от их выбора.

В эту минуту заревели индикаторы массы. Искусственная гравитация запульсировала. Арли судорожно сглотнула и вцепилась в подлокотники кресла. Со столов посыпались всякие мелочи, и в воздухе повис легкий туман, быстро убранный системой вентиляции.

— Я был бы вам очень признателен, капитан, если бы вы больше не говорили так о теках, — церемонно произнес вефт.

На этот раз он изменил свой облик и свешивался с потолка, его сияющие голубые глаза смотрели на Арли. Затем он снова изменил облик, оставив ощущение каких-то струящихся полос, и было непонятно, как подобное создание могло выглядеть как человек.

— Я только хотела сказать…

— Я знаю. Но ваши люди все время твердят о том, как медлительны теки и что они никогда ни во что не вмешиваются. Вам следует радоваться, что на этот раз они вмешались и у вас была возможность посмотреть, как они двигаются.

— Все верно, я прошу прощения. Но яхта…

Теки поглотили инерцию двигателей яхты и отбросили челнок Тима в сторону, как хозяйка сбрасывает муравья из тарелки. Когда он вызывал крейсер, Арли услышала в его голосе облегчение, смешанное с восторгом.

— Разрешение на посадку?

Что лучше, оставить его здесь или отправить в Федеральный Центр? Показания приборов сообщили, что полет на планету добром не кончится.

— Разрешение дано. Тащите яхту сюда, энсин.

И он сделал это даже без опасных фокусов.

Арли окинула взглядом мостик и подумала о том, выглядит ли она такой же растрепанной, как остальные. Она чувствовала себя куда более взбешенной, чем Сассинак. «Мы должны убрать все это раньше, чем она вернется, и отдохнуть. Пора спускаться».

Арли очень хотелось убедить диспетчера орбитальной станции Федерального Центра в том, что «Заид-Даян» не является посланцем рока.

— Нам едва удалось спасти свои задницы от якобы выдуманного флота сетти. И вы собираетесь наброситься на меня за то, что я покинула станцию без вашего разрешения?

— Это нарушение правил…

— Но сетти действительно существовали, и это в вашей системе окопались предатели, которые допустили это. Не моя вина в том, что вы не поверили правде. Теперь вам остается только разрешить стыковку или наблюдать, как мы используем вашу станцию в качестве мишени для учебных стрельб.

— Это угроза!

— Правильно. Хотите принудить нас к этому?

— Я буду жаловаться. — Но тут его лицо посерело, когда он понял, кому придется подавать жалобу, — Сассинак теперь была исполняющей обязанности Губернатора. — Это действительно против правил. — Он вздохнул. — Ну хорошо. Двенадцатый узел двадцатого причала оранжевой секции.

— Благодарю вас, — отозвалась Арли, стараясь говорить нейтральным голосом. «Никогда не подгоняй свое счастье», — как говорила Сассинак. Арли казалось, что ее счастье ей еще аукнется. — У вас не найдется свежей пищи для бронтинов? У нас на борту находится один из них, он в очень плохом состоянии после всего пережитого в плену у сетти.

С этим ее собеседник вполне мог справиться.

— Конечно. Сюда постоянно прибывают представители инопланетных рас, и у нас всегда наготове все, что только может им потребоваться. Еще какие-то трудности?

— Рикси, страдающий от «углублений в перьях», и пара лети. Выглядят они хорошо, но наши медики никогда не имели дела с этой расой.

— Только двое лети? Это очень плохо, их группы должны включать большее количество особей.

— И еще личинка ссли, — добавила Арли, — которая просила заново наполнить ее резервуар.

— Никаких проблем, откликнулся внезапно подобревший диспетчер. — Если вы отправите инопланетян в шестнадцатую секцию, они немедленно получат всю необходимую медицинскую помощь.

— Будет сделано. — Арли окинула взглядом мостик и покачала головой. — Как вам это нравится? Он продолжает обращаться с нами так, словно мы пираты, но для наших инопланетян будут выделены специальные медицинские команды.

Последние несколько часов Арли поддерживала связь с Сассинак. Ситуация на планете практически стабилизировалась и находилась под контролем. Осталось лишь несколько очагов сопротивления.

— И я думаю, что все это — просто следствие начальной неразберихи, — делилась Сассинак. — Мы выяснили, что большинство «сторонников» Парчандри и Параденов подвергались шантажу. Теперь теки требуют настоящего суда.

— Только не это!

— Нет, не такого, как прошедший. Суда теков. — Сассинак выглядела сильно усталой. Арли подумала о том, удалось ли ей хоть раз отдохнуть с тех пор, как она исчезла в городских катакомбах. — Еще один «собор» теков — только этого мне и не хватало! Но после того, что они сделали, мы не можем спорить. Они требуют присутствия всех, кого вы спасли с корабля сетти, особенно бронтина, ссли, вефта и Дюпейниля.

Как только они произвели стыковку, инопланетяне были переданы специальным медицинским командам, а потом отправились на планету для участия в суде. Арли интересовала судьба экипажа и пассажиров яхты, захваченной Тимраном, но она не стала задавать вопросы. Ей вполне хватило двух свидетельств того, что теки могут передвигаться очень быстро.

* * *

«Нельзя переоценить действие чистоты, отдыха и хорошей еды», — подумала Сассинак. Возвращение на «Заид-Даян», чистая одежда и лучшие блюда, приготовленные ее любимым поваром, а главное нормальный отдых — все это заставило бы ее простить кого угодно. Тем более, что теки своей твердостью могли утолить чье угодно чувство мести.

На мгновение она снова почувствовала давление чуждого разума. Как это она умудрилась пережить два «собора» теков? Оставалось надеяться, что больше подобное испытание ей не грозит. Процедура суда была очень изнурительной, но зато результаты привели публику в неподдельное восхищение.

Те сетти, чья вина была доказана, высылались на отвергнутую всеми планету под охраной своих бывших узников. Семья Параденов полностью лишалась собственности, от транспортных линий до частных планетолетов. Парадены и Парчандри, с теми же самыми запасами и оборудованием, которое они поставляли молодым колониям, были отправлены на достаточно суровую планету. Все, за исключением тетушки Ку. Она ничего не потеряла, поскольку теки признали ее жертвой, несмотря на ее фамилию.

Помимо того, благодаря тайной деятельности и горячим аргументам Лунзи жители тяжелых миров были тоже признаны жертвами. В конце концов, их действительно заставляли служить преступникам, угрожая разоблачением. Теки настаивали лишь на высылке участвовавших в заговоре членов правительств тяжелых планет. Остальные получили свою долю при разделе имущества Параденов в качестве компенсации.

Кроме того, ФОП пересмотрела свои правила и разрешила «тяжеловесам» въезд на все планеты, колонизированные людьми. За исключением Иреты — тут теки не изменили своего решения. Айгар, в конце концов, удовлетворился тем, что сможет увидеть много замечательных миров. И получит достаточно денег, чтобы насладиться их чудесами.

И вот теперь вся команда Сассинак собралась в ее кабинете — у них имелось огромное количество нерассказанных историй и целая ночь впереди. Залечивший свои язвы Форд поглощал жареные овощи. Когда Сассинак встретилась с ним взглядом, она ощутила приступ граничащего с неприличием самодовольства — у них были собственные планы на эту ночь, вернее — на то, что от нее останется. Форд рассказал вполне достаточно о тетушке Ку и перьях рикси, чтобы разжечь ее аппетит.

Дюпейниль, казалось, потерял какую-то часть своего блеска. По обыкновению безукоризненно чистый, ухоженный, он имел несколько виноватый вид, который раздражал Сассинак не меньше чем прежняя безукоризненная вежливость.

Тактичная Лунзи, отбросив печаль о Коромеле, пыталась ободрить офицера Безопасности, но ничего не получалось. Тимран, наоборот, выглядел слишком радостным. Он принял сдержанную похвалу капитана так, словно был удостоен высшей награды Федерации в присутствии Верховного Совета. Теперь он тихонько сидел в углу кабинета, как будто его сожгут, если он пошевелится. Она должна была его спасти.

— Энсин, у меня есть для вас поручение… особенное поручение.

— Слушаю, мэм!

— У нас гости, и мне хотелось бы, чтобы вы проводили леди сюда.

Если кто-то и способен успокоить такого юнца, как Тим, то это Флер. Он будет рад увидеть студентов, друзей Айгара, не говоря уж об Эрдре. При мысли об Эрдре Сассинак ухмыльнулась. Вместо своих снов наяву Эрдра наконец-то столкнулась с реальностью. Она не Карин Колдей и чем скорее перестанет играть в эти игры и займется получением квалификации по аналитическим системам, тем лучше. Хорошо еще, что участие в мятеже выкинуло из ее головки мысли, что жестокость и очарование могут сосуществовать, и визит на настоящий боевой корабль должен будет избавить ее от остатков подобной чепухи.

А Лунзи будет приятно встретиться со своим родственником из китайской семьи. Это было достаточно экстравагантно — послать за ними ее личный челнок, но, с другой стороны, это было очень важно для поднятия престижа Флота. Никаких ограничений на передвижение кораблей и персонала Флота и никакого гражданского контроля над их вооружением. «Заид-Даян», как всегда, был готов к боевым действиям.

Теперь, когда Тимран вышел, она снова могла попытаться разговорить Дюпейниля.

— Я хочу извиниться перед вами, — начала Сассинак, — за тот трюк…

— Так это все-таки был трюк — те приказы? — Он немного оживился. — Я был в этом уверен. Вы воспользовались помощью ссли, не так ли?

— Верно. Но с моей стороны было глупостью не узнать побольше о том корабле, на который я вас отправила. Мне и в голову не приходило…

— Я знаю. — Он снова помрачнел.

— Вы что-то говорили об обвинениях?

— Да, мы с одним из офицеров этого корабля захватили остальной экипаж и заперли их…

— На конвойном корабле? Но где же?

— В спасательных капсулах. Они собирались вышвырнуть меня в космос.

Сассинак изумленно посмотрела на него. Это было сказано с выражением страдающей скуки, столь несвойственной человеку, выжившему во время мятежа.

— Думаю, нам удастся опровергнуть эти обвинения, если кто-нибудь вообще рискнет их выдвинуть, — хмыкнула Сассинак. — Особенно сейчас. Я свяжусь с адмиралом Ваннуа в Штабе сектора, и он из-под земли добудет всех предателей, которые служат во Флоте.

Но и эти слова не смогли подбодрить Дюпейниля. Похоже, то, что угнетало его, не имело отношения к возможным обвинениям. Лунзи посмотрела на нее, затем, весьма многозначительно, — на Форда, Дюпейниля и Айгара.

— Форд, если вы не возражаете, я бы предпочла, чтобы кто-нибудь из старших присмотрел за встречей гостей. Айгар, вам, наверное, тоже хочется поприветствовать своих друзей.

Айгар так и подскочил. Зато Форд встал медленно, подарив Сассинак понимающую улыбку, заставившую ее покраснеть.

— Наши леди нуждаются в заботе, — проговорил он, многозначительно посмотрев на Дюпейниля. — Не смею спорить. — И вышел, подгоняя Айгара.

— Итак, — продолжила Сассинак. — Вас угнетает не то, что вы можете попасть на крючок администрации. Так в чем же дело?

Некоторое время казалось, что Дюпейниль ничего не ответит, но тут его словно прорвало.

— Я был так зол на вас за тот фокус, за то, что вы выслали меня. Я мечтал о том, что добуду необходимые вам сведения и заставлю вас заплатить за это. Но когда удалось избежать мятежа, выяснилось, что я ничего не знаю о корабле, и Панису пришлось учить меня, как зеленого новобранца, самым простым вещам. Но я продолжал верить, что благодаря полученной информации я вернусь с триумфом. Неплохая история, не правда ли? Но сетти… — Тут он замолчал, качая головой, и Сассинак с Лунзи посмотрели друг на друга.

— Что они сделали? — спросила Лунзи.

Сассинак подумала о том, как же повезет сетти, если они умрут раньше, чем у нее возникнет желание живьем содрать с них шкуру.

— Арли ничего не рассказывала?

— Она сказала, что вы выглядели совершенной развалиной, но в лазарет не пошли. — Кожа ее покрылась мурашками при мысли о том, почему он так поступил, и мысль эта вполне объясняла его нынешнее состояние. — Дюпейниль! Ведь они не сделали этого!

На этот раз рассмеялся он, если только подобный хрип можно было назвать смехом.

— Нет. Они вообще ничего не сделали. Вы когда-нибудь видели душ, которым пользуются сетти?

При чем тут это?

— Нет, — осторожно ответила Сассинак.

— Это просто поток горячего воздуха, песок и снова горячий воздух. — Дюпейниль немного оживился, теперь он выглядел измученным, но все же живым, а не мертвым. — Именно поэтому их чешуя так блестит. Возможно, такой душ избавляет их от паразитов. Но для человека, да еще каждый день… А после этого — несколько дней в скафандре. — Выражение его лица вызвало у Сассинак приступ смеха, с которым она не смогла справиться. — Я собирался холодно и учтиво вручить вам необходимую информацию. А вместо этого меня запаковали в скафандр и сунули в крохотную каюту к насмерть перепуганным инопланетянам, где мне не оставалось ничего, кроме как ждать избавления, словно глупой сказочной принцессе.

— Но вы же что-то делали? — вставила Сассинак.

— Что?

— Что-нибудь. Черт, Дюпейниль, вы же предупредили нас. Вы передали показания, которыми воспользовались теки.

— Они могли вытащить эту информацию прямо из мозгов этих ящериц.

— Но если бы здесь не оказалось теков, нам бы очень пригодилась та информация. В конце концов, они потребовали вашего участия в расследовании. Я не понимаю, чего еще вы хотите. Вы выбрались из нескольких смертельно опасных переделок, добыли сведения огромной важности, спасли Мир. Неужели вы думаете, что все это можно проделать в идеально белом костюме? — Она вспомнила, как сама выглядела после путешествия по тоннелям.

— Я хотел удивить вас, — повторил он тихо, глядя на переплетенные пальцы рук.

— Ну хорошо, вы это сделали. — Сассинак склонила голову на плечо и остро посмотрела на Дюпейниля. — Удивить меня? Всего-то?

— Нет… — Она никогда бы не подумала, что Дюпейниль может краснеть. — Когда я был на «Когте», когда я понял, что вы сделали, я почти обезумел… И я также понял, что хочу…

Даже когда он не окончил фразу, все было ясно без слов.

— Мне очень жаль. — Это было правдой, и он мог это понять. Сассинак не сможет сделать большего. Ее радостная встреча с Фордом слишком многое сказала им обоим.

— «Ей очень жаль»! — Лунзи буквально взорвалась. — Ты едва не убила человека, заставила его в одиночку захватить целый корабль, а теперь, когда он спас нас всех от вторжения сетти, ты всего-навсего извиняешься! — Она искоса посмотрела на Дюпейниля. — Она может быть моей прапраправнучкой, но это не значит, что я во всем с ней согласна. Думаю, что ты должна дать ему медаль.

— Лунзи!

— Вы бы так не думали, если бы увидели, каким я выходил из того челнока, — проворчал Дюпейниль. — Спросите Арли.

— Я не хочу спрашивать Арли, я и сама могу увидеть. — Это прозвучало словно чувственное мурлыканье. Под выразительным взглядом Лунзи на лице Дюпейниля снова появилась усмешка.

Сассинак возмущенно посмотрела на свою прапрапрабабушку.

— Лунзи, теперь я знаю, от кого унаследовала некоторые свои склонности!

Если Лунзи не изменит своего решения, она даст Дюпейнилю всего несколько часов свободы.

— Ха! — Лунзи показала ей язык и наклонилась к Дюпейнилю.

То, что она собиралась сказать, так и не было сказано, так как в кабинет ввалились Флер, облачившаяся в один из собственных костюмов цвета лаванды и серебра, Айгар и Тимран с кучей студентов. Эрдра, как заметила Сассинак, была одета в такую же пеструю рубашку и брюки, как и остальные. Возможно, она уже поняла, что желаемое не стоит принимать за действительное.

— Удалось тебе? — чуть позже спросила Флер, подойдя поближе, так как вокруг было весьма шумно.

— Что именно?

— Примириться со своим прошлым?

Сассинак фыркнула:

— Я давным-давно выросла из клипов о Карин Колдей.

— Ты же знаешь, что я не это имею в виду.

Сассинак подумала о том, каким было лицо Рэнди Парадена перед тем, как его убил вефт, об остальных заговорщиках на «соборе» теков. Вернувшись на корабль, она долго смотрела в зеркало, надеясь, что не найдет в своем лице ничего общего с лицами ее врагов.

— Да, — медленно произнесла она. — Думаю, удалось. Я не могу изменить все, что они со мной сделали, но могу изменить свое отношение к этому. Пришло время стать чем-то большим, чем просто ловцом пиратов. Но никак не меньшим.