Мара проснулась от визга волынок. «Парень из Хайленда», – узнала она, смаргивая с ресниц сон. Этой веселой мелодии вторила отнюдь не легкая барабанная дробь, а энергичные звуки, казавшиеся настолько шотландскими, что, право, она не могла не улыбнуться. Или подавить легкую дрожь возбуждения. Сердце быстро стучало, она наклонила голову, прислушиваясь.

Трубы звучали как настоящие.

Нет, они и были настоящими, поправилась она, пульс частил.

И ничего похожего на недорогие компакт-диски отца, звучавшие в увешанном пледами доме на Уан Керн Авеню. Они были куплены в секонд-хэнде «Highland Games», и каждый день басовые и визгливые звуки трубок волынок ревели в тесном домике из красного кирпича Хью Макдугалла, и каждая оглушительная нота сотрясала стены, оскорбляя уши и терроризируя соседей.

Звуки же этих волынок согревали и приветствовали.

Особенно, когда в высокие открытые окна вместе с ними вливался свежий, бодрящий воздух. Воздух Шотландии, чистейший и душистый, достаточно взбодрил ее, так что она, скользнув взглядом по комнате, уловила блеск сверкающего синего моря и полосу безоблачного летнего неба, отчего внутри у нее размякло и потеплело. Утро пахло сосной, новыми делами и морем, и ей не хотелось пропустить этот миг.

Умиротворенная, она сдула с лица прядь волос и вытянулась под одеялами, желая насладиться своим первым утром в качестве «госпожи этого дома». Хозяйки собственного замка в Хайленде. Эта мысль все еще пугала, но она допускала, что сам статус очень ей нравился.

Пока Мара не вспомнила прошлую ночь. И тот шок, когда обнаружила его в своей кровати.

Последние остатки сна тут же рассеялись. Мысли заполнил образ сексуального горца, сердце заколотилось от воспоминания, как ошеломляюще красив он был, а от его наглости и грубости ее обдало раскаленной волной негодования. Она села, прижав подушку к груди, и оглядела комнату. С трех сторон на нее смотрели невинно выглядевшие окна, а у ближайшей стены стоял тяжелый дубовый туалетный столик и гардероб с огромным зеркалом в золоченой раме.

Не желая слишком всматриваться в глубины отполированного зеркала, она позволила взгляду быстро скользнуть по антикварному письменному столу, на котором сейчас красовались старинная фарфоровая чаша и такой же кувшин. Ее внимание остановилось на великолепном камине. От давно остывших углей все еще исходил слабый запах торфа, а каминная доска из белого мрамора мерцала на утреннем солнце.

Она освободила сдерживаемое дыхание.

 Все выглядело безобидным.

Но потом она посмотрела в угол, куда бросила похожий на средневековый кинжал. Как она и подозревала, его там не оказалось. И не было нигде, насколько было видно.

Она моргнула, шею сзади покалывало.

От того места, где покалывало, разливалось приятное тепло. Не смотря на ее раздражение. Мрачно хмурившийся мерзавец был просто великолепен, а эта сильная шотландская картавость – неимоверно соблазнительной.

Мара нахмурилась, яростно прикусив нижнюю губу.

Может, она все придумала?

Греховно красивого горца, развалившегося в ее кровати? Его наглый и сексуальный взгляд?

То, как этот тяжелый взгляд прищуренных глаз скользил по ее телу? Надменный и знающий, оценивающий, интимно охватывающий ее груди, скользящий вниз по ногам, оскорбляющий ее и заставляющий чувствовать себя… голой.

Раздетой и беззащитной.

Как будто ему было известно, как давно она испытывала оргазм. И возможно даже, что тот был ненастоящим. Конец света, неистовое биение сердца и шумное освобождение, как она подозревала, он дарил каждой женщине, которая наслаждалась его возбужденным, твердым, красивым телом.

Да, именно так и было.

Это правильное объяснение его обжигающего, пронзающего душу взгляда.

Он не только желал предъявить права на ее кровать; его нахальное непристойно внимательное разглядывание объявляло, что он мог бы также иметь и ее.

В его кровати, под ним.

Как бы там ни было, он хотел ее.

Мара вздрогнула и прижала кончик холодного пальца к брови, сильно нажав. Нет, он не мог быть настоящим. Не могло быть так, что в один момент он есть, а в следующий – исчез. Правда в том, что за последнее время у нее произошло много всего. В конце концов, не каждый день девочка из Филадельфии наследует замок.

Особенно, девочка из неблагополучного района Филадельфии.

Хмурясь, она дернула за нитку на покрывалах. Потом, готовая списать этот тревожный эпизод на изнеможение или сверхактивное воображение, она раздраженно выдохнула и откинулась на подушки.

К несчастью, взгляд Мары упал на ночную рубашку.

Эта ночнушка.

По спине заскользила тонкая струйка страха. Если она вообразила тот инцидент, значит, в рубашке нет разреза. Внимательное обследование ткани могло доказать, что горячий Шотландец из магазина Димблеби или был в ее спальне, или не был.

Медленно, как будто белое ночное одеяние могло превратиться в змею и укусить, она через покрывало потянулась за рубашкой, пока еще не растеряла всю храбрость.

Потом положила ее на колени для основательного осмотра.

Пальцам не нужно было долго искать.

Рубашка была испорчена четырьмя двухдюймовыми разрезами. Две прорези на уровне груди, один спереди и один сзади, и две на уровне бедер, тоже спереди и сзади.

И эти разрывы совпадали друг с другом так, как будто кинжал проткнул свернутую ткань.

Мара ударилась в панику. Она уставилась на ночнушку, красоту утра как ветром сдуло. Даже волынщик закончил свою веселую мелодию, живые вопли волынки растворились в небытие. Мару бросало то в жар, то в холод.

Она с трудом сглотнула, сердце глухо билось. Удивления не должно было быть. Она знала, что кинжала там нет. Как и о том, что разрывы в рубашке есть. И так же знала, что не будет весь день прятаться под одеялами, будь она проклята. Она не съежится под ними.

Должно же быть логическое объяснение.

Но без утренней чашечки кофе ей в голову приходили только два возможных пути.

Сначала она поищет в комнате. Если найдет кинжал, то вынуждена будет признать, что этот здоровяк был здесь.

В противном случае, что ей больше нравилось, ночнушка уже была порвана прежде, чем ее положили на кровать. В этом случае, она попросит горничных проверять состояние ночной рубашки.

Приняв решение, она еще раз посмотрела в угол и сползла с постели. Мара направилась прямо к дубовому гардеробу и, открыв дверцы, широко распахнула глаза. Кто-то разобрал ее вещи. Все было старательно разложено или развешано на мягких вешалках.

С полок приятно пахло вереском, и при ближайшем рассмотрении она увидела засунутые между одеждой маленькие саше, которые, как и вешалки, были изготовлены в цветах Макдугаллов.

Она глядела на хорошо знакомый рисунок шотландки, и ее наполняло никогда до этого не испытываемое чувство фамильной гордости. Рэйвенскрэйг стал ее новым домом. Она принадлежала этому месту и не собиралась позволять какому-то мрачному мужлану, пусть и неотразимому, из захолустной лондонской антикварной лавки разрушить это.

Будь то шесть футов и четыре дюйма привлекательного мужественного Горца или нет.

Будь то трогающий душу взгляд и мягкая, как масло, картавость или нет.

Слава богу, мысли о Шотландце в дурном настроении напомнили ей о ее миссии.

Она должна найти кинжал.

Пульс стучал в бешеном ритме, пока она рылась в шкафу, потом схватила первое, что попало в руки, и натянула одежду на себя – черные стрейтчевые брюки и черный топ с отделкой из белой ткани вокруг шеи. Она не стала надевать хлопковую влагонепроницаемую куртку, просто сунула ступни в мокасины и забрала волосы во французский узел, закрепив прическу широкими черепаховыми заколками.

Даже не думая о косметике, Мара начала обыск комнаты, не оставляя без внимания ни единого дюйма. Она даже приподняла углы турецкого ковра с причудливым узором. Но загадочный кинжал не хотел находиться.

– Он должен быть здесь, – клялась она, упав на колени и заглядывая под кровать. К прискорбию, ее приветствовали только отлично отполированные половицы.

Там не затерялось ни одной крошки пыли.

И хуже всего, кто-то постучал в дверь и открыл ее прежде, чем она среагировала этот легкий стук. Сморщившись от неудобной ситуации, в которую попала, она быстро выбралась из-под кровати и поднялась на ноги.

– Доброе утро, – улыбнулась она розовощекой горничной, застывшей на пороге с тяжелым серебряным подносом в руках.

– И вам прекрасного утра, мисс. Повариха подумала, вы пожелаете завтракать у себя в комнате, – девушка шагнула вперед и поставила поднос на столик у окон. Потом она заколебалась в нерешительности, покраснев еще больше. – Я могу убрать его и вернуться позже, если вы заняты.

– Нет, все в порядке. Я просто искала сережку. Она закатилась под кровать, – на ходу придумала Мара, у нее потекли слюнки от запаха бекона и золотисто-коричневых копченых колбасок.

– Я поищу их позже, – добавила она, глядя на еду.

– Это – настоящий шотландский завтрак, – с гордостью в голосе произнесла девушка. – Хрустящий бекон, сосиски, кровяная колбаса, телячий рубец, грибы, помидоры и фасоль, – она прервалась, отодвигая стул для Мары. – Там также разные тосты и большой чайник с чаем.

Мара улыбнулась девушке с благодарностью, как она надеялась. И не стала просить кофе. Чтобы ясно мыслить, ей требовалось что-то покрепче черного кофе «American Java», но райские ароматы, исходившие от завтрака, служили более чем достаточной компенсацией чая.

И тем не менее, она не сможет проглотить ни кусочка, пока не получит некоторые ответы. Так что она отбросила голодные позывы в сторону и тихонечко вздохнула.

– Кто только что играл на волынке? – она наклонила голову, надеясь, что этот безобидный вопрос поможет ей узнать то, что ей действительно хотелось знать. – Это была «Парень из Хайленда», я узнала мелодию.

Девушка мигнула.

– Волынка? «Парень из Хайленда»? – она глядела на Мару, брови сошлись на переносице. – Простите, мисс, но вы, наверное, ошиблись. Здесь никто не играет на волынке.

Мара почувствовала, как от покалываний сзади на шее пошел холод.

– Никто? Но я слышала…

– Ох, Мердок умеет играть. С тех пор, как был маленьким. Но он не играл годами. Он говорит, что его легкие слишком стары и устали. – Девушка посмотрела на поднос с завтраком. – Если вы не голодны, я могла бы…

– Нет, оставь, пожалуйста. Я голодна, а это пахнет очень здорово, – Мара болтала, не совсем понимая, что говорит. – Спасибо, что принесла завтрак, Агнес… или ты Айласа?

– Я – Айласа, – девушка слегка присела в реверансе. – Агнес этим утром убирается в библиотеке.

– Подожди, пожалуйста, – Мара подняла руку, когда девушка повернулась, чтобы уйти. – Я хочу спросить тебя еще кое о чем.

– Да, мисс?

Мара взяла с кровати ночную рубашку и протянула ей.

– Ты не знаешь, были ли эти дырки вчера?

Глаза девушки расширились.

– О-о-о-х, нет. Я лично принесла ее сюда. Я заметила бы.

Сердце Мары резко упало.

– А как насчет украшенного драгоценными камнями кинжала?

– Простите, мисс, но я не понимаю, о чем вы говорите.

– Украшенный драгоценными камнями кинжал… выглядит, как средневековый. Ты когда-нибудь видела что-то похожее в этой комнате?

– Боже мой, нет. – Айласа отрицательно качала головой. – В зале могут быть несколько шотландских кинжалов, вместе с другим выставленным средневековым оружием, но ни один из них не украшен камнями. И даже если бы такие и были, то не находились бы в этой комнате.

– Ты уверена? – Мара чувствовала, как учащается пульс и начинает гореть лицо. – Возможно, кто-то случайно принес его сюда? Ты никогда не видела такого прежде?

– Это невозможно. Я убираюсь в холле каждый день. Если бы там был кинжал с драгоценными камнями, то я бы знала. – Девушка понизила голос, бросив взгляд через плечо. – Мердок содрал бы с нас кожу, если мы переместили бы одну из этих старинных реликвий. Он даже следит, когда мы их чистим.

– Понимаю, – смущенно сказала Мара.

И она действительно понимала.

Горячий Шотландец все-таки был в ее спальне. И этот мужлан умышленно пытался напугать ее.

– Еще кое-что, – добавила она, заставляя голос звучать ровно. – Имеется ли

в комнату другая дорога, кроме этой двери?

Айласа улыбнулась.

– О да, через окно. Одно из них – дверь, открывающаяся на зубчатые стены замка. Мердок не показал вам? – Она снова стрельнула взглядом в том же направлении. – Оттуда даже есть дорога прямо на утес. Ступени вырезаны в скале. Они ведут к морскому донжону.

Мара сглотнула.

– Морской донжон?

Она вздрогнула и потерла руки. Боже, морской донжон – это звучало, как в шотландском средневековом любовном романе.

Но Айлса слегка кивнула.

– Ох, ну в общем, на самом деле, это морская пещера, которая обычно служила камерой пыток. – Она сделала паузу, голос звучал, как у заговорщика. – Я никогда не спускалась туда, но старики рассказывают, что трещина в полу пещеры открывается в глубокое помещение. Возможно, оно было темницей. Понимаете, когда наступает прилив, любой может там утонуть.

– Как ужасно.

– Это только легенда. – Айласа пожала плечами. – Кроме того, даже если эти истории правдивы, темница не использовалась веками. Я сомневаюсь, что за последние годы кто-то вообще спускался вниз по утесу. Ступеньки слишком скользкие и крутые, чтобы быть безопасными. Никто не отважится воспользоваться ими.

Ха! Мара почти фыркнула.

Она точно знала, кто пользовался этими ступенями, и даже не сомневалась.

Прежде чем сесть и поесть, она дождалась, пока уйдет Айласа. Хотя обильный завтрак слегка остыл, она намеривалась очистить тарелку полностью. Утренние планы изменились, поэтому ей потребуются дополнительные силы.

Вместо того, чтобы исследовать внутреннюю часть Рэйвенскрэйг Кастл, как предполагала, она познакомится с его донжоном.

Она сделала глубокий выдох. Что-то подсказывало ей, что там она найдет своего незваного ночного гостя. И когда это произойдет, она покажет ему, что в его игру могут играть двое. Уже чувствуя себя значительно лучше, она налила чашку тепловатого чая.

На сей раз, именно здоровяк будет тем, кого застанут врасплох.

И она желала насладиться его неудачей.

Упершись руками в зубчатую стену башни Рэйвенскрэйга, Алекс наклонился вперед и следил за утомительным спуском девчонки Макдугалл по острым выступам утеса. Она тщательно выбирала дорогу, и, казалось, знала, что один неверный шаг – и она покатится вниз по гладким сырым ступеням, устремляясь вниз со смертельной точностью прямо на острые, как бритва, скалы – в водяную могилу, где ее смогут оплакать только морские птицы и призрачный туман.

Естественно, он не стал бы горевать.

И по понятным причинам. Так что, прищурившись, он глядел на нее, не чувствуя ни капли жалости.

На самом деле, он почти насмешливо гикнул.

Только Макдугалл может быть настолько безрассудным, чтобы спускаться по предательским ступеням, надев подобную нелепую обувь.

Если эти непрочные черные штучки вообще можно назвать обувью.

– Дьявол ее забери, – кипятился он, хмурясь ей в спину.

Даже у ее собаки ума больше.

Несчастное животное, Бен, как узнал Алекс, отказывался следовать за ней через щель в стене парапета. Но пес не ушел с дорожки на стене. Вместо этого, он расположился перед одной из амбразур и пристально наблюдал за ведьмой.

Пес просто не сводил с нее глаз.

Но что еще хуже, несколько раз взгляд его подслеповатых глаз останавливался на нем. Один раз он даже махнул своим пушистым хвостом – пока Алекс не посмотрел на него в ответ.

Вот и сейчас он уставился на Алекса, но тот не обращал на собаку внимания, а, стиснув зубы, наблюдал за хозяйкой этой скотины. Когда-то, в другой жизни, он любил собак. У него даже была одна, особенная. Рори следовал за ним в каждое сражение и отдал свою жизнь, защищая жизнь Алекса.

Но теперь он избегал собак.

Было слишком больно, когда их короткие жизни заканчивались, а он жил дальше.

Нелегко было осознавать, что многие собаки теперь боятся его. И то, что именно пес Макдугаллов оказался одним из нескольких за многие столетия, кто выказал к нему свой интерес, раздражало до крайности.

Не смотря на то, что в этом старом животном было что-то от Рори, отчего у Алекса щемило сердце, а это ему совсем ни к чему.

– Оставайся там, – предупредил он Бена, когда тот направился к нему. – Я не хочу знаться с тобой.

И с твоей хозяйкой, этим чертовым отродьем.

Последнего он не произнес, потому что доверчивые карие глаза собаки лишили его возможности плохо говорить об этой девке в пределах слышимости животного.

– Будь проклят Колин Макдугалл и все дни в этом месте, – прорычал он, поражаясь, почему таким негодяям всегда так дьявольски везет.

И из всех Макдугаллов, с которыми он сталкивался, она была худшей. Огненноволосая девчонка имела лицо ангела, рот торговки рыбой и тело сирены.

А ее душа была чернее, чем задница ведьмы.

Но еще больше раздражало, что эта девчонка с изящным телом чувствовала, что он смотрит на нее. Сейчас, в этот самый момент. Почему еще она так неприлично дергает бедрами, если не задумала лишить его присутствия духа?

Или заставить быстро стать таким же твердым, как гранит, от страстного желания обладать ею? Глубоко утонуть в ней, погружаясь в сочный женский жар и выходя обратно, пока не будет удовлетворена ее страсть и каждое ее самое неприличное желание.

Не говоря о его собственном.

– Будь проклят влажный жар женщины и соблазн ее тугого, бархатного… очарования. – Алекс прошипел эти слова, прижимаясь руками к холодному, шероховатому камню зубца. – Я-не-хочу-эту-волчицу-Макдугаллов.

– Ты так утверждаешь, – пропел позади него знакомый голос. – Но, может, ты забыл самые простые принципы благородного человека? Или тебя не беспокоит, если девушка потеряет опору и полетит прямиком к смерти?

Алекс резко развернулся. Хардвик де Стадли стоял не далее, чем в двух шагах, с фальшивым страданием на своем красивом лице.

– Девушка? – Алекс почти подавился. – Клянусь, что эта шлюха не знает значения этого слова.

– А ты откуда знаешь? – Хардвик прищелкнул языком. – Некоторые сказали бы, что ты осуждаешь ее слишком энергично, мой друг.

– Кх-м-м, – прочистил Алекс горло и прищурился. Он не станет унижать себя комментариями на это смехотворное замечание.

Он удовлетворился презрительным хмыканием.

Потом перекинулся на проблему друга. Из-за ночных авантюр у Хардвика совсем размягчились мозги, и это было по-настоящему грустно.

Алекс обладал более прочным характером.

И сдержанностью.

На него не повлияют вихляния и покачивания круглой, красивой попки. Или дразнящие подпрыгивания пышных грудей. Полных, с жесткими сосками Макдугалловых сисек, наполненных, как он был уверен, ядом – если он будет достаточно глупым, чтобы пососать их!

А вот Хардвик, казалось, был готов испробовать ее соски и даже больше.

– Ах-х-х, искупаться бы в этих локонах, – объявил этот гад со вздохом удовольствия. – Погрузиться в…

– Ты хуже, чем олень во время гона. – В Алексе вспыхнула горячая искра гнева. – Нет, целых двадцать озабоченных оленей, – добавил он, проследив за взглядом друга.

И немедленно пожалел о своей глупости.

Эта распутница стояла к ним в профиль, на середине каменной лестницы. Она расколола волосы, позволив им упасть вокруг плеч блестящими медными волнами. Что еще более возмутительно, она запустила руки в сверкающие локоны, позволив шелковым прядям струиться сквозь пальцы, как чистое золото.

Потом, словно зная о своих зрителях, она снова закрепила волосы с медлительностью, безусловно нацеленной на совращение. И свою работу она сделала хорошо. Каждое осторожное движение ее пальцев заставляло ехать вверх ее тесный, как ножны, топ, оголяя упругую, кремовую кожу. Святые угодники, даже ямочка ее пупка выглядела бесстыдной и распутной!

Алекс застонал.

И выдохнул богохульство.

Ее остальная одежда мало что оставляла для воображения. Черный тонкий материал топа неприлично облегал груди, ясно демонстрируя их спелость, а прилипшие к телу брюки привлекали внимание к чувственному изгибу бедер и округлой, хорошей формы попке.

Самой сладкой, какую он когда-либо видел.

Он тот час же вспомнил, как бросал взгляды на рыжие завитки между ее бедер, как ее ступня двинулась вверх по ноге, давая ему лучший обзор. Сердце Алекса медленно забилось, во рту пересохло, и все тело натянулось.

Он отказывался признавать свое состояние.

Он предпочел бы умереть второй раз, чем позволить этой шлюхе Макдугалл пробудить в нем страсть.

К счастью, заливистый смех охладил его желание.

– Ха, Дуглас, да ты – развратник! – Хардвик с силой хлопнул его по плечу. – Твоя нужда написана на тебе. Возможно, теперь ты ответишь на мой вопрос?

Игнорируя его, Алекс смотрел на край парапета, глядя, как девушка достигла основания ступеней. Он дождался, когда она исчезнет за изгибом утеса, и развернулся к другу.

Сложив на груди руки, он принял самый свирепый вид. Ему было понятно, какой вопрос имел в виду Хардвик, и он не собирался отвечать на него.

Даже себе.

– Не думай, что твое молчание одурачит меня, – развлекался Хардвик. – Мы с тобой делили слишком много женщин. И ты никогда не лишал меня удовольствия посмотреть на обнаженную грудь хорошенькой шлюхи.

Алекс напрягся:

– И что?

На лице Хардвика отразилось веселье.

– На самом деле, вместе мы наслаждались гораздо большим, чем голые груди.

Губы Алекса сжались в упрямую, жесткую линию.

Его друг взвыл от смеха.

– Ты превратился в шута, – вспыхнул Алекс. – И трещишь языком больше, чем старуха.

Не обращая внимания на неровности, Хардвик присел на зубец стены.

– Не бойся, что я сорву твой сладкий цветок, если ты признаешься, что хочешь ее, – сказал он, изучая свои кулаки. – Я обнаружил, что в настоящее время мне нравятся черноволосые шлюхи. Однако, покувыркаться с…

– Ты кувыркнешься со своего насеста на этой стене, если не прекратишь дурацкий лепет.

– Лепет? – Хардвик встал, отряхнул обтягивающие лосины. – Раз у тебя дурное настроение, я ухожу.

Алекс кивнул, уставившись на горизонт.

– Хорошо, что ты следишь за морем, мой друг. – Хардвик хлопнул ладонью по плечу Алекса, все его веселье ушло. – Не позволяй девчонке оставаться на берегу слишком долго. Приливы здесь вероломны. Особенно, если она будет застигнута врасплох.

Алекс почувствовал, что краснеет, шее над воротничком стало тесно.

– Моя задача стала бы проще, если волны унесут ее.

– И какая же это задача? – в словах Хардвика слышалось веселье. – Удержать ее подальше от твоей драгоценной кровати … или заполучить ее туда?

Алексу потребовалась лишь доля секунды, чтобы придумать уничтожающий ответ, но его друг уже исчез. Там, где за мгновение до этого, крепкая хватка Хардвика согревала его плечо, теперь ощущалась лишь холодная ласка свежего морского ветра.

Но насмешки Хардвика эхом отзывались в мыслях, когда он впился взглядом в зазубренные скалы далеко внизу, наблюдая за длинными, пенистыми волнами, разбивающимися о них. Он вздрогнул, вцепившись рукой в спутанные ветром волосы.

Ему показалось, что устланная водорослями полоса камней вдоль утеса стала уже, чем за мгновение до этого. Было ли это из-за его разыгравшегося воображения или из-за предостережений Хардвика?

И почему эта искусительница Макдугалл не возвращалась? Разве она не понимала, как опасно там, когда начинается прилив? Вообще, куда она пошла? Даже ее пес поскуливал теперь, вышагивая в тревоге по зубчатым стенам. Хуже того, животное продолжало поглядывать в его сторону, пронзая взволнованным видом и умоляющим взглядом.

Делая вид, что не смотрит на собаку, Алекс поправил плед, растрепанный яростным ветром, и оглядел крошечную полосу береговой линии, но девушки не увидел.

Она растворилась, словно Хардвик.

Алекс ругнулся и глубоко вздохнул.

Какое ему дело, если она исчезнет?

Ей воздалось бы по заслугам и это решило бы все его проблемы, если ее действительно унесет море. И она встретит ту водяную могилу, которую он нарисовал для нее в своем воображении.

Так почему же эта перспектива не радовала его? И почему все возрастающий рев волн заставил его захотеть кинуться вниз по крутым каменным ступеням, чтобы спасти ее?

Почему он тревожится?

Потому что был самым большим дураком во всем Хайленде, ответил он себе, уже мчась вниз по ступеням, перепрыгивая сразу через две.

Мара сделала несколько шагов внутрь морской пещеры и остановилась, решив, что никогда не видела таких влажных, черных камней. Или слизи. Зеленая слизь зловеще мерцала в мелких лужицах воды, больше всего ею были покрыты стены пещеры. Она тихо присвистнула и огляделась, ее глаза расширились. Пещера была самым жутким местом, которое она когда-либо видела.

Сырая и холодная, она уходила глубоко в скалу – лишенный света мрачный мир, наполненный запахами моря. Зловонными запахами, поскольку в отличии от свежего острого аромата, который обычно ассоциировался у нее с океаном, в морской темнице Рэйвенскрэйга разило гниющими морскими водорослями и дохлой рыбой.

Наморщив нос, она вздрогнула, надеясь, что это действительно дохлая рыба испускала такое зловоние. Тем не менее, со стен, отливающих зеленью, свисало множество ужасных ржавых цепей и скоб.

Слава богу, на отвратительных средневековых пыточных приспособлениях росли бесчисленные моллюски, и каждое крошечное ракообразное существо служило заверением, что столетия прошли с тех пор, когда ее предки использовали эту пещеру для своих истинных целей.

И при этом не похоже, что за прошедшие годы здесь кто-то бывал.

Она нахмурилась и слегка толкнула цепь, наполовину похороненную во влажном песке.

Мара была уверена, что именно эту комнату ужасов использовал горячий шотландец как потайное место. Она снова вздрогнула и потерла руки от холода. Он был тем, кого она не возражала бы увидеть висящим на железных скобах в стене, а еще лучше, чахнущим в яме донжона.

Средневековая потайная подземная темница.

По спине пробежала небольшая волна возбуждения. Ей было кое-что известно о потайных темницах. Иногда из-за формы, которую они имели, их называли бутылками, и оттуда нельзя было сбежать.

У Мары перехватило дыхание, а руки покрылись гусиной кожей. Она догадывалась, что находилась близко к одному из них. Без света и огораживающих канатов, которые применялись для обозначения таких мест в переполненных туристами замках.

Это был ее замок. И донжон ее клана.

Может быть, даже один из людей великого Роберта Брюса погиб там, внизу. Подобная возможность существовала. Любой, кто изучал историю Шотландии, знал, что Макдугаллы были одними из злейших врагов Брюса.

Мара глубоко вздохнула.

– Один из людей Брюса, – прошептала девушка, воображение заработало в полную силу, эта мысль возбуждала.

Побуждала ее к действиям.

Сердце грохотало, когда она осторожно подошла поближе. Зловещая щель, тянулась по полу пещеры, неодолимо маня к себе. Она заглянула через край, но увидела только черноту. Зажмурившись, она пожалела, что не захватила фонарь. Однако, сразу отбросила эту идею. Лучше не видеть то, что скрывает темнота.

О чем она по-настоящему жалела, так это о том, что не надела другие ботинки.

Начался прилив. Вокруг лодыжек уже кружилась ледяная морская вода, а ветер швырял в лицо жалящие брызги пены, каждым новым порывом обжигая глаза.

– Проклятье, – пробормотала она, быстро моргая.

Она отступила назад от подземной темницы, раздраженная хлюпающими звуками своих шагов по морскому песку.

У нее не было сомнений в том, что ее ботинки погибли, но она не собиралась снимать их. Снова нахмурившись, Мара отбросила с лица слипшуюся сырую массу волос. Каким-то образом она потеряла заколки. И не намеривалась увеличивать свои страдания, шлепая босиком по кучам вонючих морских водорослей, и кто еще знает, что там.

Хотя ее сырые мокасины не сильно защищали. Не успела она посмотреть на них, как сзади под колени ударила холодная волна. Ступни заскользили на чем-то, и ноги разъехались.

– О-о-х! – закричала она, молотя руками по воздуху, когда мир наклонился, а затем шлепнулась на попку в какую-то липкую массу.

От всплеска лицо окатило морской водой, а через секунду в спину врезалась еще более мощная волна, толкая ее вперед, прямо к трещине в полу пещеры.

Зияющая дыра вдруг стала выглядеть намного шире, чем казалась до этого.

– О, не-е-т! – Она боролась против стремительного потока, царапая песок и хватаясь за скользкие стебли водорослей. – Кто-нибудь, помогите! Пожалуйста!

Но никто не пришел.

Только равнодушный прилив, грохочущие волны, каждая из которых подталкивала ее ближе к морскому донжону.

– О, не-е-е-т, – снова завопила она, ощутив, как песок под ней сместился, отказывая ей в поддержке.

Сердце Мары остановилось, от ужаса она не могла дышать. Яма донжона маячила прямо перед ней!

Она закрыла глаза, не в силах смотреть, как мир исчезнет, но когда она уже почти скользнула за край, кто-то схватил ее, поднимая в воздух. От грубой хватки ее спасителя воротник врезался в горло, сдавливая его, в то время как голова закружилась от облегчения, а перед глазами завертелись звезды.

Она с трудом дышала, сражаясь за каждый глоток воздуха, и ее избавитель ослабил хватку. На один ужасный момент она зависла над морской западней, ее черный зев смотрел на нее снизу, пока мужчина не швырнул ее поперек своего широкого мускулистого плеча.

Бессвязно бормоча, она висела вверх тормашками, ее легкие горели, а груди ударялись о завернутую в плед спину мужчины, когда он зашагал из пещеры. По крайней мере, она надеялась, что он делает именно это. Ее глаза жгло слишком сильно, чтобы знать наверняка.

Кровь прилила к голове, вызывая головокружение.

Она прерывисто вздохнула.

– Сп-пасибо. Большое. Но теперь вы можете меня поставить.

Проигнорировав ее, мужчина только заворчал. Потом резко усилил захват. Она пыталась вырваться на свободу, но его хватка была железной. Он даже обхватил ладонью ее ягодицы, почти расплющив о свое плечо определенную часть ее тела.

Ее лицо запылало. Для такого рода возбуждения было не время и не место.

– Эй, следите за руками, мистер! – запротестовала она, пытаясь вывернуться. – Лучше поставьте меня.

Как будто она говорила со стеной. Вместо того, чтобы освободить, он просто слегка передвинул ее и продолжил путь из пещеры и дальше вдоль основания скалы. Каждый стремительный шаг заставлял его пальцы более тесно прижиматься к интимным частям ее тела.

Фактически, его рука уже находилась между ее ног!

Умышленно или нет, но его пальцы скользили по ней. Интимное прикосновение начинало беспокоить ее. Особенно, когда один из пальцев коснулся чрезвычайно чувствительного местечка. Мара дернулась, резкие приливы возбуждения пронзили ее самую нежную плоть.

– Опусти-меня-вниз, – зашипела она, стараясь не реагировать на ощущения, вызванные поглаживанием пальцев. – Немедленно.

Но когда он продолжил идти – и потирать ее – она поняла, что должна сделать.

Она не просто так выросла на захудалых улицах Филадельфии.

– Простите – я знаю, что вы спасли мне жизнь, – сказала она, подразумевая именно это.

Но достаточно – значит, достаточно.

Она как можно шире раскрыла рот и вцепилась зубами в спину мужлана.

– О-о-о-о-х! – он замер, а она, вывернувшись, как следует пнула его в голень.

Отступив назад и подняв сжатые в кулаки руки, она приготовилась к нападению. Не сказать, что она ожидала от него этого. Не сейчас, когда ублюдок прыгал на одной ноге, поджав другую.

Чувствуя себя, как провинившийся ребенок, она искоса наблюдала за ним, пытаясь прочистить глаза, чтобы лучше видеть. Болели они или нет, но она все же разглядела плед, в который с небрежным изяществом он был завернут, и украшенный драгоценными камнями кинжал, заткнутый за широкий кожаный ремень.

Это был он!

Тот самый горячий шотландец!

И выглядел так, будто вышел из одной из любимых книг отца о кланах Хайленда.

– Вы! – Она глядела на него во все глаза. – Как вы смеете преследовать меня!

Он вернул ей злой взгляд.

– Увы, это мое безумием, из-за него я решил, что ты в опасности, – прохрипел он, все еще сжимая голень.

– Ваше безумие? – Мара уперлась руками в бедра. – У вас действительно удивительный способ выражаться. В этом я вам уступаю. Но кто вы?

– Сэр Александр Дуглас, – произнес он с запинкой. – Рыцарь Шотландского королевства.

Мара мигнула. Все было хуже, чем она предполагала. Не потому, что он утверждал, что был рыцарем. Каждый знал, что в рыцари посвящали и теперь.

Особенно, известных певцов и кинозвезд.

Нет, это из-за манеры, с которой он заявил о себе. Это вызвало у нее нервную дрожь. Да еще эта его старомодная одежда горцев.

Все выглядело так, будто он действительно являлся настоящим рыцарем.

Реальным средневековым рыцарем со сверкающими доспехами, большим мечом и конюшней боевых коней.

Мара сглотнула.

– Вы – безумец.

– Да, я такой, – прошипел он, отпуская ногу. – Что, по большому счету, может быть опасно и для тебя.

– Не подходите ближе, – предупредила она, когда он захромал вперед. Его плед колыхался на ветру. – Оставьте меня в покое, и никто не узнает, что я вас видела. – Она медленно начала отступать к утесу. – Только уйдите.

– Ради всех святых! – он последовал за ней, насупив брови. – Ты думаешь, что я желаю находиться здесь?

– Просто я знаю, кто вы есть – и это мне не нравится! – ответила она, ее пульс был бешеным.

Она вспомнила уловку, которую узнала на игровых площадках Филадельфии, и, зачерпнув горсть песка, бросила ему в лицо.

– Адское пекло! – проревел он, растирая кулаками глаза. – Вероломная сука! Проклятое отродье Макдугаллов!

Мара не стала дожидаться, чтобы услышать больше. Развернувшись, она помчалась с такой скоростью, на какую были способны обутые в сырые мокасины ноги. Никогда в жизни она не стала бы болтаться вокруг, ожидая, когда он придет в себя.

Однако, добравшись до ступенек на стене, она обернулась и глянула через край парапета.

Заклятого врага нигде не было.

Он снова исчез, вероятно, вернувшись в морскую пещеру. Не имеет значения. Теперь ей известно, как он проник в комнату. Если он снова попытается сделать подобную глупость, то будет удивлен.

Она на засов закрыла дверь, ведущую на замковую стену.

Если бы только ей удалось изгнать его образ из мыслей. Ту дрожь, что он вызывал одним своим взглядом, или трение пальца, двигающегося по кругу.

Безумный или нет, у нее перехватывало от него дыхание.

И он был единственным мужчиной, который … зажег ее.

Плохо, что он не из мрамора. Представьте себе мужчину, который думает, что он – рыцарь.

Вроде Ланселота или короля Артура.

Мара выдохнула. Она никогда не слышала ничего более смехотворного.

Или восхитительного… как это заявление.