Слейтер едва сдержался, чтобы не потереть бровь, и сосредоточился на лицах и позах своих соперников. Ставка была самой высокой за всю ночь, и он намеревался выиграть. Вот если бы только голова не подвела его и перестала болеть.
Слейтер иногда отказывался играть в фараона, чтобы помочь Эндрю с деньгами, потому что предпочитал покер. Фараон чем-то напоминал рулетку – ведь выигрыш был делом случая, если только игроки не пытались жульничать. Покер же был гораздо более сложной игрой, победу в которой одерживал более искусный, а не более удачливый игрок. Соперники должны были тщательно контролировать свои движения и выражение лица. Слейтер научился улавливать особенности своих соперников и точно угадывать, блефуют ли они и насколько хороши оказавшиеся у них на руках карты. Он также тщательно работал над собой, чтобы остаться для остальных игроков загадкой и сохранить непроницаемое лицо. Эндрю обучил Слейтера тому, как обернуть ситуацию в свою пользу. Но он всегда повторял, что знания эти нужны для того, чтобы вычислить шулера, а не стать таковым.
Игрок, сидевший справа от Слейтера, выругался и бросил карты рубашкой вверх. Слейтер посмотрел на единственного оставшегося в игре. Весь последний месяц Билл Чемберс играл за столом Слейтера, когда бывал в «Алой подвязке». Часто проигрывал, но, к счастью, он был владельцем ранчо и почти тысячи голов скота.
– Играете или выходите, Слейтер? – раздался скрипучий голос хозяина ранчо.
Слейтер внимательно посмотрел на Чемберса, заметив, как его правый мизинец еле заметно поглаживает карты. Так было всегда: если Чемберс блефовал, его мизинец неизменно начинал скользить по картам. Слейтер уже давно приметил эту его особенность.
Слейтер прищурился и уголки его губ опустились.
– Мне кажется, вы блефуете. Поднимаю ставку до десяти.
Ноздри Чемберса еле заметно задрожали, но – Слейтер отдал ему должное – он больше ничем не выказал своего волнения.
– Прекрасно. Десять так десять.
Трое мужчин, выбывших из игры ранее, теперь в молчании наблюдали за происходящим, переводя взгляды с горки фишек на столе на лица оставшихся игроков.
Слейтер с трудом подавил вздох вкупе с желанием закатить глаза. И подвинул свои фишки на середину стола.
– Открывайтесь.
Он почти физически ощущал повисшее над столом напряженное ожидание. Чемберс вздернул подбородок и выложил на стол свои пять карт. Простая пара. Как Слейтер и ожидал.
Он положил руку на стол.
– Флешь.
Лицо Чемберса побагровело, и все же он нашел в себе силы рассмеяться.
– Черт возьми, Форрестер! Я думал, что «сделал» вас на этот раз. Что меня выдало?
Слейтер криво усмехнулся.
– Вы ведь не думаете, что я раскрою вам свои секреты?
– Я знаю, что вы не мошенник. Я их довольно повидал на своем веку. – Чемберс покачал головой. – Но когда-нибудь я найду ответ на свой вопрос. – Коренастый хозяин ранчо поднялся из-за стола. – Хватит. Сегодня я уже достаточно проиграл.
После того как Чемберс ушел, остальные игроки тоже встали и, извинившись, направились к бару пропустить стаканчик-другой виски.
Слейтер посмотрел на карманные часы. Без четверти два. Несмотря на столь поздний час, в заведении оставалось еще достаточно народу. Он обвел взглядом подвыпивших ковбоев, танцующих с девушками, и заметил среди них Глори. Руки обнявшего девушку партнера блуждали по ее спине, и вскоре его грубые пальцы обхватили ее округлые ягодицы. Глори вернула руки нахала на место, но они вновь скользнули вниз.
Слейтер ощутил растущее в груди раздражение. Ковбой вовсю пользовался неопытностью Глори. Посетители знали правила – никаких непристойностей во время танца. Вот наверху – пожалуйста. Если, конечно, девушка захочет подняться с клиентом наверх.
Слейтер сгреб со стола фишки, а потом, не спеша, подошел к бару и передал выигрыш Данте.
– Я смотрю, у тебя сегодня удачный вечер, – заметил бармен, убирая мешок с фишками под стойку.
Пожав плечами, Слейтер перевел взгляд на Глори.
– Неплохой.
– Может, напомнишь джентльмену правила заведения? – произнес Данте:
Слейтер повернулся к нему, придав лицу вежливое выражение.
– Ты умело скрываешь свои эмоции за игральным столом, дружище, но, когда смотришь на это чистое существо, твои глаза говорят красноречивее слов, – усмехнулся Данте.
Слейтер не стал ничего отрицать. Данте за своей стойкой читал настроение и мысли людей так же легко, как Слейтер за игральным столом.
– Сомневаюсь, что она так уж непорочна, – сухо произнес Слейтер.
– Я говорю не о теле ее, а о душе.
Музыка смолкла, и девушки увлекли своих кавалеров к стойке, чтобы те купили им по стаканчику фирменного напитка. Данте пожал плечами, словно извиняясь, и отправился разливать напитки.
Партнер Глори поволок девушку к бару. Он обнимал ее за талию своей громадной рукой, крепко прижимая к себе. Глори посмотрела на Слейтера. В этот момент она напомнила ему потерявшегося ребенка.
Слейтер давно взял себе за правило ни во что не вмешиваться, но сегодня о правилах было забыто. Он подошел поближе к партнеру Глори. Слейтер и раньше видел этого ковбоя. К его обвислым, мокрым от виски усам пристали куски жевательного табака. От него исходила такая вонь, словно он мылся и стирал одежду не более одного раза в месяц.
– Уберите руку от леди, – произнес Слейтер, «Иначе я сам это сделаю».
Глаза ковбоя налились кровью.
– Я покупаю ей напиток, стало быть, она моя. – Из его рта разило табаком, пивом и гнилыми зубами.
– Вы знаете правила. Никаких непристойных прикосновений, – спокойно произнес Слейтер, хотя в его душе бушевал гнев.
Ребекка поморщилась, когда мужчина еще крепче схватил ее за талию. Она хотела отвернуться от его отвратительного лица и еще более отвратительного дыхания, но тогда она не смогла бы видеть Слейтера, от которого меньше всего ожидала помощи.
– Не тебе указывать, что мне делать. Я купил ей вина и не отпущу, пока она будет его пить. Вот это правила. – Ковбой был настроен крайне враждебно. Несмотря на то что он был на несколько дюймов ниже Слейтера, под тканью его давно не стиранной рубашки угадывались тугие мускулу, а вовсе не жир, как могло показаться на первый взгляд.
– Правила заведения гласят, что к девушкам следует относиться с уважением. – Слейтер выразительно посмотрел на руку грубияна, покоящуюся под грудью Глори.
Несмотря на жилистое телосложение, которое не мог скрыть костюм, Ребекка боялась, что Слейтер не сможет противостоять мужчине с такими громадными руками и похожей на бочонок грудью.
– Я сама могу о себе позаботиться, – произнесла Ребекка, силясь вырваться из стальных объятий мужчины и набрать в свои измученные легкие воздуха.
Голубые глаза Слейтера прожгли ее насквозь, и горящий в них огонь непременно заставил бы Ребекку охнуть от испуга, если бы только она могла вдохнуть. Ее ноги и руки обдало жаром, кожу закололо, а внутренности пронизала чувственная дрожь.
– Не сомневаюсь в этом, мисс Глори, но правила заведения весьма недвусмысленно запрещают непристойное поведение. – Слейтер не отрывал взгляда от лица Глори, хотя его слова явно предназначались ее спутнику.
– Какие-то проблемы? – раздался властный голос Эндрю.
– Ничего, с чем бы я не мог справиться, – ответил Слейтер. При этом его голос напомнил Ребекке глухое рычание.
Партнер слегка ослабил хватку.
– Нет, мистер Карни. Никаких проблем.
Эндрю обратился к Ребекке, хотя внимательно смотрел на ковбоя:
– Допивайте, Глори. Пора спеть еще несколько песен.
Смутившись, но вместе с тем испытав облегчение, девушка кивнула и допила свой чай.
– Спасибо за танец и напиток, – процедила Ребекка сквозь зубы.
Ковбой коротко кивнул и, бросив еще один гневный взгляд на Слейтера, удалился.
– Что случилось? – спросил Эндрю у друга.
– Ничего, – ответил тот, словно мальчишка, которого застали за подглядыванием в окно спальни.
Не поняв нежелания Слейтера отвечать, Ребекка пояснила:
– Мой партнер повел себя не совсем корректно, и Слейтер попытался воззвать к его совести.
«Если кого-то из посетителей этой обители порока вообще можно назвать поборником корректного поведения».
– Касси объяснила наши правила, не так ли? – спросил Эндрю.
Ребекка сдвинула брови.
– Нет. Я не думала, что в подобном заведении существуют какие-либо правила. – Лицо девушки вспыхнуло от смущения, когда она поняла, что сказала не то. – Я вовсе не…
– Я понял, что вы хотели сказать, – невозмутимо произнес Эндрю. – И все же посетители знают, что должны обращаться с работающими здесь девушками учтиво и обходительно. Если это правило не соблюдается, их просто выпроваживают вон. – Эндрю повернулся к Слейтеру: – Значит, ты спас мисс Глори?
Слейтер нахмурился.
– Я просто хотел убедиться, что клиент знаком с нашими правилами.
Эндрю в упор смотрел на приятеля, в то время как Ребекка переводила недоуменный взгляд с одного на другого. Было ясно, что они уже давно знают друг друга. Или же такое впечатление складывалось потому, что оба они были игроками? Или хранили какую-то тайну?
– Глори, пора петь, – мягко напомнил Эндрю.
Встряхнувшись, Ребекка кивнула. Нервно пригладив подол платья, она встала рядом с Саймоном и пробежала глазами по списку песен, пока негр играл жигу.
– Может, вот эту? – спросила Ребекка у Саймона. Пианист неуверенно посмотрел на девушку.
– Вы уверены, миз Глори?
Ребекка пожала плечами, стараясь скрыть собственную неуверенность и внезапно охватившую ее острую тоску по дому.
– Возможно, она немного успокоит собравшихся здесь дикарей.
Глаза Саймона блеснули, и когда Ребекка запела под его аккомпанемент, в зале все стихло. Грубые мужчины, которые пили и ругались так, словно завтра для них никогда не наступит, вдруг затихли и разом повернулись к Глори, забыв о картах, виски и даже женщинах.
– «Я тоскую по своей матери. Когда в памяти возникают воспоминания, я тоскую по своей любимой матери и дому».
Собственные воспоминания Ребекки лишь добавляли песне эмоциональности.
Она продолжала петь, в то время как ее взгляд скользил по ожесточенным лицам сидящих в зале мужчин. Ей было странно видеть, как в их взглядах вспыхивала тоска и они уносились мыслями прочь из этого пропитанного табаком и грехом салуна. Но ведь у всех у них были матери и любимые, заботящиеся о них, прежде чем они стали теми, кем стали. Для большинства из них мать была единственной женщиной, к которой они действительно питали уважение.
Размышления о матерях и детях напомнили Ребекке о Дэниеле, и ее голос дрогнул. Горло сдавило отчаянием, и слова застряли в нем, пока Ребекка боролась с навернувшимися на глаза слезами.
Ей с трудом удалось прошептать последнюю строчку душераздирающей песни Стивена Фостера:
– «Когда в памяти возникают воспоминания, я тоскую по своей любимой матери и дому».
Пальцы Саймона замерли на клавишах, и он поднял на Ребекку полные сочувствия карие глаза.
– Все в порядке, миз Глори? – спросил он похожим на тихий рокот голосом.
Ребекка покачала головой.
– Мне вдруг стало нехорошо.
Рядом с девушкой мгновенно оказался Эндрю.
– Что случилось?
– Миз Глори стало плохо, – пояснил Саймон, прежде чем Ребекка успела открыть рот.
Эндрю ласково положил руку на плечо девушки.
– У вас была длинная ночь. Ступайте в свою комнату.
Испугавшись, что Эндрю может уволить ее за то, что она не справилась с поставленной задачей, Ребекка замотала головой.
– Я могу продолжить.
Ее наниматель улыбнулся.
–. Почти два часа ночи. Заведение давно пора закрывать. Так что идите отдыхать.
– Но…
– Никаких «но». Ступайте. Вы ведь заставили этих больших плохих парней прослезиться. Это мало кому удается.
Ребекка помимо своей воли улыбнулась.
– Спасибо, Эндрю. В следующий раз не поддамся чувствам.
– Вы все сделали прекрасно, Глори. Поднимитесь по черной лестнице, чтобы посетители не заметили вашего ухода.
Эндрю поцеловал Ребекку в лоб, как целовал ее перед сном отец, когда она была ребенком, и глаза девушки наполнились слезами. Чтобы не осрамиться окончательно, она благодарно кивнула и скрылась за дверью, ведущей к потайной лестнице. Однако не удержалась и, на мгновение остановившись, поискала глазами пришедшего ей на помощь Слейтера.
Словно почувствовав ее взгляд, он поднял голову и в упор посмотрел на девушку. Потом в приветственном жесте поднял чашку с кофе, и Ребекка увидела в его взгляде нечто более острое и опасное, нежели во взглядах многочисленных партнеров по танцам, а именно – восхищение, смешанное с откровенным вожделением.
Словно боясь обжечься, Ребекка развернулась на каблуках и побежала по лестнице на второй этаж. В висках у нее стучало, а ноги подкашивались.
Оказавшись в комнате, она захлопнула дверь, схватила стул и подперла им дверную ручку. Но даже теперь Ребекка не чувствовала себя в безопасности. Доносящиеся до ее слуха приглушенные звуки пианино смешивались с криками и гиканьем подвыпивших посетителей. Им потребовалось совсем немного времени, чтобы забыть о матерях и вновь окунуться в водоворот удовольствий.
Ребекка принялась расхаживать по комнате, пытаясь успокоиться. Как ни старалась она подготовить себя к сегодняшнему вечеру, некоторые из партнеров по танцам, которые, казалось, понятия не имели об элементарной гигиене, повергли ее в ужас. А последний, с его жутким дыханием и похотливыми руками, оказался хуже всех.
Слейтер в его ладно подогнанном по фигуре костюме и белоснежной сорочке казался островком чистоты в луже грязи. Ребекка не знала, почему он решил прийти ей на помощь, но, несмотря на изумление, оценила этот жест по достоинству. Возможно, он просто добивался соблюдения правил. А может, за этим крылось что-то другое.
При воспоминании о знойном взгляде Слейтера сердце Ребекки отчаянно забилось. Но гораздо больше ее беспокоило и пугало давно забытое возбуждение. Выйдя замуж, Ребекка познала всю силу плотского желания. И вот теперь влечение к Слейтеру пугало ее и вместе с тем возбуждало. Но она не могла допустить, чтобы это чувство получило продолжение. Она замужняя женщина и серьезно относится к брачным обетам в отличие от Бенджамина.
Осознав, насколько сильно у нее болят ноги, Ребекка села на кровать и скинула туфли. Она подула на мозоли, образовавшиеся на пятках и больших пальцах. Разве она сможет завтра танцевать? И как это удается остальным девушкам?
Закрыв глаза и пытаясь унять растущую в груди панику, Ребекка начала делать глубокие вдохи. Ткань платья сдавила ее грудь. Стянув с себя оскорбляющий достоинство наряд, пропахший дымом, табаком и другими «ароматами», о которых даже думать не хотелось, Ребекка повесила его на крючок. По крайней мере выбранное ею платье не разозлило сегодня никого из девушек. На Джорджии было голубое платье, из-за которого чуть не случилась драка, и Ребекка не могла не признать, что в сочетании со смуглой кожей выглядело оно на ней сногсшибательно. Ребекка же предпочитала приглушенные тона, но, несмотря на это, мужчины роились вокруг нее, точно мухи вокруг сочного плода.
«Что я здесь делаю?»
Одинокая и несчастная, как никогда, Ребекка принялась искать столь дорогое ее сердцу белое крестильное платьице. Она уткнулась в него лицом и вдохнула слабый аромат – единственное, что осталось от Дэниела. Сдавленные рыдания обожгли ее горло.
«Я вернусь, как только отыщу твоего отца. Обещаю».
Слейтер наблюдал за тем, как Эндрю выпроводил последних двух пьяных и запер дверь на ключ. Его плечи были устало опущены, а ноги шаркали по пыльной соломе, устилавшей пол.
– Сегодня от гостей отбоя не было, – заметил Слейтер. Эндрю провел рукой по волосам.
– Слухи о мисс Глори быстро распространяются.
Фрэнк, широкоплечий вышибала, потащил на кухню сразу несколько пустых стаканов, где их мыл и вытирал четырнадцатилетний мальчишка Тоби. Он работал только в такие ночи, как эта, и Эндрю всегда следил за тем, чтобы кто-нибудь проводил его домой после работы.
– Я еще ни разу не видел, чтобы сразу столько взрослых мужчин готовы были зарыдать как дети, когда зазвучала последняя песня, – усмехнувшись, заметил Слейтер.
Эндрю пожал плечами.
– Каждый из нас хранит в сердце любовь к матери. Даже развращенные, сквернословящие пьяницы.
Почувствовав себя неуютно при воспоминании о собственной матери, Слейтер произнес:
– Если тебе интересно мое мнение, то скажу, что Глори не стоит больше петь эту песню. Похоже, она и ее разволновала.
Эндрю отвел взгляд, и у Слейтера зародилось подозрение, что друг что-то от него скрывает.
– У нее тоже была мать.
Была. В прошедшем времени.
– Стало быть, она умерла. А что отец?
– Тоже умер. – Эндрю вскинул голову. – Ты никогда не интересовался работающими здесь девушками. Почему же для мисс Глори сделал исключение?
Теперь настала очередь Слейтера отводить взгляд.
– Как ты уже сказал, она другая. – Он исподтишка посмотрел на друга и поморщился, когда тот понимающе улыбнулся. – Не пытайся искать в моих словах скрытый смысл, Эндрю. Ты же знаешь, я не из тех, кто связывает себя серьезными отношениями. И уж тем более с девицей из салуна.
– Не все такие, как Лидия.
Недостатком их с Эндрю совместной работы было то, что прошлые ошибки вылезали на свет в тот самый момент, когда Слейтеру казалось, что он запрятал их достаточно глубоко.
– Ты прав. Но Лидия преподала мне урок, который я не скоро забуду.
– И что же это за урок?
– Всегда убеждайся в том, что у твоей возлюбленной нет поблизости мужа.
Эндрю пожал плечами.
– Судя по тому, что я слышал, у Лидии имелись веские причины сбежать от него.
– Возможно. Но она должна была рассказать мне о них.
– А ты бы после этого охладел к ней.
Слейтер бросил на друга недовольный взгляд.
– Я не был в нее влюблен.
Эндрю рассмеялся.
– Ты был зеленым мальчишкой двадцати одного года от роду. Конечно, ты влюбился в нее. Как в свою первую женщину.
– А сколько раз влюблялся ты?
– Так часто, что сбился со счета.
Слейтер засмеялся. Добродушная шутка друга, как обычно, сняла охватившее его напряжение. Слейтер всегда помогал прибираться в баре после закрытия, хотя это и не входило в его обязанности.
– Я смотрю, у тебя сегодня неплохой выигрыш, – заметил Эндрю, поднимая стулья и ставя их на столы.
– А все благодаря Биллу Чемберсу. В один прекрасный день он поймет, как я догадываюсь о том, что он блефует.
– Расслабься: Чемберс слишком самонадеян, а посему твердо убежден, что ничем себя не выдаст. – Эндрю положил ладони на поясницу и потянулся. – Я говорил тебе, что с сегодняшнего дня всю бухгалтерию будет вести Глори?
Слейтер изумленно посмотрел на друга.
– С чего это вдруг?
– Она попросила дать ей возможность попробовать, и я пошел ей навстречу. А что, если она разбирается в бухгалтерии лучше меня?
– Она отхватит неплохой куш, танцуя, выступая с песнями и ведя бухгалтерию.
Эндрю пожал плечами.
– Ей нужны деньги. И немалые.
– Для чего?
– Это не моя тайна. Если она сочтет нужным тебе рассказать, то непременно сделает это.
Известие о том, что Эндрю знает о Глори гораздо больше, чем он, было точно соль на рану. Слейтер видел, как его друг по-отечески поцеловал Глори, прежде чем отослать наверх, и это свидетельствовало о том, что он, как и все остальные, был к ней неравнодушен.
Эндрю налил в чашки остывшего черного кофе и добавил в каждую добрую порцию виски из личного запаса.
– Спасибо, – натянуто произнес Слейтер, беря чашку из рук друга. Это была первая порция спиртного за весь вечер, и он смаковал каждый глоток. Алкоголь отчасти сжег раздражение, оставив лишь угольки, которые все еще тлели в душе Слейтера.
Друзья пили в молчании, прислушиваясь к постепенно стихающим крикам припозднившихся гуляк. Еще час – и над городом повиснет гробовая тишина.
Эндрю поставил пустую чашку на стойку.
– Тебе лучше держаться подальше от мисс Глори.
Неожиданное замечание породило в душе Слейтера очередную вспышку гнева. Эндрю никогда не предостерегал его от отношений со своими любовницами.
– Это почему еще?
– Просто поверь на слово.
Слейтер прищурил глаза, и тлеющие угли, превратившись в раскаленную добела ревность, опалили его кровь.
– Стало быть, ты уже уложил ее в постель.
Эндрю рассмеялся, чем немало удивил Слейтера.
– Увы… Она дала мне от ворот поворот.
Слейтер поразился тому, насколько всепоглощающим оказалось испытанное им облегчение. С каких это пор его стало волновать, кого именно соблазнил Эндрю?
– А ты не слишком-то радуйся, – проворчал Эндрю.
Внезапно ощутив себя невероятно великодушным, Слейтер похлопал друга по спине.
– Меня поразил тот факт, что леди оказалась способной противостоять твоему обаянию.
– Будь уверен, она действительно леди. – Эндрю вдруг стал очень серьезен, что было на него совсем непохоже.
Несмотря на высказанное им ранее замечание, Слейтер и сам начал в этом убеждаться. Безмолвная мольба Глори о помощи там, у бара, возродила в его душе желание защитить ее, чего он не испытывал уже много лет.
Слейтер помрачнел. Ни к одной женщине, даже к Лидии, он не испытывал ничего подобного, и это настораживало и беспокоило. Внезапно ему захотелось на свежий воздух. Слейтер схватил со стойки пиджак.
– Хочу прогуляться.
Эндрю кивнул.
Слейтер выскочил из бара на почти опустевшую улицу. Совсем скоро город накроет кромешная темнота. Он направился вниз по узкой улочке, обходя терпеливо дожидающихся у коновязей своих хозяев лошадей. Дыхание, вырывающееся из его рта, превращалось в пар, но Слейтеру не было холодно.
В памяти всплыло лицо младшего брата Рея. В последний раз он видел его двадцать пять лет назад. Слейтер отчетливо видел заплаканное лицо брата, прижатое к окну приюта, в то время как его самого увозили прочь новые родители. Тогда он пообещал Рею, что вернется и заберет его из этого холодного, чужого места. Но так и не сдержал обещания.
Возможно, обманывать надежды было семейной чертой Форрестеров. Крид обещал вернуться после того, как отомстит за смерть матери, но Слейтер больше никогда его не видел. А потом и сам не сдержал обещания, данного Рею.
Теперь же Слейтер вновь ощутил желание защитить слабого. На этот раз женщину, которую едва знал. Только теперь он стал старше и мудрее: никому ничего не обещал и не доверял тем, кто давал обещания.
Он старательно прогонял непрошеные мысли, как делал это долгими мучительными ночами в Андерсонвилле, и все убыстрял шаги. Вокруг не было колючей проволоки или часовых, которые могли бы его остановить, и демоны, терзавшие его душу, постепенно утихли. До следующего раза.