Вокруг не было ни души. Побитый старенький бежевый автомобиль Коннора стоял неподалеку от ее подъезда. Сжимая большим и указательным пальцами левой руки толстую сигару, владелец доисторического «кадиллака» в последний раз глубоко затянулся, бросил окурок на тротуар и затоптал его.

Когда он поднял голову, стало видно, что его осунувшееся лицо напряжено, а пристальный взгляд тяжел и мрачен. Таким Эрин его еще никогда не видела и с перепугу чуть не закричала. Коннор прищурился и криво ухмыльнулся, когда она зажала рот ладонью.

Опустив руку, она расправила плечи и с вызовом спросила:

— Зачем вы здесь? Что вам от меня надо?

— Нам надо серьезно поговорить, — глухо ответил Коннор. — Я как раз собирался позвонить в твою квартиру, но ты вдруг сама вышла из дома. Извини, если я тебя напугал.

Его густые песочные волосы стали заметно длиннее, чем были вдень их последней встречи на Кристал-Маунтин. Темные круги под изумрудными глазами говорили о хронической усталости. Он убрал упавший на лоб клок, и она заметила багровый рубец на его запястье.

Эрин опустила глаза и увидела на тротуаре три затоптанных окурка, — наблюдательность, свойственная ей, не раз выручала ее в трудную минуту. Кивнув на «бычки», она с подозрением спросила:

— Похоже, что вы долго крутились возле моего подъезда. Вы следите за кем-то? Уж не за мной ли?

Коннор покачал головой:

— Нет. Я просто пытался унять расшалившиеся нервы, вот и смолил одну сигару за другой.

— Неужели вам не хватило духу позвонить в мою квартиру? Разве я похожа на чудовище? — насмешливо спросила Эрин.

— Нет, хотя порой ты пугаешь меня до смерти, — с кривой ухмылкой ответил Коннор.

— Правда? — Эрин удивленно вскинула брови. — Это приятная новость! Я рада, что хоть как-то могу воздействовать на мужчину. В последнее время мне казалось, что никому до меня вообще нет никакого дела. Так о чем же вы собирались поговорить со мной? Судя по количеству выкуренных вами сигар, о чем-то ужасном. Откровенно говоря, мне все еще не верится, что я способна вас напугать. По-моему, я всегда была с вами вежлива и любезна.

— А ты вспомни, что наговорила мне при нашей последней встрече! Ты кричала, что больше не желаешь видеть меня, обзывала коварным ублюдком и жалким предателем.

— Неужели? — Эрин пожала плечами. — Я погорячилась. Извините. Таких обидных слов вы не заслужили.

Зеленые глаза Коннора вспыхнули. Переступая с ноги на ногу, Эрин добавила, сложив руки на груди:

— Но я заслуживаю снисхождения. Вспомните, какой кошмар мне тогда пришлось пережить…

— Да, ты действительно натерпелась страху, — промолвил Коннор, сверля ее взглядом. — Надеюсь, у тебя все нормально?

Эрин, давно отвыкшая от обычных вопросов о ее здоровье и благополучии, забыла, как принято отвечать в таких случаях, и выпалила:

— Вы битый час топтались у моего подъезда лишь ради того, чтобы спросить меня об этом?

Коннор нахмурил брови и покачал головой.

— Но тогда зачем же?

— Сперва ответь мне! — грубовато сказал он.

— Любопытный, однако, у нас получается разговор!

Она потупилась, но его глаза притягивали ее словно магнит и вынуждали сказать правду. Ей вдруг вспомнилось, что отец частенько называл Маклауда проклятым ясновидящим и нервничал в его присутствии. Коннор, как это ни поразительно, позже сыграл роковую роль в судьбе Эда Риггза. Что же уготовило провидение его дочери?

— Не отвечай, если не хочешь, — сжалился над ней Коннор. — У меня к тебе серьезное дело. Мы можем продолжить наш разговор в твоей квартире?

Отчетливо представив себя наедине с ним в своей крохотной спальне, Эрин попятилась и промямлила:

— Я собиралась проведать маму. Сейчас подойдет автобус…

— Я подвезу тебя к ее дому, — сказал Коннор. — Прыгай в машину, поговорим по дороге.

Час от часу не легче! Теперь ей предстояло оказаться в одной машине с этим язычником. Эрин стала бочком двигаться к автобусной остановке, говоря при этом:

— Нет, Коннор, только не сегодня. У меня расшалились нервы. Лучше оставьте меня в покое.

Она повернулась и побежала прочь. Он легко догнал ее, обхватил руками за талию и прохрипел:

— Выслушай меня, Эрин! Умоляю!

Чувствуя, как он прижимается к ней всем телом, она пронзительно завизжала:

— Не прикасайтесь ко мне! Я буду звать на помощь!

Он крепче стиснул ее в объятиях и прошипел:

— Пойми же, Эрин. Это не шутки! Новак сбежал из тюрьмы, тебе угрожает опасность.

В глазах Эрин потемнело, она бы наверняка рухнула без чувств на тротуар, если бы Коннор ее не поддержал.

— Я вам не верю! Как это могло случиться? Он сбежал один или вместе со своими дружками? — спросила она срывающимся голосом.

— Бежать ему, очевидно, помогли, — сказал Коннор. — Он захватил с собой двух своих помощников, один из которых, Габор Лукаш, тебе хорошо известен.

По спине Эрин пробежал холодок, ноги у нее подкосились, и она опять едва не упала в обморок.

— Тебе плохо? — обеспокоенно спросил Коннор, мягко кладя руку ей на сердце.

— Голова кружится, — пожаловалась она, стиснув пальцами его запястье. — Надо присесть на крыльцо.

Он помог ей сесть, присел рядом и обнял за плечи.

Дрожь пробежала по позвоночнику Эрин, словно по нему пропустили электрический ток. Она вздрогнула и сжала колени.

— Дыши глубже, — посоветовал ей Коннор. — Я не хотел тебя пугать, но ты должна знать правду.

— Зачем? — отрешенно спросила она. — Какая мне от этого польза?

— Раз уж ты предупреждена, ты сможешь принять меры предосторожности!

Она запрокинула голову и рассмеялась.

— Ты находишь это забавным? — с недоумением спросил он.

— Я просто представила, как буду жить за крепостной стеной под охраной целой армии телохранителей, — с горечью сказала Эрин. — Значит, этот кошмар, который я так упорно пыталась забыть, продолжается. Садист Новак настиг меня и готовится нанести новый сокрушительный удар. Увы, этого раунда мне уже не вынести. Я не в силах бороться, с меня довольно.

— Как можно так легко пасовать перед опасностью! Надо собраться с духом и сопротивляться! — с пылом возразил Коннор.

Она скинула его руку со своих плеч и резко встала.

— Собраться с духом? Вам легко это говорить, а вот я не уверена, что у меня достанет духу оплатить все долги, в которых погрязла моя несчастная мать. У нее отключили телефон! Она целыми днями лежит на кровати, повернувшись лицом к стене. А какой хаос царит в ее доме! Это просто кошмар!

Она уже почти кричала:

— Синди могут лишить стипендии за неуспеваемость! Я потеряла работу и продала машину! Кстати, вот и мой автобус! Передайте привет от меня всем нашим знакомым маньякам! Желаю вам приятно провести вечер!

Обдав их ядовитыми выхлопными газами, автобус остановился. Двери со злобным шипением открылись.

— Ты снова пугаешь меня, Эрин! — сказал Коннор.

— Я обязана расхлебать кашу, заваренную моим заблудшим отцом! — хлопнув его ладонью по груди, воскликнула она. — А вас я ни в чем не виню, он сам напросился в тюрьму.

— Вы будете садиться, мисс, или нет? — окликнул ее шофер.

Эрин впрыгнула на ступеньку, двери закрылись, и автобус плавно отъехал от тротуара.

На остановке остался один Коннор. Порывистый ветер трепал ему волосы, закручивал полы плаща вокруг его ног и пытался вынудить отвернуться. Но его суровое лицо словно окаменело. Эрин ощущала жгучий взгляд его изумрудных глаз, пока автобус не завернул за угол.

Лишившись зрительного контакта с Коннором, она выпустила поручень из пальцев и рухнула на сиденье. В салоне сидело много пассажиров, и внезапно ей подумалось, что среди них мог затаиться Габор. Однажды, полгода назад, он уже пытался ослепить ее своей обаятельной улыбкой. Она чуть было не закрутила с ним курортный роман, измученная затянувшимся сексуальным постом. Слава Богу, что ангел-хранитель удержал ее тогда от грехопадения…

Естественно, все подружки тоже обратили внимание на ловеласа, поедавшего ее масленым взглядом, и уговаривали ее перестать строить из себя недотрогу и разговеться. Она же твердила им в ответ, что его красота фальшива и что в действительности он вовсе не натуральный мед, а патока, отведав которой, хочется плеваться и полоскать рот. Но ее доводы не казались убедительными ее раскрепощенным подругам, они посмеивались над ней, обзывали ее трусливой монашкой, изнуренной постом и рукоблудием, и начинали сами строить Габору глазки.

Как же муторно ей было бы теперь, если бы тогда она отдалась этому подонку! Весь ее мир превратился бы в руины. Нет, она все-таки молодчина и вправе уважать себя за это.

Ни один из пассажиров не походил на этого красавчика, словно бы сошедшего с глянцевой обложки издания для легкомысленных девиц. И тем не менее всякий раз, когда автобус останавливался, она всматривалась в лица входящих и вздыхала с облегчением, лишь когда движение возобновлялось.

Ни угловатая девушка-подросток с колечком в ноздре и черной помадой на губах, ни прыщеватый молодой афроамериканец в наушниках, покачивающий головой в такт мелодии, ни дородная латиноамериканка с пакетом продуктов на коленях, ни привлекательная дамочка в элегантном деловом костюме не вызвали у Эрин подозрения. Вряд ли Га-бор дерзнул бы выслеживать ее в общественном транспорте, даже загримировавшись до неузнаваемости.

Только сойдя с автобуса, Эрин осознала, что глупо бояться внезапной встречи с Габором: на этот раз его бы не послали убивать ее. Коварным убийцей мог стать кто угодно, и она бы не сумела вовремя его распознать.

Пробежав очередное письмо, поступившее к нему по электронной почте, Новак стал печатать ответ, ловко управляясь с клавиатурой ноутбука правой рукой и двумя пальцами, оставшимися на левой, — ноющая боль в искалеченной руке постоянно напоминала ему о невозвращенном долге.

От гуляющего по террасе сквозняка у него слезились глаза, не привыкшие к цветным линзам. К другим ухищрениям гримера, виртуозно изменившего его облик до неузнаваемости, он уже притерпелся. Но то были всего лишь экстренные меры предосторожности, предпринятые им после побега. Полный комфорт, естественно, могла принести ему только искусная пластическая операция.

Он взглянул на восхитительную панораму Сиэтла, полюбоваться которой было истинным наслаждением после продолжительного созерцания унылых стен тюремной камеры, одним прикосновением указательного пальца к кнопке отправил ответное послание и с удовольствием выпил глоток отменного красного вина из изящного кельтского кубка второго века до н.э., изготовленного из человеческого черепа, окаймленного сусальным золотом.

Своим новым дорогостоящим капризом он был обязан Эрин. Это благодаря ей он пристрастился к древним кельтским реликвиям. Ему даже представлялось странным, что он сам раньше не обращал внимания на эти забавные артефакты, сразу же пришедшиеся ему по душе.

Задуманная им новая жертва была благословлена Селией, явившейся ему во сне. Следовательно, она была угодна богам. Души загубленных им людей всегда являлись ему в поворотные моменты его жизни. Юные и прекрасные, словно ангелы, они приходили к нему и в больницу, и в тюрьму. Тени убитых им невинных постоянно витали над ним, облегчая его страдания. Среди них он особо выделял Селию, хотя Белинда, Паола и Бригитта тоже были милы его сердцу. Всех этих красавиц он освободил от тягот бренного мира здоровыми и молодыми, за что их бессмертные души были ему бесконечно благодарны.

Новак снова пригубил отменное каберне и погрузился в воспоминания о той роковой ночи, которая перевернула всю его жизнь. Он овладел бесподобным телом Селии и в момент семяизвержения ощутил непреодолимую потребность нащупать большими пальцами пульсирующие жилки на ее шее и с силой надавить на них.

Она задергалась, побагровев и вытаращив испуганные глаза, хватая воздух широко раскрытым ртом и не произнося ни слова. Но он понял, что она одобряет его действия. Ведь они с ней были словно одно целое, одинаково чувствовали и мыслили, одновременно бились в исступленном экстазе. И вот в благодарность за райское наслаждение, которое он ей доставил, Селия с радостью рассталась со своей земной оболочкой, чтобы продолжать и впредь вдохновлять его на новые эротические подвиги, являясь к нему в видениях.

Сами боги потребовали в ту ночь от него такой жертвы, именно его они избрали для совершения угодного им ритуала, и с тех пор он постоянно доказывал им свою верность.

Особую пикантность эпизоду с удушением Селии придавало то приятное обстоятельство, что она была девственницей. Новак узнал это, когда мылся под душем, и так растрогался, что даже прослезился. Позже он постоянно укорял себя за излишнюю сентиментальность и пытался от нее избавиться, совершенствуясь в ублажении своих ненасытных богов. Но до идеала ему пока еще было далеко, следовало продолжать оттачивать свое мастерство. И он этим регулярно занимался.

Дверь распахнулась, и терраса заполнилась пульсирующей энергией Габора — Новак ощутил ее, даже не обернувшись.

— Выпей со мной, — сказал он. — Насладись свободой! Расслабься! Твоя жажда деятельности ставит всех нас под угрозу. Вино освежит и успокоит тебя, мой пылкий друг.

— Я не хочу вина, — последовал ответ.

— Новак обернулся. На бледном после заточения лице Габора алел рубец. Его когда-то великолепная копна соломенных волос, безжалостно подстриженная тюремщиками, теперь походила на стерню. Но глаза горели, словно раскаленные Ты опять ноешь, Габор? — спросил Новак. — Ты знаешь, что я ненавижу нытье!

— Почему я не могу просто убить их? — прошипел Габор. — Мне терять нечего, я и так до конца жизни вне закона! Мне наплевать, если…

— Нет, мой друг, ты больше не должен рисковать, я приготовил для тебя другое задание! — сказал Новак, загадочно прищурившись. — Ты нужен мне на свободе.

— Я не вернусь в тюрьму! — прорычал Габор. — Живым им меня не взять, я уже принял для этого меры.

— Разумеется, мой друг, иначе и быть не может, — согласился Новак. — Но когда ты немного остынешь, то поймешь, что мой план гораздо лучше.

— Я не доживу до его осуществления, ты ведь знаешь, что я медленно умираю! — в отчаянии воскликнул Габор, перейдя на венгерский язык, понятный им обоим с детства.

Новак поставил чашу с вином на стол, встал и положил свою изуродованную ладонь ему на лицо. Конечно, пластическая операция могла бы помочь, но первозданная красота была безвозвратно утрачена. За это тоже следовало отомстить!

— Ты знаешь, сколько усилий требуется личинке, чтобы выбраться из кокона и превратиться из куколки в бабочку? — спросил он.

— Послушай, мне сейчас не до нравоучительных сказок! — пробурчал Габор и отвернулся.

— Прикуси язык и послушай! — рявкнул Новак, впившись ногтями двух уцелевших пальцев ему в лицо. — Когда куколка напрягается, из ее тельца выделяется жидкость, необходимая для формирования крылышек. Если куколку лишить оболочки раньше срока, то она погибнет, так и не познав радость полета.

— Но какое отношение это имеет ко мне? — удивленно спросил Габор, кривя в болезненной гримасе щербатый рот.

— А ты не догадываешься? — Новак убрал с его лица изуродованную, похожую на клешню руку, и из ранок, оставшихся на коже Габора от его ногтей, выступили капельки крови. — Трудности необходимы. Наказание возвышает.

— Тебе легко рассуждать о наказании, — пробурчал Габор. — Ты не страдал так, как я, отцовские деньги всегда выручали тебя!

Лицо Новака окаменело. Смекнув, что он зашел чересчур далеко, Габор испуганно втянул голову в плечи.

Ему было неведомо, что отец Новака однажды преподал своему сыну суровый урок, навсегда врезавшийся тому в мозг. Новак отогнал болезненные воспоминания и спросил, подняв свою двупалую левую руку:

— Разве это не говорит о том, что и мне приходилось страдать?

Габор стыдливо потупился.

В темнеющем небе пронзительно вскрикнула чайка. Новак оживился и посмотрел вверх. Скоро он родится заново и оборвет все связи с родителями, наконец-то станет свободным от гнета прошлого и будет окружен только богами и ангелами. Но прежде ему предстояло завершить задуманное.

— Тебе следует быть мне благодарным, Габор, за то, что я избрал именно тебя для этой миссии! Мои боги не терпят слабаков и трусов!

— Я не слабак, — неуверенно сказал Габор, еще не понимая, к чему он клонит, но предчувствуя нечто страшное.

— Это верно, — подтвердил Новак и потрепал его по плечу. Габор вздрогнул. — Ты знаешь все мои привычки и склонности, я знаю все о твоих. Я бы сам с радостью перегрыз им глотки и выпил бы всю их кровь до капли. Но обстоятельства вынуждают меня уступить главную роль в этой игре тебе, мой юный друг. Сам же я буду сторонним наблюдателем.

Габор неохотно кивнул.

— Тебе предстоит порвать их в клочья! — вкрадчиво промолвил Новак. — А ты хнычешь, скулишь, жалуешься на судьбу. Надо набраться терпения!

— Я оправдаю твое доверие! — воскликнул Габор, покраснев.

— В этом я не сомневаюсь, — сказал Новак. — За свою преданность мне ты будешь щедро вознагражден. А пока доверься мне и жди.

На террасу вышли Тамара и Найджел. Последний был, как обычно, чем-то недоволен и потому хмур как грозовая туча. Тамара же, одетая в потрясающее светло-зеленое мини-платье, по своему обыкновению мило улыбалась. Волосы она из каштановых перекрасила в ярко-рыжие, вставила в карие глаза зеленые линзы. Такая метаморфоза произошла с ней после того, как она стала по просьбе Новака экономкой в доме его старинного приятеля и соперника Виктора Лазара. Похоже было, что она исполняла свои обязанности излишне рьяно. Впрочем, это еще следовало проверить.

Но флиртовала Тамара с его извечным соперником или нет, а рыжий цвет ей был к лицу. Не будь она ослепительно красива, она бы не стала его любовницей — Новак допускал в свою кровать только очень красивых женщин. Сейчас, после полугодового вынужденного воздержания, он посматривал на Тамару с нескрываемым вожделением, предвкушая изысканное удовольствие, которое она доставит ему своими неординарными позами и жаркими ласками. Тамара была наделена многими талантами и отличалась поразительной изобретательностью не только в сексе, но и в обращении с компьютером.

Найджел прокашлялся и сказал:

— Курьер только что доставил нам образцы проб крови из Швейцарии.

— Великолепно! — Новак удовлетворенно кивнул. — Пока все идет точно по плану. Действуйте в соответствии с моими указаниями и впредь.

— Для последней фазы нашей операции все уже подготовлено, — сказал Найджел. — Исполнитель тоже определен, им станет некий Чак Уайтхед, технический сотрудник биохимической лаборатории. Он произведет запланированную нами подмену в воскресенье ночью, когда в лаборатории не останется других сотрудников. После этого я лично его уберу.

— У меня тоже есть хорошая новость, — сказала Тамара. — У нас неожиданно появился добровольный помощник. Установленный на автомобиле Маклауда передатчик сообщил нам, что он полчаса поджидал Эрин Риггз возле ее подъезда, а потом последовал за ней к дому ее матери. Таким образом, обе птички у нас на прицеле и пока еще не подозревают об этом.

Новак скользнул по ней масленым взглядом и сказал, благосклонно кивнув:

— Великолепно, дорогая! Этот болван уже преследует бедняжку. Что ж, нам это только на руку, меньше хлопот.

Тамара обольстительно улыбнулась, отчего стала совершенно сногсшибательна. Полиция всего мира давно разыскивала ее за мошенничество и компьютерные преступления. В сфере сексуальных извращений она тоже не знала себе равных. И стоило лишь Новаку вспомнить об этом, как он воспылал желанием пошалить с этой аппетитной блудницей. После продолжительного поста ему не помешало бы попробовать для разогрева чего-нибудь пикантного. Удар хлыста по ягодицам или звонкий шлепок были для него подобны щепотке соли и горсти специй, необходимых для улучшения вкуса и аромата главного блюда. А в сексе, как и в еде, Новак был непревзойденным гурманом.

Между тем Габор беспокойно заерзал на стуле, нервно сжимая и разжимая пальцы. Наконец он не выдержал и выпалил:

— Значит, Маклауду уже известно о нашем удачном побеге.

— Твоя проницательность похвальна, — язвительно промолвила Тамара.

— Следовательно, Эрин тоже знает, что я хочу отомстить ей, — продолжал юноша, помрачнев. — Она будет настороже.

— Нет, Габор, — встрял в их разговор Новак. — Не будь таким мнительным. Ничего подобного Эрин знать не может. Я принял меры, чтобы поползли слухи, будто бы нас видели во Франции.

— О, как я страдаю! Я просто погибаю! — по-венгерски простонал Габор, закатив глаза к небу.

Новак раздраженно вздохнул: порой Габор становился просто невыносим. А после перенесенной в связи с арестом и заключением психической травмы он заболел манией отмщения и постоянно источал злобу. Требовалось немедленно его задобрить. И лучшей знахарки, чем Тамара, для этого было не найти, она знала, как надо лечить беспокойных молодых мужчин, после ее терапии они становились как шелковые.

— Позволь Тамаре облегчить твои страдания, мой друг, — вкрадчиво промолвил Новак. — Она у нас мастерица на все руки.

Габор осклабился, Тамара же и бровью не повела, только стиснула зубы. Но именно этого Новаку и требовалось — увидеть едва заметную тень страха на ее прекрасном лице.

В его чреслах немедленно вспыхнуло вожделение.

— Останься, Найджел, — сказал он с паточной улыбкой. — Тамаре нравится, когда на нее смотрят во время плотских утех. Не так ли, дорогая? Ее приучил к этому Виктор, пока она гостила в его апартаментах.

— Вам виднее, шеф! — ответила она с ослепительной улыбкой.

Лицо Найджела стало бледным как мел, однако отклонить сделанное ему предложение он не посмел. Новаку стало чуточку жаль это бесполое существо, способное только убивать. Этот невзрачный человечек средних лет был безжалостным и хладнокровным киллером, которого Новак использовал, когда требовалось убрать кого-то без пыли и шума.

Габор приблизился к Тамаре и сорвал с нее платье. От его рывка бретельки лопнули, и красавица предстала взорам троих мужчин абсолютно обнаженной. Соски ее грудей мгновенно отвердели от дуновения прохладного ветерка, по коже побежали мурашки. Она была слегка встревожена таким неординарным началом ухаживания буйного молодого венгра, в жилах которого бурлила кровь его диких предков, свирепых кочевников гуннов.

На скулах Найджела заиграли желваки, но отвернуться он не решился. Габор же тем временем молча снимал штаны, все сильнее мрачнея.

Новак откинулся в шезлонге, взял чашу с вином в руку и кивком подал знак Тамаре и Габору начинать спектакль.

Ему вдруг пришла в голову идея подарить Тамаре абсолютную свободу, когда она завершит возложенную на нее миссию. Она вполне заслуживала такой чести, а риска в ее устранении практически не было. Родственники давно перестали ее разыскивать, обнаружить ее труп полиции не удастся. Пожалуй, убийство — оптимальный способ красиво с ней расстаться.

Между тем Габор вошел в раж и обходился с Тамарой совсем неделикатно. Попивая вино, Новак подумал, что его нужно попридержать, чтобы он ее не покалечил. Однако, поразмыслив, он решил не прерывать представление и позволить ему развиваться естественным образом.

Вскоре крики, вопли, стоны и вздохи, перемежающиеся с тяжелыми ударами, потонули в многоголосом хоре ангелов, вновь посетивших Новака. Они знали, что путь к возвышению лежит через наказание, и поспешили насладиться редким зрелищем. В скором времени к ним присоединится и Тамара. Но пока она была еще не готова к свободному полету и страдала, истекая дамским нектаром, соленым потом и кровью. Сил у Габора оставалось еще много, как и красного вина в кубке Новака.

Ночь была еще молода.

Мамин автомобиль стоял на дорожке перед ее домом, однако свет в окнах не горел. Это показалось Эрин подозрительным, и в груди у нее похолодело.

Нащупав в сумочке связку ключей, она умышленно позвенела ими, отперла дверь и щелкнула выключателем. Но свет, к ее пущему удивлению, в прихожей не зажегся. Эрин напрягла глаза и увидела, что лампочки нет. Странно, подумала она, озираясь по сторонам, раньше мама никогда не забывала ввернуть новую лампочку вместо перегоревшей.

Шторы на окнах в гостиной были плотно задернуты, в полной темноте Эрин нащупала выключатель и повернула его. И вновь свет не зажегся. Не было его и в столовой. Если бы в квартале отключили электричество, было бы темно и в доме Филморов. Но у соседей свет горел.

— Мама, ты дома? — крикнула Эрин.

Ответа не последовало. Охваченная тревогой, Эрин стала медленно подкрадываться к чулану, в котором хранились лампочки. К счастью, они оказались на месте. Эрин схватила сразу три, вернулась в потемках в комнату, ввинтила там одну из них и включила свет.

Представшая ей картина вогнала Эрин в оторопь. Низкий столик на колесиках, на котором обычно стоял телевизор, был отодвинут от стены, кабель — вырван из гнезда, коробка валялась на полу. Неужели здесь побывали грабители? Но если так, почему из дома ничего не пропало?

Охваченная страхом, Эрин крикнула:

— Мама! Отзовись же наконец! Что случилось с телевизором?

Ответом ей было гробовое молчание.

Душа Эрин ушла в пятки. Поборов ужас, она прокралась на цыпочках в столовую и ввернула лампу в светильник над обеденным столом. Комната на первый взгляд выглядела нормально. Тогда Эрин прошла на кухню и ввинтила лампочку в потолочную люстру.

В кухне все было перевернуто вверх дном, в пустом холодильнике стоял полупустой пакет с прокисшим молоком. Разумеется, в иных обстоятельствах Эрин, не колеблясь, вымыла бы грязную посуду и купила бы какие-то продукты. Но теперь денег у нее оставалось в обрез. Расстроенная и обескураженная, она вышла в прихожую и с отчаянием уставилась на кипу конвертов с уведомлениями, образовавшуюся на полу под прорезью для писем в двери.

Терпение Эрин истощилось, она повернулась и направилась в мамину спальню. Распахнув дверь, она увидела, что мать сидит на кровати и щурится от яркого света, хлынувшего из прихожей.

— Это ты, дочка? — с дрожью в голосе спросила Барбара.

Лишь тогда Эрин почувствовала, что в спальне давно не проветривали. Поборов тошноту, она сказала:

— Мама, можно включить свет?

Барбара Риггз не ответила, только взглянула на нее как-то странно покрасневшими и мутными глазами. Обычно аккуратно застланная кровать была в полном беспорядке, из-под скомканной простыни выглядывал угол матраца, а на телевизор был накинут махровый банный халат. От всего этого Эрин стало не по себе, и она спросила:

— Как ты себя чувствуешь, мама? Голова не болит?

— Нет, деточка, — тихо сказала Барбара, хотя темные круги у нее под глазами напоминали синяки. — Я просто прилегла отдохнуть, намаялась за день. — Она отвернулась, пряча взгляд.

— А почему на телевизоре лежит твой халат? — спросила Эрин.

Барбара втянула голову в плечи, словно испуганная черепаха, и пробормотала:

— Мне надоело, что он постоянно пялится на меня. Эрин смекнула, что дела плохи, но все-таки спросила:

— Пялится? Как это понимать?

Барбара с видимым усилием встала с кровати и со вздохом ответила:

— Это пустяки, дочка. Пойдем лучше выпьем чаю.

Эрин скользнула взглядом по семейным фотографиям, развешанным в рамочках на стене, и заморгала, сдерживая слезы. На снимке, сделанном в день их свадьбы, родители выглядели красивыми, молодыми и счастливыми. Как, однако, сурово обошлась с ними судьба. Как жесток этот мир! У Эрин запершило в горле, по щеке скользнула слеза.

— Молоко скисло, мама, — сказала она. — А ты ведь не любишь пить чай без молока.

— Ничего, деточка, чай без молока — это не самое страшное, что мне довелось вытерпеть, — глухо ответила мать. — Главное, что ты меня не забываешь, мой ангел! И что бы только я без тебя делала!

— Позволь мне перестелить твою кровать, мама, — сказала Эрин. — И повесить в гардероб твой халат.

Она потянулась к телевизору, но Барбара воскликнула:

— Не надо, Эрин! Не трогай его. По нему показывают ужасные фильмы. Я больше не хочу их видеть…

— Какие фильмы, мама? — настороженно поинтересовалась Эрин, почувствовав недоброе. — Плохие?

— Ужасные, деточка! О твоем отце и тех распутных женщинах, с которыми он развлекался.

Барбара грузно опустилась на кровать и обхватила голову руками.

Эрин села с ней рядом и прошептала:

— Теперь я все понимаю. Это действительно кошмар.

— Нет! — истерически вскричала мать. — Ты не можешь этого понять! — Она достала из тумбочки упаковку бумажных носовых платков и промокнула одним из них глаза. — В первый раз я подумала, что вижу сон. Потом все эти гадости стали показывать регулярно по всем каналам. А сегодня телевизор вообще включился сам, я даже не дотрагивалась до него!

Эрин судорожно вздохнула, выдержала паузу и прошептала:

— Но ведь это невозможно, мама!

— Но и второй телевизор тоже показывает эти же видеофильмы, — мертвым голосом промолвила Барбара. — Я понимаю, деточка, что это дурной признак. И подозреваю даже, что у меня галлюцинации.

Их взгляды встретились, и в глазах матери Эрин прочла страх перед надвигающимся безумием. Не говоря ни слова, Эрин взяла с тумбочки телевизионный пульт.

— Нет! Умоляю тебя, дочка, не включай его! Пожалуйста… — воскликнула Барбара срывающимся голосом.

— Позволь мне доказать тебе, мама, что этот телевизор работает нормально, — твердо ответила Эрин и нажала на кнопку.

На экране возникли кадры популярного старого фильма «Звездный путь». По другому каналу шел выпуск вечерних новостей. Эрин поспешно переключила приемник на третий канал, опасаясь, что диктор сообщит о побеге Новака из тюрьмы. Это окончательно сломило бы мать, в ее теперешнем состоянии было безопаснее смотреть рекламу мастики для пола.

— Ну, убедилась? Все в порядке! — удовлетворенно сказала Эрин.

Барбара наморщила лоб и с подозрением уставилась на скачущих по экрану забавных героев рекламного ролика. Половые щетки, натирающие паркетный пол до зеркального блеска, распевали потешные куплеты.

— Ничего не понимаю, — пробормотала Барбара. — Это какое-то наваждение.

— Не ломай себе голову, мама! — как можно бодрее сказала Эрин. — Пошли на кухню! — Она выключила телевизор.

Барбара встала и с понурым видом поплелась за ней, шаркая по давно немытому полу рваными шлепанцами.

— Даже и не знаю, радоваться мне, что телевизор работает нормально, или огорчаться, — наконец изрекла она, хлопая глазами.

— Советую тебе не падать духом. И предлагаю прогуляться в продуктовый магазин. Твой холодильник абсолютно пуст, а нам бы не помешало заморить червячка.

— За меня не беспокойся, дочка, я схожу в магазин завтра утром.

— Это точно?

— Клянусь, доченька! — Барбара потрепала Эрин по щеке и улыбнулась.

— Ты знаешь, что Синди лишили за плохую успеваемость стипендии? — спросила Эрин, отмывая чайник, потемневший от заварки.

— Мне звонили из колледжа, — уныло ответила Барбара. — Они говорят, что получать стипендию она сможет, если будет учиться хотя бы удовлетворительно. Сейчас же она практически не успевает ни по одному предмету. Видимо, ей придется бросить учебу.

— Мама! — Эрин поставила чайник на столик и всплеснула руками. — Синди должна получить образование!

Барбара в ответ лишь пожала плечами.

Эрин уставилась на мать с отчаянием и недоумением. Капли мыльной воды падали с ее рук на пол, образуя лужицу. Барбара выглядела совершенно подавленной. Денег на оплату обучения своей младшей дочери в частном колледже у нее не было. Удручающую ситуацию не исправило бы даже вознаграждение за консультацию Клоду Мюллеру. Все недвижимое имущество Барбары было заложено, чтобы расплатиться с адвокатами, защищавшими в суде Эда. Помочь им сейчас могло только чудо.

Эрин вытерла руки о джинсы, лихорадочно подыскивая ободряющие слова. Но ничего подходящего ей в голову так и не пришло. В кухне воцарилось молчание. Эрин почувствовала, что даже находиться здесь ей тяжело, так все было запущено. Всегда опрятно одетая и аккуратно причесанная, Барбара выглядела отвратительно в своем помятом и грязном халате и с нелепым пучком немытых волос на макушке — в сочетании с тусклым взглядом и опухшим лицом это делало ее похожей на запойную пьяницу.

— Пойдем в гостиную, мама, — предложила Эрин.

— Нет! — испуганно вскричала Барбара. — Там тоже стоит этот проклятый ящик…

— Уверяю тебя, и с тем телевизором все в порядке. Пойдем, здесь слишком душно и грязно, мне еще надо просмотреть твою новую корреспонденцию. За столом это делать удобнее.

По пути она подобрала рассыпанные по полу конверты и включила в гостиной свет.

В комнате явно было что-то не так. Эрин озабоченно огляделась и спросила:

— А почему каминные часы повернуты циферблатом к стене? И зеркало папиной бабушки тоже? Что за чертовщина?

Барбара еще сильнее побледнела, увидев деревянную раму фамильного серебряного зеркала, и растерянно сказала:

— Я к нему даже не прикасалась.

Эрин положила стопку конвертов на софу и повернула зеркало стеклом к себе. Оно оказалось разбитым. Трещины разбежались во все стороны от отверстия в середине, пробитого, очевидно, каким-то тяжелым тупым предметом. На ковре сверкали осколки.

Лицо Барбары исказилось гримасой ужаса.

Мать и дочь переглянулись. Барбара вскинула руки и воскликнула, словно бы оправдываясь:

— Я бы такого никогда не сделала, клянусь!

— Значит, в доме побывали посторонние? — встревоженно спросила Эрин. — Как ты могла этого не заметить? Что с тобой происходит?

— В последнее время, дочка, я много сплю, — призналась Барбара, затравленно оглядываясь по сторонам, словно кто-то мог их подслушивать. — Возможно, сонливость вызывает у меня лекарство от болей в спине. А когда я принимаю этот анальгетик, мимо меня хоть полк солдат пройди, я все равно не проснусь. Но запирать двери изнутри я пока не забываю, Бог тому свидетель!

Эрин осторожно поставила зеркало на пол и зябко обхватила плечи руками. Теперь ко всем бедам, свалившимся на их семью, прибавилось еще одно наказание — семь лет постоянных неудач, как гласит поверье. И за какие же прегрешения они вынуждены столько страдать?

Внезапно ей в голову закралось подозрение. Она взглянула на антикварные часы, привезенные бабушкой Риггз в конце девятнадцатого столетия в Америку из Англии, тяжело вздохнула и повернула их к себе циферблатом. Как она и предполагала, стекло часов оказалось разбитым.

Эрин уронила руки и опустилась на софу. Кипа конвертов уже не пугала ее так, как раньше. У нее возникла новая причина для страха.

— Надо с кем-нибудь посоветоваться, мама, — прошептала она, позеленев от ужаса.

В воспаленных глазах Барбары заблестели крупные слезы.

— Доченька, миленькая! Что же нам делать? — севшим голосом спросила она.

Эрин встряхнула головой и резко вскочила с дивана.

— Надо навести в доме порядок. Часы я запру в комнате Синди, сдам их в ремонт, когда у меня появится свободное время. А на кухне мне одной не управиться, давай уберемся там вместе.

— Не беспокойся, деточка, я завтра сама все сделаю, — сказала Барбара.

— Нет, не сделаешь, — со вздохом констатировала Эрин.

Барбара застегнула халат на все пуговицы и воскликнула, выпятив грудь:

— Как ты смеешь разговаривать со мной таким тоном?!

Как ни странно, неожиданная выходка мамочки подняла Эрин настроение. Подавив рвущийся наружу смех, она стала подметать пол. Думать ей сейчас не хотелось, она предпочитала подбирать осколки с ковра, переставлять вещи с места на место и ссыпать мусор в пластмассовый бачок.

Это было разумнее и спокойнее, чем пытаться найти объяснение странному происшествию. Вариантов было не так уж и много, а если говорить прямо, то всего два: первый — все это сделала сама мама, но потом забыла, второй — она этого не делала, следовательно, здесь орудовали неизвестные злоумышленники. Либо потусторонние силы.

Эрин точно не знала, чего она боится сильнее.

В такой ситуации мать нельзя было оставлять в доме одну. Однако свою поездку в «Силвер-Форк» отменить она тоже не могла, ей позарез требовались деньги. Где же выход? Мысли закружились в ее голове словно вихрь пылинок, засасываемых прожорливым пылесосом. Стоило только Эрин обрадоваться найденному решению, как в ее мозгу что-то тревожно звякало, как осколок стекла, попавший в раструб щетки вместе с потоком воздуха, и она, поняв, что поторопилась, снова начинала лихорадочно соображать. Но проблемы громоздились одна на другую, как острые стеклышки, затаившиеся в ворсинках и готовые впиться в босую ногу.

В очередной раз вынеся ведерко с мусором на помойку, Эрин вернулась в кухню и прислонилась спиной к дверному косяку. Барбара деловито мыла в мыльном растворе грязную посуду, все еще дуясь на дочь за то, что та заподозрила ее в надругательстве над семейными реликвиями. Пусть она и переутомилась после всех передряг, но до полного беспамятства пока не докатилась, это уж точно. Разбивать старинные вещи даже в припадке ярости она бы не стала, а уж если бы такое и случилось, то она бы точно это не забыла. Так что нечего на нее попусту наговаривать!

Эрин продолжала молчать, словно и не замечала, что мать сердится. Барбара не вынесла затянувшегося молчания и сказала:

— Вот, решила вымыть посуду.

— Неплохая идея, — равнодушно отозвалась Эрин. — А мне пора возвращаться домой. Завтра я уезжаю в деловую поездку, мне надо еще собрать в дорогу сумку. — Она устало вздохнула.

— А куда ты поедешь?

— На побережье, консультировать мистера Мюллера.

— Чудесно! Вот видишь, деточка, Господь наградил-таки тебя за трудолюбие! Глядишь, все и образуется. Боже, как я рада! — От умиления Барбара пустила слезу и шмыгнула носом.

— Я тоже надеюсь на это, мама, — сказала Эрин. — Но как нам расплатиться с твоими долгами? Счета все еще продолжают поступать! И пожалуйста, не увлекайся лекарствами, они не доведут тебя до добра. Сейчас тебе нужно постоянно быть начеку, на случай если кто-то тайком проберется в дом.

— Конечно, деточка, — натянуто улыбнувшись, кивнула Барбара, хотя внутри снова начала закипать.

— Я буду помогать тебе по мере сил, мама. Но одной мне со всем все равно не справиться!

— Я понимаю, дочка. Прости, что перепугала тебя. Впредь я постараюсь держать себя в руках и не огорчать тебя. Вот увидишь, у нас все наладится.

— Надо попытаться помочь Синди. Может, следует добиться встречи с членами попечительского совета и попробовать уговорить их дать ей шанс исправиться? Я сегодня же ей позвоню. Нельзя же просто так взять и бросить учебу.

— Да, пожалуйста, сделай это, доченька. Я буду тебе благодарна. Боже, что бы я без тебя делала! Какая же ты у меня умница.

Эрин внимательно посмотрела на мать и спросила, прежде чем начать одеваться:

— Ты уверена, что несколько дней обойдешься без меня?

— На все сто процентов, — заверила ее Барбара. — Поезжай домой и спокойно собирайся в дорогу. Желаю тебе счастливого пути. Позвони мне оттуда, ладно?

— Не смогу, у тебя отключили телефон.

— Правда? Какая досада! Я завтра же уплачу по счету! — воскликнула Барбара, изменившись в липе от огорчения.

— Я сама сделаю это, как только вернусь, мама!

— Не думай об этом, деточка. Занимайся своими делами. Завтра тебе нужно быть в отличной форме.

Они обнялись, расцеловались, и Эрин ушла.

Барбара подошла к окну и, проводив дочь взглядом до угла, обернулась и деловито оглядела комнату.

Встреча с Эрин вселила в Барбару надежду и бодрость. Ей захотелось привести дом в порядок, вдохнуть полной грудью и начать нормальную жизнь. Она расправила на диване покрывало, переставила на каминной полке фотографии в рамочках, собрала письма в аккуратную стопку и начала их просматривать, сокрушенно качая головой и хмуря брови.

С бессмысленным лежанием на кровати было покончено, наступило время обдуманных поступков и добрых дел. Нельзя же допустить, чтобы дочь из-за нее заболела! Первый и главный источник всех ее бед — телевизор — в действительности всего лишь обыкновенный бытовой прибор. И довольно смотреть на него, как на чудовище, пора начать использовать его по назначению. Вот прямо сейчас взять и посмотреть на сон грядущий выпуск новостей.

С опаской покосившись на мертвый экран, Барбара встала на колени, вставила штепсель в розетку, протянула провод вдоль плинтуса и, переведя дух, выпрямилась, чтобы взять дрожащей рукой пульт. Еще раз внушив себе, что все распутство, увиденное ею недавно на экране, — это следствие злоупотребления успокоительными пилюлями, она прижала другой рукой конверты к груди и решительно нажала на кнопку.

Телевизор ожил. На экране возникли переплетенные блестящие от пота голые тела мужа и его любовницы. Они рычали, стонали и кричали, впадая в экстаз. Барбара попыталась выключить сатанинский прибор, но это ей не удалось: телевизор оставался в полной власти темных сил.

В отчаянии она швырнула пульт в угол. Но бесстыдники на экране продолжали совокупляться, их смех казался ей отвратительным демоническим хохотом. Уже не помня себя, Барбара схватила с подставки у камина кочергу и с размаху обрушила ее на проклятый ящик. Ослепительно вспыхнув, экран с треском лопнул и разлетелся на тысячи мелких осколков. Дьявольское устройство смолкло и задымилось. Зловонный запах помутил рассудок Барбары Риггз, и ей почудилось, что она очутилась в аду.

Ошалело посмотрев на кочергу, застрявшую в утробе разбитого телевизора, она выронила конверты, стиснула руками голову и, запрокинув ее, дико завыла. Письма рассыпались по ковру, острые стеклышки впились ей в колени. Но бедняжка даже не заметила этого, физическую боль заглушала душевная, от которой у рыдающей женщины потемнело в глазах и перехватило горло.

Барбара Риггз рухнула ничком на пол и забилась в истерическом припадке.