Игра воровки

МакКенна Джульет Энн

ГЛАВА 2

ЭНСЕЙМИН

 

 

Название Энсеймин – искаженное Эйнар сай Эммин, «земля многих народов», на древнем тормалинском наречии. Множественное число Эйнаринн, что означает «мир», – конечно, более знакомо. Историки, воссоздающие славный путь той погибшей Империи, представляют Энсеймин как провинцию, удерживаемую железной рукой тормалинских правителей, распространявших свою власть на Далазор, Лескар и Каладрию, – но это не так.

Покорив Каладрию, Тормалин простерся до Белой Реки. Эта естественная граница протянулась от залива Пирла до Южных Отрогов Гидестанских гор – самой узкой части, подходящей для обороны. Тогда были впервые установлены официальные связи между Тормалинской Империей и королевством Солура. Король Солтрисс, претендовавший на земли к западу от Великого Леса, направил эмиссаров на эту, еще не востребованную территорию. Среди коренных жителей путешественники натолкнулись на дипломатов от императора Коррела Отважного, который в то время обдумывал план аннексии земель за пределами своей империи.

К счастью для аборигенов, безмятежно живущих на широких равнинах этого плодородного края, каждый могущественный правитель осознал опасность расширения своих владений. Коррел уже продвигал свое войско на север за Далаз, чтобы захватить рудные богатства Гидестанских гор, а Солтрисс не без оснований сомневался в жизнеспособности провинции, которая будет отделена от его королевства непостижимыми тайнами Великого Леса. Бесспорно, Лесной Народ воспринял бы такое окружение как угрозу и сопротивлялся бы всеми колдовскими средствами, имеющимися в его распоряжении.

Так, благодатная земля Эйнарсай Эммин только выиграла, когда вместо конфликта между Тормалинской Империей и королевством Солура наладилась торговля. Маршруты вьючных лошадей стали главными торговыми путями с востока на запад; Лесной Народ сам начал путешествовать и торговать; купцы из Гидестана и Солуры, отправлявшиеся на разведку в Драконовы Хребты, привозили металлы и драгоценные камни с севера к морю. Даже торговцы из пустошей Мандаркина за теми неприступными горами рисковали на грозных перевалах, чтобы доставить пушнину и янтарь на рынки юга.

Феодальные поместья, управляемые мелкими лордами с самопожалованными титулами, поднялись и расцвели. Они перемежались городами с самоуправлением, выросшими вокруг слияний дорог и рек, и несколькими безопасными гаванями вдоль побережья, создавая лоскутный характер современного Энсеймина. Конкуренция в стране, слишком зависимой от торговли, препятствовала объединению, и многие ученые видят в этом оборотистость и тормалинской, и солуранской знати, хорошо осознающей выгоду сохранения буфера между такими могучими державами.

«География Востока, являющаяся описанием земель, прежде провинций Тормалинской Империи, составленная Маролом Афмуром, наставником и ученым Ванамского Университета, и включающая полный перечень основных городов, их ремесел и производимых товаров»

 

Постоялый двор «Гончий Пес», Амбафост, 14-е предосени

У меня была смутная идея вставать на рассвете и галопом отправляться в путь. Разве не так ведут себя люди в поисках? Но только не эти трое. Когда Шив постучал в мою дверь, солнце давным-давно взошло, я была полностью одета и уже подумывала, а не сбежать ли – ведь данное мною слово относилось лишь ко вчерашнему дню. Мы неторопливо позавтракали в отдельном кабинете. Дарни уписывал говядину с луком, пиво, хлеб, мед, снова хлеб и сладкие кексы. Я попросила овсяную кашу. Дарни развеселился – ну и пусть! Я люблю овсянку и желаю после еды ходить, а не переваливаться. Однако это дало мне повод задуматься. Эти трое не скопидомничали, и я спросила себя, что же агент Верховного мага получает в качестве жалованья и на расходы.

Когда мы наконец тронулись в путь, Шив и Дарни поехали верхом, а я присоединилась к Джерису в опрятной коляске, запряженной парой лошадей. Я села с ним впереди, так как сзади лежал весь багаж и стояли два окованных железом сундука. Сундуки, особенно запертые, всегда возбуждают мое любопытство; вопрос только в том, принял ли Шив меры предосторожности или бесшумная работа с отмычками может оказаться плодотворной. Я сосредоточилась на дороге – не хватало еще, чтобы Шив или Дарни заметили мой интерес.

Джерис умело держал вожжи в руках и со своими гнедыми говорил спокойно. Очевидно, он правил лошадьми много лет, быть может, с детства, что почти наверняка означает благородную кровь; простым людям вроде меня достаются только мулы, и то если повезет. Я два года колесила по стране, прежде чем решила, что все же стоит научиться ездить верхом, и вряд ли я когда-нибудь научилась править, если б это не требовалось для аферы, которую мы с Хэлис провернули в Каладрии.

– Великолепная пара, – заметила я через несколько миль дружеского молчания.

– Я приобрел их прошлой весной, – улыбнулся Джерис. – Не правда ли, прелесть? И у них такой хороший шаг, что я купил бы, даже если б одна была вороной, а другая белой. Я не беспокоюсь о модной масти.

Я люблю дружелюбных, открытых людей вроде Джериса; они расскажут вам намного больше, чем понимают. В Ванаме только богатый может позволить себе так привередничать насчет масти своих лошадей или настолько уверенный в себе, чтобы игнорировать моду, коли на то пошло. Итак, богатый и знатный – два фактора, не всегда связанные. Богатый, знатный, доверчивый и наивный. Ну почему я не встретила его одного? Менее счастливая мысль пришла мне в голову: возможно, именно он финансирует это турне благородных, а не Верховный маг. Однако теперь я могла не бояться выиграть у него слишком много, когда мы будем в следующий раз играть в руны.

– Шив говорит, ты из Ванама, – небрежно заметила я.

– Да, это так.

– Надо же, какое совпадение. Я тоже оттуда.

Я одарила его теплой сестринской улыбкой. Джерис разулыбался в ответ, напомнив мне одну из тех преданных алдабрешских болонок.

– А где ты живешь? Может, у нас есть общие знакомые?

Было весьма забавно смотреть, как его мозг догоняет его язык. В качестве первого шага к вежливой болтовне это был прекрасный вопрос, но это ли он хотел спросить у женщины, у которой купил краденую вещь? На его лице отразилось смущение, когда он увидел разговорную яму, которую только что вырыл перед собой. Меня так и подмывало назвать ему горстку знатных горожан, которых я ограбила. Будет ли это считаться знакомством?

– Сомневаюсь, – сжалилась я. – Моя мать – экономка.

– О, у кого?

Опять не самый тактичный вопрос, но на этот раз парень, кажется, не заметил.

– У Эмиса Глашейла. Он живет к востоку от реки, возле Расколотой дороги.

Джерис покачал головой.

– Я совсем не знаю ту часть города. Моя семья живет на Арибоне.

– Да ну?

Мне не пришлось притворяться заинтересованной. Арибон означает деньги, но необязательно старые деньги. Не которые весьма сомнительные личности покупают себе респектабельность этим адресом.

Джерис взглянул на меня, затем сосредоточился на изгибе дороги, изрезанной глубокими колеями и топкой от не давнего дождя. По лицу ученого было видно, что жажда поболтать борется в нем с предупреждением, несомненно от Дарни, быть сдержанным. Я терпеливо сидела, и мы благополучно одолели поворот. Джерис снова покосился на меня. Его глаза заблестели, задержавшись на моих коленях в бриджах. Я вытянула ноги и откинулась на спинку сиденья, что также помогло плотнее натянуть куртку на моей груди.

– На Арибоне есть красивые дома, – задумчиво сказала я. – Вы давно там живете?

Как я и надеялась, светский кодекс не позволил Джерису игнорировать вопрос дамы, даже такой сомнительной дамы, как я.

– Мой отец построил этот дом около десяти лет назад, когда он… – Джерис заколебался, но вскоре исторгнул беспечный смешок. – А, ладно, ты тоже можешь узнать. Мой отец – Джудал Армигер.

– Не может быть! – изумилась я. – Владелец «Зеркала»? Тот самый Джудал?

Джерис покраснел, но я видела, что он гордится своим происхождением, и неудивительно.

– Почему ты так стыдишься этого? Джудал – величайший актер, какого знал Ванам за три поколения! – Я дала полную волю своему восторгу. – Моя мать рассказала мне, что он создал собственную труппу, вместо того чтобы искать богатого покровителя. Она говорит, все были поражены. А построить затем собственный театр, вместо того что бы использовать храмы, как делали все остальные, – это было просто гениально.

– Он умный человек. – Джерис выпрямился, исполненный гордости.

– Умный? Не то слово! Люди все еще говорят о премьере его первой пьесы по лескарскому роману. Жрецы пришли в ярость. А какое надо было проявить мужество, чтобы пойти и выкупить после этого Солуранский маскарад – просто чтобы показать им, что он о них думает? – Я засмеялась. Ребенком я видела их представления в редкие свободные дни, проведенные в городе со своим отцом, и они до сих пор как живые стоят у меня перед глазами.

– Он и сам пишет, – похвастался Джерис. – Он пережил насмешки, саботаж и подражание и установил тот критерий, по которому судят теперь о мастерстве любой труппы.

Это прозвучало как одна из строк самого Джудала, но я не собиралась придираться. Он, бесспорно, удивительный человек. И, между прочим, гребет деньги лопатой.

– Знаешь, мы с матерью полдня простояли в очереди, чтобы увидеть «Дочь герцога Марлира».

Джерис энергично повернулся.

– И как? Вам понравилось?

– Моя мать призналась, что никогда не понимала, как женщина, отхлеставшая дочку по заднице, могла бы остановить лескарские войны прежде, чем они начались. – Я засмеялась, вспомнив вдруг ее сухой тон.

– Думаю, это не совсем справедливо, – обиделся Джерис.

– Мне спектакль очень понравился, – заверила я его. – Я в самом деле восхищалась, как принцесса им всем перечила и не позволила распоряжаться своей жизнью, несмотря ни на что.

Джерис смягчился, поэтому я не стала вдаваться в подробности. Может, тогда я и восхищалась строптивой Сулетой, так как сама упрямая, но нынче я больше склоняюсь к мнению моей матери, хоть это звучит невероятно.

– Ну и ну! – Я удивленно покачала головой. – Как же ты оказался на этой увеселительной прогулке со столь своеобразной парочкой? – Я махнула рукой на спины Дарни и Шива.

Джерис немного расслабился.

– Мой наставник в Университете – знаток истории Тормалинской Империи, особенно времен Немита Мореплавателя и Немита Безрассудного. И когда Планиру понадобилось узнать больше о том периоде, он связался с моим учителем. А тот рекомендовал меня Дарни и Шиву.

Я надеялась, что никто не поверяет Джерису ничего жизненно важного. При всех его колебаниях у него просто на лбу было написано: «У меня есть тайна!»

– А ты не хотел поступить в «Зеркало»? Я продала бы всех своих теток и кузин за подобную возможность.

Ладно, если честно, я бы продала их и за гораздо меньшее, но все равно я не понимала, как Джерис мог уйти от такой захватывающей перспективы.

– В общем-то нет. Ну какой из меня актер?

Что верно, то верно.

– Я заинтересовался историей, когда отец писал «Вамира Смелого». Я тоже написал кое-что для сцены, но вышло не очень удачно. Больше всего мне нравилось учиться, пытаться осмыслить старые саги, записи на усыпальницах, Имперские Хроники и всякое такое. Ты знаешь, тормалинцы считают, что поколение – это двадцать пять лет, а солуране говорят – тридцать три года; вот почему так трудно совмещать их летописи.

– А твой отец не возражал?

– Отец всегда твердил, что мы вольны выбирать свой собственный путь. Ему пришлось убежать из дома, дабы он мог делать то что хочет, и он поклялся не быть таким суровым к собственным детям. Обычно ему это удается. К тому же у меня два брата и сестра, которые играют, брат, который пишет действительно хорошо, и сестра, которая взяла в свои руки все бразды правления, так что вряд ли они по мне скучают.

Он улыбнулся, безмятежный, довольный своей судьбой. Интересно, на что похожа семья, где не бывает раздоров?

– Наверное, это звучит глупо, но мне и в голову не приходило, что у Джудала есть семья. По-моему, вообще никто никогда не задумывался о жизни Джудала за кулисами.

– Он был бы рад это слышать.

Джерис пустил лошадей рысью, чтобы догнать Шива и Дарни, исчезнувших за деревьями, которые с обеих сторон обступили дорогу.

– Он не хочет, чтобы его слава мешала нам жить. Моя мать и мои младшие брат и сестры могут ходить по городу, оставаясь неузнанными, и это ее совершенно устраивает.

Сколько же у них детей?

– Должно быть, она настоящая женщина.

– Да, – гордо сказал Джерис. Я улыбнулась; вряд ли он имел в виду то же, что и я. Мы миновали придорожный камень, и я нахмурилась, поняв, что мы на Эйрогском тракте.

– Куда это мы едем? Я думала, вы направляетесь в Кол, если интересуетесь древностями.

Улыбка Джериса поблекла, и он неуверенно посмотрел на жесткую спину Дарни. Я не отступала.

– Ты, конечно, смотрел Альманах? Они добавляют лишний день в Равноденствие, чтобы календарь оставался правильным. Это будет грандиознейшая ярмарка за много лет. Вы могли бы найти там самых разных торговцев.

– Ну да, здесь же пользуются тормалинским календарем, не так ли? – помрачнел Джерис. – Они ведь не добавляли один день в то же самое время, что и солуране, три года назад?

Я пожала плечами; мне не хотелось отвлекать Джериса погрешностями в разных методах исчисления года; следить, кто какую систему использует, и убеждаться, что работаешь по нужному календарю, – все это и так доставляет немалую головную боль.

– Так куда мы едем?

– О, в Дрид, – рассеянно ответил Джерис. – Ты знаешь, что тормалинцы добавляют все дни на Солнцестояние?

– А что в Дриде?

Этот вопрос не имел смысла. Дрид существует лишь потому, что людям надо где-то остановиться среди сплошных полей, дабы промочить горло.

Джерис встряхнулся и бросил календарные подсчеты.

– Не уверен, что имею право говорить с тобой об этом, – признался он.

– Если я собираюсь что-то делать для вас там, мне нужно как можно больше времени, чтобы составить план.

– Не вижу, в чем должна заключаться моя помощь.

– Ну, что я должна красть? У кого? Почему эти вещи так важны?

Джерис заерзал.

– Это чернильница-рог, – сказал он наконец.

– Что?

– Чернильница. В ней держат чернила, и она сделана из рога.

– Да, я знаю, что это такое. Но что в ней особенного? Дарни мог бы купить целую кучу таких чернильниц в Коле.

– Нам нужна именно эта. Владелец не продаст, вот мы и ломали голову, как завладеть ею. Ты появилась как раз вовремя. – Он улыбнулся мне, широко открыв глаза.

Джерис мог сколько угодно меня очаровывать, но, с моей точки зрения, нельзя было выбрать более неудачного времени. Мне вдруг опостылела эта игра.

– Слушай, или ты говоришь мне, что происходит, или я спрыгиваю с этой повозки и убегаю в лес прежде, чем ты успеешь поковырять в носу. Попробуй объяснить это Дарни.

Парень моргнул от моего резкого тона.

– Дарни обещал рассказать тебе все что нужно, – взмолился он.

– Джерис, – предостерегающе сказала я, – пока ты будешь звать Дарни, меня уж и след простынет.

– Это сложно, – выдавил он наконец.

– До Дрида полдня езды, и я хорошая слушательница, так что говори.

Парень вздохнул.

– Я говорил, что мой университетский наставник – знаток конца Империи?

Я кивнула.

– Ага, царствования Немита Безрассудного.

– Он собирает старые карты, храмовые книги, современные летописи, все, что можно достать. Торговцы знают его, а несколько лет назад он начал собирать и древности, главным образом вещи, которые имеют отношение к ученым: футляры для перьев, лупы, обрезки свитков. Ничего особо ценного, как ты понимаешь, но интересно само по себе.

И куда это ведет? Я хранила молчание.

– Это прозвучит действительно необычно, – неохотно промолвил Джерис.

Пришлось бросить на него грозный взгляд.

– Он начал видеть сны. Не просто сны, а очень подробные, живые сновидения. Словно живешь в чьей-то чужой жизни, так он сказал, и, проснувшись, он еще несколько дней помнил каждую деталь. Вряд ли из этого что-нибудь вышло, если бы прошлой зимой, на Солнцестояние, он не пошел на собрание наставников, где все они напились. Там он заговорил об этих необычных снах, и оказалось, что еще двое видят такие же. Орнейл – так его зовут – думал, что от слишком напряженной работы его спящий ум оказывается вовлеченным в его занятия. Он рассказал об этом смеха ради, но у тех двоих словно гора с плеч свалилась. Один – географ, он исследует погодные составляющие, второй – металлург, который пытается выяснить, как имперские монетные дворы очищали белое золото.

Он и несколько тысяч других, подумала я. Жизнь станет очень интересной, если кто-то заново откроет секрет белого золота, благодаря которому монеты Тормалинской Империи остаются пока единственными деньгами, которые нельзя подделать.

– И что?

– Ну, их исследования не имели никакого отношения к истории Империи как таковой. Географ начал спрашивать себя, не сходит ли он с ума; понимаешь, он рационалист и очень крайних взглядов; он говорит, что даже не верит в существование богов. Металлург приписал это воздействию ртутных паров. Короче, они разговорились, и вскоре выяснилось, что в этих снах появляются люди и события, известные Орнейлу из его исследований, однако те двое никогда о них даже не слышали. Видишь ли, Хроники конца правления Мореплавателя весьма неполны, а царствование Немита Безрассудного было столь коротким, что в Империи, разваливающейся у него на глазах, фактически нечего было найти. Тем не менее обнаружился один губернатор в Калифере, и Орнейл – едва ли не единственный человек, хоть что-то знающий о нем из своих изысканий, но Дриссл-металлург смог назвать клички его собак и другие подробности благодаря сновидениям.

Теперь мне ясно, почему из Джериса никогда не выйдет драматург. Я вмешалась, когда он остановился перевести дух.

– И как мы перейдем от странных снов к краже чернильницы в Дриде?

– Видишь ли, им ничего не удалось найти о природе подобных снов ни в каких источниках. Существуют храмовые предания о предсказаниях с помощью снов, но они никуда не привели. Есть гидестанская легенда о человеке, который видел вещие сны, но…

– Джерис, я не хочу всего этого знать, – перебила я его. – Почему я должна красть какую-то чернильницу?

Джерис надулся и помолчал, собираясь с мыслями.

– Они решили найти некий обобщающий фактор, который мог бы иметь значение.

Ученый ум, подумала я, полная загадка для всех остальных.

– Оказалось, что у каждого из них есть маленькая коллекция артефактов Старой Империи. У Дриссла – денежные весы, матрицы печатей и алхимический ящик, а у Марола – карты, шкатулки и макет Алдабреши, показывающий, как течения движутся между островами и изменяются с сезонами. Это действительно интересно, видишь ли… – Он прикусил губу. – Думаю, об этом ты тоже не хочешь слышать. В общем, они обнаружили, что у каждого есть вещица, к которой они особенно привязаны и которую не продали бы ни за какие деньги. Все эти вещи датированы самым концом Империи с разницей в несколько лет, и все они возникали в снах. Изыскатели решили поставить опыт и обменялись артефактами, но как только эти вещи покинули своих хозяев, сны прекратились. Когда они снова вернулись на место, сны возобновились.

Я посмотрела вперед, мы догоняли Дарни и Шива.

– Ближе к делу, Джерис, – взмолилась я.

– Не найдя объяснения, они решили, будто в этом замешана магия. Поспрашивали вокруг и узнали, что один из магов, Узара, изучает падение Империи и основание Хадрумала. Он полагает, эти сны могут дать ценные сведения, а потому отправил людей, чтобы найти побольше таких древностей.

– И эта чернильница – одна из них?

– Она нужного периода, к тому же из тех маленьких личных предметов, которые, как мы считаем, связаны с подобными снами. И решающим доводом является то, что старик, ее владелец, упорно не хочет ее продавать. Это, как правило, существенно.

– Может, он просто жадный и набивает цену, как тот, с кружкой?

– Кстати о кружке. – Джерис оживился и повысил голос. – Я хотел спросить: почему ты выбрала именно ее? У того торговца много интересных для нас вещей; та кружка и правда красива, но она не самая ценная. Ты долго держала ее в руках? Ты что-то почувствовала, когда брала ее?

– Джерис! – Дарни и Шив остановились перед мостом, где взимался сбор. – Я что тебе сказал?

Джерис умолк, когда агент подъехал к нам.

– Придет время, я сам расскажу ей то, что нужно.

Он поехал обратно – спорить со смотрителем моста, и я уставилась ему в спину с неприязнью.

Мы переправились во Фриерн. Я хранила молчание. У меня было полно вопросов, но они могли подождать. Фриерн – не место для крупного спора с Дарни, который мог кончиться тем, что я оставила бы эту троицу. Мы миновали таверну «Серый Рогач», а немного погодя остановились у постоялого двора, тоже именуемого «Серый Рогач», что бы перекусить и дать отдых лошадям. Мне действительно не нравятся места, где каждая гостиница называется по эмблеме местного лорда. Стража лорда Армайла, как обычно, бросалась в глаза, галопируя по дороге без всякого уважения к окружающим. Огораживание этой земли ушло на много дальше, чем в прошлый раз, когда я здесь проезжала: для крестьян дела здесь складывались не слишком-то хорошо, большинство разбивали камни по обочинам дороги за кусок хлеба. Я обрадовалась, поняв: в этом месте мы не задержимся.

Был уже вечер, когда на придорожных камнях появилось название Дрида и дорога побежала по холмам. Недалеко от городка Дарни объявил привал под купами ив, и мы напоили лошадей.

– Так, Шив с Джерисом будут ждать здесь, – отрывисто распорядился агент. – Мы с тобой идем в Дрид. Я покажу дом, и ты проберешься в него, когда стемнеет. Как только украдешь рог, мы уезжаем.

– Куда? – кротко спросила я.

– Я знаю место, где можно остановиться, частный дом, не гостиница. Если поднажмем, к рассвету будем там. Малая луна в последней четверти, света хватит. – Заключительную фразу он адресовал Джерису, который собирался возразить из-за своих лошадей.

– На что похож дом этой задницы?

– Чего?

– Ну, этого человека.

– Маленький дом на улице возле бойни.

– А сам он?

– Старый чудак, антиквар. Лет шестидесяти, если у него вообще есть возраст, и у него слабое здоровье. Должно быть, он каждую ночь стучится в дверь Сэдрина.

Я покачала головой.

– Сперва мне нужно осмотреть дом, но сразу могу сказать, что я не буду этого делать, как только стемнеет.

Дарни рассвирепел.

– Ты сделаешь, как я велел.

– Нет, если ты хочешь эту вещицу так сильно, как, я думаю, ты хочешь. Даже при одной Малой луне кругом будут люди, по крайней мере пока она не сядет, даже в таком крохотном местечке, как Дрид. Это уличный дом, никакого двора, и с обеих сторон вплотную стоят другие дома? Это не легко. Раз он старик, значит, спит чутко, и, позвольте мне угадать, дом набит причудливыми вещами, столы и книги повсюду?

– Точно, – подтвердил Джерис, заработав кислый взгляд агента.

– Я войду перед самым заходом луны. А вы проедете через городок и остановитесь в первом трактире на Эйрогской дороге. На рассвете встретимся и отправимся в путь как невинные путешественники.

– Я думаю…

Шив грубо прервал Дарни.

– Ливак здесь эксперт, поэтому сделаем так, как она говорит.

Агент злобно взглянул на него, но смолчал. Интересно, подумала я.

– Итак, кто ходил к старику, когда он не захотел продать?

– Мы с Джерисом, – ответил Шив.

– Тогда Дарни прав, лучше, если он покажет мне место. Давайте поедим, а потом пойдем в город выпить эля.

Я послала агенту ослепительную улыбку, стараясь не допустить в нее торжества, но не произвела на него никакого впечатления. Дуйся сколько хочешь, подумала я, мне-то что.

Мы быстро поели и оставили Джериса и Шива играть в руны под деревом. Они собирались двинуться дальше немного погодя, когда дороги опустеют, и Джерис, казалось, хочет по какой-то причине улучшить свою игру. Я велела им ни с кем не заговаривать. Возможно, старик на полпути к столу Сэдрина, но бьюсь об заклад, он установит связь между незабываемой парочкой, желавшей купить его чернильницу, и ее внезапным исчезновением. Здешняя Стража не отличается особым умом, но зачем идти на риск: ведь кто-то может их опознать и укажет, куда они поехали.

Мы неторопливо пошли в городок. Я подумывала, не взять ли Дарни под руку, честно говоря, в основном чтобы досадить ему, но решила этого не делать – он не стоил таких хлопот. Я с интересом смотрела по сторонам, припоминая, где тут что, так как давненько сюда не заезжала. Дрид – милый городишко с путаницей улиц, застроенных домами из местного желтого камня с шиферными крышами.

– Зеленая дверь, – вполголоса сказал Дарни, – переулок справа и плющ на фронтоне.

Я покосилась из-под ресниц на дом, о котором он говорил, настраиваясь на решающую для меня информацию.

– Старик живет преимущественно внизу, судя по тому, что видел Шив, – продолжал Дарни. – Ты можешь влезть через чердачное окно.

– Или выломать дверь топором, – подхватила я. – Это было бы быстрее, а шума столько же.

Дарни хотел сказать что-то резкое, но я опередила его, показав на людей, сновавших по улице. Он со своим высокомерием начал страшно мне надоедать.

– Судя по паутине и плющу, это окно не открывалось со времен постройки, – объяснила я ровным, рассудительным тоном. – Поверь, Дарни, я знаю, что делаю. Разве не по этой причине ты втянул меня в ваш маскарад?

Мы пошли дальше к скромному трактирчику на рыночной площади и распили кувшин эля. Я бы не рекомендовала это заведение своим друзьям, но если быть откровенной, возможно, это выражение на лице Дарни сделало пиво кислым.

Солнце зашло. На юге, розовая и светящаяся, показалась Малая луна. Пора. Я встала, и Дарни хватило ума последовать за мной. Мы вышли на Фриернскую дорогу и зашагали в темноту; я шла нога в ногу с Дарни.

– Иди дальше, не оглядывайся, увидимся на рассвете.

Я юркнула в переулок, ведущий к бойне, а Дарни, не сбивая шага, направился своей дорогой. Я покачала головой со смешанным чувством досады и восхищения.

Переулок пах старой кровью, свежим навозом и испуганными животными. Неуютное место для гуляющих парочек, а значит, самое подходящее для меня. По задворкам бойни я пробралась на еще одну узкую улочку. Там села на корточки и принялась наблюдать за домом старика.

Слабый отсвет единственной свечи перемещался время от времени, а затем фасад потемнел. В двух соседних домах вечерняя жизнь шла своим чередом: там готовили еду, ужинали, выливали помои, закрывали ставни. Трубы перестали дымить, и два парня из дома слева пошли к трактиру. Обратно они брели, когда луна стояла высоко в небе. Поднялся небольшой переполох из-за двери, запертой на засов, и мать впустила их внутрь с гневными упреками.

Я сидела и ждала. Вскоре городок затих. Только шуршание крыс доносилось из мусорных куч да время от времени звуки сопротивления, когда кошка ловила свою добычу. Я перешла улицу и крадучись заскользила по переулку. Дровяные сараи, уборные и свинарники теснились на узком пространстве с неровными рядами домов. Судя по отсутствию вони, свинарник старика пустовал. Это хорошо, у свиней отличный слух, к тому же они не в меру любопытны и могут поднять ужасный шум. Нырнув в тень, я осмотрела окна. Вот тут ничего хорошего; створки такие же покоробленные, как на фасаде, и так же намертво закрыты, и плющ точно такой же – буйный. Мне это не нравилось, но придется попробовать дверь. Я встала на колени и изучила грязь – никаких следов когтей или отпечатков лап, никакой собачьей шерсти в растрескавшемся дереве косяка. Пока что это более перспективно.

Я посмотрела внимательнее и возблагодарила Дрианон за то, что она смотрит благосклонно на своенравную дочь. У старика стряслась беда, и он потратился на замок. Я молилась, чтобы, уповая на него, старик отказался от засовов, вытащила инструменты и приступила к работе. Я умею отодвигать засовы, но эта работа в лучшем случае медленная и часто шумная.

Он заплатил хорошие деньги, поняла я, когда время продолжало неумолимо ползти. Замок оказался сложным, возможно, это даже было изделие Горного мастера. Наконец я справилась с последней сувальдой, затем крайне медленно и осторожно потрогала защелку. Она неохотно двинулась по ржавчине и грязи, но никаких засовов на двери не было. Проскользнув внутрь, я остановилась, чтобы осмотреться. Воздух был спертый от древесного дыма, запахов мочи и кислого молока. Из дальнего конца комнаты доносились хрипящие вздохи, и угасающие угли едва высвечивали сгорбившуюся в кресле фигуру у кухонной плиты. Когда глаза привыкли к темноте, я разглядела стол, заставленный немытой посудой с объедками, поленья, небрежно сваленные на полу, тряпье и мусор повсюду. Я подошла к двери в переднюю комнату и очутилась совсем в другом мире.

Всюду лежали книги, но они были подобраны по темам и авторам. Никакая пыль не портила их кожу, а на центральном столе высилась куча пергаментов, исписанных аккуратным почерком. Блестящая подзорная труба лежала на детальном чертеже ночного неба, а лавку у окна занимали травы и цветы с подробным описанием их применения и мест произрастания. Чернильница стояла на отдельном столике вместе с перьями, ножом и красками. Это была красивая вещица – незнакомый мне рог бледно-медового цвета, оправленный полосками красного золота с изящной гравировкой. Я протянула руку, но замерла в нерешительности. Я не хотела, чтобы видения из темных веков вторгались в мой сон, и почти пожалела, что не осталась в неведении насчет всего этого дела.

Кашель из кухни испугал меня, я схватила чернильницу, и сердце мое заколотилось. Что, если старик находится в разгаре одного из этих жутких снов? Не разбудит ли его перемещение чернильницы? Я вернула ее обратно на стол, как свечу, оплывающую горячим воском. Сердце барабаном стучало в ушах, когда я уставилась на проклятую вещицу.

«Возьми себя в руки», – безмолвно приказала я.

Глубоко вдохнув, я осторожно подняла чернильницу и застыла, ожидая реакции в соседней комнате. Зашуршало одеяло, скрипнуло кресло, затем снова послышался ритмичный скрежет дыхания. Легкие старика звучали скверно. И как он переживет зиму?

Ожидая, когда старик погрузится в более глубокий сон, я быстро осмотрела штабеля книг. Джерис и Шив ищут информацию о конце Империи, и жаль будет потерять эти сокровища, если старик умрет во сне и местные крестьяне все растащат. Одна маленькая стопка посвящалась последним императорам династии Немита, поэтому я сунула их за пазуху и потуже затянула пояс туники. Убедившись, что на кухне все спокойно, я выскользнула из дома. Мне потребовалось время, чтобы снова запереть дверь, стараясь не обращать внимания на участившийся пульс и пот, щекочущий меж лопаток. Ученый непременно заметит кражу, но при отсутствии признаков взлома Стража, если повезет, отмахнется от него как от бестолкового старого идиота.

Довольная своей работой, я затрусила по темным улицам и вышла на большак, оставив Дрид в объятиях Морфея. Дело сделано, но я почему-то чувствовала себя замаранной. Да, знаю, для людей моего ремесла это звучит глупо, но я все время представляла себе горе несчастного старика. Это было не воровство ради выгоды или мести, как с кружкой. И не кража от безысходности у обжирающегося сливками кота, который не слишком пострадает от нанесенного ему ущерба. Старик жил в большей гармонии со своим разумом, нежели с телом, и я спрашивала себя, что значили яркие сны из далекой эпохи в его убогой жизни, когда его тело и чувства ослабли с возрастом.

«Возьми себя в руки, клуша! – выбранила я себя. – Может, это самый злобный старый хрыч с тех пор, как Мизаен создал солнце и луны».

Скажу Джерису, пусть попросит какого-нибудь сердобольного наставника из Университета позаботиться о старике – ему не место в той лачуге. Я ускорила шаг, и угрызения совести остались позади вместе с дорогой.

Небо бледнело от первых проблесков зари, когда наконец показался трактир. Открыто, но бесшумно я вошла во двор, вопрошая себя, как найду остальных. Мне можно было не беспокоиться: Дарни сидел у двери каретного сарая на тюке соломы и, плотно завернувшись в плащ, дремал. Когда я подошла, он открыл глаза.

– Достала?

Я кивнула и вручила ему сумку с чернильницей.

– Ты всю ночь здесь торчишь? Как же тогда, сонный, будешь сидеть на лошади?

– Не бойся, я отдохнул. Солдатская служба многому учит.

Его настроение, похоже, улучшилось.

– Нельзя ли чего-нибудь съесть на дорожку? – Ночное возбуждение прошло, и навалилась усталость.

Дарни протянул мне хлеб с сыром и подал кружку пива, стоявшую на земле рядом с тюком соломы, а потом отдал мне свой плащ.

– Тебе нужно отдохнуть. Я подниму остальных, и мы выедем, как только взойдет солнце.

И не думая спорить с этой нежданной сердечностью, я закуталась в добротную шерсть, еще теплую от его тела, и калачиком свернулась на соломе.