Письмо, найденное в Домовой книге Сидры, леди Метрил, датируемое годом правления императора Леорила Тупицы. Аттарская бухта, Каладрия.

Дорогая моя Сидра,

Ты даже не представляешь, какие у меня потрясающие новости! Херист вернулся из плавания, и он сделал это! Вот я тебе пишу, а в наших теплицах уже пышно растут целые ряды пряных кустиков. Ну это ли не чудо! Больше того, наш главный садовник уверен, что сможет растить их снаружи, когда они достаточно окрепнут. Херист не знает, как скоро эти кусты начнут плодоносить, но, когда это случится, мы начнем продавать всевозможные пряности и сможем разбогатеть. Я уверена, люди куда охотнее будут торговать с нами. В конце концов, мы будем счастливы брать законно отчеканенное золото и серебро и не утруждать себя бесконечными спорами по поводу обмена. Пока островные дикари не усвоят понятие денег, я не представляю себе, как они смогут конкурировать с нами, ведь у нас не будет и расходов на перевозку.

Херист привез удивительный запас историй о своих приключениях среди варваров. Он побывал на многих островах, и принимали его очень тепло; кажется, тамошние жители довольно наивны, почти по-детски в некоторых отношениях. Так как Мизаен в своей неизмеримой мудрости даровал их островам несметные сокровища в виде драгоценных камней, то на всех мужчинах и женщинах, даже самых низших сословий, можно увидеть превосходные самоцветы, и они обмениваются ими на манер детей, меняющихся игрушками на ярмарке в Солнцестояние. Херист привез мне жемчуг – когда ты его увидишь, ты просто умрешь от зависти, моя дорогая, – а отдал за него всего два старых меча да мешок гвоздей.

Все их правители – старики, разжиревшие от потакания своим прихотям и предающиеся всем наслаждениям жизни. Когда я надавила на него, Херист признался, что их аппетиты не ограничиваются едой и вином. Каждый держит при себе толпу женщин; они зовутся женами, но, судя по тому, что говорит Херист, их следовало бы назвать наложницами. Они одеваются в самом скандальном стиле, всегда при румянах и украшениях и не имеют другой цели в жизни, кроме как удовлетворять вожделения мужчин. Можно лишь предположить, что эти неверующие дикарки сами не сознают своего убожества. Херист уверяет, что не поддался искушению, хотя там принято предлагать гостям на выбор любую из этих шлюх.

Кажется, они не имеют никакого понятия о королевском сане или должном правлении. Каждый воевода просто командует островами, которые сумел захватить силой оружия. Они придают большое значение искусству владения мечом и луком, так как не знают других способов разрешения споров, кроме состязания в грубой силе. Поэтому Херисту пришлось быть очень осмотрительным, добывая семена пряных растений, так как его жизнь не стоила бы и пенни, если б эти невежественные варвары что-то заподозрили в отношении его планов. Однако, как говорит Херист, бык опасен, лишь когда ты его разозлишь, а он вполне сумел перехитрить их тупые мозги.

Дорогая, ты непременно должна приехать и погостить у нас подольше. Мне не терпится показать тебе мои новые драгоценности и прочие вещи, что привез Херист, шелка и любопытные резные работы, которые, клянусь, вгонят в краску даже самую свободную от предрассудков даму.

Трини, леди Арбел

Писано 11-го дня поствесны в нашем Дерретском Охотничьем Домике.

Галера Шек Кула, выходящая из Лескарского Залива, 33-е поствесны

Я покорно отправился за воином, который привел меня к каюте на корме галеры. Когда он открыл дверь и жестом велел мне войти, слабое сочувствие вспыхнуло в его глазах. Нагнув голову, я робко шагнул внутрь и старался выглядеть как можно безобиднее, что при моих синяках и грязных тюремных лохмотьях было совсем не трудно. Тем временем мой ум лихорадочно работал: что происходит сейчас на причале?

Женщина, виновная в моем нынешнем положении, сидела на груде ярких подушек со сложной вышивкой в руках и с пристрастием подбирала шелка. Она взглянула на меня, и я не поверил выражению злобного веселья, промелькнувшему на ее остром лице. Она что-то крикнула слащаво-зазывным тоном, и женщина помоложе вбежала через вторую дверь. Как только она увидела меня, возбуждение на ее лице мгновенно превратилось в ужас.

Пока первая с безмятежным видом изучала замысловатый цветок, вторая обвела меня уничтожающим взглядом и закричала на первую. Я наблюдал с острой досадой, как вышивальщица хладнокровно отвечает на ее бурные тирады. Наконец ярость в сочетании с раненой гордостью сломили девушку. Она разрыдалась и бросилась вон из каюты.

Я застыл на месте, не понимая, что мне полагается делать, и вынужден был забыть на время о Шиве и эльетиммах, запереть эту проблему в дальний ящик ума. Остальным придется самим позаботиться о себе; в конце концов, они вместе, у них есть союзники в Релшазе, а главное, Ливак не дура. Мой первый долг теперь – выжить, пока не смогу вернуться на материк. Я здесь один и в немалой опасности.

Я посмотрел на женщину, но она сосредоточилась на вышивке, ее тщательно накрашенные губы слегка изгибались в улыбке, в миндалевидных глазах искрилось удовлетворение. Тайком следя за своей госпожой, воин указал мне на каюту, в которой скрылась плачущая девушка. С бесстрастной миной прошел я через сколоченную из планок дверь, которая все еще раскачивалась после того, как она в гневе покинула комнату.

Я оказался в просторной светлой каюте с выходом на маленькую личную палубу в задней части галеры. Девушка больше не рыдала, но лицо ее было мокрым от слез, сгубивших всю ее косметику. Щеки ее покрылись стыдливым румянцем, губы сузились. Смущение боролось с яростью в ее огромных карих глазах. Девушка глубоко вдохнула. Я благоразумно уставился в стену и терпеливо ждал.

Через несколько мгновений она с загадочным вздохом пожала плечами, отбросила с лица длинный черный локон и села на подушки; ее элегантное янтарное платье зацепилось за драгоценные браслеты на лодыжках. У нее были прелестные лодыжки и несообразно грубые ступни. В целом же она была лакомым кусочком, ростом мне до подбородка, с округлыми бедрами и пышной грудью, которую едва скрывало просторное шелковое платье без рукавов. Сердитая нахмуренность казалась неуместной на ее круглом лице, но я мог поверить, что она привыкла часто надувать свои полные губки. С отрывистым приказом девушка указала на пол и подтянула платье на гладкое коричневое плечо.

Видимо, алдабрешцы не доверяли стульям, поэтому я сел на пол и выдавил заискивающую улыбку.

– Прости, я не понимаю алдабрешского.

Девушка сдвинула брови, пытаясь говорить на релшазском. В немом извинении я пожал плечами. Вот еще новая проблема. В тех редких случаях, когда приходилось иметь дело с провинциальными крестьянами, не знающими тормалинского, мне хватало личных познаний в каладрийском или далазорском, дабы прибегнуть к ним, если припрет. Но я и представить не мог, что мне вдруг понадобится язык Архипелага. Я даже не знал никого, кто мог бы меня научить.

– Ты тормалинец? – нерешительно спросила девушка с сильным алдабрешским акцентом.

Я неуклюже поклонился, не зная, что еще делать.

– Меня зовут Райшед.

Она несколько раз повторила мое имя, разделяя слоги и окрашивая их алдабрешской интонацией.

– Раи Шед.

Значит, придется откликаться на это, пока я не найду выход отсюда.

Понимающе кивнув, девушка указала на себя:

– Я Ляо Шек, Четвертая жена Шек Кула и управляющая его ткачами.

Я снова поклонился – как можно ниже. Я в точности знаю этикет, необходимый при встрече сьера Дома, его наследников и дам, я знаю, как обращаться к лескарскому герцогу или энсейминскому лорду, но я не имел никакого понятия о правилах поведения между хозяином и рабом. Я всегда думал, что любые разговоры здесь совершаются на языке плетки, и не хотел вынуждать Ляо Шек прибегнуть к нему. Лучше выглядеть идиотом и скрести носом по половицам, так как избитому мне не удрать.

Воцарилось неловкое молчание, и я украдкой оглядел каюту. Деревянные стены были покрыты бледно-желтой краской и украшены искусной шелковой вышивкой. Пол отполирован, у дальней стены – низкая кровать с грудой стеганых шелковых одеял, а на ней, среди небрежно брошенных платьев, опасно близко к краю стоял поднос с косметикой.

– Ты воняешь, – поморщилась вдруг Ляо. – Вымойся, прежде чем приступишь к своим обязанностям.

– А какие у меня обязанности? – опасливо поинтересовался я.

Губы Ляо раздраженно сузились, она быстро вдохнула, раздувая изящные ноздри.

– Налей мне вина. – Она указала на графин на низком столике у открытой двери на палубу.

Я наполнил бокал и огляделся – нет ли где подноса. Ляо одобрительно кивнула, но лоб ее по-прежнему хмурился.

– Налей себе и сядь, – неожиданно приказала она.

Я так и сделал. Слабый вкус разбавленного напитка не произвел на меня никакого впечатления, а Ляо меж тем допила вино и сидела, вертя в руках пустой бокал на тонкой ножке. Яркий лак блестел на ее ногтях.

– Ты родом из восточных земель, верно?

– Да, из Зьютесселы, что в Южном Тормалине.

Ляо отмахнулась от этих подробностей.

– Житель материка, что ты знаешь о наших островах?

Не много знаю, что там около сотни кровожадных воевод и каждый правит одним главным островом, а также любым количеством меньших островов, насаждая свои законы железным кулаком, кровью и ужасом. Я вспомнил разные жуткие истории, слышанные мною за годы, и твердо солгал:

– Ничего.

Ляо посмотрела на меня оценивающим взглядом.

– Понятно. Как давно ты стал рабом?

– Шек Кул – мой первый владелец. – Я едва не поперхнулся этими словами.

Женщина вновь насупилась и что-то сварливо пробормотала по-алдабрешски, но мне показалось, что гневается она не на меня.

– Не знаю, как Гар уломала Шек Кула купить тебя, но уверена, она ждет, что ты окажешься плохим рабом. Поскольку и достоинства, и недостатки личного раба отражаются на его хозяине, она надеется, что ты унизишь меня. Я не намерена этого допустить. Я и так доставила ей слишком много удовольствия своими слезами.

Девушка повела бокалом, и я поспешил снова наполнить его.

– Каковы, по-твоему, твои обязанности здесь?

Я перебрал в уме различные слухи, ходящие на материке, о личных рабах алдабрешских женщин и выбрал менее похотливые.

– Я должен защищать тебя от других мужчин и всячески оберегать для твоего мужа?

На лице Ляо промелькнуло отвращение.

– Ваши женщины терпят, когда их стерегут, как кур в огороде. Ты не раб моего мужа, ты мой раб, понимаешь?

Я кивнул, ничего пока не понимая.

– Ты должен защищать меня, это верно, – продолжала Ляо, – но не ради моего мужа, а ради меня самой. Если я прикажу, ты будешь сражаться с кем угодно, даже с Шек Кулом. На островах ни один муж не властен над телом своей жены.

Если это правда, тут есть чему поражаться, саркастически подумал я. Из всех известных мне законов лишь Тормейлские отказывают мужчине в брачном ложе, и лишь тогда, когда жена приведет в суд трех независимых свидетелей, готовых поклясться, что видели, как он ее избивает. Однако я обуздал свое лицо до тупого почтения, слушая дальше скороговорку Ляо.

– Слушай меня внимательно. Ты должен учиться быстро, я не собираюсь повторять все по два раза. В Алдабреши жена имеет и положение, и обязанности. Мы управляем собственностью нашего мужа и рожаем ему детей, если хотим этого, в обмен на его защиту и благосклонность. Прибыльные жены делают честь мужчине, брак – это союз семей, а союзы означают власть в Архипелаге. Через своих жен Шек Кул заключил союзы с двумя своими соседями и двумя воеводами с центральных островов; он считается могущественным человеком. Его владения – на юге Архипелага.

Это значит, что мы едем еще южнее Мыса Ветров, и я с омерзением подумал о заведомо жарком и влажном климате Архипелага. Ляо говорила теперь медленно, дабы я усвоил каждое слово, и я покорно внимал. Чем больше я узнаю о тамошних порядках, тем скорее придумаю, как выбраться из этой передряги. Я вдруг понял с неуместным приливом облегчения, что я здесь совсем один и не должен подчиняться магам или принимать в расчет чьи-то планы. Определенно мессир не сможет послать мне помощь, даже если Планиру взбредет на ум предупредить его о моем положении. Единственное, что связывало Дом Д'Олбриотов с Архипелагом, – это преследование случайных пиратов, которые рискуют пройти на восток сквозь суровые шторма с целью грабить корабли, курсирующие у побережья Залива.

– Первая жена Шек Кула торгует драгоценными камнями и управляет его домом. Ее зовут Каеска Шек, урожденная Каеска Данак. Вторая жена – Мали Шек, урожденная Мали Каазик, она надзирает за фермами на островах Шек Кула, ведет дела с надсмотрщиками и свободными островитянами, а также торгует продукцией. Третья жена – Гар Шек, урожденная Гар Гаска, с северо-запада; она развивает торговлю изящной вышивкой. Эта торговля дала ей видное положение, что хорошо отражается на Шек Куле, вот почему Гар Шек так часто добивается своего в последнее время.

Самодовольная улыбка озарила на миг лицо Ляо.

– Но это ненадолго. Мали беременна, и когда родится малыш, она станет Первой женой и поставит Гар на место. Я – Четвертая жена, до замужества – Ляо Сазак. Я родилась на западно-центральных островах и вышла за Шек Кула чуть больше года назад. Как самая младшая жена в настоящий момент, я руковожу ткачами хлопка, надзираю за их работой и торгую готовой тканью. Не реже трех раз в году объезжаю все острова Шек Кула и посещаю острова Каазика Рея. Кроме того, я принимаю агентов и посетителей из других владений. Во время таких визитов ты будешь заботиться обо всех моих нуждах и нуждах моих гостей. Это ясно?

– Вполне, моя госпожа.

Похоже, скабрезные рассказы об алдабрешских дамах, которые сидят взаперти в своих клетках словно декоративные птицы, удовлетворяя экзотические вожделения своих мужей, были малость неточны.

– На людях ты будешь беспрекословно подчиняться моим приказам. Ты не будешь спорить со мной и дерзить мне. Если чего-то не поймешь, жди, пока мы не останемся одни, и тогда спрашивай, но я не отвечу ни на какие вопросы при Шек Куле или Гар. Ты можешь выполнять приказы Мали, но не Гар или Каески. Они не имеют права заставлять тебя и знают это.

Я не мог себе представить, чтобы надменная Гар Шек легко стерпела неповиновение, но по хмурому виду Ляо было ясно, что это не подлежит обсуждению. Я также понял, что ее слова прекрасно слышны в соседней каюте и что Ляо говорит не только мне, но и Гар, как именно лежат руны.

– Я договорюсь, чтобы ты проводил как можно больше времени с Гривалом, который принадлежит Мали. Он расскажет тебе все, что ты должен знать об обязанностях личного раба. Сезарр – личный раб Гар. Он прекрасный воин и сможет потренировать тебя до приемлемого уровня. Постарайся воспользоваться этим временем и разузнать побольше о планах Гар. Тебе придется выучить алдабрешский, я не могу все время довольствоваться твоим варварским языком. Ты должен бегло говорить к концу сезона.

Это также не подлежало обсуждению, и я беспокойно подумал, сколь трудно мне придется. Все алдабрешцы, которых я слышал, звучали так, будто пытались плеваться, жуя ногти.

Ляо утерла рукой лицо и покосилась на пятно румян.

– Принеси мне крем. – Она указала на богато инкрустированный сундук, стоявший в углу.

Я подошел, открыл его. Внутри оказался поднос с лоскутками ткани, среди которых прятались тонкая фарфоровая чашка лосьона, накрытая крышкой, и голубой флакон релшазского стекла с чем-то терпковато пахнущим. Ляо одобрительно кивнула, и я встал на колени, чувствуя себя совершенно лишним, в то время как она снимала косметику со своих губ, глаз и щек. Глядя на ее гладкое лицо, я с изумлением понял, что Ляо не больше семнадцати. Учитывая ее манеру держаться и ее уверенность жены воеводы, я думал, что она старше по крайней мере лет на пять.

Стук в дверь прервал ее процедуры. По нетерпеливому жесту Ляо я поднялся с колен и впустил беременную женщину почти с меня ростом, в простом кремовом платье. Она прислонилась к косяку, улыбнулась Ляо и что-то спросила по-алдабрешски – ее низкий сиплый голос смягчал резкость языка. Ляо засмеялась и драматическим жестом беспомощности указала на меня. Решено, я выучу этот язык, даже если стану напоминать блюющую собаку. Никакая девчонка почти вдвое младше меня не сможет насмехаться надо мной, чтобы я не понимал ее шуток.

Пока жены болтали, я рассматривал вошедшую. Это была высокая и, даже с учетом беременности, крупная женщина. В отличие от Ляо с ее длинными черными локонами, ниспадавшими по спине, волосы у этой дамы были короткие и росли странными тугими кудряшками, которые усеивали ее голову как зернышки перца. Ее кожа была самой темной из всех виденных мною доселе – нервирующее напоминание о том, какими разными бывают алдабрешцы. К моему облегчению, ее большие темно-карие глаза над широкими скулами светились добродушием, а в уголках глаз прятались морщинки смеха.

Рассмешив чем-то свою гостью, Ляо встала, ее лицо тоже озарялось улыбкой.

– Я побуду с Мали, – заявила она. – Прибери здесь, затем ступай и найди Сезарра. Мы договорим позже.

Шелестя надушенным шелком, Ляо покинула каюту, и я встал, потирая колени. Меня вовсе не радовала перспектива целыми днями ползать по полу, разве что на суше у алдабрешцев будет больше мебели. Я посмотрел на беспорядок, видимо, привычный для Ляо, и вспомнил мою мать, грозившую приучить Китрию к аккуратности ивовым прутом. Похоже, кое в чем все юные дамы одинаковы.

Я потянулся за скользким шелковым платьем и прикинул, куда бы его убрать. Но внезапно во мне что-то взбунтовалось. Мгновенно раскалившись от ярости, я был на грани искушения порвать эту непрочную вещицу в клочья и посмотреть, как это понравится моему властному цветику. Мои пальцы стиснули нежную ткань, и вдруг я понял, что смеюсь над столь не свойственным мне неразумным гневом. В данный момент я определенно плыл по течению без всякой надежды на ветер, но я должен сохранять спокойствие, если хочу выгрести отсюда. «От присягнувшего – к служанке! Ну, Райшед, ты и преуспел!»

Ляо может сколько угодно называть меня рабом, но никто не заставит меня думать о себе как о рабе. Однако я вполне могу играть эту роль, так же как полсезона изображал придурка, у которого ума не больше, чем у его навозных вил, чтобы распутать мошенничество в сараях для стрижки овец мессира. Я собрал брошенные платья, нашел отведенный для них сундук и, быстро наведя порядок в каюте, отправился на поиски человека, сопровождавшего меня к кораблю. Сезарр – так, кажется, его зовут.

Я отыскал его на палубе. Он совещался о чем-то с бритоголовым и черноглазым богатырем. Оба были раздеты до пояса и лоснились от пота, и в каждой руке они держали по притупленному клинку. Кивнув друг другу, они продолжали бой, и я торопливо попятился с дороги. Все прочие рассказы, что я слышал об Архипелаге, могут оказаться ложными, но слава воинов, пожалуй, даже преуменьшена. Их мечи были на пядь короче тех, к которым я привык, но, используя их парами вместо кинжала или щита для другой руки, любой алдабрешец компенсирует ранениями все, чего ему не хватает в досягаемости. Я беззвучно присвистнул, когда эти двое пошли друг на друга со шквалом ударов, звоном и лязганьем клинков, и прекратилось все это лишь в ту минуту, когда Сезарр получил мощный удар по плечу.

Увидев, как багровая полоска мгновенно потемнела до синяка, я невольно поморщился. Сезарр поймал мой взгляд и с грустной усмешкой потер плечо. Второй мужчина что-то сказал и, собрав учебные клинки, засунул их в парусиновый мешок. Должно быть, это и есть Гривал.

– Мы моемся, – сообщил Сезарр на ломаном тормалинском.

Я кивнул и последовал за ним к борту, где Гривал уже поднимал ведра морской воды. Оба раба разделись донага, равнодушные к посторонним взглядам, но матросы, занятые своими делами, не обращали на них никакого внимания. Я тоже разделся, с радостью сбрасывая вместе с лохмотьями все воспоминания о релшазской тюрьме. Я наслаждался пощипыванием чистой прозрачной воды и слегка вздрогнул, когда Гривал принялся тереть мочалкой мою спину, что напомнило о том, как мы с Айтеном оказывали друг другу такую услугу. Я закрыл глаза от внезапно нахлынувшего горя, еще более мучительного в моей нынешней неопределенности.

– На. – Сезарр вручил мне чашку разбавленного жидкого мыла, и я жадно оттер себя дочиста.

Гривал что-то произнес и, порывшись в мешке, протянул мне горшочек мази. Я стал подозревать, что он вообще не говорит по-тормалински.

– Для кожи. – Взяв горшочек, Сезарр зачерпнул пальцем мазь и потер свой синяк.

Я начал долгую процедуру смазывания всех своих царапин и шишек. Мазь жгла, но пахла довольно приятно, и простое осознание того, что я снова чистый и лечу свои раны, сотворило чудо с моим настроением.

Гривал что-то шепнул Сезарру, и оба засмеялись, глядя на меня. Проглотив возмущение, я улыбнулся. Мне нужны союзники, а значит, пора становиться своим для этих парней.

– Он говорит, ты похож на пса, который был у него когда-то, весь в коричневых и белых пятнах, – с широкой улыбкой объяснил Сезарр.

Я посмотрел на свои загорелые руки, бледные бедра и грудь. Выдавил улыбку, показывая, что понял шутку, и вдруг сообразил, что я самый светлокожий человек на корабле. Гривал был с головы до пят цвета старой кожи, и хотя руки Сезарра имели тот же оттенок, что и мои, это был их натуральный цвет, а не прикосновение солнца. Казалось странным выделяться таким образом: разъезжая по северу для мессира, я привык к тому, что люди чаще делают замечания насчет темноты моих волос и кожи. Под ногами качнулась палуба, напоминая мне о моем шатком положении.

Я изобразил скобление лезвием своих щек.

– Бритва?

Сезарр наморщил лоб и обратился к Гривалу. Тот испуганно вытаращил глаза.

– Нет. – Сезарр категорично покачал головой. – Теперь ты островитянин.

Я оглядел корабль – и правда, нигде не видно ни одного гладкого подбородка. Мысленно вздохнув, я улыбнулся и кивнул Сезарру. Мне не раз приходилось отращивать бороду, чтобы изменить внешность, и если вы спросите меня, то я вам честно скажу: сбривание этой проклятой штуки доставляет мало удовольствия. К сожалению, я не мог представить себе, чтобы моя так называемая госпожа позволила мне игнорировать здешнюю моду на волосатые лица.

Гривал дал мне чистую, хоть и поношенную рубаху, а Сезарр отыскал лишнюю пару штанов – и то, и другое из мягкого небеленого хлопка. Щупая незнакомую ткань, я не сдержал улыбку: там, дома, это была дорогая штука. Я огляделся в поисках какой-нибудь обувки.

– Сапоги? – с надеждой спросил я.

Сезарр покачал головой.

– Не на островах. Ноги сопреют.

Вот вам и объяснение загадки изысканных дам с огрубелыми ступнями.

Не глядя на меня, Гривал что-то пробормотал Сезарру.

– Он говорит, ты не урожденный раб, – перевел тот; нерешительность в его голосе боролась с любопытством.

– Нет. – Я дружески улыбнулся.

Возможно, один из этих мужчин располагает той решающей информацией, которая вытащит меня отсюда. И самая убедительная причина для дружбы с ними – это язык, который мне необходимо выучить.

– А что ты делал раньше?

Глаза Сезарра были вопрошающими, и я не винил его. Я бы тоже остерегался, если бы кто-то вдруг навязал преступника в мой караул.

– Я был присягнувшим великому господину, его воином.

Я был далеко не просто воином, но вряд ли сейчас уместно объяснять этим людям понятия клятвы и долга.

– Теперь ты служишь жене Шек Кула, нашего Великого Господина. – Сезарр расплылся в улыбке, явно ожидая, что я разделю его восторг.

Я кивнул и вспомнил алдабрешскую резьбу, которую видел в салоне госпожи Чаннис. Смотришь на нее с одной стороны – это дерево, посмотришь с другой – это лицо. Почему бы и мне не смотреть пока на рабство как на некую разновидность службы? Сделанного не воротишь, значит, надо думать о будущем.

Развить эту мысль мне не удалось. С громким восклицанием хлопнув себя по лбу, Гривал заспешил по палубе к куче свертков и бросил мне что-то длинное. Я машинально поймал, недоумевая, что бы это могло быть.

Я увидел свой меч и тупо уставился на блестящую зеленую кожу ножен.

– Хороший клинок, – с одобрением заметил Сезарр и выжидательно протянул руку.

Итак, покупатели на релшазских невольничьих рынках получают свой скот вместе с упряжью, с сарказмом подумал я. Ну-ну, до чего цивилизованно! Я отдал меч и, глядя, как Сезарр крутит над головой сверкающую сталь, молча порадовался, что не стал испытывать против него свою удачу.

Но все же хорошо, что этот клинок будет со мной как постоянное напоминание о моем истинном господине, о моем добровольном служении, о клятвах чести, означавших, что мессир тоже будет делать все возможное, дабы отыскать меня, лишь бы те проклятые чародеи дали ему знать, куда меня продали. Я бы предпочел сам выбраться из этой передряги, но утешало то, что и мои друзья не будут сидеть сложа руки.

Зазвенел колокол. Сезарр и Гривал торопливо убрали снаряжение, и я пошел за ними к камбузу. Оказалось, мы должны подавать дамам обед. Оба раба, а следом за ними и я нагружали подносы тарелками горячей бледно-желтой каши и всякими мисками с мелко нарезанной снедью, политой разнообразными соусами. Судя по тому количеству, что взял с камбуза Гривал, женщина Мали ела по меньшей мере за шестерых. А Сезарр, казалось, думает, что у Гар слишком тощие ноги.

Вскоре я обнаружил свою ошибку, когда понял, что личный раб питается объедками со стола своей госпожи. О чем болтали женщины, я не ведал, но по их тону и выражению лиц можно было подумать, что все они – самые близкие подруги. Мрачно наблюдая за Ляо, я обнаружил, что ее округлости происходят от здорового аппетита, и мой желудок протестующе заворчал. Мы подали еще слабого вина и фруктов, и, наконец, Мали удалилась отдохнуть, Гар вернулась к своему вышиванию, и я с удивлением увидел, что Ляо уютно устроилась на подушках с письменным ларцом и грудой корреспонденции, убористо написанной на тонкой папирусной бумаге.

– Мы едим. – Сезарр кивнул на дверь, и я последовал за ним и Гривалом на палубу, к нашему, по-видимому, привычному месту.

Беззлобно смеясь, Гривал передал мне пару мисок со своего почти нетронутого подноса. Я благодарно улыбнулся и с опаской посмотрел на их содержимое. В одной лежало что-то подозрительно похожее на мелкие внутренности, а в другой – кучка увядших зеленых листьев. Я ткнул в них пальцем.

– Это турил, – пояснил Сезарр и протянул мне странного вида ложку, более плоскую, чем наши, и с двумя зубцами на конце ручки, напоминающими крошечные вилы. Глядя, как он изображает зачерпывание и накалывание еды, я понял, почему все порезано на такие маленькие кусочки.

– Никаких рук, очень плохо. – Он решительно покачал головой. – Не чисто, дурные привычки жителей материка.

Я вздохнул и подцепил ложкой горсть листьев. В какой-то ужасный миг я решил, что проглотил осу; при том, что я видел цветы в некоторых блюдах, это было единственное, чем я мог объяснить опаляющую боль во рту.

– Горная трава. – Сезарр подал мне фруктовый сок. – Очень жгучая.

Со слезящимися глазами я запил ее соком и торопливо набил рот теплой кашей. Она была слегка зернистая, мелкие крупинки так и норовили прилипнуть к зубам и небу, но, несмотря на необычно кислый вкус, она была вполне съедобной.

Гривал предложил мне тарелочку с кусочками темного мяса в темно-красном соусе.

– Очень вкусно, – одобрительно кивнул Сезарр. Выдавив слабую улыбку, я боязливо попробовал соус. Как ни странно, он оказался сладким, почти медовым, с легким привкусом ароматных пряностей. По крайней мере голод мне здесь не грозит, подумал я, жадно опустошая тарелку.

– А что стало с прежним рабом моей госпожи?

Сезарр со смиренным видом пожал плечами.

– Костная лихорадка, очень плохо.

Я посмотрел на тарелку. Голод мне, возможно, не грозит, но сколько других смертельных опасностей поджидает меня в Архипелаге?

Узкий пролив между двумя лесистыми островами в самом сердце далекого океана

Темар проснулся, не понимая, где он и что с ним, плотная чернота душила его со всех сторон. Судорожным рывком юноша сдернул с головы одеяло, заморгал, и мир вернулся к нему: качающийся огонек – фонарь часового, неспешно обходящего лагерь, вокруг – мирное посапывание спящих. Темар сел, опершись руками на холодную траву, и глубоко вдохнул. Ощущение, что он все еще на борту корабля, постепенно исчезало. Эсквайр посмотрел на незнакомые звезды: скоро ли наступит рассвет?

«Боюсь, как бы не слишком скоро», – мысленно улыбнулся он и свернулся калачиком, чтобы успеть отдохнуть перед еще одним днем, наполненным делами и заботами. Да, это точно не увеселительная прогулка, подумал он, незаметно погружаясь в сон.

В следующий раз его разбудили стук котелков и все более громкий шепот. Солнце поднималось над частым лесом, темневшим на длинной косе у дальнего конца пролива, и в лагере готовили завтрак. Тут и там на травянистой полосе, отделяющей воду от зарослей кустарника, горели костры и шипели сковородки. Темар потянул носом, вдыхая аппетитный аромат жарящихся лепешек, смешанный с сочными, зелеными запахами бухты.

– Доброе утро. – Вахил высунул голову из клубка одеял, его жесткие волосы торчали во все стороны, а на красной щеке отпечаталась толстая складка.

Д'Алсеннен зевнул и потянулся за сапогами. Проверил, не заполз ли в них кто за ночь, и только потом надел, морщась от зябкого прикосновения влажной кожи.

– Я пошел умываться, – сообщил он и направился к ручью, который вился в траве к галечному пляжу.

Холодная вода изгнала остатки сна, и юноша начал различать детали окружающего пейзажа. Он остановил взгляд на Гуиналь. Она сидела возле шатра, заплетая косы, с розовым от омовения лицом; плечи ее прикрывала толстая шаль, наброшенная поверх накрахмаленной льняной рубахи.

– Ну, как себя чувствуешь после ночи на берегу? Лучше? – Стоя рядом, Темар закалывал волосы серебряной отцовской заколкой, потускневшей от соли.

Девушка слегка улыбнулась.

– Да, спасибо. Признаться, я не думала, что мне понадобится так много времени, чтобы сладить с морской болезнью.

– Ты не знаешь, мы долго простоим здесь?

– Нам нужно запастись водой, любой свежей пищей, какую удастся найти, сделать небольшой ремонт. – Гуиналь состроила гримасу. – Я бы сказала, мы пробудем здесь ровно столько, чтобы я снова успела привыкнуть к суше, и еще горсть дней я проведу над тазом, когда мы снова поплывем, даруй Ларазион мне силы.

Темар улыбнулся, думая о том, насколько она привлекательнее, когда забывает о своем завидном самообладании.

– Завтракать идешь?

– Чуть погодя. – Девушка театрально содрогнулась и покачала головой. Перебросив косу через плечо, она потянулась за платьем, лежавшим на табурете. – Ты не мог бы зашнуровать меня? Эльсир еще не встала, а служанки заняты.

Тщательно скрывая удовольствие, эсквайр смотрел, как Гуиналь надела через голову скромное коричневое платье и оправила его на бедрах, прежде чем повернуться к нему спиной. Вдохнув запах мяты от ее белья, юноша туго стянул края шнуровки.

– Ты не знаешь, где мессир Ден Феллэмион? – Гуиналь преисполнилась деловитости, надев достоинство вместе с платьем.

– Сейчас поглядим. – Темар обвел глазами лагерь. – Там, возле бочек для воды.

Девушка встала на цыпочки и неуверенно сощурилась.

– Ах да, вижу.

С легким сожалением проводив ее взглядом, эсквайр пошел на поиски пищи. Он отмахнулся от арендатора, который направлялся в его сторону с недовольной миной и зажатыми в руке мехами для воды.

Увы, завтрак кончился слишком скоро, и, выскребая из миски остатки каши, Темар уселся за грубо сколоченный стол на козлах, где корабельный эконом ждал его со стопой гроссбухов и восковых дощечек. Когда эсквайр запечатлел наконец новейший перечень оставшихся припасов, требуемой воды и всяких мелких повреждений на пяти кораблях, которые везли арендаторов Д'Алсеннена к их новому дому, солнце уже стояло высоко над зеркальными водами пролива, выжигая из леса Утренние туманы.

– Ты подготовил мне список?

Подняв голову, Темар увидел мессира Ден Феллэмиона, пододвигавшего табурет. На худых щеках командующего прогладывал румянец, глаза оживленно блестели. Грубая одежда моряка шла ему гораздо больше, нежели элегантное платье, которое он носил в Зьютесселе.

– Через час закончу. – Юноша одним махом сгреб в кучу нацарапанные записи и потянулся за чернильницей.

– Прекрасно. – Ден Феллэмион непринужденно кивнул. – После этого, если у тебя нет других дел, ты мог бы сходить пострелять дичи на ужин. И возьми с собой молодого Ден Ренниона.

Темар не смог сдержать удивленную улыбку, и мессир засмеялся.

– Думаю, вы оба заслужили небольшой отдых, и поскольку мы пробудем здесь еще горсть дней, все были бы рады свежему мясу.

– А сколько продлится вторая половина перехода?

– С попутными ветрами еще дней двадцать. – Ден Феллэмион встал. – Худшее позади.

Юноша кивнул, вспоминая отвратную погоду, которой пришлось довольствоваться их кораблям.

– Эти острова – истинное благословение Дастеннина, мессир, – нерешительно заметил он. – Но я не помню, чтобы вы упоминали о них до отплытия.

Ден Феллэмион усмехнулся.

– Нет, не упоминал. Предпочитаю, чтобы другие исследователи и дальше мою способность пересечь океан приписывали моему непревзойденному искусству мореплавания и особому расположению Дастеннина. Когда колония упрочится, мы устроим здесь постоянное поселение. Тогда уже можно будет открыть этот секрет.

– Мои комплименты вашей мудрости, мессир. – Темар изобразил церемонный поклон, и командующий захихикал.

– Благодарю за понимание, эсквайр, – ответил он таким же притворно церемонным тоном и пошел совещаться с капитаном одного из судов.

Д'Алсеннен с удвоенным рвением склонился над записями и закончил отчет быстрее, чем ожидал. Он посыпал документ песком и, убедившись, что чернила высохли, аккуратно сложил его, затем сунул за пазуху камзола и отправился на поиски Ден Феллэмиона. Командир вновь стоял у бочек, беседуя с Гуиналь и двумя капитанами.

– Спасибо, Темар. – Мессир взял протянутый пергамент. – Думаю, это все, что нам нужно. Гуиналь, почему бы тебе не отдохнуть до вечера? Ведь ты была так занята в последнее время. Воспользуйся этой остановкой, прежде чем мы снова сядем на корабль.

– Спасибо, дядя. – Гуиналь выглядела немного удивленной. – Я только позабочусь о той молочной корове.

– Тебе помочь? – поспешил осведомиться Темар.

– Помоги, если хочешь. – Девушка пошла к прочному загону в другом конце лагеря, где был надежно заперт драгоценный домашний скот экспедиции.

– Вот и вы, моя госпожа, – засуетился пастух, на его грубоватом лице проступило явное облегчение. – У нас уже все готово.

С нескрываемым любопытством Темар последовал за Гуиналь к загородкам из плетней, установленным поодаль от других животных. Там, внутри лежала пестрая корова с белой полосой вдоль спины: глаза остекленели, челюсть отвисла, бока тяжело вздымались. Одна ее передняя нога покоилась в грубом лубке из парусины и сломанной реи.

– Берись за веревки, парень. – Очевидно, пастух не узнал Темара и подтолкнул его к группе мужиков, ждущих с другой стороны крепкой рамы, связанной из свежих бревен.

– Готовы? – Слегка наморщив лоб, Гуиналь повернулась к корове и начала тихое заклинание, от которого волосы на затылке у Темара встали дыбом.

Корова закатила глаза, в горле у нее захрипело.

– Живей!

Помощники потянули за веревки, поднимая животное на раму, а пастух быстро перерезал вены по обеим сторонам шеи. Густая кровь хлынула в подставленный котел с уже насыпанным толокном, травами и сухим жиром.

Гуиналь вздохнула и отвернулась, как только мужчины с длинными ножами вошли в загон, чтобы разделать тушу, – ничто не должно было пропасть даром.

– Все хорошо? – с беспокойством спросил Темар, увидев грустное лицо девушки.

– О да. – Гуиналь потерла глаза. – Просто я могла бы вылечить ей ногу, но не имела для этого времени. Надо было постоянно следить за курсом, течениями и ветрами. И не скажу, что мне нравилось удерживать это бедное животное без сознания, пока ее нельзя будет здесь зарезать.

– О-о!

Темар совершенно не знал, что тут следует говорить, но девушка, кажется, ничего не заметила. Эсквайр старался не выдать инстинктивное удовольствие при мысли о кровяной колбасе, к которой успел пристраститься, хоть это и крестьянская пища.

– Беда в том, что у нас просто не хватает людей, обученных Высшему Искусству, по крайней мере чуть больше самого элементарного уровня. – Гуиналь решительно покачала головой. – Это будет первое, что я исправлю, когда мы высадимся.

– Хорошо, – кивнул Темар.

Девушка прищурилась, искра юмора промелькнула на ее лице.

– Я рада, что мой план находит у вас одобрение, эсквайр.

Д'Алсеннен отвесил пышный поклон.

– Ваша мудрость, барышня, уступает только вашей красоте.

Гуиналь засмеялась. Немного веселее, чем хотелось бы Темару, но, во всяком случае, печаль исчезла из ее глаз.

– Чем думаешь заняться сегодня? – добродушно спросил он.

Девушка презрительно скривила губы.

– Вероятно, буду слушать жалобы Эльсир насчет действия морской воды на ее волосы и стенания по поводу того, как мало места для ее гардероба.

Темар прыснул.

– Это на нее похоже.

Гуиналь оценивающе посмотрела на него.

– Ты мог бы сводить ее на один из твоих кораблей, чтобы показать, как большинство людей проводят свое время в этом плавании?

– Зачем?

– Кажется, она возомнила себя ужасно храброй и страдающей дворянкой, которая вынуждена делить со мной каюту и прислугу. С мессиром и ее матерью на борту, а также их личными слугами нам живется куда лучше, чем вам. Но я никак не могу заставить Эльсир понять, что на других кораблях все теснятся как сельди в бочке, что многие в любую погоду остаются на палубе и что ей невероятно повезло: у нее есть место хотя бы для пары смен белья.

– Ладно. – Темар всегда питал слабость к Эльсир. – Меня ее манерность не обманет, я помню Эльсир с тех пор, когда она была еще беззубой приставалой в рваных нижних юбках и грязных башмачках.

Кроме того, наедине с Эльсир он всегда сможет украсть вкус меда с ее мягких, как лепестки, губ. Эта девушка знала каждое па в любовных танцах.

– Темар! – Радостный крик Вахила эхом отразился от крутых высот по обеим сторонам бухты.

Эсквайр подавил легкое раздражение, увидев, как его друг вприпрыжку бежит по траве с луком в руке и охотничьей сумкой через плечо.

– Ден Феллэмион сказал, чтобы мы сходили посмотреть, какая дичь прячется в этих лесах. – Вахил хлопнул Темара по спине. – Такой приказ я всегда готов исполнить. Бери лук, человече, и пошли. Надо улизнуть отсюда, пока никто не придумал нам настоящую работу.

Д'Алсеннен стоял в нерешительности. Охота манила, но не хотелось упускать возможности побыть с Гуиналь.

– Можно мне с вами?

Вопрос девушки застал его врасплох.

– Прости?

– Мне хочется увидеть больше этих островов, и я неплохо стреляю из лука. – В ее глазах была мольба.

– Конечно, – решительно кивнул Темар. – Мы будем только рады.

– Я переоденусь. – Гуиналь побежала к своему шатру. Вахил застонал.

– Я допускаю, что она – прелестный цветок, Темар, но ее еще рано срывать, не так ли? Теперь мы будем слоняться тут целый час, пока она решает, какое платье будет лучше выглядеть в зарослях.

– Это тебе не Эльсир, – покачал головой Д'Алсеннен. – Ставлю полмарки, что она вернется сюда раньше меня.

Не то чтобы Темар нарочно медлил, ища свой короткий лук и колчан, но юноша решил сменить сапоги, хоть они были довольно крепкие даже для таких косогоров. Во всяком случае, он был рад видеть Гуиналь, направлявшуюся к ждущему Вахилу почти в то же время, когда он заканчивал шнуровать отвороты своих охотничьих сапог. Девушка надела узкую, с разрезами юбку тускло-зеленого цвета и рыжевато-коричневую куртку. Ее сапоги с плоскими каблуками выглядели изрядно поношенными, на поясе висел длинный нож, а короткий лук она несла с привычной небрежностью.

– Здесь должна быть звериная тропа, что спускается к водопою, – сказал Вахил, шагая к чаще; к нему снова вернулось его обычное добродушие.

Темар и Гуиналь следовали за ним. Звуки лагеря скоро замерли вдали; охотников окружила плотная зелень влажного леса, где облака цеплялись за верхушки деревьев. Темар остановился и протянул девушке руку, когда они очутились на скользких от теплого тумана камнях.

– Ну разве это не здорово – уйти от всех дел! – с удовольствием заметил он. – Никто не просит тебя разобрать десятую ссору из-за места для багажа и не ждет, что у тебя есть ответы на все вопросы – от тоски по дому до колик у младенцев.

– Вот чем ты занимаешься, да? – Вахилу было явно смешно.

– Ага, и утешаю кухарку, которая задумывала что-то с яйцами, но куры перестали нестись, и убеждаю людей, что им хватит водного пайка, если не тратить его на стирку, и разбираю по горсти мелких споров в день.

Они с Гуиналь многозначительно переглянулись.

– А я оставил эти дела своему отцу, – засмеялся Вахил. – Моя главная беда – скука.

В глазах девушки мелькнуло слабое раздражение. Темару было приятно это видеть, но он счел своим долгом поддержать друга.

– Я жду не дождусь, когда мы наконец высадимся и начнем устраивать колонию. Тогда у тебя будет полно работы, Вахил.

– Это точно, – застонал Ден Реннион от притворного страха. – Глядите, вот и тропа через тот откос. Будем надеяться, что шум лагеря не распугал там все зверье.

– Тебе лучше идти в середке, – заметил Темар, пропуская Гуиналь вперед. – Вряд ли на таких островах водятся крупные хищники, но осторожность не повредит.

– Спасибо, эсквайр, – серьезно поблагодарила девушка, протискиваясь сквозь кусты за Вахилом, который показывал, как бесшумно он умеет двигаться, когда захочет.

Темар шел последним, его рубаха вскоре намокла от пота и влаги на листьях. Одолев откос, они начали осторожный спуск в мелкую долину, заросшую странными растениями с глянцевитыми листьями всех оттенков зелени и пряно пахнущими цветами.

– Впереди поляна, – прошептал Вахил девушке, а она передала его слова назад, Темару.

Едва сдержавшись, чтобы не смахнуть липкий завиток с ее влажного лба, эсквайр счастливо улыбнулся в ответ на улыбку Гуиналь, полную откровенного наслаждения.

– Там! – Выхватив из колчана стрелу, девушка присела на корточки и натянула тетиву.

Молодые люди проследили за ее взглядом: россыпь пушистых созданий мирно паслась в высокой траве в центре поляны. Юноши крадучись разошлись, чтобы занять свои позиции. Темар взглянул на Гуиналь и, как только девушка кивнула, пустил стрелу. Вторая его стрела также нашла свою цель, но остальные животные скрылись в лесу, и только дрожащие листья выдавали их паническое бегство. Охотники встали и отправились на поляну смотреть, что за добыча им досталась.

– Кто они такие, как вы думаете? – Вахил озадаченно покачал головой, умело вытаскивая свою стрелу из умирающего существа.

Темар открыл ножом пасть своей жертвы с большой осторожностью – на тот случай, если она еще жива.

– Судя по зубам, они питаются травой и фруктами, а значит, мясо у них должно быть вкусное.

– Небольшие, а какие тяжелые, да? – Гуиналь оттянула назад широкую тупоносую голову, чтобы перерезать горло животному, которого вторая стрела Д'Алсеннена только ранила. – Похожи на зайцев, что пытаются стать оленями.

Темар засмеялся.

– Это ты здорово сказала.

– Давайте выпотрошим их в другом месте, – предложил Вахил. – Если не оставим здесь слишком много крови, то завтра снова сможем прийти сюда и подкараулить остальных.

Пять упитанных зверей на троих – нелегкая ноша, и Темар был рад сбросить с плеч свою пару. Гуиналь села на россыпь камней чуть выше ручья, бегущего по долине.

– Я нарублю жердей.

Вахил направился к зарослям упругой молодой поросли, а Темар начал потрошить животных, приятно удивленный тем, что Гуиналь делала то же самое, пусть не очень споро, но довольно ловко. Они работали в дружеском молчании, пока вся добыча не была выпотрошена, а внутренности закопаны, чтобы не привлекать мух. Вахил откупорил винные мехи, предусмотрительно захваченные им перед уходом из лагеря. Кашляя от запаха крови, набившегося в ноздри, Темар сорвал несколько лиловатых веточек ползучего тимьяна. Одну он вручил Гуиналь; она приняла ее со спокойной улыбкой, и легкий поцелуй румянца окрасил ее щеки.

– А знаете, Ден Феллэмион намерен создать на этих островах постоянную якорную стоянку, когда колония укрепится, – заметил Темар, лениво поглядывая вокруг, чтобы не глазеть слишком явно на девушку.

– А что, место для жизни неплохое, – заметил Вахил. – Мягкий климат, обилие леса, зверья для охоты и места для ферм.

– Ты будешь не первым, если поселишься здесь, – неожиданно молвила Гуиналь.

– Нет, тут никто не обитает. – Вахил покачал головой. – Ден Феллэмион сказал мне. Они проверили все пять островов, когда впервые на них наткнулись, и с тех пор не раз возвращались сюда. И никогда не видели здесь человеческих следов. Он бы не позволил нам уйти из лагеря, если б не был уверен.

– Да, я знаю. – В голосе девушки проскользнуло раздражение. – Я сама все проверила с помощью Высшего Искусства и потратила на это больше половины вчерашнего дня. Я только говорю, что когда-то тут жили люди.

Вахил собирался заспорить, но Темар взмахом руки велел ему замолчать.

– Откуда ты знаешь?

– Посмотри вокруг. – Встав с валуна, Гуиналь обвела руками окружность. – Здесь стояли хижины. Видишь следы от очагов?

Темар поискал глазами, но так и не узрел этих следов.

– Вот.

Гуиналь стала обходить пространство, и внезапно эсквайр увидел почти невидимое углубление в грубом дерне, в центре которого рос куст жгучей крапивы.

– Да, вижу. – Он с уважением посмотрел на девушку. – У тебя зоркий глаз!

Улыбнувшись, Гуиналь протестующе покачала головой.

– Нет, я догадалась вот по этому.

Она бросила юноше глиняный черепок. Темар повертел его в руках: сработанный из песчаной глины, грубый, черный с одной стороны от копоти, он все еще хранил следы пальцев своего изготовителя.

– Люди здесь вели почти первобытный образ жизни. Они охотились в лесах, собирали фрукты в сезон и тому подобное, но не являлись фермерами в нашем нынешнем представлении. Однако у них была музыка, дудки и барабаны, были сказители. Так что речь не идет о стопроцентных дикарях.

– Кусок разбитого горшка не может столько всего рассказать. – Из вежливости Вахил пытался скрыть скептицизм, но тон у него вышел покровительственным.

– Высшее Искусство может. – Девушка долго вертела в руках еще один черепок, и глаза ее стали какими-то далекими. – Я как бы улавливаю отзвуки от подобных вещей. Однако это было очень давно.

– Что с ними случилось? – поинтересовался Темар.

– Я не могу разобрать. – Гуиналь задумалась – Когда разбился горшок, там было пламя, и горе тоже.

– Должно быть, какая-то женщина уронила его в огонь и погубила обед, – засмеялся Вахил. – Или швырнула им в мужа и промахнулась!

– Нет, дело не в этом… – Девушка выглядела уязвленной, но Вахил, допивая вино, ничего не заметил.

– И что ты можешь узнать, глядя на такие изделия? – Темар забрал у нее второй кусочек выветренной посудины и безуспешно пытался сложить их вместе.

– Это зависит от многих факторов: от того, насколько оно старое, насколько оно ценилось его владельцем, от силы вовлеченных эмоций. – Тон ее стал немного наставительным. – Конечно, с помощью Высшего Искусства можно намеренно вселить воспоминания в какой-нибудь предмет, видения, которые адепт может восстановить.

– Сэдриновы потроха! – не подумав, брякнул Темар, мысленно прикидывая, как это можно использовать.

Но Гуиналь презрела его вульгарность.

– Этого трудно добиться, и в прошлом этим нередко злоупотребляли. На некоторых людей вселенные воспоминания оказывают весьма неожиданное действие, – вздохнула она. – Боюсь, не все мастера Высшего Искусства были так щепетильны в применении своих талантов.

– Надо думать! – с неуместным весельем хохотнул Вахил и потянулся за шестом. – Пора идти, а то наше мясо не поспеет к ужину. Пусть мы не успеем как следует повесить его, но если оно протухнет, вряд ли кто-нибудь поблагодарит нас.

Гуиналь держалась ближе к Темару. Они спускались по узкой звериной тропе на берег, но из-за тяжело нагруженного шеста эсквайру было не до разговоров.

– Мне бы хотелось больше узнать о Высшем Искусстве, – отдуваясь, сказал юноша, когда они вернулись в лагерь и отдали свою ношу. – Ты не могла бы рассказать подробнее?

– Могла бы, если ты серьезно интересуешься – Лицо Гуиналь выражало добродушный скептицизм.

– Еще как серьезно! Я думаю, Высшее Искусство представляет ценность для колонии.

Темар и сам удивился, поняв, что действительно в это верит. Не то чтобы его не посещала мысль побыть наедине с Гуиналь, но если он намерен принять на себя ответственность за целую толпу клиентов, ему понадобятся все ресурсы, которые он сможет найти.

– Странно, что ты не прошел хотя бы элементарного обучения, – заметила девушка, и ее взгляд чуть смягчился.

Темар пожал плечами.

– Наша семья жестоко пострадала от оспы, – просто ответил он. – После этого мой дед утратил всякую веру в целителей и прислужников.

– Прости. – Гуиналь сочувственно коснулась его руки. Д'Алсеннен хлопнул в ладоши.

– Слушай, я весь провонял от крови и грязи. Хочу помыться перед ужином. Увидимся позже.