Он выплеснулся из нее в бурном порыве, который смел все сопротивление. Она лишь смутно осознавала, что он ее отбросил. Не важно. Он ей не нужен. Она свободна, чтобы упиваться переполняющим ее восторгом.

Теперь она была резвым ветром, по-кошачьи царапающим поверхность озера, взвихряющим пену. Волны были полны послушания: это по ее воле они катились и разбивались. Вздохи ветра спешили вступить в игру, следовали за ней, добавляя свои жалкие силы к ее растущей мощи. Теперь она летела, не ведая преград, увлекая за собой океан, чтобы обрушить его на сушу, повелевая всеми ветрами. Она не тронула слабенькие воздушные вихри, искавшие укрытия под деревьями и у холмов, а промчалась мимо, чтобы там, дальше, взмыть к небесам в нарастающем, точно прибой, упоении.

Она испытывала нечто необыкновенное, танцуя в пустоте. Тонкие завитки пара тянулись за ней, точно развевающиеся волосы. Она вытянула их в блещущие нити, тоньше паутины, и набросила молочное покрывало на дальнее солнце. Она была художником, творящим прекрасное диво в чистом вдохновении. И это оказалось по-своему занятным, но в чем смысл обладания такой силой, если не делать большего?

Она призвала к себе зефиры, повелев им впитать жар земли и подняться настолько высоко, насколько хватит сил. Уловив резкие порывы, она погнала их над водой, захватила с их помощью влагу и обратила в шквальные ветры. Грозовые тучи заполняли пустоту, сливаясь с силой ее зловещего и незримого присутствия. Вода была слишком слаба и падала безумным дождем в тщетной попытке ускользнуть от сокрушающих желаний воздуха. Свирепый ветер послушно ринулся к берегу, чтобы ударить ливнем, запугать землю, хлеща по ней градом, чтобы покорилась. Вспышки молний озаряли темнеющие облака, а восходящие потоки воздуха неизбежно возвращали упавшую влагу в ее власть.

Из прихоти она заставила грозовые облака вращаться… И по ее велению началась свистопляска, в которую вовлеклись порывы ветра из дальних далей. Этот рев и вой, все сильнее ускоряющиеся, звучали для ее ушей музыкой. Мощь ошеломляла, завораживала. Она трепетала от собственной мощи, ликовала, блаженствовала. Ее сотрясало упоение. Она была воздухом, чистым, простым и всемогущим.

Нет. Она была Велиндре. Она была колдуньей с Хадрумале, и если недостаточно властна над собой, то не имеет права на звание Владычицы Облаков. Она стала пробиваться на свободу из кружения туч, отыскивая спокойную середину, чтобы вернее справиться с собой, со стихией и заполнившими ее существо соблазнами.

Обретя убежище и зыбкую возможность управлять своим волшебным чутьем, Велиндре созерцала чудовищную бурю. Как остановить это детище распущенности, прежде чем оно выйдет из-под ее власти? Буря клубилась и неистовствовала вокруг, грозя разгуляться в еще большем безумии, захватив новые области. Тучи в вышине требовали все больше и больше места. Велиндре сосредоточилась на поддержании с трудом завоеванного покоя внутри и вовне и, наконец, поняла, что ей нужно сделать.

Завитки бури уловили огонь, а тот морскую пену, влагу увлекло в небесную высь, где ветер хлестал по белым волнам, пока те не уронили крупные капли дождя. Огонь является стихией, которая приводит в движение все прочие, смутно припомнилось ей. Но огонь можно задуть. Велиндре стала искать тепло, странствующее по морям, и увела его. Затем поймала беглый ветерок, тщательно сплела из него пелену между океаном и бурей наверху. Дождь, ведомый ее чарами, благодарно скользил и скрывался в прохладных глубинах. И как буря ни пыталась, а не могла втянуть еще больше влаги, чтобы возобновить ливень. Облака остывали, дождь слабел. Велиндре вырвала клок из жуткого покрова непогоды, а затем заставила грозовые тучи рассыпаться, разбежаться в разные стороны. Грозные силы не натворили бед и были повергнуты в смятение.

Колдунья открыла глаза. Она стояла на берегу озера Азазира, озябшая и промокшая, в одной только рубашке и в чулках. Грязь хлюпала под пальцами ног. Спутанные волосы, мокрые и липкие, окутывали плечи. Велиндре смаргивала с глаз жгучие слезы, солнце, слепящее, яркое, поднималось над краем пустынной долины. В его низких лучах туманно блестели влажные скалы, а недобрые тучи, все еще неумолимо плывшие над долиной, окрасила желтоватая дымка.

— Хадрумале, — презрение Азазира было леденящим. Велиндре поскользнулась и чуть не упала, оборачиваясь, чтобы его увидеть. Она открыла рот и вдруг обнаружила, что почти разучилась говорить.

— Ты не больше Отрика способна преодолеть их скудоумие. — Да, там стоял Азазир, силуэт человека из первозданной воды, искрящейся на раннем солнце, весь в мерно поднимающихся и опадающих пылинках зеленого колдовского света. — Все вы таковы: надменные и своевольные, не способные отпустить себя на свободу. Неспособные найти свои истинные возможности.

— Власть над собой — не своеволие, — огрызнулась Велиндре, с трудом заговорив. — А утрата разума едва ли путь к мудрости.

— Власть над собой, — фыркнул Азазир. — Сомнение в себе и отрицание.

— Самоограничение, — прошипела Велиндре, убирая с глаз мокрые волосы. — То, о чем ты никогда не беспокоился. И не считал нужным помедлить, чтобы задуматься: а стоит ли делать что-либо только потому, что ты в силах это совершить? Ты не называешь это надменностью?

— Я служу более высокому призванию, — его неземные глаза сияли зелеными огоньками. — Я служу моей стихии. И не стану себя стеснять жесткими правилами и страхами Хадрумале.

— Я желаю господства над моей стихией, — отрезала Велиндре. — А не ее господства надо мной. Утрата себя — слишком высокая цена за любую силу, какую я могу приобрести, следуя за тобой. Где человек, которым ты когда-то был, Азазир?

— Ушел туда, куда у тебя не хватило храбрости последовать, это же ясно. — Прозрачный чародей улыбнулся с откровенным презрением. — Возвращайся на Хадрумале и живи, как жила, в своих тесных пределах, отведав истинной свободы в чародействе и отвергнув ее. Довольствуйся медленным и тяжким продвижением наугад и вслепую по пути познания. Не говори мне, что не научилась большему в те минувшие дни, чем могла бы в течение жизни в Хадрумале! — Смеясь, он пошел к воде, с каждым шагом делаясь все бледней и прозрачней.

— Погоди! — Велиндре заметила, что дрожит. И не просто от холода. — Что ты имеешь в виду под словами «в эти минувшие дни»? Как долго я?.. — Она пыталась бороться, но сдалась. Не было слов, чтобы описать, через что она прошла.

— Кто знает? — Азазир задержался у самой воды. Рябь побежала к нему, стремясь сократить разрыв между их телами. — И какая разница? Я отверг календари и песочные часы вместе со всеми прочими хадрумальскими ограничениями.

— А ну хватит! — Велиндре воздела дрожащую руку и призвала стену воздуха преградить дорогу безумному чародею. Озерные воды, встретив препятствие, раздались и потекли по обе стороны, отыскивая цель. — Да, ты прав. Я многому научилась на этом опыте. — Она подавила дрожь при воспоминании о коварном восторге. — Но я не научилась тому, за чем пришла. Я пришла, чтобы расспросить тебя о драконах.

— О драконах? — Азазир повернулся к ней с восторженной улыбкой; ничего ужаснее Велиндре не доводилось видеть. — С чего это вдруг пугливой неумехе вроде тебя понадобились драконы?

— Не такая уж я и неумеха, — жестко осадила его Велиндре.

Она взглянула вверх и вырвала порыв ветра из удушающей хватки азазировой бури. Ударив по дождю воздушным потоком, она отвела в сторону его струи и уловила тепло движущегося в вышине солнца. В один миг ее одежда, или то, что от нее осталось, высохло, и мертвящий холод покинул кости.

— Не такая уж неумеха? — насмешливо переспросил Азазир. Он воздел ладонь, и его волшебство сокрушило сооруженную женщиной преграду между ним и озером, метнувшись, точно порыв зимней бури над морем. Чары Велиндре, не устояв, рассыпались. Он поднял взгляд к облакам, и те хлынули навстречу друг другу, сокрушая столп солнечного света, смыкаясь под расчищенным ее колдовством пространством.

— Не попробуешь ли снова? — он улыбнулся с открытым вызовом в жутких глазах. — Теперь, когда я готов?

— Я пришла учиться, а не сражаться, — Велиндре покачала головой.

— Самые никчемные старшие ученики соображают лучше твоего.

Она не спеша вздохнула, чтобы голос звучал спокойно.

— Ты прав, — повторила она. — Я научилась поразительно многому. Или, скорее, увидела, что могу, если позволю себе, следуя чутью, творить такое, о чем и не подозревала. Но чутье — еще не знание. Будь так, каждая перелетная птица была бы мудрецом.

— Как я убеждаюсь, на Хадрумале по-прежнему учат рассекать разум на пряди логики, — Азазир рассмеялся, его изменчивое настроение походило на игру солнечного света на водах. — И эти пряди столь тонки, что ничего не остается. Знание переоценивают, моя девочка.

— Но ты хранишь знания, которые Хадрумале утратил, — не уступала Велиндре, осмелев теперь, когда высохла и согрелась. Золотые волосы закрыли ее лицо, ниспадая вольными витками, которыми играл ветер. Она в раздражении отбросила пряди назад. — Вот чего я ищу — знаний, которыми делились вы с Отриком. Что ты знаешь о драконах?

— Ты настойчива, в этом тебе не откажешь. — Азазир повернулся спиной к неспокойной поверхности озера, вода опять опала и стала зеркально-гладкой. — Или, я бы сказал, это привил Отрик. Наряду с прочим. — Его улыбка сделалась похотливой, что странно смотрелось на его текучем лице.

— Не думай, что ты в состоянии последовать за ним, — от неожиданности Велиндре дала неосторожный ответ. — И я с тех пор много с кем утешалась.

— Мое состояние я выбираю сам, — Азазир двинулся прочь от воды, и с каждым шагом становился все вещественней. Его кожа стала жемчужно-белой, бледной, точно рыбье брюхо, с отблеском, слабо напоминающим чешую. Его волосы и борода ощетинились, длинные и нечесаные, вылинявшие до чего-то среднего между серым и белым. Только глаза остались прежними: озаренные изнутри зеленым безумием. — Так тебе нужны знания о драконах, моя холодная и суровая госпожа ведьма? Что ты уже знаешь?

— Знаю, что время от времени они устраивали себе логово на Мысу Ветров, где горы Тормалина сбегают в море, — Велиндре твердо выдержала прямой взгляд безумного волшебника. — Там на них охотились ради шкур, зубов и когтей. За одно плавание человек мог стать богачом, если возвращался. Я также читала в записях Отрика, что всегда брали на корабль волшебника. Без него охотники на дракона не отплывали.

— Но ты не знаешь, почему, — поддел ее Азазир. — Где тебе. На Хадрумале это знание с радостью изъяли из пыльных библиотек и ученых томов.

— Зачем? — спросила Велиндре.

Азазир подошел ближе и шепнул ей в ухо:

— Из-за того, что дракон может сделать для колдуна. Из-за того, что может сделать колдун с помощью дракона.

Велиндре всплеснула руками:

— Не понимаю, о чем ты.

Ухмылка Азазира сравнялась с улыбкой черепа:

— Ясное дело, где тебе…

— Тогда наставь меня, — с вызовом потребовала она и подбоченилась. — Если не хочешь, чтоб это знание понапрасну пропало в глуши.

— А мне какое дело? — Он пристально разглядывал ее.

— Сам сказал: ты хочешь, чтобы волшебники исследовали все грани своих возможностей, — напомнила Велиндре. — Как же им этого достичь без полного понимания того, что они могут достичь?

— Думаешь, потянешь? — его улыбка стала жестокой.

— Думаю, я смогу забрать то, чему выучусь, на Хадрумале, а там поделиться с другими, — твердо произнесла она. — А тебя немедленно осудят, если вернешься.

— По рукам. Я открою тебе, что знаю о драконах. Может, тогда ты и поймешь, почему я живу здесь, в этих диких горах. — Изумрудное безумие в глазах Азазира угасло, и лицо озарилось хитростью. — Другой вопрос, сможешь ли ты что-то усвоить, отбросив страхи и предрассудки, которыми тебе забили голову на Хадрумале.

— Попробуем? — Велиндре в ожидании подняла брови. Она изо всех сил старалась не дрожать, и дело не в холоде, а в нетерпении.

— Да, попробуем, — пробурчал Азазир.

Он сел на корточки среди грязи и запустил в глинистую жижу белые костлявые пальцы. Внезапно земля задрожала, а озеро засветилось зеленым. Клубящиеся облака распались, и ветер понес их прочь. Долину залил солнечный свет, яркий, ослепительный, повеяло весенним теплом. Велиндре огляделась и увидела, что грязь по берегам высыхает, а блестящие скалы делаются унылыми. Пыль полетела вниз с гребней вокруг долины, смятенная и беспомощная. Велиндре опять поглядела на озеро. Сюда-то и собиралась вся вода, здесь сосредоточивалась вся первозданная мощь, которой владел безумный волшебник. Она нахмурилась. Почему волны отступают от берега? Разве озеру не следовало бы переполниться? Велиндре сделала шаг вперед. Теперь подсохшая грязь достаточно затвердела, чтобы ранить босую стопу.

— Осторожней! — предостерег Азазир, сосредоточенный на глубинах. — Тебе не стоит привлекать его внимания. Он явится голодным.

Вода забурлила, заклокотала, белая пена холодно фосфоресцировала. Из озера вырвался дракон. Длинные извивы тела, казалось, бесконечно бежали вперед, вода стекала с сияющей чешуи. Со стороны брюха он был бледен, как самый светлый нефрит, с боков же темен, точно самый густой агат. Колючий изумрудный гребень тянулся стоймя вдоль позвоночника, он бежал по всей длине змеиной шеи и переходил на вытянутой голове в венец из гибельных шипов. Тварь распростерла огромные крылья, обширнее корабельных парусов, кожистые, натянутые меж костей, прозрачные в солнечном свете. Дракон поднялся выше, длинный хвост покинул озеро, и вода хлынула с навершия на самом конце. Дракон воспарил в воздух и описал над озером круг. А потом стал круто поворачивать, извиваться, плясать, бросая вызов пустоте воздуха и притяжению земли. Он отверз длинную хищную пасть и яростно завопил, блестящие белые зубы длиной и остротой не уступали мечам. Последние отзвуки душераздирающего вопля еще отлетали от окрестных склонов, а он сложил крылья и опять нырнул в воду. Сноп брызг поднялся над озером, упал и был поглощен жаждущей землей. Велиндре стояла, закрыв руками лицо, и неудержимо дрожала.

— Почувствовала, какая мощь? Должна бы. Воздух и вода часто сотрудничают в колдовстве. Поэтому ты мне давеча так открылась. — Азазир стоял рядом, прижимаясь к ней своим холодным телом. — Такая мощь! Хадрумале не нужно, чтобы волшебники знали, как призывать драконов, потому что драконья аура у таких, как я, отзывается много мощней, чем гремит самый огромный водопад. Едва коснувшись края драконьей ауры, можно сделать больше, чем все зимние бури вместе. Огненный дракон не получил бы такой мощи, даже если бы стоял на бровке бушующего кратера. Нет места в самых недрах земли, которое удержало бы такую силу, даже для равных Планиру. Вот почему Хадрумале не нужно, чтобы кто-то что-то знал о драконах.

— Я чувствую эту мощь, да… — Она воззрилась на воду. — Чистую мощь. Я бы могла творить водные чудеса за пределами своих способностей…

— Это всего лишь слабый намек на мощь, окружающую настоящих драконов.

Азазир сел на корточки и провел рукой по ближайшим к берегу волнам. Изумрудное сияние лениво взмыло из глубин к поверхности. Дракон всплыл, едва всколыхнув воду, и закачался, сложив крылья вдоль длинного гибкого тела.

— Этот дракон кажется мне настоящим, — не шевелясь, заметила Велиндре.

— Посмотри внимательней, — велел Азазир.

— Смотрю, — огрызнулась Велиндре.

— Смотри так, как подобает волшебнику, — велел он с раздражением. — А не так, как глазеет деревенский зевака!

Велиндре сощурила глаза и стала изучать купающегося дракона. Она видела его во всем его диком великолепии, сворачивающегося и разворачивающегося так и этак, посылающего бессчетные волны к берегам. Куда важней было то, что она полувидела-получуяла волшебство, наполнявшее это создание. Она поняла, что первозданная мощь составляет лишь часть этого чудовища, остальное же — чешуи и сухожилия, кость и кровь, которые увидит деревенщина за миг до того, как замарает штаны и пустится наутек. Что здесь было такого, что может увидеть только волшебник? Она сосредоточилась на переменчивом нимбе первозданной силы, прослеживая ее приливы и отливы.

— Пустота, — она нахмурилась, — там, где должно быть сердце.

— Неплохо, — одобрил Азазир. — Дракон не настоящий, это подобие. За что ты должна быть благодарна: настоящий дракон понял бы, что ты колдунья, и увидел бы в тебе соперника, которого надо уничтожить. Он откусил бы тебе голову, прежде чем ты успела бы даже подумать о бегстве.

Велиндре пораскинула мозгами.

— Ты хочешь сказать, что это наваждение?

— А он выглядит для тебя как наваждение? — огрызнулся безумец. — Неужели я отдал бы такую большую часть себя, мощь, которую накапливал всю жизнь, чтобы создать наваждение?

Велиндре лишь теперь заметила, как изменилась внешность колдуна. Он все еще оставался нагим, но мерцающая патина рыбьих чешуек потускнела, явив сморщенную и покрытую шрамами старческую кожу с проступающими ребрами и темно-пеструю от прожитых лет. Волосы и борода, размокнув, опали, облепив кожу. Глубоко посаженные глаза больше не излучали неземной свет, хотя и были по-прежнему изумрудно-зелены.

Расстроенная, что видит его таким дряхлым и убогим, она вернулась к резвому дракону, теперь в блаженстве колотившему по озеру хвостом и щелкающему зубами, хватая поднятые брызги.

— То есть это среднее между наваждением и настоящим драконом?

— Да, и оно невинно. Оно ничего не знает о волшебстве истинных драконов или об их коварстве. — Внезапно Азазир хихикнул, здорово испугав Велиндре. — Тем не менее это могучая тварь и достаточно настоящая, чтобы откусить голову любому, кто явится сюда меня беспокоить. А что, охотники на крупную и мелкую дичь все еще шепчутся обо мне, гадая, какие богатства копит здесь безумный чародей? — Он вновь расхохотался, и смех его звучал достаточно безумно, чтобы оправдать прозвище. — Мимо дракона им не пройти, даже если кто из них прорвется через другие мои чары. Он привязан ко мне, видишь ли, ибо я тот, кто его сотворил.

— И он выполняет твои повеления? — с недоверием спросила колдунья.

— Разве он похож на собачку? — с насмешкой отозвался волшебник. — Нет, но если я гляжу и знаю, что это враг, дракон чувствует. Драконы убивают своих врагов. Они — существа необузданной мощи и неукротимого чутья, даже такие текучие, как этот.

— Ты велел мне не двигаться, чтобы он меня не съел, — Велиндре пыталась выудить самые важные вопросы из гулкого водоворота мыслей. — Но я не враг тебе, — продолжала она с напором, чтобы старик паче чаяния не передал какие-либо сомнения своему детищу.

— Нет, но ты могла бы стать его поживой. — Азазир в блаженстве воззрился на свое творение. — Я тебе сказал: я им не управляю. Он довольно скоро отправится на охоту, и ни один человек или зверь в этом лесу от него не спасется.

Велиндре решительно отбросила мысли о том, что сказал бы или предпринял Совет Хадрумале, если бы там узнали, что Азазир отпускает дракона пожирать охотников.

— Ты назвал его текучим. Что ты имел в виду?

— Неужели ты думаешь, что я надолго угас до такого состояния? — он пристально разглядывал свои сморщенные руки. — Ты увидела пустоту в его груди. У него нет сердца. Ничто не собирает его мощь воедино. И ничто не удерживает на расстоянии другие стихии. Со временем он угаснет.

— Как скоро? — тут же спросила Велиндре.

— Смотря сколько силы вложено в его сотворение, — ответил Азазир, хитро улыбаясь.

— А как ты это делаешь? — спросила она.

— Просто, — он беспечно махнул рукой. — И это самая сложная вещь, какую можно попытаться сделать. Признаю, первый шаг похож на сотворение наваждения. Отрик научил тебя этому? Призываешь всю первозданную силу, какую можешь, собираешь и создаешь из нее этакую тварь. Вероятно, ты пока не справишься, — радостно предсказал он.

— Ты сказал, что это не наваждение, — она в раздражении вновь отбросила волосы с лица.

— Нет, — подтвердил Азазир холодно и жестко. — Как только ты получаешь его очертания, то призываешь новую мощь, если способна, в чем я сомневаюсь. Влей в него первозданной силы, не позволив ни одной ее частице ускользнуть, да, ни одной частице, и она возрастет настолько, что волшебство начнет порождать новое волшебство, оно удвоится и вновь удвоится. Когда тебе это удастся, твое создание будет жить столько времени, сколько сохраняется волшебная сила. Пока она сохраняется, аура создания будет источником более чистой мощи, чем ты, пожалуй, способна представить… — Его голос сошел на нет, лицо обрело алчное выражение. — Разумеется, чем больше ты его используешь, тем скорей иссякнет волшебство. Когда оно сходит на нет, дракон истаивает. — Страсть в его глазах угасла и сменилась чем-то сродни усталости.

— Судя по твоим словам, и впрямь просто, — сдержанно пробормотала Велиндре. — А как ты защищаешься от призванной тобой силы, чтобы она тебя не пожрала?

— Подобно тому, что случается с волшебнорожденными, застигнутыми врасплох пробуждением способностей? — Безумец посмотрел на нее с ехидством. — Это, моя дорогая, дело твое. Как и обретение достаточной мощи. Моя стихия вся здесь, вокруг меня. Ты не смогла даже ненадолго полностью отдаться воздуху. Что дает тебе повод думать, будто тебе по силам такие чары?

— Отрик это мог, — возразила Велиндре, — хотя и не позволял себе с безумным воем носиться на крыльях бури.

— Воображаешь, будто можешь равняться с Отриком? — Азазир расхохотался, словно услышал крепкую кабацкую шутку.

— Наверное, — пробормотала она больше себе, чем безумному старому колдуну, — если бы это у меня получилось. — Она указала на воду, где плавал зеленый дракон, раскинув крылья и нежась на солнышке. — Что станет делать этот, если я призову другого?

— Если на его территорию ввергнется соперник? — Злобное предвкушение озарило лицо колдуна. — Будет бой. Пусть оба рождены стихиями, но в конечном итоге оба животные, чудовища. Истинному дракону требуется отстоять для себя угодья, где он охотится и где стихии присутствуют в самом свободном состоянии, чтобы, питаясь от них, творить волшебство. Драконы сражаются меж собой за приглянувшуюся землю насмерть, или пока проигравший не сдастся и не улетит. Потому-то драконы и являются к Мысу Ветров, летя вслед за бурей: это те, кого соперники изгнали из дальней горной страны. — Пока он говорил, его глаза сместились к северу. — То есть, они там были всегда не из самых сильных, — продолжал он. — Как бы ни хвастали охотники своей храбростью, которая принесла им такую славную добычу. Даже дракон не столь уж могуч, если его ранили и волшебная сила на исходе. Дракон и колдун схожи: если мы тратим слишком много сил на чары, это может стоить нам жизни, — предостерег он Велиндре, пронзая едким взглядом.

— Стало быть, охотники просто застигали драконов изнуренными и били, как мясники скотину? — с отвращением спросила она.

— А как ты думаешь, для чего им тогда нужен был волшебник? — Приступ смеха Азазира заставил Велиндре подпрыгнуть. — Неужели они стали бы отдавать волшебнику половину того, что нажили, просто за то, что он насвистит ветер или успокоит море в пути? Нет, глупенькая крошка. Даже раненый и утомленный дракон может уничтожить полную лодку охотников, не затупив когтя. — Он умолк, рассеянно поглаживая сморщенной рукой спутанную, в колтунах, бороду; темно-зеленые глаза поникли в раздумье. Он выглядел неправдоподобно старым. — Нет, чародей им требовался, чтобы вызвать подобие дракона, вроде этого, которое вступило бы с раненым драконом в бой, вконец изнурило его и забрало последние остатки волшебства, дабы несчастный не смог дохнуть смертью или гибельным наваждением на охотников. Если чародею это удавалось, он более чем заслуживал свою долю, согласна? А уж как потом разрушить подобие, было его делом, а меж тем охотники шли за изнуренным драконом до самого логова и рубили его, беспомощного. Если им везло, никто не лишался головы в предсмертных судорогах чудовища. А такое случалось не раз, — добавил он отстраненно и двусмысленно. Он проворно потер руки. — Посмотрим, как это выйдет у тебя. Посмотрим, есть ли у тебя хотя бы полсилы Отрика.

— Я не хочу призывать дракона просто для того, чтобы стравливать его с твоим забавы ради, — ответила Велиндре с отвращением.

— Хадрумальские разговорчики: нравственность-безнравственность, щепетильность болванов. Вдобавок, ты исходишь из того, что преуспеешь. Я склонен считать, что мой дракон в полной безопасности. — Азазир с презрением щелкнул языком. — Ты пришла сюда учиться. Я сказал тебе то, что нужно знать. Где еще ты можешь этим заняться? Внизу, на равнинах, где чудовище может заглотить целую деревню идиотов? Или здесь, где я могу выручить, если ты призовешь больше первозданного воздуха, чем тот, с каким сможешь совладать?

— А ты бы это сделал? — она испытующе посмотрела на старого колдуна. И спросила себя, как можно упускать такую возможность?

— Отрик был моим другом, лучшим из моих друзей, — внезапно голос его прозвучал почти как у разумного, а не душевнобольного. — У меня их немного было. Я готов помочь ради него. И да, кое-что во мне не желает смириться, чтобы такое знание пропало из-за хадрумальских указов, — злобно признался он.

Она дошла до здешних мест. И вряд ли вправе надеяться, что испытает столь гибельное, полное соблазнов знание дома, на Хадрумале. Велиндре поглядела на загорающего дракона.

— Так говоришь, он угаснет за день-другой, что бы я ни сделала?

— Или когда я устану дарить ему мою силу. — Азазир поглядел на отрешенное создание со слабым негодованием, мгновенный прилив человечности уже покидал колдуна. Велиндре обуздала свои сомнения. В конце концов, Отрик делал это и не вызвал бедствий, обрушивших на него гнев Совета.

— И ты будешь за мной наблюдать? — спросила она. — И скажешь, в чем я промахнулась, если у меня не выйдет?

— Когда у тебя не выйдет, — уточнил Азазир. — Первые несколько раз. Пока мне не надоест.

— Что же, посмотрим, насколько это трудно.

Велиндре потянулась к ослепительно голубому небу, ища ветерков. Они начали подниматься с нагих склонов долины Азазира после того, как солнце смогло беспрепятственно согреть землю и камень. Велиндре заметила их, но не стала брать под свою власть немедленно, а продолжала поиски. Когда повеяли более прохладные ветры с окружающих высот, требуя пространств, которые освободили те, первые, Велиндре уловила их и сплела вместе. Последовали новые порывы, она их тоже прибрала к рукам, но в них не оказалось и жалкого подобия первозданной силы, годной для начала того, что описал Азазир. Она поглядела выше в небо, где ветры были крепче и следовали своим велениям высоко над снежными полями и склонами гор, держась подальше от странного искажения взаимодействия стихий вокруг Азазирова озера. Велиндре обратилась к соблазнительным воспоминаниям о неистовстве, в которое бросил ее старый колдун. Она потянулась и с неожиданной легкостью воззвала к первозданной силе.

Она напомнила себе, что нельзя утрачивать ощущение земли под ногами и солнечного тепла на волосах и на коже под измятой рубашкой. Птичьи песни не звучали в голой долине, здесь слышался лишь плеск зеленого дракона и удары волн об илистый берег. Ничего не получится, если она не станет держаться твердо, отвергнув те запретные и лукавые пути, которые указал ей безумный старик.

— Не медли, — она увидела, как старый колдун взмахивает рукой в сторону озера, отпуская дракона, как воздух содрогается от неистово взыгравшей воды, а чудовище ныряет вглубь. — Он ненадолго скрылся, а если увидит, как ты творишь колдовство, то, скорее всего, на тебя набросится.

Велиндре, не мигая, уставилась в небо. И даже привлекая силу самых верхних из ветров, искала за их пределами. Отрик обучил ее этой тонкости, которую знали немногие из чародеев Хадрумале. Может, Рафрид знал, а может, и нет. Неважно. Если она овладеет такими чарами, никто не посмеет оспаривать ее превосходство. И пусть Азазир подавится своими насмешками.

Вот оно. В самых верхних пределах небес, как раз перед высотами, на которых воздух становится слишком разреженным для ветров, мчались, не ведая препятствий, создаваемых неровностями земли, неистовые потоки неописуемой мощи. Неудивительно, что ранние колдуны, последовавшие за Трайдеком в поисках убежища от опасного невежества на материке, одобрили его выбор: в Хадрумале верхний слой воздуха полон такой силы. А Отрик посвятил жизнь тому, чтобы найти такие ветры в других местах.

Она воззвала к незамутненной силе, и синий свет затрещал вокруг нее, точно с небесных высот упала лента первозданной мощи. Велиндре собрала более слабые воздушные течения и оплела ими свирепое сердце нескованного могущества. Синий колдовской свет вспыхивал и пропадал, потрескивая и трепеща. Пыль перестала взметываться по берегам озера, как только ветры принялись выполнять волю колдуньи. Воздух остыл, ибо жар солнца бежал в смятении. Пена взыгрывала, брызги рвались в нетерпении воссоединиться с дружественной стихией. Велиндре отвлеклась ровно настолько, чтобы изгнать воду. Пристыженные капли отпрянули и скрылись в воде.

Сапфировое сияние разгоралось, все рос столп, исходивший из раскрытых ладоней Велиндре и устремленный в необъятную пустоту неба. Вверх и вниз по нему равномерно пробегало сияние большой яркости. Велиндре чуть-чуть разъединила ладони и сосредоточила свое врожденное чутье колдуньи на пространстве между ними. Лазурные лучи внутри светлого столпа замерцали, затем начали свиваться. Свет стал ярче, белее, приближаясь к тому, который исходит от молнии, время от времени от его лучей ниспадала синь запредельных небес, скрываясь в раскаленном клубке, растущем меж ладоней Велиндре.

Теперь требовалось сотворить мнимого дракона. Она извлекла из клубка нить и обозначила спину своего детища над берегом перед собой. Охладив воздух, усеяла эту спину колючками, похожими на сосульки, завершающие толстые чешуи хребта, серые, точно иней. Простерла ладони и закончила хвост тяжелым шипом, затем занялась головой, подобной наконечнику стрелы, с длинной нижней челюстью, белой, как чистейшее облако, отворяющейся и являющей ряды ледяных зубов, жестких, как зима в горах.

— Нечего на него глядеть, — проворчал колдун с укором. — Наполни его. Не переставай собирать волшебство.

Велиндре предприняла усилия, чтобы не упустить сгусток колеблющейся первозданной мощи. Столп лазурного света тревожно содрогался, сапфировые вспышки взлетали к небу. Дракон начал угасать, едва намеченный. Колдунья закусила губу, почувствовала во рту вкус крови и вновь попыталась овладеть ускользающей стихией. Медленно и мучительно она вновь собрала волшебство и подкрепила свое детище. Дала ему длинные изящные ноги, где сапфировый свет образовал кости и жилы, а облако облекло их мышцами и чешуей. Она выковала белые пластины брони для его боков, затем выплавила крохотные брюшные чешуйки, переливчатые, точно облако на закате. Туман собрался громадными прозрачными крыльями, слабо отливающими мерцающей радугой.

— Хорошенький, — пробормотал Азазир со сдержанным одобрением. — Но сможет ли он летать?

Уделив своему тщательно выплавленному созданию достаточно внимания, чтобы оно не угасло, Велиндре сосредоточилась на собирании осколков первозданной мощи, какие могла отыскать меж запредельных небес и долиной, где стояла. И ощутила, что ее возможности на пределе, что волосы, светясь, встают дыбом, по коже бегут мурашки от прикосновения неукрощенного волшебства. Всмотревшись в ослепительное сердце своего столпа, она вызвала водоворот, все плотнее скручивая бурлящую силу. Некая отдаленная бесстрастная часть ее ума вопрошала, сколько раз она твердила заносчивым ученикам не призывать больше чародейской силы, чем могут высвободить в колдовском действии. Насколько это безрассудно? Все равно. Каждым волоконцем своего существа она занялась скручиванием чудесной мощи во все более малом пространстве. И вот сапфировая точка загорелась в раскаленном добела сердце.

— Вот-вот! — прохрипел Азазир. — Теперь обрежь! Бросай это дракону, или вы оба погибли!

Ощущая леденящий ужас, Велиндре осознала, что сапфировая искра удваивается в размере через каждое биение сердца. Она по собственной воле впитывает мощь небес. И нет никакого способа это остановить. Велиндре смутно вспомнила рассуждения Отрика о том, как чародеи из жуткого сказания с материка могли учинить приписанные им разрушения. Теперь она знала. Если не сдержать эту грубую набухающую силу внутри подобия дракона, колдуны и лишенные колдовского дара до самого Хадрумале увидят бедствие.

И она обрубила столп витого воздуха сверкающим синим клинком. За миг до того, как сапфировая искра могла вырваться на волю и разорила бы долину больше, чем удалось Азазиру, она метнула первозданную мощь в неподвижное подобие дракона. Небесное сияние исчезло, разбежалось во всех направлениях, унеслось обратно в верхние пределы неба. Дракон задрожал, расплылся, исказился, точно мираж в пустыне. Затем лазурный огонь вспыхнул в его глазах, и он зевнул. Длинный шиферно-голубой язык тронул воздух. Дракон подпрыгнул, разворачивая громадные крылья и выгибая их, неистово заколотил хвостом. Велиндре затаила дыхание, когда чудовище попыталось взлететь, но поскользнулось, неловко и некрасиво. Но вот она увидела, как ее создание уловило шепоток ветра, устремилось к нему, стало сворачивать воздух, непроизвольно пытаясь поддержать себя чистой волшебной силой. А затем дракон воспарил, гибкий и прекрасный. Он поглядывал из стороны в сторону, вбирая в себя ветры, пока его не окружил нимб синего колдовского света.

Велиндре коснулась его ауры и задрожала. Та самая живительная сила, что соблазняла ее в сердце бури. Но теперь она ощутила нечто большее, проникнутое откровенным восторгом дракона, вступившего в союз с породившей его стихией. Не в силах удержаться, Велиндре привлекла волшебство, открылась ему. Хвост дракона хлестал туда-сюда, волшебное создание скользнуло и приземлилось на берегу с глухим стуком, впившись когтями в сухую грязь. Склонив голову набок, дракон зашипел и уставился на Велиндре.

— Дай ему понять, что ты сильнее его, — предупредил Азазир.

— Как? — спросила она сдавленным шепотом. Колени у нее заколыхались, точно вода. Она увлажнила сухие губы, язык меж тем наткнулся на обломанный зуб, вот до чего она стиснула челюсти. Вблизи тварь выглядела, скорее, ужасающей, чем завораживающей.

— Представь себе, что это непослушный ученик, — с грубой веселостью предложил Азазир.

Велиндре поглядела дракону в глаза. Он сделал шаг в ее сторону, крадучись, широко разинув пасть. Неправдоподобные зубы, точно острия из неразрушимого льда. Она внезапно метнула молнию перед носом дракона. Залп камней и пыли запятнал его морду. Дракон отступил, повесив голову между передними лапами. Свет в глазах чуть потускнел, длинный хвост обвился вокруг задних ног. Голубой язык мелькнул, чтобы тронуть землю там, где только что ударила молния, а переднюю стопу дракон с любопытством протянул к новой впадине.

— Хорошо, — одобрил старик. — Теперь…

Тут его слова заглушил разъяренный зеленый дракон, стремительно вылетевший из озера. Он пронесся над водной гладью, выкрикивая вызов, который эхо разнесло по нагой долине. Развернув бледно-зеленые крылья, он, не успев достичь берега, подскочил ввысь и прянул к земле, вытянув злобные когти.

Облачный дракон едва успел убраться с дороги. Водяной дракон хлестнул хвостом и заехал новичку шипом по боку, расцарапав белые чешуи. Из раны потекла пурпурная кровь. Белый дракон развернул голову, вытянул шею и вцепился зубами в ляжку зеленого. Тот завопил и раскинул крылья, неистово захлопал ими и взбил тучу пыли, пытаясь вырваться. Облачный дракон держал его, все заметней вытягивая задние лапы и простирая крылья, чтобы не потерять равновесия. Зелено-бурая кровь из страшной раны водного дракона запятнала девственную белизну морды и шеи облачного. Зеленый дракон отверз пасть и выбросил ливень жгучей слюны. Белый отпрянул и выпустил соперника, вновь усевшись на задние лапы, по-прежнему готовый к прыжку, покачивая головой из стороны в сторону, облизывая шиферным языком окровавленные зубы. Водяной дракон развернулся в воздухе, крепко прижав раненую лапу к длинному телу, но по-прежнему простирая остальные с выпущенными когтями, как предостережение. Белый метнулся вверх; и на этот раз жгучее дыхание зеленого угодило на крыло сопернику и опалило его, точно кислота. Облачный завопил в исступленной муке, кувыркаясь в воздухе в попытках избавиться от боли. Зеленый преследовал врага, взмахивая крыльями, чтобы взмыть над сияющим белым созданием. Очутившись наверху, зеленый блестящими когтями проехался по белой голове и шее, хвост с агатовым шипом хлестнул по раненому белому крылу. Теперь голова облачного была вся в его же пурпурной крови, а вместо глаза виднелась слепая уродливая глазница. Он перекатывался в воздухе, падая и пытаясь спастись. Зеленый торжествующе верещал и тянул вниз неповрежденную заднюю ногу, страстно желая разодрать незащищенный живот белого. Но его ликование оборвалось, когда облачный отправил в него град острых ледяных осколков. Зеленый запрокинул голову, облачный метнулся вверх и сомкнул челюсти на глотке водного. Исступленно колотя крыльями, он вынудил противника попятиться и впервые поднялся над ним. Теперь водный оказался на спине, нежная кожа между бедрами и брюхом не защищена, лишь когтистая задняя стопа молотила по воздуху, создавая подобие обороны. Обрушилась в районе брони на шее и плечах облачного, и когти скользнули по толстым чешуям с острыми гранями. Лупя передними лапами, дабы уберечь голову от водного, облачный обрушил на него обе задних, когтями прочертив глубокие борозды в нефритовом брюхе. Водный метнул хвост назад. Обвив петлей хвост белого, зеленый выгнул спину и отвел злобные когти задних лап от раненого брюха. Судорожно поднявшись, он оказался так близко к белому, что тому не хватало пространства, чтобы вновь ударить когтями. Одним-единственным мощным биением крыльев зеленый передвинулся вместе с недругом, очутившись над гладью озера. Затем сложил крылья с громким щелчком, и от воды полетели дымящиеся брызги.

Белый исступленно хлопал крыльями, но в одном из них зияли раны, и он не мог избавиться от тяжести зеленого, увлекавшего его вниз. Белый выпустил зеленого из пасти. Зеленый обрушил голову вниз, лакая воду темным языком, по изумрудным чешуям струилась кровь. По-прежнему держа хвост облачного в петле своего хвоста, он упал в озеро. Оба создания пропали в глубине вод, следы пурпурной и грязно-зеленой крови расплылись по хрустальной глади.

— Оно не так уж и крепко, твое маленькое усилие, — Азазир глубоко и удовлетворенно вздохнул. Рыбья чешуя бледно мерцали на его коже, зеленый свет лился из глаз.

Бьющиеся драконы вырвались на поверхность, полыхнув сапфирным и изумрудным светом. Они встали на дыбы, колотя крыльями, дабы удержаться в равновесии, и каждый когтями передних лап и зубами отдирал чешую другого. Облачный шипел, крик водяного напоминал гулкий стон, от которого вдоль позвоночника Велиндре пробежала дрожь.

Со слезами на глазах она наблюдала, как все слабеют удары обоих чудовищ, превращаясь в безобидные шлепки, как все более неуклюже и беспомощно они пытаются уклониться. Наконец, облачный рухнул назад, и его голова легла на волны, как на подушку. Неподвижные крылья во всю ширь распростерлись над водой, а хвост бессильно ушел в воду. Водный упал на тело соперника, без толку скребя когтями. Он разевал пасть, вытягивая вперед длинную голову, пытаясь достать глотку облачного, но это оказалось свыше его сил. Он выкатил язык и обмяк.

Слезы беспрепятственно потекли по щекам Велиндре, когда она наблюдала, как растворяется существо, порожденное ее чарами. Крылья расплылись туманом, сапфировые кости явились на миг и тут же пропали. Длинное гибкое тело обратилось в серую мглу, помеченную тут и там пурпурной бурей. Последней растаяла голова, единственный глаз больше не светился, уставясь на Велиндре с немым упреком. Все пропало. Ее била дрожь.

— Притяни волшебство к себе, не дай ему развеяться по ветру, — прохрипел старик.

На глазах у Велиндре зеленый дракон тоже таял, его раны зияли все шире, разделяя клочья тела, которые врозь поплыли по воде, видимые все слабее, последними исчезли чешуя, когти и зубы.

Азазир почти сразу вернул себе облик человека с зеленоватой водой внутри и ярко-изумрудным безумием в очах.

— Теперь поняла? — Колдун повернулся к ней. — Ну, так останешься?

— Да, поняла, — сжато ответила она. — И поняла, почему Отрик так редко призывал дракона. Он никогда бы не сотворил подобное создание столь легко, чтобы увидеть его так скоро угасшим и погибшим. И еще меньше, чтобы наблюдать, как его убивают. — Отвращение душило колдунью.

— Выходит, ты ничего не поняла, — с презрением заключил Азазир. — Лучше уходи.

— С радостью, — огрызнулась она. — Но не в одном белье. Впрочем, спасибо за все.

Неистово прорвавшись через смятенное волшебство, наполнявшее озеро, она стала обшаривать камни на дне. И вот вывела все свои разбросанные вещи на сушу и бросила себе к ногам со вспышкой сапфирового света.

— Лучше поторопись, — предостерег ее Азазир, потирая ладони.

Его пальцы протекали один через другой, а грязь под ногами опять стала жидкой. Скалы, только что сухие, вновь засияли на солнце, окутанные холодной влагой. Подняв взгляд, Велиндре обнаружила, что небо пока еще безоблачно, и щелкнула пальцами, призывая чистый огонь. Тот загорелся первозданно-красным, повиснув в воздухе. Она отправила одежду в облет его, из намокшей ткани выступил пар. Колдунья натянула влажные сапоги поверх неловко съехавших с пяток чулок. Найдя в мокром узле свою щетку с серебряной ручкой, Велиндре сердито пригладила сопротивляющиеся растрепанные волосы.

— Какова разница между истинным драконом и подобием? — спросила она. — Что мне еще нужно знать?

— Что еще? — Голос Азазира разлился сотней ручьев, устремившихся вниз по склонам к озеру. — В каком смысле еще?

— Что-то всегда есть впереди, — мрачно пояснила она, заплетая кое-как расчесанные пряди. — Особенно у волшебников. Ты сказал, что у подобия вместо сердца пустота. А у истинного дракона?

— Удивительно, как ты не забыла об этом спросить, — его смех прогремел, точно зимний ручей по камням. — Может, когда-нибудь ты еще сравняешься с Отриком.

— Итак? — Велиндре ждала.

— У истинного водного дракона сердце изумрудное. — Азазир выглянул из озера, возбуждая рябь, тут же побежавшую к нему. — Рубиновое сердце у огненного, сапфировое у того, что живет среди облаков. Ну, а янтарное у рожденного от земли. Это еще одно, ради чего дерзают смельчаки: вырезать у дракона сердце. Нет самоцветов чище.

— Разве их убивают ради дорогих камней? — поразилась колдунья.

— Ну, так попробуешь еще раз? — Он поглядел на нее, склонив голову набок, насколько она могла судить, с задумчивостью. — Или просто бежишь на Хадрумале, поджав хвост, слишком напуганная, чтобы признаться, где была?

— Отрик призвал бы дракона в случае крайней нужды, — четко произнесла Велиндре, заметив, что теперь она стоит по щиколотку в грязи. — Мне думается, я бы взяла пример с него, если бы в нравственном отношении не видела другого выхода.

— Смотри, будь осторожна с такими чарами, — мягко предостерег безумец. — Дракон отправится на охоту, подгоняемый голодом, не подозревая, как мало ему жить земной жизнью. И станет охотиться не только ради мяса. Он чует пустоту вместо сердца, даже если не понимает этого. И станет алкать самоцветов, чтобы заполнить пустоту. И сокрушит любое здание, если унюхает, что там есть кольцо с алмазом.

— А когда он найдет камни, что дальше? — Она вывернула над головой покоробившуюся юбку, натянула ее, а затем принялась воевать с осевшим в самых неожиданных местах корсажем.

— Я понимаю так, что дракон добьется для себя истинной жизни, — протянул Азазир, выглядывая из озера, которое опять начало зелено светиться. — И тогда тебе придется давать долгие объяснения на Хадрумале.

Велиндре собрала все, что хотела унести, в одеяло и завязала кое-как узлом.

— Буду помнить, — она глубоко вздохнула. — Вряд ли кто-то придет сюда снова, и уж во всяком случае — никто с Хадрумале здесь не появится. Но если все-таки кто-то придет, не надо говорить, что я здесь была…

Азазир и ухом не повел, он уже шагал прочь. Разгневавшись, Велиндре протянула руку, чтобы его удержать, но ее пальцы просто-напросто прошли сквозь плечо Азазира. Он не подал виду, что заметил это, и двигался к озеру сперва шагом, затем припустил бегом. И вот, нырнув в хрустальную воду, пропал во вспышке изумрудного сияния.

Велиндре подняла голову. Клубящиеся мрачные тучи уже заволокли все небо над долиной, но еще не набрали полной силы. Ведьма закрыла глаза и вздохнула. Куда теперь: на Хадрумале или в Релшаз? Она завладела тайной, и теперь этого не забыть. Охота ли ей поделиться с кем-то таким секретом? А что бы сделал с этим знанием Дев, ненадежный, не достойный доверия, но именно он, один из многих? Но ведь у этих дикарских колдунов была мудрость, раз уж один из них сумел состряпать дракона, грабящего острова Алдабреша. Может ли она передать столь опасное оружие Деву, дабы он сотворил своего дракона, а тот разодрал бы первого в клочья? Сколько времени пройдет, прежде чем Верховный Чародей услышит о драконе, разгулявшемся на Архипелаге? Не лучше ли ей оказаться на Хадрумале, когда это случится, и быть поблизости, чтобы предложить решение высоким особам из Совета? Нужда вынудит Планира не придавать значения ее знакомству с Азазиром. И пусть тогда откажут ей в звании Владычицы Облаков.

Но сможет ли она жить спокойно, если утаить эту с трудом добытую мудрость означает смерть проходимца Дева и множества невинных людей, пусть это невежественные алдабрешцы, готовые расправиться с любым колдуном, чуть его завидят?

Она замерзла, испытывала изнурение и страдала от того, что не могла привести себя в порядок. Тело ныло от жажды теплой бани, чистой одежды, еды и вина. Ей требовались покой и уединение, чтобы осмыслить тяжелый и горький опыт. Но Велиндре не могла и думать о блаженстве в тиши своих покоев на Хадрумале. Ей хотелось общества после отчаяния и пустоты азазирова безумия. Общества людей, которые ни о чем бы не спрашивали, пока она не найдет, что ответить.

Велиндре открыла глаза и поймала последние дуновения, порывавшиеся избежать заточения в неестественной буре Азазира. Нарисовав себе одну из самых пристойных гостиниц в пестром и шумном Релшазе, она покинула молчаливый берег озера во вспышке сапфирового света.