Сообщение от Управления воздушного движения авиации морской пехоты выскочило в чате как раз в тот момент, когда я пролетал над провинцией Анбар в западном Ираке.

ЦНАП> КЛ31, новые координаты. Сообщите РВП по возможности.

Мой позывной был «Кинжал Три-Один» или КЛ31 в чате. Мне назначили цель — низовой руководитель сопротивления в районе Эль-Хадиты, однако морским пехотинцам потребовалась помощь. Центр непосредственной авиационной поддержки (ЦНАП) подготовил для меня новые координаты и хотел знать, как быстро я смогу прибыть на место.

Этот полет в интересах 3-й эскадрильи специальных операций я выполнял не в службу, а в дружбу. Командование специальных операций ВВС США официально занялось освоением БПЛА и подключило меня для помощи в подготовке первичного кадрового состава. На то время новая эскадрилья еще была частью 15-й. Как только подразделение было укомплектовано личным составом в достаточной мере, 3-я и 15-я разделились и стали независимыми эскадрильями.

А пока мы должны были оказывать им поддержку. В мою обязанность как старшего пилота входила подготовка инструкторского корпуса новой эскадрильи. Когда я не был занят обучением, то старался выполнять полеты как можно чаще, чтобы не потерять квалификацию. К тому же это повышало мой авторитет в глазах курсантов. Тем более что к БПЛА-сообществу я присоединился, чтобы летать. После двух лет службы в Неллисе у меня стало появляться все больше побочных обязанностей, которые занимали почти все мое рабочее время. Поэтому, когда выпадал шанс сесть в пилотское кресло, я старался им воспользоваться.

Большинство наших заданий было связано с оказанием поддержки какому-то конкретному армейскому подразделению. Чтобы оставить это подразделение и помочь кому-то другому, требовалось разрешение. Однако летом в нашей тактике произошли радикальные перемены. Армейское руководство определило, что вопрос минимизации потерь среди солдат более актуален, чем проведение наступательных операций против «Аль-Каиды». Армейские командиры в Ираке, старавшиеся избегать излишнего риска, видели потенциал «Хищника» и понимали, что он может обеспечить им преимущество на поле боя путем предоставления разведданных о цели в режиме реального времени. Но им требовалось иметь контроль над летательными аппаратами, а ВВС передавать его не хотели. Поэтому армейские подразделения стали присваивать названия даже пустяковым операциям, чтобы получать поддержку с воздуха.

Очень часто бывало так, что мы кружили над какими-нибудь деревьями или пустыми зданиями, пока в армейских штабах планировали операции где-нибудь в другом месте. Признать, что у них нет целей на этот день, означало лишиться ресурса в нашем лице. По этой причине нас никогда не отпускали на поддержку войскам при ССП (соприкосновении с противником). Если бы нам давали временную свободу, в Багдаде могли понять, что мы не слишком загружены работой.

Диспетчеры из Управления воздушного движения авиации морской пехоты, напротив, без колебаний снимали нас с цели, если войска оказывались под огнем. В распоряжении Управления находилось все воздушное пространство над провинцией Анбар ниже отметки 3000 м. Действуя в этом районе, армейские требовали, чтобы мы держались на большей высоте, оставаясь в контролируемом воздушном пространстве. Мы же старались при любой возможности спуститься ниже и выйти из-под их контроля, втайне надеясь, что нас снимут с наблюдения за целью и мы примем участие в чем-то более интересном.

Я ввел переданные диспетчером координаты в программу «FalconView». Метка новой цели загорелась над Эль-Каимом, небольшим иракским поселком неподалеку от сирийской границы. Я отправил в чат оперативные данные.

КЛ31> В пути, РПВ 30 минут.

Эль-Каим находился всего в тридцати минутах лета от нашей текущей цели в Эр-Рамади. Я развернул самолет на запад и добавил тяги. «Хищник» все равно шел медленно — тем не менее, если бы мне удалось выжать из беспилотника пару лишних узлов, мы на несколько минут сократили бы время перелета.

ЦНАП> вп, свяжитесь с Костоломом 21 для получения дальнейших указаний.

К концу лета 2005 года провинция Анбар стала центром войны в Ираке. Сирия, как и Иран, активно поддерживала силы сопротивления. Сирийцы не посылали войска в соседнюю страну, зато беспрепятственно пропускали в нее через свою прозрачную границу тысячи иностранных наемников. Молодые, воинственно настроенные мужчины стекались со всего региона воевать в Ирак за свои идеалы.

Эль-Каим превратился в рассадник терроризма. Назвать боевиков в этом регионе повстанцами — значит грубо оскорбить борцов за свободу в других странах. Город захватили настоящие террористы. Они насиловали, пытали и убивали местных жителей-суннитов, тех самых людей, которые еще вчера приветствовали их появление в городе.

На подходе к Эль-Каиму я связался с Костоломом 21 (КМ21). Он находился в Центре тактических операций (ЦТО) в Эль-Фаллудже. С этого времени все наши переговоры с ПАНом будут проходить в чате.

КЛ31> КМ21, на посту.

КМ21> вп, сообщите, когда закрепите глаз на координатах, доложите готовность к приему данных по РБД.

Данные по РБД — это сводная информация по локальному району боевых действий (РБД), с которым работал ПАН.

Мы находились примерно в пятнадцати минутах лету от района цели. На карте «FalconView», там, где главная трасса с направлением восток-запад пересекала реку Евфрат, горела ярко-красная отметка цели. На противоположном берегу реки параллельно трассе тянулась еще одна дорога, обозначавшая границу города.

КЛ31> К приему данных готов.

Я не видел смысла ждать.

КМ21> Колонна попала под обстрел, несет тяжелые потери. Воздушной и артиллерийской угрозы нет. Предположительно обстрел ведется из легкого стрелкового оружия и РПГ. По координатам только наши. Вы третий БПЛА в районе.

Мы были третьим по счету летательным аппаратом, прибывшим к месту боестолкновения. Поскольку в РБД мы пришли последними, мы не играли ведущей роли. Я настроился на специальную радиочастоту «Хищников», чтобы связаться с другими летательными аппаратами на позиции. Выделенная радиочастота позволяла координировать действия, не вклиниваясь в радиообмен других летательных аппаратов.

В эфире был Дракон Четыре-Два.

— Похоже, «семитонку» подбили. Она горит.

Семитонный грузовик представляет собой большой войсковой транспорт с бронированными бортами, предназначенными для защиты сидящих в кузове солдат. Он шел в составе колонны, перебрасывавшей войска на военно-воздушную базу Эль-Асад в рамках подготовки американских сил к проведению операции «Стальной занавес». Морские пехотинцы готовились взять в кольцо Эль-Каим. Жителям города было рекомендовано эвакуироваться на то время, пока пехотинцы не восстановят в нем порядок. Любой оставшийся в городе автоматически становился мишенью.

Я еще немного повысил тягу двигателя; больше самолет выдать уже не мог. Я чуть опустил нос, чтобы ценой небольшой потери высоты выгадать пару лишних узлов скорости.

— Дракон, Кинжал подходит с востока, две тысячи.

Я находился на высоте 2000 метров, плюс-минус.

— Принято, Кинжал. Мы на полутора, Булава работает на один и восемь.

Дракон и Булава были позывными двух других экипажей, выполнявших полеты для 3-й эскадрильи специальных операций. Они летели на высоте 1500 и 1800 метров соответственно.

— Остаюсь на двух тысячах, — сообщил я.

— Кинжал, развернись на юг и помоги Булаве определить источник вражеского огня.

— Принято.

Для Бретта, моего оператора средств обнаружения, это был один из первых полетов. Он пришел в программу из структуры Командования специальных операций ВВС США, где служил по контракту — не помню, на каком типе самолетов он летал. Мне еще не приходилось с ним дежурить; нас направили в помощь 3-й эскадрилье еще до того, как мы с ним успели толком познакомиться. Однако я был уверен, что если придется стрелять, Бретт не подведет. Нет, я не подписывался на список ударов 17-й эскадрильи. Просто если ты проходишь курс обучения и успешно сдаешь летный экзамен, то я априори считаю тебя пригодным к выполнению заданий любой сложности в случае поступления соответствующего приказа.

Мы находились приблизительно в 16 километрах от заданной точки. Клуб дыма от горящего семитонного бронированного грузовика отвратительным пятном расплывался на экране. Автоконтраст в обзорно-прицельном комплексе старался скорректировать картинку, однако, приглушая самые яркие участки изображения, приводил лишь к ее общему затемнению.

Бретт стал подправлять картинку с помощью ручных настроек камеры. Смотреть на пылающий остов машины на дисплее было все равно что смотреть на солнце. К тому же на расстоянии 13 километров вспышки пламени стали отражаться в чем-то внутри гондолы, создавая на изображении блуждающие блики. Бретт пытался сбалансировать яркость, однако это приводило к падению резкости на остальных участках изображения.

— Дай крупнее берег реки, — сказал я.

Если дать фокус на другом участке, камера может снова нормально заработать. Бретт увеличил зум камеры до предела. Настройка, соответствующая максимальной кратности зума, называлась сверхузким положением. Следующий шаг уже наполовину резал цифровой кадр и растягивал его на весь экран. Это был не настоящий зум. Режим всего лишь увеличивал отдельный фрагмент изображения. Пока нам мало что удавалось рассмотреть, но я надеялся, что как только мы подберемся к цели ближе, разрешение картинки повысится.

— Кинжал над целью, — передал я.

Сообщение я продублировал в чат-канале.

КМ21> вп.

Когда мы подлетели ближе, картинка прояснилась и мы смогли рассмотреть некоторые детали. Реактивные гранаты попали в переднюю часть грузовика, повредив двигатель и спровоцировав воспламенение топлива. Еще один залп из РПГ пробил толстую бронированную обшивку кузова, в результате чего погибли четырнадцать солдат.

Колонна была остановлена на дороге; мы видели, как солдаты оттаскивают от грузовика тела погибших. Два «Хамви» заблокировали мост, в то время как другие вездеходы установили периметр безопасности неподалеку от горящего грузовика. Их огневые установки были направлены в сторону моста. Остальные «семитонки» отступали по дороге на безопасное расстояние, при этом из них выскакивали солдаты и рассеивались, занимая оборонительную позицию.

На другой стороне реки засели человек двадцать террористов — они палили из РПГ и поливали американцев очередями из «АК-47» и пулеметов ПКМ. Американские солдаты припали к земле.

Я был возбужден, потому что мы могли изменить ход событий. Мертвым мы не поможем, зато парни там, внизу, все еще сражались за выживание. Мои ракеты «Хеллфайр» были в полной боевой готовности, и я начал мысленно прорабатывать схему атаки. Два других «Хищника», находившихся над районом боевых действий, вероятно, делали то же самое.

БЛВ80> Цель в поле видимости. Прошу разрешения на атаку.

Булава Восемь-Ноль обставила меня.

КМ21> вп. Ждите соответствия ППО.

Костолом Два-Один все еще выбирал оптимальный момент для атаки и велел Булаве Восемь-Ноль ждать разрешения на выстрел в соответствии с правилами применения оружия. Пока мы ждали, террористы за рекой прекратили огонь и, словно по сигналу, отступили в город.

Бретт навел прицел на группу террористов, пробиравшихся по лабиринту городских переулков. Пустынные широкие улицы террористы обходили стороной, выбирая для отступления узкие проходы между одноэтажными домами с плоской крышей.

Из-за того, что переулки петляли, непрерывно держать врага под наблюдением было трудно.

Чтобы не упускать террористов из виду, мы с Булавой подошли ближе. Время от времени я видел на экране, как она проносится подо мной. При этом я каждый раз ежился и бросал взгляд на боковой монитор. Он выдавал информацию о том, где и на какой высоте летят Дракон и Булава. Булава по-прежнему оставалась метрах в трехстах подо мной, но из-за увеличения камеры казалось, что она буквально на расстоянии вытянутой руки от меня.

Террористы продолжали бежать по переулкам, выстроившись в колонну по одному.

— Булава, это Кинжал, — сказал я по радио. — Берите на себя лидера, я возьму «хвост».

— Принято, — ответил женский голос.

Голос был мне знаком. В то время в «Хищнике» служила лишь горстка женщин-пилотов. Обладательница голоса была очень опытным оператором и, без всякого сомнения, самой меткой из всей нашей троицы, работавшей в тот день. До того как поступить в «Хищник», она служила на летающей артбатарее «AC-130». Это модифицированный транспортный самолет, вооруженный авиационными пушками Гатлинга и гаубицей «M102». Летающие артбатареи действовали только по ночам, в основном оказывая непосредственную авиационную поддержку силам специального назначения. «AC-130» проходит над целью медленнее, чем реактивный истребитель, а его огневая мощь на ближней дистанции поистине опустошительная. С собой летчица принесла спокойную уверенность, которой я восхищался.

— Будь готов к тому, что группа разделится, — сказал я Бретту.

Мы с Булавой взяли боевиков «в вилку». Всякий раз, когда они приближались к очередному повороту, мы были готовы разделиться, однако террористы продолжали держаться вместе. Когда наконец поступило разрешение на атаку, мы решили заблокировать их двумя залпами — одним в голову колонны, другим в ее «хвост», — после чего наши войска либо перебьют боевиков, либо возьмут в плен. Мы держали боевиков словно в тисках, пытаясь предугадать их дальнейший путь, когда в чат-канале вспыхнуло сообщение.

КМ21> ДН/КЛ/БЛВ — свяжитесь с КЛ36 на [частота].

«КЛ» означало «Клайд» — позывной двух ударных вертолетов «Кобра» Корпуса морской пехоты США. Форма фюзеляжа, большой выпуклый фонарь кабины и два маленьких крылышка с ракетами делали «Кобру» похожей на стрекозу. Под носом был закреплен пулемет. Эти вертолеты использовались Армией США во Вьетнаме, но позже были заменены машинами типа «Апач». Версия для Корпуса морской пехоты, известная как «Супер Кобра», внешне напоминает своего сородича времен Вьетнамской войны, однако обладает усовершенствованным вооружением и авионикой.

Мы дружно переключились на нужную частоту.

— Дракон Четыре-Два вызывает Клайда.

Дракон сохранял статус ведущего самолета.

— Клайд на связи, — ответил головной вертолет.

Дракон передал самые свежие координаты отступающих террористов.

— Подтвердите визуальный контроль цели.

— Не подтверждаю, дома перекрывают.

— Принято, — ответил Дракон. — Мы дадим вам знать, если они выйдут на открытое пространство. У меня две ракеты в полной боевой готовности.

— Отказ, — ответил Клайд. — Атаковать будем мы.

Голос говорившего не допускал возражений. Погибли его парни, и он жаждал отмщения. Обычно «Кобры» работают в тандеме с корректировщиком. Роль корректировщика чаще всего выполняет легкий вертолет с грушевидным прицельным блоком над несущим винтом. Атака выглядит следующим образом: корректировщик скрывается, например, за деревьями, из-за которых выглядывает только прицельный блок. «Кобра» резко поднимается, выпускает ракету и снова снижается, а корректировщик наводит ракету на цель. Эта тактика использовалась во время холодной войны для борьбы с советской бронетехникой.

В Ираке она работала не очень.

Ни «Кобры», ни корректировщик не видели цель. Но и ближе подлететь к ней они не рисковали, опасаясь РПГ. «Кобрам» приходилось держать дистанцию.

— Вы, случайно, не можете устроить нам стороннюю подсветку цели? — спросил Клайд.

В принципе мы могли навести по лазерному лучу любой боеприпас. Ему ведь все равно, кто пускает лазер, лишь бы в нем содержался правильный код.

Подобный фокус мы провернули всего несколькими неделями ранее. Я только что три с половиной часа отсидел в пилотском кресле и отдыхал, прежде чем продолжить дежурство в качестве руководителя полетов. По причине немногочисленности экипажей мы все работали в боксе короткими сменами. Это было справедливо. Экипажам приходилось сидеть в креслах по восемь часов в сутки. Руководители полетов давали им возможность сделать перерыв, во время которого можно было поесть и сходить в туалет.

Так вот, когда моя летная смена закончилась, «Хищник» и «Жнец» обнаружили лагерь, в котором, согласно нашему источнику, местный полевой командир встречался с неким высокопоставленным координатором террористов. На встрече обсуждались закупки вооружения и организация нападения на одну из наших баз в Кунаре. Ранее перед нами поставили задачу обнаружить место проведения встречи и ликвидировать полевого командира.

Две палатки образовывали на почве неправильный треугольник. У самого края дороги к северу от лагеря был припаркован грузовик. Когда я вошел в оперативный пункт, Ящичек, один из наших старших пилотов, стоял возле стола руководителя полетов. Он то всматривался в плазменные экраны, то что-то говорил по телефону.

— Что происходит, Ящичек?

— Верхи пытаются решить, что делать.

«Верхами» мы называли ООЦ. В этом слове заключался двойной смысл, обусловленный их расположением на пятом этаже здания и тем фактом, что они наши боссы.

— В смысле? — не понял я.

— Они хотят «накрыть» обе палатки, но те стоят слишком далеко друг от друга, чтобы их уничтожить одним ударом.

Было видно, что он раздосадован.

— А нельзя ударить по очереди? — уточнил я.

Ящичек покачал головой:

— Они хотят, чтобы удары были синхронными.

Обе цели были очень важны. Одиночный удар может насторожить вторую цель, и она постарается скрыться. А поразить бегущую цель в горах или среди деревьев нелегко. Атакуя, мы всегда производили только одиночные выстрелы. Случай, когда я выпустил в Координатора одновременно две ракеты, был единичным.

Ящичек недовольно поморщился.

— Пойду отолью, — сказал он.

Ему явно требовалось время подумать. Возможно, оттого что я смотрел на проблему свежим взглядом, мне ее решение казалось совершенно очевидным. Я вышел в коридор вслед за ним и остановился возле мужского туалета.

— Ящичек, — окликнул я его. — Как насчет сторонней подсветки?

Он уставился на меня так, словно у меня изо лба росла третья рука. Потом покачал головой и скрылся в уборной. Я подождал в оперативном пункте. Когда Ящичек вернулся, то задал мне лишь один вопрос:

— И как ты себе это представляешь?

Я взглянул на экраны.

— Мы же отрабатываем технику сторонней подсветки для других стрелков. Тут никакой разницы. Цели близко друг от друга. Бомбы имеют разные ЧПИ-коды. Код, основанный на частоте повторения импульсов, или ЧПИ-код — это механизм идентификации, встроенный в лазерный луч, по которому наводится боеприпас, если он запрограммирован на распознавание соответствующего кода. Атакуем одну цель, а у другой бомбы все равно хватит энергоресурса, чтобы достигнуть второй цели.

Ящичек взглянул на экран.

— И «Хищник» приведет ее в нужное место.

— Встроенная поддержка, — сказал я.

Ящичек все еще терзался сомнениями. Прежде мы никогда не использовали одновременно два БПЛА для нанесения удара. Традиционно «Хищники» обеспечивали лазерную подсветку целей только для пилотируемых истребителей, которые в каком-то смысле «подтаскивали» нам бомбы.

— Экипажи отлично знают, как это делать, — добавил я.

— Хорошо, — сказал он после некоторых раздумий. — Спасибо, Белка.

Я остался понаблюдать. Ящичек сообщил пилоту «Жнеца» новый план, согласно которому ему одному надо будет сбросить две бомбы.

Уже через несколько секунд бомбы показались на экране. Монитор, на который транслировалось видео с одного из беспилотников, озарила невероятная вспышка. Взрыв «GBU-12» гораздо мощнее, чем слабый «кошачий пук» ракеты «Хеллфайр».

Вторая бомба не сдетонировала. Боеприпас промелькнул на другом видео, однако окончил свой полет в клубах пыли. Боеголовка не сработала. Наземная группа позднее выяснила, что она таки попала в полевого командира, мгновенно его убив. Даже несмотря на то что бомба не сработала, мы признали удар успешным, поскольку свою задачу она все-таки выполнила. «Сторонняя подсветка» сработала безупречно.

Но теперь, несколько недель спустя, я сомневался, что мы сможем навести вооружение «Кобры».

Новый офицер-оружейник эскадрильи сказал, что ракеты «Хеллфайр» нельзя наводить со стороны. Однако это не совсем правда, поскольку ракеты активируют свои ИК-датчики только после запуска. До этого не имеет значения, кто пускает лазер.

Булава Восемь-Ноль успел сообразить это раньше меня.

— Это Булава, принято. Ожидайте приема координат.

В течение следующей минуты пилот Булавы обрисовывал план взаимодействия с «Кобрами». Я внимательно слушал, готовый помочь в случае необходимости. Самой большой проблемой для нас было то, что Эль-Каим находится недалеко от сирийской границы.

Сирию с трудом можно было назвать нейтральной стороной конфликта, тем не менее мы не могли вторгнуться в ее воздушное пространство, и это сужало наше поле для маневра. На случай, если мы ненароком залетим на их территорию, сирийцы разместили близ приграничного города несколько зенитно-ракетных батарей SA-6 («Куб»).

Террористы приближались к центру города. Мы описывали над ними узкие круги, стараясь держаться подальше от сирийских зенитно-ракетных комплексов. Я слушал, как Булава обсуждает с вертолетом варианты удара по переданным ею координатам. «Хеллфайр» имеет несколько режимов стрельбы. Чаще всего мы использовали режим «прямого удара», когда ракета летит прямо к цели. Кроме того, ракета может спикировать, а потом лететь по плоской траектории невысоко над землей, поражая скрытые цели. Этот режим был идеален для ударов по пещерам в горах Тора-Бора.

В данном случае первые два режима были бесполезны из-за плотной городской застройки. Переулки были слишком узкими. Мы могли использовать только «высокий режим», при котором ракета пикирует на цель вертикально. Дракон был уже наготове и начал передавать «Кобрам» координаты. На боковых мониторах транслировались видео с других беспилотников. Наша гондола целеобнаружения цепко держала на мушке замыкающего колонну террориста. Боевики продолжали бежать в колонну по одному.

КМ21> С ППС и ОСУ порядок. Атаку разрешаю.

— Это Клайд Три-Шесть, огонь.

Поглядывая на видео с борта Булавы, я стал отсчитывать тридцать секунд. Ракета «Хеллфайр» «Кобры» сошла с подвески и начала набирать высоту, потом развернулась носом вниз и зафиксировалась на лазерном пятне «Хищника» в переулке. Ракета угодила точно в середину колонны. Когда клубы пыли и дыма рассеялись, я увидел на земле два скрюченных тела. Выжившие были оглушены ударной волной, прокатившейся по узкому переулку. На мгновение они остановились, потрясли головами, чтобы прийти в себя, и снова цепочкой помчались вперед.

Почему они не рассеялись? Ведь вокруг полно дверей, в которые они могли шмыгнуть и скрыться. Но они, словно лемминги, упорно продолжали бежать вереницей.

— Два погибших, «драпуны» снова в движении, — сообщил Булава.

— Вас понял, — ответил Клайд.

КМ21> ППС и ОСУ в порядке. Продолжаем атаку.

«Кобра» выпустила вторую ракету. Эта ударила прямо под ноги первому бегущему, мгновенно его убив. Уцелевшие, как и прежде, остановились, чтобы восстановить ориентацию, а затем продолжили бег гуськом.

— Да вы что, издеваетесь? — произнес я.

Бретт покачал головой.

— Нарочно не придумаешь… — пробормотал он.

Костолом дал нам разрешение преследовать убегающих до полного разгрома. Было решено, что оценку сопутствующего ущерба он будет проводить прямо по ходу преследования. «Кобры» выпустили еще шесть ракет. «Хищники» успешно навели их все. После каждого удара террористы прерывали бег, приходили в себя от шока и снова пускались бежать цепочкой по переулкам.

— Клайд вызывает Булаву.

— Слушаю.

— Остались без боеприпасов; в наличии имеются только 20-миллиметровки.

Это означало, что вертолеты истратили весь запас ракет, однако в их арсенале еще оставались 20-мм пушки системы Гатлинга. Они могли принести пользу, но из-за шальных пуль и рикошета в переулках сопутствующий ущерб мог стать чудовищным. Тяжелые пули пробивали шлакобетонные камни среднестатистической постройки в данном регионе гораздо легче, чем поражающие элементы от ракеты «Хеллфайр».

Булава доложила ПАНу обстановку.

КМ21> Булава, ваша очередь.

— Принято, — ответила Булава. — Теперь мы ими займемся.

Она передала это сообщение по радио, чтобы вертолетчики могли его услышать.

«Кобры» взяли курс на базу, а Булава и Дракон заняли позиции для нанесения ударов. На занимаемых высотах нам не нужно было подсвечивать друг другу цели. Мы могли встать в одну линию с бегущими террористами и ударить им прямо в лоб для достижения максимального поражающего эффекта «осколочного облака». Булава и Дракон стреляли в цепочку террористов по очереди. Оба выпустили весь свой боекомплект из двух ракет, и с каждым ударом вереница террористов редела.

Последним на очереди был я.

— Ты готов? — спросил я Бретта.

Тот кивнул. Мы приготовились к стрельбе, пока наблюдали за работой Дракона и Булавы. Несколько оставшихся в живых террористов продолжали бежать гуськом. Я все еще не мог понять, почему они остаются на открытом пространстве.

Я направил нос беспилотника в переулок и начал последний заход. Визирные нити прицельной гондолы приклеились к лидеру цепочки, словно были пришиты к его рубахе. Как только ракета сошла с подвески, от меня уже ничего не зависело.

Ракета устремилась прямо к ведущему бегуну. Тот скрылся в изгибе зигзагообразного переулка. Бретт мягко скорректировал положение прицела, встретив бегуна, выскочившего с другой стороны. По мере нашего приближения изображение террориста на экране увеличивалось. Часы продолжали отсчет времени.

Взрыв произошел как по команде, одним махом уложив последних беглецов. Несколько минут мы наблюдали за ними, однако с земли никто так и не поднялся. Если выжившие и были, то они наконец поумнели и прикинулись мертвыми. Впрочем, вряд ли кто-то выжил. Они находились слишком близко от шквала осколков, чтобы уцелеть.

Что-то глубоко внутри меня, возможно, частичка человечности, которая ненавидела войну, испытывало жалость к этим неизвестным беглецам, убегавшим в страхе и очень хорошо понимавшим, что это последние шаги в их жизни. Думаю, они были выходцами из других стран, скорее всего из Сирии, где им промыли мозги, заставив поверить, что убийство американцев — богоугодное дело.

В этом было что-то абсурдное. Какие у нас тут интересы? Ирак якобы не хотел делиться своей нефтью. Однако при всех своих громких словах и угрозах Западу Саддам Хусейн, в сущности, был региональным посмешищем. Никто его кроме соплеменников не воспринимал всерьез. При этом все, чего мы достигли — это спровоцировали межконфессиональную вражду и создали на Ближнем Востоке очаг нестабильности, который как магнитом стал притягивать террористов всех мастей, стекающихся в Ирак, чтобы устраивать джихад.

Но хотя бы были тут, а не атаковали Америку. Если уж нам приходится драться, то пусть лучше на чужой территории. Тем не менее этот выстрел напоминал спортивную стрельбу по индейкам. Что-то в нем было бесчеловечное. Никакой радости он мне не принес, как не получалось у меня и скорбеть по гибели террористов. По сути, этот случай был обескураживающе абсурдным, хотя он и доказал высокую эффективность сторонней лазерной подсветки подвижных целей. «Хищник» становился все более смертоносным оружием, хотя на сколько я понял только через несколько месяцев в Ираке.

К тому же именно после операции «Стальной занавес» офицеры, проводящие допросы пленных террористов, стали слышать от них выражение «белые дьяволы». И мятежники, и «Аль-Каида» сходились во мнении, что их главная угроза — не солдаты. Больше всего они боялись «Хищника», бесшумного врага, о присутствии которого узнавали, лишь когда их братья по оружию уже взлетали на воздух.