Полковник Дэвид Крумм, командир 49-го крыла, протянул мне руку:

— Теперь вы командуете 60-й эскадрильей.

Заместитель командира заранее предупредил меня по телефону, что Крумм направляется в мой кабинет. Я понятия не имел, о чем он хочет со мной поговорить и почему не попросил меня зайти к нему. Командиры авиакрыльев просто так не ходят в эскадрильи, чтобы поболтать с начальником оперативного управления.

Я отвечал за оперативную деятельность учебной эскадрильи, готовившей следующее поколение экипажей БПЛА к боевой службе. Эту руководящую должность мне предложили по окончании второго срока службы в Криче и краткосрочного периода работы на Учебное авиационное командование ВВС США, которому я помогал создавать программу подготовки пилотов БПЛА. К тому моменту, как Крумм зашел ко мне в кабинет, я уже два года занимал должность начальника оперативного управления.

Я пожал ему руку, не зная, что и сказать. Смог только тихо выдавить из себя: «Спасибо, сэр». Реакция не очень-то соответствовала той, которую можно было бы ожидать от новоявленного командира. Я чувствовал потрясение, восторг, облегчение и гордость, слившиеся в одну мощную эмоцию, готовую вырваться из груди. Но в первую очередь я почувствовал удивление. Я был уверен, что инцидент в Аль-Удейде поставил крест на моей мечте.

Пожимая руку Крумму, я вдруг понял, что достиг наконец своей цели — командовать боевой эскадрильей. Все мои жертвы сразу показались пустячными. Я стал первым командиром только что созданной 60-й экспедиционной разведывательной эскадрильи и всего вторым офицером в беспилотном сообществе, принявшим на себя командование. Майк встал во главе 33-й эскадрильи специальных операций, дислоцированной на авиабазе Кэннон, в 2009 году. Свою должность он получил примерно за год до того, как я принял командование 60-й.

— 60-я — совершенно новая, она будет развернута в Джибути, — сказал Крумм. — Бригада передового эшелона уже на позиции.

Бригада передового эшелона занималась возведением ангаров, монтажом оборудования и устранением дипломатических и формальных препятствий на пути к осуществлению первого полета.

Также она зачищала территорию от африканских аспидов.

— Вы будете летать на MQ-1B «Хищник», — сообщил Крумм.

В качестве инструктора я летал на более новом MQ-9 «Жнец» на военно-воздушной базе Холломан в Нью-Мексико. «Жнец» постепенно заменял «Хищника», так как последний снимали с вооружения. Он крупнее своего старшего брата — размером где-то со штурмовик «A-10» — и имеет большую боевую нагрузку. «Жнец» способен нести четыре ракеты «Хеллфайр» и две двухсоткилограммовые бомбы. Я участвовал в первых эксплуатационных тестах прототипа MQ-9, после чего еще некоторое время был задействован в программе.

ВВС предоставили эскадрилье право дать летательному аппарату имя, и я предложил назвать его «Стервятник», выбрав имя в соответствии с наметившейся в последнее время в ВВС США тенденцией присваивать истребителям названия хищных птиц, как например, «F-15 Орел» или «F-16 Сокол».

— Даже боюсь спросить, — сказал Ящичек, после того как я предложил свой вариант, — почему «Стервятник»?

Я улыбнулся:

— Потому что мы кружим над нашими жертвами так долго, что у них такие же шансы быть пойманными, как и умереть от старости.

Ящичек лишь закатил глаза и отошел. В конечном итоге эскадрилья устроила голосование, в результате которого победило имя «Раптор». Оно звучало одновременно и «круто», и угрожающе. В моем сознании название ассоциировалось скорее с динозавром, нежели с птицей. Тем не менее оно подходило. Впрочем, через месяц ВВС отобрали у нас это имя и присвоили его новейшему истребителю «F-22». MQ-9 стал «Жнецом».

После довольно продолжительного периода работы со «Жнецами» мне потребовалось пройти краткий курс переподготовки. MQ-1B представляет собой улучшенную модификацию беспилотника, который я пилотировал многие годы. Он обладает усовершенствованными системами связи, авионикой и гондолой целеобнаружения. Мне не потребовалось много времени, чтобы освоиться с новой старой птичкой.

Свободное время я посвящал разработке устава эскадрильи. Я понимал, что становление нового воинского формирования предполагает разработку правил внутреннего служебного распорядка и методов командования, без которых эскадрилья подобна кораблю без руля и без ветрил в бушующем море. По прибытии в район базирования я должен был поставить эскадрилью на правильный курс.

Как мне удалось выяснить, в Джибути нас направляли для оказания поддержки Объединенной оперативной группе в выслеживании деятелей «Аль-Каиды» в Йемене. Пентагон и сотрудники разведки рассматривали эту террористическую организацию как непосредственную угрозу Соединенным Штатам. От нас требовалось предоставлять видеоинформацию и использовать свой ударный потенциал.

Прямо перед отъездом меня пригласил в свой кабинет первый заместитель командира 49-го крыла, полковник Кевин Хайк по прозвищу Выхлоп. Это был высокий, стройный летчик-истребитель с мальчишеской улыбкой, невероятно харизматичный. В то же время он обладал компетентностью и лидерскими качествами, которые вызывали уважение. Выхлоп хотел повидаться со мной, пока я не убыл в командировку. С тех пор, как я годом ранее стал служить под его началом, я смотрел на него как на своего наставника. Я сразу понял, что Выхлоп хочет сказать мне что-то важное, поэтому дал ему говорить, не тратя время на стандартные расшаркивания или поцелуи в задницу, чего иногда ожидают офицеры.

Я никому не целовал задницы, да и Выхлоп был не из тех, кто этого ждет.

— Белка, тебе предстоит столкнуться с серьезным вызовом.

Очевидно, дело пахло не советом новому командиру, а предупреждением. Я ждал, что он скажет.

— В твоей эскадрилье проблема руководства, — сказал он. — Я не знаю, чем она вызвана, но на ТВД полно недовольных нынешней ситуацией.

Я кивнул. Совсем не это мне хотелось бы услышать. Мозг судорожно анализировал, что я успел сделать не так за такой короткий промежуток времени. Была ли виной некомпетентность командира бригады передового эшелона? Служебная дисциплина? Возможно, внутренние разборки между оперативными службами и обслуживающим персоналом? Причиной могло быть все, что угодно.

К сожалению, прибыть раньше в расположение эскадрильи я никак не мог по причине переподготовки.

— В ближайшую пару месяцев тебе придется повозиться.

Он не стал вдаваться в подробности, и по пути в Джибути я раздумывал над новостью. Выхлоп не из тех, кто предлагает готовые решения. Это моя обязанность как командира оценить ситуацию и принять правильное решение, иначе почему командир я? Интуитивно я чувствовал, что проблема отчасти кроется в различиях между тем, чему мы учили летчиков в Холломане, и тем, как полеты осуществлялись в Криче.

В Холломане мы летали в соответствии со стандартами ВВС. Летчики в Криче, напротив, выполняли полеты, руководствуясь официально неутвержденной укороченной картой контрольных проверок. Стандартная тридцатистраничная карта проверок была ужата до одной бумажной страницы, известной как «читерская карта». С этим документом, настолько мелким, что надо было напрягать зрение, чтобы его прочитать, легко было упустить какую-либо важную деталь проверочной операции. Так за одну только неделю мы потеряли двух «птичек» из-за того, что пилоты забывали включить органы управления беспилотника. Я намеревался искоренить «читерские карты» в 60-й эскадрилье. Как сказал мне Майк, их использование не приводит к существенной экономии времени, зато создает предпосылки для аварийных ситуаций. Я доверял его суждению, так как сам эту «карту» не видел.

Пока я добирался из Холломана в Джибути, у меня возникли и другие идеи. Нас задержали на пару дней в Роте, Испания, из-за нелетной погоды и технических неполадок. Это время я использовал для того, чтобы психологически подготовиться к началу службы на командном посту.

После трех дней путешествия чартерный самолет «Боинг-767», на котором я вместе с другими летчиками, солдатами, моряками и морпехами добирался в Джибути, наконец приземлился.

Сойдя с трапа в гражданском секторе аэропорта, я окунулся в удушающую влажную атмосферу, напоминающую летний климат в Миссисипи. Жаркий, влажный воздух словно тяжелым одеялом сдавливал грудь. Изначально планировалось, что мы прибудем утром, но сейчас был поздний вечер. При мысли о том, какая духота тут стоит в дневные часы, мне стало не по себе.

Джибути — маленькая пустынная страна, расположенная на восточном побережье Африки, там, где смыкаются Аденский залив и Красное море. Некогда эта земля была полна жизни, однако погодные условия превратили ее в пыльную пустыню. Теперь тут росли лишь акации да низкорослые кустарники. Страна отличается самым жарким климатом в мире. Однако соседство с Сомали и близость к Йемену, отделенному от нее Красным морем, делали Джибути идеальным местом для развертывания войск, которым требовался выход к восточноафриканским государствам.

Я прошел таможенный контроль и попал в главный зал ожидания. Пол был украшен ажурной мозаикой, похожей на узор мелкозернистого мрамора. Потолочные своды придавали интерьеру уникальный восточный колорит, резко контрастировавший со скучным стилем колониальной французской архитектуры. Сами джибутийцы оказались худощавыми, напоминая комплекцией бегунов-марафонцев. Бросив беглый взгляд на миллион наших сумок и рюкзаков, они пустили нас в свою страну.

У здания терминала нас уже ожидали американцы в цивильной одежде на нескольких небольших автобусах. В каждый салон набилось более двадцати человек, хотя автобусы были рассчитаны на значительно меньшее число пассажиров. Стоячих мест не было, так как откидывающиеся сиденья перекрывали центральный проход. Прежде чем добраться до главного входа на ярко освещенную базу Кэмп-Лемонье, автобусам пришлось обогнуть аэродром по периметру, проехав мимо примитивных хижин местных жителей.

К моему удивлению, служба безопасности на контрольно-пропускном пункте, через который наши автобусы проехали один за другим, работала почти в режиме мирного времени. Признаю, охранники проверили личности каждого из нас, но у меня их расслабленная манера поведения вызывала беспокойство. Автобусы остановились возле импровизированного кинотеатра, где нас зарегистрировали, после чего отпустили встречаться с представителями своих частей. В воздухе висело зловоние настолько тяжелое и плотное, что его буквально можно было ощутить на языке. Хотелось думать, что здесь так не всегда.

Джейсон, майор, до моего прибытия выполнявший функцию коменданта части, поджидал меня возле белого пикапа с полуторной кабиной. Это был «хайлакс» — как, впрочем, и большинство машин на Ближнем Востоке. Джейсон, как и я, был давним участником проекта «Хищник». В своих предыдущих командировках он служил пилотом во взлетно-посадочной команде, пока его наконец не перевели в бригаду передового эшелона 60-й эскадрильи.

— Белка! — окликнул он меня.

— Джейсон, — отозвался я, вяло пожимая ему руку. Трехдневный перелет меня порядком измотал.

— Добро пожаловать в Джибути.

— Спасибо, — ответил я.

Подозреваю, что мой голос звучал не слишком убедительно.

Два человека из обслуживающего персонала погрузили мои пожитки в кузов вместе с вещами прибывших вместе со мной техников. Мы залезли в автомобиль и тронулись в путь, оставляя толпу других новоприбывших разыскивать своих сослуживцев.

Пока мы ехали, Джейсон играл роль экскурсовода.

— Сейчас мы на основной базе, — сообщил он. — Этот лагерь принадлежит ВМС США. Большинство их штабов, как и АР-штаб (штаб Объединенной оперативной группы Африканского Рога), располагаются на старой базе вместе с французами.

Я поглядел в указанном направлении.

Французские военные занимали старые колониальные здания, довольно ветхие. Хорошо сохранился только «Офицерский клуб» — по сути, общественный клуб для военных чинов, превосходивших меня по рангу. Стены основного помещения были украшены большими фресками, изображающими морские батальные сцены с участием национальных героев. Асфальтированные дороги были только в старом, французском секторе базы.

Когда Джейсон покинул пределы основной базы, под колесами захрустел гравий. Остальные сектора широко раскинувшейся базы соединялись проездами немногим шире «однополоски». Четких направлений они не имели и виляли то туда, то сюда, лишь изредка переходя в прямые, относительно широкие дороги. По прямой из одного пункта в другой можно было добраться только пешком.

— Вон то большое сооружение, — пояснил Джейсон, указывая на коричневую сборную конструкцию, — это столовая. Вместо нее предполагается построить другую, более просторную.

— Вообще-то ее начали строить еще год назад. Местные подрядчики замешивали бетон на морской воде, — усмехнулся он. — Фундамент рассыпался через месяц.

— Потрясающе… — пробормотал я.

— Если до своего отъезда увидишь новую столовую, считай, тебе здорово повезло. Подрядчики ВМС не спешат.

— А что, базой управляют ВМС?

— Ага, — ответил он. — Они руководят вспомогательным персоналом. Сразу предупреждаю: если хочешь, чтобы что-то было сделано, не проси помощи у ВМС.

Справа проплыли массивные генераторы, каждый размером с автотрейлер.

— Источники энергоснабжения базы. Тут везде 220 вольт, включая жилые помещения. Мы не смогли врезаться в электросеть, поэтому у нас в эскадрилье все по-прежнему работает от 115 вольт.

— А почему не смогли?

— Рядом с нашим лагерем нет силовых трансформаторов, — пояснил Джейсон. — Джибутийцы запросили с нас почти полторы тысячи долларов за каждый фут траншеи, которую надо вырыть, чтобы подключиться к общей сети. Поэтому мы сами выкручиваемся. Контракт на поставку солярки для дизель-генераторов обошелся гораздо дешевле.

Я кивнул.

От нескольких десятков генераторов поднимались огромные столбы черного дыма, исчезая где-то во мраке неба. Интересно, в какую сторону уходит дым и как часто придется им дышать, подумал я.

Джейсон снова повернул и покатил по спуску.

— Спортзал? — поинтересовался я, указав на еще одно большое модульное здание коричневого цвета.

Пока что база производила более приятное впечатление по сравнению со всеми другими, на которых мне доводилось бывать, включая даже Аль-Удейд.

— Не-а, — отозвался Джейсон. — Это «11 градус северной широты». Бар.

— Бар?

— Совместный клуб для офицеров и контрактников, — объяснил он. — Не волнуйся, это местечко ты еще не раз увидишь. Тут девушки на вечеринках появляются в «тусовочном прикиде» и на каблуках, чтобы чувствовать себя как в Штатах.

Бар получил название из-за географического расположения Джибути. Страна расположена на 11°30’ к северу от экватора. Я сразу подумал о том, что бар с легкодоступным алкоголем может создавать массу дисциплинарных проблем. Гражданский образ мышления в боевой обстановке будет способствовать возникновению психологических конфликтов.

Джейсон махнул в сторону от клуба.

— Там жилая зона.

Земля отлого спускалась к океану. Почти на всю длину базы растянулись ровные ряды стальных грузовых контейнеров, которые служили казарменными помещениями. В каждом контейнере было две комнаты. В ограниченном пространстве лагеря проживало более пяти тысяч солдат, моряков, летчиков, морских пехотинцев и сотрудников подрядных организаций.

— Мы базируемся здесь.

Джейсон завернул за угол и вырулил на длинную прямую дорогу. Моему взору предстал ярко освещенный летный комплекс. Из-за забора выглядывали две высокие мачты с радиопередатчиками направленного действия на вершинах. Будто корабль с двумя мачтами, плывущий по африканской пустыне.

— Диснейленд.

— Что? — переспросил я.

— Диснейленд, — повторил Джейсон. — Народ на базе видит огороженный комплекс с подмостками и воображает аттракцион. Мы напоминаем парк развлечений.

Сходство действительно имелось. Только наш «аттракцион» был не очень захватывающим, а стоимость входного билета на него была огромной. Кроме того, мыши тут, по всей видимости, были самыми что ни на есть настоящими, а злодеи отнюдь не сказочными.

Джейсон остановил машину возле одного из жилых контейнеров, который стоял прямо у ограды летного комплекса.

— Твои апартаменты, — сказал он. — Тебя ждет командирская квартира, но мне надо закончить упаковку вещей, чтобы ты смог заселиться. А покуда мы тебя не устроили, поживешь здесь.

Я посмотрел на брелок от ключей и засмеялся. На нем было написано «F-117». «F-117» — обозначение истребителя-невидимки, снятого с вооружения ВВС. Это был нервный смех, вызванный усталостью.

Когда я выбрался из машины, мне показалось, что возле казарм воздух еще более зловонный.

— Откуда эта вонь? — спросил я.

— От ям для сжигания отходов.

Джейсон указал в южном направлении.

— У джибутийцев свалка прямо за линией ограждения. С наступлением темноты они жгут мусор. Со временем привыкнешь.

По его физиономии было видно, что не привыкну.

— Заходи и располагайся, — сказал Джейсон. — Выспись как следует — торопиться некуда. Когда придешь в норму, поброди тут, осмотрись, а потом спроси меня.

Он указал на белую бронированную будку возле ворот, которая служила нашим контрольно-пропускным пунктом.

Я кивнул.

— Спасибо, Джейсон.

Свалив свои пожитки в углу комнаты, я рухнул на одну из двух коек. Распаковать вещи можно и потом. Сон пришел быстро.

Я проснулся через несколько часов. Не могу спать днем, каким бы уставшим я ни был. Мои биологические часы всегда знают, когда восходит солнце, и будят меня. Даже затемняющие шторки не помогают.

Я принял душ и приготовился к своему первому рабочему дню в Африке.

Джейсон встретил меня у ворот и провел в летный комплекс. 60-я экспедиционная разведывательная эскадрилья располагалась в дальнем конце зоны стоянки и обслуживания самолетов. Жизнь и работа эскадрильи проходила в десяти желто-коричневых палатках, напоминавших полуцилиндрические ангары типа «Куонсет». Каждую палатку занимал определенный отдел эскадрильи — оперативное управление, отдел технического обслуживания, служба обеспечения безопасности.

— Мы в первой палатке, — пояснил Джейсон.

Он провел меня мимо нескольких рядов дизель-генераторов. Силясь обеспечить электроэнергией палатки и ангары, дизели во время работы издавали высокий натужный звук, уровень которого превышал добрых восемьдесят децибел.

Первая палатка была разделена на две секции. Одну половину занимали четыре стола, за которыми сидел оперативный состав, большие плазменные экраны и ряд компьютеров. В другой половине палатки были шкафы индивидуального пользования, диван, раскладушка и центр развлечений и отдыха. В составе развлекательного центра имелись игровая приставка «Xbox» и DVD-плеер.

По всей длине потолка тянулась длинная труба, выполненная из такого же материала, как и стены палатки. Через нее внутрь помещения небольшими вентиляторами нагнетался холодный воздух от наружных кондиционеров. Непроницаемый материал воздуховода и особенно вентиляционные заслонки были покрыты странным черным налетом. Поначалу я подумал, что это плесень. Потом понял: дизельная копоть! Кондиционеры стояли рядом с электрогенераторами, засасывая выхлопные газы и нагнетая их прямо в рабочие помещения. У меня уже начинала побаливать голова.

Я вышел наружу и увидел СНУ, пристроившуюся рядом с оперативной палаткой.

— Это бокс, — сказал Джейсон. — Сдвоенная СНУ.

Станция наземного управления представляла собой стандартный грузовой контейнер, только вместо одного пульта управления в нем их было два. Пройдя через палаточный городок, Джейсон повел меня к двум большим ангарам. Подъемные ворота одного из них удерживались цепями в открытом положении.

— Что здесь случилось? — спросил я.

— Недавно прошел сильный ураган, — ответил Джейсон. — Налетел неожиданно и повредил подъемный механизм. Мы не смогли опустить ворота, поэтому зафиксировали их в верхнем положении, чтобы снизить нагрузку на конструкцию.

Внутри ангар был заполнен небольшими металлическими контейнерами, стандартные размеры которых были рассчитаны на оптимальную загрузку грузового отсека самолета.

— Мы решили складывать здесь снабженческие грузы, пока не починят ворота, — объяснил Джейсон.

Перед нами раскинулась стояночная площадка, покрытая AM-2. AM-2 — окрашенный зеленой прорезиненной краской материал на алюминиевой основе, который применяется как противоскользящая поверхность. Размеры площадки позволяли разместить на ней два крупных ангара для восьми наших «Хищников». Как правило, одновременно внутри них находились только шесть беспилотников. На противоположном конце площадки возвышалась еще одна палатка, прозванная «навесом». Стенок у нее не было, и служила она местом подготовки «Хищников» к запуску.

— Взлетаете отсюда? — спросил я.

Джейсон покачал головой:

— Нет, мы находимся слишком близко от жилой зоны, поэтому в целях безопасности взлетаем от парковочной площадки. Вон там, в четырехстах метрах отсюда.

Он указал в сторону моря и повел меня к парковочной площадке. Группа технического обслуживания установила вокруг нее заграждение из морских контейнеров в форме подковы. На площадке «Хищник» с двумя ракетами на подвесках ожидал запуска.

— Скоро будем его запускать, — сообщил Джейсон.

— А для чего заграждение?

Джейсон пожал плечами:

— Чтобы местные не видели, что мы делаем на площадке.

— Можно подумать, они не видят, как мы взлетаем.

— Это точно, — согласился Джейсон.

Остаток дня я посвятил переезду в свою новую квартиру рядом с оперативной палаткой.

На следующий день Джейсон представил меня сотрудникам штаба. Первым на очереди шел начальник хозяйственного управления ВМС, с которым мне предстояло решать вопросы материально-технического обеспечения эскадрильи.

Червь, вертолетчик из ВМС, низкорослый толстяк с поросячьим носом, манерами напомнил мне Лео Гетца из фильма «Смертельное оружие». Червь имел чин лейтенанта-коммандера, но вел себя так, словно был адмиралом. Едва мы обменялись рукопожатиями, как Червь начал говорить о воротах. Я бросил взгляд на Джейсона. Тот подмигнул мне. Посол хотел, чтобы были установлены ворота, скрывающие «Хищников» от посторонних взглядов со стороны стоянки гражданских самолетов. Бригадой передового эшелона поначалу командовал Хвост, начальник Джейсона. Он потребовал от Червя построить откатные ворота стоимостью 100 тысяч долларов, которые отделили бы нашу стояночную площадку от рулежной дорожки. Хвост убыл до моего прибытия, оставив мне в наследство раздраженного Червя и нереализованные планы постройки. Позже я узнал, что Хвост обивал все пороги на базе, требуя хоть какой-нибудь поддержки, многим при этом наступив на мозоль. Он-то и был причиной моей проблемы руководства в эскадрилье.

Я все еще помнил штабную службу с ее глупыми и пустыми межведомственными баталиями. Очевидно, Червь не собирался строить ограду из принципа: это был его лагерь, и ему принимать в нем решения. Логика здесь ни при чем. Впрочем, у меня на эти выкрутасы времени не было. Нам дали всего шестьдесят дней, чтобы развернуть «Хищника», технически сложную систему, на новом необустроенном месте и подготовить его к выполнению операций по полному циклу. Да, Хвост многим наступил на мозоль.

— Забудьте про автоматику, — сказал я. — Инженерно-строительные части ВМС на базе наверняка смогут что-нибудь смастерить, чтобы удовлетворить запросы посла, так ведь?

Было заметно, как Червь сразу расслабился; он-то ожидал, что я вступлю с ним в препирательства. Я надеялся, что наша встреча сгладит некоторую напряженность, которую я уже успел почувствовать в лагере. Мне предстояло руководить эскадрильей, и подобного рода разборки только отвлекали бы меня от основной задачи.

Официальная церемония моего вступления в должность пришлась на Рождество 2010 года. Мы собрались на покрытой AM-2 площадке перед ангарами. Позади небольшой шеренги техников из отделения технического обслуживания стоял «Хищник».

Как правило, смена командования части представляет собой торжественную церемонию, проводимую в присутствии всех членов эскадрильи. Церемония призвана наглядно продемонстрировать убытие старого командира и прибытие нового. Однако наше летное подразделение, находившееся на боевом дежурстве 24 часа в сутки, не могло позволить себе такой роскоши. Один из экипажей готовился к запуску очередного БПЛА, а большинство членов ремонтно-обслуживающего отдела оказывали летчикам поддержку на стояночной площадке. Служба безопасности была укомплектована персоналом ровно настолько, насколько это было необходимо для обеспечения охраны лагеря, и отлучиться охранники не могли. На нашей церемонии рядом с сотрудниками технической бригады стояла лишь передвижная группа поддержки.

Джейсон произнес несколько прощальных слов сослуживцам, которые помогали ему ставить 60-ю эскадрилью на ноги в Джибути. На церемониях такого рода уходящий командир обычно передает преемнику знамя части, символизируя смену караула. Но наше формирование было новым (последняя эскадрилья под номером 60 действовала еще во времена Вьетнамской войны), поэтому знамени у нас не было. Мы просто козырнули друг другу.

— Принимаю командование, — объявил я, взяв под козырек.

Теперь я официально стал первым командиром подразделения, и мне предстояло обратиться к своим подчиненным. Большинство военнослужащих были из Холломана. С этими парнями я служил последние два года. Правда, Джон, начальник бригады обслуживания ЛА и один из старших сержантов эскадрильи, сказал мне, что техники в смятении оттого, что их командиром стал пилот.

Мы с Джоном познакомились во время авиаперелета. Он тоже служил на военно-воздушной базе Холломан. До того как перейти в «Хищник», Джон проделал долгую карьеру в качестве специалиста по обслуживанию самолетов-истребителей типа «F-16». Мы долго и подробно обсуждали, как добиться баланса в эскадрилье, чтобы все ее отделы — оперативный, отдел техобслуживания и служба безопасности — чувствовали, что они вносят вклад в успех боевых операций. Благодаря Джону я понял, что должен развеять тревоги техников, убедив их, что они полноценная часть команды, а не просто парни, которые помогают пилоту удерживать самолет в воздухе, чтобы потом вся слава доставалась ему.

При обычных обстоятельствах летные эскадрильи ВВС отделены от обслуживающих их технико-эксплуатационных частей. Пилоты и техники редко когда знакомы друг с другом. Это порождает трения, поскольку пилоты понятия не имеют, чем занимаются техники, и наоборот. Отсюда возникают проблемы, потому что пилоты едва ли понимают, какую работу надо выполнить, чтобы держать БПЛА в постоянной боевой готовности, а техники никогда не испытывают напряжения, как пилоты в полете и в бою.

— Для меня честь стоять здесь перед вами, — сказал я. — Я смотрю на людей, с которыми работал многие годы, но которых мне не довелось узнать близко. Я хочу, чтобы вы знали, что мы, все мы — одна семья. Летные экипажи, техники и сотрудники службы безопасности — все являются частью эскадрильи. Мы выполняем важную миссию, миссию, которая находится под личным контролем президента. По этой причине мы всегда должны быть на высоте. Это не Крич. Здесь нет места «халтуре». Мы не будем использовать «читерские карты». Мы будем неукоснительно следовать всем техническим инструкциям. Только так мы добьемся успеха, в чем я уверен.

Потом я пошел в «11 градус северной широты», общественный клуб базы, чтобы отпраздновать свое вступление в должность. Зал размером с баскетбольную площадку был весь заставлен столами и стульями. Они стояли перед сценой, на которой обычно выступали артисты, приглашаемые Объединенной службой организации досуга войск. Еще больше мест было снаружи на открытой площадке, где на надувном проекционном экране показывали фильмы. В углу располагался бар, обслуживающий как посетителей внутри зала, так и отдыхающих снаружи. Я сидел за барной стойкой и пил паршивое французское вино из пластиковой мини-бутылки. Это не значит, что я не «компанейский». Эскадрилья проводила операции двадцать четыре часа в сутки. У них была работа. У меня пока нет. К выполнению обязанностей мне предстояло приступить только утром. Кроме того, теперь я был командиром. Я не мог позволить себе роскошь иметь друзей, не мог проводить свободное время с парнями из эскадрильи. Надо было привыкать к одиночеству на базе.

Наслаждаясь моментом, я потягивал вино. Я дослужился до командира. Но впереди меня ожидал еще год напряженной работы и задача, которую надо было выполнить. Я допил вино и направился обратно в свои апартаменты. Наскоро принял душ, включил настольную лампу и принялся изучать местные регламенты.

Вскоре мне предстояло приступить к полетам.