Освобожденный от молчания, Моргон пошевелился. Он устремил свои мысли в ночь, но, где бы он ни искал, везде находил лишь ночной покой. Казалось, слова скопились в его груди и стиснутых кулаках, а он не смел выпустить их на волю. Моргол была столь же не расположена к разговорам. Она неловко задвигалась, затем вновь замерла, глядя на звездочку в столешнице – отражение огонька свечи. Краска медленно возвращалась на ее лицо. Увидев, что она пришла в себя, Моргон дерзнул подать голос.

– Куда он ушел? – прошептал он. – Он что-то сказал тебе...

– Он сказал... Сказал, что только что сделал единственную глупость во всей своей жизни.

Руки Моргол сплелись; она хмуро воззрилась на них, пытаясь сосредоточиться.

– И что он не намеревался открыться тебе, пока ты не наберешься сил, достаточных, чтобы биться за себя. Он исчез, потому что теперь его общество опасно для тебя. И еще... еще о другом. – Моргол покачала головой, помолчала и продолжила: – Он сказал, что не догадывался, как близок предел его выносливости.

– Равнина Ветров. Он будет в Имрисе.

– Найди его, Моргон. И не важно, как это опасно для вас обоих. Он достаточно долго был один.

– Найду.

Он повернулся и встал на колени близ Рэдерле. Девушка смотрела в огонь; тень смела с ее лица отсветы пламени. Рэдерле взглянула на него – что-то древнее, страстное, лишь наполовину человеческое было в ее глазах, словно она заглядывала в воспоминания Высшего. Моргон взял ее за руку.

– Идем со мной.

Рэдерле встала. Он соединил их умы и устремился далеко в херунскую ночь, пока не нашел в ней знакомый камень у дальнего края болот. Когда в зал, неся для него ужин, вступила Лира, он сделал шаг в ее сторону и пропал.

Они стояли вдвоем в густом тумане, не видя ничего, кроме затененной белизны, похожей на скопление призраков. Моргон начал мысленный поиск по разматывающейся из тумана спирали, через низкие холмы, еще дальше, дальше, чем проникал когда бы то ни было. Мысль его бросила якорь в сердцевине дряхлой сосны. Он устремился к ней.

Стоя близ сосны в терзаемых ветром лесах между Имрисом и Херуном, он вдруг почувствовал, что готов рухнуть наземь от перенапряжения. Сосредоточиться не удавалось; ветер словно разметывал его мысли. Тело, которому он лишь от случая к случаю уделял внимание, властно требовало своего. Он дрожал; из памяти не уходил запах горячего мяса, которое только что принесла ему Лира. Обрывки жизни арфиста вспышками проносились в голове. Он слышал звучный и четкий голос, говорящий с королями, с торговцами, с Гистеслухломом, и загадки его были не в словах, но в том, чего он не говорил. Затем еще одно воспоминание обдало жаром все сознание Моргона, исторгнув из него крик. Он почувствовал, что северный ветер вгрызается уже в самые его кости.

– Я едва не убил его... Я преследовал Высшего через весь Обитаемый Мир, чтобы расправиться с ним.

Знакомая резкая боль проснулась в его сердце.

– Он оставил меня в лапах Гистеслухлома. Он мог бы убить Основателя полусловом. Вместо этого он играл на арфе. Неудивительно, что я не мог его признать.

– Моргон, здесь холодно.

Рэдерле обвила рукой его плечи; даже волосы ее на ощупь были ледяными. Он попытался прояснить свои мысли, но там продолжали рыдать ветра, и он снова увидел лицо арфиста, невидящее, поднятое к небу.

– Настоящий Мастер...

– Моргон.

Он ощутил, что она проникает в его разум, удивленный тем, что допустил это. Новое ощущение его успокоило – мысли девушки были чисты. Он отстранился от Рэдерле и посмотрел в ее темное лицо.

– Ты никогда еще так не сердилась из-за меня.

– О, Моргон... – Рэдерле снова взяла его за плечи. – Ты же сам сказал: ты устоишь. Таким ты был ему нужен, вот он и бросил тебя у Гистеслухлома. Я как-то бестолково говорю... Ты научился выживать. Думаешь, что для него это было легко? Несколько сотен лет, играя на арфе, служить Гистеслухлому, дожидаясь Звездоносца?

– Нет, – ответил он миг спустя, думая об изломанных руках арфиста. – Он обращался с собой столь же безжалостно, сколь и со мной. Но для чего?

– Найди его и спроси.

– Я даже с места сойти не могу, – прошептал Моргон.

Разум Рэдерле снова коснулся его; он почувствовал, что его мысли окончательно засыпают в ее осторожном мысленном объятии. Он терпеливо ждал, пока она обследовала пространство впереди. Он шагнул, понятия не имея, куда он движется, и начал догадываться, какого терпения и доверия требовал от нее сам. Они ушли не очень далеко, но он снова ощутил невероятную усталость – однако шаг за шагом продолжался их путь через леса. На заре они достигли северного рубежа Имриса. И здесь, когда поднялось красное солнце, сулящее бурю, они отдохнули.

Потом они обернулись воронами и пролетели над Марчером. Дикое холмистое пограничье казалось спокойным; но ближе к вечеру птицы заметили внизу вооруженный отряд, охраняющий груженые повозки, с грохотом катившиеся к Кэруэддину. Моргон круто свернул и бросился вниз, к ним. Он вторгся в разум одного из воинов, когда приземлялся на дороге, чтобы избежать нападения во время перемены облика. И, став собой и достав меч из воздушных ножен, повернул его звездами к замершему от удивления имрисцу. Звезды тревожно блеснули в неярком свете.

– Моргон Хедский, – выдохнул воин.

Это был поседевший, израненный в боях ветеран; его глаза, запавшие и красные, видели страшные рассветы и горестные сумерки на многих полях. Он остановил вереницу повозок позади себя и спешился. Все прочие молча наблюдали за происходящим.

– Мне нужно найти Ирта, – сказал Моргон. – Или Алойла. Или Астрина.

Имрисец коснулся звезд на поднятом мече благоговейно, словно принося присягу. И тут же захлопал глазами, ибо черная ворона села на плечо Моргона.

– Я Лейн Марчер, двоюродный брат Высокого Владетеля Марчера. Я не знаю Ирта. Астрин в Кэруэддине; он может сказать тебе, где находится Алойл. Я везу оружие и припасы в Кэруэддин, авось пригодятся. Будь я на твоем месте, Звездоносец, я бы и носа не совал в эту обреченную страну. Не говоря уже о трех звездах.

– Я пришел биться, – сказал Моргон.

Тут земля стала шептать ему о своем законе, преданиях, древних мертвых под его стопами, и его тело словно принялось томиться по новому обличью. Глаза имрисца пробежали по его изможденному лицу, богатой, но очень поношенной рубахе, несколько нелепо смотревшейся среди этих диких, опасных, зимних холмов.

– Хед, – произнес он, и внезапно изумленная улыбка стерла отчаяние с его лица. – Что же, все прочее мы испробовали. Я бы предложил себя тебе в спутники, господин, но думаю, одному тебе будет безопасней. Есть лишь один человек, которого Астрин хотел бы увидеть больше, чем тебя, но я не стал бы биться об заклад, сможет ли он теперь его увидеть.

– Хьюриу. Все еще неизвестно, где он?

Воин устало кивнул.

– Где-то в Обитаемом Мире среди живых или мертвых. Даже волшебник не может его найти. Думаю...

– Я найду его, – вдруг сказал Моргон.

Имрисец молчал, его улыбку сменила откровенная и почти невыносимая надежда.

– Найдешь? Это даже Астрину не удается, и сны его полны мыслей о Хьюриу. Господин, кто ты и что ты? Ты стоишь здесь, дрожа от холода, а я верю в твое могущество. Я уцелел в бойне на Равнине Ветров. Иногда ночью, просыпаясь и вскакивая, я жалею, что не остался там.

Он покачал головой, и рука его потянулась к Моргону, но упала, так и не коснувшись князя Хеда.

– Теперь иди, – сказал воин. – Убери свои звезды с глаз подальше. Удачно тебе добраться до Кэруэддина. Поспеши, господин.

Вороны летели на восток. Путь их лежал над другими длинными вереницами повозок с припасами и караванов свежих лошадей; они отдыхали под стрехами богатых домов, где во дворах было душно от дыма и все дрожало от грохота кузниц. В дыму сверкали доспехи и угадывались темные потные бока пахарских лошадок – это собирались в путь ополченцы, чтобы вступить в Кэруэддин. Юнцы, почти мальчишки, и крепкие, много повидавшие пастухи, землепашцы, кузнецы, даже торговцы, наспех прошедшие обучение, готовились в поход. И вороны спешили вперед изо всех сил. Они летели вдоль Тула, бегущего к морю темными зигзагами среди опустевших полей.

Моргон и Рэдерле добрались до Кэруэддина на закате; небо походило на великолепное боевое знамя, раздираемое крепким ветром. Город со всех сторон был окружен тысячей костров, словно его осаждали свои же. Гавань же оставалась свободной – торговые суда из Исига и Ануйна входили в нее с вечерним приливом. Прекрасное жилище имрисских королей, выстроенное из обломков города Властелинов Земли, как самоцвет, полыхало в лучах заката. Вороны прянули в тень перед запертыми воротами и здесь, на пустынной улице, приняли прежнее свое обличье. Они не сказали друг другу ни слова, лишь смотрели друг на друга так, словно не виделись вечность. Моргон привлек к себе Рэдерле и подумал: неужели его взгляд настолько же иссушен усталостью? Он коснулся ее разума; затем, поискав в глубине дома, нашел разум Астрина.

Он предстал перед имрисским земленаследником, который сидел один в небольшой палате совета. Астрин был занят – карты, донесения, списки припасов занимали весь огромный стол перед ним. В палате сделалось уже слишком темно, но он не удосужился зажечь свечи, сидел, глядя прямо перед собой, с осунувшимся, бесцветным лицом. Моргон и Рэдерле, прямо с улицы шагнувшие в колыхание света и тени, ничуть не всполошили его, он лишь бросил на них такой взгляд, словно они были для короля не менее призрачны, чем его надежда на победу. И тут лицо его вдруг изменилось – он встал, и кресло его с грохотом опрокинулось назад.

– Где вы были?

В этом вопросе прозвучала целая бездна облегчения, участия и горечи. Моргон, окинув прошлое не менее испытующе, чем взирал на мир своим единственным, холодным, как зима, глазом имрисский земленаследник, коротко ответил:

– Разрешали загадки.

Астрин обошел стол и, усадив Рэдерле в кресло, предложил ей вина. Стоя перед ней на одном колене, Астрин озадаченно взглянул на Моргона.

– Откуда ты взялся? Я сидел и думал о тебе и Хьюриу – да, о тебе и о Хьюриу. Ты тонок, словно шило, разве что не железный. И вид у тебя... Если возможно такое, чтобы человек своим видом походил на оружие, то это ты. И мощь немым громом прокатывается по всей палате. Где ты ее добыл?

– По всему миру. – Моргон плеснул вина в пустой бокал и сел.

– Ты можешь спасти Имрис?

– Не знаю. Наверное. Не знаю. Мне нужно найти Ирта.

– Ирта? Я думал, он с тобой.

Моргон тряхнул головой.

– Он покинул меня. Надо его найти. Он мне нужен...

Голос его понизился до шепота; он посмотрел в огонь, внутренность кубка в его руке засияла золотом. Он вздрогнул от голоса Астрина и понял, что почти уснул.

– Я не видел его, Моргон.

– Алойл не здесь? У них с Иртом мысленная связь.

– Нет, его здесь нет. Он при войске Мэтома. Они расположились в лесу близ Торговой дороги. Моргон...

Внезапно Моргон впал в исступленное отчаяние.

– Он был здесь, рядом со мной. Если бы только у меня хватило ума повернуться и рассмотреть его вместо того, чтобы преследовать его тень по всему Обитаемому Миру... Я играл с ним на арфе, бился с ним, пытался убить его и любил его. И как только узнал его, он исчез, оставив меня, а я все продолжаю бежать за ним...

– Что ты несешь?

Моргон, до которого дошел смысл его слов, немо уставился на Астрина. Он вновь видел странное, бесцветное лицо, нависшее над ним, когда он очнулся, безголосый и безымянный, на чужом берегу. Воин перед ним в темной тесной накидке, кое-как надетой поверх кольчуги, снова стал худым оборванным юношей в хижине у моря, разрешающим загадку останков древнего города на Равнине Ветров.

– Равнина Ветров... – прошептал он. – Нет. Он не мог пойти туда без меня. А я не готов.

Лишенное выражения лицо Астрина сейчас походило на череп, обтянутый кожей.

– Кого ты, собственно, ищешь?

Он произнес эти слова очень тщательно, собрав их вместе, словно черепки от разбитой вазы. И тогда Моргона пронзило имя арфиста: первая темная загадка, которую арфист загадал ему давным-давно, в солнечный осенний денек на пристани в Толе. Он проглотил комок, вставший в горле, поразившись внезапно пониманию того, за кем или чем он гонится.

Рэдерле откинула голову на спинку кресла. Глаза ее сомкнулись.

– Ты разгадал так много загадок, – проговорила она, впадая в сон. – Где же последняя, неразгаданная, если не на Равнине Ветров?

Она еще глубже зарыла лицо в мех плаща, висевшего на спинке кресла, а Моргон с сомнением покачал головой. Больше Рэдерле не шевелилась; Астрин выхватил кубок из ее разжимающихся пальцев, не дав ему упасть. Моргон резко встал и пересек палату. Он подошел к столу Астрина, склонился над ним, разглядывая карту Имриса.

– Равнина Ветров... – Затененные участки на карте привлекли его внимание. Он коснулся островка тьмы в западном Руне. – Это что?

Астрин, все еще сутулившийся у огня, встал на ноги.

– Древний город, – пояснил он. – Они взяли почти все города Властелинов Земли в Меремонте и Торе, частично – Рун.

– Ты можешь пройти через Равнину Ветров?

– Моргон, я бы прошагал через нее без единого спутника, кроме моей тени, если бы захотел. Но не мог бы ты поделиться доводом, который я сообщу своим военачальникам, объясняя, зачем уводить наши силы от Кэруэддина и, оставив город без охраны, биться за кучу разбитых камней?

– Ты можешь пройти? – переспросил Моргон.

– Здесь. – Астрин провел черту от Кэруэддина между Тором и темным пятном в восточном Умбере. – С некоторой опасностью. – Он проследил северную границу Меремонта. – Войско Мэтома будет стоять здесь. Будь те, против кого мы воюем, просто людьми, я бы назвал их обреченными, окажись они между двумя такими огромными воинствами. Но, Моргон, я не могу оценить их силы – и никто не может. Они берут то, что желают, когда приходит время. Они больше не притворяются, что дерутся с нами; они просто сметают нас, если мы оказываемся на их пути. Обитаемый Мир – их шахматная доска, а мы – пешки... И та игра, которую они ведут, кажется мне непостижимой. Приведи мне довод, почему нужно вести людей на юг, чтобы в суровый холод завязать бой за землю, на которой никто не жил столетиями.

Моргон коснулся точки на Равнине Ветров, где, вероятнее всего, стояла одинокая башня.

– Данан идет на юг со своими рудокопами. И Хар с турами. И Моргол со своей стражей. Ирт желает, чтобы все они были на Равнине Ветров. Астрин, разве этого недостаточно? Защитить землеправителей Обитаемого Мира?

– Почему? – Кулак Астрина грохнул по столешнице, но Рэдерле даже ухом не повела. – Почему?!

– Не знаю.

– Я велю им оставаться в Имрисе.

– Тебе не удастся этого сделать. Они влекомы на Равнину Ветров, как и я, и если ты хочешь застать кого-либо в живых ближайшей весной, веди войска на юг. Я не выбирал погоду и время. Не выбирал войска, что следуют за мной через Обитаемый Мир. Не выбирал саму войну. Я...

Он умолк, и Астрин положил руку ему на плечо.

– Астрин, – тихо сказал Моргон, – времени не осталось, и я не могу тебе его дать. Я слишком много видел. Выбирать не приходится. И медлить нельзя.

Единственный глаз Астрина проник бы в самые тайные его мысли, если бы Моргон это позволил.

– Тогда кто выбирает за тебя?

– Приходи на Равнину Ветров.

Земленаследник отпустил его.

– Я буду там, – прошептал он.

Моргон отвернулся и снова сел в кресло.

– Мне нужно уйти, – устало сказал он.

– Нынче же ночью?

– Да. Я немного посплю, а потом уйду. Мне нужны ответы...

Он бросил взгляд на лицо Рэдерле, скрытое в мехах, – виднелись лишь ее щека и подбородок, омытые светом, да рыжие волосы.

– Я дам ей поспать, – сказал он очень тихо. – Она захочет последовать за мной, когда проснется. Передай ей, чтобы она была осторожна, когда полетит над Равниной Ветров.

– Куда ты пойдешь?

Волосы Рэдерле слились с пламенем, пылающим в очаге. Глаза его сомкнулись.

– Искать Алойла... Искать ветер.

Он спал без сновидений и проснулся уже через четыре часа. Астрин укутал Рэдерле так, что едва было видно ее лицо. Сам Астрин лежал посредине палаты на шкурах и охранял своих гостей. Меч его был обнажен, и одна рука покоилась прямо на клинке. Моргон решил было, что он спит, но, едва Звездоносец встал, единственный зрячий глаз земленаследника Имриса открылся. Моргон наклонился, чтобы коснуться плеча Астрина в знак прощания. Астрин не сказал ни слова. Не медля больше, Моргон перенесся в ночь за каменными стенами.

Ночные ветра дружно и яростно рычали вокруг него, пока он летел. Моргон не рискнул применить свою мощь на землях между Кэруэддином и Равниной Ветров. С зарей холодный серый ливень начал хлестать пригнувшиеся деревья и безжизненные поля, но он продолжал лететь – весь день, пока к сумеркам не достиг Равнины Ветров.

Теперь он двигался над ней совсем низко – огромная черная ворона, косящая недобрым глазом на останки непогребенных воинов короля Хьюриу. Больше никого и ничего – даже птицы и маленькие зверьки не вышли на охоту в этот яростный дождь. Превосходное оружие поблескивало в сумерках по всей равнине. Дождь барабанил по отделанным самоцветами рукоятям мечей, панцирям и наголенникам, конским черепам и людским костям так же равнодушно, как и по мокрой земле. И больше ничего не приметил глаз вороны, которая медленно плыла в воздухе к полуразрушенному городу; однако Моргон не мог не почувствовать безмолвное грозное предостережение, буквально излучаемое равниной.

Величавая башня вздымалась над городом, витками убегая в ночь, и он оглядел ее на лету. Моргон освободил свой мозг от любых мыслей, сосредоточившись на запахе влажной земли и медленном тяжелом ритме полета. Не останавливаясь, он пересек равнину, затем южную границу Имриса и наконец увидел полуночные костры войск Мэтома, расположившихся вдоль реки близ Торговой дороги. Тут он спустился и нашел кров на большом, без единого листка дубе. Моргон устроился среди переплетения корявых ветвей и затих до утра.

На заре земля заблестела инистой коркой, а воздух стал кусаче-холодным. Когда Моргон обернулся человеком, его дыхание, замерзая, порхало перед его лицом быстрой чередой белых клубочков. Весь дрожа, он пошел на запах дыма и подогретого вина к кострам у реки. На часах вокруг стояли мертвецы Ана. Судя по всему, они почувствовали его причастность к Ану, ибо только ухмыльнулись беззлобно при его виде и позволили пройти к кострам, даже не окликнув.

Он застал Алойла за беседой с Талиесом – перед огнем у королевского шатра. Моргон тихо приблизился к волшебникам и стал, греясь. За нагими деревьями он видел другие костры, людей, вылезающих из палаток и топчущихся на месте, чтобы разогнать кровь. Лошади фыркали и беспокойно натягивали привязи. И везде: на палатках, на сбруе, на оружии и одежде были цвета Ануйна – синий и пурпурный с черной каймой скорби. Призраки облеклись в свои древние цвета, если вообще позаботились о том, чтобы одеться с помощью воспоминаний о своей земной жизни. Они проворно и произвольно передвигались среди живых; но живые, ко всему притерпевшиеся, больше думали о завтраке, нежели о живых мертвецах.

Моргон, наконец отогревшись, привлек внимание Алойла, когда начал прислушиваться к их беседе. Могучий волшебник оборвал речь на полуслове и устремил на незваного гостя поверх костра полыхающий синий взор. Однако через мгновение его хмурая настороженность сменилась изумлением:

– Моргон...

– Я ищу Ирта, – ответил Моргон. – Астрин говорил мне, что он с тобой.

Талиес, приподняв тонкие брови, хотел было что-то вставить, но тут же шагнул к королевскому шатру и, распахнув полог, что-то быстро сказал, обращаясь к тому или тем, кто находился внутри. Из шатра вышел Мэтом.

– Он только что был здесь, – произнес Талиес, и Моргон огорченно вздохнул. – Он не может быть далеко. Как ты пересек Равнину Ветров?

– Ночью. В виде вороны. – И он встретился с черными, испытующе глядящими на него глазами анского короля.

Мэтом, стягивая плащ, резко заметил:

– В такой холод и мертвые кости промерзают насквозь. – И набросил плащ на плечи Моргону. – Где ты оставил мою дочь?

– В Кэруэддине. Она спала. Она последует за мной, когда выспится.

– Через Равнину Ветров? Одна? Не больно-то вы заботитесь друг о друге. – Он поворошил костер, пока пламя не добралось до толстых дубовых сучьев.

Моргон спросил, поплотнее заворачиваясь в плащ:

– Ирт был у тебя? Куда он отправился?

– Не знаю. Я подумал, что он вышел за кубком подогретого вина. Неподходящая погодка для стариков. А что? Здесь два великих волшебника, и оба они к твоим услугам.

Он не стал ждать ответа, а бросил насмешливый взгляд на Алойла.

– У тебя с ним мысленная связь. Где он?

Алойл, устремив взгляд на тлеющие дубовые поленья, покачал головой.

– Наверное, вздремнул. Разум его безмолвствует. Он совершил очень быстрое путешествие через Имрис.

– Моргон тоже, судя по его виду, – заметил Талиес. – Почему Ирт не с тобой?

Моргон, не нашедший, что ответить, озадаченно почесал голову и увидел, как блеснули вороньи глаза короля Ана.

– Несомненно, – сказал Мэтом, – у Ирта на то есть свои причины. Человек, лишенный глаз, видит чудеса. Ты останавливался в Кэруэддине? Астрин и его военачальники все еще спорят?

– Возможно. Но Астрин ведет все свои силы на Равнину Ветров.

– Когда? – вскинулся Алойл. – Он ничего мне не говорил, а я был у него три ночи назад.

– Прямо сейчас, – ответил Моргон и добавил: – Я его попросил.

Наступило молчание, во время которого один из дозорных, представлявший собой белые кости под золотой броней, беззвучно проскакал мимо костра. Мэтом проследил за ним взглядом.

– Ага. И что же видит одноглазый? – И ответил сам себе с глухой дрожью в голосе: – Смерть.

– Едва ли сейчас подходящее время для игры в загадки, – беспокойно сказал Алойл. – Если дорога между Умбером и Тором свободна, поход займет у него четыре дня. Если нет... Тогда стоило бы подготовиться и выступить на север, ему на выручку. Он может лишиться всех своих имрисских сил. Ты понимаешь, что делаешь? – спросил он Моргона. – Ты приобрел небывалую мощь. Но готов ли ты использовать ее один?

Талиес вздохнул.

– У тебя мозги имрисского воителя, – сказал он. – Ты весь – мышцы и поэзия. Я тоже не Мастер Загадок, но прожил несколько сотен лет в трех уделах и кое-чего там набрался. Ты слышишь, что говорит Звездоносец? Он стягивает силы Обитаемого Мира на Равнину Ветров и не намеревается сражаться там один. Равнина Ветров. Астрин видел ее. Ирт видел. После последней битвы...

Алойл молча взглянул на собеседника. На лице его появилось выражение зыбкой надежды.

– Высший. – Он снова посмотрел на Моргона. – Ты думаешь, он на Равнине Ветров?

– Я думаю, – мягко ответил Моргон, – что, где бы он ни был, если я очень скоро не найду его, мы все погибли. Я разгадал на одну загадку больше того, что мне положено.

Когда оба волшебника одновременно попытались что-то сказать, он замотал головой.

– Идите на Равнину Ветров, – продолжил он. – Я дам вам любые ответы, какие у меня там найдутся. Туда мне следовало бы отправиться первым делом, но я думал...

Он запнулся, и Мэтом закончил его слова:

– Ты думал, что Ирт здесь. Арфист Лунголда.

Он издал хриплый и резкий звук, похожий на воронье карканье. Мэтом смотрел в огонь, словно следил, когда тот догорит до конца. Внезапно он отвернулся, но не раньше, чем Моргон увидел его глаза – черные и бесстрастные, как у анских мертвецов, которых до костей обглодала истина.

Моргон стоял среди деревьев у кромки ветра. Сумеречная равнина ждала, когда ночь медленно, в который раз вовлечет в свои глубины пустынный город и длинные, таинственно шепчущие травы. Моргон провел здесь несколько часов – не двигаясь, ожидая, он мог бы пустить корни в эту землю, подобно корявому нагому дубу, сам того не заметив. Небо разлило над миром беззвездную черноту, так что даже Моргону с его ночным зрением самоцветные переливы камней башни казались пропитанными мраком. Он пошевелился, снова осознав свое тело. Когда он сделал первый решительный шаг в направлении башни, облака неожиданно разошлись и одинокая звездочка проплыла через бездонную черноту над равниной.

Он стоял у подножия лестницы, глядя на ступени, как тогда, когда впервые увидел их сырым осенним днем два года назад. Моргон вспомнил, как в тот раз он не любопытствуя повернул прочь. Ступени были из золота и, как говорилось в преданиях, уводили от земли навеки...

Он наклонил голову, как будто шагал, борясь с сильным встречным ветром, и начал восхождение. Золотые крылышки ступеней бежали вокруг сердцевины башни, уводя его все выше и выше. Когда он прошел первый виток и начал второй, черные стены вокруг сделались густо-малиновыми. Ветра, как он понял, больше не были тощими и сердитыми ветрами дня; голоса их стали могучими и грозными. Ступени под ногами казались вырезанными из слоновой кости.

Он услышал, как голоса ветров снова изменились на третьем витке. Подобные звуки он извлекал из своей арфы на просторах севера, и руки его вздрогнули от жажды потягаться с этим пением. Но музыка арфы оказалась бы здесь гибельной, и он удержал руки. На четвертом витке ему стало казаться, что стены – из сплошного зелота, а ступени вырублены из пламени звезд. Они бесконечно бежали вверх; равнина и разрушенный город отступали все дальше и дольше. Ветра становились все холоднее. На девятом витке ему подумалось: а не взбирается ли он в гору.

Ветра, ступени и стены вокруг сделались прозрачными, как растаявший снег. Витки стали делаться все меньше, они постоянно сужались, и он решил, что находится уже недалеко от вершины. Но следующий виток бросил его в таинственную тьму, а ступени были уже вылепленными из ночного ветра. Казалось, что этот участок никогда не кончится, но вот виток оказался преодолен, а луна висела на том же самом месте, что и накануне. Он продолжал подъем. Стены стали жемчужно-серыми, как небо перед зарей, ступени – бледно-розовыми. У ветров здесь были острые лезвия, безжалостные и смертоносные, они выталкивали Моргона из его обличья. Он шел все дальше, теперь уже – получеловек-полуветер, и цвета вокруг продолжали меняться, пока он не осознал, как осознавали многие до него, что он может вечно кружить по спирали через эти изменения.

Он остановился. Город был так далеко внизу, что он уже больше не видел его во мраке ночи. А поднимая глаза, он видел лишь недостижимую вершину башни – видел совсем рядом с собой. Но казалось, она уже много часов была рядом. Он задумался, а не бредет ли он сквозь чужую дивную грезу, которая простояла среди покинутых камней тысячи лет. И тут понял, что это не греза, а наваждение, древняя загадка, подвластная чьему-то разуму, и он нес с собой ответ все то время, которое шел. И он негромко проговорил:

– Смерть.