— Вот это да! Глаз Охотника! — воскликнула Лэйси, на секунду оторвавшись от дневника в кожаном переплете. — Звучит довольно жутковато. Что это такое?
Фэрил задержала в своей руке нож, который готовилась уже метнуть в деревянное полено напротив, и обернулась, чтобы взглянуть на рыжеволосую дамну, сидящую у скатерти, расстеленной для пикника.
— Ты читай, читай, Лэйси, — промолвила она, отвернулась и резким движением выбросила руку вперед и вниз. Раздался звон стали, и клинок мягко вошел в дерево, из которого уже торчало несколько клинков.
Фэрил направилась к упавшему полену, чтобы вытащить из него свои ножи, а Лэйси вновь углубилась в чтение рукописи.
Полуденное солнце то появлялось, то скрывалось за облаками, отбрасывая на страницы причудливые тени, ножи Фэрил мягко и глухо стучали о полено, и этот звук сливался с обычными звуками леса: птичьим пением, доносившимся откуда-то издалека, шелестом листьев на ветру, жужжанием пролетевшей мимо пчелы, журчанием ручейка, текущего по склону соседней горы.
Наконец Лэйси закрыла дневник и взглянула на свою кузину, которая уже опять вытаскивала из бревна ножи:
— Фэрил, знаешь, мне как-то не по себе: так и кажется, будто скоро произойдет что-то непоправимое.
Фэрил вернула ножи на место, в ножны, закрепленные на двух нагрудных ремнях, по шесть ножей на каждом, развернулась и решительно направилась к Лэйси.
Лэйси взглянула на дамну, на дневник, затем опять на дамну:
— Фэрил, вид у тебя довольно мрачный. У меня есть подозрение, что ты хочешь сообщить мне нечто такое, чего я совершенно не хотела бы знать.
Фэрил присела на краешек скатерти. Привычным жестом она взяла правую руку Лэйси в свою и прижала к ней ладонь своей правой руки. Этот ритуал они придумали еще в детстве.
— Любимая подруга, я доверяю тебе тайну, которую ты раскроешь только тогда, когда придет для этого подходящее время.
Лейси медленно сжала пальцы в кулак, будто спрятав в них что-то невидимое глазу. Потом прижала кулак к груди и по одному начала разжимать пальцы, пока рука ее не оказалась плотно прижатой к груди.
— Любимая подруга, твоя тайна будет храниться здесь, пока не настанет подходящее время.
Фэрил сделала глубокий вдох, попытавшись успокоиться. Но это было не так-то просто: голос ее дрожал от возбуждения, смешанного с грустью.
— Я уезжаю из Боскиделла, Лэйси.
Глаза Лэйси наполнились слезами.
— Уезжаешь? Уезжаешь из Боски?.. Но зачем, Фэрил? Зачем?
В глазах Фэрил тоже стояли слезы. И все же ей стало легче, когда она поделилась своей тайной с подругой, и голос ее уже не так дрожал.
И снова Лэйси задала свой вопрос:
— Зачем?
Фэрил сняла ремни и взяла их в руки, держа сверкающее и отливающее сталью оружие прямо перед собой.
— Потому что я кровь от крови первородных дамн и род мой восходит к самой Пэталь.
Лэйси тряхнула головой, смахнула слезы и взглянула на дневник:
— Да, я все это знаю. Твои предки… но, Фэрил, постой, какая здесь связь с тем, что ты уезжаешь из Боски?
Фэрил положила ремни с ножами на скатерть.
— Завтра у меня день рождения: девичество закончится, я стану настоящей дамной и смогу ступить на путь, предначертанный мне тысячу лет назад, на путь, пройти который могу только я. К этому меня готовили всю мою сознательную жизнь. — Она протянула руку и взяла дневник: — Лэйси, этот дневник рассказывает о событиях тысячелетней давности — о погоне за чудовищем, бароном Стоуком, в которую пустились четыре товарища: эльфийка Риата из Арден-Вейл, человек-Медведь Урус из самого сердца Большого леса и мои предки, Томлин и Пэталь, варорцы из леса Вейн. Три раза они почти настигали Стоука — и на третий раз смогли его убить, хотя это стоило жизни Урусу.
— Я знаю, — перебила ее Лэйси, — знаю: Урус был отважный, благородный человек, очень грустно, что он погиб. Но это всего лишь старинное предание, легенда, а мы живем сегодня, теперь.
— Да, Лэйси, конечно, история старинная. Но над нашим ближайшим будущим сгущаются зловещие тучи, и я боюсь, что вскоре исполнится древнее пророчество, о котором рассказывается в рукописи.
От таких речей глаза у Лэйси полезли на лоб, но, не дав ей времени опомниться, Фэрил продолжала:
— Древнее пророчество, каким-то образом связанное с бароном Стоуком, должно вскоре исполниться, хотя мне совершенно непонятно, как он может восстать из мертвых и дотянуться своей костлявой рукой до нашего сегодняшнего дня. — Фэрил начала быстро листать дневник в поисках нужной ей записи. Наконец она нашла ее. — Взгляни-ка, вот здесь говорится о том, как тысячу лет назад леди Риата явилась в лес Вейн и поведала Томлину и Пэталь о пророчестве Раэль, королевы эльфов в Арден-Вейл.
29–31 мая, 4Э1980. Дни, ознаменованные одновременно радостью и отчаянием, ведь к нам явилась Риата…
До слуха Томлина донесся стук лошадиных копыт, а вскоре и сама всадница на жемчужной лошади показалась вдали. Варорец стоял на крыльце, прикрываясь рукой от яркого солнца и посматривая в сторону леса. При виде появившейся из-под покрова леса златовласой эльфийки в одеждах из мягкой серой кожи и с мечом за спиной он расплылся в улыбке.
Быстро повернувшись к дому, он позвал:
— Пэталь, к нам приехала Риата!
Раздался звук торопливых шагов, и на крыльцо высыпали сразу три дамны: Малышка Риата и Среброглазка, а за ними и сама Пэталь — все в передниках, перепачканные мукой и сиропом.
Пэталь подошла и встала радом с Томлином.
— Возможно ль?..
Томлин обнял ее за плечи:
— Ты о Стоуке? Нет, не думаю, Пэталь, мы ведь ясно видели, как лед разверзся и поглотил его.
Пэталь робко взглянула на мужа и улыбнулась. Дочери Томлина и Пэталь, как их ласково называли — Сильви и Ата, стояли рядом и с горящими от восхищения глазами смотрели, как к ним приближается знаменитая эльфийка. Они ни разу ее не видели, но слышали о ней очень много.
Риата подъехала к их маленькому домику и спешилась у самого входа. Она наклонилась и обняла подбежавшую к ней Пэталь, а затем и Томлина. Сильви и Ата застеснялись, но вскоре тоже решились подойти и были представлены Риате.
Томлин хотел было взять под уздцы скакуна эльфийки и отвести его в конюшню, но Риата остановила его.
— Я сама позабочусь о Лучистом, Агат, — проговорила эльфийка, назвав Томлина его старинным прозвищем. — А ты в это время созови всех домашних, ибо я должна поведать о пророчестве, которое касается нас всех.
На душе Томлина стало тяжело, и при взгляде на Пэталь он понял, что она чувствует то же самое.
Томлин немедленно оседлал пони и ускакал в сторону полей. Когда он вернулся, на землю уже опустились сумерки. С ним прискакали два его сына, Малыш Урус и Медведь. На веранде горел свет, и все было подготовлено для ужина, ведь потолки в домике были слишком низкими для Риаты, а заставлять ее нагибаться было бы негостеприимно.
Создавалось впечатление, что все они собрались в этот майский вечер за столом только поболтать под стрекотание сверчков о том о сем. Когда стало совсем темно, Сильви с Атой подали к чаю черничный пирог.
На небе одна за другой зажигались звезды, и за столом воцарилась тишина.
Наконец Томлин и Малышка Риата в один голос произнесли: «Риата…» — и молчание было прервано. Дамна и баккан переглянулись, и Томлин согласно кивнул. Дамна заговорила:
— Риата, то пророчество, о котором ты должна поведать, пророчество, которое касается моей семьи…
Она не договорила, и вопрос повис в воздухе.
Эльфийка пытливо вгляделась в лица сидящих за столом ваэрлингов:
— Я пришла, чтобы передать вам слова Раэли, королевы Арден-Вейл, супруги Таларина, с которой я состою в дальнем родстве. У Раэли есть дар предвидения. Она изрекла два пророчества, и я хочу, чтобы вы знали о них. Ей было видение о том, как с севера надвигается темнота, которая однажды накроет всю страну. Это ее первое видение. Что оно означает — войну, болезни, голод, чуму, — она не знает. Это случится еще не сейчас, но, как бы там ни было, лучше вам перебраться из леса Вейн в место поспокойнее, возможно на юг. Что касается ее второго видения, то оно описывает события, которые произойдут в еще более далеком будущем. Ветры времени поведали Раэли о предназначенной мне судьбе, которую, как мне кажется, разделите со мною вы, дорогие Пэталь и Агат.
Томлин опять почувствовал, как сердце предательски ёкнуло. Его вдруг охватило непреодолимое желание достать пращу и серебряные шарики, дать Пэталь ее кинжалы и даже вооружить детей. Перед его мысленным взором отчетливо замаячила отвратительная фигура барона Стоука.
— Стоук, — пробормотал он, скрежеща зубами от ненависти, которая вытеснила страх из его груди.
Дети широко раскрытыми от ужаса глазами смотрели на отца, ведь они не раз слышали о бароне Стоуке. Целых двадцать лет Риата, Урус, Томлин и Пэталь искали это чудовище, и лет десять назад загнали Стоука в ловушку там, далеко, на Северном Глетчере. Закончилось преследование трагически: вместе со Стоуком ледяная бездна поглотила и Уруса. Конечно, дети знали обо всем этом. Да и как им было не знать, если двоих из них назвали в честь Уруса и Риаты. Долгими зимними вечерами родители рассказывали им о деяниях храбрых героев и о чудовище, которое они уничтожили.
И вот из уст отца они вновь услышали ненавистное имя Стоука.
— Все может быть, Агат, я этого не исключаю, — промолвила Риата, выразительно взглянув на свой меч, висевший в ножнах на перилах веранды.
Младший из сыновей, Медведь, не выдержал:
— Эта леди Раэль, она увидела, что нам предназначено судьбой? То, что случится в далеком будущем? Я правильно понял?
Риата устремила на мальчика внимательный взгляд:
— О да, Медведь, ты понял правильно.
Теперь пришел черед А ты задавать мучивший ее вопрос:
— Что же именно сказала леди Раэль?
Риата взглянула на свою тезку, которая, хоть и вышла уже из детского возраста, ростом была не выше эльфа-ребенка. Сходство было бы полным, если бы не выпуклые глаза ваэрингов, похожие на драгоценные камни, в глубине которых горели искорки.
Риата внимательно посмотрела на ваэринга, подумав, что, возможно, в этом сходстве эльфов с детьми и кроется причина горячей любви ее соотечественников к маленькому народцу. Ведь на землю Митгара со времен Разделения, которое произошло более четырех тысяч лет назад, во время Великой Войны, ни разу не ступала нога эльфийского ребенка. Эти мысли наполнили душу Риаты скорбью. Здесь, в Митгаре, эльфы не могли рожать своих детей — это было возможно лишь в Адонаре. И хотя любой эльф мог вернуться из Митгара в Адонар по Дороге Заката, путь назад ему был закрыт. Несмотря на то что последнее время ходили слухи о восстановлении Дороги Восхода, уехать из Митгара для эльфа означало одно: скорее всего он сюда уже не вернется, ведь Дорога Восхода открыта не каждому. Только особенный всадник, всадник с Серебряным мечом, совершивший невозможное, победоносно проскачет по ней. Так или иначе, сейчас ни один из эльфов не мог проникнуть из Адонара в эту долину, и для Риаты вид молодой ваэрлинги служил горьким напоминанием об этом.
Риата покачала головой, пытаясь избавиться от этих неприятных мыслей, а молодая дамна уже снова было готова задать свой вопрос, сделав его, как ей казалось, более понятным.
— Леди Риата, что же все-таки напророчествовала леди Раэль?
Риата вновь обвела взглядом лица ваэрлингов, которые выдавали их любопытство и беспокойство, но уж никак не страх:
— Мы с Раэлью сидели на берегу реки Тамбл в Ардене и для развлечения пытались определить будущее по магическим кристаллам. Внезапно Раэль как-то странно посмотрела на меня, вернее сказать, сквозь меня: ее взгляд был обращен куда-то вдаль. И она изрекла пророчество — ведь пророчества рождаются нежданно. Однако было понятно, что слова эти обращены именно ко мне. Вот что она сказала:
— Да-а-а, — протянула Сильви, испуганно озираясь и тревожно вглядываясь в темноту, как будто ожидая увидеть там что-то ужасное, — и что же все это значит?
Никто не проронил ни слова: пророчество заставило всех глубоко задуматься. Наконец Малыш Урус, старший из сыновей, сидевший на ступеньках, ведущих в сад, задумчиво посмотрел на Малышку Риату, старшую из сестер, и произнес:
— Если все это имеет отношение к барону Стоуку, как подозревает отец, то в пророчестве говорится о нас с тобой, Ата, потому что я родился первым из братьев, а ты — первой из сестер в семье «тех, кто был там». — И он кивком указал в сторону отца с матерью.
В глазах Пэталь отразился страх — страх не за себя, а за детей. Она беспомощно взглянула на Томлина и взяла его за руку.
Эльфийка посмотрела на ваэрлинга сверху вниз и улыбнулась ему:
— Поверь мне, Малыш Урус, речь идет о будущем крайне отдаленном, ведь Глаз Охотника появится на небесах не раньше чем через тысячу лет, а если точней — через тысячу двадцать семь лет…
Медведь изумленно воскликнул:
— Через тысячу двадцать семь лет? Значит, если сейчас 4Э 1980-й год, то это будет, — он на мгновение задумался, — это будет 4Э3007-Й год… да, верно. Довольно-таки не скоро. Никто из нас и не доживет до этого времени!
Пэталь возразила:
— Риата доживет, Медведь. Она доживет.
Только сейчас дети вспомнили, что эльфы бессмертны, и с нескрываемым интересом уставились на Риату.
Риата посмотрела им прямо в глаза, и они потупились.
— Доживут до этого времени и ваши потомки: твои, Малыш Урус, и твои, Малышка Риата, — первенцы, рожденные первенцами. Во всяком случае так гласит пророчество.
— А этот «Хунтра Эг», — задумчиво произнес Томлин, используя слова твилльского языка, древнего языка варорцев, — или Глаз Охотника, — что это такое?
— На этот вопрос, Агат, я могу ответить, — проговорила Риата. — Глаз Охотника — предвестник беды, одна из хвостатых звезд, рассекающих небесную высь. Между ее появлениями проходит не одна тысяча лет, и все же она всегда возвращается, причем в одно и то же время года: когда на смену зиме приходит весна. И каждый раз она впервые появляется в созвездии Охотника и по форме напоминает кроваво-красный глаз.
Сильви даже рот раскрыла от изумления. А когда Риата закончила говорить, она так громко клацнула зубами, закрывая рот, что все обернулись к ней. Сильви не знала, куда деваться от смущения, но ей на выручку пришла Ага, обратившись к эльфийке с очередным вопросом:
— В пророчестве также говорится о «последних из первенцев» — что означают эти слова?
— А что значит «в лучах Медведя»? — присоединился к сестре Медведь, у которого глаза так и горели от любопытства, — или это просто свет лампы отражался в них?
— А «благо и проклятье» — что вы скажете об этом? — внесла свою лепту Сильви.
Томлин откашлялся, и сказал:
— По крайней мере, мы знаем, что означает та часть пророчества, в которой говорится об «охотнике» и «жертве».
— Что же это значит? — нетерпеливо спросил Медведь.
— Да только то, сынок, — принялся объяснять Томлин, — что, когда мы хотели лишить жизни Стоука, он гоже пытался нас убить. Это в точности повторяет слова пророчества:
Значит, если чудовище воскреснет, все повторится сызнова. Потому что, если на него будут охотиться, оно в свою очередь объявит войну своим преследователям.
Тишину, воцарившуюся после этого объяснения, трунила Сильви:
— Но кто может с уверенностью утверждать, что пророчество имеет какое бы то ни было отношение к чудовищу, о котором вы говорите? Я хочу сказать, что, возможно, это кто-то другой. Что именно в пророчестве указывает на Стоука?
Все разом повернулись к Риате.
— Крошка, это слова «в лучах Медведя».
Лица ваэрлингов выражали полное недоумение, и поэтому Риата пояснила:
— Из пропасти, куда упал Урус, прямо из-подо льда, пробивается золотистое свечение. Я не знаю, отчего так получилось. Этот далекий свет как будто взывает к нам. И я еще кое-что знаю, Среброглазка, как, впрочем, знают и твои родители: Урус иногда превращался в медведя…
И вот, тысячу лет спустя в Боскиделле две дамны устроили на поляне пикник, решив погреться на раннем летнем солнышке. Одна из них хотела поведать другой тайну…
— …Вот такие новости Риата передала моим предкам, Лэйси, — сказала Фэрил, оторвавшись от дневника. — Вскоре после того, как эльфийка ускакала прочь, Томлин и Пэталь переселились из леса Вейн сюда вместе с детьми, потому что Риата предупредила их, что темные тучи сгущаются на севере небосвода. Здесь они находились под прикрытием Терновой стены, которая кольцом опоясывает всю страну. Конечно, они не могли знать о том, что Спиндлторн будет захвачен неприятелем во время Зимней войны. Как оказалось, лес Вейн был в то время еще сравнительно безопасным местом. Но, как бы то ни было, вся семья выжила, а ведь в ту войну погибло немало варорцев. Именно Зимняя война предстала перед пророческим взглядом Раэли как надвигающаяся с севера темнота, смертельная опасность, которая вскоре обрушилась на страну: Модру попытался захватить власть над Вселенной с помощью мощнейшего оружия — Диммендарка.
— А спас всех Такерби Андербэнк? — воскликнула Лэйси, произнеся имя выдающегося героя Зимней войны. Однако восхищенное выражение сразу же покинуло ее лицо, и она нахмурилась: — Но постой, Фэрил, я что-то в толк не возьму: какое все это имеет отношение к твоей тайне?
Фэрил снисходительно улыбнулась и пояснила подружке:
— А вот какое: много лет назад Томлин и Пэталь поклялись извести Стоука, это мерзкое чудовище. Ту же клятву повторили в свое время Малыш Урус и Малышка Риата, первенцы в своей семье. Они день за днем тренировались во владении оружием своих родителей: баккан — пращой, а юная дамна… — Фэрил тряхнула ремнями с оружием, — юная дамна — кинжалами. Со временем Малыш Урус женился, а Малышка Риата вышла замуж. И их первенцы — сын Уруса и дочь Риаты — тоже принесли клятву и учились владеть оружием предков. Так повторялось с каждым новым поколением, и, хотя с тех пор прошло много времени и потомки Томлина и Пэталь рассеялись по свету, каждая дамна и каждый баккан, рожденные в семье первыми, приносили клятву и овладевали оружием. Появилась и еще одна семейная традиция. Пэталь оставила дневниковые записи о преследовании Стоука, и все первенцы должны были переписывать их для себя. Я, к примеру, переписывала копию дневника, оставленную моей мамой. Эти записи мама передаст в мое полное владение, когда у меня родится дочь. Но я всегда сознавала, что прежде, чем это произойдет, мне предстоит что-то совершить. Мне кажется, я знала о предназначении Судьбы еще задолго до того, как принесла клятву, переписала дневник и научилась метать ножи.
Фэрил замолчала, и стало слышно, как вдали заворковал голубь. Сердце Лэйси сжалось.
— И все-таки, Фэрил, я не понимаю, зачем тебе уезжать из Боски.
Фэрил вновь обратилась к дневнику, раскрыв его и сразу угадав нужную ей страницу:
— Лэйси, ну неужели тебе непонятно? В 4Э1980 году Медведь высчитал, что Глаз Охотника загорится на небесах в 4Э3007 году. Он тогда еще не знал, что тридцать девять лет спустя случится Зимняя война, которой закончится Четвертая эра. Ему не дано было в то время знать и того, что после поражения Модру Верховный Правитель объявит о наступлении Пятой эры.
Лэйси уже начала что-то смутно понимать, но все еще отказывалась верить самой себе.
— Медведь не ошибся в расчетах. Глаз Охотника действительно должен был появиться в 4Э3007 году по старому летосчислению, то есть в 5Э988 году по новому. Это случится через три года. А из этого следует только одно: «последней из первенцев» являюсь я!
Лэйси все еще не до конца понимала, к чему клонит Фэрил, и дамна продолжила:
— Видишь ли, Лэйси, я не замужем и за оставшиеся три года вряд ли успею родить дочь. Значит, когда появится Глаз Охотника, я буду последней из перворожденных дамн, прямых потомков Пэталь. Поэтому именно обо мне говорилось в пророчестве Раэли. Мне судьбой предназначено уехать из Боски, найти Риату и вместе с ней «смело принять бой» в «лучах Медведя». Это мой долг.
Лэйси наконец осознала сказанное Фэрил во всей его ужасающей полноте и разрыдалась.
На следующий день Фэрил исполнилось двадцать лет. Теперь ее больше не будут называть «малышулей», ведь со вступлением в совершеннолетие она получила право именоваться «молодой дамной». Событие было пышно отпраздновано, хотя временами казалось, что Фэрил как-то не по себе, да и ее лучшая подруга Лэйси иногда украдкой смахивала слезу.
Наконец праздник подошел к концу и гости начали потихоньку разъезжаться. Когда члены семьи Фэрил стали расходиться по комнатам, готовясь ко сну, она как-то особенно нежно обняла отца, мать и троих своих братьев и пожелала всем спокойной ночи.
Еще не рассвело, а дамна уже была готова к отъезду. Со свечой в руке она тихонько, чтобы никого не разбудить, прошла на кухню, оставила записку на столе и вышла во двор. Однако, когда она вошла в конюшню, ее ждал сюрприз: мать Фэрил Лора была уже там и седлала пони.
— Ты ведь не собиралась уехать, не дав мне возможности попрощаться с тобой, — сказала Лора тоном, не приемлющим возражений.
— Но, мама!.. — Фэрил от удивления не знала даже, что сказать. — Как же ты узнала?
— Доченька, ведь у меня тоже есть дневник. К тому же твое поведение в этом году — постоянные тренировки в метании кинжалов, расспросы о путешествиях, о том, где находится долина Арден, — все это выдало тебя с головой.
Фэрил кинулась на шею матери, захлебываясь рыданиями.
— Ну, ну, перестань. — Лора попыталась успокоить ее, хотя у нее в глазах тоже стояли слезы. — И я, и ты — мы же обе знали, что этот день настанет. Ступай же, и да пребудет с тобой мое благословение.
Фэрил заплакала еще сильней.
— Не плачь, дитя мое. — Мама провела рукой по ее волосам. — Это должно было случиться. Знай же, дитя: я завидую тебе. Каждая из перворожденных дамн, принося клятву и тренируясь в метании ножей, мечтала о том, чтобы на ее долю выпало испытание, которое досталось тебе. Ты только подумай: если бы каждая из тридцати дамн из поколения в поколение рождалась годом позже, то не ты, а я осуществила бы предсказанное тысячу лет назад. Но судьба распорядилась иначе, и, несмотря на всю мою любовь к тебе, я испытываю зависть, потому что тебе выпал жребий последней из перворожденных. Но во сто крат сильнее зависти моя гордость за тебя — ведь ты моя дочь, и выбор судьбы не мог быть удачнее. Не забывай и еще кое-что, дочь моя: в пророчестве говорится — «последние из первенцев», а это значит, что ты не одна.
Рыдания Фэрил стали тише, а вскоре, когда до нее дошел смысл сказанного, и вовсе прекратились. Она шмыгнула носом, утерла слезы, отступила и с удивлением посмотрела на Лору:
— Я не одна?
Лора улыбнулась, хотя улыбка получилась какая-то вымученная, и смахнула слезы.
— Ну конечно не одна.
Фэрил, все еще боясь поверить своему счастью, вкрадчиво спросила:
— Мамочка, так ты тоже поедешь со мной?
— Нет, детка. Я бы всей душой желала поехать с тобой, но этой мечте не суждено сбыться. Я не последняя из первенцев.
Фэрил не смогла скрыть своего разочарования:
— Но тогда…
— Существуют всего два последних первенца, доченька, — объяснила Лора, — мужчина и женщина — баккан и молодая дамна.
Слова матери напомнили Фэрил о том, что давно было ей известно.
— Да, конечно, как я могла забыть! — Она нахмурилась. — Но кто же этот баккан…
Лора обняла дочь за плечи, мягко привлекла к себе и заглянула в глаза:
— Слушай внимательно: где-то в лесу Вейн живет молодой баккан по имени Гвилли Фенн — по крайней мере так говорилось в письме, которое я получила лет двадцать — двадцать пять назад, когда он родился. Гвилли ведет свой род от самого Томлина, так же как нашей прародительницей является Пэталь. Конечно, прошло столько лет, что вряд ли нас можно считать даже очень дальними родственниками. Но я уверена, что тебе следует разыскать его и взять с собой в долину Арден.
Фэрил посмотрела на мать, и во взгляде ее читалось изумление.
— Но, мама, ведь в пророчестве говорится: первенцы примут бой вместе с Риатой. Разве он сам не поймет, что должен отправиться в долину Арден?
Теперь Лора улыбнулась вполне искренне:
— Дитя мое, время от времени пророчествам требуется помощь.
И мать с дочерью рассмеялись.
Лора помогла Фэрил оседлать Чернохвостика. Фэрил приторочила к седлу спальный мешок и ранец с вещами… Наступила пора отправляться в путь.
Дамны обнялись и поцеловались на прощание, Фэрил решительно вскочила на пони и поскакала прочь.
Мать, оставшись одна, тихонько заплакала. Она смотрела вслед дочери и не решалась окликнуть ее — ведь она всегда знала, что когда-нибудь этот день придет.
Небо посветлело, из серого превратившись в розовое. По земле стелился туман, клубами просачиваясь между деревьев. А Фэрил все скакала вперед, на восток, навстречу судьбе.