Нелли Блай, Париж, 27 октября 1889 года

Ночь темна и глуха в переулке за «Мулен Руж». Луч маяка на Эйфелевой башне кружит над мрачным морем тумана подобно летучему призраку. Каждый раз, когда он проплывает над головой, оживает все неживое вокруг.

В переулке тихо как в склепе.

От страха холодок пробегает по спине. Одному Господу известно, что скрывается во мраке. Плотнее обмотав шею шерстяной шалью, я почти бегу к углу переулка, где газовый фонарь создает размытую дыру туманного света. Съежившись в освещенном круге, прислушиваюсь к звукам ночи, но ничего не слышу, кроме своего учащенного дыхания. Из-за света даже труднее что-либо разглядеть в тумане, и я снова неохотно делаю шаг в темноту. На некотором расстоянии от меня какое-то движение, шевеление, которое я скорее чувствую, чем вижу.

Ноги увлекают меня вперед, словно они наделены своим собственным сознанием, в то время как я борюсь с желанием повернуть в обратную сторону и мчаться в свою гостиницу.

Я оказываюсь у старинной каменной стены с арочными воротами, заросшими мхом. Вот так, чтобы встретиться с убийцей, я пришла не на самое подходящее для этого место — на Монмартрское кладбище.

Я видела этот каменный сад с некоторого расстояния в дневное время. Здесь с трудом протиснешься между небольшими склепами, украшенными витражами и изумительными скульптурами. Это последнее пристанище многих знаменитостей, но мне не хочется составлять им компанию.

Идет смертельная игра.

Я трижды что есть силы дую в полицейский свисток и кричу: «Помогите!»

Мне нужно ждать жандармов, но в опасности женщина. Я снова дую в свисток.

— Полиция идет! — кричу я и вхожу в ворота.

Когда пробегает луч маяка на башне, тени от склепов приходят в движение. Как каменные призраки, поднимающиеся с земли. Большинство мавзолеев имеют метра два на два и чуть больше трех в высоту — миниатюрные дворцы мертвых. В некоторых, большего размера, стоят скульптуры, достойные царей. За ними может скрываться что угодно. Даже средь бела дня нельзя увидеть человека за частоколом строений.

Я слышу топот бегущих, и моя отвага тает. Я делаю шаг в сторону с главной дорожки и опускаюсь на колено позади какого-то склепа. Надо мной застыла каменная фигура скорбящей молодой женщины с обнаженной грудью, ей здесь вечно стоять над могилой. Она заставляет меня вспомнить о Джозефине. Шаги затихают вдали, но я не двигаюсь с места. Сердце готово вырваться наружу.

Все-таки это неприятное место.

Я верю в мертвых, как и в живых, и, может быть, поэтому кладбища так действуют на меня. Собравшись с духом, встаю и дую в свисток изо всех сил.

Над головой снова вспыхивает башенный луч. Я вижу проститутку. Ее белое платье светится призрачным светом. Она стоит с вытянутой вперед рукой, словно маня кого-то. Луч проплывает мимо, и она исчезает.

— Беги! — кричу я ей и снова дую в свисток. — Спасайся!

Из тумана появляется еще одна фигура — похожая на гигантскую летучую мышь и черная, как ворон Эдгара По. Я поворачиваюсь и бегу в слепой панике. Я спотыкаюсь о надгробную плиту и падаю, сильно ушибив колени, поднимаюсь и снова бегу, опять спотыкаюсь, бегу, пока вдруг у меня под ногами ничего не оказывается, и я лечу в дыру, отскакиваю от земляной стены и грохаюсь на дно с такой силой, что не могу вздохнуть.

Темно хоть глаз выколи. Все тело болит. Встаю на четвереньки и ощупываю земляную стену вокруг себя.

Я в могиле.

Начинаю кричать, не в силах встать на ноги. Слышу наверху приближающиеся шаги. У меня захватило дух. Земля сыплется на меня, когда кто-то подходит к краю могилы. Высокая темная фигура, похожая на гигантскую летучую мышь, возникает надо мной, и земля опять сыплется в яму.

Он закапывает меня живьем.