Эль-Пасо, Техас
Форт-Блисс
10 февраля 1947 года
Милая мама,
Техас – странное место. Совсем не похоже на Гармиш. Голубое небо, под ним – горные вершины, а когда солнце садится, на небе все известные краски и еще много-много неизвестных. Здесь никогда не бывает темно и холодно. Даже ночью луна яркая, как лицо Господне. Мне здесь нравится, хоть я и отчаянно скучаю по тебе и папе.
Мы живем в гарнизоне. Называется – Форт-Блисс. Судя по названию, люди в нем счастливые, – надеюсь, что так. По крайней мере, дружелюбные – точно: помогают как могут. В городе нет ни мясной лавки, ни пекарни. Первые две недели я каждый вечер разогревала консервированные бобы, но не может же человек жить на одних бобах! Моя соседка, она из Минисоты, говорит, что женщины покупают мясо и другую еду в «Военторге». Завтра она возьмет меня с собой – куплю муку, масло и дрожжи. И напеку наконец булочек! Как подумаю о них, так в желудке урчит.
Вчера ходила в лавку хозтоваров, купила деревянные миски, ложки и противень, а то у нас ничего не было. Когда расплачивалась, продавец сказал: «Спасибо, миссис Радмори», и я на секундочку забыла, что это я. Миссис Радмори. Море радости. Такое пожелание. Оно звенит новизной, и я жду не дождусь, когда смогу так представиться.
Как там дома? От Гейзель, наверное, по-прежнему ни слова. Неделю назад мы с Элом были в магазине тканей, выбирали материал на занавески, и вдруг, честное слово, я слышу за тканями голос Гейзель. Бросилась туда, но, конечно, это была не она. Я так расстроилась, что вся затряслась, извинилась перед женщиной и выскочила вместе с Элом из магазина. Все еще надеюсь, что мы когда-нибудь встретимся.
Как папа? Я ужасно сожалею о том, как мы расстались. Молюсь, чтобы он понял и простил нас. Скучаю по нему и хочу, чтоб он увидел, как изменился мир и Германия. Человек не бывает хорошим или плохим от рождения, национальности или религии. Мы все одновременно – и господа, и слуги; и богатые, и бедные; и чистые, и испорченные. Я знаю, что это так, и он тоже знает. Мы любим вопреки себе. У нас ум с сердцем не в ладу. Эл хороший, и я люблю его, мама. Это дар, которым я дорожу.
Буду писать тебе как можно чаще. Надеюсь, ты ответишь, а если нет – я зла не держу. Я понимаю. Но ты же моя мамочка. Я тебя люблю, поэтому буду и дальше водить ручкой по бумаге.
Вечно твоя
Элси
Пекарня Шмидта
Гармиш, Германия
Людвигштрассе, 56
27 февраля 1947 года
Милая Элси,
Прикладываю к письму нашу фотографию. Папа проявил старую пленку. Велел мне выбросить это фото – все еще сердится, – но я не смогла. Ты моя дочь, а я не хочу потерять обеих дочерей. Жизнь так коротка. Так что посылаю ее тебе.
Какое было счастье получить от тебя письмо из Техаса. В тот же день мы получили письмо от подруги Гейзель – Овидии. Она пишет, что дочь Гейзель забрали в мюнхенский приют. Назвали Лилиан. Мы с папой едем туда в субботу, уж не знаю, отдадут нам ее или нет. Что случилось с мальчиком и с Гейзель, по-прежнему неизвестно.
Милая, я понимаю, что из-за любви идут на такое, чего не объяснить и не оправдать. Поэтому я пишу и надеюсь, что ты когда-нибудь к нам вернешься. Часто думаю о Гейзель и о тебе, вспоминаю, как вы шептались и играли в переодевания у себя в комнате. Слишком быстро прошли те деньки. Только в раю мы вновь будем вместе. Уж там – наверняка. Сильно люблю тебя,
мама
Пекарня Шмидта
Гармиш, Германия
Людвигштрассе, 56
8 марта 1947 года
Милая Элси,
Мы забрали Лилиан, дочь Гейзель, из приюта. Вылитая ты и Гейзель в детстве. Так странно – снова у нас в доме двое детишек. Лилиан меня очень радует. Даже папа повеселел. Она замечательный ребенок, здоровый, веселого нрава.
Мы решили не говорить Лилиан о ее отце, так как не смогли узнать, кто он. Хотя отец Юлиуса – Петер Абенд, в Программе Лебенсборн мальчик проходил под фамилией Гейзель. В общем, оба ребенка будут Шмидтами. Юлиус все помнит, но Лилиан, надеюсь, никогда не узнает. Сделанного не исправишь, вытаскивать правду на свет незачем. Тысячелетний рейх оказался фантазией, и твой отец все еще за нее цепляется. А я все поняла, и мне стыдно за прежнюю глупость. Но и папа согласен, что они – не дети Отечества. Они наши. Люблю тебя очень сильно,
мама