Кладбище Св. Себастьяна
Гармиш, Германия
6 ноября 1967 года
Опавшие листья укрыли кладбище пестрым коричневым одеялом. Спящие могилы, ненадолго потревоженные ударами лопат и плачем горюющих, вновь обрели покой, опустели окрестности, и час за часом, дюйм за дюймом подрастал новый слой земли, а жизнь все спешила дальше и продолжает спешить.
На похоронах Элси взяла папу за руку. Их ладони, намозоленные скалками, встретились.
– Я тебя люблю, – прошептала она.
Он дрожащими руками обнял ее и поцеловал в висок.
– Элси, девочка моя. Прости меня.
Она только кивнула и расплакалась. Годы непрощения и раскаяния постепенно таяли в его объятиях.
– Мы с дедушкой пойдем домой, – сказала Лилиан после похорон, – а вы оставайтесь сколько хотите.
И Элси осталась, и пробыла на кладбище несколько часов; даже священник уже вернулся в храм погреть красные обветренные руки.
Колокол пробил пять. Солнце клонилось к закату, исчезая за кромкой Шварцвальда. Минут через сорок стемнеет, надо будет прощаться, а там и ночь пройдет, а завтра Элси сядет в самолет, облетит земной шар, и ее встретит улыбка дочери, поцелуй мужа, за завтрашним днем наступит послезавтрашний, а этот миг и все, что в нем, останется далеко позади.
И она все длила его, все перечитывала надпись на граните, запечатлевая ее в душе, стараясь почувствовать и пережить как должно. Луана Шмидт, любимая жена и мать, 1897–1967. Луана Шмидт, любимая жена и мать. Луана Шмидт, любимая. Луана Шмидт. Луана. Мамочка.
Скромная эпитафия. Маме бы понравилась. Но такая маленькая по сравнению с жизнью, о которой она повествовала. Весной вырастет трава, зацветут полевые цветы, не ведая, чья жизнь дала им силы расти. И те, кому суждено жить и умереть в будущие годы, не узнают, не почувствуют, что за бездны любви лежат у них под ногами.
Справа, вдалеке, могила Петера Абенда, на надгробии – гирлянда ягод остролиста. Ох, Петер, подумала Элси, как много ты пропустил.
Рядом с мамой – камень Гейзель. Папа согласился выгравировать ее имя, ни о чем не спрашивая и не требуя объяснений, и у Элси отлегло от сердца. ГЕЙЗЕЛЬ ШМИДТ, ЛЮБЯЩАЯ ДОЧЬ И СЕСТРА. Элси не обозначила дат: день смерти неизвестен, да и незачем напрасно ранить папу.
Элси сжала руки в перчатках. Смерть надо чтить как-то иначе, заметнее. Мама, Гейзель, Фридхельм, Петер, рожденные и не рожденные. Они были любимы и заслуживали большего. Не просто имена на камне писать, а помнить их, праздновать; пусть бы небеса на мгновение открылись для всех, кто жил и умер.
Зяблик взлетел с дерева неподалеку, напевая «чиип, чиип, чиип». Бог справедлив и милосерден, сказала мама. Птичка взлетала все выше, и песенка таяла на ветру.
Длился желтоватый сумеречный свет. Могильные камни отбрасывали длинные тени. Пора уходить. Элси повернулась и увидела маленький камень поодаль от семейных надгробий. Она прочла имя и остановилась.
ЙОЗЕФ ХУБ. И ни дат, ни посвящений.
Элси подошла, сняла перчатки и погладила надпись. Йозеф. Она вздохнула. Он тоже заслуживал воспоминаний. Его жизнь сплелась с ее жизнью. У нее не было цветов, и она вынула голубую ленточку из волос и обвязала вокруг надгробия.
Она попыталась вспомнить Йозефа не в мундире эсэсовца, но она не знала этого человека, не знала его тайного бремени. Она помолилась за его душу: пусть он обретет любовь и прощение. Человека можно спасти и после смерти – она верила в это, потому что как же не верить?