Джексон сидел в маленьком кафе, в глубине зала, не замечая громкой болтовни посетителей и не обращая внимания на солнце, слепившее глаза. Он был целиком занят едой, которую расставляла перед ним официантка. Горячие, румяные пончики пахли так соблазнительно! Джексон поднес ко рту пончик и надкусил его. На стол посыпалась мельчайшая сахарная пудра. Сколько лет он мечтал об этом! Джексон даже застонал от наслаждения, перекатывая во рту лакомый кусочек.

— Хороши пончики, а, дорогуша?

Улыбка официантки была такой же широкой, как и ее бедра. Но в эту минуту мир перестал существовать для Джексона, и он только кивнул в знак согласия, снова впившись зубами в тесто.

Он еще не привык самостоятельно строить свою жизнь, и ему все казалось странным. До тюрьмы Джексон был слишком молод, чтобы голосовать на выборах и покупать пиво. Сознание, что теперь все зависит от него, возбуждало Джексона, ибо много лет штат Луизиана контролировал его поведение ежедневно и еженощно.

Созерцая суету, царившую на оживленной улице, он вспомнил о ночных кошмарах, которые начали сниться ему последние несколько недель. Будто наступает долгожданный день освобождения, и вдруг кто-то говорит, что произошла ошибка и срок придется отбывать заново.

Джексон глубоко вздохнул, пытаясь успокоиться, и напомнил себе, что пока все складывается неплохо. У него уже есть собственное жилье, и главное — он может распоряжаться собой. Потом снова нахлынули мысли о Молли. Его лихорадило от желания побыстрее приступить к осуществлению своих планов. Поэтому Джексон поспешно проглотил оставшиеся три пончика и запил их огромной чашкой дымящегося кофе.

Он вышел на улицу в отличном расположении духа, хотя не понимал, откуда такое удовлетворение. От ощущения сытости? Или от сознания, что теперь он может беспрепятственно проходить через любые двери? Нет, никогда больше он не позволит засадить себя за решетку. Лучше уж умереть!

Виргинские дубы, поросшие толстым слоем испанского мха, отбрасывали тень на тротуары. Джексон втянул в себя воздух, словно пробуя на вкус речную сырость, исходящую от великой Миссисипи. Узкие улочки были забиты машинами. У Джексона голова гудела от давно забытых звуков.

Через открытую дверь дома доносился чей-то смех.

Нетерпеливый таксист вовсю давил на клаксон.

В фонтане на площади журчала вода.

Плакал ребенок.

Это был другой мир, совершенно непохожий на тот, в котором столько лет жил Джексон, и на мгновение ему даже почудилось, будто он оказался за границей, в чужом городе, где люди разговаривают на незнакомом языке. Навстречу Джексону рядком шли пятеро нагловатых подростков, распихивая всех на своем пути, но он продолжал стоять, прислонившись к стене. Один из мальчишек не соизволил обойти Джексона и, естественно, врезался в него. Метнув свирепый взгляд, юнец выругался.

Джексон внимательно осмотрел его лицо, редкую поросль на щеках, слишком свободную, мешковатую одежду и улыбнулся. Этот парень, конечно, считает себя крутым. Но в том месте, откуда пришел Джексон, его проглотили бы живьем в течение недели. Он не обратил внимания на злобный взгляд, и мальчишки, почувствовав его равнодушие, двинулись дальше — все такие же нервные и развязные.

Джексон оторвался от стены и отправился гулять по улицам. Солнце приятно пригревало спину, но новенькие джинсы были слишком жесткими и натирали бедра. Проходя мимо витрины, Джексон взглянул на свое отражение и нахмурился. Надо что-то предпринять. Он принялся изучать вывески и наконец нашел то, что нужно.

Маленький магазинчик подержанной одежды назывался «Однажды в нашем квартале». Джексон помедлил на пороге, чтобы глаза привыкли к полумраку.

— Что вам угодно? — раздался нежный, мелодичный голос.

Хозяйка, темнокожая женщина, стояла за прилавком. Джексон подошел к ней:

— Вы покупаете одежду?

Она кивнула.

— Что дадите за это? — Джексон покрутился на месте, чтобы хозяйка смогла как следует рассмотреть его джинсовый костюм и негнущиеся коричневые ботинки.

— Зачем же продавать такие вещи? — спросила она, не сумев скрыть удивления.

Джексон улыбнулся, но его глаза, как всегда, остались печальными.

— Они мне не подходят, скажем так.

Женщина пожала пледами и махнула рукой в сторону прилавка. Там висело и было сложено стопками множество разной одежды.

— Вы, наверное, хотите обменять свои вещички? Идите и выбирайте, что понравится. Потом поговорим.

В магазине Джексон пробыл недолго. Он вышел на улицу легким, пружинистым шагом, как будто помолодел лет на пятнадцать. Еще бы: только что он избавился от последнего напоминания об «Анголе»!

Джинсы, которые взял Джексон, выцвели так, что стали почти белыми, зато они не мешали двигаться. Свою белую футболку он выменял на темно-синюю — в точности под цвет глаз, хотя Джексон руководствовался вовсе не этой причиной: его привлекла картинка на груди. Вместо новой джинсовой куртки появилась такая же, но поношенная. А ботинки фирмы «Джастин» уносили его все дальше и дальше от прошлого. Плевать, что они порядком стоптаны и поцарапаны! Самого Джексона жизнь тоже изрядно потрепала.

Он шагал вперед с видом человека, который поставил перед собой какую-то важную цель. Да, в общем, так оно и было. Дважды спросив у прохожих направление, он, наконец, свернул за угол и оказался перед красивым белым зданием из мрамора и гранита с вывеской: «Первый банк штата Луизиана».

Джексон набрал в легкие побольше воздуха, пригладил рукой волосы, машинально откинув со лба длинную черную прядь, и стал подниматься по ступенькам.

— Господи, какая старая! — воскликнул кассир, уставившись на банковскую книжку, которую протянул ему Джексон. — Я вижу, вы уже много лет не делали вкладов. Денежки ваши лежали, а проценты росли. Где вы были — за границей, что ли?

Джексон улыбнулся, и снова глаза выдали его тайную печаль.

— Можно и так сказать.

— Хотите снять всю сумму, сэр?

— Только две сотни, а остальное переведите на чеки.

Кассир кивнул.

— Заполните вот этот формуляр, напишите ваш новый адрес: мы перешлем чеки по почте. И поставьте здесь галочку, если хотите получить карточку ATM . Наверное, вы такой еще не пользовались?

Джексон начал писать. Да, ему придется многому научиться, ведь жизнь за эти годы изменилась. А счет в банке… Какая горькая ирония судьбы! Он открыл его в четырнадцать лет, рассчитывая когда-нибудь потратить свои денежки на обучение в колледже или на покупку машины. Но конечно, в то время Джексону и в голову не могло прийти, что скромные накопления помогут ему встать на ноги после тюремного заключения.

Хорошо еще, что в «Анголе» были заочные курсы! Джексон получил диплом об окончании средней школы и справку о том, что сдал экзамены за несколько семестров учебы в колледже. Правда, скорее всего от этих бумажек вряд ли будет прок. Бывший заключенный — даже образованный — так и остается бывшим заключенным.

Джексон вышел из банка небогатым, но пока вполне платежеспособным членом общества… хотя и безработным. Потребуется немало терпения, чтобы найти место.

Он направился в тенек, уселся на скамейку с газетой в руках и за час дважды перечитал все объявления о работе. Ничего подходящего, как, впрочем, и следовало ожидать. Если даже у кого-то хватит смелости дать шанс человеку, сидевшему за решеткой, так ведь у Джексона нет ни опыта, ни профессии. Джексон вздохнул: а все-таки этот барьер надо взять!

Ему страстно хотелось как можно быстрее наладить свою жизнь, но сначала он решил наведаться к Молли. Несколько раз Джексон спрашивал у прохожих дорогу к приюту «Азалия» и в результате полпути прошагал пешком. А потом ему повезло: Джексон подъехал на грузовичке, который развозил рыбу, уцепившись за задний борт. Тем и закончилось его путешествие.

Много лет он мечтал о встрече с Молли. И вот этот день наступил, но все оказалось гораздо легче, чем ожидал Джексон. Он уже добрался до места, впрочем, нет, не совсем. Оформление пропуска заняло больше времени, чем дорога до больницы. Пока искали доктора Майкла Фрэнко, пока тот отдал приказ пропустить Джексона, прошло почти полчаса.

Наконец ворота распахнулись, а потом захлопнулись с металлическим лязгом. Джексону даже почудилось, что он опять попал в тюрьму, но он подавил страх, напомнив себе, что это всего лишь больница и он волен в любой момент покинуть ее.

«А вообще-то, — подумал он, — между заключенными и пациентами „Азалии“ много общего: пропащий человек и есть пропащий человек — не важно, где он находится, в тюрьме или в дурдоме».

Пожилая женщина быстро провела его по коридорам и оставила возле кабинета доктора Фрэнко. Врач не заставил себя долго ждать.

Как только открылась дверь, Джексон по привычке вскочил на ноги: нельзя допускать, чтобы кто-то застиг тебя врасплох.

— Доктор Фрэнко?

Маленький человечек кивнул и широко улыбнулся, вздернув аккуратные черные усики.

— А вы, должно быть, и есть Эй Джи? У вас с Молли совершенно одинаковые глаза.

Услышав имя сестры и свое прозвище, Джексон немного успокоился: Эй Джи — кроме Молли, никто не называл его так.

— Добро пожаловать в приют «Азалия»! — Доктор Фрэнко взмахом руки пригласил Джексона сесть и сам опустился на стул, придвинутый к рабочему столу.

— Итак, Эй Джи, наконец-то мы встретились…

— Если не возражаете, док, мне было бы привычнее отзываться на Джексона — только сестра зовет меня Эй Джи.

Фрэнко снова кивнул и улыбнулся, приглядываясь к брату Молли Рул. Он знал, где Джексон провел долгие годы и что сотворил. Но Майкл Фрэнко не судья, а целитель человеческих душ. К тому же психиатр надеялся, что Джексон сумеет помочь своей сестре, ибо у него самого ничего пока не вышло. Хотя, видит Бог, Майкл Фрэнко старался как мог.

— Как у нее дела, док?

— Ну, Молли — красивая тридцатипятилетняя женщина, в хорошей физической форме. Но ее ум… Понимаете, она живет в своем выдуманном мире, отгородившись от всех. Вы же знаете, я взялся лечить ее семь лет назад, сразу после того как перешел работать в приют «Азалия». Она улыбается, смеется. Иногда даже плачет. Но это происходит без всяких видимых причин. Молли кажется, что ее жизнь началась с того момента, когда она появилась здесь. Никаких воспоминаний о прошлом… за исключением вас.

У Джексона упало сердце, хотя ничего нового он не услышал.

— Молли знает, что я был в тюрьме?

Доктор Фрэнко вздохнул:

— Она не понимает этого. Молли говорит о вас так, словно вы вот-вот должны вернуться из школы или из какого-то другого места, которое называется Вэлли.

— Черт, — пробормотал Джексон. — Да это же бакалейная лавка! Я работал там, когда мне было четырнадцать.

— Я примерно так и подумал.

Прежде чем продолжить разговор, Джексон должен был узнать еще кое-что. Он медленно вдохнул воздух, а потом, не давая себе времени одуматься, выпалил:

— Она когда-нибудь спрашивала о нашем…

— О вашем отце?..

Джексон молча кивнул. Ни один мускул не дрогнул на его лице.

— Никогда!

Джексон с шумом выдохнул. Именно этого он и ожидал.

Доктор Фрэнко подался вперед, перегнувшись через стол:

— Вы пришли повидать ее, насколько я понимаю?

— Мне хочется встретиться с Молли больше всего на свете, но тут может возникнуть проблема, док.

Психиатр несколько растерялся. Он и раньше подозревал, что в отношениях между братом и сестрой есть какая-то тайна, скрытая от посторонних глаз. Но если Джексон Рул будет вести себя так же замкнуто, как и Молли, он не сумеет разобраться, что к чему.

— Какая проблема? — поинтересовался Фрэнко.

— Все изменилось. И я изменился. Я уже не ребенок, а мужчина. — Джексон вздрогнул, но продолжал говорить дальше: — Дело в том… что я теперь похож на своего папашу, будь он проклят! Примерно таким он и был, когда Молли в последний раз видела его лицо. И я боюсь все испортить, появившись, словно какой-то призрак из прошлого.

— — Понимаю, — мягко сказал психиатр.

Откровения Джексона поставили перед ним новые трудности. Увидев своего брата, Молли испытает шок, в ней вновь вспыхнут подавленные эмоции, и это может принести большую пользу. А что, если она окончательно уйдет в себя и они так и не смогут пробиться к ее сознанию?

— Что вы об этом думаете, док? — спросил Джексон и по выражению лица психиатра понял, что сегодня свидание не состоится.

— Я думаю, что за всю свою жизнь не встречал такого заботливого брата, — тихо произнес Фрэнко. — Мало кто умеет подавлять свои желания во имя другого человека. Из ваших писем я понял, что вы с Молли очень близки. Наверное, это помогало вам отбывать срок. Я прав?

Джексон с усилием кивнул.

— После того что вы рассказали, будет лучше встречу пока отложить. Я попробую подготовить Молли.

Джексон сник от разочарования, хотя в душе с самого начала понимал, что дело может обернуться именно так.

— Где вы остановились? — спросил психиатр.

Джексон нацарапал адрес и подтолкнул листок бумаги на другой конец стола.

— Пока здесь. У меня нет телефона… и работы тоже. Но скоро все устроится. Я дам вам знать, если перееду.

— Вот и прекрасно! — кивнул доктор Фрэнко. — Номер нашего телефона вы знаете. Звоните в любое время, а я буду рассказывать, как продвигаются дела. Согласны?

— А как же иначе, док?

Через пятнадцать минут Джексон уже стоял на улице и смотрел, как за ним с металлическим звоном захлопываются ворота. Уходя, он слышал, что доктор велел охранникам пропускать брата Молли Рул в любое время. Это было единственное приятное впечатление, которое Джексон получил от визита в приют «Азалия».

Ему предстоял долгий путь до Нового Орлеана, но это мало заботило Джексона. Были проблемы и поважнее. Теперь не расстояние, а духовная пропасть грозила разлучить его с Молли.

Следующие три дня были ужасны. Джексон исчерпал все свое терпение — до последней капли. Какой-то частью сознания он понимал, что люди, отказывающие ему, в сущности, правы. Но было ясно и другое: для него лично ситуация складывается крайне неприятная. Джексон и раньше прекрасно знал: работу будет найти нелегко. Но какой мужчина смирится с тем, что его отовсюду гонят?

В первом месте, куда он обратился, предлагалась очень простая работа: развозить свежие продукты по ближайшим бакалейным лавкам и ресторанчикам.

— Водительские права есть? — спросил управляющий.

Джексон отрицательно покачал головой и отправился за лицензией на вождение. Устранив это препятствие, он вернулся через пять часов, но теперь головой покачал управляющий:

— Извини, парень. Место уже занято.

Джексон перепробовал еще семь вариантов. Там работа была куда проще и требовала гораздо меньше умственных усилий, чем доставка свежих продуктов. Но стоило нанимателям спросить, чем Джексон занимался раньше, и услышать ответ, как их улыбка тут же гасла. Никто не хотел брать бывшего заключенного.

Каждый вечер он возвращался в свою каморку, чувствуя себя полным неудачником. Горькие складки вокруг губ обозначились еще резче. Джексон уже начал сомневаться: а сможет ли он вообще прижиться в нормальном обществе и обрести твердую почву под ногами? Но тут же вспомнил о Молли и наутро снова был готов к борьбе.

Примерно через неделю в полуденную жару Джексон проходил мимо магазинчика подержанных вещей, где, судя по вывеске, можно было купить все, что душе угодно. «Интересно, а не продаются ли здесь и рабочие места?» — подумал он. А потом повнимательнее окинул взглядом груду хлама, валявшегося прямо во дворе. Вдруг под лучом солнца блеснула хромированная металлическая обшивка.

Старенький «харлей», конечно, еще не был при последнем издыхании, но, как и сам Джексон, явно знавал лучшие деньки. Джексон присел на корточки, чтобы повнимательнее рассмотреть мотоцикл, и тут же появился хозяин, нюхом почуявший выгодную сделку.

— Ездить-то на нем можно? — спросил Джексон.

— Носится, как ветер.

Джексон прищурился, спасаясь от палящих лучей солнца, и ухмыльнулся:

— Я что, и впрямь похож на идиота?

— Ну, последний раз мне удалось завести его… две-три недели назад.

— Ключи есть?

Хозяин пришел не с пустыми руками. Он быстро выудил из кармана ключ.

— Нужно залить бензин.

Владелец магазина нахмурился и сцепил руки на толстом животе.

— Черт бы побрал этих соседских мальчишек! Вечно они откачивают бензин из бака.

— Я подожду, — сказал Джексон и выпрямился.

Хозяин нырнул в дом, а через минуту вернулся с маленькой канистрой и стал наполнять бак. В воздухе повис острый запах бензина. Все вокруг дрожало в жарком мареве, словно мираж. Но когда Джексон перекинул ногу через пыльное седло, отшвырнул подпорку и повернул ключ, мотор заурчал, зафыркал и взревел совсем по-настоящему.

— Можешь прокатиться, — предложил толстяк и тут же поправился: — Вокруг квартала, не дальше.

Джексон объехал квартал, и за это время мотор дважды глох, но каждый раз его удавалось вернуть к жизни. Сердце Джексона билось как сумасшедшее, когда он подъехал к магазинчику. «Господи, — думал он, — как мне хочется купить этот мотоцикл! Чтобы ветер свистел в ушах и пунктирная белая линия на шоссе превратилась в сплошную бесконечную ленту! Вот тогда-то я стану самим собой». Но уже сейчас к Джексону вернулось то ощущение, казалось бы, утраченное навеки. Он вдруг почувствовал себя по-настоящему свободным.

Джексон вырулил во двор. Никогда еще он не желал чего-либо так страстно, как завладеть этим стареньким «харлеем». Теперь можно и поторговаться.

— Сколько вы за него хотите?

— Пять сотен, — ответил хозяин.

Джексон фыркнул и швырнул толстяку ключи.

— Господи помилуй, если эта развалина настолько вам дорога, оставьте ее себе! Мотоцикл не стоит и половины этих денег, и мы оба знаем это.

Джексон зашагал прочь.

— Подожди! — завопил хозяин.

Джексон остановился и обернулся:

— Чего?

— А сколько дашь?

— Две сотни.

— Две сотни?! Двести долларов за «харлея»? Да ты шутишь!

— Нет, — тихо сказал Джексон и двинулся дальше.

— Двести пятьдесят! — крикнул ему вслед хозяин.

Джексон покачал головой и сунул руки в карманы. Толстяк вздохнул. Он чуял упрямцев за три мили, а уж этот — такой крепкий орешек, что дальше некуда.

— Ладно, мотоцикл твой. За двести.

— Надо заполнить документы на мое имя и оформить купчую.

Хозяин закатил глаза.

— Но чеков я не беру! — проворчал он.

— Я тоже, — усмехнулся Джексон.

В эту ночь он заснул в своей комнате, насквозь пропахшей бензином, мечтая о том, чтобы рядом с ним лежала женщина. А мотоцикл стоял себе, прислоненный к стене, рядом с дверью. И даже резкий запах не мог заставить Джексона пожалеть о своей покупке. Это был особый аромат — первой вещи, приобретенной за свои деньги. Теперь вся его жизнь должна измениться.

Ребекка — запыхавшаяся, с растрепанными от ветра волосами — бежала к телефону, который висел на стене, у дверей ее конторы. Табличка гласила: «Оранжерея „Хиллсайд“ и питомник». Ребекка сняла трубку и, привалившись к косяку, попыталась восстановить дыхание.

— Оранжерея «Хиллсайд». Говорит Ребекка.

— Ребекка-Руфь, почему ты пыхтишь? Ты заболела?

Она закатила глаза и тяжело рухнула в плетеное кресло, стоявшее под усыпанной бутонами бугенвиллеей.

— Привет, папа! Нет, я не больна. Просто я грузила рассаду для клиента, а потом пришлось мчаться к телефону.

В ответ раздалось неодобрительное хмыканье. С точки зрения преподобного Хилла, леди не должны заниматься физическим трудом или бегать куда бы то ни было, тем более к телефону. Ребекка решила переключить разговор на другую тему, пока отец не разразился очередным длинным нравоучением. Правда, наставления преподобного Хилла все равно мгновенно вылетали у нее из головы.

— Ты по делу звонишь, папа?

— О да! Завтра вечером у нас будет званый ужин. Я хочу, чтобы ты приготовила это блюдо в горшочках… Помнишь, его всегда делала твоя мать?

Ребекка вздохнула: опять ей придется спорить с отцом.

— Извини, папа, но я не смогу.

— Ну не важно, приготовь, что хочешь. Главное, я хочу познакомить тебя с одним человеком…

«Ага, — подумала Ребекка, — вот она — истинная причина этого звонка. Значит, готовится очередное сватовство, черт бы его побрал!»

— Нет, папа, ты неправильно меня понял. Дело не в готовке. Я вообще не смогу прийти. Скоро конец месяца, мне нужно составлять всякие отчеты, ведомости… Понимаешь?

На этот раз Даниел Хилл открыто высказал свое неодобрение:

— Я знаю, Ребекка, ты очень гордишься своей самостоятельностью. Ты всегда была такой. Но неужели нельзя нанять управляющего и вести себя как подобает… боссу?

— В том-то и дело, папа! — вздохнув, ответила Ребекка. — Я босс и, следовательно, за все отвечаю. И буду делать все возможное, чтобы оранжерея приносила как можно больше дохода. А кроме того, я люблю свою работу. Люблю выращивать цветы. Как и мама, помнишь?

— Тогда возьми еще одного работника. Ты ведь можешь себе это позволить! — проворчал преподобный.

— Я уже полторы недели даю объявление в газете, но пока никто не откликнулся, хотя заработок приличный. Разве что… — она прищурила глаза и прикусила губу, с трудом подавив смешок. — Может, ты знаешь какого-нибудь одинокого белого мужчину, который отчаянно нуждается в работе, а в качестве дополнительного вознаграждения потребует, чтобы я спала с ним?

— Тут нет ничего смешного, Ребекка!

— Как и в твоем сватовстве. Последний претендент, с которым ты меня познакомил, оказался женатым.

Отец помолчал, ощущая неловкость: после той неприятной истории его до сих пор мучил стыд.

— Ладно, я все понял! Но как ты можешь осуждать меня? Я же хочу, чтобы тебе жилось лучше.

Ребекка с трудом сдерживала раздражение:

— Вот именно, папа. Но ты не можешь решать за меня. Уже нет. Мне двадцать девять, и если мне нужен будет мужчина, я найду его сама. О'кей?

Кто-то въехал на подъездную дорожку. Вот и предлог для того, чтобы поскорее закончить разговор.

— Папочка, мне нужно идти. Пришли покупатели. Я перезвоню тебе, хорошо?

— Хорошо, — проворчал преподобный. — Береги себя, увидимся в воскресенье в церкви, — и повесил трубку.

Отец Ребекки, как всегда, оставил за собой последнее слово, да еще ухитрился при этом отдать приказ.

Ребекка швырнула телефонную трубку на рычажок и мотнулась в свой кабинет. Надо же умыться перед встречей с покупателем. Она так торопилась, что не обратила внимания на длинноногого мотоциклиста, восседавшего на стареньком «харлее», который остановился возле парадной двери, под сплетенными ветвями двух магнолий.

Но даже если бы Ребекка присмотрелась получше, она вряд ли узнала бы в нем человека, который спас ей жизнь и починил грузовичок. От настороженного незнакомца в новых, негнущихся джинсах не осталось и следа. Этот парень шел, надменно выпятив подбородок, словно ему было плевать на весь свет. И вид у него был не растерянный, а скорее опасный.