Двумя месяцами позже.

Замок Данливи.

Солнце медленно заходило за горизонт, освещая землю золотистым светом, когда Элизабет выглянула из бойницы, расположенной прямо над внешними воротами. Ее глаза уловили на горизонте какое-то темное пятно, которое все увеличивалось, и вскоре стало видно, что к крепости приближаются три всадника. Когда они достигли главных ворот, за ними тянулось небольшое облачко пыли. Элизабет с силой прижала руку к холодной каменной стене. Несколько часов назад ей сообщили, что один из прибывших – Роберт.

У Элизабет перехватило дыхание, уже не в первый раз с того момента, как она получила пергамент с необычной вестью.

Роберт возвращается домой.

Столько времени ей приходилось быть сильной, в одиночку управляя замком и организовывая защиту всех, кто в нем находился. И вот теперь, благодарение Богу, она разделит это бремя с человеком, который привез ее сюда в качестве невесты более пяти лет назад и был захвачен в плен англичанами всего через несколько месяцев после этого. Теперь она не будет вести в одиночку войны, которые изматывали ее и приводили в отчаяние, заставляя страдать.

Да, Роберт был мягким, миролюбивым человеком, но со всей решительностью отстаивал замок, который достался ему от отца. Элизабет была счастлива, что ее отец выбрал именно Роберта ей в мужья. Все время его краткого ухаживания и их еще более краткого союза он неизменно оставался спокойным, сдержанным и добрым к ней.

Ей очень его не хватало… во многих отношениях. Подумав об этом, Элизабет залилась краской стыда и поспешно огляделась, словно кто-то мог подслушать ее мысли.

Но бороться с этими мыслями было бесполезно. Наряду со всем прочим ей не хватало тех интимных радостей, с которыми ее познакомил муж, не хватало физического союза мужчины и женщины. Любовное соединение с ним не имело ничего общего с тем, о чем предупреждала ее старшая сестра Сьюзен, которая эти семь лет была замужем за лэрдом Айаном Макгэвином Инвернессом. Сьюзен предупреждала о боли, которую придется терпеть при выполнении супружеских обязанностей.

Но, к удивлению Элизабет, кроме первого раза, ее соединение с Робертом не было болезненным или неприятным. Его вполне можно было терпеть. Иногда она даже получала от него удовольствие. Элизабет призналась себе в глубине души, что ждала этих моментов интимности с Робертом, пока он не попал в плен.

Прикусив щеку, Элизабет бросила быстрый взгляд на тех, кто стоял рядом с ней в ожидании хозяина замка. Она не хотела, чтобы кто-либо угадал направление ее мыслей. Однако, похоже, все забыли о ней, и тогда она снова направила взгляд вперед, на уже хорошо различимых всадников, которые явно замедлили ход, оказавшись в непосредственной близости от замка.

В этот момент в бойницу ворвался сильный порыв ветра, взметнув на голове Элизабет несколько прядей. Сегодня она не перевязала их, а закрутила в локоны впервые за столь долгое время. Элизабет поспешно отвела волосы в сторону и случайно взглянула на тыльную сторону кисти руки. Кожа совсем огрубела. Постоянный тяжелый труд в замке сделал свое дело. Элизабет внимательно осмотрела обе руки. Потерла сухую кожу и потрогала кожу на щеке. Хм… Не совсем плохо, но и не очень хорошо.

Впрочем, для нее это не было сюрпризом: ее правдивое зеркало с золотой каймой уже поведало ей о маленьких морщинках, окруживших рот и глаза. Но до настоящего времени это мало что значило. Имело значение это только теперь, когда Роберт неизбежно увидит морщинки и, возможно, разочаруется в ее внешности, поскольку последний раз, когда он смотрел на нее…

– Вам нечего бояться, миледи, – прошептала ей стоявшая рядом Аннабель.

Элизабет с удивлением посмотрела на служанку. На лице Аннабель была чуть заметная понимающая улыбка, которую служанка тщетно пыталась погасить.

– Вы до сих пор более чем прелестны, леди Элизабет. Уверена, как только лорд Марстон окажется дома, он не сможет оторвать от вас глаз.

Элизабет нервно рассмеялась.

– Мой муж не тратит время по пустякам, он сразу же займется делами, – сказала Элизабет и перевела взгляд на приближавшуюся троицу. Ее муж скорее всего тот, кто находился в центре. – Вряд ли он приобрел такое обыкновение – смотреть на меня. Если это произошло, то ему предстоит разочароваться, глядя на то, что время сделало с моей внешностью.

– Время пощадило вас, миледи, – возразила Аннабель, опуская руку на один из выступающих камней, что шли по всему краю бойницы. – К тому же сам лорд Марстон должен сильно измениться. Пять лет сурового плена изменят любого человека.

– Увидим. – пробормотала Элизабет.

Троица теперь находилась на расстоянии тридцати длин размаха ворот, и Элизабет решила, что больше нет времени выжидать и смотреть на приближающихся людей. Ей нужно возвратиться в большой зал к верхушке лестницы и приготовиться к надлежащему приему долго отсутствовавшего мужа – приему, который он заслужил.

– Пойдем, – кивнула она Аннабель. – Вызови слуг и крестьян, и пусть они выстроятся с двух сторон во внутреннем дворе. А я буду ожидать моего господина в большом зале.

Кивнув, Аннабель скользнула от бойницы выполнять распоряжение, а Элизабет отправилась на место, где должна была встретить мужа – в первый раз за последние пять лет. Скорее всего при встрече он позволит ей себя обнять или хотя бы невинно поцеловать, поскольку, как она знала, он ценит пристойность почти что выше всего.

Остальное она прибережет на время, когда они останутся одни, – после пира, приготовленного в честь его возвращения.

Стараясь сдержать улыбку, которую вызвали у нее эти мысли, Элизабет, чтобы справиться с волнением, приложила ладони к животу и шагнула в холодный полутемный коридор, который вел со стены с бойницами вниз, во двор замка.

По мере того как Александр приближался к массивному, внушительному замку, который должен будет несколько следующих недель служить ему и домом, и тюрьмой, он мысленно приказал себе внешне выглядеть беззаботным. Иначе его лицо или поведение выдадут кипящее негодование, которым он наполнился в последние два месяца, проведенных под присмотром Эксфорда. Он не мог позволить себе ошибки, поскольку за провал его миссии Джону пришлось бы заплатить очень дорого.

В последнее время он довольно часто напоминал себе эту горькую истину. Пока Александр успешно приучался к своей новой роли вернувшегося графа Марстона, Джона содержали в хороших условиях. Однако те несколько раз, когда Александр терял над собой контроль, особенно при общении с Люком, Джон подвергался новым мучениям. Вспомнив об этом, Александр с такой силой сжал челюсти, что зубы заныли.

Ему так и не разрешили как следует поговорить с Джоном, да и видеть его пришлось нечасто, причем лишь на расстоянии. Но связь между действиями Александра и состоянием его старого друга ему была продемонстрирована более чем ясно. И для того, чтобы уменьшить страдания Джона настолько, насколько он был способен, Александр делал все, что от него требовали, хотя мысленно поклялся себе, что если ему когда-либо представится возможность отомстить за все происходящее Люку, лорду Эксфорду и прочим, кто имел к этому отношение, он обязательно это сделает, и с большим удовольствием.

– Мы на месте.

Бросив ироничный взгляд на Люка за то, что тот объявил очевидный факт, Александр продолжал ехать вперед.

И именно в это мгновение он увидел ее – женщину, на которую пристально смотрел Люк. Она стояла на дальнем конце второго, внутреннего двора, на самом верху главной лестницы, и по ее виду сразу можно было понять, что именно, она является хозяйкой замка. Одного взгляда Александру хватило, чтобы понять, что он попал в беду. Большую беду.

Леди Элизабет Селкерк была невысокого роста. Изысканные линии ее фигуры явно шли в противоречие со стальной решимостью, застывшей на лице. Клонившееся к закату солнце подчеркивало богатый золотистый цвет ее волос. Когда она смотрела на Александра с улыбкой, слегка смягчавшей ее черты, он уловил в ее глазах что-то, что вселило в него надежду. Эта надежда подняла в его душе бурю эмоций и вызвала чувство вины, которое прежде он редко испытывал.

Люк негромко присвистнул и прошептал:

– Она красавица. – Он перевел глаза на Александра, потом на Стивена: – Ты не шутил, когда передавал слухи о ее внешности. – Он снова посмотрел на Александра.

– Я никогда не шучу, – ответил Стивен.

– Может быть. Но ты мог бы говорить более убедительно, – тихо произнес Александр. – Я бы как следует приготовился.

Люк насмешливо фыркнул:

– Насколько я знаю, ты никогда не испытывал проблем с женщинами.

– Хватит, – предупредил Стивен. – Слушайте.

Даже если бы Стивен не произнес эту тихую команду, возможности переговариваться у них бы уже не было. Когда его лошадь ступила во внутренний двор, раздались громкие возгласы, эхом отражавшиеся от стен. За собравшимися вдоль стены от ворот до главной башни не было видно камней. Все криками приветствовали его – Роберта Кинкейда, графа Марстона, вернувшегося домой из английского плена.

Александр приветственно поднял руку, осматривая толпу. Он напомнил себе, что надо улыбаться и выглядеть настолько естественно, насколько возможно в этой чужой роли. Он медленно обвел взглядом двор и посмотрел вперед, на лестницу, где его ждала златовласая сильфида, облаченная в темно-изумрудное платье.

Их взгляды встретились… и он чуть больше растянул губы в улыбке.

Раньше ему ничего не стоило изобразить радость на лице, когда он смотрел на привлекательную женщину. Но сейчас, когда ее лицо осветилось в ответ, грудь ему что-то сдавило.

Так вот она какая, Элизабет Селкерк, или Бет, как называл ее муж. Об этом ему рассказали люди, которых лорд Эксфорд приставил к нему в качестве учителей, чтобы добиться полного сходства с Робертом Кинкейдом. Как и Стивен, его учителя говорили о ее внешности по давним воспоминаниям. О ней говорили, что она довольно красива, что у нее волосы цвета созревшей пшеницы. Кожа у нее не была молочной, что так ценилось в английских леди. Говорили, что ее испортила шотландская кровь, поскольку многие женщины, прибывшие из этой примитивной и грубой страны, обычно имели крепкое сложение, любили охоту, а порой даже владели мечом.

Глядя на Элизабет, Александр понял, что он совершенно не знает, как подступиться к этой женщине.

Пока Александр оценивал, насколько хозяйка замка соответствует описанию, его лошадь добралась до цели. Когда Александр спешился, снова раздались крики. Двигаясь вверх по лестнице, Александр испытал странное чувство, словно это делает кто-то другой, а он лишь наблюдает за своими действиями издалека.

Наконец он добрался до верхней ступеньки и взял протянутую руку Элизабет, пристально глядя ей в глаза. Время как будто замерло. Они стояли неподвижно, словно в позиции для танца. Казалось, это сон. Александр слышал лишь свое глубокое и частое дыхание и удары собственного сердца. Он видел мириады сменяющих друг друга эмоций в ее поблескивающих глазах – прелестных серых глазах, которые он смог разглядеть только сейчас, когда стоял совсем близко. Он никогда не видел глаз этого оттенка в сочетании со светлыми волосами, но эффект оказался поразителен.

Повинуясь порыву, Александр дотронулся до ее руки, провел пальцами по ладони и сжал ее. Потом нагнулся, чтобы оставить на запястье поцелуй, и снова выпрямился. Только сейчас он заметил, что во дворе наступила тишина.

– Добро пожаловать домой, милорд, – наконец прошептала Элизабет. У нее был бархатный голос, он вызвал в памяти Александра воспоминание о сладком вине янтарного цвета. – Вы пройдете внутрь? Я приказала приготовить вечером пир в вашу честь.

– Да, леди, – ответил он, мягко улыбнувшись. – Благодарю за встречу.

Она кивнула, ее ответная улыбка была веселой; в следующее мгновение она быстро и тяжело вдохнула и застыла, вцепившись в него пальцами, словно на грани обморока.

Александр наклонился, взял ее за локти и привлек к себе, чтобы не дать ей упасть. Толпа внизу издала дружный возглас, и Александр замер, вспомнив, что его учителя говорили, будто Роберт Кинкейд был в высшей степени сдержан, хорошо владел собой и всегда соблюдал приличия.

Обнимать супругу на людях он бы не стал. Ни за что.

И тем не менее…

Во дворе раздались громкие приветствия, и от этих звуков Александр наконец сбросил напряжение. По коже прошли теплые волны, удивительно похожие на те, что он обычно чувствовал, когда приступал к новой любовной интрижке… да, это был старый добрый пыл преследования, и он снова захватывал его, черт побери.

Александр посмотрел на Элизабет Селкерк, все еще находившуюся в его крепких объятиях. Ее губы слегка раздвинулись, а в привлекательных глазах застыло выражение, в котором одновременно были и удивление, и серьезность, и… черт бы все побрал, какая-то жажда. Почти против своей воли Александр почувствовал, что его губы растягиваются в той полуулыбке, которая покорила в прошлом бессчетное число женских сердец. И он понял, что необходимо использовать эту атмосферу всеобщей радости, сохранить ее дух на будущее, когда он окажется наедине с женщиной, которая согласно исполняемой им роли является его женой.

Наклонившись, он коснулся губами мягких волнистых волос у нее над ухом и прошептал достаточно громко, чтобы она могла его слышать:

– Вы пришли в себя, леди? Я могу отпустить вас, не упадете?

Крики вокруг помешали ему услышать ее ответ, но он увидел, что она кивнула.

– Рад это слышать, – произнес он. – Поскольку это освобождает меня и я могу сделать…

Отпрянув немного, он взял ее за талию, другой рукой приподнял подбородок, после чего нежно провел губами по ее губам. Она ответила ему такой же лаской. Ее губы были теплыми, они с силой вжались в его рот. Неожиданное удовольствие от этой ласки породило в нем сильное желание. В это удивительное мгновение он понял: судя по реакции, которую вызвал в нем единственный поцелуй, он слишком долго не имел женщины. Предстоящие несколько месяцев могут оказаться не столь трудными, как он боялся, если эта женщина так откликается на простое прикосновение губ.

Но его желание было коротким и в следующее мгновение уступило место чувству совершенно неожиданному. Это чувство в прошлом он испытывал только в редких случаях, если не считать ощущений, испытанных им всего несколько мгновений назад, когда он въехал в замок Данливи. Сейчас оно было более резким. Это было чувство вины, простое и ничем не приукрашенное. Да, правда состояла в том, что он обманывал Элизабет Селкерк, притворяясь ее мужем, и это заставило его отстраниться от нее.

Он все еще пытался разобраться в своих чувствах, когда Элизабет наконец отпрянула. Он стоял рядом с ней, неподвижно и молчаливо, глядя в ее полные тепла выразительные прекрасные глаза.

Несколько мгновений они стояли, словно замерев, потом выражение ее лица стало более сдержанным, и Элизабет сделала еще шаг назад, увеличивая расстояние между ними. Затем она подняла брови и громко произнесла, чтобы он мог расслышать ее при возгласах все еще приветствующей его толпы:

– Милорд, вы, должно быть, проголодались. Прошу вас, входите, поскольку пир без вас не начнется.

Что-то было не так.

Элизабет почувствовала это нервами, хотя ее глаза и, черт побери, ее желание утверждали противоположное.

Но она не могла просто так отбросить ощущение, что человек, сидящий с ней рядом на помосте за почетным столом на пиру в его честь, не Роберт Кинкейд, граф Марстон.

Это не ее муж. Она в этом почти уверена.

Он словно источал ощущение едва сдержанной силы, чего у ее собранного и всегда спокойного мужа никогда не было. И при этом она не могла отрицать, что внешне он очень походил на хозяина замка. Высокий, могучего телосложения, с густыми темными волосами и голубыми глазами. Но в этих глазах были живость, дьявольские искорки и мужская самоуверенность, чего она не помнила у Роберта. И его улыбка… ах, она могла соблазнить кого угодно. Когда он ее поцеловал, игра его губ стала сладким мучением, от которого ее кровь бешено побежала по венам. У нее сбилось дыхание от такой ласки.

Решить трудную задачу, кто перед ней, нелегко. Прошло слишком много времени, и Элизабет стала забывать Роберта. К тому же он сразу попал в плен. И многие подробности улетучились у нее из памяти. Элизабет не стала их вспоминать, не считала это нужным и даже разумным, поскольку его отсутствие было для нее тяжелым испытанием. Элизабет просто ждала какой-либо весточки или, благодарение Богу, его возвращения.

Она никогда бы не подумала, что когда Роберт вернется, он вызовет в ней столь странные чувства, сомнения, подобно коварной змее вселившиеся в ее сердце, так жаждавшее его возвращения.

И тем не менее она чувствует, что мужчина, который сидит сейчас с ней за праздничным столом, не ее муж, а совершенно посторонний ей человек.

Внезапно один из солдат гарнизона Данливи поднял чашу на другом конце зала и выкрикнул:

– Ваше здоровье, милорд, и проклятие на голову английских собак, которые держали вас вдали от нас!

Зал наполнили приветственные выкрики и другие пьяные возгласы, хотя Элизабет заметила, что, поднимая тост, некоторые солдаты гарнизона бросают настороженные взгляды на стол, где сидели два человека, приехавшие с Робертом в Шотландию из Англии. Переведя взгляд на управляющего замком, Эдвина Тамберлейна, Элизабет встретилась с ним взглядом и поняла по выражению его лица, что он тоже встревожен. Эдвин сидел на торце главного стола, достаточно близко, чтобы его расслышали, и как только Роберт ответил па приветствия и осушил чашу, Эдвин окликнул его:

– Милорд Марстон?

– Да, Эдвин? – повернувшись к нему, ответил человек, утверждавший, что он – Роберт.

– Может, было бы полезно представить собравшимся англичан, с которыми вы въехали через ворота Данливи?

Для управляющего подобное обращение к господину звучало довольно дерзко, поэтому все сидевшие поблизости, включая нескольких священнослужителей, в том числе и ее любимого исповедника, – посерьезнели и притихли, поглядывая на Роберта и явно ожидая его слов. Взгляды остальных присутствующих тоже были направлены на человека рядом с ней в ожидании, как он будет реагировать и что он скажет.

Роберт довольно продолжительное время молчал. Его лицо при этом почти ничего не выражало. Однако Элизабет уловила, как его взгляд стал тверже, хотя это было едва заметно из-за края чаши, из которой он сделал еще один глоток. Его улыбка оказалась немного натянутой, когда он обратился к управляющему:

– Я не обращаю внимания на дерзость твоих слов, Эдвин, помня про то, что мое возвращение явилось весьма неожиданным, и в знак благодарности за твою помощь миледи в мое отсутствие. Однако я напомню, что здесь не место задавать своему господину вопросы, которые выше твоего разумения. Запомни это.

Эдвин побледнел, потом вспыхнул от гнева. Казалось, сейчас он как-то ответит на отповедь, которую получил. Однако окружающие начали что-то негромко говорить ему – по-видимому, одобряя, что хозяин замка придерживается установленного порядка. Элизабет решила промолчать и подождать, что будет дальше.

После натянутого молчания Эдвин неловко наклонил голову.

– Приношу свои извинения. Я только хотел предотвратить напряженность, которая может возникнуть между некоторыми моими людьми и… вашими спутниками.

– Я знаю, о чем ты подумал, и уверяю, что уже решил предпринять кое-что еще до того, как ты поднял этот вопрос.

За столами воцарилась неловкая тишина. Кивнув Эдвину, Роберт поднялся из-за стола. Подняв чашу, он подождал, пока все повернутся к нему и наступит тишина.

Когда собравшиеся – около восьмидесяти крестьян, солдат, священников и слуг – устремили на него взгляды, он заговорил. Голос Роберта, сочный и глубокий, эхом разносился по огромному залу.

– Добрые люди Данливи, судьба пощадила меня, и я смог вернуться из своего заключения в Англии здоровым и по-прежнему сильным. Но я не стоял бы здесь, если бы не люди, которые приехали в Данливи вместе со мной, – сэр Стивен Челтенхем и сэр Лукас Дувр. Верю, вы будете относиться к ним как к добрым друзьям.

Последовали возгласы: «Да!», «Мы будем, милорд!» После этого Роберт повернулся к начальнику стражи Данливи, сэру Гарету де Пейтону, с просьбой найти в гарнизоне две койки на время, которое гости пожелают пробыть в замке.

Элизабет нахмурилась. Она молча смотрела, как в воздух поднялись чаши после тоста в честь двух представленных Робертом солдат, и ей стало тревожно. Если рыцари, которых он ввел в гарнизон, окажутся не теми, за кого себя выдают, то…

Она содрогнулась от своих предположений. Эти английские солдаты получат свободный доступ в гарнизон, будут находиться среди лучших солдат Данливи, вместе с ними обучаться, узнают все подробности о жизни в замке и людях, ответственных за его защиту. От этих мыслей голова у Элизабет пошла кругом.

Она не может и дальше терзаться подозрениями. Она должна начать проверку немедленно, и, хвала Господу, это освободит ее от необходимости оставаться в большом зале, испытывая все большее замешательство от поведения могучего и привлекательного мужчины, который сидел рядом с ней.

– Милорд? – обратилась к Александру Элизабет.

– Да, леди?

– Уже поздно, милорд. Я… я хочу вернуться в мою комнату. – Элизабет мгновение помолчала, потом судорожно сглотнула и устремила на него твердый взгляд, стараясь выглядеть спокойной. – Могу я ожидать, что вы позднее ко мне присоединитесь?

Какое-то мгновение он казался изумленным, и у Элизабет мелькнула мысль, что он не думал о том, где будет спать. Он помолчал, явно выбирая слова, и, когда он заговорил, его глаза приобрели теплое и дразнящее выражение.

– Хотите, чтобы я к вам присоединился?

Элизабет удивил не только сам вопрос, но также интимность и тепло в голосе, вызвавшие в ее памяти целый поток воспоминаний. Черт бы его побрал, истинный он муж ей или нет, но он вывел ее из состояния равновесия.

– Мои желания в данном вопросе роли не играют. Вы хозяин этих владений. Вы можете спать с кем и где захотите, милорд.

Она снова увидела в его взгляде тепло и легкий юмор. Роберт улыбнулся ей, и эта улыбка вызвала в ней такой вихрь чувств, словно она только что опрокинула в себя целую чашу вина.

– Моя супруга, вы забыли относительно меня одну важную вещь, – произнес он негромко.

Опустив взгляд, он взял ее за запястье. Элизабет попыталась сдержать негромкий возглас, но неудачно. Он снова поднял на нее свои магнетические синие глаза и медленно, соблазняюще провел пальцем по ее ладони, отчего она почувствовала себя словно кролик перед пастью удава.

Подавив желание облизнуть губы и взглянуть туда, где он рождал чувственные ощущения своими прикосновениями, Элизабет хрипло произнесла:

– Напомните, какую именно вещь?

– Ваши чувства всегда были для меня важны. Особенно относительно того, что может произойти, когда мы одни. – Его чувственный рот снова изогнулся, и Роберт наклонился к ней ближе, чтобы могла слышать только она одна: – Я напомню о том, что вы забыли, и сделаю все, чтобы вы хорошо помнили это в будущем.

У Элизабет перехватило дыхание, и она издала сдавленный звук. К счастью, у нее нашелся предлог высвободить руку без того, чтобы выглядеть бестактной, – она потянулась к чаще, взяла ее и отпила вина.

На несколько мгновений наступила неловкая тишина. Элизабет подумала, что, возможно, он ждет, когда она снова заговорит, но что сказать, она совершенно себе не представляла. Тогда Роберт, казалось, сжалился над ней и отвел взгляд от ее лица. А потом негромко произнес:

– Но если вы хотите удалиться, леди, тогда, пожалуйста, сделайте это. Я должен еще поприветствовать нескольких человек, а также смыть с себя дорожную пыль, прежде чем отправлюсь спать. Скоро як вам присоединюсь.

Он снова взглянул на нее, когда она поднялась из-за стола. От огня в его глазах она отпрянула в сторону, с трудом сохранив самообладание. Потом махнула рукой служанкам, чтобы они проводили ее из зала. Но на пороге Элизабет не удержалась и посмотрела на него в последний раз. Он воспользовался этой возможностью, чтобы улыбнуться ей; улыбка до сих пор играла и в его глазах. А потом он произнес пять слов, от которых снова кровь с силой побежала по ее венам и которые заставили ее поспешно выйти в коридор за большим залом. Эти слова звучали в ее голове:

– Будьте готовы для меня, леди.