– Слушаю вас, мисс Дэлхаузи. Ведь вы мисс Дэлхаузи, я не ошибся?

– Нет, не ошиблись. У вас прекрасная память, – кивнула Изабелла стоящему за стойкой выдачи молодому библиотекарю.

Взгляд ее невольно отметил белоснежную рубашку и тщательно завязанный галстук, несколько преувеличенную серьезность манер. Он был из тех, кто все замечает и запоминает.

– Как это вам удается? – спросила она. – Ведь сюда ходит столько народа.

Молодой человек был явно польщен. Он в самом деле гордился хорошей памятью, которая всегда помогала ему в работе, но Изабеллу запомнил, потому что в прошлое свое посещение она упомянула, что редактирует журнал «Прикладная этика». На слух молодого библиотекаря, только что принятого ассистентом в журнальный зал, это звучало экзотично и очень солидно.

– Чем могу быть полезен? – улыбаясь, спросил он Изабеллу.

– Мне нужны номера «Ивнинг ньюс» за октябрь прошлого года, – сказала она.

Уточнив, о каких числах идет речь, он радостно сообщил, что ей повезло. Более ранние номера доступны только в виде микрофильмов, а нужные ей сброшюрованы, и он сейчас принесет соответствующую папку. Изабелла поблагодарила и выбрала себе место возле окна. Отсюда, ожидая, пока принесут газеты, можно было смотреть на Грассмаркет, на людей, прогуливающихся вдоль витрин. В дни ее молодости эта площадь считалась подозрительным местом: в подъездах торговали по дешевке скверным вином, какие-то бедолаги толклись у дверей ночлежки. И во что превратился «Касл трейдз», который спасал бездомных, предоставляя им койку на ночь и тарелку супа? Теперь это бойкий отель для туристов, а прежние клиенты рассеялись по белу свету, исчезли, умерли. Рядом с обновленной ночлежкой сверкающее здание банка и магазин, торгующий всякими безделушками. Власть денег выталкивает людей из города, так было всегда. И все же, как ни меняется его облик, прежние городские типы и ныне здесь, их можно узнать. Иначе одеты, уже не так нищи, но с теми же жесткими, словно высеченными из гранита лицами, что всегда мелькали на эдинбургских улицах.

Библиотекарь принес большую синюю папку с переплетенными номерами газеты.

– Это двухмесячная подшивка, и в ней октябрьские номера.

Поблагодарив, Изабелла открыла папку. В глаза ударили заголовки передней полосы «Эдинбург ивнинг ньюс» за первое октября. ПОЖАР В НОЧНОМ КЛУБЕ – броско оповещал один из них, и тут же была картинка: пожарные направляют струю из брандспойта на рухнувший кусок крыши. Никто не пострадал, прочитала она, так как, к счастью, возгорание произошло уже после закрытия клуба. Подозрительно, шевельнулось в голове Изабеллы. Поджоги баров и ночных клубов – весьма распространенный способ решить проблему падающей выручки. Бывает, что поджигателей арестовывают. Но обычно, несмотря на отчаянные усилия тех, кто должен покрывать убытки, ничего доказать не удается. Страховые компании выплачивают страховку, а на месте сгоревшего заведения появляется новое.

Перевернув страницу, она ознакомилась со следующей историей. Учитель обвинен в том, что непристойно заигрывал со своей ученицей. Отстраненный от должности, он будет, как формулировала газета, подвергнут строгому допросу. «Мы не должны допускать повторения таких случаев», – заявил чиновник из Министерства образования. А кто знает, что там действительно произошло? – подумала Изабелла. По совести говоря, допрос надо произвести, чтобы выяснить, а было ли что-нибудь вообще. Но вот глядите: официальный вердикт вынесен до предъявления доказательств. А разве трудно предположить, что поднабравшаяся уличной премудрости плутовка старшеклассница возвела напраслину на нелюбимого преподавателя, чтобы сломать или испортить ему жизнь?

Тут же была фотография подозреваемого педагога – озабоченно глядящего в объектив мужчины под сорок. У него симпатичное лицо, отнюдь не физиономия извращенца, заключила Изабелла. Неужели перед нами еще одна жертва охоты на ведьм, современной ее разновидности? Да разве многое изменилось? Идет ли речь о колдовстве или о сексуальных домогательствах, методы все те же: врага огульно обвиняют, приписывая ему все мыслимые грехи. И та же буря страстей, что сопровождала охоту на ведьм, обрушивается на современную жертву. Но все-таки… А вдруг девочка говорила правду?

Она вздохнула. Наш мир несовершенен, и справедливости, сколько ни бейся, не добьешься. Однако в библиотеку она пришла не для знакомства с отчетами о загадочных происшествиях и размышлений над ними. Ей нужны сведения о событиях одной-единственной недели, той, когда Иан получил свой трансплантат. Это была середина октября, и, значит, смотреть надо с середины первой половины подшивки. Сунув руку между страницами, Изабелла перебросила налево толстую пачку газетных листов. Десятое октября – слишком рано. Она уже хотела пролистнуть дальше, но взгляд нечаянно упал на заголовок «Смерть учителя». Речь шла о том человеке, которого отстранили от должности в связи с начавшимся следствием по делу о сексуальных домогательствах. Тело нашли на Пентландских холмах, сразу за городской чертой. Рядом была обнаружена предсмертная записка, так что полиция не усмотрела в обстоятельствах дела ничего подозрительного. У покойного остались жена и двое детей.

Изабелла прочла эту заметку с тяжелым сердцем. Цитировалось мнение одного из друзей самоубийцы: учитель был не виновен, но его затравили. Полиция подтверждала, что некой школьнице, чье имя по закону не может быть предано гласности, предъявлено обвинение в попытке помешать отправлению правосудия. Последняя формула означала дачу ложных показаний.

Сделав над собой огромное усилие, Изабелла вычеркнула это дело из памяти. Думать еще и о нем у нее не хватало душевных сил. Помочь несчастному учителю или его семье она не в состоянии. Другое дело – Иан, если, конечно, он согласится принять ее помощь. Она наконец добралась до первого номера нужной недели и заскользила взглядом по колонкам, пытаясь отыскать нужный заголовок. «Мелкое хулиганство угрожает городским паркам». Нет. «Лорд-мэр встает на защиту плана развития дорог. Общество будет на его стороне». Нет. «Полицейского пса, искусавшего хозяина, понизили в звании». Нет. (Изабелла подавила искушение прочитать эту статью. Она не должна отвлекаться. Но что значит «понизили в звании»?)

Обычные заголовки местных газет: споры по поводу планирования, раздача школьных наград, большие и малые преступления. Все это отвлекало – что-что, а цеплять внимание газетчики умели, – но она целеустремленно продвигалась вперед и спустя четыре дня (по газетному счету) нашла то, что искала. «Молодой человек сбит машиной. Исход летальный». Через две колонки помещена фотография. Юноша лет двадцати, в белой рубашке и строгом галстуке, с улыбкой смотрит в объектив. «Рори Маклеод, – гласила подпись, – выпускник Школы Джеймса Гиллеспи, вскоре после празднования своего двадцатилетия».

Изабелла пристально всмотрелась в снимок. Это был один из тех парней, что постоянно встречаешь в таких местах, как Брантсфилд или Джордж-стрит. Его можно принять за студента или, учитывая строгий костюм, за клерка из Банка Шотландии на Морнингсайде. Одним словом, как она и предполагала, самый обыкновенный юноша.

Изабелла стала читать описание происшествия. Рори Маклеод был в Колинтоне, играл в сквош, говорилось в газете, потом зашел с приятелями выпить пива в «Хватком парне». Вышел из бара с одним из друзей. Они вместе дошли до почты, а потом друг двинулся вверх, в сторону холмов Брейд, а Рори свернул налево, на улицу Найл-Гроув. Минут через пять или десять после того, как они распрощались, Маклеод был найден лежащим на Найл-Гроув, у края мостовой, за припаркованной рядом машиной. Вызвали «скорую», парня сразу же отвезли в больницу, но в ту же ночь он скончался. Сбит был всего в нескольких метрах от своей двери. Адрес указывался, тут же приведены были слова дяди погибшего, говорившего о горе семьи и чувстве невозвратимой потери, о рано оборвавшейся жизни, которая обещала так много. И это было все.

Изабелла несколько раз перечитала сообщение. Выписала номер дома и фамилию беседовавшего с газетчиками дядюшки. У него было редкое имя – Арчибальд, обещавшее, если понадобится, облегчить розыски. В последний раз взглянув на фото Рори Маклеода, Изабелла перевернула страницу и начала просматривать следующий номер «Ивнинг ньюс». В нем отыскалась заметка, подтверждавшая, что, по-видимому, Рори был сбит машиной и в результате получил травмы, оказавшиеся смертельными. Полиция обращалась за помощью ко всем находившимся в ту ночь в районе Найл-Гроув. «Любая мелочь может оказаться важной, – говорилось в заметке. – Например, чье-то необычное поведение. Любая бросившаяся в глаза странность».

Она просмотрела еще один номер, но там уже не было ничего о несчастном случае. Закрыв подшивку, Изабелла приготовилась отнести ее на стол выдачи. Но молодой библиотекарь заметил, что она встает, и кинулся ей навстречу.

– Позвольте, – прошептал он, – разрешите помочь вам, мисс Дэлхаузи.

– Спасибо, – сказала она, отдавая подшивку.

– Как дела в вашем журнале? – спросил он, завладев тяжелой папкой.

– Можно сказать, сплю с рукописями в обнимку, – ответила Изабелла. – Последнее время работы невпроворот.

Он понимающе кивнул. Очень хотелось спросить, не возьмет ли она его на работу, но застенчивость помешала. И, значит, он так и останется библиотечной крысой, постепенно состарится здесь, как состарились те, у кого он сейчас в подчинении. Наблюдая отсветы этих мыслей, мелькавшие у него на лице, Изабелла думала о том, как людей настигает смерть. Ведь в газете вполне могла оказаться фотография этого юноши, но вот не оказалась. Вместо него погиб Рори, потому что не кто-то, а он шел по Найл-Гроув в тот момент, когда его сшиб неизвестный водитель. Водитель. А ведь за рулем могла быть и я, подумалось ей, или вот этот молодой библиотекарь. Но нет, это был кто-то высоколобый, с мешками у глаз и шрамом возле линии волос. Или есть вероятие, что он был таким. Да, просто есть вероятие, что это так.

* * *

Они с Джейми договорились встретиться в «Эле-фанте», кафе, расположенном за мостом Георга IV. Просторный зал кафе изгибался буквой «Г», и окна аппендикса выходили на Кэндлмейкер-роу. Высокие потолки и ничем не прикрытый дощатый пол придавали залу сходство с пещерой, все стены которой украшены изображениями слонов и их фигурками. Изабелле было уютно здесь, среди слонов и студентов, и она часто выбирала это место для встреч с друзьями. Если Воскресному философскому клубу суждено возродиться – хотя, похоже, дней и часов, удобных для всех членов, так и не отыщется – лучшего места для диспутов о природе добра и взглядах на мир не найти. Для Джейми, шесть часов в неделю дающего уроки игры на фаготе в Школе Джорджа Хериота, кафе было не столько местом встреч, сколько уютным уголком, где удобно выпить после занятий чашку крепкого черного кофе.

Когда Изабелла пришла, он уже ждал за столиком у окна в задней части зала с чашкой дымящегося кофе и выпуском «Скотсмэна», который был здесь всегда к услугам посетителей. Заметив ее, Джейми поднял голову и встал, чтобы поздороваться.

– Прошу прощения. Вы, вероятно, здесь уже давно, – сказала Изабелла.

– Всего пять минут. Только что взялся за третью полосу.

Отложив «Скотсмэна», он предложил принести ей кофе.

– Не к спеху, Джейми, – ответила Изабелла. – Знаете, я сейчас тоже читала газеты.

– И?.. – в его взгляде был вопрос.

– Просматривала «Ивнинг ньюс» в библиотеке, – пояснила она.

– Довольно странное занятие, – заметил Джейми, – разве что… – Он осекся. Весь вид Изабеллы свидетельствовал: ее захватило что-то новое. Джейми давно уже научился распознавать первые признаки очередного увлечения. Выдавали глаза, в которых вдруг появлялась решимость, взгляд, говоривший: «Пойду на все, но распутаю этот клубок до конца».

Поняв, что ее раскусили, Изабелла смутилась.

– Да, – признала она наконец. – Думаю, я напала на интересное дело. – И сразу же предостерегающе подняла руку: – Да-да, знаю, помню. Не стоит опять повторять мне все это.

– Я вовсе не собирался читать нотации, – вздохнул Джейми. – Это ведь бесполезно. Что бы я ни сказал, вы все равно устремитесь по следу. Поэтому повторю только одно: будьте осторожны. Когда-нибудь вы ввяжетесь во что-нибудь такое, из чего будет трудно выпутаться. Это случится, и вы это знаете. Случится неминуемо.

– Для меня это не тайна, – ответила Изабелла. – Спасибо за предостережение. Я всегда очень серьезно отношусь к вашим словам. Действительно очень серьезно.

Джейми отхлебнул кофе. Вытер молочный след над верхней губой:

– Мне это как-то не заметно.

– Ну что вы! Вспомните хотя бы о деле Минти Очтерлони. Я учла все, что вы говорили.

– Вам тогда повезло. Удалось вылезти из трясины, в которую угодили. Но зачем говорить о прошлом? Во что вы ввязываетесь сейчас?

За несколько минут Изабелла коротко рассказала ему о случайном знакомстве с Ианом и их разговоре в Клубе искусств. Джейми – это бросалось в глаза – был сильно заинтригован, но, как и она сама, с недоверием выслушал предположение о клеточной памяти.

– Все это должно иметь какое-то рациональное объяснение, – заявил он, когда Изабелла замолчала. – Рациональное объяснение есть всегда. Единственное вместилище памяти – клетки мозга. Другого просто представить себе не могу. Хорошо учил в школе биологию. Это основа основ.

– В этом-то и проблема, – посетовала Изабелла. – Все мы в плену опробованных, внушающих доверие теорий. Но если б мы не считали возможным открытие нового и необычного, то никогда не добились бы никакого прогресса. И до сих пор считали бы, что Солнце обращается вокруг Земли.

– Изабелла, умоляю, не начинайте спорить с этим сейчас! – всплеснул руками Джейми.

Ничуть не обидевшись на иронию, она улыбнулась:

– Мне следовало начать с объяснения, что я абсолютно не верю в эту теорию. А стремлюсь только к одному – открытости восприятия.

– И куда это приведет? – спросил Джейми. – Предположим, что клетки трансплантата или еще какого-нибудь органа помнят какое-то лицо. Ну и что?

Почувствовав легкий холодок страха, Изабелла неуверенно оглянулась по сторонам. Страх был сугубо иррациональный, но она его ощущала.

– Вполне возможно, что Иан видит лицо водителя, сбившего донора. Оно могло отпечататься в памяти – неважно какой – в то мгновение, когда сбивший парня наклонился над ним.

– Изабелла! Неужели вы это серьезно?

– Да, – быстро сказала она. – Серьезно. И если так, мы знаем, как выглядел человек, повинный в смерти другого.

Джейми задумался. Теперь было ясно, что именно Изабелла искала в библиотеке.

– И вы нашли отчет о происшествии? Вы знаете, кто был донором?

– Мне кажется, да. Донором был молодой человек. Это все, что известно Иану. Отталкиваясь от этого, я пришла к выводу, что на след донора выведет информация о внезапной смерти в день, когда Иана вызвали на трансплантацию. Так и оказалось. Тут не надо особой догадливости. Все лежит на поверхности.

Но так ли это? Вдруг промелькнула мысль, что она слишком многое слишком легко принимает на веру. Возможно, были и другие несчастные случаи, а значит, другие юноши могли стать донорами. Хотя нет, Эдинбург невелик. Практически невероятно, чтобы внезапная смерть унесла в одну ночь двух юношей. А если невероятно, то ее догадки выстроены на твердой почве.

Джейми почувствовал, что невольно поддается ее доводам. Сопротивляться Изабелле немыслимо. Есть в ней что-то вызывающее восторг. Любознательность, напор, живость. К тому же она очень привлекательна. Будь она чуть, буквально капельку моложе, притягивала бы к себе, как Кэт. К черту мысли о Кэт!

– Итак, – продолжил он, – кто же этот человек? И что мы будем делать?

Он тут же выругал себя за это «мы». Надо было сказать: «Что вы собираетесь делать?» А он сыграл на руку Изабелле. И попался. Запутался в сетях этой сирены.

Изабелла же совершенно не замечала борьбы, происходившей в душе Джейми. Она попросила его о встрече, так как хотела обсудить обнаруженные сведения. У нее в мыслях не было втягивать его в расследование. Конечно, если ему так хочется, это большая удача и многое облегчит. Однако просить о чем-либо она совершенно не собиралась.

– Итак, – начала она, – теперь мы знаем, кто был этот несчастный молодой человек. Мы также знаем, что полиция просила сообщать любые сведения.

– Но на этом все и заканчивается, – перебил Джейми. – Мы… я хотел сказать – вы не знаете, нашли ли они водителя.

Изабелла созналась, что ей ничего об этом не известно. Но есть описание внешности человека, который, возможно, должен нести ответственность за случившееся.

– И как вы собираетесь воспользоваться этим описанием? Пойдете в полицию? – спросил Джейми. – И что вы им скажете? Что некто периодически видит лицо и выглядит оно вот так? – Джейми невольно рассмеялся. – Сами подумайте, как они отнесутся к подобному заявлению.

Но Изабелла уже подумала об этом. Нет, она не пойдет в полицию, во всяком случае пока. Джейми прав, утверждая, что невозможно заставить сыщиков всерьез отнестись к информации о видениях и полагать, что они сочтут их основанием для нового расследования. Вот если бы требование исходило от семьи пострадавшего… Если заставить действовать родственников, полиция вынуждена будет хотя бы рассмотреть сведения, поступившие от Иана.

– Зачем вы все это делаете, Изабелла? – вклинился в ее мысли мягкий голос Джейми. – С какой целью?

Она подняла глаза. Как? Разве это не ее долг? Она получила информацию, способную указать, кто ответственен за несчастный случай со смертельным исходом, и, конечно же, не имеет права молчать. Как и каждый член общества, она обязана сделать все от нее зависящее, чтобы виновный не ушел от наказания. Но было во всем этом и еще кое-что. Исповедь Иана создала нравственную связь между нею и ним, теми обстоятельствами, в которых он оказался. У Изабеллы были твердые взгляды на нравственные узы и связанные с ними обязательства. Жизнь ставит нас перед выбором, и мы не можем от него уклониться, нравится нам это или нет. И если ты в силу своих качеств или обстоятельств оказался нужен кому-то и можешь помочь, помочь необходимо. Это просто, как апельсин.

– Я должна сделать это, и всё, – пожала она плечами. – Я не могу уйти в сторону. Водитель должен ответить за свой проступок. Иан должен понять, почему постоянно видит это лицо. А для этого нужно выяснить правду.

Джейми взглянул на часы. У него был назначен еще один урок дома, на Сакс-Кобург-стрит, то есть на другом конце города, и ему пора было двигаться, но сначала он все же хотел узнать, куда направится Изабелла. В его глазах – и с объективной точки зрения – она была неисправима, но все, что она делала, вызывало у него глубочайший интерес.

– И что же теперь?

– Пойду познакомлюсь с семьей.

– И скажете им, что знаете, кто виноват в смерти парня?

– Возможно, – кивнула Изабелла. – Хотя не сразу и обиняком. Кто знает, с чем я там столкнусь?

– Повторю снова: будьте осторожны, – предостерег ее Джейми. – Не забывайте о благоразумии. Чужое горе – предмет деликатный.

Сказав это, Джейми встал. Он не хотел обижать Изабеллу, но все-таки сделал ей больно. Опустив голову, она рассматривала стол. Он был из мореной сосны. Без скатерти. Прежде стоял, вероятно, где-то в общественной столовой, возможно школьной. Доски обшарпаны и исцарапаны.

Джейми легко коснулся ее плеча.

– Простите, – извинился он. – Я не думал, что выйдет так резко.

Она ничего не ответила. Послушать Джейми, так она из тех, кто корыстно пользуется чужими несчастьями. Наподобие репортеров бульварных газет, что гоняются за пострадавшими, чтобы сделать удачное фото или настрочить хлесткую статейку. Но ведь к ней это не имеет никакого отношения. Вовсе не праздное любопытство побуждает ее пойти к этим людям. Будь ее воля, она предпочла бы вообще их не видеть. Почему Джейми не понимает, что ею руководит чувство долга? Что бывают моменты, когда ты просто не имеешь права уклониться? Взять и забыть легче всего. Можно, конечно, сказать Иану, что ее глубоко взволновал его рассказ, но объяснить видения невозможно. Но, сделав так, она сознательно закроет глаза на то, что семью погибшего юноши, возможно, мучает желание выяснить, кто виновник трагедии. Что бы сказали эти люди, узнав, что она обладала важными сведениями и не сочла необходимым ими поделиться? Джейми опять опустился на стул.

– Послушайте, – вздохнул он. – Я должен идти. Мне очень жаль, что я так неудачно выразился. Я позвоню. И помогу во всем, что вы задумали. Годится?

– Да. Но вы вовсе не обязаны что-то делать.

– Я знаю, что не обязан, Изабелла. Но мне кажется… Впрочем, о чем тут говорить? Мы друзья. Так? Друзьям помогаешь. И это нормально. Бывает, мне хочется, чтобы вы… стали немножко другой. Но вы такая, как есть. – Он снова встал и взял в руки футляр с фаготом. – И такая, как есть, вы, знаете ли, очень мне нравитесь.

– Спасибо, – ответила Изабелла, подняв на него глаза. – Вы чудесный друг, Джейми.

Он пошел к выходу. У дверей обернулся и помахал ей. Она помахала в ответ, потом заказала и быстро выпила чашку кофе с бисквитом и тоже вышла из кафе. У съезда с моста Георга IV, в том месте, откуда начинался крутой спуск к Грассмаркету, группа туристов окружила памятник скайтерьеру по кличке Грейфрайерский Бобби. Медленно проходя мимо, Изабелла слышала заученный рассказ гида: «Эта фигурка напоминает нам о верности собаки, четырнадцать лет сторожившей могилу своего похороненного на кладбище Грейфрайер хозяина и ни на день не покидавшей поста».

Изабеллу поразило выражение лица одного из туристов. Слушая гида, он весь подался вперед и недоверчиво покачивал головой. Но верность не химера, и не только собаки умеют ее хранить. Люди тоже годами лелеют в сердце привязанность, несмотря ни на что, вопреки всему, и, глядя на них, нам нужно чувствовать не недоверие, а радость. Джейми умеет оставаться верным, подумалось ей. У него нет надежд, но он верен Кэт, и это почти так же трогательно, как и история Грейфрайерского Бобби. Возможно, стоит поставить памятник Джейми где-нибудь в Брантсфилде и написать на нем: «Этот юноша четырнадцать лет простоял у дверей магазина деликатесов, принадлежавшего его бывшей возлюбленной». Изабелла улыбнулась нелепости этой мысли. Вообще-то над такими вещами нельзя смеяться, подумалось ей. А что же тогда, плакать?