— Ты знаешь, я никогда не бывал ни на одном аукционе. Это первый раз. Я чувствую себя как школьник, зашедший в бар.

Джейми, сидевший рядом с Изабеллой, окинул взглядом зал. Публики собралось много — частично благодаря шумихе вокруг продажи частной коллекции шотландских колористов. Эту коллекцию собрал бизнесмен, владевший небольшой нефтяной компанией. Он привлекал внимание своими цветистыми и бестактными замечаниями. Нефтяные скважины находились на побережье Каспия, в одной из тех республик, о которых у людей обычно довольно смутные представления: неясно, где они находятся, и кто ими правит. Скважины эти внезапно иссякли. Ходили слухи о поддельных геологических отчетах и манипулировании ими, и цены на акции компании упали. В результате сейчас поступила в продажу коллекция колористов, а вместе с ней — охотничьи угодья на Северном нагорье и шикарные автомобили. Конечно, люди выражали сочувствие неудачливому бизнесмену, но втайне ликовали, как бывает всегда, когда тот, кто кичился своим богатством, лишается его.

Репродукции колористов украшали первые страницы каталога: пейзажи, натюрморты, портрет женщины в причудливой шляпе с перьями, — сами же они висели по обе стороны от помоста аукциониста. Для горстки аукционных вуайеристов, которые пришли сюда испытать острые ощущения по поводу высоких цен, эти картины были главным пунктом в повестке дня. Эти люди занимали первый ряд, хотя и не собирались ничего покупать. Им нравилось наблюдать, как служащие аукциона принимают звонки от покупателей, находящихся вдали, в экзотических уголках мира, — они назначали цены по телефону. Служащие кивали аукционисту, когда цены повышались.

— Не вздумай махать друзьям, — предупредила Изабелла. — Если не хочешь купить картину.

Джейми сложил руки на коленях.

— Ты же не всерьез?

— Такое случалось, — ответила Изабелла, затем добавила: — Я полагаю.

Аукцион начался. Изабелла заметила, что Гай Пеплоу сидит за ними, через несколько рядов. Она улыбнулась приятелю, и Гай поднял вверх большой палец в знак удачи. Сейчас цена на колористов начала падать: триста двадцать тысяч фунтов, двести восемьдесят тысяч… Джейми присвистнул и подтолкнул Изабеллу.

— У кого есть такие деньги? — спросил он. — У галерей?

— Даже если это будет галерея, то в конце концов картина все равно достанется частному лицу, — прошептала Изабелла. — Богатым коллекционерам.

— Правда?

— Вероятно. Люди с нечестно нажитым состоянием могут купить все, что им заблагорассудится, не так ли? — При этих словах она осознала, что на самом деле не знает, что происходит с деньгами, доставшимися неправедным путем. Она философ, который размышляет о том, что следует и чего не следует делать, но может ли она судить о подобных вещах, руководствуясь исключительно личным опытом? Она ведет весьма уединенный образ жизни в Эдинбурге. Сколько плохих людей она знает на самом деле? Профессора Кристофера Дава? Профессора Леттиса? Изабелла улыбнулась при этой мысли. Если Дав скверный человек — а справедливости ради стоит в этом усомниться, — то его дурные наклонности проявляются лишь в махинациях в академических кругах и в попытках заполучить место в том или ином околонаучном комитете. И тем не менее подобные качества не кажутся верхом злодейства лишь потому, что обнаруживаются в специфическом контексте. Церковники Троллопа, занимающиеся интригами, не могут прибегнуть к ножам и пистолетам — этим оружием не пользуются в их среде, — но эти люди, вероятно, ничуть не лучше, чем сицилийский мафиозо, для которого привычным оружием является пистолет, а не лживое молчание.

После того как были проданы все колористы, несколько человек встали и направились к выходу. Для них все волнующее закончилось вместе с лотами, из-за которых можно было швыряться огромными суммами. Изабелла и Джейми смотрели на картины, которыми занялся теперь аукционист, — среди них были одна-две любопытные. Нелестный портрет танцовщицы, написанный в манере Ботеро русским художником, был куплен за сорок пять фунтов каким-то маленьким человечком в пальто. Картина, на которой был изображен олень на Северо-Шотландском нагорье, созданная неизвестным художником девятнадцатого века, заставила аукциониста поморщиться, что вызвало смех в зале. Это было промахом с его стороны, хотя и вполне понятным. Правда, двое покупателей, отдававших распоряжения по телефону, разумеется, не видели, как поморщился аукционист, и продолжали сражаться друг с другом за картину, взвинчивая цену.

Затем перешли к Мак-Иннесу, и Джейми легонько коснулся руки Изабеллы. Она взяла его за руку и пожала. Ее ладонь была чуть влажная. Но если бы мне пришлось покупать картину, я бы вообще трясся, подумал он.

— Нервничаешь? — спросил Джейми шепотом.

— Нет, — ответила Изабелла. И тут же добавила: — Да, конечно.

Торги начались с низкой цены. Аукционист назвал цену по поручению отсутствовавшего клиента. Изабелла включилась после четвертого предложения и назвала сумму в десять тысяч фунтов, однако покупатель, действовавший по телефону, немедленно поднял цену. Потом кто-то, находившийся в самом конце зала, назвал свою цену, и стоимость подскочила еще на тысячу. Джейми обернулся, чтобы посмотреть, кто это, но ничего не увидел из-за голов. Изабелла снова подняла карточку и добавила тысячу фунтов. Последовали переговоры по телефону и кивок — еще одна тысяча.

Цена достигла двадцати тысяч — ее назвала Изабелла. Аукционист обвел взглядом зал.

— Она будет твоей, — прошептал Джейми. — Ты выиграешь.

— Я не уверена… — начала она.

Джейми забеспокоился:

— Ты не уверена, что хочешь ее?

Аукционист посмотрел на Изабеллу, затем перевел взгляд на кого-то в конце зала. Он кивнул лицу, назвавшему новую цену:

— Двадцать одна тысяча фунтов.

— Нет, — сказала Изабелла и положила в карман свою пронумерованную карточку.

Аукционист бросил на нее вопрошающий взгляд, и она отрицательно покачала головой. Затем он перевел взгляд на своих коллег с телефонами, и оба подали знак, что их клиенты отказываются от дальнейшей борьбы. Аукционист повторил цену, названную человеком, находившимся в конце зала, и опустил молоток.

Джейми посмотрел на Изабеллу, которая потянулась к сумке, стоявшей у нее в ногах.

— Не повезло, — прошептал он.

Изабелла пожала плечами:

— Вот что такое аукционы. На них мы узнаем нечто важное, не так ли?

— Что значение имеют…

— Только деньги, — докончила за него фразу Изабелла. — Да. Неважно, насколько сильно кому-то чего-нибудь хочется или заслуживает ли он этого, — все решают деньги. Простой урок. — Она сунула каталог в сумку.

Началась продажа следующего лота, и они подождали, пока его купят, а затем поднялись и начали пробираться к выходу. Пара, стоявшая в конце ряда, быстро заняла освободившиеся места, с благодарностью улыбнувшись Джейми, который оглянулся на них.

Изабелла повернулась к Джейми.

— Ты видел, кому досталась картина? — спросила она.

— Нет, его заслонили головы, — ответил он. — Но это был кто-то вон там. — Он указал в конец зала, где стояло человек тридцать-сорок, которым не удалось сесть. — Думаю, это один из них.

Изабелла взглянула на столпившихся людей — любой из них мог купить ту картину.

— Зачем тебе это знать? — поинтересовался Джейми.

— Из чистого любопытства, — сказала она. И поняла, что ей вовсе не обязательно знать, кто ее победил.

Она остановилась при виде знакомого лица в толпе. Этот стоявший с края человек изучал каталог.

— Питер?

Ее друг, Питер Стивенсон, поднял глаза от каталога и улыбнулся Изабелле.

— Я тебя видел, — сказал он тихо: уже начали продавать следующий лот. — Я видел, как ты сражалась за Мак-Иннеса. Наверное, ты очень хотела эту картину.

Изабелла изобразила жестом покорность судьбе.

— Все средства хороши в любви и на аукционе.

Любовь. Питер взглянул на Джейми, стоявшего возле нее. Он одобрял отношения Изабеллы и Джейми и однажды высказался в их защиту на званом обеде, когда кто-то сделал язвительное замечание насчет разницы в возрасте между Изабеллой и ее новым бойфрендом. «Зависть», — произнес он вполголоса, но достаточно громко, чтобы его услышал весь стол и чтобы обидчик Изабеллы залился краской стыда. Жена Питера, Сьюзи, резко на него взглянула, но она, как большинство присутствующих на обеде, сочла это замечание удачным.

— Ну что же, мне жаль, — продолжал Питер шепотом. — Очевидно, Уолтер Бьюи хотел ее больше, чем ты.

Изабелла заинтересовалась.

— Это он назвал окончательную цену?

— Да, — ответил Питер. — Он ушел сразу же после торгов. Но до этого стоял рядом со мной. Вон там. — Питер вопрошающе взглянул на Изабеллу: — Ты его знаешь?

Изабелла задумалась. Фамилия была ей смутно знакома, но, вероятно, просто оттого, что это была довольно необычная шотландская фамилия. Ей уже встречался кто-то по фамилии Бьюи раньше, но явно кто-то другой.

— Он юрист, — сказал Питер. — Служил в одной из крупных фирм, но там ему надоело, и он ушел на вольные хлеба: работает понемножку на частных клиентов. Думаю, ему не подходили темпы — ты же знаешь, что собой представляют юридические фирмы в наши дни. Он живет в Грейндж, совсем рядом с нами. Я часто вижу, как он выгуливает свою собаку. Милый человек. Чего не скажешь о его собаке.

— Ну что же, он явно ее хотел, — сказала Изабелла. — Он коллекционер?

Питер поднес палец к губам.

— Мы слишком шумим, — прошептал он. — На меня уже пару раз укоризненно взглянули. — Наклонившись, он шепнул Изабелле на ухо: — Бьюи — это фамилия, распространенная в Джуре. Его отец, вероятно, оттуда родом, на этом острове полно Бьюи. Мак-Иннес писал картины на Джуре, не так ли?

Изабелла показала знаком, что собирается уходить.

— Заходи к нам в гости, — шепотом пригласила она Питера. — Вместе с Сьюзи — чтобы она посмотрела на Чарли. В любое время. — Она сделала паузу. — А ты здесь зачем, Питер?

— У Сьюзи скоро день рождения, — ответил он. — Несколько позже будет выставлена на продажу маленькая акварель. Крошечная — вот такая. Я могу себе позволить потратить восемьдесят фунтов!

Изабелла улыбнулась:

— Будь осторожен.

Изабелла покинула зал и вышла на Брохтон-стрит. Джейми последовал за ней. Он взглянул на свои часы: через полчаса он должен давать урок в Эдинбургской академии. Изабелле тоже нужно было спешить: скоро подойдет время кормить Чарли, и хотя за ним присматривала Грейс, Изабелле хотелось увидеть сына. Как странно: они расстались всего несколько часов назад, а на душе у нее уже неспокойно. Неужели такова жизнь родителей: все время тревожиться по пустякам? Как только у вас появляется ребенок, судьба берет его в заложники и требует у вас выкуп. Впрочем, любая человеческая привязанность, скажем дружба, делает вас зависимым от судьбы.

Джейми объяснил, что ему пора: потребуется пятнадцать минут, чтобы дойти до академии, и он бы хотел иметь несколько минут в запасе. Затем он кивнул в сторону зала аукциона:

— Ведь ты могла еще повысить цену.

— Да, — согласилась Изабелла. — Могла. Но не стала.

Джейми взглянул ей в глаза.

— Насколько велико твое состояние, Изабелла?

Этот вопрос застал Изабеллу врасплох. Он не был задан укоряющим тоном, но по сути был укором.

— Я не бедствую, — ответила она. — Должно быть, это очевидно — правда, мне бы не хотелось, чтобы это было слишком очевидно.

Джейми продолжал смотреть ей в глаза. Он испытывал странное чувство: словно она принадлежит ему — и в то же время не принадлежит. А причина крылась в том, что они находятся в очень разном положении. Фактически все в их отношениях строилось на контрастах: она старше него; у нее гораздо больше денег; она живет в южной части города, а он — в северной; у него темные волосы, а у нее — светлые. Джек Спрэтт и его жена.

Они немного помолчали, и в конце концов Джейми сказал:

— Ты мне не ответила.

Изабелла призвала на помощь все свое терпение.

— Ну что же, это вопрос, на который я не обязана отвечать, — спокойно произнесла она. — Да и к чему тебе знать? Я же не выспрашиваю, сколько ты зарабатываешь, не так ли?

— Я с радостью тебе скажу, — возразил он. — Но, в любом случае, ты права. Это не мое дело. Мне не следовало спрашивать.

Изабелла взглянула на него. Можно было бы рассердиться, но она была не в силах сердиться на Джейми — просто не в силах. «Ты можешь возражать мне сколько хочешь, — подумала она, — говорить все что угодно. Потому что мы любовники. И я люблю тебя, Джейми, я так тебя люблю».

Протянув руку, она дотронулась до него. Отвела с его лба волосы, потом рука спустилась на его затылок.

— У меня есть акции одной компании, — пояснила она. — Они достались мне от матери. Компании принадлежали земля и постройки в Луизиане, и в Мобиле тоже. Дела этой компании шли хорошо.

— Тебе вовсе не обязательно рассказывать мне об этом, — пошел на попятный Джейми. — Прости…

— Одиннадцать миллионов фунтов, — продолжила Изабелла. — В зависимости от курса доллара.

Джейми молчал, взирая на нее в изумлении.

— Твое любопытство удовлетворено? — поинтересовалась Изабелла.

У Джейми был смущенный вид.

— Мне не следовало спрашивать. Не знаю, почему я это сделал. Действительно не знаю.

Изабелла взяла его за руку.

— Ты не мог бы позвонить в академию и сказать, что не сможешь прийти? — спросила она под влиянием нахлынувших на нее чувств. — Мы могли бы пойти домой…

Джейми покачал головой.

— Ну пожалуйста, — уговаривала она.

Он снова покачал головой и скаламбурил:

— Труба зовет.

Они поцеловались, и Изабелла несколько минут наблюдала, как он идет по Брохтон-стрит. Должно быть, Джейми почувствовал ее взгляд, так как оглянулся и помахал ей. Она послала Джейми воздушный поцелуй, на который он не ответил.

Изабелла повернулась и пошла по Квин-стрит. Воздух позднего утра был прозрачным, а погода — теплой для восточной части Шотландии. Изабелла расстроилась из-за того, что разгласила то, что следовало держать в тайне. Несколько минут назад она думала о заложниках судьбы. Итак, сказала она себе, я только что заплатила еще один выкуп.

Добравшись до дома, Изабелла нашла Грейс с Чарли в саду. Он был в коляске, а она сидела под платаном. Изабелла посмотрела на сына, который спал, лежа на спине. Его голова была в тени, падающей от складного верха коляски. Рот слегка приоткрыт, правая ручка вцепилась в шелковую подкладку одеяльца — так он и уснул.

— Сегодня утром что-то его беспокоило, — сказала Грейс. — Никак не засыпал. И много скулил. А потом успокоился. Я дала ему виноградной воды.

Изабелла в этот момент нагнулась над коляской Чарли. Не меняя позы, она вскинула глаза на Грейс.

— Вы дали ему виноградной воды, — ровным голосом произнесла она. — И?

— И она сделала свое дело, — ответила Грейс. — Больше он не скулил. Ну, не больше десяти-пятнадцати минут.

Грейс употребила шотландское словечко «скулить», которое, как всегда думала Изабелла, очень точно передает звук детского плача. Но сейчас ее в первую очередь беспокоила виноградная вода.

— Я не знала, что у нас есть виноградная вода, — заметила она. Затем выпрямилась и продолжила: — У нас ведь ее нет, не так ли?

— Я купила, — ответила Грейс. — Несколько недель назад.

Изабелла сделала глубокий вдох. Она редко злилась, но сейчас ощутила, как в ней растет раздражение.

— Но в виноградной воде содержится джин, не так ли? О господи! Джин!

Грейс удивленно взглянула на Изабеллу:

— Теперь нет! Раньше — да, насколько мне известно. Мне давали ее в детстве, моя мать мне рассказывала. Говорила, что и сама делала глоток-другой. Но это было много лет тому назад. Вы же знаете, что теперь люди делают из мухи слона.

— Так что же содержится в виноградной воде теперь? — настаивала Изабелла. — Знаете ли, я хочу быть в курсе того, какие лекарства принимает Чарли. Как его мать, я считаю… — Изабелла знала, что ее слова прозвучали резко, но ничего не могла с собой поделать, К тому же Грейс явно не чувствовала за собой вины.

— Но это же не лекарство, — сказала Грейс. — Это травы. Думаю, в той виноградной воде, что я купила, содержится укроп, имбирь и кое-что еще. Она успокаивает животик — ведь потому они и скулят. — Она встретилась взглядом с Изабеллой. — Вы же не расстроились из-за этого, не правда ли?

Изабелла отвернулась. Она старалась взять себя в руки, и когда заговорила, голос ее звучал нормально.

— Нет, я не расстроилась. Просто мне хотелось бы знать, когда вы даете ему что-то необычное. Я считаю, что должна об этом знать.

Грейс ничего не ответила, и Изабелла не стала на нее смотреть, проверяя реакцию. Ей не хотелось вступать в спор с Грейс, поскольку она считала это неправильным: ведь та была у нее на службе. А это давало Изабелле преимущество, которым ей не следовало пользоваться: ведь Грейс не могла спорить на равных, а это было нечестно. Но в то же время она считала, что имеет право настаивать, чтобы у нее спрашивали согласия, прежде чем пичкать Чарли такими вещами, как виноградная вода. Укроп! Имбирь! Неизвестные травы!

Изабелла двинулась в сторону дома, но Грейс ее остановила, сказав:

— Звонила Кэт.

Раньше Кэт звонила регулярно. Но с разрывом их отношений такие звонки прекратились. Значение этого звонка не ускользнуло от Грейс, судя по ее словам:

— Да, она действительно звонила.

Изабелла обернулась.

— Насчет чего?

— Это было приглашение. Хочет, чтобы вы пришли к ней на обед. — Грейс выдержала паузу, наблюдая за реакцией Изабеллы.

Изабелла решила хладнокровно принять это сообщение.

— О? Весьма мило с ее стороны.

— Джейми тоже, — продолжала Грейс. — Она хочет, чтобы он тоже пришел.

Изабелла внешне сохраняла спокойствие, хотя события приняли весьма неожиданный оборот.

— А Чарли? — спросила она.

Грейс покачала головой.

— Не думаю, — ответила она. — Кэт его не упомянула.

Изабелла вошла в дом и направилась в свой кабинет. Она несколько минут постояла там, закипая. Грейс не имеет права проделывать с Чарли все, что ей заблагорассудится. Она ведет себя так, словно это ее ребенок, а не Изабеллы. А еще ее раздражало, что та ведет себя так, будто знает о младенцах больше, чем Изабелла, — она не раз это демонстрировала, порой явно. Изабелла знала, что Грейс считает, будто ее работодательница «не от мира сего» и ничего не смыслит в реальной жизни. Раньше Изабелла не обращала на это внимания, но теперь ей все труднее было сдерживаться.

Она села. Все идет не так, как надо: работа, ее нервный срыв на аукционе, эта странная беседа с Джейми о деньгах. А тут еще Грейс дает Чарли виноградную воду! И теперь — это странное приглашение от Кэт. С какой стати ей приглашать Джейми? Чтобы вмешиваться в их дела? Чтобы попытаться вернуть его себе?

Изабелла посмотрела на пол. Ковер в ее кабинете был все тот же старый красный «Белуччи» — он был в доме всегда, сколько она себя помнила. Они с братом играли на этом ковре в детстве. Брат делал из него палатку и, укрывшись в ней, стрелял в Изабеллу стрелами с резиновыми наконечниками. Одна попала ей в глаз, и отец наказал брата. Мальчик винил в этом сестру, считая, что та наябедничала. «Я буду тебя ненавидеть всегда, — прошипел он ей. — Вот увидишь. Я буду тебя ненавидеть вечно». А теперь, когда с тех пор прошло столько лет, они почти не видятся с братом, и он никогда ей не пишет. Конечно, дело не в «Белуччи» — тут что-то другое, что-то личное, не имеющее отношения к самой Изабелле. Дети дуются очень недолго — порой они забывают обиду через несколько минут. А вот взрослые способны ненавидеть бесконечно, из поколения в поколение.

Она подумала о Джейми. Насколько было бы проще, будь он ее ровесником. Она могла бы принять его предложение. Ей просто не повезло, что она влюбилась не в того мужчину. С людьми так часто происходит: они влюбляются в того, кто по той или иной причине никогда не сможет им принадлежать. И тогда они отбывают свой срок наказания — наказания безответной, невозможной любовью, которое может длиться годами, без амнистии за хорошее поведение.

Изабелла перевела взгляд на белое пространство потолка. По ее мнению, самым удручающим в приглашении Кэт было следующее: Джейми уже излечился от Кэт, но, если он проведет какое-то время в ее обществе, его чувства к ней могут воскреснуть. Такое бывает. Так не лучше ли забыть передать ему это приглашение? Или следует пойти дальше: сказать Кэт, что он не хочет идти к ней на обед? Эта дилемма заставила Изабеллу ненадолго забыть о своих огорчениях. Если она просто не передаст приглашение, это значит, что она не удосужится что-то сделать; но если она пойдет дальше и скажет Кэт, что Джейми не хочет к ней идти, то она действительно солжет. Что касается того, чтобы не передать приглашение, то у Изабеллы не было полной уверенности, является ли чьим-то долгом передавать информацию другому. Если А просит Б: «Пожалуйста, скажи В то-то и то-то», налагает ли это на Б обязательство выполнить просьбу? Это зависит, подумала Изабелла, от того, взял ли на себя Б обязательство передать сообщение. Если нет, то либерально настроенный философ-индивидуалист, вероятно, скажет, что Б ни к чему лезть из кожи. Конечно, это либеральный индивидуализм, с которым Изабелла не всегда соглашалась. Не ходи купаться с либеральным индивидуалистом, сказала она себе: не исключено, что он тебя не спасет, если ты начнешь тонуть. Нет, либеральный индивидуализм вовсе не привлекательная философия. За исключением нынешнего случая. Сейчас он предлагал весьма заманчивое решение ее проблемы.

Я обсужу этот вопрос с Джейми, решила она. А затем подумала: «Как же мне могла прийти в голову такая глупость? О, Кристофер Дав, если бы только ты мог слышать этот внутренний монолог! Если бы только мог! И вы тоже, профессор Леттис, свинья вы этакая!»

И она почувствовала, что ей стало значительно лучше.