Прибытие мма Рамотсве и мма Макутси в природный заповедник Моколоди всегда сопровождалось лаем собак, смехом и рукопожатиями. Мма Рамотсве здесь знали – брат ее отца, ее старший дядя, был в то же время дядей (по второму браку) контролера в здешних мастерских. И как если бы этого было недостаточно, дочка родственницы мистера Матекони работала на кухне ресторана. Так обстояли дела в Ботсване почти повсеместно; узы кровного родства, неважно, насколько отдаленного во времени и пространстве, связывали людей, сплетая охватывающий всю страну покров любви и общности. И этот покров состоял из нитей обязательств, которые значили, что человек не может пренебрегать правами других. Никто не должен страдать от голода; никто не должен чувствовать себя посторонним, никто не должен оставаться один на один со своей печалью.

Но сегодня никто не дежурил у ворот, и женщины въехали в заповедник в тишине и припарковались около акации. Еще нескольким людям пришла в голову та же самая мысль, потому что всегда хочется остановиться в тени, и машины соревновались между собой, отыскивая тенистые участки. Крошечный белый фургончик благодаря своим размерам сумел втиснуться между двумя большими автомобилями, и еще осталось достаточно пространства, чтобы мма Рамотсве могла вылезти из своей дверцы и, глубоко вдохнув, протиснуться между фургончиком и соседним автомобилем. Протискиваться было трудно, и она мысленно вернулась к теме своего недавнего разговора с мма Макутси. Если сесть на диету, то она реже будет замечать, что проходы и дверные проемы слишком узки для женщины с традиционной фигурой. На какой-то момент она застряла, и мма Макутси была готова помочь ей, но тут последним рывком мма Рамотсве освободилась.

– Людям надо больше думать о других, когда они ставят свои машины, – сказала мма Рамотсве. – В Ботсване хватает места для каждого автомобиля. Нет никакой нужды устраивать такую давку.

Мма Макутси хотела что-то сказать, но промолчала. Мма Рамотсве выбрала это место для парковки, и владельцы двух других автомобилей поступили так же, вот и вышла давка. Но она не сказала этого, только улыбнулась, и улыбка могла означать все что угодно. Взгляды мма Рамотсве были, как правило, очень взвешенными, и мма Макутси было нетрудно соглашаться с ней. Но она заметила, что, как только дело касается крошечного белого фургончика, ее всегда уравновешенная работодательница становится обидчивой. Наблюдая, как мма Рамотсве протискивается между автомобилями, она вспомнила, как несколько недель назад спросила мма Рамотсве, откуда на боку фургончика взялись две большие царапины и вмятина. Ее удивила решительность, с какой мма Рамотсве отвергла очевидное.

– С фургончиком не произошло ничего плохого, – сказала она. – Ничего плохого.

– Но вот здесь большая царапина, – возразила мма Макутси. – А здесь еще одна. И вмятина. Смотрите. Вот здесь. Я показываю пальцем. Смотрите.

Мма Рамотсве бросила беглый взгляд на бок своего фургончика и покачала головой.

– Ничего такого, – небрежно заметила она. – Просто ударилась.

Мма Макутси удивилась:

– Ударились?

– Да, – подтвердила мма Рамотсве. – Ударилась. Ничего особенного. Я парковала фургончик в городе, и там оказался столб. Его там не должно было быть. Кто-то поставил столб не в том месте, и он ударил по боку моего фургончика. Совсем не сильно. Вот и все.

Мма Макутси прикусила губу. Столбы не двигаются, двигаются фургончики. Но настороженный взгляд мма Рамотсве явно давал ей понять, что не стоит продолжать обсуждение этого случая, и она не стала. Теперь в Моколоди, как и тогда, мма Макутси подумала, что лучше не говорить ничего о парковке, да и о фургончиках вообще, и мма Макутси и мма Рамотсве молча зашагали в офис. Навстречу им вышла женщина, которая, казалось, узнала мма Рамотсве.

– Он дожидается вас, мма, – сказала женщина. – Ваш жених звонил и предупредил нас, что вы приедете.

– Он теперь мой муж, – с улыбкой поправила ее мма Рамотсве.

– Ох! – воскликнула женщина. – Это очень хорошо. Вы, должно быть, очень счастливы, мма. Он хороший человек, этот мистер Матекони.

– Благодарю вас, мма. Он очень хороший человек, – согласилась мма Рамотсве.

– Хотелось бы мне найти такого человека, – вздохнула женщина. – У меня есть муж в Лобаце. Он никогда не приезжает навестить меня. А когда я туда приезжаю, его никогда нет дома.

Мма Рамотсве хмыкнула с сочувствием и с неодобрением – с сочувствием к женщине в ее незавидном положении и с неодобрением того, что она считала слишком распространенным мужским поведением. В Ботсване множество хороших мужчин, но есть и такие, кто считает, что женщины должны только ублажать их и развлекать, когда понадобится. Эти мужчины не думают о том, чтó нужно самим женщинам: уют, поддержка и небольшая помощь в той сотне дел, которые приходится выполнять женщинам, чтобы содержать дом в порядке. Кто готовит? Кто приводит в порядок двор? Кто моет и кормит детей и укладывает их спать? Кто пропалывает поля? Все это делают женщины, и хорошо бы, думала мма Рамотсве, если бы мужчины хотя бы иногда помогали им.

Это особенно трудно для мужчин сейчас, когда столько детей осталось без родителей из-за жестокой болезни, свирепствующей в Африке. За этими детьми кто-то должен присматривать, и эта задача, как правило, ложится на плечи бабушек. Но во многих случаях это непосильно для бабушек просто потому, что на их попечении оказывается слишком много детей. Мма Рамотсве была знакома с женщиной, которая присматривала за двенадцатью внуками, и все они были сиротами. И эта женщина семидесяти пяти лет, то есть в возрасте, когда человеку позволено сидеть на солнышке и бесцельно смотреть в небо, готовила, и стирала, и мыла – и еле сводила концы с концами, добывая пищу для всех этих голодных детишек. А если бабушка умрет, думала мма Рамотсве, что тогда?

Женщина провела их к офису, к тому самому круглому зданию из камня и с тростниковой крышей с низкими свесами. Из двери вышел человек, в его взгляде мелькнуло удивление, когда он увидел мма Рамотсве и мма Макутси, затем он широко улыбнулся.

– Думела, мма Рамотсве, – сказал он, поднимая руку в приветствии. – И мма…

– Это мма Макутси, Нил, – подсказала мма Рамотсве.

– Конечно, – сказал Нил. – Это женщина, которая держит кобр у себя под столом!

Мма Макутси рассмеялась.

– Мне не хочется думать о кобрах, рра, – сказала она. – Я очень рада, что вы тогда появились. Я не люблю змей.

– Эти ученики неправильно обошлись с коброй. – Нил улыбнулся, вспоминая эту историю. – Не стоит кидать в змей гаечные ключи. Это не помогает.

Он жестом пригласил женщин следовать за ним на площадку перед верандой. В тени стояло несколько стульев, все уселись и стали смотреть поверх верхушек деревьев на отдаленные холмы. Где-то рядом в траве стрекотала цикада – непрерывный резкий звук, призыв, обращенный к другой цикаде, предупреждение, протест против какой-то несправедливости в мире насекомых. Бездонное небо было чистым – огромная гулкая чаша синевы, пронизанной светом. В этом месте не могло случиться ничего плохого.

– Как здесь красиво, – сказала мма Рамотсве. – Мне кажется, если бы я здесь работала, я бы ничего не делала. Сидела бы и смотрела на холмы.

– Мы всегда рады вас видеть, приезжайте и смотрите на холмы в любое время, мма, – улыбнулся Нил. Он помолчал и добавил: – Вы здесь по делам?

Мма Рамотсве кивнула:

– Да.

Нил знáком попросил молодую женщину принести всем чай.

– У кого-то из наших людей неприятности? Это так? – Он нахмурился.

Минуту мма Рамотсве была в замешательстве. Потом поняла.

– Нет, не по моим делам – по делам мистера Матекони. По гаражным делам, – ответила она.

Ситуация прояснилась, и собеседники сидели в ожидании чая. Разговор касался разных тем. Мма Макутси, казалось, думала о чем-то своем, а мма Рамотсве поймала себя на том, что высказывается на тему, в которой совершенно не разбиралась, – о необходимости построить поблизости несколько домов. Потом темой разговора стали страусы. Это показалось мма Рамотсве интереснее, хотя если подумать, что она знала о страусах? Очень мало.

– У нас здесь появилось несколько страусов, – сообщил Нил, указывая на холмик в небольшом отдалении.

Мма Рамотсве проследила за его взглядом. Буш широко раскинулся вокруг, деревья акации, словно маленькие зонтики, густо усеивали землю. Высокая трава на опушке, где стояло здание офиса, слегка колыхалась на ветру. В этом не было ничего плохого. Или было? Почему, думала мма Рамотсве, у меня такое ощущение, не страх, но что-то похожее? Ужас, возможно, ужас, какой иногда внезапно испытываешь при дневном свете, как сейчас, при ярком солнце в присутствии других людей – мужчины, который, насвистывая, выполняет какую-то работу вне офисного здания, наклонившейся женщины с метлой, беседующей с кем-то через окно…

– Со страусами такая беда, – сказал Нил, – ведь они не очень умны. Вернее, они очень глупы, мма Рамотсве.

– Значит, они вроде кур, – отозвалась мма Рамотсве. – Мне никогда не казалось, что куры очень умны.

Нил засмеялся:

– Это вы хорошо сформулировали! Да. Большие куры.

Мма Рамотсве вспомнила свою встречу с мистером Молефело, который рассказал ей, что видел, как страус ударил человека и тот мгновенно умер.

– Куры не так опасны, – сказала она. – Я не боюсь кур.

Нил предостерегающе поднял палец:

– Держитесь подальше от страусов, мма Рамотсве. Но если вдруг окажетесь лицом к лицу с рассерженным страусом, знаете, что надо делать? Нет? Я вам расскажу. Нужно надеть шляпу на палку и поднять высоко над головой. Страус решит, что вы намного выше его, и отступит. Это срабатывает всегда – всегда!

Мма Макутси широко раскрыла глаза. А как быть, если шляпы нет? Можно ли надеть на палку и поднять что-нибудь еще – одну из ее туфель, возможно. Одну из зеленых туфель с голубой подкладкой? Или страусы лишь расхохочутся над этим? Это необычайно важная информация, подумала она, обязательно надо будет рассказать Пхути Радипхути в следующий раз, когда они увидятся. Тут она одернула себя, ведь она забыла… У нее не было уверенности, будет ли этот другой раз.

Нил взял чайник и налил чаю своим гостьям.

– Знаете, мма Рамотсве, есть одна вещь, о которой я хочу поговорить с вами, – сказал он. – Я не собирался упоминать об этом, но раз вы оказались здесь, возможно, вы как раз тот человек, который сумеет с этим справиться. Я знаю, что вы… как вы называете себя, детектив?

– Да, рра, – ответила мма Рамотсве. – Я называю себя детективом. И другие люди называют меня так же.

Нил откашлялся.

– Да, разумеется, – сказал он. – Ну, возможно, детектив-то нам и нужен.

Мма Рамотсве поднесла чашку к губам. Она была права – что-то здесь не в порядке. Она уловила это, и следовало не сомневаться, а поверить своей интуиции. Существуют способы сообщить человеку, что что-то случилось: знаки, если ты готов увидеть их, звуки, если ты готов их услышать.

Мма Рамотсве посмотрела на Нила поверх края чашки. Он был прямодушным человеком и, хотя не был мотсвана, родился и всю жизнь прожил в Африке. Такие люди могут быть белыми, но они знают, они понимают все так же хорошо, как и всякий другой. Если его что-то беспокоит, значит, для этого есть причина.

– Мне показалось, что что-то не в порядке, рра, – тихо сказала она. – Я могла бы сказать… я могла бы только сказать, что здесь что-то не в порядке.

И, произнося эти слова, она снова почувствовала ужас. Женщина полуобернулась на стуле и посмотрела назад – дверь в здание была открыта, виднелась кухня. В дверном проеме стояла женщина, просто стояла, ничего не делая. Мма Рамотсве не смогла как следует разглядеть ее лица, женщина шагнула назад, в тень.

Нил поставил свою чашку на стол и легонько потер ее край, словно для того, чтобы извлечь звук. Мма Рамотсве заметила, что один палец у него поцарапан: небольшая полоска засохшей крови на коже, задубевшей, потрескавшейся, коже человека, которому приходится работать с камнем, и с механизмами, и с ветками колючих деревьев. Она ждала, пока он заговорит.

– Вообще это хорошее место, – начал он. – Вам оно знакомо, правда?

Мма Рамотсве оно было знакомо. Она знала, что, когда заповедник был создан, сбылась мечта Йена Кирби, друга Серетсе Кхамы и его семьи: жители Габороне, который находился неподалеку, могли приезжать сюда и любоваться животными, вольно живущими на природе. Это было идиллическое место, и оно привлекало людей, которые любили буш и хотели сохранить его для потомков. Здесь люди никогда не спорили и не ссорились. Заповедник был не тем местом, где хотелось бы работать хитрецам или злыдням. И даже здесь было что-то не так. Что же это? Что это? Мма Рамотсве закрыла глаза, но тут же снова открыла их. Это был страх, безусловно, страх.

– Я помню это место благополучным, – сказала она. – Даже счастливым. У меня здесь родственница, вы знаете. Ей всегда нравилось работать здесь.

– Да, но сейчас здесь все по-другому, – вздохнул Нил. – Происходит что-то странное, и, кажется, я не в состоянии выяснить, в чем дело. Я спрашивал людей, и они просто молчали и отводили глаза. Вы знаете, как ведут себя люди, когда не хотят говорить. Они отводят глаза.

Мма Рамотсве знала это. Люди не всегда говорят о том, что их беспокоит. Иногда потому, что считают неучтивым отягощать других своими заботами; иногда потому, что не знают, как рассказать о том, что происходит, – существует множество причин. Но страх – это всегда возможное объяснение: ты не хочешь говорить о том, что, как ты думаешь, может случиться. Если скажешь, то случится как раз то, чего ты боялся.

– Скажите мне, рра, – спросила мма Рамотсве, – как вы поняли, что что-то происходит? Вы можете сказать?

Нил поднял сухой лист, опустившийся на стол, и медленно стал растирать его между пальцами:

– Как я понял? Ну, я приведу вам пример. В прошлую субботу мне захотелось объехать заповедник ночью. Я так делаю время от времени – у нас бывают неприятности с браконьерами, и я люблю ездить в неопределенное время, не включая фар, чтобы любой человек с недобрыми намерениями знал, что мы можем появиться из-за угла в любое время дня и ночи. Обычно я беру с собой двух-трех человек.

Как правило, бывает несложно найти нескольких человек для такой поездки. Сотрудники делают это по очереди, договариваясь между собой. А в прошлую субботу ситуация оказалась совсем другой. Никто не вызвался ехать со мной, а когда я подошел к домам, чтобы узнать, что происходит, все двери были крепко заперты.

Мма Рамотсве подняла бровь:

– Они испугались?

– Это единственное объяснение.

– Испугались браконьеров?

Нил пожал плечами:

– Трудно сказать. Мне показалось, что на это не похоже. Здешние браконьеры скорее убегут на милю, чем нападут на кого-нибудь из нас. Боюсь, что сейчас не очень грозные браконьеры.

– И что? – настаивала мма Рамотсве. – Было что-нибудь еще?

Нил на минуту задумался.

– Были еще странные вещи. Одна из женщин, работающих на кухне, как-то выбежала оттуда со страшным криком. С ней случилась истерика. Она сказала, что видела что-то в кладовке.

– И? – поощрила мужчину мма Рамотсве.

– Я позвал другую женщину, чтобы успокоить ее, – сказал Нил. – А сам пошел и осмотрел кладовку. Разумеется, там ничего не было. Но когда я предложил женщинам пойти со мной, чтобы удостовериться, что в кладовке ничего нет, они обе отказались. Обе. Женщине, которую я послал успокоить подругу, тоже стало плохо.

Мма Рамотсве внимательно слушала рассказ Нила. Она начала понимать, что происходит. Хотя теперь это встречалось относительно редко, но все же встречалось. Колдовство. Кто-то занимался колдовством, и в таком случае здравый смысл и все рациональные объяснения куда-то исчезают. Люди тут же оказываются во власти суеверий и испытывают животный ужас перед неизведанным.

Сейчас к колдовству прибегают гораздо реже, но оно никуда не делось.

Мма Рамотсве взглянула на часы. Мистеру Матекони нужна эта полуось, и у нее и мма Макутси нет времени рассиживаться, как бы им того ни хотелось.

– Я скоро вернусь, – сказала мма Рамотсве. – И когда приеду снова, то разберусь с вашими неприятностями. А пока нам нужно забрать эту полуось для мистера Матекони. Это нам нужно сделать в первую очередь. Другое может подождать.

Мма Рамотсве вернулась к своему белому фургончику и поехала к мастерской, в то время как Нил и мма Макутси отправились туда же по дороге. На то, чтобы найти полуось среди других смазанных запчастей, ушло всего несколько минут. Затем ее погрузили в заднюю часть фургончика, где уложили на нескольких расстеленных газетах. Мма Рамотсве обратила внимание, что двое мужчин, взявших полуось и уложивших ее в фургончике, не сказали ни слова, кроме невнятного приветствия, молча выполнили свою работу и растворились в мастерской.

– Вы не забудете приехать в ближайшее время? – спросил Нил, когда мма Рамотсве собиралась пуститься в обратный путь.

– Не забуду, – ответила мма Рамотсве. – Не беспокойтесь. Я приеду и поговорю с некоторыми людьми.

– Если они станут разговаривать, – мрачно сказал Нил. – Такое ощущение, что кто-то заклеил им рты скотчем.

– Наверное, кто-то заклеил, – тихо произнесла мма Рамотсве. – Только мы не можем разглядеть скотча.

Она поехала назад по дороге из Моколоди на шоссе до Габороне. Мма Макутси молчала, сидя рядом с ней и глядя в боковое окошко. Мма Рамотсве взглянула на свою спутницу и собиралась что-то сказать, но удержалась. Ей показалось, что она окружена молчанием – эти молчаливые люди из мастерской, молчаливая женщина рядом с ней, молчаливое небо.

Она снова посмотрела на мма Макутси. Ей захотелось сказать: «Знаете, мма, я могла бы с таким же успехом поехать одна, веселья от вас было немного». Но она промолчала. Если бы она сказала что-нибудь подобное, подумала она, мма Макутси расплакалась бы. Ей захотелось положить руку на локоть мма Макутси, чтобы утешить ее, но она не могла. Женщины подъезжали к повороту на шоссе, и, если бы она убрала руку с руля, они могли бы очутиться в канаве. И ничего хорошего не было бы, подумала мма Рамотсве.