Именно в тот вечер, после целого дня, потраченного, по ее мнению, впустую, Изабелле нанес визит Нил — молодой человек, с которым она так безуспешно побеседовала во время своего посещения Уоррендер-Парк-Террас. Он прибыл, не предупредив о своем визите, — правда, Изабелла случайно взглянула в окно своего кабинета, как раз когда он шел по дорожке к парадному входу. Она увидела, как он смотрит вверх, окидывая взглядом ее большой дом, и слегка колеблется. Однако в конце концов он позвонил в дверь, и она пошла открывать.

Он был в костюме и при галстуке, и она заметила, что его черные полуботинки начищены до блеска. Хен упомянула, совершенно не к месту, что он работает в какой-то тоскливой фирме, и его внешний вид это подтвердил.

— Мисс Дэлхаузи? — спросил он без всякой нужды, когда Изабелла открыла дверь, хотя это и так было очевидно. — Надеюсь, вы меня помните. На днях вы заходили…

— Конечно помню. Нил, не так ли?

— Да.

Она провела его в холл, оттуда — в гостиную. Предложила что-нибудь выпить или чаю, но он отказался. Тогда Изабелла налила себе немного шерри и уселась напротив него.

— Хен сказала, что вы юрист, — начала она непринужденным тоном.

— Прохожу стажировку как адвокат, — поправил он. — Да, таков мой род занятий.

— Как у каждого второго в Эдинбурге, — заметила Изабелла.

— Да, иногда создается такое впечатление.

Последовала небольшая пауза. Изабелла заметила, что руки Нила сложены на коленях, да и вообще его поза была несколько напряженной. Он нервничал — как и в прошлый раз. Может быть, он вообще нервный. Некоторые люди всегда напряжены — таковы они от природы, словно сжатая пружина; подозревают, что весь мир настроен против них.

— Я пришел вас повидать… — Он оборвал фразу, не докончив.

— Хорошо, — доброжелательно произнесла Изабелла. — Я к вашим услугам.

Нил попытался улыбнуться, но улыбка его тут же угасла.

— Я пришел, чтобы поговорить с вами о… о том, о чем мы беседовали на днях. Боюсь, что сказал вам не всю правду. Это не давало мне покоя.

Изабелла внимательно смотрела на него. Напряженные мускулы лица немного старили его, образуя морщинки в уголках рта. Наверное, ладони мокрые, подумала она. Изабелла молча ждала, когда он снова заговорит.

— Вы меня спросили — спросили вполне конкретно, не произошло ли в последнее время чего-то необычного. Вы помните?

Изабелла кивнула. Она взглянула на свой бокал и сделала маленький глоток. Шерри было очень сухое — слишком сухое, как сказал Тоби, когда она налила ему. «Слишком сухое, и оно станет горчить, знаете ли».

— А потом я сказал, что ничего такого не было, — продолжал Нил. — Но это неправда. Кое-что все же произошло.

— И теперь вы хотите мне об этом рассказать?

Нил кивнул.

— Я чувствовал себя очень неловко, оттого что ввел вас в заблуждение. Не знаю, почему я это сделал. Полагаю, просто был раздражен из-за того, что вы к нам зашли вот так, без предупреждения. Мне казалось, что это не ваше дело.

Действительно не мое, подумала Изабелла, но промолчала.

— Видите ли, Марк сказал мне, что кое-что происходит. Он был напуган.

Изабелла почувствовала, как у нее участился пульс. Итак, она оказалась права. Да, за смертью Марка что-то скрывалось, и все тут было не так, как казалось.

Нил разжал руки. Теперь, когда он заговорил, он выглядел не таким напряженным, хотя до конца все-таки не расслабился.

— Вам известно, что Марк работал в компании, занимающейся инвестициями? — спросил он. — «Мак-Дауэллз». Это довольно известная фирма. Она курирует множество крупных пенсионных фондов и еще несколько, помельче.

— Я это знала, — сказала Изабелла.

— Ну так вот, там вращаются огромные деньги. Нужно пристально следить за всем.

— Полагаю, что так.

— И нужно крайне осторожно себя вести, — продолжал Нил. — Вы что-нибудь слышали об инсайдерстве?

Изабелла объяснила, что слышала этот термин, но не знала его точного значения. Это как-то связано с покупкой и продажей акций на основании внутренней информации.

Нил кивнул:

— Да, что-то в этом роде. Вы можете получить на своей работе информацию, которая поможет вам предсказать движение курса акций. Если, к примеру, вы знаете, что фирма переходит в другие руки, вы может сыграть на этом: вы покупаете акции до того, как эта новость будет обнародована, и прибыль у вас в кармане. Все очень просто.

— Могу себе представить, — сказала Изабелла. — И могу также представить себе, какое это искушение.

— Да, — согласился Нил. — Это очень соблазнительно. Мне самому как-то раз представился случай воспользоваться подобной информацией. Я помогал составлять проект предложения, которое, как мне было известно, повлияет на цены соответствующих акций. Я легко мог поручить кому-нибудь купить для меня нужное количество акций. Проще простого. Я мог бы заработать на этом тысячи.

— Но вы не сделали этого?

— Можно сесть в тюрьму, если тебя поймают, — ответил Нил. — К этому относятся очень серьезно. Потому что вы нечестным путем получаете преимущество перед людьми, которые продают вам акции. Вам известно то, что неизвестно им. Это подрывает основы рынка.

— И вы говорите, что Марк знал о таких историях?

— Да, — ответил Нил. — Он рассказал мне это однажды вечером, когда мы с ним сидели в пабе. Сказал, что обнаружил, что в фирме занимаются инсайдерством. Он сказал, что совершенно уверен в фактах и у него есть способ это доказать. А потом он сказал кое-что еще.

Изабелла поставила бокал на стол. Было ясно, к чему может привести такое разоблачение, и ей стало неуютно.

— Он сказал, его вот что беспокоит: люди, которые этим занимаются, знают, что он это обнаружил. К нему стали как-то странно относиться, чуть ли не с подозрением, и с ним провели небольшую неофициальную беседу — о конфиденциальности и долге перед фирмой, — которую он воспринял как завуалированную угрозу.

Нил взглянул на Изабеллу, и она уловила что-то невысказанное в его глазах. О чем он умолчал? Это была мольба о помощи? Или какая-то тайная мука, печаль, которую он не мог ей поведать?

— Это все? — спросила она. — Он рассказал вам, кто с ним беседовал, кто угрожал ему?

Нил покачал головой:

— Нет, не сказал. Только говорил, что не может быть более откровенным. Но я видел, что он напуган.

Изабелла поднялась с кресла и подошла к окну, чтобы задернуть портьеры. При этом материал, из которого они были сшиты, издал тихий звук — такой, с которым волна набегает на берег. Нил молча наблюдал за ней. Затем Изабелла вернулась к своему креслу.

— Не знаю, чего вы от меня хотите, — чтобы я что-то с этим сделала? — спросила она. — Вы не думали обратиться в полицию?

От этого вопроса он снова напрягся.

— Я не могу пойти в полицию, — сказал он. — Они уже беседовали со мной несколько раз. Я не упомянул о нашем с Марком разговоре. Сказал только то, что говорил вам, когда мы виделись первый раз. Если я теперь сообщу все это полицейским, меня не поймут. Практически это будет означать, что я им солгал.

— И такой поворот сюжета им может не понравиться, — задумчиво проговорила Изабелла. — Они могут заподозрить, что вам есть что скрывать, не так ли?

Нил пристально взглянул на нее. В его глазах снова появилось странное выражение.

— Мне нечего скрывать.

— Конечно, — поспешно согласилась Изабелла, хотя поняла, что это неправда: ему есть что скрывать. — Просто когда вы один раз не сказали правду, люди начинают думать, что на то есть причина.

— Не было никакой причины, — заявил Нил, слегка повысив голос. — Я не сказал об этом, потому что слишком мало знаю. Я полагал, что это не имеет никакого отношения к… к тому, что случилось. Я не хотел часами общаться с полицией. Мне просто хотелось, чтобы все это поскорее закончилось. Думал, что проще держать язык за зубами.

— Иногда это намного проще, — сказала Изабелла. — А иногда нет. — Она посмотрела ему в глаза, и он потупился. Весьма заурядный молодой человек, не особенно чувствительный и не особенно тонкий. Но все-таки он потерял друга, вместе с которым жил, и он, должно быть, чувствует это гораздо острее, чем она, которая была просто свидетельницей этого несчастного случая.

Она взглянула на Нила. Он казался уязвимым, и что-то в нем навело ее еще на одну мысль. Возможно, у него с Марком были особые отношения, что сразу не пришло ей в голову. Возможно даже, что они с Марком были любовниками. Ведь нет ничего необычного в том, что некоторые люди могут вступать в интимные отношения и с мужчинами, и с женщинами, и хотя она видела его в комнате Хен, это не означает, что прежде в этой квартире не было любовной связи иного рода.

— Вы по нему скучаете, не правда ли? — спокойно произнесла она, наблюдая, как подействуют ее слова на Нила.

Он отвел взгляд, как будто рассматривая одну из картин на стене. Помолчав несколько минут, он ответил:

— Я очень по нему скучаю. Каждый день. Я думаю о нем все время. Все время.

Ну вот он и ответил на ее вопрос, разрешив все сомнения.

— Не старайтесь забыть его, — посоветовала она. — Люди иногда дают подобные советы. Говорят, что мы должны постараться забыть тех, кого потеряли. Но на самом деле мы не должны их забывать.

Нил кивнул и, бросив на нее мимолетный взгляд, снова перевел его на картину. Он страдает, подумала Изабелла.

— Это очень хорошо с вашей стороны, что вы пришли сегодня, — мягко промолвила она. — Всегда нелегко прийти и сказать кому-то, что вы что-то утаили. Спасибо вам, Нил.

В ее намерения не входило, чтобы он счел это знаком, что ему пора уходить, но он именно так истолковал ее слова. Он встал и протянул Изабелле руку, и она тоже поднялась и пожала ему руку, заметив, что она дрожит.

После ухода Нила Изабелла сидела в гостиной с пустым бокалом из-под шерри, обдумывая то, что поведал ее гость. Этот неожиданный визит взволновал ее по ряду причин. Нила гораздо больше расстроило случившееся с Марком, чем думала Изабелла, и он не мог открыть ей свои чувства. Тут уж она ничего не могла поделать, потому что он явно был не готов говорить о том, что его удручало. Конечно, он придет в себя, но излечить его может только время. Гораздо сильнее ее встревожила новость об инсайдерстве в фирме «Мак-Дауэллз». Теперь, когда она в курсе, она не может это игнорировать. Хотя вопрос о том, происходят ли в данной фирме подобные махинации, не имел прямого отношения к Изабелле, ее беспокоило, не повлияло ли это каким-то образом на смерть Марка. Повлияло на смерть Марка — каково точное значение этой фразы? Означает ли она, что его убили? Впервые она позволила себе так четко сформулировать эту возможность. Но пока что этот вопрос можно обойти.

Обрекли ли Марка на смерть оттого, что он угрожал обнародовать опасную информацию о сотрудниках фирмы? Оскорбительно даже задавать такой вопрос: ведь речь идет о шотландском финансовом сообществе, репутация которого в вопросах чести безукоризненна. Эти люди играют в гольф; они завсегдатаи Нового клуба; некоторые из них — старшины в шотландской церкви. Она подумала о Поле Хогге. Он — типичный представитель тех, кто работает в таких фирмах. Он абсолютно честен; по его собственному определению, консервативен; его можно встретить на частных выставках и в галереях, и он любит Элизабет Блекэддер. Эти люди никогда не станут заниматься делишками, которые ассоциируются у вас с некоторыми итальянскими банками и даже с не слишком чистоплотными учреждениями в лондонском Сити. И они не совершают убийства.

Но если на минуту допустить, что кто-то, безукоризненно честный с виду, способен, руководствуясь алчностью, нарушить правила финансового сообщества (в конце концов, речь идет не о краже, а лишь об использовании информации в корыстных целях), встает вопрос: а не может ли такое лицо под угрозой разоблачения прибегнуть к отчаянным средствам, дабы защитить свою репутацию? В других, менее строгих кругах разоблачение мошенника, вероятно, не было бы таким сокрушительным, поскольку вокруг было так много других мошенников и потому что почти все в какой-то момент могли быть замешаны в мошенничестве. Она читала, например, что кое-где в южной Италии и Неаполе мошенничество почиталось за норму, а честность расценивалась как отклонение. Но здесь, в Эдинбурге, сама возможность попасть в тюрьму рассматривалась как что-то неслыханное. Куда лучше было предпринять шаги, дабы этого избежать, даже если эти шаги включали устранение молодого человека, слишком близко подобравшегося к правде.

Изабелла взглянула на телефон. Она знала, что стоит ей только позвонить Джейми, и он тут же придет. Он не раз говорил ей: «Вы можете позвонить мне в любое время — да, в любое. Я люблю у вас бывать. Правда люблю».

Встав с кресла, она подошла к столику, на котором стоял телефон. Джейми жил в Стокбридже, на Саксен-Кобург-стрит, — делил там квартиру с тремя другими молодыми людьми. Однажды она там побывала, когда Джейми и Кэт еще были вместе. Он приготовил обед для нее с Кэт. Это была бестолково построенная квартира, с высокими потолками и каменными плитами на полу в холле и в кухне. Джейми был владельцем этой квартиры — ему купили ее родители, когда он был студентом, так что те, кто жил в ней, снимали комнаты у него, и его соседи были его же жильцами. На правах хозяина он занимал две комнаты: спальню и музыкальную комнату, где давал уроки музыки. Джейми, окончивший консерваторию, зарабатывал на жизнь, обучая подростков игре на фаготе. У него не было недостатка в учениках, а еще он имел дополнительный заработок, играя в камерном ансамбле, а порой — подвизаясь в качестве фаготиста в оперном театре. Это идеальное существование, подумала Изабелла, в которое так уютно вписалась бы Кэт. Но Кэт, разумеется, придерживалась другого мнения, и Изабелла боялась, что племянница вряд ли его изменит.

Когда Изабелла позвонила, Джейми как раз давал урок и обещал перезвонить через полчаса. В ожидании его звонка Изабелла сделала себе на кухне сэндвич — ей не хотелось есть плотно. Затем она вернулась в гостиную и села у телефона.

Да, он свободен. Его последний ученик, талантливый пятнадцатилетний мальчик, которого он готовил к экзамену, играл блестяще. И теперь, когда мальчик отправлен домой после урока, он с удовольствием прогуляется по городу пешком к дому Изабеллы — это как раз то, чего ему хочется. Да, будет так хорошо немного выпить с Изабеллой, а потом они могут помузицировать.

— Простите, — сказала она, — но у меня неподходящее для этого настроение. Я хочу с вами поговорить.

Он почувствовал, что она встревожена, и отказался от прогулки, чтобы быстрее добраться до нее автобусом.

— С вами все в порядке?

— Да, — ответила она. — Но мне действительно нужно кое-что с вами обсудить. Я вам расскажу, когда приедете.

Автобусы, о которых так дурно отзывалась Грейс, на этот раз ходили без перебоев. Через двадцать минут Джейми уже сидел с Изабеллой на кухне, а она готовила ему омлет. Она достала из погреба бутылку вина и налила ему и себе. А потом начала рассказывать о визите в ту квартиру и о своей встрече с Хен и Нилом. Он слушал с серьезным видом, когда она пересказывала сегодняшний разговор с Нилом, и во взгляде его читалась озабоченность.

— Изабелла, — сказал он, когда она закончила свой рассказ, — вы же знаете, что я собираюсь сказать, не так ли?

— Что я должна держаться подальше от дел, которые не имеют ко мне отношения?

— Совершенно верно. — Джейми сделал паузу. — Но я знаю по опыту, что вы ни за что не последуете моему совету. Так что, пожалуй, я не стану этого говорить.

— Хорошо.

— Даже если я так думаю.

— Совершенно справедливо.

Джейми состроил гримасу.

— Так что же нам делать?

— Вот почему я и попросила вас прийти, — сказала Изабелла, подливая ему вина. — Мне нужно все это с кем-нибудь обсудить.

Излагая суть дела, она не переставала кухарничать. Теперь омлет был готов, и она переложила его на тарелку, подогревавшуюся с краю плиты.

— С лисичками, — сказала она. — Они придают омлету особый вкус.

Джейми с благодарностью принял большой омлет, окруженный салатом.

— Вы всегда для меня стряпаете, — заметил он. — А я никогда для вас не стряпаю. Никогда.

— Вы же мужчина, — ответила Изабелла таким тоном, словно речь шла о чем-то само собой разумеющемся. — Такая мысль не может приходить вам в голову.

И в ту же минуту почувствовала, что ее замечание жестокое и неуместное. Она могла так сказать Тоби, причем с полным на то основанием, так как сомневалась, стал ли бы он для кого-нибудь стряпать, но не должна была говорить такое Джейми.

— Простите, — сказала она. — У меня случайно вырвалось. Я не имела ничего в виду.

Джейми положил нож и вилку рядом с тарелкой. Он пристально посмотрел на омлет. А потом заплакал.