Из гавани навстречу флотилии вышло дряхлое каботажное судно с залатанными парусами и широким низким корпусом неопределенной окраски. Его борта могли послужить наглядной иллюстрацией всевозможных способов заделки пробоин и щелей. Даже на расстоянии было слышно, как суденышко поскрипывает и стонет на каждой волне, будто грешник, только что угодивший в ад. Лэннет подумал, что еще ни разу он не видел такого безобразного корабля. Однако столь же потрепанный ракетомет на носу придавал каботажнику грозный, зловещий вид.

Кейси, как старший по званию, взял на себя переговоры с экипажем похожего на лягушку судна, поднявшего сигнальный флажок «Лечь в дрейф». Каботажник быстро выдвинул трапы и прижался к клиперу с наветренной стороны, лишив его скорости и маневренности. Теперь два судна неторопливо дрейфовали бок о бок.

Кейси в одиночестве стоял на носу, приняв величественную осанку. Широкие рукава его черного с золотом мундира развевались на ветру словно флаги, отражая слепящий солнечный свет. Спутать принца с кем-нибудь другим было невозможно, и тем не менее этикет требовал, чтобы он назвал себя. Безупречным движением он выхватил меч, издав шелестящий звук.

Капитан каботажника стоял на мостике. Он, в свою очередь, обнажил клинок и вскинул его в формальном приветствии. Вложив меч в ножны и поклонившись, он выпрямился, нетерпеливо дожидаясь ответа Кейси. Принц проделал серию движений, демонстрируя свое непревзойденное искусство владения оружием. Капитан следил за ним невозмутимым взглядом.

Нэн Бахальт поежилась и шепнула стоявшему рядом Лэннету:

— Только посмотрите на него. У меня по всему телу пошли мурашки. Его меч словно живой, а у Кейси такой взгляд, словно он находится где-то далеко. Какая красивая церемония. Но она пугает меня до смерти.

— Он проделывал при мне нечто подобное на Атике. — Лэннет помедлил и добавил, словно обращаясь к самому себе: — Теперь все выглядит иначе. В этих движениях мне чудится какой-то смысл, а не просто ритуал.

Кейси вложил меч в ножны, украшенные драгоценными камнями. Плеск волн, скрип корпусов и шелест ветра в парусах отчетливо отдавались в ушах присутствующих.

Кейси тщательно обдумал свои слова и тон, которым их следовало произнести. Отсутствие экипажа на палубе каботажника свидетельствовало о том, что его капитану неясны намерения прибывших. Однако, оставив ракетомет без прислуги, он выражал готовность к мирным переговорам. Кейси решил начать с невинных расспросов. Тем не менее он заговорил на Языке Весенних Листьев; ему оставалось лишь надеяться, что простолюдин поймет скрытый смысл его слов.

— Что скажете, капитан? Порт закрыт на карантин?

— Нет, Ваше высочество.

Кейси напрягся. В голосе капитана угадывались вызов и, что еще хуже, уверенность в себе.

Капитан ждал. Разгадав его уловку, Кейси был вынужден пересмотреть свое мнение относительно невежества капитана. Вздумай он потребовать сведения на этом этапе переговоров, его собеседник получил бы значительное преимущество. Убедившись в том, что принц не собирается прерывать молчание, капитан продолжал:

— Совет Тридцати послал меня известить вас, Ваше высочество, что столица Байдаки Тебес более не является частью королевства.

— Могу я узнать, с кем разговариваю?

— Я — Дарбазо, Ваше высочество. Подобно большинству местных жителей, я был бы рад стать вашим верным слугой, если бы мне позволили. Вам нет нужды говорить на Языке Листьев, сир. Он действует на нервы, а я всего лишь выполняю поручение своей общины. Мы не испытываем к вам враждебных чувств.

— Вы обращаетесь ко мне с дерзкой речью, стоя на палубе жалкой посудины, вопреки закону несущей на борту оружие. Перед лицом принца и флота Его величества вы открыто объявляете себя мятежником. И после этого вы говорите об «отсутствии враждебных чувств»? Полагаю, вы слишком часто прикладываетесь к бутылке и хорошенько подкрепили свои силы, прежде чем отправиться со своей миссией, дружище Дарбазо. Боюсь, что ваш Совет Двадцати грешит тем же пороком.

— Прошу прощения, не Двадцати, а Тридцати. И среди нас нет ни одного пьяного. Совет поместил имперских чиновников под домашний арест. Мы не желаем, чтобы грабители с Атика и алчные мошенники Люмина управляли нашей жизнью. С нас довольно. Мы провозглашаем независимость.

Кейси подался вперед и с такой силой стиснул поручень, что побелели костяшки пальцев.

— Ваш Совет надеется нашими руками превратить вас и ваш экипаж в великомучеников. Быть может, ваш ракетомет успеет сорвать кусок обшивки или срезать мачту-другую, прежде чем мы превратим вас в решето и потопим. Возвращайтесь в порт, Дарбазо. Вы держались смело и с достоинством, не то что те негодяи, которые послали вас на верную смерть. Возвращайтесь. Не будьте глупцом.

Из люка выбрались три матроса и заняли места у ракетомета. Дарбазо даже не оглянулся, чтобы убедиться в этом. Кейси был вынужден признать, что его люди отлично подготовлены. Дарбазо повел рукой:

— На этих холмах установлено множество ракетометов, Ваше высочество. Куда более крупного калибра, чем моя старенькая пушка. В гавани вас ждут корабли, и все они вооружены. Мы сами изготавливаем ракетометы, но они работают исправно. Мне бы не хотелось вам угрожать, но если вы попробуете высадиться на берег, мы разнесем вас на клочки размером с бисквит, испеченный в доме бедняка. Я сам вызвался плыть вам навстречу и предостеречь вас, потому что ваша династия всегда хорошо к нам относилась. Во всяком случае, в прошлом.

Кейси кивнул:

— Передайте своему Совету Негодяев — сколько бы их там ни было, — что своей отвагой вы завоевали для них право на переговоры. Они попытались тайно нанести нам упреждающий удар, но их затея провалилась.

Дарбазо сказал что-то матросам, стоявшим у орудия, и те скрылись в люке.

— Я передам ваши слова Совету, — с искренней печалью произнес он, обращаясь к Кейси. — Совет Тридцати — вот как он называется. Но не рассчитывайте на переговоры, Ваше высочество. Жители Тебеса испуганы, но будут сражаться. Нас слишком долго угнетали. Будет лучше, если вы вернетесь на Палабанд. На вашем месте я бы поступил именно так. Мы выдадим пленников по первому вашему требованию.

Тон, которым говорил Дарбазо, вызвал у Кейси улыбку. Он пренебрежительно взмахнул рукой.

— Мы дождемся ответа. И, кстати, передайте своим главарям, что мое терпение небезгранично.

Дарбазо вынул меч, взмахнул им, салютуя на прощание, и отдал приказ. На палубе появились матросы. Они натянули канаты, и суденышко, протестующе поскрипывая и переваливаясь на волнах, отвалило от борта клипера. Наконец оно легло на курс и двинулось к берегу. Постепенно скрип его корпуса и оснастки затих вдали.

К этому времени Кейси вернулся в свою каюту, кипя от гнева. Лэннет двинулся следом и остановился у входа, не говоря ни слова. В глазах Кейси сверкал огонь, который капитан видел лишь однажды — когда принц вызывал на дуэль Орека. Только теперь Лэннет понял, что означал этот взгляд. Кейси жаждал крови.

Первые слова принца насторожили Лэннета.

— Эти болваны полагают, что отстранение короля от власти — простое дело вроде смены нижнего белья. Что ж, придется показать им, на чьей стороне сила.

— Запасись терпением. Может быть, они пойдут на переговоры.

Кейси покачал головой.

— Ты был прав. Нам следовало прилететь на Байдаку на электромобилях и застать противника врасплох. «Приземлиться и изготовиться к бою, прежде чем они успеют отреагировать», — говорил ты. Сам не знаю, чего я хотел добиться, приплыв сюда на допотопных парусниках. Мои планы рухнули. Я хотел явиться, словно со страниц учебника истории, напомнить людям о старых временах, мирных и безмятежных. — Кейси с горечью рассмеялся. — Еще одно заблуждение. Наши первопоселенцы были жестоки и бедны, потому что империя не оказывала нам помощи. Наши предки были вынуждены бороться за жизнь или умереть. Но мы всех обманем. Мы возродим былые добродетели, избавившись от старых пороков.

— В таком случае тебе следует встать во главе этих людей, а не нападать на них со спины, — предложил Лэннет, осторожно подбирая слова. — Обратись к ним прямо и открыто, объясни, почему они должны пойти за тобой.

— Непременно. Матилиса решительно настаивает на этом. И я целиком с ней согласен. Мы прибыли сюда, чтобы заручиться поддержкой народа. Беда в том, что мы не можем даже начать, пока не высадимся на берег. Уничтожив это сборище выскочек, мы развяжем себе руки и сумеем убедить людей, что угнетение ненавистно нам так же, как и им.

Лэннету нечего было сказать. Распрощавшись с Кейси, он отправился к себе в каюту. Когда он проходил по узкому коридору, кто-то позвал его негромким свистом. Оглянувшись, он увидел Матилису, которая жестом приглашала его войти в крохотное помещение. Сама она из осторожности оставалась внутри. Несколько секунд Лэннет колебался, и наконец Матилиса позвала его громким шепотом. Она постепенно повышала голос, и Лэннет, испугавшись, что их заметят, вошел внутрь. Матилиса торопливо захлопнула за ним дверь, заперла ее на задвижку и указала Лэннету на одинокое кресло. Лэннет отрицательно покачал головой.

Матилиса села на стол, подобранный в пару креслу. Ее лицо раскраснелось, глаза возбужденно сверкали:

— Болваны-смутьяны сыграли нам на руку. Это просто замечательно, вы не находите?

— Мы оказались на волосок от войны.

— Совершенно верно. — Охваченная воодушевлением, она принимала мрачную раздражительность Лэннета за готовность к кровопролитию. — Вы одним махом расправитесь со всеми смутьянами, и мы с Кейси без помех проведем свои реформы. Увидев, насколько щедры Люмин и король Дерус, люди поймут, почему они должны поддержать нас. И императора Халиба.

— Все не так просто, как вы думаете. Капитан корабля, который вышел нам навстречу, совершенно ясно дал понять, что народ видит в Люмине одну из причин своих невзгод.

Матилиса пренебрежительно пожала плечами.

— Люди поймут, что заблуждались. Сейчас главное — заткнуть рот смутьянам. Это работа для настоящего мужчины. — Матилиса соскользнула со стола и подошла к Лэннету. Лэннет попытался отступить, но уперся спиной в столб двухъярусной койки. Матилиса мягко улыбнулась, в уголках ее глаз появились чуть заметные морщинки. Она прильнула к Лэннету. Повинуясь колыханию судна, их тела задвигались в чувственном танце. Мышцы Лэннета напряглись в страстном вожделении, и тем не менее он почувствовал слабость. Тело Матилисы излучало призыв, от которого по его коже разлился сладостный зуд, чем-то напоминавший наэлектризованный шорох воздуха вокруг проводов высокого напряжения.

Матилиса поднесла руку к его щеке и прикоснулась к зигзагообразному шраму. Ее ладонь медленно скользнула по подбородку Лэннета, спустилась по его шее и взялась за пуговицы его рубашки. И в тот же миг самообладание оставило Лэннета. Ему оставалось лишь поднять руки, чтобы заключить Матилису в объятия.

Ему помешал писк микрофона, прикрепленного к нагрудному карману. Его звук показался Лэннету и Матилисе гневным окриком. Матилиса отпрянула. Споткнувшись, она сбросила со стола книги и письменные принадлежности. Лэннет покачнулся и едва не упал, успев в последний момент ухватиться за перекладину в изножье верхней койки, и невразумительно пробормотал что-то в микрофон.

— Говорит сержант Клузанаманн, — произнес аппарат. — Надвигается шторм. Капитан судна сказал, что мы должны отойти от берега. Какие будут распоряжения?

Лэннета охватило смешанное ощущение гнева и стыда.

— Буду через минуту, — произнес он, отрывая взгляд от Матилисы.

Неверным торопливым шагом он покинул каюту и, не выдержав, оглянулся. Матилиса опиралась рукой о переборку, чтобы сохранить равновесие на качающейся палубе. Один ее глаз был наполовину скрыт локоном. Она стояла подбоченясь, в ее облике сквозил вызов. Она послала Лэннету воздушный поцелуй, подчеркивая каждое движение зовущей, томной улыбкой.

Лэннет осмотрел коридор и ринулся вперед, спеша укрыться в кубриках Стрелков. Он не заметил, что Матилиса выглянула из каюты и следит за его безудержным бегством. Он не слышал ее сдавленного, почти беззвучного смеха.

Но и Матилиса не догадывалась, что сквозь глазок каюты для важных гостей, расположенной в дальнем конце коридора, за ними наблюдает Кейси.

* * *

Император Халиб положил ладонь на поручень смотровой площадки. Перед ним, застыв по стойке «смирно», безупречными шеренгами выстроились пятьсот донианских солдат и двести Изначальных гвардейцев.

Император откинул голову и набрал полную грудь воздуха, принимая еще более внушительную позу. Он с нарочитой медлительностью обвел строй взглядом, поворачивая лицо слева направо. Даже сейчас, во всем блеске величия, его не покидала тревожная мысль — нет ли среди гвардейцев смертников с перестроенным сознанием.

Справа от Халиба маячила темная фигура Мандро Та. Еще правее стоял Этасалоу. Перед мысленным взором Халиба на мгновение возник неясный образ Солнцедарительницы, которая не смогла приехать на смотр.

Халиб положил руку на пояс и включил ларингофон. Из потайных углублений в бетоне поднялись черные раструбы громкоговорителей. Сотни звукоизлучателей, управляемые компьютерами, обеспечивали наилучшую слышимость для всех, кому предназначались слова императора. Вырываясь из множества точек, его бесплотный голос разносился над бетонным полем, подобно громовым раскатам. Невероятная мощность звука на мгновение смутила его. Долгий опыт публичных выступлений быстро пришел ему на помощь, но мысли Халиба упорно не желали возвращаться к заученной речи.

Он гадал, долго ли ему удастся держать врагов в неведении, скрывая, насколько он измучен и обессилен.

Он заставил себя сосредоточить внимание на выстроившихся перед ним бойцах. Галактическая политика была чужда этим людям. От них требовалось лишь выполнить свой воинский долг, при необходимости проявляя храбрость и отвагу. Они надеялись уцелеть, избежать боли и мучений. Мелкие, убогие мечты.

Халибу хотелось обратиться к ним с искренним признанием. Я делаю ставки, но стою над игрой. Я отдаю человеческие жизни, спасая Галактику от страшной судьбы. Поверите ли вы, что император — тот, кто бросает кости, — завидует вам? Я завидую не вашей храбрости, не вашей готовности отдать жизнь во имя великих целей. Я завидую вам потому, что, даже если вы потерпите поражение, вы погибнете вместе со своими товарищами.

Эти слова застряли у него в горле. Отточенный ум отыскал другие, более подходящие для завершения речи:

— Вперед, воины империи! Мятеж на Паро станет поворотным пунктом нашей истории! Империю ждут великие перемены! Занимается новый день, и вы — его свет!

Строй смешался, превратившись в ревущую массу. Толпа хлынула к платформе. Задние ряды подпирали передние. Солдаты с пылом выкрикивали имя Халиба. Некоторые с ошеломленным благоговением взирали на него. Другие открыто плакали. Вместе с ними плакал Халиб.