Первый предупреждающий сигнал, настороживший всех на космическом корабле «Сократ», донесся из грузовых отсеков. Лэннет отвлекся от уборки и взглянул на разнообразный груз, закрепленный ремнями и каркасом. Он быстро собрал свое хозяйство — ведро с мыльной водой, щетку и влажную тряпку — и засунул все это в шкафчик. Шкафчик проглотил имущество с видом воплощенной скуки. Лэннет с радостью понаблюдал, как исчезает эта гадость — хоть это и значило, что они отправляются в новый рейс.

И рейс этот будет последним.

Из круговорота образов выступило лицо Нэн, и Лэннет почувствовал, как его захлестнула волна жара. Но в следующее мгновение суровая реальность разрушила его грезы.

Прошел целый год. Год, который Нэн провела на Хайре, на планете, где скрывался ненавидящий ее человек. С тех пор, как Лэннет узнал об этом, каждая мысль о Нэн несла с собой горький привкус страха и отчаянья.

Если она в безопасности, что она думает о нем? И думает ли вообще? Год. Даже чуть больше года. Люди меняются. Вдруг она кого-нибудь встретила?

Лэннет потянулся, прислушиваясь к потрескиванию каркаса, и почувствовал, как напряглись его мускулы. Физическое усилие немного прочистило мозги.

Неужели он наконец-то приближается к выполнению задания? Сперва были два месяца подготовки. Потом пятимесячное путешествие к Хайре. Однако в тот раз ему запретили высадиться. Этасалоу и советник Уллас обращали особо пристальное внимание на все, что прибывало с Атика. И потому Лэннету, работающему на корабле под именем Гэлвоза, пришлось смотреть, как сине-зеленый шар Хайре удаляется, а потом и вовсе исчезает из виду, и это при том, что он знал — Нэн Бахальт находится там, внизу. И что ей грозит опасность.

Потом, после этих болезненных минут, последовали три месяца дороги до Герона. И вот, в конце концов, обратная дорога к Хайре. Одиннадцать месяцев на корабле. Лэннета уже тошнило от этого корабля.

Через несколько часов все должно закончиться. Нет, это будет еще не конец. Но он наконец-то займется делом. Наконец-то от него что-то будет зависеть.

Сигнал зазвучал снова, на этот раз — сдвоенный. Это значило, что через полчаса корабль войдет в захват, первую стадию прохождения — этого близкого к мистике странствия сквозь пространственно-временную аномалию, которое и сделало возможным межгалактические путешествия.

Прохождение стало дверью к освоению космоса.

Но даже при самых благоприятных обстоятельствах оно было настоящим испытанием для всей техники и людей. Лэннет не слыхал, чтобы хоть однажды удалось выжить хоть одному человеку, который не был надежно привязан в тот момент, когда безумные силы аномалии захватывали корабль.

Чуть прибавив шагу, Лэннет двинулся в свой грузовой отсек. Изнутри «Сократ», так же как любое другое грузовое судно, был забит множеством металлических грузовых контейнеров. Суперкарго называли их жестянками. Размеры стандартного прямоугольного контейнера составляли десять футов на двенадцать на тридцать. «Сократ» нес сотни таких контейнеров, взгроможденных друг на друга и выстроенных в ряды. Между рядами оставлялись проходы для грузоподъемников. Точнее, таковы были продольные проходы. Проходы, идущие поперек корабля, были поуже — ровно такими, чтобы там мог пройти человек. В результате возникало подобие города, безукоризненного, словно кристалл.

Лэннет ненавидел это зрелище.

Он быстро проверил фиберметовые ленты, которыми крепился груз. Натяжение каждой ленты проверялось датчиками, но безопасность требовала, чтобы их проверял еще и человек. То же самое правило действовало и для каркаса, удерживающего контейнеры. Лэннет бегло осмотрел вдоль и поперек отсек, вверенный его попечению. Он действовал быстро, но тщательно. Никому не хотелось, чтобы стадо контейнеров принялось бесконтрольно гулять по «Сократу», когда корабль начнет рыскать и корчиться во время прохождения. Если тщательно выверенный центр тяжести корабля сместится в тот момент, когда в нем схлестнутся все эти загадочные силы, «Сократ» попросту прекратит свое существование. Время от времени корабли исчезали, и не существовало способа узнать, что же именно с ними произошло. Но если пропавший корабль был грузовым, суперкарго всей галактики покачивали головой и бормотали что-нибудь вроде: «Должно быть, там разболтался груз. Одна из жестянок пошла гулять, вот корпус и расползся, будто сделанный из тумана».

Суперкарго очень тщательно следили за грузом. А корабельные офицеры постоянно подстраховывали их.

К тому моменту, как Лэннет рысцой добрался до своей койки, последний из офицеров, ведающих грузом, как раз закончил свою проверку.

Пристегнувшись, Лэннет закрыл глаза. Раздался последний сигнал. Лэннет невольно дернулся. По вискам капитана ползли капли пота, щекоча кожу, а в горле у него пересохло, как в выхлопной трубе.

Лэннет был совершенно уверен, что почувствовал рывок захвата. Момент, после которого нет возвращения. Корабль нырнул в аномалию. И теперь аномалия швырнет его — должна швырнуть — на много световых лет вперед, к Хайре. Лэннет знал, что офицеры на мостике скормили корабельному компьютеру все данные и задали ему курс, скорость и местоположение в растущих линиях напряжения. После того, как корабль попал в захват, им оставалось лишь направить его в нужную сторону. И молиться.

Выпростав руку из-под ремней, Лэннет прикоснулся к корпусу корабля. Он почувствовал, как захваченный водоворотом «Сократ» вздохнул. Корабль взбрыкнул, на мгновение застыл, а потом завертелся юлой. По его коже, по шпангоутам, распоркам и каркасам, служившим «Сократу» костями, прокатывались стоны и взвизги терзаемого существа. Кабели и трубы хлопали и дребезжали.

Силы, рвущиеся в корабль, наконец-то проникли внутрь. Человеческий разум отключался, не выдержав обстрела неизмеримых потоков энергии. Замкнутые в собственных мыслях и страхах, члены экипажа космического корабля «Сократ» один за другим потеряли сознание.

Лэннет пришел в себя и быстро огляделся по сторонам, дабы убедиться, что «Сократ» все еще существует. Он проделал это прежде, чем разум успел напомнить ему, что если бы «Сократ» прекратил свое существование, то с ним, капитаном Лэннетом, случилось бы то же самое. Но «Сократ» был на месте, а значит, и Лэннет тоже был жив.

Отлично.

Лэннет отстегнул ремни и одним прыжком соскочил с койки. Осталось всего несколько часов, а там они уже выйдут на орбиту Хайре. Нэн.

Лэннет заспешил в грузовой отсек. Предстоящее задание подступило вплотную. Лэннет приближался к нему на полной скорости. Но чувство самосохранения заставляло его страшиться. Впрочем, больше всего Лэннету сейчас хотелось закричать от радости: одиннадцать месяцев ожидания близились к концу.

Справившись со своими обязанностями, Лэннет устроился в ближайшем поперечном проходе. Следя, не появятся ли непрошеные зрители, Лэннет осторожно извлек из ножен, закрепленных на левом предплечье, керьяговый нож. Его лезвие, изготовленное из сплава синтетического рубина и керамики, было усилено за счет продольных утолщений и овального профиля. Но даже с этими дополнительными мерами клинок был слишком ломким. Правда, керьяг имел свои преимущества — его не засекали металлодетекторы, а острота такого клинка была просто ужасающей. Несколько мгновений Лэннет, прищурившись, смотрел на сверкающее лезвие, словно ожидая, что от клинка, словно дым от огня, начнет подниматься мудрость.

Потом капитан помрачнел и отложил нож. С человеком, который до самозабвения восхищается орудием убийства, явно что-то не в порядке. Капитан машинально потянулся рукой к шраму, но потом спохватился и улыбнулся. Пальцы с фальшивыми папиллярными узорами коснулись фальшивой раны.

С кончиками пальцев было что-то не так. И ведь ни одна зараза не предупредила, что их чувствительность может измениться! Когда он пожаловался на это, наставники принялись гонять его по разнообразным тестам, «доказывая», что с пальцами все благополучно. Но ему-то лучше было знать! Кончики пальцев ощущались теперь иначе — вне зависимости от того, могли дурацкие машины проверяющих засечь эти изменения или нет. Он не мог нормально пользоваться пальцами, и вовсе не из-за своей неврастении — и неважно, о чем там шептались наставники у него за спиной, когда были уверены, что он не слышит. Он просто не хотел быть кем-то другим.

Наряду с подготовкой к разгрузке корабля счастливчики готовились еще и к увольнительной. Они начищали туфли, чистили плащи, гладили рубашки, подправляли стрелки на брюках. Лэннет снова удивился: интересно, почему в грузовую команду входят исключительно мужчины? Наставники уверяли его, что это своего рода цеховая традиция и что ему она только на руку. Они говорили, что так ему будет легче затеряться в толпе. А товарищей по экипажу Лэннет об этом не спрашивал. Он предпочитал держать это недоумение при себе — так же, как все прочее.

Поскольку Лэннету предстояло оставаться на борту, он оделся куда более небрежно. Его брюки были пошиты из простой, довольно грубой ткани. Лар-фланелевая рубаха геронского производства была такой же грубой. Из стеблей лара после надлежащей обработки получалась ткань с таким высоким содержанием силикона, что она отчасти обеспечивала защиту от холодного оружия. Кроме того, Лэннет надел куртку из толстой и очень прочной кожи. Капитану постоянно приходилось следить, чтобы ее не сперли. Зардова кожа донианской выделки стоила недешево, а грузчики могли без особых зазрений совести свистнуть что-нибудь у новичка. А Лэннет, хотя и провел на корабле одиннадцать месяцев, все еще считался салагой. Происхождение этого термина терялось во мраке лет, но он служил космолетчикам оскорблением, пригодным для всех случаев жизни.

Эта мысль напомнила Лэннету, насколько он не любит своих нынешних коллег, грузчиков. Лэннет слегка забеспокоился. Может, в нем заговорил снобизм? Но они упорно производили на него впечатление невежественных и продажных людей, гордящихся своими пороками. Капитан отлично понимал, что никто из его Стрелков тоже не посвящал свой досуг пению в церковном хоре, но все же большинству из них известна была разница между жесткостью и жестокостью. Впрочем, в смутной антипатии, определявшей взаимоотношения Лэннета и экипажа «Сократа», было и свое преимущество. Его хватятся лишь тогда, когда «Сократ» окажется уже очень далеко от Хайре. Вполне возможно, что его отсутствие будет оставаться незамеченным не менее суток.

Лэннет подошел к иллюминатору. Впереди виднелся грузовой лихтер. А за ним парила прекрасная и сверкающая планета Хайре.

Нэн.

Он не может позволить себе думать о ней. На Хайре он должен стать совсем другим человеком. Ему придется запомнить массу новых сведений. Родители, соученики, родственники, их адреса. Идентификационные номера, номера коммов, номера кредитных карточек. Люди из службы безопасности, их расспросы… Хайре не прощает ошибок.

Внезапно Лэннет содрогнулся.

Самообладание. Наставники говорили ему, что выживание агента, действующего под прикрытием легенды, на восемьдесят процентов зависит от самообладания.

Неверные указания руководства. От этого зависит еще десять процентов — так они говорили. Именно поэтому они настояли на том, чтобы Лэннет высадился на Хайре не тогда, когда «Сократ» будет лететь на Герон, а лишь на обратном пути.

А после этого они смеялись и заявляли, что последние десять процентов зависят от тупой удачи.

Хладнокровные ублюдки.

Лэннет сухо усмехнулся. Он подумал, что в этом шпионы мало отличаются от Стрелков, и мысленно обругал наставников еще раз, позаковыристей.

Лихтер замигал огоньками, давая знать, что готов принять грузовик. Лэннет воспользовался этим моментом, чтобы незаметно проскользнуть в щель между контейнерами. Скрывшись из поля зрения остальных членов команды, он быстро полез на одну из башен. Цепляясь за ремни и каркас, капитан взобрался наверх. Между потолком и верхней стенкой контейнера оставалось ровно столько места, чтобы там с трудом мог протиснуться человек. Извиваясь, Лэннет прополз к маленькому грузовому люку. Не обращая внимания на рукоятки и электронное контрольное устройство, капитан устроился рядом со входом. Он извлек из внутреннего кармана куртки предмет, по виду напоминающий фонарик. Но, однако, когда Лэннет нажал на кнопку, предмет издал пронзительное жужжание. Лэннет коснулся приборчиком тонкой щели между дверцей и корпусом контейнера. Жужжание перешло в утробное урчание.

Постепенно под воздействием вибрации штифты, удерживающие петли люка, вышли из пазов. Дверца просела и отворилась. Лэннет спустился внутрь контейнера, стараясь не задевать контрольное устройство. Достав фонарик-карандаш, капитан вернул штифты на место. Быстро обшарив внутренности контейнера, Лэннет наткнулся на цель своих поисков — стоящую вертикально большую трубу. Он ухватился за две выступающие ручки, явно предназначенные для того, чтобы открывать эту штуковину. Несколько резких поворотов, и ее верхняя часть отвинтилась. Капитан ногами вперед скользнул в трубу, обитую изнутри чем-то мягким. Внутри было так тесно, что Лэннет едва мог пошевелиться. Ему пришлось изрядно потрудиться, чтобы закрыть крышку. А пока капитан после этого опускал руки вниз, чтобы привести в действие рычаги управления, он успел вспотеть.

Вспыхнувшие прямо перед лицом Лэннета крохотные огоньки, так называемые радарные светлячки, сообщили, что приборы, регулирующие температуру и химический состав воздуха и занимающиеся восстановлением кислорода, заработали. Управившись с этим делом, Лэннет принялся возиться с пристяжными ремнями и возился до тех пор, пока не оказался надежно привязан. Тыльная сторона пряжки находилась как раз над его диафрагмой. В нее были встроены датчики, следящие за дыханием, температурой тела и химическим составом пота. Если бы показания перешли допустимые пределы, датчики тут же зажгли бы дополнительные сигнальные огоньки. Лэннет серьезно сомневался в практической ценности светящейся надписи: «Вы испуганы до потери пульса».

Капитан приказал себе устроиться поудобнее и наслаждаться прогулкой. На самом деле эта труба была не такой уж неудобной. Все, что требовалось здесь от человека, — это закрыть глаза и перестать думать о том, что он полностью беспомощен посреди окружающей его тьмы. Не то чтобы совсем беспомощен — просто он не может пошевелиться. И целиком зависит от батарейки размером с половину кулака. И еще чуть не тыкается носом в изоляцию. Непроверенную, между прочим. Но зато хорошо разработанную — это всякий скажет.

Так чего ж тут беспокоиться?

Радарные светлячки замигали.

Удар робота-погрузчика, подцепившего своим раздвоенным носом именно эту стопку контейнеров, заставил задрожать металлическую стену «жестянки» и сделал особенно заметной бьющую Лэннета дрожь нетерпения. Дыхание Лэннета стало частым и глубоким. Капитан пытался изгнать вертящиеся в голове картинки: вот контейнер опрокидывается, вот его транспортное средство раскалывается… Но тут Лэннет почувствовал, что он движется.

Перенос груза происходил плавно, с минимумом ударов и грохота. И все же, услышав, как робот-погрузчик с урчанием удалился, Лэннет обнаружил, что его кулаки стиснуты до боли в пальцах. На одно ужасное мгновение судорога скрутила мышцы икр. Лэннету казалось, что выступающий на его теле пот вот-вот закипит.

«Светлячки» продолжали гореть. Сознания Лэннета легонько коснулась истерика, настойчиво шепча, что крохотные огоньки бранят его. Капитан обозвал себя идиотом и выругался с искренним пылом.

Втайне, в глубине души, Лэннет был благодарен огонькам индикаторов за то слабое освещение, которое они обеспечивали.

Затем донесся звук, который ни с чем нельзя было спутать — вой сирены, предупреждающей, что грузовой люк корабля сейчас закроется. У грузчиков, которые находились сейчас в узком, туннелеобразном шлюзе, соединяющем корабль и лихтер, оставалось тридцать секунд на то, чтобы убраться внутрь. Впрочем, сирену включали скорее для перестраховки: люди редко выходили за пределы грузового люка.

Вскоре — как тридцать секунд могли пролететь настолько быстро? — Лэннет услышал, что принимающий люк лихтера открылся.

Не в силах совладать с собой, капитан жадно втянул в легкие воздух и задержал дыхание. Вздох получился оглушительным, словно взрыв. Воздух, находившийся в туннеле и во всех контейнерах, стоявших сейчас на ленте транспортера, в мгновение ока вытек в космос.

Лэннета окружил вакуум.

Тишина. Ужасающая, безвоздушная тишина космоса. Тишина вечности.

Размеренная вибрация сообщила капитану, что транспортерная лента потащила контейнеры туда, где их смогут подобрать роботы-погрузчики лихтера. Еще некоторое время контейнер потряхивало и раскачивало взад-вперед, так, что у Лэннета желудок завязывался узлом, — и наконец транспортер, взвизгнув, остановился. Лэннет находился на борту лихтера.

Направляющиеся на Хайре товары длительного хранения были переправлены в отсек, который транспортники называли свободным. Команда лихтера контролировала его двери и прочие механизмы дистанционно. Съемный свободный отсек был достаточно прочным, чтобы удержать груз, и за счет конструкции корпуса обладал приличными аэродинамическими свойствами. И никаких излишеств типа систем жизнеобеспечения. Так что всему живому здесь была гарантирована смерть. В том числе и «зайцам».

Лихтер встряхнулся — это заработали его двигатели. Лэннет стиснул зубы, стараясь преодолеть вибрацию. Ему пришли на ум катунские барабаны. Тогда Лэннет нарочно принялся вспоминать похоронную процессию. Когда барабан оказывался рядом, любой человек мог услышать — или даже скорее почувствовать — низкий рокот, сотрясающий все внутренности.

Катунские барабаны вызывали подобную реакцию всегда, а не только во время похоронной процессии. Просто Лэннету вспомнились именно похороны. Ему никак не удавалось выбросить эту картинку из головы.

Капитан заставил себя снова вспомнить полученные инструкции. Оставаться в контейнере до тех пор, пока не поступит сигнал, что путь свободен. Три отрывистых удара. Пауза. Еще два удара. Быстро выбраться наружу. Избавиться от всех документов, использовавшихся на борту «Сократа». Достать из кармана, сделанного в обшивке контейнера, новые документы.

На Хайре он станет Вэлом Борди. Космический корабль «Сократ» сообщит, что человек по имени Гэлвоз исчез, предположительно — выпрыгнул из корабля. Потом «Сократ» продолжит путь на Атик. Расследование покажет, что никакого Гэлвоза никогда не существовало, но расследование тоже займет некоторое время. Лэннет очень надеялся, что прежде, чем это известие дойдет до хайренских властей, Вэл Борди тоже уже исчезнет, уступив место воскресшему капитану Стрелков.

Лихтер яростно врезался в атмосферу Хайре. «Светлячки» снова воспряли к жизни и ревностно замигали, показывая, что Лэннет слишком сильно волнуется. Капитан прикрикнул на них, потом умолк. Уставившись прямо перед собой и устремив взгляд куда-то далеко за недовольные им лампочки, Лэннет погрузился в терпеливое ожидание.

Взвыли антигравитационные двигатели, и лихтер мягко коснулся земли. До Лэннета донесся шум подъемного крана и крики наземной команды грузчиков. Грохотали цепи. Тросы волочились по металлу с особым, только им присущим жужжанием. Контейнер Лэннета подняли и куда-то понесли. Капитану не понравилось раскачиваться в воздухе. Затем последовало еще несколько хлопков и встряхиваний, пока массивный контейнер опускали и устанавливали на новое место.

Ворча и дергаясь, Лэннет извернулся и открыл крышку трубы. Он бесшумно выполз наружу, прислушиваясь — не раздастся ли сигнал, который должен освободить его из «жестянки». Так прошло несколько часов. Лэннета принялись изводить мысли о предательстве. Через некоторое время капитан просто перестал смотреть на часы.

Когда постукивание все-таки раздалось, этот звук испугал Лэннета. Никаких приближающихся шагов, никакого «эй, вы здесь?». Просто быстрое «тук-тук-тук». Пауза. И снова «тук-тук». Стук оказался куда тише, чем ожидал Лэннет, и в то же время прозвучал намного ближе. Капитану представилось, как незнакомец робко подкрадывается к контейнеру, выполняет требуемую процедуру и тут же пускается наутек.

Лэннет даже посочувствовал ему.

Процедура выхода сопровождалась не меньшими предосторожностями, чем процедура входа. Высунув голову из люка, капитан огляделся по сторонам. Оказалось, что он находится в складе, напоминающем пещеру и заполненном сотнями контейнеров — близнецов той «жестянки», в которой прибыл сюда и сам Лэннет. В некотором смысле это помещение было хуже, чем трюм «Сократа», поскольку не имело окон, и в результате здесь царил полумрак, рассеиваемый лишь несколькими тусклыми светильниками. Контейнеры образовывали сюрреалистический ландшафт из геометрически правильных утесов и загадочных каньонов, пересекающихся под прямым углом и уходящих куда-то во тьму.

Контейнер Лэннета стоял прямо на бетонном полу, чуть в стороне от остальных. Взглянув на многочисленные контейнеры, стоящие поверх друг друга, капитан безмолвно вознес благодарность судьбе. Здесь не было никаких ремней, и даже если бы он, очутившись наверху, сумел открыть люк, спуск превратился бы для капитана в дело, граничащее с невозможным. Так что эффективность, с которой действовали агенты императора, произвела на Лэннета глубочайшее впечатление. Прилив оптимизма заставил капитана спешно двинуться по темным проходам на поиски двери.

И Лэннет действительно довольно быстро отыскал ее. Но, однако, прежде чем воспользоваться дверью, капитан вытащил из бумажника все документы на имя Гэлвоза. Каждый документ был закатан в пластик: привычка не повсеместная, но достаточно распространенная, чтобы не привлекать к себе особого внимания. Воспользовавшись керьяговым лезвием, Лэннет осторожно освободил каждый документ от оболочки. В результате на бетонном полу появилась кучка фотографий, кредитных карточек и прочих документов, перемежающихся с обрывками пластика. Покончив с этим, капитан попытался отыскать какой-нибудь водопроводный кран. Времени у него было мало, и потому Лэннет быстро отказался от этой затеи. Наставники заверили, что подобную проблему можно будет решить разными методами, но особо подчеркивали, что все действия следует производить в абсолютно безопасном месте, где его никто не сможет увидеть. Лэннет был уверен, что склад отлично подходит для этой цели. Отступив на шаг, капитан помочился на остатки документов.

Результат превзошел все, что он мог себе вообразить. Наставники говорили, что все эти материалы быстро и бесповоротно распадутся на составные части, стоит лишь подвергнуть их воздействию жидкости с высоким содержанием кислорода. Но, очевидно, какой-то поборник полной секретности внес в этот процесс свои усовершенствования, и в результате над грудой документов мгновенно взметнулось буйное разноцветное пламя в фут высотой. Лэннет на цыпочках отскочил назад со всей скоростью и изяществом, какие только позволяли обстоятельства. К сожалению, позволяли они немного. Капитан врезался в контейнер.

Он не вымазался сам и не испачкал одежду исключительно благодаря везению. Наблюдая за пляшущим пламенем, Лэннет ощутил страстное желание когда-нибудь увидеть наставников и высказать им все, что он о них думает.

От документов тем временем остался чудный серый пепел. Даже магнитные ленты и микрочипы, встроенные в кредитные карточки, куда-то исчезли — буквально испарились. Уходя, Лэннет обошел стороной кучку пепла и сморщился — запашок был еще тот. Прежде чем шагнуть за порог, капитан переложил документы Вэла Борди из кармана в бумажник, еще раз дотошно проверив их. Идентификационные брошюры, которые полагалось иметь при себе каждому жителю Хайре, содержали в себе кодированную оптическую полосу, ежегодно обновляемую. Она хранила информацию о прошлом и настоящем данного человека. Попытка каким-либо образом подделать ее могла серьезно испортить человеку будущее. В официальных документах эту полосу называли «линией жизни». И в том не было особого преувеличения.

Свет фонарей, горящих на высоких башнях грузовых причалов космопорта, создавал сверкающий остров посреди черного моря ночи. Лэннету потребовалось несколько мгновений, чтобы вспомнить — у Хайре нет луны. Правда, в небе холодно поблескивали несколько небольших астероидов, захваченных гравитационным полем планеты, но ни один из них не тянул на полноценную луну. Впрочем, на Хайре мало кто об этом задумывался. Лэннет встречался на Атике с несколькими хайренцами. Они показались ему людьми замкнутыми, которых не интересует, что творится за пределами их собственной планеты. У них имелись определенные основания для такой обособленности: Хайре была невероятно красивой планетой. Облик двух из трех ее главных континентов определяли несколько горных цепей, между которыми располагались просторные долины, поросшие лесами и орошаемые полноводными реками. Третий континент уступал первым двум в размерах, и его ландшафты были не столь грандиозны. Он назывался Кулл, отличался обилием холмов, озер и разливающихся по весне ручьев и служил житницей для всей планеты. Здесь же обитала основная часть населения.

Проявляя общественную сдержанность — некоторые называли ее обычным здравым смыслом, — свойственную их национальному характеру, хайренцы разместили оба своих космопорта и административный центр планеты на малонаселенном побережье. В результате под конторы для бюрократов пошло сравнительно небольшое количество пахотной земли. А кроме того, большинство простых людей оказались на достаточном расстоянии от внешних атрибутов правительственной деятельности. В свете репрессий, проводимых нынешней династией, такое разделение оказалось даже более благотворным, чем предполагалось сначала. Те, кто инструктировал Лэннета на Атике, говорили, что Этасалоу скорее всего скрывается на самом большом континенте, Голифаре. Голифар был наиболее суровым из трех континентов, и именно там располагалась столица планеты, Лискерта. В настоящий момент эта метрополия выглядела как отдаленное сияние на юго-востоке.

Когда Лэннет оставил огни космопорта позади, оказалось, что звезды здесь достаточно яркие, чтобы при их свете можно было сориентироваться и отыскать путь к горам, виднеющимся на востоке и севере.

Когда капитан присоединился к людям, ожидающим рейсового электробуса, никто не обратил на него ни малейшего внимания. К тому времени, как шум антигравитационных двигателей электробуса сделался размеренным, Лэннет успел заметить, что его попутчики более чем сдержанны. Психологическую дистанцию, которую они поддерживали, вернее было бы назвать изоляцией. Они читали. Они дремали. Они смотрели в окно. Когда электробус останавливался, чтобы подобрать новых пассажиров или кого-то высадить, большинство из тех, кто глядел в окно, на это время переключали свое внимание на собственные ногти, или одежду, или еще что-нибудь подобное. Если же кто-то продолжал смотреть в окно, его отсутствие интереса к другим людям было просто-таки нарочитым. Точно так же они делали вид, что не замечают ни камер «Мир и Порядок», маячащих на постах и крышах, ни непрерывного негромкого бормотания пропагандиста, льющегося из динамиков. Насколько понимал Лэннет, как раз негромкая, но непрерывная идеологическая обработка делала подсознание более восприимчивым. Впрочем, послушав несколько минут, капитан решил, что такая пустопорожняя болтовня особого вреда принести не может.

Однако поведение его попутчиков заставляло всерьез предположить, что они действительно верят в сентенции типа: «Нет закона выше закона социальной гармонии. Все преступления проистекают из неумения идти на компромисс». Они явно успели наслушаться подобных проповедей за время предыдущих своих поездок в электробусе.

Лэннет вместе с еще несколькими пассажирами сошел в тенистом скверике. Он направился в сторону ресторанчика «Майк», возвещавшего о своем существовании при помощи вращающейся неоновой вывески, торчащей на столбе перед входом.

Никто не обратил внимания на то, что Лэннет быстро, краем глаза взглянул на столб. А если бы кто-то и обратил, он все равно не придал бы особого значения красовавшейся на этом столбе невинной надписи «Дж. Дж. + Г.К.», заключенной в сердечко. Лэннету же эта надпись сообщила, что он может без опаски зайти в ресторан, устроиться в отдельной кабинке и заказать обед.

Завсегдатаи ресторанчика вели себя точно так же, как пассажиры электробуса. Они тихо переговаривались со своими спутниками. Те, кто пришел в одиночку, старались не встречаться взглядом с окружающими, словно боясь причинить кому-нибудь вред. Официантка была настолько приветлива, насколько может быть приветлив человек, не глядящий на собеседника. Лэннет решил, что это только к лучшему. Если местные жители предпочитают не смотреть на него, ему это на руку. «Незаметность» — волшебное слово, которое вполне может спасти ему жизнь.

Наполовину управившись с заказанной едой, Лэннет увидел, как в ресторан вошел какой-то человек. Капитан был уверен, что это и есть его связной. Чуть выше среднего роста, полноватый, одетый примерно так же, как сам Лэннет, незнакомец быстро перешагнул порог и с явным раздражением взглянул на часы. Он являл собою живую картинку с подписью «человек, опоздавший на свидание». Светлые, коротко подстриженные волосы, высокие скулы, полные губы. В ухе болтается подвешенный на короткой цепочке золотой диск с синим камешком в середине. Достаточно распространенное на Хайре украшение.

Но Лэннет чувствовал, что за этой заурядной внешностью скрывается нечто большее, — так хищник чувствует сущность другого хищника. Когда незнакомец оглядел зал, остановил взгляд на Лэннете и улыбнулся, капитан решил, что его предположение полностью подтвердилось. Взгляд был оценивающим и задумчивым.

Вошедший проскользнул в кабинку и уселся напротив Лэннета. Широко улыбнувшись, незнакомец сказал:

— Я опоздал на предыдущий рейс. Не мог найти ключ от дома. В конце концов он отыскался под сегодняшней почтой.

Пароль был произнесен верно. Лэннет ответил в точном соответствии с инструкцией.

— Со мной постоянно происходит то же самое. Последний раз я обнаружил ключ в собственном кармане.

Незнакомец продолжал улыбаться, но стоило ему услышать от Лэннета верный отзыв, как его лицо неуловимо изменилось. На нем появилось облегчение и удовлетворение. Но Лэннет заметил кое-что еще. Мгновение узнавания. Нетерпение. Незнакомец был полон предвкушения, словно эта встреча должна была стать началом чего-то давно обещанного. Он произнес:

— Рад, что вам все удалось. Возни была масса. Меня зовут Джарка.

Кивнув в ответ, Лэннет отодвинулся в тень и понизил голос:

— Я тоже рад оказаться здесь. Вы отведете меня на квартиру?

И снова на лице Джарки промелькнуло нечто неуловимо противоречащее его спокойной улыбке.

— Вам солгали. Те, кто отправил вас сюда с этим заданием, лгали вам и поставили вас в зависимость от этой лжи. Но теперь вы в наших руках, и правила игры диктуем мы. Сотрудничайте с нами, и о вас позаботятся. Причините нам какие-нибудь неприятности, и… — Джарка пожал плечами. Улыбка исчезла. Взгляд серо-стальных глаз впился в лицо Лэннета. — Причините нам какие-нибудь неприятности, и мы отдадим вас Этасалоу.