Патрик пробудился на рассвете в супружеской постели, которая была непривычно холодна.

Сонно поморгав какое-то время, он понял, в чем дело. Вместо того чтобы сладко спать в его объятиях, как и делала в последние дни, Джулиана свернулась калачиком на дальнем краю матраса. Ее поза красноречивей всяких слов говорила о том, что с нею творится.

Пропади все пропадом!

Вчера все пошло наперекосяк. Он сказал ей правду. Это решение далось ему куда трудней, нежели его привычное неловкое молчание. Да, он сожалел о том, что не был откровенен с нею с самого начала, но вот о том, что женился на ней, Патрик не жалел ни единой секунды! Черт возьми, Джулиана – единственное светлое пятно в его бестолковой жизни… Но как еще он мог вчера ответить на ее прямой вопрос, заданный дрожащим голоском? Да он просто не помнил уже, почему именно женился на ней… и не желал доискиваться причин!

Патрик кинулся в этот брак словно в омут, понимая, что им движут ложные мотивы, но его сердце растаяло от ее поцелуев, таящих самые сладкие обещания. Он тешил себя надеждой, что Джулиана сочтет их союз достаточно приятным для себя, чтобы не задаваться лишними вопросами. Ответ на вопрос, почему он женился на ней, был вовсе не главным. Патрик хотел быть с этой леди, и ее показания в суде тут были ни при чем! Дело было лишь в том, что он чувствовал, находясь рядом с нею…

С минуту Патрик лежал, глядя на Джулиану и все сильней желая заключить ее в объятия, сказать ей все начистоту… Он хотел доказать ей, что причины их брака уже ровным счетом ничего не значат, но его внимание привлек конский топот за окном. Для Патрика он прозвучал подобно раскатам грома…

Патрик выбрался из постели и отдернул портьеру. В утреннем тумане он различил силуэты трех лошадей, но лишь на двух из них сидели всадники. Странная группа стремительно приближалась к воротам усадьбы. В одном из всадников Патрик распознал судью – высокий и сухощавый, он крепко сидел в седле. Второй всадник, более коренастый, сильно напоминал его кузена, Джонатана Блайта. У Патрика было единственное объяснение тому, почему они скачут в Соммерсби так, словно все псы ада хватают их за пятки. Единственное…

К окну подошла Джулиана, зябко обнимая себя за плечи.

– Это судья?

– Да, – хмуро ответил Патрик, уже протянув руку, чтобы достать из комода брюки. Джулиана убирала его одежду в ящики, аккуратнейшим образом складывая каждый предмет. Пусть он не в силах избежать печальной участи, но в его власти встретить тех, кто прибыл его арестовывать, одетым пристойно и с гордо поднятой головой. – Его сопровождает Блайт. Полагаю, это означает, что расследование пришло к выводу, что я виновен в убийстве.

Джулиана прильнула к стеклу (ее ночная сорочка трогательно просвечивала) и, близоруко щурясь, принялась вглядываться в утренний туман. Так она простояла довольно долго, хотя Патрик понимал, что ей мало что удастся разглядеть.

– А почему арестовывать тебя явился мистер Блайт?

– Возможно, судья Фармингтон полагает, что я не поеду с ним по собственной воле. Чиппингтон слишком мал, в таком городке нет нужды в констебле. Поэтому любой из горожан имеет право добровольно принять участие в аресте. Думаю, кузен Блайт с радостью предложил свои услуги.

– Неужели твой кузен настолько ненавидит тебя, что готов не только смотреть, как тебя вешают, но еще и лично препроводить на эшафот?

Патрик заколебался. Он не имел желания отвечать на подобные вопросы, однако то, что Джулиана заговорила с ним, пусть даже на такие неприятные темы, несказанно его порадовало. Вчера вечером все было куда хуже…

– Он всегда мечтал меня обставить.

А если не обставить, то попросту уничтожить.

Патрик не хотел, чтобы Джонатан Блайт разрушил то, что еще осталось между ним и Джулианой, поэтому ноги сами понесли его к дверям.

– Оставайся здесь! – приказал он, тревожась за ее безопасность. И эта тревога пересилила желание стиснуть супругу в объятиях и утишить ту боль, что поселилась в ее зеленых глазах со вчерашнего дня.

А у всадников, неумолимо приближавшихся, в поводу идет оседланный конь… Боже правый… Какое бы дело ни привело их нынче поутру в усадьбу, они не намеревались уезжать отсюда вдвоем. Впрочем, все уже ясно как божий день.

Патрик понесся вниз по лестнице, прыгая через две ступеньки, и гулкое эхо его шагов разнеслось по всему дому.

В столь ранний час гости еще спали, хотя из гостиной доносились приглушенные голоса слуг, растапливавших камин. Когда он прошел мимо них, они испуганно глянули на хозяина, и Патрик понадеялся, что собаки, вертевшиеся у его ног, вполне объясняют его раннее пробуждение.

Однако мистера Питерса не так легко оказалось провести. Пожилой дворецкий встретил Патрика у самых дверей. На голове его красовался ночной колпак, а взгляд был встревоженный.

– Всадники приближаются, милорд. Мне кликнуть пару крепких лакеев?

Но Патрик лишь покачал головой. Судья Фармингтон славился справедливостью и миролюбием, однако присутствие Блайта придавало ситуации несколько иной привкус. Патрику не верилось, что все пройдет гладко и спокойно, но ощущал ответственность за все и всех здесь, в Соммерсби, – от самого широкоплечего лакея до самой худенькой посудомойки. Никого из них он не имел права подвергать опасности.

– Не надо лакеев, – твердо произнес он. – Буду признателен, если вы разбудите виконта Эйвери. Он должен позаботиться о том, чтобы Джулиана не выходила из своей комнаты.

Патрик понимал, что нынче утром ему потребуется союзник в лице виконта. Ибо кто еще, если не отец, сможет удержать Джулиану?…

Дворецкий кивнул:

– Как прикажете, милорд. Но прошу вас… будьте осмотрительны. Ведь вы только вернулись домой, целый и невредимый. Господь не допустит, чтобы вас так быстро с нами разлучили…

Патрик распахнул дверь и всей грудью вдохнул утреннюю прохладу, чтобы успокоиться.

Всадники спешились, кони тяжело дышали и отфыркивались. Судя по тому, что морды у них были в пене, всю дорогу от Чиппингтона животные проскакали галопом. На лужайку выскочили Джемми и Констанс и стремглав бросились приветствовать новоприбывших, бесцеремонно пачкая их одежду мокрыми и грязными лапами. В первых лучах восходящего солнца что-то блеснуло, и Патрик увидел, что Блайт угрожающе поднял дуло револьвера. Патрика охватила ярость. Только трусы или идиоты пытаются напугать собак оружием.

Он свистнул, отзывая собак. Джемми послушно затрусил к хозяину, однако Констанс не спешила подчиниться. Шерсть на ее загривке вздыбилась. Ах чтоб тебя, непослушная псина!..

Впрочем, до хозяйки, которая возникла в дверном проеме, ей было далеко. Джулиана в спешке кое-как натянула платье цвета сочных бархатцев – живое доказательство того, что в случае надобности она умела стремительно одеваться, – правда, половина пуговок на корсаже так и остались незастегнутыми, а огненные локоны в беспорядке вились вокруг лица.

– Возвращайся к себе, Джулиана, – прорычал Патрик.

Надвигающаяся опасность требовала от него предельной сосредоточенности, а присутствие супруги отвлекало. Как, впрочем, и всегда… А когда Джулиана, и не думая повиноваться, склонилась и подхватила на руки болонку, к беспокойству прибавилось раздражение.

– Ты не можешь заставить меня уйти, Патрик.

Решительные зеленые глаза жены устремились на него. Было ясней ясного – отступать она не намерена.

– Черт подери, это не светский визит!

Теперь это стало более чем очевидно. Джонатан Блайт держал на изготовку свой револьвер, и сердце Патрика сжалось от ужаса. Но страшило его вовсе не то, что может произойти с ним самим. Его буквально парализовал страх за жену, которая могла погибнуть от случайной пули, – он слишком хорошо знал, как это бывает…

Словно не слыша мужа, Джулиана нацепила на лицо одну из улыбок из своего богатого арсенала – Патрик уже знал, что она предназначалась для врагов или идиотов.

– Прекрасное утро для визита вежливости, джентльмены, не правда ли? – как ни в чем не бывало произнесла Джулиана.

Судья в замешательстве переводил взгляд с мужа на жену.

– Мы… то есть это… мы прибыли не с визитом, леди Хавершем.

– Да ну? – Улыбка Джулианы сделалась еще слаще. – Стало быть, вы пожаловали к завтраку?

Сдвинув на затылок шляпу, Фармингтон дрожащей рукой отер со лба крупные бисеринки пота:

– Мы… приехали за вами, Хавершем.

– Вчера поздно вечером прибыл нарочный с решением суда, – с плохо скрываемым злорадством произнес Блайт. – И у нас есть разрешение на ваш арест.

Сердце Патрика глухо стукнуло. Все кончено. То, что в течение всех этих одиннадцати месяцев маячило на горизонте неясной угрозой, в одночасье материализовалось. Ему все-таки официально предъявлено обвинение в убийстве. Патрик не знал, плакать ему или смеяться…

За спиной у него раздались приглушенные вопли. Из дверей буквально вывалился лорд Эйвери, следом за ним – красный и задыхающийся мистер Питерс. Седые волосы виконта торчали дыбом, и выглядел он так, словно кубарем скатился по ступенькам. Однако выражение его лица и в особенности глаз вполне приличествовало аристократу.

– Что здесь происходит, мистер Фармингтон? – властно вопросил виконт. – Хавершем – пэр Англии!

– Пусть он пэр, однако этот человек официально обвинен в умышленном убийстве, – желчно отозвался Блайт.

– Но это произвол! – Виконт Эйвери повысил голос. – По закону ему предоставлено право либо оставаться здесь, в Соммерсби, либо возвратиться в Лондон и там дождаться суда! Вы не можете бросить его в застенок словно обычного преступника!

Однако Джонатан Блайт подкрепил свои слова выразительным щелчком взводимого курка.

– Уверяю вас, еще как можем.

Патрик выбранился себе под нос. Страх за Джулиану и за всех остальных заставил его шагнуть вперед, прямо под дуло револьвера. Видит Бог, однажды пуля отняла у него брата. Оружие порой ведет себя непредсказуемо, и кому, как не Патрику, это знать…

– Будьте аккуратны, – предостерег он кузена, вытянув вперед руки. – Я не стану оказывать сопротивление.

Когда на его запястьях защелкнулись ледяные браслеты наручников, Патрик старался не смотреть в сторону смертельно побледневшей Джулианы. А потом его бросили поперек седла, словно куль соломы, грубо лишив тем самым возможности проститься с женой, утешить ее, успокоить… Впрочем, вряд ли она позволила бы ему все это, учитывая трещину в их отношениях.

И все же Патрик в последнюю секунду крикнул жене:

– Жди здесь возвращения Маккензи, как мы и договаривались, Джулиана!

Ее гробовое молчание легло на сердце Патрика куда более тяжким грузом, нежели мысли о том, что ожидает его в застенке. Джемми, тихонько поскуливая, вертелся у ног коня. Виконт Эйвери схватил пса за ошейник и потянул в дом. Патрику оставалось надеяться, что в отношении своей дочери пожилой виконт проявит столь же похвальную твердость. Джулиане ни в коем случае нельзя позволять навещать его в зловонной камере, у дверей которой к тому же наверняка будет околачиваться Джонатан Блайт, держа наготове револьвер со взведенным курком…

– Не позволяйте ей приходить ко мне, – сказал Патрик тестю, когда лошади уже тронулись с места. – Она тут решительно ни при чем.

Лорд Эйвери лишь фыркнул:

– Вам не хуже моего известно, что девчонку невозможно вынудить что-либо сделать, как и невозможно ей что-то запретить! Черт вас возьми, по вашей милости она теперь носит титул графини. Ее сам дьявол не остановит…