Очень быстро обнаружились два обстоятельства. Пруденс дьявольски трудно отыскать. А Джордж Уиллоуби явно пытается свести Джулиану с ума.

Если прежде этот джентльмен ограничивался лишь улыбками и томными взорами, то теперь, похоже, вознамерился сделаться для нее незаменимым. Он приносил ей домашние туфли, настоял на том, чтобы читать вслух, словно держать книжку для Джулианы было непосильным бременем. Он то и дело говорил «отдохните», «милая» и «умоляю вас». Джулиане поневоле вспоминались молодые люди, что ухаживали за нею в течение трех сезонов и видели в ней лишь милую игрушку, которую нужно холить и лелеять, которой следует восхищаться…

От этого тоска по мужу делалась день ото дня острей, и вовсе не потому, что ей не хватало мужского внимания. Нет. Просто она поняла, что именно ее так привлекало в Патрике. В отличие от сладенького и услужливого Уиллоуби Патрик относился к ней как к равной. Да, он часто спорил с Джулианой, порой довольно грубо приказывал, бывало, бранился с нею в присутствии посторонних… а иногда прижимал к стене и жарко целовал… Но никогда муж не относился к ней словно к хрупкому цветочку, который может сломаться от любого неосторожного прикосновения, – даже тогда, когда он мучительно, и не без оснований, за нее тревожился.

И еще одно обстоятельство беспокоило Джулиану. Она так и не смогла обнаружить Пруденс, хоть и предприняла еще две поездки в Чиппингтон. Бывшая служанка уволилась из лавки модистки и, похоже, растворилась в толпе городских пролетариев, унеся с собою полученные от Джулианы пять соверенов.

Джеймс Маккензи из Лондона так и не вернулся, а судья Фармингтон наотрез отказывался предоставить свидание с Патриком, и Джулиана чувствовала себя скованной по рукам и ногам, желая делать хоть что-нибудь. Что угодно.

Что угодно, лишь бы не выносить мистера Уиллоуби!

– Нынче вам надлежит сопровождать меня в церковь, – объявил Джордж, идя следом за нею к завтраку воскресным утром.

Джулиана лишь хмуро взглянула на него, занимая свое место за столом. Место хозяйки дома. С чего это вдруг он перестал задавать вопросы и вообразил, будто знает, что ей надлежит делать?

– По правде сказать, нынче я намеревалась съездить в Лидс.

– Благоразумно ли это? – Уиллоуби склонился над чайным столиком, наливая для нее чашку ароматного чая. – Вам, похоже, нездоровится. А Лидс все-таки не ближний свет.

Того, что ей нездоровится, Джулиана и не думала отрицать. Всю неделю ее постоянно подташнивало, а сегодня утром затошнило всерьез.

– И тем не менее я еду. У меня есть там дело. Так что придется вам попросить кого-нибудь другого сходить с вами на службу. К примеру, вдовствующую графиню. Да и тетя Маргарет с радостью составит вам компанию, если вы попросите…

– Если я буду сидеть в церкви рядом с тетей Маргарет, то мне будет несколько затруднительно молиться о том, чтобы она наконец уехала из поместья. – Ставя перед нею чашку, Джордж заговорщически улыбнулся. – Ведь вам известно, что она единственная отказывается покидать Соммерсби.

Джулиана уставилась в чашку, наблюдая, как ароматный парок клубится над тонким фарфоровым ободком.

– О нет, она вовсе не единственная, – со значением произнесла Джулиана.

В конце концов, ведь он тоже пока здесь, путается у нее под ногами!

Чай оказался восхитительным. Все эти дни Джордж то и дело угощал ее чаем – то с ложечкой меда, то с лепестками розы… Но Джулиана не любила чай, сколь бы непатриотично это ни могло показаться. Она предпочитала шоколад. Но леди Хавершем благоразумно смолчала, косо поглядывая на Джорджа, усевшегося возле нее, – ведь если бы она намекнула на свои предпочтения, он с головой утопил бы ее в горячем шоколаде!

– Тетя Маргарет – единственная, кто наотрез отказался покинуть имение, невзирая на все мои увещевания. – Джордж потянулся за ломтиком тоста, намазал его джемом, сверху положил ложечку взбитых сливок и водрузил это сооружение на тарелку Джулианы. – Последние из гостей уехали нынче поутру.

Джулиана подняла от чашки взгляд, полный недоумения. Только сейчас она заметила, что за широким столом, кроме них двоих, никого нет. Джулиана воззрилась на человека, явившегося причиной этой вопиющей пустоты. Он выглядел совершенно обычно – карие глаза, милая обаятельная улыбка. Костюм, прекрасно сидящий, выгодно подчеркивал ширину его плеч – возможно, даже чересчур, а каштановая шевелюра была тщательно, волосок к волоску, уложена. До Джулианы наконец дошел смысл его слов.

– Вы всех выдворили из поместья? – ахнула она. Вот уже несколько дней кряду новоиспеченная графиня не вспоминала о тете Маргарет, да и пожилая леди вовсе ей не досаждала. Честно говоря, если бы Джулиане предложили выбирать между Уиллоуби и тетей Маргарет, она скорее всего, предпочла бы общество пожилой тетушки. – И вы не посоветовались со мною?

– Но ведь именно вы заронили в мою голову эту мысль, когда просили позаботиться о гостях!

Джулиана глубоко вдохнула, силясь взять себя в руки.

– Мой муж предельно ясно выразился: он намеревается продолжать добрую традицию гостеприимства в память об усопшем отце. Вы не имели никакого права, Джордж…

– Но вашего супруга сейчас здесь нет. А вам нужно хорошенько отдыхать. – Джордж заботливо расстелил салфетку на ее коленях. – Но не беспокойтесь, – улыбнулся он. – Думаю, мне удастся отделаться и от тети Маргарет в течение двух-трех дней.

Стало быть, тетушка все еще в поместье.

– Но я вовсе не просила вас торопить ее с отъездом! И я не нуждаюсь в вашей помощи, Джордж!

Его рука, расправлявшая салфетку, вдруг стиснула ее бедро:

– Джулиана, я хочу защитить вас. И если случится самое худшее, хотя я уверен… то есть мы все надеемся, что до этого не дойдет… я хочу, чтоб вы знали – я предприму все усилия, чтобы наша семья сохранила титул, и предложу вам свое имя в качестве защиты!

Джулиана уставилась на него, не веря собственным ушам.

– Какое имя, Джордж? Если так случится, что Патрика признают виновным и казнят, графский титул будет возвращен английской короне!

Рука Джорджа переместилась с ее бедра на колено и покровительственно похлопала по нему.

– Я был обескуражен не менее всех прочих, когда услышал, что мы можем лишиться титула. Однако Джонатан Блайт в течение этих тяжелых месяцев успел встретиться кое с кем из влиятельных персон. Он заверил меня, что при дворе всерьез рассматривают вопрос передачи графского титула ближайшему родственнику…

Глаза Джулианы, устремленные на Джорджа, медленно наполнялись ужасом. Так Блайт наводил справки? Выяснял, может ли он рассчитывать на графский титул? Но ведь такие действия изобличали в нем человека, которому была выгодна смерть членов семьи Хавершем! Стало быть, мотивов у него хоть отбавляй… и его можно обвинить в случившемся с таким же успехом, что и Патрика!

– Но об этом говорить несколько преждевременно, а пока… я не могу позволить вам плясать вокруг старухи, которой следовало бы убраться восвояси еще неделю назад, – продолжал Джордж. – Особенно теперь, когда вы… в таком положении.

Всеблагие небеса! А разве самому Джорджу не следовало убраться отсюда еще неделю назад? Джулиана уже открыла рот, чтобы объяснить, с каким нетерпением она ждет его отъезда, как вдруг вошел мистер Питерс и деликатно откашлялся.

– Прибыл мистер Джеймс Маккензи, миледи. Я тотчас проводил его в дом, как вы изволили распорядиться.

– О, хвала небу! – Джулиана заерзала на стуле, радуясь поводу избавиться наконец от общества опостылевшего Джорджа Уиллоуби.

При виде высокой фигуры Маккензи, маячившей за спиной дворецкого, сердце Джулианы едва не выскочило из груди. Костюм солиситора нес на себе явные следы долгого путешествия, а лицо украшала небольшая бородка, которой прежде не было. Но Джулиана никогда в жизни не испытывала столь головокружительной радости при виде покрытого дорожной пылью, усталого джентльмена!

– Мистер Маккензи… – Джулиана встала, но вдруг пол поплыл под ногами и она была вынуждена схватиться за столешницу, чтобы не упасть. – Я безмерно рада вас видеть. Полагаю, мой отец ввел вас в курс дела?

– Да. Я приехал тотчас, как только смог. Ваш батюшка приедет завтра, у него в Лондоне еще какие-то дела. – Взгляд Маккензи остановился на Джордже, и он сощурился: – Как Хавершем?

– По-прежнему томится в Чиппингтонской тюрьме.

Маккензи нахмурился:

– Я надеялся, что его по крайней мере переведут в Норт-Райдинг. Здоров ли он?

– Не знаю, – созналась Джулиана. – Я навещала его на следующий день после ареста, но судья не разрешает мне больше видеть мужа.

Солиситор смачно выругался и развернулся на каблуках. Джулиана кинулась вслед за ним:

– Я прикажу подать экипаж, мы поедем в город вместе и…

– Нет, миледи, это негодная идея. У крыльца стоит лошадь, которую я перехватил в Лидсе, – домчусь до города быстрее ветра. А с вами лишь потеряю время. Патрик гниет заживо в тюремной камере и понятия не имеет, куда я запропастился. Не хочу, чтобы он считал, что и я тоже его покинул…

Джулиана вздрогнула словно от пощечины:

– Но я его не покидала!

– Ах нет? – Маккензи кивком указал на двери столовой. В его зеленых глазах притаилась печаль. – Ваш интимный завтрак свидетельствует об обратном!

Джулиана ахнула, хотя к ее возмущению примешивалось и легкое чувство вины:

– Но Джордж Уиллоуби кузен Патрика… и между нами нет ничего… ничего, что бы не подобало…

– Рука джентльмена лежала у вас на коленях, я ясно это видел. Вряд ли в этот момент вы думали о муже, леди Хавершем!

Джулиана уже собралась с силами, чтобы дать оскорбителю подобающий ответ, но тут желудок свело жесточайшей судорогой. Она стремглав кинулась к подставке для зонтов, и ее обильно вырвало. Затем у нее мучительно закружилась голова, и прошло еще немало времени, прежде чем она рискнула вновь взглянуть на гостя.

– И давно ли вам вот так нездоровится? – спросил Маккензи, с любопытством глядя на нее.

В глазах Джулианы словно клубился серый туман, она видела еще хуже, чем обычно.

– Это просто нервы, не стоит беспокоиться. Возможно, взбитые сливки оказались несвежими. Ума не приложу, как объяснить мистеру Питерсу, что стряслось с зонтами…

Маккензи вздернул темную бровь:

– Моя Джорджетт держит поблизости ночную вазу, когда ей вот так нездоровится. Разумеется, в такие дни я стараюсь ночевать на диване в гостиной. – Он надел шляпу и направился к дверям. – Если вы нездоровы, то лучше вам остаться дома, а не трястись в экипаже. Патрику сейчас нужна ваша сила, а не такие вот представления, леди Хавершем…