Патрик ворвался в отцовский кабинет, еще потрясенный безжалостным требованием Джулианы и собственной реакцией на ее слова. Это зрелище все еще стояло у него перед глазами: Джулиана, пошатываясь от слабости, вызванной воздействием яда, решительно требует развода, черт ее подери! Оставалось искать успокоения в стакане виски и уютных объятиях отцовского кресла. Впрочем, теперь уже его собственного кресла…

Но ему не суждено было обрести ни виски, ни желанного уединения: в кресле восседал Джеймс Маккензи, водрузив прямо на стол ноги в облепленных грязью башмаках и держа в руке откупоренный графин с бренди.

– Бутылка виски оказалась пуста. Я нашел только это… – Какое-то время друг молча изучал Патрика, затем протянул ему графин: – Похоже, стаканчик тебе не повредит. Означает ли это, что твоя жена пришла в себя и вновь принялась тебя истязать?

Патрик выхватил у друга графин:

– Я думал, ты давно на пути в Чиппингтон, что вы с Блайтом конвоируете туда преступников…

– Твой дворецкий отрядил для этой цели целую армию плечистых лакеев. А твой кузен Блайт более чем охотно вызвался их сопровождать – кажется, ему не терпится увидеть мать за решеткой. Ну и кровожадный, доложу я тебе…

– Скорее болезненно справедливый. И всегда был таким. Правда, сейчас у него для этого больше оснований, чем когда-либо прежде. – Патрик покачал головой. – Боюсь, я был несправедлив к нему.

– Так вот, я подумал, что если твой несчастный, оклеветанный кузенчик столь охотно вызвался доставить в тюрьму родную матушку, то моего участия в этом явно не требуется.

– Понимаю твою горькую иронию. – Сбросив ноги Маккензи со столешницы, Патрик уселся напротив друга. – Впрочем, как оказалось, моя собственная жена ненавидит меня сильней, чем кто-либо другой. Слабое утешение…

Оглядевшись вокруг в поисках стакана и не найдя его, он отхлебнул бренди прямо из графина – в надежде, что спиртное хоть отчасти его успокоит. Увы, глоток горячительного лишь усугубил страдания Патрика.

– Она требует развода, – уронил он, хмуро глядя в стену.

– Леди в положении зачастую бывают непредсказуемы, – беспечно передернул плечами Джеймс. – Месяц назад Джорджетт потребовала, чтобы я вновь отрастил бороду, которую сбрил по ее же просьбе. А через пару дней, глядя на мою щетину, взмолилась, чтобы я побрился. – Губы его искривились в усмешке. – Советую дождаться, покуда ветер сам собой переменится…

– Джулиана вовсе не беременна, – произнес Патрик и сам поразился, до чего об этом сожалеет. – Она недомогала потому, что тетя Маргарет пыталась ее отравить, хотя, похоже, уже понемногу выздоравливает. Так что направление ветра не изменится…

Джеймс, нахмурив темные брови, откинулся на спинку кресла:

– Что ж, боюсь, ей не посчастливилось. Аннулировать ваш брачный контракт нельзя. Уж я-то знаю, ведь сам составлял его.

– Да, ты и тогда мне про это говорил. Но я даже представить не мог, что наш с нею союз может стать счастливым. Вот только… в том-то и загвоздка, что… в общем, я не предполагал, что буду так к ней относиться!

– Она бесит тебя, не так ли? Сводит с ума?

– Второе куда верней. В определенном смысле… Я не узнаю себя. Словно, увидев Джулиану, я в одночасье стал другим. Перестал быть собой! Ну погляди на меня – ты когда-нибудь видел меня таким? Мог представить, что я, только что вырвавшись из темницы, стану выламывать кому-то руки, пытаясь выхватить оружие? Боже мой, кажется, я уже и не помню, каким был прежде, – и все из-за нее!

– Возможно, с нею ты как раз и стал самим собой, – неожиданно возразил Маккензи. – Да, Джулиана та еще штучка. И она бросила тебе вызов! Но, возможно, именно это тебе и было нужно, чтобы стать сильней. Скажи, а сам ты хочешь развестись?

– Твою мать, конечно же, не хочу! – Патрик взмахнул графином, который все еще сжимал в руке, словно в подтверждение собственных слов. – Да, она раздражает меня! А еще Джулиана совершенно непредсказуема. К тому же тщеславна и обожает театральные эффекты. Но дело в том, черт подери, что все это вместе… ну, все ее недостатки, вместе взятые, заставили меня потерять голову. Словом, она… нравится мне такой, какая есть, Маккензи. Понимаешь? Я с замиранием сердца жду, какой безумный кунштюк она выкинет в следующий раз!

– А-а-а, так вот оно как… – Маккензи сочувственно поцокал языком. – А с какой стати ты все это говоришь мне, а не ей?

– Потому что это много проще, – понурился Патрик. – Потому что я не из тех, кто легко говорит леди такие слова…

– А хочешь добрый совет?

– К черту советы!

– Однако если бы я все-таки осмелился…

– А ты, вне сомнений, осмелишься!

– Тогда слушай: тебе надо собраться с духом и найти способ сказать ей все то, что я только что услышал. Если только ты и впрямь не желаешь развода. Или я ошибся?

– Черт тебя дери, я сказал ведь уже, что нет! – зарычал Патрик и вновь жадно приник к горлышку графина. Потом вытер губы рукавом, хотя этот жест совершенно не подобал графу. – Но я и не желаю, чтобы она была несчастна…

– И ты пойдешь ради нее на развод? Даже если сам от этого станешь несчастен?

Патрик задумался.

Когда он решил, что Джулиана умирает, весь мир вокруг словно потускнел, будущего не существовало… и в тот момент он понял все. Понял всем своим существом. Всем сердцем.

Он любит Джулиану. И сделает для нее все что угодно.

Если для счастья Джулианы нужно пожертвовать собственным счастьем, это будет самое ничтожное, на что он готов пойти ради нее. Если Джулиана хочет свободы, он даст ей свободу. Потому что Патрик не просто обожал ее. В обожании куда больше эгоизма, чем в… Боже, как же это больно!.. Но Патрик был готов вынести и эту боль.

– Я именно так и поступлю, – бестрепетно сказал Патрик. – Я дам ей полную свободу, если мне не удастся ее переубедить.

На лице Джеймса было написано сомнение:

– То есть ты отпустишь ее, предоставив тем самым право подыскать нового супруга? Можешь не сомневаться: первым в длинной очереди претендентов на ее руку будет кузен Джордж Уиллоуби.

Патрик болезненно поморщился, но ответил решительно:

– Если она захочет за него выйти, я не стану чинить препятствий.

Честно говоря, такая перспектива пугала. Патрик допускал, что с ним самим Джулиана не будет счастлива. Но поверить в то, что она обретет счастье с Джорджем Уиллоуби, он решительно отказывался!

Джеймс задумчиво поскреб небритый подбородок:

– Что ж, дружище, ты вконец лишился разума! – И отпустил столь витиеватое ругательство, что Патрик с уважением на него взглянул. – Ну ладно. Будь по-твоему. Она будет свободна.

Теперь уже Патрику захотелось выругаться как извозчику. Куда клонит Маккензи?

– Но ведь ты сам говорил, что контракт составлен так, чтобы Джулиана не могла добиться развода… Я в точности следовал твоим инструкциям и даже в нашу с нею чертову первую брачную ночь сделал все так, как ты велел! Наш с нею брак в прямом смысле скреплен кровью!

– Она не может получить развод. А вот ты – другое дело. На том основании, что имел место подлог.

Патрик уже ничего не понимал. Черт бы побрал этого хитрюгу Маккензи! Но друг, похоже, не шутил, хоть его слова и противоречили тому, что он говорил всего минутой раньше.

– Как я могу обвинить ее в подлоге, когда это я солгал ей относительно собственных мотивов?

– Я был твоим свидетелем и, если ты не забыл, лично составлял договор. Тогда я вовсе не был уверен, что, когда все закончится, ты пожелаешь сохранить этот брак. Ведь однажды она уже почти погубила тебя… – Джеймс лукаво улыбнулся. – Однако Джулиана оказалась чересчур доверчивой – подписала все бумаги не читая. В договоре неверно указан возраст невесты.

– Ее… возраст?

Джеймс прокашлялся:

– В договоре черным по белому написано, что Джулиана родилась в тысяча восемьсот втором году.

– Но это же полный абсурд! Никто, будучи в здравом рассудке, не поверит, что Джулиане сорок лет! Она выезжала в свет в течение всего трех сезонов… весь Лондон знает, что ей не сравнялось двадцати одного года!

– А никто и не должен верить, что ей сорок, Патрик. Все должны поверить в то, что ты в это поверил! Джулиана подписывала документы, даже не заглянув в них, так что тоже виновата. Да, на первый взгляд это мелочь, однако этой мелочи достаточно, чтобы юридически признать ваш брак недействительным.

– А как же твоя хваленая честность? – ошеломленно спросил Патрик.

– Не спеши меня обвинять. Я вовсе не рекомендую тебе такой путь. Когда я сжульничал, составляя контракт, у меня на душе скребли кошки. Мне и сейчас не по себе, когда я говорю об этом. Но если ты и впрямь настроен решительно, то вправе утверждать, будто не подозревал о том, что твоя невеста не достигла совершеннолетия. А если Джулиана на самом деле хочет с тобой развестись, то пусть сознается, что тогда солгала намеренно. Ну а если ты предпочитаешь более правдивую версию, то можешь объявить мошенником меня…

Последние слова друга потрясли Патрика. За все годы службы в Мореге уважаемый солиситор Джеймс Маккензи прославился кристальной честностью и стяжал репутацию борца за справедливость. И вот теперь ради друга он готов пожертвовать своей репутацией…

– Но это огромный риск, Маккензи. А как же твое доброе имя, которым ты так дорожишь?

Джеймс лишь пожал плечами, похоже, ничуть не обескураженный:

– Моя репутация – не велика цена за спасение твоей задницы, Хавершем. Я сам все это затеял, сам и буду расхлебывать. Видишь ли, я пошел на эту изящную хитрость на всякий случай и надеялся, что этот случай никогда не настанет. Я даже не намеревался тебе об этом говорить. А знаешь почему? Потому что считал ваш с Джулианой союз весьма… э-э-э… перспективным.

Теперь Патрик уже вообще ничего не соображал.

– Но ведь ты говорил, что схитрил, на тот случай если мы с Джулианой не сойдемся…

– Когда я мухлевал с бумагами, я еще не знал Джулианы. Но во время нашего совместного путешествия из Морега я познакомился с нею куда лучше. Она забавна и сметлива, при этом вполне может раздражать кого угодно – в особенности тех, кто не подозревает, что за ее эксцентричностью скрывается острый ум и нежное сердце.

– Но ты… ты же только нынче утром твердил, что я не должен ей доверять!

– А это я тебя проверял. Любой, кто видит чуть дальше собственного носа, заметил бы, что вы дорожите друг другом. Она искренна в желании помочь тебе и ставит твои интересы превыше собственных. Чем не прекрасная прелюдия к долгой и крепкой любви?

– Стало быть, ты считаешь, что мне не следует давать ей развод? – пробормотал совершенно сбитый с толку Патрик.

– Я считаю, что тебе следует хорошенько подумать, Хавершем.

Патрик, моргая, смотрел на друга. Прошло несколько минут, прежде чем он заговорил:

– Думаю, ты полагаешь, что я должен за все это сказать тебе спасибо. Надеюсь, ты простишь меня, но я вовсе не ощущаю благодарности…

Джеймс бесцеремонно отобрал у друга графин:

– Куда важней, будешь ли ты мне благодарен в будущем. Но как бы там ни было, теперь ты знаешь: есть способ предоставить твоей жене свободу от брачных уз. – Качая головой, он наполнил свой стакан: – Но будь я проклят, если понимаю, с какой стати тебе это делать…