На первый взгляд в разведывательном обеспечении «Нептуна» — операции по высадке в Нормандию — роль главной скрипки должна была бы сыграть военно-морская разведка. Однако разведывательному управлению ВМС пришлось большей частью играть вторую и даже третью роль, уступив первенство военной и авиационной разведке. И все же задача, которую военно-морские силы поставили перед оперативно-информационным центром в день «Д», была одной из самых трудных в ходе всей войны. Требовались абсолютно точные сведения о перемещениях и группировке сил противника в зоне Ла-Манша, о торпедных и сторожевых катерах, подводных лодках и других специальных кораблях, о тралении и постановке мин. Для своих кораблей, ведущих разведку или патрулирование до дня «Д», требовались сведения о протраленных фарватерах в минных полях противника и о маршруте движения судов каботажного плавания. Все это надо было учесть в плане операции «Нептун». Штабу ВМС нужны были также обоснованные предположения о том, как будет реагировать противник на море при высадке десанта. Наконец, очень важно было непрерывно следить за попытками Деница нарушить пути подвоза войск и снаряжения в Нормандию не только через Ла-Манш из портов Сассекса и Гемпшира, но и из Бристольского канала, Ливерпуля и Клайда, а также из США и Канады.
Все это входило в обязанности Клэйтона, Дэннинга, Уинна и других офицеров оперативно-информационного центра, который летом 1944 года походил на оперативный штаб в большей степени, чем когда-либо со времен событий в Дюнкерке. Однако в сборе сведений о характере береговой полосы и подступов к ней с моря, данных о подводных препятствиях и береговых оборонительных сооружениях, об объектах для обстрела корабельной артиллерией разведывательное управление ВМС должно было сначала поработать совместно с межведомственным отделом по разведке театра военных действий, а в дальнейшем значительно зависеть от него. Численность сотрудников этого отдела быстро выросла от трехсот до пятисот человек. Большинство руководящих работников отдела составляли офицеры сухопутных войск, ибо ключом к преодолению обороны противника во Франции являлось знание состава и группировки его сил, а для солдата такая информация значит то же самое, что сведения о передвижении кораблей противника значат для моряка. Эти сведения показывают силу и намерения противника.
К весне 1944 года Годфри уже восемнадцать месяцев не являлся начальником разведывательного управления ВМС, но от его преемника Рашбрука требовалось то, чего так нелегко было добиться в первые месяцы войны — организация тесного взаимодействия с сухопутными войсками и авиацией. А все это означало необходимость постоянно проявлять твердую решимость, сочетая ее с определенным тактом, уметь своевременно поддержать мнение офицеров, работавших над планом «Нептун», или, наоборот, выступить против него.
Управление должно было подготовить всю информацию, имеющую хотя бы самое отдаленное отношение к оборонительным сооружениям противника на побережье Ла-Манша; затем оно должно было через своих представителей в штабе генерала Моргана участвовать в подготовке оценки обстановки для верховного главнокомандования экспедиционных сил, а также планировать рассылку карт и схем, фотоснимков и планов для 4000 кораблей и нескольких тысяч мелких судов. И как будто этого было недостаточно. Офицеры управления должны были по требованию флота представлять любые сведения, которые могли потребоваться для опознавания немецких самолетов, определения дальности стрельбы и калибра орудий береговой артиллерии противника, обезвреживания новых гидроакустических мин, глубинных бомб и мин-сюрпризов, поставленных противником в бухтах, перед отступлением в глубь материка.
Операция «Нептун» во многом походила на операцию «Морской лев» — немецкий план высадки в Кенте и Сассексе, осуществление которого Гитлер сначала отложил, а потом и совсем отверг. В период с июня 1940 года, когда пала Франция, и до июня 1944 года, когда прорвали Атлантический вал, была проделана огромная разведывательная работа, сначала оборонительного, а затем наступательного характера. В разведывательном управлении ВМС деятельностью, связанной с подготовкой и вторжением через Ла-Манш, почти безраздельно руководил капитан 3 ранга резерва ВМС Гонин, который долгое время жил в Антверпене и стал специалистом по десантным судам, береговой полосе, портам и внутренним водным путям Дании, Голландии, Бельгии и Северной Франции. Отдел Гонина начал изучение береговых районов по ту сторону Ла-Манша и Северного моря с тех пор, как нависла угроза высадки немцев на Британские острова. Эта работа велась еще до того, как в битве за Англию удалось рассеять в прах мечты немцев о завоевании господства в воздухе над районами Южной Англии, и именно поэтому Гонину и его коллегам из военного министерства удалось быстро перестроиться в своей деятельности с оборонительного аспекта на наступательный.
На деятельности Гонина и его отдела лежал определенный иронический отпечаток. Ведь береговые районы, о которых надлежало собрать подробную информацию, принадлежали союзным государствам. Вера в мощь Франции была настолько сильной, что английской разведке и планирующим органам не приходило в голову, что может потребоваться подробная информация о побережье Франции, Бельгии, Голландии и Норвегии или о портах и оборонительных сооружениях в этих странах. Значительную часть информации о районе проведения операции «Нептун» можно было найти в самой Англии, но имеющиеся материалы требовали анализа и сопоставления. Кроме того, часть данных нужно было нанести на новые карты.
Винить в том, что так случилось, было некого. Об огромных усилиях, предпринятых для исправления такого положения, свидетельствует тот факт, что уже к 1942 году были достигнуты положительные результаты. Командование сил метрополии, созданное в интересах отражения возможной попытки немцев вторгнуться в Англию, не прекратило своего существования и тогда, когда эта угроза миновала.
И 1-й отдел разведывательного управления ВМС, и 14-й отдел военной разведки, и только что созданные подразделения фотографической разведки действовали без какого-либо перерыва. Однако, поскольку та или иная степень уверенности в необходимости проведения десантной операции в районе Ла-Манша появилась лишь к марту 1943 года, усилия разведки нельзя было сосредоточить на нужных объектах.
Со времени неудачной высадки в Дарданеллах, предпринятой двадцать пять лет назад, перед сухопутными войсками и ВМС впервые встала задача проведения крупной десантной операции на обороняемом противником побережье. Никакого прецедента в отношении возможных потребностей войск не было. Например, начальник управления военной разведки считал нужным иметь набор карт масштаба 1: 50 000 по району, простирающемуся на 15 километров в глубь территории по побережью от Остенда до Шербура, с указанием всей береговой линии, расположения зенитных средств, аэродромов, радио — и радиопеленгаторных станций, складов и других сооружений. Адмиралтейство могло дать только навигационные карты различного масштаба и проекций, но на них не было показано каких-либо наземных объектов, кроме самых заметных ориентиров на местности. Не проводило адмиралтейство и подробного изучения береговой полосы и прибрежных водных участков. Ведь обычно (моряки с удовольствием напоминают об этом армейцам) корабли избегали подводных рифов и мелководья и не «садились» на них. Теперь же для десантных судов требовались и навигационные сведения, и информация о береговой полосе. Чья же это была обязанность — морской или армейской разведки?
Далее. На существовавших морских картах нельзя было найти сведений, которые нужны для обстрела с моря наземных объектов в глубине материка. На армейских картах, с которых можно было снять дистанции и выбрать ориентиры для различных объектов, нельзя было показать точные позиции кораблей для ведения обстрела.
Кроме того, армейские карты основывались на результатах топографической съемки, проведенной французами 60 лет назад, и потому их точность была сомнительной. На этих картах обнаруживались ошибки в дальностях до 700 метров, а это значило, что корабли могли подвергнуть обстрелу свои войска вместо позиций противника. Очевидно, нужно было каким-то образом удовлетворить требования сухопутных войск и военно-морских сил на одной карте.
Гидрографическое управление адмиралтейства и топографическое управление военного министерства могли бы общими усилиями создать карты-схемы нужного масштаба, но и тогда не удалось бы полностью учесть разницу, существующую из-за того, что моряки пользуются картами меркаторской проекции, а армейцы — конической.
Однако, несмотря на все трудности, карты-схемы были стандартизованы вовремя, как раз к высадке союзных войск в Северной Африке в ноябре 1942 года.
Заслуживает упоминания пример, показывающий, какие недоразумения характеризовали процесс становления взаимодействия между планирующими органами различных видов вооруженных сил. Заседание комитета, на котором начальника навигационного управления и начальника гидрографического управления адмиралтейства пытались убедить в том, что морские карты необходимо переделать, используя систему координат, применяемую на армейских картах, выглядит смешно. Начальники этих двух управлений совместно с представителями управлений планирования, артиллерийского и оперативного, встретились с представителями разведывательного управления.
Председательствовал на совещании начальник немецкого отдела разведывательного управления капитан 2 ранга Тауэр. Начальник гидрографического управления заявил, что изменение структуры морских карт обойдется очень дорого, но признал, что работа может быть выполнена, и довольно быстро. После двухчасового спора, в ходе которого особенно долго пришлось убеждать начальника навигационного управления, был достигнут временный компромисс, однако возражавшие против такого решения потребовали, чтобы протокол был согласован окончательно до рассылки. После заседания Тауэр спросил офицера своего отдела, вел ли он протокол. Тот сказал, что был слишком увлечен спором и не вел никаких записей. Однако секретарь отдела сделала кое-какие записи и сказала, что попробует по ним написать протокол заседания. Нет ничего удивительного в том, что технические подробности в выступлениях присутствовавших не позволили этой женщине составить сколько-нибудь грамотный протокол, а представить неграмотно составленный протокол значило погубить с таким трудом достигнутую договоренность. Тогда Тауэр объяснил возникшие трудности своим коллегам в инженерном управлении военного министерства, интересы которых он, по сути дела, отстаивал на совещании, а те любезно согласились написать все, что требовалось для удовлетворения нужд планирующих органов. В этом виде протокол был быстро одобрен всеми, за исключением начальника навигационного управления ВМС. Он совершенно справедливо отмечал, что протокол заседания не соответствует тому, что говорилось выступавшими. С большим трудом, проявив настойчивость и сумев убедить оппонента в его некомпетентности, Тауэр в конце концов добился поставленной цели.
Еще в 1941 году стало очевидным, что отделы разведывательного управления не могут ограничиться только передачей силам метрополии той информации относительно ла-маншского побережья Франции, которая поступала в разведывательное управление ВМС. Нужно было, чтобы морской офицер работал бок о бок с армейским офицером, и чтобы они пользовались одинаковыми приемами работы с картами. Флот должен был согласиться на роль второй скрипки.
Разведывательная информация представляла обоюдный интерес, и ее сбор должен был осуществляться по единому замыслу. Например, точная информация о береговой обороне, нужная флоту, не могла быть составлена при отсутствии точных сведений о расположении немецких воинских частей, которые будут оборонять береговые районы. А такие сведения могла иметь только армейская разведка.
Точно так же обоюдный интерес представляли данные воздушной разведки, благодаря которой за несколько лет удалось подготовить отдельные фотоснимки побережья и смонтировать их в одну карту с весьма подробными данными.
Все это время не был определен какой-либо участок побережья оккупированной Западной Европы, который представлял бы особый интерес для тех, кто планировал вторжение на континент. Разведывательная информация также была недостаточной. Не было практически и какого-либо опыта проведения крупной десантной операции, пока в 1942 году не осуществили операцию «Торч». Не имелось достаточных сведений относительно дальности действия истребителей, которым пришлось бы прикрывать высадку десанта. Тем не менее, в 1942 году был создан разведывательный отдел сил метрополии, и его главная задача состояла в том, чтобы следить за созданием так называемого Атлантического вала (немцы приступили к этому зимой 1941 года).
По мере того как немцы сооружали орудийные позиции, замаскированные доты, ходы сообщения, противотанковые препятствия у выходов с побережья, фортификационные сооружения вдоль береговой линии, разведка фиксировала их. 140-я эскадрилья неустанно фотографировала береговую полосу. К концу лета 1942 года был получен материал, позволивший создать макет береговой полосы, так как ее видно в натуре с моря на удалении трех миль. Как только обнаруживали новую батарею, проводилось фотографирование и ставилось задание агентуре добыть необходимые сведения. По каждой батарее была заведена карточка учета, в которой записывались точные координаты, сектор обстрела, калибр и количество орудий, а также другие данные. С течением времени разведка выработала формулу Для приближенного определения огневой мощи береговой обороны на каждом участке: количество орудий умножалось на их калибр, а произведение делилось на протяженность берегового участка в милях. Все эти данные наносились на кальку, приложив которую к карте побережья Нормандии и Бретани, можно было сразу представить себе, где следует нанести удар. Выявилось три слабых места: между устьем реки Соммы и Тавром, залив между Гавром и Шербуром, северный берег Бретани.
В 1942 году была начата разработка плана операции «Раундап» — морской части плана вторжения на Европейский континент. Командующим ВМС в этой операции назначался адмирал Рамсей. Командиром оперативного соединения «I» был назначен капитан 1 ранга Хьюз-Хэллетт, который должен был руководить подготовкой личного состава и изучением всех аспектов высадки десанта, осуществлявшимися на острове Уайт и в Шотландии. Вскоре корабли и личный состав этого соединения были переброшены для участия в операции по высадке в Северную Африку. Однако, с точки зрения разведывательного обеспечения операции «Раундап», был сделан шаг вперед — появился объединенный разведывательный отдел, который разместился в Норфолкхаузе в Лондоне.
На этом этапе в середине 1942 года от разведки требовалось, прежде всего, «в срочном порядке представить информацию, по которой можно было бы принять решение о нанесении удара в том или ином районе или районах». Для этого необходимо было вести разведывательную карту, всего района Ла-Манша и Северного моря в пяти экземплярах. Предполагалось, что после принятия решения о нанесении удара в том или ином районе потребуется около десяти различных карт и что планирующим органам понадобится по двадцать пять экземпляров каждой из них. Весной 1943 года в Норфолкхаузе произошло важное изменение. Генерал-лейтенант Морген, проведший всю организационную работу для Эйзенхауэра, Монтгомери и Брэдли, стал начальником штаба верховного командования союзников, в составе которого был вновь создан военно-морской отдел. Офицером связи этого отдела с адмиралтейством стал капитан 3 ранга Рис-Миллингтон, а старшим офицером по разведке — капитан 3 ранга Ричардсон. Последний вскоре узнал, что его коллегой от сухопутных войск был генерал-майор, который имел в своем распоряжении аппарат, насчитывавший в четыре раза больше офицеров, чем имел Ричардсон. Так почти всегда было с представительством от адмиралтейства в объединенных органах.
В мае 1943 года в штабе верховного главнокомандующего произошел скандал, о котором не стоило бы вспоминать, если бы он не служил примером трудностей, встречающихся в разведывательной работе большого масштаба, и не показывал различия в методах действий армии и флота, преодолевать которые пришлось уже в послевоенный период в ходе борьбы за объединение видов вооруженных сил. При планировании командованием сухопутных войск какой-либо операции вне метрополии обычно создавалось оперативно-тактическое соединение, специально готовившееся к этой операции. Начальник разведки этого соединения получал всю необходимую информацию из разведывательного управления военного министерства.
Разведывательный отдел соединения приступал к работе только с началом операции. В адмиралтействе же, поскольку силы флота все время находились в действии, разведка велась непрерывно. В начальный период любой операции руководство планированием и разведкой осуществлялось централизованно штабом ВМС. Как же должно было все происходить при проведении крупной операции с участием всех видов вооруженных сил, осуществляемой с баз в метрополии?
В тот период руководство подготовкой сухопутных войск к вторжению на Европейский континент осуществлялось командующим войсками в метрополии генералом Бернардом Пейджетом, сменившим на этом посту Алана Брука. Штаб Пейджета находился в Слоу, что в 45 минутах езды на автомобиле от Лондона. Из-за отсутствия верховного главнокомандующего союзными экспедиционными силами офицеры союзного разведывательного штаба, размещавшиеся в Норфолкхаузо, подчинялись Пейджету. Один из этих офицеров в докладной на имя Пейджета указал, что материал по вторжению в Европу изучается шестью различными отделами военной разведки, адмиралтейством, министерством экономической войны, министерством иностранных дел, штабом командующего войсками метрополии и объединенным центром по дешифрованию аэрофотоснимков. Налицо было излишнее дублирование работы, и ни один из этих отделов не изучал всего материала полностью. Исключение составлял только объединенный разведывательный отдел штаба войск метрополии.
Генерал Пейджет предложил перевести объединенный разведывательный отдел в Слоу. Это предложение также встретило резкие возражения, прежде всего со стороны представителя разведывательного управления ВМС, который заявил, что объединенный разведывательный отдел в таком случае оказался бы оторванным от планирующих органов Уайтхолла, от своих источников информации в министерствах и от штаба морских десантных операций в Уайтхолле, осуществлявшего в то время небольшие рейды на побережье Северной Европы главным образом с разведывательными целями. Тогда было предложено перевести из Норфолкхауза в штаб войск метрополии только армейских офицеров, чтобы они могли сосредоточить там свою работу в интересах деятельности штаба войск метрополии по подготовке вторжения на континент. И это предложение было отклонено на том основании, что было бы просто преступно распылять усилия специалистов.
И все же командованию войск метрополии удалось добиться своего. Объединенный разведывательный отдел перевели в Илчестерхауз, где он оказался отрезанным от источников информации и потерял связь с нужными ведомствами. Генерал Пейджет, видимо, считал себя кандидатом на пост верховного главнокомандующего.
Так или иначе, офицеры отдела энергично протестовали против перевода отдела в Илчестерхауз. Однако вскоре ошибку поняли, и объединенный разведывательный отдел, переименованный в отдел разведки театра военных действий, влили в состав штаба верховного главнокомандующего. Весной 1944 года он стал размещаться в Саутуике, близ Портсмута.
К лету 1943 года генерал Морган уже имел основание сказать, что союзники должны быть готовы «высадить десант на побережье Нормандии в районе Бейо к 1 мая 1944 года». В документе, разосланном 15 июля 1943 года, генерал Морган писал: «По-моему, настало время считать, что операция «Оверлорд» уже началась, и следует принять необходимые меры для организации полного взаимодействия всех служб, довести до высшего уровня степень их готовности к действию».
Как же стала возможной такая конкретность? Уже давно стало очевидным, что береговая оборона в устье реки Сены гораздо слабее, чем на других участках, где высадку могла бы прикрыть истребительная авиация с баз в Англии. Ясно было также, что береговая полоса, как показали данные топографической разведки, в этом районе была если не самой удобной, то достаточно приемлемой для высадки. Кроме того, в этом районе имелись возможности для оборудования аэродромов и быстрого развертывания бронетанковых войск.
Каждый участок побережья от Бретани до границы с Голландией тщательно изучался именно с этой точки зрения, и район устья Сены представлялся наилучшим с точки зрения средних условий.
Однако та самая причина, по которой немцы, возможно и умышленно, ослабили оборону в этом районе, вызвала трудности и у наших плановиков. Район находился вдали от оборудованных портов (Гавр — в 65 км от Арроманша, а Шербур — в 80 км). В ходе обсуждения этой проблемы капитан 1 ранга Хьюз-Хэллетт предложил построить искусственные гавани.
Когда вопрос о сроках и районе проведения операции был в основном решен, разведка получила возможность действовать целенаправленнее и энергичнее. Укрепился деловой контакт между командующим ВМС в операции адмиралом Рамсеем и начальником разведывательного управления ВМС. В марте 1944 года один из старших офицеров, работавших в комнате 39, капитан 1 ранга резерва ВМС Льюс стал начальником разведывательного отдела штаба адмирала Рамсея. Еще в ноябре 1943 года но средам стали проводиться, совещания между представителями разведывательного управления ВМС и офицерами морского отделения разведывательного отдела штаба верховного главнокомандующего. Работой этих совещаний руководил заместитель начальника разведывательного управления ВМС капитан 1 ранга Клэнчи, и на них решались вопросы взаимодействия по обеспечению операции «Нептун». В марте 1944 года, когда До высадки десанта оставалось только три месяца, группа офицеров во главе с капитаном 3 ранга Яном Флемингом выработала систему передачи информации, получаемой в результате дешифрования и перехвата радио — и телеграфных переговоров противника. Было нетрудно предположить, что корабли и самолеты противника, действующие в районе Ла-Манша, будут вести интенсивные радиопереговоры, перехват которых очень важен для наших кораблей, находящихся в море. Но как передавать полученную информацию на корабли? В какой форме? Как быстро? На первый взгляд показалось целесообразным передавать всю информацию, полученную службой перехвата, непосредственно в штаб адмирала Рамсея без посредничества оперативно-информационного центра разведывательного управления ВМС. Однако вскоре выяснилось, что, в силу нехватки кадров и недостатка опыта, в штабе Рамсея не могли использовать этой информации. Поэтому она снова стала поступать адмиралу Клэйтону и подчиненным ему офицерам оперативно-информационного центра, который располагал необходимыми средствами для обработки и передачи поступавших сведений.
Еще одна группа офицеров разведывательного управления совместно с представителями других управлений адмиралтейства изучала вопрос о возможных действиях противника после высадки десанта. Участников совещаний ничем не ограничивали, и они могли высказать любые мысли и предложения. Такой порядок работы стимулировал активное обсуждение вопроса. На первом совещании, например, обсуждались возможные методы и средства ближней обороны противника, включая применение ослепляющих прожекторных установок, проволочных заграждений под током высокого напряжения, зажигательных средств, бетонных надолбов у подходов к берегу, дымовых завес, слезоточивых и других отравляющих веществ, огнеметов и т. п. Выяснилось, что раньше никто не задумывался над возможностью применения противником тока высокого напряжения и не изучалась опасность, которую создали бы для плавучих причалов установленные под водой заградительные ежи. Капитан 3 ранга Дэннинг сказал представителю штаба Рамсея, что торпедные катера, активно действовавшие в южной части района высадки, теперь больше заняты разведкой, чем поиском объектов для нападения. Эти катера могут использовать инфракрасную и болометрическую аппаратуру, а поэтому желательно не топить, а захватывать такие катера противника, чтобы выяснить, как они оснащены. Позднее захваченные в плен матросы и офицеры из состава команд этих катеров подтвердили, что их главной задачей являлась разведка.
Конечно, много волнений вызывал вопрос о том, что известно противнику. Как бы ни были уверены в Уайтхолле, что противнику очень мало известно о наших приготовлениях к вторжению, все же правительство было обеспокоено тем, что, несмотря на господство нашей истребительной авиации, может обнаружить воздушная разведка противника визуально или путем фотографирования. 15 марта начальник разведывательного отдела штаба Рамсея смог доложить, что в течение двух недель авиация противника не вела разведки в южных районах Англии. Но в мае он доложил, что с 19 апреля воздушная разведка противника активизировалась. Из захваченных немецких документов теперь известно, что воздушная разведка оказалась неэффективной.
Начальник минно-торпедного управления так убедительно говорил об опасности подводных препятствий для плавучих причалов, что было решено собрать самую подробную информацию о постановке противником минных заграждений. Очевидно, поскольку немцы не знали, где мы намереваемся нанести удар, им пришлось бы затратить огромное количество сил и средств, если бы они попытались минировать или оборудовать подводными препятствиями все побережье Франции. Признаки такой деятельности так или иначе были бы замечены. В марте немецкий отдел разведывательного управления ВМС получил сведения о минировании участков мелководья и постановке подводных препятствий, снаряженных взрывчатыми веществами. Однако, где осуществлялась эта работа, выяснить не удалось. В апреле из Германии и других стран поступили донесения агентов о заказе взрывателей для мин, но размеры заказа свидетельствовали о небольшом масштабе этих приготовлений. В мае начальник немецкого отдела разведывательного управления капитан 3 ранга Тауэр доложил вполне определенно: «Сосредоточения средств заграждения и препятствий не наблюдается ни на одном из участков береговой полосы».
Когда самым тщательным образом была зафиксирована и проанализирована информация, которую можно было получить из туристских справочников, аэрофотоснимков, донесений агентов, показаний пленных и из карт, остались неясными многие вопросы, ответ на которые нужно было получить, чтобы обеспечить выход войск с захваченного плацдарма на берегу и развитие успеха в глубину. Эти вопросы касались толщины слоя и плотности песка, крутизны берегов, наличия естественных противотанковых препятствий в виде скал, мертвых пространств между артиллерийскими позициями береговой обороны и урезом воды, наличия минных заграждений. Эти сведения можно было получить только путем проведения разведки на месте. Данный случай является примером того, когда личные наблюдения как средство получения информации незаменимы. Для выполнения этих задач необходимо было подобрать специалистов. При этом важно было, чтобы ни один из разведчиков не был захвачен или обнаружен противником, иначе он узнал бы, где готовится высадка.
Операция «Поустидж Эйбл», проведенная с целью разведки побережья Франции, была одной из труднейших разведывательных операций. Я расскажу только о действиях экипажа сверхмалой подводной лодки «Х-20», состоявшего из пяти человек во главе с капитан-лейтенантом Уилмоттом.
Операция «Поустидж Эйбл» проводилась в конце декабря 1943 — январе 1944 года. Две группы действовали восточнее Котантена, две — на островах Ла-Манша и восемь — между Гавром и Остендом.
Группа Уилмотта получила задачу разведать район Бей-де-ла-Сен, где намечалась высадка десанта. Он должен был выяснить, заминирована ли береговая полоса, и, если возможно, добыть образец мины, установить характер противотанковых заграждений, собрать данные о крутизне берегов, взять пробы песка и гальки, определить местный режим прилива и отлива.
Оперативно-информационный центр обеспечил разведывательные группы сведениями об обстановке, основываясь на данных постоянного наблюдения за движением немецких судов у побережья. Уилмотту сообщили, что залив патрулируется вооруженными траулерами только в темное время суток; в ходе трех последних вылазок наших кораблей к побережью в дневное время судов или кораблей противника обнаружено не было. Уилмотта предупредили, что в ночное время вдоль берега довольно часто проходят небольшие суда и баржи, но конвои из Гавра в Шербур ходят нерегулярно и только в ночное время. Ему дали подробные данные о маршрутах движения этих конвоев, с указанием протраленного фарватера шириной шесть — восемь кабельтовых. Уилмотта информировали также, что конвои обычно охраняются и что на кораблях охранения имеются лишь гидрофоны, а гидролокаторов нет. Корабли охранения обычно следуют параллельным курсом с конвоем на удалении до двух миль.
Входившего в состав группы Уилмотта специалиста по инженерному делу майора Скотта-Боудена познакомили с картой береговой полосы, выполненной в масштабе 1: 5000, с нанесенными на нее данными воздушной фотографической разведки.
Благодаря умелым действиям и выдержке членов группы Уилмотта операция прошла успешно. 18 января Уилмотт с помощью перископа осмотрел берег у Ле-Мулена, а ночью майор Скотт-Боуден и сержант Смит вышли на берег, преодолев вплавь около 500 метров. Они осмотрели пляж Сен-Лоран. 19 января то же самое было проделано немного восточнее, а 20 января через перископ был осмотрен Вьервиль. Были моменты, когда Уилмотту казалось, что лодка обнаружена, так как часовые открывали стрельбу, однако каждый раз выяснялось, что выстрелы производились ими только в опознавательных целях. Группа возвратилась, собрав ценную информацию. Плотность песчаного покрова на береговой линии, как удалось установить, была достаточно высокой «для машин всех видов».
Группа Уилмотта установила, что песок хорошо слежался, но в затапливаемой приливом полосе имеются глубокие воронки, где может затонуть машина. Крутизна наклона берега составляла 1: 8, а высота — до 2 метров. Они выявили участки берега, где, судя по замеченным следам, минных полей не было. При приливе незатопленной остается полоса пляжа шириной около 25 метров, а при отливе ширина полосы увеличивается до 250 метров. Группа сверила данные карт о глубинах на подходах к берегу, а также уточнила очертания береговой линии, показанные на аэрофотоснимках.
Находясь в течение трех суток в тесных помещениях подводной лодки, лишенные свободы движения, испытывая недостаток воздуха, а также трудности в питании и отправлении естественных потребностей, постоянно остерегаясь обнаружения, экипаж «Х-20» выполнил сложную и трудную задачу. Уилмотт писал:
«Все члены группы показали выносливость и действовали смело. В некоторых случаях потребовалось прибегнуть к тонизирующим средствам, хотя они не всегда давали нужный эффект. Перенесенные трудности и невзгоды дали себя знать несколько дней спустя после возвращения в базу».
В назидание будущим офицерам разведки капитан-лейтенант добровольческого резерва Ричардсон вспоминает о своих хлопотах, связанных с поисками подводных препятствий, которые могли быть установлены противником. Дело в том, что начальник управления десантных операций Маунтбэттен с первых дней был убежден, что такие препятствия в самой хитрой форме обязательно встретятся при проведении любой операции. На поступавших каждые две недели документах Ричардсон старательно отмечал, что нет никаких признаков постановки противником подводных препятствий и что если бы немцы попытались поставить их, то мы сразу же обнаружили бы соответствующие склады. Кроме того, немцы не знали, где мы намереваемся высадиться, не знали режима приливов и отливов в этом районе, а значит, не могли сколько-нибудь удачно расположить препятствия. Когда Ричардсону надоело повторяться, он написал в памятной записке: «Откуда начальство берет на пустом берегу подводные препятствия, понять не могу».
А между тем зимой 1943 года Роммель, которого назначили командующим войсками во Франции, приказал сделать все, чтобы можно было не допустить продвижения союзников дальше береговой полосы. Раньше план обороны предусматривал нанесение контрудара по сосредоточившимся на берегу союзным войскам. По распоряжению Роммеля начались и не прекращались до самого дня высадки десанта работы по сооружению препятствий на береговой полосе.
А через некоторое время препятствия стали появляться на всем европейском побережье, подобно корьевой сыпи. Они не были обнаружены на складах просто потому, что никаких складов не требовалось. Немцы сняли противотанковые и другие препятствия с дорог и установили их на береговой полосе.
Операция «Торч» показала всем, в том числе и разведывательному управлению ВМС, что при рассылке собранной информации в многочисленные соединения и подразделения десантных войск очень важно соблюдать строгий порядок и правила сохранения тайны.
В операции «Нептун» дело обстояло еще хуже. Информацией в простой и наглядной форме нужно было обеспечить тысячи, а не сотни кораблей и судов. Ее нужно было разослать адресатам заблаговременно, чтобы все, кто в ней нуждался, имели время изучить ее, но не слишком рано, чтобы не производить потом существенных изменений и сохранить тайну. Каждый экземпляр документов подлежал строгому учету. В информационные материалы, рассылаемые в войска и на корабли, приходилось включать подробное описание обороны противника в целом.
Один из офицеров разведки, работавший в Саутуике, записал, что произошло в вечер, предшествовавший началу операции. В 23.30 начальник штаба Рамсея адмирал Кризи разрешил всем офицерам отдыхать, однако им пришлось подняться в ранние утренние часы, чтобы принять первые донесения кораблей и судов десанта, а также перехваченные радиограммы немецких станций, которые позволяли судить о предпринимаемых противником контрмерах.
«По мере поступления донесений, в которых сообщалось о своевременном и скрытном подходе кораблей и судов десанта к назначенным участкам высадки, нам становилось ясно, что наши труды не пропали даром. Операция «Нептун» обещала пройти успешно. То, что когда-то оказалось не под силу ни испанцам, ни Наполеону, ни Гитлеру, сделали мы. Нас охватило чувство гордости, настроение было приподнятое. Все заняли свои рабочие места. Те, кто разработал план операции, теперь должны были руководить ее проведением».
Единственным серьезным замечанием, касающимся точности разведывательной информации о береговой полосе, явилось замечание о том, что фотографии артиллерийских установок противника не вскрывали того факта, что орудия могли вести только продольный огонь и, следовательно, корабли могли бы и не опасаться их. Естественно, немецкие артиллерийские позиции подверглись из-за этого менее интенсивному обстрелу с кораблей.
Операция «Нептун» оказалась успешной, а операция «Оверлорд» в конечном итоге явилась подлинным триумфом во многом благодаря деятельности, о которой рассказывается в этой книге. Нельзя не отметить также тесное сотрудничество между видами вооруженных сил, о котором в 1939 году можно было только мечтать. Обратная картина наблюдалась у немцев, которые не сумели добиться взаимодействия между видами вооруженных сил. Можно сомневаться в том, что меры введения противника в заблуждение, предпринятые англичанами, были бы не столь успешны, если бы немецкая разведка была более объективной и не несла на себе печати полного господства взглядов командования сухопутных войск. Поскольку немецкая агентура в Англии летом 1944 года практически не давала какой-либо тактической военной и военно-морской информации, и поскольку немцы утратили возможность ведения регулярной и глубокой воздушной разведки, гитлеровское командование получало гораздо больше данных, которые порождали благодушные настроения, чем данных, которые заставили бы подумать об опасности.
Немецкие документы свидетельствуют, например, что противник знал о наличии у союзников различных планов вторжения на Европейский континент с моря. Участок для высадки войск был бы наверняка избран вблизи одного из портов, где нет опасных скал, где глубина дна достаточно велика и отсутствуют подводные рифы или сильные течения. Время вторжения было бы избрано с учетом благоприятных метеорологических условий в часы прилива и в период новолуния. Фактически же высадка по плану «Нептун» осуществлялась при полнолунии, в часы отлива и частично на скалистые берега, при значительном волнении на море и сильном ветре. Тот факт, что все эти варианты не были учтены противником, вызывает особенное удивление, поскольку незадолго до начала операции в утренние часы и в условиях отлива у берегов Англии состоялось учение, которое являлось частью плана оперативной маскировки.
Вполне возможно, что выводы немецкого командования относительно возможностей и намерений десантных войск в Нормандии находились под влиянием тех рекомендаций, которые дал Гитлеру немецкий штаб руководства войной на море при планировании высадки в Кенте и Сассексе. Моряки утверждали тогда, что по навигационным соображениям высадку лучше всего осуществлять за два часа До прилива. Командование сухопутных войск настаивало на осуществлении высадки до рассвета. Переход морем предлагалось произвести в основном ночью. При таких требованиях (подобные же требования выдвигались в плане операции «Нептун») выбор даты вторжения был весьма ограничен; отвечающих таким требованиям дней могло быть не более двух в месяц.
Нам теперь известно, что в августе 1940 года произошла серьезная ссора между адмиралом Шнивиндом и генералом Гальдером, когда последний требовал, чтобы вторжение было осуществлено на широком фронте от Восточного Кента до Западного Сассекса, несмотря на разницу во времени прилива в районах Литлхемптона и Дувра, составлявшую 3,5–5 часов. Командованию сухопутных войск было трудно понять, что десанту пришлось бы высаживаться в неблагоприятных приливных условиях или допустить, что высадку на флангах пришлось бы осуществлять не одновременно.
Восемнадцать дней спустя после начала операции «Оверлорд» командующий ВМС группы «Запад» направил в штаб руководства войной на море донесение, подписанное адмиралом Кранке и касавшееся провала разведки в районе устья Сены. То, что с точки зрения союзников можно было бы частично отнести на счет удачи, являлось показателем плохой работы немецких штабов, частично из-за мер, принятых силами вторжения, а частично из-за разногласий между Рундштетом и командованием ВМС группы «Запад» в оценке намерений союзников после высадки десанта. Сквозь скупые строки штабных документов легко увидеть горькое разочарование и признание допущенных разведкой ошибок. В донесении, датированном 23 июня 1944 года, говорится:
«Вечером 5 июня дул норд-вест силой 6 баллов. Такие условия считались неблагоприятными для высадки противником десанта. Поэтому командующий ВМС группы «Запад» решил не высылать корабли к устью Сены, поскольку прилив вынудил бы их возвратиться в базу к 02.00 (6 июня). В предрассветные часы, когда опасность была особенно велика, патрулирование могло осуществляться только в том случае, если бы мы решили оставить корабли в море до следующего прилива, то есть до полудня. Обстановка в ночь на 6 июня такой риск не оправдывала.
Сообщения о высадке первых воздушных десантов в Нормандии были получены штабом группы вскоре после полуночи. Сначала мы не думали, что это начало вторжения. Командование 3-й воздушной армии и командование сухопутных войск на западном фронте приняли высадку воздушных десантов за маловажные рейды или вынужденный выброс экипажей с возвращающихся на базу бомбардировщиков. Такой вывод был тем более оправдан, что несколько дней назад донесение о высадке воздушного десанта в районе Найс оказалось ошибочным. Там выбросился с парашютами экипаж потерпевшего аварию самолета. Командование сухопутных войск на Западном фронте не придавало значения сообщениям о высадке воздушных десантов даже после того, когда версия о потерпевших аварию самолетах была опровергнута.
Командование ВМС группы «Запад» отдало приказ о приведении группы в полную готовность сразу после поступления первого донесения. Поскольку донесения о высадке воздушных десантов продолжали поступать, в 03.10 было решено начать активное патрулирование побережья, не считаясь с оценкой обстановки, которую дал штаб сухопутных войск Западного фронта. Однако начавшийся прилив не позволил кораблям 6-й флотилии канонерских лодок выйти в море.
В 03.20 штаб группы получил донесения, которые свидетельствовали о том, что имеют место не рейды мелких десантных групп, а вторжение. В частности, было получено донесение радиолокационного поста о том, что в 03.09 севернее порта Бессин отмечено движение кораблей в южном направлении. Об этом было немедленно сообщено в штаб сухопутных войск Западного фронта. По мере поступления новых донесений радиолокационных постов они также передавались командованию сухопутных войск, которое, однако, не было согласно с выводами моряков и по-прежнему не придавало значения действиям противника. Только в 06.30 командование сухопутных войск осознало, что осуществляется вторжение на континент.
Наши радиолокационные станции в ночь, когда началась операция по вторжению, несмотря на налеты авиации противника, были в состоянии своевременно обнаружить приближающиеся к побережью корабли и суда десанта на любом участке JIa-Манша. Примерно в 23.00 5 июня наши станции в районе Шербура отметили движение кораблей в восточном направлении. Ничего необычного в этом факте не было, если учесть, что такие же передвижения отмечались раньше и что они в общем происходили на обычных маршрутах движения английских судов.
Однако когда суда с десантом повернули в залив, их не обнаружили. Решающую роль в обнаружении сил вторжения должна была сыграть радиолокационная станция в Ла-Пернелле, но она бездействовала после недавнего налета авиации. Радиолокационные станции на побережье Нормандии не заметили приближающихся кораблей и судов из-за радиоэлектронных помех со стороны противника. Сами по себе помехи не могли послужить признаком готовящегося вторжения — так бывало и прежде. В устье реки Ори флот противника был обнаружен только на рассвете, когда корабли и суда стали видны невооруженным глазом.
Первым определенным показателем начавшегося вторжения было донесение радиолокационного поста, полученное штабом группы ВМС «Запад» в 03.20. Однако наша радиолокационная служба оказалась не в состоянии определить масштабы вторжения настолько своевременно, чтобы выслать в море канонерские лодки. Донесения радиолокационного поста не содержали такой информации, которая могла бы убедить командование сухопутных войск заблаговременно выдвинуть вперед бронетанковые дивизии.
Наши тральщики, торпедные и сторожевые катера немедленно вышли в море из Гавра. Однако их действия сколько-нибудь существенного влияния на развитие событий не оказали».
Справедливо предположить, хотя и невозможно доказать, что командование немецких сухопутных войск виновно в принятии желаемого за действительное. Его штаб давно уже пришел к выводу, что побережье в устье реки Сены непригодно для высадки, поскольку поблизости нет крупных портов. Это убеждение подкреплялось многочисленными разведывательными данными, которые неопровержимо свидетельствовали о намерении союзников нанести удар в районе Кале. В таком случае появление судов с десантом в устье реки Сены следовало считать отвлекающим маневром, рассчитанным на переброску нами бронетанковых дивизий в ложном направлении. Конечно, суточные наблюдения разведки не могли сломить твердо сложившегося убеждения. Другими словами, меры введения противника в заблуждение оказались настолько успешными, что он принял действительное вторжение за отвлекающий маневр. На лучшее нельзя было и рассчитывать.