В ночь на четверг Поппи так кашляла, что совсем глаз не сомкнула. Когда Лен в полтретьего ночи вернулся с работы, он выпил чашку чая и сменил Джин на посту возле Поппи. Если она захочет, он подержит ее за руку. Состояние девочки вновь ухудшилось. Под вечер Джин вызвала доктора, и тот отругал ее за то, что они не кладут Поппи в больницу. Джин попросила его подождать в гостиной и попыталась уговорить упрямицу. Хотя заранее знала, что все напрасно. Поппи не собиралась возвращаться в больницу, и точка. У Джин не нашлось козырей для ребенка, который насмехался над любым нагоняем и отругивался в ответ, не любил удовольствий и даже готов был испепелить взглядом смерть, если та посмеет приблизиться. Доктор ушел, качая головой, громко снимая с себя ответственность и едва сдерживаясь, чтобы не обвинить родителей в убийстве.

Лена не оставляло предчувствие, что каждый день уносит частицу надежды. Этой ночью в такси он размышлял, не стоит ли проглотить гордость, попросить у Джулии в долг и первым же рейсом отправить Поппи в Калифорнию. Он ждал перерыва в кашле, чтобы обсудить с Поппи эту возможность. Но кашель не прекращался, и в три тридцать он все-таки начал разговор.

— Поппи, дочка.

— Что?

Она с огромным трудом выговаривала слова. Надо говорить попроще и потверже.

— Тебе совсем плохо, хуже, чем когда бы то ни было. Мы с мамой очень тревожимся.

— Ничем не могу помочь. Тревожьтесь о чем-нибудь другом. Ты знаешь, что Джулия беременна?

Лен остолбенел.

— Быть не может!

— Нет, она не беременна, но ты ведь отвлекся, верно? Значит, можешь.

— Ах ты, негодница… Поппи, помнишь прошлое Рождество?

— Конечно, папа.

— Ужас, правда?

— Да. Вы с мамой поругались из-за усилителя, который ты купил, а ей не сказал.

— Точно. И помнишь, по телеку нечего было смотреть. Жуткое Рождество…

Поппи опять закашлялась. Лен хотел взять ее за руку, но приступ был такой сильный, что она прижала руки к груди. Лен ждал.

— Как подумаешь, каким ужасным может быть Рождество, начинаешь размышлять и о том, почему, верно?

Несмотря на кашель, Поппи внимательно слушала.

— Я вот думаю, Поппи, может, в этом году не стоит возиться с индейкой, с подарками, с рождественским печеньем. Пусть это будет обычный день, почему бы и нет? По крайней мере не поругаемся. Я мог бы поработать на такси. В Рождество можно заработать хорошие деньги. Большие чаевые…

— Папа.

Лен пропустил это мимо ушей.

— Видишь ли, если мы договоримся провести Рождество вот так, у тебя не будет причины не поехать в Калифорнию прямо сейчас. Представляешь, сколько там солнца! В Сан-Франциско у тебя будет замечательное Рождество.

— Папа.

— Что?

— Иди к черту. Я останусь здесь. И ты тоже. Только попробуй выйти в Рождество на работу — убью!

— Поппи, но ведь так будет лучше, неужели не видишь?

— Папа, до Рождества я никуда не поеду, и точка. А теперь кончай занудничать и говори, что происходит. Сегодня никто не приходил, ни Терри, ни Эйнштейн, ни даже Джул, а мама ни фига не знает.

Лен пожал плечами. Порой он думал, что они с Джин слишком миндальничают с Поппи. Им следовало быть построже, когда она была еще маленькой. А теперь поздновато.

— Ладно, скажу. Есть кое-какие сложности. Инфракрасная камера засекла Форда, а из тех бумаг, что Джул нашла в сейфе Селларса, следует, что он тоже замешан. Так что у обоих был мотив убить Грейс. А от матери Грейс Джулия в выходные узнала, что один из них наверняка спал с убитой девушкой.

— Ну, и кто из них совершил преступление?

— Вот это мы и выясним. Сделаем так, как в фильмах Агаты Кристи, когда Пуаро собирает всех подозреваемых в одной комнате. Старина Эйнштейн заказал через Интернет пару детекторов лжи и еще машинку, которая анализирует голоса. Эйнштейн рассчитывает сперва напугать их до потери сознания теми снимками, потом прицепить их к детектору лжи, задать несколько серьезных вопросов, причем так, чтобы они обязательно произнесли те слова, которые говорил убийца на пленке, — для сравнения голосов. А после мы отправим виновного в Тауэр и скажем: «Отрубить ему голову». Здорово, да?

— Неужели? И как же ты их сцапаешь? Пойдешь прямиком в «Скиддер-Бартон» и объявишь: «Я Лен Бишоп, таксист-детектив, а вы все арестованы»?

— Не веришь отцу, стало быть. Я, может, и не Эйнштейн, но все же хитрее, чем ты думаешь.

— Чушь. Ты дуб, и больше никто… Ладно, продолжай, остряк-самоучка, вешай мне лапшу на уши.

— Мы постараемся арендовать полицейский участок.

— Здравствуй, дерево! Да кто ж его сдаст!

— Обычно не сдают. Но ты забыла о Террином обаянии. У парня новый друг в полиции, между прочим детектив.

— Девчонка небось, да? И она сдаст вам участок в аренду?

— Трудно сказать. Она пока об этом не знает. Да и Терри тоже. Эйнштейн и Джул додумались до этого нынче вечером. Терри работает допоздна, Джул ему, наверное, аккурат рассказывает.

— Похоже, они втроем все и сделают. А ты при чем?

— Я буду главным полицейским. Ты гордиться должна стариком отцом. Вот житуха у меня сейчас, а? То председатель банка, то суперинтендант.

— А в остальное время — полный чурбан.

— Придержи язык.

— Или что?

Новый приступ кашля, слишком жестокий, чтобы продолжать разговор. В пять часов Джин принесла Лену чай и отправила его спать.

* * *

В четверг Роско взял Маркуса с собой в Цюрих на встречу с Эрнстом Лаутеншюцем. С каждым днем Роско все больше нервничал при мысли о том, что предпримет Мюллер. По контракту с Чарлзом Бартоном, сразу после объявления сделки Селларс получит половину своей доли, то есть чистых двадцать миллионов, в тот же день, когда «Бурликон» начнет скупать акции. Но, если Цюрихский банк вначале установит контроль над «Скиддер», эти деньги могут остаться невыплаченными. Решение здесь только одно: заставить Лаутеншюца позволить Манцу действовать первым.

Были и другие причины форсировать операцию против «Юэлл». Информатор паникует, его могут разоблачить. Маркус беспокоится, что цена акций «Юэлл» может резко возрасти. Из внутренних отчетов за последние три недели следует, что по большинству направлений их бизнеса есть тенденции к росту показателей. Если фондовая биржа пронюхает об этом, цена акций быстро очнется от нынешней спячки на уровне 450 пенсов. А ни для кого не секрет, что Дитер Манц тот еще скряга и, если цена акций слишком возрастет, откажется от сделки, оставив Роско и Маркуса на мели.

— Эрнст, повторяю, мы печемся только об интересах Цюрихского банка…

Лаутеншюц считал, что у инвестиционных банкиров на уме только три вещи — оклад, бонус и акционерные опционы. И каждое их слово он воспринимал с изрядной долей скепсиса. С другой стороны, Селларс действительно разбирался в биржевых операциях, поэтому Лаутеншюц не перебил его.

— Если вы взглянете на полученные нами внутренние отчеты, то поймете, что «Юэлл» серьезно недооценивают. Когда аналитики по вопросам инвестиций это выяснят, они дружно посоветуют инвесторам покупать, так как цена акций начнет расти. Насколько она может подняться, как вы думаете, Маркус?

— По крайней мере до шести сотен.

— Верно. Как вам известно, Эрнст, Дитер Манц намерен держать надбавку за присоединение на уровне тридцати процентов. Мы всегда говорили, что это скупо, но от наших слов отмахивались. Мне незачем говорить вам, что тридцать процентов от четырех с половиной составляют… сколько, Маркус?

— Пять восемьдесят пять.

— Совершенно верно. Тогда как та же надбавка при рыночной цене, скажем, в шесть сотен, будет… значительно больше.

— Семь восемьдесят. — Лаутеншюц считал в уме лучше Селларса.

— И что бы вы ни говорили, Эрнст, я полагаю, Дитер не захочет платить так много. Он выйдет из игры, лишив «Скиддер», ваше будущее лондонское отделение, солидной прибыли, и обвинит вас: дескать, вы все испортили, сдвинув сроки сделки.

Лаутеншюц уставился на Селларса. Наглый американец! То, что в его словах был резон, еще больше разозлило Лаутеншюца.

— Я слышу, Роско, но мой ответ — нет. Нам всем придется рискнуть. До Рождества осталась ровно неделя. Весь мир уходит на каникулы, в том числе и аналитики. И потом, это уже вопрос дней.

Селларс тоже посмотрел на Лаутеншюца. Этот швейцарский пройдоха упрям как осел. Ладно, надо его подхлестнуть.

— Эрнст, увы, есть еще одно обстоятельство. С тех пор как вы сообщили нам о своем намерении купить «Скиддер», мы с Маркусом оказались в очень трудном положении. Мы оба советовались с юристами, надлежит ли нам проинформировать наших работодателей…

Маркус вытаращил глаза. Что это за белиберду несет Селларс?

— Нам сказали, что в принципе это наш долг. Мы бы охотно проигнорировали данный совет, но юристы говорят, что если существуют доказательства, что мы активно координировали сделку «Бурликона» с вашей, то у нас будут серьезные неприятности.

— Говорите яснее, Роско.

— Если вы не согласитесь разделить эти две сделки и убедить Манца действовать первым, мы будем вынуждены последовать совету юристов и сообщить Чарлзу Бартону о ваших планах.

— Это невыносимо…

Кулак Лаутеншюца грохнул по столу. Маркус перепугался, Роско выглядел холодно-спокойным. Вспыльчивость Эрнста его не пугала. Он помнил, как начинал в компании «Соломон»: любой из тамошних боссов сожрал бы этого швейцарского подонка и косточек не выплюнул.

— Будьте добры, подождите в приемной, я должен обсудить этот вопрос с моими коллегами.

Секретарша принесла им кофе, потом сандвичи, потом еще кофе.

* * *

— Мне плевать, что это единственный способ решить проблему. Ты с ума сошел.

— Никто же не узнает, дорогая. Ты такая красавица, я уверен, у тебя куча обожателей в полиции, и они наверняка закроют глаза.

— Как прикажешь допрашивать твоего подозреваемого, если ты не говоришь мне всего?

— Ну, тебе и не придется его допрашивать. Во всяком случае, лично. По-моему, лучше мне допросить его самому.

— Ох и нахал же ты, Терри. Такое впечатление, что ты просто хочешь арендовать полицейский участок.

— Ну да, вроде того.

— А ты соображаешь, чем я рискую, помогая тебе перевоплотиться в сотрудника полиции?

— Три прокола в правах?

Трубку швырнули на рычаг.

* * *

— Дженис?

— Да, кто это?

— Джулия Давентри. Помните меня?

Дженис улыбнулась.

— Конечно. Что я могу сделать для вас, Джулия?

— Нужна небольшая помощь. Маркус и Роско сегодня в банке?

— Нет, оба за границей. Завтра Маркус будет в Бирмингеме, а Роско летит в Париж.

— Черт.

— Что?

— Нет, ничего. Дженис, окажите мне услугу, а? Каким рейсом они возвращаются сегодня вечером?

— Минутку. Я проверю… Джулия, вы слушаете? Рейс ВА-276 из Цюриха, прибывает в Хитроу в девять двадцать пять.

— Большое спасибо, Дженис. Можно пригласить вас на ланч в ближайшие дни?

— Буду очень рада. Расскажете, не полегчало ли вашей маме.

Обе рассмеялись. Джулия нажала на рычаг и набрала номер Террина мобильника.

— Привет, это я. К сожалению, плохие новости. Наш единственный шанс — сегодня вечером. Они оба прилетают из Цюриха. Если Мэри определенно не хочет помочь, нам придется использовать второй вариант. Между первым и вторым терминалом в аэропорту есть бизнес-центр, который сдает помещения с почасовой оплатой. Арендуй одно из них и установи там все приборы.

* * *

Эрнст Лаутеншюц отчетливо понимал, какая катастрофа грянет, если Чарлз Бартон прознает сейчас про его планы. Гай Бартон на Рождество уедет из-за своей безрассудной парашютной авантюры, и у Чарлза есть все шансы заручиться поддержкой семьи. Да, пока победа за Селларсом и Фордом. Как только Цюрихский банк получит контроль над «Скиддер-Бартон», он немедля уволит обоих.

Приняв решение, он за полчаса проинформировал коллег. И просто со злости заставил Селларса и Форда дожидаться еще пять часов. Потом он велел секретарше пригласить их в кабинет и принялся нарочито звонить Дитеру Манцу — пусть еще подождут. Несколько минут он говорил на швейцарском немецком, затем перешел на английский:

— Доктор Манц, ко мне присоединились коллеги, поэтому я включаю громкую связь… Вы хорошо слышите?

— Ja, kein Problem. Здравствуйте, господа.

— Привет, Дитер, как поживаете?

Маркус тоже невнятно поздоровался. Лаутеншюц твердо решил контролировать разговор и тут же вмешался:

— Как я уже говорил, доктор Манц, мы озабочены тем, что рынок акций «Юэлл» может резко укрепиться. Мистер Селларс и мистер Форд полагают, что вам нужно начать операцию раньше.

— Понимаю. Когда же, по вашему мнению, мистер Селларс?

— Каждый день на счету. Мы уверены, начинать надо как можно скорее. Если подходить реалистически, то самый ранний срок… как вы полагаете, Маркус?

— Следующий понедельник.

Манц перелистал настольный календарь.

— Двадцать первое? А когда вы получите очередной спецотчет?

— Как обычно, во вторник.

— А пораньше нельзя?

— Нет. В этот день сведения сопоставляются в главной конторе «Юэлл».

— Я бы хотел ознакомиться еще с одним комплектом данных.

Маркус покачал головой.

— Доктор Манц, они едва ли будут значительно отличаться от показателей последней недели.

— Я не начну операцию, не имея абсолютно свежей информации. Ясно?

Роско жестом велел Маркусу отойти и сам шагнул к телефону.

— Отлично, Дитер. Во вторник Маркус получит новый отчет. В среду мы изучим данные, а утром в четверг начнем операцию.

— Мистер Селларс, четверг — это канун Рождества.

Роско рассмеялся.

— Насколько я знаю, канун Рождества еще не праздник. Ни в Англии, ни даже в Швейцарии.

— Формально вы правы, но фактически почти никто не работает. Я, например, не собираюсь. Поеду к себе в шале, в Гштаад. А господин Лаутеншюц будет моим гостем.

— По-моему, Дитер, канун Рождества — идеальное время для начала такого дела. Нанести удар, когда противник меньше всего ожидает. Ваши планы на отдых, конечно, меня не касаются, но, если вы действительно начнете покупку, вам нужно быть здесь, в Лондоне. Так легче передать вам ту информацию, а в четверг вы должны выступить перед газетчиками.

— Мистер Селларс, я согласен, что медлить нельзя. Я перенесу свои каникулы и в среду буду в Лондоне. Если показатели «Юэлл» за следующую неделю не ухудшатся, в четверг вы начнете покупку.

— Замечательно. Спасибо, Дитер.

Роско не удержался и злорадно глянул на Лаутеншюца.