Еще до того, как закончился день скачек, Кэролайн поняла, что беспокоилась она не без причины. Все делали небольшие ставки, но Гейни, похоже, тратил гораздо больше, чем мог себе позволить. Кроме Кэролайн это заметила Лея и один раз предостерегающе коснулась его руки. Он нетерпеливо отмахнулся. Стало понятно, что никакой управы на него найти не удастся.

Скоро должен был начаться забег любителей, в котором предстояло участвовать его лошади, и Гейни не отходил от заграждения.

В этом забеге участвует Вэл, — сказала Лея, садясь рядом с Кэролайн. — Я подумала, что тебе это будет интересно.

Еще бы! Сердце Кэролайн застучало, как молот. Дарвэл Преториус все это время был так близко, а она его даже не видела!

У нее перехватило дыхание, когда Дарвэл наконец показался. Он выглядел потрясающе — верхом на великолепном гнедом жеребце, в желтой шелковой рубашке, которая казалась солнечным пятном на фоне зелени поля. Во всем его облике сквозила уверенность — Кэролайн больше не называла это высокомерием, — и она почувствовала, что он победит. Остальные участники радостно приветствовали его — в конце концов, это был товарищеский забег, а Дарвэла здесь уважали.

Для них это просто развлечение, — прошептал Гейни на ухо Кэролайн. — Им все равно, выиграют они или проиграют.

Лошади выстроились на линии старта, и Лея вручила Кэролайн маленький бинокль. Гейни уже приставил к глазам свой и теперь разглядывал в него участников, говоря несколько слов то об одном, то о другом. Дарвэла он даже не упомянул.

Кэролайн подняла свой бинокль и настроила резкость. Теперь она видела происходящее на поле в мельчайших подробностях, видела Дарвэла, различала выражение его лица, каждое его движение. Он внимательно смотрел на трибуны, ища кого-то в толпе, и Кэролайн удалось проследить за направлением его взгляда. Бинокль показал ей сплошную линию зрителей, с нетерпением ждущих забега, и среди них — девушку в белом плаще и большой изумрудно-зеленой шляпе. Она держалась за ограждение. Кэролайн не смогла бы не узнать ее лицо. Это была рыжеволосая красавица из Умланга-Рокс.

Каким-то образом бинокль выскользнул из руки Кэролайн. Падение задержал кожаный ремешок, перекинутый через шею.

Что случилось? — спросил Гейни. — Ты выглядишь так, будто увидела привидение. — Он поднес свой бинокль к глазам, направил его на дальние трибуны и вдруг разинул рот от изумления. — Это же Эмералд де Йегер! Никакой ошибки быть не может. Она ничуть не изменилась! — Гейни глубоко вздохнул. — Это закрывает дело с выстрелом в ночи, верно? По крайней мере, со всеми этими слухами об убийстве покончено… Но кто-то же стрелял! Кто это мог быть, кроме Вэла Преториуса?

Кэролайн с чувством облегчения повернулась к Роберту, который подошел, чтобы попросить у нее бинокль.

Мы ужинаем в «Эдвардсе», — сказал он. — Там есть что-то вроде ночного клуба под названием «Карусель». Мы с мамой там уже были, и я думаю, тебе понравится.

Кэролайн не очень хотелось танцевать, но не портить же из-за этого день остальным?

Они стартовали! — закричал Роберт. — Похоже, Преториус победит.

На середине дистанции отрыв Дарвэла от остальных участников был уже так велик, что Роберту стало неинтересно, и он отвернулся.

Он так легко выиграл, — сердито пробормотал Гейни. — Всегда одно и то же!

На берегу их встретил сильный ветер — словно в воздухе хлопали огромные крылья. Марин-Парад была заполнена приехавшими на скачки людьми, рестораны — забиты до отказа, а отели, разбросанные по побережью, работали в режиме даже более напряженном, чем летом. На фоне безоблачного неба выделялись громадные силуэты небоскребов. Солнце светило так же ярко, как в январе, только грело меньше. Красивые женщины кутались в меховые накидки и спешили скрыться за широкими дверями зданий, но мужчины предпочитали постоять у входа и поговорить. Они оживленно обсуждали состоявшиеся днем скачки.

Гейни исчез, не объяснив никому, куда он направился, однако к ужину в «Карусели» не опоздал. Он не сказал, где пропадал, но было заметно, что его настроение изрядно испортилось.

Роберт потанцевал с Леей, которой не очень-то этого хотелось, затем с матерью и, наконец, пригласил Кэролайн. «Искренний, надежный Роберт, — подумала она, — такого мужчину любая девушка с радостью приняла бы в качестве друга». Но он хотел от нее большего, чем просто дружба, и ей было жаль, что она причиняет ему боль.

Когда они танцевали, Роберт держался очень близко, касаясь губами ее волос.

Ты знаешь, после сегодняшнего дня мне будет неуютно одному в Уорчестере, — прошептал он.

Неправда, — улыбнулась Кэролайн. — Ты же ничто так не любишь, как свое имение и виноград, который выращиваешь!

Его длинные пальцы крепче сжали ее руку.

Ты права. Я бы очень хотел, чтобы жизнь была чуть проще, и ты могла бы поехать в Уорчестер со мной. Ты ведь можешь продать свою долю Гейни, разве нет?

Я не могу сейчас бросить «Салем». У нас нелегкие времена, и я просто не имею права остаться в стороне. Я не допущу, чтобы то, ради чего бабушка трудилась всю жизнь, пропало втуне.

Ну, если так… Но я не хочу, чтобы ты посвятила себя только работе, Кэрол. Мы бы могли хорошо жить в Уорчестере — ты и я.

А что бы делала твоя мать?

Она бы уехала в Англию, а к нам время от времени приезжала бы в гости. Она сама так хочет. Я думаю, мама разрывается между двумя желаниями — жить здесь и жить в Англии. Поэтому такое решение было бы для нее наилучшим. Разве не так?

Кэролайн вообще не хотела об этом задумываться. Она не могла выйти замуж за Роберта, потому что не любила его.

Ты еще встретишь кого-нибудь, — мягко сказала она.

Зачем ты так говоришь? — Он сжал ее руку еще крепче. — Ты же знаешь, что не встречу.

Музыка смолкла после нескольких тяжелых ритмичных аккордов, и их разговор был окончен. Они вернулись к столику в углу, где их ждали остальные. Джулия вопросительно взглянула на Роберта, но Кэролайн этого не заметила.

Два дня спустя Роберт с матерью вернулись в Кейптаун.

Все это — притворство, — сказала Лея. Она стояла на веранде и смотрела, как они уезжают. — На самом деле она не хочет его никому отдавать.

Лея, тебе что, не нравится Джулия? — нахмурилась Кэролайн. — Почему?

Нет, дело не в этом. Просто мне кажется, я лучше, чем ты, понимаю, что у нее на уме. — Лея провела пальцами по волосам — непослушным, жестким. — Она всегда будет главной. Любой девушке, которая выйдет за милого, чувствительного Роберта Клэйтона, придется принять ее главенство как факт.

Но она же не собирается оставаться в Африке!

Она будет приезжать «домой» все чаще и гостить все дольше, пока все не примут того, что она постоянно живет на ферме и заставляет Роберта и его жену подчиняться ее порядкам и жить по ее законам.

Я так и знала, что Джулия тебе не нравится! — расстроилась Кэролайн.

Я просто пытаюсь тебя предостеречь, дитя мое!

Больше они не разговаривали на эту тему, но чем больше девушка думала о Роберте и его матери, тем больше убеждалась, что Лея права. Неужели она, Кэролайн, оказалась таким плохим знатоком человеческой природы? Роберт и Джулия думают, что она приедет к ним весной, когда мыс весь в цвету, а до весны меньше двух месяцев. Однако до сентября многое может произойти…

Кэролайн подумала о Дарвэле, вспомнила девушку в белом плаще, наблюдавшую за скачками. «Интересно, это Дарвэл ее пригласил?» Почему их встречи всегда происходят втайне и Эмералд скрывается от людей, которые могут ее узнать? Кэролайн хотела спросить Гейни об этом, но не смогла заставить себя произнести вслух имя Эмералд.

В течение нескольких дней после скачек Кэролайн очень редко виделась со своим кузеном. Гейни много проиграл — видимо, почти все, что у него было. Однако он не продал «багги», как не продал и обеих лошадей.

В «Салеме» началась резка тростника.

— Не повезло нам в этом году, — вздохнул Гейни.

Атлас, вместе с ним объезжавший плантацию, горестно покачал головой:

— Старая мистресс никогда так не говорить. Она всегда иметь хороший урожай, высокий тростник. — Он взмахнул своим мачете. — Очень сильные зулусы могли его рубить. А это — мусор. — Он с презрением посмотрел на «мусор». — Немного сахара — да. Но не хороший урожай, как в «Йондер-Хилл».

Гейни хлестнул по одному из стеблей своим стеком.

— Надо побыстрей его срезать. Атлас, ты можешь найти еше работников?

— Никто не прийти сюда, если им не платить, — резонно заметил зулус. — В других местах тоже много работы.

— В «Йондер-Хилл», наверное, — поморщился Гейни.

— В «Йондер-Хилл» и в других местах.

Атлас ушел, повесив голову.

— Что произошло? — спросила Кэролайн.

— Я не могу найти людей на уборку урожая, — мрачно ответил Гейни. — Все просто — в «Йондер-Хилл» больше платят. Ты же слышала, что сказал Атлас.

— Я не могу поверить, что Дарвэл намеренно лишает нас рабочих рук тогда, когда они нужны нам больше всего. Если нужно, я съезжу и поговорю с ним.

— Пожалуйста, езжай. — Гейни пожал плечами. — Но я тебе с полной уверенностью могу сказать, что у него найдется ответ на любое твое обвинение.

По дороге в «Йондер-Хилл» Кэролайн размышляла о том, что она собиралась сделать. Она что, хотела обвинить Дарвэла в том, что он лишил их возможности нанять работников, предложив им лучшую оплату и лучшие условия труда? Но это бессмысленно. В то же время после разговора с Гейни она злилась. Нужно было что-то предпринять, иначе эта проблема никогда не решится.

Подъезжая к «Йондер-Хилл», она сбросила скорость. У нее возникло сильное желание развернуться и уехать восвояси, но в этот момент из отходящей от дороги просеки показался Дарвэл верхом на лошади. Он поравнялся с машиной и отпустил поводья.

— Ты едешь к дому? — спросил он. — Хочешь повидаться с Сарой?

У Кэролайн дрожали руки, но она все-таки еще больше замедлила ход автомобиля, подстраиваясь под шаг лошади Дарвэла.

— Нет, я хочу повидаться с тобой.

Он выглядел удивленным.

— Весьма польщен.

— Дарвэл, почему ты забрал всех работников? Ты ведь знал, что они нужны нам?

Прежде чем ответить, он думал целую минуту.

— Я забрал работников, потому что они были никому не нужны. Насколько я понял, Гейни сказал банту, что «Салем» пока не нуждается в их услугах.

— Но это неправда! — возмутилась Кэролайн. — Ты же знаешь, что нам необходимо срезать тростник до того, как пройдет еще один ливень. Наш тростник его не выдержит!

— Я это знаю, и ты это знаешь, но знает ли это Гейни? Я не думаю, что его это очень заботит. Кроме того, у него просто нет сейчас денег, чтобы заплатить банту. Они не работают в кредит. — Дарвэл внимательно смотрел в разгоряченное лицо девушки синими глазами. — Кэролайн, по-моему, тебе уже пора прийти в себя и реально воспринимать вещи, когда дело касается Гейни. Он скоро погубит «Салем». В конце концов, тебе придется продать имение, чтобы получить хоть сколько-нибудь денег за землю, и это будут гроши, если ты не сделаешь что-нибудь в ближайшее время. Если не осушать низкие поля каждый год, они превратятся в болото. Но Гейни все равно. Денег, которые он получит от продажи «Салема», хватит ему на пару скаковых лошадей. О чем еще мечтать?

— Я не могу в это поверить. — Ее голова разрывалась от противоречивых мыслей. — Я не хочу потерять «Салем»!

— Ты его потеряешь, если будешь продолжать смотреть сквозь пальцы на то, как ведет себя Гейни.

Куда подевалась вся доброта и нежность Дарвэла, которую она почувствовала после того несчастного случая? Перед ней был безжалостный владыка «Йондер-Хилл».

— Твоя бабушка хорошо понимала, что Гейни собой представляет. Она знала каждый его порок, но была слишком стара и больна, чтобы бороться с ним в последние годы. — Он схватил девушку за руку и добавил настойчиво: — Ты должна меня понять. Гейни наплевать на «Салем».

Кэролайн подняла на него полные слез глаза.

— А тебе? — спросила она.

Он колебался лишь мгновение.

— Это абсолютно не относится к делу. Я бы, конечно, смог поднять «Салем», но в настоящее время не хочу, чтобы он был продан первому, кто возьмет на себя труд назвать цену.

— Что же мне делать? Мне так трудно, Дарвэл. Может, если ты поговоришь с Гейни, он тебя послушает.

— Я с ним десятки раз говорил. Это бесполезно. У Гейни сложилось впечатление, что он ведет веселую и приятную жизнь. Ничто и никто не может задеть его чувства. Я думаю, что такой человек, как он, легко способен совершить убийство.

От последней фразы Кэролайн бросило в холодный пот. После скачек никто уже не решался распускать слухи про самого Дарвэла, так как многие увидели на ипподроме Эмералд и узнали ее. Некоторым стало стыдно за свое прошлое неверие, но нашлись и иные, которые утверждали, что в «Йондер-Хилл» вскоре должно случиться нечто из ряда вон выходящее, так как дыма без огня не бывает.

— Когда тебе нужны банту? — спросил Дарвэл. — Иными словами, когда ты будешь в состоянии заплатить им?

Кэролайн вспыхнула, но что значит гордость, когда «Салем» в беде?

— Я достану денег, — сказала она. — У меня есть личные сбережения — надеюсь, их хватит, чтобы продержаться до того, как мы получим доход с урожая.

— Я бы предложил тебе помощь… Но ты ведь ее не примешь.

— Я постараюсь справиться сама. Не то чтобы я слишком гордая или ранимая — совсем нет. Просто я чувствую, что мы с Гейни должны сделать это сами.

Дарвэл улыбнулся:

— Твоя бабушка гордилась бы тобой.

Он ускакал по направлению к «Йондер-Хилл» — высокий, уверенный в себе человек, которому никогда не придется переживать горечь поражения.

Кэролайн развернулась и поехала обратно в «Салем».

Медленно ведя машину между рядами тростника, она думала о бабушке, стойкой пожилой леди, которой так восхищался Дарвэл. Она смотрела на холмы, возвышающиеся у границы ее владений, на деревья, растущие вдоль реки, на синее небо над головой, и к ней пришла уверенность в том, что Мириам Вермеер никогда бы не сдалась и не бросила все это. Ее победила только смерть. «Твоя бабушка гордилась бы тобой», — сказал Дарвэл, но Кэролайн плохо представляла себе, что ей делать дальше. И все равно поддержка Дарвэла ее успокоила.

Когда она приехала в «Салем», Гейни чистил пони, и Кэролайн, воспользовавшись возможностью поговорить наедине, перешла сразу к делу.

— Мы можем начать резать тростник — у нас будут работники.

Гейни прервал свое занятие и посмотрел на кузину поверх лоснящегося крупа лошади:

— А где ты собираешься достать денег?

— Я думаю, у нас хватит наличных, чтобы заплатить банту.

— На меня можешь не рассчитывать. В банке тоже немного осталось.

— Я имею в виду собственные деньги. У меня есть около четырехсот фунтов.

— Четыре сотни! — захохотал Гейни. — На корм цыплятам не хватит.

— На них мы сможем продержаться. Пока не получим доход с нового урожая.

— Ты знаешь, сколько нам придется ждать? Месяцы. Правительственные чеки не скоро приходят.

— Тогда подождем. — Кэролайн посмотрела на денники. — Мы можем даже продать что-нибудь.

— Я не продам своих лошадей, если ты об этом! — нахмурился Гейни. — Каждый раз, когда ты отправляешься в «Йондер-Хилл», ты возвращаешься с какой-нибудь бредовой идеей в голове. Можешь ответить Дарвэлу «нет».

— Дарвэл вообще ничего не говорил о твоих лошадях. Не волнуйся, Гейни, я найду деньги. Даже если для этого мне придется продать свои бриллианты.

Он внимательно посмотрел на нее:

— Я совсем забыл о них… Кэрол, я сейчас в такой яме. Мне нужно выплатить взнос за лошадь.

Кэролайн не очень этому удивилась, но в животе у нее появилось неприятное чувство, когда она поняла, насколько сильно он на самом деле залез в долги.

— Ты можешь взять денег в долг, — сказал Гейни.

— Кого ты имеешь в виду? — холодно спросила она.

— Твоих друзей, Клэйтонов. Они ведь небедные.

Кэролайн с возмущением отказалась.

— Тогда я могу заложить свою часть «Салема». Завещание этого не запрещает.

— Гейни, ты что, сошел с ума? Ты же никогда не сможешь выкупить его! Половиной плантации будет владеть кто-то посторонний. Что мы тогда будем делать?

— Ты имеешь в виду: что тыбудешь тогда делать, — поправил он ее. — Я знаю, чего я небуду делать. Я не буду сидеть в тюрьме.

— Гейни, будь благоразумен, — взмолилась Кэролайн.

— Благоразумен! — Он сел на камень и обхватил голову руками. — Я в отчаянии! Я тебе не говорил, но я должен гораздо больше, чем ты думаешь. Я собирался рассчитаться с долгами, сразу продав «Салем» после смерти бабушки.

— Сколько ты должен?

— Пять тысяч фунтов.

— Что?!

— Я задолжал пару тысяч еще до того, как бабушка умерла. Я ей почти признался… Вернее, я хотел сделать это после того, как ты приедешь.

— Рассчитывал, что я спасу тебя от ее гнева?

— Вроде того. Ты даже не представляешь, насколько она могла рассердиться.

— Да нет, представляю. — Кэролайн вздохнула. Безответственный, слабый, ни в чем не заинтересованный, Гейни умел быть очень обаятельным, когда ему это было нужно. Сейчас он выглядел испуганным маленьким мальчиком, который взял что-то чужое. Но он же не мог предположить, насколько серьезными будут последствия!

— Ты напишешь Роберту? — с надеждой спросил он.

— Нет. Забудь о Клэйтонах.

— Тогда кто нам поможет?

— Я не знаю, Гейни. Честно. Не знаю.

— Можно обратиться к Дарвэлу Преториусу, — осторожно предложил Гейни. — Он обрадуется, если мы посулим ему «Салем» в качестве залога.

— Не будь так в этом уверен. С какой стати он должен платить твои долги? Он может отказаться даже разговаривать с тобой. Ты же не слишком вежливо вел себя с ним, помнишь?

— Да, верно. Я ему очень завидовал. У него было все, о чем я мог только мечтать, и он получил это безо всяких усилий.

— Ты же знаешь, что это неправда, — возразила Кэролайн.

— Хорошо, — вздохнул Гейни. — Раз ты так говоришь… Слушай, Кэрол, ты даже черта убедишь, что он ангел с крыльями. Почему бы тебе не попробовать свои способности на нашем суровом соседе?

— Мне не нужно этого делать. Дарвэл сам предложил одолжить нам денег… ну, почти предложил.

— И ты отказалась? Я знал!

— Давай я сама с этим разберусь, — устало сказала Кэролайн. — Я что-нибудь придумаю.

В словах Гейни было рациональное зерно. Если предложить Дарвэлу какой-нибудь ценный залог под одалживаемые деньги, то это будет уже сделкой, а не актом милосердия. Она заложит свои бриллианты!

Когда Кэролайн проехала между столбами, отмечающими границу владений Дарвэла Преториуса, ее пульс участился. А если Дарвэл скажет, что ее бриллианты ему не нужны? Что, если он только посмеется над ней?

Но попытка — не пытка. Закусив губу, — если бы Кэролайн знала, насколько в этот момент была похожа на Мириам Вермеер! — она нажала на педаль газа.

На многих участках тростник был уже срезан, а на некоторых даже зеленели молодые всходы. Здесь непрерывно шла работа: убирался урожай, земля осушалась и подготавливалась для новых посадок. Глядя на это, Кэролайн почувствовала ни с чем не сравнимую радость земледельца, но тут же помрачнела, вспомнив, как близок «Салем» к банкротству.

Она свернула на дорогу, ведущую к особняку. Дарвэл, наверное, уже вернулся домой, он сидит сейчас в шезлонге, в расслабленной позе, расстегнув рубашку, пьет коктейль — первый после тяжелого дня в поле — и ждет ужина. Теплая волна любви охватила ее. Дарвэл умеет быть добрым. Разве он не пообещал ей свою помощь? Сердце девушки забилось сильнее, когда она представила, как Дарвэл усмехнется, выслушав ее предложение. Но другого выхода не было — и уверенность в этом гнала ее вперед.

Воздух в саду был наполнен ароматом гибискуса и сонным жужжанием пчел. Через весь дворик протянулись длинные тени, но они не достигали бассейна, вода в котором переливалась закатными бликами. В одном из шезлонгов кто-то лежал. Сердце Кэролайн чуть не выскочило из груди, но это оказался не Дарвэл. Это была девушка в зеленом купальнике — высокая, стройная, она поднялась навстречу гостье. На плечи ее было небрежно накинуто большое белое полотенце. Яркие медно-рыжие волосы рассыпались по плечам. Это была Эмералд.

Кэролайн сразу узнала ее, так как видела уже в третий раз. Да, Гейни не ошибся. Именно она стояла во время скачек на дальней трибуне.

— Здравствуйте! — Голос у Эмералд был низкий и мелодичный. — Вы ищете Дарвэла?

Кэролайн стоило большого труда не повернуться и не побежать, не умчаться как можно дальше от этих зеленых глаз. Она испытала глупое желание соврать о том, зачем она здесь, но не смогла ничего придумать.

— Я пришла поговорить с ним о сахаре. — Ее голос вдруг осип.

— Понятно. — Эмералд подошла ближе. Вся красота закатного солнца, казалось, сверкала в ее роскошных волосах. По сравнению с ними еще нежнее была белизна лица. — Все в этих местах говорят только о сахаре. Пожалуйста, присаживайтесь. Дарвэл скоро придет.

Они стояли лицом к лицу, и Кэролайн поняла, что не сможет дождаться Дарвэла.

— Я зайду как-нибудь в другой раз, — решила она. Ей нужно было время, чтобы собраться с мыслями.

— Мы уже встречались — помните, на базаре банту. И позже в тот же день — в «Раковине устрицы». Меня зовут Эмералд де Йегер.

— Кэролайн Нортон. Моя бабушка была хозяйкой «Салема».

— Ну конечно. Дарвэл мне говорил. Она завещала имение вам — вместе с Гейни. — Эмералд продолжала с интересом разглядывать девушку. — Тогда, в Умланга-Рокс, я хотела поговорить с вами, но не решилась. Что-то в вас такое было — что-то доброе и дружеское. Меня это притягивало.

— Я почувствовала то же самое, — призналась Кэролайн. — Мне показалось, что вы попали в беду.

— Да. Мне было так плохо, что хотелось прыгнуть со скалы, чтобы океан раз и навсегда избавил меня от проблем. Но теперь все уладилось.

— Я вас видела потом… с Дарвэлом.

Эмералд надела пляжный халат.

— Вэл мне тогда очень помог. Как и всегда, впрочем. — Она перевела взгляд с Кэролайн на окутанные тенью деревья позади бассейна. — Его не слишком заботит мнение общества, но я оказала ему медвежью услугу, когда исчезла. Мне нужно было остаться, а я сбежала, причинив боль Вэлу и многим другим людям, включая себя саму.

— Нет никакого смысла винить себя в том, что уже давно прошло и забыто, — сказала Кэролайн. — Если вы не желали никому зла, вас все уже простили.

— Я сама не могу себя простить. Вижу, вы мало обо мне знаете. Все, что вы слышали, — это отвратительную сплетню про нас с Вэлом. А ведь он просто пытался мне помочь… Господи! Какой же я была тогда дурой! Кроме себя, ни о ком не думала и делала все, что хотела.

— Многие люди ведут себя точно так же…

— Нет, вы не понимаете. — Эмералд отвернулась. — Это был не просто каприз — все было серьезно… Хотя с какой стати я должна докучать вам историей своей жизни? — Ее тон изменился, стал более сдержанным. — Выпьете чего-нибудь? — спросила она.

— Нет, я, пожалуй, поеду, — ответила Кэролайн. — Поговорю с Дарвэлом в другой раз.

— Может быть, что-нибудь ему передать? У вас что-то срочное?

— Нет-нет, я хотела поговорить с ним насчет работников, которых он нам обещал, но я могу позвонить из дома.

— Тогда пообещайте мне, что в скором времени вернетесь. Я буду очень рада вашему обществу.

Это было предложение дружбы, сделанное с королевской элегантностью. «Я совсем не хочу, чтобы она мне понравилась, — подумала Кэролайн. — Но ничего не могу с собой поделать».

— Приезжайте к нам в «Салем», — сказала она. — Мы будем рады вас видеть в любое время.

Эмералд засмеялась, демонстрируя идеальную белизну зубов:

— Очень мило с вашей стороны, но, может быть, стоит сначала спросить, что думает об этом Гейни?

— Причем здесь Гейни?

— В свое время он воображал, что влюблен в меня. — Эмералд призналась в этом без тени тщеславия. — Он очень расстроился, когда я заявила ему, что не могу выйти за него замуж.

— Потому что любили другого?

Их взгляды встретились. Быстро темнело.

— Потому что любила другого, — тихо повторила Эмералд.

«Я хочу узнать об этом больше, — подумала Кэролайн, — но в другой раз. А сейчас не время — с минуты на минуту может вернуться Дарвэл».

— Скажите ему… скажите Дарвэлу, что я позвоню ему утром. — Она попятилась к деревьям, за которыми был выход из сада.

— Хорошо, — кивнула Эмералд. — Он поехал за Джил. Вы, наверное, ее видели?

— Да, — улыбнулась Кэролайн. — Когда она была на каникулах, мы с ней играли в теннис и катались верхом. Она милый ребенок.

— Да, — сказала Эмералд темным деревьям, — очень милый.