Серый квадрат тускло светился где-то перед ней, словно окно в конце темного коридора.

— Прялка?.. — словно издалека услышала Фиона собственный голос, который едва узнала.

— Она приходит в себя.

— Не волнуйся из-за прялки, — сказал кто-то. — Она уцелела, так же как и «Гер».

Фиона открыла глаза и увидела стоявших над нею людей, сначала расплывчато, затем более отчетливо: спокойную, участливую Элисон и Камерона, его темные глаза не отрывались от ее лица. Она сразу же почувствовала огромное облегчение, когда он наклонился и взял ее за руку.

При этом Фиона заметила, что ее рука плотно забинтована, обернута в несколько слоев ваты и марли, но боль, казалось, не шла ни в какое сравнение с пульсирующей радостью в ее сердце.

— Айэн… ты вернулся!

Он ответил не сразу, и она подумала, что он ждет, когда от кровати отойдет Элисон.

— Да, — хрипло ответил он. — Я вернулся, но прежде всего ты должна поправиться, Фиона. Теперь тебе надо поспать. Это приказание доктора Стюарта.

Она догадалась, что находится не дома, но это не имело значения. Если она в «Гере», то это одно и то же, а присутствие Элисон вселяло ей привычный покой. Теперь Фиона могла уснуть. Она так отчаянно устала, что могла бы проспать целую вечность.

Когда она снова открыла глаза, в комнате было темно и лишь на полу желтело пятно света от стоявшей на столе лампы. Она попыталась пошевелиться под весом своих тяжелых, забинтованных рук, и сразу же к ней от камина подошла маленькая смуглая женщина с черными волосами, разделенными на четкий пробор посредине. У нее было круглое приветливое лицо и серые глаза, сощурившиеся, когда она улыбнулась.

— Как вы себя чувствуете? — спросила она ласково. — Может, чего-нибудь скушаете? Может, яйцо, взбитое с молоком и каплей бренди?

Фиона смотрела на нее, совсем не думая о еде.

— Я вас не помню, — сказала она. — Я… я думала, что я в «Гере».

Женщина покачала головой.

— Нет, вас принесли сюда, в Крайгенду. Я — Шена Мерей. Айэн остановился у нас в тот вечер, когда мы увидели дым, поднимавшийся над сараем в «Гере». — Она осторожно погладила забинтованную руку Фионы чуткими пальцами. — Ни о чем не волнуйтесь. Вы вели себя храбро, и с «Гером» все в полном порядке. Вы помешали Катрине спалить ферму дочиста.

— А… прялка?

— Айэн починит ее. Она не сильно пострадала, и мне показалось, будто он этому очень обрадовался… — Шена вздохнула. — Господи, какие люди странные!

— Он… здесь? — спросила Фиона.

— Нет, — ответила Шена, внимательно глядя на нее. — Он ушел в «Гер» отстаивать свои права. Полагаю, пытается спасти хоть что-то из своего имущества.

Фиона приподнялась на подушках, не обращая внимания на боль и сосредоточившись лишь на том, что она прочла на простодушном лице женщины.

— Вы хотите сказать… что «Гер» не покроет убытки? — спросила она. — Что Камерону грозит окончательное разорение, если он не покинет «Гер» сейчас?

Шена обогнула кровать и встала рядом с ней.

— Я хочу сказать, что обстоятельства навалились на него, как снег на горы в ту ночь, когда он отправился на поиски вашего брата, — медленно добавила она. — Его позвали на помощь, хотя он не должен был уходить. Он оставил овец, и многие его овцы тогда пропали. — Она говорила осторожно, словно опасаясь сказать лишнего.

— Вы хотите сказать, что он принес слишком большую жертву, — обреченно уточнила Фиона.

— Я так не думаю, — поспешно возразила Шена. — На карту была поставлена жизнь вашего брата, кроме того, Айэн мало что мог сделать — на него обрушилось слишком много других бед.

Откинувшись на подушки, Фиона закрыла глаза. Впервые она вспомнила, что Айэн просил ее считать себя свободной, писал, что им лучше расстаться, и счастье тех первых минут, когда к ней вернулось сознание и она подумала, что находится в «Гере», а он держит ее за руку, мгновенно исчезло.

— Столько всего случилось, — вздохнула она. — Все очень трудно объяснить, Шена.

— Тогда вам лучше и не пытаться, — согласилась та. — Я схожу и принесу вам немного молока. Еще рано — нет и шести часов, — но я полагаю, что ваш отец придет сюда первым делом увидеть вас. — В ее глазах вспыхнул холодный огонек, когда она упомянула Финлея Давиота. — Вчера он просидел здесь допоздна, пока доктор не сказал ему, что вы вне опасности.

Когда она ушла, Фиона осталась лежать и слушать звуки дома, стараясь ни о чем больше не думать, потом попыталась встать на ноги, но в этот момент на пороге появилась Элисон со стаканом дымящегося молока в руке.

— Элисон! — задыхаясь, воскликнула Фиона. — Я не могу здесь оставаться. Все несчастия «Гера» произошли из-за того, что Айэн ушел на поиски Алана в ту ужасную ночь. Из-за этого он потерял большую часть своих овец, и Шена Мерей полагает, что теперь он вынужден продать «Гер»!

Элисон поставила стакан на прикроватный столик, накрыла дрожащую девушку толстым одеялом.

— Вы ведь не хотите осложнить свое положение, подхватив пневмонию? — твердо проговорила она. — С меня хватает ваших обожженных рук, а у меня и без того полно дел. Вы должны поскорее поправиться. Вашим рукам здорово досталось, и вы, вероятно, будете шокированы, когда впервые посмотритесь в зеркало, но во всем остальном вы вполне здоровы. Настолько здоровы, что можете вернуться в «Тримор», чтобы не причинять хлопот этим и без того занятым людям.

Спокойный тон Элисон возымел действие и успокоил Фиону, но она по-прежнему считала, что не может лежать здесь и ждать.

— Позволь мне одеться, — взмолилась она. — Я совершенно выспалась, Элисон. Я в порядке. Честное слово. Пожалуйста, позволь мне встать и что-нибудь сделать!

Элисон не знала, что они обе могут сделать в этот поздний час, но она никогда не позволяла себе оставаться в стороне и давать жизни победить себя. Элисон оставила Финлея Давиота внизу беседовать с Шеной Мерей, которая встретила его с холодной вежливостью, не более, однако она понимала, что теперь это совсем не тот человек, который приехал в «Тримор» шесть месяцев назад с одной лишь ненавистью в сердце и желанием отомстить.

Та ужасная ночь, когда он считал, что навсегда потерял сына, страшно напугала его, но двадцать четыре часа назад он лицом к лицу столкнулся с новым испытанием. Финлей считал себя убийцей собственной дочери и в том, что она принесла себя в жертву ради «Гера», увидел свое наказание. Любовь к Камерону привела ее в «Гер», а он всеми силами пытался разрушить эту любовь, подбив для этой цели даже полоумную старуху.

Элисон была уверена, что Давиот знал: Фиона уйдет к Камерону и выйдет за него замуж, несмотря на все его старания помешать этому, и поэтому приказал старухе следить, чтобы та не покидала дом. Он сам признался ей в этом:

— Я был глупцом, Элисон. Безумным, жестоким глупцом, и я поплатился за это. Но слава богу, моя девочка больше не страдает. Если Господь пощадит ее, я сделаю для нее все… все на свете.

Убедившись, что Фиона выпила принесенное ею молоко, Элисон спустилась вниз в большую комнату, но прежде, чем успела открыть дверь, услышала голос Хью Мерея и догадалась, что он впервые встретился с Финлеем.

Когда она вошла в комнату, оба мужчины стояли у камина, в котором Шена только что разожгла огонь, и в глазах молодого фермера, устремленных на Финлея, не было и намека на гостеприимность.

— Трудно что-либо сделать, если у тебя пропала половина стада, мистер Давиот, — объяснил Хью, явно отвечая на заданный ему Финлеем вопрос. — Овцы оставались в горах, поскольку никто не ожидал сильного снегопада так рано; а он начался без предупреждения, как часто случается в наших краях, и овец нужно было собирать немедленно. Четыре часа тяжкого труда могли бы все поправить, даже если овцы были разбросаны по горам, но Камерон ими не смог воспользоваться. Он отдал их вам.

Откровение фермера, казалось, сразило Давиота. Он смертельно побледнел и стал похож на человека, которого внезапно оглушили по голове.

— Вы говорите, он потерял все?

— Можно сказать и так. Когда вы теряете одну овцу перед окотом, вы теряете сразу трех — матку и ее близнецов. На будущий год величина стада зависит от нового приплода. И если вы его теряете, то вам ничего не остается, кроме долгов. — Хью Мерей излагал факты без смущения, будучи убежденным, что этому человеку следует знать, чем он обязан Камерону, хотя сам Камерон принял свою беду без единой жалобы.

Финлей Давиот глубоко вздохнул, когда увидел в дверях Элисон, которая наверняка слышала все и теперь ожидала его реакции.

Когда Мерей удалился на кухню и они остались вдвоем, Элисон подошла к камину и, глядя на яркие языки пламени, сообщила:

— Фиона встанет, как только приедет доктор Стюарт. С ней все в порядке, если не считать ожога на руках.

— Слава Господу! — с жаром откликнулся он, отворачиваясь, чтобы не выдать своих эмоций. — Вчера вечером я испугался, что мы ее потеряли.

Элисон ничего не ответила; она, казалось, все еще ждала, и, когда он медленно поднялся наверх к Фионе, какое-то время продолжала стоять и смотреть на пламя, как если бы неожиданно увидела в нем отражение прошлого и нечто из будущего.

Она слышала, как спустя минут пять Финлей спустился вниз, и когда глянула на его бледное лицо, оно показалось ей освещенным изнутри каким-то светом.

— Ты хочешь домой? — спросил он. — Я подвезу тебя до «Лоджа»….

Всю дорогу обратно они молчали, и Элисон не удивилась, когда Финлей не вышел из машины перед дверью.

— Мне нужно кое-что сделать, — коротко объяснил он. — Я привезу Фиону к ленчу… если она захочет.

Запинка перед окончанием фразы вызвала у Элисон жалость, но она не попыталась помочь ему. Все, что он собирался сделать, он должен был сделать по собственному велению сердца, от этого зависело счастье Фионы и ее собственное.

Фиона и не помышляла о счастье, когда медленно одевалась в маленькой спальне над кухней Шены Мерей. Несмотря ни на что, она не могла не испытывать любви и сострадания к отцу, когда он, сломленный и убитый горем, стоял перед ней, умоляя простить его. Она протянула к нему забинтованные руки, а он опустился на колени перед кроватью и уткнулся темной головой между ее рук. Фиона смотрела на проблески седины в его волосах, и ее сердце сжималось от жалости и сочувствия к отцу за все пережитые им страдания.

Ничего не было сказано о ее возвращении в «Тримор» или об Айэне, и она подумала, а знает ли он, какую цену заплатил «Камерон» за ту бурную ночь? Теперь «Гер» мог перейти к отцу, но она догадывалась, что его это больше не радует, хотя однажды он сказал, что земля разорит Камерона быстрее, чем это сделает он.

Она стояла у окна и смотрела на мир с отчаянием в глазах, потом услышала звук открывающейся двери, когда Шена Мерей вошла в комнату и остановилась в дверях, глядя на нее.

— Я не знаю, поблагодарил ли мой отец вас за все, что вы для меня сделали, — произнесла Фиона, не поворачиваясь. — Но я знаю, что он искренне благодарен вам за все… и я никогда не забуду вашу доброту. В конце концов, я для вас совершенно чужая…

— Вы та девушка, которую полюбил Айэн, — тихо отозвалась Шена. — Так что вы нам не чужая. Мы друзья Айэна, хотя сделали бы все, что в наших силах, и для любого другого…

— Я знаю. — Фиона повернулась к ней лицом, не заботясь больше о том, что может прочесть на нем Шена. — Все пошло не так, как надо, Шена. Айэн и я должны были тогда пожениться в Инвернессе, но я не смогла приехать к нему. Он вернулся сюда с Элизой и… и после этого, похоже, переменился ко мне.

— Ничто не могло заставить Айэна перемениться, а тем более эта Элиза Форбес! — В серых глазах Шены мелькнул огонек неприязни. — Он по-прежнему любит вас. Но он ни за что не станет просить вас сдержать обещание, когда ему нечего предложить вам. Теперь у него нет даже «Гера»…

— Но, Шена, Шена, все это не важно! — воскликнула Фиона. — Мы могли бы работать вместе!

— И разориться вместе! — Шена покачала головой. — Айэн не так представляет себе брак. Он хотел бы быть уверенным в том, что его жена будет обеспечена и счастлива. И это не потому, что он не ценит вашей любви, — торопливо продолжила она, — однако есть некоторые вещи, которые такой мужчина, как Камерон, не может принять. У него остался только один выход, поэтому он и уехал в Эдинбург зарабатывать деньги, чтобы начать все сначала. Его единственным желанием было сохранить «Гер», и для этого он трудился не покладая рук. Мы пообещали сохранить остатки его стада, чтобы он, вернувшись, может, года через два, начал сначала.

— Два года, — протянула Фиона. — Это не так уж и долго.

— Я думаю, он даст вам возможность решить это, — сказала Шена, убедившаяся, что она не ошибалась в преданности Фионы. — Хотя мужчины — странные существа. Даже Хью иногда становится таким упрямым, что не желает слушать никакие доводы.

Фиона направилась к двери и потянулась за своим пальто, висевшим за ней, но обнаружила, что не может воспользоваться руками даже для этой цели.

— Вы мне не поможете, Шена? — спросила она, не оборачиваясь. — Я не могу ждать, пока придет доктор Стюарт. Я вполне здорова. Вы должны сказать ему, что я благодарна за все, что он для меня сделал. Я приду к нему в кабинет на перевязку, если он захочет видеть меня после того, как я сбегу.

— Вы собираетесь в «Гер»? — догадалась Шена, протягивая ей пальто.

Фиона направилась в «Гер» с бьющимся сердцем, моля Бога послать ей мужества. Все сказанное Шеной было не больше чем предположением, но сейчас было не время для гордости и раздумий. Она должна сказать Айэну правду и потребовать то же самое от него.

Задолго до того, как она добралась до «Гера», высокая фигура в твидовой куртке и старой шотландской шапочке широким шагом устремилась ей навстречу. Они встретились около той самой бреши в каменной стене, сквозь которую ее отец когда-то провел своих гостей через земли «Гера», но ни один из них не вспомнил об этом дне, когда они стояли и смотрели в глаза друг другу при свете февральского дня.

— Айэн!

Она подняла руки, и он с нежностью взял их в свои и осторожно поднес к губам.

— Моя любимая, — произнес он. — Я шел в Крайганду повидать тебя.

Фиона робко улыбнулась, готовая вот-вот заплакать и в то же время ощутив радость на сердце, которая была сильнее даже восторга их первых объятий.

— Как хорошо, что мы встретились на полпути, — произнесла она и прильнула к нему, скрепив свои слова поцелуем.

Так они стояли, прижавшись друг к другу, слушая биение своих сердец, затем он осторожно повернул ее лицом к «Геру».

— Меня ждет борьба, Фиона, но я намерен в ней победить, — сообщил он.

— Мы будем бороться вместе, — отозвалась она. — Айэн, не прогоняй меня снова! Не говори, что будет лучше, если мы расстанемся на год или два. Мы должны вернуть «Гер», потому что теперь он дорог мне так же, как и тебе. И не проси меня оставить тебя… даже на год!

Он сильнее прижал ее к себе, его губы коснулись ее волос.

— Я не имею права предлагать тебе это…

— Но ты не имеешь права прогонять меня… если ты любишь меня.

— Если я люблю тебя! — Он посмотрел ей в глаза. — Ты не можешь сомневаться в этом, Фиона! Неужели ты сомневалась?

— Нет, — тихо ответила она.

Он обнял ее за плечи, и они вместе направились к ферме.

— Твой отец приходил ко мне, — сообщил Камерон.

— Я рада. — Она прижала руку к плечу. — Я надеялась, что он придет сюда.

— Он предложил мне работу в долине, — сообщил Камерон, и легкая улыбка тронула край его рта. — И я согласился.

Ее сердце было готово запрыгать от радости — значит, ему не надо будет возвращаться в Эдинбург, и они не расстанутся, что бы он ни решил с их женитьбой, пока он будет работать для «Гера»!

— Он сказал, что ему трудно одному управляться с «Тримором», а Алан еще слишком мал, чтобы возлагать на него ответственность. Ему нужен кто-то, кто мог бы приглядывать за поместьем в его отсутствие.

— В его отсутствие? — в недоумении переспросила Фиона. — Он собирается куда-то уезжать?

— Он упоминал об Америке. И кажется, что-то говорил о медовом месяце.

Фиона счастливо рассмеялась:

— Это все Элисон! Но зачем ему мы во время медового месяца?

Они дошли до «Гера», и он подхватил ее на руки.

— Я никуда тебя не отпущу, — сказал он, прижимая ее к себе. — Я никогда не хотел расставаться с тобой, Фиона, несмотря на все свои доводы. У нас все получится, любимая, я буду работать, не жалея сил, чтобы отплатить старику за все, что он сделал.

Фиона прильнула к нему, уткнувшись лицом в жесткий твид его куртки.

— Давай не будем больше говорить об оплате, — прошептала она. — Теперь между тобой и «Тримором» не может быть никаких счетов.

Он внес ее в дом, через порог, как внес бы невесту, и она увидела прялку, стоявшую в углу у камина, в котором горел огонь. Когда Айэн опустил ее, она подошла к прялке, как всегда чувствуя ее магнетическое притяжение, а он стоял и смотрел, как она легко коснулась пальцами длинных спиц. Ее забинтованные пальцы действовали неуклюже, и колесо сделало полоборота, прежде чем он наклонился над ним и остановил его, ласково, но твердо отстранив Фиону в сторону.

— Не сейчас, — сказал Камерон. — Боюсь, я тоже стал суеверным в отношении этой прялки! Знаешь, она вернула мне тебя! Ты ведь помнишь? Только женщина из рода Камеронов должна прясть на этой прялке! — Неожиданно он порывисто обнял Фиону. — О моя любимая! Теперь уже недолго, и потом ты сможешь прясть на ней сколько захочешь здесь или в «Триморе», что отныне не имеет значения.