Когда они примчались в Кулеану, там творилось что-то непонятное. В саду у входа в дом собралась шумная толпа темнокожих людей. Откуда-то доносился грохот барабанов и голоса, выводящие тягостный, заунывный напев.

— Будь все время рядом, — шепнул Лане Брик, когда они вышли из машины. — Я сумею с ними справиться. Они пришли сюда, потому что кто-то украл их святыню — статую Акуа, что стояла у пещеры. И они считают, что в этом виновата ты.

— Я?? — в ужасе воскликнула она. — Но почему?

Крепко взяв девушку за руку, он повел ее прямо к толпе. При их появлении крики стихли, и смолкли барабаны.

— Что здесь происходит? — строго спросил Брик.

Вперед выступил Мои. Обвиняющим жестом он указал на Лану и произнес:

— Она пришла, и Акуа исчез. Сначала исчез маленький бог, потом большой. Мы хотим, чтобы она вернула нашего бога!

— Ты же должен понимать, что она даже сдвинуть бы не смогла идола! — возмущенно возразил Брик. — Это не под силу и двум сильным мужчинам!

Лицо Мои не дрогнуло.

— Пелеке говорит, что она приносит проклятие.

— Пусть кабуна сам говорит за себя! — сухо сказал Брик, и вперед вышел морщинистый старик в грязной одежде, украшенной, словно в насмешку, белоснежными цветами. Он поднял обе руки и заговорил по-гавайски.

— Прекрати чирикать, — раздраженно заметил Брик. — Если хочешь что-то сказать, говори по-английски.

Лицо старика побледнело от гнева, но он проглотил обиду.

— Я — кабуна, потомок древних кабуна. Акуа наш бог. Эта хаоле украла нашего бога, — сказал он, указывая на девушку дрожащим пальцем, и замогильным голосом добавил: — Теперь придет проклятие!

— Пелеке, ты мудрый старик. Подумай сам, как слабая девушка могла уволочь ваше каменное чучело? — взорвался Брик. — Лана, ты хоть что-нибудь об этом знаешь?

— Ничего. С того самого утра я не была у пещеры.

Брик выразительно посмотрел на Пелеке, но тот только покачал головой.

— Значит это сделали менебуны, — упрямо заявил он. — Они забрали Акуа колдовством, потому что пришла она. Проклятие Акуа разрушит Кулеану, если эта хаоле не вернет бога!

Толпа снова завопила, опять загрохотали барабаны.

— Послушайте! — перекрывая общий шум, пронесся над толпой голос Брика. — Я понимаю вас, но поймите и вы меня! Я вызвал сюда Лану не для того, чтобы вредить вам, а чтобы спасти эту землю для вас! Она — залог вашей же безопасности. Если с моей дочерью будет все в порядке, то и Акуа найдется. Но если с ней что-то случится, ваш бог потерян для вас навсегда, и ни один дюйм Кулеаны никогда не вернется к гавайцам. Вам понятно?

Повисла гробовая тишина.

— Лана приехала, чтобы остаться, — снова заговорил Брик. — И я хочу, чтобы вы получше с ней познакомились. Скоро я устрою большое пиршество в ее честь. Калеа, Мои и Туту согласуют дату с Пелеке. Вы все приглашены.

Настроение толпы мгновенно изменилось — раздались радостные возгласы, даже барабаны забили как-то веселее.

Брик махнул рукой на прощание и повел Лану в дом.

— Они как дети, — сказал он, когда за ними закрылась дверь. — Пообещай им праздник — и все горести забыты. По крайней мере, на время… Нам надо попытаться побыстрее найти идола, хотя, быть может, тот, кто украл Акуа, уже удовлетворен результатом и вернет его на место.

— Но кто мог его взять?

— Не знаю, но намерен выяснить. Это могли сделать и сами гавайцы, желая снова тебя напугать. А мог быть и кто-то другой, решивший убрать тебя с дороги, поссорив с гавайцами.

— А что имел в виду Мои, говоря о «маленьком боге»?

Брик быстро взглянул на нее, затем пожал плечами.

— Откуда мне знать?.. Интересно, что сегодня на обед?

— Я хочу знать, Брик! — твердо сказала Лана, загораживая ему путь. — Уж не тот ли это маленький идол, что ты прислал мне вместе с блюдом, изображавшим сад? Курт сказал, что раньше он принадлежал Молли, и ты не имел права дарить его мне.

Брик вздрогнул, словно перед ним ударила молния.

— Ты сказала об этом Курту?!

— А почему бы и нет? — возразила она, невольно отступая под ледяным взглядом его прищуренных глаз. — Ты не говорил, что об этом нельзя рассказывать.

— Я говорю тебе это сейчас! Больше никому ни слова! Особенно Молли или гавайцам. Я предупрежу Курта.

— Но что такого в этом блюде?

— Все дело в этом проклятом идоле, — устало вздохнул Брик. — Нани хранила его в шкатулке с драгоценностями. После ее смерти я отдал его матери Молли, предложив в шутку сделать блюдо-сад, копию озера у пещеры. Мы и не думали, что безобидный сувенир будет так воспринят, но когда Молли принесла его сюда… — Он отвернулся и покачал головой. — Выяснилось, что маленький идол — одна из древнейших священных реликвий гавайцев, передаваемых из поколения в поколения. И вот представь себе картину: Молли вносит это дурацкое блюдо, а старый Пелеке, лишь взглянув на него, с воплями падает перед ней ниц. Я не мог допустить, чтобы из малышки стали делать богиню, поэтому я купил ей большую говорящую куклу, а идола потихоньку отправил тебе. Она ни о чем не догадалась тогда, а сейчас и вовсе об этом забыла.

— А как гавайцы отреагировали на его исчезновение?

— Как и следовало ожидать, — пожал плечами Брик. — Подняли страшный крик, но в конце концов успокоились.

— Не думаю. Курт считает, что я должна вернуть его Молли.

— Курт ошибается! Я этого не хочу. Оставь, пожалуйста, все как есть и узнай у Элси, когда обед. Я страшно проголодался.

Тем вечером, закончив наконец свое письмо к Вейни, Лана решила снова поговорить с отцом. Ей пришла в голову неожиданная мысль: Вейни может быть ему полезен! Вряд ли в данной ситуации Брик откажется иметь молодого неглупого сторонника, готового на все, чтобы заслужить его доверие…

Но Брик отказался, причем в такой категорической форме, что девушка возмутилась. Она приводила сотни доводов, но все они разбивались о твердыню его упрямства. Нет, ему не нужен здесь банковский клерк… Нет, он не нуждается в помощи разных бездельников с континента… Нет, он не намерен посвящать чужаков в свои семейные дела… Нет…

Когда же отец снова завел разговор о том, что ей пора бы уже забыть о Вейни и присмотреться к Курту, девушка просто махнула рукой и ушла. Возвращаться к себе в комнату ей не хотелось, и она отправилась бродить по дому.

Дом действительно был огромен, а бесконечные перестройки и реставрации так запутали его переходы и коридоры, что вскоре девушка поняла, что заблудилась. Она подошла к окну одного из многочисленных холлов и увидела внизу незнакомую часть сада. Значит, сама того не подозревая, она забрела в дальнее крыло, в котором еще ни разу не была…

Быстро сориентировавшись, Лана свернула направо, туда, где по ее расчетам должна была находиться лестница, но лишь попала в новый коридор. Пройдя его до конца, она остановилась и прислушалась. Что это, голоса? Нет, музыка… Она доносилась откуда-то слева, и девушка смело отправилась на звук.

Музыка постепенно становилась громче, обретала ритм и связность. Мелодия была очаровательна, но совершенно ей незнакома. Наконец она увидела дверь, из-под которой выбивался яркий сноп света. Лана толкнула ее и остановилась на пороге.

Это была комната Молли. Сама маленькая хозяйка, одетая в красочные гавайские одежды, самозабвенно танцевала, а на полу, скрестив ноги, сидел Курт с магнитофоном в руках. Девочка двигалась мягко и плавно, с удивительной грацией вторя всем своим пластичным телом окружающим ее звукам.

Но вот мелодия оборвалась на высокой ноте, и Лана не удержалась от аплодисментов. Курт резко обернулся.

— Это было великолепно! — сказала Лана, входя в комнату. — Никогда бы не подумала, что ребенок может танцевать так… так профессионально.

— Молли очень естественна, — ответил Курт, — а Брик нашел ей отличного учителя. Танец, который вы только что видели, совсем не то, что танцуют в ночных клубах и сценах Оаху или Главного острова. Это часть древнего обрядового ритуала, секрет которого передавался веками от матери к дочери.

— А где вы взяли такую чудесную музыку?

— Я записал ее в одной деревне… Думаю, Брик уже возил вас туда. Или он еще не решился рассказать вам, как собирается эксплуатировать туземцев?

— Эксплуатировать? — воскликнула она, задетая резкостью его тона. — Он и не думает эксплуатировать их, наоборот…

— Еще как думает! Зачем иначе стал бы он воссоздавать древнюю гавайскую деревню? Зачем иначе учить Молли танцам, истинный смысл которых вовсе не подходит ее возрасту? Почему бы ему не заниматься только ананасами и сахарным тростником? Нет, он доверил это мне, потому что собирается превратить Кулеану в крупный туристический центр. А на что клюют туристы? Разумеется на экзотику!

— Я вам не верю! — горячо возразила Лана. — Брик любит гавайцев, поэтому он и хочет…

Она вовремя прикусила язык, вспомнив, что отец запретил ей посвящать кого бы то ни было в его планы.

— Брик любит деньги, — сухо бросил Курт, — и все то, что может эти деньги принести. Когда дело касается взрослых, мне наплевать, но я не могу равнодушно смотреть, как эксплуатируют ребенка. — Он бросил быстрый взгляд на Молли, которая завороженно смотрела, как в магнитофоне перематывается кассета, и совершенно не обращала внимания на их разговор.

— Я не верю, — повторила Лана, — не верю, что отец может так поступать с Молли. Наоборот, просто здорово, что он учит ее старинным танцам. Девочка очень способна и грациозна, и ей обеспечено великое будущее в шоубизнесе.

На скулах Курта заиграли желваки.

— Да, если только ребенка не погубит то, что его приобщают к этому миру слишком рано… Я не наивен и понимаю, что судьба Молли не в моей власти, но все же очень надеюсь, что она не станет живой игрушкой в грубых чужих руках.

Его голос постепенно затихал, и последние слова он произнес уже еле слышно. Затем он резко передернул плечами и горько усмехнулся:

— Да кто я такой, чтобы судить других? Я сам здесь лишь потому, что мне хорошо платят, и другой такой работы мне просто не найти!

Музыка заиграла снова, и Молли забылась в очередном танце, а Лана, наблюдая за ней, думала о том, что Курт, конечно же, не прав. Если бы Брик намеревался использовать этого ребенка для своей выгоды, то сделал бы это сейчас, пока не исчезло чисто детское очарование ее танца, пока техника не вытеснила из него душу.